Аптека души сочинение егэ проблема

(1)Аптека души…(2)При раскопках дворца одного из фараонов Древнего Египта археологи обнаружили богато украшенное помещение со странной надписью у входа: «Аптека души». (3)Аптека – место, где делают и продают лекарства, чтобы лечить болезни человеческого тела. (4)А что же такое «аптека души»?

(5)Однажды в нашей 607-й школе появился новый учитель. (6)Директор объяснил, что это наш новый преподаватель литературы, что зовут его Александр Александрович Титов, что просит любить его и жаловать. (7)Всё это время с лица гостя не сходило выражение лёгкой досады: (8)«Ну ладно, хватит уже, оставьте, мы разберёмся сами».

(9)Первое появление Сан Саныча запомнилось не случайно. (10)По программе на этом уроке полагалось начинать «проходить Толстого». (11)Мы и начали. (12)Но как!

(13)Уже через несколько минут новый учитель лицом к классу, раскрыв томик Горького, стал неторопливо и вразумительно читать по нему очерк о Льве Толстом.

(14)Мы, что называется, оторопели. (15)Оторопели прежде всего от непривычности проявленного к нам доверия: можно слушать, можно и отключиться. (16)В классе повисла абсолютная тишина. (17)Захватила сама увлекательность такого труда – слушать, только слушать, а не записывать, и не напрягаться для ответов, не тосковать от обязательности запоминания. (18)И захватила магия звучащего мастерского литературного слова, которое в исполнении чтеца как будто разогревала воздух, погружала нас, слушающих, в гипнотическую словесную ауру.

(19)Добавлю, что весьма непростая эта литературная вязь была адресована нам без скидок на нашу возможную неготовность оценить её по достоинству. (20)Тем не менее слушайте, тянитесь, верьте в себя – это теперь принадлежит и вам тоже! (21)Так можно было понять, да так и хотелось понимать происходящее.

(22)В центре послевоенной хулиганистой Марьиной Рощи, в оторопевшем от предложенных ему гуманитарных горизонтов классе, сплошь состоящем из всегда голодных, обношенных и при этом, конечно, искрящихся тайным подростковым зовом непременно состояться мальчишек, – в таком вот классе звучал удивительный текст об удивительном их соотечественнике.

(23)«Видел я его однажды так, как, может быть, никто не видел: шёл к нему в Гаспру берегом моря и под именем Юсупова, на самом берегу, среди камней, заметил его маленькую, угловатую фигурку, в сером, помятом тряпье и скомканной шляпе. (24)Сидит, подперев скулы руками, – между пальцев веют серебряные волосы бороды, – и смотрит вдаль, в море, а к ногам его послушно подкатывают, ластятся зеленоватые волнишки, как бы рассказывая нечто о себе старому ведуну…(25)В задумчивой неподвижности старика почудилось нечто вещее, чародейское, углублённое во тьму под ним, пытливо ушедшее вершиной в голубую пустоту над землёй, как будто это он – его сосредоточенная воля – призывает и отталкивает волны, управляет движением облаков и тенями, которые словно шевелят камни, будят их…(26)Не изобразить словом, что почувствовал я тогда: было на душе и восторженно и жутко, а потом всё слилось в счастливую мысль:(27)«Не сирота я на земле, пока этот человек есть на ней!»

(28)Не сиротами были и мы, потому что был этот человек. (29)Сан Саныч пронзил наши души Толстым – с помощью горьковского текста, дал нам лекарство от всяческого безобразия. (30)Каким образом директор раздобыл для своей школы такого педагога, как Титов, остаётся загадкой. (31)А теперь и не спросишь…(32)Может быть, они вместе воевали…(33)Александр Александрович, которого мы сразу упростили до Сан Саныча, был контужен под Сталинградом. (34)С тех пор плохо слышал. (35)Глухота у него получалась странная: в определённом регистре она вообще не давала о себе знать, но если собеседник форсировал голос, она сразу себя сказывала. (36)Тогда он просил, чтобы мы говорили тише. (37)Но это нам не мешало. (38)Именно там, на занятиях у Сан Саныча, мы услышали известную запись голоса Льва Толстого – обращение к яснополянским детям. (39)Перенесённый с эдисоновских восковых валиков на пластинку голос слышен отчётливо в каждом слове: (40) «Спасибо, ребята, что ходите ко мне!.. (41)А то, что я вам говорю, нужно для вас будет. (42)Помните, когда уж меня не будет, что старик говорил вам добро».

(По Д. Орлову*)

*Даль Константинович Орлов (родился в 1935 г.) – киновед, сценарист, заслуженный деятель искусств РСФСР (1984).

В предложенном тексте Даль Константинович Орлов, киновед сценарист, поднимает проблему роли отдельной личности в формировании мировоззрения человека.

      Автор показывает читателям-  на примере появления в школе нового учителя литературы, как своей магией звучащего мастерского литературного слова, произвёл на весь класс впечатление. Он не заставлял записывать, ему не нужны были ответы на вопросы. Преподаватель своим рассказом сделал так, что в классе появилась гробовая тишина.

      Далее автор пишет, что эта литература была сложна для восприятия на слух и осознавания того, что ученики не готовы оценить её по достоинству. Учитель хотел донести до ребят, что если даже для вас этот текст является трудным для восприятия, то слушайте, тянитесь к знаниям и верьте в себя,

«Аптека души» Орлов сочинение

Кто такой настоящий учитель? Какие качества в нем привлекают детей? Как нужно преподавать свой предмет, чтобы не оттолкнуть от него, не испугать наукой? Эти проблемы поднимает в своей статье известный сценарист и критик Даль Орлов. Он рассказывает о первой встрече со своим преподавателем литературы Сан Санычем. Уже в том, как называет автор учителя, чувствуется огромная любовь и уважение к этому человеку. Сан Саныч поразил детей тем, что не стал анализировать произведение, разбирать образы, а просто стал читать книгу. И это, по мнению Д. Орлова,

было лучшее учение. В итоге он приходит к выводу: «Мы становимся теми, кто нас учит».

Без сомнения, автор прав. Настоящий учитель — человек, который не только знает предмет, но и сам любит его, переживает каждый миг общения с книгой и учениками. Такой учитель всегда найдет ключ к душам учеников, подберет интересную форму урока. Таких учителей, к сожалению, мало, и они, скорее, исключение из правил. Для того чтобы быть хорошим учителем, нужен талант. Талант общения, талант любви к ученикам и предмету.

В разных культурах народов мира слово «учитель» занимает одно из главных мест. И неважно, гуру он или мэтр,

он тот, кто воспитывает будущее страны, и потому его ответственность очень велика. Об этом говорят и строки известных поэтов, посвященные учителям. О них писал А. С. Пушкин в стихотворении «Была пора, наш праздник молодой…», Р. Рождественский, Ю. Ким, но больше всего, на мой взгляд, подтверждает мысль автора стихотворение В. Тушновой «Если б не было учителя…». В нем поэтесса говорит, что без учителя не было бы «ни Шекспира, ни Коперника, ни поэта, ни мыслителя». И Америка осталась бы неоткрытой.

В заключение хотелось бы привести знаменитые слова замечательного поэта А. Дементьева: «Не смейте забывать учителей!», они отдают нам душу, и мы не должны их подвести.

Вы сейчас читаете сочинение «Аптека души» Орлов сочинение

       

   

ЦЕ

Цемент, цепочка, целый, цербер, цедра, цена, процедура, целлюлоза, целлофан, цедить, целомудрие, центнер, цепенеть, церемония.

ЦИ

Цистерна, цитрусовые, цифра, циферблат, цирк, панцирь, циновка, цинга, цианит, циклон, цилиндр, цимбалы, цитадель, цитата, цирроз, циркуль, кварцит.

ЦЫ

Цыц, цыган, на цыпочках, цыплёнок, цыпа, цыкать.

Проблема влияния учителя на учеников

Текст: А. Куприн. Святая ложь

12.03.2020 20:14:10

Автор: Марина Смайлиева

---

Количество слов — 241

---

Здравствуйте, Марина!
К сожалению, ваше сочинение проверить невозможно, т.к. вы не сопросождаете его исходным текстом.

Возврат к списку

Душа человека – это нечто неосязаемое, необычное, мы не можем ее пощупать и рассмотреть. Никто никогда не видел наглядно душу человека, но почувствовать ее можно. Говорят, душа может принимать разные цвета и оттенки. У тех, кто творит добро, чист мыслями – она белая, светла.

У злобных, корыстных, завистливых людей – она темная. Пока ученые не могут это опровергнуть или подтвердить, на протяжении многих веков и тысячелетий они бьются над тем, чтобы рассмотреть душу человека и доказать, что она существует.

Душу образно можно сравнить с

горящим пламенем свечи, когда помыслы и дела чисты, огонь разгорается, внутри организма как будто разливается тепло. Когда на душе камень, от сделанного неправильного поступка, пламя, как будто от дуновения ветра гаснет, и становится холодно и зябко.

На протяжении жизни, человеку необходимо думать не только о физическом здоровье своего тела, но и о состоянии души. Духовно восстановиться и пополнить силы, можно в храме с помощью молитвы. Именно она помогает нам в трудные минуты.

Любуясь прекрасным, мы тоже развиваемся духовно. Классическая музыка, балет, картинные галереи – все это делает наш внутренний мир

богаче и красивее.

Стоит только оглянуться, и вы увидите всю красоту вокруг себя. Вот бабочка села на раскрывшийся бутон полевого цветка, солнце вышло из–за туч, детский смех звонко разливается в воздухе, все это прекрасно, откройте свою душу нараспашку и наслаждайтесь красотой жизни.

Древние люди, считали, что аптека души – библиотека. И только читая книги, человек наполняет свою душу спокойствием и теплом. Возможно, это так, ведь достоверно известно, что каждый великий человек, который оставил след в истории имел свою личную библиотеку (Иван Грозный, Петр Великий и др.). Именно из книг они черпали вдохновение и знания.

Не забывайте о своей душе, живите с ней в гармонии, и тогда жизнь наполнится яркими красками и позитивом. Ведь человек счастлив тогда, когда есть лад с самим собой.

Именно тогда все получается. Не стоит прислушиваться к общепринятому мнению, например, работу искать только престижную и высокооплачиваемую. Нет, она должна вам нравиться и приносить удовольствие. Старайтесь в жизни совершать поступки, которые вам по душе. Не идите против самих себя. Не загоняйте себя в угол.

В современном мире, для многих душа не важна. Выражение: «Самое ценное в человеке – душа», к сожалению, утратило смысл. Как правило, современные люди не смотрят на душу, а больше обращают внимание на социальный статус и финансовую сторону.

(1)Аптека души…(2)При раскопках дворца одного из фараонов Древнего Египта археологи обнаружили богато украшенное помещение со странной надписью у входа: «Аптека души». (3)Аптека – место, где делают и продают лекарства, чтобы лечить болезни человеческого тела. (4)А что же такое «аптека души»? (5)Однажды в нашей 607-й школе появился новый учитель. (6)Директор объяснил, что это наш новый преподаватель литературы, что зовут его Александр Александрович Титов, что просит любить его и жаловать. (7)Всё это время с лица гостя не сходило выражение лёгкой досады: (8)«Ну ладно, хватит уже, оставьте, мы разберёмся сами». 

(9)Первое появление Сан Саныча запомнилось не случайно. (10)По программе на этом уроке полагалось начинать «проходить Толстого». (11)Мы и начали. (12)Но как! 

(13)Уже через несколько минут новый учитель лицом к классу, раскрыв томик Горького, стал неторопливо и вразумительно читать по нему очерк о Льве Толстом. 

(14)Мы, что называется, оторопели. (15)Оторопели прежде всего от непривычности проявленного к нам доверия: можно слушать, можно и отключиться. (16)В классе повисла абсолютная тишина. (17)Захватила сама увлекательность такого труда – слушать, только слушать, а не записывать, и не напрягаться для ответов, не тосковать от обязательности запоминания. (18)И захватила магия звучащего мастерского литературного слова, которое в исполнении чтеца как будто разогревала воздух, погружала нас, слушающих, в гипнотическую словесную ауру. 

(19)Добавлю, что весьма непростая эта литературная вязь была адресована нам без скидок на нашу возможную неготовность оценить её по достоинству. (20)Тем не менее слушайте, тянитесь, верьте в себя – это теперь принадлежит и вам тоже! (21)Так можно было понять, да так и хотелось понимать происходящее. (22)В центре послевоенной хулиганистой Марьиной Рощи, в оторопевшем от предложенных ему гуманитарных горизонтов классе, сплошь состоящем из всегда голодных, обношенных и при этом, конечно, искрящихся тайным подростковым зовом непременно состояться мальчишек, – в таком вот классе звучал удивительный текст об удивительном их соотечественнике. 

(23)«Видел я его однажды так, как, может быть, никто не видел: шёл к нему в Гаспру берегом моря и под именем Юсупова, на самом берегу, среди камней, заметил его маленькую, угловатую фигурку, в сером, помятом тряпье и скомканной шляпе. (24)Сидит, подперев скулы руками, – между пальцев веют серебряные волосы бороды, – и смотрит вдаль, в море, а к ногам его послушно подкатывают, ластятся зеленоватые волнишки, как бы рассказывая нечто о себе старому ведуну…(25)В задумчивой неподвижности старика почудилось нечто вещее, чародейское, углублённое во тьму под ним, пытливо ушедшее вершиной в голубую пустоту над землёй, как будто это он – его сосредоточенная воля – призывает и отталкивает волны, управляет движением облаков и тенями, которые словно шевелят камни, будят их…(26)Не изобразить словом, что почувствовал я тогда: было на душе и восторженно и жутко, а потом всё слилось в счастливую мысль:(27)«Не сирота я на земле, пока этот человек есть на ней!» 

(28)Не сиротами были и мы, потому что был этот человек. (29)Сан Саныч пронзил наши души Толстым – с помощью горьковского текста, дал нам лекарство от всяческого безобразия. (30)Каким образом директор раздобыл для своей школы такого педагога, как Титов, остаётся загадкой. (31)А теперь и не спросишь…(32)Может быть, они вместе воевали…(33)Александр Александрович, которого мы сразу упростили до Сан Саныча, был контужен под Сталинградом. (34)С тех пор плохо слышал. (35)Глухота у него получалась странная: в определённом регистре она вообще не давала о себе знать, но если собеседник форсировал голос, она сразу себя сказывала. (36)Тогда он просил, чтобы мы говорили тише. (37)Но это нам не мешало. (38)Именно там, на занятиях у Сан Саныча, мы услышали известную запись голоса Льва Толстого – обращение к яснополянским детям. (39)Перенесённый с эдисоновских восковых валиков на пластинку голос слышен отчётливо в каждом слове: (40) «Спасибо, ребята, что ходите ко мне!.. (41)А то, что я вам говорю, нужно для вас будет. (42)Помните, когда уж меня не будет, что старик говорил вам добро». 

(По Д. Орлову*) 

*Даль Константинович Орлов (родился в 1935 г.) – киновед, сценарист, заслуженный деятель искусств РСФСР (1984). 

• Подготовка к сочинению ЕГЭ
• Подготовка к ЕГЭ по русскому языку

При раскопках дворца одного из фараонов (царей) Древнего
Египта археологи обнару­жили богато укра­шенное помещение со странной над­писью
у входа: «Ап­тека души». Апте­ка — место, где де­лают и продают ле­карства,
чтобы ле­чить болезни челове­ческого тела. А что же такое «аптека ду­ши»?Конечно, это — библиотека, хранилище книг.

Как только на земле появились книги, люди стали их
собирать. До на­ших дней дошла па­мять о лучших биб­лиотеках древности.
Известна библиотека глиняных «книг», принадлежавшая ва­вилонскому царю
Ашшурбанипалу, а также Александрий­ская библиотека (в Александрии Египетской),
где были собраны рукописные книги-свитки. К сожалению, Александрийская
библиотека погибла: часть ее сгорела в 47 году до нашей эры, часть была
уничтожена в 391 году уже нашей эры, а остатки — в VII-VIII веках. От знамени­того
книжного собрания остался только ка­талог — список книг, которые в ней хра­нились.

Были собрания книг и в Древнерусском государстве. Русь
тогда по уровню развития культуры не уступала главным европейским государствам.
Почти в каждом городе были библиотеки: в Чернигове и Суздале, Рязани и
Смоленске.

До сих пор неизвестна судьба библиотеки Ивана Грозного.
Иностранцы, бывавшие в гостях у первого русского царя, говорили, что в его
библиотеке были редкие книги, и не только на русском, но и на греческом и
немецком языках. После смерти Ивана Гроз­ного многие занимались поисками его
книг в тайниках под Кремлем, но пока ничего не нашли.

Петр Великий тоже был библиофилом (книголюбом). В его
библиотеке было мно­жество книг, рукописей, чертежей — в ос­новном по военному
делу, кораблестроению и мореплаванию. Были у Петра книги по токарному делу, о
садах и парках, об охоте, верховой езде, музыке.

Библиотеку свою Петр собирал всю жизнь. Когда по его
указу в 1714 году в

России была создана Академия наук, часть книг была передана
туда. И по сей день существует библиотека Академии наук, и по сей день хранит
она книги, любовно собран­ные когда-то Петром Великим.

ДЛЯ САМЫХ ЛЮБОЗНАТЕЛЬНЫХ

Вечной своей славой царь Ашшурбанипал обязан своей
библиотеке, но не только ей.

Древний поэт рассказывает:

«Покоилось оружие мятежных врагов,

Колесничие распрягли свои упряжки,

Острые пики и копья их лежали без дела,

И отпустили тетиву у луков;

И тем, кто с помощью силы

Пытался решить спор или вести борьбу с

противником,

Не давали бесчинствовать.

Ни в городе, ни в доме

Никто не пускал в ход силу, чтобы присвоить

Имущество товарища,

И на территории всей страны

Никто никому не причинял ущерба.

Одинокий путник мог спокойно

Совершать свой путь на самых дальних дорогах,

Не было разбойников с их кровавыми деяниями,

И никто не совершал никаких насилий.

Вся земля была мирным домом,

И чистым, как масло, были все четыре страны света».

Моя давнишняя приятельница Тамара со школьной скамьи увлекалась медициной. Потом стала врачом, защитилась. В последнее время заинтересовалась средневековой медициной, вернее травниками древних знахарей. Чего-то она в них обнаружила такое, что позволяло надеяться на… Ну, сами знаете, как это бывает. Поэтому я совсем не удивилась, когда она в один прекрасный весенний день вдруг предложила мне составить ей компанию: на несколько дней отправиться вместе с ней в Швейцарию в одну очень необычную средневековую библиотеку.
— Я покопаюсь там в некоторых древних фолиантах, а тебе тоже будет любопытно взглянуть на средневековую архитектуру, книжные миниатюры, ну, да ты сама найдешь там кучу всего интересного.
Почему бы и нет, подумала я, хорошо еще, что я, даже выйдя на пенсию, не потеряла способности вот так срываться с места и, сломя голову, отправляться куда-то в неизведанные дали. А тут всего-то Швейцария! Тем более, Тамара обещала покрыть за свой счет половину моих расходов на перелет и гостиницу.
От Цюриха до Санкт-Галлена мы решили добраться на поезде. Это всего-то час езды. Зато можно всласть полюбоваться проплывающими мимо пейзажами восточной Швейцарии. Городок, где располагалась нужная Тамаре средневековая библиотека находился в горах на высоте 700 метров над уровнем моря.
Подруге не терпелось заняться своими изысканиями, поэтому, оставив вещи в гостинице, мы сразу же отравились в библиотеку – центр притяжения средневекового монастыря. Монастырский комплекс с его главным собором в стиле барокко виден практически из любой точки города. Так что мы его нашли сразу. А добродушная хозяйка гостиницы фрау Марта напутствовала нас: «Наш городок – особенный, он лечит мятежную душу и успокаивает человеческие сердца. Вам он тоже поможет».
Уже при входе меня поразила надпись «АПТЕКА ДУШИ». Такого видеть раньше мне не приходилось. В нашем представление слово «аптека» прочно ассоциируется с лечением болезней бренного тела. А тут душа! А ведь верно! Библиотека – хранилище древних книг, т.е. знаний, оставленных нам предшествующими поколениями. Она хранит бесценное наследие предыдущих культур. А культура – это то, что лечит, просветляет и облагораживает душу человека. Собственно она и делает человека Человеком, существом, способным познавать себя и окружающий его мир и творчески отображать его в новых культурных проявлениях. Именно культура передает эстафетную палочку от поколения к поколению.
Размышляя на эту тему, я и не заметила, как Тамара куда-то исчезла, оставив меня разбираться со всеми вопросами самостоятельно. Поэтому я решила на первых порах примкнуть к какой-нибудь экскурсии, чтобы познакомиться с новым для меня местом хотя бы в общих чертах.
Случай тут же подвернулся:
«Библиотека расположена в Монастыре Св. Галла в швейцарском городе Санкт-Галлен недалеко от Боденского озера. В Средние века это была одна из крупнейших обителей Ордена бенедиктинцев Европы. В 1983 году внесена в списки памятников Всемирного наследия ЮНЕСКО, как совершенный образец монастыря эпохи Каролингов. Датой основания монастыря считается 613 год» — услышала я голос гида и поспешила незаметно присоединиться к группе проходящих туристов. Так я услышала легенду о создании самого монастыря и его библиотеки.
Легенда гласит, что ирландец Св. Галл не смог из-за болезни следовать за своим учителем и остался в этих местах. Рядом с небольшим водопадом он стал жить в пещере. Вокруг обосновались и некоторые другие ученики.
Живя в лесу, Св. Галл не раз делился хлебом с голодным медведем, и тот в благодарность стал носить ему бревна для строительства хижины. Так была заложена ячейка будущего всемирно известного монастыря Сен-Галл. Святой дожил до глубокой старости, а медведь перекочевал в герб города Санкт-Галлен, который впоследствии образовался вокруг обители.
На одном из зданий монастыря можно увидеть этот герб с уже известным нам медведем в компании с другими фигурами петуха, Пегаса и собаки. Поражает глубокая символика этих фигур. Ну, медведь везде в мире ассоциируется с силой и мощью. Здесь же он запечатлен в несвойственной ему манере: он символизирует БЛАГОДАРНОСТЬ за доброе дело. Согласитесь, это уже само по себе наводит на размышления. Не так уж часто в нашем мире это чувство украшает людей. Порой даже кажется, что именно оно к великому сожалению, как-то незаметно исчезает из нашего лексикона и из наших сердец.
Собаку обычно изображали на гербах как символ верности. Она часто сопровождала странствующих рыцарей. Петух («певец») в античности считался символом солнца, т.к. просыпался раньше всех и приветствовал рассвет. Считался атрибутом Аполлона, Афины и Деметры, а также Гермеса и врачевателя Асклепия.
Изображение петуха помещали на башнях и шпилях, его считали стражем города. Ночью, пока колокола спят, флюгер-петух охранял колокольни. Отсюда, петух – символ бдительности. Почему же он оказался здесь?
Св. Галл (по латыни Галлус означает «петух»). Так что вроде это в его честь. Тем более, что атрибутом Галла был петух. С другой стороны, римляне называли галлами племена, жившие на территории современной Франции. «Галльский петух» является в этой стране даже национальным символом.
Пегас («морские воды»), в древнегреческой мифологии сын Посейдона и Медузы-горгоны. Символ поэтического творчества и вдохновения.
Эти пояснения я прочла в небольшой брошюрке, которую купила пока бродила по залам, пытаясь снова найти группу туристов с гидом, от которой я безнадежно отстала, увлекшись рассматриванием богато иллюстрированных манускриптов. Искусство книжной миниатюры оказалось на изумительной высоте.
Из этой же брошюрки я узнала, что здание библиотеки является одним из самых красивых светских помещений Швейцарии. Она изукрашена фресками и лепниной, а пол украшает узорчатый паркет.
Я уже почти потеряла надежду вновь воссоединиться со «своей» группой, когда вдруг услышала знакомый голос гида:
«Библиотека Санкт-Галленского монастыря является одной из древнейших библиотек мира. Ее основу заложил первый аббат монастыря Отмар. В 754 году монастырь принял устав религиозного Ордена бенедиктинцев, который предусматривал для монахов также занятие наукой, литературой и искусством. Своего расцвета аббатство достигает в период каролингского возрождения, а при Пепине Коротком (отце Карла Великого) Отмар открывает здесь первую школу письменности и скрипторий, где монахи переписывали и иллюстрировали древние тексты, которые высоко ценились во всех странах Европы. Библиотека становится подлинным центром культуры и просвещения древнего мира, ибо хранит самое ценное сокровище – знания».
Группа проходила один зал за другим, останавливаясь на несколько минут около какого-нибудь известного артефакта. Гид, судя по всему, уже много раз водила здесь иностранных туристов. Она прекрасно владела материалом. Ее спокойный голос лишь в нужные моменты слегка повышался, чтобы акцентировать внимание слушателей на наиболее интересных вещах.
Золотой век библиотеки наступает в 9-11 веках. Тогда же создается идеальный план каролингского монастыря, самый древний в Европе. Впоследствии этот план был использован при реконструкции монастыря.
На красивых полках из ценных пород дерева собраны более 160 тысяч книг и древних манускриптов. Эта коллекция рукописных средневековых книг считается самой большой в мире. За стеклянными витринами выставлены древние травники, учебники по астрономии и хиромантии, самая первая рукописная немецкая книга — латинский словарь.
В полдень мы с Тамарой зашли в соседнее кафе, чтобы отвлечься от лавины всевозможной информации, которая буквально обрушилась на наши головы.
— Я жутко проголодалась,- жалобно пролепетала подруга. – Давай переключимся на здешнюю кулинарию. Думаю, это не менее интересная тема.
И мы принялись изучать меню, выискивая что-нибудь сугубо национальное.
Я остановила свой выбор на «Рёшти в Валлийском стиле» в керамическом котелке. Это восхитительное пюре, увенчанное соленым беконом, жареным яйцом и растопленным сыром Раклет. Подается вместе с острыми корнишонами и маринованным луком.
Тамара же ограничилась рагу из телятины и грибов по-цюрихски.
Однако, когда подали кофе, наше внимание вновь вернулось к библиотеке.
— А ты знаешь, монахи-то, оказывается, не только переписывали древние трактаты. Они еще и в небо смотрели очень внимательно. Представь, в 1006 году они зарегистрировали вспышку сверхновой звезды.
Тамара широко раскрыла глаза, чтобы еще больше придать важности этому сообщению. А меня удивило другое: как люди той далекой, но очень бурной эпохи ухитрились среди войн и всяческих междоусобиц сохранить и приумножить такие богатства.
— Ну, насколько я знаю, монастырь приобретал даже в Париже многие книги по астрономии, архитектуре, географии, старинные атласы, медицинские трактаты. Правда, во времена войн многое терялось, но не только это. Знатные особы во время посещения монастыря не гнушались прихватить с собой понравившиеся редкие книги. Другие же, наоборот, завещали монастырю свое имущество, в том числе и собранные домашние библиотеки.
Правда, подругу больше интересовали редкие собрания медицинских трудов, самые древние из которых относились к эпохе античности и раннего Средневековья. В них содержались сведения о применении лекарственных трав для лечения разных болезней, а также рецептура снадобий.
Позднее мы узнали, что в 1805 году монастырь был закрыт, но библиотека осталась в руках католической администрации. Многие священники продолжали служить здесь в качестве библиотекарей. С 1981 года библиотека полностью перешла в руки ученых, стала научным центром и музеем, а с 2002 года многие книги были микрофильмированы.
Список культурных сокровищ библиотеки экстраординарен. Здесь больше ирландских рукописей, чем в Дублине, есть около 15 рукописных экземпляров седьмого века, включая латинскую рукопись Евангелий, датируемую 750 годом. Есть астрономический учебник 300 года до н.э.
Здесь же хранится и самая древняя рукопись немецкого эпоса, вдохновившая Рихарда Вагнера на создание его опер. Собрание 1260 года включает, кроме других шедевров, рыцарский роман «Парцифаль» поэта Вольфрама фон Эшенбаха и «Песнь о Нибелунгах». Санкт-галленские версии «Парцифаля» и «Песни о Нибелунгах» послужили основой для современных изданий.
В нишах над шкафами расположились маленькие фигурки, символизирующие различные отрасли науки, искусства и ремесел того времени: поэт, врач, ботаник, столяр, аптекарь, отливщик колоколов и пушек, ювелир, певчий, художник, садовник, композитор, торговец, скульптор, географ, архитектор, астроном, математик.
В таком месте невольно ожидаешь, что вот-вот с тобой произойдет какое-нибудь чудо. Без него никак невозможно! И оно действительно произошло.
Тамара и я, уже вдвоем, долго искали какую-то книгу. На указанном месте ее не оказалось. То ли кто-то из читателей ее уже взял для работы, то ли поставил обратно не на то место. Я обратилась за помощью к проходившему мимо служителю.
— Такое иногда бывает, — ответил он. – А вы спросите собаку, она обязательно укажет вам выход.
И он отправился дальше. Я недоумевала:
— Какую собаку? Здесь нет никаких собак. Мы с Тамарой растерянно оглядывали зал. И вдруг…
— Смотри, смотри! – Тамара указала на небольшую статуэтку собаки с поднятой передней лапой, словно указующую на что-то. Всё еще недоумевая, Тамара проследила взглядом в том направлении, подошла к шкафу и там действительно обнаружила нужную ей книгу… Чем не чудо?
Накануне нашего отъезда домой мы с подругой решили позволить себе день отдыха и отправились в Музей тканей. Наука наукой, а женские пристрастия тоже не должны оставаться в стороне. Нам столько рассказывали об этом необычном музее, что мы просто не могли обойти его стороной. Текстильный музей находится в старой части города. Он размещен в здании, построенном в 1886 году, и более известном под названием «Палаццо Россо».
Музей славится, прежде всего, превосходной коллекций ручных и машинных вышивок из восточной Швейцарии, образцов старинных материалов из Египта, Нидерландов, Италии и Франции. Текстильное производство Санкт-Галлена было известно, начиная с 17 века.
Некоторые выставочные образцы можно даже потрогать! Ну, какая женщина не воспользуется такой возможностью?
Мы с подругой не были, конечно, исключением. С таким грузом новых впечатлений, которые нам дала эта поездка, можно было по праву возвращаться домой.

Аптека для души
title: Купить книгу «Аптека для души»:

feed_id: 5296
pattern_id: 2266
book_author: Погодин Радий
book_name: Аптека для души

При раскопках дворца Рамзеса Второго над входом в библиотеку археологи обнаружили надпись: «Аптека для души».

Слово «библиотека» означает собрание книг. Насколько же точнее, приближеннее к существу, было египетское понимание и книги, и библиотеки, существовавшее более трех тысяч лет назад.

Попросите вашего приятеля вообразить предмет, который вы ему назовете. Назовите книгу

И поинтересуйтесь, какую книгу он вообразил.

Толстую, — ответит он. Знаешь, такую… крепкую… Добротную. Приятно взять в руки…

Тонкую представляют редко. В основном снобы. Добротную — все как один.

Книга обязана быть добротной во всех отношениях, как по внешнему виду, так и по содержанию и по функциональному совершенству. Книга не имеет права трещать, скрипеть и лопаться, когда ее перелистываешь. Желательно, чтобы страницы переворачивались как бы сами собой.

Книга входит в понятие добра как предмет добра.

Книга входит в понятие науки как ее инструмент.

Книга входит в понятие архитектуры как ее субъект.

Книга — лекарство.

Книга — лучший подарок.

Однажды мой приятель пригласил меня на день рождения своего внука. А я не люблю на дни рождения ходить — сиди, парься, даже телевизор толком посмотреть нельзя, кто-нибудь из гостей обязательно заорет, споткнувшись о едва уже заметный пень справедливости: «Выпьем за деньрожденника!»

А деньрожденник весь в новом. Лезет на стул стихи читать. Отвертеться от дня рождения я не сумел, захватил книгу и пошел. Мальчик-деньрожденник — крохотный, беленький, бледненький, под глазами и у носа голубизна, но уже взрослый, галстук ему надели, на американский манер. Рядом с ним его мама, бестелесная от капустно-морковной диеты.

Даю мальчику книгу.

Читай. Книга — источник знаний.

Он помигал немножко, сделал свой носик красненьким и спрятал руки за спину.

До свадьбы заживет, — говорю. — Всем лучшим во мне я обязан книге.

Она отвечает:

Так это вы. А Петенька мой всем лучшим в себе обязан мамочке. Он думает, ваша книга стеклянная. У нее вид треснутый.

Смотрю — книга действительно похожа на стеклянную, у корешка целлофан сморщился, действительно похоже на трещину.

Не бойся, Петя, — говорю. — Мы ее сейчас откроем. Там картинки. Ты любишь картинки? Художник Флоренский Саша.

Мальчик Петя картинки любил. Мы начали открывать книгу. Книга скрипит, трещит, стонет. Что-то в ней лопается. Петя отодвигается от меня, прячется за мамину ногу. Мальчикова мама советует книгу не ломать. Объясняет:

Мы ее на стену повесим в кухне, как народное творчество.

Но я неумолим.

Наконец книга с треском разламывается — получается две полукниги. Мальчик Петя улыбается мне с пониманием, как будто мы с ним в моем далеком детстве вместе в детсадик ходили: понимает мальчик Петя, что меня, конечно, будут наказывать, сладкого не дадут, апельсинов лишат, может даже в угол поставят. Он теряет ко мне интерес и уходит в комнату, где телевизор — там пахнет озоном, ванилью и шоколадом. Если бы Пете очки на нос и белый воротничок с бантом вместо взрослого галстука, был бы он похож на моего погибшего на войне друга Степу. Степа очень любил читать. Ему казалось, что слова есть везде: на крыльях бабочек в текущей воде, в небе, на коре деревьев. Когда он читал, он высовывал язык, как бы пробовал слово на вкус. Иногда он язык быстренько втягивал, и рот захлопывал, наверное, обжигался.

Дети книжек теперь не читают, — шепчет мне Петина мама. — Книги и ордена теперь о другом говорят.

А мой друг Степа мечтал выучиться на архитектора. Хотел строить дворцы труда и науки. Но более всего мечтал Степа построить храм. Без икон и попов. Храм разума — Библиотеку. Он говорил мне:

Библиотека есть храм, равный Божьему. Бог и Разум — такой дуализм…

Однажды в новгородской детской библиотеке заведующая пригласила меня в свой маленький кабинетик, извлекла из закрытого на ключ шкафика книжки с рисунками Мавриной и одну книжку с рисунками хорошего ленинградского художника Завена Аршакуни — мою — «Петухи».

Эти книжки мы детям не выдаем. Дети их боятся. Даже плачут. — Лоб заведующей был светел. Губы заведующей были бледны. Глаза — как два изумруда, вставленные в рукоятку меча.

Я ей про Маврину не поверил. Хотя, если честно сказать, книжку, иллюстрированную Татьяной Алексеевной, трудно представить под щекой спящего малыша, ее работы должны висеть на стенах у взрослых медлительных людей, склонных к мифу и пантеизму.

Из ряда лубочно-праздничных деформаций, таинственных и неприступно высоких, может быть, только Юрий Алексеевич Васнецов прорвался к детям, остальных, и более всего Маврину, дети воспринимают как трагическое, как боль — дети отлично видят каркасы праздников, гвозди и скобы, которыми прибито к фанерным небесам карнавальное солнце. Любой театр дети воспринимают лишь через страх — скопом; оставшись с ним один на один, они горько плачут.

Про мою книжку «Петухи», оформленную Завеном Аршакуни, заведующая и рассуждать не стала, только сказала: «Закусывать надо». Потом подсунула мне другую книжку из того же шкафа, тоже мою — повесть «Ожидание».

В чем дело-то? — спрашиваю.

Обнажение. Нельзя так обнажать. Все радостны. Но все безысходно. Нужен исход. Еще лучше — Рай.

Рай — это отказ от страстей.

Рай — это порядок. — Она посмотрела на меня светлыми девочкиными глазами и заперла плохие книжки в шкафик. Она была хорошая честная заведующая, и я ее люблю. Наверное, она ушла на пенсию. Наверное, вместо нее прислали другую — крутую, из комсомольской гущи, врожденную мастерицу радостного салюта.

Когда после встречи с ребятами я уходил из библиотеки, молодые сотрудницы подарили мне мою книжку, которой дети боятся, с рисунками Завена Аршакуни. Они написали мне среди прочих такую фразу: «Спасибо Вам за то, над чем Вы будете смеяться и о чем Вы будете грустить в Ваших новых книгах». Вон как заверчено. Я их люблю как своих красивых сестер. Я всех библиотекарш люблю. А грустить я буду над утраченным временем. Смеяться же над собой…

Считая библиотеки храмами истины, а библиотекарш — жрицами — солнечными девами с удлиненными зелеными глазами, такими добрыми, будто в них, свернувшись калачиком, спит чудо, я, конечно, могу объяснить, почему отношение к библиотекам у нас в стране зиждется на замечательном тезисе — Бог поможет. Суть моего объяснения кроется в престижности домашних библиотек, многотомность которых поднимается с чиновным рангом владельца. «Берегите книгу, она моя!» — говорит штучный дядя. А народная библиотека, как и все народное у нас в государстве — ничье: народное образование, народная медицина, народное творчество…

Кто-то говорит, что библиотекарей заменят роботы на японских полупроводниках.

Раритеты можно хранить в музеях.

Детская литература — выдумки для первокурсниц…

Мне же кажется, что именно библиотеки остерегли мое поколение от воровства, от бандитизма, но все более я склоняюсь к мысли, что именно они спасли нас от дикости тем, что мы не веря в Бога, все же благодаря книге сохранили о нем представление, и от этого еще сильнее верили в честь, долг и мужество.

Что-то нас спасет сейчас, какой храм, какой миф?

Инкунабула — что это и сколько стоит?

Я брал книги в четырех библиотеках, некоторые прочитывал не отрываясь, некоторые лишь перелистывал, иные просто перекладывал из руки в руку. Мой друг Степа читал все. Устав читать, он закрывал глаза и прижимал книгу ко лбу.

Самой чудесной библиотекой в моем детстве была, уж так получается, — как подумаю, так именно ее вспоминаю, — библиотека имени Ломоносова в Гавани. Она на втором этаже, в жилом доме.

В библиотеку в то время стояла очередь. На подоконнике между этажами сидели старухи. Старух тогда по библиотекам много ходило — кто божественное просил, кто революционное. Читателей называли читарями. От читарей пахло заводом и пивом.

Мы со Степой выстаивали очередь и поднимали над головой пачки книг, перевязанные бечевкой или бинтом, — штук по пять, по шесть. Барьер, отделяющий абонемент от узкого пространства, где, как в трамвае, толпились читари, был высокий, рассчитанный на взрослого. Библиотекарша брала наши книги и через несколько минут мы получали таки же связки. Не помню, видел ли я ее лицо, наверное, видел. Конечно, видел. Но запомнил я только ее чистую узкую руку с аккуратными розовыми ногтями.

Почему шкетам сопливым по пять штук, а нам только по две? — вопрошали сердитые взрослые читари.

Они растут, им больше надо… — храбро отвечала наша библиотекарша. Степа мечтал построить такую библиотеку, чтобы все в ней светилось, чтобы прямо с небес. Он говорил: «В нее даже мухи залетать не будут. Что мухам в библиотеке — у них же мозгов нету». Такая библиотека у Степы плохо прорисовывалась, зато он придумал как приспособить под библиотеки пустые церкви. В церквах уже тогда картошку сваливали, хранили краску в бочках и цемент.

По Степиному проекту посередине церкви возводился столб из водопроводных труб, обжатых сварными железными кольцами, крашенный исключительно белой эмалью. Вокруг столба завивалась винтовая лестница с очень широкими размашистыми ступенями. Ступени упирались в книжные стеллажи, уходящие к стенам церкви. Стеллажи тоже висели на сварных, крашенных в белое трубах. Собственно, лестница эта была читальным залом, на ней и стулья стояли, и небольшие столы — если читарь записать что-нибудь пожелает. Но большинство читарей должны были сидеть на вощеных деревянных ступенях — можно было даже лежать.

Причем библиотека эта церковных стен не касалась — они существовали как бы вместе и как бы каждая сама по себе. И воздух в сквозной конструкции хорошо циркулировал, и воздуха было много.

Там, вверху, — говорил Степа, — самые умные книги. Там свет небесный…

Есть просто архитектура красивая, но есть архитектура гениальных прозрений. Как вы можете поделить архитектурный объем? Горизонтально на этажи. Вертикально перегородками. А вот архитектор Мельников Константин Степанович поделил объем по диагонали. В нижней части разместилось фойе с наклонным потолком, в верхней — зрительный зал с наклонным полом — всем нам знакомый современный кинотеатр. А сделал он это еще в двадцатые годы.

Целая толпа архитекторов пыталась упрятать библиотеку в скульптуру В. И. Ленина на верхушке Дома Советов — такое хотели возвести на месте специально взорванного храма Христа Спасителя в Москве, да так ничего и не добились — только выкопали котлован-яму. А Степа, мой друг, разместил библиотеку, не ломая храма, придав ей форму широкозахватного винта, ведущего в небо.

Это он заметил, что у библиотекарш красивые руки. У наших матерей руки были широкие, шершавые, они работали на станках с металлом, с острорежущей металлической стружкой.

Я не могу вспомнить, какие в библиотеках были лозунги и диаграммы, я вспоминаю руки библиотекарш. И кажется мне, я даже в этом уверен, что ни одной, способной схватить меня за ухо, — если бы я даже книгу украл, — таких не было.

Мы приехали в Бологое по приглашению знаменитой Бологовской библиотеки, а знаменита она была хорошей работой с ребятами. В этой библиотеке и к детским писателям относились замечательно, очень даже душевно.

Что библиотека действительно хорошая, нам всем стало ясно еще до того, как мы в нее влезли. Она стояла на ремонте, но работу не прекращала. Ремонт шел там, где была дверь, а дети лезли за книгами по дощатому трапу, перекинутому через глубокую весеннюю лужу. Надо было видеть, как они туда лезли — сплошной бесшумной массой, как мигрирующие муравьи за своей фантастической королевой.

Чего же они обратно не вылезают? — спросил я.

Вылезают. На ту сторону, во двор, — ответила мне заведующая. — Иначе бы тут не протиснуться. Они же садятся читать куда попало. Дом рядом, а они на кирпичах мокрых…

Я посмотрел на ее руки. Она спрятала их за спину.

Не знаю, какой была Александрийская библиотека, думаю, прекрасной, белокаменной, над морем стоящей.

Я люблю, когда библиотекарша Ленинградского дома детской книги Александра Александровна Платонова выносит мне книги из хранилища. Вкусы у нас разные, но Александра Александровна ко мне снисходительна — взять книгу из ее рук, сопровожденную ее замечательной улыбкой, и тут же начать читать в свете ее улыбки — это драгоценно. Я думаю, когда наше общество станет богатым, ведь поумнеет же оно наконец, оно позволит себе хорошо оплачивать работу образованных, душевных, красивых библиотекарш. И не возникнет такой дурацкой идеи, чтобы заменить библиотекарш на роботов. Книгу нужно давать из рук в руки.

От рук — доверие, — объясняла мне маленькому моя бабушка. — Даже разум — он из рук Божьих.

Человек на своем пути к Богу раздваивается, растраивается, идет по осыпям, по горным кручам и все же приходит к Божьему порогу. И оказывается, это было так близко, и не в горной области, но в области сердца.

Анекдот про жену большого начальника, которая надменно попросила в книжном магазине дать ей «вот ту книгу — «Варвару ха-ха века» («Варвары века»), был отчасти и про нас с бабушкой, мы не были надменными, но мы были варварами с голодными и жадными глазами. Мы жаждали книгу. Но книга нам не давалась. Книга вообще не всем подвластна. Есть люди, которые читают много, но как бы бесполезно: книги у них проходят ниже уровня разума, не принося, как лимонад в жару, утоления жажды, только отрыжку при вытаращенных глазах.

В гостиной и в кабинете у моего дяди, у которого мы с бабушкой жили — она по праву матери, а я по праву временного сироты, — стояли книги, много книг. Сверкали золотые буквы на их корешках. Книги вызывали в моей голове образы затянутых в ремни милиционеров и пожарных, сидящих на скамейках конных пожарных экипажей. Иногда книги напоминали мне матросов с надраенными пуговицами на черных бушлатах. Я хотел их схватить, но бабушка шлепала меня по рукам. Она шептала глухо: «А что б не хватал. А вдруг это про плохое. Вон какая черная. Всякие, брат, книги есть. Есть даже азиатские — про колдовство».

Были книги светлые, были книги с черными тайнами, с проклятым знанием, приносящим беду. В книгах было что-то от кладбища, их нельзя было трогать, не помолясь. Их должен был давать и позволять ученый специалист, как аптекарь свои пузырьки и пилюли. И когда мы с бабушкой уже научились читать на курсах ликбеза, то и те книги, которые нам выдавала библиотекарша, мы держали в руках, как бутылки с микстурой. Я, конечно, осмелел раньше бабушки и, переворачивая страницы, слюнил все пять пальцев. «Опоросятился», — ворчала бабушка.

Став школьником, я читал что попало и где попало: на крышах, на чердаках, за сараями — где не задувал ветер и не было сыро. Дома не почитаешь, дома кроме уроков, которые делать лень, всегда есть работа: валенки починить, пришить зимней шапке ухо, вымыть полы, надраить закопченные на примусе кастрюли. Книги попадались разные — даже такие деликатные, что я не пальцем страницы переворачивал, но раздувал их дыханием. Не слюнить пальцы меня научил мой друг Степа. Можно дыханием, можно гребешком — если его о штаны потереть, он становится электрическим, — можно китовым усом — тогда было много китового уса.

Наш дружок Валя, мальчик миловидный, беленький, с простодушными голубыми глазами, полюбился заведующей районной библиотекой, — наверное, у нее своих детей не было. Библиотека располагалась в райисполкоме на Большом проспекте Васильевского острова. И вот наш дружок стал пропадать там. И нам говорил, что он уже тысячу книг прочитал. Врал он бесхитростно, был добр и всегда делился тем, что имел. Он и пригласил нас со Степой.

Заведующая, как и наш дружок Валя, беленькая, пухленькая и миловидная, посмотрела, не грязные ли у нас руки, и запустила в сумерки стеллажей, в самое нутро библиотеки.

Сначала нам не понравилось — мы представляли библиотеку, только придуманную Степой — вверх, вверх — к свету. А тут все иначе — призрачно все, таинственно. Это было похоже на Наутилус капитана Немо. Валя стал хвастать, что, наверное, не тысячу книжек прочитал, а может быть, даже три тысячи. Молчаливый Степа дал ему кулаком по лбу.

Книги высились до потолка. Они не замечали нас. Они размышляли о чем-то. Они знали будущее. Тысячи книг. Ощущение было такое, что это живущий сам по себе и сам по себе творящий мозг — этакая квадратная голова, а мы в ней для головной боли. Мне, например, не то что страшно стало, но жутко и знобко, как в пустой церкви, когда на тебя, неумытого смотрят с икон святые в чистых дорогих рубахах.

Очень долго потом я внутрь библиотек не заходил. И сейчас стараюсь не заходить. И дома книг имею не много. А Степа что-то там в своем церковном проекте поправил, наверное, к своему Раю прибавил Ад. Наверное, он уже понимал, что Рай и Ад — это, в принципе, диалог с Богом.

Была финская война — я в Выборг не прорвался. Степа тоже. Некоторые ребята ездили, говорили, что там есть почти небоскреб и классная библиотека. Попал я в Выборг уже взрослым. И повели меня в библиотеку, построенную великим финским архитектором Алваром Аалто. Как мне с воодушевлением объяснили, Аалто разработал проект типовой народной библиотеки для рабочих поселков и небольших городков. И получил он якобы за этот проект Нобелевскую премию.

Библиотека поразила меня своей простотой и функциональностью. Ручки стеклянных дверей из водопроводных труб — и ни тебе мрамора, ни тебе фарфора, ко всему можно прислониться и на каждый выступ присесть. Конечно, архитектор Аалто — один из ярких представителей функционизма, но было в библиотеке что-то такое, отчего верхний свет, ниспадавший из барабанов на потолке, показался мне не просто светом дневным, но светом небесным. Центральная часть библиотеки, отнесенная к одному из торцов, раскрывалась вверх от пола первого этажа до крыши, где и стоял барабан, дающий читарям свет сверху. И винтовая размашистая лестница, правда, лишь небольшой сегмент, как идея. Но использовалась она на всю катушку: на ступенях сидели подростки, ослонясь о стены, стояли юноши, мальчишка рыжий, повиснув на перилах, не только книжку читал шевеля губами, но еще и перепиливал перила пятачком. «Пили, пили, милый, архитектор об этом твоем свойстве — пилить — подумал — приспособил под перила стальную трубу. А ты пили, если тебе перепиливание трубы помогает читать».

Главное — верхний свет, — объяснили мне мои экскурсоводы, молодые пламенные архитекторы. — К нему можно глаза поднять, уставшие от чтения, он их омоет. К электролампочке глаза не поднимешь.

Это была церковь — храм.

Из подкупольной части в неф уходило книгохранилище с легкими доступными стеллажами.

Знаменитый Аалто и погибший на войне мой дружок Степа смотрели в одно небо. Но в разных странах и небеса разные. У нас в стране библиотеки пока строят без верхнего света, даже без вентиляции.

Диалог с телевизором

Чувствую, именно здесь мне могут сказать, как упрек: мол, я это все специально так сочинил, мол, слишком уж талантливые у меня в детстве были друзья. Конечно, талантливые. Иначе как бы мы сохранились до сего дня. Разве при всех наших пер-тур-бациях мы бы добились тех подлинных побед, которые у нас все же были вопреки пертурбациям. Тут мы должны поклониться талантам уже ушедших и тем действительно народным, более того — всенародным библиотекам.

Написал «всенародным», и музыки захотелось.

Включил телевизор — беседуют специалисты по разведению лакового червеца, тутового шелкопряда, шелкопряда дубового и других цепных козявок. Знающие люди. Симпатичные. Говорят горячо и по делу. Если б им волю — мы бы все в шелке ходили. Может быть, даже артиллерийский порох и твердое топливо для ракет делали бы из шелка. Тут все дело в козявках и компетентности. Вот именно — компетентности.

Я такие беседы люблю смотреть с выключенным звуком. С экрана мне шевелят губами, и я в ответ шевелю. Получается диалог с телевизором.

Я звук выключил, и сразу же стало казаться мне, что лаковые и шелковые специалисты горячо говорят о детской литературе.

Плохая, — говорят, — у нас детская литература. А детские писатели — жулики.

У них одно на уме…

И за границу из них никто не уехал.

Кому они там нужны.

В последние годы правления Брежнева вспыхнула и задымила по газетам и журналам война с детской литературой. Во всех безобразиях, творившихся в стране, обвинялись детские писатели, особенно сказочники. Мол, толкают детей к абстрактному добру, к сомнительной христианской морали и неприличным западным образцам. Что вместо нашего замечательного Иванушки-дурачка придумывают бесклассовых антифольклорных героев с нерусскими именами-отчествами. Что современные детские книжки суть дудочка крысолова. Мол, с ее помощью детей уводят туда. А там…

А в телевизоре женщина с черными бровями и прямым белым носом вдруг говорит:

Нужно переосмыслить концепцию детства. Много социальных проблем у детей.

Я думаю, концепцию переосмысливать не надо — детство есть детство и социальных проблем у детей нет — это проблемы взрослых.

Когда в Европе демографическая ситуация вызвала сексуальную революцию с полным обнажением потаенного и его ливневым тиражированием и особенно сильно этот процесс проявился в Скандинавских странах, молодая шведская учительница Астрид Линдгрен написала удивительно целомудренную сказку «Малыш и Карлсон, который живет на крыше». И наверняка ни разу потом не пожалела, что не написала вместо «Малыша» гневный роман, бичующий наркоманию, детскую проституцию и порнографии тлетворный дух.

Ни само детство, ни детскую литературу нельзя калькировать с просто жизни и литературы взрослой. Есть участки, где они тесно соприкасаются, как два зубчатых колеса, взаимодействуя и сообщая друг другу движение, но, как я полагаю, и только. И может быть, именно политизация, социализация, криминализация, сексуализация детской литературы отвращают ребенка от чтения книг. Он книг боится. Они не витамин для него, не фрукт, но постоянно действующая клизма. И не примут они в свою душу ту страшную истину, что за свои амбиции, безбожие, невежество взрослые расплачиваются честью и жизнью детей.

Женщину с прямым белым носом отодвинула от экрана другая, то ли дама, то ли старушка, но страстная — лакмусовое существо. Приложишь такое к плохому, и плохое сразу же покраснеет. На плохое у нас потребность устойчивая. То, что для нас вчера было очень хорошо, сегодня для нас стало очень плохим. Великое Очень Плохое! О нем так приятно вести разговоры. Особенно дамские. Особенно смелые…

Сидит дама на экране, глаза у нее цвета раскисшей дороги, но в рисунке губ жесткость.

Да, — говорит она. — Дети — цветы жизни. Чистый лепесток.

Она говорит, конечно, о чем-то значительном в деле витаминизации шелкопряда. А я по ее немым губам свое понимаю. А в глубине экрана готовится вставить слово какой-то коконовод лысый с высокопоставленными, как у летучей мыши, ушами.

Кстати, ребенок вовсе не белый лист, но черный. Если говорить о зле в чистом виде — то это он. В нем нет ни доброты, ни любопытства. Это хищный рот, соединенный с жадным животом. Ребенок щиплется, лягается, кусается, бодается, все бьет и все ломает. Всех терзает, и никого ему не жаль. Он любит-обожает только себя. Он — сам. Он — крик. И когда он чем-нибудь завладевает, он сует добычу в рот и урчит аки тигр. И вот потихоньку-полегоньку мама любовью гасит в нем злой напор подсознательного. И любовью же пробуждает в нем сознание. Мать и есть Непорочная Дева. Рождением ребенка она очищает себя от всех грехов и вступает на свой крестный путь выведения младенца к доброте и любви. И некоторым литературоведам понять бы детскую литературу не как материал для препарирования и ковыряния, а просто как дерево, как цветок, как сад, где кроме горьких, все плоды сладкие.

Старушка-дама сказала из телевизора:

Так, — говорю. — Но не следует путать понятия «детское чтение» и «детская литература». Это, — говорю, — не интеллигентно.

Дамы своей интеллигентностью дорожат. Черты дамины исказились. На экране появился мужик лысый. И говорит с укором:

Может, ты нас, специалистов шелка и лака, научишь это дело различать?

Думаю: «Хорошо, что не критики шелководы. Критики бы еще и обозвали». Государство в свое время отдрессировало критиков как надсмотрщиков за литературным стадом и загонщиков на отстрел. Характер у них воспитался плохой — заносчивые они.

Различать, — говорю, — просто. В основу детской литературы полагается доброта как функция просветительства и морали — социальный оптимизм. Детское же чтение индивидуально — ребенок читает все, что попадается на глаза, а если он любопытен, то и сокрытое. Это факт его расторопности, его нетерпения. Японцы, — говорю, — переводят почти все детское, что издается у нас, кроме книжек с уголовщиной и прочими социальными проблемами. Они считают, что каждому возрасту свой напиток: детям — молоко, взрослым — пиво. Но если дети пьют пиво, то взрослые глотают слезы. Наверное, Горький Алексей Максимович недополучил в детстве доброты, только тычки да затрещины, потому и придумал соцреализм — детскую литературу для взрослых. И ведь ее охотно читали. Потому что мы инфантильны, Вася.

Васей я назвал критика. А он посмотрел на меня как на вынутого из-под автобуса и не сказал ничего. Даже сам изнутри каким-то образом выключил телевизор.

Спасибо сказать.

Но ведь действительно существует весьма заметный спад интереса ребят к книге. Ребенок с большим удовольствием смотрит телевизор, нежели читает книгу.

Говорят — телевизор дает детям все разжеванное, не нужно напрягаться. Так пусть дает неразжеванное, пускай показывает и сложные фильмы тоже, чтобы мозги скрипели. Но ведь они и тогда от телевизора не отойдут. Они смотрят и простодушные мультики, и картины Тарковского, и все подряд. В чем тут дело?

Известно, конечно, всем, что у человека шесть каналов познания — шесть органов чувств. Книга же эксплуатирует один — глаз. И то не все поле зрения, а только центральное пятно, причем в несвойственной зрению сильно растянутой временной цепи. Чтобы было понятнее, о чем я тут толкую, представьте, как глаз воспринимает живопись — цельно за считанные секунды. На книгу у него уходят дни, причем в тоскливом черно-белом диапазоне. Телевидение же использует широко и цветное зрение, и слух. Причем можно вскочить и заорать, что важно для активизации других органов чувств. Почему дети любят жевать во время чтения? Совсем не потому, что они голодны, — им не хватает сенсорной активности.

Люди, сделав виток по спирали развития, подходят к аналогу пения и слушания былин у костра, где отроки и видели, и слышали — ощущали тепло огня и холод ночи — включались в сложный диалог с природой через своего учителя и свои чувства.

«Но именно книга, фиксированная и широко тиражированная мысль, во много раз ускорила процесс познания, сделав развитие цивилизации лавинообразным», — сказал бы гордый критик. Но он молчит — надулся. Его телевизор погашен.

Любимая нами книга имеет, конечно, свойства, присущие только ей, — общение с книгой безгласно, интимно. Она развивает мечтательность, грезу — свойства натуры, не самые полезные сегодня. Книга — маленький эгоистический театрик. Конечно, нам его жаль.

Человек — эгоист по своей природе, любую технику он приспособит для нужд своего эгоизма — появятся маленькие электронные театрики. И мамы будут вытаскивать их у детей из-под подушек.

В будущем ребенок, правильнее сказать — человек, упорядочит свои отношения с коммуникацией, но сегодня он преодолевает стремнины и восторги новых возможностей. Книга безусловно потеряет свою безраздельную власть над миром. За рубежом к этому люди серьезно готовятся: конечно, если на небольшой дискете уже возможно записать содержание нескольких десятков книг — а толщина дискеты чуть толще хозяйственной фольги — и с той же дискеты снимать звук и там, где нужно, статичное или подвижное цветное изображение, то это будет уже не просто субъективное постижение знаний, но вливание их под давлением — ведь грядущая сложная цивилизация именно того и требует, а у нас пока только охают, только чешутся и уже загодя ностальгически ноют по книге.

Ребенок нынче встречается с телевидением раньше, чем с книгой. Книгу он еще слюнявит, а телевизор уже смотрит сознательно и уже отличает зайца от слона и трактор от коровы. Но вот наступает время, и мама берет книгу и читает ему сказку. И на все, что написано в книге, и на саму книгу накладывается непререкаемый авторитет матери. Таким образом, книга вычленяется из окружающего нас культурного фона как особая нравственно-воспитательная сущность. Именно она в дальнейшем оказывается способной противостоять разрушительному вулканизму подростковых разоблачений. И уже родители обращаются к книге как к авторитету в спорах, поскольку авторитет этот был ранее заложен в душу ребенка.

И если библиотека есть храм — второй после храма Божьего, то электронная информатика с дискетами, экранами, шлемофонами представляется мне похожей на атомную подводную лодку, на бомбоубежище, на автоматический завод по производству огнетушителей.

В электронной информатике не нужен свет с неба.

Дон Кихот

В блокаду я остался один. Выучился на автослесаря. Ремонтировал грузовики, разбитые на фронте. Сам сделал печурку из листового железа — все в блокаду печурками согревались — печи топить было нечем. Дрова у меня из сарая украли. И я украл — книги. Из соседнего сарая. Связки книг. Хозяева их, образованный народ, эвакуировались в Алма-Ату.

Я старался найти что-нибудь деревянное. Всю домашнюю мебель сжег. На Гаванской улице разбирали бревенчатый дом, и я норовил ухватить что полегче: рамы, части дверных коробок — словом, то дерево, что мне было по силам. Потом, когда тело мое приняло форму скелета, а отечные ноги — форму валенок и я выходил на улицу только за хлебом и за снегом для кипятка, я перешел на бумажное топливо и на обувь. Обувь давала больше тепла, чем книги, но ее было мало — особенно жарко горели галоши. Книги горели плохо. От них было много золы. Но особенно неприятно было книжки рвать — целиком они совсем не горели, обугливаясь, дымили и удушали огонь.

Каких книжек я только не наносил в кладовку из соседнего сарая от образованных людей. Больше всего было Гарина-Михайловского, писателя, которого сейчас, пожалуй, мало кто знает. Были у меня Золя, Шиллер, Мериме, Вальтер Скотт, Бальзак, были русские классики. Много было книжек советской поэзии в мягких переплетах. Была даже книжка Адольфа Гитлера «Майн Кампф» — ее я сжег с удовольствием. Я старался не думать, что жгу книги, пока мне не попался в руки «Дон Кихот». Это была книга моего старшего брата. Брат был во всем лучше меня, и не потому, что был старше. Он был объективно лучше. Жил он с отцом, мать с отцом состояли в разводе. Нас брат любил и пришел к нам жить перед самой войной. И в армию его провожала мама. С собой брат принес красивый переливчатый плащ и три книги: «Дон Кихот», Рабле и однотомник Чехова. Эти три книжки и были перед войной нашей домашней библиотекой.

«Дон Кихота» на моих глазах не читал никто, кроме прилежных девочек-отличниц, которые даже в баню ходят с книжками.

Я сидел у печурки и рассматривал картинки Доре. Хотел я и «Дон Кихота» в огонь засунуть. Но Рыцарь был из блокады. Художник Доре все предвидел. Рыцарь ехал на своем Росинанте через мою комнату — он был ленинградцем с изможденным до смерти лицом и непокоренным сердцем. В глазах его полыхал огонь, может быть, огонь тех книг, которые я уже сжег.

Мне вспомнилась фраза, сказанная о Дон Кихоте братом: «Камень, брошенный в Рыцаря, попадет в нас. Заслони его, если понадобится…» К тому времени мой старший брат уже погиб где-то в Карпатских горах.

Когда брат принес «Дон Кихота», я сказал ему:

Неужели ты это читаешь? Это же для детей.

Это для всех, — сказал он.

Лев Толстой гениальнее.

Может быть.

Он тронутый.

Тронутый, — согласился брат. У брата были очень ясные глаза: если у меня они были как два маленьких серых булыжника, чуть в синеву, то у него, может быть, те же камни, но на дне веселого ручья. — Он не душевнобольной, — сказал брат. — Но тронутый безусловно. Смотри, как здорово: тронутый идальго въезжает в мир на своем Росинанте и оказывается, что мир густо населен умалишенными. Пока тронутого Дона нет, общего сумасшествия не видно — всюду грязь и все грязны. Художники говорят: чем больше грязи, тем больше связи. В социальных палитрах каждый цвет существует с добавкой «грязно»: грязно-голубой, грязно-зеленый, даже грязно-черный. А тут въезжает на Росинанте Рыцарь ослепительно чистый. Тронутый в сторону чистоты. Ты понимаешь, что мы видим?

Понимаю, — сказал я. Но сам я этого тогда не видел, и мне в оправдание было лишь то, что сам я тогда «Дон Кихота» не читал — пробовал, но скуку эту не одолел.

Брат объяснил, что позже этот прием, но с обратным знаком, использовал Гоголь в «Мертвых душах», где мошенник Чичиков на фоне российских негодяев выглядит чуть ли не образцом благородства. Гашек использовал прием Сервантеса прямодушно: солдат Швейк у него сумасшедший даже со справкой. И на фоне нормального сумасшедшего со справкой армия Франца-Иосифа выглядит толпой идиотов и воров. Остап Бендер у Ильфа и Петрова — тот же прием.

«Золотого теленка» я еще тоже не осилил, эта книга мне тоже казалась глупой и скучной. Брат знал о моих затруднениях — глаза его смеялись.

Конечно, — говорил он. — Глупо сражаться с баранами, если это бараны. Но если это народ…

А почему его каторжники побили? — спросил я заносчиво.

Если ты каторжника освободил, это еще не значит, что он перестал быть убийцей и вором.

Но злость берёт — такой дурак, — сказал я.

Ты помнишь клоунов — Белого и Рыжего? — спросил брат. — Тебе всегда, конечно, было жалко Белого? Дон Кихот и Санчо Панса — клоунская пара.

Не заливай.

Да нет, так оно и есть. Это еще одно чудо этой книги. Идеи Белого клоуна — Дон Кихота столь высоки, что он не кажется нам шутом, но скорее святым. Дон Кихота посвятил в рыцари трактирщик. Они альтернативны.

Что? — спросил я. Мода на иностранные слова тогда процветала, но на какие-то моряцко-спортивпые.

Взаимоисключающи, — сказал брат.— Рыцарь — альтернатива трактирщику. Санчо Панса — трактирщик. Но он сострадает Дон Кихоту, как всякий Рыжий клоун сострадает клоуну Белому. И сострадание это снимает взаимоисключаемость — они могут через сострадание друг к другу сосуществовать. Рыжий клоун знает, что без Белого клоуна людям не справиться с жизнью. Дои Кихот выше религии. Выше Христа. Но он смешон, и поэтому люди в церкви молятся Христу. Дон Кихота они втихую сожгли на костре. Дон Кихот — разрушитель религий. У него одна молитва — Дева.

Я возразил, сказав что-то насчет идиотских великанов.

И великаны, — сказал брат. — Они не бред собачий. Рабство — это не плен, это наклонность. Мы каждое мгновение готовы подчиняться: «Король убит. Да здравствует король!» Обжорство. Глупость. Мошенничество. Невежество. Нет пороков-карликов — все великаны. Пьянство пока неистребимый великан.

Тогда зачем сражаться?

Чтобы не погибнуть. Жизнь — борьба с самим собой.

А ветряная мельница?

Это особый великан, самый страшный. Ветряная мельница — мать машинной цивилизации. Но определению Маркса. Сервантес до этого сам допер в шестнадцатом веке. Машинная цивилизация поработит человеческий разум, заставит наш мозг трудиться лишь над совершенствованием машин. Ветряная мельница истощит землю, прогрызет ее, как червь яблоко. Истощит душу…

Но зачем он себе Дульсинею придумал?

Брат пожал плечами.

«Дон Кихота» я не сжег. Не сжег Чехова Антона Павловича и Пантагрюэля. «Дон Кихота» я не читаю. Но когда читаю Каштанку или Ваньку Жукова, я вижу блокаду, вижу глаза Горгоны, которые убивают.

И думаю: «Если не сбылась мечта моего друга Степы и мы не построили Библиотеку-Храм, то пока еще не построили и памятника библиотеке. Библиотека еще жива. Отчего же ей было так плохо?»

Мы не нуждались в свете с небес! Долгое время. Древние греки называли такие времена Темными Веками. Но Рыцарь Печального Образа ехал на Росинанте по нашим просторам…

Он едет через наши сердца. Через сердца молодых. Через сердца детей.

Я обращаю свои глаза к книге. Я ставлю ее на полку. Миллионы книг я ставлю на полку. Чтобы сторожить.

Вдруг кто-то великий вырубит электричество. А книгу ведь и со свечкой можно читать.

АПТЕКА ДЛЯ ДУШИ

П
еред летними каникулами в школах проводятся досуговые занятия. В нашей школе в прошлом году подготовили для учащихся 7-8 классов познавательный спектакль, названный «Аптекой для души». Он был приурочен к Общероссийскому дню библиотек, который отмечается в стране 27 мая. Я организовала выставку новых поступлений, обновила имеющиеся каталоги учебников, книг. Знакомила посетителей с фондами библиотеки, правилами работы над книгой, отвечала на вопросы читателей.

Библиотекарь:
Впервые в истории нашей страны указом президента 27 мая 1996 года официально учрежден День библиотек. И это правильно, ведь библиотека в жизни общества всегда имела огромное значение.

Помощник: «Дом мудрости», «Храм слова» — так называли библиотеку в прошлые века.

Первый читатель:
Когда я вхожу в библиотеку, мною овладевает торжественное настроение. Величественные ряды изданий многое говорят сердцу и уму. «певцы красноречивы, прозаики шутливы в порядке стали тут»- восторженно писал Пушкин, будучи лицеистом, любуясь книжными полками. Вид многоцветных корешков, кожаных переплетов, отливающих золотом тиснением, титульных листов, набранных старинным шрифтом, создает ощущение гостеприимного радушия. Имена авторов и героев заставляют мысленно преодолевать пространство и время.

На полке за Вольтером

Вергилий, Тасс с Гомером

Все вместе предстоят.

В час утренний досуга

Я часто друг от друга

Люблю их отрывать

Второй читатель:

В библиотеке тишина

Совсем иная, чем повсюду.

Мне кажется, порой она

В себе утаивает чудо.

В ней слышен зов далеких стран,

В ней скрыты тайны океанов.

Помощник:
Скажите нам, где книги наши?

Библиотекарь:
Они во мгле библиотек!

(Под восточную музыку входит египтянка.)

Египтянка:
Самые первые библиотеки появились в Древнем Египте. При раскопах над входом в одно из помещений дворца фараона археологи обнаружили надпись — «Аптека для души». Этот вход, отделанный золотом, вел в библиотеку, основанную при Рамзесе 2 около 3 тысяч лет тому назад. По мнению древних египтян, книги можно было сравнить с лекарством. Только не от гриппа и ангины . Это лекарство делает сильным ум человека, облагораживает его душу.

В Древнем Египте использовали в качестве писчего материала папирус. А в древнем государстве в области Междуречья книги представляли собой глиняные таблички, которые хранились в специальных ящиках. В такие библиотеки надо было не ходить, а ездить на телегах, чтобы увезти хотя бы одну книгу — целый ящик. В библиотекари брали сильных мужчин, а помогали им грузчики-рабы.

(Под греческую музыку входит Аристотель, держа в руках свитки.) Навстречу ему идет грек.

Грек:
О, Аристотель, куда ты так спешишь?

Аристотель:
Спешу в храм – в Александрийскую библиотеку. Там ждет меня мой ученик Александр Македонский. Он помогает мне в ее создании.

Грек:
Да, библиотека в Александрии имела замечательную коллекцию книг. Писатели и ученые всего мира приезжали сюда заниматься научной и литературной деятельностью. Четыре раза горела эта самая знаменитая библиотека мира. При завоевании Александрии арабами в 640 году н. э. от этого величайшего книгохранилища древности не осталось и следа.

Аристотель:
И уже много веков романтики надеются найти хоть малую часть ценных архивов.

Звучит колокола. и писец.

Ярослав Мудрый
: Пиши указ: Повелеваю собрать триста отроков и учить книгам их, чтобы сделать из них отменных книжников, вокруг которых, как жемчуг поверх песчинок, наросли бы книжные хранилища.

Входит летописец Нестор, садится за стол и начинает писать.

Нестор
: Заложил Ярослав град великий, у этого же града златые врата. Заложил и церковь святой Софии. И книгами прилежал, читая их часто ночью и днем. И собрал писцов многих, ими же поучаясь, верные люди наслаждаются учениями божественными. Ярослав же, книги многие написав, положил в святой церкви, которую создал и украсил ее златом и серебром.

Библиотекарь:
Так летописец Нестор поведал о создании в Киеве первой государственной библиотеки. Это произошло в 1037 году. К 12 веку книгохранилища были уже во Владимире, Полоцке , Муроме, Ростове, Чернигове. Характерной особенностью монастырских библиотек, самых значительных из всех имевшихся в средневековой Руси, стало объединение ими функции создания, использования и хранения книг.

Библиотекарь
: Это небольшое путешествие, конечно, не описание истории библиотек, а лишь очень короткие рассказы о первых библиотеках античного мира и Древней Руси. Не рассказать о них было нельзя. Ведь оттуда пришли к нам многие библиотечные понятия: каталог, картотека, да и само слово библиотека, конечно, понятие книга.

В старину были глиняные, пергаментные, берестяные книги. Глиняные книги делали в Месопотамии. На мягкой дощечке писцы трехгранной палочкой выдавливали знаки, которые были похожи на клинья. Такая письменность называется клинописью. Затем дощечки обжигались и хранились в деревянных ящичках.

Помощник:
Александрийская библиотека имела 70 тысяч свитков. Царь Пергамского царства Евмен 2 решил создать библиотеку, превосходящую египетскую. Когда об этом узнали египтяне, они запретили вывозить папирус из Египта. Тогда пергамцы научились делать книги из шкур животных. Этот материал назвали «пергамент». Он очень дорогой, так как на одну книгу нужно почти целое стадо. Несколько таких книг было изготовлено в Киевской Руси, одна из них – «Остромирово Евангелие».

Один из читателей
: Берестяные грамоты изготавливались из коры березы. На ней писали наши предки славяне. Знаки наносились костяным стержнем с ушком вверху, сквозь которое продевалась тесьма. Такую своеобразную ручку можно было носить на поясе. Береста была дешевой, поэтому получила широкое распространение на Руси.

Помощник:
Создателями первых рукописных книг были монахи. На изготовление одной книги уходило пять-семь лет. Первая буква рисовалась яркой краской или растворенным золотом. Каждый новый абзац начинался с красной буквы. Отсюда и пошло выражение «начать с красной строки».

Писцы использовали гусиные перья, а готовые листы одевали в переплеты из деревянных досок, обтянутых кожей. Обложку украшали драгоценными камнями , золотыми и серебряными застежками. Вот такая была дорогая книга! Ее можно было обменять на табун лошадей или стадо коров. Но люди ценили книги больше дорогих украшений, и в случае опасности, прятали их в подземельях монастырей.

Библиотекарь:
Начало книгопечатания ускорило распространение книг на Руси. Первая точно датированная русская печатная книга — «Апостол». Ее напечатали в 1564 году русский просветитель Иван Федоров и его соратник Петр Мстиславец. А изобретателем книгопечатания является немец Иоганн Гуттенберг, который в середине 15 века в Майнце напечатал так называемую 42-строчную Библию-первое полнообъемное печатное издание в Европе, признанное шедевром ранней печати.

Читатель:
Библиография в переводе с греческого означает «книгоописание». Библиографы рассказывают о книгах о книгах. На Руси первая библиография появилась в 11 веке.

Когда книг стало больше, появилась книжная торговля. Владельцы книжных лавок специально печатали списки новых книг, поступающих в продажу. В 18 веке писатель и критик Николай Иванович Новиков издавал библиографический журнал «Санкт-Петербургские ученые ведомости ». В нем печатались не только списки книг, но и аннотации к ним, то есть краткие заметки, поясняющие содержание. Так становилась вспомогательная наука библиография.

Звенит колокольчик, извещая о конце урока. В библиотеку входят читатели.
Первый учитель
: Мне нужна литература о материках.

Библиотекарь,
уточняя характер вопроса, выдает том БСЭ.

Второй читатель
: Нужна книга, которую учитель назвал на уроке.

Библиотекарь:
Какую книгу?

Второй читатель
: Ну, ту, которую все из нашего класса берут, синюю.

Библиотекарь:
Ах, синюю. Уточни, пожалуйста, название книги и автора.

Один из читателей
:

А каждый читатель как тайна,

Как в землю закопанный клад,

Пусть самый последний, случайный,

Всю жизнь промолчавший подряд.

Во время чтения на сцену выходит группа учеников с портретами Загоскина, Одоевского, Лобачевского, Крылова, Стасова.

Библиотекарь:
Библиотекарь-хранитель нашей исторической памяти. Многие великие люди были библиотекарями

Библиотекарь:
Нашу с вами встречу хотелось заканчивать словам Рериха: «Каждый библиотекарь является другом и художника, и ученого.

Представьте на минутку: вы идёте по обычной улице, мимо обычных «коробок» и вдруг — дверь… а над ней, ни много ни мало, значится: «Дом счастья». Вы берётесь за дверную ручку, тянете её на себя и…

А что бы вы хотели увидеть внутри?

Конечно, у каждого из нас своё представление о счастье, а значит, и о «Доме счастья». Но кое в чём мы всё-таки, большинством голосов, сойдёмся: самые яркие мгновения и долго длящиеся состояния счастья — они оттуда, из детства. Когда вокруг всё было живое и таинственное. Когда в лесу можно было встретить лешего, на речке — водяного, а в доме всем заправлял домовой. И пусть мы их никогда не видели (разве что мельком) — мы знали
, что они есть. Потом, с годами, это знание куда-то запропастилось, мир вокруг стал понятным, объяснимым — и неинтересным…

Но есть особенные люди, которые не забывают… Может быть, потому что не перестают удивляться и смотреть на мир заинтересованными, любящими глазами. И по-прежнему, как и в детстве, живут в Стране счастья и приглашают в гости всех-всех… Как художница Татьяна Калинина. Она подарила городу, с которым связала её судьба, — столице Карелии Дом счастья.

Правда, над входом в него другая надпись: «Дом куклы». Но задумывала его эта удивительная дама как место волшебное, меняющее: человек, не важно, взрослый он или маленький, знающий жизнь или только вступающий в неё, приходит в Дом одним, а уходит… впрочем, уходить из него совсем не хочется! Ну кто захочет уйти из сказки?

Здесь находишь что-то своё, родное-родное, окунаешься в мир, который с самого начала и безусловно живёт по закону Добра и принимает тебя таким, какой ты есть. И ты перестаёшь куда-то бежать, перестаёшь суетиться, а сердце отогревается и снова становится лёгким и светлым — находит лекарство в этой «Аптеке для души»!

А всё потому, что главные обитатели здесь — куклы. Хотя это не совсем так: ведь, не успев войти и поздороваться с учёным котом (тем самым, из Лукоморья!), ты забываешь, что перед тобой — куклы, а ты в галерее. Ты оказываешься в сказочном мире и встречаешься лицом к лицу с Лешим и Кикиморой, с Домовым и Банником, с Судовым и Русалкой, и они тут — живые
, точь-в-точь такие, какими ты знал их в детстве! Спасаясь от нашего неверия в них и страха, добрые духи-обитатели наших лесов и озёр и многочисленные домовые, которые испокон веков жили рядом с человеком, укрылись в сказках. А благодаря Татьяне Калининой смогли принять зримые очертания в образах кукол и собраться вместе под одной крышей, чтобы мы увидели, какие они на самом деле, и перестали бояться «нечистой силы»…

«Дом куклы Татьяны Калининой» открылся 11 лет назад, в июле 1999 года. А через два года его хозяйка ушла… Чтобы Дом счастья мог существовать таким, каким она мечтала о нём: частная галерея с атмосферой тепла и уюта, с бесплатным входом (разве счастье можно продавать?), с увлекательными экскурсиями, библиотекой, мастерской и многим-многим ещё, — нужно было столько сил! И она ничего не пожалела, не оставила для себя, про запас. Отдала всё без остатка… Но удивительно: она ушла — и не ушла. Здесь во всём чувствуешь её присутствие, её безмерную щедрость, и в тебе тоже начинает оживать вера в Сказку. Та вера, которая самого обычного человека превращает в Волшебника. Помогает вернуться к себе самому, поверить в себя и свои мечты. А не это ли лучшее лекарство для души?

Знаете, рассказывать о «Доме куклы Татьяны Калининой» всё равно что описывать, как действует на душу это замечательное лекарство. Чтобы оно помогло вам — его лучше принять. И пусть для того, чтобы приехать в Петрозаводск, нужно преодолеть несколько сотен километров — дело того стоит! И может быть, после этого посещения в вашем городе тоже появится «Аптека для души» и «Дом счастья». И откроете их вы. Почему нет?

	Старуха в черном платке на заднем плане — это Дворовая, она живет на крестьянском дворе и считается покровительницей домашних животных. Ей во всем помогают две крысы, которые все видят, все знают и обо всем рассказывают своей хозяйке.
	Гнётка знает судьбу всех членов семьи. Он живёт под кроватью хозяина дома, как большая лохматая собака. Гнётка приходит по ночам и с помощью снов рассказывает человеку о том, что его ждёт. Он не очень красив, поэтому Татьяна скрыла его лицо. А вот глаза у него — живые! От них трудно отвести взгляд…	Это существо с густой шевелюрой и красными щёками — дух-хозяин бани, Банник
Это — компания Дивиков (от слова «диво», «дивный»). Они потомки Дива, духа-защитника людей. Поэтому Дивики такие разные по характеру. Находясь рядом с человеком, они забирают его печали, раздражение, обиды и мелкие неприятности, а взамен отдают хорошее настроение. Этих существ придумала сама Татьяна Калинина. Или, может быть, мы узнали о них благодаря ей?..

Описания кукол взяты с сайта галереи: kukla.karelia.ru.