Незабвенный праздник – 19 октября, день Пушкинского лицея. Нет смысла переводить её на новый стиль: слишком чётко отпечатались в умах стихи Пушкина, обращённые именно к 19-му октября.
Вспоминается самый яркий день в истории Лицея – экзамен! Тот самый, с картины Репина.
Царскосельский лицей (если угодно — Сарскосельский ликей) слыл символом Александровской просвещённой России, выставкой просвещенческих достижений. Важнее, чем университет, важнее, чем академия. Просто — город Солнца, Телемское аббатство в дворцовом пригороде.
Здесь во всём чувствовался царский уровень: воспитывали будущих соратников государя, управленцев «светлого будущего». В полной мере эти надежды оправдает лишь один Александр Горчаков.
Наверное, Державин относился к своему присутствию на лицейском экзамене как к ординарной повинности — возможно, приятной, но не более. Он увядал, старел и, не имея детей, грезил о наследниках и на государственном, и на поэтическом поприще.
Так случилось, что многие сегодня знают о Державине по двум строкам из «Евгения Онегина»:
Старик Державин нас заметил
И, в гроб сходя, благословил.
Правда, нынче массовый читатель и этих строк не знает. Скоро и «солнце русской поэзии» превратится в достояние немногих любителей словесности.
И. Смирновский «Портрет Г.Р. Державина»
В 1835 году, двадцать лет спустя, Пушкин записал свои воспоминания о том дне:
«Державина видел я только однажды в жизни, но никогда того не забуду. Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее. Как узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтоб дождаться его и поцеловать ему руку, руку, написавшую «Водопад».
Державин приехал. Он вошел в сени, и Дельвиг услышал, как он спросил у швейцара: где, братец, здесь нужник? Этот прозаический вопрос разочаровал Дельвига, который отменил свое намерение и возвратился в залу. Дельвиг это рассказывал мне с удивительным простодушием и веселостию.
Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвислы: портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостию необыкновенной.
Наконец вызвали меня. Я прочел мои «Воспоминания в Царском Селе», стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом…
Не помню, как я кончил свое чтение, не помню, куда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел меня обнять… Меня искали, но не нашли…»
Да, Пушкин, когда пришёл черёд мемуарам, писал о себе не в третьем лице, как Гаврила Романович.
Вот оно как: не успел Державин объявиться в Лицее — и сразу вопрос про нужник. Думаю, 35-летнему Пушкину, в отличие от юного Дельвига, это нравилось.
Державин не держал себя парнасцем, не был воздушным существом. Это и в лучших стихах Державина проявлялось. Пушкину нравился натурализм Державина, смачное описание собственных слабостей и грешков. Без этих мотивов непредставим стиль «Евгения Онегина». И в поздних стихах у Пушкина частенько мелькает державинское:
Да щей горшок, да сам большой.
В Лицее Пушкин ещё не вчитался в Державина, воспринимал его суть поверхностно. Он пребывал в том возрасте и настроении, когда хлебом не корми — дай поколебать основы. Иной раз под огонь молодой иронии попадал и Державин, сам того не зная. Но неполитесные замашки старого поэта Пушкину, верно, приглянулись. Да и впечатлительный Дельвиг всё-таки не до конца разочаровался в Державине. Узнав о смерти старого поэта, он сочинит длинный траурный гимн в античном стиле:
Державин умер! Чуть факел погасший дымится, о Пушкин!
О Пушкин! Нет уж великого! Музы над прахом рыдают!
Строка с упоминанием Пушкина в этом не по-державински возвышенном гимне будет повторяться до бесконечности.
…Этот эпизод вспоминали многие. К столетию Лицея Илья Репин написал одну из самых известных «литературных» картин: «Пушкин на лицейском экзамене». Фигура Державина у Репина излучает ту самую «живость необыкновенную». Сколько бы Державин ни говорил, что литература — это пустяки и баловство, а главное — насаждение законов, исправление нравов, управленческие успехи, но глаза его загорались, когда речь заходила о литературе.
Илья Репин. Александр Пушкин на акте в лицее
Старик не принял в расчёт, что Пушкин упомянул и вечного соперника — Петрова. Державина давно уже никто не ставил на одну доску с автором «Карусели». Но разве можно вести мелочные расчёты, когда звучит столь складная, осмысленная юношеская поэзия?
Писательская активность Державина в последние годы жизни поразительна. Погружаясь в собственные черновики, он, конечно, интересовался литературными новинками, хотя приноровиться к новому стилю в драмах он не мог. В последние годы, на склоне лет Державин выстроил такие громады, как «Евгению. Жизнь Званская» и «Христос». А это — избранное из избранного в наследии Державина. В ХХ веке эти произведения назвали бы поэмами. Да, в них есть срывы: в некоторых строфах Державин сплоховал.
Пушкин судил об этом беспощадно: «наш поэт слишком часто кричал петухом». Вскоре после триумфального выступления на экзамене Пушкин напишет озорную поэму «Тень Фонвизина» — разумеется, не для печати. В этой шутливой поэме появляется Державин – исписавшийся, недалёкий «татарин бритый». С юношеской жестокостью (не так ли Державин в своё время ранил Сумарокова?) Пушкин заключает:
И спотыкнулся мой Державин
Апокалипсис преложить.
Денис! он вечно будет славен,
Но, ах, почто так долго жить?
Старик, которому жить оставалось недолго, отнёсся к лицеисту куда добродушнее.
Державин не ждал от шестнадцатилетнего юноши столь зрелых, мастеровитых стихов — и поразился стройности стиха. Уж дядю Василия Львовича тот превзошёл точно.
«Мое время прошло. Теперь ваше время. Теперь многие пишут славные стихи, такие гладкие, что относительно версификации уже ничего не остается желать. Скоро явится свету второй Державин: это Пушкин, который уже в лицее перещеголял всех писателей», — говаривал Гаврила Романович Сергею Тимофеевичу Аксакову, ежели верить воспоминаниям последнего.
В сверкающем зале царскосельского Лицея Державин прожил свой последний звёздный час: он благословил наше литературное будущее. В садах Лицея его тень иногда бродит рядом с тенями Пушкина, Горчакова, Дельвига…
Поскольку вы здесь…
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
В феврале 1910 года Пушкинское лицейское общество, готовясь достойно отметить столетие Лицея, обратилось к И. Е. Репину с просьбой «принять на себя труд написать картину» на один из предложенных сюжетов: торжественный акт открытия Лицея или переводной экзамен 8 января 1815 года. Репин выбрал второе.
Секретарь Пушкинского общества П. Е. Рейнбот в ответ написал художнику письмо, текст которого стал пророческим: «Благодаря Вам, Илья Ефимович, знаменательный момент, когда маститый певец Фелицы Державин, на склоне своих дней, благословил юношу-лицеиста Пушкина, момент уже занесенный в летописи русской литературы, получит еще яркое выражение в истории русской живописи… Вы, Илья Ефимович, создадите новый памятник великому поэту и вместе с нами, старыми и молодыми лицеистами, членами Пушкинского лицейского общества, все русские люди от души скажут Вам спасибо за труд, принятый Вами на себя, по девизу Лицея “Для общей пользы”».
Художник с энтузиазмом принялся за работу и благодарил «бога и судьбу за этот дивный сюжет», который сам «никогда не взял бы» для картины. Он уже не раз обращался к образу Пушкина, который давался ему нелегко. В 1887 году совместно с И. К. Айвазовским была написана картина «Пушкин на берегу Черного моря» («Прощай, свободная стихия!»), а начатое в 1897 году полотно «Пушкин на берегу Невы. 1835 год» не было завершено. По признанию Репина, дух поэта не покровительствовал ему.
Новый заказ вдохновил художника. Члены Пушкинского общества помогали собрать необходимые материалы: список присутствовавших на экзамене, воспоминания участников и свидетелей события, описание лицейского мундира, обстановки в зале… Великий князь Константин Константинович, выпускник Лицея, предоставил из своей коллекции портрет Г. Р. Державина в сенаторском мундире работы В. Л. Боровиковского. В Александровском Лицее была устроена инсценировка лицейского экзамена.
Репин начал работу на большом полотне (два на четыре метра). Исторические персонажи были взяты крупным планом, фигуры как бы «выходили» на зрителя, некоторые даже не умещались и были частично срезаны краем полотна, в том числе левая нога Пушкина. Цифровую копию этого полотна можно увидеть на информационной стойке. В настоящее время картина находится в Чехии, в Пражском Граде. Ее приобрел первый президент Чехословакской республики Томаш Масарик в 1933 году.
А в 1910 году, увидев большое полотно в мастерской художника, члены Пушкинского общества попросили «отодвинуть» фигуру Пушкина в глубину зала. Репин начинает работу на новом холсте меньшего размера и сообщает Рейнботу, что композиция становится «гораздо полнее и значительнее», «зал выходит весь с потолком, люстрой и ясной постановкой колонн», Пушкин стоит «по самой середине зала; и весь, и удален даже от зрителя на приятную дистанцию».
«Пушкин на экзамене в Царском Селе 8 января 1815 года» — одна из немногих работ, которые нравились художнику (чаще он своими картинами был недоволен). «Лицо и фигура мальчика-Пушкина на моей картине составляет радость моей жизни. Никогда мне еще не удавалось ни одно лицо так живо, сильно и с таким несомненным сходством, как это — героя-ребенка», — признавался Илья Ефимович.
И. Е. Репин «Пушкин на экзамене в Царском Селе 8 января 1815г»
|
И. Е. Репин«Пушкин на экзамене в Царском Селе |
Эту работу художнику заказал Императорский Александровский (бывший Царскосельский) Лицей к своему столетнему юбилею. Картина хранилась в Музее Александровского лицея, откуда поступила в Пушкинский дом, а затем – во Всероссийский музей А. С.Пушкина.
Работу над картиной Репин начал в день получения заказа. Художник был снабжен необходимыми материалами: портретами лиц, присутствовавших на экзамене, описанием их форменных одежд и регалий, чертежами мебели, планом и размерами актового зала. Художник не раз приезжал в Лицей, наставники и питомцы которого помогали художнику представить, как проходил экзамен, на котором юный поэт читал свои строки Г. Р. Державину. На литературной экспозиции в Музее-усадьбе Г.Р. Державина представлен этюд картины И.Е. Репина. Фотография, запечатлевшая инсценировку экзамена, вместе с самой завершенной картиной в настоящее время экспонируются на выставке «Живем мы памятью Лицея» в Мемориальном музее-Лицее в Царском Селе. Сочиняя композицию, Репин также пользовался воспоминаниями самого Пушкина и его однокашника И. Пущина. Перед ним стояла задача запечатлеть одним из самых знаменательных моментов в жизни Пушкина – первое публичное признание поэта и он блестяще справился с задачей: картина получилась праздничной, яркой, полной света и воздуха.
Репин работал над образом Пушкина много лет, создав около сотни портретов. По воспоминаниям К. Чуковского, только в этой картине он «переменил такое множество лиц, постоянно варьируя их, что их вполне хватило бы, чтобы заселить целый город». Сам же художник отмечал, что: «Лицо и вся фигура мальчика Пушкина на моей картине составляет радость моей жизни. Никогда еще мне не удавалось ни одно лицо так живо, сильно и с таким несомненным сходством, как это – героя – ребенка».
Для образа Државина художник изучил Я. Грота «Жизнь Державина», обширные «Записки» поэта и многотомное собрание его сочинений. К.И.Чуковский так вспоминает это время: «Приходя по воскресеньям ко мне, он просил читать ему Державина и готов был часами слушать и «Фелицу», и «Водопад», и «На взятие Измаила», и «Цирцею», и «Деву за арфою», и оду «Бог», и многое другое. В ту пору у него в Пенатах стали часто бывать пушкинисты, особенно Семен Афанасьевич Венгеров и Николай Осипович Лернер, снабжавшие его грудами книг, и он по прошествии нескольких месяцев приобрел такую эрудицию во всем, что относится к лицейскому периоду биографии Пушкина, что, слушая его беседы с учеными, можно было счесть и его пушкинистом».
Репин И. Е.
«Пушкин на экзамене в Царском Селе 8 января 1815 года». Этюд
Россия, 1911
Картон, масло
Переводной экзамен Пушкина перед Державиным
Когда состоялся экзамен
8 января 1815 года в Царскосельском лицее был устроен торжественный переводной экзамен (учащиеся первого курса переходили на второй).
Кто присутствовал на экзамене
На экзамене было множество важных персон:
- профессора,
- научные деятели,
- крупные чиновники,
- военные,
- представители высшего духовенства,
- столичная знать,
- а также родители лицеистов.
Самым почетным гостем события стал известный литературный и государственный деятель Гавриил Романович Державин.
Что демонстрировали ученики
8 января проходил экзамен по русскому, латинскому и французскому языку, математике и физике.
Лицеисты должны были показать себя с лучшей стороны, продемонстрировать свои достижения в этих областях.
Стихотворение Пушкина
Александр Пушкин прочел свое стихотворение «Воспоминания в Царском селе».
В произведении шла речь о военных событиях 1812 года (о войне с Наполеоном), а также в нем упоминалось о самом Державине.
Выступление Пушкина очень тронуло Гавриила Романовича. Он даже хотел обнять Александра, но тот в смущении убежал после прочтения стихов.
Державин сказал о нем: «Оставьте его поэтом».
Само стихотворение
Воспоминания в Царском селе
Навис покров угрюмой нощи
На своде дремлющих небес;
В безмолвной тишине почили дол и рощи,
В седом тумане дальний лес;
Чуть слышится ручей, бегущий в сень дубравы,
Чуть дышит ветерок, уснувший на листах,
И тихая луна, как лебедь величавый,
Плывет в сребристых облаках.
С холмов кремнистых водопады
Стекают бисерной рекой,
Там в тихом озере плескаются наяды
Его ленивою волной;
А там в безмолвии огромные чертоги,
На своды опершись, несутся к облакам.
Не здесь ли мирны дни вели земные боги?
Не се ль Минервы росской [1] храм?
Не се ль Элизиум полнощный,
Прекрасный Царскосельский сад,
Где, льва [2] сразив, почил орел России мощный
На лоне мира и отрад?
Промчались навсегда те времена златые.
Когда под скипетром великия жены
Венчалась славою счастливая Россия,
Цветя под кровом тишины!
Здесь каждый’шаг в душе рождает
Воспоминанья прежних лет;
Воззрев вокруг себя, со вздохом росс вещает:
«Исчезло все, великой нет!»
И, в думу углублен, над злачными брегами
Сидит в безмолвии, склоняя ветрам слух.
Протекшие лета мелькают пред очами,
И в тихом восхищенье дух.
Он видит: окружен волнами,
Над твердой, мшистою скалой
Вознесся памятник. Ширяяся крылами,
Над ним сидит орел младой.
И цепи тяжкие и стрелы громовые
Вкруг грозного столпа трикратно обвились;
Кругом подножия, шумя, валы седые
В блестящей пене улеглись.
В тонн густой угрюмых сосен
Воздвигся памятник простой.
О, сколь он для тебя, кагульскнй брег, поносен!
И славен родине драгой!
Бессмертны вы вовек, о росски исполины,
В боях воспитанны средь бранных непогод!
О вас, сподвижники, друзья Екатерины,
Пройдет молва из рода в род.
О, громкий век военных споров,
Свидетель славы россиян!
Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов,
Потомки грозные славян,
Перуном Зевсовым победу похищали;
Их смелым подвигам, страшась, дивился мир;
Державин и Петров героям песнь бряцали
Струнами громозвучных лир.
И ты промчался, незабвенный!
И вскоре новый век узрел
И брани новые, и ужасы военны;
Страдать — есть смертного удел.
Блеснул кровавый меч в неукротимой длани
Коварством, дерзостью венчанного царя;
Восстал вселенной бич — и вскоре новой брани
Зарделась грозная заря.
И быстрым понеслись,потоком
Враги на русские поля.
Пред ними мрачна степь лежит во сне глубоком,
Дымится кровию земля;
И селы мирные, и грады в мгле пылают,
И небо заревом оделося вокруг,
Леса дремучие бегущих укрывают,
И праздный в поле ржавит плуг.
Идут — их силе нет препоны,
Все рушат, все свергают в прах,
И тени бледные погибших чад Беллопы,
В воздушных съединясь полках,
В могилу мрачную нисходят непрестанно
Иль бродят по лесам в безмолвии ночи…
Но клики раздались!., идут в дали туманной! —
Звучат кольчуги и мечи!.,
Страшись, о рать иноплеменных!
России двинулись сыны;
Востал и стар и млад; летят на дерзновенных,
Сердца их мщеньем зажжены.
Вострепещи, тиран! уж близок час паденья!
Ты в каждом ратнике узришь богатыря,
Их цель иль победить, иль пасть в пылу сраженья
За Русь, за святость алтаря.
Ретивы кони бранью пышут,
Усеян ратниками дол,
За строем строй течет, все местью, славой дышат,
Восторг во грудь их перешел.
Летят на грозный пир; мечам добычи ищут,
И се — пылает брань; на холмах гром гремит,
В сгущенном воздухе с мечами стрелы свищут,
И брызжет кровь на щит.
Сразились.— Русский победитель!
И вспять бежит надменный галл;
Но сильного в боях небесный вседержитель
Лучом последним увенчал,
Не здесь его сразил воитель поседелый; [3]
О бородинские кровавые поля!
Не вы неистовству и гордости пределы!
Увы! на башнях галл Кремля!..
Края Москвы, края родные,
Где на заре цветущих лет
Часы беспечности я тратил золотые,
Не зная горести и бед,
И вы их видели, врагов моей отчизны!
И вас багрила кровь и пламень пожирал!
И в жертву не принес я мщенья вам и жизни;
Вотще лишь гневом дух пылал!..
Где ты, краса Москвы стоглавой,
Родимой прелесть стороны?
Где прежде взору град являлся величавый,
Развалины теперь одни;
Москва, сколь русскому твой зрак унылый страшен!
Исчезли здания вельможей и царей,
Все пламень истребил. Венды затмились башен,
Чертоги пали богачей.
И там, где роскошь обитала
В сенистых рощах и садах,
Где мирт благоухал и липа трепетала,
Там ныне угли, пепел, прах.
В часы безмолвные прекрасной, летней нощи
Веселье шумное туда не полетит,
Не блещут уж в огнях брега и светлы рощи;
Все мертво, все молчит.
Утешься, мать градов России,
Воззри на гибель пришлеца.
Отяготела днесь на их надменны выи
Десница мстящая творца.
Взгляни: они бегут, озреться не дерзают,
Их кровь не престает в снегах реками течь;
Бегут — ив тьме ночной их глад и смерть сретают,
А с тыла гонит русский меч,
О вы, которых трепетали
Европы сильны племена,
О галлы хищные! и вы в могилы пали.
О страх! о грозны времена!
Где ты, любимый сын и счастья и Беллоны,
Презревший правды глас, и веру, и закон,
В гордыне возмечтав мечом низвергнуть тропы?
Исчез, как утром страшный сон!
В Париже росс — где факел мщенья?
Поникни, Галлия, главой.
Но что я вижу? Росс с улыбкой примиренья
Грядет с оливою златой.
Еще военный гром грохочет в отдаленье,
Москва в унынии, как степь в полнощной мгле,
А он — несет врагу не гибель, но спасенье
И благотворный мир земле.
О скальд России вдохновенный[4]
Воспевший ратных грозный строй,
В кругу товарищей, с душой воспламененной,
Греми на арфе золотой!
Да снова стройный глас героям в честь прольется,
И струны гордые посыплют огнь в сердца,
И ратник молодой вскипит и содрогнется
При звуках бранного певца.
[1] Екетерина II.
[2] Герб Швеции
[3] М. И. Кутузов.
[4] В. А. Жуковский.
Картина об экзамене
Это событие было запечатлено известным художником Репиным в картине «Пушкин на лицейском экзамене в Царском Селе 8 января 1815 года».
В январе 1815 года в Лицее состоялся первый торжественный публичный экзамен, который воспитанники держали при переходе с первого на второй курс. В актовом зале собрались почётные гости, профессора, родители лицеистов. На экзамен был приглашён и знаменитый поэт Г.Р.Державин. Он приехал 8 января, когда лицеисты экзаменовались по русской словесности, французскому и латинскому языкам, математике и физике. В экзамен по русской словесности входило и чтение собственных сочинений.
К 100-летию Императорского Лицея его профессора и воспитанники заказали художнику И.Е.Репину картину «Пушкин на лицейском экзамене». Причем для наилучшего воплощения замысла художником лицеисты устроили специально для него инсценировку знаменитого лицейского экзамена 8 января 1815 года.
…На лицейском экзамене присутствуют вельможи, крупные чиновники, военные, представители высшего духовенства, столичная знать. За столом, в центре, прославленный поэт Г.Р.Державин. Ему 72 года. Он превозмогает усталость. Экзамен тянется долго. Все утомлены. Державин начал дремать.
– Александр Пушкин! – вызывается следующий лицеист.
Живой курчавый юноша бойко подходит к столу, просит разрешения прочитать свои стихи «Воспоминания в Царском Селе». Ему разрешают. И юный поэт вдохновенно читает:
…Страшись, о рать иноплеменных!
России двинулись сыны;
Восстал и стар и млад; летят на дерзновенных.
Сердца их мщеньем зажжены…
– Прекрасно, великолепно, – проносится среди присутствующих. Державин приподнимает седую голову.
– Господа, да это истинная поэзия!
– слышится его голос. И он со всей страстью поэтической души ловит каждое слово, весь во власти пленительных стихов.
А юный поэт продолжает:
…Еще военный гром грохочет в отдаленье,
Москва в унынии, как степь в полнощной мгле,
А он несет врагу не гибель, но спасенье
И благотворный мир земле…
Все восхищены. Державин приподнимается. Он хочет расцеловать Пушкина – своего достойного преемника, восходящее «солнце русской поэзии».
Этот волнующий момент в жизни Пушкина и запечатлел гениальный Репин. Об этом незабываемом дне благодарный поэт позже в романе «Евгений Онегин» писал:
Моя студенческая келья
Вдруг озарилась: муза в ней
Открыла пир младых затей…
И свет ее улыбкой встретил;
Успех нас первый окрылил;
Старик Державин нас заметил
И, в гроб сходя, благословил.
Теплое воспоминание о лицейском экзамене Пушкина оставил его друг И.И.Пущин: «На публичном нашем экзамене Державин, державным своим благословением, увенчал юного нашего поэта. Мы все, друзья-товарищи его, гордились этим торжеством. Пушкин тогда читал свои «Воспоминания в Царском Селе». В этих великолепных стихах затронуто все живое для русского сердца. Читал Пушкин с необыкновенным оживлением» («Записки о Пушкине»).
Это необыкновенное оживление поэта как раз и передано в произведении Репина. В картине много солнца, света, ярких красок. Вся она полна движения. А образ юного поэта дан в такой стремительной динамике, так насыщен волнением и страстью, что невольно веришь: у этого юноши необыкновенное будущее…
Из книги: Щиряков Н.Н. Изобразительное искусство на уроках литературы. – Минск.: Издательство «Народная асвета», 1968
Репин глубоко изучал материал для каждой своей картины. Когда он писал эту картину, то для одной только фигуры Державина проштудировал и двухтомную гротовскую «Жизнь Державина», и обширные «Записки» поэта, и многотомное собрание его сочинений. К.И.Чуковский пишет об этом периоде жизни Репина: «Приходя по воскресеньям ко мне, он просил читать ему Державина и готов был часами слушать и «Фелицу», и «Водопад», и «На взятие Измаила», и «Цирцею», и «Деву за арфою», и оду «Бог», и многое другое. В ту пору у него в Пенатах стали часто бывать пушкинисты, особенно Семен Афанасьевич Венгеров и Николай Осипович Лернер, снабжавшие его грудами книг, и он по прошествии нескольких месяцев приобрел такую эрудицию во всем, что относится к лицейскому периоду биографии Пушкина, что, слушая его беседы с учеными, можно было счесть и его пушкинистом.» (К.Чуковский. Репин.– М.: Искусство, 1969, с.53)
Большой зал Лицея был не очень велик, но красив. Светлый (по обеим сторонам его широкие окна), с четырьмя колоннами, поддерживающими потолок, со стенами, окрашенными под розовый мрамор, блестящим паркетом, зеркалами во всю стену и малиновыми штофными портьерами с шелковыми кистями. Именно здесь предполагалось устраивать публичные экзамены, выпускные акты и другие торжества. Зодчему Стасову приказано было, чтобы это помещение имело не только «приличное», но и парадное обличье. И под присмотром Стасова мастер Набоков искусно расписал стены зала клеевыми красками «под лепное». Воинские доспехи, знамена, одноглавые орлы, аллегорические фигуры, сцены из античных времен казались не нарисованными, а вылепленными, выпуклыми. Роспись украшала и потолок, и четыре арки, через которые входили в актовый зал.
Мебели в зале не полагалось, так как воспитанники должны были здесь заниматься фехтованием и другими физическими упражнениями, а по вечерам – играть. Но накануне торжественного дня открытия сюда снесли лучшую мебель со всего Лицея. Посредине зала между колоннами раздвинули длинный складной стол, покрыли его красным сукном с золотой бахромой. Поодаль от стола все пространство зала уставили рядами кресел. (Источник: Басина М.Я. В садах Лицея. На берегах Невы: Докум. повести. – Л.: Дет. лит., 1988.)
- Информация о материале
- Опубликовано: 21 октября 2019
- Просмотров: 3425
И. Е. Репин (1844–1930). Пушкин на экзамене в Царском Селе 8 января 1815 года. 1911. Холст, масло
С 30 сентября в Медиацентре Всероссийского музея А.С. Пушкина в рамках юбилейного выставочного проекта, посвященного 175-летию со дня рождения И.Е. Репина, представлены редкие оцифрованные материалы.
Серия редких фотографий 1910-х гг., сделанных в Императорском Александровском Лицее, отражает один из этапов создания известной картины И.Е. Репина «Пушкин на экзамене 8 января 1815 г.». Картина изображает один из самых волнительных моментов в жизни Пушкина – его первое публичное выступление и признание таланта. По просьбе художника в одном из залов Лицея специально инсценировали знаменитый экзамен по российской словесности. Среди участников этой постановки — воспитанники Императорского Александровского Лицея, жена И.Е. Репина, Н. Б. Нордман-Северова; П.Е. Рейнбот, юрисконсульт министерства народного просвещения, секретарь Лицейского общества; П.М. фон Кауфман, член Государственного Совета, бывший министр народного просвещения. В инсценировке приняли участие и 29 лицеистов, среди которых был правнук поэта Александр Павлович Кондырев, лицеист 69 курса, (выпуск 1913 г.).
Неизвестный фотограф. Групповая фотография 69 курса Императорского Александровского Лицея. 1913. Картон, трехслойный отпечаток
Вдохновленный заказом Репин, сообщал:
«Я благодарю бога и судьбу за этот дивный сюжет. Я лично никогда не взял бы его для картины; а какая выходит картина…»
Работа, завершенная к передвижной выставке 1911-1912 гг., вызвала неоднозначные оценки: одни рецензенты называли ее возвышенной, другие – анекдотичной. Но именно это произведение И.Е. Репина – одно из самых популярных в биографической «пушкиниане».
К. К. Булла (1853/55–1929). Императорский Александровский Лицей. Инсценировка переводного экзамена 1815 года, устроенная по просьбе И. Е. Репина для картины «Пушкин на экзамене в Царском Селе 8 января 1815 года». 1911
Серое фирменное паспарту, позитив ч/б (трехслойный отпечаток)
Документальные фотографии дополняют портреты лицеистов и преподавателей Лицея, героев картины «Пушкин на экзамене 8 января 1815 года» из фондов живописи и оригинальной графики, отрывки из мемуаров, писем, статей.
Электронная галерея «Дивный сюжет» открыта по 21 января 2020 г.
Адрес: наб. реки Фонтанки, 118. Музей-усадьба Г.Р. Державина, Западный корпус, Медиацентр.
Доп. информация: +7 (812) 493-45-48.
Фотографии предоставлены Санкт-Петербургским отделением РИО