Думаю что не сильно ошибусь если предположу что подавляющее сочинение

Автор Сергей Гандлевский

Зачем вообще стихи? Ей-богу, не знаю. Думаю, что не сильно ошибусь, если предположу, что подавляющее большинство людей прекрасно обходятся без поэзии. И это по-человечески не говорит о них ни хорошо, ни плохо. Они просто не получают от стихов удовольствия. Английский классик Уистен Оден высказался вполне определенно: «Poetry makes nothing happen», что можно пе­ре­вести как «Поэзия ничем не оборачивается». Или, совсем вольно, «Поэ­зия — сотрясение воздуха». И все же безделица поэзии для восприимчивого к ней че­ловека иногда оборачивается эстетической радостью. Даже потрясе­нием.

Когда-то в древности стихами (впрочем, по нынешним понятиям довольно не­обычными) писались священные тексты. Считается, что для удобства мас­сово­го запоминания наизусть. Спустя столетия поэзия опростилась и постепен­но стала пристрастием и баловством вроде спорта, коллекциониро­вания всякой всячины или любви к путешествиям. Баловство-то баловством, но с самыми серьезными вещами — с любовью, со смертью, со смыслом или бессмысленно­стью жизни и тому подобным.

Не только великий писатель, но и очень умный человек Лев Толстой считал, что сочинять стихи — все равно что танцевать за плугом. Он, вероятно, имел в виду, что думать на главные темы и так непросто. Зачем же еще усложнять себе задачу, отвлекаясь на всякие выкрутасы, размер и рифму? Но чуткие к поэ­­зии люди могли бы возразить, что Толстой в общем и целом прав. Возь­мем для примера такое философское суждение: объективный мир и человече­ское мышление имеют принципиально разные начала, поэтому все попытки осмыслить устройство мироздания тщетны. Суждение как суждение, глубокое и горькое. Его можно принять к сведению. Но вот как высказался на ту же тему Тютчев:

Природа — сфинкс.
И тем она верней
Своим искусом мучит чело­века,
Что, может статься, никакой от века
Загадки нет и не было у ней.

Для чувствительного читателя эти четыре строки тотчас сделают отвлеченное философское предположение личным переживанием, дают возможность испы­тать собственную и сиюминутную эмоцию от старинной выкладки ума. По­знать какую-либо точку зрения на предмет и испытать по поводу того же пред­мета собственные чувства — качественно разные вещи. Зачем мы посе­щаем памятные для себя места, двор детства или окрестности дачи, где жили когда-то? Мы разве не знаем заранее, что нас там больше нет, что нет в живых многих людей, с памятью о которых связаны эти пейзажи? Или для нас но­вость, что время безвозвратно проходит? Всё мы прекрасно знаем, но хотим пережить этот опыт вновь, понарошку воскресить прошлое, убедиться в соб­ствен­ной причастности к печали и радости жизни. Что-то такое представляет собой поэзия в сложившемся за последние два с половиной столетия понима­нии. Ее можно сравнить со снадобьем, под воздействием которого разыгрыва­ется воображение и человек на время оказывается под обаянием какого-либо авторского настроения или хода мысли. Но при этом все-таки отдает себе от­чет, чем вызван неожиданный прилив определенных мыслей и чувств. Нечто вроде полусна на заказ.

Вот этот-то сродни наркотическому эффект искусства, скорее всего, и раздра­жал моралиста Толстого, и он имел право на раздражение, поскольку как мало кто знал, с чем имеет дело.

Но здесь перекресток. Если мир и человеческая жизнь в нем — урок с более или менее известным ответом, то поэзия, конечно же, помеха, потому что рассеивает внимание и отвлекает от учебы.

При таком раскладе поэзия может пригодиться лишь в качестве наглядного по­со­бия или мнемонического подспорья. Но если допустить, что мир возник и су­ществует по мановению непостижимой личной или безличной творческой стихии, то искусству (включая и такое бесполезное, как поэтическое) нечего стесняться. Соразмерность и равновесие его шедевров пребывают, как кажется, в согласии с загадочными законами и пропорциями мироустройства. Хочется думать, что именно это имел в виду Пушкин, когда сказал: «Поэзия выше нрав­ст­венности — или, по крайней мере, совсем иное дело». Получается, что я так и не ответил на собственный же вопрос, зачем нужны стихи. Но это, в конце-то концов, даже утешительно. Значит, поэзия — из ряда главных явлений челове­че­­ского бытия, смысл которых так и останется вечной головоломкой.

Выше я пытался возражать толстовскому сравнению поэзии с танцем за плу­гом. Сейчас я собираюсь Толстому поддакивать. Со времен романтизма поэзия добилась права не приносить ощутимой пользы. Но это послабление услож­нило стихотворцам задачу. Освобожденные от обязанности поставлять чита­телям какие-либо положительные сведения, лирики обрекли себя на максима­листский режим эстетической оценки и самооценки — либо пан, либо пропал. В помянутом четверостишии Тютчева содержится философская мысль. Но это вовсе не правило лирического жанра, просто Тютчев — автор с таким складом ума и таланта. Можно привести примеры немалого числа шедевров, самый скром­­ный, но равнодушный взгляд содержательности при неэкономном рас­хо­довании слова. Мастером на такие опусы был Георгий Иванов.

Если бы я мог забыться,
Если бы, что так устало,
Перестало сердце биться,
Сердце биться перестало,

Наконец — угомонилось,
Навсегда окаменело,
Но — как Лермонтову снилось —
Чтобы

где-то

жизнь звенела…

…Что любил, что не допето,
Что уже не видно взглядом,
Чтобы было близко где-то,
Где-то близко было рядом…­­­

Вот уж и впрямь не стихи, а какое-то камлание. В них нельзя убавить ни слова, хотя, казалось бы, такую скудную информацию можно было бы передать куда короче. ­­Но поэзия — иное дело, и информация у нее иная — передать состояние души, в случае полной удачи — стать на какой-то срок состоянием души дру­го­го человека. Вот, скажем, кому не случалось слышать в просвещенном разго­воре сентенцию «Не сравнивай: живущий несравним»  Начало стихотворения Осипа Мандельштама 1937 года. или, чего доброго, ще­голь­нуть ею самому? А между тем в разговорном употреблении эта цитата при­обретает чуть ли не восточно-назидательную интонацию вроде «Что ты  пря­тал, то пропало; что ты отдал, то твое». И вводит в заблуждение насчет па­фоса мандельштамовского стихотворения. Да и здравая мысль о хромоте срав­нений не бог весть как оригинальна. Но, открывая стихотворение, это высказы­вание звучит психологически достоверно и поэтому проникновенно. Мы тотчас полу­чаем ключ к настроению лирического героя, человека, выби­того из колеи, ози­рающегося на новом месте, уговаривающего себя смириться с положением ве­щей и погруженного во внутренний монолог, начала которого мы не застали. «Не сравнивай: живу­щий несравним». И именно таким мгно­вен­­ным включе­ни­ем в бормотание на ходу и достигается эффект присутствия, почти перево­пло­щения. И чуткий читатель, даже не зная, что стихи написаны ссыльным, рас­слышит ноту неприкаянности и неблагополучия.

Прямой эфир душевного состояния, имитация репортажа о переживании — хлеб лирики. Поэтому ей, в отличие от прочих жанров литературы, позволи­тельно говорить от авторского лица что бог на душу положит, если, конечно, эти речи характерны для данного настроения.

Примеров не счесть. Маяковский:

Я знаю —
гвоздь у меня в сапоге
кошмарней, чем фантазия у Гете!

Арсений Тарковский:

…Я не бегу. На свете смерти нет.
Бессмертны все. Бессмертно всё. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет…

И только сухарь и зануда придерется к психологически оправданным ги­перболам.

…Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.

Или Блок: 

…А вот у поэта — всемирный запой,
И мало ему конституций!

Искушенный читатель не мерит стихи на аршин бытовой этики. Он ищет до­стоверность и переживания, его эссенции. Любовь так любовь, скука так скука. И тому подобное.

Привилегия лирики — снять слитки с драматической ситуации, сказать о след­ствиях, не вдаваясь в причины. Но за льготы бессодержательности, безответ­ственности и верхоглядства приходится платить высокую цену, трудиться по двух­балльной системе — все или ничего.

«Крепкая проза» — снисходительный, но комплимент. «Крепкие стихи» — уни­чижительный отзыв. Профессиональная, не хватающая звезд с неба проза спо­собна обогатить нас новыми знаниями, чужим опытом и непривычным взгля­дом на вещи. Наконец, просто поможет скоротать дорогу или час-другой ожи­дания. Средней руки картина оживит стену в квартире, гостиничном но­мере и так далее. Но прилежное чтение чего бы то ни было крепкого и про­фессио­наль­ного, записанного в столбик, — занятие, достойное чичиковского слуги Петрушки. «Стихи не читают — стихи почитывают», — поправила под­ростка Александра Жолковского его интеллигентная мать, когда тот пере­чис­лял свои каникулярные достижения.

Ну хорошо. Поэзии больше, чем какому-нибудь другому роду литературы, про­тивопоказано быть всего лишь литературой. Но ведь буквальная неслы­ханная простота для нее не выход. Эпитет «безыскусный» бывает похвалой примени­тельно к прозе, но не к поэзии, которая существует исключительно за счет ди­ко­винных технических ухищрений. Пройти какую-нибудь дистан­цию пеш­ком — одно. Но для того, чтобы покрыть ее на лыжах или велосипеде, нужен навык. Иначе эти вспомогательные приспособления будут лишь обузой и по­смешищем. Как и большинство вкривь и вкось зарифмованных тостов, школь­ных утренников, капустников, песен, рекламных призывов и прочего. Но пока­за­тельно и справедливо неистребимое людское убеждение, что празд­ник и поэ­зия — явления одного порядка. Стихов «нон-фикшен» не существует в при­роде. Стихотворная речь как таковая — всегда притязание на художество. А с художе­ства и только художества и спрос другой. И слова поэта Алексея Цветкова, что стихи должны поражать, не кажутся преувеличением. Именно что должны.

Но уцелеть в такой борьбе за выживание очень непросто. И статистически Тол­стой, выходит, прав. Что за странная доблесть говорить куплетами? Аттрак­цион такой, что ли? Поэзия, конечно, роскошь. Но для ценителей крайне на­сущная. Я бы сравнил впечатления от шедевров лирики с воздейст­вием утрен­него, крепкого, вручную сваренного кофе. Голод уже утолен. Впе­реди буднич­ные дела. Но в считаные минуты, пока неспешно обжигаешься этой сладкой горечью, ты чувствуешь, что твои уровень и отвес на месте, и ненадолго совпа­даешь с самим собой.  

Хотите быть в курсе всего?

Подпишитесь на нашу рассылку, вам понравится. Мы обещаем писать редко и по делу

Курсы

Краткая история феминизма

Марсель Пруст в поисках потерянного времени

Как жили первобытные люди

Дадаизм — это всё или ничего?

Третьяковка после Третьякова

«Народная воля»: первые русские террористы

Скандинавия эпохи викингов

Портрет художника эпохи СССР

Языки архитектуры XX века

Английская литература XX века. Сезон 2

Ощупывая
северо-западного
слона (18+)

Трудовые будни героев Пушкина, Лермонтова, Гоголя и Грибоедова

Взлет и падение Новгородской республики

История русской эмиграции

Остап Бендер: история главного советского плута

Найман читает «Рассказы о Анне Ахматовой»

Главные идеи Карла Маркса

Олег Григорьев читает свои стихи

История торговли в России

Жак Лакан и его психоанализ

Мир средневекового человека

Репортажи с фронтов Первой мировой

Главные философские вопросы. Сезон 8: Где добро, а где зло?

Веничка Ерофеев между Москвой и Петушками (18+)

Как жили обыкновенные люди и императоры в Древнем Риме

Немецкая музыка от хора до хардкора

Главные философские вопросы. Сезон 7: Почему нам так много нужно?

Главные философские вопросы. Сезон 6: Зачем нам природа?

История московской архитектуры. От Василия Темного до наших дней

Берлинская стена. От строительства до падения

Нелли Морозова. «Мое пристрастие к Диккенсу». Аудиокнига

Польское кино: визитные карточки

Зигмунд Фрейд и искусство толкования

«Эй, касатка, выйди в садик»: песни Виктора Коваля и Андрея Липского

Английская литература XX века. Сезон 1

Культурные коды экономики: почему страны живут

по-разному

Главные философские вопросы. Сезон 5: Что такое страсть?

Золотая клетка. Переделкино

в 1930–50-е годы

Как исполнять музыку на исторических инструментах

Как Оптина пустынь стала главным русским монастырем

Как гадают ханты, староверы, японцы и дети

Последние Романовы: от Александра I до Николая II

Отвечают сирийские мистики

Как читать любимые книги по-новому

Как жили обыкновенные люди в Древней Греции

Путешествие еды по литературе

Стругацкие: от НИИЧАВО к Зоне

Легенды и мифы советской космонавтики

Гитлер и немцы: как так вышло

Как Марк Шагал стал всемирным художником

«Безутешное счастье»: рассказы о стихотворениях Григория Дашевского

Лесков и его чудные герои

Культура Японии в пяти предметах

5 историй о волшебных помощниках

Главные философские вопросы. Сезон 4: Что есть истина?

Первопроходцы: кто открывал Сибирь и Дальний Восток

Сирийские мистики об аде, игрушках, эросе и прокрастинации

Что такое романтизм и как он изменил мир

Финляндия: визитные карточки

Как атом изменил нашу жизнь

Данте и «Божественная комедия»

Шведская литература: кого надо знать

Теории заговора: от Античности до наших дней

Зачем люди ведут дневники, а историки их читают

Помпеи до и после извержения Везувия

Народные песни русского города

Метро в истории, культуре и жизни людей

Что мы знаем об Антихристе

Джеймс Джойс и роман «Улисс»

Главные философские вопросы. Сезон 3: Существует ли свобода?

«Молодой папа»: история, искусство и Церковь в сериале (18+)

Безымянный подкаст Филиппа Дзядко

Антропология Севера: кто и как живет там, где холодно

Как читать китайскую поэзию

Как русские авангардисты строили музей

Как революция изменила русскую литературу

Главные философские вопросы. Сезон 2: Кто такой Бог?

Композитор Владимир Мартынов о музыке — слышимой и неслышимой

Криминология: как изучают преступность и преступников

Открывая Россию: Байкало-Амурская магистраль

Введение в гендерные исследования

Документальное кино между вымыслом и реальностью

Из чего состоит мир «Игры престолов» (18+)

Как мы чувствуем архитектуру

Американская литература XX века. Сезон 2

Американская литература XX века. Сезон 1

Холокост. Истории спасения

Главные философские вопросы. Сезон 1: Что такое любовь?

У Христа за пазухой: сироты в культуре

Первый русский авангардист

Как увидеть искусство глазами его современников

История исламской культуры

История Византии в пяти кризисах

История Великобритании в «Аббатстве Даунтон» (18+)

Поэзия как политика. XIX век

Особенности национальных эмоций

Русская литература XX века. Сезон 6

10 секретов «Евгения Онегина»

Зачем нужны паспорт, ФИО, подпись и фото на документы

История завоевания Кавказа

Ученые не против поп-культуры

Приключения Моне, Матисса и Пикассо в России 

Что такое современный танец

Как железные дороги изменили русскую жизнь

Франция эпохи Сартра, Годара и Брижит Бардо

Россия и Америка: история отношений

Как придумать свою историю

Россия глазами иностранцев

История православной культуры

Русская литература XX века. Сезон 5

Как читать русскую литературу

Блеск и нищета Российской империи

Жанна д’Арк: история мифа

Любовь при Екатерине Великой

Русская литература XX века. Сезон 4

Социология как наука о здравом смысле

Русское военное искусство

Закон и порядок

в России XVIII века

Как слушать

классическую музыку

Русская литература XX века. Сезон 3

Повседневная жизнь Парижа

Русская литература XX века. Сезон 2

Рождение, любовь и смерть русских князей

Петербург

накануне революции

«Доктор Живаго»

Бориса Пастернака

Русская литература XX века. Сезон 1

Архитектура как средство коммуникации

Генеалогия русского патриотизма

Несоветская философия в СССР

Преступление и наказание в Средние века

Как понимать живопись XIX века

Греческий проект

Екатерины Великой

Правда и вымыслы о цыганах

Исторические подделки и подлинники

Театр английского Возрождения

Краткая история феминизма

Марсель Пруст в поисках потерянного времени

Как жили первобытные люди

Дадаизм — это всё или ничего?

Третьяковка после Третьякова

«Народная воля»: первые русские террористы

Скандинавия эпохи викингов

Портрет художника эпохи СССР

Языки архитектуры XX века

Английская литература XX века. Сезон 2

Ощупывая
северо-западного
слона (18+)

Трудовые будни героев Пушкина, Лермонтова, Гоголя и Грибоедова

Взлет и падение Новгородской республики

История русской эмиграции

Остап Бендер: история главного советского плута

Найман читает «Рассказы о Анне Ахматовой»

Главные идеи Карла Маркса

Олег Григорьев читает свои стихи

История торговли в России

Жак Лакан и его психоанализ

Мир средневекового человека

Репортажи с фронтов Первой мировой

Главные философские вопросы. Сезон 8: Где добро, а где зло?

Веничка Ерофеев между Москвой и Петушками (18+)

Как жили обыкновенные люди и императоры в Древнем Риме

Немецкая музыка от хора до хардкора

Главные философские вопросы. Сезон 7: Почему нам так много нужно?

Главные философские вопросы. Сезон 6: Зачем нам природа?

История московской архитектуры. От Василия Темного до наших дней

Берлинская стена. От строительства до падения

Нелли Морозова. «Мое пристрастие к Диккенсу». Аудиокнига

Польское кино: визитные карточки

Зигмунд Фрейд и искусство толкования

«Эй, касатка, выйди в садик»: песни Виктора Коваля и Андрея Липского

Английская литература XX века. Сезон 1

Культурные коды экономики: почему страны живут

по-разному

Главные философские вопросы. Сезон 5: Что такое страсть?

Золотая клетка. Переделкино

в 1930–50-е годы

Как исполнять музыку на исторических инструментах

Как Оптина пустынь стала главным русским монастырем

Как гадают ханты, староверы, японцы и дети

Последние Романовы: от Александра I до Николая II

Отвечают сирийские мистики

Как читать любимые книги по-новому

Как жили обыкновенные люди в Древней Греции

Путешествие еды по литературе

Стругацкие: от НИИЧАВО к Зоне

Легенды и мифы советской космонавтики

Гитлер и немцы: как так вышло

Как Марк Шагал стал всемирным художником

«Безутешное счастье»: рассказы о стихотворениях Григория Дашевского

Лесков и его чудные герои

Культура Японии в пяти предметах

5 историй о волшебных помощниках

Главные философские вопросы. Сезон 4: Что есть истина?

Первопроходцы: кто открывал Сибирь и Дальний Восток

Сирийские мистики об аде, игрушках, эросе и прокрастинации

Что такое романтизм и как он изменил мир

Финляндия: визитные карточки

Как атом изменил нашу жизнь

Данте и «Божественная комедия»

Шведская литература: кого надо знать

Теории заговора: от Античности до наших дней

Зачем люди ведут дневники, а историки их читают

Помпеи до и после извержения Везувия

Народные песни русского города

Метро в истории, культуре и жизни людей

Что мы знаем об Антихристе

Джеймс Джойс и роман «Улисс»

Главные философские вопросы. Сезон 3: Существует ли свобода?

«Молодой папа»: история, искусство и Церковь в сериале (18+)

Безымянный подкаст Филиппа Дзядко

Антропология Севера: кто и как живет там, где холодно

Как читать китайскую поэзию

Как русские авангардисты строили музей

Как революция изменила русскую литературу

Главные философские вопросы. Сезон 2: Кто такой Бог?

Композитор Владимир Мартынов о музыке — слышимой и неслышимой

Криминология: как изучают преступность и преступников

Открывая Россию: Байкало-Амурская магистраль

Введение в гендерные исследования

Документальное кино между вымыслом и реальностью

Из чего состоит мир «Игры престолов» (18+)

Как мы чувствуем архитектуру

Американская литература XX века. Сезон 2

Американская литература XX века. Сезон 1

Холокост. Истории спасения

Главные философские вопросы. Сезон 1: Что такое любовь?

У Христа за пазухой: сироты в культуре

Первый русский авангардист

Как увидеть искусство глазами его современников

История исламской культуры

История Византии в пяти кризисах

История Великобритании в «Аббатстве Даунтон» (18+)

Поэзия как политика. XIX век

Особенности национальных эмоций

Русская литература XX века. Сезон 6

10 секретов «Евгения Онегина»

Зачем нужны паспорт, ФИО, подпись и фото на документы

История завоевания Кавказа

Ученые не против поп-культуры

Приключения Моне, Матисса и Пикассо в России 

Что такое современный танец

Как железные дороги изменили русскую жизнь

Франция эпохи Сартра, Годара и Брижит Бардо

Россия и Америка: история отношений

Как придумать свою историю

Россия глазами иностранцев

История православной культуры

Русская литература XX века. Сезон 5

Как читать русскую литературу

Блеск и нищета Российской империи

Жанна д’Арк: история мифа

Любовь при Екатерине Великой

Русская литература XX века. Сезон 4

Социология как наука о здравом смысле

Русское военное искусство

Закон и порядок

в России XVIII века

Как слушать

классическую музыку

Русская литература XX века. Сезон 3

Повседневная жизнь Парижа

Русская литература XX века. Сезон 2

Рождение, любовь и смерть русских князей

Петербург

накануне революции

«Доктор Живаго»

Бориса Пастернака

Русская литература XX века. Сезон 1

Архитектура как средство коммуникации

Генеалогия русского патриотизма

Несоветская философия в СССР

Преступление и наказание в Средние века

Как понимать живопись XIX века

Греческий проект

Екатерины Великой

Правда и вымыслы о цыганах

Исторические подделки и подлинники

Театр английского Возрождения

Все курсы

Спецпроекты

Автор среди нас

Антология современной поэзии в авторских прочтениях. Цикл фильмов Arzamas, в которых современные поэты читают свои сочинения и рассказывают о них, о себе и о времени

Господин Малибасик

Динозавры, собаки, пятое измерение и пластик: детский подкаст, в котором папа и сын разговаривают друг с другом и учеными о том, как устроен мир

Где сидит фазан?

Детский подкаст о цветах: от изготовления красок до секретов известных картин

Путеводитель по благотвори­тельной России XIX века

27 рассказов о ночлежках, богадельнях, домах призрения и других благотворительных заведениях Российской империи

Колыбельные народов России

Пчелка золотая да натертое яблоко. Пятнадцать традиционных напевов в современном исполнении, а также их истории и комментарии фольклористов

История Юрия Лотмана

Arzamas рассказывает о жизни одного из главных

ученых-гуманитариев

XX века, публикует его ранее не выходившую статью, а также знаменитый цикл «Беседы о русской культуре»

Волшебные ключи

Какие слова открывают каменную дверь, что сказать на пороге чужого дома на Новый год и о чем стоит помнить, когда пытаешься проникнуть в сокровищницу разбойников? Тест и шесть рассказов ученых о магических паролях

Наука и смелость. Второй сезон

Детский подкаст о том, что пришлось пережить ученым, прежде чем их признали великими

«1984». Аудиоспектакль

Старший Брат смотрит на тебя! Аудиоверсия самой знаменитой антиутопии XX века — романа Джорджа Оруэлла «1984»

История Павла Грушко, поэта и переводчика, рассказанная им самим

Павел Грушко — о голоде и Сталине, оттепели и Кубе, а также о Федерико Гарсиа Лорке, Пабло Неруде и других испаноязычных поэтах

История игр за 17 минут

Видеоликбез: от шахмат и го до покемонов и видеоигр

Истории и легенды городов России

Детский аудиокурс антрополога Александра Стрепетова

Путеводитель по венгерскому кино

От эпохи немых фильмов до наших дней

Дух английской литературы

Оцифрованный архив лекций Натальи Трауберг об английской словесности с комментариями филолога Николая Эппле

Аудиогид МЦД: 28 коротких историй от Одинцова до Лобни

Первые советские автогонки, потерянная могила Малевича, чудесное возвращение лобненских чаек и другие неожиданные истории, связанные со станциями Московских центральных диаметров

Советская кибернетика в историях и картинках

Как новая наука стала важной частью советской культуры

Игра: нарядите елку

Развесьте игрушки на двух елках разного времени и узнайте их историю

Что такое экономика? Объясняем на бургерах

Детский курс Григория Баженова

Всем гусьгусь!

Мы запустили детское
приложение с лекциями,
подкастами и сказками

Открывая Россию: Нижний Новгород

Курс лекций по истории Нижнего Новгорода и подробный путеводитель по самым интересным местам города и области

Как устроен балет

О создании балета рассказывают хореограф, сценограф, художники, солистка и другие авторы «Шахерезады» на музыку Римского-Корсакова в Пермском театре оперы и балета

Железные дороги в Великую Отечественную войну

Аудиоматериалы на основе дневников, интервью и писем очевидцев c комментариями историка

Война
и жизнь

Невоенное на Великой Отечественной войне: повесть «Турдейская Манон Леско» о любви в санитарном поезде, прочитанная Наумом Клейманом, фотохроника солдатской жизни между боями и 9 песен военных лет

Фландрия: искусство, художники и музеи

Представительство Фландрии на Arzamas: видеоэкскурсии по лучшим музеям Бельгии, разборы картин фламандских гениев и первое знакомство с именами и местами, которые заслуживают, чтобы их знали все

Еврейский музей и центр толерантности

Представительство одного из лучших российских музеев — история и культура еврейского народа в видеороликах, артефактах и рассказах

Музыка в затерянных храмах

Путешествие Arzamas в Тверскую область

Подкаст «Перемотка»

Истории, основанные на старых записях из семейных архивов: аудиодневниках, звуковых посланиях или разговорах с близкими, которые сохранились только на пленке

Arzamas на диване

Новогодний марафон: любимые ролики сотрудников Arzamas

Как устроен оркестр

Рассказываем с помощью оркестра musicAeterna и Шестой симфонии Малера

Британская музыка от хора до хардкора

Все главные жанры, понятия и имена британской музыки в разговорах, объяснениях и плейлистах

Марсель Бротарс: как понять концептуалиста по его надгробию

Что значат мидии, скорлупа и пальмы в творчестве бельгийского художника и поэта

Новая Третьяковка

Русское искусство XX века в фильмах, галереях и подкастах

Видеоистория русской культуры за 25 минут

Семь эпох в семи коротких роликах

Русская литература XX века

Шесть курсов Arzamas о главных русских писателях и поэтах XX века, а также материалы о литературе на любой вкус: хрестоматии, словари, самоучители, тесты и игры

Детская комната Arzamas

Как провести время с детьми, чтобы всем было полезно и интересно: книги, музыка, мультфильмы и игры, отобранные экспертами

Аудиоархив Анри Волохонского

Коллекция записей стихов, прозы и воспоминаний одного из самых легендарных поэтов ленинградского андеграунда

1960-х

 — начала

1970-х годов

История русской культуры

Суперкурс

Онлайн-университета

Arzamas об отечественной культуре от варягов до 

рок-концертов

Русский язык от «гой еси» до «лол кек»

Старославянский и сленг, оканье и мат, «ѣ» и «ё», Мефодий и Розенталь — всё, что нужно знать о русском языке и его истории, в видео и подкастах

История России. XVIII век

Игры и другие материалы для школьников с методическими комментариями для учителей

Университет Arzamas. Запад и Восток: история культур

Весь мир в 20 лекциях: от китайской поэзии до Французской революции

Что такое античность

Всё, что нужно знать о Древней Греции и Риме, в двух коротких видео и семи лекциях

Как понять Россию

История России в шпаргалках, играх и странных предметах

Каникулы на Arzamas

Новогодняя игра, любимые лекции редакции и лучшие материалы 2016 года — проводим каникулы вместе

Русское искусство XX века

От Дягилева до Павленского — всё, что должен знать каждый, разложено по полочкам в лекциях и видео

Европейский университет в 

Санкт-Петербурге

Один из лучших вузов страны открывает представительство на Arzamas — для всех желающих

Пушкинский

музей

Игра со старыми мастерами,

разбор импрессионистов

и состязание древностей

Стикеры Arzamas

Картинки для чатов, проверенные веками

200 лет «Арзамасу»

Как дружеское общество литераторов навсегда изменило русскую культуру и историю

XX век в курсах Arzamas

1901–1991: события, факты, цитаты

Август

Лучшие игры, шпаргалки, интервью и другие материалы из архивов Arzamas — и то, чего еще никто не видел

Идеальный телевизор

Лекции, монологи и воспоминания замечательных людей

Русская классика. Начало

Четыре легендарных московских учителя литературы рассказывают о своих любимых произведениях из школьной программы

Зачем вообще стихи? Ей-богу, не знаю. Думаю, что не сильно ошибусь, если предположу, что подавляющее большинство людей прекрасно обходятся без поэзии. И это по-человечески не говорит о них ни хорошо, ни плохо. Они просто не получают от стихов удовольствия. Английский классик Уистен Оден высказался вполне определенно: «Poetry makes nothing happen», что можно пе­ре­вести как «Поэзия ничем не оборачивается». Или, совсем вольно, «Поэ­зия — сотрясение воздуха». И все же безделица поэзии для восприимчивого к ней че­ловека иногда оборачивается эстетической радостью. Даже потрясе­нием.

Когда-то в древности стихами (впрочем, по нынешним понятиям довольно не­обычными) писались священные тексты. Считается, что для удобства мас­сово­го запоминания наизусть. Спустя столетия поэзия опростилась и постепен­но стала пристрастием и баловством вроде спорта, коллекциониро­вания всякой всячины или любви к путешествиям. Баловство-то баловством, но с самыми серьезными вещами — с любовью, со смертью, со смыслом или бессмысленно­стью жизни и тому подобным.

Не только великий писатель, но и очень умный человек Лев Толстой считал, что сочинять стихи — все равно что танцевать за плугом. Он, вероятно, имел в виду, что думать на главные темы и так непросто. Зачем же еще усложнять себе задачу, отвлекаясь на всякие выкрутасы, размер и рифму? Но чуткие к поэ­­зии люди могли бы возразить, что Толстой в общем и целом прав. Возь­мем для примера такое философское суждение: объективный мир и человече­ское мышление имеют принципиально разные начала, поэтому все попытки осмыслить устройство мироздания тщетны. Суждение как суждение, глубокое и горькое. Его можно принять к сведению. Но вот как высказался на ту же тему Тютчев:

Природа — сфинкс.
И тем она верней
Своим искусом мучит чело­века,
Что, может статься, никакой от века
Загадки нет и не было у ней.

Для чувствительного читателя эти четыре строки тотчас сделают отвлеченное философское предположение личным переживанием, дают возможность испы­тать собственную и сиюминутную эмоцию от старинной выкладки ума. По­знать какую-либо точку зрения на предмет и испытать по поводу того же пред­мета собственные чувства — качественно разные вещи. Зачем мы посе­щаем памятные для себя места, двор детства или окрестности дачи, где жили когда-то? Мы разве не знаем заранее, что нас там больше нет, что нет в живых многих людей, с памятью о которых связаны эти пейзажи? Или для нас но­вость, что время безвозвратно проходит? Всё мы прекрасно знаем, но хотим пережить этот опыт вновь, понарошку воскресить прошлое, убедиться в соб­ствен­ной причастности к печали и радости жизни. Что-то такое представляет собой поэзия в сложившемся за последние два с половиной столетия понима­нии. Ее можно сравнить со снадобьем, под воздействием которого разыгрыва­ется воображение и человек на время оказывается под обаянием какого-либо авторского настроения или хода мысли. Но при этом все-таки отдает себе от­чет, чем вызван неожиданный прилив определенных мыслей и чувств. Нечто вроде полусна на заказ.

Вот этот-то сродни наркотическому эффект искусства, скорее всего, и раздра­жал моралиста Толстого, и он имел право на раздражение, поскольку как мало кто знал, с чем имеет дело.

Но здесь перекресток. Если мир и человеческая жизнь в нем — урок с более или менее известным ответом, то поэзия, конечно же, помеха, потому что рассеивает внимание и отвлекает от учебы.

При таком раскладе поэзия может пригодиться лишь в качестве наглядного по­со­бия или мнемонического подспорья. Но если допустить, что мир возник и су­ществует по мановению непостижимой личной или безличной творческой стихии, то искусству (включая и такое бесполезное, как поэтическое) нечего стесняться. Соразмерность и равновесие его шедевров пребывают, как кажется, в согласии с загадочными законами и пропорциями мироустройства. Хочется думать, что именно это имел в виду Пушкин, когда сказал: «Поэзия выше нрав­ст­венности — или, по крайней мере, совсем иное дело». Получается, что я так и не ответил на собственный же вопрос, зачем нужны стихи. Но это, в конце-то концов, даже утешительно. Значит, поэзия — из ряда главных явлений челове­че­­ского бытия, смысл которых так и останется вечной головоломкой.

Выше я пытался возражать толстовскому сравнению поэзии с танцем за плу­гом. Сейчас я собираюсь Толстому поддакивать. Со времен романтизма поэзия добилась права не приносить ощутимой пользы. Но это послабление услож­нило стихотворцам задачу. Освобожденные от обязанности поставлять чита­телям какие-либо положительные сведения, лирики обрекли себя на максима­листский режим эстетической оценки и самооценки — либо пан, либо пропал. В помянутом четверостишии Тютчева содержится философская мысль. Но это вовсе не правило лирического жанра, просто Тютчев — автор с таким складом ума и таланта. Можно привести примеры немалого числа шедевров, самый скром­­ный, но равнодушный взгляд содержательности при неэкономном рас­хо­довании слова. Мастером на такие опусы был Георгий Иванов.

Если бы я мог забыться,
Если бы, что так устало,
Перестало сердце биться,
Сердце биться перестало,

Наконец — угомонилось,
Навсегда окаменело,
Но — как Лермонтову снилось —
Чтобы

где-то

жизнь звенела…

…Что любил, что не допето,
Что уже не видно взглядом,
Чтобы было близко где-то,
Где-то близко было рядом…­­­

Вот уж и впрямь не стихи, а какое-то камлание. В них нельзя убавить ни слова, хотя, казалось бы, такую скудную информацию можно было бы передать куда короче. ­­Но поэзия — иное дело, и информация у нее иная — передать состояние души, в случае полной удачи — стать на какой-то срок состоянием души дру­го­го человека. Вот, скажем, кому не случалось слышать в просвещенном разго­воре сентенцию «Не сравнивай: живущий несравним»  или, чего доброго, ще­голь­нуть ею самому? А между тем в разговорном употреблении эта цитата при­обретает чуть ли не восточно-назидательную интонацию вроде «Что ты  пря­тал, то пропало; что ты отдал, то твое». И вводит в заблуждение насчет па­фоса мандельштамовского стихотворения. Да и здравая мысль о хромоте срав­нений не бог весть как оригинальна. Но, открывая стихотворение, это высказы­вание звучит психологически достоверно и поэтому проникновенно. Мы тотчас полу­чаем ключ к настроению лирического героя, человека, выби­того из колеи, ози­рающегося на новом месте, уговаривающего себя смириться с положением ве­щей и погруженного во внутренний монолог, начала которого мы не застали. «Не сравнивай: живу­щий несравним». И именно таким мгно­вен­­ным включе­ни­ем в бормотание на ходу и достигается эффект присутствия, почти перево­пло­щения. И чуткий читатель, даже не зная, что стихи написаны ссыльным, рас­слышит ноту неприкаянности и неблагополучия.

Прямой эфир душевного состояния, имитация репортажа о переживании — хлеб лирики. Поэтому ей, в отличие от прочих жанров литературы, позволи­тельно говорить от авторского лица что бог на душу положит, если, конечно, эти речи характерны для данного настроения.

Примеров не счесть. Маяковский:

Я знаю —
гвоздь у меня в сапоге
кошмарней, чем фантазия у Гете!

Арсений Тарковский:

…Я не бегу. На свете смерти нет.
Бессмертны все. Бессмертно всё. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет…

И только сухарь и зануда придерется к психологически оправданным ги­перболам.

…Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.

Или Блок:

…А вот у поэта — всемирный запой,
И мало ему конституций!

Искушенный читатель не мерит стихи на аршин бытовой этики. Он ищет до­стоверность и переживания, его эссенции. Любовь так любовь, скука так скука. И тому подобное.

Привилегия лирики — снять слитки с драматической ситуации, сказать о след­ствиях, не вдаваясь в причины. Но за льготы бессодержательности, безответ­ственности и верхоглядства приходится платить высокую цену, трудиться по двух­балльной системе — все или ничего.

«Крепкая проза» — снисходительный, но комплимент. «Крепкие стихи» — уни­чижительный отзыв. Профессиональная, не хватающая звезд с неба проза спо­собна обогатить нас новыми знаниями, чужим опытом и непривычным взгля­дом на вещи. Наконец, просто поможет скоротать дорогу или час-другой ожи­дания. Средней руки картина оживит стену в квартире, гостиничном но­мере и так далее. Но прилежное чтение чего бы то ни было крепкого и про­фессио­наль­ного, записанного в столбик, — занятие, достойное чичиковского слуги Петрушки. «Стихи не читают — стихи почитывают», — поправила под­ростка Александра Жолковского его интеллигентная мать, когда тот пере­чис­лял свои каникулярные достижения.

Ну хорошо. Поэзии больше, чем какому-нибудь другому роду литературы, про­тивопоказано быть всего лишь литературой. Но ведь буквальная неслы­ханная простота для нее не выход. Эпитет «безыскусный» бывает похвалой примени­тельно к прозе, но не к поэзии, которая существует исключительно за счет ди­ко­винных технических ухищрений. Пройти какую-нибудь дистан­цию пеш­ком — одно. Но для того, чтобы покрыть ее на лыжах или велосипеде, нужен навык. Иначе эти вспомогательные приспособления будут лишь обузой и по­смешищем. Как и большинство вкривь и вкось зарифмованных тостов, школь­ных утренников, капустников, песен, рекламных призывов и прочего. Но пока­за­тельно и справедливо неистребимое людское убеждение, что празд­ник и поэ­зия — явления одного порядка. Стихов «нон-фикшен» не существует в при­роде. Стихотворная речь как таковая — всегда притязание на художество. А с художе­ства и только художества и спрос другой. И слова поэта Алексея Цветкова, что стихи должны поражать, не кажутся преувеличением. Именно что должны.

Но уцелеть в такой борьбе за выживание очень непросто. И статистически Тол­стой, выходит, прав. Что за странная доблесть говорить куплетами? Аттрак­цион такой, что ли? Поэзия, конечно, роскошь. Но для ценителей крайне на­сущная. Я бы сравнил впечатления от шедевров лирики с воздейст­вием утрен­него, крепкого, вручную сваренного кофе. Голод уже утолен. Впе­реди буднич­ные дела. Но в считаные минуты, пока неспешно обжигаешься этой сладкой горечью, ты чувствуешь, что твои уровень и отвес на месте, и ненадолго совпа­даешь с самим собой. 

https://arzamas.academy/courses/55/8

Сергей Гандлевский

Стихотворение и эссе

Опубликовано в журнале Знамя, номер 4, 2015

Лауреат 1995 года за повесть «Трепанация
черепа» (№ 1), 2002 года за роман <НРЗБ> (№ 1) и 2007 года за стихи,
опубликованные в №№ 1, 5, 7

 

 

СМЕРТЬ В ПАРИЖЕ

 

Памяти друзей

 

Эта девушка
божилась, что умрёт в Париже.
К своему стыду, не знаю, где её могила.
Вероятно, не в Париже, а гораздо ближе —
если у неё в Кузьминках сердце прихватило.

О, поспешные
обеты, нищие обеды!
Много скверного спиртного под мануфактуру.
Пусть прочтут стихи по кругу нервные поэты,
будто здесь у нас — парадный вход в литературу.

Здесь у нас лежат
на кухне алкаши-аркадцы,
изнывая от похмелья. Разве нет, Аркаша?
Пастухам к лицу цевница, каждый рад стараться —
да с утра тахикардия, выручай, Наташа!

Через час пришла с
мороза горе-парижанка
и сказала, открывая крепкие напитки:
— Или я люблю искусство и поэтов жалко,
или, есть такое мненье, дело в щитовидке…

А
покойный друг Аркадий стал ей строить куры
и как записной Ромео взвыл — «О, говори же,
светлый ангел!»

Вновь сгущался чад литературы —

в тот
запой и прозвучала мысль про смерть в Париже.

 

 

 

ТАНЦЫ ЗА ПЛУГОМ

 

Г.Ф. Комарову

 

Зачем вообще стихи?

 

Ей-богу,
не знаю. Думаю, что не сильно ошибусь, если предположу, что подавляющее
большинство людей прекрасно обходятся без поэзии. И это по-человечески не
говорит о них ни хорошо, ни плохо: они просто не получают от стихов
удовольствия.

Английский
классик Уистан Оден
высказался вполне определенно: «poetry makes nothing happen»,
что можно перевести как «поэзия ничем не оборачивается или совсем вольно:
«поэзия — сотрясение воздуха». И все же, безделица поэзии для восприимчивого к
ней человека иногда оборачивается эстетической радостью, даже потрясением.

Когда-то
в древности стихами (впрочем, по нынешним понятиям, довольно необычными)
писались священные тексты — считается, что для удобства массового запоминания
наизусть. Спустя столетия поэзия опростилась и постепенно стала пристрастием и
баловством, вроде спорта, коллекционирования всякой всячины или любви к
путешествиям. Баловством-то баловством, но с самыми серьезными вещами: с
любовью, со смертью, со смыслом или бессмыслицей жизни и т. п.

Не
только великий писатель, но и очень умный человек Лев Толстой считал, что
сочинять стихи — все равно что танцевать за плугом.
Он, вероятно, имел в виду, что думать на главные темы и так непросто, зачем же
еще усложнять себе задачу, отвлекаясь на всякие выкрутасы — размер и рифму. Но
чуткие к поэзии люди могли бы возразить, что Толстой, в общем и целом, прав, кроме
тех случаев, когда он не прав.

Возьмем
для примера такое философское суждение: объективный мир и человеческое мышление
имеют принципиально разные начала, поэтому все попытки осмыслить устройство
мироздания тщетны. Суждение как суждение — глубокое и горькое, его можно
принять к сведению. Но вот как высказался на ту же тему Тютчев:

 

Природа — сфинкс. И
тем она верней
Своим искусом губит человека,
Что, может статься, никакой от века
Загадки нет и не было у ней.

 

Для
чувствительного читателя эти четыре строки тотчас делают отвлеченное
философское предположение личным переживанием, дают возможность испытать собственную
и сиюминутную
эмоцию от старинной выкладки ума. А знать какую-либо точку
зрения на предмет и испытать по поводу того же предмета собственное чувство —
качественно разные вещи.

Зачем
мы посещаем памятные для себя места — двор детства или окрестности дачи, где
жили когда-то? Мы разве не знаем заранее, что нас там больше нет, что нет в
живых многих людей, с памятью о которых связаны эти пейзажи? Или для нас
новость, что время безвозвратно проходит? Всё мы прекрасно знаем, но хотим пережить
этот опыт вновь, понарошку воскресить прошлое,
убедиться в собственной причастности к печали и радости жизни.

Что-то
такое представляет собой и поэзия в сложившемся за последние два с половиной
столетия понимании. Ее можно сравнить со снадобьем, под воздействием которого
разыгрывается воображение, и человек на время оказывается под обаянием
какого-либо авторского настроения или хода мысли, но при этом все-таки отдает
себе отчет, чем вызван неожиданный прилив определенных мыслей и чувств.
Нечто вроде полусна на заказ.

Вот
этот-то, сродни наркотическому, эффект искусства,
скорее всего, и раздражал моралиста Толстого. И он имел право на раздражение,
поскольку как мало кто знал, с чем имеет дело.

Но
здесь — перекресток. Если мир и человеческая жизнь в нем — урок с более или
менее известным ответом, то поэзия, конечно же, помеха, потому что рассеивает
внимание и отвлекает от «учебы». При таком раскладе поэзия может пригодиться
лишь в качестве наглядного пособия или мнемонического подспорья.

Но
если допустить, что мир возник и существует по мановению непостижимой — личной
или безличной — творческой стихии, то искусству, включая и такое бесполезное,
как поэтическое, нечего стесняться: соразмерность и равновесие его шедевров
пребывают, как кажется, в согласии с загадочными законами и пропорциями
мироустройства.

Хочется
думать, что именно это имел в виду Пушкин, когда сказал: «Поэзия выше
нравственности — или по крайней мере совсем иное
дело».

 

Получается,
что я так и не ответил на вынесенный в подзаголовок вопрос «Зачем нужны
стихи?». Но это, в конце-то концов, даже утешительно: значит, поэзия — из ряда
главных явлений человеческого бытия, смысл которых так и останется вечной
головоломкой.

 

 

Все или ничего

 

Выше
я пытался возражать толстовскому сравнению поэзии с танцем за плугом; сейчас я
собираюсь Толстому поддакивать.

Со
времен романтизма поэзия добилась права не приносить ощутимой пользы, но это
послабление усложнило стихотворцам задачу. Освобожденные от обязанности
поставлять читателям какие-либо положительные сведения, лирики обрекли себя на
максималистский режим эстетической оценки и самооценки: либо пан — либо пропал.

В помянутом четверостишии Тютчева («Природа — сфинкс. И тем она верней…») содержится философская мысль, но это вовсе не
правило лирического жанра, просто Тютчев — автор с таким складом ума и таланта.

Можно привести примеры немалого числа шедевров самой скромной, на равнодушный
взгляд, содержательности при неэкономном расходовании слов — мастером на такие
опусы был Георгий Иванов:

 

Если бы я мог
забыться,
Если бы, что так устало,
Перестало сердце биться,
Сердце биться перестало,

Наконец —
угомонилось,
Навсегда окаменело,
Но — как Лермонтову снилось —
Чтобы где-то жизнь звенела…

 

…Что любил, что не
допето,
Что уже не видно взглядом,
Чтобы было близко где-то,
Где-то близко было рядом…

 

Вот
уж и впрямь не стихи, а какое-то камлание. В них нельзя убавить ни слова, хотя,
казалось бы, такую скудную информацию можно было бы передать куда короче.

Но
поэзия — «иное дело», и информация у нее иная — передать
состояние души, а в случае полной удачи — стать на какой-то срок
состоянием души другого человека.

 

Вот,
скажем. Кому не случалось слышать в просвещенном разговоре сентенцию «Не
сравнивай — живущий несравним…», или чего доброго
щегольнуть ею самому? А между тем в разговорном употреблении эта цитата
приобретает чуть ли не восточно-назидательную интонацию, вроде «Что ты спрятал,
то пропало. Что ты отдал, то — твое!», и вводит в заблуждение насчет пафоса мандельштамовского стихотворения. Да и здравая мысль о
хромоте сравнений не бог весть как оригинальна. Но, открывая стихотворение, это
высказывание звучит психологически достоверно и поэтому проникновенно: мы
тотчас получаем «ключ» к настроению лирического героя — человека, выбитого из
колеи, озирающегося на новом месте, уговаривающего себя смириться с положением
вещей и погруженного во внутренний монолог, начала которого мы не застали: «Не
сравнивай — живущий несравним…». И именно таким мгновенным включением в
бормотание на ходу и достигается эффект присутствия, почти перевоплощения. И
чуткий читатель, даже не зная, что стихи написаны ссыльным, расслышит ноту
неприкаянности и неблагополучия.

«Прямой
эфир» душевного состояния, имитация репортажа о переживании — хлеб лирики,
поэтому ей, в отличие от прочих жанров литературы, позволительно говорить от
авторского лица что Бог на душу положит, если, конечно, эти речи характерны для
данного настроения. Примеров не счесть: «Я знаю — гвоздь у меня в сапоге
кошмарней, чем фантазия у Гете!» (В. Маяковский); «На свете смерти нет.
Бессмертны все. Бессмертно всё. Не надо бояться смерти ни в семнадцать
лет, ни в семьдесят…» (А. Тарковский). И только сухарь и зануда придерется к психологически оправданным гиперболам:
«Я вас любил так искренне, так нежно, как дай вам Бог любимой быть другим…» (А.
Пушкин), или — «А вот у поэта всемирный запой и мало ему конституций…» (А.
Блок). Искушенный читатель не мерит стихи на аршин бытовой этики — он ищет
достоверности переживания, его эссенции: любовь — так Любовь, скука — так Скука
и т. п. Привилегия лирики — снять сливки с драматической ситуации, сказать о
следствиях, не вдаваясь в причины.

Но за льготы «бессодержательности», «безответственности» и
«верхоглядства» приходится, с чего я и начал, платить высокую цену: трудиться
по двухбалльной системе — все или ничего.

«Крепкая
проза» — снисходительный, но комплимент; «крепкие стихи» — уничижительный
отзыв. Профессиональная, не хватающая звезд с неба проза способна обогатить нас
новыми знаниями, чужим опытом и непривычным взглядом на вещи; наконец, просто
поможет скоротать дорогу или час-другой ожидания. Средней руки картина оживит
стену в квартире, гостиничном номере и т.п. Но прилежное чтение чего бы то ни
было «крепкого» и «профессионального», записанного «в столбик», — занятие,
достойное чичиковского слуги Петрушки.

«Стихи
не читают — стихи почитывают», — поправила подростка Александра Жолковского его
интеллигентная мать, когда тот перечислял свои каникулярные достижения.

Ну,
хорошо, поэзии больше, чем какому-нибудь другому роду литературы,
противопоказано быть всего лишь «литературой». Но ведь и буквальная
«неслыханная простота» для нее не выход. Эпитет «безыскусный» бывает похвалой
применительно к прозе, но не к поэзии, которая и существует исключительно за
счет диковинных технических ухищрений. Пройти какую-либо дистанцию пешком —
одно, но для того, чтобы покрыть ее на лыжах или на велосипеде, нужен навык; иначе
эти вспомогательные приспособления будут лишь обузой и посмешищем. Как и
большинство вкривь и вкось зарифмованных тостов, школьных утренников,
капустников, песен, рекламных призывов и проч. Но показательно и справедливо
неистребимое людское убеждение, что праздник и поэзия — явления одного порядка!

Стихов
non-fiction не существует в природе. Стихотворная
речь как таковая — всегда притязание на художество.

А с
художества — и только художества — и спрос другой. И слова поэта Алексея
Цветкова, что «стихи должны поражать», не кажутся преувеличением. Именно что
должны.

Но
уцелеть в такой борьбе за выживание очень непросто, и статистически Толстой,
выходит, прав: что за странная
доблесть — говорить куплетами? Ат-тракцион такой, что ли?

 

Поэзия,
конечно, роскошь, но для ценителей — крайне насущная. Я бы сравнил впечатление
от шедевров лирики с воздействием утреннего крепкого вручную сваренного кофе.
Голод уже утолен. Впереди будничные дела. Но в считаные минуты, пока неспешно
обжигаешься этой сладкой горечью, ты чувствуешь, что твои уровень и отвес на
месте, и ненадолго совпадаешь с самим собой.

 

 

 

 

Следующий материал

Вечер на заброшенной фабрике

Лауреат 1995 года за рассказ «Лета» (№ 12), 1996 года за роман «Ермо» (№ 8) и 2011 года за роман «Синяя кровь» (№ 3). Кавалер ордена «Знамени» (2012 г.)  …

(Заметки о поэзии 2013-2014 гг.)

I

Зачем вообще стихи?

Ей-богу, не знаю. Думаю, что не сильно ошибусь, если предположу, что подавляющее большинство людей прекрасно обходятся без поэзии. И это по-человечески не говорит о них ни хорошо, ни плохо: они просто не получают от стихов удовольствия. 

Английский классик Уистан Оден высказался вполне определенно: «poetry makes nothing happen», что можно перевести как «поэзия ничем не оборачивается», или совсем вольно: «поэзия – сотрясение воздуха». И все же, безделица поэзии для восприимчивого к ней человека иногда оборачивается эстетической радостью, даже потрясением.

Когда-то в древности стихами (впрочем, по нынешним понятиям, довольно необычными) писались священные тексты — считается, что для удобства массового запоминания наизусть. Спустя столетия поэзия опростилась и постепенно стала пристрастием и баловством, вроде спорта, коллекционирования всякой всячины или любви к путешествиям. Баловством-то баловством, но с самыми серьезными вещами: с любовью, со смертью, со смыслом или бессмыслицей жизни и т. п.
Не только великий писатель, но и очень умный человек Лев Толстой считал, что сочинять стихи – все равно, что танцевать за плугом. Он, вероятно, имел в виду, что думать на главные темы и так непросто, зачем же еще усложнять себе задачу, отвлекаясь на всякие выкрутасы – размер и рифму. Но чуткие к поэзии люди могли бы возразить, что Толстой, в общем и целом, прав, кроме тех случаев, когда он не прав.

Возьмем для примера такое философское суждение: объективный мир и человеческое мышление имеют принципиально разные начала, поэтому все попытки осмыслить устройство мироздания тщетны. Суждение как суждение – глубокое и горькое, его можно принять к сведению. Но вот как высказался на ту же тему Тютчев:

Природа — сфинкс. И тем она верней
Своим искусом губит человека,
Что, может статься, никакой от века
Загадки нет и не было у ней.

Для чувствительного читателя эти четыре строки тотчас делают отвлеченное философское предположение личным переживанием, дают возможность испытать собственную и сиюминутную эмоцию от старинной выкладки ума. А знать какую-либо точку зрения на предмет и испытать по поводу того же предмета собственное чувство – качественно разные вещи.

 Зачем мы посещаем памятные для себя места – двор детства или окрестности дачи, где жили когда-то? Мы разве не знаем заранее, что нас там больше нет, что нет в живых многих людей, с памятью о которых связаны эти пейзажи? Или для нас новость, что время безвозвратно проходит? Всё мы прекрасно знаем, но хотим пережить этот опыт вновь, понарошку воскресить прошлое, убедиться в собственной причастности к печали и радости жизни.

Что-то такое представляет собой и поэзия в сложившемся за последние два с половиной столетия понимании. Ее можно сравнить со снадобьем, под воздействием которого разыгрывается воображение, и человек на время оказывается под обаянием какого-либо авторского настроения или хода мысли, но при этом все-таки отдает себе отчет, чем вызван неожиданный прилив определенных мыслей и чувств. Нечто вроде полусна на заказ.

Вот этот-то, сродни наркотическому, эффект искусства, скорей всего, и раздражал моралиста Толстого. И он имел право на раздражение, поскольку, как мало кто, знал, с чем имеет дело.

Но здесь – перекресток. Если мир и человеческая жизнь в нем – урок с более или менее известным ответом, то поэзия, конечно же, помеха, потому что рассеивает внимание и отвлекает от «учебы». При таком раскладе поэзия может пригодиться лишь в качестве наглядного пособия или мнемонического подспорья.

Но если допустить, что мир возник и существует по мановению непостижимой – личной или безличной — творческой стихии, то искусству, включая и такое бесполезное, как поэтическое, нечего стесняться: соразмерность и равновесие его шедевров пребывают, как кажется, в согласии с загадочными законами и пропорциями мироустройства.

Хочется думать, что именно это имел в виду Пушкин, когда сказал: «Поэзия выше нравственности – или по крайней мере совсем иное дело».

 
Получается, что я так и не ответил на вынесенный в подзаголовок вопрос «Зачем нужны стихи?» Но это, в конце-то концов, даже утешительно: значит, поэзия – из ряда главных явлений человеческого бытия, смысл которых так и останется вечной головоломкой.

II

                                              Все или ничего

Выше я пытался возражать толстовскому сравнению поэзии с танцем за плугом; сейчас я собираюсь Толстому поддакивать.
Со времен романтизма поэзия добилась права не приносить ощутимой пользы, но это послабление усложнило стихотворцам задачу. Освобожденные от обязанности поставлять читателям какие-либо положительные сведения, лирики обрекли себя на максималистский режим эстетической оценки и самооценки: либо пан – либо пропал.

В помянутом четверостишии Тютчева («Природа — сфинкс. И тем она верней…») содержится философская мысль, но это вовсе не правило лирического жанра, просто Тютчев – автор с таким складом ума и таланта. Можно привести примеры немалого числа шедевров самой скромной, на равнодушный взгляд, содержательности при неэкономном расходовании слов — мастером на такие опусы был Георгий Иванов:

Если бы я мог забыться,
Если бы, что так устало,
Перестало сердце биться,
Сердце биться перестало,

Наконец — угомонилось,
Навсегда окаменело,
Но — как Лермонтову снилось —
Чтобы где-то жизнь звенела…

…Что любил, что не допето,
Что уже не видно взглядом,
Чтобы было близко где-то,
Где-то близко было рядом…

Вот уж и впрямь не стихи, а какое-то камлание. В них нельзя убавить ни слова, хотя, казалось бы, такую скудную информацию можно было бы передать куда короче.

Но поэзия – «иное дело», и информации у нее иная – передать состояние души, а в случае полной удачи – стать на какой-то срок состоянием души другого человека.

Вот, скажем. Кому не случалось слышать в просвещенном разговоре сентенцию «Не сравнивай – живущий несравним…», или чего доброго щегольнуть ей самому? А между тем, в разговорном употреблении эта цитата приобретает чуть ли не восточно-назидательную интонацию, вроде «Что ты спрятал, то пропало. Что ты отдал, то — твое!», и вводит в заблуждение насчет пафоса мандельштамовского стихотворения. Да и здравая мысль о хромоте сравнений не бог весть как оригинальна. Но, открывая стихотворение, это высказывание звучит психологически достоверно и поэтому проникновенно: мы тотчас получаем «ключ» к настроению лирического героя – человека, выбитого из колеи, озирающегося на новом месте, уговаривающего себя смириться с положением вещей и погруженного во внутренний монолог, начала которого мы не застали: «Не сравнивай – живущий несравним…» И именно таким мгновенным включением в бормотание на ходу и достигается эффект присутствия, почти перевоплощения. И чуткий читатель, даже не зная, что стихи написаны ссыльным, расслышит ноту неприкаянности и неблагополучия.

 «Прямой эфир» душевного состояния, имитация репортажа о переживании – хлеб лирики, поэтому ей, в отличие от прочих жанров литературы, позволительно говорить от авторского лица что Бог на душу положит, если, конечно, эти речи характерны для данного настроения. Примеров не счесть: «Я знаю — гвоздь у меня в сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете!» (В. Маяковский); «На свете смерти нет. Бессмертны все. Бессмертно всё. Не надо бояться смерти ни в семнадцать лет, ни в семьдесят…» (А. Тарковский). И только сухарь и зануда придерется к психологически оправданным гиперболам: «Я вас любил так искренне, так нежно, как дай вам Бог любимой быть другим…» (А. Пушкин), или — «А вот у поэта всемирный запой и мало ему конституций…» (А. Блок). Искушенный читатель не мерит стихи на аршин бытовой этики – он ищет достоверности переживания, его эссенции: любовь – так Любовь, скука – так Скука и т. п. Привилегия лирики – снять сливки с драматической ситуации, сказать о следствиях, не вдаваясь в причины.

Но за льготы «бессодержательности», «безответственности» и «верхоглядства» приходится, с чего я и начал, платить высокую цену: трудиться по двухбалльной системе – все или ничего.

«Крепкая проза» – снисходительный, но комплимент; «крепкие стихи» – уничижительный отзыв. Профессиональная, не хватающая звезд с неба проза способна обогатить нас новыми знаниями, чужим опытом и непривычным взглядом на вещи; наконец, просто поможет скоротать дорогу или час-другой ожидания. Средней руки картина оживит стену в квартире, гостиничном номере и т. п. Но прилежное чтение чего бы то ни было «крепкого» и «профессионального», записанного «в столбик», – занятие, достойное чичиковского слуги Петрушки.

«Стихи не читают – стихи почитывают», — поправила подростка Александра Жолковского его интеллигентная мать, когда тот перечислял свои каникулярные достижения.

Ну, хорошо, поэзии, больше, чем какому-нибудь другому роду литературы, противопоказано быть всего лишь «литературой». Но ведь и буквальная «неслыханная простота» для нее не выход. Эпитет «безыскусный» бывает похвалой применительно к прозе, но не к поэзии, которая и существует исключительно за счет диковинных технических ухищрений. Пройти какую-либо дистанцию пешком – одно, но для того, чтобы покрыть ее на лыжах или велосипеде нужен навык; иначе эти вспомогательные приспособления будут лишь обузой и посмешищем. Как и большинство вкривь и вкось зарифмованных тостов, школьных утренников, капустников, песен, рекламных призывов и проч. Но показательно и справедливо неистребимое людское убеждение, что праздник и поэзия – явления одного порядка!

Стихов non-fiction не существует в природе. Стихотворная речь как таковая – всегда притязание на художество.
А с художества — и только художества — и спрос другой. И слова поэта Алексея Цветкова, что «стихи должны поражать» не кажутся преувеличением. Именно что должны.

Но уцелеть в такой борьбе за выживание очень непросто, и статистически Толстой, выходит, прав: что за странная доблесть – говорить куплетами? Аттракцион такой, что ли?

Поэзия, конечно, роскошь, но для ценителей – крайне насущная. Я бы сравнил впечатление от шедевров лирики с воздействием утреннего крепкого вручную сваренного кофе. Голод уже утолен. Впереди будничные дела. Но в считанные минуты, пока неспешно обжигаешься этой сладкой горечью, ты чувствуешь, что твои уровень и отвес на месте, и ненадолго совпадаешь с самим собой.

О СВОБОДЕ И ПУШКИНСКОЙ МЕТАУТОПИИ

Был вчера на присуждении премий «Имени Егора Гайдара». Объявление лауреатов по разным номинациям перемежалось, как водится, концертными номерами. Выступал и Константин Райкин. Он, видимо, рассчитал, что аудитория будет оппозиционная и граждански озабоченная, и в назидание ей подобрал и прочел стихотворения радостные и просветленные, смотрящие как бы поверх схватки. Заключительным аккордом прозвучало, разумеется, «Из Пиндемонте». И стихи эти – шедевр, и Константин Райкин – актер, каких поискать, но мне не нравится, когда лояльная элита и власть вовсю пользуются Пушкиным как доводом в свою пользу (например, к месту и не к месту цитируя, что правительство у нас – единственный европеец и проч.)

Нашел у себя в архиве свои старые записи как раз по поводу «Из Пиндемонте».

Как некий херувим

«Из Пиндемонте» Пушкина может озадачить явной, по нынешним понятиям, смысловой непоследовательностью. Добрую половину стихотворения автор посвящает пренебрежительным отзывам об основных гражданских свободах:

Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова,
Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспоривать налоги,
Или мешать царям друг с другом воевать;
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.
Все это, видите ль, слова, слова, слова…

А потом делится своими заветными представлениями о счастье:

Иные, лучшие, мне дороги права;
Иная, лучшая, потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа —
Не все ли нам равно? Бог с ними. Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать, для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи,
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья.
Вот счастье! вот права…

Но ведь мы привыкли думать, что только демократия и дает право каждому и на общих основаниях располагать законными свободами, в том числе — свободой передвижения и доступа к информации! А обладание этими двумя правами и означает для Пушкина ключ к счастью.

Это противоречие тем более странно, что Пушкин чрезвычайно умен, и такая неувязка причин и следствий не должна была бы ускользнуть от его внимания. Как если бы кто-то мечтал летать по небу и в то же время иронизировал по поводу полезной для людских нужд науки воздухоплавания.

Но если вчитаться в стихотворение непредвзято, вне идеологических штампов современного мышления, приходишь к выводу, что автор хочет, чтобы жизнь не чинила препятствий в утолении духовных запросов именно ему, избавив при этом именно его от отстаивания своих интересов, как гражданских, так и экономических. (О презрении к низким материям – цензуре, налогам, политике – в стихотворении написано черным по белому.) То есть, обошлась с поэтом как-то по-особому, с серьезными послаблениями, вопреки существующему порядку вещей. Иными словами, Пушкину для счастья необходимо быть и в ежедневном обиходе любимцем небес, баловнем судьбы. Очень наивно, но вполне логично, с пушкинской точки зрения: если судьба сказала «А», расщедрившись на такой дар, отчего бы ей не сказать и «В», сделав для гения исключение и в житейской сфере? Какое избранническое самочувствие![1] «Ты царь: живи один…», похоже, не просто красноречие — монаршье одиночество вправе рассчитывать и на соответствующие привилегии.

Впрочем, вскоре Пушкин внес в свою идеальную жизненную программу-максимум радикальное изменение: «На свете счастья нет, но есть покой и воля». Теперь речь идет о другой мечте – о побеге, пусть тоже идеальном и не обремененном бытовыми осложнениями и подробностями, «в обитель дальную трудов и чистых нег».

Хотя в действительности в 1830-е годы великому поэту приходилось довольствоваться иной моделью поведения:

Забыв и рощу, и свободу,
Невольный чижик надо мной
Зерно клюет и брызжет воду,
И песнью тешится живой.

Так что правильней, на мой взгляд, говорить не об ответственном и целенаправленном антилиберальном пафосе стихотворения «Из Пиндемонте» (до либерализма здесь автору нет дела в принципе), а, скорее, о притязаниях Пушкина на исключительную и идеальную, достойную его гения участь. Напрашивается упрек в эгоизме; но у такого поведения есть и оборотная сторона: Пушкин никому ничего не навязывает – он не занимается пропагандой, а создает свою единоличную «метаутопию»[2].

__________________

[1] В. В. Вересаев обратил внимание на эту особенность пушкинского мироощущения: «…тоска олимпийского бога, изгнанного за какой-то проступок с неба на темную землю и рвущегося мечтой к лучезарной своей родине». («В двух планах», 1928).
[2] Термин Роберта Нозика (за науку спасибо Р. И. Капелюшникову).

Обновлено: 09.03.2023

3 Задание открытого типа Задание открытого типа с развернутым ответом – это сочинение –рассуждение на основе предложенного текста. Задание проверяет сформированность у учащихся отдельных коммуникативных умений и навыков: * анализировать содержание и проблематику прочитанного текста; * комментировать проблемы исходного текста, позицию автора; * выражать и аргументировать собственное мнение; * последовательно и логично излагать мысли; * использовать в речи разнообразные грамматические формы и лексическое богатство языка; * практическую грамотность – навыки оформления высказывания в соответствии с орфографическими, пунктуационными, грамматическими и лексическими нормами современного русского литературного языка.

4 Напишите сочинение по тексту Сформулируйте и прокомментируйте одну из проблем, поставленных автором текста (избегайте чрезмерного цитирования). Сформулируйте позицию автора. Напишите, согласны или не согласны вы с точкой зрения автора прочитанного текста. Объясните почему. Свой ответ аргументируйте, опираясь на знания, читательский и жизненный опыт (учитываются первые два аргумента). Объём сочинения – не менее 150 слов. Работа, написанная без опоры на прочитанный текст (не по данному тексту), не оценивается. Если сочинение представляет собой пересказанный или полностью переписанный исходный текст без каких бы то ни было комментариев, то такая работа оценивается нулём баллов. Сочинение пишите аккуратно, разборчивым почерком.

5 Компоненты содержания структуры текста сочинения Вступление Формулировка проблемы Комментарий к тексту Формулировка позиции автора Выражение собственной позиции Аргументация (не менее 2 аргументов). Выводы

6 Критерии речевого оформление сочинения Смысловая цельность Связность Логичность Коммуникативный замысел Точность выражения мысли Разнообразие грамматических форм Средства выразительности Богатство словаря

7 Выразительность речи З а в и с и т от у с л о в и й: Самостоятельность мышления Интерес к тому, о чём пишешь Знание выразительных возможностей языка Знание свойств языковых стилей Тренировка речевых навыков Умение контролировать свою речь Психологическая целевая установка на выразительность речи

9 Прочитаем продолжение (3) Если к тому же приезжий бывал здесь во время войны и видал то, что осталось от города в феврале сорок третьего года, то восприятие его тут нет ничего удивительного будет особенно остро, а чувствительность несколько повышена. (4) И конечно же, будет вспоминать. (5) Пусть не осудят его за это. (6) Вспоминать всегда интереснее, чем слушать воспоминания, и удержаться от этого очень трудно. О чем рассуждает известный писатель, публицист В.Некрасов?

10 Прочитаем третью часть текста (7) Всякий поймет волнение, с которым подходит человек к месту, где он когда-то воевал. (8) В ТЭЦ тракторного завода я, правда, не работал, но я должен был ее взорвать. (9) На мне лежала тяжелая и страшная обязанность.(10) Приказ этот так и не поступил, но весь сентябрь 1942 года мы жили в ожидании его. (11) Мы — это пять человек, живших в небольшом блиндаже метрах в ста от станции. (12) Лежа по вечерам на нарах, мы смотрели на этот ненавистный рубильник с черной ручкой, и все пятеро думали об одном. (13) Это были невеселые мысли.

11 (14) А попал я снова на этот завод только через десять лет, в июне. (15) Впервые вижу его днем. (16) Я не буду говорить, узнал я его или не узнал,- любой ответ прозвучит банально. (17) Не буду говорить и о том, как искал и не нашел старые окопы, как пытался восстановить, где же проходила передовая, не буду говорить и о самом заводе это особая тема, скажу только несколько слов о тополях. Прочитаем продолжение

12 18) Те самые, срезанные снарядами, тополя у входа, мимо которых мы торопливо пробегали темными октябрьскими ночами сорок второго года, те самые мертвые, как нам тогда казалось, они выросли и стали большими, красивыми, настоящими тополями. (19) И вырастил, спас их Рогов старший садовник завода. (20) Совсем обыкновенный на вид, невысокий, чуть сутулый, с черными от земли руками, это он превратил свой завод в сад я не преувеличиваю, это действительно так, — это он вырастил в бедном зеленью Сталинграде, на сухой его почве, эти деревья с такими пышными кронами, это он украсил заводские скверики маленькими вишневыми деревцами, которые тоже станут большими. Прочитаем продолжение

13 (21) Сейчас высокие, стройные, чуть шелестящие на ветру тополя и цехи восстановленного завода, на стены которых молодые деревца бросают свою полупрозрачную тень, — может быть, всё это и есть лучший памятник тем, кто лежит сейчас в земле Сталинграда, кто отдал свои жизни в разрушенных цехах завода. 290 слов По В. Некрасову Прочитаем продолжение

14 Определите стиль и тип речи 1) художественный стиль, описание. 2) художественный стиль, повествование 3) художественный стиль, рассуждение 4) публицистический стиль, рассуждение и повествование с элементами описания

15 Начинаем писать сочинение 1 абзац. Напишите вступление к сочинению – рассуждению (используя вопросы) 2 абзац. Обозначьте тему.

16 Тема ( о чем?) Автор размышляет: о городе Сталинграде в годы войны; о событиях Великой Отечественной войны и послевоенного времени; о послевоенных событиях, о трудовой доблести в годы войны; о памятных местах, связанных с историей Великой Отечественной войны

17 Работа с текстом Какую проблему затрагивает автор? Как сам автор относится к этой проблеме? Что ты думаешь об этой проблеме?

18 1. Какое противоречие отмечает автор? 2. Над чем задумываешься, читая этот текст? События Великой Отечественной войны уходят в прошлое, стираются из памяти. Места боевых сражений поросли травой. В мирной жизни всё становится обыденным и незаметным… Память о войне – долг каждого Борьба за жизнь в годы Великой Отечественной войны как противостояние смерти, вера в победу и будущее. Стройные тополя и сад вокруг восстановленного завода, молодые деревца, может быть, всё это и есть лучший памятник тем, кто лежит сейчас в земле Сталинграда, кто отдал свои жизни в разрушенных цехах завода. Выберите главную проблему.

19 Какое утверждение противоречит точке зрения автора? 1) Место, где человек воевал, навсегда останется в памяти 2) Мирная послевоенная действительность успокаивает память 3) Люди, прошедшие войну, не любят её вспоминать 4) Сад и есть лучший памятник тем, кто лежит сейчас в земле Сталинграда, кто отдал свои жизни в разрушенных цехах завода.

20 Комментирование проблемы Комментарий – рассуждения, пояснительные замечания по поводу чего-либо. Текстуальный – объяснение текста, следование за автором в раскрытии проблемы Концепционный — интерпретация проблемы, ее актуальность, столкновение различных мнений по вопросу На каком материале автор раскрывает проблему? На чем заостряет внимание? Какие аспекты проблемы рассматриваются в тексте? Какие эмоции автора выражены в тексте? Как выражено отношение автора к изображаемому? Позиция автора – это ответ на вопрос проблемы.

21 Комментируем основную проблему текста К какому типу вы бы отнесли данную проблему? Почему? (Социальная, нравственная, психологическая, экологическая, экономическая, политическая…) Насколько актуально то, над чем заставляет задуматься автор? Случалось ли вам сталкиваться с подобной проблемой на собственном жизненном опыте или опыте сверстников ?

22 Памятка пишущему сочинение! Вступление Формулировка проблемы Комментарии проблемы ( по тексту) Позиция автора Собственное мнение по проблеме, поднимаемой автором в тексте (1 – 2 аргумента) … Именно об этом пишет в своей статье В. Некрасов. Бесспорно, проблема, поднимаемая автором в тексте — … Давайте вчитаемся в строки … Позиция автора читателю ясна. Писатель убеждён … Я согласен (не согласен) с автором статьи. Действительно, проблема … Давайте вместе вспомним … (аргументы)

23 Определяем позицию автора Память о Великой Отечественной войне может быть сохранена как в монументах, так и в делах, связанных с обычной жизнью и трудом… Как автор относится к своему утверждению? Насколько проблема, поставленная в тексте, актуальна? Почему? Каким образом автор привлекает наше внимание к этой проблеме? Найдите языковые средства в тексте, с помощью которых автор подчеркивает свое отношение к сказанному.

24 Изобразительно-выразительные средства Тропы – поэтические обороты, употребление слов в переносном значении. Сравнение: как золото Эпитет: печальные букеты Метафора: заря пылает Метонимия: чайник кипит Гипербола: сто раз видел Литота: в двух шагах от рая Олицетворение: О чем ты воешь, ветер ночной, о чем так сетуешь безмолвно? Фигуры речи – формы высказываний, с помощью которых усиливается выразительность текста. Антитеза – противопоставление: великий человек на малые дела Градация – нарастание / ослабление: Пришел, увидел, победил Анафора – единоначатие: Мне нравится, что вы больны не мной,/ Мне нравится, что я больна не вами Эпифора – повтор в конце: В этом тихом доме. Не найти мне места в тихом доме Риторический вопрос: Кто не ошибался в юности? Парцелляция – выделение отдельных частей в качестве самостоятельных предложений: Играл! Проигрывал! В опеку взят!

25 Высказываем свое мнение по проблеме Есть ли у вас свое мнение, отличное от точки зрения автора, по этой проблеме? Если вы согласны или не согласны с мнением автора, приготовьтесь это обосновать. Вызывает ли у вас интерес эта проблема?

28 Тренинг: укажите виды речевых ошибок. В. Некрасов то и дело прибегает к употреблению метафор и олицетворений. Автор увеличивает впечатление. Автор использует художественные особенности. В этом рассказе рассказывается о реальных событиях.

29 Проверяем В. Некрасов то и дело прибегает к употреблению метафор и олицетворений. Автор увеличивает впечатление. Автор использует художественные особенности. В этом рассказе рассказывается о реальных событиях.

Б.Л. Васильев, советский и российский писатель, в своем тексте размышляет на тему воспитания. Что же лежит в основе эстетического и этического воспитания? Именно эта проблема находится в центре внимания автора.

Размышляя над данной проблемой, писатель приводит в пример свое детство: “Помню, что при мне родители громко восхищались прочитанным стихотворением, репродукцией картины в журнале или подвигами героев русской истории.” При этом они объясняли сыну значимость их восхищений.

Эксперты сайта Критика24.ру
Учителя ведущих школ и действующие эксперты Министерства просвещения Российской Федерации.

Данный пример наглядно показывает, что важно во время взросления ребенка прививать ему действительно стоящие ценности. В продолжении своих рассуждений автор повествует нам о том, что также важную роль играет этическое воспитание, в развитии которого принимает участие близкое окружение. “Мои родители никогда не повышали голоса, никогда не выясняли своих отношений при детях, никогда не употребляли не только матерщины, но и просто не совсем, что ли, литературных слов” — пишет автор. Выходит, что если вы хотите вложить в ребенка достойное этическое воспитание, то следует начать с себя и подавать ему достойный пример. Оба приведенных примера, дополняя друг друга, помогают читателю увидеть, что для правильного воспитания ребенка следует самому придерживаться тех качеств, которыми, по вашему мнению, должен обладать ваш ребенок.

Сам автор считает, что в основе эстетического и этического воспитания лежит пример родителей и друзей и что его можно с легкостью испортить, ведь в памяти ребенка такие моменты остаются на всю жизнь.

Я согласна с мнением автора. Действительно, детство сильно влияет на становление человека, поэтому уже с малых лет стоит прививать своему ребенку достойные ценности и правила поведения. Для подробного обоснования своего мнения приведу пример из литературы.

В произведении Льва Толстого “Война и Мир” достаточно подробно описывается семья Ростовых. В этой дворянской семье детей, Наташу и Николая, уже с самых ранних лет приучали к музыке, игре на фортепиано, изучению французского, правильным манерам поведения на балах. Родители старались воспитать порядочных детей, и у них это действительно получилось.

Таким образом, можно сделать вывод, что в основе достойного эстетического и этического воспитания в первую очередь лежит правильный пример родителей и друзей.

Посмотреть все сочинения без рекламы можно в нашем

Чтобы вывести это сочинение введите команду /id91597

К1: Автор сочинения верно сформулировал одну из проблем исходного текста. Фактических ошибок, связанных с пониманием и формулировкой проблемы, нет. (Оценка: 1 из 1)

К2: автор прокомментировал проблему с опорой на данный текст, привёл и раскрыл две иллюстрации из предложенного текста, объяснил их значение, однако сделал это неразвернуто. Фактические ошибки, связанные с пониманием проблемы исходного текста, отсутствуют. Отсутствует максимальный балл за к10.

К3: позиция автора понята и раскрыта верно.

К4: автор сочинения выразил своё личное отношение к авторской позиции по проблеме, аргументировал его.

К5: сочинение характеризуется смысловой цельностью, речевой связностью и связностью изложения, логических ошибок нет. Сохранена последовательность изложения, сохранено абзацное членение текста.

К6: работа автора характеризуется разнообразием грамматического построения текста, нет нарушения точности выражения мыслей.

К7: орфографических ошибок нет.

К8: пунктуационных ошибок нет.

К9: грамматических ошибок нет.

К10: речевые ошибки есть

>советский и российский писатель

>в продолжении своих рассуждений

Есть незначительная тавтология.

К11: Этические ошибки в работе отсутствуют.

К12: фактических ошибок в фоновом материале нет

Эксперты сайта Критика24.ру
Учителя ведущих школ и действующие эксперты Министерства просвещения Российской Федерации.

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter.
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

Сайт имеет исключительно ознакомительный и обучающий характер. Все материалы взяты из открытых источников, все права на тексты принадлежат их авторам и издателям, то же относится к иллюстративным материалам. Если вы являетесь правообладателем какого-либо из представленных материалов и не желаете, чтобы они находились на этом сайте, они немедленно будут удалены.
Сообщить о плагиате

Вопрос, который вдруг стал актуальным во времена, когда выпускники гуманитарного факультета гадают — мужчина или женщина Эрих Мария Ремарк (Крамер). Отвечает на него известный поэт и писатель Сергей ГАНДЛЕВСКИЙ:

Думаю, что не сильно ошибусь, если предположу, что подавляющее большинство людей прекрасно обходится без поэзии. И это по-человечески не говорит о них ни хорошо, ни плохо: они просто не получают от стихов удовольствия.

Когда-то в древности стихами (впрочем, по нынешним понятиям довольно необычными) писались священные тексты — считается, что для удобства массового запоминания наизусть. Спустя столетия поэзия опростилась и постепенно стала пристрастием и баловством, вроде спорта, коллекционирования всякой всячины или любви к путешествиям. Баловством-то баловством, но с самыми серьезными вещами: с любовью, со смертью, со смыслом или бессмыслицей жизни и т.п.

Не только великий писатель, но и очень умный человек Лев Толстой считал, что сочинять стихи — все равно что танцевать за плугом. Он, вероятно, имел в виду, что думать на главные темы и так непросто, зачем же еще усложнять себе задачу, отвлекаясь на всякие выкрутасы — размер и рифму. Но чуткие к поэзии люди могли бы возразить, что Толстой, в общем и целом, прав, кроме тех случаев, когда он не прав.

Возьмем для примера такое философское суждение: объективный мир и человеческое мышление имеют принципиально разные начала, поэтому все попытки осмыслить устройство мироздания тщетны. Суждение как суждение — глубокое и горькое, его можно принять к сведению. Но вот как высказался на ту же тему Тютчев:

Природа — сфинкс. И тем она верней
Своим искусом губит человека,
Что, может статься, никакой от века
Загадки нет и не было у ней.

Для чувствительного читателя эти четыре строки тотчас делают отвлеченное философское предположение личным переживанием, дают возможность испытать собственную и сиюминутную эмоцию от старинной выкладки ума. А знать какую-либо точку зрения на предмет и испытать по поводу того же предмета собственное чувство — качественно разные вещи.

Зачем мы посещаем памятные для себя места — двор детства или окрестности дачи, где жили когда-то? Мы разве не знаем заранее, что нас там больше нет, что нет в живых многих людей, с памятью о которых связаны эти пейзажи? Или для нас новость, что время безвозвратно проходит? Всё мы прекрасно знаем, но хотим пережить этот опыт вновь, понарошку воскресить прошлое, убедиться в собственной причастности к печали и радости жизни.

Что-то такое представляет собой и поэзия в сложившемся за последние два с половиной столетия понимании. Ее можно сравнить со снадобьем, под воздействием которого разыгрывается воображение, и человек на время оказывается под обаянием какого-либо авторского настроения или хода мысли, но при этом все-таки отдает себе отчет, чем вызван неожиданный прилив определенных мыслей и чувств. Нечто вроде полусна на заказ.

Вот этот-то, сродни наркотическому, эффект искусства, скорей всего, и раздражал моралиста Толстого. И он имел право на раздражение, поскольку, как мало кто, знал, с чем имеет дело.

Но если допустить, что мир возник и существует по мановению непостижимой — личной или безличной — творческой стихии, то искусству, включая и такое бесполезное, как поэтическое, нечего стесняться: соразмерность и равновесие его шедевров пребывают, как кажется, в согласии с загадочными законами и пропорциями мироустройства.

Стихотворение того же Сергея Гандлевского:

Когда я жил на этом свете
И этим воздухом дышал,
И совершал поступки эти,
Другие, нет, не совершал;
Когда помалкивал и вякал,
Мотал и запасался впрок,
Храбрился, зубоскалил, плакал —
И ничего не уберег;
И вот теперь, когда я умер
И превратился в вещество,
Никто — ни Кьеркегор, ни Бубер —
Не объяснит мне, для чего,
С какой — не растолкуют — стати,
И то сказать, с какой-такой
Я жил и в собственной кровати
Садился вдруг во тьме ночной.

Надень пальто. Надень шарф.
Тебя продует. Закрой шкаф.
Когда придёшь. Когда придёшь.
Обещали дождь. Дождь.

Купи на обратном пути
хлеб. Хлеб. Вставай, уже без пяти.
Я что-то вкусненькое принесла.
Дотянем до второго числа.

Это на праздник. Зачем открыл.
Господи, что опять натворил.
Пошёл прочь. Пошёл прочь.
Мы с папочкой не спали всю ночь.

Как бегут дни. Дни. Застегни
верхнюю пуговицу. Они
толкают тебя на неверный путь.
Надо постричься. Грудь

вся нараспашку. Можно сойти с ума.
Что у нас – закрома?
Будь человеком. НЗ. БУ.
Не горбись. ЧП. ЦУ.

Надо в одно местечко.
Повесь на плечики.
Мне не нравится, как
ты кашляешь. Ляг. Ляг. Ляг.

Не говори при нём.
Уже без пяти. Подъём. Подъём.
Стоило покупать рояль. Рояль.
Закаляйся, как сталь.

Он меня вгонит в гроб. Гроб.
Дай-ка потрогать лоб. Лоб.
Не кури. Не губи
лёгкие. Не груби.

Не простудись. Ночью выпал
снег. Я же вижу – ты выпил.
Я же вижу – ты выпил. Сознайся. Ты
остаёшься один. Поливай цветы.

Другие статьи в литературном дневнике:

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2022 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+

На главную страницу

— Главная — Сочинение ЕГЭ

Текст Б.Л. Пастернака не может оставить равнодушным, так как в нем поднимается значимый вопрос: что нужно для того, чтобы стать талантливой личностью? Именно об этом пишет автор предложенного для анализа произведения.

Вовсе не случайно, размышляя над проблемой, рассказчик говорит о своем кумире-композиторе, который был его учителем. Однажды преподаватель повторил пассаж, придуманный Борисом, не в той тональности. Человек, который имеет музыкальное образование и занимается обучением этому искусство, не имел абсолютного слуха. Действительно, задатки не всегда играют важную роль в занятии определенного рода деятельностью. Важно то, насколько человек погружен в свою работу, поэтому люди могут быть успешными и без врожденных особенностей нервной системы.

Примеры дополняют друг друга, приводят к мысли о том, что данные природой способности нужно развивать, чтобы стать выдающейся личностью, талантом. А для этого вовсе не обязательно иметь абсолютный слух.

Позиция автора ясна. Б.Л. Пастернак убежден, что талант – это не набор задатков. Никогда нельзя останавливаться на достигнутом, нужно быть уверенным, что труд и бесконечное самосовершенствование приведет к гениальности. Именно работа над собой порождает талантливых людей.

Итак, врожденные способности всегда должны быть подкреплены трудом, самосовершенствованием. Именно при таких условиях формируется талант.

В соответствии с критериями проверки сочинений формата ЕГЭ 2022 ваша работа оценивается следующим образом.

К1 — Формулировка проблем исходного текста: + 1 балл

Проблема определена верно, сформулирована не совсем корректно.

Ваша формулировка: что нужно для того, чтобы стать талантливой личностью?

Лучше было бы проблемный вопрос сформулировать так: что нужно, чтобы реализовать талант?/что позволяет человеку развить талант? И ответ в авторской позиции: недостаточно задатков, нужно трудиться, любить то, чем занимаешься. Только упорные, настойчивые и трудолюбивые люди могут полностью реализовать свой талант.

Пример 1 в сочинении указан, пояснен. Пример 2 указан, пояснен. Взаимосвязь между примерами определена верно. Но анализ связи у вас формальный. Нужно показать, как именно второй пример дополняет первый (у вас этого нет). На ЕГЭ могут снизить балл за анализ связи.

K3 — Отражение позиции автора исходного текста: + 1 балл

Позиция автора относительно поставленной проблемы определена корректно.

Однако вы допустили логическую ошибку при формулировке авторской позиции. Об этой ошибке напишу ниже (в К 5).

Отношение к позиции автора содержит согласие и тезис, обоснование тезиса засчитать нельзя.

В фильме «В моей смерти прошу винить Клаву К.» не показывается, как героиня трудилась, чтобы развить свои способности. Да, её абсолютный слух обнаружил Лавр. Но нам показывают только один эпизод в конце фильма, когда девушка поёт. Как она трудилась, сколько времени уделяла развитию своего таланта, мы не знаем. Это осталось за кадром. Поэтому ваш пример засчитать нельзя.

Цитирую частично ваш пример № 2. Чайковский и Вагнер обладают абсолютным слухом, благодаря чему добились успеха. И, безусловно, нельзя быть уверенным в наличии природных особенностей у Чайковского и Вагнера.

Вы противоречите сами себе. Сначала пишете, что Чайковский и Вагнер обладают абсолютным слухом. А потом говорите, что нельзя быть уверенным в наличии природных способностей у этих композиторов. Это логическая ошибка.

Пример № 2. И, безусловно, нельзя быть уверенным в наличии природных особенностей у Чайковского и Вагнера.

Дальше ещё одна логическая нестыковка. Почему нельзя быть уверенными в наличии природных способностей у Чайковского и Вагнера? Наоборот, нельзя усомниться в наличии у них природных способностей. Чайковский и Вагнер обладали абсолютным слухом. Приведу в подтверждение цитату из текста: —(26)Абсолютный слух? (28)А Вагнер? (29)А Чайковский? (30)А сотни настройщиков, которые наделены им?

Смысловая связь и её анализ. Примеры дополняют друг друга, приводят к мысли о том, что данные природой способности нужно развивать, чтобы стать выдающейся личностью, талантом. А для этого вовсе не обязательно иметь абсолютный слух.

Пастернак писал о том, что необязательно иметь абсолютный слух, чтобы стать талантливым музыкантом. А вы отождествили слух и талант и пишете, что, даже если у человека нет слуха (природного таланта), он может стать талантом и выдающейся личностью.

Позиция автора. Б.Л. Пастернак убежден, что талант – это не набор задатков. Никогда нельзя останавливаться на достигнутом, нужно быть уверенным, что труд и бесконечное самосовершенствование приведет к гениальности. Именно работа над собой порождает талантливых людей.

Вы ошибочно отождествляете понятия талант и гениальность. Талантливый и гениальный – не синонимы. Ещё одна логическая ошибка.

K6 — Точность и выразительность речи + 1 балл. Снижен по критерию К 10.

K7 — Соблюдение орфографических норм: + 3 балла.

K8 — Соблюдение пунктуационных норм: + 3 балла.

K9 — Соблюдение грамматических норм: + 1 балл (2 ошибки).

Человек, который имеет музыкальное образование и занимается обучением этому искусств о , не имел абсолютного слуха. Заниматься обучением ЧЕМУ? ИскусствУ — Д.п.

Никогда нельзя останавливаться на достигнутом, нужно быть уверенным, что труд и бесконечное самосовершенствование привед е т к гениальности. Труд и самосовершенствование — мн.ч. Они приведут к гениальности.

K11 — Соблюдение этических норм: + 1 балл.

К12 — Соблюдение фактологической точности в фоновом материале: + 1 балл

Именно об этом пишет автор предложенного для анализа произведения . Для анализа учащимся на ЕГЭ дают текст, фрагмент/отрывок из произведения. Используйте эти слова. Могут снизить балл по К 12.

Смешение планов: если речь идёт о рассказчике, то он может совершать какие-то действия в рамках сюжета. А в проблемном поле действует автор текста.

Но рассказчик убеждает читателя, что «его нет у выдающихся современных композиторов».

Общие рекомендации: Анастасия, вы хорошо пишете, знаете структуру сочинения, но следует усилить работу над комментарием, не использовать формальный подход при анализе связи, нужно научиться анализировать текст. Ваше сочинение содержит логические нестыковки, вызванные неверным пониманием текста и неудачной формулировкой проблемного вопроса. Будьте внимательны на экзамене!

Читайте также:

      

  • Сочинение на тему как снег на голову
  •   

  • Путешествия расширяют кругозор сочинение на английском
  •   

  • Сочинение на тему мое имя арина
  •   

  • Парк сайма сургут сочинение
  •   

  • Сочинение про огурец и капусту 2 класс

Понравилась статья? Поделить с друзьями:
  • Дубровский том 1 глава 3 сочинение
  • Дубровский сочинение описание 6 класс
  • Дубровский сочинение егэ сочинение
  • Дубровский сочинение 6 класс по плану дубровский благородный разбойник
  • Дубровский сочинение 6 класс вывод