Экзамен для мужа читать онлайн бесплатно полностью

Глава 1

— Господи, избавь меня от этой никчемной девицы!

Сидевшая за письменным столом аббатиса с досадой отложила гусиное перо, встала с высокого стула и, откинув ногой широкую юбку черного одеяния, направилась к двери. За ней семенила ее старшая помощница и подруга. Выйдя за дверь и подняв глаза к небу, аббатиса обратилась к Всевышнему с новым требованием:

— И хотя на все Твоя воля, Господи, лучше избавь ее от меня.

Напряжение ощутимой волной распространилось по огороженной лужайке и достигло мирного сада в центре монастыря. Сестры Ордена с их юными подопечными услышали хруст гравия под ногами, затем неясный шепот, который стал слышнее, когда мимо проследовала мать-настоятельница. Многие, отложив шитье, с любопытством смотрели ей вслед. Судя по всему, надвигалась гроза, а ничто так не пленяло замкнутое, привыкшее к однообразной жизни общество женщин, как неистовое проявление чувств.

Полдень давно миновал, скоро зазвонят колокола, но длинные обеденные столы до сих пор не накрыты и в трапезной пусто. Запахи приготовляемой пищи поднимались в воздух, вырываясь из кухни и становясь все гуще, по мере того как аббатиса шла вперед по коридору. Вонь от сгоревшего лука, обуглившихся рыбы и теста перекрывалась чем-то вроде запаха псины. Любопытные, идущие за аббатисой, замедлили шаг, сморщились и зажали носы. Однако сама настоятельница решительно преодолела зловоние, уже понимая, что обед задержится надолго, и прекрасно зная, по чьей вине это произойдет.

Кухня представляла собой печальное зрелище. Повсюду громоздились корзины с репой, мешки с овсом и мукой. Три рабочих стола в центре помещения были завалены горшками, кувшинами, ведрами, досками для нарезания хлеба и обугленными остатками того, что еще недавно было рыбой. Столы и пол оказались обсыпаны мукой, из разных мест громадной каменной печи валил серый дым.

А посреди этого хаоса в испачканном сажей апостольнике, с неподвижным взглядом и скрещенными на груди руками стояла главная кухарка монастыря сестра Бонифация. У нее за спиной жалась кухонная прислуга: несколько пожилых монахинь, две послушницы, дежурившие сегодня на кухне, полдюжины судомоек из девушек-сирот и мальчики из соседней деревни, прислуживающие там в кабаке.

Сквозь дымовую завесу аббатиса разглядела одинокую фигуру, стоявшую в свободном пространстве между столами и ревущей раскаленной печью. Это была молодая женщина в одеянии послушницы. Она повернулась на возбужденный шепот у двери и, поймав взгляд настоятельницы, похолодела.

— Что, во имя Всевышнего, ты опять натворила?! — рявкнула аббатиса.

Элоиза Арджент спрятала за спину мешалку, которой пыталась отскоблить пригоревшую рыбу, и почувствовала, как от лица у нее отхлынула кровь. Она уже видела такой взгляд настоятельницы, когда решила усовершенствовать колодец и на день — или два? — оставила монастырь без воды.

— Я помогаю сестре Бонифации. — Элоиза с трудом выталкивала слова, словно аббатиса схватила ее за горло.

— Помогаешь? В чем? — еще больше разъярилась настоятельница, ткнув перстом в дымящую печь. — Спалить кухню дотла?

— Нет, преподобная мать, я только показала ей, как можно уложить больше кусков на… усовершенствовать ее ра…

— Усовершенствовать? — Аббатиса от возмущения задохнулась. — Ты сожгла, опрокинула, разрушила в этом монастыре все, что попалось тебе на пути. И это ты называешь «усовершенствовать»?

— Но если бы люди прислушались к тому, что я предлагаю…

— Прислушались? К твоим безрассудным идеям? Чтобы навлечь еще большие несчастья на свои головы? Как будто мы и так недостаточно страдали во время Великого поста!

Она двинулась по проходу между столами, и если бы помощница, следующая за ней по пятам, не наступила на длинную юбку аббатисы, Элоиза испытала бы на себе силу ее гнева. Но пока настоятельница выдергивала свою одежду из-под ноги пожилой сестры, она успела бросить мешалку и отскочить на безопасное расстояние.

— Я все здесь уберу, преподобная мать, обещаю.

— Даже не вздумай прикасаться к чему-либо!

Настоятельница обогнула стол, и Элоиза вдруг обнаружила, что прижата к мешкам с зерном, которые сама же тут и поставила, чтобы кухонным сестрам не пришлось далеко ходить. Она переводила взгляд с рассерженных сестер на толпу любопытных, сгрудившихся в дверном проеме. Выходит, добрая половина монастыря стала свидетельницей ее позора.

Но какое бы наказание ни уготовила ей аббатиса, она переживет. Настоящий лидер, говорила себе Элоиза, всегда должен нести ответственность за свои действия, и не имеет значения, успешные они или нет.

— Мать-настоятельница! — В голосе, донесшемся с лестницы, звучал неподдельный ужас. — Всадники… вооруженные!

Сквозь толпу пробралась маленькая толстая монахиня. Грудь ее бурно вздымалась от волнения. Из-за дыма и смрада она чуть не задохнулась, а потому прислонилась к обгоревшему столу рядом с аббатисой.

— Они уже… здесь… во дворе! — с трудом проговорила она между приступами кашля.

Новость взбудоражила всех тех, кто толпился в кухне и на лестнице.

— Отряд рыцарей? — Настоятельница повернулась к монахине. — Боже правый, в святое время! Они что, пробили монастырские ворота?

Маленькая толстушка энергично покачала головой и снова закашлялась.

— Пока… во внешнем… дворе… требуют… встречи с вами! Перед лицом того, что могло оказаться намного хуже позднего обеда и закопченной кухни, настоятельнице сразу стало не до Элоизы. Но оставить очередную проделку послушницы без внимания она не могла.

— Ты… отправляйся в свою комнату и сиди там, пока я за тобой не пришлю! Сестра Арчибальд, проследи, чтобы она никуда не выходила, — приказала аббатиса помощнице и быстро направилась к лестнице. В черном одеянии с широкими рукавами, разгоняя перед собой дым взмахами рук, она напоминала взволнованную хищную птицу, заставляющую своих птенцов взлететь. — Остальные — в часовню, и на колени! Идите! Немедленно!

За ее спиной сразу возникла свалка, однако начавшуюся панику тут же пресекли старшие, более опытные сестры. Когда монахини и послушницы достигли прохода, ведущего в часовню, они замедлили шаг и принялись громко, усердно молиться. Вскоре топот ног и девичьи испуганные возгласы утонули в монотонном бормотании молитвы, обращенной к Деве Марии.

Вооруженные мужчины у ворот могли представлять очень серьезную угрозу для общины женщин, живущих в монастыре. Церковные земли и владения, особенно столь богатые, как у монастыря Добродетельных невест, слишком часто оказывались предметом вожделения, что приводило к кровавым схваткам между знатными домами. Сестра Арчибальд взяла Элоизу за локоть.

Читать дальше

Бетина Крэн

Экзамен для мужа

Глава 1

— Господи, избавь меня от этой никчемной девицы!

Сидевшая за письменным столом аббатиса с досадой отложила гусиное перо, встала с высокого стула и, откинув ногой широкую юбку черного одеяния, направилась к двери. За ней семенила ее старшая помощница и подруга. Выйдя за дверь и подняв глаза к небу, аббатиса обратилась к Всевышнему с новым требованием:

— И хотя на все Твоя воля, Господи, лучше избавь ее от меня.

Напряжение ощутимой волной распространилось по огороженной лужайке и достигло мирного сада в центре монастыря. Сестры Ордена с их юными подопечными услышали хруст гравия под ногами, затем неясный шепот, который стал слышнее, когда мимо проследовала мать-настоятельница. Многие, отложив шитье, с любопытством смотрели ей вслед. Судя по всему, надвигалась гроза, а ничто так не пленяло замкнутое, привыкшее к однообразной жизни общество женщин, как неистовое проявление чувств.

Полдень давно миновал, скоро зазвонят колокола, но длинные обеденные столы до сих пор не накрыты и в трапезной пусто. Запахи приготовляемой пищи поднимались в воздух, вырываясь из кухни и становясь все гуще, по мере того как аббатиса шла вперед по коридору. Вонь от сгоревшего лука, обуглившихся рыбы и теста перекрывалась чем-то вроде запаха псины. Любопытные, идущие за аббатисой, замедлили шаг, сморщились и зажали носы. Однако сама настоятельница решительно преодолела зловоние, уже понимая, что обед задержится надолго, и прекрасно зная, по чьей вине это произойдет.

Кухня представляла собой печальное зрелище. Повсюду громоздились корзины с репой, мешки с овсом и мукой. Три рабочих стола в центре помещения были завалены горшками, кувшинами, ведрами, досками для нарезания хлеба и обугленными остатками того, что еще недавно было рыбой. Столы и пол оказались обсыпаны мукой, из разных мест громадной каменной печи валил серый дым.

А посреди этого хаоса в испачканном сажей апостольнике, с неподвижным взглядом и скрещенными на груди руками стояла главная кухарка монастыря сестра Бонифация. У нее за спиной жалась кухонная прислуга: несколько пожилых монахинь, две послушницы, дежурившие сегодня на кухне, полдюжины судомоек из девушек-сирот и мальчики из соседней деревни, прислуживающие там в кабаке.

Сквозь дымовую завесу аббатиса разглядела одинокую фигуру, стоявшую в свободном пространстве между столами и ревущей раскаленной печью. Это была молодая женщина в одеянии послушницы. Она повернулась на возбужденный шепот у двери и, поймав взгляд настоятельницы, похолодела.

— Что, во имя Всевышнего, ты опять натворила?! — рявкнула аббатиса.

Элоиза Арджент спрятала за спину мешалку, которой пыталась отскоблить пригоревшую рыбу, и почувствовала, как от лица у нее отхлынула кровь. Она уже видела такой взгляд настоятельницы, когда решила усовершенствовать колодец и на день — или два? — оставила монастырь без воды.

— Я помогаю сестре Бонифации. — Элоиза с трудом выталкивала слова, словно аббатиса схватила ее за горло.

— Помогаешь? В чем? — еще больше разъярилась настоятельница, ткнув перстом в дымящую печь. — Спалить кухню дотла?

— Нет, преподобная мать, я только показала ей, как можно уложить больше кусков на… усовершенствовать ее ра…

— Усовершенствовать? — Аббатиса от возмущения задохнулась. — Ты сожгла, опрокинула, разрушила в этом монастыре все, что попалось тебе на пути. И это ты называешь «усовершенствовать»?

— Но если бы люди прислушались к тому, что я предлагаю…

— Прислушались? К твоим безрассудным идеям? Чтобы навлечь еще большие несчастья на свои головы? Как будто мы и так недостаточно страдали во время Великого поста!

Она двинулась по проходу между столами, и если бы помощница, следующая за ней по пятам, не наступила на длинную юбку аббатисы, Элоиза испытала бы на себе силу ее гнева. Но пока настоятельница выдергивала свою одежду из-под ноги пожилой сестры, она успела бросить мешалку и отскочить на безопасное расстояние.

— Я все здесь уберу, преподобная мать, обещаю.

— Даже не вздумай прикасаться к чему-либо!

Настоятельница обогнула стол, и Элоиза вдруг обнаружила, что прижата к мешкам с зерном, которые сама же тут и поставила, чтобы кухонным сестрам не пришлось далеко ходить. Она переводила взгляд с рассерженных сестер на толпу любопытных, сгрудившихся в дверном проеме. Выходит, добрая половина монастыря стала свидетельницей ее позора.

Но какое бы наказание ни уготовила ей аббатиса, она переживет. Настоящий лидер, говорила себе Элоиза, всегда должен нести ответственность за свои действия, и не имеет значения, успешные они или нет.

— Мать-настоятельница! — В голосе, донесшемся с лестницы, звучал неподдельный ужас. — Всадники… вооруженные!

Сквозь толпу пробралась маленькая толстая монахиня. Грудь ее бурно вздымалась от волнения. Из-за дыма и смрада она чуть не задохнулась, а потому прислонилась к обгоревшему столу рядом с аббатисой.

— Они уже… здесь… во дворе! — с трудом проговорила она между приступами кашля.

Новость взбудоражила всех тех, кто толпился в кухне и на лестнице.

— Отряд рыцарей? — Настоятельница повернулась к монахине. — Боже правый, в святое время! Они что, пробили монастырские ворота?

Маленькая толстушка энергично покачала головой и снова закашлялась.

— Пока… во внешнем… дворе… требуют… встречи с вами! Перед лицом того, что могло оказаться намного хуже позднего обеда и закопченной кухни, настоятельнице сразу стало не до Элоизы. Но оставить очередную проделку послушницы без внимания она не могла.

— Ты… отправляйся в свою комнату и сиди там, пока я за тобой не пришлю! Сестра Арчибальд, проследи, чтобы она никуда не выходила, — приказала аббатиса помощнице и быстро направилась к лестнице. В черном одеянии с широкими рукавами, разгоняя перед собой дым взмахами рук, она напоминала взволнованную хищную птицу, заставляющую своих птенцов взлететь. — Остальные — в часовню, и на колени! Идите! Немедленно!

За ее спиной сразу возникла свалка, однако начавшуюся панику тут же пресекли старшие, более опытные сестры. Когда монахини и послушницы достигли прохода, ведущего в часовню, они замедлили шаг и принялись громко, усердно молиться. Вскоре топот ног и девичьи испуганные возгласы утонули в монотонном бормотании молитвы, обращенной к Деве Марии.

Вооруженные мужчины у ворот могли представлять очень серьезную угрозу для общины женщин, живущих в монастыре. Церковные земли и владения, особенно столь богатые, как у монастыря Добродетельных невест, слишком часто оказывались предметом вожделения, что приводило к кровавым схваткам между знатными домами. Сестра Арчибальд взяла Элоизу за локоть.

— Идем отсюда, скорее. Нужно торопиться. Кухня будет первым местом, которое они разграбят.

Элоиза попыталась вырвать руку, надеясь скрыться совсем не в той стороне, где находились кельи послушниц, но сестра Арчибальд ухватила ее покрепче и потянула за собой.

— Элоиза, ты не должна этого делать, — говорила почтенная монахиня, упорно стараясь преодолеть ее сопротивление. — Мать-настоятельница…

— … может нуждаться в моей помощи, — договорила Элоиза, уверенная, что аббатиса скорее обратится к дьяволу, чем примет помощь от нее.

— Элоиза, пожалуйста, не перечь ей, — простонала сестра Арчибальд. — У нее и без тебя забот хватает.

— Я должна посмотреть. Как же я научусь быть настоятельницей, если она не разрешает мне увидеть, как она все это делает?

В ответ раздался новый стон.

— Ты никогда не станешь даже просто монахиней, если немедленно не прекратишь ей перечить, не отправишься прямиком в свою келью и не вымолишь себе на коленях прощение.

— Прощение? За то, что хотела помочь?

Элоиза быстро огляделась и посмотрела в сторону часовни, откуда доносились женские голоса, хором читающие молитву. Ни во внутреннем дворике, ни в монастырском здании никого не было, значит, можно не бояться, что их обнаружат. Глубоко вздохнув, она потянула сестру Арчибальд к проходу в конце главного здания, а затем по лестнице наверх.

— За своеволие и неповиновение, — проворчала пожилая монахиня. — Ты горда и упряма, и тебе очень не хватает доброты и терпения.

— Я не своевольна, — запротестовала Элоиза, придравшись почему-то именно к этому определению.

— Посмотри на себя… Ты своевольничаешь даже сейчас!

— Я делаю то, что велит мать-настоятельница. — Схватив руку старой монахини, Элоиза повлекла ее за собой. — Просто я делаю это медленно.

Наконец они достигли галереи, которая окружала приемный зал монастыря, и Элоиза потащила монахиню к узкому окну, откуда им были видны ворота монастыря. Прижавшись к стене по обеим сторонам окна, женщины услышали голоса и фырканье лошадей. Элоиза, знаком попросив монахиню молчать, дотянулась до оконной ручки и осторожно повернула ее, К счастью, скрип ржавого металлического запора и две головы, появившиеся над подоконником, не привлекли внимания участников драмы, которая разыгрывалась внизу.

Аббатиса, надменно выпрямившись, стояла у ворот, а за ее спиной маячили конюх Бендик с лопатой наготове и садовник Руперт, воинственно размахивающий деревянными граблями. Во внешнем дворе монастыря толпились более двух десятков рыцарей на боевых конях и тяжеловооруженных всадников, окруживших рыцаря в легких доспехах.

Спешившись, незнакомец направился к настоятельнице. Она не относилась к числу низкорослых женщин, но этот лорд в длинных кожаных сапогах, кирасе, носившей следы битв, и шлеме с изображением ястреба значительно возвышался над ней.

— Я приехал за женщиной, — объявил лорд, и его мощный голос оглушительным эхом отразился от каменных стен.

Потом что-то заставило его обернуться и бросить мрачный взгляд через плечо. Позади него, в самом центре отряда, хлопал на ветру шелковый вымпел с его гербом.

— За женой. Я приехал за женой, — пояснил он аббатисе.

Это слово, хоть и произнесенное столь оглушительно, вызвало облегченный вздох у Элоизы и сестры Арчибальд, которые, затаив дыхание, глазели на вооруженный отряд, вторгшийся в их дом.

— За женой? — Голос настоятельницы странно дрогнул.

Но тут же ее руки скользнули в широкие рукава монашеского одеяния. Элоизе с сестрой Арчибальд был знаком этот решительный жест. Аббатиса оценивающе оглядела закаленных воинов, сгрудившихся позади сердитого монолита, стоявшего широко расставив длинные ноги и уперев кулаки в бока.

— Кто вы такой, сэр, и каковы ваши намерения, если вы прискакали в наш монастырь с вооруженным отрядом? Предупреждаю, наш Орден и это святое владение находятся под защитой епископа Реймсского и его высочества герцога Авалонского.

Лорд молча смотрел на нее, оценивая силу духа и храбрость этой женщины, которая управляла монахинями и землями аббатства.

— Я — Перил, граф Уитмор, вассал Эдуарда Английского. Я приехал, чтобы взять себе жену.

Настоятельница указала пальцем на его отряд.

— В святейшее время… с мечами, топорами и оружием?

— Топоры опущены, мечи в ножнах. — Граф был слегка обескуражен ее недружелюбием. — Я проделал долгий путь по опасным территориям и, добравшись сюда без потерь, собираюсь вернуться тем же путем, но уже с невестой. Мои намерения благородны и миролюбивы — даже если бы меня не сопровождал священник. — Повернувшись, он схватил за руку прятавшегося за его спиной священнослужителя и поставил его перед аббатисой.

— Его присутствие не убеждает меня в вашем миролюбии, сэр, — ответила настоятельница, внимательно оглядев испуганного маленького человечка. — Многие лорды совершают набеги и ведут кровавые войны под прикрытием служителей церкви.

Священник, съежившись под ее подозрительным взглядом, повернулся к графу и что-то озабоченно ему сказал. Кажется, лорду не понравилось то, что он услышал, и они тихо о чем-то заспорили. Наконец граф неохотно кивнул и, держа в одной руке обнаженный меч, а в другой — кинжал, решительно направился к аббатисе.

Сестра Арчибальд зажала своей подопечной рот, увидев, что Элоиза собралась закричать. Они с изумлением наблюдали, как он с силой вонзил кинжал в утрамбованную землю двора у ног аббатисы и рядом с ним воткнул тяжелый меч.

— Они останутся тут, пока вы сами их мне не вернете, — заявил граф.

Его поступок произвел впечатление на настоятельницу.

— Теперь я верю, что вы действительно приехали с мирными целями, — сказала она каким-то непривычно тонким и высоким голосом. И после недолгого колебания объявила свое решение: — Вы со священником можете пройти во внутренний дворик и рассчитывать на наше гостеприимство… — Аббатиса сердито посмотрела на всадников и закончила: — Сразу, как только ваши люди отправятся в деревню.

Графа вовсе не обрадовала перспектива остаться без охраны, но, подумав, он все же отдал какой-то приказ одному из своих приближенных. Рыцарь быстро развернул коня и поднял руку, приказывая отряду следовать за ним. Когда стук копыт затих вдали, настоятельница со вздохом облегчения велела конюху и садовнику закрыть внешние ворота и повела непрошеных гостей в свою резиденцию.

Элоиза продолжала стоять у окна, не в силах оторвать взгляд от кинжала и меча, сверкавших на ярком солнце. От блеска полированного металла у нее побежали мурашки.

Схватив Элоизу за руку, сестра Арчибальд бесцеремонно потащила ее к боковому коридору, но Элоиза все-таки успела увидеть аббатису, направляющуюся с графом и его церковником в свою личную приемную.

— Как ты думаешь, может, нам удастся… — Она с вожделением взглянула на закрывшуюся дверь.

— Нет! — прошептала сестра Арчибальд. — Идем, девочка.

— Ты видела ее? — спросила Элоиза, когда они чуть ли не бегом направились к лестнице. — Видела, как она стояла перед ними? Она настоящая аббатиса. Я бы все отдала, чтобы только услышать, как она…

— То, что ты непременно отдашь, Элоиза Арджент, если тебя поймают, так это все шансы произнести наконец свои обеты. Мать-настоятельница была сегодня в ярости, и я ее понимаю. Она все время твердит тебе, что ты должна заниматься своей работой и не совать нос в дела, которые тебя не касаются. Но ты ее не слушаешь.

— О, я слушаю ее, сестра Арчибальд. Всякий раз, помогая кому-нибудь в монастыре выполнять его обязанности, я учусь важным делам. Я уже знаю, как чесать шерсть, плести кружева, ткать… красить материю, делать рисунки и шить одежду… как заготавливать впрок еду и сохранять зерно… как сеять и жать. Я могу починить крышу, оценить скот, доить коз и управлять маслобойней. Я умею читать священные книги и каноническое право, умею писать завещания, прошения в суд, составлять брачные документы, быть арбитром в имущественных спорах арендаторов…

— А еще ты знаешь, как осушать колодцы, поджигать кухню и обугливать замечательных упитанных цыплят до полной неузнаваемости.

— Все это мелочи. — Элоиза остановилась, и сестра Арчибальд остановилась тоже. — Ты не понимаешь… Я очень стараюсь учиться, чтобы доказать преподобной матери, что из меня выйдет хорошая помощница сейчас и даже еще лучшая настоятельница в будущем.

— А доказала, моя девочка, лишь то, что тебе не хватает дисциплины и послушания. Мать-настоятельница никогда не доверит монастырские дела такому своевольному и упрямому созданию, как ты.

Они спустились по лестнице и быстро направились к дортуару послушниц. Элоиза вдруг осознала, что старая монахиня абсолютно права, хотя в глазах сестры Арчибальд промелькнуло что-то похожее на сочувствие. К сожалению, так и есть — все ее попытки доказать свои способности оборачиваются для монастыря бедой. Когда Элоиза со страдальческим выражением лица открыла дверь своей маленькой, бедно обставленной кельи, сестра Арчибальд положила руку ей на плечо.

— Ну-ну, моя девочка, не плачь. Это Великий пост. Обратись за советом к Господу, моли о прощении, может, если не преподобная мать, так хоть Он наставит тебя на путь истинный.

Глаза Элоизы наполнились слезами. Монахиня потрепала ее по щеке, вышла из комнаты и закрыла за собой тяжелую дверь.

Сев на узкий соломенный тюфяк, Элоиза обхватила колени руками. Не вышло. Опять. Почему ей ничего не удается? Может, у нее что-то не в порядке с головой? Вдруг она из тех людей, которые не годятся для принятия святых обетов? Мать-настоятельница назвала ее безрассудной, недисциплинированной и своевольной. Возможно, в одном или двух случаях она и правда виновата перед каждой из послушниц, но ведь это совсем не потому, что она не любит Господа, и уж конечно, не потому, что она не хочет услужить кому-то. Просто она пытается помогать людям по-своему, облегчая им выполнение их обязанностей.

Действительно ли монастырь ее истинное призвание или только едва различимый, но смертоносный шепот греха гордыни? А если это ее истинное призвание, то где ее место в церкви? И где ее место вообще? С двенадцати лет она знала, что не обладает ни красотой, ни терпением, ни покладистым характером, которые необходимы женщине, чтобы выйти замуж. Вскоре, после ее недолгого пребывания в монастыре, оказалось, что ко всему прочему ей не хватает смирения и самоотверженности, чтобы стать членом благословенного Ордена. Ну и что ей остается? Неужели она принадлежит к числу тех ущербных, жалких созданий, которым суждено провести остаток жизни в подвешенном состоянии: не Христова невеста и не мужняя жена?

— Итак, ваше сиятельство, какого рода невесту вы себе ищете? — сразу перешла к делу аббатиса.

Она не сводила глаз с пугающего шлема, лежавшего на тяжелом дубовом столе, который отделял ее от графа и священника. Задавая первый вопрос, настоятельница в первую очередь стремилась узнать побольше о самом лорде, а уж потом о невесте, которую он так хотел получить.

Граф выпрямился, оглядел богато обставленную приемную, затем перевел взгляд на драпированные шелками стены, искусно вытканные гобелены и красные угольки, тлеющие в камине.

— Хорошую, — сердито буркнул он, вытягивая длинные ноги и крепко сжимая пустые ножны у себя на боку. Отсутствие меча лишало его уверенности в себе.

— Может, вы соблаговолите выразиться поточнее? У нас тут монастырь Добродетельных невест, следовательно, все наши девушки будут хорошими невестами. Кроме того, каждый может выбрать у нас невесту на свой вкус.

— Очень хорошую, — нахмурился граф.

— Его сиятельство желает сказать, достопочтенная аббатиса, — осмелился вставить слово маленький священник, отводя взгляд от своего хозяина, — что он ищет девушку в высшей степени набожную, в высшей степени благородную и в высшей степени добродетельную.

Граф расслабился и кивнул:

— Да, в высшей степени добродетельную.

— Как я понимаю, вы придаете этому делу большое значение, ваше сиятельство. — Аббатиса загадочно улыбнулась, — А могу я спросить, почему вы приехали именно к нам?

— Все знают, что лучших невест, чем у вас, нигде не найти, — объяснил граф, взмахнув рукой в латной рукавице.

И это была истинная правда. Жены, привезенные из этого монастыря, отличались набожностью, изысканностью, услужливостью и хорошими манерами. Они умели вести домашнее хозяйство и управляться с прислугой и были известны повсюду как превосходные хранительницы очага в больших и маленьких домах. Единственным их недостатком (что для титулованной аристократии имело немалое значение) было отсутствие у них приданого.

В монастыре содержались младшие дочери знатных семей, девушки, оставшиеся сиротами после войн и эпидемий, или рожденные в семьях с избытком детей женского пола, или просто не имеющие приданого. Но благодаря мудрому и добросовестному правлению аббатисы послушницы не только становились желанными и любимыми женами, но к тому же приносили весьма значительный доход монастырю.

Глава 1

— Господи, избавь меня от этой никчемной девицы!

Сидевшая за письменным столом аббатиса с досадой отложила гусиное перо, встала с высокого стула и, откинув ногой широкую юбку черного одеяния, направилась к двери. За ней семенила ее старшая помощница и подруга. Выйдя за дверь и подняв глаза к небу, аббатиса обратилась к Всевышнему с новым требованием:

— И хотя на все Твоя воля, Господи, лучше избавь ее от меня.

Напряжение ощутимой волной распространилось по огороженной лужайке и достигло мирного сада в центре монастыря. Сестры Ордена с их юными подопечными услышали хруст гравия под ногами, затем неясный шепот, который стал слышнее, когда мимо проследовала мать-настоятельница. Многие, отложив шитье, с любопытством смотрели ей вслед. Судя по всему, надвигалась гроза, а ничто так не пленяло замкнутое, привыкшее к однообразной жизни общество женщин, как неистовое проявление чувств.

Полдень давно миновал, скоро зазвонят колокола, но длинные обеденные столы до сих пор не накрыты и в трапезной пусто. Запахи приготовляемой пищи поднимались в воздух, вырываясь из кухни и становясь все гуще, по мере того как аббатиса шла вперед по коридору. Вонь от сгоревшего лука, обуглившихся рыбы и теста перекрывалась чем-то вроде запаха псины. Любопытные, идущие за аббатисой, замедлили шаг, сморщились и зажали носы. Однако сама настоятельница решительно преодолела зловоние, уже понимая, что обед задержится надолго, и прекрасно зная, по чьей вине это произойдет.

Кухня представляла собой печальное зрелище. Повсюду громоздились корзины с репой, мешки с овсом и мукой. Три рабочих стола в центре помещения были завалены горшками, кувшинами, ведрами, досками для нарезания хлеба и обугленными остатками того, что еще недавно было рыбой. Столы и пол оказались обсыпаны мукой, из разных мест громадной каменной печи валил серый дым.

А посреди этого хаоса в испачканном сажей апостольнике, с неподвижным взглядом и скрещенными на груди руками стояла главная кухарка монастыря сестра Бонифация. У нее за спиной жалась кухонная прислуга: несколько пожилых монахинь, две послушницы, дежурившие сегодня на кухне, полдюжины судомоек из девушек-сирот и мальчики из соседней деревни, прислуживающие там в кабаке.

Сквозь дымовую завесу аббатиса разглядела одинокую фигуру, стоявшую в свободном пространстве между столами и ревущей раскаленной печью. Это была молодая женщина в одеянии послушницы. Она повернулась на возбужденный шепот у двери и, поймав взгляд настоятельницы, похолодела.

— Что, во имя Всевышнего, ты опять натворила?! — рявкнула аббатиса.

Элоиза Арджент спрятала за спину мешалку, которой пыталась отскоблить пригоревшую рыбу, и почувствовала, как от лица у нее отхлынула кровь. Она уже видела такой взгляд настоятельницы, когда решила усовершенствовать колодец и на день — или два? — оставила монастырь без воды.

— Я помогаю сестре Бонифации. — Элоиза с трудом выталкивала слова, словно аббатиса схватила ее за горло.

— Помогаешь? В чем? — еще больше разъярилась настоятельница, ткнув перстом в дымящую печь. — Спалить кухню дотла?

— Нет, преподобная мать, я только показала ей, как можно уложить больше кусков на… усовершенствовать ее ра…

— Усовершенствовать? — Аббатиса от возмущения задохнулась. — Ты сожгла, опрокинула, разрушила в этом монастыре все, что попалось тебе на пути. И это ты называешь «усовершенствовать»?

— Но если бы люди прислушались к тому, что я предлагаю…

— Прислушались? К твоим безрассудным идеям? Чтобы навлечь еще большие несчастья на свои головы? Как будто мы и так недостаточно страдали во время Великого поста!

Она двинулась по проходу между столами, и если бы помощница, следующая за ней по пятам, не наступила на длинную юбку аббатисы, Элоиза испытала бы на себе силу ее гнева. Но пока настоятельница выдергивала свою одежду из-под ноги пожилой сестры, она успела бросить мешалку и отскочить на безопасное расстояние.

— Я все здесь уберу, преподобная мать, обещаю.

— Даже не вздумай прикасаться к чему-либо!

Настоятельница обогнула стол, и Элоиза вдруг обнаружила, что прижата к мешкам с зерном, которые сама же тут и поставила, чтобы кухонным сестрам не пришлось далеко ходить. Она переводила взгляд с рассерженных сестер на толпу любопытных, сгрудившихся в дверном проеме. Выходит, добрая половина монастыря стала свидетельницей ее позора.

Но какое бы наказание ни уготовила ей аббатиса, она переживет. Настоящий лидер, говорила себе Элоиза, всегда должен нести ответственность за свои действия, и не имеет значения, успешные они или нет.

— Мать-настоятельница! — В голосе, донесшемся с лестницы, звучал неподдельный ужас. — Всадники… вооруженные!

Сквозь толпу пробралась маленькая толстая монахиня. Грудь ее бурно вздымалась от волнения. Из-за дыма и смрада она чуть не задохнулась, а потому прислонилась к обгоревшему столу рядом с аббатисой.

— Они уже… здесь… во дворе! — с трудом проговорила она между приступами кашля.

Новость взбудоражила всех тех, кто толпился в кухне и на лестнице.

— Отряд рыцарей? — Настоятельница повернулась к монахине. — Боже правый, в святое время! Они что, пробили монастырские ворота?

Маленькая толстушка энергично покачала головой и снова закашлялась.

— Пока… во внешнем… дворе… требуют… встречи с вами! Перед лицом того, что могло оказаться намного хуже позднего обеда и закопченной кухни, настоятельнице сразу стало не до Элоизы. Но оставить очередную проделку послушницы без внимания она не могла.

— Ты… отправляйся в свою комнату и сиди там, пока я за тобой не пришлю! Сестра Арчибальд, проследи, чтобы она никуда не выходила, — приказала аббатиса помощнице и быстро направилась к лестнице. В черном одеянии с широкими рукавами, разгоняя перед собой дым взмахами рук, она напоминала взволнованную хищную птицу, заставляющую своих птенцов взлететь. — Остальные — в часовню, и на колени! Идите! Немедленно!

За ее спиной сразу возникла свалка, однако начавшуюся панику тут же пресекли старшие, более опытные сестры. Когда монахини и послушницы достигли прохода, ведущего в часовню, они замедлили шаг и принялись громко, усердно молиться. Вскоре топот ног и девичьи испуганные возгласы утонули в монотонном бормотании молитвы, обращенной к Деве Марии.

Вооруженные мужчины у ворот могли представлять очень серьезную угрозу для общины женщин, живущих в монастыре. Церковные земли и владения, особенно столь богатые, как у монастыря Добродетельных невест, слишком часто оказывались предметом вожделения, что приводило к кровавым схваткам между знатными домами. Сестра Арчибальд взяла Элоизу за локоть.

Бетина Крэн
Экзамен для мужа

Глава 1

— Господи, избавь меня от этой никчемной девицы!

Сидевшая за письменным столом аббатиса с досадой отложила гусиное перо, встала с высокого стула и, откинув ногой широкую юбку черного одеяния, направилась к двери. За ней семенила ее старшая помощница и подруга. Выйдя за дверь и подняв глаза к небу, аббатиса обратилась к Всевышнему с новым требованием:

— И хотя на все Твоя воля, Господи, лучше избавь ее от меня.

Напряжение ощутимой волной распространилось по огороженной лужайке и достигло мирного сада в центре монастыря. Сестры Ордена с их юными подопечными услышали хруст гравия под ногами, затем неясный шепот, который стал слышнее, когда мимо проследовала мать-настоятельница. Многие, отложив шитье, с любопытством смотрели ей вслед. Судя по всему, надвигалась гроза, а ничто так не пленяло замкнутое, привыкшее к однообразной жизни общество женщин, как неистовое проявление чувств.

Полдень давно миновал, скоро зазвонят колокола, но длинные обеденные столы до сих пор не накрыты и в трапезной пусто. Запахи приготовляемой пищи поднимались в воздух, вырываясь из кухни и становясь все гуще, по мере того как аббатиса шла вперед по коридору. Вонь от сгоревшего лука, обуглившихся рыбы и теста перекрывалась чем-то вроде запаха псины. Любопытные, идущие за аббатисой, замедлили шаг, сморщились и зажали носы. Однако сама настоятельница решительно преодолела зловоние, уже понимая, что обед задержится надолго, и прекрасно зная, по чьей вине это произойдет.

Кухня представляла собой печальное зрелище. Повсюду громоздились корзины с репой, мешки с овсом и мукой. Три рабочих стола в центре помещения были завалены горшками, кувшинами, ведрами, досками для нарезания хлеба и обугленными остатками того, что еще недавно было рыбой. Столы и пол оказались обсыпаны мукой, из разных мест громадной каменной печи валил серый дым.

А посреди этого хаоса в испачканном сажей апостольнике, с неподвижным взглядом и скрещенными на груди руками стояла главная кухарка монастыря сестра Бонифация. У нее за спиной жалась кухонная прислуга: несколько пожилых монахинь, две послушницы, дежурившие сегодня на кухне, полдюжины судомоек из девушек-сирот и мальчики из соседней деревни, прислуживающие там в кабаке.

Сквозь дымовую завесу аббатиса разглядела одинокую фигуру, стоявшую в свободном пространстве между столами и ревущей раскаленной печью. Это была молодая женщина в одеянии послушницы. Она повернулась на возбужденный шепот у двери и, поймав взгляд настоятельницы, похолодела.

— Что, во имя Всевышнего, ты опять натворила?! — рявкнула аббатиса.

Элоиза Арджент спрятала за спину мешалку, которой пыталась отскоблить пригоревшую рыбу, и почувствовала, как от лица у нее отхлынула кровь. Она уже видела такой взгляд настоятельницы, когда решила усовершенствовать колодец и на день — или два? — оставила монастырь без воды.

— Я помогаю сестре Бонифации. — Элоиза с трудом выталкивала слова, словно аббатиса схватила ее за горло.

— Помогаешь? В чем? — еще больше разъярилась настоятельница, ткнув перстом в дымящую печь. — Спалить кухню дотла?

— Нет, преподобная мать, я только показала ей, как можно уложить больше кусков на… усовершенствовать ее ра…

— Усовершенствовать? — Аббатиса от возмущения задохнулась. — Ты сожгла, опрокинула, разрушила в этом монастыре все, что попалось тебе на пути. И это ты называешь «усовершенствовать»?

— Но если бы люди прислушались к тому, что я предлагаю…

— Прислушались? К твоим безрассудным идеям? Чтобы навлечь еще большие несчастья на свои головы? Как будто мы и так недостаточно страдали во время Великого поста!

Она двинулась по проходу между столами, и если бы помощница, следующая за ней по пятам, не наступила на длинную юбку аббатисы, Элоиза испытала бы на себе силу ее гнева. Но пока настоятельница выдергивала свою одежду из-под ноги пожилой сестры, она успела бросить мешалку и отскочить на безопасное расстояние.

— Я все здесь уберу, преподобная мать, обещаю.

— Даже не вздумай прикасаться к чему-либо!

Настоятельница обогнула стол, и Элоиза вдруг обнаружила, что прижата к мешкам с зерном, которые сама же тут и поставила, чтобы кухонным сестрам не пришлось далеко ходить. Она переводила взгляд с рассерженных сестер на толпу любопытных, сгрудившихся в дверном проеме. Выходит, добрая половина монастыря стала свидетельницей ее позора.

Но какое бы наказание ни уготовила ей аббатиса, она переживет. Настоящий лидер, говорила себе Элоиза, всегда должен нести ответственность за свои действия, и не имеет значения, успешные они или нет.

— Мать-настоятельница! — В голосе, донесшемся с лестницы, звучал неподдельный ужас. — Всадники… вооруженные!

Сквозь толпу пробралась маленькая толстая монахиня. Грудь ее бурно вздымалась от волнения. Из-за дыма и смрада она чуть не задохнулась, а потому прислонилась к обгоревшему столу рядом с аббатисой.

— Они уже… здесь… во дворе! — с трудом проговорила она между приступами кашля.

Новость взбудоражила всех тех, кто толпился в кухне и на лестнице.

— Отряд рыцарей? — Настоятельница повернулась к монахине. — Боже правый, в святое время! Они что, пробили монастырские ворота?

Маленькая толстушка энергично покачала головой и снова закашлялась.

— Пока… во внешнем… дворе… требуют… встречи с вами! Перед лицом того, что могло оказаться намного хуже позднего обеда и закопченной кухни, настоятельнице сразу стало не до Элоизы. Но оставить очередную проделку послушницы без внимания она не могла.

— Ты… отправляйся в свою комнату и сиди там, пока я за тобой не пришлю! Сестра Арчибальд, проследи, чтобы она никуда не выходила, — приказала аббатиса помощнице и быстро направилась к лестнице. В черном одеянии с широкими рукавами, разгоняя перед собой дым взмахами рук, она напоминала взволнованную хищную птицу, заставляющую своих птенцов взлететь. — Остальные — в часовню, и на колени! Идите! Немедленно!

За ее спиной сразу возникла свалка, однако начавшуюся панику тут же пресекли старшие, более опытные сестры. Когда монахини и послушницы достигли прохода, ведущего в часовню, они замедлили шаг и принялись громко, усердно молиться. Вскоре топот ног и девичьи испуганные возгласы утонули в монотонном бормотании молитвы, обращенной к Деве Марии.

Вооруженные мужчины у ворот могли представлять очень серьезную угрозу для общины женщин, живущих в монастыре. Церковные земли и владения, особенно столь богатые, как у монастыря Добродетельных невест, слишком часто оказывались предметом вожделения, что приводило к кровавым схваткам между знатными домами. Сестра Арчибальд взяла Элоизу за локоть.

— Идем отсюда, скорее. Нужно торопиться. Кухня будет первым местом, которое они разграбят.

Элоиза попыталась вырвать руку, надеясь скрыться совсем не в той стороне, где находились кельи послушниц, но сестра Арчибальд ухватила ее покрепче и потянула за собой.

— Элоиза, ты не должна этого делать, — говорила почтенная монахиня, упорно стараясь преодолеть ее сопротивление. — Мать-настоятельница…

— … может нуждаться в моей помощи, — договорила Элоиза, уверенная, что аббатиса скорее обратится к дьяволу, чем примет помощь от нее.

— Элоиза, пожалуйста, не перечь ей, — простонала сестра Арчибальд. — У нее и без тебя забот хватает.

— Я должна посмотреть. Как же я научусь быть настоятельницей, если она не разрешает мне увидеть, как она все это делает?

В ответ раздался новый стон.

— Ты никогда не станешь даже просто монахиней, если немедленно не прекратишь ей перечить, не отправишься прямиком в свою келью и не вымолишь себе на коленях прощение.

— Прощение? За то, что хотела помочь?

Элоиза быстро огляделась и посмотрела в сторону часовни, откуда доносились женские голоса, хором читающие молитву. Ни во внутреннем дворике, ни в монастырском здании никого не было, значит, можно не бояться, что их обнаружат. Глубоко вздохнув, она потянула сестру Арчибальд к проходу в конце главного здания, а затем по лестнице наверх.

— За своеволие и неповиновение, — проворчала пожилая монахиня. — Ты горда и упряма, и тебе очень не хватает доброты и терпения.

— Я не своевольна, — запротестовала Элоиза, придравшись почему-то именно к этому определению.

— Посмотри на себя… Ты своевольничаешь даже сейчас!

— Я делаю то, что велит мать-настоятельница. — Схватив руку старой монахини, Элоиза повлекла ее за собой. — Просто я делаю это медленно.

Наконец они достигли галереи, которая окружала приемный зал монастыря, и Элоиза потащила монахиню к узкому окну, откуда им были видны ворота монастыря. Прижавшись к стене по обеим сторонам окна, женщины услышали голоса и фырканье лошадей. Элоиза, знаком попросив монахиню молчать, дотянулась до оконной ручки и осторожно повернула ее, К счастью, скрип ржавого металлического запора и две головы, появившиеся над подоконником, не привлекли внимания участников драмы, которая разыгрывалась внизу.

Аббатиса, надменно выпрямившись, стояла у ворот, а за ее спиной маячили конюх Бендик с лопатой наготове и садовник Руперт, воинственно размахивающий деревянными граблями. Во внешнем дворе монастыря толпились более двух десятков рыцарей на боевых конях и тяжеловооруженных всадников, окруживших рыцаря в легких доспехах.

Спешившись, незнакомец направился к настоятельнице. Она не относилась к числу низкорослых женщин, но этот лорд в длинных кожаных сапогах, кирасе, носившей следы битв, и шлеме с изображением ястреба значительно возвышался над ней.

— Я приехал за женщиной, — объявил лорд, и его мощный голос оглушительным эхом отразился от каменных стен.

Потом что-то заставило его обернуться и бросить мрачный взгляд через плечо. Позади него, в самом центре отряда, хлопал на ветру шелковый вымпел с его гербом.

— За женой. Я приехал за женой, — пояснил он аббатисе.

Это слово, хоть и произнесенное столь оглушительно, вызвало облегченный вздох у Элоизы и сестры Арчибальд, которые, затаив дыхание, глазели на вооруженный отряд, вторгшийся в их дом.

— За женой? — Голос настоятельницы странно дрогнул.

Но тут же ее руки скользнули в широкие рукава монашеского одеяния. Элоизе с сестрой Арчибальд был знаком этот решительный жест. Аббатиса оценивающе оглядела закаленных воинов, сгрудившихся позади сердитого монолита, стоявшего широко расставив длинные ноги и уперев кулаки в бока.

— Кто вы такой, сэр, и каковы ваши намерения, если вы прискакали в наш монастырь с вооруженным отрядом? Предупреждаю, наш Орден и это святое владение находятся под защитой епископа Реймсского и его высочества герцога Авалонского.

Лорд молча смотрел на нее, оценивая силу духа и храбрость этой женщины, которая управляла монахинями и землями аббатства.

— Я — Перил, граф Уитмор, вассал Эдуарда Английского. Я приехал, чтобы взять себе жену.

Настоятельница указала пальцем на его отряд.

— В святейшее время… с мечами, топорами и оружием?

— Топоры опущены, мечи в ножнах. — Граф был слегка обескуражен ее недружелюбием. — Я проделал долгий путь по опасным территориям и, добравшись сюда без потерь, собираюсь вернуться тем же путем, но уже с невестой. Мои намерения благородны и миролюбивы — даже если бы меня не сопровождал священник. — Повернувшись, он схватил за руку прятавшегося за его спиной священнослужителя и поставил его перед аббатисой.

— Его присутствие не убеждает меня в вашем миролюбии, сэр, — ответила настоятельница, внимательно оглядев испуганного маленького человечка. — Многие лорды совершают набеги и ведут кровавые войны под прикрытием служителей церкви.

Священник, съежившись под ее подозрительным взглядом, повернулся к графу и что-то озабоченно ему сказал. Кажется, лорду не понравилось то, что он услышал, и они тихо о чем-то заспорили. Наконец граф неохотно кивнул и, держа в одной руке обнаженный меч, а в другой — кинжал, решительно направился к аббатисе.

Сестра Арчибальд зажала своей подопечной рот, увидев, что Элоиза собралась закричать. Они с изумлением наблюдали, как он с силой вонзил кинжал в утрамбованную землю двора у ног аббатисы и рядом с ним воткнул тяжелый меч.

— Они останутся тут, пока вы сами их мне не вернете, — заявил граф.

Его поступок произвел впечатление на настоятельницу.

— Теперь я верю, что вы действительно приехали с мирными целями, — сказала она каким-то непривычно тонким и высоким голосом. И после недолгого колебания объявила свое решение: — Вы со священником можете пройти во внутренний дворик и рассчитывать на наше гостеприимство… — Аббатиса сердито посмотрела на всадников и закончила: — Сразу, как только ваши люди отправятся в деревню.

Графа вовсе не обрадовала перспектива остаться без охраны, но, подумав, он все же отдал какой-то приказ одному из своих приближенных. Рыцарь быстро развернул коня и поднял руку, приказывая отряду следовать за ним. Когда стук копыт затих вдали, настоятельница со вздохом облегчения велела конюху и садовнику закрыть внешние ворота и повела непрошеных гостей в свою резиденцию.

Элоиза продолжала стоять у окна, не в силах оторвать взгляд от кинжала и меча, сверкавших на ярком солнце. От блеска полированного металла у нее побежали мурашки.

Схватив Элоизу за руку, сестра Арчибальд бесцеремонно потащила ее к боковому коридору, но Элоиза все-таки успела увидеть аббатису, направляющуюся с графом и его церковником в свою личную приемную.

— Как ты думаешь, может, нам удастся… — Она с вожделением взглянула на закрывшуюся дверь.

— Нет! — прошептала сестра Арчибальд. — Идем, девочка.

— Ты видела ее? — спросила Элоиза, когда они чуть ли не бегом направились к лестнице. — Видела, как она стояла перед ними? Она настоящая аббатиса. Я бы все отдала, чтобы только услышать, как она…

— То, что ты непременно отдашь, Элоиза Арджент, если тебя поймают, так это все шансы произнести наконец свои обеты. Мать-настоятельница была сегодня в ярости, и я ее понимаю. Она все время твердит тебе, что ты должна заниматься своей работой и не совать нос в дела, которые тебя не касаются. Но ты ее не слушаешь.

— О, я слушаю ее, сестра Арчибальд. Всякий раз, помогая кому-нибудь в монастыре выполнять его обязанности, я учусь важным делам. Я уже знаю, как чесать шерсть, плести кружева, ткать… красить материю, делать рисунки и шить одежду… как заготавливать впрок еду и сохранять зерно… как сеять и жать. Я могу починить крышу, оценить скот, доить коз и управлять маслобойней. Я умею читать священные книги и каноническое право, умею писать завещания, прошения в суд, составлять брачные документы, быть арбитром в имущественных спорах арендаторов…

— А еще ты знаешь, как осушать колодцы, поджигать кухню и обугливать замечательных упитанных цыплят до полной неузнаваемости.

— Все это мелочи. — Элоиза остановилась, и сестра Арчибальд остановилась тоже. — Ты не понимаешь… Я очень стараюсь учиться, чтобы доказать преподобной матери, что из меня выйдет хорошая помощница сейчас и даже еще лучшая настоятельница в будущем.

— А доказала, моя девочка, лишь то, что тебе не хватает дисциплины и послушания. Мать-настоятельница никогда не доверит монастырские дела такому своевольному и упрямому созданию, как ты.

Они спустились по лестнице и быстро направились к дортуару послушниц. Элоиза вдруг осознала, что старая монахиня абсолютно права, хотя в глазах сестры Арчибальд промелькнуло что-то похожее на сочувствие. К сожалению, так и есть — все ее попытки доказать свои способности оборачиваются для монастыря бедой. Когда Элоиза со страдальческим выражением лица открыла дверь своей маленькой, бедно обставленной кельи, сестра Арчибальд положила руку ей на плечо.

— Ну-ну, моя девочка, не плачь. Это Великий пост. Обратись за советом к Господу, моли о прощении, может, если не преподобная мать, так хоть Он наставит тебя на путь истинный.

Глаза Элоизы наполнились слезами. Монахиня потрепала ее по щеке, вышла из комнаты и закрыла за собой тяжелую дверь.

Сев на узкий соломенный тюфяк, Элоиза обхватила колени руками. Не вышло. Опять. Почему ей ничего не удается? Может, у нее что-то не в порядке с головой? Вдруг она из тех людей, которые не годятся для принятия святых обетов? Мать-настоятельница назвала ее безрассудной, недисциплинированной и своевольной. Возможно, в одном или двух случаях она и правда виновата перед каждой из послушниц, но ведь это совсем не потому, что она не любит Господа, и уж конечно, не потому, что она не хочет услужить кому-то. Просто она пытается помогать людям по-своему, облегчая им выполнение их обязанностей.

Действительно ли монастырь ее истинное призвание или только едва различимый, но смертоносный шепот греха гордыни? А если это ее истинное призвание, то где ее место в церкви? И где ее место вообще? С двенадцати лет она знала, что не обладает ни красотой, ни терпением, ни покладистым характером, которые необходимы женщине, чтобы выйти замуж. Вскоре, после ее недолгого пребывания в монастыре, оказалось, что ко всему прочему ей не хватает смирения и самоотверженности, чтобы стать членом благословенного Ордена. Ну и что ей остается? Неужели она принадлежит к числу тех ущербных, жалких созданий, которым суждено провести остаток жизни в подвешенном состоянии: не Христова невеста и не мужняя жена?

— Итак, ваше сиятельство, какого рода невесту вы себе ищете? — сразу перешла к делу аббатиса.

Она не сводила глаз с пугающего шлема, лежавшего на тяжелом дубовом столе, который отделял ее от графа и священника. Задавая первый вопрос, настоятельница в первую очередь стремилась узнать побольше о самом лорде, а уж потом о невесте, которую он так хотел получить.

Граф выпрямился, оглядел богато обставленную приемную, затем перевел взгляд на драпированные шелками стены, искусно вытканные гобелены и красные угольки, тлеющие в камине.

— Хорошую, — сердито буркнул он, вытягивая длинные ноги и крепко сжимая пустые ножны у себя на боку. Отсутствие меча лишало его уверенности в себе.

— Может, вы соблаговолите выразиться поточнее? У нас тут монастырь Добродетельных невест, следовательно, все наши девушки будут хорошими невестами. Кроме того, каждый может выбрать у нас невесту на свой вкус.

— Очень хорошую, — нахмурился граф.

— Его сиятельство желает сказать, достопочтенная аббатиса, — осмелился вставить слово маленький священник, отводя взгляд от своего хозяина, — что он ищет девушку в высшей степени набожную, в высшей степени благородную и в высшей степени добродетельную.

Граф расслабился и кивнул:

— Да, в высшей степени добродетельную.

— Как я понимаю, вы придаете этому делу большое значение, ваше сиятельство. — Аббатиса загадочно улыбнулась, — А могу я спросить, почему вы приехали именно к нам?

— Все знают, что лучших невест, чем у вас, нигде не найти, — объяснил граф, взмахнув рукой в латной рукавице.

И это была истинная правда. Жены, привезенные из этого монастыря, отличались набожностью, изысканностью, услужливостью и хорошими манерами. Они умели вести домашнее хозяйство и управляться с прислугой и были известны повсюду как превосходные хранительницы очага в больших и маленьких домах. Единственным их недостатком (что для титулованной аристократии имело немалое значение) было отсутствие у них приданого.

В монастыре содержались младшие дочери знатных семей, девушки, оставшиеся сиротами после войн и эпидемий, или рожденные в семьях с избытком детей женского пола, или просто не имеющие приданого. Но благодаря мудрому и добросовестному правлению аббатисы послушницы не только становились желанными и любимыми женами, но к тому же приносили весьма значительный доход монастырю.

— Герцог Вустер, король Вестфалии, протектор Нижней Саксонии — все брали невест отсюда. И я должен иметь невесту высочайшей добродетели.

Граф Уитмор, глубоко вздохнув, посмотрел на священника, который едва заметно шевелил губами, уставившись на деревянный крест, висящий поверх его изношенной сутаны. Молится. Граф скривился.

Скрытое беспокойство непрошеных гостей весьма интриговало аббатису. У нее был нюх на всяческие авантюры, а этот граф, похоже, был одержим необходимостью срочной свадьбы. Но ведь ни одна из ее послушниц не способна наполнить сундук мужа деньгами, и графу это наверняка известно. Следовательно, тут какая-то ложь. Ну а где есть ложь, там существует и благоприятная возможность что-то от этой лжи выгадать. Настоятельница мило улыбнулась.

— Расскажите мне о своих поместьях, ваше сиятельство. Где они находятся?

— К югу от Лондона. Мои владения не слишком обширны, но их всегда было достаточно много.

— Было? А теперь уже мало? — насторожилась аббатиса.

— Нет, все осталось по-прежнему, — резко ответил граф.

Она устремила на Уитмора свой знаменитый «инквизиторский взгляд», безжалостный, изучающий и проницательный, однако лорд принял ее вызов, упрямо отказываясь признать, что женщина, пусть даже аббатиса, взяла над ним верх. Несколько минут они сидели, ведя молчаливый поединок, и никто не желал уступать. Потом едва слышное покашливание священника заставило обоих медленно отвести глаза. Никто из них не одержал победу, никто не признал своего поражения.

— Все хорошо, насколько это возможно, — подумав, уточнил граф, и его напряженные плечи опустились. — Я командую отрядом воинов. Когда я вернулся домой из дальних походов, чтобы продолжить дело моего покойного отца… В общем, я не землепашец и уж тем более не писарь. Хорошая жена приведет в порядок мой дом, освободит меня от контроля над моими владениями и не ударит в грязь лицом перед моим королем. — Не удержавшись, граф опять посмотрел на священника. — Во всяком случае, мне так говорили.

— Говорили? — Настоятельница бросила изучающий взгляд в сторону маленького церковника. — Кто говорил?

— Мой советник. Отец Бассет, который сидит здесь. Мой управляющий имением… моя экономка… мой капитан…

— Мы все хотели бы иметь достойную госпожу, — робко прервал этот длинный перечень священник. — Чтобы счастье его сиятельства было полным, а в Уитмор снова вернулись мир и процветание.

— Разумеется, — нахмурилась аббатиса, — женщина способна принести мир не только в дом мужчины, но даже в его сердце. Но мир да еще процветание целому графству? Вы хотите не жену, вы хотите святую! И должна вас предупредить, что святые в наши дни — чрезвычайно дорогой товар.

Наконец-то после долгого хождения вокруг да около они подобрались к главному вопросу. Денежному пожертвованию. Граф посмотрел на священника, который, опустив глаза, так сжимал деревянный крест, словно пытался выжать из него вечное блаженство. Уитмор понял, что ему придется самому решать вопрос о вознаграждении за свою невесту.

— Я готов… — Он наклонился вперед, прищурив один глаз. — Итак, я готов в течение десяти лет платить аббатству церковную десятину с моих владений.

— Десятину? — Настоятельница со смехом откинулась на спинку кресла. — В течение десяти лет?

— Это не столь уж редкий способ вносить денежное пожертвование, — ответил граф, и лицо у него покраснело от гнева.

— Более мелким — возможно, — спокойно проговорила настоятельница. — Но мы — сестры Ордена добродетели, а не Ордена благотворительности.

Вскочив, граф со звоном ударил кулаками в металлических рукавицах по столу.

— Это компенсация, а не благотворительность! Такое соглашение будет выгодно для всех, к кому оно имеет отношение. Когда доход с моих имений увеличится благодаря старанию, мудрости и заботе вашей «святой» жены, доля аббатства тоже возрастет. Кто знает, какой богатый урожай мы оба сможем снять в дополнение к плодам святого духа, что, в конце концов, и есть главная забота церкви. Разве не так?

Аббатиса ненавидела мирян, играющих в набожность. Она пристально смотрела на воина, который осмелился шутить с ней, хотя не мог не понимать, что именно она держит в своих руках его супружеский жребий. Судя по всему, граф беден. Однако не лишен достоинства,

— Аббатство — моя тяжелая и святая ноша. Господом, а также семьями наших девушек мне вверена забота об их чести и будущем, — отчеканила настоятельница, поднимаясь, — Я должна провести время в молитве и глубоком раздумье, прежде чем принять столь важное решение. Вы останетесь с нами, пока я не получу указание свыше.

Она хлопнула в ладоши. Тут же из арки позади них появилась старая монахиня в сером одеянии.

— Моя помощница сестра Арчибальд покажет вам ваши комнаты.

— Идем отсюда, скорее. Нужно торопиться. Кухня будет первым местом, которое они разграбят.

Элоиза попыталась вырвать руку, надеясь скрыться совсем не в той стороне, где находились кельи послушниц, но сестра Арчибальд ухватила ее покрепче и потянула за собой.

— Элоиза, ты не должна этого делать, — говорила почтенная монахиня, упорно стараясь преодолеть ее сопротивление. — Мать-настоятельница…

— … может нуждаться в моей помощи, — договорила Элоиза, уверенная, что аббатиса скорее обратится к дьяволу, чем примет помощь от нее.

— Элоиза, пожалуйста, не перечь ей, — простонала сестра Арчибальд. — У нее и без тебя забот хватает.

— Я должна посмотреть. Как же я научусь быть настоятельницей, если она не разрешает мне увидеть, как она все это делает?

В ответ раздался новый стон.

— Ты никогда не станешь даже просто монахиней, если немедленно не прекратишь ей перечить, не отправишься прямиком в свою келью и не вымолишь себе на коленях прощение.

— Прощение? За то, что хотела помочь?

Элоиза быстро огляделась и посмотрела в сторону часовни, откуда доносились женские голоса, хором читающие молитву. Ни во внутреннем дворике, ни в монастырском здании никого не было, значит, можно не бояться, что их обнаружат. Глубоко вздохнув, она потянула сестру Арчибальд к проходу в конце главного здания, а затем по лестнице наверх.

— За своеволие и неповиновение, — проворчала пожилая монахиня. — Ты горда и упряма, и тебе очень не хватает доброты и терпения.

— Я не своевольна, — запротестовала Элоиза, придравшись почему-то именно к этому определению.

— Посмотри на себя… Ты своевольничаешь даже сейчас!

— Я делаю то, что велит мать-настоятельница. — Схватив руку старой монахини, Элоиза повлекла ее за собой. — Просто я делаю это медленно.

Наконец они достигли галереи, которая окружала приемный зал монастыря, и Элоиза потащила монахиню к узкому окну, откуда им были видны ворота монастыря. Прижавшись к стене по обеим сторонам окна, женщины услышали голоса и фырканье лошадей. Элоиза, знаком попросив монахиню молчать, дотянулась до оконной ручки и осторожно повернула ее, К счастью, скрип ржавого металлического запора и две головы, появившиеся над подоконником, не привлекли внимания участников драмы, которая разыгрывалась внизу.

Аббатиса, надменно выпрямившись, стояла у ворот, а за ее спиной маячили конюх Бендик с лопатой наготове и садовник Руперт, воинственно размахивающий деревянными граблями. Во внешнем дворе монастыря толпились более двух десятков рыцарей на боевых конях и тяжеловооруженных всадников, окруживших рыцаря в легких доспехах.

Спешившись, незнакомец направился к настоятельнице. Она не относилась к числу низкорослых женщин, но этот лорд в длинных кожаных сапогах, кирасе, носившей следы битв, и шлеме с изображением ястреба значительно возвышался над ней.

— Я приехал за женщиной, — объявил лорд, и его мощный голос оглушительным эхом отразился от каменных стен.

Потом что-то заставило его обернуться и бросить мрачный взгляд через плечо. Позади него, в самом центре отряда, хлопал на ветру шелковый вымпел с его гербом.

— За женой. Я приехал за женой, — пояснил он аббатисе.

Это слово, хоть и произнесенное столь оглушительно, вызвало облегченный вздох у Элоизы и сестры Арчибальд, которые, затаив дыхание, глазели на вооруженный отряд, вторгшийся в их дом.

— За женой? — Голос настоятельницы странно дрогнул.

Но тут же ее руки скользнули в широкие рукава монашеского одеяния. Элоизе с сестрой Арчибальд был знаком этот решительный жест. Аббатиса оценивающе оглядела закаленных воинов, сгрудившихся позади сердитого монолита, стоявшего широко расставив длинные ноги и уперев кулаки в бока.

— Кто вы такой, сэр, и каковы ваши намерения, если вы прискакали в наш монастырь с вооруженным отрядом? Предупреждаю, наш Орден и это святое владение находятся под защитой епископа Реймсского и его высочества герцога Авалонского.

Лорд молча смотрел на нее, оценивая силу духа и храбрость этой женщины, которая управляла монахинями и землями аббатства.

— Я — Перил, граф Уитмор, вассал Эдуарда Английского. Я приехал, чтобы взять себе жену.

Настоятельница указала пальцем на его отряд.

— В святейшее время… с мечами, топорами и оружием?

— Топоры опущены, мечи в ножнах. — Граф был слегка обескуражен ее недружелюбием. — Я проделал долгий путь по опасным территориям и, добравшись сюда без потерь, собираюсь вернуться тем же путем, но уже с невестой. Мои намерения благородны и миролюбивы — даже если бы меня не сопровождал священник. — Повернувшись, он схватил за руку прятавшегося за его спиной священнослужителя и поставил его перед аббатисой.

— Его присутствие не убеждает меня в вашем миролюбии, сэр, — ответила настоятельница, внимательно оглядев испуганного маленького человечка. — Многие лорды совершают набеги и ведут кровавые войны под прикрытием служителей церкви.

Священник, съежившись под ее подозрительным взглядом, повернулся к графу и что-то озабоченно ему сказал. Кажется, лорду не понравилось то, что он услышал, и они тихо о чем-то заспорили. Наконец граф неохотно кивнул и, держа в одной руке обнаженный меч, а в другой — кинжал, решительно направился к аббатисе.

Сестра Арчибальд зажала своей подопечной рот, увидев, что Элоиза собралась закричать. Они с изумлением наблюдали, как он с силой вонзил кинжал в утрамбованную землю двора у ног аббатисы и рядом с ним воткнул тяжелый меч.

— Они останутся тут, пока вы сами их мне не вернете, — заявил граф.

Его поступок произвел впечатление на настоятельницу.

— Теперь я верю, что вы действительно приехали с мирными целями, — сказала она каким-то непривычно тонким и высоким голосом. И после недолгого колебания объявила свое решение: — Вы со священником можете пройти во внутренний дворик и рассчитывать на наше гостеприимство… — Аббатиса сердито посмотрела на всадников и закончила: — Сразу, как только ваши люди отправятся в деревню.

Графа вовсе не обрадовала перспектива остаться без охраны, но, подумав, он все же отдал какой-то приказ одному из своих приближенных. Рыцарь быстро развернул коня и поднял руку, приказывая отряду следовать за ним. Когда стук копыт затих вдали, настоятельница со вздохом облегчения велела конюху и садовнику закрыть внешние ворота и повела непрошеных гостей в свою резиденцию.

Элоиза продолжала стоять у окна, не в силах оторвать взгляд от кинжала и меча, сверкавших на ярком солнце. От блеска полированного металла у нее побежали мурашки.

Схватив Элоизу за руку, сестра Арчибальд бесцеремонно потащила ее к боковому коридору, но Элоиза все-таки успела увидеть аббатису, направляющуюся с графом и его церковником в свою личную приемную.