Чтоб не очень то сквозило на давно заброшенном егэ

Задания

Версия для печати и копирования в MS Word

Задание 15. Правописание Н и НН в суффиксах

Укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) пишется НН.

Задание 1

Всё было реше(1)о: герцог передал Герману измаза(2)ые краской книги, деревя(3)ую шкатулку с чертежами и ветхую рва(4)ую карту.

Задание 2

Рассвет, раскраше(1)ый самыми яркими красками палитры небесного художника соверше(2)о поразил Машу, отчего пальцы ее невольно сжались на краях шерстя(3)ой шали.

Задание 3.

На багря(1)ом небе разливались краски, отражавшиеся в слюдя(2)ых окнах избушки. Посла(3)ика не было.

Задание 4.

Девушки ушли разочарова(1)ые. Игра была выигра(2)а, но и это никого не смогло развеселить. Музыкант из Орехово был их единстве(3)ой радостью.

Задание 5.

Птенец был совсем домашний, вернее, карма(1)ый. Летать он ещё не умел, поэтому был рад травя(2)ому гнёздышку, свитому детьми, спрятанному в углублении между старыми кусками песча(3)ика.

Задание 6.

Утверждали ещё, что в Петербурге было отыска(1)о какое-то громадное противогосударстве(2)ое общество. Как нарочно, в то же самое время в Москве была арестова(3)а поэма нашего достопочте(4)ого Степана Трофимовича, написа(5)ая им ещё лет шесть назад в Берлине.

Задание 7.

Книг у прабабушки было много: стари(1)ые церковные, с металлическими застёжками, в переплётах из тиснё(2)ой сви(3)ой кожи, подшивка журнала «Крокодил» за 1938 год и целая вязанка бесце(4)ых произведений русских классиков.

Задание 8.

Чтоб не очень-то сквозило на давно заброше(1)ом сеновале, Данила зашил старыми ваго(2)ыми досками прорехи, щели в глубине деревя(3)ого сеновала; в общем-то, было и безветре(4)о, и покойно.

Задание 9.

Оба, растрога(1)ые, пошли в дом и стали пить чай из стари(2)ых фарфоровых чашек, со сливками, с сытными сдобными свеже-испечё(3)ыми кренделями – и эти мелочи опять напомнили Коврину его детство и ю(4)ость.

Задание 10.

Отец у этого нищего был свяще(1)ик, а мать дворянка, значит, по рождению он принадлежал к привилегирова(2)ому сословию, но я всматривался в его лицо, в его рыжую, уже седеющую бороду, в рва(3)ый пиджак и никак не мог найти даже следа того, что у нас зовётся привилегиями. А он называл себя образова(4)ым и рассказывал, что учился в духовном училище.

Задание 11.

Дверь в комнату Лизы была отворе(1)а, и сама она сидела в старом плетё(2)ом кресле около постели, в капоте, укута(3)ая в шаль, непричёса(4)ая.

Задание 12.

Когда-то зелёная крыша, давно не краше(1)ая, краснела от ржавчины, и несколько листов были задра(2)ы кверху, вероятно бурей; некоторые окна вместо стекла были задела(3)ы тёсом. Листве(4)ица, которая была посаже(5)а Софьей Ивановной около дома, была теперь большим деревом. И только на лугу за рекой всё так же паслось пёстрое смеша(6)ое крестьянское стадо.

Задание 13.

На этом торжестве(1)ом столе, покрытом тонкой накрахмале(2)ой скатертью с большими вензелями, стояли серебря(3)ый кофейник с пахучим кофе, сливочник с кипячё(4)ыми сливками, корзина со свежепечё(5)ым калачом, подле прибора лежали получе(6)ые письма и газеты.

Задание 14.

Он молча слушал, облокотившись на лакирова(1)ый столик, и я со страхом ожидал признаков раздражения или прямой злости на его лице. Но его глаза были утомлё(2)о суже(3)ы, устремле(4)ы куда-то вдаль, будто он и впрямь видел над по-верхарновски чёрными фабричными трубами революцио(5)ый рассвет; и даже расслабле(6)ые пальцы руки его выражали глубокое огорчение, почти нескрываемую боль.

Задание 15.

Теплоход замер у подножия каменистого острова с полуразруше(1)ым монастырём по другую сторону, стари(2)ыми церковками и часовенками по опушкам и в чаще, мостиками через ручьи и овраги, с туристскими тропами и звери(3)ыми тропками, замер на грани двух прохлад – резкой озёрной и мягкой лесной, – со всей своей начинкой: хорошими и плохими людьми, жадными до впечатлений экскурсантами, растрога(4)ыми любителями природы, уставшими от города труже(5)иками, дисциплинирова(6)ой командой.

Задание 16.

Уже в первом пейзаже В. Серова были проявле(1)ы почти все черты, свойстве(2)ые ему как пейзажисту: острота видения, глубочайшее проникновение в суть изображаемого, изыска(3)ость и точность колорита.

Задание 17.

В смеша(1)ом лесу хвойные и листве(2)ые деревья растут вместе. В таких лесах мало болот, потому что влага в существе(3)ом количестве расходуется на испаре(4)ие.

Задание 18.

Засорё(1)ая пустошь превратилась в прямоугольник прекрасно воздела(2)ой земли; кустики посаже(3)ой гвоздики были огражде(4)ы каждый миниатюрным частоколом из колышков, опута(5)ых тонкой бечевой.

Задание 19.

В тридцать лет она была уже разочарова(1)а в жизни и выглядела утомлё(2)ой от многочисле(3)ых проблем и забот.

Задание 20.

Повозка была окруже(1)а пусты(2)ой и чудовищно тихой степью, ужас от нее вызывал сладостные воспоминания о ржа(3)ых полях, тка(4)ых природой лучами солнца.

Задание 21.

При подведе(1)ии итогов конкурса мы учитывали качество выполне(2)ых работ, количество оказа(3)ых услуг, а также организова(4)ость участников.

Задание 22.

Пират, облитый серебря(1)ым лу(2)ым светом, долго стоял на пороге и напряжё(3)о слушал.

Задание 23.

В небольшом, оклее(1)ом белым, соверше(2)о пустом зале было светло, пахло масля(3)ой краской, на блестящем, краше(4)ом полу у стены стояли две китайские вазы.

Задание 24.

В средневековой Европе мощё(1)ыми были не все дороги, дома запирались массивной дверью с кова(2)ыми петлями, окна иногда затягивали промасле(3)ым холстом, нередко разрисова(4)ым яркими красками.

Задание 25.

Пусты(1)ы и печальны Карпаты в осе(2)ий ветре(3)ый вечер; широкий поток воды беше(4)о мчался, взбивая по камням жёлтую пену и бросая её на влажный каменистый песок.

Задание 26.

Из старого кожа(1)ого портфеля были извлече(2)ы две прочита(3)ые книги и нарисова(4)ые карандашом иллюстрации к ним.

Задание 27.

Зыряновы жили в стари(1)ом деревя(2)ом флигельке, оклее(3)ом обоями и в три цвета краше(4)ом снаружи.

Задание 28.

Семечко её, подхваче(1)ое весе(2)ей водой, сплылось со множеством таких же семян и было выброше(3)о в лесное урочище Ведерки.

Задание 29.

Ваня узнавал старые места: лесные заброше(1)ые дороги, уводившие в заросли оси(2)ика, и муравьи(3)ые тропы на песча(4)ых полянках.

Задание 30.

Над койкой, застеле(1)ой шерстя(2)ым одеялом, висела картина, изображавшая ветря(3)ую мельницу под соломе(4)ой крышей.

Задание 31.

Рва(1)ые снасти хлестали по ветру, даже в номере гости(2)ицы, освещё(3)ой лампой с зелё(4)ым абажуром, были видны следы недавней бури.

Задание 32.

К  дому  была  пристрое(1)а  веранда,  краше(2)ая  масля(3)ой  краской.

Задание 33.

Берестя(1)ые  грамоты,  найде(2)ые  при  раскопках,  были тщательно изуче(3)ы специалистами.

Задание 34.

Среди ночи Пират поднялся и медле(1)о вышел из сеней. Он долго стоял на пороге облитый серебря(2)ым лу(3)ым светом и напряже(4)о слушал. Но даже настороже(5)ый волчий слух не мог уловить ни малейшего признака жизни вокруг.

Задание 35.

Ели и сосны, скова(1)ые морозом, застыли черные и неподвижные, только изредка сухо потрескивали, словно простуже(2)о кашляли. Волк поднял голову и завыл – тоскливо и дли(3)о. В ответ ему испуга(4)о залаял в избе пес.

Задание 36.

Скоро Пират увидел вывороче(1)ую наполовину старую ель; трава и мох вокруг были утопта(2)ы. Пират стоял на крохотной прогали(3)е, окруже(4)ый волчатами, и блаже(5)о помахивал хвостом.

Задание 37.

Казалось, Пират ждал, что хозяин неожида(1)о появится на том самом месте, откуда так таинстве(2)о исчез, но за дверью было тихо, только изредка слышался мыши(3)ый шорох и писк. Скоро настала пора, когда даже его звери(4)ый нос не мог уловить ни одного запаха, оставле(5)ого здесь человеком.

Задание 38.

Избалова(1)ый расположением отличника Звездочетова, щенок порвал в клочки недавно купле(2)ый блокнот, где были реше(3)ы все задачи к завтрашнему уроку математики.

Задание 39.

Двоечник Громобоев, вооруже(1)ый лишь ручкой и мобильником, увере(2)о шел сдавать экзамен, считая все свои проблемы реше(3)ыми.

Задание 40.

Броше(1)ый  после  прошлогоднего  наводнения  дом,  с вылинявшими  беле(2)ыми  стенами,  с  безжизне(3)ыми  пустыми
окнами, производил тяжелое впечатление.

Задание 41.

Окрыле(1)ый успехом своей поэмы, Парни издал сборник «Украде(2)ый портфель», куда вошла забавная пародия на поэму Мильтона «Потеря(3)ый рай». Но все же наиболее известными остаются его любовные элегии, в которых соедине(4)ы ирония и меланхолия, изящество и глубина.

Задание 42.

Выйдя из магазина, Саша и маменька с озабоче(1)ыми, испуга(2)ыми лицами долго переживали по поводу сдела(3)ых приобрете(4)ий, тосковали, что купле(5)о не совсем то, что веле(6)о было им купить.

Задание 43.

В да(1)ом случае соверше(2)о однозначно могу сказать, что симбиоз документальной хроники и собстве(3)о художестве(4)ой составляющей картины во многом обусловле(5)ы име(6)о единством цветовой гаммы.

Задание 44.

Солнечный свет падал через высокое окно, лишё(1)ое гардины, на обои цвета топлё(2)ого молока – местами они потемнели, приобретя оттенок жжё(3)ой умбры, но сохранили грубую текстуру исти(4)о дорогих обоев позапрошлого века: всё тот же стари(5)ый рельеф «бурбонских лилий», благородная труха поблёскивающей в утре(6)ем солнце позолоты.

Задание 45.

Он молча слушал, облокотившись на лакирова(1)ый столик, и я со страхом ожидал признаков раздражения или прямой злости на его лице. Но его глаза были утомлё(2)о суже(3)ы, устремле(4)ы куда-то вдаль, будто он и впрямь видел над по-верхарновски чёрными фабричными трубами революцио(5)ый рассвет; и даже расслабле(6)ые пальцы руки его выражали глубокое огорчение, почти нескрываемую боль.

Задание 46.

Теплоход замер у подножия каменистого острова с полуразруше(1)ым монастырём по другую сторону, стари(2)ыми церковками и часовенками по опушкам и в чаще, мостиками через ручьи и овраги, с туристскими тропами и звери(3)ыми тропками, замер на грани двух прохлад – резкой озёрной и мягкой лесной, – со всей своей начинкой: хорошими и плохими людьми, жадными до впечатлений экскурсантами, растрога(4)ыми любителями природы, уставшими от города труже(5)иками, дисциплинирова(6)ой командой.

Задание 47.

За счита(1)ые дни купле(2)о всё, чем были заполне(3)ы магазины подарков: румя(4)ые куклы, фигурки дикови(5)ых животных, стекля(6)ые вазы, золочё(7)ые пудре(8)ицы, инкрустирова(9)ые перламутром и бронзой шкатулки.

Задание 48.

Муравьи – великие труже(1)ики, они неуста(2)о строят и чинят своё дикови(3)ое гнездо – муравьи(4)ую кучу, которая кажется беспорядочным нагроможде(5)ием хвойных иголок, травы, земли, а на деле представляет собой разумно устрое(6)ый «город», где всё подчине(7)о строгому распорядку.

Задание 49.

Зеленела трава, зеленели посадки в оголё(1)ых ещё огородах, и всё было так углубле(2)о в себя, так занято собою, так глубоко погруже(3)о в молчаливую творческую думу. Будь у травы и у деревьев лица, все лица были бы обраще(4)ы к земле, все уста были бы скова(5)ы огромным бездо(6)ым молчанием.

Задание 50.

Будяев был из числа тех всегда встревоже(1)ых людей, чья жизнь отравле(2)а переживанием будущих несчастий: глаза из-под нахмуре(3)ых бровей смотрели не насторожё(4)о даже, а обречё(5)о, и в них читалась увере(6)ость, что вот-вот должно случиться нечто непоправимое.

Задание 51.

На струга(1)ом столе разместилась стари(2)ая посуда: плетё(3)ое из прутьев большое блюдо, берестя(4)ой туесок, глиня(5)ый кувшин, деревя(6)ые расписные ложки.

Задание 52.

Здесь не видно следов живых существ; море окраше(1)о в синий цвет, а полоса безжизне(2)ой суши – в неестестве(3)о кирпичный, но в прониза(4)ой лучами солнца воде кипит жизнь.

Задание 53.

Во всём, чем была наполне(1)а комната, чувствовалось нечто давно отжившее, какое-то тле(2)ие, все вещи источали тот стра(3)ый запах, который дают цветы, высуше(4)ые временем до того, что от прикоснове(5)ия к ним они рассыпаются серой пылью.

Задание 54.

Старик был в ужасно засале(1)ом чёрном жилете, а круглое лицо его было словно смаза(2)о маслом, как будто железный замок. Рядом на столе в тарелке лежали кроше(3)ые огурцы, старые сухари и реза(4)ая кусочками рыба.

Задание 55.

На сегодня в пещере Ласко обнаруже(1)о около двух тысяч доисторических рисунков и гравюр, разделё(2)ых по тематике на три группы: люди, животные и символы. Были найде(3)ы здесь и многочисле(4)ые артефакты: каме(5)ые и костя(6)ые орудия, украшения, светильники.

Задание 56.

Когда турист едет в промышле(1)ую державу, он рассчитывает, что её новые черты окажутся поисти(2)е живописными, экзотическими добавлениями к чертам традицио(3)ым, однако вместо этого приезжий видит самую неприглядную сторону совреме(4)ой цивилизации. Кажется, что хаос заводских труб, прокопчё(5)ых стен и железнодорожных путей похоронил под собой подли(6)ую культуру.

Задание 57.

Профессионально оформле(1)ые отделы Кунгурского краеведческого музея рассказывают о том времени, когда был основа(2) город; уникальные фотоснимки, документы, книги посвяще(3)ы изуче(4)ию ледя(5)ых пещер; кроме того, здесь представле(6)а сувенирная продукция, созда(7)ая руками уральских мастеров.

Задание 15. Правописание Н и НН в суффиксах

Укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) пишется НН.

Задание 1.

Ответ: 23

Задание 2.

Ответ: 12

Задание 3.

Ответ: 3

Задание 4.

Ответ: 13

Задание 5.

Ответ: 1

Задание 6.

Ответ: 245

Задание 7.

Ответ: 14

Задание 8.

Ответ: 1234

Задание 9.

Ответ: 123

Задание 10.

Ответ: 124

Задание 11.

Ответ: 34

Задание 12

Ответ: 146

Задание 13.

Ответ: 126

Задание 14.

Ответ: 1256

Задание 15.

Ответ: 1246

Задание 16.

Ответ: 23 или 32

Задание 17.

Ответ: 123

Задание 18.

Ответ: 1235

Задание 19.

Ответ: 23 или 32

Задание 20

Ответ: 24 или 42

Задание 21.

Ответ: 234

Задание 22.

Ответ: 23

Задание 23.

Ответ: 12 или 21

Задание 24.

Ответ: 34 или 43

Задание 25.

Ответ: 12 или 21

Задание 26.

Ответ: 34 или 43

Задание 27.

Ответ: 1234

Задание 28.

Ответ: 12 или 21

Задание 29.

Ответ: 12 или 21

Задание 30.

Ответ: 14 или 41

Задание 31

Ответ: 3

Задание 32.

Ответ: 2

Задание 33.

Ответ: 2

Задание 34

Ответ: 1345

Задание 35.

Ответ: 1234

Задание 36

Ответ: 145

Задание 37.

Ответ: 125

Задание 38.

Ответ: 12 или 21

Задание 39.

Ответ: 123

Задание 40.

Ответ: 13 или 31

Задание 41

Ответ: 123

Задание 42.

Ответ: 123

Задание 43

Ответ: 12346

Задание 44

Ответ: 1456

Задание 45

Ответ: 1256

Задание 46

Ответ: 1246

Задание 47

Ответ: 1569

Задание 48

Ответ: 236

Задание 49

Ответ: 16 или 61

Задание 50

Ответ: 13456

Задание 51

Ответ: 236

Задание 52

Ответ: 234

Задание 53

Ответ: 34 или 43

Задание 54

Ответ: 14 или 41

Задание 55

Ответ: 245

Задание 56

Ответ: 13456

Задание 57

Ответ: 17 или 71

Задание ОГЭ на тему: Чтоб не очень-то сквозило на давно заброше(1)ом сеновале, Данила зашил старыми ваго(2)ыми досками прорехи, щели в глубине деревя(3)ого сеновала; в общем-то, было и безветре(4)о, и покойно.

Основной Государственный Экзамен 2019-2020 учебный год. Официальный сайт. Открытый банк заданий ФИПИ. Ответы на Тесты. Русский язык. ФИПИ. ВПР. ЕГЭ. ФГОС. ОРКСЭ. СТАТГРАД. ГИА. Школа России. 21 век. ГДЗ и Решебник для помощи ученикам и учителям.

Вот и наступает жаркая пора, когда пришло время сдавать в школе ОГЭ / ГИА. Здесь, на страничке для школьников 9 класса, мы предлагаем вам прочитать или бесплатно скачать оригинальный текст и задания с ответами по Русскому языку из Открытого банка заданий ФИПИ ГИА. 1 вариант, 2 вариант. С помощью этих заданий с решением и ответами вы можете в спокойной обстановке пройти тесты, написать эссэ, приготовиться реальному экзамену ОГЭ в школе и решить все задачи на 5-ку! После прохождения данных тестов, вы сами себе скажите, что я решу ОГЭ! Воспользуйтесь бесплатной возможностью улучшить свои знания по предмету с помощью данных тестов и кимов по ОГЭ / ГИА

 Скачать сочинение и изложение ОГЭ 9.1, 9.2, 9.3, 15.1, 15.2, 15.3

Задание ОГЭ по Русскому Языку. 9 класс. Лексика и фразеология. Грамматика. Синтаксис.

Задание 15 № 12823
Укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) пишется НН.

Чтоб не очень-то сквозило на давно заброше(1)ом сеновале, Данила зашил старыми ваго(2)ыми досками прорехи, щели в глубине деревя(3)ого сеновала; в общем-то, было и безветре(4)о, и покойно.

 Посмотреть правильные ответы и пояснения на данные задания ОГЭ

 Скачать готовое сочинение или изложение ОГЭ 9.1, 9.2, 9.3, 15.1, 15.2, 15.3

.

– Я поотрубаю руки всякому, кто притронется к моим бедным, но честным вещам…

– Что-о?

– Марина! – строго проскрипела Виталия Гордеевна и властно приказала: – Ступай к себе! Ступай, я сказала!.. – И, повернувшись к невестке, плюнула табачной горечью: – Го-оовно!

* * *

Идти Марине было некуда, она попробовала попроситься у директора школы пожить в бывшей комнатке медпункта, но директор сказал, что медпункт время от времени бывает нужен, и предложил ей до тех пор, пока он хлопочет ей место в железнодорожном общежитии, пожить в кладовке. Под второй лестницей с забитым запасным противопожарным выходом была отгорожена кладовка, скорее загончик с оконцем в тетрадный лист величиною, выходящим на захламленный задний двор, вдали которого квадратами белели полуразваленные поленницы дров.

Кладовка со времен построения школы не убиралась, не чистилась, была забита старыми ведрами, тряпками, вешалками, ломаной мебелью и на праздниках отслужившими, небрежно свернутыми плакатами и другим невообразимым хламом. В ней пахло тлелым деревом, мочой, мышами, гнилыми вениками. Все барахло надо было убирать и приводить в жилой вид кладовку, конечно же, самой Марине.

Возвратившись в чистенькую, тепло натопленную, прибранную зимовку, Марина не плакала, не билась о стенку головой. Она принялась перебирать свое небогатое наследие, отдельно отложила чистое белье: рубашку, ситцевое платье в крапинку, материю на которое купил ей Даня с первой своей рабочей премии, выходные туфли, чулки, девичью сестринскую косынку с алым крестиком в середине. Долее и труднее всего дело обстояло с фотографиями, их и немного вроде бы, но все памятные, все бесценные, в альбомчике с бархатной обложкой на лобовой стороне, вторую, с заду, Марина содрала, когда сооружала подушечку для Данилиных наград. Альбом этот подарили ей в госпитале к какому-то, уж не вспомнить, торжественному дню, скорее всего к женскому празднику 8 Марта. Госпиталь был бабий, хоть и командовал им мужик, Женский день тут справлялся пусть и не каждый год, зато торжественно и шумно.

На первой же странице обложки в пол-листа величиною, глянцем покрытая и украшенная в уголке аккуратным знаком немецкого фотографа встретилась Марине девушка, в которой она не вдруг узнала себя. Конечно, фотографии свойственно приукрашивать все, в том числе и человека, но все же ничего деваха была, глаза открытые, голубые – такие же, только посветлее, потом у Аркаши были, губы улыбчивые, или, как в романах пишут, чувственные, нос ровненький, не маленький и не большой, прическа бигуди взбодрена и волнисто, гордо откинута вбок и назад. Она никогда не вздыхала о прошлом, не жалела себя и своей молодости, никому не жаловалась на жизнь, но тут вдруг тихо и как-то само собой заплакалось, и уж не утихали слезы, текли и текли, что березовый сок, пока она перебирала фотографии и бросала их в печку. Труднее всего было с прошлогодней фотографией, на которой сняты они были трое, Марина с полузаплетенной косой и в новом платье у тумбочки с искусственными цветами, Данила, сидящий на стуле, на коленях у него Арканя, лупится глазенками в аппарат, ждет, когда из него птичка вылетит, как дядя-фотограф обещал.

Она не позволила себе разрыдаться. Ослабеет. Располоснула на четыре части фото, бросила клочки в печь, отряхнула руки о передничек и вдруг начала неумело бросать кресты на себя, глядя на картонную иконку, которую сама же и купила за двадцать рублей после смерти Аркаши. Мимолетом подумала, что надо было, наверное, идти в церковь, к богу. Но уж чего соваться с верой, когда вся вера потерялась, изошла, да и о боге вспомнила она сейчас вот, когда приспичило. Это что же, опять спекуляция, снова приспособленчество, желание прожить с чужой помощью. Не-эт, это уж пусть Мукомоловы и все прочие, на них похожие, живут, она, уж раз отрешенная, жизнью рыбешка затертая, будто льдом в ледоход, как-нибудь сама со своими невеликими делами справится.

Ночь была длинная, тихая, только с пруда иногда доносило звуки оседающего и лопающегося льда. Похоже на войну, только опять же на войну ночную с редкой перестрелкой, на войну, изнемогшую от войны, саму себя обессилившую.

Раза два, стуча палкой, проходила в туалет Виталия Гордеевна, на всем пути пропаще, ржаво, с железным уже скрипом кашляющая. Один раз заглянула в зимовку, тихо спросила: «Спишь, Марина? Ну, спи, спи».

В час, когда начинали гаснуть звезды по краям неба, когда ни одна собака не гавкала и за прудом светилось всего два-три огонька, Марина поднялась на старый сеновал, где в дождливую пору и в очень уж сгустившийся смог сушили белье. Чтоб не очень-то сквозило на давно заброшенном сеновале, Данила зашил старыми вагонными досками старые прорехи щели; в глушине сеновала, в общем-то, было и безветренно, и покойно.

Она отвязала Данилой же протянутую по сараю бельевую веревку и начала забрасывать ее на второй от лаза бревенчатый брус, но мерзлая веревка все соскользала и соскользала вниз. Марина закружилась по сеновалу, обо что-то запинаясь, и упала, наткнувшись на какой-то ящик. Она ощупала ящик и вспомнила – не ящик это вовсе, самодельная деревянная тележка, в которой, должно быть, папа и мама катали Мукомолова-младшего еще во младенчестве. Марина нащупала на тележке колесо, оно оказалось оковано, легко сняла его со сгнившей палочки-оси.

Все время державшаяся спокойно, отрешенная уже от всего на свете, закаменелая, перекинув веревку с колесиком через брус, Марина вдруг заспешила, зашептала, увязывая веревку в петлю:

– Счас, счас, счас, миленькие мои. Я к вам, я к вам. Что же я здесь одна и одна? Я к вам, я к вам.

Долго ли медицинской сестре, умеющей вязать бинты, хозяйке, самостоятельно везде управляющейся, увязать петлю? Прежде чем надеть на шею холодную, от белья стылую веревку, она посидела на детской тележке, дала себе успокоиться, словно после тяжелой работы, и решительно сказала:

– Н-ну, посидела – и довольно.

Никаких записок Марина не оставила, она знала: милиция вынет ее из петли, засвидетельствует смерть, доискиваться же ни до чего не будет. Не стоит эта худенькая бабенка, изошедшая до заморенного подростка, того, чтобы ею заниматься, да и Владимир Федорович, хозяин здешний, недоволен будет. Марина знала, что Виталия Гордеевна все сделает по уму, положит ее рядом с Аркашей и Данилой, да и сама, судя по всему, скоро рядом с ними ляжет. И добро, и ладно. Вместе дружно и не тесно, может, и теплее будет на другом свете, приветливее, чем на этом, давно проклятом и всеми ветрами продутом.

* * *

Шел одна тысяча девятьсот сорок девятый год.

2000

Пионер – всем пример

Свой первый червонец Антон Антонович Дроздов получил, как он сам выражался по этому поводу, за пререкания с партией.

Служил он в ту пору в Германии, будучи оставленным там в числе наших войск после войны. Командовал ротой, имел звание старшего лейтенанта, на фронт прибыл младшим лейтенантом и долгое время командовал взводом. Уже в звании лейтенанта, являясь замом командира роты, он тихо и плавно перекочевал из кандидатов в члены коммунистической партии. Было это на границе с Польшей, собрание состоялось на лесной поляне, пестрой от цветов, принимали в партию не его одного – целый отряд подкопившихся и созревших для вступления в партию фронтовиков. Говорились разные торжественные и красивые слова-напутствия принимавших в партию, что-то ответное лепетали новоиспеченные члены, они все, как один, тыкались губами в развернутый билет с красными корочками, иначе говоря, по-младенчески трогательно целовали холодный, но бесценный документ.

Исключали его из партии почти все те же люди, что и принимали когда-то, действовали они так же деловито и серьезно, как и при приеме, но уж не отечески – строго и торжественно, зато сурово, как и полагается вершить неприятные, но неизбежные дела.

Ему собирались записать строгий выговор за нарушения в роте, но старший лейтенант отмочил номер так номер – он так же, как и при получении билета, открыл его уже побуревшие от пота и грязи корочки и швырнул, желая угодить в морду замполита полка, который к этой поре посолиднел, потучнел, имел уже звание подполковника и дряблый, словно бы сметаной налитый, подбородок, как-то явственно и вызывающе отделяющийся от остального – загорелого, с багровым оттенком – лица.

Если б старший лейтенант Дроздов обошелся только этим неслыханно дерзким поступком, он бы понес наказание куда более мягкое, щадящее молодую жизнь, но он еще допустил и контрреволюционный словесный выпад:

– Я не хочу состоять в одной партии и служить в одной армии с такими бесчестными людьми, как вы!

«О-о, вот это ты напрасно, парень, напрасно, после этого мне не отмолить тебя и не защитить тебя», – было написано на лице командира полка, старого заслуженного вояки, дорожившего своими офицерами-фронтовиками. Но он сам всю почти войну был под неусыпным контролем партии и ее суровых помощников, обретающихся явно и неявно в полку, в дивизии, в армии, по всему фронту. И все они жаждали отличиться, искали и находили себе постоянную работу на ниве строгой бдительности. Кого-то судили, расстреливали, срывали погоны, сбывали в штрафные роты, кого-то могли и сберечь, покрыть его грешки, пожурить за промашку иль наказать, но так, чтобы наказуемый избывал вину без отрыва от производства, стало быть, от окопов.

Сами судящие, стреляющие своих в чем-либо провинившихся людей иль отсылающие их в штраф-батальоны и роты, разумеется, в окопах не мерзли и не месили ботинками грязи, не кормили вшей и не ходили в штыковую, они были всюду, но неосязаемо, не на виду, такая уж у них секретная, однако, как они считали, непостыдная миссия, может, и не очень благородная, но уж так бог или судьба рассудили: кому-то грязь обувью месить, кому-то выгребать ее из фронтовой толщи руками.

После войны, в особенности в первое время, работы у грязь выгребающих чистыми руками, порядок в армии наводящих прибавилось: надо было останавливать разгул мародерства и бесчинств, творимых расшалившимися вчерашними фронтовиками, точнее сказать, как можно резче поубавить число нарушений армейских приказов и дисциплины, отчитаться так, чтобы все эти проказы выглядели единичными недоразумениями. Ну разумеется, для общего устрашения и опять же отчета о неугасимой деятельности бдящих органов следовало расстрелять на виду у мирных жителей двух-трех преступников, объявить пьянствующим офицерам выговоры по партийной и всякой другой линии, но при всем при этом соблюдать в незапятнанном виде лик героической армии, которая несет не что иное, как мир и свободу народам Европы.

Рота Дроздова была хоть и боевая, но совсем не святая, пьянки и мародерство не обошли ее стороной. Но вот ротному доложили, что на недалеком хуторе его бойцы хором изнасиловали пожилую крестьянку, потом подались в глубь близлежащего городка, где их встретили с ликованием и пригласили в гости на швейную фабрику наши в неволю угнанные девушки. Порезвились хлопцы вволю, опившись, валили на пол всех, винных и невинных, одну девушку, что орала, прикинули матрацем и придушили. Ротный не успел еще отослать докладную командиру полка о бесчинстве, творящемся в его роте (он слышал и знал, не только в его роте), как грянуло новое ЧП, которое скрыть уж никак было невозможно.

Орлы из хозвзвода вынюхали уютную квартиру в центре городка и в ней хозяйку в расцвете женских лет. Она пригласила бойцов в гости, говорила им какие-то любезности, часто поминая слова «Рот фронт». Гости нажрались до потери рассудка и пустили хозяйку по кругу. На беду, в эту пору вернулась домой девочка-подросток и закричала, так ее тоже употребили в дело – не ори! Но на еще большую беду, через ночь домой вернулся освобожденный из концентрационного лагеря хозяин семьи, участник борьбы с гитлеризмом, живой ротфронтовец, известный в Германии антифашист.

Найдя мертвыми жену и дочь, он, навидавшийся страшных картин за войну, не сошел с ума – он, побившись головой о стену и порыдав, бросился в комендатуру, та скоро выявила виновных. Был сотворен показательный суд, на виду горожан ко вкопанному по старинному обычаю столбу привязали старшину хозвзвода, завязали ему глаза и, застрелив, почти трое суток не отвязывали, не хоронили.

«Показуха! – ахнул командир роты. – Опять показуха! И какая расчетливая!»

Тем временем старожилы хозвзвода и попутно еще десяток-другой ненадежного народа были демобилизованы и отправлены на родину. Комроты Дроздов кинулся искать правду, и искал он ее там, где ее отродясь не велось, да и до сих пор нету. Дело кончилось тем, что оказался он перед очьми вельможно себя чувствующего начальника особого отдела, увешанного наградами куда как гуще, чем он, недавний Ванька-взводный.

– Тебе чего надо? – раскуривая душистую заграничную сигарету, воззрился на него особняк.

– Правды. – Помедлив, комроты добавил: – И честности.

– И только-то? – удивленно вскинул брови бравый офицер. – Так вот она, вникай, вкушай, переваривай. – И подвинул к Дроздову подшивку газеты «Правда». – А насчет честности я тебе потом все объясню, потом, потом, когда ты поумнеешь. А пока – свободен. – И многозначительно добавил: – Пока.

Так вот, в борьбе за честность и правду старший лейтенант Дроздов дошел до партсобрания полка, потом и до скорого суда, пощады не знающего.

* * *

Его привезли в родные северные леса, загнали на знакомую с детства работу. Ему шел тридцатый год, от природы он был крепким мужиком, дважды раненный и оба раза легко, окопами и войной его уездить не успели. Он принял как веление судьбы свое присутствие в родных лесах. Он тут многое мог и умел, в отличие от со всех сторон гонимого украинского, узбекского, казахского и другого разношерстного народа.

Не употребляя никаких особых усилий, он скоро заделался бригадиром, имея опыт земляных и ратных дел, все устремления употреблял на то, чтобы в бригаде его не было урона и слишком уж дряхлых доходяг, от которых на тяжелых лесозаготовительных работах толку мало.

Второй срок – полчервонца – Антон Антонович Дроздов получил за пререкания с начальником режима Севлага. Этот был более крут и прямолинеен, нежели военный особист, но из той же породы, что рождена приказывать, распоряжаться, при этом не слушать и не слышать возражений. Старый лагерный волк, потрудившийся на Колыме, на Атке и в других довольно отдаленных местах, заподозрил, что бригада Дроздова работает вполсилы, как бы играючи выполняет и даже перевыполняет задание, при этом отходов в бригаде почти нет, в особенности среди сучкорубов, которыми сплошь был забит лагерный лазарет. Все дело в том, что не державшие топора в руках люди чаще рубили по коленке, чем по сучку. В сучкорубы назначались самые неумелые и неповоротливые работники, таких не жалко: порубятся, сдохнут, сгниют – туда им и дорога.

Но бывший командир роты Дроздов воевал, быть может, и не так лихо, как другие командиры, однако по христианской заповеди и застенчивости души умел жалеть людей и берег их, как мог. От этой навязчивой привычки он не избавился и в лагере. Сбивши бригаду в крепкий кулак, он не давал обирать ее блатарям, насколько возможно охранял покой своих работяг и положенную им пайку. Бригада за стахановский труд иногда получала кое-что в виде клеклой булки хлеба, банки килек в томате иль бутылку постного масла. Все это по велению бригадира большей частью отдавалось более слабым, истощенным на этапах работягам. Случалось, он ходил и на нож уголовников, но главное – с первых дней брал новичков под свою опеку, приставлял их к опытным, все умеющим и все повидавшим работягам. И вот за упорядоченный труд, за дисциплину, за безропотное послушание и поплатился бригадир – это всегда-то и везде при советском режиме вызывало подозрение. Вот если бардак, разброд, лихоимство, разного рода взбрыкивания и героизм людей, рубящих себе пальцы, пластающих пузо до кишок, хищение пайки, поножовщина, драки – тут все в порядке, тут надо воспитывать, наказывать и бдить. А так что ж делать-то? Так дальше дело пойдет, и без работы останешься, ведь это уж вроде как образцовое социалистическое предприятие получается, но не узилище, где провинившиеся перед обществом отбросы перевоспитываются и доводятся до кондиции образцового совтрудящегося.

Первоначальная беседа с бригадиром образцовой лесозаготовительной бригады носила характер почти отеческий, но это Дроздов уже проходил, цену родительских назиданий и напутствий идейного порядка знал. Начальник лагпункта, замполит лагеря и начальник режима того же лагеря скоро поняли, что сквозь броню закаленного, неглупого бойца им не пробиться; тогда грамотей замполит начал заход издалека:

– Говорят, что вы до ухода в армию учились в университете на гуманитарном отделении и слыли там сочинителем?

– Да, я окончил три курса филологического факультета и пробовал писать, к сочинительству меня тянуло с детства, дед был не только крепкий крестьянин, но и отменный сказочник. Он и заронил в меня, так сказать, божественную искру.

– И что же из той искры высеклось?

– Несколько рассказов фантастического уклона, вот пока и все. Рассказы опубликованы в местном альманахе, один – в молодежном московском журнале, их при желании можно найти, чтоб удостовериться.

– Уже нашли. Удостоверились. Многими талантами наградила вас природа, в том числе и в лесном деле, но вот характер у вас ущербен.

Немного помедлив – здесь, как на высокогорье, чтоб не задохнуться, никогда и никуда не следует торопиться:

– В чем же эта ущербность сказалась?

– Ну-у, мы тщательно ознакомились с вашим судебным делом. И это уже немало. Однако вот в работе, на делянах…

– У меня в бригаде не хватает для хорошего отчета увеченных людей, нарушителей режима и дисциплины?

Тут сорвался начальник режима, в течение всей беседы перекатывавший тугие комки желваков по лицу:

– Я вам говорил, что этого делягу сначала надо на три дня в бункер, потом уж на беседу.

– Его бригада крепко спаяна и воспитанна, она сядет на деляне, и никакими псами ее будет не задрать, не заставить работать, а у меня план. И он, как вам известно, горит, – включился в разговор начальник лагпункта.

– И бригаду – в бункер, сразу зашевелится, сразу пилой запилит, топором замахает.

– Ничем она после бункера не замахает, даже прибором мужским махать не сможет, ты же знаешь.

– Ну и что, ради плана, ради кубиков курорт здесь открыть?

– Курорт здесь не откроешь: зимой студено, летом комар. Словом, гражданин заключенный Дроздов, мы ждем от тебя конкретных дел, но не сочинений фантастических, план-задание твоей бригаде на первый случай добавляем на двадцать процентов, ну и, соответственно, дополнительный паек.

«В виде еще одной булки хлеба, миски баланды из гнилой кильки и откуда-то с юга завозимого жмыха подсолнечника, здесь называемого толокном». Однако вслух он сказал отчетливо, по-военному:

– Есть!

И, уходя, увидел еще более окаменелое от давней злой работы лицо и взгляд не нашего, какого-то заморского зверя черной масти, постоянно выслеживающего добычу и беспощадно ее терзающего. «Ты у меня не минуешь бункера», – обещал этот взгляд.

О-о, этот скромно упрятанный в уголке лагерной территории и отдельно огороженный бункерок… Кто в нем побывает, тот уже не поднимется, не воспрянет до облика и состояния человеческого, тот уже сломлен навсегда духом, вконец поврежден здоровьем, случается, и умом.

Еще в конце тридцатых годов Севлаг почти парализовало, прибыли никакой, убыль же настолько велика, что этап за этапом сюда прибывающие как бы заглатывались ненасытной утробой невольничьего пристанища, без могил и без крестов исчезали люди в болотистом лесу.

В лагере царила и правила им блатная орда, постепенно спаявшаяся холодным швом с обслугой и начальством лагеря.

Приезжали комиссии, ужесточался режим, принимались какие-то строгие меры, но уже ничего не действовало, не налаживало, не качало воздухом мехов полуостывшую кузню Севлага.

И тогда была разом снята с места и куда-то, зэки баяли, рассажена по лагерям (но тут они скорее всего принимали желаемое за действительность) вся руководящая камарилья, перетрясена охрана, службы управления. Новый начальник лагеря, опрятный, подтянутый и малоразговорчивый человек, привез с собою какого-то уполномоченного, по званию майор, по фамилии Беспалов, чахоточного вида человека с шелушащимися губами и следами лишая на лице, и еще одного майора, закаленного в боях за справедливость, начальника режима, да еще до десятка чинов поменьше. Из старых руководящих кадров уцелел лишь замполит да еще кое-кто из конторских работников; замполита голой рукой не тронь, у партии есть свои распорядители. Прибытие нового начальства ознаменовалось тем, что в углу старой ограды, с подгнившими столбами и ржавой проволокой, был вырыт котлован, затем прибыла бетономешалка, в бетон, ею мешаемый, засыпалась соль, целый кузов которой был выгружен у новостройки и зорко охранялся.

Как только котлован был закреплен стенами полуметровой толщины и почти метровой толщи полом, он тут же был поверху перекрыт бетонными балками, в бетонном же потолке оставлен был лаз, как в древнем, еще изначальном человеческом жилище, изнутри под потолком во весь обвод, там, где быть бы железным или деревянным угольникам, были протянуты застенчивые трубы парового отопления, сразу сделавшиеся мокрыми, к лазу протянута трубочка с водой и вентилем снаружи.

Чахоточный майор Беспалов начал с блатных, самых-самых отчаянных, самых отважных, никого и ничего не боящихся и не почитающих на этом свете. Они влетали в кабинет к чахоточному орлами, исторгающими не клекот, но изощреннейшую, отработанную на нарах до совершенства матерщину:

– Я тебя в р-ррэт, начальник!

– Куда-куда? – тонким голосом переспрашивал чахоточный майор Беспалов и, откашлявшись в платочек, тем же платочком махал, будто женщина, на прощание: – В кондей на трое суток, счас он для разговору непригоден, вот ковды перевоспитатца, осознат текущий момент, тогды и поговорим.

А то еще рысак горячий и молодой налетел:

– Я, начальник, такой грамотный, что слово «х…й» с мягким знаком пишу.

– А мы вот отсталые, все по старой грамматике пишем ето слово со знаком твердым. – И снова взмах платочком: – В кондей его для постижения словесных наук.

Бо-ольшого ума иль специальной химической подготовки был новый гражданин начальник.

Уже через сутки из бункера, по стенам которого сочилась все пронзающая сырость и проникала – иль пронзала – она не только тело, но и кости человека, раздавался скулящий вой. Создатель этого архитектурного сооружения велел ночью держать крышку люка открытой, чтоб везде, по всему лагерю слышалось сольное пение:

– Гражданин начальник!

– Гражданин начальник!

– Почти што созрел голубчик для трудовых и патриотических подвигов, – заключал полномочный человек, – но ишшо ночку пущай поразмышляет.

Неторопливо, с чувством высокого достоинства и исполненного долга умный воспитатель вышагивал к бункеру, велел приподнять крышку и кричал вниз:

– Ну и как мой университет?

За шкирку, будто кутенка, выволакивали наверх стучащего всеми зубами и костями, закатившего под лоб глаза, смятого, разжульканного; скомканное в комочек тело, еще недавно изрыгавшее остроумные изречения, бросали к ногам гражданина начальника. Подождав, когда это превращенное в нечто отдаленно похожее на человека существо наползало на хромовые, до блеска начищенные сапоги и дрожащими губами принималось тыкаться в них, потому как вымолвить что-либо благодарственное уже не могло, воспитатель, презрительно скривив синие губы, великодушно бросал, тыча худым, костлявым пальцем в раскаянье впавшую жертву:

– В барак эту тварь, накормить горячим и через два дня на общие работы. Теперь он готов героически трудиться на лесоповале.

В течение трех месяцев в Севлаге был наведен идеальный порядок, и чахоточный майор Беспалов отбыл дальше, в глубь гулаговского материка, наводить дисциплину, осуществлять социалистическую законность, перевоспитывать распоясавшихся преступников, напоминать им о том, что находятся они не на курорте, но в местах для содержания и перековки преступников.

Тихо и спокойно стало в Севлаге, начальник колонии поручил своему руководящему воинству разбить зэков на отряды, уж там, в отрядах, пусть сами выбирают бригадиров, с них и главный спрос за работу, за нормы, за дисциплину; если карать, то карать в первую очередь бригадира, дежурных по бараку, ответственных за колпит, за соблюдение режима. Это уж было поле деятельности начальника, ведающего режимом, не дай бог стать поперек его пути, в чем-то перечить, он не для того был рожден и дослужился до звания майора, чтобы терпеть какие-либо вольности.

– Ну, ребята, если не хотите, чтобы я попал в бункер и вы следом за мною, напрягите усилие, никаких вольностей, никакой болтовни, – объявил лесорубам бригадир.

* * *

Однако не всякое усилие, даже сверхнапряжение, могло подняться выше каких-то пределов. Выполняли нормы на сто пять, на сто десять процентов. Как нарочно, в середине зимы залютовали морозы, совсем не случайно угодила бригаде Дроздова лесосека на краю парящего в отдалении лешачьего болота, с мелколесьем, множеством сухостойника и густого чернолесья, из которого по глубокому снегу выпутывать долготье все равно что щуку из невода. Слабели, падали, кашлем исходили, но зиму все ж таки перевалили бы и все злосчастья превозмогли, да начальник режима был всегда начеку и с помощью сексотов подловил Дроздова на крестинах.

Велся среди этого обездоленного, горем-злосчастьем угнетенного народа попик Никодимка. Тайный попик с тайными обязанностями, главной из которых было крестить некрещеных рабов божьих. А вокруг были рабы, только рабы, и почти сплошь они припадали к стопам божьим, потому как больше им не к кому и не к чему было припасть.

Научились же в Стране Советов жить граждане Страны Советов, более никто, никакой народ не сумел бы выжить при том режиме, который сами же совтрудящиеся и создали, но они вот живут и даже радуются – по праздникам. И на окраинах этой огромной страны, саму себя погрузившей в безумие, научились маленько жить и даже выживать самые гонимые, самые отверженные люди.

Поп Никодимка получил свои полчервонца просто за то, что он поп и более чем попом не желал быть. Для избавления от поповской блажи и от напасти церковного дурмана он и попал в лесорубы. Служил Никодимка в бедном из бедных околочухонских приходов, ему самому приходилось добывать себе пропитание и грево. Он умел испечь хлебы хоть с лебедой, хоть с корою, сварить похлебку почти что из топора, картошку в землю закапывал и из земли выкапывал сам, весною пилил царские дрова из ольхи, ставил их в поленницы, осенью вязанкой волок сухие, звонкие, что кость, дрова на отапливание храма во дни службы и своего жилья – бревенчатого пристроя на задах деревянной, веселыми людьми срубленной церквушки, крытой осиновою крышей, пластины которой, однако, были в форме дубового листа, имеющего свойство в жару сохранять прохладу, в холода – легкое тепло.

Храмик сей был на десяток, не менее, северных деревушек и уцелел по недогляду властей, Никодимка ж уверял мирян – по божию велению. Ему и верили, более никому, и давно уж. Молодая поповна, было прибившаяся к Никодимушке, вынуждена была, однако, от бесхлебья, по его же смиренному совету, возвратиться к родителям. Как наступило охлаждение от войны и зачался уклон на наведение порядка в стране и душах людей, к маленькому храму были насланы молодые многоумные отроки из обкома комсомола; вместе с много знающими ревнителями старины сочли они нужным сделать уютный деревенский храм этнографическим музеем, иконы из него и прочую древнюю утварь свезть на реставрацию.

Никодимка восстал, говорил, что в храм этот божий переступят только чрез его многогрешное тело, собранные божьи лики с пятнадцатого и семнадцатого веков он будет отбивать с топором в руках. За дерзостный вызов, за неколебимое упрямство, за сопротивление представителям властей Никодимке присудили пять лет, хотя сулились дать все десять, однако учли его патриотическое поведение в годы войны, когда он, голодуя и холодуя, нес каждую святую копейку, добытую в храме, на оборону Родины, такожде и за неразумность, выразившуюся в угрозе всех посечь и вместе с собою спалить свой богоспасаемый храм.

Имущество, какое было в скудном обиталище Никодимки, но главное, одеяние все его, не представлявшие никакого материального интереса, и церковный мелкий хлам: медные кресты, какие-то кисточки, пояски, ризы, подрясник, смолу в коробочке, называемую ладаном, масло в пузырьке, именуемое елеем, и прочая, и прочая – молодыми борцами за правое дело, за окончательную победу полного безбожия в стране и очищение от церковного смрада в небесах и повсюду – имущество то было побросано на снег. Христиане его, Никодимкиного, прихода все это добро пособирали в котомку, излаженную из холщового мешка, на подводу, под зад своему любимому пастырю, отныне блаженному человеку, сунули.

Попик безболезненно прошел на этапах все обыски и шмоны, его хлам, церковное имущество, уверен был Никодимка, хранил сам господь, как верил он и в то, что никакие врази земные не сокрушат в душе его небесной благодати, он еще вернется в свой бедный храм и послужит в нем во славу господа. На шмонах, тряхнув его котомку, безбожные держиморды спрашивали: «Эт чё?» – «Хламида». – «А в пузырьке не спирт?» – «Елейное масло». – «Картошку на ем можно жарить?» – «Подгорит». – «А смола? Наркотик?» – «Смолой этой, под названием ладан, доставленной из земли обетованной, окуряется храм, челяди в утешение, воскуряется и в конце пути упокоенный раб божий». – «Чтоб не вонял, что ли?» – «Чтоб душа его в благодати пребывала и не чувствовала смрада, исторгаемого безбожниками». – «Во придурок!» – следовало заключение, и Никодимка нес дальше свою неразграбленную суму.

В лесосеке худенький, с подростка величиною новоприбывший на общие работы выявил сноровку, с первого же дня потянул норму, и буквально через неделю было доложено бригадиру: новый лесной кадр не простой человек, но человек он божий, из священнослужителей он. Дроздов отвел Никодимку к костру, попросил охранников обойти с собаками объект, сказал Никодимке, кто он и откуда, и попросил его заняться прямым, богом ему назначенным делом.

Ох, как много грешников оказалось в лесу, желающих исповедоваться и креститься!

И пошло, по одному, но выливаясь в поток, зэковское братство обращаться в праведных христиан.

Во глубине деляны на сваленной лесине либо на пеньке пристраивал свои ритуальные предметы попик, из котелка брызгал на раба божия натаянной из снега водой, елейным маслицем крещаемому намазывал крестики на лбу, на руках, на ногах, читал молитвы, какие-то причеты, говорил, как полагается: «Крещается раб божий», а вокруг кипела работа, рушились в снег лесины, звенели пилы, стучали топоры, рычал трелевочный трактор, стрелки, греющиеся подле своего костерка, задобренные, подмазанные, делали вид, что ничего особого в тайге не происходит. Кипит работа до седьмого пота, сам бригадир ворочает стягом хлысты, наваливает их на погрузочную площадку трактора, кому-то дает указания, не повышая голоса, не матерясь, – требы ж святые справляются вблизи, не богохульствуй.