Единица вздор единица ноль маяковский сочинение

Как я отношусь к поэзии Маяковского

Как я отношусь к поэзии Маяковского

Я, ассенизатор и водовоз…

В.В.Маяковский.

Корней Иванович Чуковский как-то признавался, что принадлежит к числу тех чудаков, которые любят поэзию больше, чем всякое другое искусство, и испытывают величайшую радость, встречая какой-нибудь особый оборот, рифму или паузу. Я не принадлежу к обществу таких чудаков (хотя бы потому, что весьма люблю музыку), но и мне нравятся хорошие, легкие, мелодичные стихи.

Владимир Владимирович Маяковский был большой новатор в стихосложении, хотя теорию его, как он сам писал, осилить не мог. А недавно я узнал, что у него «хромала» грамотность. И все же, читая многие его произведения, невольно поражаешься таланту этого человека. У него большое чутье к языку, он мастерски умел создавать новые, очень выразительные слова: «бронзы многопудье», «свинцовоночие» и множество других. А сколько крылатых выражений, созданных им, вошло в наш язык: «тысячи тонн словесной руды», «шершавым языком плаката», «навели хрестоматийный глянец» и т.д.

Я думаю, что совсем Маяковский не уйдет из нашей литературы, не будет полностью забыт, как это уже случилось со многими писателями двадцатых- тридцатых годов. Ведь и до сих пор сатира Маяковского очень актуальна. Вот, например, одна только цитата из его стихотворения «Взяточники»:

Он всюду

пристроил

мелкую сошку,

везде

у него

по лазутчику…

Каждый на месте:

невеста в тресте,

кум в Гум,

брат в наркомат…

Он понял буквально

«братство народов»

как счастье братьев,

и сестер.

Разве и сегодня мало таких, буквально понявших «демократию», «рынок», «хозрасчет»?

Но, размышляя о месте Маяковского в нашей литературе, в жизни, невольно отмечаешь, что во многом уступал как поэт таким мастерам (так или иначе преследовавшимся долгое время), как Есенин, Ахматова, Цветаева, Пастернак и другие. В одном своем романе Александр Солженицын писал, что стихи Маяковского в большинстве своем неэстетичны, грубы, далеки от настоящего искусства. С этим нельзя не согласиться. Вот в очень известном его «хрестоматийном» стихотворении он пишет: » И дождик толст, как жгут». Но ведь дождик- это маленький дождь. И таких неточностей великое множество. Беда Маяковского даже не в том, что он превратился, по выражению С.Есенина, в «штабс-маляра», который поет о пробках в Моссельпроме. Самое главное, что лишает этого поэта сегодня права быть в числе ведущих, это его политическая направленность, то, что он посвятил свое творчество возвеличиванию строя, который принес нашему народу одни несчастья. В этом смысле он, действительно, «ассенизатор и водовоз». Всячески превозносит Владимир Владимирович насилие, оправдывает любые жестокости. А ведь он не мог знать о том, что личность-это ничто, правами ее можно всячески пренебрегать. «Единица- вздор, единица- ноль!»- восклицает он.

Нам с детских лет внушали, что литература и искусство должны служить только высоким целям, только добру. И это правильно. Поэтому навсегда вечным укором и позором ляжет на Маяковского и многих других, писавших «по указке партии», то, что они служили недоброму, жестокому строю. Но и совсем списать из литературы этого поэта неверно. Пусть он займет свое настоящее место.

(Владимир Маяковский)

Продолжим тему соотношения свободы и общества. Как уже говорилось ранее, фатальной ошибкой философов от коммунизма являлось рассмотрение человека лишь как составной части общества (или приоритетно таким образом). Подобный взгляд на вопрос не соответствует ни интересам человека как личности, ни потенциалу человека как разумного вида.

Да что там говорить о человеке, если даже представители высшей фауны уже весьма далеки от того, чтобы считаться лишь частью. Так, например, волки живут стаей — но в природе стая волков объединена лишь по причине слабости отдельного волка. Волки охотятся стаей, потому что при их сравнительно небольшом размере это более эффективно. Опять же, иначе сложно было бы защищать народившееся потомство. А вот хищники посильнее, например львы и медведи — уже фактически индивидуалисты. Львы живут семьей, а не стаей — просто потому, что при их силе стая уже попросту не нужна. Да и семья нужна лишь для воспроизводства и обеспечения безопасности потомства. По-настоящему общественными животными можно считать даже не волков или обезьян, а, например, муравьев или пчел — вот там, действительно, единица вздор. А муравейник или улей — это уже что-то. И неудивительно — пчелы и муравьи это относительно примитивные биороботы. На какие-то более-менее сложные функции способен лишь кластер из таких особей, муравейник или улей.

Конечно, человеку тоже нужно общество. И конечно, в большинстве случаев общество способно на гораздо большее, чем отдельный человек. И в этом отношении вполне можно провести параллель между муравьем в муравейнике — и человеком в обществе. Но есть и принципиальное различие. В муравейнике функция муравья — служебная, по отношению к муравейнику. Один муравей — реально ничто. Смысл он обретает лишь как часть муравейника. Впрочем, и функция муравейника тоже служебная, муравейник это просто часть биосферы с определенной ролью в нем. То есть и муравейник тоже лишь часть целого, служебная часть.

С человечеством все наоборот. Ценность имеет лишь сам человек (отдельные люди), потому что он, как разумное, осознающее себя существо, САМОЦЕНЕН, имеет свои интересы и самосознание. Общество же (как некое целое) играет для каждого составляющего его человека служебную функцию, позволяя людям коллективно достигать тех или иных целей, которые невозможно достигнуть в одиночку. Ценность же общества как такового, самого по себе, равна нулю — потому что общество не имеет сознания, у него не никакого Я, никаких интересов. Общество как целое (а не как набор индивидов) — это такой коллективный безмозглый и безличный робот, служащий интересам составляющих его разумных, сознательных индивидов. То есть человечество — это такой «муравейник наоборот». Не человек играет служебную роль, а общество по отношению к людям.

Что еще интересно — люди, не будучи в отличие от муравьев запрограммированными биороботами, формируют разные общества в зависимости от уровня развития. Чем более человек дик и архаичен, тем более общество напоминает муравейник, откатываясь к уровню фауны — роль члена общества становится служебной. Дикое общество — это аналог стаи шимпанзе (см книжку «Секс и ранг»). Роль прошитой в биороботах программы играют ритуалы, традиции, табу. Чем более человек развит, тем общество более индивидуалистично и свободно.

То есть, реальный вектор РАЗВИТИЯ ведет в сторону, прямо противоположную той, что мнилось и мнится до сих пор коммунистам. Человек становится не все более и более общественным, а все более и более индивидуалом. Да, действительно, с человека спадают многие условности, между людьми исчезают многие стены — но причина этого не в росте социальности, не в уходе от индивидуализма, а в умственном и культурном развитии человека, уничтожающем ненужные более табу и барьеры (см мой пост «Скафандр»). Индивидуализм же, напротив, растет, рождаются новые потребности, постепенно и неуклонно растет нужда в ЗАБОРАХ. Появляется и крепнет потребность и право в приватной зоне, потребность в СУВЕРЕНИТЕТЕ личности и личного пространства.

Вспомним хрестоматийный евангельский пример про блудницу, которую тогдашнее общество собиралось побить камнями. По меркам архаичного общества древних иудеев, поведение чьей-то жены — дело всего общества. По меркам 19 века, поведение жены — дело исключительно ее и мужа, и отношения в семье — уже не дело общества. По меркам ХХ века — это уже даже не дело семьи, это личное дело женщины и ее отношений с мужчиной. А что сказал иудеям Христос? «В царствии небесном не женятся и не выходят замуж» — то есть уже и семьи нет. Общество еще более индивидуалистично.
Да, и по представлениям коммунистов в светлом будущем не женятся и не выходят замуж — но там причины мыслилась иной. Там секс мыслился как «стакан воды» — каждый мог с каждым, ибо общество глубоко социально, глубоко коллективно, между людьми исчезли барьеры и люди живут коллективом, как одной многомиллионной семьей, человейником. В действительности, все обстоит наоборот — высокоразвитое общество глубоко индивидуалистично.

Семья — это не последний оплот «разобщенного» (якобы) общества древности, а напротив — последний оплот общества древности как цельного, жестко связанного, высокосоциализированного, тоталитарного. Семья существует лишь потому, что мир все еще сравнительно дик, опасен и некомфортен для жизни. Сегодня (в отличие от времен Христа) человек уже может выжить в одиночку, но все еще не может в одиночку выжить с потомством. Поэтому потребна ритуальная фиксация отношений между мужчиной и женщиной, для создания минимально-достаточной для выживания потомства ячейки. (Наступи завтра фаллаут — размер минимальной ячейки опять вырастет до стаи, как у шимпанзе, иначе будет не выжить).

Здесь уместно вспомнить добрым словом Переслегина с его вниманием к творчеству фантастов, и обратить внимание, какие миры они рисуют сегодня, и какие миры они рисовали вчера. Фантасты старых времен писали о развитии техники, тогда это было актуально. А сегодня техника стала просто декорациями, зачастую герои-попаданцы действуют в мирах, где техника примитивней современной. Или в мирах, где работает магия — по сути, та же техника, только уже неважно, как она работает — лишь бы работала, а как именно, уже неинтересно. Зато интересно, что человеку надоел человейник. Миры, интересные современному читателю, стали менее социализированы и более свободны — люди осваивают дикие планеты, люди ведут войны, люди попадают в миры к динозаврам — попадают либо малой группой, либо в малоосвоенные миры. Человек современный стремится к миру, где НЕТ ЗАКОНОВ, или законы есть, но они просты и адекватны, а-ля Дикий Запад. Где много свободы, много оружия, много приключений, много дикой природы — и мало людей. Где нет жестких правил, тотальной бюрократии, офисной работы, запрета на самооборону и оружие, милиции, гаишников, ПДД, штрафов за подъезд к речке ближе 200 метров, уголовного наказания за срубленное для костра дерева и прочего аццкого ада.

Где в современном мире самый высокий процент самоубийств? В архаичных странах этого быть не может, потому что а) религиозные табу заменяют критическое мышление и б) низкий уровень развития, то есть слабая рефлексия ситуации. А вот в какой-нибудь Швеции… Люди образованные, развитые, при этом образ жизни хоть и комфортный — но оставляющий весьма мало места для свободы. Все зарегулировано, человейник… Вот и самоубийства — люди теряют смысл жизни. Ну, человек же не муравей, чтобы просто исполнять предписанные функции. Разумное существо в роли существа служебного, общественного винтика, долго жить не может, человек не муравей и даже не собака.

———————————-

Понимание общих потребностей человека и вектора развития человечества (рост потребности в свободе и индивидуальности, при сохранении потребности в обществе, пусть прямая зависимость от него и падает по мере роста технологий) — дает и возможность понять, что конкретно нужно. Почему я постоянно говорю о коммунистах и коммунистической философии? Потому что коммунисты были теми, кто уже пытался сделать нечто подобное, выстроить вектор на долгосрочную перспективу.
Что нам говорили (и говорят) коммунисты? Например, что собственность — понятие отмирающее, вредное. И они это говорили не из экономических соображений, напротив — как раз экономические соображения шли следом за их социальными идеями. Почему коммунистам так мило и дорого плановое хозяйство? Почему им так ненавистен частный бизнес? Не потому, что капитализм обречен. А потому, что это все грех! Частная собственность и частное производство разделяют людей, в то время как в будущем им надлежит быть вместе.
Во многом это правда, высокоразвитое общество это вовсе не общество замкнутых на своих узкокорыстных интересах эгоистов — отнюдь, иначе какое уж тут исчезновение института семьи, тут снова пора в племена и империи сбиваться… Принцип общественной жизни в развитом обществе прост — «чем выше забор, тем крепче дружба». Чем сувереннее и автономнее человек, тем более он открыт, тем более ДОБРЫМ и менее эгоистичным становится общество. И наоборот, чем более общество коммунально (=архаично) по устройству, тем более оно враждебно в плане отношений между случайными людьми и тоталитарно в целом, тем более склонно к деградации — если не до побивания женщин камнями, то хотя бы до доносов на ближнего своего в «органы», хамства продавщиц в «общественных» магазинах, глубокой отчужденности между чиновником и рядовым человеком, между полицейским и гражданином, и тд и тп.

Неслучайно у коммунистов, мечтавших о скором отмирании государства как пережитка, оное государство напротив окрепло, как-то само собой стало прямо-таки монструозным и крайне тоталитарным, стало таким «государственным» государством, какое проклятым индивидуалистам-капиталистам в проклятых США и не снилось. СССР, в плане социальных отношений, как бы вернулся на век назад, в эпоху Николая 1-го «Палкина». Социальная деградация — и неизбежный распад. Советский Союз, будучи технологически и кадрово — высокоразвитым обществом, социально деградировал до общества весьма архаичного, и в конце концов неизбежно развалился, ибо в верхах возобладала интеллектуальная модель поведения уже даже не капиталистов (19 век), а помещиков (18 век). Сесть на землю (ресурс) и вволю эксплуатировать людишек — вот к чему все пришло. Естественно, все высокие технологии отвалились и развалились, осталась Труба и Налоги. Деградация-с. Ничего удивительного — жесткая вертикальная иерархия, идеал служения ее верхушке и государству (монарху, генсеку) как институту, это слишком примитивный уровень даже для развитых стран 19-го века. Там уже было куда больше личной и гражданской свободы, там уже была какая-никакая выборная демократия, там уже был в почете индивидуализм, а былая бесправность низших сословий давно сменилась приватными заборчиками, с суверенным правом застрелить всякого, кто через оный заборчик с грешными помыслами перелез… А в Союзе бодро реконструировали социальную архаику 17-18 веков, с полной бесправностью низов, всесилием силовых структур и даже сакральным культом царя-батюшки (!!!), ну и закономерно вскоре в эту самую архаику же и провалились — и кстати, все еще падают, дна пропасти пока не достигли…
Напомню, дошло уже до закона об оскорблении величия власти (не путайте с посадками в СССР за антисоветские высказывания — при всей дикости, там хотя бы была формальная идеологическая подоплека, а тут впрямую уже закон об «оскорбление власти»), о запрете для быдла ходить в лес, жечь костры, подъезжать к воде, строем идут глубоко искренние высказывания в стиле «власть вам ничего не должна, а вот вы лишь милостью нашей живете, холопы» — короче, здоровая классика для 17 века. Все откровенно, «по-чесноку», только вот чеснок этот протух еще 200 лет назад.

И удивляться тут нечему, потому что, если совсем уж упростить, по-настоящему массовых идеологий в стране всего две — просоветская и промонархическая. Первая вроде прогрессивная (ибо про-технологическая, пусть и речь об устаревшей еще в ХХ веке модели), вторая откровенно регрессивная (прямо говорят о сословиях), но с точки зрения социальной — обе идеологии совершенно равнозначны (на чем и прокололись коммунисты в свое время). Обе возвращают страну в 17 век, с позиции общественного устройства. В условиях эрэфии на это накладывается, как верно кто-то написал недавно во френдленте, преобладание во власти представителей силовых и спецслужбистских структур — с их склонностью к тотальному контролю, со склонностью видеть «порядок» как «казарму», с пониманием безопасности общества как отсутствия «вольницы», «анархии» и «всяких там прав», только мешающих РАБОТЕ. Впрочем, «внизу» ситуация та же самая — мужское население, почти поголовно прошедшее призывную армию, да еще и в жестком варианте с дедовщиной, тоже иначе «порядка» не видит.
Даже на уровне языка это уже так — общеупотребительный термин, которым описывается лишение индивидуальных прав и общественных свобод в любой области, от политики до правил дорожного движения, называется «закручиванием гаек». То есть, на уровне образа мысли, лишение человека прав приравнивается к починке разболтавшегося механизма. Такие люди.

Однако это — вектор деградации. А вектор развития? А вектор развития требует, в первую очередь, четкого различения понятий. Вернемся к отринутому коммунистами понятию собственности, ибо именно здесь собака зарыта. Причем экономика в этом отношении — дело вторичное, это такое мясо, которое само нарастает на кости. Если они есть, эти кости. А без костей мясо не держится, как не удержал «безкостный» СССР свой высокий технологический уровень.
Правовая система общества — не следствие экономического уклада, вовсе нет, это переворачивание с ног на голову. Правовая система общества — с точки зрения экономики, это ресурс. Как земля, как ископаемые, как кадры. Вот есть, например, в стране нефть — значит можно поставить буровые, потом и нефтеперегонные заводы, и производства пластика и тд. Нет нефти — извините, не будет буровых. Так и правовая система — она создает (или не создает) ниши, в которых возможно развитие. Если прав нет, нет и ниш. И общество, даже имея квалифицированное белое население, территорию и все мыслимые ресурсы — развиваться не может. Ибо НЕГДЕ.

Собственность — это сегодня один термин. Коммунисты так и понимали — либо частная собственность, либо общественное достояние. Это неверно, ибо не отвечает потребностям человека и, соответственно, потребностям общества для полноценного и гармоничного развития. Собственность бывает (и должна быть) разной.
Во-первых, личная собственность. Это приватное пространство, предназначенное для личной жизни человека. Это всегда некая территория (дом, квартира, участок, личный автомобиль, лодка и тп), и эта территория должна быть максимально автономной и юридически суверенной. Примерно тот статус, что у здания иностранного посольства. Чем статус личной собственности более защищен, тем более он отвечает потребностям человека, и тем более он отвечает потребностям человека в будущем, по мере развития цивилизации. Максима — личная собственность абсолютно неприкосновенна до тех пор, пока ее владелец не предпринял насильственных действий против другого человека или его личной собственности. То есть, если например убийца спрятался в своем доме и отказывается выйти, то вот тогда да, возможна выдача ордера на вторжение на его личную территорию (причем нужна санкция общества, а не решение неких госструктур). Все менее серьезные мотивы не являются достаточным основанием для нарушения приватного пространства, потому что неприкосновенность приватного пространства мирных граждан — слишком большая ценность, чтобы ставить ее под угрозу ради каких-то частных девиаций отдельных нехороших персонажей. Разумеется, с частной собственности невозможно взимание налогов — потому что тогда она перестает быть частной и становится арендованной общественной (плата за право пользования исключает понятие личной собственности).
Кроме того, и это естественно, личная собственность может и должна быть ограничена в размерах, дабы не ущемлять права и возможности других граждан. Гражданин Пупкин может купить участок земли под приватную зону и жилье, оговоренного в рамках закона (общественного договора, конституции) размера. Но нельзя гражданину Пупкину позволить купить себе под приватную зону реку, или лес, или парк в 100 гектаров, или огородить ради себя любимого кусок пляжа, не пуская туда прочих граждан.

Во-вторых, частная собственность. Это не тавтология с предыдущим понятием, просто надо как-то отличать именно личное ЖИЗНЕННОЕ пространство индивида, от принадлежащей ему же собственности, но уже используемых в других целях, используемой уже с участием общества. Примером частной собственности может быть, например, фабрика или кафе. Кафе принадлежит Васе Пупкину, однако он там не живет, это его бизнес. Суть любого бизнеса — взаимодействие с обществом, в случае с кафе ради получения прибыли от общества. В этом случае все уже иначе — общество имеет полное право, скажем, проверить, из чего в кафе пекутся пирожки и чистыми ли руками их там пекут. А то вдруг окажется, что пирожки там с собачатиной, а пекут их в подвале грязными руками рабы, которых Пупкин злодейски в оном подвале удерживает… Ну я, понятно, утрирую. Или возьмем фабрику — а что, если на частной фабрике Пупкина, выпускающей детские игрушки, используется опасное химическое сырье, и детям такие игрушки вовсе даже не полезны? А может частная фабрика Пупкина загрязняет общественный воздух? Ну и тд.
Как и личная, частная собственность тоже имеет свои ограничения. В частную собственность не должно передаваться то, что — опять же естественным образом — должно принадлежать обществу. Например, недопустимы частные дороги, мосты, реки, леса, парки. Кроме того, по мере развития технологий, возникают новые понятия «территорий» и новые ограничения. Скажем, популярный интернет-ресурс, типа поисковой машины Яндекса или блог-площадки Фейсбука, может оставаться частным — это полезно для развития, но в силу массовости, общественной значимости и монопольного или околомонопольного положения, он уже не должен частным порядком устанавливать правила общения. Я думаю, достаточно понятно, что когда Фейсбук банит пользователей определенных политических и иных взглядов на том основании, что «такова политика владельцев ресурса» — это недопустимо. Это то же самое, что производить детские игрушки из вредного пластика на том основании, что «это же частная фабрика». Да, Фейсбук, кафе или фабрика — могут быть частной собственностью, но не личная собственность, и правила игры здесь уже вправе устанавливать общество.
С частной собственности, в отличие от личной, уже вполне могут браться налоги, если общество считает это выгодным (из экономических или регулятивных соображений).

В-третьих, это общественная инфраструктура. Речь идет о таких объектах или территориях, как шоссейные дороги, парковки, парки, публичные библиотеки, государственные школы и университеты, бюрократические учреждения, военные части, электростанции и прочая. В зависимости от характера объекта, на его территории могут действовать различные правила поведения, более или менее жесткие. Скажем, по шоссе нельзя ездить в пьяном виде (я не про эрэфийский закон о «нольпромилле», понятно, тут целью является «мягкий террор» населения), а на АЭС постороннего гражданина вообще не пустят, невзирая на все его права и свободы и на то, что АЭС суть общественное достояние. Или, скажем, возле памятника историческому деятелю можно невозбранно сидеть и даже делать это в пьяном виде, а вот ломать его — уже преступление.

В-четвертых, это общественные территории, к инфраструктуре не относящиеся. Например, лес. На первый взгляд, никакой принципиальной разницы с предыдущим пунктом нет, и лес — такая же общественная территория, разве что правила там другие, чем в парке или в поликлинике. Но необходимо помнить о потребностях человека. А потребность человека в том, чтобы, имея приватную зону и имея доступ в общественную зону, иметь еще и зону свободы. И эта потребность не менее фундаментальна, чем потребность в неприкосновенном жилище или в общении с себе подобными. Поэтому значимость наличия свободных зон трудно переоценить. Как и значимость того, чтобы эти зоны были, действительно, свободными настолько, насколько это вообще возможно в рамках уже сравнительно густонаселенной планеты. И в этом принципиальное отличие леса или пустыни от городского парка или шоссе.
Что это означает на практике? Ну например, что запрет разведения костров в лесу, или запрет въезда в лес на автомобиле — это тоже форма «мягкого террора». Отличие которого от террора «жесткого» лишь в том, что людей не убивают за недостаточную почтительность к власти, по «классовому признаку» или за неправильную морду лица. А вот цели террора в обоих случаях одинаковы: елико возможно заплющить человечка, превратив его в потомственного раба. Дабы что? Дабы не дать возникнуть развитой цивилизации (вообще на планете или на конкретной территории) — пусть ковыряются мотыгой в земле и торгуют нефтью, лесом и людишками.
Ибо цивилизацию, за определенным уровнем развития, уже не удержать под контролем. В силу того, что она ведет сразу и к развитию человеческого знания и сознания, и к развитию экономической автономности индивидуума. Что, в свою очередь, приводит к общественному контролю над ситуацией, возможному только для экономически независимых и свободных от непрерывного труда людей — а этого, понятное дело, никак не могут допустить люди власти, чья главная жизненная ценность —

садизм

владение себе подобными, чрез помещение себя на любые этажи рабовладельческой пирамиды, на какие удастся взобраться, кроме самого нижнего и массового. Отсюда и неизменная тяга к архаике, ибо именно она суть главная скрепа, аминь.

Разумеется, это все у них не сознательно, это менталитет, воспитание. Зато, что называется, с молоком матери. Например, те же монархисты (в массе своей люди вполне добронамеренные и порядочные), они ведь топят не за то, чтобы во главе просто был некий наследственный король-царь, вместо выборного президента. Они мыслят в рамках всенародной присяги Царю (не царя обществу, а общества — Царю), чисто религиозного свойства присяги. Они мнят злоключения русских в ХХ веке следствием «предательства» богоизбранной фамилии, они с чувством повторяют слова Николая 2-го, что он-де «хозяин земли Русской». То есть они реально хотят страну и себя в СОБСТВЕННОСТЬ царской фамилии, они хотят феодальной пирамиды с господством высших над низшими, все вот так вот. Аналогично и коммунисты, они не просто хотят плановой экономики — они спят и видят примат общества над человеком, тотальную коммунальность, у них НЕНАВИСТЬ к «мещанским дачкам», к этим вашим заборчикам вокруг ваших проклятых приватных зон, к личным автомобилям, к праву человека на оружие. Для сравнения, монархист Галковский думает про право гражданина на оружие и его применение ровно то же, что и коммунисты. Это именно что архаика, это менталитет родом из родового строя, простите за тавтологию. Когда «все как один», только крестьянин глупый и пашет, а аристократ умный и руководит, а царь всеми владеет и сакрален как Господь Бог.  Ибо само понятие власти для них и естественно и, сакрально вполне. Как видите, в РФ уже и на законодательном уровне становится сакрально. Вот это вот «власть», «представитель власти» — ну чисто  Господь и ангелы его. Так сами себя и видят — ну естественно, в Господа тоже верят, потому что понятно, нельзя Вселенной пахана-то не иметь, да и комфортнее думать, что права твои освящены волей вышестоящей альфы. Здесь не логика, здесь чистая психология, а она суть прямая производная от уровня развития.
Вот пишет человек про ненависть к отдельным дачам или личным автомобилям, или про верность народа Царю-помазаннику Божию — вы же понимаете, что это не политика? Это психология, человеку НЕУЮТНО среди личностей, ему тяжко среди свободных и независимых от енего и от Власти индивидуумов, его обратно в стаю тянет. Или сразу в муравейник.

«Единица — вздор, единица — ноль!»
В. Маяковский
«Единица — вздор, единица — ноль»…
Один — это тот,
Который «очень важный» —
Не поднимет ни пятивершковое бревно,
Ни лошадь, ни дом многоэтажный.
Но есть единицы совсем иные,
Которым почета и славы не надо.
На нотах истории громовые
Пишут этюды они и сонаты.
Не строят они своими руками,
Бывают хилы. Какие там бревна!
Но их вдохновеньем вздымаются храмы.
И тысячи лет живут парфеноны.
Их чаще сжигают, чем к небу возносят.
Ни славы не просят они, ни пощады.
Они — прометеи и людям приносят
То, что людям совсем не надо.
Их гонят при жизни, не понимая.
Их можно убить, но согнуть невозможно.
И после смерти вожди внушают
Толпе, что это мол «искры божьи».
Их духом вскормлены цивилизации.
Они у истоков любой истории.
Они создают народы и нации.
И вечны они. И всегда morituri*.
(Ноябрь 1985 года)
________________________________________
*) Ave Caesar! Morituri te salutant. (Слава Цезарю! Идущие на смерть приветствуют тебя!)
…И гибли безвестные гении
В России, Литве и Богемии.
В Китае и Риме, у персов и в Мидии
— Их всюду в упор не видели…
Они шли не в ногу с родом и племенем,
Не в ногу
Со своим временем.
Ни ступить, ни молвить
Не умели они,
И толпы ревели: «Распни! Распни!»
А после грелись
У зажженного ими костра
И молились богам: Яхве, Ваалам и Ра,
Созданным их воображением,
Фантазией съеденных гениев.

Истина — не дробится, она — целая. Себя дробят люди, когда «дробят истину» на множество полуправд. Истина только и собирает человека воедино.

С людьми одиночества больше, чем в одиночестве.

Раб стремится поработить (такова его природа), свободный стремится освободить.

Судьба это всегда ответ на Зов (отсюда при-звание), но он всегда преодолевает вызовы — должен преодолевать, чтобы состояться.

Широко улыбающиеся дальним часто стреляют в спину ближним.

Русская философия мне напоминает черепаху Зенона, которая впереди Ахиллеса западной философии только потому, что ищет не дробное знание, а целое — т. е. Сердце.

Господь Сам открывается — и тем Он спасает (и меня, и ближнего моего — его через меня и меня через него).  Светить другим — это не светить, а светиться навстречу Свету — т.е. Христу (Христу в себе и Христу в другом, ибо это один Господь).

Голуби — постовые наших улиц. Кто им платит зарплату за то, что с утра до вечера они ищут в нас человека?

Вера во Христа — это не вера в авторитет, а её противоположность.

Я есть то, что делаю другому, причём этот другой — никто иной как Христос в нас.