Егэ это зло

Обозреватель Skillbox Media. Магистр по научной коммуникации, интересуется социологией науки, историей и будущим образования.

Из этой статьи вы узнаете:

• как противники ЕГЭ объясняют свои позиции;
• как первые «поколения ЕГЭ» справились с учёбой в вузах;
• какой школьный предмет пострадал от введения ЕГЭ сильнее других;
• что предлагают изменить в ЕГЭ те, кто не рассчитывает на его отмену.

---

Из года в год социологические опросы показывают, что большинство населения России считает единый государственный экзамен (ЕГЭ) чистым вредительством. В опросе портала SuperJob в этом году 68% респондентов высказались за отмену ЕГЭ. Претензии к нему те же, что у участников опроса ВЦИОМ двухлетней давности: подготовка к ЕГЭ — это зубрёжка, натаскивание на определённые типы задач, и она не даёт глубоких знаний.

В Госдуме настроения избирателей поддерживают. По мнению вице-спикера Петра Толстого, ЕГЭ вынуждает детей тратить несколько лет, чтобы запомнить правильные ответы и научиться заполнять бланки, и школы выпускают недоучек! Председатель профильного комитета Госдумы Максим Зайцев уверенно высказался, что система ЕГЭ себя не оправдала и её отменят, потому что она ориентирует школьников на получение не знаний, а высоких баллов.

Что происходит со знаниями на самом деле?

И в результатах соцопросов, и в социальных сетях, и в комментариях в медиа несложно найти резко негативные мнения профессионалов о ЕГЭ. Как правило, их позиции основаны на личном опыте.

Например, уже в 2012–2013 годах в ходе опросов, проведённых исследователями Высшей школы экономики в девяти российских вузах, часть респондентов связали падение качества школьной подготовки с введением ЕГЭ.

«В последнее время поступают к нам бывшие школьники, и база всё ниже и ниже», — такую цитату одного из преподавателей приводят исследователи. С точки зрения педагогов, подготовка к экзамену в тестовом формате не развивает навыки креативного мышления и устной коммуникации, а в целом школьное обучение направлено на подготовку к экзаменам, а не на получение знаний.

Интервью и фокус-группы с учителями Москвы и Ростова-на-Дону, проведённые в 2017–2018 годах, показывают, что в учительском сообществе тоже распространено неприятие ЕГЭ. Главные проблемы экзамена, по мнению учителей, всё те же — стандартизация, внедрение одинакового для всех подхода вместо индивидуального, ориентация на скорость оценки, на количество проведённых экзаменов в ущерб их качеству. При этом учителя воспринимают тестовый формат проверки знаний как заимствованный и чуждый отечественной педагогике, и это тоже вызывает у них отторжение.

Такие позиции преподавателей вузов и школ — явный повод обратить внимание на проблему. Они могли бы подтолкнуть научное сообщество к исследованиям того, как изменились уровни интеллекта, критического мышления, креативности, конкретных предметных знаний и навыков выпускников с тех пор, как ЕГЭ стал обязательным. Проблема в том, что прямых данных для таких исследований нет.

Не существует базы данных, например, об IQ выпускников школ 2000 года, информацию из которой можно было бы сопоставить с результатами выпускников-2020. Никто не замерял креативность российских старшеклассников год за годом. А выпускные и вступительные экзамены в разных школах и вузах до введения ЕГЭ были слишком разными, чтобы на их результаты можно было опираться в сравнениях.

Поэтому публикации противников ЕГЭ, даже облачённые в форму научной статьи, — это всё ещё мнения и личные позиции экспертов. Большинство аргументов в этих эмоциональных выступлениях — ссылки на мнения других специалистов. В тех случаях, когда есть попытка воспользоваться количественными данными, их явно недостаточно для масштабных выводов.

Например, исследователи из Тюменского госуниверситета и Тюменского индустриального университета сравнили результаты теста на креативность мышления у 300 современных студентов и у школьников 9–11 классов в 1994 году. Баллы студентов по оригинальности оказались ниже. Однако в книге, из которой взяты данные о креативности школьников 90-х, приведены только средние баллы по классам и указано, что всего было исследовано 500 учащихся школ Москвы в возрасте 6–17 лет. Какая часть выборки училась в старших классах, что это были за школьники, существовали ли они на самом деле — сказать сейчас нельзя. Авторы исследования в Тюмени высказали предположение, что спад уровня креативности связан с клиповым мышлением современных молодых людей и с натаскиванием школьников на тесты для успешной сдачи экзаменов в старших классах. Но точных данных для проверки этих гипотез, к сожалению, нет.

Информацию о том, как менялось после введения ЕГЭ качество школьного обучения в России, можно было бы собрать по результатам международных исследований. Российские школьники участвовали в них задолго до обязательного ЕГЭ: в международном мониторинговом исследовании качества школьного математического и естественнонаучного образования TIMSS — с первого тестирования в 1995 году, в международной программе по оценке образовательных достижений учащихся PISA — также с момента запуска в 2000 году, в международном исследовании качества чтения и понимания текста PIRLS — с первого теста в 2001 году.

Увы, информации для прямых сопоставлений в этих исследованиях не найти. Только расширенный вариант TIMSS проводится для школьников выпускных классов — остальные тестирования рассчитаны на детей помладше. Вряд ли на то, как детей учат читать в начальных классах, сильно влияет перспектива сдачи ЕГЭ через 7–10 лет. Кое-какую информацию даёт тест PISA, который выполняют в девятом классе. Например, причиной более низких результатов российских школьников в 2018 году по сравнению с 2015 может быть ориентация школьного обучения в России на запоминание фактов и действия по образцу. Задания PISA замеряют умение применять знания в приближенных к реальным ситуациях, и российские школьники, которые в 9 классе активно тренируются на стандартных тестах перед сдачей ОГЭ, к ним не готовы. Но это тоже гипотеза, пока не подтверждённая эмпирическими исследованиями.

Большинство исследователей оценивают эффекты ЕГЭ по косвенным данным. Например, сопоставляют баллы выпускников с их дальнейшей успеваемостью в вузах. Другой вариант — отслеживать, что меняется в школьном преподавании.

Попытки определить, предсказывают ли баллы ЕГЭ будущие успехи первокурсника в вузе, начались сразу после введения обязательного экзамена. Если по баллам ЕГЭ можно спрогнозировать будущую успеваемость в университете, это означает, что способность сдать ЕГЭ на высокий балл совпадает с умением учиться. Такие исследования отвечают на важный практический вопрос: можно ли использовать ЕГЭ как вступительный экзамен в вуз, отражает ли он академические способности выпускников?

Крупное исследование ВШЭ на выборке из 19 тысяч студентов, поступивших в российские вузы в 2009–2011 годах, дало положительный ответ. Оказалось, что по суммарному баллу ЕГЭ можно прогнозировать успеваемость на первом курсе университета, причём это работает для любых факультетов. Эта предсказательная способность оказалась не очень большой — авторы статьи называют её всего лишь «приемлемой», — но устойчивой.

И до этого масштабного исследования, и в последующие годы другие исследовательские коллективы искали связь между баллом ЕГЭ и учёбой в вузе по своим данным. Вот несколько примеров работ, в которых успехи первокурсников удалось предсказать по результатам единого госэкзамена:

• Для студентов, поступивших в Международный институт экономики и финансов ВШЭ в 2009–2011 годах, баллы ЕГЭ позволили прогнозировать рейтинги по успеваемости после первого, второго и отчасти (для экзаменов по английскому языку и математике, но не по русскому языку) третьего курсов. При этом учащиеся, поступившие в вуз по результатам олимпиад, а не только ЕГЭ, на всех трёх курсах показывали рейтинги выше.
• Похожая картина — по баллу ЕГЭ можно предсказать успехи студента, но олимпиадники учатся лучше — наблюдалась в те же годы на химическом факультете МГУ.
• В 2014–2016 годах в Ярославском государственном медицинском институте баллы ЕГЭ по химии, биологии и русскому языку вполне позволяли предсказать академический рейтинг студента по итогам первого курса.
• В 2015 году авторы из Петрозаводского госуниверситета на основе данных за четыре года не просто показали связь между баллами ЕГЭ и успеваемостью в вузе, но и предложили использовать эту находку на практике. По их мнению, стоит выделять первокурсников, поступивших с самыми низкими баллами ЕГЭ, в «группы риска» и проводить для них дополнительные занятия.
• Исследование в 2017 году в Саратовском техническом университете закончилось с тем же результатом: сумма баллов ЕГЭ предсказывала средний балл первого курса.

Но далеко не все исследования подтверждали, что выпускники с самыми высокими баллами ЕГЭ становятся лучшими студентами. Похоже, что результаты единого госэкзамена в принципе не обладают предсказательной силой для некоторых форм обучения:

• В Уральском медуниверситете баллы ЕГЭ сопоставлялись с оценками за курс анатомии в 2014–2015 годах. И не у всех студентов эти параметры были связаны. Для тех первокурсников, кто обучался по целевому набору за счёт местного бюджета, результаты ЕГЭ вообще не предсказали успеваемость в вузе.
• Не нашлось связи между баллами ЕГЭ и успеваемостью в Школе перспективных исследований Тюменского госуниверситета. Только у первокурсников с самыми низкими баллами ЕГЭ были проблемы в учёбе в вузе. У тех же, кто поступил с приличными баллами, нельзя было предсказать дальнейшие успехи по результатам ЕГЭ.

Возможная причина — необычные условия приёма или обучения в университете. Например, в Школе перспективных исследований практикуется модель свободного образования: студенты бакалавриата выбирают профиль только после второго курса, и в течение всего обучения выбирают сами около трети всех курсов. ЕГЭ не оценивает нужные для такой учёбы характеристики и поэтому не информативен. А в случае медицинского университета балл ЕГЭ не был показателен, вероятно, потому, что не он определял шансы на поступление при целевом приёме.

Но есть ещё один нюанс: ЕГЭ по математике из года в год даёт ничтожно мало информации о том, как выпускник будет обучаться на технической или другой профильной специальности.

• Попытка в 2014 году выяснить, будут ли оценки по математике в вузе выше у тех, кто получил высокий балл на ЕГЭ по этому предмету, результата не дала.
• Данные 2019 года из другого вуза подтверждают, что экзамен не даёт информации для прогнозов по предметам: балл ЕГЭ по математике и оценка за экзамен по той же дисциплине по итогам первого курса не связаны.
• В исследовании 2018 года авторы сделали вывод, что первокурсники и с 70-ю, и с 90 баллами ЕГЭ по математике демонстрируют примерно одинаковый уровень реальных математических компетенций — достойный только оценки «удовлетворительно».

Неубедительные результаты ЕГЭ по математике наводят на подозрение, что с преподаванием этого предмета в школах, возможно, что-то сильно не так. Вопрос в том, когда начались проблемы и какую роль в ухудшении математического образования сыграл ЕГЭ.

• В интервью 2008 года (ещё до введения обязательного ЕГЭ) Григорий Канторович, на тот момент проректор ВШЭ, заявил: плохой результат ЕГЭ по математике (23% выпускников не набрали баллов на тройку) показывает, что «надо всерьёз браться за среднюю школу».
• После 2010 года, по мнению преподавателя филиала ВШЭ в Перми Анатолия Иванова, 50 баллов ЕГЭ по математике можно было набрать, зная предмет на уровне пятого класса. С 2015 года свободу «не учить и не учиться», по словам Иванова, школе дал базовый уровень экзамена по математике. «Первокурсников обучать математике очень затруднительно, так как они натасканы только на 9–10 первых задач ЕГЭ», — отмечал он.
• Аналогичную позицию высказал в 2016 году на основе разбора заданий профильного ЕГЭ по математике профессор мехмата МГУ Юрий Неретин. Большинство задач на тот момент, по его мнению, были примитивными «одноходовками», для решения которых не нужны какие-либо логические усилия. Самые сложные задачи из части C единого госэкзамена по профильной математике соответствовали уровню лучших профильных вузов и математических школ. Вывод Юрия Неретина был неутешительным: «Математика в школе, за исключением специализированных школ, при наличии такой экзаменационной программы существовать не может. Потому что есть часть B, где учить и учиться нечему, и есть часть C, на уровне которой учить невозможно».
• В Хакасском госуниверситете в 2017 году, сравнив результаты ЕГЭ и первого вузовского экзамена по математике, решили, что первокурсникам необходим вводный курс школьной математики, чтобы они могли успешно обучаться по естественно-научным или техническим программам.
• Сотрудники МГТУ им. Н. Э. Баумана в 2018 году оценили ситуацию немного лучше: они нашли связь между баллом ЕГЭ по математике и результатом входного тестирования по предмету в вузе. То есть в целом чем лучше сдан ЕГЭ, тем лучше первокурсник справлялся и с проверкой в вузе. Но были, говорится в статье, и странные случаи: «Абитуриенты, имеющие высокие баллы ЕГЭ, часто имеют поверхностные знания предмета и не могут решить задания базового уровня, предлагаемые им при входном тестировании».

Авторы работ с критикой ЕГЭ по математике приходят к одному заключению: экзамен негативно влияет на обучение в школе, потому что оно сводится к заучиванию алгоритмов решения типовых задач.

Как обстоит дело с другими школьными предметами?

Здесь исследований меньше. На заре обязательного ЕГЭ высказывались самые разные опасения по поводу того, как условия экзамена повлияют на преподавание в школе.

Например, в статье 2011 года учёные из Института прикладной математики имени М. В. Келдыша РАН Георгий Малинецкий и Андрей Подлазов описывали несколько гипотетических ситуаций:

• программные часы по литературе передаются на русский язык, ЕГЭ по которому обязателен, тогда как литература сдаётся по выбору;
• лабораторные практикумы по химии и физике прекращаются, потому что эти навыки не проверяют на ЕГЭ;
• навыки публичных выступлений и восприятия устной речи больше не развивают ни на литературе, ни на истории, ни на обществознании;
• работе со справочниками и поиску источников не обучают, потому что на ЕГЭ взять справочник нельзя.

Противники ЕГЭ считают, что эти опасения полностью подтвердились. Из подтверждений пока можно привести отдельные разрозненные факты. Например, так как ЕГЭ по истории фиксируется на победах, а не на трудных периодах, формируется соответствующее содержание школьного курса. Из-за того, что старшеклассники привыкают соблюдать «егэшные» требования к эссе, снижается самобытность сочинений на олимпиаде по литературе.

Впрочем, к экзаменам по литературе, истории и даже по обществознанию — одному из самых популярных предметов на ЕГЭ — готовятся не все выпускники. И в основном негативный эффект единого госэкзамена на большинство школьных предметов проявляется не в том, как им учатся, а в том, что нередко им не учатся вообще.

Вот как вредные влияния ЕГЭ на школу обобщает критическая статья 2019 года на основе опроса первокурсников и родителей: введение ЕГЭ снизило образовательный потенциал молодёжи, так как высокие ставки экзамена заставляют сосредоточиться на трёх-четырёх необходимых предметах, а по остальным выпускники остаются малограмотными.

За годы применения ЕГЭ некоторые противники такой формы экзамена изменили своё к нему отношение. Например, известный педагог Евгений Ямбург считает, что в современном виде ЕГЭ по большинству предметов не так уж отличается от классических экзаменов: тестовая «угадайка» осталась в прошлом.

Сторонники единого госэкзамена не считают его идеальным, но предлагают менять систему постепенно. Научный руководитель Центра психометрики и измерений в образовании ВШЭ Виктор Болотов, известный как создатель ЕГЭ (в годы введения эксперимента он был заместителем министра образования), видит такое будущее единого госэкзамена:

«На мой взгляд, в нынешнем виде он уйдёт. На базе созданной для него инфраструктуры в перспективе будут развёрнуты центры по независимой оценке уровня предметных знаний, различных видов грамотности, уровня развития „мягких навыков“ (в этом направлении начали работать и в OECD, и в движении WorldSkills). Эти центры будут выдавать сертификаты, которые человек будет собирать в портфолио и использовать и при поступлении на учёбу, и в конкурсе при приёме на работу. Прототипы таких центров есть, один из примеров — центры, где проводится TOEFL».

Рособрнадзор уже планирует создать ресурс для цифровых портфолио учеников «Мои успехи», где школьник сможет собрать свои достижения и представить их в вуз как дополнение к результатам ЕГЭ.

С другими предложениями о реформе ЕГЭ выступает главный редактор издательского дома «Первое сентября» Артём Соловейчик. По его мнению, главное — независимость процедуры и результата:

«ЕГЭ должен быть добровольным и включать в себя несколько попыток. Проводить ЕГЭ должны независимые негосударственные тестирующие компании, а его результаты должны принадлежать ученику и его семье. Главным результатом нашей модели ЕГЭ является невозможность использовать его результаты для оценки качества работы учителя, школы, региона. Мы хотим направить ЕГЭ исключительно на интересы детей, на облегчение их взаимодействия со школой и вузами, на упрощение их вхождения во взрослую жизнь».

Член Общественного совета при Минпросвещения Александр Привалов настаивает на необходимости сохранить ЕГЭ как вступительное испытание для поступающих в вузы, а в школу вернуть классические выпускные экзамены:

«Только так можно остановить и повернуть вспять негласное, но вполне очевидное уплощение школьного образования. Сегодня большинство даже и тех учеников, кто намерен поступать в вузы <…> ограничивают серьёзные занятия изучением тех двух-трёх дисциплин, по которым решили сдавать ЕГЭ. О каком-то, как мы по привычке говорим, гармоническом образовании школьников и заикаться должно быть стыдно. Большинство строчек в нынешних аттестатах суть как минимум неприкрытое лицемерие».

Если выделить общее в этих рассуждениях, получится, что ЕГЭ вреден как экзамен, от которого зависит всё: получение аттестата, поступление в вуз, оценка труда учителя и эффективности школы. Это вынуждает школьников фокусироваться на нужных для ЕГЭ дисциплинах, а учителей (особенно по обязательным предметам) — перекраивать программы, чтобы ученики справились с ЕГЭ хотя бы на минимальном уровне.

При этом от части достижений ЕГЭ — например, упрощённой системы поступления в вузы — отказываться не нужно. Другое дело, что входными данными для приёма в университет не обязательно должны быть результаты стандартизированных тестов. Может быть, уже в ближайшем десятилетии мы увидим систему онлайн-поступления на основе всего учебного «цифрового следа» школьника, а не суммы баллов ЕГЭ.

Научитесь: Управление современной школой
Узнать больше

На носу выпускные экзамены в школах. C 2009 года единый государственный экзамен (ЕГЭ) станет обязательным для всех выпускников. А в этом году впервые в сдаче этого экзамена участвуют все регионы страны. Несмотря на то, что эксперимент по введению ЕГЭ длится не первый год, вопрос о целесообразности такой формы оценки знаний остается открытым. По данным «Левада-Центра», многие россияне не верят в объективность ЕГЭ, при этом с годами недоверие лишь растет. В 2004 году, когда единый госэкзамен в порядке эксперимента сдавали лишь в некоторых регионах, только 22% полагали, что ЕГЭ хуже оценивает знания выпускников, чем обычные экзамены. Уже 2006 году, когда экзамен сдавали уже около 950 тысяч школьников в 79 регионах России, количество питающих недоверие к ЕГЭ выросло до 29%. В 2009 году 36% россиян, по данным «Левада-Центра», считают, что это неверная оценка знаний школьников. В то, что ЕГЭ лучше, чем обычные экзамены, оценивает знания будущих студентов, верят лишь 16%. При этом чаще всего ЕГЭ не доверяют получившие высшее образование, молодежь 18—24 лет, москвичи и обеспеченные россияне. Мы собрали в редакции «круглый стол», на который пригласили ведущих специалистов по ЕГЭ, чтобы разобраться, почему тестовой оценке знаний отдается предпочтение перед традиционными экзаменами, несмотря на негативное отношение к этому общества.

Билл Гейтс был бы против ЕГЭ

«СП»: — Давайте начнем разговор с того, что каждый из приглашенных экспертов кратко ответит на главный вопрос: ЕГЭ — это хорошо или плохо? Начнем с Сергея Комкова, президента Всероссийского фонда образования, доктора педагогических и философских наук, академика РАЕН.

Сергей КОМКОВ: — Единый государственный экзамен — безусловное зло для системы российского образования. Переход на итоговую аттестацию в форме тестирования, и прием в вузы тоже на его основе означает, что наша система образования переходит с рельсов фундаментального классического образования на рельсы образования прикладного. Тестовая система оценки знаний является одним из атрибутов прикладной системы образования.

«СП»: — А что в этом плохого?

Сергей КОМКОВ: — Это не позволяет готовить людей, способных создавать самостоятельный интеллектуальный продукт. Тестовая система была в свое время подвергнута критике не только в Европе, но и в США, откуда она перекочевала к нам, в Россию. Главным критиком, как ни странно, оказался самый богатый американец, глава фирмы «Майкрософт» Билл Гейтс. Он совершенно четко заявил, что если мы не уйдем от тестовой системы оценки знаний, которая фактически плодит дебилов, мы лишимся интеллектуального потенциала нации.

То же можно сказать о России. Натаскивание на некоторые фактологические материалы, особенно в старших классах, когда высок творческий потенциал учащихся, приведет к тому, что мы отобьем охоту к фундаментальным классическим знаниям, и будем работать на подготовку «квалифицированного потребителя», и не более того.

Господин Фурсенко эту позицию озвучил еще прошлым летом, на встрече с представителями движения «Наши» на озере Селигер. В ответ на вопрос, как он видит главную задачу образования, он сказал: «готовить квалифицированного потребителя».

«СП»: — Вижу, один из создателей ЕГЭ, научный руководитель Государственного университета — Высшей школы экономики (ГУ-ВШЭ) Евгений Ясин категорически не согласен с такой оценкой. Евгений Григорьевич, вам слово.

Евгений Ясин: — Я не могу быть не ангажированным экспертом по этому вопросу, поскольку ВШЭ является инициатором введения ЕГЭ. Мотивы, которые заставили нас это сделать — требования повышения качества образования. Не могу в коротком выступлении объяснить все эти мотивы, могу только сказать, что весь мир живет на основе независимого тестирования. ЕГЭ является просто способом введения его в нашей стране.

«СП»: — Послушаем законодателей. Григорий Артемович, что вы на это скажите?

Григорий БАЛЫХИН, председатель комитета Госдумы РФ по образованию: — Во-первых, был принят соответствующий закон, который теперь надо исполнять. Этот закон был принят после семи лет эксперимента — это самый длительный эксперимент в истории нашей страны. 2008 год стал годом переходного периода, когда все замечания и предложения были тщательно проанализированы и учтены при разработке контрольно-измерительных материалов. Поэтому мое отношение однозначное: ЕГЭ является важным инструментом повышения доступности высшего и среднего специального образования. За годы эксперимента доступность высшего образования для ребят из глубинки, из сельской местности повысилась примерно на 10—15%, а в некоторых регионах на 30%.

Второе — это повышение объективности оценки знаний наших школьников. Все то, что было раньше, по старой системе — и итоговая аттестация, и вступительные испытания — это все-таки было весьма относительно. Все зависело только от учителя.

Наконец, снижение коррупционной составляющей. Поверьте, за годы эксперимента снизилась коррупция при поступлении в высшие учебные заведения. Сейчас у директора школы или ректора вуза. нет никакой возможности отреагировать на звонок недовольного результатами тестового экзамена.

«СП»: — Вижу, хочет высказаться наш общественный эксперт, секретарь ЦК КПРФ Леонид Калашников. Прошу, Леонид Иванович!

Леонид КАЛАШНИКОВ: — Я считаю, российские коммунисты изучили проблему ЕГЭ на серьезном экспертном уровне. В наших рядах немало специалистов в области образования и известных ученых, достаточно вспомнить хотя бы нобелевского лауреата Жореса Алферова. В результате мы сформулировали однозначно отрицательное отношение к этому очередному реформаторскому эксперименту над нашим образованием.

На наш взгляд, ЕГЭ не способен выявить наличие ряда критически важных для образованного человека вещей. А именно: системного мышления, творческого мышления, грамотного владения устной и письменной речью. Введение в ЕГЭ «творческого» блока «С» — фактически короткого сочинения по заданной теме — не решает проблемы. После основной части теста остается слишком мало времени, чтобы серьезно раскрыть тему. Да и место крайне ограничено — стандартный разграфленный листочек. К тому же, большая часть баллов всё равно выставляется за «угадайку».

Для гуманитарных предметов, где всегда существует много разных точек зрения, ЕГЭ не приемлем в принципе. Я посмотрел материалы прошлогоднего ЕГЭ по обществоведению. Задание — выбрать правильное определение понятия «общество». Одно из четырех. Да определений общества сотни, и все можно обосновать! Или такой вопрос: «К какой сфере общественной жизни относятся взаимоотношения между сословиями и этническими группами?». Варианты ответов: экономической, социальной, политической, духовной. Выбрать надо один ответ! При том, что подходят, по сути, все четыре варианта да еще добрый десяток не указанных. Тут уж, извините, приходит на ум пословица о том, что один дурак может задать такой вопрос, что и 100 мудрецов не ответят.

А на экзаменах по точным наукам всегда важнейшим делом считалось умение показать развернутое решение задачи. А что на ЕГЭ? Тут само решение не нужно, а ответ ученику могут запросто и эсэмэской подсказать. Велено телефоны отбирать? А ученик один телефон отдал, а второй с собой пронес. Что, рамки металлоискателей поставим и будем детей до трусов обыскивать?

«СП»: — А как относятся к ЕГЭ учителя на местах? У нас в гостях учительница биологии волгоградского лицея N8 «Олимпия», победитель конкурса лучших учителей России в рамках нацпроекта «Образование» Марина Оданович:

Марина ОДАНОВИЧ: — Главное преимущество ЕГЭ — возможность выпускников не только столичных Москвы и Петербурга поступить в престижный вуз. Благодаря ЕГЭ и одаренные ребята сельских школ и малых городов при успешной сдаче ЕГЭ могут поступить в столичные вузы. Объективна процедура оценивания зашифрованных работ выпускников, которая представляет собой сочетание как компьютерной проверки тестовых заданий уровней А и В, так и проверку экспертами заданий уровня С. Каждая работа проверяется экспертами дважды, что снижает субъективизм выставляемой оценки. Оценивание происходит в пользу ребенка, если расхождение в баллах составляет 1 балл.

Можно согласиться с критикой содержания измерительных материалов по ряду предметов, особенно гуманитарного цикла. Но и эта проблема решаема при условии объединения усилий преподавателей вузов, школ, методистов.

«СП»: —Теперь дадим слово чиновникам. Знакомьтесь — Наталья Буракова, первый заместитель начальника департамента образования Ивановской области.

Наталья БУРАКОВА: — Пять лет назад наша область вошла в число регионов, где еще в порядке эксперимента школьники начали сдавать единый госэкзамен. За прошедшее время накоплен определенный опыт, как самими учителями, так и учениками и их родителями.

Известно, что нововведение вызвало в стране неоднозначную реакцию. Мы тоже через это прошли. Но с годами все утряслось и сегодня противников ЕГЭ в области практически не осталось, как и недовольных его результатами. Так в прошлом году число апелляций по русскому языку было немногим более 2 процентов, а по математике и того меньше. А сдавали этот экзамен в общей сложности 7600 выпускников девятых и одиннадцатых классов. Из без малого семи тысяч выпускников средней школы почти половина сдала ЕГЭ на четыре и пять. Всем им были обеспечены места в вузах. Причем, высшие учебные заведения еще до начала вступительных испытаний устанавливают шкалу перевода баллов ЕГЭ в собственную систему оценивания, а так же количество баллов, которое необходимо набрать для поступления.

Интересен и тот факт, что результаты ЕГЭ в сельских школах ничуть не хуже, чем в городских. Вот и абсолютный результат — 100 баллов набрали не только школьники Иванова, но и районных центров.

Заплати комиссии — и сдавай спокойно

«СП»: — Получается, что мнения разделились 50 на 50. Попробуем взглянуть на проблему под другим углом. Опросы общественного мнения показывают, что значительная часть граждан не верят в объективность ЕГЭ. Это неверие имеет под собой основание, Евгений Григорьевич?

Евгений ЯСИН: — Вы знаете, у меня, когда я работал в правительстве, был такой момент. Ельцин ко мне обращается и говорит: «Что ты за саботажник? Я тебе дал указание выделять инвестиции, а ты не выделяешь». «Борис Николаевич, эти деньги в бюджете не предусмотрены». «Но я же тебе сказал!» «А закон не разрешает!»

Когда вы переходите от такой системы, когда первоначально все можно, к системе, когда людей, в том числе начальников, заставляют жить по закону, возникают такого рода неприятные вещи. Хотят люди подтасовать, проехать за счет других. Приходится придумывать каждый раз все новые и новые способы, как избегать такого рода вещей, лишать некоторые комиссии прав принимать эти экзамены. Ну что же делать?!

«СП»: — Сергей Константинович, а что вы думаете про объективность?

Сергей КОМКОВ: — Сегодня многие ребята из сельской местности просто не могут сдать ЕГЭ. Анализ показывает, что большая часть тех, кто проваливается на экзамене — ребята из регионов. Дело в том, что некоторые задания ЕГЭ содержат профильные элементы, которые даже близко не изучали ребята на селе, они изучаются лишь в крупных школах областных и республиканских центров.

Есть и другой момент. Часто в малых региональных центрах, на уровнях муниципалитетов сел и городов, идет завышение результатов тестовой аттестации, потому что в период экзаменов на экзаменующихся работают целыми коллективами.

Отсюда совершенно несуразные результаты. Например, Дагестан в прошлом году на экзамене по русскому языку показал уровень в 2 раза выше, чем в среднем по России. А Башкирия — в 3 раза выше, чем по Москве. Это абсолютно нереально, это означает, что там шла серьезная работа по натяжке баллов, фальсификации результатов экзамена.

«СП»: — Спросим учителя. У вас в Волгограде, Марина Витальевна, есть проблемы с подтасовкой результатов ЕГЭ?

Марина ОДАНОВИЧ: — Я бы сказала, вызывает некоторое сомнение процедура проведения и самостоятельность выполнения работ выпускниками. И такие прецеденты, к сожалению, имеют место быть. Но это зависит от исполнительской дисциплины организаторов экзамена в аудитории.

«СП»: — Что-то хотите добавить, Григорий Артемович?

Григорий БАЛЫХИН: — Надо признать: далеко не всем по душе объективная оценка знаний, получаемых на школьной скамье. И не всех устраивает современная схема приема в вузы и сузы. Раньше кто только мне не звонил с просьбой помочь при поступлении, иногда и такие, которым весьма трудно отказать. Сейчас нет возможности попробовать «поступить по телефону». Не надо дважды сдавать экзамены — сначала в школе, потом в вузе или сузе. Сейчас, те, кто не собирается поступать в вуз или суз, могут получить аттестат о среднем образовании, сдав только два экзамена — по математике и русскому языку. Ну, когда такое было?

«СП»: — Именно это многих и возмущает: говорят, мол, содрали американскую систему, да они же тупые!

Григорий БАЛЫХИН: — Абсолютно никакой американской системы в нашем ЕГЭ нет! Я был в Принстоне, Бостоне и других университетах, поверьте, ничего лучше нашего ЕГЭ нет. Мы пошли дальше, наша система получилась демократичнее. И неправда, когда говорят, что в советское время количество бюджетных студентов было в два раза больше, чем сейчас. Это не так — сейчас бюджетников больше. И еще, в Советском Союзе было всего 3 миллиона студентов, а сейчас их 7,5 миллиона — бюджетники и контрактники — 50 на 50.

«СП»: — Леонид Иванович, вы тоже считаете, что результаты ЕГЭ — это зачастую «липа»?

Леонид КАЛАШНИКОВ: — О якобы непревзойденной объективности ЕГЭ. Сергей Константинович Комков тут хорошо показал на примерах, что фальсификация результатов ЕГЭ в ряде регионов носит просто массовый характер.

Теперь о том, что ЕГЭ повышает доступность вузовского образования для детей из провинции и из бедных семей. Да окститесь! Сегодня всё высшее образование в России де-факто является платным. Потому что уже 60% студентов дневных отделений не имеют места в общежитии. А стоимость жизни в крупных городах многократно превышает размер стипендии. Поэтому высшее образование всё более становится классовой привилегией. И дело тут не в форме экзаменов, а в отсутствии реальных социальных гарантий и в том, что в капиталистической России большая часть населения имеет вопиюще низкий уровень жизни. Чем тратить миллиарды на введение ЕГЭ, лучше стипендии повысить до реального прожиточного минимума. Эффект в плане доступности образования будет на порядок выше.

Сторонники ЕГЭ любят указывать, что они действуют в русле некой международной тенденции. Это действительно так. Тестирование становится главной формой контроля знаний в системах образования основных капиталистических стран. И это не случайно. Капитализм сегодня как никогда нуждается в массовой фабрикации умственно отсталых субъектов. В эпоху общего кризиса капитализма человек, способный системно взглянуть на мир и сделать собственные выводы, становится весьма опасным для хозяев буржуазного общества. Им не нужны развитые люди, им нужны люди-функции, которые, отработав 8 часов в качестве узкого специалиста, приходят домой, включают телевизор, отключают мозг и поглощают очередную порцию пропаганды.

ЕГЭ и прочее копирование западных образовательных стандартов — яркий пример нашего национального самоуничижения. Я напомню, что СССР, имея примерно в 4 раза меньше ресурсов, чем блок НАТО, смог обеспечить военный паритет с Западом, лидировать в космосе и в создании ряда уникальных технических систем, например, Единой энергетической системы. Это было бы немыслимым без одной из лучших в мире систем образования. Теперь качество образования снизилось на порядок. Рост числа студентов в 2,5 раза, о котором тут говорил господин Балыхин, — это лишь узаконенная торговля дипломами. Ведь качество образования в большинстве частных вузов — ниже плинтуса. Может, еще торговлей дипломами в метро похвастаться? Вот уж где полная доступность высшего образования! Но мы почему-то думаем не о том, чтобы восстановить что-то из разрушенной советской системы образования, а только о копировании западной модели.

«СП»: — Попробуем соблюсти баланс мнений. Предоставим возможность поставить точку в этом вопросе научному руководителю ГУ-ВШЭ.

Евгений ЯСИН: — Я лично считаю, очень много несовершенства в этой системе. Но ЕГЭ — это самый демократичный уровень знаний, который дает право поступать в большинство вузов. Он не задает высокие требования, поэтому лучшие, элитные вузы получили право проводить свои дополнительные экзамены. Кроме того, у нас после ЕГЭ есть некоторое отсеивание на первом, втором курсе. Ну и что? Это нормально!

«СП»: — К вам все студенты по ЕГЭ поступают?

Евгений ЯСИН: — Не только по ЕГЭ. Часть из них поступает по результатам олимпиад — это более жесткая система. Но мы, да, принимаем всех. И должен сказать, в среднем, успехи тех студентов, которые сдавали ЕГЭ, и успехи тех, кто поступали по другим каналам, не очень различаются.

«СП»: — Почему, кстати, МГУ так долго упорствовал в неприятии ЕГЭ?

Евгений ЯСИН: — Я подозреваю, у Виктора Антоновича Садовничего были разные соображения. Главное заключалось в том, что МГУ — университет высокого уровня, и в первых версиях ЕГЭ не было права у элитных учебных заведений предъявлять свои требования к абитуриентам. Поэтому он рассматривал ЕГЭ как снижение требований для своего вуза.

«СП»: — В чем был главный минус прежней системы тестирования?

Евгений ЯСИН: — В том, что экзамен принимали те же учителя, которые учили. А скажите, вы будете своих учеников, среди которых есть любимчики, объективно оценивать? В итоге мы получали высокие отметки при низком качестве обучения. Вообще, по отметкам судить о качестве знаний было нельзя.

Светит ли выпускникам «образовательный ваучер»

«СП»: — Давайте вспомним историю ЕГЭ. Ведь изначально предполагалось, что высшее образование перейдет на платную основу, а хорошие результаты ЕГЭ позволят полностью или частично оплатить это обучение. Нужно ли вернуться к этой идее? Евгений Григорьевич, напомните, в чем была суть «образовательного ваучера»?

Евгений ЯСИН: — Дело в том, что ЕГЭ — с моей точки зрения — самый низкий, наиболее демократичный уровень знаний, который нужно доказать для поступления. Причем не только для поступления, но и для получения денег на получение высшего образования. Размер этой суммы должен зависеть от того, как вы сдали экзамены. К сожалению, в процессе принятия ЕГЭ этот момент упростили, аспект с подушевым финансированием образования утрачен.

«СП»: — Как вы считаете, к идее «образовательного ваучера» вернутся?

Евгений ЯСИН: — Я считаю, абсолютно необходимо связать финансирование с результатами ЕГЭ. Те, кто наберут мало балов, получат деньги на какой-нибудь провинциальный вуз. А если ты добился лучших результатов — получи деньги, которых хватит на МГУ или ВШЭ.

«СП»: — Теперь выслушаем главного критика ЕГЭ. Сергей Константинович, нужно ли связывать ЕГЭ с «образовательным ваучером»?

Сергей КОМКОВ: — ЕГЭ в России внедрялся представителями Всемирного банка, причем это не вымысел. Мой хороший друг, бывший министр образования Владимир Кинелев принимал участие в этих переговорах со Всемирным банком. Его вызывали в штаб-квартиру ВБ, где с ним шел разговор о внедрении в России единого государственного тестового экзамена. Правда, тогда вместе с ЕГЭ фигурировало понятие ГИФО — государственное именное финансовое обязательство. Предполагалось, что в результате внедрения ЕГЭ и ГИФО вся система высшего профессионального образования в России будет переведена на платную основу. Но выпускники школ, получившие высокие баллы по ЕГЭ, смогут получить этот государственный сертификат, который будет покрывать частично или полностью расходы на обучение в вузе.

ГИФО постепенно умерло, так и не попав в сетку самого эксперимента, а ЕГЭ остался. Поэтому идея, которая могла служить оправданием для ЕГЭ, — что по результатам ЕГЭ кто-то получит сертификат на право бесплатного обучения в вузе, — эта идея умерла. Поэтому ЕГЭ — совершенно очевидное и неминуемое, к сожалению, на сегодняшний момент зло.

«СП»: — В чем был интерес Всемирного банка во внедрении ЕГЭ?

Сергей КОМКОВ: — Это очень ясный интерес. Они старались перевести всю российскую систему образования в сферу коммерческих образовательных услуг. Но, кроме того, они прекрасно понимали, что это резко снизит уровень образования в России. Не надо забывать, что еще 18 августа 1948 года Совет национальной безопасности США принял директиву «Задачи в отношении России», которую никто не отменял. Кроме того, в 1987 году Конгресс США утвердил специальный «русский проект», на который было выделено тогда 350 миллионов долларов, и деньги выделил как раз Всемирный банк. По всей вероятности, за спиной хозяев Всемирного банка находятся спецслужбы или политические силы, которые заинтересованы, чтобы потихоньку превратить Россию в резервную территорию американского бизнеса, американского влияния.

«СП»: — А как обстоят дела с введением «ваучера» сегодня, Григорий Артемович?

Григорий БАЛЫХИН: — В 2001 году с началом эксперимента по ЕГЭ мы по решению правительства начали проводить и эксперимент по ГИФО — это то, что многие называют «ваучерами» — государственные именные финансовые обязательства. Предполагалось, что баллы, полученные в ходе сдачи экзаменов, будут оцениваться в деньгах. Таким образом, поступая на бюджетное отделение, абитуриент приносил бы деньги в этот конкретный вуз, став его студентом. Чем выше его результат по ЕГЭ — тем больше доход вуза. И наоборот. В этом эксперименте участвовало шесть вузов из трех субъектов РФ. Но оказалось, что по факту на финансовое обеспечение такой системы требуется в 2 раза больше средств, чем заложено в бюджете. Хорошо, что мы не стали вводить это сразу в массовом порядке — через 2—3 года мы отказались от такого ГИФО и стали работать над переводом вузов, средних специальных учебных заведений, а потом и средних школ на нормативное подушевое финансирование. Принцип — «деньги следуют за учеником». По существу это аналог ГИФО, но расчет его ведется по всем статьям бюджетной классификации. Это важно, поскольку в ГИФО входил расчет только по заработной плате преподавателей, но не учитывалась «коммуналка», инвестиции, капитальное строительство и т.д. — это было однобоко и не учитывало все проблемы, которые имел каждый конкретный вуз.

Точки над «i»

«СП»: — Как видим, нам не удалось прийти к общему знаменателю. Попробуем все же расставить точки над «i» в заключительном слове.

Григорий БАЛЫХИН: — Все подзаконные акты по ЕГЭ приняты, и с его сдачей не должно быть никаких проблем. Причем, есть приказ министра образования и науки: для отдельных категорий граждан для поступления использовать не результаты ЕГЭ, а традиционные вступительные испытания. Это, прежде всего, выпускники техникумов и колледжей, это те, кто поступает для получения второго высшего образования, это иностранные граждане. Уже в нынешнем году граждане этих категорий будут поступать не по результатам ЕГЭ. У граждан с ограниченными возможностями будет право выбора. И самое главное, все, кто закончил школу до января 2009 года, и поступает на вечерние и заочные отделения вузов, тоже будут поступать не по результатам ЕГЭ, а по традиционной форме, которую устанавливают сами вузы. Вот я бы хотел, чтобы это обязательно прозвучало, об этом не многие знают.

Наталья БУРАКОВА: — По мнению председателя совета ректоров Ивановской области, ректора Ивановского государственного университета Владимира Егорова практика показала, что ЕГЭ дает возможность детям из провинции поступать в престижные вузы, позволяет уйти от субъективности в оценке. Так в прошлом году ему впервые не поступило ни одной апелляции по поводу приема в вузы, а число сельских ребят, пожелавших получить высшее образование, увеличилось на 10 процентов.

Леонид КАЛАШНИКОВ: — Пожалуй, все участники обсуждения согласятся с тем, что проблема ЕГЭ расколола общество. В такой ситуации самым естественным было бы оставить людям право выбора. Фракция КПРФ предлагала поправки в закон «Об образовании», дающие каждому ученику возможность выбрать, как ему сдавать экзамен — ЕГЭ или в традиционной форме. Эти поправки были поддержаны заксобраниями 35 регионов России, и только 5 регионов дали отрицательные заключения. Но профильный комитет Госдумы отверг поправки практически без обсуждения. Это лишний симптом того, что ЕГЭ именно навязывают, не считаясь с мнением общества.

Сергей КОМКОВ: — Почему в России вцепились в ЕГЭ? Среди наших, тех, кто открыто проталкивал ЕГЭ, есть группа открытых агентов влияния. Существует мощная лоббистская группа в правительственных структурах в лице Игоря Шувалова.

Кроме того, на реформу образования в России были выделены большие деньги: из Всемирного банка, федерального и региональных бюджетов. В общей сложности, за восемь лет эксперимента с ЕГЭ, на него потрачено около миллиарда долларов! Естественно, значительная часть этих денег осела в карманах чиновников и людей, которые непосредственно являлись организаторами введения ЕГЭ.

Наконец, сегодня, поскольку механизм запущен на полную катушку, любыми способами Министерство образования и науки пытается защищать честь мундира. Потому что понимает, что если закон о ЕГЭ будет отменен, и сам ЕГЭ прекратит существование, многим придется отчитываться, куда они дели деньги, по чьему приказанию, и почему так снизился уровень образования.

Евгений ЯСИН: — Ничего плохого в спорах вокруг ЕГЭ нет. Эти споры плодотворны, тем более, большинство из них все больше смещается в сторону содержания Единого госэкзамена: что конкретно тестируемый должен знать, на какие вопросы отвечать, какие процедуры проходить. Общественность, даже если отрицает ЕГЭ, все больше концентрируется на позитивном обсуждении вопросов. А это очень положительный момент.

Хочешь быть в курсе новостей ЦТ?
Подписывайся на Адукар в соцсетях!

Начни подготовку к ЦТ и ЦЭ прямо сейчас!

Адукар обещает крутых преподавателей и много полезной практики.