Готовясь к контрольной работе девочкой были написаны пятнадцать сочинений на наиболее возможные темы

Меню статьи:

Пьеса Александра Островского «Бесприданница», созданная автором в 1874 – 1878 годах, – яркое повествование, касающееся проблемы «маленького человека». Её действующие лица, в основном, люди, для которых превыше всего стоит земное богатство, и только дочь Огудаловой Лариса пытается противостать общепринятым нормам поведения и мыслит иначе. Ознакомившись с главными героями и описав краткое содержание, можно глубже понять то, что хотел сказать автор в своем произведении.

Главные герои пьесы

Лариса
– главное действующее лицо, девушка из небогатой семьи, желающая выйти замуж. Преданная богатым барином Паратовым, она соглашается на брак с Карандышевым, человеком ревнивым и неумным, хотя совсем его не любит. Это, в конце концов, приводит к трагедии.

Харита Игнатьевна Огудалова
– вдова, мать Ларисы, женщина властная, которой девушка с детства привыкла подчиняться.

Юлий Капитонович Карандышев
– жених Ларисы, эгоистичный, ревнивый и мстительный человек. Чтобы отстоять свою правоту, хватается за оружие. Производит очень неприятное впечатление.

Сергей Сергеевич Паратов
– богатый барин, бывший возлюбленный Ларисы. Предпочел ей невесту с большим состоянием.

Василий Данилыч Вожеватов
– друг детства Ларисы, богатый юноша.

Мокий Парменыч Кнуров
– пожилой человек, в руках которого – огромное состояние. Дает советы матери Ларисы по поводу женитьбы дочери на Карандышеве.

Действие первое: Карандышев – жених Ларисы

Большой город Бряхимов, на Волге. По одну сторону входа в кофейную находится бульвар, по другую – деревья, в глубине – низкая чугунная решетка, за которой открывается вид на Волгу.

Явление первое

На площадке перед кофейной ведут диалог Гаврило – буфетчик и Иван – слуга. Они рассуждают о жизни, о своеобразии поведения богатых, в частности Мокия Парменыча Кнурова, человека в летах, обладающего огромным состоянием и Василия Даниловича Вожеватова, юноши, представителя богатой торговой фирмы.

Явление второе

В кофейню заходят Вожеватов и Кнуров, которые беседуют друг с другом, к разговору иногда подключаются Гаврило и Иван. Сначала речь идет о покупке парохода, затем, собираясь пить шампанское и чай, рассуждают об этих напитках и постепенно переходят к теме, касающейся замужества Ларисы Дмитриевны, дочери Хариты Игнатьевны Огудаловой. Все присутствующие в кофейне считают, что жених – Юлий Капитоныч Карандышев – совершенно не пара девушке.

Конечно, были те, кто сватался к ней раньше, но ни один не удержался. Например, девушка сильно унывала, когда в прошлом году Сергей Сергеевич Пиратов «месяца два поездил, женихов всех отбил, да и след его простыл, исчез, неизвестно куда».

А Карандышев, по утверждению Вожеватова и Кнурова, ведет себя странно.

Явление третье

Среди присутствующих появляются Огудалова Харита Игнатьевна и её дочь Лариса. Мать девушки соглашается выпить чашечку чая. Карандышев приглашает Василия Даниловича и Мокия Парменыча на обед, но последний соглашается только тогда, когда узнает, что на самом деле предложение исходит от Огудаловой, и обед устраивают для Ларисы.

Вдруг Иван говорит, что подходит корабль под названием «Ласточка», но ни Кнуров, ни Вожеватов не желают спуститься к пристани. Огудалова, подойдя к Кнурову, сообщает ему, что, во-первых, свадьба требует многих расходов, а во-вторых, у её Ларисы завтра день рождения, и она не знает, что подарить. Мокий Парменыч понимает намек, обещает зайти. Наконец, Харита Игнатьевна, Кнуров и Вожеватов покидают сцену.

Явление четвертое

Лариса любуется видом на Волгу и вдруг обращается к Карандышеву с просьбой уехать в деревню. Однако, в женихе взыграла ревность, и он задает вопрос: о чем она говорила с Вожеватовым, да еще и называла его просто по имени – Васей. Карандышева не интересуют оправдания Ларисы, что она знакома с Василием Данилычем с детства, что у них ничего плохого не было. Но Юлий Капитонович заявляет, что нужно бросать старые привычки. И попрекает невесту прошлым, говоря, что у них был в доме «цыганский табор». Девушка возражает, что не по своей воле это происходило, так нужно было маменьке. Она изо всех сил пытается полюбить своего жениха, и открыто ему в этом признается, желая поддержки. Карандышев вдруг понимает, что обидел любимую девушку и сконфуженно произносит: «…Это я сказал так…» Лариса просит его быть осторожнее в словах, потому что она очень впечатлительная и ранимая. Девушка боится осуждать даже Сергея Сергеевича, хотя по всему видно, что этот человек в прошлом поступил с ней нехорошо, – и пытается пресечь вопросы, которые по этому поводу задает Карандышев. Но жених не унимается. Тогда Лариса открыто признается: Сергей Сергеевич лучше него. И приводит в пример историю о том, как однажды они с кавказским офицером стреляли из пистолетов – сначала офицер по стакану, который Сергей Сергеевич держал на голове. И выбил его, но побледнел. «Я буду стрелять в девушку, которая для меня дороже всего – и не побледнею» – заявил Паратов. И выбил монету, вложенную в руку Ларисы.

Карандышев скрепя сердце согласен признать некоторые достоинства Сергея Сергеевича, ведь, кроме всего, Лариса рассказала, что он помогал бедным, но продолжает ревновать невесту. Однако, она честно говорит, что не любит и никогда не полюбит Юлия Капитоныча, а чувства продолжает испытывать только к Сергею Сергеевичу. Раздается выстрел из пушки в честь Паратова. Нервничая, Лариса собирается домой.

Явление пятое

Иван и Гаврило радуются приезду барина – Сергея Сергеевича. Господа – Паратов с Робинзоном, своим другом, Вожеватов и Кнуров – заходят в кофейную. Иван пытается всячески угодить Сергею Сергеевичу.

Явление шестое

За свою услужливость слуга получает от Паратова рубль. Сергей Сергеевич сообщает, что продал баржи, затем представляет Кнурову и Вожеватову своего друга, актера Аркадия Счастливцева, которого называет Робинзоном, и не без причины. Оказывается, он великодушно подобран на острове, где очутился со своим другом, купеческим сыном: их высадили за непристойное поведение. Теперь артист находится в полном подчинении у Паратова.

Явление седьмое

Робинзон недоволен тем, что Вожеватов обращается к нему на «ты», но узнав о том, что он богат, смиряется и говорит: «Вот это в моем вкусе». А затем предлагает дружбу Василию Данилычу.

Сергей Сергеевич приглашает друзей на обед, но и Вожеватов, и Кнуров вынуждены отказаться, потому что их позвали в дом Ларисы, которая выходит замуж. Узнав эту новость, Паратов падает духом, но делает вид, что искренне рад за бывшую возлюбленную. Что касается обеда, беседующие уверены: на него будет приглашен и Сергей Сергеевич.

Действие второе: отношение окружающих к замужеству девушки

Явление первое

Действие происходит в доме Огудаловой. Мать Ларисы находится в хорошо обставленной комнате с мебелью и фортепиано, на котором лежит гитара. Она держит в руках коробочку и зовет дочку, чтобы показать подарок от Васи. Лариса переодевается, поэтому говорит: «Позже посмотрю». Вдруг в комнату заходит Кнуров.

Явление второе

Огудалова очень обрадована неожиданному визиту Кнурова, не знает, куда его посадить. Они начинают беседовать, и главная тема разговора – замужество Ларисы. Мокий Парменыч убежден в том, что мать Ларисы в корне неправа, выдавая дочь за человека бедного. Лариса, по мнению Кнурова, создана для блеску, а Карандышев не способен обеспечить достойное существование. Он советует в этом случае опереться на сильное плечо богатого человека.

Затем Мокий Парменыч задает Огудаловой вопрос по поводу коробочки, которую она держит в руках.

– Это я хотела дочери подарок сделать – отвечает мама Ларисы. Кнуров советует обеспечить девушку, в первую очередь, хорошим гардеробом и обещает оплатить все покупки. После этого он уходит.

Явление третье

Появляется Лариса, которая, кажется, не разделяет восторг матери по поводу подарка Василия. Огудалова предлагает поблагодарить и Вожеватова, и Кнурова, хотя Лариса не догадывается о том, что Мокий Парменыч хочет для нее сделать. Главное желание Ларисы, о котором она говорит маме – пока не прошло лето, вырваться из города в село, гулять по лесу, собирая ягоды и грибы… «До деревни ли ему?» – возражает Огудалова, зная характер Карандышева.

Явление четвертое

Входит Илья-цыган. Лариса просит его наладить гитару. Илья сожалеет, что у них в цыганском хоре много басов, но только один тенор, Антон, но он теперь заболел. Вдруг сообщают, что приехал барин, и обрадованный цыган поспешно уходит.

Явление пятое, шестое

Ларисе надоело унижаться, и она говорит об этом матери. Когда заходит Карандышев, Огудалова сообщает ему, что Лариса очень хочет уехать из города. Однако, жениху абсолютно не понятно, куда она торопится и зачем. Юлий Капитонович уверяет, что они обязательно будут жить в деревне, но только после того, как станут мужем и женой.

Лариса, желающая, чтобы свадьба была скромной и слышащая возражения и от матери, и от Карандышева, сокрушается, говоря, что все играются с ней, как с куклой.

Юлий Капитонович осуждает нравы горожан. Ему непонятно, что все люди радуются приезду барина – Сергея Сергеевича. Испугавшаяся Лариса, узнав, что это не кто иной как Паратов, и сейчас он приближается к их дому, снова начинает уговаривать Юлия Капитоновича уехать в деревню. Она желает исчезнуть, спрятаться от бывшего жениха.

Явление седьмое

Паратов заходит в дом и подает ручку Огудаловой. Они обнимаются и целуются. Харита Игнатьевна делает вид, что несказанно рада визиту Сергея Сергеевича. Барин сообщает, что намерен выгодно жениться, но ни за что не хочет сообщить, кто его избранница. Затем он желает увидеть Ларису Дмитриевну. Огудалова зовет дочь.

Явление восьмое

Лариса и Сергей Сергеевич остаются наедине. Между ними происходит диалог, в котором Лариса упрекает Паратова, что раньше его ждала, но уже устала. Сергей Сергеевич, в свою очередь, тоже предъявляет претензии девушке, говоря, что она многое потеряла в его глазах. Главная героиня возражает, что выходит замуж не по своей воле. Паратов догадывается, что Лариса все еще любит его, но так сложились обстоятельства. Кроме того, девушка утверждает, что Карандышев питает к ней искренние чувства.

Явление девятое

Огудалова знакомит Карандышева и Паратова. И тот, и другой вроде бы вежливо говорят друг с другом, но в речи сквозит плохо скрываемая ревность. Атмосфера постепенно накаляется. Огудалова пытается примирить господ, каждый из которых испытывает неприязнь к другому. Следуя правилам этикета, Карандышев, по совету Хариты Игнатьевны, приглашает Паратова на обед. Тот холодным тоном произносит, что согласен.

Явление десятое

В комнату неожиданно входит Вожеватов, который спрашивает разрешения у Ларисы и Огудаловой впустить Робинзона. Василий сильно командует Аркадием, и это сразу бросается в глаза. Карандышев приглашает друга Василия на обед.

Явление одиннадцатое

Вожеватов спрашивает у Паратова, понравился ли ему жених Ларисы и получает отрицательный ответ: «кому он может нравиться». Сергей Сергеевич придумывает план, как посмеяться над Карандышевым.

Действие третье: Лариса сбегает с Паратовым, бывшим возлюбленным

Явление первое

Действие происходит в комнате Карандышева, обставленной без вкуса. Ковер на одной стене, оружие – на другой. Появляется еще одно действующее лицо – тетя Карандышева, Евросинья Потаповна, женщина властная и жадная. Иван просит у нее лимонов к чаю, она проявляет недовольство и дает вместо этого клюквенный морс.

Явление второе

Во время обеда у Карандышева Лариса сгорает от стыда. Но Юлий Капитонович будто бы ничего не замечает, кроме того, его стараются специально подпаивать, чтобы посмеяться. Девушка болезненно переживает такой позор.

Явление третье

Заходит Евдокия Потаповна, спрашивая, закончился ли обед. Она упрекает, что напрасно переводят купленные дорогие продукты. Лариса остро ощущает удушливую атмосферу происходящего вокруг и снова хочет бежать. Ефросинья Потаповна уходит считать серебро.

Явление четвертое

Кнуров собирается идти кушать в клуб, потому что после так называемого обеда у Карандышева остался голодным. Такое, по его словам, происходит впервые. Присутствующие делают вывод, что Юлий Капитонович глупец. Но Паратов раскрывает замысел: Карандышева специально напоили, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. А вот Робинзону, которого тоже хорошо угощали вином, вроде бы все нипочем.

Явление пятое

Робинзону после такого бурного возлияния становится плохо. Он говорит, что отравился каким-то непонятным вином. Паратов обещает его вылечить.

Явление шестое

Робинзон рассматривает комнату Карандышева и спрашивает по поводу оружия, которое висит на стене. Оно, оказывается, турецкое. Юлий Капитонович снимает со стены пистолет, но Паратов говорит, что он все равно не выстрелит, даже если сейчас применить в действие. Карандышев возражает. Затем речь заходит о качественных и некачественных сигарах.

Явление седьмое

Огудалова упрекает Карандышева за нетрезвый вид, но он сам себя пьяным отнюдь не считает. Паратов предлагает Юлию Капитонычу выпить с ним на брудершафт. Тот соглашается и велит Ивану принести коньяк. Робинзон оживляется, когда слышит, что у хозяина дома есть такой напиток, с которым он умеет обращаться.

Явление восьмое

Робинзон заявляет, что пьянкой Карандышева они добили: он начал, а Сергей Сергеевич докончит.

Явление девятое

Появившийся Илья-цыган предлагает поехать с ними, все готовы и ожидают на бульваре. Паратов, Кнуров и Вожеватов соглашаются, но Робинзона на прогулку брать совсем не хотят. Вожеватов придумывает способ, как отделаться от навязчивого попутчика.

Явление десятое

Вожеватов, чтобы избавиться от Робинзона, притворяется, что он едет в Париж и берет Аркадия с собой, только по дороге предлагает заехать к нему домой, чтобы тот отдохнул перед дорогой. Хитрый план удается.

Явление одиннадцатое

Появляется Лариса. Ей нездоровилось – так она объясняет причину, по которой не была с гостями. Паратов сообщает девушке, что они с Карандышевым пили на брудершафт. Сергей Сергеевич зовет Илью в их общество, объясняя это тем, что он его друг. Ларису просят спеть что-нибудь, но она поначалу отказывается, а потом соглашается – противясь Карандышеву, пытающемуся запретить будущей, как он считает, жене. Вместе с Ильей и Робинзоном, который подключился во втором куплете, они поют «Не искушай меня». Паратов и Вожеватов в восторге от голоса Ларисы.

Карандышев теперь просит шампанского, но Ефросинья Потаповна наотрез отказывается подавать напиток. Наконец, все расходятся. Лариса остается с Сергеем Сергеевичем.

Явление двенадцатое

Паратов корит себя за то, что в прошлом потерял такое сокровище, как Лариса. Он предлагает девушке ехать с ним на Волгу кататься на катерах – и получает согласие.

Явление тринадцатое

Все радуются, что в их компании будет Лариса. В её адрес поют дифирамбы, Карандышев заявляет, что гордится своей невестой. Наконец, собираются ехать. Девушка прощается с мамой.

Явление четырнадцатое

Карандышев сильно расстроен бегством невесты. Он не подозревал, что Лариса уедет на Волгу без предупреждения и требует у Огудаловой отчитаться, где её дочь. Не получая ответа, в порыве лютой злобы Юлий Капитоныч хватает пистолет и убегает. Харита Игнатьевна говорит Ивану, чтобы остановил его.

Действие четвертое: Карандышев стреляет в невесту

Явление первое

Робинзон предлагает Ивану играть с ним, однако, денег у него нет. На такие условия слуга не соглашается. Аркадий узнает, что Карандышев сильно возмутился, когда гости уехали с Ларисой и погнался за ними с пистолетом. Он гадает – не его ли хотел убить взбалмошный Юлий Капитоныч.

Явление второе

Появившийся Карандышев требует у Робинзона ответа на вопрос где все «товарищи». Аркадий предлагает ему ждать всех на пристани. Разгневанный Юлий Капитонович уходит.

Явление третье и четвертое

Гаврило и Иван переговариваются между собой, предполагая, что все уже приехали. Заходят Илья с цыганами. Гаврило предлагает им выпить чаю.

Явление пятое

Кнуров и Вожеватов рассуждают о том, что у Ларисы незавидное положение. Бедная девушка снова поверила человеку, уже один раз обманувшему её. А он обручен с очень богатой невестой, и вряд ли у них что-то получится.

Явление шестое

Робинзон и Вожеватов разговаривают между собой. Выясняется, что, когда Василий предлагал Аркадию поездку в Париж, речь шла не о столице Франции, а трактире на площади. Подходит Кнуров, который хочет что-то сообщить Василию Данилычу. Он предлагает Вожеватову спасти Ларису от произвола Карандышева и увезти её в Париж (настоящий).

Явление седьмое

Паратов спрашивает у Робинзона, скоро ли тот едет в Париж. Аркадий отвечает, что уже не доверяет купцам, а вот с ним бы в такое путешествие отправился. Лариса задает вопрос Паратову, серьезные ли у него намерения по поводу женитьбы, но Сергей Сергеевич предлагает ей сначала ехать домой. Девушка очень боится и предпочитает совсем не являться в родные пенаты, говоря, что с Карандышевым как с женихом покончено. Единственный, за кого она хочет выйти замуж, – это Сергей Сергеевич. Однако, Паратов снова предает её, сказав, что произнес неосторожную фразу «я твой» всего лишь в порыве нахлынувших чувств.

Явление восьмое

Робинзон сообщает Паратову, что Карандышев ходил возле кофейной с пистолетом, однако Сергей Сергеевич строго приказывает ему запрячь коляску и отвезти Ларису Дмитриевну домой. Вожеватов тоже предает отчаявшуюся девушку, которая слезно просит друга детства пожалеть её, научить, что делать в такой ситуации. Кнуров предлагает ей ехать в Париж, но расстроенная Лариса молчит.

Явление девятое

У Ларисы кружится голова. Она думает, не броситься ли в Волгу, но затем оставляет эти мысли, потому что боится. Однако, преданная всеми девушка хочет умереть – даже от того, что заболеет.

Явление десятое

Карандышев ищет Ларису. Он хочет, во-первых, отомстить её обидчикам, а во-вторых, если будет нужно, наказать невесту за бегство. «Вот она!» – восклицает Робинзон, увидев девушку. Юлий Капитонович приказывает оставить их одних.

Явление одиннадцатое

Лариса откровенно признается, что Карандышев ей противен. Но он желает во что бы то ни стало отомстить за оскорбление, нанесенное девушке, подмечая, что богатые господа играются с ней, словно с вещью. «Если я вещь, то очень дорогая» – утверждает девушка и просит позвать Кнурова. Лариса умоляет Юлия Капитоновича уйти, но он ни за что не хочет отступить, даже согласен немедленно уехать с ней из города. Однако, девушка непреклонна! Она ни в коем случае не хочет принадлежать Юлию Капитонычу. Отчаявшийся «жених» со словами «так не доставайся же ты никому» стреляет в Ларису из пистолета.

Явление двенадцатое

Лариса умирает. За сценой поет цыганский хор. Девушка, кажется, даже рада такой развязке. Она говорит, что всех любит и прощает. Голос её постепенно слабеет.

“Бесприданница” – пьеса А.Н. Островского. Краткое содержание.

5
(100%) 1
vote

– молодой человек, представитель богатой торговой фирмы, одет по-европейски.
Юлий Капитоныч Карандышев – молодой, небогатый чиновник.
Сергей Сергеич Паратов – блестящий барин лет 30, из судохозяев.
Робинзон – провинциальный актер.
Гаврило – клубный буфетчик и содержатель кофейной на бульваре.
Иван – слуга в кофейной.

Действие первое

Действие происходит в вымышленном городе на берегу Волги – Бряхимове. На открытой площадке возле кофейной Гаврило и Иван обсуждают Мокия Парменыча, который каждое утро прогуливается по приволжскому бульвару, чтобы нагулять аппетит. По натуре он молчалив и предпочитает говорить только с людьми своего положения. Тем временем, сам Кнуров сидит за столиком. К нему присоединяется Вожеватов и заказывает шампанского в чайнике для чая. Он рассказывает, что намерен купить пароход под названием «Ласточка» у Паратова. Затем разговор плавно переходит к последней новости в городе: Огудалова решила выдать дочь замуж за небогатого чиновника Карандышева.

Вожеватов со знанием дела рассказывает, что Паратов вскружил голову молодой Ларисе Дмитриевне, отогнал от нее всех женихов, а потом внезапно исчез. После этого сильнейшего увлечения у девушки был еще один жених, которого арестовали прямо у них дома за растраты. Отчаявшись, она сказала, что пойдет за любого, кто посватается. Тут-то и появился Карандышев, который всегда скромно и неизменно сидел в уголке на всех вечерах, устраиваемых Харитой Игнатьевной. Лариса, в отличие, от матери была скромна и бесхитростна. Гостей в доме развлекала исключительно по настоянию мамаши.

Вскоре на площадке показались Огудаловы с Карандышевым. Они пригласили Кнурова с Вожеватовым на обед в честь Ларисы. Карандышев много важничал и обращался к Кнурова как к себе равному, что последнему не понравилось. Тогда в разговор вмешалась Харита Игнатьевна. Лариса тем временем, о чем перешептывалась в уголке с Вожеватовым, за что Карандышев позже ее упрекнул. Когда речь заходит о Паратове Лариса не скрывает, что восхищалась им как мужчиной. Карандышеву это не нравится, так как сам он завидует этому барину. Лариса говорит ему, чтобы он даже не пытался сравнивать себя с Паратовым, а молча радовался своему везению. С пристани слышны пушечные выстрелы. Стреляют в честь приезда Сергея Сергеича. Лариса с Карандышевым удаляются.

Паратов приехал не один, а в сопровождении провинциального актера, которого он зовет Робинзоном и представляет как европейца. На вопрос, отчего он продает свою «Ласточку» и не жаль ли ему с ней прощаться, он отвечает, что ничего не жаль, так как во всем есть своя выгода. Затем он сообщает Вожеватову и Кнурову, что скоро жениться на очень богатой невесте с золотыми приисками. Паратов приглашает всех на пикник за Волгой за его счет. Он заказывает у ресторатора все самой лучшее, а пока зовет друзей к себе на обед. Однако Кнуров с Вожеватовым вынуждены отказаться, так как уже приглашены на обед к жениху Ларисы.

Действие второе

Действие происходит в доме Хариты Игнатьевны. Главные предметы гостиной – это рояль и гитара. Кнуров упрекает Огудалову, что поторопилась та со свадьбой дочери, что не понравится Ларисе жалкая полумещанская жизнь с бедным человеком и она быстро вернется домой. При этом он предлагает свою дружбу и финансовую поддержку, если девушке в будущем понадобится богатый и солидный «друг». Он добавляет, что Харита Игнатьевна может смело присылать ему счета за приданое и подвенечный туалет Ларисы. После этого Кнуров удаляется, приходит Лариса. Она говорит, что хотела бы как можно скорее уехать в деревню и окунуться в мирную сельскую жизнь. Огудалова, в свою очередь, говорит дочери, чтобы та не тешила себя надеждами и описывает жизнь в деревне в мрачных красках.

Лариса берет гитару и пытается наигрывать романс «Не искушай меня без нужды», но струны расстроены. Тогда она на помощь зовет цыгана Илью, который рассказывает ей о приезде Паратова. Огудалова начинает всерьез задумываться, не поторопилась ли она, не упустила ли какую более подходящую для дочери партию. Появляется Карандышев. Лариса просит его побыстрее увезти ее в деревню, но тот не спешит, так как хочет покрасоваться и похвастать своей невестой, потешить свое самолюбие. Карандышев недоволен тем, что город так радостно встречает промотавшегося кутилу. К Огудаловым приезжает Паратов. Лариса, испугавшись, убегает с Карандышевым в свои покои.

Хозяйка дружелюбно встречает гостя, интересуется, отчего он так быстро исчез из города. Паратов сообщает, что вынужден был уехать спасать свое имение, а теперь он намерен жениться на невесте с богатым приданым, чтобы исправить положение. Харита Игнатьевна зовет дочь и та долго разговаривает с неожиданным гостем. В ходе разговора Паратов упрекает девушку, что она слишком быстро его позабыла, на что Лариса отвечает, что не переставала его любить, но вынуждена выйти замуж, чтобы избежать всяческих кривотолков. Самолюбие мужчины удовлетворено. Познакомившись с Карандышевым, он вступает с ним в перепалку. В скандал вмешивается Харита Игнатьевна. Она заставляет Карандышева пригласить и Сергея Сергеича на обед. Приходит Вожеватов в сопровождении Робинзона. Он выдает актера, недавно еще бывшего в услужении у Паратова, за настоящего англичанина.

Действие третье

В безвкусно обставленном кабинете Карандышева его тетка жалуется на убытки от обеда. Она ругается, что слишком много разносолов приготовлено к обеду, в то время как Огудаловы в шоке от скудости приема. Оказывается, что Карандышев никогда не устраивал званых обедов поэтому и понятия не имеет, что нужно подавать по таким случаям. Огудалова замечает, что гости специально подпаивают Карандышева и посмеиваются над ним. Паратов, Кнуров и Вожеватов недовольны угощениями и дешевой выпивкой. Они просят Робинзона подпоить будущего жениха. Содержатель цыганского хора Илья сообщает, что все готово для поездки за реку. Мужчины не прочь взять с собой Ларису Дмитриевну, но Карандышев возражает.

Лариса поет романс «Не искушай». Все в восторге. Пока Карандышев уходит за шампанским, мужчины также удаляются, оставив Паратова наедине с Ларисой. Тот красиво говорит и уговаривает ее поехать с ними. Карандышев произносит тост за свою «разборчивую» невесту, которая выбрала именно его. Когда в очередной раз он уходит за выпивкой, Лариса уезжает с гостями. Вернувшись, он понимает, что его одурачили и решает отомстить. Карандышев хватает пистолет и убегает.

Действие четвертое

Действие снова переносится в кофейную на берегу Волги. Робинзон понимает, что его обманули и не возьмут с собой. От Ивана он узнает, что Карандышев на досуге выбежал из лома с пистолетом. Появляется Карандышев в гневном настроении. Он расспрашивает Робинзона, куда подевались его спутники. Тот отвечает, что ничего не знает, так как это было мимолетное знакомство. При этом он добавляет, что возможно они поехали кутить за Волгу, значит вернуться не раньше утра. Карандышев убегает в сторону пристани. В кофейной появляются Кнуров и Вожеватов. Они обеспокоены положением Ларисы Дмитриевны. Вожеватов уверен, что она и после этой поездки с Паратовым выйдет за Карандышева, а Кнуров думает, что она отменит свадьбу и искренне жалеет девушку. ­

Осознавая, что Паратов дал Ларисе обещания, которые не сможет выполнить, Кнуров предлагает подумать о ее дальнейшей судьбе, ведь предоставляется случай взять ее с собой в Париж. Они решают бросить жребий, чтобы разыграть, кому она достанется. Кнуров выигрывает, а Вожеватов и рад, так как расходов будет меньше. Тем временем Лариса беседует с Паратовым. В душе она надеется, что он предложит ей стать его женой, а он говорит, что уже связан обещанием с богатой невестой. Даже ради страсти к Ларисе он не может порвать с ней. Он просит Робинзона отвезти Ларису домой, но она отказывается ехать.

Появляются Кнуров с Вожеватовым. Лариса ищет сочувствия и понимания у Вожеватова, но молодой человек уклоняется и уходит. Она остается с Кнуровым. Он предлагает Ларисе поездку на выставку в Париж и пожизненное содержание, но просит сразу не отвечать, а подумать. В отчаянии она размышляет о самоубийстве или чтобы ее кто-нибудь убил. Появляется Карандышев. Он упрекает Ларису в том, что она вещь, которую разыграли в орлянку. Она потрясена, но отвечает, что если уж быть вещью, то очень дорогой. Взбешенный и униженный жених стреляет в нее, а Лариса с благодарностью принимает этот выстрел. На фоне играет цыганский хор. Сбежавшимся людям она сообщает, что сама выстрелила и никто не виноват. Перед смертью она говорит, что всех любит и прощает.

Драма в четырех действиях

Действие первое

Лица:

Харита Игнатьевна Огудалова
, вдова средних лет; одета изящно, но смело и не по летам.

Лариса Дмитриевна
, ее дочь, девица; одета богато, но скромно.

Мокий Парменыч Кнуров
, из крупных дельцов последнего времени, пожилой человек, с громадным состоянием.

Василий Данилыч Вожеватов
, очень молодой человек, один из представителей богатой торговой фирмы; по костюму европеец.

Юлий Капитоныч Карандышев
, молодой человек, небогатый чиновник.

Сергей Сергеич Паратов
, блестящий барин, из судохозяев, лет за 30.

Робинзон
.

Гаврило
, клубный буфетчик и содержатель кофейной на бульваре.

Иван
, слуга в кофейной.

Действие происходит в настоящее время, в большом городе Бряхимове на Волге.

Городской бульвар на высоком берегу Волги, с площадкой перед кофейной; направо от актеров вход в кофейную, налево — деревья; в глубине низкая чугунная решетка, за ней вид на Волгу, на большое пространство: леса, села и проч.; на площадке столы и стулья: один стол на правой стороне, подле кофейной, другой — на левой.

Явление первое

Гаврило
стоит в дверях кофейной, Иван
приводит в порядок мебель на площадке.

Иван
. Никого народу-то нет на бульваре.

Гаврило
. По праздникам всегда так. По старине живем: от поздней обедни все к пирогу да ко щам, а потом, после хлеба-соли, семь часов отдых.

Иван
. Уж и семь! Часика три-четыре. Хорошее это заведение.

Гаврило
. А вот около вечерен проснутся, попьют чайку до третьей тоски…

Иван
. До тоски! Об чем тосковать-то?

Гаврило
. Посиди за самоваром поплотнее, поглотай часа два кипятку, так узнаешь. После шестого пота она, первая-то тоска, подступает… Расстанутся с чаем и выползут на бульвар раздышаться да разгуляться. Теперь чистая публика гуляет: вон Мокий Парменыч Кнуров проминает себя.

Иван
. Он каждое утро бульвар-то меряет взад и вперед, точно по обещанию. И для чего это он себя так утруждает?

Гаврило
. Для моциону.

Иван
. А моцион-то для чего?

Гаврило
. Для аппетиту. А аппетит нужен ему для обеду. Какие обеды-то у него! Разве без моциону такой обед съешь?

Иван
. Отчего это он все молчит?

Гаврило
. «Молчит»! Чудак ты. Как же ты хочешь, чтоб он разговаривал, коли у него миллионы! С кем ему разговаривать? Есть человека два-три в городе, с ними он разговаривает, а больше не с кем; ну, он и молчит. Он и живет здесь не подолгу от этого от самого; да и не жил бы, кабы не дела. А разговаривать он ездит в Москву, в Петербург да за границу, там ему просторнее.

Иван
. А вот Василий Данилыч из-под горы идет. Вот тоже богатый человек, а разговорчив.

Гаврило
. Василий Данилыч еще молод; малодушеством занимается; еще мало себя понимает; а в лета войдет, такой же идол будет.

Слева выходит Кнуров
и, не обращая внимания на поклоны Гаврилы и Ивана, садится к столу, вынимает из кармана французскую газету и читает. Справа входит Вожеватов
.

Явление второе

Кнуров
, Вожеватов
, Гаврило
, Иван
.

Вожеватов
(почтительно кланяясь).
Мокий Парменыч, честь имею кланяться!

Кнуров
. А! Василий Данилыч! (Подает руку.)
Откуда?

Вожеватов
. С пристани. (Садится.)

Гаврило подходит ближе.

Кнуров
. Встречали кого-нибудь?

Вожеватов
. Встречал, да не встретил. Я вчера от Сергея Сергеича Паратова телеграмму получил. Я у него пароход покупаю.

Гаврило
. Не «Ласточку» ли, Василий Данилыч?

Вожеватов
. Да, «Ласточку». А что?

Гаврило
. Резво бегает, сильный пароход.

Вожеватов
. Да вот обманул Сергей Сергеич, не приехал.

Гаврило
. Вы их с «Самолетом» ждали, а они, может, на своем приедут, на «Ласточке».

Иван
. Василий Данилыч, да вон еще пароход бежит сверху.

Вожеватов
. Мало ль их по Волге бегает.

Иван
. Это Сергей Сергеич едут.

Вожеватов
. Ты думаешь?

Иван
. Да похоже, что они-с… Кожухи-то на «Ласточке» больно приметны.

Вожеватов
. Разберешь ты кожухи за семь верст!

Иван
. За десять разобрать можно-с… Да и ходко идет, сейчас видно, что с хозяином.

Вожеватов
. А далеко?

Иван
. Из-за острова вышел. Так и выстилает, так и выстилает.

Гаврило
. Ты говоришь, выстилает?

Иван
. Выстилает. Страсть! Шибче «Самолета» бежит, так и меряет.

Гаврило
. Они едут-с.

Вожеватов
(Ивану).
Так ты скажи, как приставать станут.

Иван
. Слушаю-с… Чай, из пушки выпалят.

Гаврило
. Беспременно.

Вожеватов
. Из какой пушки?

Гаврило
. У них тут свои баржи серёд Волги на якоре.

Вожеватов
. Знаю.

Гаврило
. Так на барже пушка есть. Когда Сергея Сергеича встречают или провожают, так всегда палят. (Взглянув в сторону за кофейную.)
Вон и коляска за ними едет-с, извозчицкая, Чиркова-с! Видно, дали знать Чиркову, что приедут. Сам хозяин, Чирков, на козлах. — Это за ними-с.

Вожеватов
. Да почем ты знаешь, что за ними?

Гаврило
. Четыре иноходца в ряд, помилуйте, за ними. Для кого же Чирков такую четверню сберет! Ведь это ужасти смотреть… как львы… все четыре на трензелях! А сбруя-то, сбруя-то! — За ними-с.

Иван
. И цыган с Чирковым на козлах сидит, в парад-ком казакине, ремнем перетянут так, что, того и гляди, переломится.

Гаврило
. Это за ними-с. Некому больше на такой четверке ездить. Они-с.

Кнуров
. С шиком живет Паратов.

Вожеватов
. Уж чего другого, а шику довольно.

Кнуров
. Дешево пароход-то покупаете?

Вожеватов
. Дешево, Мокий Парменыч.

Кнуров
. Да, разумеется; а то, что за расчет покупать. Зачем он продает?

Вожеватов
. Знать, выгоды не находит.

Кнуров
. Конечно, где ж ему! Не барское это дело. Вот вы выгоду найдете, особенно коли дешево-то купите.

Вожеватов
. Нам кстати: у нас на низу грузу много.

Кнуров
. Не деньги ль понадобились? Он ведь мотоват.

Вожеватов
. Его дело. Деньги у нас готовы.

Кнуров
. Да, с деньгами можно дела делать, можно. (С улыбкой.)
Хорошо тому, Василий Данилыч, у кого денег-то много.

Вожеватов
. Дурное ли дело! Вы сами, Мокий Парменыч, это лучше всякого знаете.

Кнуров
. Знаю, Василий Данилыч, знаю.

Вожеватов
. Не выпьем ли холодненького, Мокий Парменыч?

Кнуров
. Что вы, утром-то! Я еще не завтракал.

Вожеватов
. Ничего-с. Мне один англичанин — он директор на фабрике — говорил, что от насморка хорошо шампанское натощак пить. А я вчера простудился немного.

Кнуров
. Каким образом? Такое тепло стоит.

Вожеватов
. Да все им же и простудился-то: холодно очень подали.

Кнуров
. Нет, что хорошего; люди посмотрят, скажут: ни свет ни заря — шампанское пьют.

Вожеватов
. А чтоб люди чего дурного не сказали, так мы станем чай пить.

Кнуров
. Ну, чай — другое дело.

Вожеватов
(Гавриле).
Гаврило, дай-ка нам чайку моего, понимаешь?.. Моего!


Гаврило
. Слушаю-с. (Уходит.)

Кнуров
. Вы разве особенный какой пьете?

Вожеватов
. Да все то же шампанское, только в чайники он разольет и стаканы с блюдечками подаст.

Кнуров
. Остроумно.

Вожеватов
. Нужда-то всему научит, Мокий Парменыч.

Кнуров
. Едете в Париж-то на выставку?

Вожеватов
. Вот куплю пароход да отправлю его вниз за грузом и поеду.

Кнуров
. И я на-днях, уж меня ждут.

Гаврило
приносит на подносе два чайника с шампанским и два стакана.

Вожеватов
(наливая).
Слышали новость, Мокий Парменыч? Лариса Дмитриевна замуж выходит.

Кнуров
. Как замуж? Что вы! За кого?

Вожеватов
. За Карандышева.

Кнуров
. Что за вздор такой! Вот фантазия! Ну что такое Карандышев! Не пара ведь он ей, Василий Данилыч.

Вожеватов
. Какая уж пара! Да что ж делать-то, где взять женихов-то? Ведь она бесприданница.

Кнуров
. Бесприданницы-то и находят женихов хороших.

Вожеватов
. Не то время. Прежде женихов-то много было, так и на бесприданниц хватало; а теперь женихов-то в самый обрез: сколько приданых, столько и женихов, лишних нет — бесприданницам-то и недостает. Разве бы Харита Игнатьевна отдала за Карандышева, кабы лучше были?

Кнуров
. Бойкая женщина.

Вожеватов
. Она, должно быть, не русская.

Кнуров
. Отчего?

Вожеватов
. Уж очень проворна.

Кнуров
. Как это она оплошала? Огудаловы все-таки фамилия порядочная; и вдруг за какого-то Карандышева!.. Да с ее-то ловкостью… всегда полон дом холостых!..

Вожеватов
. Ездить-то к ней все ездят, потому что весело очень: барышня хорошенькая, играет на разных инструментах, поет, обращение свободное, оно и тянет. Ну, а жениться-то надо подумавши.

Кнуров
. Ведь выдала же она двух.

Вожеватов
. Выдать-то выдала, да надо их спросить, сладко ли им жить-то. Старшую увез какой-то горец, кавказский князек. Вот потеха-то была! Как увидал, затрясся, заплакал даже — так две недели и стоял подле нее, за кинжал держался да глазами сверкал, чтоб не подходил никто. Женился и уехал, да, говорят, не довез до Кавказа-то, зарезал на дороге от ревности. Другая тоже за какого-то иностранца вышла, а он после оказался совсем не иностранец, а шулер.

Кнуров
. Огудалова разочла не глупо: состояние небольшое, давать приданое не из чего, так она живет открыто, всех принимает.

Вожеватов
. Любит и сама пожить весело. А средства у нее так невелики, что даже и на такую жизнь недостает…

Кнуров
. Где ж она берет?

Вожеватов
. Женихи платятся. Как кому понравилась дочка, так и раскошеливайся. Потом на приданое возьмет с жениха, а приданого не спрашивай.

Кнуров
. Ну, думаю, не одни женихи платятся, а и вам, например, частое посещение этого семейства недешево обходится.

Вожеватов
. Не разорюсь, Мокий Парменыч. Что ж делать! За удовольствия платить надо, они даром не достаются, а бывать у них в доме — большое удовольствие.

Кнуров
. Действительно удовольствие — это вы правду говорите.

Вожеватов
. А сами почти никогда не бываете.

Кнуров
. Да неловко; много у них всякого сброду бывает; потом встречаются, кланяются, разговаривать лезут. Вот, например, Карандышев, — ну что за знакомство для меня!

Вожеватов
. Да, у них в доме на базар похоже.

Кнуров
. Ну, что хорошего! Тот лезет к Ларисе Дмитриевне с комплиментами, другой с нежностями, так и жужжат, не дают с ней слово сказать. Приятно с ней одной почаще видеться, без помехи.

Вожеватов
. Жениться надо.

Кнуров
. Жениться! Не всякому можно, да не всякий и захочет; вот я, например, женатый.

Вожеватов
. Так уж нечего делать. Хорош виноград, да зелен, Мокий Парменыч.

Кнуров
. Вы думаете?

Вожеватов
. Видимое дело. Не таких правил люди: мало ль случаев-то было, да вот не польстились, хоть за Карандышева, да замуж.

Кнуров
. А хорошо бы с такой барышней в Париж прокатиться на выставку.

Вожеватов
. Да, не скучно будет, прогулка приятная. Какие у вас планы-то, Мокий Парменыч!

Кнуров
. Да и у вас этих планов-то не было ли тоже?

Вожеватов
. Где мне! Я простоват на такие дела. Смелости у меня с женщинами нет: воспитание, знаете, такое, уж очень нравственное, патриархальное получил.

Кнуров
. Ну да, толкуйте! У вас шансов больше моего: молодость — великое дело. Да и денег не пожалеете; дешево пароход покупаете, так из барышей-то можно. А ведь, чай, не дешевле «Ласточки» обошлось бы?

Вожеватов
. Всякому товару цена есть, Мокий Парменыч. Я хоть молод, а не зарвусь, лишнего не передам.

Кнуров
. Не ручайтесь! Долго ли с вашими летами влюбиться; а уж тогда какие расчеты!

Вожеватов
. Нет, как-то я, Мокий Парменыч, в себе этого совсем не замечаю.

Кнуров
. Чего?

Вожеватов
. А вот, что любовью-то называют.

Кнуров
. Похвально, хорошим купцом будете. А все-таки вы с ней гораздо ближе, чем другие.

Вожеватов
. Да в чем моя близость? Лишний стаканчик шампанского потихоньку от матери иногда налью, песенку выучу, романы вожу, которых девушкам читать не дают.

Кнуров
. Развращаете, значит, понемножку.

Вожеватов
. Да мне что! Я ведь насильно не навязываю. Что ж мне об ее нравственности заботиться: я ей не опекун.

Кнуров
. Я все удивляюсь, неужели у Ларисы Дмитриевны, кроме Карандышева, совсем женихов не было?

Вожеватов
. Были, да ведь она простовата.

Кнуров
. Как простовата? То есть глупа?

Вожеватов
. Не глупа, а хитрости нет, не в матушку. У той все хитрость да лесть, а эта вдруг, ни с того ни с сего, и скажет, что не надо.

Кнуров
. То есть правду?

Вожеватов
. Да, правду; а бесприданницам так нельзя. К кому расположена, нисколько этого не скрывает. Вот Сергей Сергеич Паратов в прошлом году появился, наглядеться на него не могла; а он месяца два поездил, женихов всех отбил, да и след его простыл, исчез, неизвестно куда.

Кнуров
. Что ж с ним сделалось?

Вожеватов
. Кто его знает; ведь он мудреный какой-то. А уж как она его любила, чуть не умерла с горя. Какая чувствительная! (Смеется.)
Бросилась за ним догонять, уж мать со второй станции воротила.

Кнуров
. А после Паратова были женихи?

Вожеватов
. Набегали двое: старик какой-то с подагрой да разбогатевший управляющий какого-то князя, вечно пьяный. Уж Ларисе и не до них, а любезничать надо было, маменька приказывает.

Кнуров
. Однако положение ее незавидное.

Вожеватов
. Да, смешно даже. У ней иногда слезёнки на глазах, видно, поплакать задумала, а маменька улыбаться велит. Потом вдруг проявился этот кассир… Вот бросал деньгами-то, так и засыпал Хариту Игнатьевну. Отбил всех, да недолго покуражился: у них в доме его и арестовали. Скандалище здоровый! (Смеется.)
С месяц Огудаловым никуда глаз показать было нельзя. Тут уж Лариса наотрез матери объявила: «Довольно, — говорит, — с нас сраму-то: за первого пойду, кто посватается, богат ли, беден ли — разбирать не буду». А Карандышев и тут как тут с предложением.

Кнуров
. Откуда взялся этот Карандышев?

Вожеватов
. Он давно у них в доме вертится, года три. Гнать не гнали, а и почету большого не было. Когда перемежка случалась, никого из богатых женихов в виду не было, так и его придерживали, слегка приглашивали, чтоб не совсем пусто было в доме. А как, бывало, набежит какой-нибудь богатенький, так просто жалость было смотреть на Карандышева: и не говорят с ним, и не смотрят на него. А он-то, в углу сидя, разные роли разыгрывает, дикие взгляды бросает, отчаянным прикидывается. Раз застрелиться хотел, да не вышло ничего, только насмешил всех. А то вот потеха-то: был у них как-то, еще при Паратове, костюмированный вечер; так Карандышев оделся разбойником, взял в руки топор и бросал на всех зверские взгляды, особенно на Сергея Сергеича.

Кнуров
. И что же?

Вожеватов
. Топор отняли и переодеться велели; а то, мол, пошел вон!

Кнуров
. Значит, он за постоянство награжден. Рад, я думаю.

Вожеватов
. Еще как рад-то, сияет, как апельсин. Что смеху-то! Ведь он у нас чудак. Ему бы жениться поскорей да уехать в свое именьишко, пока разговоры утихнут, — так и Огудаловым хотелось, — а он таскает Ларису на бульвар, ходит с ней под руку, голову так высоко поднял, что, того и гляди, наткнется на кого-нибудь. Да еще очки надел зачем-то, а никогда их не носил. Кланяется — едва кивает; тон какой взял: прежде и не слыхать его было, а теперь все «я да я, я хочу, я желаю».

Кнуров
. Как мужик русский: мало радости, что пьян, надо поломаться, чтоб все видели; поломается, поколотят его раза два, ну, он и доволен, и идет спать.

Вожеватов
. Да, кажется, и Карандышеву не миновать.

Кнуров
. Бедная девушка! как она страдает, на него глядя, я думаю.

Вожеватов
. Квартиру свою вздумал отделывать, — вот чудит-то. В кабинете ковер грошевый на стену прибил, кинжалов, пистолетов тульских навешал: уж диви бы охотник, а то и ружья-то никогда в руки не брал. Тащит к себе, показывает; надо хвалить, а то обидишь: человек самолюбивый, завистливый. Лошадь из деревни выписал, клячу какую-то разношерстную, кучер маленький, а кафтан на нем с большого. И возит на этом верблюде-то Ларису Дмитриевну; сидит так гордо, будто на тысячных рысаках едет. С бульвара выходит, так кричит городовому: «Прикажи подавать мой экипаж!» Ну, и подъезжает этот экипаж с музыкой: все винты, все гайки дребезжат на разные голоса, а рессоры-то трепещутся, как живые.

Кнуров
. Жаль бедную Ларису Дмитриевну! Жаль.

Вожеватов
. Что вы очень жалостливы стали?

Кнуров
. Да разве вы не видите, что эта женщина создана для роскоши? Дорогой бриллиант дорогой и оправы требует.

Вожеватов
. И хорошего ювелира.

Кнуров
. Совершенную правду вы сказали. Ювелир — не простой мастеровой: он должен быть художником. В нищенской обстановке, да еще за дураком мужем, она или погибнет, или опошлится.

Вожеватов
. А я так думаю, что бросит она его скорехонько. Теперь еще она, как убитая; а вот оправится да поглядит на мужа попристальнее, каков он… (Тихо.)
Вот они, легки на помине-то.

Входят Карандышев
, Огудалова
, Лариса
. Вожеватов встает и кланяется. Кнуров вынимает газету.

Явление третье

Кнуров
, Вожеватов
, Карандышев
, Огудалова
; Лариса
в глубине садится на скамейку у решетки и смотрит в бинокль за Волгу; Гаврило
, Иван
.

Огудалова
(подходя к столу).
Здравствуйте, господа!

Карандышев подходит за ней. Вожеватов подает руку Огудаловой и Карандышеву. Кнуров, молча и не вставая с места, подает руку Огудаловой, слегка кивает Карандышеву и погружается в чтение газеты.

Вожеватов
. Харита Игнатьевна, присядьте, милости просим! (Подвигает стул.)

Огудалова садится.

Чайку не прикажете ли?

Карандышев садится поодаль.

Огудалова
. Пожалуй, чашку выпью.

Вожеватов
. Иван, подай чашку да прибавь кипяточку!

Иван берет чайник и уходит.

Карандышев
. Что за странная фантазия пить чай в это время? Удивляюсь.

Вожеватов
. Жажда, Юлий Капитоныч, а что пить не знаю. Посоветуйте — буду очень благодарен.

Карандышев
(смотрит на часы).
Теперь полдень, можно выпить рюмочку водки, съесть котлетку, выпить стаканчик вина хорошего. Я всегда так завтракаю.

Вожеватов
(Огудаловой).
Вот жизнь-то, Харита Игнатьевна, позавидуешь. (Карандышеву.)
Пожил бы, кажется, хоть денек на вашем месте. Водочки да винца! Нам так нельзя-с, пожалуй, разум потеряешь. Вам можно все: вы капиталу не проживете, потому его нет, а уж мы такие горькие зародились на свете, у нас дела очень велики; так нам разума-то терять и нельзя.

Иван
подает чайник и чашку.

Пожалуйте, Харита Игнатьевна! (Наливает и подает чашку.)
Я и чай-то холодный пью, чтобы люди не сказали, что я горячие напитки употребляю.

Огудалова
. Чай-то холодный, только, Вася, ты мне крепко налил.

Вожеватов
. Ничего-с. Выкушайте, сделайте одолжение! На воздухе не вредно.

Карандышев
(Ивану).
Приходи ко мне сегодня служить за обедом!

Иван
. Слушаю-с, Юлий Капитоныч.

Карандышев
. Ты, братец, почище оденься!

Иван
. Известное дело — фрак; нешто не понимаем-с!

Карандышев
. Василий Данилыч, вот что: приезжайте-ка вы ко мне обедать сегодня!

Вожеватов
. Покорно благодарю. Мне тоже во фраке прикажете?

Карандышев
. Как вам угодно: не стесняйтесь. Однако дамы будут.

Вожеватов
(кланяясь).
Слушаю-с. Надеюсь не уронить себя.

Карандышев
(переходит
к Кнурову).
Мокий Парменыч, не угодно ли вам будет сегодня отобедать у меня?

Кнуров
(с удивлением оглядывает его).
У вас?

Огудалова
. Мокий Парменыч, это все равно, что у нас, — этот обед для Ларисы.

Кнуров
. Да, так это вы приглашаете? Хорошо, я приеду.

Карандышев
. Так уж я буду надеяться.

Кнуров
. Уж я сказал, что приеду. (Читает газету.)

Огудалова
. Юлий Капитоныч — мой будущий зять: я выдаю за него Ларису.

Кнуров
(продолжая читать).
Это ваше дело.

Карандышев
. Да-с, Мокий Парменыч, я рискнул. Я и вообще всегда был выше предрассудков.

Кнуров закрывается газетой.

Вожеватов
(Огудаловой).
Мокий Парменыч строг.

Карандышев
(отходя от Кнурова
к Вожеватову).
Я желаю, чтоб Ларису Дмитриевну окружали только избранные люди.

Вожеватов
. Значит, и я к избранному обществу принадлежу? Благодарю, не ожидал. (Гавриле.)
Гаврило, сколько с меня за чай?

Гаврило
. Две порции изволили спрашивать?

Вожеватов
. Да, две порции.

Гаврило
. Так уж сами знаете, Василий Данилыч, не в первый раз… Тринадцать рублей-с.

Вожеватов
. То-то, я думал, что подешевле стало.

Гаврило
. С чего дешевле-то быть! Курсы, пошлина, помилуйте!

Вожеватов
. Да ведь я не спорю с тобой: что ты пристаешь! Получай деньги и отстань! (Отдает деньги.)

Карандышев
. За что же так дорого? Я не понимаю.

Гаврило
. Кому дорого, а кому нет. Вы такого чая не кушаете.

Огудалова
(Карандышеву).
Перестаньте вы, не мешайтесь не в свое дело!

Иван
. Василий Данилыч, «Ласточка» подходит.

Вожеватов
. Мокий Парменыч, «Ласточка» подходит; не угодно ли взглянуть? Мы вниз не пойдем, с горы посмотрим.

Кнуров
. Пойдемте. Любопытно. (Встает.)

Огудалова
. Вася, я доеду на твоей лошади.

Вожеватов
. Поезжайте, только пришлите поскорей! (Подходит
к Ларисе и говорит с ней тихо.)

Огудалова
(подходит
к Кнурову).
Мокий Парменыч, затеяли мы свадьбу, так не поверите, сколько хлопот.

Кнуров
. Да.

Огудалова
. И вдруг такие расходы, которых никак нельзя было ожидать… Вот завтра рожденье Ларисы, хотелось бы что-нибудь подарить.

Кнуров
. Хорошо; я к вам заеду.

Огудалова уходит.

Лариса
(Вожеватову).
До свиданья, Вася!

Вожеватов и Кнуров уходят. Лариса подходит к Карандышеву.

Явление четвертое

Карандышев
и Лариса
.

Лариса
. Я сейчас все за Волгу смотрела: как там хорошо, на той стороне! Поедемте поскорей в деревню!

Карандышев
. Вы за Волгу смотрели? А что с вами Вожеватов говорил?

Лариса
. Ничего, так, — пустяки какие-то. Меня так и манит за Волгу, в лес… (Задумчиво.)
Уедемте, уедемте отсюда!

Карандышев
. Однако это странно! Об чем он мог с вами разговаривать?

Лариса
. Ах, да об чем бы он ни говорил, — что вам за дело!

Карандышев
. Называете его Васей. Что за фамильярность с молодым человеком!

Лариса
. Мы с малолетства знакомы; еще маленькие играли вместе — ну, я и привыкла.

Карандышев
. Вам надо старые привычки бросить. Что за короткость с пустым, глупым мальчиком! Нельзя же терпеть того, что у вас до сих пор было.

Лариса
(обидясь).
У нас ничего дурного не было.

Карандышев
. Был цыганский табор-с — вот что было.

Лариса утирает слезы.

Чем же вы обиделись, помилуйте!

Лариса
. Что ж, может быть, и цыганский табор; только в нем было, по крайней мере, весело. Сумеете ли вы дать мне что-нибудь лучше этого табора?

Карандышев
. Уж конечно.

Лариса
. Зачем вы постоянно попрекаете меня этим табором? Разве мне самой такая жизнь нравилась? Мне было приказано, так нужно было маменьке; значит, волей или неволей, я должна была вести такую жизнь. Колоть беспрестанно мне глаза цыганской жизнью или глупо, или безжалостно. Если б я не искала тишины, уединения, не захотела бежать от людей — разве бы я пошла за вас? Так умейте это понять и не приписывайте моего выбора своим достоинствам, я их еще не вижу. Я еще только хочу полюбить вас; меня манит скромная семейная жизнь, она мне кажется каким-то раем. Вы видите, я стою на распутье; поддержите меня, мне нужно ободрение, сочувствие; отнеситесь ко мне нежно, с лаской! Ловите эти минуты, не пропустите их!

Карандышев
. Лариса Дмитриевна, я совсем не хотел вас обидеть, это я сказал так…

Лариса
. Что значит «так»? То есть не подумавши? Вы не понимаете, что в ваших словах обида, так, что ли?

Карандышев
. Конечно, я без умыслу.

Лариса
. Так это еще хуже. Надо думать, о чем говоришь. Болтайте с другими, если вам нравится, а со мной говорите осторожнее! Разве вы не видите, что положение мое очень серьезно! Каждое слово, которое я сама говорю и которое я слышу, я чувствую. Я сделалась очень чутка и впечатлительна.

Карандышев
. В таком случае я прошу извинить меня.

Лариса
. Да бог с вами, только вперед будьте осторожнее! (Задумчиво.)
Цыганский табор… Да, это, пожалуй, правда… но в этом таборе были и хорошие, и благородные люди.

Карандышев
. Кто же эти благородные люди? Уж не Сергей ли Сергеич Паратов?

Лариса
. Нет, я прошу вас, вы не говорите о нем!

Карандышев
. Да почему же-с?

Лариса
. Вы его не знаете, да хоть бы и знали, так… извините, не вам о нем судить.

Карандышев
. Об людях судят по поступкам. Разве он хорошо поступил с вами?

Лариса
. Это уж мое дело. Если я боюсь и не смею осуждать его, так не позволю и вам.

Карандышев
. Лариса Дмитриевна, скажите мне, только, прошу вас, говорите откровенно!

Лариса
. Что вам угодно?

Карандышев
. Ну чем я хуже Паратова?

Лариса
. Ах, нет, оставьте!

Карандышев
. Позвольте, отчего же?

Лариса
. Не надо! не надо! Что за сравнения!

Карандышев
. А мне бы интересно было слышать от вас.

Лариса
. Не спрашивайте, не нужно!

Карандышев
. Да почему же?

Лариса
. Потому что сравнение не будет в вашу пользу. Сами по себе вы что-нибудь значите, вы хороший, честный человек; но от сравнения с Сергеем Сергеичем вы теряете все.

Карандышев
. Ведь это только слова: нужны доказательства. Вы разберите нас хорошенько!

Лариса
. С кем вы равняетесь! Возможно ли такое ослепление! Сергей Сергеич… это идеал мужчины. Вы понимаете, что такое идеал? Быть может, я ошибаюсь, я еще молода, не знаю людей; но это мнение изменить во мне нельзя, оно умрет со мной.

Карандышев
. Не понимаю-с, не понимаю, что в нем особенного; ничего, ничего не вижу. Смелость какая-то, дерзость… Да это всякий может, если захочет.

Лариса
. Да вы знаете, какая это смелость?

Карандышев
. Да какая ж такая, что тут необыкновенного? Стоит только напустить на себя.

Лариса
. А вот какая, я вам расскажу один случай. Проезжал здесь один кавказский офицер, знакомый Сергея Сергеича, отличный стрелок; были они у нас. Сергей Сергеич и говорит: «Я слышал, вы хорошо стреляете». — «Да, недурно», — говорит офицер. Сергей Сергеич дает ему пистолет, ставит себе стакан на голову и отходит в другую комнату, шагов на двенадцать. «Стреляйте», — говорит.

Карандышев
. И он стрелял?

Лариса
. Стрелял и, разумеется, сшиб стакан, но только побледнел немного. Сергей Сергеич говорит: «Вы прекрасно стреляете, но вы побледнели, стреляя в мужчину и человека вам не близкого. Смотрите, я буду стрелять в девушку, которая для меня дороже всего на свете, и не побледнею». Дает мне держать какую-то монету, равнодушно, с улыбкой, стреляет на таком же расстоянии и выбивает ее.

Карандышев
. И вы послушали его?

Лариса
. Да разве можно его не послушать?

Карандышев
. Разве уж вы были так уверены в нем?

Лариса
. Что вы! Да разве можно быть в нем неуверенной?

Карандышев
. Сердца нет, оттого он так и смел.

Лариса
. Нет, и сердце есть. Я сама видела, как он помогал бедным, как отдавал все деньги, которые были с ним.

Карандышев
. Ну, положим, Паратов имеет какие-нибудь достоинства, по крайней мере, в глазах ваших; а что такое этот купчик Вожеватов, этот ваш Вася?

Лариса
. Вы не ревновать ли? Нет, уж вы эти глупости оставьте! Это пошло, я не переношу этого, я вам заранее говорю. Не бойтесь, я не люблю и не полюблю никого.

Карандышев
. А если б явился Паратов?

Лариса
. Разумеется, если б явился Сергей Сергеич и был свободен, так довольно одного его взгляда… Успокойтесь, он не явился, а теперь хоть и явится, так уж поздно… Вероятно, мы никогда и не увидимся более.

На Волге пушечный выстрел.

Что это?

Карандышев
. Какой-нибудь купец-самодур слезает с своей баржи, так в честь его салютуют.

Лариса
. Ах, как я испугалась!

Карандышев
. Чего, помилуйте?

Лариса
. У меня нервы расстроены. Я сейчас с этой скамейки вниз смотрела, и у меня закружилась голова. Тут можно очень ушибиться?

Карандышев
. Ушибиться! Тут верная смерть: внизу мощено камнем. Да, впрочем, тут так высоко, что умрешь прежде, чем долетишь до земли.

Лариса
. Пойдемте домой, пора!

Карандышев
. Да и мне нужно, у меня ведь обед.

Лариса
(подойдя к решетке).
Подождите немного. (Смотрит вниз.)
Ай, ай! держите меня!

Карандышев
(берет Ларису за руку).
Пойдемте, что за ребячество! (У ходят.)

Гаврило
и Иван
выходят из кофейной.

Явление пятое

Гаврило
и Иван
.

Иван
. Пушка! Барин приехал, барин приехал, Сергей Сергеич.

Гаврило
. Я говорил, что он. Уж я знаю: видно сокола по полету.

Иван
. Коляска пустая в гору едет, значит господа пешком идут. Да вот они! (Убегает в кофейную.)

Гаврило
. Милости просим. Чем только их попотчевать-то, не сообразишь.

Входят Паратов
(черный однобортный сюртук в обтяжку, высокие лаковые сапоги, белая фуражка, через плечо дорожная сумка), Робинзон
(в плаще, правая пола закинута на левое плечо, мягкая высокая шляпа надета набок), Кнуров
, Вожеватов
; Иван
выбегает из кофейной с веничком и бросается обметать Паратова.

Явление шестое

Паратов
, Робинзон
, Кнуров
, Вожеватов
, Гаврило
и Иван
.

Паратов
(Ивану).
Да что ты! Я с воды, на Волге-то не пыльно.

Иван
. Все-таки, сударь, нельзя же… порядок требует. Целый год-то вас не видали, да чтобы… с приездом, сударь.

Паратов
. Ну, хорошо, спасибо! На! (Дает ему рублевую бумажку.)

Иван
. Покорнейше благодарим-с. (Отходит.)

Паратов
. Так вы меня, Василий Данилыч, с «Самолетом» ждали?

Вожеватов
. Да ведь я не знал, что вы на своей «Ласточке» прилетите; я думал, что она с баржами идет.

Паратов
. Нет, я баржи продал. Я думал нынче рано утром приехать, мне хотелось обогнать «Самолет»; да трус машинист. Кричу кочегарам: «Шуруй!», а он у них дрова отнимает. Вылез из своей мурьи: «Если вы, — говорит, — хоть полено еще подкинете, я за борт выброшусь». Боялся, что котел не выдержит, цифры мне какие-то на бумажке выводил, давление рассчитывал. Иностранец, голландец он, душа коротка; у них арифметика вместо души-то. А я, господа, и позабыл познакомить вас с моим другом. Мокий Парменыч, Василий Данилыч! Рекомендую: Робинзон.

Робинзон важно раскланивается и подает руку Кнурову и Вожеватову.

Вожеватов
. А как их по имени и отчеству?

Паратов
. Так, просто, Робинзон, без имени и отчества.

Робинзон
Серж!

Паратов
. Что тебе?

Робинзон
. Полдень, мой друг, я стражду.

Паратов
. А вот погоди, в гостиницу приедем.

Робинзон
Voilà!

Паратов
. Ну, ступай, чорт с тобой!

Робинзон идет в кофейную.

Гаврило, ты этому барину больше одной рюмки не давай; он характера непокойного.

Робинзон
Серж!
Паратов
. Это, господа, провинциальный актер, Счастливцев Аркадий.

Вожеватов
. Почему же он Робинзон?

Паратов
. А вот почему: ехал он на каком-то пароходе, уж не знаю, с другом своим, с купеческим сыном Непутевым; разумеется, оба пьяные до последней возможности. Творили они, что только им в голову придет, публика все терпела. Наконец, в довершение безобразия, придумали драматическое представление: разделись, разрезали подушку, вывалялись в пуху и начали изображать диких; тут уж капитан, по требованию пассажиров, и высадил их на пустой остров. Бежим мы мимо этого острова, гляжу, кто-то взывает, поднявши руки кверху. Я сейчас «стоп», сажусь сам в шлюпку и обретаю артиста Счастливцева. Взял его на пароход, одел с ног до головы в свое платье, благо у меня много лишнего. Господа, я имею слабость к артистам… Вот почему он Робинзон.

Вожеватов
. А Непутевый на острове остался?

Паратов
. Да на что он мне; пусть проветрится. Сами посудите, господа, ведь в дороге скука смертная, всякому-товарищу рад.

Кнуров
. Еще бы, конечно.

Вожеватов
. Это такое счастье, такое счастье! Вот находка-то золотая!

Кнуров
. Одно только неприятно, пьянством одолеет.

Паратов
. Нет, со мной, господа, нельзя: я строг на этот счет. Денег у него нет, без моего разрешения давать не велено, а у меня как попросит, так я ему в руки французские разговоры — на счастье нашлись у меня; изволь прежде страницу выучить, без того не дам. Ну, и учит, сидит. Как старается!

Вожеватов
. Эко вам счастье, Сергей Сергеич! Кажется, ничего б не пожалел за такого человека, а нет как нет. Он хороший актер?

Паратов
. Ну, нет, какой хороший! Он все амплуа прошел и в суфлерах был; а теперь в оперетках играет. Ничего, так себе, смешит.

Вожеватов
. Значит, веселый?

Паратов
. Потешный господин.

Вожеватов
. И пошутить с ним можно?

Паратов
. Ничего, он не обидчив. Вот отводите свою душу, могу его вам дня на два, на три предоставить.

Вожеватов
. Очень благодарен. Коли придет по нраву, так не останется в накладе.

Кнуров
. Как это вам, Сергей Сергеич, не жаль «Ласточку» продавать?

Паратов
. Что такое «жаль», этого я не знаю. У меня, Мокий Парменыч, ничего заветного нет; найду выгоду, так все продам, что угодно. А теперь, господа, у меня другие дела и другие расчеты. Я женюсь на девушке очень богатой, беру в приданое золотые прииски.

Вожеватов
. Приданое хорошее.

Паратов
. Но достается оно мне не дешево: я должен проститься с моей свободой, с моей веселой жизнью; поэтому надо постараться как можно повеселей провести последние дни.

Вожеватов
. Будем стараться, Сергей Сергеич, будем стараться.

Паратов
. Отец моей невесты важный чиновный господин; старик строгий: он слышать не может о цыганах, о кутежах и о прочем; даже не любит, кто много курит табаку. Тут уж надевай фрак и parlez français! Вот я теперь и практикуюсь с Робинзоном. Только он, для важности, что ли, уж не знаю, зовет меня «ля-Серж», а не просто «Серж». Умора!

На крыльце кофейной показывается Робинзон
, что-то жует, за ним Гаврило
.

Явление седьмое

Паратов
, Кнуров
, Вожеватов
, Робинзон
, Гаврило
и Иван
.

Паратов
Que faites-vous là? Venez!

Робинзон
Comment?

Паратов
. Что за прелесть! Каков тон, господа! Оставь ты эту вашу скверную привычку бросать порядочное общество для трактира!

Вожеватов
. Да, это за ними водится.

Робинзон
. Ля-Серж, ты уж успел… Очень нужно было.

Паратов
. Да, извини, я твой псевдоним раскрыл.

Вожеватов
. Мы, Робинзон, тебя не выдадим, ты у нас так за англичанина и пойдешь.

Робинзон
. Как, сразу на «ты»? Мы с вами брудершафт не пили.

Вожеватов
. Это все равно… Что за церемонии!

Робинзон
. Но я фамильярности не терплю и не позволю всякому…

Вожеватов
. Да я не всякий.

Робинзон
. А кто же вы?

Вожеватов
. Купец.

Робинзон
. Богатый?

Вожеватов
. Богатый.

Робинзон
. И тароватый?

Вожеватов
. И тароватый.

Робинзон
. Вот это в моем вкусе. Очень приятно! Вот теперь я могу тебе позволить обращаться со мной запросто.

Вожеватов
. Значит, приятели: два тела — одна душа.

Робинзон
. И один карман. Имя-отчество? То есть одно имя, отчество не надо.

Вожеватов
. Василий Данилыч.

Робинзон
. Так вот, Вася, для первого знакомства заплати за меня!

Вожеватов
. Гаврило, запиши! Сергей Сергеич, мы нынче вечером прогулочку сочиним за Волгу. На одном катере цыгане, на другом мы; приедем, усядемся на коврике, жженочку сварим.

Гаврило
. А у меня, Сергей Сергеич, два ананасика давно вас дожидаются; надо их нарушить для вашего приезда.

Паратов
Хорошо, срежь! Делайте, господа, со мной, что хотите!

Гаврило
. Да уж я, Василий Данилыч, все заготовлю, что требуется; у меня и кастрюлечка серебряная водится для таких оказий; уж я и своих людей с вами отпущу.

Вожеватов
. Ну, ладно. Чтобы к шести часам все было готово; коли что лишнее припасешь, взыску не будет; а за недостачу ответишь.

Гаврило
. Понимаем-с.

Вожеватов
. А назад поедем, на катерах разноцветные фонарики зажжем.

Робинзон
. Давно ли я его знаю, а уж полюбил, господа. Вот чудо-то!

Паратов
. Главное, чтоб весело. Я прощаюсь с холостой жизнью, так чтоб была чем ее вспомнить. А откушать сегодня, господа, прошу ко мне.

Вожеватов
. Эка досада! Ведь нельзя, Сергей Сергеич.

Кнуров
. Отозваны мы.

Паратов
. Откажитесь, господа.

Вожеватов
. Отказаться-то нельзя: Лариса Дмитриевна выходит замуж, так мы у жениха обедаем.

Паратов
. Лариса выходит замуж! Что ж… Бог с ней! Это даже лучше… Я немножко виноват перед ней, то есть так виноват, что не должен бы и носу к ним показывать; ну, а теперь она выходит замуж, значит, старые счеты покончены, и я могу опять явиться поцеловать ручки у ней и у тетеньки. Я Хариту Игнатьевну для краткости тетенькой зову. Ведь я было чуть не женился на Ларисе, — вот бы людей-то насмешил! Да, разыграл было дурака. Замуж выходит… Это очень мило с ее стороны; все-таки на душе у меня немного полегче… и дай ей бог здоровья и всякого благополучия! Заеду я к ним, заеду; любопытно, очень любопытно поглядеть на нее.

Вожеватов
. Уж наверное и вас пригласят.

Паратов
. Само собой, как же можно без меня!

Кнуров
. Я очень рад, все-таки будет с кем хоть слово за обедом перемолвить.

Вожеватов
. Там и потолкуем, как нам веселее время провести, может, и еще что придумаем.

Паратов
. Да, господа, жизнь коротка, говорят философы, так надо уметь ею пользоваться. N»est ce pas, Робинзон?

Робинзон
. Вуй, ля-Серж.

Вожеватов
. Постараемся; скучать не будете: на том стоим. Мы третий катер прихватим, полковую музыку посадим.

Паратов
. До свидания, господа! Я в гостиницу. Марш, Робинзон!

Неправда ли?

Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.

Драма поднимает насущную для XIX века проблему торжества и цинизма богатых людей над бедными. Лариса была хороша собой, умна и чиста душой, но не заслужила уважения состоятельных мужчин и даже друга детства, Вожеватова, из-за отсутствия у неё приданного.

Читать краткое содержание пьесы Островского Бесприданница

Драма разворачивается вокруг юной девицы Ларисы Дмитриевны Огудаловой. Благодаря предприимчивости ее матери, Хариты Игнатьевны, женщины живут в своем доме и не погрязли в неизбежной нищете. Вдова Огудалова умеет вести светские беседы, а Лариса – мастерица на все руки, чарующе поет и дивно танцует. У них в доме всегда есть гости, часто там устраивает гуляния цыганский табор.

Пожилой богатый делец Мокий Парменыч Кнуров и успешный купец Василий Данилыч Вожеватов признают за завтраком в кофейной, что у Огудаловых всегда можно весело провести время. Они обсуждают обстоятельства скорого замужества Ларисы. Её старшие сестры уже выданы замуж и неудачно, хотя этого следовало ожидать – Огудалова не может собрать дочерям приданного. Вожеватов припоминает, что у Ларисы был роман с состоятельным судохозяином, Сергеем Сергеичем Паратовым. Однако тот сбежал, и девушка страдала на протяжении года. Да еще мать так замучила ее сватовством и вечными цыганскими пениями в доме, что Лариса решила выйти за первого, кто предложит. Тут и подоспел невысокий чиновник, Юлий Панкратович Карандышев. Он бывал у Огудаловых в течение трех лет, чтобы заводить знакомства с их достопочтимыми гостями.

Лариса мечтает быть любимой и обрести с Карандышевым тихую жизнь в лесу за Волгой. Её спокойствие нарушает возвращение в Бряхимов Паратова. Мужчина тут же навязывается к Карандышеву на обед, а тот и рад побахвалиться перед высоким гостем. Ларисе тяжело общаться с бывшим возлюбленным, а после обеда она чувствует стыд за своего будущего мужа.

Карандышев пышет показным богатством и выставляет себя значительным человеком – вешает на стену турецкие ружья, подает дешевое вино в дорогих бутылках. Гости не могут есть его угощения и не расходятся сразу же лишь из уважения к Огудаловым. Паратов с помощью привезенного в город актера Робинзона спаивает Карандышева и потешается над ним. Огудалова просит мужчин примириться, и они пьют на брудершафт. Но настоящего примирения не наступает.

Лариса напоследок исполняет гостям романс и тем самым пробуждает в Паратове прежние чувства. Судохозяин уговаривает её ехать с другими мужчинами и цыганами на пикник за Волгу, в Ларисе пробуждает надежда на возобновление романа. Карандышев возмущен поведением невесты, но более огорчен унижением от Паратова, Кнурова и Вожеватова. Он хватает со стены пистолет и идет на их поиски, грозясь отомстить.

После возвращения в Бряхимов Паратов хочет отправить Ларису домой, с чем девушка не согласна – она думала, что Паратов возьмет её в жены, так как любит её. Делец рассказывает, что пикник был последней холостяцкой гулянкой перед женитьбой на невесте с миллионным приданным. Лариса лишь пробудила в нем страсть и стала украшением этого вечера. Паратов оставляет девицу в беседке ожидать лошадей и тут к ней подходит Кнуров. Мужчина предлагает Ларисе щедрое содержание и поездку в Париж. После его ухода Лариса пытается броситься с обрыва, но не находит в себе сил.

В беседку приходит Карандышев. Он не обвиняет Ларису и готов защищать её до последнего, но девушка заявляет, что он ей противен. Она ощущает себя вещью на ярмарке и со злобы просит Карандышева позвать Кнурова, чтобы тот хотя бы купил её за дорого. Несостоявшийся жених не может выдержать унижения и в бешенстве стреляет в Ларису. Умирая, девушка благодарит Карандышева и просит подать ей пистолет. Вошедшим она говорит, что сделала это сама, не держит ни на кого зла и всех любит.

Картинка или рисунок Бесприданница

Другие пересказы для читательского дневника

• Краткое содержание Семеро против Фив Эсхил

  Царь Этиокл выступает перед своими подданными на площади. Он говорит об опасности, которая угрожает его государству. Царь надеется, что боги защитят Фивы от врага. Женщины плачут. Этиокл призывает мужчин сражаться за свободу, а женщин отправляет по домам.

• Краткое содержание Легенда о Данко из Старухи Изергиль Горького

  В давние времена на земле жили люди. Их племя отличалось смелостью и отвагой. Однажды, в их края пришли более сильные враги, и изгнали людей из насиженных мест. Отправились тогда люди в самые непроходимые леса и дебри.

• Краткое содержание Куприн Изумруд

  Рассказ Изумруд является одним из лучших произведений Александра Куприна в котором в главных ролях выступают животные. Рассказ раскрывает тему несправедливости окружающего мира, наполненного завистью и жестоким отношением

• Краткое содержание Сухово-Кобылин Дело

  Прошло около 6 лет с момента несостоявшегося бракосочетания Кречинского. С того момента помещик Муромский с сестрой и дочерью Лидочкой переехали в деревню. С недавнего времени семья переехала в Петербург

• Краткое содержание Урал-батыр

  Янбирде – «Давший Душу» первый человек и его жена Янбике («Душа») в одиночестве жили в краю вечного лета, занимались охотой на львах, верным спутником им был сокол.

Драматургия тем и хороша, что поднимает волнующие вопросы, а еще — фиксирует особенности эпохи, краткое содержание пьесы «Бесприданница» для читательского дневника открывает нам мир 19-го века с его проблематикой и трагизмом.

Сюжет

Мать Ларисы не может дать за дочь стоящее приданое, но хочет удачно выдать ее замуж. Лариса влюбилась в Пиратова, состоятельного купца, но и он не женился на ней и исчез. Лариса горевала больше года и решила выйти за первого, кто сделает ей предложение. Им оказался Карандышев, мелкий и никчемный чиновник. Лариса смирилась с выбором, но внезапное возвращение Пиратова пошатнуло ее равновесие. После нескольких встреч она заметила его неравнодушие и понадеялась на восстановление отношений, однако Пиратов признался, что обручен с очень богатой женщиной, но перед свадьбой захотел провести время с Ларисой. Девушка убита горем. Карандышев, которого Пиратов публично унизил, пылает гневом, хватает ружье и идет на встречу молодых. Он находит Ларису. Невеста открыто говорит, что презирает его. Жених стреляет в нее. Лариса благодарит за избавление и хватает оружие, чтобы все решили, что это самоубийство.

Вывод (моё мнение)

Богатство, статус в обществе, возможности — далеко не главное при выборе спутника жизни. Важны душевная близость, понимание и родство на уровне идеологии, убеждений и ценностей. Да, хорошо, когда твой супруг или супруга обеспечены, но намного хуже иметь богатого спутника, но не любить его или даже — презирать.

План пересказа

1. Кнурова и Вожеватов беседуют о решении Ларисы Огудаловой выйти замуж за Карандышева.
2. Разговор Ларисы и Карандышева.

3. Приезд Паратова.
4. Кнуров и Вожеватов говорят о видах на Ларису.
5. Карандышев устраивает прием.
6. Паратов добивается от Ларисы признания в любви и уговаривает поехать за Волгу.
7. Лариса с Паратовым. Кнуров и Вожеватов разыгрывают Ларису в орлянку.
8 Лариса переживает жестокое разочарование.
9. Карандышев решает отомстить.
10. Гибель Ларисы.

Пересказ

Действие происходит в большом волжском городе Бряхи-мове.

Действие 1

Явление 2

Вожеватов и Кнуров беседуют в кафе на бульваре. Вожеватов рассказывает о приезде Паратова, между ними должна состояться сделка: Паратов дешево продает свой пароход «Ласточка»». Разговор заходит о Ларисе Огудаловой, Вожеватов говорит, что она выходит замуж за Карандышева, Кнуров в недоумении: он ей не пара, «дорогой бриллиант дорогой оправы требует», «с такой бы барышней в Париж». Узнаем, что у Огудаловых «всегда полон дом холостых», «состояние небольшое, давать приданое не из чего, так она (Харита Игнатьевна) живет открыто, всех принимает…» Двух дочерей уже выдала: одну за кавказского князька, который по дороге вроде бы ее зарезал, другую за иностранца-шулера.

Кнуров удивляется выбору Ларисы: неужели лучше женихов не нашлось? Оказывается, Лариса уже обожглась с Паратовым, который долгое время ездил к ним, «всех женихов отбил» и пропал. После этого она поклялась, что выйдет за первого, кто предложит ей руку и сердце. И тут подвернулся Карандышев. Ей ничего не оставалось, как держать слово. Теперь он «сияет, как апельсин», ходит с ней под ручку, запрокинув голову, квартиру вздумал переделывать, в кабинете ковер с оружием и кинжалами повесил, лошадь из деревни выписал…

Входят Огудаловы и Карандышев.

Явление 3

Лариса все время молчит и смотрит на Волгу. Вожеватов разговаривает с Карандышевым с иронией, а тот этого не замечает. Он увлечен приготовлениями к свадьбе, приглашает всех на обед. Кнуров, читая газету, всем своим видом показывает пренебрежение к Карандышеву. Вожеватов с Кнуровым собираются уходить — встречать «Ласточку». Харита Игнатьевна отходит в сторону с Кнуровым, рассказывает о больших расходах, намекает, что не откажется от денежной помощи. Тот обещает зайти.

Явление 4

Лариса просит Карандышева быстрее увезти ее в деревню. Карандышев тем временем допытывается об ее разговоре с Вожеватовым. Он ревнует и запрещает называть его Васей. Лариса объясняет, что она «с Васей с малолетства знакома». Карандышев припоминает ее дом, похожий на цыганский табор. Лариса Дмитриевна со слезами на глазах довольно резко говорит ему, что там ей было веселее, чем сейчас, и что она уже сыта по горло его упреками. Тот просит прощенья. Но когда Лариса упоминает Паратова, он вновь впадает в негодование. Начинает сравнивать его с собой: «Ну, чем я хуже Паратова?» Лариса отвечает: «Сравнение будет не в вашу пользу. Сами по себе вы что-нибудь значите; вы хороший, честный человек, но от сравнения с Сергеем Сергеичем вы теряете все». Карандышев вне себя и требует доказательств. Лариса рассказывает о том, как Паратов упражнялся в стрельбе. Он попросил одного своего знакомого, кавказского офицера, хорошего стрелка, выстрелить в стакан, стоявший на голове у Паратова. Тот выстрелил, разбил стакан, но побледнел. Паратов сказал ему: «Вы прекрасно стреляете, но вы побледнели, стреляя в мужчину и человека, вам не близкого. Смотрите, я буду стрелять в девушку, которая для меня дороже всего на свете, и не побледнею». Дал монету Ларисе и выстрелил, ловко сбив монету. Карандышев спрашивает, как она могла ему это позволить? Лариса, не скрывая своего восхищения Паратовым, говорит: «Да разве можно его не послушать?» Тут слышен пушечный выстрел. Лариса вздрагивает. Говорит рассеянно, что стала нервной, что у нее закружилась голова, когда она смотрела вниз. Обрыв будто притягивает ее, она подходит к решетке, заглядывает вниз и чуть не падает. Карандышев удерживает ее: «Пойдемте, что за ребячество!»

Явление 5

Иван и Гаврила радуются приезду барина. Входят «блестящий барин» Паратов, Робинзон, Кнуров, Вожеватов.

Явление 6

Паратов знакомит всех с Робинзоном и рассказывает его историю: это спившийся «актеришка» Аркадий Счастливцев. Его с другом, «купеческим сыном Непутевым» высадили на пустой остров за «драматическое представление» на корабле: они «разделись, разрезали подушку, вывалялись в пуху и начали изображать диких…» Паратов взял его к себе на «Ласточку» для веселья, как личного шута. Одна неприятность — много пьет. Он даже предлагает одолжить Робинзона Вожеватову. Кнуров удивляется, как Паратову не жаль расставаться с «Ласточкой». Тот отвечает: «Что такое «жаль», этого я не знаю. У меня… ничего заветного нет; найду выгоду, так все продам, что угодно…» Потом он сообщает о своем выгодном браке, ради которого он жертвует своей свободой, и хочет весело отгулять последние деньки. Вожеватов и Кнуров обещают помочь.

Явление 7

Те же. Вожеватов договаривается с Гаврилой о празднике в честь приезда Паратова. Сергей Сергеич приглашает всех к себе. Вожеватов и Кнуров отказываются: они уже приглашены на обед к жениху Ларисы Дмитриевны. Паратов, узнав об этом, задумывается, а потом говорит, что так даже лучше: «Я немного виноват перед ней, то есть так виноват, что не должен бы и носу к ним показывать… ведь я было чуть не женился на Ларисе, — вот бы людей-то насмешил!» Обещает заехать к ним, если уж она выходит замуж. Все договариваются встретиться на обеде у Огудаловых.

Действие 2

Явление 2

Харита Игнатьевна очень почтительно встречает Кнурова. Разговор идет о будущем Ларисы. Огудалова слушает Кнурова, во всем с ним соглашаясь. Он заводит разговор издалека: о нищенском положении Карандышева, который не сможет дать достойной жизни жене. «Ведь в Ларисе Дмитриевне земного, этого житейского, нет. Ну, понимаете, тривиального, что нужно для бедной семейной жизни… Что ж остается ей? Зачахнуть». Предполагает, что, не выдержав, она покинет мужа. И намекает на то, что надо ей найти «доброго друга, солидного, прочного». В этой роли, конечно, он видит себя. Потом переходит к главному: «Вам нужно сделать для Ларисы Дмитриевны хороший гардероб, то есть мало сказать хороший — очень хороший. Обидно будет видеть, если ее оденут кой-как». Обещает все оплатить. Огудалова благодарит. Кнуров уходит, входит Лариса.

Явление 3

Харита Игнатьевна просит Ларису поблагодарить Вожеватова за подарок и Кнурова впридачу. Девушка рассказывает, что Карандышев баллотируется в мировые судьи в Заболотье. Огудалова удивляется, почему в такой дали? Лариса, наоборот, быстрее хочет в деревню: «Я хочу гулять по лесам, собирать ягоды, грибы» — подальше от суеты городской жизни, от воспоминаний.

Явление 4

С улицы кричат, что приехал барин. Огудалова интересуется, что за барин. Илья отвечает: «Такой барин, ждем, не дождемся: год ждали — вот какой барин».

Явление 5

Огудалова обеспокоена, кто же приехал: «Должно быть, богатый и, вероятно, холостой, коли цыгане ему так обрадовались. Ах, Лариса, не прозевали ли мы жениха?» Лариса говорит, что она уже наунижалась и настрадалась, с нее хватит. Харита Игнатьевна обрывает ее: «Мы люди бедные, нам унижаться-то всю жизнь, так уж лучше унижаться смолоду, чтобы потом пожить по-человечески». Входит Карандышев.

Явление 6

Лариса просит Карандышева быстрее уехать. А он и не намерен, говорит: «Я много, очень много перенес уколов для своего самолюбия, моя гордость не раз была оскорблена; теперь я хочу и вправе погордиться и повеличаться». Карандышев находится в эйфории, думает только, как отомстить за униженное самолюбие тем, кому почти открыто завидует: «Вон посмотрите, что в городе делается, какая радость на лицах, все повеселели, скачут по улицам, кричат друг другу: «Барин приехал, барин приехал!»» Затем объявляет, что приехал Паратов. Лариса встает в испуге, просит забрать ее в деревню, пока дело до беды не дошло. Около двери появляется Паратов. Лариса уходит с Карандышевым в комнату матери: «Мама, пожалуйста, отделайся от его визитов!»

Явление 7

Огудалова встречает Паратова объятьями. Спрашивает о причине его прошлого исчезновения, тот оправдывается, говорит, что спасал свое движимое и недвижимое имущество. Харита Игнатьевна допытывается, собирается ли он скоро прощаться с холостяцкой жизнью? Тот уклоняется от ответа, хочет видеть Ларису, мать зовет ее.

Явление 8

Лариса говорит с Паратовым кротко и старается не показать, что рада его видеть. Самого же Паратова волнует, любит ли еще она его? И он начинает обвинять ее: «Мне хочется знать, скоро ли женщина забывает страстно любимого человека: на другой день после разлуки с ним, через неделю или через месяц…» Лариса обижена до глубины души, и это раскрывает ее истинные чувства к Паратову. Он понимает, что она его все еще любит, и это греет его самолюбие. Он просит прощения. Лариса спрашивает, что же дальше, а он: «Теперь я во всю жизнь сохраню самое приятное воспоминание о вас, и мы расстанемся как лучшие друзья». Лариса спрашивает: «Значит, пусть женщина плачет, страдает, только бы любила вас?» Паратов отвечает: «В любви равенства нет, это уж не мной заведено. В любви приходится иногда и плакать». Лариса пожалела о своем признании, сказав, что надеется, что он не употребит во зло ее откровенность. Паратов заявляет, что чтит брак, и спрашивает, что же в ее женихе хорошего? Лариса Дмитриевна приводит веское доказательство: «Он любит меня».

Явление 9

Входят Огудалова и Карандышев. Юлий Капитоныч знакомится с Сергеем Сергеичем довольно сдержанно. Паратов понимает, с кем он имеет дело, и сразу начинает подтрунивать над ним: «Вы не ревнивы. Ревнивые люди ревнуют без всякого повода». Карандышев, чтобы не упасть в грязь лицом, тоже в ответ хамит. Паратов, добившись своего, начинает требовать, чтобы тот просил прощения: «Кажется, пора меня знать. Если я кого хочу поучить, так за неделю дома запираюсь да казнь придумываю». Харита Игнатьевна и Лариса успокаивают их и убеждают Карандышева, чтобы тот попросил прощения. Приносят шампанское, Карандышев приглашает Паратова на обед.

Действие 3

Явление 1

Лариса жалуется матери на Карандышева, который ничего за своей гордыней не видит, а тем временем его специально подпаивают, потешаются над ним: «Стыдно, стыдно, так бы и убежала куда-нибудь. А он как будто не замечает ничего. Да ведь они меня терзают!»

Явления 2, 3

Огудалова разговаривает с Ефросиньей Потаповной (теткой Карандышева). Лариса говорит, не слушая их: «Бежала б я отсюда, куда глаза глядят».

Явление 4

Паратов, Кнуров и Вожеватов смеются над пьяным Карандышевым: «Вот, господа, для таких случаев Робинзоны-то и дороги». Собираются в ресторан: «Приглашает обедать известных людей, а есть нечего…» Но сначала хотят послушать пение Ларисы.

Явление 6

Карандышев предлагает всем сигары: «Сигары королевские, из капустного листа, для друзей», но все отказываются. Паратов смеется над коллекцией оружия Юлия Капитоныча: «Так вот кто виноват, что австрийцы турок одолеть не могут. Вы забрали у них все дрянное, негодное оружие; вот они с горя хорошим английским и запаслись».

Явление 7

Харита Игнатьевна стыдит Паратова за издевательства над Карандышевым. Тот, как ни в чем не бывало, предлагает брудершафт Юлию Капитонычу.

Явления 8, 9

Кнуров, Вожеватов и Паратов сговариваются ехать за Волгу вместе с Ларисой Дмитриевной. Паратов берется уговорить ее.

Явление 11

Все просят Ларису спеть, но Карандышев запрещает: «Уж коли я говорю, что не станет, так не станет». Лариса назло ему начинает петь «Не искушай меня без нужды». Все просто в восторге. Паратов помрачнел, запустил руки в волосы, а потом целует девушке руку и говорит: «Мне кажется, я с ума сойду»; Кнуров: «Велико наслаждение видеть вас, а еще больше наслаждения слушать вас»; Вожеватов: «Послушать да и умереть — вот оно что». Паратов велит готовить катер.

Явление 12

Паратов сожалеет, что надолго оставил Ларису: «Ах, зачем! Конечно, малодушие. Надо было поправить свое состояние. Да Бог с ним, с состоянием! Я проиграл больше — я потерял вас; я и сам страдаю, и вас заставил страдать». Лариса боится поверить его словам. Он просит ее поехать с ними. Она в смятении. Но потом решается: «Едемте, вы — мой повелитель».

Явление 13

Паратов сообщает Кнурову и Вожеватову, что Лариса со-» гласна. Карандышев произносит тост за будущую жену: «Господа, вы сейчас восхищались талантами Ларисы Дмитриевны. Но не за них я хочу похвалить ее, она умеет ценить и выбирать людей, отличать золото от мишуры, я счел своим долгом поблагодарить публично за такое лестное для меня предпочтение». Незаметно для себя он остается один. Лариса на прощанье говорит матери: «Видно, от своей судьбы не уйдешь». Харита Игнатьевна размышляет: «Всеобщее бегство!.. Что бы там ни было, все-таки кругом нее люди… А здесь хоть и бросить, так потеря не велика!»

Явление 14

Карандышев узнает, что все уехали на Волгу, и Лариса Дмитриевна тоже. Он кидается к Огудаловой, а она отвечает: «Я к вам привезла дочь, вы мне скажите, где моя дочь. Рано было торжествовать-то!» Карандышев со слезами на глазах: «Да, это смешно… Я смешной человек… Да разве людей казнят за то, что они смешны? Я смешон, ну — смейся надо мной… Приходите ко мне обедать, пейте мое вино и ругайтесь, смейтесь надо мной — я того стою. Но разломать грудь у смешного человека, вырвать сердце, бросить под ноги и растоптать его! Ох, ох! Как мне жить!.. Для меня нет теперь ни страха, ни закона, ни жалости; только злоба лютая и жажда мести душат меня. Я буду мстить каждому из них…» Хватает пистолет и убегает.

Действие 4

Явления 3—5

Кнуров и Вожеватов обсуждают поступок Ларисы Дмитриевны. По-видимому, раз она бросила Карандышева, Сергей Сергеич ей что-то пообещал. Не могла же она во второй раз обмануться. Но и Паратов не променяет миллионную невесту на бесприданницу. Выходит, обманывает. Вожеватов: «Что делать-то! мы не виноваты, наше дело сторона».

Явление 6

Кнуров говорит Вожеватову: «Я все думал о Ларисе Дмитриевне. Мне кажется, она сейчас находится в таком положении, что нам, близким людям, не только позволительно, но мы даже обязаны принять участие в ее судьбе». Василий Данилыч понимает, что тот хочет взять Ларису с собой в Париж, а сам тоже неравнодушен к Ларисе. Однако свои чувства он подчиняет трезвому расчету: «Нет, как-то я, Мокий Парменыч, в себе этого совсем не замечаю… что любовью-то называется». Кнуров одобряет его: «Похвально, хорошим купцом будете». Они разыгрывают ее в орлянку. Победителем выходит Кнуров, Вожеватов дает купеческое слово, что не будет преградой.

Явление 7

Паратов благодарит Ларису за прекрасно проведенное время. Она отвечает: «Нет, нет, Сергей Сергеич, вы мне фраз не говорите! Вы мне скажите только: что я — жена ваша или нет?» Паратов хочет уйти от разговора и отправить Ларису домой. Она отказывается и говорит, что поедет только с ним, чтобы ее мать их благословила, или не поедет вовсе: «Для несчастных людей много простора в Божьем мире: вот сад, вот Волга». У Паратова не остается шанса уйти, не объясняя ничего, как в прошлый раз. И он говорит ей: «Угар страстного увлечения скоро проходит, остаются цепи и здравый рассудок, который говорит, что этих цепей разорвать нельзя, что они неразрывны… Я обручен». Лариса истерически смеется, говоря: «Безбожно, безбожно! Подите от меня! Довольно! Я уж сама о себе подумаю…»

Явление 8

Вожеватов подходит к Ларисе, она просит пожалеть ее: «Вася, я погибаю!.. мы с тобой с детства знакомы… что мне делать — научи!» Но он отвечает, что не может, его держат не цепи, а кандалы — купеческое слово: «Лариса Дмитриевна, голубушка моя! Что делать-то? Ничего не поделаешь». Лариса в почти бессознательном состоянии. Подходит Кнуров и предлагает ехать с ним в Париж на выставку: «Для меня невозможного мало. Стыда не бойтесь, осуждений не будет… Я могу предложить вам громадное содержание, полное обеспечение на всю жизнь… самые злые критики чужой нравственности должны будут замолчать и разинуть рты от удивления… Я бы ни на одну минуту не задумался и предложил вам руку, но я женат. Если вам будет угодно благосклонно принять мое предложение, известите меня, и с той минуты я сделаюсь вашим самым преданным слугой…» Лариса молчит, Кнуров, откланявшись, уходит.

Явление 9

Лариса одна. Она хочет броситься в Волгу, но не хватает смелости: «Как страшно!.. Расставаться с жизнью совсем не так просто, как я думала… Вот я какая несчастная… А ведь есть люди, для которых это легко… Что же я не решаюсь?.. Что меня держит над этой пропастью… Ах, нет, нет… Не Кнуров… Жалкая слабость: жить, хоть как-нибудь, да жить… когда нельзя жить и не нужно… Кабы теперь меня убил кто-нибудь…»

Явление 11

Карандышев находит Ларису. Она гонит его прочь: «Как вы мне противны, кабы вы знали… Для меня самое тяжкое оскорбление — это ваше покровительство». Карандышев пытается вернуть ее, ведь для других она — вещь. Ларисе открывается истина: «Вещь, да, вещь… Я сейчас убедилась в том, я испытала себя… я вещь! (с горячностью) Наконец слово для меня найдено, вы нашли его… Всякая вещь должна иметь хозяина, я пойду к хозяину». Карандышев с жаром: «Я беру вас, я ваш хозяин». Лариса: «О нет! Каждой вещи своя цена есть… Ха, ха, ха… я слишком, слишком дорога для вас… Уж если быть вещью, так одно утешение — быть дорогой, очень дорогой… Подите, пошлите ко мне Кнурова». Карандышев не верит своим ушам, унижается, встает на колени, кричит, что прощает ее, что любит. Лариса: «Лжете. Я любви искала и не нашла. На меня смотрели и смотрят как на забаву». Карандышев: «Вы должны быть моей!» Лариса отказывается. Карандышев: «Так не доставайся ж ты никому!» Стреляет.

Уходя из жизни, Лариса произносит: «Милый мой, какое вы благодеяние для меня сделали! Пистолет сюда, сюда на стол! Это я сама… сама. Ах, какое благодеяние… (поднимает пистолет и кладет на стол)». Появляются Паратов, Кнуров, Вожеватов и др.

Явление 12

Никто ничего не понимает. Лариса слабеющим голосом: «Это я сама… Никто не виноват, никто… Я не хочу мешать никому! Живите, живите все!.. Я ни на кого не жалуюсь, ни на кого не обижаюсь… вы все хорошие люди… я вас всех, всех люблю».

Слышится громкий хор цыган.

Пьесы «Бесприданница» краткое содержание пригодится тем читателям, которые хотят поверхностно ознакомиться с произведением. В данной статье можно найти основной пересказ событий во всех четырех действиях. Материал поможет составить общее впечатление от работы автора Николая Островского и понять главную мысль.

Начало повествования

Начинается краткое содержание «Бесприданницы» с того, что показывается приволжский городок под названием Бряхимов. На более высоком берегу расположена кофейня, где Гаврило со слугой пытаются подготовить заведение. Два купца по имени Мокий Кнуров и Василий Вожеватов каждый день гуляют в этой местности и любят заходить на бокал шампанского. Они называют его своим особенным чаем, а Гаврило должен наливать его из специальной посуды. Так они скрывают от людей свою привычку. Вскоре они приходят и начинают обсуждение всех новостей. Василий сообщает о покупке парохода «Ласточка» у Сергея Паратова. Следующей темой стала женитьба третьей дочери вдовы Хариты Огудаловой по имени Лариса. Купцы считают, что ее постигнет такая же плохая судьба.

Несчастье сестер

Краткое содержание «Бесприданницы» в первом действии продолжается с того, что дочерей вдовы Хариты Огудаловой преследуют несчастья в браке. Старшая девушка вышла замуж за кавказского князя — очень ревнивого мужчину. По этой причине он зарезал ее еще до того, как они доехали до будущего места жительства. Средняя сестра увлеклась иностранцем, под личиной которого скрывался шулер. Осталась только Лариса Дмитриевна в семье, но ее не хотят брать молодые мужчины из-за отсутствия приданого. Героиня прекрасно поет, играет на гитаре и этим привлекает внимание. Вдова Харита сама хороша собой и желает устроить свою личную жизнь заново. Только вот прежде всего нужно устроить дочь, а вариант с Сергеем Паратовым провалился. Богатый судовладелец сумел влюбить в себя Ларису, но до свадьбы не дошло. Он сказал, что не видит для себя выгоды в таком браке. Девушка страдала из-за неразделенной любви, хоть позже были и другие претенденты. Мать сказала свое слово, и дочь вышла замуж за первого, кто позвал. Таким мужчиной оказался Юлий Карандышев.

Разговор в кофейне

Краткое содержание «Бесприданницы» в окончании первого действия возвращает читателя к кофейне, куда приходят Огудаловы и Юлий Карандышев. Всех присутствующих бедный чиновник приглашает к себе на обед в честь будущей жены. Купцы решили не соглашаться, но мать Харита объяснила, что это только в честь дня рождения Ларисы. Начинается беседа между молодоженами, в которой Юлий упрекает девушку в ее способе жизни. Поводом послужило фамильярное обращение с купцом Василием Вожеватовым. В этот момент на пристани звучат пушки, а Лариса вспоминает о судовладельце Паратове, которого принято встречать таким сигналом. Она понимает, что любит его даже сейчас. Оказывается, что выстрелы звучали именно в честь этого богатого мужчины. Позже Сергей заходит в кофейню и знакомит всех с новым другом Аркадием Счастливцевым. Его он подобрал на пустынном острове, куда парня высадил капитан корабля из-за пьянства. Паратов также уведомляет всех в том, что женится на богатой девушке, а в приданое к нему отходят золотые прииски. По этой причине он продал свой лучший пароход «Ласточку» и другие судна.

Начало празднования

В кратком содержании «Бесприданницы» Островского во втором действии события начинаются со дня рождения Ларисы. Вожеватов дарит дорогую брошь, а мать сразу продает ее за семь сотен рублей. Кнуров начинает разговор с Харитой о том, что свадьба младшей дочери ошибочна. Она не должна выходить замуж за бедного чиновника, ведь ее внешность и таланты должны быть оценены намного выше. Купец утверждает, что Лариса в любом случае сбежит, и для налаживания ситуации Харите пригодится могущественный друг. В качестве такого Кнуров предлагает самого себя. Из-за своего интереса женатый герой предлагает оплатить все необходимые предметы для венчания. Вскоре появляется сама Лариса с гитарой, поет романсы и делится мечтаниями о жизни в деревне с матерью. Вдова Огудалова сразу остепеняет дочь тем, что Заболотье — далеко не лучшее место и там ей может не понравиться. Лариса из окна зовет товарища Илью, который настраивает гитару по просьбе героини. Он сообщает, что к ним приехал важный мужчина.

День рождения

В кратком содержании «Бесприданницы» по действиям продолжается история на дне рождения Ларисы. Появляется ее жених, и она просит его уехать скорее в деревню. Тот отказывается проводить венчание у себя на родине. Он не позволит распространиться слухам о том, что Юлий Карандышев для нее — не пара. Этот обед — первый шаг к свадьбе, и на нем он оглашает тост за Ларису. При этом мужчина упоминает, что девушка отнеслась к его особе крайне отзывчиво, в отличие от других людей. Вскоре появляется сам Паратов, который обещал заехать к Харите Огудаловой. Он называете ее «тетенькой», рассказывает об удачной помолвке и упрекает Ларису из-за того, что так быстро забыла о нем. Бывший судовладелец в разговоре с главной героиней узнает, что она все еще имеет чувства к нему. После этого мужчина специально ссорится с Карандышевым и обещает наказать бедного чиновника за дерзость. Приходят другие гости, а Юлий под давлением приглашает Паратова. Барин соглашается, но только из-за возможности отомстить жениху Ларисы.

Обед от жениха

Краткое содержание в пьесе «Бесприданница» в третьем действии начинается с оскорбления гостей. На обеде было поставлено дешевое вино в дорогих бутылках, сигареты с низшими сортами табака и минимум пищи. Высокопоставленным купцам не понравился еще и тот факт, что Карандышев уже успел напиться. Паратов утешается подобным обстоятельством дел, а потому рассказывает, что послал своего друга Аркадия к жениху Ларисы. Именно из-за этого он находится в таком состоянии. После этого все гости и цыгане решают, что следует отправиться на прогулку по Волге. Вожеватов расщедрился и пообещал оплатить гребцов. Он же соврал Аркадию о будущей в поездке Париж и необходимости отдыха перед трудным путем. Все прибывшие на обед люди, в том числе Паратов, соглашаются с тем, что нужно с собой брать Ларису для полного веселья. Остается только уговорить девушку и окончательно напоить Карандышева. Эта затея была успешно реализована.

Продолжение рассказа

В кратком содержании «Бесприданницы» Островского по действиям продолжается рассказ с обеда в доме Карандышева. Харита Огудалова начинает с ним ссору из-за его состояния. Бедный чиновник парирует это тем, что в своем доме может быть каким угодно. После этого вдова приходит к Паратову, чтобы тот не продолжал издеваться над будущим женихом Ларисы. Сергей соглашается выпить с ним ради примирения, но только коньяка. Карандышев окончательно пьянеет, а бывший судовладелец идет к Ларисе Дмитриевне. Он просит спеть что-то, но девушка слишком удручена поведением Юлия. Вмешивается жених в нетрезвом состоянии с запретом на пение для будущей жены. Это задевает Ларису, которая тут же начинает исполнять романс. Цыган Илья на радости подхватывает песню и вторым голосом дополняет представление. Когда героиня заканчивает петь, все гости расхваливают ее талант. После этого они уходят, а Лариса остается вместе с Сергеем Паратовым наедине.

Разговор влюбленных людей

Если начать читать краткое содержание «Бесприданницы» Островского, то в третьем действии можно узнать о признании Сергея Паратова Ларисе. Он говорит о том, что пение девушки заставило его пожалеть об отказе когда-то от свадьбы. Барин упомянул, что едва сумел сдержаться, чтобы не бросить свой договорной брак и вернуться к этой красавице. Мужчина зовет героиню с другими гостями на прогулку по Волге. Лариса долго не могла решиться, а тогда вспомнила о мстительном тосте Карандышева. Она смогла откинуть сомнения и согласиться. Возвращаются гости, и Паратов говорит тост за жениха Юлия, которому так сильно повезло с невестой. Все гости улучают момент, когда жених пошел за бутылкой вина, и убегают через заднюю калитку. Лариса сказала матери Харите, что ей стоит либо радоваться, либо искать девушку после этого дня в Волге. Карандышев возвращается и понимает поступок гостей. Эту огромную обиду мужчина не собирается прощать, а потому берет пистолет и выходит из дома.

Начало четвертого действия

В кратком содержании «Бесприданницы» по главам Юлий Карандышев в последнем действии отправляется в кофейню. Помощник Иван видит у него пистолет. Тем временем будущий жених расспрашивает друга Паратова Аркадия о том, куда пропали гости. Тот обижен из-за поведения Вожеватова и рассказывает об их прогулке по Волге. В кофейню вскоре возвращаются цыгане, а с ними купцы Вожеватов и Кнуров. По дороге богатые мужчины говорят, что Лариса Дмитриевна снова поверила хитрому Паратову. Этот барин никогда не променяет на нее свою богатую невесту. Они разговаривают о брошенном Юлии и о том, кто возьмет девушку на содержание из них двоих. Купцы желают поехать с прекрасной дамой на выставку в Париж.

Окончание произведения

Краткое содержание пьесы Островского «Бесприданница» в конце произведения поведает о ситуации между Ларисой и Паратовым. Сергей говорит ей идти домой, а она требует ответа о том, кем является для него. Барин ошарашивает героиню тем, что уже обручен с другой девушкой. Он винит во всем минутную страсть, которая заставила его отвлечься. Лариса прогоняет его, а сама желает покончить жизнь самоубийством, хоть не может решиться. Появляется Кнуров и предлагает ей стать содержанкой у этого женатого купца. Он сыграл в «орлянку» с Вожеватовым на нее и выиграл. Возвращается Карандышев и умоляет Ларису вернуться к нему, ведь он сумеет все простить. Девушка отвечает, что чувствует себя уже простой вещью. Она зовет Кнурова, но Юлий стреляет в нее. Смерть главная героиня воспринимает в качестве спасения. Цыгане начинают напевать разные мелодии, прибежавшим людям Лариса говорит, что выстрелила в себя самостоятельно.

Действие проис-ходит в большом вымыш-ленном городе на Волге — Бряхи-мове. Открытая площадка возле кофейни на приволж-ском буль-варе. Кнуров («из крупных дельцов послед-него времени, пожилой человек с огромным состо-я-нием», как сказано о нем в ремарке) и Воже-ватов («очень молодой человек, один из пред-ста-ви-телей богатой торговой фирмы, по костюму евро-пеец), заказав шампан-ское в чайном приборе, начи-нают обсуж-дать новость: известная в обще-стве краса-вица беспри-дан-ница Лариса Огуда-лова выходит замуж за бедного чинов-ника Каран-ды-шева. Воже-ватов объяс-няет скромный брак жела-нием Ларисы, пере-жившей силь-нейшее увле-чение «блестящим барином» Пара-товым, который вскружил ей голову, отбил всех женихов и внезапно уехал. После скан-дала, когда очередной жених за растрату был арестован прямо в доме Огуда-ловых, Лариса и объявила, что выйдет замуж за первого, кто посва-та-ется, а Каран-дышев — давний и неудач-ливый поклонник — «и тут как тут». Воже-ватов сооб-щает, что ждет Пара-това, который продал ему свой пароход «Ласточка», чем вызы-вает радостное ожив-ление владельца кофейни. К пристани поска-кала лучшая в городе четверня с хозя-ином на козлах и цыга-нами в парадной одежде.

Появ-ля-ются Огуда-ловы с Каран-ды-шевым. Огуда-лову угощают чаем, Каран-дышев важни-чает и, как равный, обра-ща-ется к Кнурову с пригла-ше-нием на обед. Огуда-лова пояс-няет, что обед в честь Ларисы, и она присо-еди-ня-ется к пригла-шению. Каран-дышев выго-ва-ри-вает Ларисе за фами-льяр-ность с Воже-ва-товым, несколько раз осуди-тельно упоми-нает дом Огуда-ловых, чем обижает Ларису. Разговор заходит о Пара-тове, к кото-рому Каран-дышев отно-сится с завист-ливым недоб-ро-же-ла-тель-ством, а Лариса — с восторгом. Она возму-щена попыт-ками жениха срав-нить себя с Пара-товым, заяв-ляет: «Сергей Сергеич — идеал мужчины». Во время разго-вора разда-ются пушечные выстрелы, Лариса пуга-ется, но Каран-дышев объяс-няет: «Какой-нибудь купец-самодур слезает со своей баржи», между тем из разго-вора Воже-ва-това и Кнурова известно, что пальба — в честь приезда Пара-това. Лариса с женихом уходят.

Появ-ля-ется Паратов в сопро-вож-дении провин-ци-аль-ного актера Аркадия Счаст-лив-цева, кото-рого Паратов зовет Робин-зоном, поскольку снял его с необи-та-е-мого острова, куда Робин-зона выса-дили за дебош. На вопрос Кнурова, не жаль ли ему продать «Ласточку», Паратов отве-чает: «Что такое „жаль“, этого я не знаю. найду выгоду, так все продам, что угодно», и вслед за этим сооб-щает, что женится на невесте с золо-тыми приис-ками, приехал проститься с холо-стяцкой волей. Паратов пригла-шает на мужской пикник за Волгу, делает ресто-ра-тору богатый заказ и зовет пока к себе отобе-дать. Кнуров и Воже-ватов с сожа-ле-нием отка-зы-ва-ются, сообщая, что обедают у жениха Ларисы.

Второе действие проис-ходит в доме Огуда-ловых, главная примета гостиной — рояль с гитарой на нем. Приез-жает Кнуров и упре-кает Огуда-лову, что она отдает Ларису за бедного чело-века, пред-ре-кает, что Лариса не вынесет жалкой полу-ме-щан-ской жизни и, веро-ятно, вернется к матери. Тогда им потре-бу-ется солидный и богатый «друг» и пред-ла-гает себя в такие «друзья». После этого он просит Огуда-лову, не скупясь, зака-зать Ларисе приданое и подве-нечный туалет, а счета прислать ему. И уходит. Появ-ля-ется Лариса, говорит матери, что хочет как можно скорее уехать в деревню. Огуда-лова рисует дере-вен-скую жизнь в мрачных красках. Лариса наиг-ры-вает на гитаре и напе-вает романс «Не искушай меня без нужды», но гитара расстроена. Увидев в окно содер-жа-теля хора цыгана Илью, она зовет его нала-дить гитару. Илья расска-зы-вает, что барин приез-жает, какого «весь год ждали», и убегает на зов других цыган, сооб-щивших о приезде долго-ждан-ного клиента. Огуда-лова беспо-ко-ится: не пото-ро-пи-лись ли они со свадьбой и не упустили ли более выгодную партию? Появ-ля-ется Каран-дышев, кото-рого Лариса просит как можно скорее уехать в деревню. Но он не хочет спешить, чтобы «пове-ли-чаться» (выра-жение Огуда-ловой) Ларисой, удовле-тво-рить свое само-любие, которое так долго стра-дало от прене-бре-жения им, Каран-ды-шевым. Лариса упре-кает его за это, нисколько не скрывая, что не любит его, а только наде-ется полю-бить. Каран-дышев бранит город за внимание к разврат-ному, промо-тав-ше-муся кутиле, приезд кото-рого всех свел с ума: ресто-ра-торов и половых, извоз-чиков, цыган и горожан вообще, и на вопрос, кто же это, раздра-женно бросает: «Ваш Сергей Сергеич Паратов» и, выглянув в окно, говорит, что он приехал к Огуда-ловым. Испу-ганная Лариса вместе с женихом уходит в другие покои.

Огуда-лова ласково и фами-льярно прини-мает Пара-това, спра-ши-вает, почему он внезапно исчез из города, узнает, что он ездил спасать остатки именья, а теперь вынужден жениться на невесте с полу-мил-ли-онным приданым. Огуда-лова зовет Ларису, между ней и Пара-товым проис-ходит объяс-нение наедине. Паратов упре-кает Ларису, что она скоро его забыла, Лариса призна-ется, что продол-жает любить его и выходит замуж, чтобы изба-виться от унижений перед «невоз-мож-ными жени-хами». Само-любие Пара-това удовле-тво-рено. Огуда-лова знакомит его с Каран-ды-шевым, между ними проис-ходит ссора, поскольку Паратов стре-мится задеть и унизить жениха Ларисы. Огуда-лова улажи-вает скандал и застав-ляет Каран-ды-шева пригла-сить на обед и Пара-това. Появ-ля-ется Воже-ватов в сопро-вож-дении Робин-зона, выда-ва-е-мого за англи-ча-нина, и знакомит его с присут-ству-ю-щими, в том числе и с Пара-товым, который сам недавно уступил ему Робин-зона. Воже-ватов и Паратов сгова-ри-ва-ются пове-се-литься на обеде у Каран-ды-шева.

Третье действие — в каби-нете Каран-ды-шева, убранном бедно и безвкусно, но с боль-шими претен-зиями. На сцене тетка Каран-ды-шева, смешно жалу-ю-щаяся на убытки от обеда. Появ-ля-ется Лариса с матерью. Они обсуж-дают ужасный обед, унизи-тельное непо-ни-мание Каран-ды-шевым своего поло-жения. Огуда-лова говорит, что гости нарочно подпа-и-вают Каран-ды-шева и смеются над ним. После ухода женщин появ-ля-ются Кнуров, Паратов и Воже-ватов, жалуясь на дрянной обед и ужасные вина и радуясь, что Робинзон, способный пить что угодно, помог подпоить Каран-ды-шева. Появ-ля-ется Каран-дышев, который важни-чает и хвастает, не замечая, что над ним смеются. Его посы-лают за коньяком. В это время цыган Илья сооб-щает, что все готово для поездки за Волгу. Мужчины говорят между собой, что хорошо бы взять Ларису, Паратов берется её угово-рить. Появив-шуюся Ларису просят спеть, но Каран-дышев пыта-ется ей запре-тить, тогда Лариса поет «Не искушай». Гости в восторге, Каран-дышев, соби-раясь сказать давно заго-тов-ленный тост, уходит за шампан-ским, остальные остав-ляют Пара-това наедине с Ларисой. Он кружит ей голову, говоря, что еще несколько таких мгно-вений, и он бросит все, чтобы стать её рабом. Лариса согла-ша-ется поехать на пикник в надежде вернуть Пара-това. Появив-шийся Каран-дышев произ-носит тост за Ларису, в которой ему дороже всего то, что она «умеет разби-рать людей» и потому выбрала его. Каран-ды-шева посы-лают еще за вином. Вернув-шись, он узнает об отъезде Ларисы на пикник, пони-мает, наконец, что над ним посме-я-лись, и грозит отомстить. Схватив пистолет, он убегает.

Четвертое действие снова в кофейной. Робинзон, не взятый на пикник, из беседы со слугой узнает, что видели Каран-ды-шева с писто-летом. Тот появ-ля-ется и расспра-ши-вает Робин-зона, где его това-рищи. Робинзон отде-лы-ва-ется от него, объяснив, что это были случайные знакомые. Каран-дышев уходит. Появ-ля-ются вернув-шиеся с пикника Кнуров и Воже-ватов, пола-га-ющие, что «драма начи-на-ется». Оба пони-мают, что Паратов дал Ларисе серьезные обещания, которые не намерен выпол-нять, а потому она ском-про-ме-ти-ро-вана и поло-жение её безвы-ходное. Теперь может осуще-ствиться их мечта поехать с Ларисой в Париж на выставку. Чтобы не мешать друг другу, они решают бросить монету. Жребий выпа-дает Кнурову, и Воже-ватов дает слово устра-ниться.

Появ-ля-ется Лариса с Пара-товым. Паратов благо-дарит Ларису за удоволь-ствие, но она хочет услы-шать, что теперь стала его женой. Паратов отве-чает, что не может порвать с богатой неве-стой из-за страст-ного увле-чения Ларисой, и пору-чает Робин-зону отвезти её домой. Лариса отка-зы-ва-ется. Появ-ля-ются Воже-ватов и Кнуров, Лариса броса-ется к Воже-ва-тову с просьбой о сочув-ствии и совете, но тот реши-тельно укло-ня-ется, оставляя её с Кнуровым, который пред-ла-гает Ларисе совместную поездку в Париж и содер-жание на всю жизнь. Лариса молчит, и Кнуров уходит, прося её поду-мать. В отча-янии Лариса подходит к обрыву, мечтая умереть, но не реша-ется покон-чить с собой и воскли-цает: «Как бы теперь меня убил кто-нибудь…» Появ-ля-ется Каран-дышев, Лариса пыта-ется прогнать его, говорит о своем презрении. Он упре-кает её, расска-зы-вает, что Кнуров и Воже-ватов разыг-ры-вали её в орлянку, как вещь. Лариса потря-сена и, подхва-тывая его слова, говорит: «Уж если быть вещью, так дорогой, очень дорогой». Она просит прислать к ней Кнурова. Каран-дышев пыта-ется её оста-но-вить, кричит, что прощает её и увезет из города, но Лариса отвер-гает это пред-ло-жение и хочет уйти. Его словам о любви к ней она не верит. Взбе-шенный и униженный Каран-дышев стре-ляет в нее. Умира-ющая Лариса с благо-дар-но-стью прини-мает этот выстрел, кладет револьвер около себя и говорит сбежав-шимся на выстрел, что никто не виноват: «Это я сама». За сценой слышно цыган-ское пение. Паратов кричит: «Велите замол-чать!», но Лариса не хочет этого и умирает под громкий цыган-ский хор со словами: «…вы все хорошие люди… я вас всех… всех люблю».

Драма в четырех действиях (1878)

Действие первое

На бульваре приволжского города Бряхимова в кофейной встречаются богатые купцы: Мокий Парменыч Кнуров («пожилой человек с громадным состоянием») и Василий Данилыч Вожеватов («очень молодой человек», один из представителей богатой торговой фирмы). Вожеватов рассказывает, что покупает пароход «Ласточка» за невысокую цену. От него же Кнуров узнает другую городскую новость: Лариса Огудалова выходит замуж на Карандышева, небогатого чиновника». Кнуров недоумевает: «Огудаловы все-таки фамилия порядочная, и вдруг за какого-то Карандышева!». Вожеватов возражает, что, хотя в доме Огудаловых многие бывают, и Лариса всем нравится, «барышня хорошенькая, на разных инструментах играет, поет», жениться на ней, девушке без приданого, других желающих, кроме Карандышева, нет. К тому же, продолжает Вожеватов, Лариса «простовата, не умеет скрыть своих чувств. Так, в прошлом году появился Сергей Сергеич Паратов «блестящий барин, из судохозяев, лет за 30», она его полюбила, «наглядетъся на него не могла», А он через два месяца исчез. Лариса «чуть не умерла с горя». Потом появился кассир, которого арестовали за растрату прямо в доме у Огудаловых. После этого позора Лариса решила выйти замуж за любого, кто посватается. Им и оказался Карандышев, по словам Вожеватова, человек «самолюбивый, завистливый».

Кнуров считает положение девушки незавидным, ведь она «как дорогой бриллиант», «дорогой оправы требует». А в нищенской обстановке да еще «за дураком мужем она или погибнет, или опошлится». В кофейную входят новые посетители: мать и дочь Огудаловы вместе с Карандышевым. После взаимных приветствий, Карандышев, не замечая ни пренебрежения Кнурова, ни иронии Вожеватова, приглашает купцов на званый обед по случаю дня рождения Ларисы.

Слуга докладывает, что «Ласточка» подходит к пристани. Купцы уходят взглянуть на пароход. Карандышев и Лариса остаются наедине. Она просить жениха поскорее уехать из города в его имение. Карандышев не слышит ее, упрекает за фамильярное обращение с Вожеватовым, говорит, что теперь ей надо «старые привычки бросить», что «нельзя терпеть» того, что у них до сих пор было. Лариса обижается. Ведь она выходит за него замуж, потому что хочет «тишины, уединения», отдалиться от людей и того образа жизни, который царит в доме ее матери. Именно этим объясняется ее выбор: «Так умейте это понять и не приписывать моего выбора своим достоинствам, я их еще не вижу. Я еще только хочу полюбить вас, меня манит скромная семейная жизнь, она мне кажется каким-то раем». Лариса просит: «Вы видите, я стою на распутье: поддержите меня … ».

Карандышев извиняется за необдуманные слова. Лариса рассказывает, что в доме матери бывали и «благородные люди». Например, Паратов, который остается для Ларисы «идеалом мужчины». Они уходят из кофейной. Через некоторое время буфетчик и слуга выходят приветствовать только что прибывшего на «Ласточке» Сергея Сергеича Паратова с его другом, прозываемым Робинзоном (это провинциальный актер по имени Аркадий Счастливцев). Кнуров интересуется, не жаль ли Паратову продавать свой пароход. На что тот отвечает:

« Что такое «жаль», этого Я не знаю. У меня … ничего заветного нет; найду выгоду, так все продам, что угодно». Паратов рассказывает, что скоро женится очень выгодно — у его невесты золотые прииски. А теперь он хочет повеселиться накануне своей женитьбы. Купцы обещают ему в этом посодействовать и приглашают вечером после обеда у Огудаловых совершить прогулку за Волгу. Узнав, что Лариса выходит замуж, Паратов с облегчением замечает: «значит, старые счеты покончены», за ним теперь нет никакой вины перед девушкой, что «это очень мило с ее стороны» , вспоминает, что чуть сам на ней не женился «вот бы людей-то насмешил!».

Действие второе

День рождения Ларисы. С утра Вожеватов привез подарок. Позже зашел Кнуров. В разговоре с Харитой Игнатьевной Огудаловой, он осуждает замужество Ларисы, говорит, что та не вынесет «полумещанской» бедной жизни. «Хорошо, если она догадается поскорее бросить мужа и вернуться» к матери, — добавляет он. Харита Игнатьевна, понимая, куда клонит старый купец, что он не бескорыстен, соглашается, что в таком случае им с дочерью «доброго друга, солидного, прочного иметь необходимо». В надежде на такую «дружбу» Кнуров обещает оплатить все свадебные расходы Ларисы.

После ухода Кнурова Лариса сообщает матери, что Карандышев хочет в мировые судьи баллотироваться в 3аболотье, говорит о том, что мечтает уехать в деревню. Она не понимает, чего медлит жених. Мать, заметив, что «3аболотье не Италия», там «дико, глухо и холодно», разъясняет: Карандышеву «покрасоваться хочется. Да и не удивительно: из ничего, да в люди попал», благодаря женитьбе.

Появляется Карандышев. Лариса повторяет свою просьбу поскорей уехать. Но ее жених хочет «почувствовать всю приятность» своего положения, или, как говорит мать Ларисы, «повеличаться», потешить свое самолюбие. Для этого он устроил и сегодняшний обед. Однако Лариса замечает на это, что все любят только себя: «Когда же меня-то любить будет кто-нибудь?» А узнав, что мать собирается устраивать пышную свадьбу, говорит: «Я вижу, что Я для вас кукла, изломаете и бросите».

Карандышев возражает, что он хочет отомстить тем, кто над ним раньше насмехался. Он только публично поблагодарит Ларису за ее выбор, за то, что она якобы его оценила и поверила в искренность его чувств. В раздражении он рассказывает о том, что весь

город рад приезду Паратова — «промотавшегося кутилы, развратного человека»: «Хороши нравы!» Так Огудаловы узнают, что приехал Сергей Сергеич. А через некоторое время он собственной персоной заявляется в дом к Огудаловым. Лариса в испуге уходит в свою комнату и уводит с собой Карандышева. Харита Игнатьевна принимает Сергея Сергеича, который рассказывает ей о своей предстоящей выгодной женитьбе.

Выходит Лариса. Вспоминая прошлое, Паратов добивается от Ларисы признания в том, что она все еще его любит. Он обещает не злоупотреблять ее откровенностью (т.в. оставить все как есть, не увлекать ее вновь): «брак для меня дело священное».

Появляется Карандышев. В первые же минуты знакомства Паратов затевает с ним ссору. Огудаловы с трудом их помирили, Харита Игнатьевна настаивает, чтобы в знак примирения Карандышев пригласил Паратова на обед. Паратов холодно принял приглашение.

Действие третье

Действие происходит в комнатах Карандышева, обставленных «с претензиями, но без вкуса», над диваном прибит ковер, на котором развешано оружие. Обед уже заканчивается. На сцене мать и дочь Огудаловы. Лариса говорит, что ей очень стыдно за своего жениха, за тот дешевый обед, который он устроил: «Нет хуже этого стыда, когда приходится за других стыдиться». Ее мать добавляет, что гости над ним подтрунивают и «нарочно подпаивают», не думая о том, что тем самым унижают и мучают Ларису.

Входит тетушка Карандышева, Евфросинъя Потаповна. Она жалуется на дороговизну званого обеда, перечисляя цены на продукты и вина. Она не понимает своего племянника, который, женясь на бесприданнице, так сильно тратится. Обращаясь к Огудаловым, она говорит, что есть смысл такие траты делать, когда приданое большое, а когда нет ничего, «тогда и нам форсить некстати».

Огудаловы уходят. Появляются купцы. Обсуждая обед, они соглашаются в том, что Карандышев глуп, не заметил подвоха, прежде всех напился. Действительно, Карандышев, ничего не замечая, чувствует себя счастливым, он «торжествует». Гости рассматривают оружие, развешенное на стене. Паратов заявляет, что оно «дрянное», а пистолет не стреляет.

Харита Игнатьевна обращается к Паратову с просьбой не обижать Ларису и перестать издеваться над ее женихом. В ответ тот предлагает выпить Карандышеву брудершафт. Жених простодушно соглашается выпить еще и коньяку. Все просят Ларису спеть. Но Карандышев на правах жениха запрещает ей: «Коли я говорю, что не станет, так не станет» петь. Из противоречия Лариса соглашается исполнить просьбу купцов и поет романс «Не искушай меня без нужды возвратом нежности твоей … ». Все в восторге от ее исполнения. Карандышев уходит за шампанским, Кнуров и Вожеватов оставляют Паратова наедине с Ларисой. Паратов, который ранее пообещал купцам уговорить Ларису поехать с ними на пикник, восхищается Ларисой, ее пением, намекает на то, что он может бросить «все расчеты», вернется к ней и никогда не расстанется. А для того, чтобы вернуть его любовь, надо только дать ему время, например, поехать вместе со всеми за Волгу. Лариса сразу соглашается.

Не сказав ни о чем Карандышеву, потихоньку госи покидают его дом. Вернувшись, хозяин видит пустую гостиную. Узнав у слуги о том, что все уехали на пикник и с ними его невеста, Карандышев понимает, что все было «преднамеренно, умышленно», все «вперед сговорились». Харита Игнатьевна упрекает его: «Рано было торжествовать-то».

Он соглашается, что это смешно, но нельзя же поступать так жестоко с человеком, даже если он смешон, «разломать грудь у смешного человека, вырвать сердце, бросить под ноги и растоптать его!». Карандышев решается мстить, хватает со стола пистолет и убегает.

Действие четвертое

В кофейную возвращается компания после пикника: купцы, цыганский хор. Кнуров и Вожеватов говорят о Ларисе, о том, что будет с ней дальше. Паратов приехал на один день, и она ради него чуть ли не накануне свадьбы бросила жениха, «с которым ей жить всю жизнь». Кнуров подозревает, что тут не обошлось без обмана со стороны Паратова, что, «должно быть, обещания были определенные и серьезные, а то как бы она поверила человеку, который уж раз обманул ее!»

Вожеватов соглашается, что Паратов «миллионную невесту на Ларису Дмитриевну не променяет». Кнуров решает, что теперь самое время « принять участие в ее судьбе». Но сделать это может только один из них. Чтобы решить, кто именно, они подкидывают монетку. Выигрывает Кнуров. Вожеватов обещает не мешать ему, т.е. отдалиться от Ларисы. После того, как купцы уходят в кофейную, появляются Паратов и Лариса. Он благодарит ее за «удовольствие — нет, этого мало, — за счастие», которое она доставила, украсив компанию. Но Лариса спрашивает его прямо: «Что Я — жена ваша или нет?»

Паратов отвечает, что едва ли она имеет право быть так требовательна к нему. Лариса настаивает на своем праве: ведь она год страдала, не могла забыть его, наконец, решила выйти замуж, чтобы «семейные обязанности» заполнили ее жизнь. Но он опять явился, сказал: «Брось все, я твой». Она бросила жениха и теперь имеет право требовать ответа. Тут Паратов раскрывает, что он обручен, т.е. дал слово жениться на другой, и показывает обручальное кольцо. «Что же вы молчали? Безбожно, безбожно!» — восклицает на это Лариса. Паратов приказывает Робинзону подать коляску для Ларисы Дмитриевны и отвезти ее домой. Из кофейной выходит Вожеватов, Лариса просит его о помощи. Тот, храня верность честному купеческому слову, данному Кнурову, отдаляется от нее.

К Ларисе подходит Кнуров и предлагает ей поехать с ним в Париж на выставку и «полное обеспечение на всю жизнь». Купец сожалеет, что не может жениться на ней, потому что уже женат, но обещает исполнение всех ее «желаний и даже капризов, как бы они странны и дороги ни были». Он не торопит ее с ответом, предлагает подумать. Лариса остается одна, смотрит вниз, за решетку, огораживающую высокий берег. Ей приходит мысль покончить жизнь, бросившись с этой крутизны. Но становится страшно, и она отпрянула назад: «Расставаться с жизнью совсем не так просто, как я думала», — говорит она и задумывается, почему же не может, как некоторые, покончить жизнь, что ее держит: роскошь, которую обещает Кнуров, разврат? Лариса понимает, что это все ей не нужно. Она « подпирает голову рукой и сидит в забытьи».

В это время Робинзон и Карандышев разыскивают Ларису. Увидев ее сидящей на скамейке, Робинзон, считает свое задание выполненным и уходит. Карандышев подходит к столу и садится против Ларисы. «Как вы мне противны, кабы вы знали», — говорит ему Лариса. Но Карандышев не обращает внимания на эти слова, он хочет отомстить обидчикам Ларисы — купцам, которые «мечут жребий, кому вы достанетесь» и смотрят на Ларису, «как на вещь». А вещь «принадлежит тому, кто выиграл, вещь и обижаться не может». Глубоко оскорбленная, девушка повторяет: «Вещь … да, вещь. Они правы … Всякая вещь должна иметь хозяина, я пойду к хозяину». Она просит позвать Кнурова. Карандышев, пытаясь удержать ее, предлагает уехать в деревню. «Поздно, — отвечает

Меню статьи:

Пьеса Александра Островского «Бесприданница», созданная автором в 1874 – 1878 годах, – яркое повествование, касающееся проблемы «маленького человека». Её действующие лица, в основном, люди, для которых превыше всего стоит земное богатство, и только дочь Огудаловой Лариса пытается противостать общепринятым нормам поведения и мыслит иначе. Ознакомившись с главными героями и описав краткое содержание, можно глубже понять то, что хотел сказать автор в своем произведении.

Главные герои пьесы

Лариса
– главное действующее лицо, девушка из небогатой семьи, желающая выйти замуж. Преданная богатым барином Паратовым, она соглашается на брак с Карандышевым, человеком ревнивым и неумным, хотя совсем его не любит. Это, в конце концов, приводит к трагедии.

Харита Игнатьевна Огудалова
– вдова, мать Ларисы, женщина властная, которой девушка с детства привыкла подчиняться.

Юлий Капитонович Карандышев
– жених Ларисы, эгоистичный, ревнивый и мстительный человек. Чтобы отстоять свою правоту, хватается за оружие. Производит очень неприятное впечатление.

Сергей Сергеевич Паратов
– богатый барин, бывший возлюбленный Ларисы. Предпочел ей невесту с большим состоянием.

Василий Данилыч Вожеватов
– друг детства Ларисы, богатый юноша.

Мокий Парменыч Кнуров
– пожилой человек, в руках которого – огромное состояние. Дает советы матери Ларисы по поводу женитьбы дочери на Карандышеве.

Действие первое: Карандышев – жених Ларисы

Большой город Бряхимов, на Волге. По одну сторону входа в кофейную находится бульвар, по другую – деревья, в глубине – низкая чугунная решетка, за которой открывается вид на Волгу.

Явление первое

На площадке перед кофейной ведут диалог Гаврило – буфетчик и Иван – слуга. Они рассуждают о жизни, о своеобразии поведения богатых, в частности Мокия Парменыча Кнурова, человека в летах, обладающего огромным состоянием и Василия Даниловича Вожеватова, юноши, представителя богатой торговой фирмы.

Явление второе

В кофейню заходят Вожеватов и Кнуров, которые беседуют друг с другом, к разговору иногда подключаются Гаврило и Иван. Сначала речь идет о покупке парохода, затем, собираясь пить шампанское и чай, рассуждают об этих напитках и постепенно переходят к теме, касающейся замужества Ларисы Дмитриевны, дочери Хариты Игнатьевны Огудаловой. Все присутствующие в кофейне считают, что жених – Юлий Капитоныч Карандышев – совершенно не пара девушке.

Конечно, были те, кто сватался к ней раньше, но ни один не удержался. Например, девушка сильно унывала, когда в прошлом году Сергей Сергеевич Пиратов «месяца два поездил, женихов всех отбил, да и след его простыл, исчез, неизвестно куда».

А Карандышев, по утверждению Вожеватова и Кнурова, ведет себя странно.

Явление третье

Среди присутствующих появляются Огудалова Харита Игнатьевна и её дочь Лариса. Мать девушки соглашается выпить чашечку чая. Карандышев приглашает Василия Даниловича и Мокия Парменыча на обед, но последний соглашается только тогда, когда узнает, что на самом деле предложение исходит от Огудаловой, и обед устраивают для Ларисы.

Вдруг Иван говорит, что подходит корабль под названием «Ласточка», но ни Кнуров, ни Вожеватов не желают спуститься к пристани. Огудалова, подойдя к Кнурову, сообщает ему, что, во-первых, свадьба требует многих расходов, а во-вторых, у её Ларисы завтра день рождения, и она не знает, что подарить. Мокий Парменыч понимает намек, обещает зайти. Наконец, Харита Игнатьевна, Кнуров и Вожеватов покидают сцену.

Явление четвертое

Лариса любуется видом на Волгу и вдруг обращается к Карандышеву с просьбой уехать в деревню. Однако, в женихе взыграла ревность, и он задает вопрос: о чем она говорила с Вожеватовым, да еще и называла его просто по имени – Васей. Карандышева не интересуют оправдания Ларисы, что она знакома с Василием Данилычем с детства, что у них ничего плохого не было. Но Юлий Капитонович заявляет, что нужно бросать старые привычки. И попрекает невесту прошлым, говоря, что у них был в доме «цыганский табор». Девушка возражает, что не по своей воле это происходило, так нужно было маменьке. Она изо всех сил пытается полюбить своего жениха, и открыто ему в этом признается, желая поддержки. Карандышев вдруг понимает, что обидел любимую девушку и сконфуженно произносит: «…Это я сказал так…» Лариса просит его быть осторожнее в словах, потому что она очень впечатлительная и ранимая. Девушка боится осуждать даже Сергея Сергеевича, хотя по всему видно, что этот человек в прошлом поступил с ней нехорошо, – и пытается пресечь вопросы, которые по этому поводу задает Карандышев. Но жених не унимается. Тогда Лариса открыто признается: Сергей Сергеевич лучше него. И приводит в пример историю о том, как однажды они с кавказским офицером стреляли из пистолетов – сначала офицер по стакану, который Сергей Сергеевич держал на голове. И выбил его, но побледнел. «Я буду стрелять в девушку, которая для меня дороже всего – и не побледнею» – заявил Паратов. И выбил монету, вложенную в руку Ларисы.

Карандышев скрепя сердце согласен признать некоторые достоинства Сергея Сергеевича, ведь, кроме всего, Лариса рассказала, что он помогал бедным, но продолжает ревновать невесту. Однако, она честно говорит, что не любит и никогда не полюбит Юлия Капитоныча, а чувства продолжает испытывать только к Сергею Сергеевичу. Раздается выстрел из пушки в честь Паратова. Нервничая, Лариса собирается домой.

Явление пятое

Иван и Гаврило радуются приезду барина – Сергея Сергеевича. Господа – Паратов с Робинзоном, своим другом, Вожеватов и Кнуров – заходят в кофейную. Иван пытается всячески угодить Сергею Сергеевичу.

Явление шестое

За свою услужливость слуга получает от Паратова рубль. Сергей Сергеевич сообщает, что продал баржи, затем представляет Кнурову и Вожеватову своего друга, актера Аркадия Счастливцева, которого называет Робинзоном, и не без причины. Оказывается, он великодушно подобран на острове, где очутился со своим другом, купеческим сыном: их высадили за непристойное поведение. Теперь артист находится в полном подчинении у Паратова.

Явление седьмое

Робинзон недоволен тем, что Вожеватов обращается к нему на «ты», но узнав о том, что он богат, смиряется и говорит: «Вот это в моем вкусе». А затем предлагает дружбу Василию Данилычу.

Сергей Сергеевич приглашает друзей на обед, но и Вожеватов, и Кнуров вынуждены отказаться, потому что их позвали в дом Ларисы, которая выходит замуж. Узнав эту новость, Паратов падает духом, но делает вид, что искренне рад за бывшую возлюбленную. Что касается обеда, беседующие уверены: на него будет приглашен и Сергей Сергеевич.

Действие второе: отношение окружающих к замужеству девушки

Явление первое

Действие происходит в доме Огудаловой. Мать Ларисы находится в хорошо обставленной комнате с мебелью и фортепиано, на котором лежит гитара. Она держит в руках коробочку и зовет дочку, чтобы показать подарок от Васи. Лариса переодевается, поэтому говорит: «Позже посмотрю». Вдруг в комнату заходит Кнуров.

Явление второе

Огудалова очень обрадована неожиданному визиту Кнурова, не знает, куда его посадить. Они начинают беседовать, и главная тема разговора – замужество Ларисы. Мокий Парменыч убежден в том, что мать Ларисы в корне неправа, выдавая дочь за человека бедного. Лариса, по мнению Кнурова, создана для блеску, а Карандышев не способен обеспечить достойное существование. Он советует в этом случае опереться на сильное плечо богатого человека.

Затем Мокий Парменыч задает Огудаловой вопрос по поводу коробочки, которую она держит в руках.

– Это я хотела дочери подарок сделать – отвечает мама Ларисы. Кнуров советует обеспечить девушку, в первую очередь, хорошим гардеробом и обещает оплатить все покупки. После этого он уходит.

Явление третье

Появляется Лариса, которая, кажется, не разделяет восторг матери по поводу подарка Василия. Огудалова предлагает поблагодарить и Вожеватова, и Кнурова, хотя Лариса не догадывается о том, что Мокий Парменыч хочет для нее сделать. Главное желание Ларисы, о котором она говорит маме – пока не прошло лето, вырваться из города в село, гулять по лесу, собирая ягоды и грибы… «До деревни ли ему?» – возражает Огудалова, зная характер Карандышева.

Явление четвертое

Входит Илья-цыган. Лариса просит его наладить гитару. Илья сожалеет, что у них в цыганском хоре много басов, но только один тенор, Антон, но он теперь заболел. Вдруг сообщают, что приехал барин, и обрадованный цыган поспешно уходит.

Явление пятое, шестое

Ларисе надоело унижаться, и она говорит об этом матери. Когда заходит Карандышев, Огудалова сообщает ему, что Лариса очень хочет уехать из города. Однако, жениху абсолютно не понятно, куда она торопится и зачем. Юлий Капитонович уверяет, что они обязательно будут жить в деревне, но только после того, как станут мужем и женой.

Лариса, желающая, чтобы свадьба была скромной и слышащая возражения и от матери, и от Карандышева, сокрушается, говоря, что все играются с ней, как с куклой.

Юлий Капитонович осуждает нравы горожан. Ему непонятно, что все люди радуются приезду барина – Сергея Сергеевича. Испугавшаяся Лариса, узнав, что это не кто иной как Паратов, и сейчас он приближается к их дому, снова начинает уговаривать Юлия Капитоновича уехать в деревню. Она желает исчезнуть, спрятаться от бывшего жениха.

Явление седьмое

Паратов заходит в дом и подает ручку Огудаловой. Они обнимаются и целуются. Харита Игнатьевна делает вид, что несказанно рада визиту Сергея Сергеевича. Барин сообщает, что намерен выгодно жениться, но ни за что не хочет сообщить, кто его избранница. Затем он желает увидеть Ларису Дмитриевну. Огудалова зовет дочь.

Явление восьмое

Лариса и Сергей Сергеевич остаются наедине. Между ними происходит диалог, в котором Лариса упрекает Паратова, что раньше его ждала, но уже устала. Сергей Сергеевич, в свою очередь, тоже предъявляет претензии девушке, говоря, что она многое потеряла в его глазах. Главная героиня возражает, что выходит замуж не по своей воле. Паратов догадывается, что Лариса все еще любит его, но так сложились обстоятельства. Кроме того, девушка утверждает, что Карандышев питает к ней искренние чувства.

Явление девятое

Огудалова знакомит Карандышева и Паратова. И тот, и другой вроде бы вежливо говорят друг с другом, но в речи сквозит плохо скрываемая ревность. Атмосфера постепенно накаляется. Огудалова пытается примирить господ, каждый из которых испытывает неприязнь к другому. Следуя правилам этикета, Карандышев, по совету Хариты Игнатьевны, приглашает Паратова на обед. Тот холодным тоном произносит, что согласен.

Явление десятое

В комнату неожиданно входит Вожеватов, который спрашивает разрешения у Ларисы и Огудаловой впустить Робинзона. Василий сильно командует Аркадием, и это сразу бросается в глаза. Карандышев приглашает друга Василия на обед.

Явление одиннадцатое

Вожеватов спрашивает у Паратова, понравился ли ему жених Ларисы и получает отрицательный ответ: «кому он может нравиться». Сергей Сергеевич придумывает план, как посмеяться над Карандышевым.

Действие третье: Лариса сбегает с Паратовым, бывшим возлюбленным

Явление первое

Действие происходит в комнате Карандышева, обставленной без вкуса. Ковер на одной стене, оружие – на другой. Появляется еще одно действующее лицо – тетя Карандышева, Евросинья Потаповна, женщина властная и жадная. Иван просит у нее лимонов к чаю, она проявляет недовольство и дает вместо этого клюквенный морс.

Явление второе

Во время обеда у Карандышева Лариса сгорает от стыда. Но Юлий Капитонович будто бы ничего не замечает, кроме того, его стараются специально подпаивать, чтобы посмеяться. Девушка болезненно переживает такой позор.

Явление третье

Заходит Евдокия Потаповна, спрашивая, закончился ли обед. Она упрекает, что напрасно переводят купленные дорогие продукты. Лариса остро ощущает удушливую атмосферу происходящего вокруг и снова хочет бежать. Ефросинья Потаповна уходит считать серебро.

Явление четвертое

Кнуров собирается идти кушать в клуб, потому что после так называемого обеда у Карандышева остался голодным. Такое, по его словам, происходит впервые. Присутствующие делают вывод, что Юлий Капитонович глупец. Но Паратов раскрывает замысел: Карандышева специально напоили, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. А вот Робинзону, которого тоже хорошо угощали вином, вроде бы все нипочем.

Явление пятое

Робинзону после такого бурного возлияния становится плохо. Он говорит, что отравился каким-то непонятным вином. Паратов обещает его вылечить.

Явление шестое

Робинзон рассматривает комнату Карандышева и спрашивает по поводу оружия, которое висит на стене. Оно, оказывается, турецкое. Юлий Капитонович снимает со стены пистолет, но Паратов говорит, что он все равно не выстрелит, даже если сейчас применить в действие. Карандышев возражает. Затем речь заходит о качественных и некачественных сигарах.

Явление седьмое

Огудалова упрекает Карандышева за нетрезвый вид, но он сам себя пьяным отнюдь не считает. Паратов предлагает Юлию Капитонычу выпить с ним на брудершафт. Тот соглашается и велит Ивану принести коньяк. Робинзон оживляется, когда слышит, что у хозяина дома есть такой напиток, с которым он умеет обращаться.

Явление восьмое

Робинзон заявляет, что пьянкой Карандышева они добили: он начал, а Сергей Сергеевич докончит.

Явление девятое

Появившийся Илья-цыган предлагает поехать с ними, все готовы и ожидают на бульваре. Паратов, Кнуров и Вожеватов соглашаются, но Робинзона на прогулку брать совсем не хотят. Вожеватов придумывает способ, как отделаться от навязчивого попутчика.

Явление десятое

Вожеватов, чтобы избавиться от Робинзона, притворяется, что он едет в Париж и берет Аркадия с собой, только по дороге предлагает заехать к нему домой, чтобы тот отдохнул перед дорогой. Хитрый план удается.

Явление одиннадцатое

Появляется Лариса. Ей нездоровилось – так она объясняет причину, по которой не была с гостями. Паратов сообщает девушке, что они с Карандышевым пили на брудершафт. Сергей Сергеевич зовет Илью в их общество, объясняя это тем, что он его друг. Ларису просят спеть что-нибудь, но она поначалу отказывается, а потом соглашается – противясь Карандышеву, пытающемуся запретить будущей, как он считает, жене. Вместе с Ильей и Робинзоном, который подключился во втором куплете, они поют «Не искушай меня». Паратов и Вожеватов в восторге от голоса Ларисы.

Карандышев теперь просит шампанского, но Ефросинья Потаповна наотрез отказывается подавать напиток. Наконец, все расходятся. Лариса остается с Сергеем Сергеевичем.

Явление двенадцатое

Паратов корит себя за то, что в прошлом потерял такое сокровище, как Лариса. Он предлагает девушке ехать с ним на Волгу кататься на катерах – и получает согласие.

Явление тринадцатое

Все радуются, что в их компании будет Лариса. В её адрес поют дифирамбы, Карандышев заявляет, что гордится своей невестой. Наконец, собираются ехать. Девушка прощается с мамой.

Явление четырнадцатое

Карандышев сильно расстроен бегством невесты. Он не подозревал, что Лариса уедет на Волгу без предупреждения и требует у Огудаловой отчитаться, где её дочь. Не получая ответа, в порыве лютой злобы Юлий Капитоныч хватает пистолет и убегает. Харита Игнатьевна говорит Ивану, чтобы остановил его.

Действие четвертое: Карандышев стреляет в невесту

Явление первое

Робинзон предлагает Ивану играть с ним, однако, денег у него нет. На такие условия слуга не соглашается. Аркадий узнает, что Карандышев сильно возмутился, когда гости уехали с Ларисой и погнался за ними с пистолетом. Он гадает – не его ли хотел убить взбалмошный Юлий Капитоныч.

Явление второе

Появившийся Карандышев требует у Робинзона ответа на вопрос где все «товарищи». Аркадий предлагает ему ждать всех на пристани. Разгневанный Юлий Капитонович уходит.

Явление третье и четвертое

Гаврило и Иван переговариваются между собой, предполагая, что все уже приехали. Заходят Илья с цыганами. Гаврило предлагает им выпить чаю.

Явление пятое

Кнуров и Вожеватов рассуждают о том, что у Ларисы незавидное положение. Бедная девушка снова поверила человеку, уже один раз обманувшему её. А он обручен с очень богатой невестой, и вряд ли у них что-то получится.

Явление шестое

Робинзон и Вожеватов разговаривают между собой. Выясняется, что, когда Василий предлагал Аркадию поездку в Париж, речь шла не о столице Франции, а трактире на площади. Подходит Кнуров, который хочет что-то сообщить Василию Данилычу. Он предлагает Вожеватову спасти Ларису от произвола Карандышева и увезти её в Париж (настоящий).

Явление седьмое

Паратов спрашивает у Робинзона, скоро ли тот едет в Париж. Аркадий отвечает, что уже не доверяет купцам, а вот с ним бы в такое путешествие отправился. Лариса задает вопрос Паратову, серьезные ли у него намерения по поводу женитьбы, но Сергей Сергеевич предлагает ей сначала ехать домой. Девушка очень боится и предпочитает совсем не являться в родные пенаты, говоря, что с Карандышевым как с женихом покончено. Единственный, за кого она хочет выйти замуж, – это Сергей Сергеевич. Однако, Паратов снова предает её, сказав, что произнес неосторожную фразу «я твой» всего лишь в порыве нахлынувших чувств.

Явление восьмое

Робинзон сообщает Паратову, что Карандышев ходил возле кофейной с пистолетом, однако Сергей Сергеевич строго приказывает ему запрячь коляску и отвезти Ларису Дмитриевну домой. Вожеватов тоже предает отчаявшуюся девушку, которая слезно просит друга детства пожалеть её, научить, что делать в такой ситуации. Кнуров предлагает ей ехать в Париж, но расстроенная Лариса молчит.

Явление девятое

У Ларисы кружится голова. Она думает, не броситься ли в Волгу, но затем оставляет эти мысли, потому что боится. Однако, преданная всеми девушка хочет умереть – даже от того, что заболеет.

Явление десятое

Карандышев ищет Ларису. Он хочет, во-первых, отомстить её обидчикам, а во-вторых, если будет нужно, наказать невесту за бегство. «Вот она!» – восклицает Робинзон, увидев девушку. Юлий Капитонович приказывает оставить их одних.

Явление одиннадцатое

Лариса откровенно признается, что Карандышев ей противен. Но он желает во что бы то ни стало отомстить за оскорбление, нанесенное девушке, подмечая, что богатые господа играются с ней, словно с вещью. «Если я вещь, то очень дорогая» – утверждает девушка и просит позвать Кнурова. Лариса умоляет Юлия Капитоновича уйти, но он ни за что не хочет отступить, даже согласен немедленно уехать с ней из города. Однако, девушка непреклонна! Она ни в коем случае не хочет принадлежать Юлию Капитонычу. Отчаявшийся «жених» со словами «так не доставайся же ты никому» стреляет в Ларису из пистолета.

Явление двенадцатое

Лариса умирает. За сценой поет цыганский хор. Девушка, кажется, даже рада такой развязке. Она говорит, что всех любит и прощает. Голос её постепенно слабеет.

“Бесприданница” – пьеса А.Н. Островского. Краткое содержание.

5
(100%) 1
vote

Меню статьи:

Пьеса Александра Островского «Бесприданница», созданная автором в 1874 – 1878 годах, – яркое повествование, касающееся проблемы «маленького человека». Её действующие лица, в основном, люди, для которых превыше всего стоит земное богатство, и только дочь Огудаловой Лариса пытается противостать общепринятым нормам поведения и мыслит иначе. Ознакомившись с главными героями и описав краткое содержание, можно глубже понять то, что хотел сказать автор в своем произведении.

Главные герои пьесы

Лариса
– главное действующее лицо, девушка из небогатой семьи, желающая выйти замуж. Преданная богатым барином Паратовым, она соглашается на брак с Карандышевым, человеком ревнивым и неумным, хотя совсем его не любит. Это, в конце концов, приводит к трагедии.

Харита Игнатьевна Огудалова
– вдова, мать Ларисы, женщина властная, которой девушка с детства привыкла подчиняться.

Юлий Капитонович Карандышев
– жених Ларисы, эгоистичный, ревнивый и мстительный человек. Чтобы отстоять свою правоту, хватается за оружие. Производит очень неприятное впечатление.

Сергей Сергеевич Паратов
– богатый барин, бывший возлюбленный Ларисы. Предпочел ей невесту с большим состоянием.

Василий Данилыч Вожеватов
– друг детства Ларисы, богатый юноша.

Мокий Парменыч Кнуров
– пожилой человек, в руках которого – огромное состояние. Дает советы матери Ларисы по поводу женитьбы дочери на Карандышеве.

Действие первое: Карандышев – жених Ларисы

Большой город Бряхимов, на Волге. По одну сторону входа в кофейную находится бульвар, по другую – деревья, в глубине – низкая чугунная решетка, за которой открывается вид на Волгу.

Явление первое

На площадке перед кофейной ведут диалог Гаврило – буфетчик и Иван – слуга. Они рассуждают о жизни, о своеобразии поведения богатых, в частности Мокия Парменыча Кнурова, человека в летах, обладающего огромным состоянием и Василия Даниловича Вожеватова, юноши, представителя богатой торговой фирмы.

Явление второе

В кофейню заходят Вожеватов и Кнуров, которые беседуют друг с другом, к разговору иногда подключаются Гаврило и Иван. Сначала речь идет о покупке парохода, затем, собираясь пить шампанское и чай, рассуждают об этих напитках и постепенно переходят к теме, касающейся замужества Ларисы Дмитриевны, дочери Хариты Игнатьевны Огудаловой. Все присутствующие в кофейне считают, что жених – Юлий Капитоныч Карандышев – совершенно не пара девушке.

Конечно, были те, кто сватался к ней раньше, но ни один не удержался. Например, девушка сильно унывала, когда в прошлом году Сергей Сергеевич Пиратов «месяца два поездил, женихов всех отбил, да и след его простыл, исчез, неизвестно куда».

А Карандышев, по утверждению Вожеватова и Кнурова, ведет себя странно.

Явление третье

Среди присутствующих появляются Огудалова Харита Игнатьевна и её дочь Лариса. Мать девушки соглашается выпить чашечку чая. Карандышев приглашает Василия Даниловича и Мокия Парменыча на обед, но последний соглашается только тогда, когда узнает, что на самом деле предложение исходит от Огудаловой, и обед устраивают для Ларисы.

Вдруг Иван говорит, что подходит корабль под названием «Ласточка», но ни Кнуров, ни Вожеватов не желают спуститься к пристани. Огудалова, подойдя к Кнурову, сообщает ему, что, во-первых, свадьба требует многих расходов, а во-вторых, у её Ларисы завтра день рождения, и она не знает, что подарить. Мокий Парменыч понимает намек, обещает зайти. Наконец, Харита Игнатьевна, Кнуров и Вожеватов покидают сцену.

Явление четвертое

Лариса любуется видом на Волгу и вдруг обращается к Карандышеву с просьбой уехать в деревню. Однако, в женихе взыграла ревность, и он задает вопрос: о чем она говорила с Вожеватовым, да еще и называла его просто по имени – Васей. Карандышева не интересуют оправдания Ларисы, что она знакома с Василием Данилычем с детства, что у них ничего плохого не было. Но Юлий Капитонович заявляет, что нужно бросать старые привычки. И попрекает невесту прошлым, говоря, что у них был в доме «цыганский табор». Девушка возражает, что не по своей воле это происходило, так нужно было маменьке. Она изо всех сил пытается полюбить своего жениха, и открыто ему в этом признается, желая поддержки. Карандышев вдруг понимает, что обидел любимую девушку и сконфуженно произносит: «…Это я сказал так…» Лариса просит его быть осторожнее в словах, потому что она очень впечатлительная и ранимая. Девушка боится осуждать даже Сергея Сергеевича, хотя по всему видно, что этот человек в прошлом поступил с ней нехорошо, – и пытается пресечь вопросы, которые по этому поводу задает Карандышев. Но жених не унимается. Тогда Лариса открыто признается: Сергей Сергеевич лучше него. И приводит в пример историю о том, как однажды они с кавказским офицером стреляли из пистолетов – сначала офицер по стакану, который Сергей Сергеевич держал на голове. И выбил его, но побледнел. «Я буду стрелять в девушку, которая для меня дороже всего – и не побледнею» – заявил Паратов. И выбил монету, вложенную в руку Ларисы.

Карандышев скрепя сердце согласен признать некоторые достоинства Сергея Сергеевича, ведь, кроме всего, Лариса рассказала, что он помогал бедным, но продолжает ревновать невесту. Однако, она честно говорит, что не любит и никогда не полюбит Юлия Капитоныча, а чувства продолжает испытывать только к Сергею Сергеевичу. Раздается выстрел из пушки в честь Паратова. Нервничая, Лариса собирается домой.

Явление пятое

Иван и Гаврило радуются приезду барина – Сергея Сергеевича. Господа – Паратов с Робинзоном, своим другом, Вожеватов и Кнуров – заходят в кофейную. Иван пытается всячески угодить Сергею Сергеевичу.

Явление шестое

За свою услужливость слуга получает от Паратова рубль. Сергей Сергеевич сообщает, что продал баржи, затем представляет Кнурову и Вожеватову своего друга, актера Аркадия Счастливцева, которого называет Робинзоном, и не без причины. Оказывается, он великодушно подобран на острове, где очутился со своим другом, купеческим сыном: их высадили за непристойное поведение. Теперь артист находится в полном подчинении у Паратова.

Явление седьмое

Робинзон недоволен тем, что Вожеватов обращается к нему на «ты», но узнав о том, что он богат, смиряется и говорит: «Вот это в моем вкусе». А затем предлагает дружбу Василию Данилычу.

Сергей Сергеевич приглашает друзей на обед, но и Вожеватов, и Кнуров вынуждены отказаться, потому что их позвали в дом Ларисы, которая выходит замуж. Узнав эту новость, Паратов падает духом, но делает вид, что искренне рад за бывшую возлюбленную. Что касается обеда, беседующие уверены: на него будет приглашен и Сергей Сергеевич.

Действие второе: отношение окружающих к замужеству девушки

Явление первое

Действие происходит в доме Огудаловой. Мать Ларисы находится в хорошо обставленной комнате с мебелью и фортепиано, на котором лежит гитара. Она держит в руках коробочку и зовет дочку, чтобы показать подарок от Васи. Лариса переодевается, поэтому говорит: «Позже посмотрю». Вдруг в комнату заходит Кнуров.

Явление второе

Огудалова очень обрадована неожиданному визиту Кнурова, не знает, куда его посадить. Они начинают беседовать, и главная тема разговора – замужество Ларисы. Мокий Парменыч убежден в том, что мать Ларисы в корне неправа, выдавая дочь за человека бедного. Лариса, по мнению Кнурова, создана для блеску, а Карандышев не способен обеспечить достойное существование. Он советует в этом случае опереться на сильное плечо богатого человека.

Затем Мокий Парменыч задает Огудаловой вопрос по поводу коробочки, которую она держит в руках.

– Это я хотела дочери подарок сделать – отвечает мама Ларисы. Кнуров советует обеспечить девушку, в первую очередь, хорошим гардеробом и обещает оплатить все покупки. После этого он уходит.

Явление третье

Появляется Лариса, которая, кажется, не разделяет восторг матери по поводу подарка Василия. Огудалова предлагает поблагодарить и Вожеватова, и Кнурова, хотя Лариса не догадывается о том, что Мокий Парменыч хочет для нее сделать. Главное желание Ларисы, о котором она говорит маме – пока не прошло лето, вырваться из города в село, гулять по лесу, собирая ягоды и грибы… «До деревни ли ему?» – возражает Огудалова, зная характер Карандышева.

Явление четвертое

Входит Илья-цыган. Лариса просит его наладить гитару. Илья сожалеет, что у них в цыганском хоре много басов, но только один тенор, Антон, но он теперь заболел. Вдруг сообщают, что приехал барин, и обрадованный цыган поспешно уходит.

Явление пятое, шестое

Ларисе надоело унижаться, и она говорит об этом матери. Когда заходит Карандышев, Огудалова сообщает ему, что Лариса очень хочет уехать из города. Однако, жениху абсолютно не понятно, куда она торопится и зачем. Юлий Капитонович уверяет, что они обязательно будут жить в деревне, но только после того, как станут мужем и женой.

Лариса, желающая, чтобы свадьба была скромной и слышащая возражения и от матери, и от Карандышева, сокрушается, говоря, что все играются с ней, как с куклой.

Юлий Капитонович осуждает нравы горожан. Ему непонятно, что все люди радуются приезду барина – Сергея Сергеевича. Испугавшаяся Лариса, узнав, что это не кто иной как Паратов, и сейчас он приближается к их дому, снова начинает уговаривать Юлия Капитоновича уехать в деревню. Она желает исчезнуть, спрятаться от бывшего жениха.

Явление седьмое

Паратов заходит в дом и подает ручку Огудаловой. Они обнимаются и целуются. Харита Игнатьевна делает вид, что несказанно рада визиту Сергея Сергеевича. Барин сообщает, что намерен выгодно жениться, но ни за что не хочет сообщить, кто его избранница. Затем он желает увидеть Ларису Дмитриевну. Огудалова зовет дочь.

Явление восьмое

Лариса и Сергей Сергеевич остаются наедине. Между ними происходит диалог, в котором Лариса упрекает Паратова, что раньше его ждала, но уже устала. Сергей Сергеевич, в свою очередь, тоже предъявляет претензии девушке, говоря, что она многое потеряла в его глазах. Главная героиня возражает, что выходит замуж не по своей воле. Паратов догадывается, что Лариса все еще любит его, но так сложились обстоятельства. Кроме того, девушка утверждает, что Карандышев питает к ней искренние чувства.

Явление девятое

Огудалова знакомит Карандышева и Паратова. И тот, и другой вроде бы вежливо говорят друг с другом, но в речи сквозит плохо скрываемая ревность. Атмосфера постепенно накаляется. Огудалова пытается примирить господ, каждый из которых испытывает неприязнь к другому. Следуя правилам этикета, Карандышев, по совету Хариты Игнатьевны, приглашает Паратова на обед. Тот холодным тоном произносит, что согласен.

Явление десятое

В комнату неожиданно входит Вожеватов, который спрашивает разрешения у Ларисы и Огудаловой впустить Робинзона. Василий сильно командует Аркадием, и это сразу бросается в глаза. Карандышев приглашает друга Василия на обед.

Явление одиннадцатое

Вожеватов спрашивает у Паратова, понравился ли ему жених Ларисы и получает отрицательный ответ: «кому он может нравиться». Сергей Сергеевич придумывает план, как посмеяться над Карандышевым.

Действие третье: Лариса сбегает с Паратовым, бывшим возлюбленным

Явление первое

Действие происходит в комнате Карандышева, обставленной без вкуса. Ковер на одной стене, оружие – на другой. Появляется еще одно действующее лицо – тетя Карандышева, Евросинья Потаповна, женщина властная и жадная. Иван просит у нее лимонов к чаю, она проявляет недовольство и дает вместо этого клюквенный морс.

Явление второе

Во время обеда у Карандышева Лариса сгорает от стыда. Но Юлий Капитонович будто бы ничего не замечает, кроме того, его стараются специально подпаивать, чтобы посмеяться. Девушка болезненно переживает такой позор.

Явление третье

Заходит Евдокия Потаповна, спрашивая, закончился ли обед. Она упрекает, что напрасно переводят купленные дорогие продукты. Лариса остро ощущает удушливую атмосферу происходящего вокруг и снова хочет бежать. Ефросинья Потаповна уходит считать серебро.

Явление четвертое

Кнуров собирается идти кушать в клуб, потому что после так называемого обеда у Карандышева остался голодным. Такое, по его словам, происходит впервые. Присутствующие делают вывод, что Юлий Капитонович глупец. Но Паратов раскрывает замысел: Карандышева специально напоили, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. А вот Робинзону, которого тоже хорошо угощали вином, вроде бы все нипочем.

Явление пятое

Робинзону после такого бурного возлияния становится плохо. Он говорит, что отравился каким-то непонятным вином. Паратов обещает его вылечить.

Явление шестое

Робинзон рассматривает комнату Карандышева и спрашивает по поводу оружия, которое висит на стене. Оно, оказывается, турецкое. Юлий Капитонович снимает со стены пистолет, но Паратов говорит, что он все равно не выстрелит, даже если сейчас применить в действие. Карандышев возражает. Затем речь заходит о качественных и некачественных сигарах.

Явление седьмое

Огудалова упрекает Карандышева за нетрезвый вид, но он сам себя пьяным отнюдь не считает. Паратов предлагает Юлию Капитонычу выпить с ним на брудершафт. Тот соглашается и велит Ивану принести коньяк. Робинзон оживляется, когда слышит, что у хозяина дома есть такой напиток, с которым он умеет обращаться.

Явление восьмое

Робинзон заявляет, что пьянкой Карандышева они добили: он начал, а Сергей Сергеевич докончит.

Явление девятое

Появившийся Илья-цыган предлагает поехать с ними, все готовы и ожидают на бульваре. Паратов, Кнуров и Вожеватов соглашаются, но Робинзона на прогулку брать совсем не хотят. Вожеватов придумывает способ, как отделаться от навязчивого попутчика.

Явление десятое

Вожеватов, чтобы избавиться от Робинзона, притворяется, что он едет в Париж и берет Аркадия с собой, только по дороге предлагает заехать к нему домой, чтобы тот отдохнул перед дорогой. Хитрый план удается.

Явление одиннадцатое

Появляется Лариса. Ей нездоровилось – так она объясняет причину, по которой не была с гостями. Паратов сообщает девушке, что они с Карандышевым пили на брудершафт. Сергей Сергеевич зовет Илью в их общество, объясняя это тем, что он его друг. Ларису просят спеть что-нибудь, но она поначалу отказывается, а потом соглашается – противясь Карандышеву, пытающемуся запретить будущей, как он считает, жене. Вместе с Ильей и Робинзоном, который подключился во втором куплете, они поют «Не искушай меня». Паратов и Вожеватов в восторге от голоса Ларисы.

Карандышев теперь просит шампанского, но Ефросинья Потаповна наотрез отказывается подавать напиток. Наконец, все расходятся. Лариса остается с Сергеем Сергеевичем.

Явление двенадцатое

Паратов корит себя за то, что в прошлом потерял такое сокровище, как Лариса. Он предлагает девушке ехать с ним на Волгу кататься на катерах – и получает согласие.

Явление тринадцатое

Все радуются, что в их компании будет Лариса. В её адрес поют дифирамбы, Карандышев заявляет, что гордится своей невестой. Наконец, собираются ехать. Девушка прощается с мамой.

Явление четырнадцатое

Карандышев сильно расстроен бегством невесты. Он не подозревал, что Лариса уедет на Волгу без предупреждения и требует у Огудаловой отчитаться, где её дочь. Не получая ответа, в порыве лютой злобы Юлий Капитоныч хватает пистолет и убегает. Харита Игнатьевна говорит Ивану, чтобы остановил его.

Действие четвертое: Карандышев стреляет в невесту

Явление первое

Робинзон предлагает Ивану играть с ним, однако, денег у него нет. На такие условия слуга не соглашается. Аркадий узнает, что Карандышев сильно возмутился, когда гости уехали с Ларисой и погнался за ними с пистолетом. Он гадает – не его ли хотел убить взбалмошный Юлий Капитоныч.

Явление второе

Появившийся Карандышев требует у Робинзона ответа на вопрос где все «товарищи». Аркадий предлагает ему ждать всех на пристани. Разгневанный Юлий Капитонович уходит.

Явление третье и четвертое

Гаврило и Иван переговариваются между собой, предполагая, что все уже приехали. Заходят Илья с цыганами. Гаврило предлагает им выпить чаю.

Явление пятое

Кнуров и Вожеватов рассуждают о том, что у Ларисы незавидное положение. Бедная девушка снова поверила человеку, уже один раз обманувшему её. А он обручен с очень богатой невестой, и вряд ли у них что-то получится.

Явление шестое

Робинзон и Вожеватов разговаривают между собой. Выясняется, что, когда Василий предлагал Аркадию поездку в Париж, речь шла не о столице Франции, а трактире на площади. Подходит Кнуров, который хочет что-то сообщить Василию Данилычу. Он предлагает Вожеватову спасти Ларису от произвола Карандышева и увезти её в Париж (настоящий).

Явление седьмое

Паратов спрашивает у Робинзона, скоро ли тот едет в Париж. Аркадий отвечает, что уже не доверяет купцам, а вот с ним бы в такое путешествие отправился. Лариса задает вопрос Паратову, серьезные ли у него намерения по поводу женитьбы, но Сергей Сергеевич предлагает ей сначала ехать домой. Девушка очень боится и предпочитает совсем не являться в родные пенаты, говоря, что с Карандышевым как с женихом покончено. Единственный, за кого она хочет выйти замуж, – это Сергей Сергеевич. Однако, Паратов снова предает её, сказав, что произнес неосторожную фразу «я твой» всего лишь в порыве нахлынувших чувств.

Явление восьмое

Робинзон сообщает Паратову, что Карандышев ходил возле кофейной с пистолетом, однако Сергей Сергеевич строго приказывает ему запрячь коляску и отвезти Ларису Дмитриевну домой. Вожеватов тоже предает отчаявшуюся девушку, которая слезно просит друга детства пожалеть её, научить, что делать в такой ситуации. Кнуров предлагает ей ехать в Париж, но расстроенная Лариса молчит.

Явление девятое

У Ларисы кружится голова. Она думает, не броситься ли в Волгу, но затем оставляет эти мысли, потому что боится. Однако, преданная всеми девушка хочет умереть – даже от того, что заболеет.

Явление десятое

Карандышев ищет Ларису. Он хочет, во-первых, отомстить её обидчикам, а во-вторых, если будет нужно, наказать невесту за бегство. «Вот она!» – восклицает Робинзон, увидев девушку. Юлий Капитонович приказывает оставить их одних.

Явление одиннадцатое

Лариса откровенно признается, что Карандышев ей противен. Но он желает во что бы то ни стало отомстить за оскорбление, нанесенное девушке, подмечая, что богатые господа играются с ней, словно с вещью. «Если я вещь, то очень дорогая» – утверждает девушка и просит позвать Кнурова. Лариса умоляет Юлия Капитоновича уйти, но он ни за что не хочет отступить, даже согласен немедленно уехать с ней из города. Однако, девушка непреклонна! Она ни в коем случае не хочет принадлежать Юлию Капитонычу. Отчаявшийся «жених» со словами «так не доставайся же ты никому» стреляет в Ларису из пистолета.

Явление двенадцатое

Лариса умирает. За сценой поет цыганский хор. Девушка, кажется, даже рада такой развязке. Она говорит, что всех любит и прощает. Голос её постепенно слабеет.

“Бесприданница” – пьеса А.Н. Островского. Краткое содержание.

5
(100%) 1
vote

Драма поднимает насущную для XIX века проблему торжества и цинизма богатых людей над бедными. Лариса была хороша собой, умна и чиста душой, но не заслужила уважения состоятельных мужчин и даже друга детства, Вожеватова, из-за отсутствия у неё приданного.

Читать краткое содержание пьесы Островского Бесприданница

Драма разворачивается вокруг юной девицы Ларисы Дмитриевны Огудаловой. Благодаря предприимчивости ее матери, Хариты Игнатьевны, женщины живут в своем доме и не погрязли в неизбежной нищете. Вдова Огудалова умеет вести светские беседы, а Лариса – мастерица на все руки, чарующе поет и дивно танцует. У них в доме всегда есть гости, часто там устраивает гуляния цыганский табор.

Пожилой богатый делец Мокий Парменыч Кнуров и успешный купец Василий Данилыч Вожеватов признают за завтраком в кофейной, что у Огудаловых всегда можно весело провести время. Они обсуждают обстоятельства скорого замужества Ларисы. Её старшие сестры уже выданы замуж и неудачно, хотя этого следовало ожидать – Огудалова не может собрать дочерям приданного. Вожеватов припоминает, что у Ларисы был роман с состоятельным судохозяином, Сергеем Сергеичем Паратовым. Однако тот сбежал, и девушка страдала на протяжении года. Да еще мать так замучила ее сватовством и вечными цыганскими пениями в доме, что Лариса решила выйти за первого, кто предложит. Тут и подоспел невысокий чиновник, Юлий Панкратович Карандышев. Он бывал у Огудаловых в течение трех лет, чтобы заводить знакомства с их достопочтимыми гостями.

Лариса мечтает быть любимой и обрести с Карандышевым тихую жизнь в лесу за Волгой. Её спокойствие нарушает возвращение в Бряхимов Паратова. Мужчина тут же навязывается к Карандышеву на обед, а тот и рад побахвалиться перед высоким гостем. Ларисе тяжело общаться с бывшим возлюбленным, а после обеда она чувствует стыд за своего будущего мужа.

Карандышев пышет показным богатством и выставляет себя значительным человеком – вешает на стену турецкие ружья, подает дешевое вино в дорогих бутылках. Гости не могут есть его угощения и не расходятся сразу же лишь из уважения к Огудаловым. Паратов с помощью привезенного в город актера Робинзона спаивает Карандышева и потешается над ним. Огудалова просит мужчин примириться, и они пьют на брудершафт. Но настоящего примирения не наступает.

Лариса напоследок исполняет гостям романс и тем самым пробуждает в Паратове прежние чувства. Судохозяин уговаривает её ехать с другими мужчинами и цыганами на пикник за Волгу, в Ларисе пробуждает надежда на возобновление романа. Карандышев возмущен поведением невесты, но более огорчен унижением от Паратова, Кнурова и Вожеватова. Он хватает со стены пистолет и идет на их поиски, грозясь отомстить.

После возвращения в Бряхимов Паратов хочет отправить Ларису домой, с чем девушка не согласна – она думала, что Паратов возьмет её в жены, так как любит её. Делец рассказывает, что пикник был последней холостяцкой гулянкой перед женитьбой на невесте с миллионным приданным. Лариса лишь пробудила в нем страсть и стала украшением этого вечера. Паратов оставляет девицу в беседке ожидать лошадей и тут к ней подходит Кнуров. Мужчина предлагает Ларисе щедрое содержание и поездку в Париж. После его ухода Лариса пытается броситься с обрыва, но не находит в себе сил.

В беседку приходит Карандышев. Он не обвиняет Ларису и готов защищать её до последнего, но девушка заявляет, что он ей противен. Она ощущает себя вещью на ярмарке и со злобы просит Карандышева позвать Кнурова, чтобы тот хотя бы купил её за дорого. Несостоявшийся жених не может выдержать унижения и в бешенстве стреляет в Ларису. Умирая, девушка благодарит Карандышева и просит подать ей пистолет. Вошедшим она говорит, что сделала это сама, не держит ни на кого зла и всех любит.

Картинка или рисунок Бесприданница

Другие пересказы для читательского дневника

• Краткое содержание Семеро против Фив Эсхил

  Царь Этиокл выступает перед своими подданными на площади. Он говорит об опасности, которая угрожает его государству. Царь надеется, что боги защитят Фивы от врага. Женщины плачут. Этиокл призывает мужчин сражаться за свободу, а женщин отправляет по домам.

• Краткое содержание Легенда о Данко из Старухи Изергиль Горького

  В давние времена на земле жили люди. Их племя отличалось смелостью и отвагой. Однажды, в их края пришли более сильные враги, и изгнали людей из насиженных мест. Отправились тогда люди в самые непроходимые леса и дебри.

• Краткое содержание Куприн Изумруд

  Рассказ Изумруд является одним из лучших произведений Александра Куприна в котором в главных ролях выступают животные. Рассказ раскрывает тему несправедливости окружающего мира, наполненного завистью и жестоким отношением

• Краткое содержание Сухово-Кобылин Дело

  Прошло около 6 лет с момента несостоявшегося бракосочетания Кречинского. С того момента помещик Муромский с сестрой и дочерью Лидочкой переехали в деревню. С недавнего времени семья переехала в Петербург

• Краткое содержание Урал-батыр

  Янбирде – «Давший Душу» первый человек и его жена Янбике («Душа») в одиночестве жили в краю вечного лета, занимались охотой на львах, верным спутником им был сокол.

План пересказа

1. Кнурова и Вожеватов беседуют о решении Ларисы Огудаловой выйти замуж за Карандышева.
2. Разговор Ларисы и Карандышева.

3. Приезд Паратова.
4. Кнуров и Вожеватов говорят о видах на Ларису.
5. Карандышев устраивает прием.
6. Паратов добивается от Ларисы признания в любви и уговаривает поехать за Волгу.
7. Лариса с Паратовым. Кнуров и Вожеватов разыгрывают Ларису в орлянку.
8 Лариса переживает жестокое разочарование.
9. Карандышев решает отомстить.
10. Гибель Ларисы.

Пересказ

Действие происходит в большом волжском городе Бряхи-мове.

Действие 1

Явление 2

Вожеватов и Кнуров беседуют в кафе на бульваре. Вожеватов рассказывает о приезде Паратова, между ними должна состояться сделка: Паратов дешево продает свой пароход «Ласточка»». Разговор заходит о Ларисе Огудаловой, Вожеватов говорит, что она выходит замуж за Карандышева, Кнуров в недоумении: он ей не пара, «дорогой бриллиант дорогой оправы требует», «с такой бы барышней в Париж». Узнаем, что у Огудаловых «всегда полон дом холостых», «состояние небольшое, давать приданое не из чего, так она (Харита Игнатьевна) живет открыто, всех принимает…» Двух дочерей уже выдала: одну за кавказского князька, который по дороге вроде бы ее зарезал, другую за иностранца-шулера.

Кнуров удивляется выбору Ларисы: неужели лучше женихов не нашлось? Оказывается, Лариса уже обожглась с Паратовым, который долгое время ездил к ним, «всех женихов отбил» и пропал. После этого она поклялась, что выйдет за первого, кто предложит ей руку и сердце. И тут подвернулся Карандышев. Ей ничего не оставалось, как держать слово. Теперь он «сияет, как апельсин», ходит с ней под ручку, запрокинув голову, квартиру вздумал переделывать, в кабинете ковер с оружием и кинжалами повесил, лошадь из деревни выписал…

Входят Огудаловы и Карандышев.

Явление 3

Лариса все время молчит и смотрит на Волгу. Вожеватов разговаривает с Карандышевым с иронией, а тот этого не замечает. Он увлечен приготовлениями к свадьбе, приглашает всех на обед. Кнуров, читая газету, всем своим видом показывает пренебрежение к Карандышеву. Вожеватов с Кнуровым собираются уходить — встречать «Ласточку». Харита Игнатьевна отходит в сторону с Кнуровым, рассказывает о больших расходах, намекает, что не откажется от денежной помощи. Тот обещает зайти.

Явление 4

Лариса просит Карандышева быстрее увезти ее в деревню. Карандышев тем временем допытывается об ее разговоре с Вожеватовым. Он ревнует и запрещает называть его Васей. Лариса объясняет, что она «с Васей с малолетства знакома». Карандышев припоминает ее дом, похожий на цыганский табор. Лариса Дмитриевна со слезами на глазах довольно резко говорит ему, что там ей было веселее, чем сейчас, и что она уже сыта по горло его упреками. Тот просит прощенья. Но когда Лариса упоминает Паратова, он вновь впадает в негодование. Начинает сравнивать его с собой: «Ну, чем я хуже Паратова?» Лариса отвечает: «Сравнение будет не в вашу пользу. Сами по себе вы что-нибудь значите; вы хороший, честный человек, но от сравнения с Сергеем Сергеичем вы теряете все». Карандышев вне себя и требует доказательств. Лариса рассказывает о том, как Паратов упражнялся в стрельбе. Он попросил одного своего знакомого, кавказского офицера, хорошего стрелка, выстрелить в стакан, стоявший на голове у Паратова. Тот выстрелил, разбил стакан, но побледнел. Паратов сказал ему: «Вы прекрасно стреляете, но вы побледнели, стреляя в мужчину и человека, вам не близкого. Смотрите, я буду стрелять в девушку, которая для меня дороже всего на свете, и не побледнею». Дал монету Ларисе и выстрелил, ловко сбив монету. Карандышев спрашивает, как она могла ему это позволить? Лариса, не скрывая своего восхищения Паратовым, говорит: «Да разве можно его не послушать?» Тут слышен пушечный выстрел. Лариса вздрагивает. Говорит рассеянно, что стала нервной, что у нее закружилась голова, когда она смотрела вниз. Обрыв будто притягивает ее, она подходит к решетке, заглядывает вниз и чуть не падает. Карандышев удерживает ее: «Пойдемте, что за ребячество!»

Явление 5

Иван и Гаврила радуются приезду барина. Входят «блестящий барин» Паратов, Робинзон, Кнуров, Вожеватов.

Явление 6

Паратов знакомит всех с Робинзоном и рассказывает его историю: это спившийся «актеришка» Аркадий Счастливцев. Его с другом, «купеческим сыном Непутевым» высадили на пустой остров за «драматическое представление» на корабле: они «разделись, разрезали подушку, вывалялись в пуху и начали изображать диких…» Паратов взял его к себе на «Ласточку» для веселья, как личного шута. Одна неприятность — много пьет. Он даже предлагает одолжить Робинзона Вожеватову. Кнуров удивляется, как Паратову не жаль расставаться с «Ласточкой». Тот отвечает: «Что такое «жаль», этого я не знаю. У меня… ничего заветного нет; найду выгоду, так все продам, что угодно…» Потом он сообщает о своем выгодном браке, ради которого он жертвует своей свободой, и хочет весело отгулять последние деньки. Вожеватов и Кнуров обещают помочь.

Явление 7

Те же. Вожеватов договаривается с Гаврилой о празднике в честь приезда Паратова. Сергей Сергеич приглашает всех к себе. Вожеватов и Кнуров отказываются: они уже приглашены на обед к жениху Ларисы Дмитриевны. Паратов, узнав об этом, задумывается, а потом говорит, что так даже лучше: «Я немного виноват перед ней, то есть так виноват, что не должен бы и носу к ним показывать… ведь я было чуть не женился на Ларисе, — вот бы людей-то насмешил!» Обещает заехать к ним, если уж она выходит замуж. Все договариваются встретиться на обеде у Огудаловых.

Действие 2

Явление 2

Харита Игнатьевна очень почтительно встречает Кнурова. Разговор идет о будущем Ларисы. Огудалова слушает Кнурова, во всем с ним соглашаясь. Он заводит разговор издалека: о нищенском положении Карандышева, который не сможет дать достойной жизни жене. «Ведь в Ларисе Дмитриевне земного, этого житейского, нет. Ну, понимаете, тривиального, что нужно для бедной семейной жизни… Что ж остается ей? Зачахнуть». Предполагает, что, не выдержав, она покинет мужа. И намекает на то, что надо ей найти «доброго друга, солидного, прочного». В этой роли, конечно, он видит себя. Потом переходит к главному: «Вам нужно сделать для Ларисы Дмитриевны хороший гардероб, то есть мало сказать хороший — очень хороший. Обидно будет видеть, если ее оденут кой-как». Обещает все оплатить. Огудалова благодарит. Кнуров уходит, входит Лариса.

Явление 3

Харита Игнатьевна просит Ларису поблагодарить Вожеватова за подарок и Кнурова впридачу. Девушка рассказывает, что Карандышев баллотируется в мировые судьи в Заболотье. Огудалова удивляется, почему в такой дали? Лариса, наоборот, быстрее хочет в деревню: «Я хочу гулять по лесам, собирать ягоды, грибы» — подальше от суеты городской жизни, от воспоминаний.

Явление 4

С улицы кричат, что приехал барин. Огудалова интересуется, что за барин. Илья отвечает: «Такой барин, ждем, не дождемся: год ждали — вот какой барин».

Явление 5

Огудалова обеспокоена, кто же приехал: «Должно быть, богатый и, вероятно, холостой, коли цыгане ему так обрадовались. Ах, Лариса, не прозевали ли мы жениха?» Лариса говорит, что она уже наунижалась и настрадалась, с нее хватит. Харита Игнатьевна обрывает ее: «Мы люди бедные, нам унижаться-то всю жизнь, так уж лучше унижаться смолоду, чтобы потом пожить по-человечески». Входит Карандышев.

Явление 6

Лариса просит Карандышева быстрее уехать. А он и не намерен, говорит: «Я много, очень много перенес уколов для своего самолюбия, моя гордость не раз была оскорблена; теперь я хочу и вправе погордиться и повеличаться». Карандышев находится в эйфории, думает только, как отомстить за униженное самолюбие тем, кому почти открыто завидует: «Вон посмотрите, что в городе делается, какая радость на лицах, все повеселели, скачут по улицам, кричат друг другу: «Барин приехал, барин приехал!»» Затем объявляет, что приехал Паратов. Лариса встает в испуге, просит забрать ее в деревню, пока дело до беды не дошло. Около двери появляется Паратов. Лариса уходит с Карандышевым в комнату матери: «Мама, пожалуйста, отделайся от его визитов!»

Явление 7

Огудалова встречает Паратова объятьями. Спрашивает о причине его прошлого исчезновения, тот оправдывается, говорит, что спасал свое движимое и недвижимое имущество. Харита Игнатьевна допытывается, собирается ли он скоро прощаться с холостяцкой жизнью? Тот уклоняется от ответа, хочет видеть Ларису, мать зовет ее.

Явление 8

Лариса говорит с Паратовым кротко и старается не показать, что рада его видеть. Самого же Паратова волнует, любит ли еще она его? И он начинает обвинять ее: «Мне хочется знать, скоро ли женщина забывает страстно любимого человека: на другой день после разлуки с ним, через неделю или через месяц…» Лариса обижена до глубины души, и это раскрывает ее истинные чувства к Паратову. Он понимает, что она его все еще любит, и это греет его самолюбие. Он просит прощения. Лариса спрашивает, что же дальше, а он: «Теперь я во всю жизнь сохраню самое приятное воспоминание о вас, и мы расстанемся как лучшие друзья». Лариса спрашивает: «Значит, пусть женщина плачет, страдает, только бы любила вас?» Паратов отвечает: «В любви равенства нет, это уж не мной заведено. В любви приходится иногда и плакать». Лариса пожалела о своем признании, сказав, что надеется, что он не употребит во зло ее откровенность. Паратов заявляет, что чтит брак, и спрашивает, что же в ее женихе хорошего? Лариса Дмитриевна приводит веское доказательство: «Он любит меня».

Явление 9

Входят Огудалова и Карандышев. Юлий Капитоныч знакомится с Сергеем Сергеичем довольно сдержанно. Паратов понимает, с кем он имеет дело, и сразу начинает подтрунивать над ним: «Вы не ревнивы. Ревнивые люди ревнуют без всякого повода». Карандышев, чтобы не упасть в грязь лицом, тоже в ответ хамит. Паратов, добившись своего, начинает требовать, чтобы тот просил прощения: «Кажется, пора меня знать. Если я кого хочу поучить, так за неделю дома запираюсь да казнь придумываю». Харита Игнатьевна и Лариса успокаивают их и убеждают Карандышева, чтобы тот попросил прощения. Приносят шампанское, Карандышев приглашает Паратова на обед.

Действие 3

Явление 1

Лариса жалуется матери на Карандышева, который ничего за своей гордыней не видит, а тем временем его специально подпаивают, потешаются над ним: «Стыдно, стыдно, так бы и убежала куда-нибудь. А он как будто не замечает ничего. Да ведь они меня терзают!»

Явления 2, 3

Огудалова разговаривает с Ефросиньей Потаповной (теткой Карандышева). Лариса говорит, не слушая их: «Бежала б я отсюда, куда глаза глядят».

Явление 4

Паратов, Кнуров и Вожеватов смеются над пьяным Карандышевым: «Вот, господа, для таких случаев Робинзоны-то и дороги». Собираются в ресторан: «Приглашает обедать известных людей, а есть нечего…» Но сначала хотят послушать пение Ларисы.

Явление 6

Карандышев предлагает всем сигары: «Сигары королевские, из капустного листа, для друзей», но все отказываются. Паратов смеется над коллекцией оружия Юлия Капитоныча: «Так вот кто виноват, что австрийцы турок одолеть не могут. Вы забрали у них все дрянное, негодное оружие; вот они с горя хорошим английским и запаслись».

Явление 7

Харита Игнатьевна стыдит Паратова за издевательства над Карандышевым. Тот, как ни в чем не бывало, предлагает брудершафт Юлию Капитонычу.

Явления 8, 9

Кнуров, Вожеватов и Паратов сговариваются ехать за Волгу вместе с Ларисой Дмитриевной. Паратов берется уговорить ее.

Явление 11

Все просят Ларису спеть, но Карандышев запрещает: «Уж коли я говорю, что не станет, так не станет». Лариса назло ему начинает петь «Не искушай меня без нужды». Все просто в восторге. Паратов помрачнел, запустил руки в волосы, а потом целует девушке руку и говорит: «Мне кажется, я с ума сойду»; Кнуров: «Велико наслаждение видеть вас, а еще больше наслаждения слушать вас»; Вожеватов: «Послушать да и умереть — вот оно что». Паратов велит готовить катер.

Явление 12

Паратов сожалеет, что надолго оставил Ларису: «Ах, зачем! Конечно, малодушие. Надо было поправить свое состояние. Да Бог с ним, с состоянием! Я проиграл больше — я потерял вас; я и сам страдаю, и вас заставил страдать». Лариса боится поверить его словам. Он просит ее поехать с ними. Она в смятении. Но потом решается: «Едемте, вы — мой повелитель».

Явление 13

Паратов сообщает Кнурову и Вожеватову, что Лариса со-» гласна. Карандышев произносит тост за будущую жену: «Господа, вы сейчас восхищались талантами Ларисы Дмитриевны. Но не за них я хочу похвалить ее, она умеет ценить и выбирать людей, отличать золото от мишуры, я счел своим долгом поблагодарить публично за такое лестное для меня предпочтение». Незаметно для себя он остается один. Лариса на прощанье говорит матери: «Видно, от своей судьбы не уйдешь». Харита Игнатьевна размышляет: «Всеобщее бегство!.. Что бы там ни было, все-таки кругом нее люди… А здесь хоть и бросить, так потеря не велика!»

Явление 14

Карандышев узнает, что все уехали на Волгу, и Лариса Дмитриевна тоже. Он кидается к Огудаловой, а она отвечает: «Я к вам привезла дочь, вы мне скажите, где моя дочь. Рано было торжествовать-то!» Карандышев со слезами на глазах: «Да, это смешно… Я смешной человек… Да разве людей казнят за то, что они смешны? Я смешон, ну — смейся надо мной… Приходите ко мне обедать, пейте мое вино и ругайтесь, смейтесь надо мной — я того стою. Но разломать грудь у смешного человека, вырвать сердце, бросить под ноги и растоптать его! Ох, ох! Как мне жить!.. Для меня нет теперь ни страха, ни закона, ни жалости; только злоба лютая и жажда мести душат меня. Я буду мстить каждому из них…» Хватает пистолет и убегает.

Действие 4

Явления 3—5

Кнуров и Вожеватов обсуждают поступок Ларисы Дмитриевны. По-видимому, раз она бросила Карандышева, Сергей Сергеич ей что-то пообещал. Не могла же она во второй раз обмануться. Но и Паратов не променяет миллионную невесту на бесприданницу. Выходит, обманывает. Вожеватов: «Что делать-то! мы не виноваты, наше дело сторона».

Явление 6

Кнуров говорит Вожеватову: «Я все думал о Ларисе Дмитриевне. Мне кажется, она сейчас находится в таком положении, что нам, близким людям, не только позволительно, но мы даже обязаны принять участие в ее судьбе». Василий Данилыч понимает, что тот хочет взять Ларису с собой в Париж, а сам тоже неравнодушен к Ларисе. Однако свои чувства он подчиняет трезвому расчету: «Нет, как-то я, Мокий Парменыч, в себе этого совсем не замечаю… что любовью-то называется». Кнуров одобряет его: «Похвально, хорошим купцом будете». Они разыгрывают ее в орлянку. Победителем выходит Кнуров, Вожеватов дает купеческое слово, что не будет преградой.

Явление 7

Паратов благодарит Ларису за прекрасно проведенное время. Она отвечает: «Нет, нет, Сергей Сергеич, вы мне фраз не говорите! Вы мне скажите только: что я — жена ваша или нет?» Паратов хочет уйти от разговора и отправить Ларису домой. Она отказывается и говорит, что поедет только с ним, чтобы ее мать их благословила, или не поедет вовсе: «Для несчастных людей много простора в Божьем мире: вот сад, вот Волга». У Паратова не остается шанса уйти, не объясняя ничего, как в прошлый раз. И он говорит ей: «Угар страстного увлечения скоро проходит, остаются цепи и здравый рассудок, который говорит, что этих цепей разорвать нельзя, что они неразрывны… Я обручен». Лариса истерически смеется, говоря: «Безбожно, безбожно! Подите от меня! Довольно! Я уж сама о себе подумаю…»

Явление 8

Вожеватов подходит к Ларисе, она просит пожалеть ее: «Вася, я погибаю!.. мы с тобой с детства знакомы… что мне делать — научи!» Но он отвечает, что не может, его держат не цепи, а кандалы — купеческое слово: «Лариса Дмитриевна, голубушка моя! Что делать-то? Ничего не поделаешь». Лариса в почти бессознательном состоянии. Подходит Кнуров и предлагает ехать с ним в Париж на выставку: «Для меня невозможного мало. Стыда не бойтесь, осуждений не будет… Я могу предложить вам громадное содержание, полное обеспечение на всю жизнь… самые злые критики чужой нравственности должны будут замолчать и разинуть рты от удивления… Я бы ни на одну минуту не задумался и предложил вам руку, но я женат. Если вам будет угодно благосклонно принять мое предложение, известите меня, и с той минуты я сделаюсь вашим самым преданным слугой…» Лариса молчит, Кнуров, откланявшись, уходит.

Явление 9

Лариса одна. Она хочет броситься в Волгу, но не хватает смелости: «Как страшно!.. Расставаться с жизнью совсем не так просто, как я думала… Вот я какая несчастная… А ведь есть люди, для которых это легко… Что же я не решаюсь?.. Что меня держит над этой пропастью… Ах, нет, нет… Не Кнуров… Жалкая слабость: жить, хоть как-нибудь, да жить… когда нельзя жить и не нужно… Кабы теперь меня убил кто-нибудь…»

Явление 11

Карандышев находит Ларису. Она гонит его прочь: «Как вы мне противны, кабы вы знали… Для меня самое тяжкое оскорбление — это ваше покровительство». Карандышев пытается вернуть ее, ведь для других она — вещь. Ларисе открывается истина: «Вещь, да, вещь… Я сейчас убедилась в том, я испытала себя… я вещь! (с горячностью) Наконец слово для меня найдено, вы нашли его… Всякая вещь должна иметь хозяина, я пойду к хозяину». Карандышев с жаром: «Я беру вас, я ваш хозяин». Лариса: «О нет! Каждой вещи своя цена есть… Ха, ха, ха… я слишком, слишком дорога для вас… Уж если быть вещью, так одно утешение — быть дорогой, очень дорогой… Подите, пошлите ко мне Кнурова». Карандышев не верит своим ушам, унижается, встает на колени, кричит, что прощает ее, что любит. Лариса: «Лжете. Я любви искала и не нашла. На меня смотрели и смотрят как на забаву». Карандышев: «Вы должны быть моей!» Лариса отказывается. Карандышев: «Так не доставайся ж ты никому!» Стреляет.

Уходя из жизни, Лариса произносит: «Милый мой, какое вы благодеяние для меня сделали! Пистолет сюда, сюда на стол! Это я сама… сама. Ах, какое благодеяние… (поднимает пистолет и кладет на стол)». Появляются Паратов, Кнуров, Вожеватов и др.

Явление 12

Никто ничего не понимает. Лариса слабеющим голосом: «Это я сама… Никто не виноват, никто… Я не хочу мешать никому! Живите, живите все!.. Я ни на кого не жалуюсь, ни на кого не обижаюсь… вы все хорошие люди… я вас всех, всех люблю».

Слышится громкий хор цыган.

Драма в четырех действиях

Действие первое

В большой город Бряхимов на Волге прибывает Сергей Сергеевич Паратов — блестящий барин, судовладелец. Купцы Кнуров и Вожеватов обсуждают его приезд. Потом переходят к обсуждению семьи Огудало-ных: Харита Игнатьевна выдала замуж двух дочерей: одну муж, кавказский князь, зарезал из ревности; у другой муж оказался шулером. Теперь младшую, Ларису Дмитриевну, собираются выдать замуж за ничтожного чиновника Карандышева. Лучшей партии не подобрать — у семьи «нет средств». На устройство вечеров для холостых молодых людей ловкая Харита Игнатьевна берет деньги с богатых купцов. Купцы относятся к Ларисе, как к игрушке: хорошо бы с ней развлечься, но только не жениться! Кнуров женат, а Вожеватову нужна солидная партия — с приданым. Из разговора становится ясно, что Лариса была влюблена в Паратова.

Лариса беседует с Карандышевым. Ему хочется похвастаться перед «избранным обществом» своей женитьбой на красивой девушке. Он даже приглашает к себе «лучших людей» на обед. Лариса уговаривает его ехать в деревню. Она опасается, что в ней вновь вспыхнет чувство к блестящему барину — Паратову.

Сергей Сергеевич прибывает в город — в честь этого палят из пушки. Он объявляет Кнурову и Вожеватову, что выгодно женится — берет в приданое золотые прииски. Он цинично говорит, что для него «ничего заветного нет: найду выгоду, так продам, что угодно». С собой Паратов привез бродячего шута — провинциального актера Робинзона.

Действие второе

Мать Ларисы понимает, что готовящийся брак — дело непрочное. За спиной дочери она вытягивает из богатых купцов деньги на подарки к свадьбе, вполне допуская, что настанет время и Лариса, оставив мужа, станет любовницей одного из них. В гости к Огудаловым является приходит Паратов. Он играет чувствами девушки: собираясь сам «приходит на деньгах», не говорит ей этого, но вынуждает признаться, что она все равно его любит.

Стычка между Паратовым и Карандышевым. Паратов задумывает потешиться над женихом Ларисы.

Действие третье

Карандышев и его тетка Ефросинья Потаповна созвали почетных гостей к себе на обед. Однако продукты закупили дешевые. Особенно оскандалились с вином: наклейки от дорогого, по совету лавочника, наклеили на дешевое — сэкономили! Гости (Кнуров, Паратов и Вожеватов) жалуются друг другу, что ничего не могли есть на этом обеде. Пил один Робинзон (жених всерьез принимает его за англичанина) и споил Карандышева (по наущению Паратова). Да и шут-актеришка жалуется, что он не пьян, а отравлен.

Лариса по просьбе гостей поет, несмотря на сопротивление Карандышева, который ведет себя как чванный собственник. В Паратове вспыхивают прежние чувства. Он уговаривает Ларису ехать со всей компанией кататься на пароходе, забыв о женихе. Та соглашается. Она поверила, что Паратов действительно ее любит.

Карандышев понимает, что невеста сбежала от него с купцами. Он произносит речь: «Разве людей казнят за то, что они смешны?»

Действие четвертое

Берег Волги. Кофейная. Низкая чугунная решетка.

Кнуров и Вожеватов осознают, что после этой рискованной «прогулки» Ларисе уже нет ходу назад. Они разыгрывают ее, как вещь, «в орлянку» — кто предет с молодой и красивой женщиной в Париж. В ее согласии никто не сомневается. Выигрывает Кнуров.

Лариса спрашивает Паратова: «Я — жена ваша или нет?» Тот признается ей, что обручен. Лариса бросается за утешением к Васе — Вожеватову, который отказывает ей даже в сочувствии (он связан «честным купеческим словом»). Кнуров предлагает ей ехать с ним в Париж на выставку. Он обещает ей такое «громадное содержание», что все злые языки должны умолкнуть.

Лариса хочет броситься в Волгу. К ней подходит разыскивающий ее Карандышев. От Робинзона он узнает о том, что его невесту разыграли «в орлянку». «Вы — вещь!» — бросает он упрек Ларисе. В отчаянии Лариса заявляет, что уж если быть вещью — то очень дорогой. Она решает, что лучше ехать в Париж с Кнуровым, чем жить с таким ничтожеством, как Карандышев.

Взбешенный жених стреляет в Ларису из пистолета со словами: «Так не доставайся же ты никому!»

«Ах! Благодарю вас!» — произносит Лариса. Она поднимает пистолет и кладёт его на стол. Девушка заявляет подбежавшим людям, что она сама покончила с собой. «Вам надо жить, а мне надо… умереть…»

«Бесприданница»
— пьеса Александра Николаевича Островского.

«Бесприданница» краткое содержание по главам

«Бесприданница» драма в четырех действиях

«Бесприданница
» действующие лица

Харита Игнатьевна Огудалова, вдова средних лет, одета изящно, но не по летам.

Лариса Дмитриевна, ее дочь, девица; одета богато, но скромно.
Мокий Парменыч Кнуров, из крупных дельцов последнего времени, пожилой человек с громадным состоянием.
Василий Данилыч Вожеватов, очень молодой человек, представитель богатой торговой фирмы; по одежде европеец.
Юлий Капитоныч Карандышев, молодой человек, небогатый чиновник.
Сергей Сергеич Паратов, блестящий барин, из судохозяев, за 30 лет.
Робинзон, провинциальный актер Аркадий Счастливцев.
Гаврило, клубный буфетчик и содержатель кофейной на бульваре.
Иван, слуга в кофейной.
Действие происходит в большом городе Бряхимове на Волге.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Бульвар на высоком берегу Волги, вход в кофейную, перед ней столы.
Вид на реку
ЯВЛЕНИЕ I
Иван приводит в порядок мебель у кофейной, Таврило стоит в дверях. Они переговариваются. На бульваре сейчас пусто, но вечером будет людно. Вон Мокий Парменыч Кнуров уже “проминает себя” для аппетита, уж очень много ест за обедом. А вон и Василий Данилыч показался… Кнуров подходит, садится за стол и вынимает из кармана французскую газету. Подходит Вожеватов.
ЯВЛЕНИЕ II
Вожеватов почтительно здоровается с Кнуровым. Он ходил на пристань встречать Паратова, да не встретил. Сообщает, что покупает у Паратова его пароход “Ласточку”. Иван, заметив вдали пароход, говорит Вожеватову, что это “Ласточка” и сразу видно — с хозяином. А вон и коляска к пристани едет, и цыган на козлах сидит рядом с извозчиком. “С шиком живет Паратов”, — говорит Кнуров. Наверное, и пароход продает задешево потому, что деньги понадобились. “Он ведь мотоват”. Кнуров и Вожеватов собираются ехать в Париж на выставку.
Вожеватов сообщает новость: Лариса Дмитриевна выходит замуж за Карандышева. По мнению Кнурова, он ей не пара. Вожеватов возражает: “…Что ж делать-то? Ведь она бесприданница”. Кнуров расстроен: “Огуда-ловы все-таки фамилия порядочная; и вдруг за какого-то Карандышева!.. Всегда полон дом холостых!.”. “Ездить-то… все ездят, потому что… барышня хорошенькая, поет, обращение свободное… Ну, а жениться-то надо подумавши”, — говорит Вожеватов. А что до того, что Огудалова умудрилась-таки выдать замуж двух дочерей, то старшую ее муж-горец зарезал по дороге от ревности, а у второй муж оказался шулером.
Кнуров и Вожеватов обсуждают материальное положение Огудаловои. Она небогата, но живет открыто, всех принимает. Деньги берет с тех, кому понравилась дочка, вообще с состоятельных гостей. “За удовольствие платить надо, — говорит Вожеватов, — а бывать у них в доме — большое удовольствие”. Кнуров с ним соглашается, хотя сам бывает у Огудаловои редко: “много у них всякого сброду бывает”. Он бы с удовольствием виделся с Ларисой Дмитриевной наедине. “Жениться надо”, — говорит Кнурову Вожеватов. Тот сообщает, что женат, “а хорошо бы с такой барышней в Париж прокатиться на выставку”. Вожеватов с ним согласен, но сам таких планов не строит, он хоть и молод, но “не зарвется, лишнего не передаст”, а чувства любви “в себе совсем не замечает”. Что до его близких отношений с Ларисой, то они вот в чем состоят: “Лишний стаканчик шампанского потихоньку от матери налью, песенку выучу, романы вожу, которых девушкам читать не дают”. “Что ж мне об ее нравственности заботиться: я ей не опекун”, — добавляет Вожеватов. Он рассказывает, что женихи у Ларисы были и другие, но она, хоть и не глупа, в отличие от матери лишена хитрости, не скрывает своих чувств. В прошлом году влюбилась в Паратова, а он походил два месяца, да и исчез. Лариса чуть не умерла от горя, бросилась его догонять, мать с дороги воротила. Потом
было два жениха: какой-то старик с подагрой да вечно пьяный управляющий какого-то князя. А еще проворовавшийся кассир вертелся, сорил деньгами, его и арестовали в доме Огудаловой. Вот тогда Лариса и сказала матери, что пойдет за первого, кто посватается. Им и стал Карандышев. Он уже года три как ходит в дом Огудаловой, обращались с ним пренебрежительно. А сейчас сияет, как апельсин. Лариса хотела быстренько пожениться да уехать в “именьишко” Карандышева, а он вместо этого “таскает” ее по бульвару, смотрит на всех свысока. Кнурову жаль Ларису. По его мнению, “эта женщина создана для роскоши”. “Дорогой бриллиант дорогой и оправы требует”, — говорит он. “И хорошего ювелира”, — добавляет Вожеватов. Он думает, что Лариса скоро бросит Карандышева. Появляются Карандышев, Огудалова, Лариса.
ЯВЛЕНИЕ III
Огудалова здоровается, Вожеватов подает ей и Карандышеву руку, а Кнуров едва кивает из-за газеты. Лариса садится на скамейке поодаль и смотрит в бинокль на Волгу. Вожеватов предлагает Огудаловой чаю. Карандышев вскидывается: кто же пьет чай в полдень! Он, к примеру, в это время выпивает рюмку водочки, съедает котлетку, запивает ее стаканчиком хорошего вина. На это Вожеватов замечает: “Нам так нельзя-с… разум потеряешь. Вам можно все, вы капиталу не проживете, потому что его нет…”. Карандышев зовет Ивана прислуживать у него за обедом, да чтоб почище оделся, и приглашает на обед Вожеватова, который шутовски спрашивает его, как ему одеться. Карандышев не понимает насмешки. “Как вам угодно, не стесняйтесь”, — говорит он. Он подходит к Кнурову, погрузившемуся в газету, и приглашает его к себе на обед. Тот удивлен. Вмешивается Огудалова, которая говорит Кнурову, что это обед для Ларисы. Кнуров принимает приглашение. “Я желаю, чтобы Ларису Дмитриевну окружали только избранные люди”, — гордо заявляет Карандышев.
Иван сообщает, что подходит “Ласточка”. Вожеватов и Кнуров решают не спускаться к пристани. Огудалова, приблизившись к Кнурову, намекает ему, что, мол, в связи со свадьбой очень велики расходы, а у Ларисы завтра день рождения. Кнуров понимает, что к чему, обещает заехать.
Вожеватов с Кнуровым и Огудалова уходят. Лариса подходит к Карандышеву.
ЯВЛЕНИЕ IV
Лариса, любуясь видами за Волгой, просит Карандышева уехать скорее в деревню. Карандышева больше интересует, о чем это она говорила с Вожеватовым, да еще называла его Васей, ему не нравится такая фамильярность. Лариса в свое оправдание говорит, что она с Вожеватовым знакома с детства. “Вам надо старые привычки бросить… Нельзя же терпеть того, что у вас до сих пор было”, — требует Карандышев. Лариса обижается: “У нас ничего дурного не было”. Карандышев не унимается. По его мнению, у Огудаловых был настоящий цыганский табор. Лариса просит Карандышева не попрекать ее бесконечно. Ей самой такая жизнь не нравилась, “так нужно было маменьке”. Если б она не искала тишины, не захотела бежать от людей — разве она пошла бы за него, Карандышева? Ларису манит скромная семейная жизнь, она хочет полюбить своего жениха. “Поддержите меня, мне нужно ободрение, сочувствие, отнеситесь ко мне нежно, с лаской!” — просит она Карандышева. Тот просит прощения. Лариса замечает, что в таборе, о котором говорил Карандышев, были и хорошие, благородные люди. Карандышеву тут же приходит на ум Паратов. “Об людях судят по поступкам. Разве он хорошо поступил с вами? Ну чем я хуже Паратова?” — говорит он Ларисе. Лариса отвечает, что сравнение будет не в пользу Карандышева. Для нее Паратов — идеал мужчины. Она рассказывает, как Паратов на спор стрелял по монете, которую она держала в руке, и выбил ее. Карандышев замечает, что у Паратова нет сердца, оттого он так и смел. Но ведь Лариса видела, как Паратов помогал бедным. Карандышев соглашается наконец признать кое-какие достоинства Паратова, но что такое этот Вожеватов? Лариса просит жениха не ревновать ее ни к кому, она не любит и не полюбит никого. Вот если бы появился Сергей Сергеич и был свободен, ь тогда довольно было бы одного его взгляда… Но ведь он не явился… Слы-пен пушечный выстрел — это салютуют в честь Паратова. Лариса нервни-ает, хочет идти домой. Карандышеву тоже надо идти — у него званый обед.

ЯВЛЕНИЕ V I

Иван и Гаврило радуются: выстрелила пушка — значит, приехал барин (Сергей Сергеич, сейчас все будут здесь. Гаврило волнуется насчет того, чем 1их потчевать. Появляются щегольски одетый Паратов с дорожной сумкой через плечо, Робинзон, Кнуров, Вожеватов. Иван выбегает с веничком и бросается обметать Паратова.

ЯВЛЕНИЕ VI

Паратов говорит Ивану, что он с Волги, а там не пыльно. Иван делает это от избытка чувств, за что и получает рубль. Вожеватов не думал, что Паратов прибудет’на “Ласточке”, ведь она должна была идти с баржами. Паратов сообщает, что баржи он продал. Он представляет Кнурову и Вожеватову Робинзона. Это провинциальный актер Аркадий Счастливцев. Робинзоном Паратов зовет его потому, что подобрал его на голом острове, куда тот был высажен со своим другом, купеческим сыном, с парохода, на котором плыли, за то, что, перепившись, безобразничали. Впрочем, сделал Паратов это просто от скуки: “в дороге… всякому товарищу рад”. Держит он Робинзона в строгости: прежде чем получить хоть немного денег на выпивку, он должен выучить страницу французского текста. Паратов разрешает Кнурову и Вожеватову “пошутить” с Робинзоном. На вопрос Кнурова, не жалко ли ему продавать “Ласточку”, Паратов отвечает: “У меня… ничего заветного нет; найду выгоду, так продам что угодно”. Он собирается жениться на очень богатой девушке, берет в приданое золотые прииски. Но до свадьбы хочет как следует погулять.

ЯВЛЕНИЕ VII

Паратов подзывает по-французски Робинзона. Тот подходит. Вожеватов обращается к Робинзону на “ты”, тот оскорбляется, но узнав, что Вожеватов богат, позволяет ему обращаться с собой запросто и сам называет его Васей. Вожеватов предлагает съездить вечером на другой берег Волги, взять с собой цыган, сварить жженку. Паратоа приглашает Кнурова и Вожеватова отобедать у него, но они вспоминают о приглашении Карандышева. Так Паратов узнает, что Лариса выходит замуж. “Что ж… Это даже лучше… Я немножко виноват перед ней, то есть так виноват… ну, а теперь она выходит
замуж, значит, старые счеты покончены, и я могу опять явиться поцеловать ручки у ней и тетеньки… Ведь я было чуть не женился на Ларисе — вот бы людей-то насмешил! Да, разыграл бы дурака”, — говорит Паратов и решает заехать к Карандышеву.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Огудалова

Лариса
Карандышев
Паратов
Кнуров
Вожеватов
Робинзон
Илья-цыган
Лакей Огудаловой
Комната в доме Огудаловых, приличная мебель, фортепьяно,
на нем лежит гитара
ЯВЛЕНИЕ I
Огудалова одна, держит в руках коробочку. Зовет Ларису, та отвечает из другой комнаты, что одевается. Огудалова хочет показать ей, что привез Вася. Это дорогой подарок для Ларисы. Огудалова выглядывает в окно и видит Кнурова. Просит Ларису пока не выходить. Кнуров входит.
ЯВЛЕНИЕ II
Огудалова не находит слов, чтобы сказать, как она рада приходу Кнурова. Тот выражает сомнение, хорошо ли, что Огудалова выдает дочь замуж за бедного человека. По его мнению, и Карандышев тоже плохо поступает, женясь на бедной. Вот об этом Кнуров и хочет поговорить с матерью Ларисы. “Она создана для блеску”, — говорит он. Бедной полумещанской жизни Лариса, по его мнению, не выдержит, зачахнет. Хорошо, если догадается поскорее бросить мужа и вернуться к матери. Огудалова жалуется на бедность. Кнуров советует завести “доброго друга, солидного, прочного…”. Конечно, Лариса еще даже не вышла замуж, еще долго ждать, когда она разойдется с мужем. Но пусть Огудалова знает, что он, Кнуров, ничего для Ларисы Дмитриевны не пожалеет. Кнуров советует Огудаловой купить для Ларисы роскошный свадебный наряд, он все оплатит. Огудалова рассыпается в благодарностях. Но ей этого мало — она хотела бы и завтра дочери сделать сюрприз, показывает ему подарок Вожеватова. Кнуров дает ей денег и уходит. Появляется Лариса.
ЯВЛЕНИЕ III
Лариса рассматривает Васин подарок: “Недурно”. Этот отзыв коробит мать: “Это очень дорогие вещи”. Но Ларису они не радуют. Мать говорит ей, что надо шепнуть на ухо Васе: “благодарю”, да и Кнурову тоже. “За что?.. Все у тебя секреты да хитрости”. “Без хитрости на свете не проживешь”, — поучает дочь Огудалова. Лариса сообщает матери, что ее жених хочет баллотироваться в мировые судьи в глухом уезде. “Мне хоть в лес, да только поскорее отсюда вырваться”, — говорит она. Мать соглашается — в захолустье и Карандышев “мил покажется”. Лариса отвечает, что “он и здесь хорош, я в нем ничего не замечаю дурного”. Хотя, конечно, есть и лучше, Лариса это очень хорошо знает. “Есть, да не про нашу честь”, — заключает мать. “Теперь для меня и этот хорош… Я… все чувства потеряла. Давно уж точно во сне вижу, что кругом меня происходит… После той жизни, которую я здесь испытала, всякий тихий уголок покажется раем”, — говорит Лариса. Напевает: “Не искушай меня без нужды”. Входит Илья.
ЯВЛЕНИЕ IV
Лариса просит Илью настроить ей гитару. Тот жалуется, что единственный хороший тенор в хоре заболел — слишком лихо гулял. С улицы Илью кличут по-цыгански. Он кладет гитару, которую настраивал: “Некогда, барышня, барин приехал… Такой барин — ждем не дождемся…” Уходит.
ЯВЛЕНИЕ V
Огудалова гадает, кто же это за барин такой. Вдруг холостой? Уж не прозевали ли они жениха для Ларисы? “Ах, мама, мало, что ли, я страдала? Нет, довольно унижаться”, — говорит Лариса. “Мы люди бедные — нам унижаться-то всю жизнь. Так уж лучше унижаться смолоду, чтоб потом по-даить по-человечески”, — возражает мать. “Нет, не могу, невыносимо тяжело… Опять притворяться, опять лгать!” Входит Карандышев.
ЯВЛЕНИЕ VI
Огудалова говорит Карандышеву, что Лариса торопится в деревню, уже и корзину приготовила для грибов. Карандышев сердится: “Куда вы торопитесь, зачем?.. Или вы стыдитесь за меня, что ли?.. Дайте мне время устроиться, опомниться… дайте мне возможность почувствовать всю приятность моего положения! Я много… перенес уколов для своего самолюбия, моя гордость не раз была оскорблена; теперь я хочу и вправе погордиться и повеличаться… Венчаться — непременно здесь; чтобы не сказали, что я не жених вам, не пара, а та только соломинка, за которую хватается утопающий”. “Да ведь последнее-то почти так…” — говорит Лариса. У Карандышева на глазах слезы: “Пожалейте вы меня хоть сколько-нибудь! Пусть хоть посторонние-то думают, что вы любите меня, что выбор ваш был свободен”. “Самолюбие! Вы только о себе. Все себя любят. Когда же меня-то будет любить хоть кто-нибудь? Доведете вы меня до погибели”, — Лариса в отчаянии. “Мама, я боюсь…Если уж свадьба будет здесь, так… чтобы поменьше было народу…” Ни мать, ни Карандышев на это не согласны. Для Карандышева на первом месте его самолюбие. “Лариса Дмитриевна, три года я терпел унижения,., сносил насмешки… от ваших знакомых; надо же и мне… посмеяться над ними”. Огудалова пугается: уж не ссору ли собрался затеять Карандышев? Тот ее успокаивает, говорит, что никакой ссоры не будет. Он просто предложит тост за Ларису и поблагодарит ее публично за счастье, которое она ему сделала своим выбором, за то, что она оценила его. А то развелось вокруг фатов “со своим фанфаронством”, хвастаются своим богатством. Это не один только Вася такой, все хороши. Достаточно посмотреть, что в городе делается — извозчики кричат друг другу: “Барин приехал!”, половые в трактирах сияют, то же самое кричат, цыгане с ума сошли, у гостиницы толпа народу. А ведь барин-то, как слышал Карандышев, совсем промотался, последний парохо-дишко продал. “Да кто приехал-то?” — спрашивает Огудалова. “Ваш Сергей Сергеич Паратов”. Лариса, в испуге вскочив, просит Карандышева немедленно ехать в деревню. “Чего вы боитесь?” — спрашивает Карандышев. “Я не за себя боюсь… За вас”, — отвечает она. Карандышев видит в окно, что приехал Паратов. Лариса просит Карандышева уйти с ней вместе в другую комнату, просит мать “отделаться” от визитов Паратова. Лариса с Карандышевым удаляются. Входит Паратов.
ЯВЛЕНИЕ VII
Паратов шутливо-серьезен. На вопрос Огудаловой о положении его дел отвечает, что дела идут неважно, но живет он весело. Огудалова интересуется, куда он пропал так неожиданно год назад. Тот отвечает, что получил тогда неприятную телеграмму: управляющие его разорили. Но он “веселого расположения не утратил”. Решил жениться, берет приданое в полмиллиона. Паратов желает видеть Ларису Дмитриевну. Огудалова, пользуясь случаем, вымогает у него денег якобы на подарок Ларисе. Паратов обещает привезти завтра ей подарок получше того, что показала ему Огудалова. Та уходит позвать дочь.
ЯВЛЕНИЕ VIII
Паратов заводит разговор о том, что, мол, ему интересно знать теоретически, скоро ли женщина забывает страстно любимого человека, что женщины после поступка Ларисы много теряют в его глазах… и т. д. и т. п. Он просто вынуждает Ларису признаться, что она его любит. Появляются Огудалова и Карандышев.
ЯВЛЕНИЕ IX
Огудалова представляет Карандышева Паратову. Заходит разговор о ревности, и Юлий Капитоныч говорит, что он не ревнует Ларису, потому что она не давала ему повода, да и в дальнейшем, он надеется, такого не будет. Лариса сообщает, что они с Карандышевым скоро уедут в деревню. В ходе разговора Паратов приводит народную пословицу, говорит, что перенял ее от бурлаков. Карандышев возмущен: как это — говорить языком бурлаков! Он сам как человек образованный считает их образцом грубости и невежества. Паратов заявляет, что он как судохозяин вступается за них; он сам такой бурлак, а потому требует от Карандышева, чтобы тот попросил извинения. Тот отказывается. В ответ Паратов заявляет, что “поучит” Карандышева, а как — он подумает. Огудалова просит Паратова извинить Карандышева. Паратов вроде бы смягчается. Огудалова велит Карандышеву пригласить Паратова на свой званый обед. Входит Вожеватов.
ЯВЛЕНИЕ X
Вожеватов представляет “лорда Робинзона”. Карандышев в самом деле принимает его за английского лорда. Паратов просит Карандышева пригласить и его на свой обед. Тот самым почтительным тоном приглашает его. Карандышев собирается уходить — у него дела. Огудалова и Лариса уходят за ним в переднюю.
ЯВЛЕНИЕ XI
Вожеватов спрашивает Паратова, понравился ли ему жених Ларисы. *Чему тут нравиться?.. А еще разговаривает, гусь лапчатый… Да погоди, дружок, я над тобой, дружок, потешусь…” — говорит Паратов и решает для этой цели использовать Робинзона. Они уходят.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Ефросинья Потаповна,
тетка Карандышева Карандышев
Огудалова
Лариса
Паратов
Кнуров
Вожеватов
Робинзон
Иван
Илья-цыган
Кабинет Карандышева; меблирован с претензией, но без вкуса.
На стене ковер с оружием
ЯВЛЕНИЕ I
Иван в разговоре с теткой Карандышева объясняет, что к чаю нужны лимоны, а та удивляется и сердится на такое расточительство. Говорит, что вместо чаю морс клюквенный выпьют. Они выходят. Появляются Огудалова и Лариса.
ЯВЛЕНИЕ II
Лариса говорит матери, как ей стыдно за Карандышева и его жалкий обед: “Так бы убежала куда-нибудь. А он как будто не замечает ничего, он даже весел”. “Он никогда не видывал, как порядочные люди обедают. Он еще думает, что удивил всех своей роскошью. Вот он и весел”, — объясняет мать. Его нарочно подпаивают. Лариса удивляется, как Карандышев сам не видит этого, он же не глуп! На что Огудалова замечает, что Карандышев, хоть и не глуп, но самолюбив, не видит, что все над ним потешаются. “А ведь они меня терзают-то”, -говорит Лариса. Входит Ефросинья Потаповна.
ЯВЛЕНИЕ III
Тетка Карандышева жалуется на большие расходы, на дороговизну. Покупала она к обеду то, что подешевле, но все равно очень дорого. “Кады для начальника какого высокого али для владыки, ну, уж это так и полагается, а то для кого!” — возмущается она. Вот сосед женился, это да — сколько приданого взял. “Бежала б я отсюда куда глаза глядят”, — говорит Лариса матери. Ефросинья Потаповна между тем собирается идти пересчитывать серебро да запереть, а то “нынче народ без креста”. Все трое уходят. Появляются Паратов, Кнуров, Вожеватов.

ЯВЛЕНИЕ IV
Кнуров заявляет, что ничего не ел и поедет в клуб обедать. “Приглашают обедать известных людей, а есть нечего”, — говорит он. Кнуров замечает, что Карандышев раньше всех напился. Паратов ему объясняет, что так было задумано. Для этого использовали Робинзона. Он — “натура выдержанная… ему нипочем… А хозяин — человек непривычный… скорехонько и дошел до восторга”. Паратов собирается попросить Ларису спеть. Входит Робинзон.
ЯВЛЕНИЕ V
Робинзон падает на диван и жалуется, что отравился: “Не пройдет даром мне эта специя, я уже чувствую… На бутылке было написано «Бургонское», а в бутылке-то «киндер-бальзам» какой-то”. Услышав из гостиной голос Карандышева, требующего подать еще бургонского, Робинзон приходит в полное уныние. Паратов его утешает, обещает чего-нибудь получше. Входит Карандышев с ящиком сигар.
ЯВЛЕНИЕ VI
Паратов и Вожеватов открыто смеются над оружием Карандышева, но тот говорит, что надо осторожнее обращаться с пистолетом — он заряжен. Карандышев предлагает гостям сигары. “Да ведь, чай, дорогие?” — с насмешкой спрашивает Паратов. “Сорт высокий, очень высокий сорт”, — хвастается Карандышев. Гости, один за другим, смеются над хозяином, но тот ничего не замечает. Входит Огудалова.
ЯВЛЕНИЕ VII
Огудалова пытается потихоньку приструнить разошедшегося Карандышева, на что тот ей отвечает: “Я счастлив сегодня, я торжествую”. Огудалова просит Паратова прекратить издевательства над Карандышевым, ведь он обижает этим Ларису. Тот предлагает Карандышеву выпить на брудершафт. Они уходят.
ЯВЛЕНИЕ VIII
Робинзон наблюдает через открытую дверь за тем, как те двое пьют на брудершафт. “Погиб Карандышев. Я начал, а Серж его докончит”, — говорит он.
ЯВЛЕНИЕ IX
Входит цыган и говорит, что господ заждались на бульваре. Вожеватов отвечает, что они сейчас придут. Паратов велит цыгану принести гитару: он намерен попросить Ларису спеть. Кнуров считает, что прогулка не будет веселой, если не поедет Лариса. “Дорого можно уплатить за такое удовольствие”, — говорит он. К нему присоединяется Вожеватов. Оказывается, Паратов думает о том же. А “на свете нет ничего невозможного”. Робинзона брать с со*бой не имеет смысла — “потешились — и будет”.
ЯВЛЕНИЕ X
Вожеватов зовет Робинзона и предлагает ему сегодня вечером ехать в Париж. Так что он сейчас завезет его домой отдохнуть, а сам съездит по делам. Робинзон в конце концов соглашается. Он сообщает, что Карандышев готовит им сюрприз. Входят Огудалова, Лариса, Карандышев и Иван.
ЯВЛЕНИЕ XI
На вопрос Паратова, почему она их покинула, Лариса отвечает, что ей нездоровится. К сообщению Паратова о том, что он пил на брудершафт с Карандышевым, она относится с полным доверием и даже благодарит его. Появляется Илья. Паратов просит Ларису спеть романс или песенку. Ведь он ее целый год не слыхал и вряд ли еще когда услышит. Карандышев против он не позволяет Ларисе петь. Он “запрещает”! “Вы запрещаете? Так я буду петь, госиода”, — говорит Лариса. Карандышев, надувшись, садится в углу. Все растроганы и восхищены пением Ларисы. Карандышев предлагает выпить шампанского за здоровье его невесты. Он пьян, громко кричит, требуя шампанского, Огудалова пытается его утихомирить. Паратов между тем посылает Илью проследить, чтобы катера были готовы. Вожеватов и Кнуров решают оставить Паратова наедине с Ларисой и уводят с собой Робинзона.
ЯВЛЕНИЕ XII
Паратов, страстно глядя на Ларису, уверяет ее, что проклинал себя, пока она пела, потому что потерял сокровище. Он, видите ли, ее потерял и сам страдает и ее заставил страдать, но благородные чувства еще шевелятся в его груди. “Еще несколько таких минут, да… еще несколько таких минут… и уж никакая сила не вырвет вас у меня… забывать весь мир и мечтать только об одном блаженстве… Послушайте: мы едем всей компанией кататься по Волге на катерах — поедемте!” Лариса теряется, она верит Паратову и решается ехать: “Едемте… Куда вам угодно… Когда вам угодно… Вы — мой повелитель”. Входят Огудалова, Кнуров, Вожеватов, Робинзон, Карандышев и Иван с шампанским.
ЯВЛЕНИЕ XIII
Паратов потихоньку сообщает Вожеватову и Кнурову, что Лариса согласна ехать с ними. Карандышев предлагает тост за Ларису, ее несравненный талант и ее умение выбирать и ценить людей: “Она меня поняла, оценила и предпочла всем”. Паратов предлагает тост “за здоровье счастливейшего из смертных, Юлия Капитоныча Карандышева”. Карандышев уходит за вином. Все собираются уходить. Паратов не будет ждать Карандышева, не станет пить с ним — так смешнее, по его мнению. “Прощай, мама!.. Или тебе радоваться за меня… или ищи меня в Волге. Видно, от судьбы не уйдешь”, — с этими словами Лариса уходит. Огудалова решает, что бросить Карандышева — невелика потеря. Входят Карандышев и Иван с шампанским.
ЯВЛЕНИЕ XIV
Карандышев оглядывает комнату, удивляется, что все уехали, просит Огудалову, чтобы она с Ларисой посидели еще. Иван сообщает, что Лариса Дмитриевна уехала с господами за Волгу на пикник. Карандышев сражен этим известием. Он набрасывается на Огудалову. Но та заявляет: “Я к вам привезла дочь, вы мне скажите, где моя дочь!” Карандышев говорит со слезами на глазах: “Жестоко, бесчеловечно жестоко! Да, это смешно… Я смешной человек… Я знаю сам… Да разве людей казнят за то, что они смешны? Приходите ко мне обедать, пейте мое вино и ругайтесь, смейтесь надо мной — я того стою. Но разломать грудь у смешного человека, вырвать сердце, бросить под ноги и растоптать его!.. Как мне жить!.. И самого кроткого челове
ка можно довести до бешенства… и смирный человек решится на преступление, когда ему другого выхода нет… Для меня нет теперь ни страха, ни закона, ни жалости; только злоба лютая и жажда мести душат меня. Я буду мстить каждому из них, пока не убьют меня самого”. Карандышев хватает пистолет и убегает.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Паратов
Кнуров
Вожеватов
Робинзон
Лариса
Карандышев
Илья
Таврило
Иван
Цыгане и цыганки
Декорация первого действия. Светлая летняя ночь
ЯВЛЕНИЕ I
Робинзон с кием в руках и Иван выходят из кофейной.
Робинзон требует, чтобы Иван играл с ним в бильярд, но Иван не хочет, Робинзон с Ивана деньги берет, а когда сам проигрывает — не платит. Для Робинзона открыт кредит только на еду и питье. Робинзон обижен, что его не взяли на пикник, решает сделать заказ подороже, пусть потом расплачиваются. Иван замечает идущего по бульвару Карандышева и исчезает. Карандышев подходит.
ЯВЛЕНИЕ II
Карандышев спрашивает Робинзона, где его товарищи. “Кутят где-нибудь: что ж им больше-то делать?.. Думаю, к утру вернутся”. Карандышев отправляется на пристань.
ЯВЛЕНИЕ III
Иван переговаривается с Гаврилой у кофейной. Иван говорит, что под горой слышен шум, “эфиопы” загалдели. Наверное, приехали. Появляются Илья и хор цыган.
ЯВЛЕНИЕ IV
Цыгане очень довольны прогулкой. Говорят, что сейчас все придут сюда, наверное, всю ночь будут гулять. Все входят в кофейную. Появляются Кнуров и Вожеватов.
ЯВЛЕНИЕ V
Кнуров и Вожеватов разговаривают о Ларисе. Кнуров замечает, что положение ее незавидное. Вожеватов полагает, что Карандышев ее простит. Да только Лариса уже не та, что была прежде, считает Кнуров. Судя по всему, она имеет виды на Паратова. Тот, очевидно, дал ей определенные и серьезные обещания, иначе разве она поверила бы человеку, который уже раз обманул ее? “Сергей Сергеич ни над чем не задумывается: человек смелый”, — говорит Вожеватов. “Да ведь как ни смел, а миллионную невесту на Ларису Дмитриевну не променяет”, — заключает Кнуров. Оба приходят к выводу, что они ни в чем не виноваты, их дело сторона. Из кофейной выходит Робинзон.
ЯВЛЕНИЕ VI
Робинзон сообщает Вожеватову, что живет и питается за его счет. Вожеватов советует ему ехать в Париж одному — он даст денег на поездку. Робинзон отказывается — он не знает французского языка. И тут оказывается, что Вожеватов имел в виду не столицу Франции, а трактир “Париж”. Кнуров отвлекает Вожеватова от разговора с Робинзоном — он хочет ему что-то сказать. Вожеватов подходит к Кнурову, Робинзон прислушивается к их разговору. По мнению Кнурова, Лариса сейчас в таком положении, что они обязаны принять участие в ее судьбе. Вожеватов уточняет: “То есть вы хотите сказать, что теперь представляется удобный случай взять ее с собой в Париж?” Но кому? Он вынимает из кармана монету: “Орел или решка?” Выигрывает Ларису Кнуров. Он и Вожеватов уходят в кофейную, чтобы не мешать Паратову и Ларисе, которые идут сюда.
ЯВЛЕНИЕ VII
Паратов говорит Робинзону, чтобы тот не отлучался, он еще может пригодиться. Робинзон уходит в кофейную. Паратов благодарит Ларису за поездку, но та требует сказать ей, жена она ему теперь или нет. Паратов продолжает свое: Ларисе нужно ехать домой. Поговорить обстоятельно можно завтра. Лариса ехать домой отказывается: “Вы меня увезли, вы и должны привезти меня домой… Я должна или приехать с вами, или совсем не являться домой… Для несчастных людей много простора в божьем мире: вот сад, вот Волга. Здесь на каждом сучке удавиться можно, на Волге — выбирай любое место. Везде утопиться легко…” О Карандышеве, который способен равнодушно сносить насмешки и оскорбления и которого она не уважает, Лариса утверждает, что он для нее больше не существует. “У меня один жених: это вы”, — говорит Лариса Паратову. И слышит от него: “Но едва ли вы имеете право быть так требовательными ко мне”. Паратов объясняет, что просто поддался минутному увлечению, но он скован “неразрывными цепями” — обручен. “Что же вы молчали?” — Лариса опускается на стул. “Разве я в состоянии был помнить что-нибудь! Я видел вас, и ничего более для меня не существовало”, — отвечает Паратов. Лариса гонит Паратова прочь от себя. Из кофейной выходят Кнуров, Вожеватов и Робинзон.
ЯВЛЕНИЕ VIII
Паратов приказывает Робинзону отвезти Ларису домой, но тот боится, что его убьет Карандышев. Вожеватов подходит к Ларисе. Она молит его о помощи, просит совета, что ей делать. Ведь они знакомы с детства, почти родные. Вожеватов наотрез отказывает ей — Ларису выиграл Кнуров, и он не может нарушить “купеческого слова”. Подходит Кнуров со своим придложением ехать с ним в Париж. Предлагает полное обеспечение на всю жизнь. Он положит ей такое громадное содержание, что все только раскроют рты от удивления и никто ее осуждать не будет. Лариса молчит. Кнуров советует ей подумать, почтительно кланяется и уходит в кофейную.
ЯВЛЕНИЕ IX
Лариса размышляет, стоя у решетки над обрывом: “Вот хорошо бы броситься!.. Ох, нет… Расставаться с жизнью совсем не так просто, как я думала… Что меня держит над этой пропастью? Что мешает?” Она вспоминает предложение Кнурова… “Какая я жалкая, несчастная… Кабы теперь меня убил кто-нибудь… Как хорошо умереть… пока еще упрекнуть себя не в чем…”. Появляются Робинзон и Карандышев.

ЯВЛЕНИЕ X
Карандышев говорит Робинзону, что Лариса сама виновата и ее поступок заслуживает наказания…. Она сама могла заметить разницу между ним, Ка-рандышевым, и этими людьми. И судить Ларису имеет право только он один, и это его дело: простить ее или нет, но защитником ее он быть обязан. Карандышев просит Робинзона удалиться, что тот и делает с удовольствием.
ЯВЛЕНИЕ XI
Лариса, увидев Карандышева, гонит его от себя: он ей противен. Карандышев заявляет, что он всегда должен быть при ней, чтобы оберегать ее. Лариса отвергает его покровительство. Карандышев рассказывает ей, что Вожеватов с Кнуровым метали жребий, кому из них она будет принадлежать, словно вещь. Лариса потрясена: “Вещь… да, вещь! Они правы, я вещь. А не человек. Я сейчас убедилась в этом, я испытала себя… я вещь! Наконец-то слово для меня найдено… Всякая вещь должна иметь хозяина, я пойду к хозяину”. “Я ваш хозяин!” -восклицает Карандышев. Лариса истерически смеется: “Я слишком… дорога для вас… Уж если быть вещью, так одно утешение — быть дорогой, очень дорогой… Подите, пошлите ко мне Кнурова”. Карандышев падает перед Ларисой на колени, повторяет, что любит ее. Лариса обрывает его: “Лжете. Я любви искала и не нашла. На /меня смотрели и смотрят, как на забаву. Никогда никто не постарался заглянуть мне в душу, ни от кого я не видела сочувствия, не слыхала теплого, сердечного слова. …я искала любви и не нашла… ее нет на свете… нечего и искать. Я не нашла любви, так буду искать золота”. Она гонит Карандышева прочь. Тот вытаскивает пистолет и со словами: “Так не доставайся ж ты никому!” — стреляет в нее. Хватаясь за грудь, она шепчет: “Ах! Благодарю вас!” — и опускается на стул. Карандышев в растерянности роняет пистолет, Лариса просит его положить оружие на стол, чтобы подумали, будто она застрелилась сама. Все выходят из кофейной.
ЯВЛЕНИЕ XII
Слышится цыганская хоровая песня. Паратов кричит, чтобы им велели замолчать. “Нет, нет, зачем… Пусть веселятся… Я не хочу мешать никому! Живите, живите все! Вам надо жить, а мне надо… умереть. Я ни на что не жалуюсь, ни на кого не обижаюсь… вы все хорошие люди… я вас всех… всех люблю”, — говорит Лариса слабеющим голосом.
Громкий хор цыган.

Комментарии преподавателя

u-tech93.weebly.com

«Бесприданницу» Островский написал в 1878 году. 10 ноября она была поставлена в Москве, а через две недели, 22 ноября 1878 года, – в Александринском театре Санкт-Петербурга. В январском номере «Отечественных записок» появилась эта пьеса уже напечатанной. Это драма в четырех действиях, действия происходят в наше время. Место действия – город Бряхимов. Это такой же вымышленный, обобщенный город, как Калинов в «Грозе».

Бряхимов также является местом действия в пьесах «Красавец мужчина» и «Таланты и поклонники», обе они написаны позже «Бесприданницы». Как и в «Грозе», декорации – это Приволжский бульвар, но пространство, в отличие от пьесы 1859 года, разделено на уровни, оно организовано вертикально. Кофейня и есть Волга. В спектакле театра-студии Петра Фоменко эти уровни подчеркнуты и часть действий происходит в подмостках на вершине лестницы. Любопытно посмотреть на имена персонажей. У Островского имена персонажей часто говорящие. Часто, но не всегда. Иногда Островский одинаково называет персонажей совершенно противоположных. В «Бесприданнице» фамилии действительно говорят. Вот, например, фамилия Кнуров. Кнур – это боров, кабан. Кнуров – это персонаж нового типа. Это хозяин жизни, богатый купец, но это не Дикой, не Большов, не Торцов. Здесь нет ни сапог, ни поддевки, ни картуза, ни бороды. У него из кармана торчит французская газета, которую он читает довольно много времени. А когда он на сцене – как будто заслоняется этой газетой от недостойных его собеседников. Следующий персонаж – Вожеватов. Само слово вожеватый означает обходительный, приветливый. Фигура достаточно нетрадиционная. Во-первых, молодой, об этом будет сказано с самого начала пьесы, а во-вторых, он с детских лет знаком с Ларисой и симпатизирует ей, хотя и не влюблен. В-третьих, он чувствует в себе еще азарт покупки, приобретения. Это другой тип купца, предпринимателя, «денежного мешка». В пьесе есть такой персонаж, как Паратов. Фамилия Паратов образована от прилагательного паратый, это охотничий термин. Словопаратый означает сильный, быстрый, хитрый. Действительно, Паратов – персонаж необычайно любопытный. Он всегда эффектен, вплоть до театральности, он способен выбить монету из рук Ларисы, он любит быструю езду, хотя если бы капитан парохода послушался его, то, возможно, котлы действительно разорвались бы. Важно, что он уже в первом разговоре с Вожеватовым говорит, что у него «… ничего нет заветного, найду выгоду, так все продам, что угодно…».

Это выражение задает тональность характера Паратова, который, очень эффектно обольстив Ларису, говорит ей, что у него обручальное кольцо, он помолвлен, он чувствует, что он свою свободу уже продал. Это персонаж очень важный.

Имя матери Ларисы – Харита. Оно по-цыгански означает прелестница. Цыганская тема в этой пьесе необычайно важна. Чрезвычайно многое в настроении этой пьесы рождается от цыганского хора, от цыганских песен, и не только цыганских. Здесь все время звучит музыка. Здесь и «Матушка-голубушка», и «Не искушай меня». Поет Лариса. Музыкальная составляющая пьес, а, соответственно, и спектакля, фильма, если говорить об экранизации Эльдаром Рязановым этой пьесы под названием «Жестокий романс», тоже чрезвычайно важна.

Имя Лариса означает приятная, сладкая. Имя персонажа здесь вступает в некий диалог с характером. Это не просто этикетка: если Лариса, то будет всегда приятная и сладкая. А она совсем не сладкая. Или Вожеватов должен быть всегда вежливым и обходительным, но вспомните его отношение с Робинзоном. Робинзон – это персонаж, который читателю Островского должен быть знаком. Это актер Счастливцев, который появляется в пьесе «Лес», написанной намного раньше, чем «Бесприданница».

afisha.yuga.ru

Заглавие комедии «Лес» также многозначно, как и заглавие «Грозы».

С одной стороны, речь идет о продаже леса. Помещица Гурмыжская продает свой лес. Это отражение реального процесса, когда дворянские усадьбы приходят в упадок, имения продаются, мельчают и т. д. Бодаев, один из персонажей этой комедии, говорит: «Нужно любовнику ермолку с кисточкой – она лес продает, строевой, бережёный, первому плуту». Действительно, Восмибратов – первый плут. Но с другой стороны, лес – это и место действия. В лесу встречаются Петр и Аксюша, Счастливцев и Несчастливцев. Причем здесь снова пьеса становится в контекст творчества Островского: один из указателей ведет в усадьбу Гурмыжской Пеньки, а другой – в город Калинов (место действия «Грозы»). Неслучайно Карп говорит: «Живем здесь в лесу, молимся пенью, да и то с ленью». А потом Несчастливцев будет говорить Счастливцеву: «Как мы попали в этот лес?» Т. е. лес – это не только деревья, лес – это жизнь в усадьбе Гурмыжской, жизнь с чудовищными порядками.

Несчастливцев: И в самом деле, брат Аркадий, зачем мы зашли, как мы попали в этот лес, в этот сыр-дремучий бор? Зачем мы, братец, спугнули сов и филинов? Что им мешать! Пусть их живут, как им хочется! Тут все в порядке, братец, как в лесу быть следует. Старухи выходят замуж за гимназистов, молодые девушки топятся от горького житья у своих родных: лес, братец.

Так вырастает смысл заглавия и становится символическим.

Очень любопытны имена персонажей. Как всегда, у Островского они значимые. Например, Миланов. Миланов был в «Недоросле» Фонвизина. Миланов – это чувствительный негодяй.

Миланов: Когда были счастливы люди? Под кущами. Как жаль, что мы удалились от первобытной простоты, что наши отеческие отношения и отеческие меры в применении к нашим меньшим братьям прекратились! Строгость в обращении и любовь в душе – как это гармонически изящно!

Т. е. он тоскует о том, что после реформ нельзя пороть крестьян, нельзя безнаказанно ими распоряжаться, как вещами.

Миланов: Не от дам разорены имения, а от того, что свободы много.

Бодаев: Какой свободы? Где это?

В основе пьесы – традиционная ситуация: молодые люди, которые любят друг друга, на пути которых есть препятствие. В конце эти препятствия должны быть преодолены. Так происходит в классической пьесе. В произведении Островского появляются деньги, с помощью которых решается всё.

Буланов: За деньги-то люди черту душу закладывают.

Комедия злободневна. Здесь есть четкие привязки к современности, например земство (местное самоуправление), которое страшно не нравится Бодаеву. Нам становится понятным, как существует театр в театре. Это является самым главным в пьесе «Лес».

Вначале Аксюша спрашивает у Гурмыжской, зачем нужна эта комедия с её замужеством за Буланова. Гурмыжская, как циничное и лицемерное существо, говорит, что если понадобится, то она заставит её играть эту комедию. Здесь вообще каждый разыгрывает свою роль. Например, Гурмыжская. Первое амплуа – она благодетельница.

Гурмыжская: Играешь роль, да и заиграешься.

Сколько я перенесла неприятностей за эту глупую комедию с родственниками!

Разве я для себя живу? Все, что я имею, все мои деньги принадлежат бедным.

Сироту обидеть грешно. Ты не забывай Бога-то!

Второе амплуа – она возлюбленная старуха, которая выходит замуж за гимназиста Буланова.

У Буланова тоже несколько амплуа: он – простак, любовник и хозяин игры.

Счастливцев – комический персонаж. Это хорошо видно из разговоров с Несчастливцевым, который, играя роль благородного человека, становится таковым. Например, отдает последнюю тысячу Аксюше.

После упомянутой выше реплики о лесе есть продолжение:

Гурмыжская (пожимая плечами): Комедианты.

Несчастливцев: Комедианты? Нет, мы артисты, благородные артисты, а комедианты – вы. Мы коли любим, так уж любим; коли не любим, так ссоримся или деремся; коли помогаем, так уж последним трудовым грошом. А вы? Вы всю жизнь толкуете о благе общества, о любви к человечеству. А что вы сделали? Кого накормили? Кого утешили? Вы тешите только самих себя, самих себя забавляете. Вы комедианты, шуты, а не мы.

————————————————-

«Лес» – комедия, и признаков комедии в этой пьесе очень много, хотя все вместе они не соответствуют типу комедии. Можно считать её сатирической, злободневной, в которой есть и отмена крепостного права, и земство, и разорение помещиков. Но здесь же есть и черты классицистической комедии: молодая пара, любовь, препятствия, которые устраняются к концу. Здесь также есть комедия интриги, например события, связанные с образом племянника Гурмыжской. Здесь есть и черты водевильного комизма, например обращения Счастливцева к Карпу, которого он называет то окунем, то налимом. Здесь есть бутафорские ордена и сломанный пистолет, которые тем не менее позволяют Несчастливцеву получить с Восьмибратова 1000 рублей, которую тот собирался украсть у Гурмыжской. В комедии 5 действий, что соответствует классической комедии.

О пространстве мы уже говорили: всюду лес. Здесь есть фольклорный сюжет: несчастный сирота, добрый избавитель, счастливая развязка. Здесь есть предчувствия, например интересные переходы тысячи рублей. Вначале эту тысячу Восьмибратов недодает Гурмыжской, потом её получает Несчастливцев и возвращает Гурмыжской. Но Гурмыжская сама должна ему тысячу рублей, и Несчастливцев с помощью пистолета получает свою тысячу. Но деньги нужны Аксюше, поэтому тысяча рублей достается ей. Таким образом, происходит круговорот денег.

Важны также цитаты, например из Шиллера. В пьесе также явно выражен мотив дороги и скитаний. Очень сильным является финал пьесы:

Несчастливцев: О, люди, люди! (Идет в угол, надевает котомку.) Ну, Аркадий, мы с тобой попировали, пошумели, братец; теперь опять за работу! (Выходит на середину сцены, подзывает Карпа и говорит ему с расстановкой и внушительно.) Послушай, Карп! Если приедет тройка, ты вороти ее, братец, в город; скажи, что господа пешком пошли. Руку, товарищ! (Подает руку Счастливцеву и медленно удаляется.)

Здесь он в несколько ином амплуа. Он шут, но не просто шут, а шут осознающий, продающий свое достоинство. Очень важен здесь диалог Робинзона с Паратовым. Паратов издевательски спрашивает у Робинзона, скоро ли тот в Париж едет. На словах «поехать в Париж» строится небольшая игра. Робинзон думает, что его повезут в столицу Франции, а «Париж» – это трактир в окрестности города, куда обещает свозить его Вожеватов.

Робинзон: С кем это? С тобой куда хочешь, а уж с купцом я не поеду. Нет, с купцами, кончено.

Паратов: Что так?

Робинзон: Невежи!

Паратов: Будто? Давно ли ты догадался?

Робинзон: Всегда знал. Я всегда за дворян.

Современники чувствуют то, что не чувствуем мы. Мы можем сейчас сколько угодно давать социологический комментарий, мол, вот дворяне разоряющиеся, мельчащие, рождающиеся, а вот купцы… Это всего лишь социологический комментарий. Для современников это была жизнь, это было то, чем они жили. Это важно понимать.

Паратов: Это делает тебе честь, Робинзон. Но ты не по времени горд. Применяйся к обстоятельствам, бедный друг мой! Время просвещенных покровителей, время меценатов прошло; теперь торжество буржуазии, теперь искусство на вес золота ценится, в полном смысле наступает золотой век…

Не золотой век искусства, не искусство выше всего, а сколько ты заслужишь золота, столько ты стоишь. О духе коммерции в современном искусстве впервые заговорили не в XXI веке.

Паратов: Но, уж не взыщи, подчас и ваксой напоят, и в бочке с горы, для собственного удовольствия, прокатят – на какого Медичиса нападешь.

Медичи – это покровитель искусств эпохи Возрождения. А здесь Паратов говорит: «какой покровитель достанется». Могут и ваксой напоить, и в бочке с горы прокатить. За деньги все сделают.

bookmix.ru

В 1860 году Островский получает Уваровскую премию за пьесу «Гроза» (1859). В конце 1860 году после 11-летнего запрета разрешена к постановке пьеса «Свои люди – сочтемся» (1849), но с измененным финалом. Островский обращается к историческим темам и пишет такие пьесы, как «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский», «Козьма Захарьич и Минин-Сухорук», «Тушино». Эти пьесы он пишет в шестилетие от 1861 до 1866 года, период, в котором историческая тематика была характерна для русской литературы. Островский много переводит: «Укрощение строптивой» (У. Шекспир), «Семья преступника» (П. Джакометти), «Кофейня» (К. Гольдони), «Мандрагора» (Н. Макиавелли). В 1861 году Островский дописывает пьесу «За чем пойдешь, то и найдешь».

Это третья пьеса из трилогии о Мише Бальзаминове – незадачливом и недалеком, бедном и глуповатом персонаже, который мечтает жениться на богатой невесте. И вот на протяжении первых двух пьес у него ничего не получается, а на третий раз он находит вдову Белотелову, и сваха устраивает их брак. Эта третья пьеса напечатана в журнале братьев Достоевских «Время», и Достоевский  пишет Островскому письмо:

Ф.М. Достоевский (chitalnya.ru)

«Уголок Москвы, на который вы взглянули, передан так типично, что будто сам сидел и разговаривал с Белотеловой. Вообще, эта Белотелова, девицы, сваха, маменька, сваха и, наконец, сам герой – это до того живо и действительно, до того целая картина, что теперь, кажется, у меня она ввек не потускнеет в уме. Но из всех ваших свах – Красавина должна занять первое место. Я её видал тысячу раз, я с ней был знаком, она ходила к нам в дом, когда я жил в Москве, лет десяти от роду; я её помню». Действительно, Островский в этой трилогии о Бальзаминове изображает совершенно особый замоскворецкий мир со своим неторопливым укладом, нелепой претенциозной ученостью и фантастическими суждениями. В пьесе «Праздничный сон до обеда» (1857) сваха появляется в доме купеческой вдовы, у которой дочка на выданье:

Красавина: Да говорят, белый арап на нас подымается, двести миллионтов войска ведет.

Ничкина: Откуда же он, белый арап?

Красавина: Из Белой Арапии.

В 1868 году Островский пишет комедию «На всякого мудреца довольно простоты». В этой комедии все мудрецы: и ретрограды, и консерваторы, и либералы. А сюжет этой комедии состоит вот в чем: некий молодой человек, умный, циничный, собирается продвинуться в своей карьере и решает, что для этого все средства хороши. Он ухаживает за женой одного очень глупого, но высокопоставленного чиновника, который очень любит учить других. И Глумов покорно выслушивает все его поучения, а его жене, довольно немолодой, но с большими претензиями, намекает на свое увлечение ею. Он устраивает дело так, что довольно вздорная вдова Турусина именно за него пытается отдать свою единственную и с большим приданым дочь. Он поступает в секретари к отставному чиновнику Крутицкому, у которого много идей, в частности о вреде реформ. И чтобы как-то вознаградить себя за этот цинизм, Глумов ведет дневник, где дает беспощадные характеристики всем. Но однажды он забывает этот дневник, и дневник попадает к Мамаевой, которая обнародует его. Вначале все шокированы тем, что пишет Глумов о них в дневнике. И вот, что говорит Глумов в финале пьесы:

Глумов: Вас возмутил мой дневник. Как он попал к вам в руки – я не знаю. На всякого мудреца довольно простоты. Но знайте, господа, что, пока я был между вами, в вашем обществе, я только тогда и был честен, когда писал этот дневник. И всякий честный человек иначе к вам относиться не может. Вы подняли во мне всю желчь. Чем вы обиделись в моем дневнике? Что вы нашли в нем нового для себя? Вы сами то же постоянно говорите друг про друга, только не в глаза. Если б я сам прочел вам, каждому отдельно, то, что про других писано, вы бы мне аплодировали. Если кто имеет право обижаться, сердиться, выходить из себя, беситься, так это я. Не знаю кто, но кто-нибудь из вас, честных людей, украл мой дневник. Вы у меня разбили все: отняли деньги, отняли репутацию. Вы гоните меня и думаете, что это все – тем дело и кончится. Вы думаете, что я вам прощу. Нет, господа, горько вам достанется. Прощайте! (Уходит.)

Молчание.

Крутицкий: А ведь он все-таки, господа, что ни говори, деловой человек. Наказать его надо; но, я полагаю, через несколько времени можно его опять приласкать.

Городулин: Непременно.

Мамаев: Я согласен.

Мамаева: Уж это я возьму на себя.

Так заканчивается пьеса.

В 1870 году Островский пишет комедию «Лес», а в 1873 – «Снегурочку»

У Островского складывается такой ритм: с мая по сентябрь он живет в имении Щелыково и обдумывает пьесу, осенью печатает, зимой ставит. Но так было не всегда. Пресса к Островскому была настроена не участливо, все время выискивая огрехи в творчестве писателя. В 1875 году Островский ставит дворянскую комедию «Волки и овцы»,в 1880 году печатает пьесу «Сердце не камень», в том же 1880 году участвует в Пушкинском празднике, на котором выступали и Тургенев, и Достоевский. В 1882 году он печатает пьесу «Таланты и поклонники», в 1884 – «Без вины виноватые», а в 1886 году становится заведующим репертуарной частью московских театров, а 2 июня 1886 года умирает в своем Костромском имении, где его и хоронят.

Титульный лист одного из изданий пьесы «Волки и овцы» (warez-vislovo.ru)

У Островского появляются характеры очень сложные, очень неоднозначные. При всем том, что и Кабаниха, и Варвара, и Катерина – необычайно сложные персонажи, но главное в них все же не внутренняя противоречивость, не сложность психологических мотивов, а сила, с которой выражена та или иная черта. В «Бесприданнице» все сложнее. Карандышев (карандаш, коротышка, недоросток) не только жалок, не только смешон, он не только ничтожество. Мы увидим, как осложняется этот характер.

Не случайно Кнуров, уже после истории с пикником за Волгой, когда Лариса уже опозорена и несчастна, хладнокровно и цинично говорит: «Я могу предложить вам такое громадное содержание, что самые злые критики чужой нравственности должны будут замолчать и разинуть рты от удивления… Я бы ни на одну минуту не задумался предложить вам руку, но я женат…».

То, что Кнуров готов купить Ларису, понятно с самого начала. Но то, что Кнуров готов разыграть с Вожеватовым Ларису в «орлянку», т. е. в «орла и решку», это мы видим на сцене. А вот насколько он искренен, когда говорит, что не задумался бы предложить Ларисе руку, но он женат? Это новый, неочевидный мотив, оттенок в характере этого героя.

В первом действии пьесы Островского, как всегда, экспозиция. Второстепенные персонажи представляют главных, их предыстории. Пушечный выстрел. Это завязка. Уже Лариса сказала Карандышеву: «Если б явился Сергей Сергеевич, все было бы иначе». Лариса хочет покончить с цыганским табором, с унизительной долей бесприданницы, с тем, что мать ее продается кому угодно. Она с отчаянья готова выйти за Карандышева, но предупреждает его, что никаких заслуг пока она в нем не видит.

Лариса. Не приписывайте моего выбора своим достоинствам, я их еще не вижу. Я еще только хочу полюбить вас; меня манит скромная семейная жизнь, она мне кажется каким-то раем. Вы видите, я стою на распутье; поддержите меня, мне нужно ободрение, сочувствие; отнеситесь ко мне нежно, с лаской! Ловите эти минуты, не пропустите их!

pgkeys.com

А для Карандышева важно, что он здесь победил всех, что неприступная Лариса согласилась выйти за него. Для него это амбиция, черта героя Достоевского, необычайно важна, поэтому он и не хочет уезжать. Драма произойдет на наших глазах. Забери он Ларису, как она просила, увези ее куда-то в захолустье, куда он собирается поехать к чиновникам, и драмы бы не было. Вот чем отличается драма от трагедии. Трагедия неизбежно произойдет, трагедия – это воля судьбы, рока. Драма – результат человеческих решений. Поэтому «Бесприданница» – психологическая драма, а «Гроза» – трагедия.

Еще одно предчувствие, предсказание есть в первом действии. Именно предчувствие, но не пророчество. Лариса видит решетку, у нее кружится голова, она боится отсюда упасть, сорваться. Это, по сути, сюжет «Грозы», но Лариса этого шага не сделала.

Второе действие начинается с диалога Кнурова и довольно лукавой, жадной матери Ларисы. Здесь появляется Паратов у Ларисы, здесь некоторое столкновение Паратова и Карандышева, приглашение на обед. Понятно, что для Кнурова, Вожеватого, Паратова приглашение на обед Карандышева звучит как оскорбление, но все трое принимают его. Кнуров – потому что просит Харита. Он уверен, что так или иначе, в замужестве или нет, Лариса очень скоро разочаруется в своем Карандышеве и ей, как дорогому бриллианту, нужна будет дорогая оправа, вот тут он и понадобится. Вожеватов принял приглашение на ужин, потому что он, как Паратов, собирается подшутить над Карандышевым и его высмеять. Для этого им понадобился Робинзон. Тут еще, вдобавок к унижениям грядущим карандышевским, Островский выводит на сцену его тетку, которая будет рассуждать о том, что слишком дорогое вино куплено, слишком дорогие закуски, все можно было сделать дешевле, все чрезвычайно разорительно.

Третье действие. Обед. Карандышев предлагает тост за Ларису, которая умеет ценить и выбирать людей. Все идет по плану Вожеватого и Паратова. Карандышева подпаивают, и когда он выходит на сцену, входит в комнату, выясняется, что уехали не только Кнуров, Вожеватов, Паратов, а уехала и Лариса. И вот здесь происходит очень важный разговор.

Карандышев: Да, это смешно… Я смешной человек… Я знаю сам, что я смешной человек. Да разве людей казнят за то, что они смешны? Я смешон – ну, смейся надо мной, смейся в глаза! Приходите ко мне обедать, пейте мое вино и ругайтесь, смейтесь надо мной – я того стою. Но разломать грудь у смешного человека, вырвать сердце, бросить под ноги и растоптать его! Ох, ох! Как мне жить! Как мне жить!

Это монолог героя Достоевского. Смешной человек, который оказывается глубоко раненым, уязвленным. Он совсем неоднозначный. А героиня говорит матери: «Или я буду счастлива, или ищи меня в Волге». Счастлива она не будет, но и в Волгу она не бросится.

Четвертое действие. Этому действию можно было бы дать название «Вещь». Сначала друг другу передают Робинзона. Потом Кнуров и Вожеватов в «орлянку» разыгрывают Ларису. Появляется Карандышев с пистолетом. Смешная фигура. До этого сказано, что он ковер дешевый купил, повесил туда сабли старые, турецкий кинжал, который не вынимается из ножен, пистолеты, ружье, которое не стреляет. Последний его разговор с Ларисой так же не прост, как и характер Карандышева. Сначала Карандышев стыдит Ларису, возмущается ее поведением, потом заявляет свои права на нее: «я ваш хозяин», а потом говорит (это к вопросу о том есть или нет любовь у Карандышева к Ларисе): «Лариса Дмитриевна! Остановитесь! Я вас прощаю, я все прощаю». На что Лариса с горькой улыбкой говорит: «Так я себе не прощаю, что вздумала связать судьбу свою с таким ничтожеством, как вы». Лариса почти цинически говорит: «Да, я вещь, но если быть вещью, то дорогой. Зовите Кнурова».

Карандышев (вставая): О, не раскайтесь! Вы должны быть моей.

Лариса: Чьей ни быть, но не вашей.

Карандышев: Не моей?

Лариса: Никогда.

Карандышев: Так не доставайся ж ты никому! (Стреляет в нее из пистолета).

Лариса (хватаясь за грудь): Ах! Благодарю вас!

Карандышев: Что я, что я …ах, безумный! (Роняет пистолет).

Лариса (нежно). Милый мой, какое благодеяние вы для меня сделали! Пистолет сюда, сюда, на стол! Это я сама… сама. Ах, какое благодеяние… (Поднимает пистолет и кладет на стол).

Их кофейной выходят Паратов, Кнуров, Вожеватов, Робинзон, Гаврило и Иван.

Все: Что такое? Что такое?

Лариса: Это я сама… никто не виноват, никто… Это я сама.

За сценой цыгане запевают песню.

Паратов: Велите замолчать! Велите замолчать!

Лариса (постепенно слабеющим голосом): Нет, незачем… Пусть веселятся, кому весело… Я не хочу мешать никому! Живите, живите все! Вам надо жить, а мне надо… умереть… Я ни на кого не жалуюсь, ни на кого не обижаюсь… вы все хорошие люди… я вас всех… всех люблю. (Посылает поцелуй).

Громкий хор цыган.

В этой пьесе важно все: мотив игры, игры сценической, Робинзон, обед у Карандышева, где все разыгрывают гостей, заинтересованных в хозяине, игры в «орлянку», стрельба Паратова. Здесь важны предметные детали: и решетка, и гитара, и пистолет. Время действия – менее суток, как в классической пьесе, Островскому больше и не нужно. Деньги, расчет, самоубийство, Волга, музыка – все это входит в пьесу и реализуется только в спектакле. В пьесе нарастает драматизм от начала к концу.

Источники

http://interneturok.ru/ru/school/literatura/10-klass/a-n-ostrovskiy/drama-bespridannitsa-osobennosti-problematiki?seconds=0

http://www.youtube.com/watch?v=OLolThUJHQk

http://900igr.net/zip/literatura/A.N.Ostrovskij.html

Старинный роман

* * *

В полдень над Севастопольским заливом солнце. Бомбардировок не было с самого утра, и чёрный дым над горизонтом, скрывающий остовы потопленных на рейде кораблей, давно рассеялся. Но над всей линией русских укреплений поднимались белые шарики выстрелов. Второй и третий бастионы были сплошь затянуты дымом. Из‑за бесконечного грома ружейной перестрелки уже давно ничего не было слышно. Сквозь дымовую завесу пехотинцы едва различали синие с красным мундиры французов, начавших штурм Малахова кургана. Всюду лежали раненые, на которых никто не обращал внимания. Волна французов захлестнула бастион, кое‑где уже были отброшены штыки и шла яростная и отчаянная рукопашная.

– Петров, вставай! Вставай, брат, надо… – Штабс‑капитан Закатов пытался приподнять лежащего на земле солдата. Тот был ранен в грудь, из последних сил хрипел:

– Ваше благородие, бежите… Да бежите вы за ради Христа… Француз уж кругом… Опоздаете… Никита Владимирыч, да прошу ж я вас…

– Петров, потерпи… Сейчас будут носилки, потерпи!

– Вы мамаше отпишите… Знаете ведь, куда… Земляки ж… Бельский уезд… село… село Триш…

– Петров, держись, я тебе говорю! – сорвавшимся от отчаяния голосом крикнул Закатов. – Не сметь помирать! Носилки! Чёрт возьми, носилки сюда!

Но его никто не слышал. Вокруг Закатова уже не было видно ни одного русского мундира.

– С богом, ваше бла… – Петров недоговорил, в углу его рта вздулся коричневый пузырь. Раненый содрогнулся всем телом, откинул голову.

– Петров, терпи!!! Прорываться будем, держись! – Штабс‑капитан вздёрнул тело солдата, показавшееся вдруг ему невыносимо тяжёлым, схватил его ружьё. Вокруг трещали выстрелы, слышалась французская брань. Тело Петрова кулём осело на землю, голова откинулась, глаза остановились. Вскочив, Закатов истошно закричал, бросился в багровой мгле наугад, и…

…– Никита! Никита, что с тобой? Да что ж ты, брат, снова… Ну, что такое? Воды дать? Давай‑давай, просыпайся… Кончилась война, всё… Тьфу, чёрт, напугал как!

Закатов торчком сел в постели. Мокрая от пота рубаха прилипла к спине, в висках стучала кровь. Перед глазами ещё стояла серая дымовая завеса, синие с красным мундиры, лицо мёртвого Петрова…

– Мишка, что… Я кричал? – хрипло спросил он, проводя ладонью по лбу. Голова немедленно отозвалась болью. Неровный круг света приблизился.

– Кричал? Орал как недорезанный! Надеюсь, хоть Федосье в кухне не слышно было!

– Тьфу ты… Прости. Снилась опять дребедень какая‑то… – Никита спустил ноги на пол, неловко взял из рук друга кружку, принялся тянуть холодную воду, чувствуя, как дрожат пальцы, и от этого смущаясь ещё более.

Михаил, оседлав стул возле разворочённой постели, напряжённо смотрел на него.

– Ты ступай спать, – ставя кружку на стол, попросил Закатов. – А я, пожалуй, пойду пройдусь. Всё равно теперь не уснуть.

– Ты что, рехнулся?! – всполошился друг. – Ночь на дворе! Нет, как хочешь, я тебя из дому не выпущу!

– Мишка, отстань… – поморщился Закатов, начиная одеваться. Пламя свечи заколебалось, и в его бьющемся свете лицо штабс‑капитана, перечёркнутое со лба до края губ рваным шрамом, казалось постаревшим и ещё более некрасивым.

– По‑моему, не нужно тебе никуда идти. – Михаил, который всё это время пристально наблюдал за Никитой, нерешительно сказал: – Ну что ты выдумал, право? Не спится? Ну давай посидим, поговорим. Я теперь тоже не усну после твоих воплей. Научишь меня наконец‑то играть в штос…

– Тебя учить что мёртвого лечить, – вяло отмахнулся Закатов. – Ты в игре смысла не видишь и расчётов не признаёшь. И играть с тобой всё равно, что с трёхлетним младенцем.

– Ну, хочешь, дам почитать что‑нибудь? Свечи есть, жги хоть до утра, не жалко!

– После. – Закатов оделся, встал. Теперь свет падал на него сбоку, и стало видно, как на самом деле ещё молод этот невысокий сероглазый человек с испорченным шрамами лицом. За плечами его были Московский кадетский корпус, служба в пехотном полку, Крымская война и два ранения. Оба были получены на Малаховом кургане, во время наступления французов. Осколками снаряда у Закатова было раздроблено колено и исполосовано лицо. И хромота, и шрамы должны были остаться с молодым человеком на всю жизнь.

Когда Никита, натянув шинель, вышел из дома на тёмный двор, Михаил догнал его.

– Никита… Пообещай мне, по крайней мере, что не будешь пить! И куда тебя только носит по ночам? Женщины, да?

Закатов остановился. Внимательно посмотрел в лицо друга.

– Мишка, мне ведь двадцать шесть лет. И я вовсе не обязан давать тебе отчёт. А если моя хмельная рожа оскорбляет твои трепетные чувства, я готов переехать хоть завтра.

– Закатов, ты сукин сын, – было замечено на это.

– Знаю, брат, знаю, – мирно ответил Закатов, спускаясь по крыльцу. – Ложись спать. Обещаю, что вернусь на своих ногах.

– Это уже немало! – язвительно сообщил Михаил в темноту.

Но ответа не было. Коротко скрипнула калитка, и наступила тишина.

Ночной Столешников переулок был совершенно пуст; только на углу Петровки виднелся экипаж извозчика. Когда Закатов прошёл мимо, его окликнули с козел сиплым голосом:

– Вась‑сиясь, куда прикажете?

– Спи, брат, мне недалеко.

Из‑за заборов тянуло сыростью и запахом прелых яблок. Изредка мостовая освещалась серой полосой света: это выглядывала из рваных облаков луна. Промозглый воздух забирался за ворот. Закатов, поёжившись, крепче запахнул полы старой шинели и прибавил шагу. Путь его лежал в Ветошный переулок близ Иверской.

В кривом переулке не горел ни один фонарь, было сыро, темно и несло тухлятиной. Казалось, ни зги нельзя увидеть в этой дурно пахнущей темноте, но Никита Закатов уверенно шёл по немощёному переулку, обходя лужи и кучи мусора. Добравшись до едва заметного деревянного крыльца, на которое падал свет из крошечного оконца, он поднялся по ступенькам и потянул за ручку двери.

Дверь, к изумлению Закатова, оказалась заперта. Поразмыслив, он замолотил в неё кулаком. Ему долго не отвечали. Затем послышалось торопливое шарканье шагов, и сонный голос спросил:

– И кого это посредь ночи принесло? У нас заведение порядочное, закрыто давным‑давно! Ступайте, милостивый государь, подобру‑по…

– Серафимова икра, – усмехнувшись, перебил его Закатов. – Открывай, Фома.

После минутной тишины дверь с визгом распахнулась, и в проёме появилась освещённая свечой физиономия рябого полового.

– Охти, Никита Владимирыч! Уж сколько не видать было…

– Давно ли у вас порядочное заведение, Фома?

– Вот вам всё смехи, а на нас, извольте видеть, снова огорчение упало… Ермолай Кузьмич вовсе распорядились ночью не пущать! Ежели только своего кого, аль по рекомендации надёжной…

– Закрывали вас, что ли? В тридцатый раз?

– И ведь по глупости какой, не поверите! – Половой пропустил гостя внутрь, угодливо освещая путь. – Кабы за игру али за водку разведённую – ещё хоть понимание могло быть, а ведь что вышло? Бестолковщина сущая! Играли давеча у нас какой‑то чин из провинции. Опосля взяли Селинку и в нумер с нею поднялись. И ведь куда как довольны остались, Селинка сказывала, что обещали даже её с собой в имение увезть до конца сезона… А в гостиницу к себе возвернулись – хвать, портмонета‑то и нет!

– Быть не может! – Закатов, спускающийся вслед за половым по скрипучим ступенькам, остановился на полушаге. – Я в жизни не поверю, чтобы Селинка…

– А то ж! Знамо дело, не поверите! И наши все не поверили! Селинка отродясь такой пакости не творила, потому – барышня с пониманием, служит давно и местом дорожит! Как стало известно, она Ермолаю Кузьмичу сей же час крест поцеловала, что и в глаза того портмонета не видала! А полиции‑то что! Нешто она порядочную барышню слушать станет? Забрали в каталажку прямо с кровати и всё заведение закрыли на две недели! Убытку – господи‑и! Хоть в петлю полезай! А тот господин, чтоб ему пусто было, ещё в полиции бумагу написал, что в том портмонете пятьдесят тыщ казённых денег было! Ужасти, как Селинку нашу трясли! И каторгой‑то стращали, и кнутобойство сулили до смерти! Хорошо ещё, что её не больно напугаешь: укрепилась и гнёт своё! Ничего, мол, не знаю, ничего, кроме положенного, не брала и даже не видала!

– Так Селинка в тюрьме?

– Есть на свете правда – выпустили третьего дня! Уж не знаю каким путём, только выяснилось, что господин тот казённую деньгу в вист в Петербурге продул, а на Селинку списать вздумал! У нас поперву‑то все нумера полиция разворошила, деньги те искала… Вот мы теперь и опасаемся. Барышни вовсе не принимают, пару‑тройку только для настойчивых посетителей держим. И то – сколько денег ушло, чтоб дозволили заведение сызнова открыть, – ужасти!

– Но игра идёт?

– А как же! Это уж самое святое! Осторожничаем, разумеется, так что…

Разговаривая, они спустились в обширную, слабо освещённую комнату, где пахло сыростью, крепкими папиросами и плохим одеколоном. Здесь оказалось довольно чисто. В углу темнел бильярдный стол, возле которого сейчас никого не было. Несколько человек сгрудились у стола ломберного, где, по‑видимому, шла серьёзная игра. Чуть поодаль, у старого буфета, за небольшим столиком, играли ещё двое: молодой, но уже сильно потрёпанный брюнет в форме пехотного штабс‑ротмистра и юноша – гвардии корнет, совсем мальчик, который играл с такой сосредоточенностью, словно решал сложную задачу. Закатов, проходя мимо, вполголоса сказал:

– Здравствуйте, Ратманов.

– А, Закатов… Рад приветствовать, – отрывисто сказал штабс‑ротмистр, не отрывая взгляда от карт. – Давненько вас было не видать. Три в пиках!

– Да и вас тоже… Ездили в имение?

– А, пропади оно пропадом… Где только люди находят честных управляющих? Эй, Фома, папиросу!

Закатов только улыбнулся и, обойдя стол, присел на жёсткий диванчик неподалёку.

– Не помешаю, Ратманов?

– Ничуть. Напротив, мне всегда везёт, когда вы следите за игрой. Странно, что вы сами не хотите попробовать. Нюх старого игрока мне подсказывает, что вы были бы удачливы.

– Я как пушкинский Германн, – отшутился Закатов, тоже беря папиросу. – Не желаю жертвовать необходимым в надежде получить излишнее.

– Уж не знаю, как можно деньги называть излишними… А впрочем, как знаете. Итак, Сергей Станиславович?.. Да, господа, позвольте вас познакомить: штабс‑капитан Закатов Никита Владимирович – гвардии корнет Тоневицкий Сергей Станиславович.

– Я очень рад, – отрывисто отозвался молодой человек, даже не взглянув на Закатова и не замечая, что новый знакомый пристально разглядывает его.

Взгляд юноши был устремлён в карты. Закатов хорошо знал, что означает в картах это напряжённое, нервное внимание, и понял, что конец близок.

Со штабс‑ротмистром Ратмановым Никита Закатов был знаком много лет. Они учились на одном курсе в Московском кадетском корпусе, близки не были, но и не враждовали. Николай Ратманов происходил из известной дворянской семьи, в корпус попал на казённый счёт как сирота и сын героя Наполеоновских войн. Его отец погиб при подавлении польского бунта 1830 года, мать умерла ещё ранее, и мальчик остался на попечении дяди, генерала Ратманова. Тот занимал весьма значительный пост в Варшаве при наместнике Паскевиче, но племянника предпочёл отдать в московское заведение – чтобы, по его словам, молодой человек меньше якшался с «полячишками».

Ненависть к полякам в семье генерала Ратманова была беспредельна. С ранних лет эту ненависть воспитывали и в детях, и ещё в корпусе Коля Ратманов бледнел и стискивал зубы при виде кадета с польской фамилией. Он постоянно сидел в карцере за драки с поляками, при каждом удобном случае бросал им в лицо: «Паны гнилые, пся крев!» Товарищи подсмеивались над этой ненавистью, но относились к ней, в общем, с пониманием, считая, что человек имеет право ненавидеть тех, кто убил его отца.

Ратманов и Закатов встретились несколько лет спустя, случайно, в осаждённом Севастополе, и, поскольку никаких знакомых в городе ни у одного из них не было, волей‑неволей начали общаться близко. Быстро выяснилось, что взгляды на Польшу у Ратманова не только не изменились, но стали ещё радикальнее.

«Ратманов, но ведь это, не обижайтесь, положительно смешно, – осторожно говорил Закатов, сидя с товарищем в таверне на набережной за стаканом терпкого крымского вина. – Как в России не все хороши, так и в Польше не все дурны. У нас в Бельском уезде этого добра также хватает, ну и что? Люди как люди… Так же ленивы, так же необразованны, так же все разговоры – о страде, охоте и сене…»

«Закатов, вы судите о том, чего не знаете, – сквозь зубы говорил Ратманов, и в его маленьких чёрных глазах зажигался нездоровый огонь. – Не знаю, что представляют собой ваши смоленские полячишки: как‑то не было охоты выяснять. А я жил в Варшаве и видел этих гнилых панов во всей красе! Ничего путного, уверяю вас, они не представляют. Неграмотны, дики, тупы и гонористы! Живут по‑свински, и даже о сене разговаривать не хотят! Только о своей великой Речи Посполитой, которая умирает под гнётом проклятых москалей! Умирать под гнётом Наполеона им, вероятно, было более авантажно! Чуть выпьют – сейчас готовы орать: «Ещё Польска не сгинела!» и распевать свои гимны! Россию, которая, между прочим, спасла их от Наполеона и дала Конституцию, возненавидели лютой ненавистью! Мечтали об освобождении – им, видите ли, было плохо под нашим покровительством! Варшавскую заутреню помните?! Когда они наших беззащитных людей резали как свиней?! Спящих, в постелях? С благословениями своих ксёндзов?! Ну и доигрались в конце концов! Остались и без независимости, и без конституции! Двадцать пять лет грызут себе локти и шипят, как придавленные змеи!»

Закатов не спорил, понимая, что это бессмысленно. Иногда Ратманов предлагал перекинуться в карты, но Никита неизменно отказывался. В корпусе у него был высший балл по математике, преподаватели восхищались его феноменальной памятью, и очень рано кадет Закатов понял, что любая карточная игра – просто последовательность математических комбинаций, запомнить которые, а значит, и выиграть, не стоит никакого труда. Подтверждение своей теории он получил довольно скоро, обыграв однажды в полку весь офицерский состав. Но Закатов счёл такой способ игры разновидностью шулерства и никогда больше не садился за зелёный стол.

После войны Закатов вышел в отставку в чине штабс‑капитана, поехал в Москву навестить семью своего друга Миши Иверзнева, да так и остался у них в Столешниковом переулке.

Занимать длинные безрадостные дни было положительно нечем. Закатов нигде не служил, да и не видел в том нужды, регулярно получая деньги из имения. Доход был небольшим, иного и быть не могло с одного села и крохотной деревеньки, но и это Закатову не на что было тратить. Он не посещал ресторанов, не содержал дорогой любовницы, довольствуясь обществом гулящих девок, не держал собственный выезд. Жениться штабс‑капитану и в голову не приходило. Ему не надо было тратиться даже на квартиру, ибо в доме Иверзневых друзей принимали по старому московскому обычаю – надолго и беспечно. К услугам Закатова была огромная иверзневская библиотека, и он с удовольствием и помногу читал, иногда тратя на чтение целый день. Время от времени он по старой памяти отправлялся на Конный рынок, где от нечего делать портил коммерцию цыганским барышникам, мгновенно отыскивая в продаваемой кляче все тщательно замаскированные недостатки. Вскоре все цыгане Конного знали хромого барина с обезображенным шрамами лицом, который «любую лошадь наскрозь видит» и к тому же неплохо понимает по‑цыгански. Языку цыган Закатов выучился с тех пор, как у него в имении каждый год останавливался табор, и его очень забавляло выражение лица барышника, к которому барин внезапно обращался на его родном языке. Когда же и это переставало веселить, Закатов шёл в Бобовский трактир.

Это было известное всей Москве заведение в Ветошном переулке. Верхний этаж его выглядел вполне благонамеренно: большие комнаты, скоблёные полы, клетки с канарейками, столы под камчатными скатертями, услужливые ярославцы в белых рубахах и застеклённый буфет. Но внизу, в полуподвале, куда пускали немногих, постоянно шла большая игра. Закатов слышал об этом, но, поскольку сам не играл, не особенно интересовался бобовским «дном». Его провёл туда штабс‑ротмистр Ратманов, с которым Закатов однажды столкнулся нос к носу в верхней комнате трактира.

Война не особенно изменила Ратманова: он был так же худ и чёрен, так же небрежен в одежде, в тёмных угрюмых глазах по‑прежнему светилось недоверие ко всему сущему. Выяснилось, что он также вышел в отставку и засел в своём крошечном имении под Подольском, но несколько раз в год наезжает в Москву. Закатову он, казалось, обрадовался, тут же пригласил выпить за встречу и на вопрос, что он тут делает, спокойно ответил:

– То же, что и все: играю в штос. Здесь, внизу. Да не угодно ли партию?..

Закатов привычно отказался, но взглянуть на настоящую игру ему показалось интересным. С того дня он стал постоянным посетителем нижнего этажа. Они с Ратмановым даже пользовались особым уважением хозяина трактира, знаменитого Ермолая Кузьмича. Ратманов снискал это уважение, когда в одиночку выкинул из трактира банду варшавских шулеров‑гастролёров, оглашая при этом весь Ветошный переулок такой виртуозной польской бранью, какой карточные жулики не слыхали, вероятно, даже у себя на родине. Закатову же однажды, к своей досаде, пришлось вмешаться в драку между проституткой и её гостем. Обычно у Бобова подобные встречи происходили тихо и благопристойно, но в этот вечер клиент почему‑то разошёлся, поднял скандал и ударил кулаком барышню Селинку, выбив ей зуб и порвав платье. Закатов оказался ближе всех к месту событий и, не дожидаясь, пока примчатся половые, выкинул буяна из трактира – в последний миг разглядев в нём одного из своих корпусных преподавателей. Тот, впрочем, был настолько пьян, что не признал своего бывшего кадета. С того дня Закатов стал у Бобова своим человеком. За карты он по‑прежнему не садился, но за игрой и игроками наблюдал с большим интересом.

«Не могу понять, что ты в этом находишь забавного?! – недоумевал Михаил. – Тебе хочется посмотреть на душевнобольных – милости прошу в наш госпиталь! Страсть к игре – это психическое заболевание, и ничего романтического в этом нет!»

«Да я с тобой и не спорю, – соглашался Никита и пояснял: – Я смотрю на штос как на математическую задачу. Согласись, интересно вычислить, почему одному может выпасть три шестёрки кряду, хотя ему нужен король, а другому – сразу козырной туз?»

«Ничего не вижу интересного! – пожимал плечами Михаил. – По‑моему, тебе просто нечем более заняться».

И Никита понимал, что друг прав.

…Рядом прошуршало платье. Закатов повернул голову и увидел, что на подлокотник дивана садится худая женщина с растрёпанным узлом рыжеватых волос. На её плечи была наброшена старая мантилья из чёрного кружева, которое уже местами распустилось и висело неряшливыми нитками. Встретившись глазами с Закатовым, она улыбнулась, но улыбка её выглядела усталой и невесёлой.

– А, Селин… Как здоровье? – поинтересовался Закатов. – Мне рассказал Фома, что ты снова попала в неприятный переплёт?

– Ой, и не говорите… – отмахнулась Селинка. По её болезненному лицу скользнула тень. – Оно, может, и благополучие вышло, только страху я натерпелася – не приведи господь! Уж всерьёз изготовилась по Владимирской шагать! Сами знаете, у нашей сестры заступы не бывает. И покровителей серьёзных у меня отродясь не водилось. До сих пор не пойму, как это вышло, что я невиноватая оказалась.

– Но ведь ты и не была виновата. – заметил Закатов, глядя, впрочем, не на женщину, а на лицо молодого человека за ломберным столом. Было очевидно, что юноша‑корнет интересует его гораздо больше откровений Селинки.

– Господи, Никита Владимирыч, да когда ж это кому интересно было? И повыше нас людей до каторги безвинно доводят, а я что такое есть? Девица гулящая, самая что ни на есть ничтожка божья…

– Как ты сказала? – невольно усмехнулся Закатов. – Ничтожка?

– Истинная правда… Кабы не такие огромные деньжищи пропали, мне б и вовсе спасенья не было. А так даже у господина следователя сумления взялись, как можно было пятьдесят тыщ спереть да спрятать в три минуты. Да что говорить, свезло мне, что сейчас сижу и с вами болтаю. А то, может, наверх ко мне подыметесь? У меня и чисто, и топлено…

– Благодарю. В другой раз.

– И когда тот другой свершится‑то, Никита Владимирыч? – грустно спросила Селинка. – Ведь и прочие барышни обижаются! Не во грех вам будет сказано, но для чего ж тогда в заведение ходить, коли играть не играете и к барышням не подымаетесь? С какого резону цельную ночь сидеть да смотреть, будто бы есть на что? Одно только, прости господи… – Она недоговорила, зашедшись в приступе хриплого кашля.

Закатов молча подал ей платок.

– Вот благодарствую… Тьфу, простите, спасу уж никакого нет… В тюрьме этой застудилась, так сущее наказание теперь! И гости недовольны, и Ермолай Кузьмич бранится… Не приведи господь, помру, а ведь у меня и на похороны не отложено…

Закатов внезапно сделал ей знак замолчать. Селинка покорно смолкла, зажав рот платком и изо всех сил подавляя приступ кашля. Это ей так и не удалось, и женщина, поспешно вскочив, выбежала из комнаты. Закатов этого не заметил: он не сводил взгляда с ломберного стола. Там лежал ворох карт, и, судя по всему, игра была закончена.

– Итак, ваши короли биты. – с самой благодушной улыбкой говорил Ратманов, глядя чёрными острыми глазами в лицо молодого князя Тоневицкого. – Что ж… Дай бог, чтобы в вашей жизни это было самым большим несчастьем. Когда я могу ожидать уплаты долга?

– Я… должен написать матери. Вы согласны подождать? – услышал Закатов сорванный, страшно изменившийся голос юноши.

– Разумеется, разумеется… Двадцать пять тысяч не лежат у вас на квартире под скатертью, в это я готов поверить. Недельку‑другую я, разумеется, могу ждать. Ну, бросьте, не расстраивайтесь так, это ведь всего лишь штос!

Тоневицкий криво улыбнулся углом дрожащих губ. Его тонкое привлекательное лицо было бледно и в тусклом свете свечей казалось зеленоватым. Вставая из‑за стола, он неловко взъерошил рукой густые пепельные волосы, провёл ладонью по глазам, и было видно, что пальцы его дрожат. Ратманов, собирая карты со стола, наблюдал за молодым человеком из‑под полуопущенных тяжёлых век. Его глаза светились знакомым Закатову холодным безжалостным блеском.

– Что ж, час уже поздний. Мне, пожалуй, пора. – Юный князь Тоневицкий изо всех сил пытался взять себя в руки. – Честь имею, господа. Господин Ратманов, я извещу вас сразу же, как получу письмо от матушки.

– О, я в этом уверен, – Ратманов по‑прежнему складывал карты. – Надеюсь, мне не придётся долго ждать. Не хотелось бы ставить в известность об этой маленькой неприятности вашего полкового командира.

Синие глаза корнета похолодели вдруг до стального блеска, и Закатов был поражён этой внезапной переменой, произошедшей в растерянном юноше. Тоневицкий резко поднял голову и, казалось, разом стал на несколько лет старше.

– Уверяю вас, в этом не будет нужды! – ледяным голосом заметил он. – Князья Тоневицкие всегда держали своё слово. Честь имею!

Развернувшись, он быстро вышел. Ратманов, подняв глаза от карт, которые он так старательно складывал, посмотрел вслед молодому человеку с насмешливым изумлением.

– Польский гонорок, однако… – сквозь зубы тихо произнёс он. – Проигрался в пух и прах, денег ни гроша, а глядит, как царский кум!

– Насколько я знаю, Тоневицкие весьма богаты, – заметил Закатов.

– Так вы знакомы? – удивился Ратманов. – Он, кажется, тоже из Смоленской губернии, но… Закатов, куда это вы?

Однако тот уже скрылся за портьерой, прикрывающей вход.

На улице по‑прежнему стояла промозглая темнота. Откуда‑то доносилось тоскливое кошачье мяуканье. Луна скрылась, и сначала Закатову показалось, что во дворе никого нет, и он, оставив открытой дверь, наугад позвал:

– Господин Тоневицкий!

– Кто меня зовёт? – с недоумением спросили совсем рядом. Послышался шорох шагов, и по‑юношески тонкая фигура молодого человека выступила из темноты в клин падающего из открытой двери света.

– Вы ещё не ушли! – с нескрываемым облегчением сказал Закатов, подходя ближе. – Как же вы, однако, неосторожны, князь! Это же надо было додуматься – играть с Ратмановым!

– Я не понимаю вас, – в голосе молодого человека одновременно звучали тревога, высокомерие и отчаяние. – Штабс‑ротмистр Ратманов производит впечатление порядочного человека…

– Это так и есть. Но даже с порядочным человеком не стоит играть по‑крупному, если вы с ним мало знакомы.

– Попрошу меня не учить, – сухо сказал Тоневицкий. – С вами я незнаком вовсе. А засим извините, время позднее, и мне надо идти.

– Ваш проигрыш слишком велик. Сумеет ли ваша мачеха выплатить его так скоро, как вы пообещали? – Закатов мысленно усмехнулся, заметив, как надменная маска слетает с лица молодого князя.

– Вы знакомы с маменькой?

– Был когда‑то… А, Селинка! Тебя‑то мне и нужно! Подойди сюда!

Женщина, кутаясь в мантилью и цепляясь за хлипкие перила крыльца, спустилась к ним.

– Что же вы, господа, здесь на холоду стоите? Прошли бы лучше в залу…

– Селин, окажи мне любезность, – серьёзно попросил Закатов. – Проводи князя в свою комнату, и пусть он подождёт меня там. Постараюсь вернуться как можно скорее. Князь, настоятельно вас прошу дождаться меня!

– Но почему?.. – растерянно спросил Тоневицкий.

– После! – донеслось из темноты.

Хлопнула дверь. Словно дожидаясь этого, припустил дождь. Селинка вздохнула, перекрестилась и деликатно потрогала молодого человека за рукав.

– Покорнейше прошу за мной пойти, ваша милость. У меня рядушком, во втором этаже.

– Ты давно знаешь этого господина? – озадаченно спросил Тоневицкий, идя за ней вверх по лестнице. – Как бишь его… Закатова?

Но из темноты донёсся лишь короткий вздох и предупреждение:

– Осторожнее, ваша милость, там ступенька сломана…

Ратманов, к радости Закатова, был всё ещё в зале: стоял с папиросой во рту у окна и смотрел, как капли дождя бегут, сливаясь, по тёмному стеклу. Услышав шаги, он не обернулся.

– Ратманов, вы не торопитесь? – Никита сел за стол. – Вы не раз изъявляли желание сыграть со мной по‑настоящему. Что ж, нынче я к вашим услугам!

– Вот как? – Ратманов резко повернулся на каблуках и впился недоверчивым взглядом в лицо Закатова. – Что же послужило, так сказать, причиной?..

– Это не имеет значения. Спросите запечатанную колоду… И, пожалуй, пора заменить свечи. Итак – штос?

– Фома! – нетерпеливо выкрикнул Ратманов, кидаясь за стол, и, увидев азартный огонь в его глазах, Закатов невольно вспомнил Мишкины сентенции о психическом заболевании. – Свечи! Колоду! Да живо у меня, с‑с‑скотина!!!

Через полчаса всё было кончено. Закатов отыграл весь проигрыш молодого князя; к тому же Ратманов, распалившись, проиграл около трёх тысяч собственных денег. Закатов неоднократно выражал желание закончить игру: было очевидно, что противник его не в состоянии остановиться. Но Ратманов только мотал головой и диким, неподвижным взглядом смотрел на веер карт в своих руках. Он казался совершенно сумасшедшим, и Закатову, который уже много раз видел подобное в этих стенах, тем не менее становилось не по себе.

– Ратманов, позвольте, мы закончим на этом, – вновь обратился к Ратманову он. – Вам не везёт сегодня, что делать? Надо вовремя остановиться и…

– Не сметь меня учить! – запальчиво выкрикнул тот, с яростью ероша руками и без того вздыбленные волосы. – Эй, Фома, новую колоду! Сдавайте, Закатов! Вы играете в долг?

– Нет, – как можно твёрже сказал Никита, жестом отсылая приблизившегося было к столу Фому. – У меня правило – в долг не брать, в долг не давать и в долг не играть. Прошу меня извинить.

Это правило Закатов выдумал только что, но Ратманов не почувствовал обмана. Кинув на противника бешеный взгляд (на миг Никите показалось, что штабс‑ротмистр вот‑вот вцепится ему в горло), он вдруг как‑то внезапно обмяк и осунулся. Безумный блеск в его чёрных глазах потух.

– Ох, ч‑чёрт, ну и ночка… – уже обычным своим, чуть хрипловатым голосом сказал он, откидываясь на спинку стула и морщась, словно от внезапной боли. – Вам, однако, везёт, Закатов! На вашем месте я играл бы с утра до ночи, а вы…

– Мне, видите ли, это не доставляет ни капли удовольствия, – Никита медленно собирал в колоду рассыпанные по зелёному сукну карты. – А поправлять таким способом свои дела я считаю недостойным дворянина. Так что…

– Зачем в таком случае вы это сделали сейчас? – в упор спросил Ратманов, впиваясь воспалённым взглядом в безмятежное лицо Закатова. – Час назад вы и в мыслях не держали начинать игру! За весь год, который я вижу вас здесь, вы ни разу не сели за стол! Признайтесь честно – вам знаком этот польский щенок?! И только из‑за него вы…

– Во‑первых, я не обязан вам отчётом, извольте сменить тон. – Закатов держал в пальцах трефовую даму, то приближая её к глазам, то отводя её в сторону. – Во‑вторых, раз уж вам это так интересно, отвечу – нет. Князя Тоневицкого я сегодня вижу впервые. Но с некоторыми членами его семьи я знаком весьма близко. Вы фанатик, Ратманов. Вы ослеплены ненавистью ко всему польскому и только поэтому уселись играть по‑крупному с зелёным мальчишкой по фамилии Тоневицкий. Но хочу вам сказать, что Тоневицкие всегда были верными слугами российского императора. В минувшую кампанию отец этого мальчика был под Севастополем и умер несколько месяцев спустя от тяжёлого ранения. Они всю жизнь прожили в Гжатском уезде, князь Тоневицкий до войны был бессменным предводителем уездного дворянства. Согласитесь, что на эту должность мог быть выдвинут только истинный патриот Отечества. Мать мальчика происходит из старейшей московской семьи, все Иверзневы верой и правдой служили государю, и вам это наверняка известно.

– Так его мать – урождённая Иверзнева?.. Того самого генерала Иверзнева – дочь?!.

– Вообразите, это так. И я этому семейству обязан всем, что имею в жизни. И даже самой этой жизнью. Так что сами видите, я не мог не сыграть этой партии.

С минуту Ратманов молчал, не сводя немигающих глаз с лица Закатова. Затем резко, чуть не опрокинув стол, поднялся. Отрывисто спросил:

– Когда и куда прислать мой проигрыш?

– В Столешников переулок. В дом Иверзневых, – ровно сказал Закатов. – И не спешите, штабс‑ротмистр. Я не собираюсь ставить об этом в известность нашего с вами полкового командира. А князь Тоневицкий вам с этого часа ничего не должен, его кредитором становлюсь я. За вами только четыре тысячи… И, кстати, можете вернуть их мне на том свете угольками.

По лицу Ратманова было видно, что он сию минуту бросится на своего недавнего противника. Но ничего не произошло. Штабс‑ротмистр взял с подоконника свою фуражку, хрипло бросил: «Честь имею», – и, грохоча сапогами, вышел из комнаты с зелёными столами.

Когда минутой позже Закатов вошёл в крохотную каморку наверху, он увидел, что молодой Тоневицкий сидит на кровати Селинки, привалившись плечом к бревенчатой стене, и, казалось, дремлет. Сама Селинка, притулившись на шатком стуле, раскладывала на столе пасьянс. Дверь скрипнула, и она соскочила на пол.

– Ну что там, Никита Владимирыч?

Никита мельком посмотрел на неё и обратился к поднявшемуся ему навстречу юноше:

– Что ж… Я отыграл ваш проигрыш, князь. Господину Ратманову вы больше не должны ни копейки и…

– Но зато должен вам, не так ли? – встревоженно перебил Тоневицкий. – Я готов предоставить деньги…

– Ничего вы не готовы, – устало сказал Закатов. – Своих денег у вас пока что нет и быть не может. Вы будете просить их у матушки. Хочу вам сказать, что я хорошо знаю княгиню Веру и менее всего хотел бы беспокоить её. Так что буду вам обязан, если вы напрочь забудете о своём проигрыше. И, разумеется, не скажете о нём княгине. Ей и без того достаточно хлопот. А с вас я попросту возьму слово никогда не играть по‑крупному со случайными людьми.

– Вы хотите сказать, что… господин Ратманов?..

– Нет. По крайней мере, прежде я за ним этого не замечал. Но игра чёрта с младенцем, даже честная, уже в корне своём непорядочна.

Молодой Тоневицкий вспыхнул, но промолчал.

– Итак, ваше слово? – спросил Закатов, внимательно глядя на взволнованного молодого человека.

– Да, я готов… я даю слово. Слово князя Тоневицкого!

– Прекрасно, – кивнул Закатов. – В таком случае позвольте откланяться.

– Но… как же так? Постойте! Господин Закатов! – Юноша бросился за ним следом, и Никита с большой неохотой остановился уже на лестнице. – Я вам так благодарен! Разрешите хотя бы… хотя бы передать поклон от вас матушке!

– Не уверен, что княгиня помнит меня, – помедлив, сказал Закатов. – Не стоит рассказывать ей об этом пустяке. Пообещайте мне это, князь.

– Но…

– Прощайте.

Дверь закрылась. Мгновение Тоневицкий растерянно смотрел на неё, затем повернулся к Селинке. Та пожала плечами, зевнула и переложила трефовую даму к бубновому королю.

…– Вот я так и знал! – мрачно сказал Михаил, открывая дверь. – Ты всё же нарезался, скотина!

– Мишка, перестань, – Закатов неловко протиснулся мимо друга в переднюю, стараясь дышать в сторону. – Пустяк сущий… Ты сам почему не ложишься?

– У меня завтра семинар, я читал! Тьфу, Никита, ну как тебе не стыдно? Сколько можно?! Иди спать, свинья безнадёжная… Право, лучше бы женился!

– Мишка, ну что ж ты, как Егоровна покойная… «Женился»… На ком?! – Закатов, покачиваясь, прошёл в гостиную, где на столе, возле горящей лампы с зелёным абажуром, горой лежали раскрытые книги и растрёпанные тетради, повалился на диван. – Покажи мне хоть одну барышню, достойную этой авантюры, и я сразу же возьму тебя ш‑шафером!

Михаил только отмахнулся. Вернувшись за стол, он с суровым видом придвинул к себе толстенный том и уткнулся в него.

Иверзневы были старинной московской фамилией, все мужчины которой по традиции шли на военную службу. Но Михаил, влюблённый в стихи и прозу, читавший запоем все годы обучения в корпусе, нарушил эту традицию, под стоны матери перевёлся в гимназию, с блеском её окончил и поступил в университет. Это, впрочем, не помешало студенту Иверзневу при начале военных действий в Крыму бросить учёбу и немедленно определиться на военную службу. Всю войну он прослужил фельдшером, в Севастополе попал под начало хирурга Пирогова, после окончания кампании вернулся в Москву и восстановился в университете. К крайнему изумлению Закатова, Михаил перевёлся с любимого факультета словесных наук на медицинский и параллельно нашёл себе службу в одной из московских больниц.

– Иверзнев, ты с ума, право, сошёл, – пожимал он плечами, когда вечерами Мишка, сверкая чёрными глазами, взахлёб говорил о желудочных коликах, опухолях и швах с такой же страстью, с какой ещё несколько лет назад дискутировал о Пушкине и Корнеле. – Ты же всю жизнь был книжным червяком, куда тебя в медицину понесло?! Кто это тебе на войне испортил все идеалы?

– Война и испортила, – серьёзно говорил Михаил, и в глазах его зажигался незнакомый Никите сумрачный блеск. – Понимаешь, одно дело, когда тебе старшие братья, Саша или Петя, рассказывают про эти взрывы… про оторванные ноги, про мучения людей, про грязь, кровь, боль… Да сколько я сам про это читал, и меня это ничуть не трогало! Но когда я во всё это попал… Ну чему же ты улыбаешься?!

– Тому, брат, что одновременно с тобой туда попала куча народу. И никому из них в голову не пришло полностью менять жизненный путь из‑за вывороченных солдатских кишок. Всё же идеалист ты, Мишка, неисправимый! Война есть война. Войны были всегда, это потребность людской натуры, они в некотором роде даже оздоровляют человечество, и…

– Ну что ты за чушь несёшь, Никита, право!!! – взрывался Михаил. – Посмотри, во что эта война тебя самого превратила! И это ещё чудо, что великому Пирогову удалось сохранить тебе ногу! Не окажись он в Севастополе – скакал бы ты на костылях, а то и вовсе помер бы от гангрены!

– Может, было бы и к лучшему.

– Закатов, ты болван, и я не считаю нужным это от тебя скрывать! – кипятился Михаил. – Если тебе так уж осточертело проживание на этом свете – мог бы поставить об этом в известность Пирогова! Чтоб он не тратил на тебя свои гениальные способности и занялся проникающими ранениями в солдатском отделении!

– Я никак не мог поставить его в известность, ибо находился без сознания! – парировал Никита. – А к случившемуся был вполне готов, поскольку в корпусе нас учили без лишних мыслей отдавать жизнь за Отечество и императора! Мне повезло, другим – так было всегда, на этом стоит мир! А ты…

– А мне это не нравится! Мир может стоять на чём угодно, но приходит время – и он низвергается со своих опор! Кажется, в корпусе, помимо фортификации, тебя учили ещё и истории? За расцветом любой империи неизбежно следует её угасание, и именно сейчас мы это наблюдаем!

– Мишка, Мишка… Думай всё же, что ты говоришь, господин студент!

– Не беспокойся, я знаю, КОМУ и ЧТО можно говорить, ваше благородие! – огрызался Михаил. – Мы с тобой оба были на войне! Оба видели это бездарное командование! Этих несчастных солдат, которых уничтожали целыми полками в Севастополе – помнишь?! «Молодцы ярославцы! Вперёд! Молодцы вологодцы! За веру и Отечество! Молодцы орловцы! За отца‑императора!» А они шли, шли и шли… И никто не вернулся назад. Раненых в палатках на жаре помнишь?! Ни эфира, ни медикаментов! Оружие это ваше помнишь?! Вся Европа давно уже на скорострельном вооружении, на паровых морских силах воюет, а у нас что творилось? Кремнёвки эти неподъёмные пороховые… Один раз из неё, канальи, пальнёшь – а тебе в это время от французов уже четыре в ответ из нарезного!

– Мишка, не ори дурниной, тебя в Кремле слышно! Я всё помню, помню…

– И тебе наплевать?!

– Не наплевать, но чего же ты от меня, ей‑богу, хочешь? Я не генерал и не министр и вообще не чувствую в себе склонности к политике… Моим делом было воевать за Россию – я это исполнял. А если в армии начнут критиковать начальство, тогда, воля твоя, начнётся форменный развал и…

– Он и так уж начался! Прозрей наконец Никита! Бог ты мой, и откуда в тебе этакая апатия? Ты мне напоминаешь деревенского мужика, который смотрит на засуху, недород, военный набор, барщину, чешет затылок и глубокомысленно говорит: «Стало быть, придётся в этом годе помирать».

– А если бы он этого не сказал – то и помирать бы не пришлось? – пожимал плечами Закатов. – Мишка, оставь ты, ради бога, маниловщину свою! Ты хоть раз в жизни вблизи видел русского мужика? Это я с ними полжизни в отцовском имении прожил…

– Вот‑вот, и стал таким же! Кстати, когда ты последний раз был в этом своём Болотееве? Когда видел, как там живут люди?

– Какие люди? – удивлялся Закатов. – Отец давно умер, у меня там одна управляющая, и…

– Да мужики, мужики твои, вот какие люди! Что ты, сидя здесь, в Москве, знаешь об их жизни?! Наши приезжают из деревень, просто ужасы какие‑то рассказывают! Ведь только третьего дня встречались здесь, у меня. До утра разговаривали! Я тебя, между прочим, звал, да ты делом был занят – спал с перепою!

– Болтать, брат Мишка, – не мешки ворочать, – отмахивался Закатов. – Знаю я про эти ваши ужасы… Каждый день через стенку слышу, как ты и вся твоя студенческая братия жизнь в России наладить пытаетесь. И, по старой русской традиции, – исключительно пустой болтовнёй! Студенты… В деревню, они, видишь ли, съездили и сразу поняли, как и что там переделать надо! А я, если помнишь, в этой деревне с детства жил! И она какой раньше была, такая и сейчас есть! Вспашка, посевы, покосы, страда, Покров, на печь залечь до весны – вот и вся их жизнь. Она веками такова. И если с имения мне перечисляют доход, стало быть, менять ничего не требуется.

– Больной безнадёжен… – вздыхал Михаил, выходя из комнаты. Но минуту спустя вновь просовывал голову в дверь: – И только попробуй нынче вечером напиться, я тебя вовсе перестану уважать!

Закатов, как мог, делал вид, что не слышал последней фразы.

И подобные разговоры велись неоднократно. Каждый, разумеется, оставался при своём мнении…

Вот и сейчас подобный разговор начался – и угас.

Несколько минут прошло в молчании. За окном снова начался дождь. Закатов лежал на диване не двигаясь и, казалось, спал. Голос его прозвучал в полной тишине так неожиданно, что Михаил вздрогнул.

– Мишка, зачем она вышла за этого Тоневицкого?[1]

– Тьфу, чёрт!.. Напугал… – Михаил неловко подхватил чуть не соскользнувшую на пол книгу, искоса взглянул на бесформенный силуэт на диване. – Сколько раз я тебе говорил – не знаю! Ни я, ни Петька, ни Саша не знают! Это вышло так быстро, так неожиданно… Никому из нас и в голову не приходило! Вера даже не выдержала траур по смерти мамы! Свадьбы не было, гостей, кроме нас, тоже не было… И она никому ничего не рассказала. Не понимаю, право, зачем Верке это понадобилось…

– Загадочная история, верно? – в тон ему добавил Закатов. – Как это можно выйти замуж за самого богатого человека в уезде? Вдвое старше – наплевать, раньше помрёт. Кстати, именно так и вышло в конце концов.

– Никита, прекрати! – вспылил Михаил, с треском захлопывая том. – И уж кому‑кому, а тебе положительно стоило бы заткнуться!

– Это почему же?

– Знаешь что, Закатов, я тебе сейчас морду набью!!!

– Не поможет, пожалуй, – зевнув, заметил Никита.

Михаил, подумав, серьёзно кивнул и снова углубился в чтение.

Снова установилась тишина, нарушаемая лишь глухой дробью дождя по окнам.

– Ладно, брат, прости, – наконец подал голос Никита. – Я действительно свинья.

– И сам ещё не знаешь, какая! – тут же охотно откликнулся Михаил. – Почему ты не сделал ей предложения, сукин сын?!

– Я? – изумился Закатов. Но изумление это прозвучало наигранно. Михаил, не сводящий взгляда с лица друга, поморщился, и Никита, заметив это, отвернулся к окну. В лицо жаркой волной ударила кровь. К счастью, в комнате был полумрак.

– Мишка, ну подумай сам, какое предложение… Что у меня было тогда? Ни кола ни двора. Ничего, кроме жалованья подпоручика, на которое только пару подмёток можно купить… Имение должно было отойти брату, я это всегда знал и ни на что не мог рассчитывать. Да Вера Николаевна, как ты знаешь, и не любила меня никогда.

– Положим! – воскликнул Иверзнев. – Я этого знать никак не могу! Она вообще не склонна обнажать свои чувства. Мама ещё могла бы чего‑то добиться от неё, но мы… Кстати, Тоневицкого Верка не любила ни капли – в этом могу тебе поклясться на кресте! Я был на венчании! У неё кровинки в лице не было. Шла, словно на заклание!

– Но зачем же в таком случае?!

– Не знаю! Не знаю, чёрт возьми! А ты – просто болван! Чёрт с ним, с предложением, но объясниться с ней хотя бы ты мог?!

– Мишка, едва ли ты имеешь право требовать…

– Господи‑и, какой же ты идиот! – Михаил, выйдя из себя, отбросил книгу на другой конец стола. – Что от тебя можно потребовать, пустое бревно?! Чувств, любви, признаний? Помилуйте, это же штабс‑капитан Закатов! Господин фаталист, который уверен, что его жизнью за него управляет кто‑то другой! Который пальцем не пошевелит для собственного же прозита! Который любую несправедливость принимает как должное, даже если её можно исправить без лишних усилий! И прекрати делать эту глубокомысленную морду! Я уверен, ты мог бы одним словом расстроить эту свадьбу!

– Каким образом? В день венчания Веры Николаевны я со своим полком уже двигался в Болгарию!

– Не выкручивайся, стыдно! Ты мог бы вообще не допустить всего этого! Вы же виделись с Верой здесь, во время похорон мамы! Ни о каком князе Тоневицком ещё и речи не шло, она всего лишь служила гувернанткой при его детях – и всё!

– Мишка, – с горечью заметил Никита, – боюсь, ты преувеличиваешь моё значение в жизни твоей сестры.

– Прекрати фразёрствовать! Ты был ей дорог, и я это знаю! Почему ты, болван, ни разу даже не поговорил с ней?! Ведь ты всегда её любил! Да, и не отворачивайся! Ты в лице менялся каждый раз, когда Вера входила в комнату! И все, кто знал вас обоих, это видели! В тот день, когда ты прибыл на похороны мамы…

С этого мига Закатов слушать перестал. Дождь монотонно стучал в окно, отражение лампы расплывалось в чёрном стекле мутным зелёным пятном – а перед взглядом Никиты стояла такая же непроглядная дождливая ночь трёхлетней давности. Знакомое, милое, самое прекрасное в мире лицо, залитое слезами. Чёрные, как у Мишки, огромные, мокрые глаза.

«Да ведь вы меня не любите, Никита! Чего же проще?»

Что стоило ему тогда сказать: «Я люблю вас»? Что помешало? Знал ли он сам, понимал ли тогда, что никого, кроме этой девушки со смуглым строгим лицом, он не любил на этом свете? Что толку вспоминать теперь об этом, зачем жалеть? Дважды в одну и ту же реку не войти… Один только Мишка с его смешной тягой к справедливости не может этого осмыслить. И кто только преподаёт у них на курсе философию?..

– Да всё просто на самом деле, брат, – медленно сказал он, не отвода взгляда от зелёного пятна на стекле. – Ты меня, конечно, можешь считать последним сукиным сыном, но… Я ведь тогда вовсе не на похороны Марьи Андреевны приехал.

– Как это? – опешил Михаил. – Никита, да ты совсем пьяный, что ли?..

– Совсем. Ты слушай, трезвым я тебе вряд ли это всё повторю. Я приехал тогда просто потому, что… Потому что вляпался в плохую историю. У меня пропали казённые деньги. Много.

– Карты, да? Никита? Ты проигрался?

– Нет, но… Почти то же самое. У меня их попросту спёрли. И я ехал к вам в надежде… Чёрт, да не было у меня никакой надежды! Я, честно сказать, собирался стреляться. А может, не стреляться, но хотя бы денег одолжить у кого‑нибудь из вас. А прибыл… на поминки. – Никита криво усмехнулся. Михаил из‑за стола пристально, недоверчиво следил за ним, пытаясь поймать взгляд друга, но Закатов по‑прежнему смотрел в тёмное окно.

– Ну и суди сам… Приезжаю – а вы все здесь, Вера в слезах, полон дом народу, отпевание, похороны… Да я сам чуть не умер сразу же! Ведь твоя матушка и для меня была… Впрочем, что ж теперь. Ну, и как мне было просить денег?! У кого?! У Саши, на котором лица не было? Или у Петьки, который даже говорить не мог? И… как я должен, скажи на милость, объясниться с твоей сестрой, если на другой день собирался застрелиться?!

Он коротко рассмеялся, и смех этот повис в тишине. Михаил медленно встал из‑за стола, подошёл к другу.

– Отчего ж не застрелился? – серьёзно спросил он.

– Что?.. А, да очень просто всё… Наутро получил известие, что отец мой скончался. И Болотеево вместе со всеми доходами теперь моё. Вот и всё, брат… А Вера Николаевна, так и не дождавшись от меня ничего путного, сделала блестящую партию… И не смотри на меня волком! Я – последний, кто мог бы её судить! И вообще отвяжись от меня… Прошлые это дела. Я спать хочу.

Михаил молча прошёлся по комнате. Для чего‑то начал складывать в стопку разбросанные по столу книги. Потом снова повернулся к сгорбившейся фигуре на диване.

– Закатов… Но, чёрт возьми, отчего же ты СЕЙЧАС не напишешь Вере? Она – вдова. Ты – полноправный хозяин своего имения. Что мешает тебе…

– Что мешает? – Короткий, отрывистый смешок. – Что мешает… Всё же неисправимый ты мечтатель, душа моя! Спустись‑ка с облаков на землю и смотри! Ты полагаешь, княгине Тоневицкой до смерти необходим такой вот супруг? И моё полудохлое Болотеево в придачу к её имениям?

Закатов тяжело поднялся с дивана и встал перед другом, заложив руки в карманы и слегка покачиваясь. Свет лампы дрожал на изрезанном шрамами лице. Серые сощуренные глаза, казалось, смеялись, но, заглянув в них, Михаил почувствовал испуг. И, стараясь скрыть это, пробормотал:

– Ложись лучше спать, Закатов… Ты пьян.

Никита усмехнулся. Неловко опустился обратно на диван и отвернулся лицом к стене.

Он проснулся поздно, с тяжёлой больной головой и дурным вкусом во рту. В окно глядело серое позднее утро. Михаила в комнате не было. На столе, вместо убранных книг и тетрадей, лежал большой пакет. Закатов, шёпотом ругаясь и оглядываясь в поисках ведра с водой, придвинул к себе письмо. Он был уверен, что оно прислано из его имения. Но адрес на пакете, к изумлению Закатова, не был написан косым тонким почерком его управляющей, зато стояла казённая печать. Недоумевая, Никита сломал сургуч, разорвал пакет и принялся читать. По мере того как он пробегал глазами строчки, выражение его лица из безразличного становилось хмурым, недоверчивым и, наконец, испуганным. Закончив читать, Закатов резко поднялся, поморщился, едва удержавшись за край стола, и, на ходу накидывая непросохшую с минувшей ночи шинель, быстро вышел из комнаты.

* * *

– Аннет, да сколько же можно, право?! Тебя даже в Ставках у Команских, вероятно, слышно! Неприлично в конце концов так хохотать! Ты ведь не кухарка и не клоун в цирке! Посмотри, даже Сидор бросил работать и смотрит на тебя! Что дворня подумает! Господа! Княгиня! Скажите же ей, что это недопустимо!

Некрасивая девушка с болезненным лицом раздражённо всплеснула руками и отвернулась. Её подруга, совсем юная брюнетка, большеротая, смуглая и кудрявая, лежала в кресле и заливалась таким живым и дробным хохотом, что остановить его казалось немыслимым.

Стоял тёплый сентябрьский вечер. Большая веранда была залита розовым светом солнца, садящегося за дальние холмы. По тускнеющему небу величественно проплывали белые горы облаков. Из сада доносились смех и разговор девушек, собирающих яблоки, с кухни тянуло сладким ароматом варенья. Горничная разливала чай.

– Аннет, да прекрати же! У тебя даже оборки задираются! Княгиня, посмотрите, это, право, похоже на истерику!

– Александрин, mon dieu, да как же можно прекратить?! – Аннет наконец кое‑как взяла себя в руки и, вытирая мокрые глаза, одновременно попыталась оправить находящиеся в полном беспорядке кружева на платье. – Как же можно прекратить, когда всё это так невыносимо смешно?! Маменька, ну судите же сами! Я прекрасно помню ваш реприманд по поводу того, что преждевременно поощрять ухаживания господина Самойленко! Мне всего четырнадцать, я ещё не выезжала, замуж – рано, всё остальное – опасные глупости, он – взрослый мужчина… Помню, помню, всё верно! Но что же делать, если Самойленко каждый раз, как приезжает в гости, просто проходу мне не даёт со своими ухаживаниями?! В конце концов я – хозяйка и не могу нагрубить ему в своём доме! Ну вот, я и решила вчера напугать его до смерти! Чтобы он в полной глубине постиг всю испорченность моей натуры!

С перил грянул дружный мужской хохот. Горничная закрыла лицо платочком, и её плечи мелко затряслись.

– И вот я делаю выражение лица, как у нашей Александрин, когда она находит в сливках муху, и говорю: «Как вы находите «Ревизора» господина Гоголя? Не правда ли, глупо, что эта пьеса провалилась? Разве это не достоверное отражение нашей чудовищной действительности?» И далее с самой кислой миной начинаю излагать статью Григория Белинского о «Мёртвых душах»! Целую мазурку! Восемь фигур! Какой кавалер в здравом уме это бы вынес? А Самойленко что же?! Коля, Коля, иди сюда, ты его замечательно представляешь!

Стройный пятнадцатилетний мальчик в гимназической форме спрыгнул с перил, подхватил сестру, и они понеслись по веранде в бешеной мазурке. Аннет, закатив к потолку глаза и томно обмахиваясь воображаемым веером, говорила по‑французски, намеренно утрируя прононс:

– Но согласитесь же, Модест Спиридонович, что этот ужасный городничий – совершенно точный образ! Не правда ли, убедительно изображено? Точь‑в‑точь наш становой Переперченко!

Коля же, отчаянно подпрыгивая и бухая сапогами в дрожащий пол, надувал щёки, лихо крутил несуществующие усы и басил по‑протодьяконски:

– Ах, мадемуазель Аннет, вы обворожительны, по‑ло‑жи‑тельно обворожительны! Как прекрасно встретить юную особу, которая может говорить о чём‑то, кроме кружев валансьен! Вы мне делаете сотрясение всех чувств! Я готов даже прочесть господина Гоголя по вашей рекомендации… Ей‑богу, любой подвиг будет мал ради вашего расположения! Ах, ах, вы так очаровательны… Вот, право же, нынче же сяду с книгой в кабинете и рядом поставлю своего Петрушку, чтобы он меня будил всякий раз, когда…

Но тут уже в голос, уронив на колени вязание, расхохоталась молодая женщина в чёрном платье, сидевшая в кресле у стола. Александрин посмотрела на неё с изумлением и поджала тонкие губы.

– Вы… находите ВСЁ ЭТО смешным, Вера Николаевна?

– Но, Александрин, как же можно тут не смеяться?! – Княгиня Вера, всё ещё смеясь, нагнулась за упавшей спицей. – У Nicolas определённо способности к сцене! И господина Самойленко он представляет весьма точно! Надо сказать, человек он действительно глупый… Если в свои три с лишним десятка позволяет себе всерьёз увлечься ребёнком четырнадцати лет. Да ещё довести это до её сведения. Думаю, стоит отказать ему от дома.

– Ах, маменька, да не за что же, ей‑богу! – беспечно сказала Аннет, снова падая в кресло и встряхивая обеими руками растрепавшиеся кудри. – Он дурак, спору нет, но совсем безобиден. К слову сказать, мне сочинение господина Гоголя вовсе не понравилось. Даже и в театре не хотела бы это видеть.

– До театра тебе, сестрёнка, ещё надо дорасти! – со смехом заметил Коля, присаживаясь на ручку её кресла. – Однако, что тебе не понравилось в «Ревизоре»? Лично я смеялся до колик, ночь спать не мог! Особенно этот городничий… И Земляника… И купцы! А уж Хлестаков! А уж, прошу прощения, Анна Андреевна и Марья Антоновна! Все потрясающи в своей пошлости, глупости и ужимках!

– Вот‑вот, это‑то и плохо! – Аннет перестала улыбаться и многозначительно взглянула на брата. – На всю пьесу – ни одного порядочного человека! Ни одной достойной героини! Да её и вовсе нет – героини‑то! Не эта же дурочка Марья Антоновна с её платочком, честное слово! А герой!.. И правильно пьесу все ругали и с театра сняли! И ничуть даже не жалею, что её не видела!

– Да ведь в том‑то и соль, Аннет! – Коля крутанулся на ручке кресла так, что чуть было не свалился на пол, и так же, как сестра, взъерошил обеими руками густые тёмные кудри. – Господин Гоголь именно это и хотел показать – что в современном обществе ничего достойного нет и быть не может! И его замысел с блеском удался!

– Разумеется! – вспыхнула Аннет. – Достойным, по мнению господина сочинителя, может быть только кузнец верхом на чёрте! И запорожские казаки, которых хлебом не корми – а дай перерезать несчастных евреев, которые им ничего худого не сделали! И этот несносный Тарас Бульба, убивший собственного сына! Я от ужаса едва смогла дочитать до конца!

– Но за предательство же!..

– Ну и что, mon dieu?!! Как это отвратительно – убивать своего сына! А мне Андрий так очень даже понравился! Как он был влюблён в полячку, какая прелесть!

– Тебе ещё рано рассуждать о любви, Аннет. Ты – дитя, что ты можешь смыслить в подлинной страсти? – брезгливо заметила Александрин, одновременно бросая быстрый взгляд в сторону, где, не принимая участия в споре, стоял старший из детей Тоневицких – восемнадцатилетний Сергей. Он прислонился к столбику перил, стоя спиной к закату, и в густых пепельных волосах молодого князя играло садящееся солнце. Время от времени он с хрустом откусывал от большого желтобокого яблока, и видно было, что это занятие доставляет молодому князю огромное наслаждение. Казалось, он не заметил брошенного в его сторону взгляда Александрин. Однако, с явным сожалением кидая огрызок яблока далеко в сад, он небрежно спросил:

– А вы, кузина, вероятно, знаете о страсти всё? Этому девиц сейчас специально учат в Смольном институте? Надо же, какое полезное нововведение! Кто бы мог подумать…

Закончить он не успел: Александрин вскочила, с тихим «Ах!» закрыла лицо руками и, подняв ветер оборками платья, кинулась прочь с веранды. Горничная, вносящая самовар, едва успела отпрыгнуть в сторону.

– Ахти! Да что ж это вы, барышня, эдак‑то! Чуть не обварила!..

– Ну всё, теперь готов припадок до утра! – с досадой сказал Коля, глядя на захлопнувшуюся дверь. – Как они нервны все в этих институтах – ужас просто!

– Серж, зачем?.. – с гневным укором сказала княгиня, вставая и помогая испуганной горничной установить на столе тяжёлый самовар. – Сколько раз я просила вас! И вы обещали! И чего стоят ваши обещания, если вы, не успев дать слово, тут же его нарушаете?! Вы – дворянин и офицер русской армии, а ведёте себя просто пошло!

– Простите, маменька… Право, виноват. – Синие глаза Сергея смеялись. – Но, поверьте, крайне трудно с собой справляться, глядя на это… институтское райское яблочко.

– Вы несправедливы к Александрин! – отрезала княгиня. – Возможно, она в чём‑то наивна, говорит слишком фразисто… Но у неё не было возможности стать другой! После окончания института много лет нужно привыкать к нормальной жизни! И многим привыкнуть не удаётся до конца дней! А вы, вместо того чтобы проявить мужскую снисходительность, отпускаете плоские остроты, на которые ваша кузина не в состоянии достойно ответить! Стыдно, право!

Синие глаза Сергея потемнели, улыбка пропала с загорелого лица.

– Она мне не кузина, maman, – жёстко сказал он. – Она приживалка в этом доме, бедная родственница, взятая вами из милости! На её месте другая не смела бы учить вас, как воспитывать Аннет, и кривляться, как жаба, всякий раз, когда сестрёнка делает успехи. К тому же она шпионка и наушница, как все в этом вашем прекрасном институте! По моему мнению…

– Я не спрашиваю вашего мнения по этому поводу! – Голос княгини был тих и спокоен, но, взглянув в её лицо, молодой князь невольно осёкся. – И хочу вам напомнить, что Александрин была взята из института в этот дом согласно воле вашего покойного отца – как сирота и дочь его родственника! В завещании было чётко указано, что я обязана заниматься судьбой Александрин так же, как судьбой любого из вас! И дать за ней достойное приданое, когда найдётся тот, кто попросит её руки!

– Долго же придётся этого ожидать! – ввернул Сергей.

– Вас это должно волновать менее всего! – отрезала княгиня. – И, полагаю, не стоит вести подобные разговоры при младших брате и сестре. Извольте пройти в мой кабинет, мне надобно с вами поговорить.

Шурша платьем, она быстро вышла с веранды. Сергей пожал плечами; поймав встревоженный взгляд младшего брата, нарочито засвистел сквозь зубы и пошёл следом.

– Ступай, Домна, я сама разолью, – отослала Аннет горничную и, подставив чашку под дымящуюся струю кипятка, досадливо поморщилась. – Сергей, конечно, ужасно дерзит… Но ведь он прав! Там, где Александрин, – там и скандал! Когда только это кончится?

– А тебе что стоило начать играть? – сердито спросил Коля, в последний момент прикручивая краник самовара над уже переполненной чашкой. – Я же тебе столько раз моргал на пианино! Могла бы и заметить, честное слово! Всего‑то надо было сесть и отжарить какую‑нибудь элегию погромче! Маменька мгновенно бы забыла о любом разносе!

– И правда, как я только не сообразила… – с досадой согласилась Аннет. – Что ж, раз сама виновата – сама и буду слушать теперь полночи рыдания кузины! И вообрази, подойти утешить себя она не позволяет, а наутро дуется за то, что я, бесчувственное создание, всю ночь храпела без капли к ней сочувствия! И так плохо, и этак нехорошо! А попробуй я попросить для себя отдельную комнату, она и вовсе хлопнется в обморок! Вот всё время не смею у неё спросить: как это институтки так ловко лишаются чувств? Этому специально обучают или нужно иметь врождённые способности?

Выражение живого личика Аннет было непритворно озадачено, но Коля расхохотался и, схватив сестрёнку в охапку, закружился с ней по веранде.

– Нет‑нет, Аннет, ты в этом смысле совершенно безнадёжна! И какое счастье, что маменька не отдала тебя ни в пансион, ни в институт! Из всех моих знакомых девиц ты одна более‑менее похожа на живого человека! А они все – тупоголовые куклы! И Серж так же говорит! У тебя совсем‑совсем другая врождённая способность! Умоляю, садись за инструмент! Будем петь дуэтом эту самую… «Сильфиду»!

– Болван! Какую «Сильфиду», это же балет! И ты напрочь сбил мне дыхание! Отпусти меня, Асмодей неистовый! Подними крышку! И как можно петь с тобой дуэтом, если тебя слухом господь обидел? – Взъерошенная Аннет, кидая на брата гневные взгляды, кое‑как оправила платье, уселась за стул перед открытым пианино и, шумно переводя дух, взяла несколько нот. Через минуту в пронизанный закатными лучами сад понеслись звонкое девичье сопрано и отчаянно фальшивящий, но самоуверенный басок:

Минутных дней очарованье,

Зачем опять воскресло ты?

Кто разбудил воспоминанье

И замолчавшие мечты?..[2]

– Как вы провели время в Москве, Серёжа? – спросила княгиня Вера, войдя в сопровождении молодого князя в свой кабинет. – Надеюсь, с пользой?

– Скучно, – пожал плечами юноша, глядя, однако, с некоторым недоумением. – Был у Скавронских, у Агаповых, у Ильи Константиныча… Вам кланяется графиня Татьяна Фёдоровна, весьма настойчиво зовёт в гости… Да и всё, пожалуй.

– Ни о каких неприятных моментах вы не желаете мне рассказать?

– Я, маменька, право… не понимаю вас.

Княгиня Вера, стоя у открытого окна, смотрела на уже погасшие, подёрнутые вечерним туманом холмы, сбегавшие к озеру. Солнце село; последний луч, пробившись сквозь разрыв низких облаков, скользнул по отдёрнутой кисейной занавеске, упал на лицо княгини, озарив его нежным розовым светом. Княгине Вере, вдове князя Тоневицкого, хозяйке его огромного поместья, недавно минуло двадцать шесть лет, и она до сих пор вздрагивала, когда подросшие дети князя называли её «маменькой». Выйдя замуж, она попыталась было настаивать на прежнем обращении «мадемуазель» – так юные князья и княжна Тоневицкие называли Веру Иверзневу, когда она служила при них гувернанткой. Однако князь настоял на новом обращении, и дети, обожавшие Веру, с восторгом приняли его.

– Серж, вы знаете, как я ненавижу доносы и неподписанные письма, – вполголоса сказала Вера, глядя в сад. – Но вчера я получила одно такое… из Москвы. Оно касается вас.

– Меня? Но кому взбрело в голову?..

– Я более чем уверена, что это просто чья‑то гнусная выдумка. Тем не менее прошу вас прочесть. Одно только ваше слово, что это ложь, – и я попрошу у вас прощения, и более мы не вернёмся к этому разговору. – С этими словами княгиня протянула Сергею смятый листок жёлтой бумаги. Тот с непонимающей гримасой взял его, развернул и принялся читать. Вера по‑прежнему смотрела в окно и не видела, как меняется лицо молодого человека – от изумления к испугу, отвращению и гневу.

– Гадость какая!.. – с ожесточением воскликнул он, комкая письмо и бросая его на стол. – Почерк мужской, а все ухватки бабьи! И подписаться‑то побоялся, мер‑рзавец!

– Господи, так это неправда? Серёжа, нет же? В самом деле?! – с облегчением спросила княгиня, поворачиваясь к пасынку. – Боже, какое счастье… Как я глупа, что могла хоть на миг поверить, что вы способны играть по‑крупному, играть в долг… Да ещё сумма‑то какая немыслимая, пятьдесят тысяч! Мне надо было совсем забегаться по работам, чтобы хоть на миг взять в голову… Серёжа?!

Молодой человек стоял, глядя в пол. До княгини доносилось его хриплое прерывистое дыхание. Вера молча, изумлённо смотрела на него. И Сергей, словно чувствуя этот взгляд, всё ниже и ниже склонял голову. В наступившей тишине отчётливо было слышно сердитое гудение запутавшейся в складках занавески мухи.

– Лишь одно меня ещё несколько утешает, – княгиня старалась говорить холодно, но голос её растерянно дрогнул. – Что вы, кажется, ещё не способны лгать мне в лицо. Но, вероятно, и этот день уже не за горами.

– Маменька, но… я… Поверьте, что…

– Но как же вы могли!.. – с отчаянием вырвалось у княгини. Недоговорив, она медленно опустилась в кресло у окна и некоторое время молчала, глядя в сумеречный сад. Затем тихо, без гнева сказала: – Знаете, что более всего меня огорчает, Серёжа? То, что ваш отец, умирая, взял с меня слово, что я воспитаю из всех вас достойных людей. Я дала ему это слово. И, кажется, поступила слишком самонадеянно. Впрочем, я всегда надеялась на ваш ум, на ваше чувство ответственности… А его, оказывается, и в помине нет! Играть со случайными людьми! Играть в долг! Не суметь даже остановиться вовремя, чтобы просто сообразить – как и чем мы будем платить вашему кредитору? Это ведь почти все деньги, которые должны быть вложены в хозяйство, в постройки, в образование Николая! И, позвольте спросить, на что вы рассчитывали, скрывая от меня это? Каким образом вы собирались расплатиться с… господином Закатовым?

Голос княгини снова дрогнул, и она невольно прикрыла глаза рукой, но Сергей не заметил этого. На его смуглых обветренных скулах дёргались желваки; было очевидно, что он мучительно пытается заговорить – и не может справиться с собой.

Наконец ему это удалось.

– Маменька, я… Поверьте, у меня в мыслях не было… Я готов был рассказать вам обо всём, если бы не моё слово, данное господину Закатову.

– Как?! Он ещё посмел взять с вас слово молчать о проигрыше?!

– Нет… Вовсе нет! – Сергей одним стремительным прыжком пересёк маленький кабинет, сел на пол у ног княгини и, схватив её за руку, уткнулся в неё лицом. Этот жест был полон такого отчаяния, что Вера, охнув, покачала головой и свободной рукой погладила густые пепельные волосы пасынка.

– Ну же, встаньте, Серёжа! Совестно, ей‑богу!

– Маменька, я действительно подлец и мне прощенья нет, – глухо сказал он, не поднимая головы. – Но я не хотел, не смел вам лгать… И всё было вовсе не так, как в этой паршивой цидульке… и играл я совсем с другим человеком, и господин Закатов на самом деле просто спас меня! Позвольте, я обо всём вам расскажу! Теперь я могу говорить, потому что эта каналья, написав свой донос, невольно освободила меня от данного слова!

Когда Сергей закончил говорить, в маленьком кабинете стало совсем темно. Последние блики заката погасли на глади озера, и над холмами поднялась ущербная, по‑осеннему холодная луна. В кабинет заглянула горничная со свечой, но княгиня Вера отослала её едва заметным движением головы, а Сергей, по‑прежнему сидящий на полу, даже не заметил этого.

– Клянусь, всё было так, как я сказал, – сдавленным голосом закончил он, прижимаясь горячей щекой к руке княгини. – Если вы ещё верите мне… Если можете верить…

– Разумеется, да. Разумеется, верю… Ну, встаньте же, мальчик мой. – Вера ласково, но настойчиво вынудила молодого человека подняться и сесть напротив неё. – Одно мне непонятно: какой профит хотел получить этот аноним, донося мне о ваших глупостях? Да ещё выставляя в столь невыгодном свете господина Закатова? Ведь здесь же прямо написано, что это Закатов – ваш кредитор! Не понимаю, право, не понимаю… Надеюсь, вы ещё не успели нажить себе серьёзных врагов в столице?

– Не думаю… – растерянно сказал Сергей.

– И ведь не знай я много лет Никиту Владимировича – я могла бы и поверить в эту отвратительную клевету! И подумать дурно о человеке, который… которого…

– Так вы знакомы с Закатовым?!

– Он лучший друг дяди Михаила, моего брата… Да и всей моей семьи. Моя мать всегда считала Закатова своим сыном, мы дружили с детства… И, видит бог, он остался достойным человеком. Какое счастье, Серёжа, какое счастье, что именно он попался вам в этом ужасном трактире… Как вы только решились отправиться туда!

Сергей тяжело вздохнул, вновь опуская голову к самым коленям.

– Ругайте, маменька, ругайте… Кругом виноват.

– Не буду, – так же тяжело вздохнув, сказала Вера. – Во‑первых, повинную голову меч не сечёт… Во‑вторых, я не менее вашего виновата, что отпустила вас в Москву, понадеявшись на вашу разумность. А ведь вам в полк ехать через месяц! Что вы ещё там начудите, душа моя?

– И этот сукин сын… простите… эта скотина ещё осмеливается писать вам гадости! – вдруг вспылил Сергей, хватая со стола смятое письмо и комкая его ещё больше. – Как могла русская женщина, столбовая дворянка, выйти замуж за польского гонористого пана и воспитывать его польских щенков! Свинья! Хватило же у него ума не подписаться! Я бы нашёл его из‑под земли и вызвал бы на поединок! И застрелил бы с наслаждением!

– Только этого ещё не хватало. – устало сказала Вера. – Мало вам совершённых подвигов?

В кабинете вновь воцарилась тишина. Луна вошла в окно, и кружевная тень от занавесок легла на доски пола. Откуда‑то доносилось лёгкое звучание пианино.

– Аннет ещё не спит? – с изумлением, словно внезапно проснувшись, спросила Вера. – Боже, ну вот и поди со всеми вами… Чуть забудешься – и они уже ни о чём не думают! А я совсем забыла пойти утешить Александрин…

– Вот уж большая необходимость! – сквозь зубы заметил Сергей, подходя к окну. – Не много ли чести?

– Серж, у меня уже недостаёт терпения повторять вам одно и то же, – устало сказала княгиня Вера. – Александрин не виновата, что она такова. Её следует пожалеть, а не преследовать недостойными мужчины насмешками.

– Не смею с вами спорить, маменька… Но неужели вы не видите, что она своими кривляниями уже замучила всех! Извела вконец прислугу! Сидор наш, вечно пьяный – и тот старается ей лишний раз на глаза не попадаться! «Ах, опять этот мужик, ах, как от него дурно пахнет, ах, он ужасный, поди прочь!»

– Ну, пьяный Сидор – действительно тяжкое зрелище…

– А эти рыдания по ничтожным поводам? Давеча мы давали бал, съехались гости, все ждут сестру – а Аннет всё не спускается! Иду за ней – и что же вижу? Наша прекрасная Александрин валяется в креслах вся в соп… слезах, от истерики даже говорить не может, а сестрёнка носится вокруг неё с водой и с солями! Натурально, спрашиваю, что за напасть? Оказывается, у кузины разошёлся шов на перчатках и ей не в чем идти танцевать! Аннет уже вывалила перед ней дюжину собственных, чтобы она выбрала, какие ей нравятся, – снова не то! Ах, сиреневое не идёт к зелёному… Ах, жёлтое не идёт к бэж… Ах, как это унизительно всегда пользоваться чужими вещами… Ах, лучше бы ей на свет не родиться… Фу! Маменька, объясните мне, Христа ради, к чему в институтах так воспитывают девиц?

– В институте, Серёжа, никто никого не воспитывает, – с тяжёлым вздохом ответила Вера. – Там только ломают здоровье… И физическое, и душевное. Что может получиться из девочки, которая шесть лет заперта в одних и тех же каменных стенах, шесть лет учится французскому, танцам и манерам… Всему тому, что ни на грош не нужно в жизни! Они не видят новых людей, не читают книг, учатся напыщенным фразам и пустым разговорам о драгоценностях и платьях… и только! И наша Александрин – замечательное тому доказательство.

– Извольте, я готов её жалеть! – сердито заметил после некоторого размышления Сергей. – Но только на дальнем‑дальнем расстоянии! Сочувствовать ей вблизи и подсовывать ей свои перчатки, шляпки и шали способна только наш ангел Аннет! Заметьте, вы всегда шьёте платья и Аннет, и Александрин одновременно! То же самое касается и прочих шмотьёв, но кузина всегда недовольна! Всегда и всем! Нет, она, конечно, очень благодарна… – Сергей скорчил гримасу. – Она вечно будет признательна своей благодетельнице, она помнит своё место, она всего лишь несчастная приживалка без гроша за душой… Но кружева у Аннет ЛУЧШЕ! И розовый ей идёт гораздо больше, чем Александрин – вишнёвый! И ботинки у Аннет во сто раз изящнее – пустяки, что их покупали в одном магазине! А того не смыслит, что сестру хоть в рогожу заверни – она всё равно будет лучше, свежее и привлекательнее! Просто потому, что никто и никогда не видел у Аннет кислой мины!

– Одной вещи вы не в состоянии понять, Серёжа, – со вздохом сказала княгиня. – Очень легко быть весёлой, доброй и великодушной, когда тебя с детства любят. Когда ты ни в чём не нуждаешься, когда ты ни разу не слышала, что сидишь на чьей‑то шее и обязана быть по гроб жизни благодарна человеку, который, возможно, капли уважения не стоит. Всё тогда становится простым и лёгким. И свои перчатки отдать просто – всё равно у тебя в комоде ещё две дюжины на любой вкус. Бедность весьма портит характер, надо вам сказать.

– Вас, маменька, она ничуть не испортила. – упрямо возразил молодой человек. – Вы нам рассказывали, что ваша семья была небогата, и вы свою молодость прожили по гувернанткам…

– Верно, это так, – улыбнулась Вера. – Но в нашей семье все так любили друг друга, что никакая бедность была не страшна! Братья всю жизнь носили меня на руках. Отец с детства занимался нашим образованием, вкусом, прививал любовь к искусству. Он буквально насмерть бился с маменькой, приучая меня читать книги, – ведь тогда считалось, что девушке вообще читать незачем, что она таким образом становится «синим чулком»! А маменька, несмотря на воркотню, всё готова была сделать для нашего удовольствия… Так что очень прошу вас, Серёжа, – будьте снисходительны к Александрин. Многого вы ещё не можете понять в силу своей молодости, но… Просто сделайте это для меня.

– Для вас я готов сделать всё, что угодно… Но пощадите, не требуйте от меня уважения к этой особе! – вновь вспылил Сергей. – Не вы ли говорили мне, что самое отвратительное на свете – это донос и наушничество?! Не вы ли сейчас комкали с брезгливостью эту бумажонку с клеветой на порядочного человека?! А между тем щели нет в доме, куда бы не сунула свой нос эта Александрин! За всеми следит! За всеми подглядывает! Первое время бегала к вам с докладами – к счастью, вы её быстренько осадили! Этому тоже учат в институте?

– К сожалению, да… И это так скоро не истребить. Но я, Серёжа, догадываюсь, почему вы так обижены на Александрин. – Княгиня слегка улыбнулась, но в темноте комнаты этой улыбки нельзя было разглядеть. – Должна вам сказать, что мне и дворня регулярно докладывает… о ваших рандеву с Варей Зосимовой. Ничего дурного я в этом пока не вижу…

– …потому что в этом и нет ничего дурного! Только такое ничтожество, как Александрин, способно во всём видеть что‑то гадкое! Мадемуазель Зосимова – умная, прекрасная девушка! Александрин со всеми своими манерами подошвы её не стоит! Несмотря на разность происхождения и воспитания!

– Серёжа, я всё, всё понимаю… Боже мой, почему это мы с вами до сих пор сидим без огня? Домна! Подай свечу!

Вошла горничная, одну за другой зажгла оплывшие свечи в медном, давно не чищенном канделябре. Дрожащий свет запрыгал по стенам, озарил портрет Пушкина на стене, и на миг княгине показалось, что любимый поэт грустно улыбается ей. Когда язычки свечей выпрямились, а Домна ушла, Сергей быстро подошёл к столу и, искоса поглядывая на мачеху, поднёс к огню скомканное письмо из Москвы. Оно занялось мгновенно и вскоре превратилось в комочек серого пепла.

– Маменька, раз уж мы заговорили о мадемуазель Зосимовой… – нерешительно начал Сергей, возвращаясь в кресло. – Если бы я только мог вас попросить…

– О чём же?

– Скоро именины сестры. Вся губерния съедется, по обыкновению… Я бы очень хотел… и Аннет согласна со мной… чтобы мадемуазель Зосимова была на этом празднике. Со своим папенькой, разумеется. Мы с сестрой попытались пригласить их, но Зосимов упёрся и не согласен! Возможно, если бы вы сами…

Княгиня тяжело вздохнула и задумалась. Молодой князь, всем телом подавшись вперёд, следил за ней пристальным взглядом.

– Серёжа, я боюсь, что это невозможно, – наконец сказала Вера. – Мне очень жаль, но…

– Но отчего же?! Боже правый, я был уверен, что уж вы‑то далеки от всех этих предрассудков!

– Я – да. И, как вы помните, я всегда с удовольствием принимала у себя Варю, мне она очень нравится. Но подумайте сами, будет ли она сама хорошо себя чувствовать на нашем балу? Вы сами только что сказали, что прибудет вся губерния… Ужас какой‑то! Будут Грановские, Вельтовы, Бзецыньские, графиня Алферина с дочерьми… Весь цвет общества! А у Вари, насколько я помню, всего одно платье и то… весьма…

– Тьфу, какие глупости все эти ленточки‑платьица‑перчатки! Как только женщины могут всерьёз придавать этому значение!

– Могут, Серж, – заверила княгиня. – И вы даже не представляете, какое. Сами подумайте, что почувствует мадемуазель Зосимова, когда за её спиной начнут судачить – и не очень‑то тихо, поверьте! – насчёт её стоптанных туфель, вышедших из моды плерезов и веера, которого у неё, кстати, в помине нет! А потом очень вежливо заведут с ней светскую беседу – и бедная Варя ничего не сможет ответить: она же не воспитывалась в институте для благородных девиц, где только светским разговорам хорошо и учат! С первых же слов гости поинтересуются её семьёй, и Варя вынуждена будет ответить, что она дочь бывшего нашего крепостного! Вы понимаете, как ей будет тяжело? Стоит ли это двух протанцованных с вами мазурок и тура вальса? Господин Зосимов очень умный и гордый человек. Его можно понять.

– Как всё это пошло и, воля ваша, глупо! – сквозь зубы процедил Сергей, вскакивая и меря комнату широкими шагами. Старые доски пола жалобно скрипели. – Целый вечер я буду вынужден занимать этих бестолковых куриц Грановских, этих уродливых барышень Алфериных, делать им комплименты и вертеться с ними в танцах! А единственный человек, которого я действительно хочу видеть…

– Вы с этим человеком и так видитесь каждый день! И не делайте такого лица, лично я в этом ничего дурного не нахожу. Но, боюсь, приглашать Варю на бал по меньшей мере опрометчиво. Она получит от этого больше горя, чем удовольствия. Вы не согласны со мной?

Сергей не ответил. Некоторое время он стоял у окна, глядя в темноту. Затем вполголоса, не глядя на Веру, сказал:

– Я, пожалуй, пойду спать. Спокойной ночи, маменька.

– Спите спокойно, Серёжа. – Вера перекрестила подошедшего к ней юношу, ласково погладила его по голове.

Сергей поцеловал её руку и пошёл было к двери, но с полпути вернулся.

– Маменька, но как же нам в таком случае поступить с… господином Закатовым? Ведь несмотря на его слова, я всё равно должен ему деньги, мой долг перешёл к нему и… Разве вы не выплатите ему эти пятьдесят тысяч?

– Насколько я знаю Никиту Владимировича, – медленно проговорила княгиня, – такой мой шаг его страшно оскорбит. Он действительно достойный человек. Кстати, если бы не это мерзкое неподписанное письмо, я бы так ничего и не узнала бы, верно? Вы ведь не собирались нарушать данного слова? Вот и будем считать, что я ничего не знаю. И как жаль, что… Впрочем, ничего, пустое. Ступайте спать.

Сергей ушёл. Вера осталась одна. Она закрыла окно, из которого с каждой минутой всё сильнее тянуло сыростью, и бьющиеся на сквозняке огоньки свечей сразу выровнялись. Некоторое время молодая женщина складывала книги и бумаги на столе, чрезмерно аккуратно разбирая их на ровные стопки. Затем с досадой смешала всё, села за стол и стиснула виски руками. Несколько слезинок упали на бумажные листы, расплылись по ним. Вера машинально провела по кляксам ладонью; затем придвинула к себе стопку бумаги, чернильницу и принялась писать:

«Графу Закатову. Москва, Столешников переулок, дом Иверзневых. Дорогой Никита Владимирович! Первыми же словами хочу поблагодарить вас…» – поползли из‑под пера изящные тонкие строчки. Уже половина большого листа была покрыта ими, когда Вера вдруг, словно вспомнив о чём‑то, медленно опустила перо. Вздохнула. И, решительно вытерев ладонью мокрые глаза, скомкала начатое письмо. Подумав, поднесла его к свече. Дождалась, пока на серебряном подносе вырастет вторая горка серого пепла, встала и подошла к окну. Прислонилась лбом к холодному стеклу и закрыла глаза.

– Господи, как глупо всё вышло… как ненужно… – прошептала она. Затем, взмахнув рукой, словно отбрасывая что‑то, быстро отошла от окна, задула свечи и покинула тёмный кабинет.

* * *

Над лесом поднималась горбатая сизая туча. Близился вечер. Осенний полуголый осинник натужно шумел. Поля по обе стороны дороги уныло топорщились жнивьём. Поодаль виднелись серые крыши деревни. Широкая дорога, выныривавшая из порыжелого сосняка, пересекала редкую осиновую поросль и тянулась далее через поля.

Из леса выкатился тарантас, запряжённый гнедой лошадкой. На передке сидел нахохленный дед с кнутом, в глубине экипажа дремал закутанный в дорожное пальто седок. Кучер, нахлёстывая лошадь, с тревогой поглядывал на тучу, которая уже закрыла собой полнеба. Поля потемнели. Порыв холодного ветра встопорщил редкие былинки, закрутил над дорогой сухие листья, прилетевшие из леса. Дедок озабоченно взмахнул кнутом, лошадка устало фыркнула… и вдруг встала как вкопанная. Прямо перед ней из вечернего полумрака сотворилась огромная взъерошенная фигура.

– Што ты… Што ты, мил‑человек?.. – испуганно закудахтал кучер, взмахивая рукавами. – Поди себе с богом… Вишь, лошадь всполошил!

Но с обочины качнулась к дрожкам ещё одна тень, и дедок, съёжившись, обречённо смолк.

– Да что там у тебя, Тришка? – послышался недовольный сиплый голос из тарантаса. Наружу выглянула мрачная усатая физиономия со встрёпанными бакенбардами и вспухшими ото сна глазами.

– Барин, милый, не полошись, – послышался негромкий, слегка насмешливый голос. – Мы – люди не сильно лихие. Нам от твоей милости много не надо. Давай что есть – и целым уйдёшь.

– Да как ты смеешь!.. – возмущённо начал было тот – и умолк. Разбойник без лишних слов сгрёб его за ворот пальто, и «барин» сразу почувствовал страшную, медвежью силу этой руки.

– Чуешь? – почти весело спросил его разбойник. – Смекай, что будет, ежели всерьёз притисну. Для ча тебе раскатышком‑то делаться? Отдавай что есть по‑хорошему, за всё благодарны будем!

– Модест Венедиктович, не сердите вы татей, за ради Христа!.. – застонал дедок. – Охти ж, господи, напасть какая… Робята, ведь нету ничего дать‑то вам! Какие такие у нас гроши? Из уезда едем, из суда, всё тамошнему крапивному семени ушло…

– Да ну? – Разбойник обшарил тарантас, нахально попросив при этом: – Приподымитесь, барин, несподручно из‑под вас тащить… – и извлёк небольшую кожаную шкатулку, забитую бумагами и ассигнациями.

– Не трогай хотя бы документы, свинья! – зарычал барин. – Тебе они всё равно не нужны, это бумаги по имению, закладные…

– Воля твоя. А вот деньги, не обессудь, приберу, – разбойник аккуратно засунул за пазуху пачку ассигнаций. – Они нам поболе твоего надобны. Ого! Антипка! Братка! Да ты поглянь! Я столько и у тятьки после базарного дня не видал!

Тот, кто держал лошадь под уздцы – широкоплечий, кряжистый, со спутанной копной грязных волос, – молча покачал головой – казалось, неодобрительно.

– Чего гривой трясёшь? – усмехнулся его брат. Садящееся солнце неожиданно выстрелило из‑за туч низким пронзительным лучом, осветив молодое, загорелое дочерна лицо с чётко выбитыми скулами и зеленоватыми недобрыми глазами. Парень улыбался, но, глядя на эту улыбку, ограбленный господин невольно почувствовал холод на спине.

– Ефимка, ни к чему это, – негромко сказал второй. – Нам столько не надобно. Возьми одну деньгу – и ладно будет. Бога не серди.

Ефим только ухмыльнулся. Короткий шрам на его скуле побелел.

– Не сердить, говоришь?.. Ну‑ну… Ладно, барин, поезжай. Спасибо, что с голоду подохнуть не дал.

– Послушай, каналья, имей совесть! – в сердцах выругался господин. – Куда тебе такие деньги, здесь же четыре тысячи! Ты хоть в руках столько держал когда‑нибудь?

– Вот теперь и сподобился, подержу! – заржал Ефим, откровенно забавляясь. – Всё, барин, прощевай, не поминай лихом! Трогай, дед! Да живей, туча близко! Намокай тут из‑за вас…

Полумёртвый от страха старик взмахнул кнутом над задремавшей было гнедушкой. Та, коротко всхрапнув, дёрнула с места тарантас. Ефим издевательски взмахнул рукой ему вслед, сощурился, вглядываясь во что‑то… и вдруг заорал:

– Антип, падай! Падай, оглобля стоеро…

Но из тарантаса, заглушив крик, грянул выстрел. Антип, сдавленно выругавшись, схватился за плечо. Брат бросился к нему:

– Антипка, чего?.. Сильно?! Тьфу, холера на тя, кричал же!.. Ну, барин, пожди! – Он метнулся было вслед за тарантасом, но брат, перестав зажимать рану, здоровой рукой так огрел его по спине, что Ефим с проклятием растянулся на дороге. Тарантас к тому времени уже успел скатиться в ложбинку между холмами и вскоре скрылся в полумгле.

– Уймись ты, леший… – сквозь зубы выругался Антип, глядя на то, как сквозь его пальцы узкими вишнёвыми лентами бежит кровь. – Говорено ж тебе было… У‑у, нечисть, чисто огнём жгёт… Живо, братка, уходить надо! Ну как барин с подмогой вернётся? Деньги‑то немалые…

– Покажь дырку‑то, – мрачно попросил Ефим, поднявшись на ноги. – Экий прыткий барин оказался… Кто ж ведал, что у него пистоль припрятанный? Да стой, не брыкай… сейчас тряпку оторву, замотаю.

Он дёрнул рукав своей старой истрёпанной рубахи. С треском оторвав его, неумело принялся заматывать рану брата. Но сквозь старый холст тут же просочились кровяные полосы.

– Идём до лесу, – обеспокоенно сказал Ефим. – Там Устя посмотрит, она, верно, знает, что делать. Тьфу, чтоб ему кишкой удавиться, барину этому!..

– Пошто ты меня не послушал, дурак? – морщась от боли, спросил Антип. – Говорил же: не хватай деньгу, не бери греха на душу! Вот и огребли…

– О душе моей болеешь? – процедил Ефим, поглядывая на гаснущую в свинцовых полосах искру багрового солнца. – Так поздно уж, братка…

Голос его казался спокойным, но Антип сразу умолк. В молчании братья дошли до кромки леса – уже совсем тёмного, глухо шумящего ветвями, – нырнули под разлапистые ветви старых елей на опушке. Вкрадчиво зашуршали первые капли дождя. Прямо из‑под ног у Антипа метнулся прыгучей тенью заяц. Антип невольно дёрнулся в сторону, зацепил раненым плечом низко нависший сук, выругался. Через несколько шагов, догнав Ефима, спросил:

– Для ча ты так сделал‑то? Уговаривались ведь: харчей только попросить, а коли уж не дадут, тогда и… Что мы – кромешники какие? Лихим делом на большаке промышляем? Что вот ты теперь с этими деньжищами делать будешь? На что они нам? За них, поди, целую деревню купить можно, ещё и с хутором… Четыре тыщи, шутка ли! Да и барин шум подымет, это уж как пить дать. Тьфу, опять ты, леший, лесу наломал… Не доберёмся мы эдак до Москвы‑то! И Танька идти не может, и я теперь подбитый…

Ефим молчал, ожесточённо отбрасывая со своего пути мокрые ветви и ругаясь сквозь зубы, когда упругий лапник всё же хлестал его по лицу. Они шли сквозь лес ещё несколько минут под усиливавшимся дождём. Наконец выбрались на круглую поляну, заросшую иван‑чаем и низкой муравой. Среди травы высился шалаш, рядом тлел костёр. Поляна казалась безлюдной, но Ефим негромко присвистнул, и из‑за шалаша появилась высокая девушка в изорванном сарафане.

– Слава Богородице – явились… – с облегчением вздохнула она. – Пошто долго‑то так, Антип Прокопьич? Мне поблазнилось, что и палил кто‑то на дороге! Господи… Антип… да что ты там зажимаешь‑то?!

– Да ништо… Шкуру малость царапнуло, – успокаивающе прогудел Антип. – Поглянь, Устя, – может, травку какую надо?

– Так это что ж… – ахнула Устя. – Это в тебя, что ль, выпалили?! У‑у, черти, говорила ж я вам! Говорила, что добра не будет! Говорила, что на худое дело тоже талан нужен! А вы что?!

– Жрать‑то что будем, дура? – мрачно, сквозь зубы спросил Ефим, который стоял возле углей и с отвращением смотрел на обугленные прутики с нанизанными на них подосиновиками. – Снова грибы эти? С сеном пополам? Нутро всё с них крутит, издохнуть впору…

Устинья ничего не сказала ему. Лишь коротко, сумрачно сверкнула глазами из‑под широких, как у мужчины, бровей. Ефим, сделав вид, что не заметил этого взгляда, присел возле углей, взял один прутик и, обжигаясь, начал стаскивать с него почернелые комочки испечённых грибов. Антип коротко, нехотя рассказал о случившемся. Лицо Устиньи потемнело.

– Худо, – коротко сказала она, откидывая за спину небрежно заплетённую косу. – Совсем худо, Антип. Кой вас чёрт попутал?

Антип, украдкой покосившись на неподвижную фигуру брата, пожал плечами – и тут же сморщился от боли.

– Эка вот… Кажись, и не сильно царапнуло – а жгёт, спасу нет!

– Свят господи, да где же не сильно?! – ахнула Устинья, взглянув на набрякшую от крови повязку, и, торопливо поснимав с углей грибные палочки, бросила на тлеющие головешки охапку хвороста. Отсыревшие ветки занялись не скоро, долго шипели, грозясь погаснуть, и Устинья шёпотом приговаривала:

– Ну, живей, миленькие, живей!

Наконец огонь разгорелся, искры взметнулись к нависшим еловым лапам, и Устя ловко и бережно принялась разматывать окровавленную тряпку на плече Антипа. Тот казался спокойным и лишь изредка морщился. Ефим через огонь костра напряжённо следил за ним.

– Ну что там у меня, Устя? – с нарочитым безразличием спросил Антип. – Живой буду?

– Пуля‑то, кажись, не вышла, – сквозь зубы ответила девушка. – Вытащить бы. Ефимка, ножа дай.

Ефим, к которому Устинья обратилась впервые, вытащил из‑за голенища и молча протянул узкий нож. Устя не глядя взяла его и принялась старательно прокаливать на огне.

– Что ж, терпи, Антип Прокопьич, – чуть погодя сказала она. – Коли вовсе худо будет – кричи, полегчает. Я споренько постараюсь.

– Ништо, – проворчал Антип, основательно усаживаясь у корней старой ели и прислоняясь спиной к её влажному потрескавшемуся стволу. – Не заяц небось, верещать не стану. Ещё Танька напугается… Заснула она у тя, что ль?

– Угу… – Устинья перевела дух, ещё раз попробовала пальцем лезвие ножа – остыло ли? – и решительно поднесла его к ране.

Антип сдержал слово: у него не вырвалось ни стона. Лишь на лбу сизыми жгутами вздулись жилы и выступила бисером испарина на висках. Нахмуренная Устинья, нарочно стараясь не смотреть в лицо парня, быстро орудовала кончиком лезвия. Получалось плохо: видно было, что дело это для лекарки непривычное. Когда в сырую траву возле костра шлёпнулся свинцовый шарик, Устинья с облегчением бросила нож.

– Фу… Всё, кажись. Ну, как ты, Антип Прокопьич? Уж прости, не особо ладно вышло. Не умею я… Пожди, сейчас заново завяжу, травки положу. А утром, как рассвенёт, другой поищу, поздоровше. Не боись, быстро заживёт.

Антип ничего не говорил, тяжело дышал, украдкой вытирая со лба пот. Но когда из шалаша вдруг донёсся слабый стон и голос: «Устя, мужики пришли, што ль?» – он сразу выпрямился и нарочито бодро отозвался:

– Пришли мы, Танька! Ты спи, спи…

Но из шалаша уже выглянула растрёпанная рыжая голова, и худенькая девушка выбралась к костру на четвереньках, волоча за собой обмотанную грязными тряпками ногу.

– Для ча вылезла, кулёма? – сердито спросила её Устинья. – Коль уж заснула – так и спала бы, во сне всё само на человеке лечится. Ну, раз выползла, садись: травку поменяю тебе. Тьфу, навязались вы на душу мне… Эдак мы до второго пришествия в Москву не придём!

– Придём, Устька, – как можно уверенней сказал Антип. – Коль господь сподобит, так и…

Договорить он не смог, потому что рыжая Танька, щурясь сквозь языки пламени, наконец‑то разглядела повязку на его плече и немедля принялась охать, всхлипывать и расспрашивать. Антипу пришлось заново рассказать всю историю, и причитания Таньки утроились. Она даже не замечала, как Устинья разматывает тряпки на её ноге и страдальчески морщится, оглядывая длинную, вспухшую, покрытую бляшками гноя и засохшей крови царапину.

– Ну что там, Устя? – вполголоса спросил Антип.

– Кажись, только хужей делается, – так же тихо ответила Устинья. – Вот ведь горе, Антип, не растёт тут мышья травка‑то. Я нынче весь лес на карачках обползала – не нашла… А у нас‑то дома под каждым забором, как лопухи! Ума не приложу, что теперь делать.

А Танька ничего не слышала:

– О‑о‑о, да и за какие ж грехи опять напасть на нас приключилася?! Ой, говорила ведь я – дайте лучше я в деревню схожу, ногу свою драную‑раздутую там покажу, Христа ради попрошу‑у… Ой, да чтоб у того кромешника, кто нас обокрал, шкура наизнанку вывернулась да дождь солёный на неё прошёл! Ой, Антип Прокопьич, да что за нечистый вас на худое дело‑то понёс? И когда ж над вами Ефим верховодить‑то перестанет?! Ведь вы старшой брат‑то!

Антип ничего на это не сказал, угрюмо глядя в огонь, но Ефим сразу же вскинулся:

– Язык прикуси, шишига, не то…

– Помолчи, – устало сказала Устинья. Она даже не повернулась к парню, но Ефим осёкся на полуслове, резко отвернулся. На щеке его дёрнулся желвак. Антип встревоженно посмотрел на него; покосившись на Устинью, покачал головой. Та неслышно вздохнула, нахмурилась. К счастью, в это время Танька взахлёб разревелась. Обнимая и уговаривая рыдающую подружку, Устинья то и дело взглядывала через её плечо на Ефима. Но тот сидел по ту сторону костра, повернувшись спиной к остальным, молчал, и лица его Устя не видела.

– Ладно, Татьяна, не вой попусту, – наконец посоветовала она. – Что сделано, то сделано, не воротить. Антип Прокопьич, что ж нам теперь поделать‑то?

– По‑хорошему, так уходить отселева скорей надо, – хмуро сказал Антип. – Барин тот не дурак, разом сообразит, что, кроме как в лесу, нам схорониться негде. Нам‑то этот лес чужой, незнашный, а местные, поди, кажную тропку здесь ведают. Деньги‑то большие, не пятак медный… С утра, чего доброго, барин людей соберёт да искать пойдёт.

– Как уходить‑то, Антип? – сквозь зубы спросила Устя. – Ты взглянь! – резким движением подбородка она показала на распоротую от подошвы до колена ногу подружки. – Далеко ль Танька с этаким упрыгает? И ты её теперь на себе волочить не сможешь!

– Ефимка сможет, – хрипло сказал Антип. Из‑за раны у него начал подниматься жар, глаза болезненно заблестели в свете огня. Устинья, заметив это, украдкой вздохнула и принялась перевязывать оторванной от подола рубахи холстиной ногу подружки. Танька вздрагивала и всхлипывала, шёпотом поминая Богородицу. Когда перевязка закончилась, она посмотрела на подругу и тихонько сказала:

– Устька, вам бы без меня дальше идти… Дело‑то делать надо. Оставили б меня здесь, я уж как‑нибудь перекручусь, а сами…

– Как оставить‑то тебя, дура?! – потеряв самообладание, выкрикнула Устинья, и из кустов, испуганно вереща, метнулась прочь разбуженная птица. – Здесь, в лесу чужом, оставить, чтоб тебя волки сожрали?! Или сама с голоду подохла?! Мы уж все грибы на полверсты вокруг собрали, где новых найдёшь? С ногой‑то разодранной?!

– Я с ней останусь, Устя, коли так, – негромко подал голос Антип. – Права Татьяна, поспешать надо. И так уж неделю почти даром просидели. А вы с Ефимкой забирайте бумаги да ступайте далее. Вы здоровые, ноги целые, деньга теперь какая‑никакая есть… доберётесь вскорости.

– Не брошу я тебя тут, – не оборачиваясь, подал голос Ефим. – И даже слова не заводи.

– А тебя никто и не спрошает, – добродушно, но твёрдо сказал Антип. – Встанете завтра с Устей Даниловной и с богом тронетесь. А по‑доброму, так прямо сейчас уходить вам надо. Пока барин охоту на нас не поднял.

Рыжая Танька, охнув, всплеснула руками. Её заплаканные глаза округлились.

– Охти… Антип Прокопьич… А с нами‑то… С нами‑то что будет, коль сыщут нас здесь?

– Стало быть, судьба такая, Татьяна Якимовна, – помолчав, отозвался Антип. – Не свезло ни тебе, ни мне. А дело делать надо. Не для себя одних стараемся, сама знаешь. Всё обчество за нами стоит.

Спокойный, ровный голос парня не произвёл на Таньку никакого впечатления: она схватилась за голову и заскулила с новой силой:

– Господи… Богородица пречистая… Да за что же… Устька, Ефим, да как же… Ой, да я пойду, пойду… Ползком на пузе поползу, ежель надо будет…

– Уходите сейчас, Устя, – словно не слыша причитаний Таньки, повторил Антип. – Дожидать уж нечего. Берите бумаги да ступайте.

– Не могу, Антип, никак! – поразмыслив немного, с досадой сказала Устинья. – Коли я нужной травы не найду – помрёт Танька у тебя на руках‑то! Сам видишь, какая худая рана‑то у ней сделалась! Ногу вон вдвое раздуло! У нас в Болотееве я бы в два дня её залечила, а тут… Нет, нужно мне с утра ещё малость по лесу походить. Авось сыщется мышья травка‑то! Иль тёрник хотя бы… Коль найду, что нужно, – оставлю тебе да научу, как прикладывать. Тогда и тронемся с божьей помощью.

Антип только сокрушённо покачал головой. Устинья подняла и подала ему прутик с грибами.

– Поснедай вот… Другого‑то нет ничего. И спать ложитесь, во сне голод не мутит.

– Тебе лучше знать, – без улыбки сказал Антип. И обеспокоенно спросил: – Ты‑то на ночь глядя куда подхватилась?

– До бочага спущусь, травку погляжу.

– Впотьмах‑то? – удивился Антип. – Тебя там ещё в воду утянет…

Но Устинья только отмахнулась и, подоткнув подол сарафана, чтоб не мочить его о траву, скрылась между чёрными ветвями.

– Кто её утянет, игошу эту? – хмуро сказал Ефим, только сейчас поворачиваясь к костру. Рыжий отсвет лизнул его сумрачное лицо с опущенными глазами. – Она ж в лесу‑то как дома… И в темноте видит ровно днём.

– Взаправду видит? – с интересом спросил брат. – Сама тебе говорила?

– Скажет она… – буркнул Ефим. Встал и шагнул между двумя елями – туда, где только что скрылась Устинья. Костёр, словно прощаясь, выстрелил ему вслед снопом искр.

Устя не ушла далеко. Неделю назад, ища пристанища в незнакомом лесу, они обнаружили небольшую круглую бочажину с заросшими осокой берегами. Из озерца вытекал, бормоча, небольшой ручей. Тёмная, холодная вода вполне годилась для питья. Сейчас на берегу было темным‑темно. Никакой травы, разумеется, не было видно, да Устинья и не думала её искать. Спустившись к воде, она неловко села на землю, обхватила руками колени и застыла. И не шевельнулась, когда рядом послышались торопливые шаги и послышался встревоженный голос:

– Устька! Здесь ты?

– Здесь, – не сразу отозвалась Устя, украдкой вытирая мокрое от слёз лицо. – Здесь. Иди ближе.

– Ревёшь, что ль? – осторожно спросил Ефим, подходя и садясь рядом.

– Вовсе не думала.

Парень взглянул недоверчиво, но промолчал. Некоторое время они сидели молча. В бочаге что‑то чуть слышно плеснуло, блеснула короткая рябь. Ефим невольно отодвинулся. Устинья не пошевелилась.

– Кикиморы, что ль, плещутся? – как можно равнодушнее проворчал парень.

Устя мотнула головой:

– Поздно уж им, на дно ушли. Не бойся.

– Откуда знаешь?

– Бабушка сказывала…

– Ты взаправду в лесу ничего не боишься?

– А чего в лесу бояться? – пожала плечами Устя. – Лесные не вредят… Это хужей человека ничего на свете нет. Глянь, туча ушла, месяц встаёт!

В паутине ветвей действительно появился острый рог месяца. На тёмную воду упал клин бледного света. Лунная полоса скользнула по лицу Устиньи, и Ефим сразу увидел мокрые дорожки на её щеках.

– Ну, вот те… а ещё брешет, что не ревёт. Устька, ну что ж ты?.. – Недоговорив, он с досадой махнул рукой, умолк.

Устинья сердито, уже не скрываясь, высморкалась. Хрипло сказала:

– Антип верно сказал. Завтра вдвоём нам с тобой идти придётся.

– Не брошу я его тут, – упрямо буркнул Ефим. – Чтоб его в каторгу забрали, а я…

– Так всех нас заберут, – устало возразила Устя. – Никто не вывернется. Нешто сам не разумеешь?

– Вас‑то за что? – мрачно спросил Ефим.

Устинья не ответила, глядя на то, как поднявшийся месяц укладывается серебристым пятном на воде озерца. Ефим, сидя рядом, молча, исподлобья поглядывал на неё, но Устинья не оборачивалась. И, вздрогнув, отпрянула, когда парень взорвался:

– Ну, что молчишь?! Что ты молчишь‑то, ведьмища проклятая?! Сидит, молчит, на месяц таращится… Что ты из меня душу‑то тянешь?! Давай уж говори! Подружка‑то твоя небось уж поголосить‑то успела! «Ой, и пошто ж вас, Ефим Прокопьич, бес попутал, пошто ж худое дело сделали, пошто большие деньги взяли?!» А как по‑другому‑то было, скажи мне?! Полдня возле дороги высидели – хоть бы пёс пробежал! Как повымерли все! Говорю Антипу: пошли к деревне ближе – так нет, упёрся, леший! Оно и правильно, конечно, там народ набежать мог… И вдруг тарантас господский катит! Нешто пропустить было?! Ведь четвёртый день на одних поганках твоих да на траве! Живот ведь крутит, Устька, спасу нет!

– А деньги у барина зачем взял? – спокойно, без упрёка спросила Устинья.

– Так не было там ничего другого‑то! – заорал Ефим на весь берег. – Не было, дура! Ни харчей, ни меди! Одни бумажки по закладным! Коль умна через край – сама б пошла да добыла! Твоё‑то дело малое было – по лесу за травой ползать! Давай налаживай из себя суд небесный, а я погляжу!

– Я тебе не судья, уймись, – спокойно, почти безразлично отозвалась Устя. – Вы с Антипом и впрямь непривычные – голодовать‑то. Это мы с Танькой на лебеде с крапивой всё лето… Чисто козы. А у вашего тятьки в дому завсегда хлебно было. Нешто ты виноват? С голодухи‑то люди и не такое творят.

Ефим зло покосился на неё, подумав: издевается. Но худое лицо Устиньи не выражало ни гнева, ни насмешки, и парень, отвернувшись, шумно вздохнул. Некоторое время они сидели не разговаривая. Устинья вытирала слёзы, которые, как назло, не желали униматься. Ефим, не пытаясь её утешать, смотрел себе под ноги.

– Устька, будет выть, – наконец глухо выговорил он. – Сил нет глядеть… Чем выть, кричи лучше хоть на меня. Можешь и кулаком в харю приложить – слова не скажу…

– Толку‑то?.. – отмахнулась она. – Легче ж не будет.

– А мне будет.

– Ну тебя, право… Теперь уж бей не бей – не поправишь. – Глубоко вздохнув, Устя повернула наконец к парню мокрое от слёз лицо, криво усмехнулась: – Ты не думай, я не затем реву, чтоб тебя, чёрта, усовестить… Просто уж мочи нет. И такая жуть берёт, господи… Ефим! Что будет‑то с нами, а? Что?! А ну как вовсе не дойдём? И… и не узнает наш барин ничего? И попусту погибель всем нам будет… Господи! Кой только чёрт этого варнака на нашу дорогу принёс?! Ведь всё ладно без него могло быть…

Ефим молча обнял её, и девушка неловко ткнулась встрёпанной головой в его плечо. Её плечи беспомощно задрожали. Месяц скрылся за набежавшей тучкой, и серебристые блики на воде погасли.

Месяц назад, вечером, все они – четверо беглых крестьян – расположились на ночлег на обочине широкого тракта, ведущего к Смоленску. Это была оживлённая дорога, по которой катились телеги и возы, ползли вереницы пешего народа, пролетали почтовые кареты и ямщицкие тройки. Днём беглецы шли по этой дороге, смешавшись с пёстрой, оборванной, беспаспортной толпой нищих и богомольцев, а вечером, в сумерках, останавливались на ночлег в поле.

Было по‑осеннему сыро, поле застлал туман, и ветви, сложенные для костра, долго не хотели разгораться. Устинья, сбегав в рощу неподалёку, принесла в подоле ворох уже пожелтелого щавеля и пожалела, что нет котелка.

– Кабы был, я бы штей хоть каких наварила, а так…

– Хлеб‑соль, православные! – послышался вдруг спокойный голос из тумана. Это было так неожиданно, что из рук Устиньи посыпался щавель, Ефим вскочил, а Антип схватился за лежащую рядом суковатую палку.

– Эка шуму наделал! – усмехнулся незваный гость, входя в круг света. Это был мужик лет тридцати, невысокий, поджарый и словно высушенный насквозь степным солнцем, в заплатанном, подвязанном верёвкой армяке и неожиданно хороших смазных сапогах. За плечами его висела холщовая котомка. Чёрные, сощуренные глаза мужика живо блестели. Рябоватое добродушное лицо было чудовищно грязным.

– Да не пужайтесь, крещёные, худого не сделаю.

– А чего нам пужаться, мил‑человек? – пришёл в себя Ефим. – Ты один, а нас четверо. Кто таков будешь?

– Человек божий, калика перехожий. – Ярко сверкнули белые зубы. – Я тут слыхал, баба твоя убивалась, что котелка нету. Так у меня имеется. Мой котёл, ваш навар. Годится эдак?

Братья Силины переглянулись. Никакие знакомства по пути в Москву им нужны не были. Устинья, держа за руку испуганную Таньку, молча, внимательно смотрела на незнакомца.

– Хорошо слышишь, мил‑человек, – сдержанно ответил Антип. – А только шёл бы ты мимо подобру‑поздорову. Коли хлеба хочешь – поделимся, а постой у нас свой.

«Человек божий» негромко рассмеялся.

– А молодец ты, паря! Всё верно говоришь, чужих сторожиться надобно. Особливо ежели дела лихие крутишь…

– Какие такие дела лихие, что говоришь‑то! – гневно привстал Антип. – А ну ступай прочь, дядя, не то…

– Что «не то»?

– Не то мы уйдём, – неожиданно спокойно отозвался Ефим. – Эй, девки! Собирайте пожитки, дале пойдём!

– Да постой ты! – Нежданный гость перестал улыбаться. – Зачем с хорошего места уходить? Я вас ни о чём не спрошу, вы из меня тоже душу не потянете… так чего ж вместе не переночевать? У меня третий день в пузе ничего не болтается, скоро кишки к хребту прилипнут. А у вас котелка нет. Отчего всем добро не сделать? Наутро в разны стороны разбегимся и не свидимся боле.

Парни снова переглянулись. Антип нахмурился. Ему, хоть режь, не нравился этот явившийся из тумана пришлец с насмешливой искрой в чёрных цыганистых глазах. Он был явно не местным, не Смоленской губернии и не ближней к ней Калужской. В его неспешной чёткой речи отчётливо слышалось круглое «оканье». «Шут его знает, кто таков… Вдруг разбойником каким окажется? А хоть бы и так… Мы‑то с Ефимкой всяко его сильнее! Коль чего – скрутим да свяжем, и всего трудов!»

– Как звать тебя, тоже не спрошать? – слегка успокоившись, усмехнулся Антип.

– Ярькой зовите, – отозвался гость, присаживаясь у огня и развязывая свою котомку. Внутри оказался закопчённый котелок с продавленным боком, нож, пара новых лаптей, связка бечевы, трут и кресало, кусок сухого ржаного хлеба, несколько картошек и соль, увязанная в тряпицу.

– Охти, и сольца имеется! Ну, сейчас вовсе добрых штей сварим! – возрадовалась Танька, не обращая внимания на тычки в бок от подружки. – Да ты, дяденька Ярька, поближе к огню садись! Экой на тебе армяк сырой, просушись! Под дождь попал, что ль? Позволишь ли ножичек твой взять, щавель покрошить?

– На здоровье, красавица, – усмехаясь, разрешил Ярька и, расстелив свой армяк на траве, растянулся сверху. Настороженных взглядов парней он, казалось, не замечал и дремал, прикрыв глаза, до тех пор, пока Устинья не сняла с огня котелок с пустыми щами. Ели ложками, наспех вырезанными Антипом из липовых чурок во время одного из привалов. У Ярьки ложка оказалась своя, черпал из котелка он в очередь, быстро насытился, похвалил пустую похлёбку, в которой только и доброго было то, что с картошкой да солёная, и быстро уснул. Вслед за ним легли и остальные, втихомолку уговорившись спать вполглаза, потому – человек чужой и мало ли чего можно от него ждать.

Наутро Ярька сказал:

– Ну что, крещёные, за хлеб‑соль благодарствую, пора бы в путь трогаться, – он посмотрел на солнце в лохматых тучках, на затуманенное поле, поскрёб спину под рубахой и предложил: – А то давайте вместе до Москвы. Вам, коли беглые, сторожиться надо, а я калач тёртый‑валяный, пособить могу.

Силины и девушки изумлённо молчали. Ефим открыл было рот, но старший брат жестом остановил его и спросил сам:

– А ты, дядя Ярька, с чего взял, что мы беглые? Мы от обчества посланы, ходоками до барина…

– Другому кому рассказывай, паря, – добродушно отозвался Ярька, не отрывая глаз от крошечного ястреба, парящего в небе. – А я этаких посланцев без одного тыщу видал. Какое такое обчество вас с безмужними девками послало? И девки вовсе обдёрганные… У Устиньи вон и рожа битая, едва зажило. Да и собрать вас мир‑то подобрее мог. А у вас ни котелка, ни рогожки, ложки – и то наспех рубленые.

Крыть было нечем: Антип молчал. Вместо него подал голос Ефим:

– А тебе, дядя Ярька, мы на что сдались? Ты, видать, человек бывалый, что тебе с нас проку?

– Один – не господин, – усмехнувшись, заметил Ярька. – До Москвы идти долго, а людей лихих на большаках всегда вдосталь было. Вы – парни здоровые, с вами поспокойней будет. Да и вам со мной хлопот не станет. Спрошать мне вас не о чем, только дорога общей будет.

Парни молчали. Рябая, грязная Ярькина физиономия была совершенно безмятежной, глаза равнодушно смотрели в небо. Было очевидно, что он не изменится в лице, какой бы ответ ни услышал. Тем не менее Антип осторожно сказал:

– Ты, коль не в обиду будет, обожди малость. Нам посоветоваться надо.

– Понятное дело, надо. – Ястреб по‑прежнему занимал всё Ярькино внимание. – Говорите, а я отойду.

Через четверть часа Антип нашёл Ярьку в зарослях пожухшей полыни и объявил, что они согласны принять его в попутчики.

– Ну и слава богу, – не обрадовавшись и не удивившись, ответил тот и не спеша отправился увязывать котомку.

Антип проводил его внимательным взглядом. Он не стал говорить о том, что Устинья, которой крайне не понравился их случайный знакомый, упорствовала до последнего:

– Воля ваша, Антип Прокопьич, только глупость вы удумали! По всему видать – разбойник, каких мало! У доброго‑то человека нешто будет рожа так измазана? И умыться не утрудился вечор! На что он вам сдался? Теперь ни единой ночи спокойно не поспим! Лежи да жди, покуда он тебя зарежет…

– Да брось, Устька! – возражал Ефим, которому Ярька почему‑то пришёлся по душе. – И что с того, что морда грязная? С чего ей чистой быть? Бродяга небось, а не барин… Ты сама рассуди: как нам идти‑то без знающего человека? Убежали ведь в чём были, взаправду ни ложки, ни плошки… Хорошо, тятька денег успел сунуть! А ведь даже не знаешь, в какое село с теми деньгами зайти можно, чтоб не скрутили… Вон Ярька нас в один миг раскусил, что беглые! Стало быть, и другие тако ж могут!

Устинья, закусив губу, молчала. Было очевидно, что Ефим прав. Их желание добраться во что бы то ни стало до Москвы, к барину Никите Владимирычу Закатову, могло не сбыться по тысяче причин, первая из которых была их неопытность. Устя с Танькой никогда в жизни не покидали пределов родного села. Самым дальним путешествием Ефима были поездки с отцом на ярмарку в уездный город, а Антип однажды даже был в Смоленске у старшего брата и считал это невесть каким дальним светом. Опытный на дорогах человек в самом деле был им необходим, и спорить дальше Устинья не стала. Она лишь предупредила сквозь зубы:

– Антип, Ефим, вы только, ради Христа, осторожней с этим… У меня всё нутро переворачивается, когда на него гляжу!

Парни серьёзно пообещали быть каждый миг начеку.

Казалось, впрочем, что беспокоились они зря. Ярька вопросов случайным попутчикам не задавал, о себе тоже ничего не рассказывал, неутомимо отмахивал версту за верстой по дороге, не жалуясь ни на дождь, ни на усталость. Дорогу эту он, по‑видимому, знал хорошо, сам заходил в деревни покупать картошку, репу и хлеб для всей компании на деньги, которые ему давал Антип. Однажды Ярька, вглядевшись в крошечное пятнышко пыли на горизонте, спокойным голосом предложил попутчикам отойти с дороги и «перележать чуток» в зарослях травы на обочине. Те послушались – и через несколько минут с испугом глядели из сухого бурьяна на грохочущую мимо тройку урядника. В дороге Ярька обычно молчал. Вечерами, сидя рядом с попутчиками у костра, слушал их разговоры о деревенской жизни, о страде, о податях и рекрутских наборах, похмыкивал, но не вмешивался. Так прошло около недели пути.

…В одну из ночей Ефим никак не мог задремать. Из близкого оврага тянуло сыростью, небо заволокло низкими седыми облаками, сквозь которые по одной, словно нехотя, проглядывали холодные звёзды. Взошёл тонкий, почти прозрачный месяц, и пустое поле подёрнулось его мертвенным светом. Совсем рядом прошуршала полёвка; Ефим даже ощутил на щеке мимолётное прикосновение её влажного носика. Мышь уселась было неподалёку, теребя сухую соломинку – но вдруг беззвучно метнулась в траву. Со стороны углей послышалось слабое копошение. Ефим, не поворачиваясь, скосил глаза. Бесформенная тень качнулась к нему. Раздался чуть слышный шёпот:

– Паря, отойдём… Всё едино не спишь.

– Зачем, дядя Ярька?.. – недоверчиво спросил Ефим.

– За делом! Побалакать надобно… Нет, ежели боишься, так спи…

– Чего бояться‑то? – проворчал парень, вставая и украдкой поглядывая на лежащего рядом брата. Но Антип храпел вовсю. Девки, измучившись за день, тоже спали мёртвым сном. Ефим передёрнул плечами и, стараясь ступать неслышно, пошёл за скрывшимся в тумане Ярькой.

Тот не ушёл далеко. Сидел на берегу ручья, поглядывал на смутно поблёскивающую в лунном свете воду. Ефим сел рядом:

– О чём балакать хотел?

Некоторое время Ярька молчал, и Ефим, напряжённо вглядываясь в темноте в его лицо, мог бы поклясться, что их случайный попутчик улыбается.

– Ты мне, паря, вот что скажи… – наконец заговорил он. – На кой чёрт вас в Москву‑то несёт? Беглых, да беспашпортных, да с девками на хребте?

– Тебе‑то что? – без особой вежливости процедил Ефим. – Ты, я вижу, такой же беспашпортный будешь… только что без девки. А на Москву тоже пробираешься. У тебя свои дела, у нас – свои… Об чём балакать‑то?

– Будет Москва – будет и пашпорт… – медленно сказал Ярька, почёсывая грязную голову. – Это надо только верных людей знать. Очертя голову, как вы, в петлю не полезу.

– Думаешь, гиблое наше дело? – помолчав, спросил Ефим.

– Гиблое, – не задумываясь, ответил Ярька. Месяц сбоку освещал его грязное курносое лицо, которое без привычной ухмылки казалось проще и моложе. – Я тебя спрошать не буду, чего вы там у себя в деревне наворотили… Только дело, видать, лихое случилось. Пришибли, что ль, кого?

Ефим молчал. Ярька искоса взглянул на него, скупо усмехнулся краем губ.

– Я, паря, советов чужих не люблю и сам не даю. И к становому не побегу про вас докладываться – к чему мне? Но ведь, воля ваша, дребедень вы задумали – через две губернии в Москву тащиться. Словят вас на дороге да к барину назад возвернут, а там уж – пропадай шкура пропадом…

– Не возвернут, – процедил Ефим. – Барин наш как раз на Москве засел. До него и идём.

– Вон как, – без удивления сказал Ярька. – Что ж у вас там за несправедливие случилось?

– Управляющая всю кровь выпила, – неохотно пояснил Ефим. – У нас на две деревни да село всего полторы сотни душ осталось – а было четыреста без малого! Да беглых ещё сколько, да в некрута без череды с десяток Упыриха эта сдала! Три года свадеб не игралось, не давала, ведьма: мол, неча гулять, работайте! Мы ж и работали – света не видали! Только хоть вусмерть на барщине расшибись – а всё едино хозяйству разор! Потому какой же это работник, ежели его от голода валяет? Коли барин‑то нас послушает да приехать решит, враз всё ладом пойдёт! Тятька наш – староста, его всяк уважает… Он и барина научит, как хозяйство‑то наладить без мучительства лишнего! И жисть у людей враз легче станет!

Говорил Ефим медленно, обдумывая каждое слово и мучительно колеблясь: нужно ли сообщать всё это чужому человеку. Ярька, впрочем, слушал молча, внимательно и, казалось, с сочувствием.

– Кабы, паря, с вашего походу ещё хуже не стало, – заметил он, когда Ефим умолк, соображая, не наговорил ли чего лишнего. – Когда это на белом свете было, чтобы баре о своих холопах думали? Деньги небось ему Упыриха ваша слала? Ну, так с чего ж ему недовольным‑то оказаться? Небось ещё и рад был, что у него этакая сноровистая баба при хозяйстве состоит. А теперь что? Вы с братом ту Упыриху, часом, не придушили?

Ефим молчал, изо всех сил стараясь скрыть смятение. От слов Ярьки словно взорвалась успокоившаяся, улёгшаяся было память. Перед глазами снова встал серый предутренний свет на стене барского дома, тёмная кровь, хлестнувшая на пол, хриплый вскрик, глухой стук выпавшего из его собственных рук топора… Не забыть теперь до смертного часа, не выкинуть из головы… А по‑другому было нельзя, и Ефим знал наверняка: случись вернуться тому страшному рассвету – и он снова всё сделал бы так же.

Парень незаметно перевёл дыхание. Скосил глаза на Ярьку и заметил, что тот, глядя в сторону, продолжает благодушно рассуждать:

– По‑доброму‑то, вам не к барину на Москву, а в Сибирь аль на Дон надобно. Хотя, конечно, с девками‑то оно не больно сподручно… ну так и бросили б девок‑то! Им по бабьему делу много не назначат…

– Чего не назначат?

– Батожья, – мирно пояснил Ярька. – И им, и вам, ежели в дурь упрётесь. А опосля в ту же Сибирь пойдёте, только в цепках кандальных. Коли, конечно, после кнута живыми останетесь. Тут уж от палача зависит. Бывает, что человека, кажись, и живого отвязывают, – а он через два дня в лазарете богу душу отдаёт. В кнуте не то страшно, что шкуру рвёт, а то, что нутро отшибает. Хотя вы‑то с братом, кажись, здоровые, сдюжите. Да кроме того, ежели у тятьки деньга имеется, – пущай он палачу‑то заплатит. Умеющий палач с одного удара из человека дух вышибает – и тот уж ничего не чует. Да и удар удару розь. Ежель по‑умному бить, так нутро цело останется. Но это уж больших денег стоит. Найдётся у тятьки‑то вашего?..

– Так барин‑то что ж?.. – растерянно спросил Ефим.

– А что «барин»? Ты ведь его и в жизни своей не видал, поди? – хмыкнул Ярька. В его голосе не было издёвки, он говорил с тем же лёгким сочувствием, и именно это пугало больше всего. – Барин в Москве сидит… До вас ему дела не было и нету. Коли б было – давно б сам приехал глянуть, что у него в именье творится. Вот вы говорите – расскажете ему про мытарства свои, он приедет, всё наладит… Может, оно и так, всяко бывает… бог со скуки иногда и чудеса творит. Только вам‑то, парень, всё едино под суд идти. И тебе, и Антипке, и девкам вашим. Коли вы всамделе смертоубийство сотворили, то и барин вам заступой не будет.

– Что ж… Стало быть, пропадать, – процедил сквозь зубы Ефим. Он старался сказать это равнодушно, но по спине нехорошими мурашками пробежал озноб.

– А на что? – искренне удивился Ярька. – В твои‑то годы – пропадать? Вы с братом – парни здоровые, силу вашу видал я. Вас на Волге как царей примут!

– Кто примет‑то? – с недоумением взглянул на него Ефим. – В работу там, что ль, народ нанимают? Так беспашпортных‑то, поди, купцы‑то не возьмут, а ежели…

Закончить он не успел, увидев, что Ярька смеётся – беззвучно и взахлёб.

– Это ты, паря, верно заметил, купцы – не возьмут! – сквозь смех едва выговорил он. – Да только на Волге купцов самих берут… за мошну берут и трясут, а они, сердешные, земно кланяются, что живота не лишили!

– Это кто ж… так озорует‑то?

– Известно кто… Ватажники! – Ярька перестал смеяться так же внезапно, как и начал, в упор взглянул на оторопевшего парня чёрными цыганистыми глазами. – А что ты вытаращился? Не слыхал, что ли, в лесу своём о таком‑то?

Наступила тишина. В ручье чуть слышно что‑то плеснуло, и, словно дождавшись этого, зарылся в тучи месяц. Белёсое покрывало, лежащее на поле, растаяло, скрыв и ручей, и дорогу. Теперь Ефим мог видеть лишь смутно блестевшие белки глаз сидящего напротив.

– Так ты из тех, что ли… дядя Ярька? Из ватажных?

– Ох, спрашиваешь много, паря, – Ярька покосился на тучу, зевнул, потянулся. Поднимаясь на ноги, не спеша сказал: – Я тебе, Ефимка, всурьёз говорю: не суй ты башку в петлю! Будь ты тюхой каким, я б и рот не открыл уговаривать тебя. А у меня чуй звериный, я своего завсегда унюхаю! Нечего тебе на каторге казённые цепи протирать, когда молодой да могутный. Таких на Волге завсегда ждали. Бросай всё, да идём со мной!

– Это как – бросать‑то? – мрачно спросил Ефим. – Брата я брошу? Девок? Нет, дядя Ярька. Это ты человек вольный, а мы… Спасибо тебе, только я эдак не могу. Вместе мы дело задумали – стало быть, и отвечать всем. А дальше уж как бог рассудит.

– Ну, была бы честь предложена, – усмехнулся Ярька. – А коли всё‑таки вздумаешь – так добирайся до Жигулей. А там сыщи атамана Берёзу – знающие люди покажут. Говори, что от Ярёмы Рваного явился.

– Ты, что ли, Рваный‑то будешь? – осторожно поинтересовался Ефим.

– Спрашиваешь много… – донеслось из тумана, Ярька уходил. Ефим некоторое время сидел один возле ручья, вертя в губах былинку и поглядывая на месяц, кочующий из облака в облако. Затем поднялся, дошёл до погасших углей, лёг рядом с братом и заснул – словно провалился.

Его разбудил истошный вой. Голосили так пронзительно и громко, что, казалось, в тяжёлую со сна голову с размаху вбили калёный гвоздь. Ефим вскочил, огляделся. Тут же оборвался, как отрубленный топором, и крик. Протерев кулаком глаза, парень увидел, что Устинья, растрёпанная и злая, держит в охапке бьющуюся Таньку и яростно зажимает ей рот.

– Да замолчи ты… Умолкни, дура! С дороги услышат не то!

– Да что стряслось? – хрипло спросил Ефим. – Антипка‑то где?

Из низких туч сочился блёклый рассвет. Всё поле было покрыто плотным туманом, в котором не видать было даже дороги в трёх шагах. Откуда‑то слабо доносился колокольный звон. «Заутреня… – машинально подумал Ефим. – Спас же медовый… Аль ореховый уже?»

Из тумана вывалился запыхавшийся, встрёпанный Антип.

– Нету нигде! – выпалил он. – Кругом не видать, туман!

– Да ты сядь, Антип Прокопьич, – устало посоветовала Устя. – Чего уж теперь‑то… Он, варнак, поди, ещё ночью утёк.

– Да кто утёк? – почему‑то шёпотом спросил Ефим, уже понимая, что случилось что‑то страшное. – Ярька? Куда его понесло, лешего?

И тут он увидел малахай брата – вывернутый наизнанку, перекрученный, небрежно брошенный у давно погасших углей. И сразу словно ледяной водой окатило сердце, и Ефим сел на сырую траву там, где стоял. Одними губами спросил:

– Деньги?..

– Все, как есть! – с убитым видом подтвердил Антип, яростно встряхивая в руках ни в чём не повинный малахай. – До последнего гроша, кромешник, выгреб! И как подобрался, анафема? Как я‑то не услыхал ничего?! Ведь в полу зашито было, не враз подкопаешься…

Танька больше не кричала и молча, беззвучно заливалась слезами, схватившись за голову. Устинья сидела рядом с ней, глядя в землю и стиснув зубы так, что на худых скулах дёргались желваки.

– А бумаги‑то? – словно со стороны услышал Ефим собственный голос. – Бумаги‑то отца Никодима целые?

– Навроде целы. – Антип бережно, как ребёнка, развернул тряпичный свёрток, и Ефим увидел, что огромные, кряжистые руки брата дрожат. – Не… их не взял, слава богу, аспид. Побрезговал. И то – на что они ему? Тьфу, и как только спроворил, ирод!.. И поди найди его теперь, в тумане этаком! И как я не почуял‑то?!

Ефим, однако, почувствовал некоторое облегчение. «Летопись села Болотеева», вручённая им перед уходом сельским священником, была во сто раз дороже украденных денег. В записках отца Никодима год за годом описывалась жизнь болотеевских крестьян – страшная, тяжкая, беспросветная: смерти детей, болезни, голод, убивающая работа, издевательства управляющей. Главной заботой беглецов было доставить эту драгоценную рукопись в Москву, к барину.

– Ты не убивайся, братка, – медленно выговорил Ефим, глядя на потёртый свёрточек. – Самое главное, бумаги‑то – на месте… А этот Ярька и самого чёрта ободрал бы как липку. Кромешник он. Ватажник с Волги.

Все дружно, с изумлением уставились на Ефима. Тот в двух словах рассказал о ночном разговоре на берегу ручья – умолчав, однако, о том, что Ярёма Рваный звал его с собой. Но Устинья всё равно почуяла неладное.

– Пошто ж он тебе открылся‑то, Ефим? – подозрительно спросила она, глядя в упор на парня серыми, неласковыми глазами. – До того неделю молчал, ни о чём говорить не хотел… Чем ты ему, анчихристу, глянулся?

Ефим только пожал плечами, избегая её взгляда.

– Стало быть, варнак, каторжник… – пробормотал Антип. – Вон что…

– Считай, что даром отделались, – буркнул Ефим. – Мог бы просто всех порешить для надёжи – и делу конец. А он, гляньте, – ещё и котелок свой нам оставил. Вон на палке болтается… По‑божески, стало быть, обошёлся!

Устинья проследила за его взглядом – и вдруг расхохоталась. И смех этот, хриплый, низкий, похожий не то на рычание, не то на всхлипы, напугал Ефима до мороза на спине. Он метнулся к девушке, схватил её за плечи, несколько раз с силой, не жалея, встряхнул:

– Хватит, Устька! Уймись! Тебя не хватало только… Живы – и слава богу! Полдороги уже позади, дойдём как‑нибудь!

– И то верно, – прогудел Антип, бережно заматывая в тряпку рукопись отца Никодима. Однако, не закончив, выпустил из рук потёртый лоскут и взглянул на девок: – Давайте‑ка лучше место запоминайте, где барин наш обитает: Москва, Столешников переулок, дом Иверзнева. Чего вылупились? Повторяйте, покуда как «Отче наш» не затвердите! Мало ли что… Вдруг все не доберёмся иль бумаги потеряем… Всяко быть‑то может, сами видите!

Через полчаса с неба заморосило. Под холодными каплями путешественники собрали свой небогатый скарб и тронулись по ещё затянутой туманом дороге.

С того дня всё и пошло наперекосяк. Денег больше не было, купить хлеба потому не на что, а остатки его быстро подъели. Просить Христа ради под окнами было почти бесполезно: вдоль дороги тянулись нищие деревни, обитатели которых сами шатались с голодухи. Танька и Устинья, привыкшие по целым дням ходить голодными, страдали меньше. Но парни, у отца которых всегда было что подать на стол, мучились страшно. Антип не жаловался, но разговаривать перестал совсем. Ефим, напротив, словно выплёскивая в брани неутолённый голод, крыл последними словами барина, Упыриху, «кромешника» Ярьку, всё воинство небесное и добирался уже до самого Господа Бога, когда его сердитым бурчанием одёргивал старший брат. Немного легче стало, когда Устинья предложила отдохнуть хоть несколько дней в лесу, где она чувствовала себя как дома. За час она набрала полный подол грибов, и вечером, черпая из Ярькиного котелка немудрёную похлёбку, путешественники почувствовали себя почти сытыми.

– Грибов‑то тут пруд пруди! – радовалась Устинья, нанизывая на прутики оставшиеся боровики и подберёзовики. – С голоду теперь наверняка не помрём! Посушим, с собой возьмём, надолго хватит! А завтра я ещё схожу поищу!

– Кабы ещё хлебца… – вздохнул Ефим.

– В Москве поедим! – отрезала Устинья.

«В остроге», – чуть было не добавил парень. Но, покосившись на осунувшееся лицо девушки, промолчал.

Может быть, всё и сладилось бы так, как говорила Устя. Но неудачи, вцепившись в них, никак не желали отставать. На другой день девушки ушли за грибами уже вдвоём, предупредив, что раньше вечера их и ждать незачем: «Побольше наберём, чтоб на сушенье, в дорогу хватило». Но они вернулись уже через час: почерневшая от натуги и злости Устинья волокла на спине ревущую благим матом подружку. Танькина нога была распорота от ступни до колена. Кровь сочилась сквозь небрежно накрученную тряпку, падая в траву крупными каплями.

– В яму медвежью, кикимора, провалилась! – поведала, отдуваясь, Устинья. – И как ведь только угораздило! Я и уследить не успела, а уж слышу – верещит на весь лес! А отколь верещит – и не вижу! Яма‑то глубокая оказалась, полтора аршина наверняка будет! А на дне – кол острый! Ещё слава богу, что она не сама на этот кол насела, а только ногой проехалась! Я надорвалась вся, эту дурищу выволакиваючи! Посмотришь – в чём только душа держится, а на горб возьмёшь – так и дух вон!

Танька рыдала в голос, глядя на взбухшую от крови повязку.

– Ой, лишенько… Ой, смерть моя пришла… Ой, обезножею теперь, как есть обезножею… Ой, как дальше‑то идти буду, ведь отсохнет нога‑то… Ой, судьба моя пропащая‑я‑я‑я…

– Да не отсохнет у тебя ничего, дура, уймись! – вскричала, потеряв самообладание, Устинья. – Дай гляну, завяжу по‑хорошему! К вечеру травки нужной сыщу, и через два дня снова поскачешь, как кобыла саврасая! Замолчи только, ради Христа, сил нет вытьё твоё слушать!

Танька, всхлипывая, умолкла. Устя, сердито сопя, пробежалась вокруг полянки, принесла какие‑то красноватые стебли, растёрла их в ладонях, приложила к кровоточащей ране и накрепко примотала обрывками своей рубахи.

– Вот! Так! И лежи! А я пойду грибы дособеру, а заодно мышью травку гляну! Моё слово – через неделю на обеих ногах пойдёшь!

Однако поиски ничего не дали: прочесав половину леса, падая от усталости, Устинья вернулась вечером к поляне с пустыми руками. Нужная травка не росла здесь ни при болоте, ни в овраге, ни в заросшей папоротниками низине.

– Как же быть теперь‑то, Устя Даниловна? – спокойно спросил Антип, но по глубоко прорезавшей лоб морщине видно было, чего стоит парню это спокойствие. Ефим и вовсе ничего не говорил: сидел рядом со всхлипывающей Танькой и с отвращением поглядывал на её замотанную ногу.

– Что поделать, Антип Прокопьич, обождать придётся, – отрывисто проговорила Устинья. – Даст бог, обойдётся и так. Завтра пойду ещё поищу.

Однако не обошлось. Нужная травка не нашлась, несмотря на все усилия Устиньи. Её тайные страхи, о которых она побоялась сказать, сбылись: подружкина нога распухла и загноилась. К вечеру Таньку уже кидало в жар. Она плакала, просила то пить, то хлебца, пусть даже из коры с лебедой, то домой, в Болотеево, и пусть хоть секут насмерть, хоть на воротах вешают… Устинья подносила к обмётанным губам подруги берестяной ковшик с водой, тревожно смотрела на парней. Те отвечали ей такими же взволнованными взглядами. Было очевидно: в ближайшее время продолжить путь не удастся. К счастью, у них был котелок, и Устя уже чуть ли не добрым словом вспоминала разбойника Ярьку, оставившего им такую ценную вещь. В прокопчённой посудине теперь готовились и грибная похлёбка пополам с травой, и отвары от лихорадки, и травяная мазь для лечения. Парни на скорую руку сметали из веток и лапника шалаш, перед которым постоянно дымили угли. Костёр, впрочем, не спасал: сырой, пронизывающий холод преследовал путешественников и днём и ночью. Они уходили из родного Болотеева тёплым августом, уходили в чём были, и только у Антипа был суконный малахай, подаренный отцом Никодимом. Теперь под этим малахаем по ночам вдвоём дрожали Устинья и Танька. Парни мёрзли в рубахах. Раньше этого холода можно было не замечать из‑за бодрой ходьбы по дороге и из‑за чугунного, мёртвого сна по ночам. Теперь же идти было некуда, занять себя нечем, разговаривать не хотелось, и в голову против воли лезли тяжёлые безнадёжные мысли.

А осень между тем вступала в свои права, поливая поредевший стылый лес ледяным дождём, давя сверху свинцовыми тяжкими тучами. Давно было не слышно птиц. Устя опасалась появления злых лесных кабанов, против которых у путешественников не было ничего, кроме рогатины. Однажды на рассвете к их шалашу вдруг вылез, ломая сухостой, огромный бурый медведь. Парни спали; Устинья, копошившаяся у углей, замерла, сделала знак Таньке, уже открывшей рот для истошного вопля, и, стараясь не шевелиться, тихонько сказала:

– Не шали, Михайло Потапыч, сделай милость! Мы твоего не возьмём, и ты нас не тронь. Ненадолго мы здесь, уйдём скоро.

Медведь взглянул на неё, казалось, с недоумением. Затем мотнул огромной мохнатой головой и вперевалку удалился в лес. Полумёртвая от страха Танька ничком повалилась на подстилку из лапника. Устинья глубоко вздохнула и принялась перебирать собранные накануне грибы, стараясь, чтобы подружка не заметила, как трясутся у неё руки. «Уходить надо… Ох, уходить… Скоро ещё волков леший принесёт! А как уходить‑то?! О‑о, будь она проклята, доля наша!»

День шёл за днём. Таньке лучше не делалось. Вдобавок кончилась хранимая как зеница ока соль, и хлебать пустое грибное варево стало невмоготу даже Устинье. Парни, привыкшие к постоянной работе, теперь маялись от безделья. Кроме сбора дров и поиска орехов по кустам, заняться им было нечем. Антип изредка вырезал ножом из сучков смешных зверьков, стараясь позабавить совсем павшую духом Таньку. Однажды он отыскал в лесу старую толстую липу, надрал лыка и сплёл несколько пар лаптей для девок. Лапти, однако, пока были ни к чему: Танька не могла ступить и шагу, а Устя привыкла до самых заморозков бегать по лесу босиком. Однако за лапти поблагодарила: впереди ещё была долгая дорога.

Ефим же не хотел делать даже этого и часами сидел возле углей, изредка вороша их палкой и глядя в их малиновое нутро угрюмым неподвижным взглядом. И когда однажды утром братья Силины, тихо посовещавшись, ушли через лес к дороге, ведущей в деревню, Устинья поняла, что удерживать их бесполезно.

Над лесом спустилась ночь. Низкий месяц застрял в облетевших ветвях осин, посвечивая оттуда блёкло, жутковато. Мёртво белели в этом свете сухие палки камышей у берегов бочага. Двумя валунами казались фигуры парня и девушки, сидящих рядом у воды.

– Устька, Антип дело говорит: уходить нам с тобой надо. Я сначала сам не хотел… А теперь думаю: по‑другому‑то впрямь никак. Сами мы с тобой целые, ноги здоровые – в неделю дошагаем. А с Танькой хворой на плечах да с Антипкой подбитым как?.. Глядишь, и вправду… и дела не сделаем, и сами сгинем.

– Господи, Ефим, замолчи! – с сердцем воскликнула Устя. – Сказано ж – никуда не пойду, покуда мышьей травки не сыщу! Я давеча в соснах бродила, так ветром сырым с севера потянуло. Наверняка есть там ещё болотце какое‑то! Я завтра спозаранку туда схожу, поищу. Если уж и там не найдётся… Тогда воля ваша. Как хотите, так и решайте.

– Устя… – после недолгого молчания тяжело выговорил Ефим. – Я тебе ещё когда сказать хотел… да думал, может, обойдётся. Только, вижу, беда одна не приходит. Пропадать‑то нам так и так придётся. Мне кромешник наш, Ярька, всё как есть истолковал.

В двух словах, сквозь зубы Ефим передал то, что рассказал ему Ярёма Рваный в последнюю ночь перед своим исчезновением. Устинья слушала молча, не ахая и не ударяясь в слёзы. В её расширившихся, сухих глазах мутно блестел свет месяца.

– Стало быть, всё едино конец? – сдавленно выговорила она после того, как Ефим умолк и уставился в сторону.

– Стало быть, так. Миру‑то, может, облегченье и будет, ежели барин в имение вернётся… А нам добра не жди. Как ни крути – всё равно суд, кнут да Сибирь выходят. И вас с Танькой не пожалеют, всё едино – беглые. И про убивство знали, да не донесли. А уж нам с Антипом и вовсе…

Устинья промолчала и тут: просто беззвучно ткнулась взлохмаченной головой в колени. Ефим обнял девушку, прижал к себе, чувствуя, как она дрожит – то ли от ночного холода, то ли от страха. Устинья приникла к нему, содрогнулась всем телом от подавленного рыдания.

– И не венчаны мы с тобой даже, – тихо сказал Ефим, прижимаясь щекой к влажным от сырости спутанным волосам девушки. – Я‑то думал в отцов дом тебя взять, откормить… Поглядеть хоть, какая ты, когда сытая. Отродясь ведь не видал! Глядишь, и подобрела бы… игоша болотная.

– Сам‑то и кормленый, а бешеный, – проворчала Устинья, незаметно утирая слёзы. – В кого только – неведомо.

– Про то мамку с тятькой расспросить бы, – жёстко усмехнулся Ефим. – Да не приёмных, а кровных.

– Экой грех говоришь! – укорила Устинья. – Прокоп Матвеич тебя, поди, с родными сынами вырастил, различья не делал!

– Не делал, – согласился Ефим. Без привычной усмешки медленно выговорил: – А я ведь барину‑то нашему, почитай что, родня. Мать моя в девичьей служила… От старшего барчука меня и прижила.

– Выдумал – «родня»! – фыркнула Устинья. – Да у бар этакой родни по всем дворам косяки бегают! Поменьше б ты о том думал, пользы‑то всё едино нету! Вредномыслие одно…

– Это верно, – согласился Ефим. И, подумав, решительно потянул Устинью на себя. Та, испуганно вскрикнув, упёрлась обеими руками в его грудь.

– Ефим!!! Да ты что, ирод, вздумал‑то? Ишь, чего творит… Пусти, ну… К чему это сейчас?

– А когда ж после‑то, Устька? – спокойно возразил он. – Ну, сама рассуди, коль умна. Сейчас венчаться нам недосуг… Да и какой поп возьмётся беглых окрутить, без барского дозволения? А опосля и вовсе не до того окажется. Там дай бог хоть живым остаться. И о чём мне на каторге вспоминать будет? О том, как мы с тобой вдвоём на болоте сидели да зубами стучали – каждый в свою сторону? Ты ж, дура, знаешь… Мне, кроме тебя, никого не надобно. За тебя я и смертный грех на душу взял. И до смерти о том не пожалею.

– Ах ты, Ефим, кровушка господская… Беда ты моя… – пробормотала Устя, ещё обороняясь, но уже запрокидывая голову под жадными, неловкими поцелуями парня. – Ах ты, душа разбойничья… Пропадать нам… Всё едино пропадать… Что поделать, коли судьба… Трава мы мирская, топчут нас – и не замечают… И пусть, пускай… Чего уж, коли так назначено… Мне‑то… Мне‑то тоже для кого себя беречь? Чего дожидаться? Да не рви ты, варнак, рубашку, от ней и так одни лоскуты ос‑та‑ли‑и‑ись… Господи… Ефим… сердце ты моё, тоска моя… Господи!

Но рубашка, разодранная надвое, уже поползла в траву. Ефим стиснул девушку так, что та застонала, опрокинул наземь, тяжело дыша, дорвался губами до шеи с дрожащей жилкой, до груди, до худых, замёрзших плеч. Устя то плакала, то слабо бормотала что‑то, пытаясь сдержать его, унять, но какое там… Ефиму казалось, что промедли он хоть миг, – и исчезнет навсегда, скроется в ночном тумане эта разноглазая ведьма. И гадай потом – была ли эта тёмная сырая ночь, или примерещилось всё, привиделось…

– Устька… Устька! Ну, что ты ревёшь, глупая… У меня ведь ты одна… Ты только… Всегда по тебе сох, никакой другой в сердце не держал, игоша ты болотная… Только ты, Христом богом клянусь…

– Врёшь… Всё врёшь, анафема, молчи‑и…

– Чего молчать? Когда вдругорядь скажу? Всю ты мне душу вымотала!

Темнота, сырость, мокрые капли на лице – и не разберёшь, то ли слёзы, то ли дождь, то ли роса… Руки – сильные, неумелые, торопливые, ими за соху держаться, а не девок ласкать… Горячие губы, сбивчивый шёпот:

– Да не реви ты… Скажи лучше – больно, что ль? Так я обожду…

– Не жди… Ох, не жди, Ефим, некогда нам ждать… Я‑то… Я‑то, кроме тебя, нешто любила кого? Мне не больно, вот тебе крест… хорошо мне! Николи в жизни так хорошо не было! И не будет уж…

– Будет… Будет! Врозь‑то нам не быть… Да ты ревёшь аль смеёшься, скаженная?!

Устя и впрямь смеялась сквозь слёзы. Словно спасаясь от чего‑то, она обхватила мощные, напрягшиеся мускулами плечи парня, уткнулась мокрым лицом в его шею, прижалась всем телом к широкой твёрдой груди и – не думала, не жалела больше ни о чём.

Месяц давно сел. Близился рассвет. Небо над осинами начало зеленеть. Поредевший лес тихо шумел. На той стороне озерца попрыгивал по рыжим кочкам осторожный заяц. Устинья, лёжа навзничь в измятой траве, следила за ним взглядом из‑под руки. Затем шевельнулась. Заяц застыл столбиком, поводя ушами, затем подскочил и кинулся упругим комком прочь через болото. Устинья невольно улыбнулась и, кряхтя от ломоты во всём теле, принялась подниматься. Её сарафан и разорванная рубаха были мокрыми насквозь. По подолу расплылись кровяные пятна. Морщась, Устинья осмотрела их. Затем пожала плечами, стянула сарафан, стащила через голову рубаху и, дрожа от холода, спустилась с ней к воде. Из камышей, шумно хлопая крыльями, взметнулись две кряквы, в лицо Усте плеснуло стылой водой. Она досадливо отмахнулась, присела на корточки и принялась тереть в воде окровавленный подол. И не обернулась, когда за спиной послышался хриплый спросонья голос:

– Бог ты мой, рёбры‑то частоколом торчат…

– А ты отвернись, чёрт бесстыжий, – посоветовала Устинья, скупо усмехаясь.

– А вот не буду, – важно сказал Ефим, подходя сзади и непринуждённо прихватывая её за грудь. – Потому я тебе теперь есть супруг законный.

– Угу… – невесело хмыкнула Устя, отталкивая его локтем. – Венчали нас вкруг ели, и лешие нам пели!

– Разница‑то какая? – бодро возразил Ефим и сунул в воду у берега руку. – У‑у, холодища… Вылазь давай из воды этой, ещё застудишься, мало нам Танькиной хворости! Поди, поди, у огня обсушишься!

– Смотрите, люди добрые, сразу и начальствовать взялся! – проворчала Устинья, тем не менее вытаскивая из воды рубаху и торопливо отжимая её. – Да отвернись же ты, бессовестный, сейчас прямо вот рубахой‑то по глазищам наглым!.. Дай одеться! Вот что мы сейчас с тобой брату твоему да Таньке скажем, отвечай?! Они нас, поди, всю ночь дожидались, перепужались…

– Скажем, что муж и жена теперь, всего и делов… Не пособить тебе с рубахой‑то?

– Да не доводи ж ты до греха, нечистая сила! – всерьёз обозлилась Устинья, выдёргивая из грязи жилистый камышиный стебель и замахиваясь им. Ефим благоразумно отошёл подальше. Присев на кочку и посмеиваясь, терпеливо стал ждать, когда «жена» облачится в расползающиеся под руками мокрые лохмотья.

Беспокоилась Устинья зря. Когда они вышли на полянку с потухшими головешками костра, из шалаша доносился ровный мирный храп и торчали чёрные Танькины пятки. Рядом, в подозрительной близости от них, лежали сапоги Антипа.

– Танька! Антип Прокопьич! – недоумевая, позвала Устинья.

Ефим за её спиной в открытую расхохотался.

– Ты глянь! Не одни мы с тобой умны оказались!

Из шалаша послышалось испуганное ворчание, и босые ноги исчезли в тёмном нутре. Вместо них появилась встрёпанная, рыжая, вся в прошлогодней хвое Танькина голова. Следом выглянула заспанная физиономия Антипа.

– А вас где носило?! – хором спросили они.

– Свадьбу играли, – не моргнув глазом, заявил Ефим. – Что, братка, и ты под венцом оказался?

– Выходит, так, – без малейшего смущения согласился Антип. – Мы с Татьяной Якимовной поговорили да решили: лучше через грех, чем вовсе никак. Ведь кто знает, что с нами завтра‑то станется?

– Ну вот, подруж, мужние жёны мы теперь с тобой, – подтвердила широко улыбающаяся Танька. – Дождалися! Три года дожидались, я уж и высохла вся!

Впервые за последние дни её худое веснушчатое личико посветлело, и Устя, глядя на неё, тоже хмуро улыбнулась.

– С голодухи ты высохла, дура… – и вдруг улыбка сошла с её лица. Устинья смотрела округлившимися глазами куда‑то через плечо Ефима. Парень, резко обернувшись, увидел сквозь поредевший, тонкий молодняк осин приближающиеся фигуры.

– Вот и всё, братка, – Антип тоже смотрел в осинки, и его некрасивое лицо казалось спокойным как никогда, а огромная рука сжимала запястье Таньки. – Бежите. С богом. На, бумаги держи.

И Ефим сразу понял, что только это и можно сделать сейчас, и время не ждёт.

– Устька, бежим! – гаркнул он, одной рукой хватая свёрток, а другой дёргая девушку за рукав. – Уходим!

– Вот они, крещёные! – донеслось из осинника, и взъерошенные фигуры двинулись напрямик к маленькому шалашу. – Здесь разбойники‑то! Поспешай, сейчас всех разом и прихватим! Эй, а ну, стой! Сто‑о‑ой!

Какое там… Ефим летел по лесу, с треском, как лось, проламываясь сквозь падунки и сухостой, оскальзываясь на мокрой траве. Кто‑то кинулся ему наперерез, Ефим уложил его на ходу страшным ударом кулака, понёсся было дальше… И вдруг замер, нагнанный отчаянным криком:

– Ефим!!!

«Устька!» Ефим кинулся на голос, проклиная замшелые брёвна, скользившие под ногами. Сквозь багряный осинник он увидел, что Устинья, оскаленная, как волчица, отбивается сразу от двух, и в какой‑то миг парню показалось: отобьётся… Но те мужики навалились, скрутили ей руки, бросили в траву.

– Эка девка каторжная! Силищи‑то…

Договорить он не успел: Ефим отшвырнул его в кусты лещины, ударил в зубы второго, огрел кулаком подоспевшего третьего… Устинья уже вскочила на ноги и, дико озираясь, встала рядом с парнем. А из осинника к ним уже бежали мужики, и наперерез, смыкая кольцо, спешили другие.

– Отобьёмся, Ефим… – одними губами, задыхаясь, выговорила она. – Отобьёмся…

Но тот, не слушая, бросил ей свёрток.

– Вот! Держи, Устька! И бежи! Бежи, придержу я этих! Бумаги береги, донеси в целости! Не забудь – Столешников переулок, дом Иверзневых! Ну!

Устя умоляюще взглянула на него… И поняла, что Ефим уже её не видит. Он стоял, расправив плечи, спокойно поджидая бегущих к нему преследователей. В волосах его запутался одинокий красный лист осины. Зелёные глаза парня были стылыми, пустыми, страшными. Устинья видела его таким во время деревенских кулачных боёв, на которых братьям Силиным не было равных. Смертный ужас сжал сердце, и Устя, стиснув на груди драгоценный свёрток, кинулась бежать. За спиной слышались вопли, дикая ругань, звуки ударов, треск веток, но она уже не знала, кто ругается, – Ефим или мужики. Ветер свистел в ушах, голые ветки хлестали по лицу, мокрая трава хватала за ноги, грозя уронить, стреножить… Не то птица, не то заяц с верещанием выметнулся из‑под ног, метнулся прочь – Устя не разглядела его. Она неслась, задыхаясь, без устали, и ей всё слышались топот и крики за спиной.

Устинья очнулась в незнакомом сосняке, тяжело гудящем над головой. Под ногами был рыжий ковёр из палой хвои. Небо над сосновыми кронами сходилось серыми тучами, рядом топорщились лысые кусты крушины. Вокруг было тихо‑тихо – ни воплей, ни треска сучьев. С минуту Устинья стояла не двигаясь, тяжело переводя дыхание. Затем торопливо ощупала свёрток бумаг за пазухой. Шатаясь, добрела до огромной, в три обхвата сосны, привалилась спиной к красному шершавому стволу. Закрыла глаза. И тихо завыла сквозь оскаленные зубы.

* * *

– Какое счастье… Боже, какое счастье, что вы приехали! Домна, спасибо, ступай спать, дальше я сама… Вели только принести ужин Михаилу Николаевичу – и иди!

– Благодарствую, барыня.

Усталая горничная вышла, и княгиня Вера осталась на веранде со своими братьями. Приём и бал по случаю именин юной княжны Тоневицкой был назначен на завтра. Княгиня сбилась с ног, стараясь поудобнее расселить гостей, следя за тем, чтобы экипажи были загнаны в каретный сарай, а лошади – распряжены и накормлены. На кухне целый день стоял дым коромыслом, приводились в порядок сад, беседки и площадки для крокета и городков. Вся дворня сбилась с ног, горничные и казачки носились с сумасшедшими глазами. Братья Тоневицкие с раннего утра благоразумно исчезли из дома, и занимать прибывших барышень пришлось завтрашней имениннице. Кузина Александрин с утра лежала с жестокой мигренью и помочь ей не могла. Немудрено, что к вечеру княгиня Вера уже не чуяла под собою ног и с ужасом думала о грядущем празднике, который ещё и начаться‑то не успел – а сил уже ни на что нет… Когда на закате солнца у ворот раздались колокольчики, Вера молча схватилась за голову и зажмурилась, вспоминая, остались ли ещё незанятые комнаты во флигеле. Вспомнить не удалось. Наспех оправив платье и принимая радостный вид хозяйки, она вышла на крыльцо… И невольно вздрогнула, увидев двух бегущих к ней навстречу весьма солидных господ в офицерской форме, одного – с эполетами полковника, другого – ротмистра. Сначала Вера ахнула. Затем схватилась за перила. А после, пронзительно взвизгнув, как девчонка, спрыгнула с крыльца через три ступеньки разом и помчалась по песчаной дорожке навстречу.

– Петя! Саша! Боже мой, какое счастье! Ай‑ай, Сашка, поставь меня немедленно на место! Люди… дворня… гости!!!

Какое там… Полковник Генерального штаба Александр Иверзнев подхватил сестру на руки и вовсю кружил её. Затем Вера попала в огромные лапищи среднего брата – Петра, страшную силу которого до сих пор с трепетом вспоминали его однокурсники по кадетскому корпусу. Сейчас Пётр Иверзнев служил в Варшаве и был уверен, что вовсе не сможет вырваться в гости к сестре: столица Польши сотрясалась от беспорядков, со дня на день ожидали бунта. Однако подвернулась оказия в Петербург, братья встретились там и вместе покатили в Смоленскую губернию.

С веранды за этим наблюдали слегка шокированные гости, которым сконфуженная Вера, едва её оставили в покое, поторопилась представить своих братьев.

Остаток вечера ушёл на церемонные беседы в гостиной, а в полной темноте снова раздались колокольчики у ворот, и в дом влетел сияющий и страшно голодный Михаил. После трёх лет разлуки семья Иверзневых наконец‑то была в сборе.

Только к полуночи, когда сонные гости наконец расползлись по отведённым им комнатам, Вера осталась наедине с братьями. Принесли ужин – холодную ветчину с хлебом, и Михаил с жадностью набросился на еду. Вера тем временем разливала чай, одновременно сердито спрашивая у Александра:

– Почему Соня с детьми не приехала? Я ведь столько раз писала…

– Соня шлёт тебе тысячу поклонов и уверений в глубокой преданности! – усмехнулся в густые чёрные усы полковник. – Прибыть на означенное событие не смогла в силу непреодолимых обстоятельств!

– Да какие же это у нашей сестры могут быть обстоятельства? Служба? Присутствие?

– Хуже. Особое положение.

– Как – опять?! – обрадовалась Вера. – И когда же ожидать?..

– Предположительно к Рождеству. Надеюсь, прибудешь в гости?

Вера только отмахнулась и подошла к столу, где Пётр и Михаил вели приглушёнными голосами какой‑то ожесточённый спор. Она прислушалась.

– …а по‑моему, на месте государя давно уже пора дать Польше свободу и избавиться раз и навсегда от этой многолетней головной боли! – кипятился Михаил. – Право же, поляков можно понять! Кому понравится, когда кто‑то чужой распоряжается в твоём доме под предлогом того, что он лучше знает, как всё устроить и наладить!

– Ты, Мишка, говоришь как обчитавшийся Герценом студентишка, коим и являешься! – добродушно вставил Александр. – Надеюсь, ты в университете этих глупостей не повторяешь? Польский вопрос сейчас настолько обострён, что…

– Я не повторю, так повторят другие! – возмущённо отозвался Михаил. – Полагаешь, так легко заткнуть все рты? Вот ей‑богу, Саша… ну что ты улыбаешься?! Ничего смешного не вижу в том, что мы постоянно берём кого‑то под своё покровительство и после получаем очередную бесконечную войну! До сих пор ещё не можем покончить с Шамилем, а сколько лет до этого пришлось мучиться?

– Но послушай, не могла же Россия оставить Грузию под пятой Турции? Да и собственные границы стоило поберечь…

– Вот‑вот! Собственные границы! И именно из‑за этих границ мы со времён Потёмкина гоняем горцев по ущельям! Хотя, казалось бы, что нам Гекуба, что мы Гекубе? Неужели мало собственных внутренних забот? Того и гляди, мужики поднимутся по всем губерниям, а мы…

– Ну, уж это ты брат, хватил.

– Поднимутся, поднимутся! Уже и так, что ни уезд, то бунт! В южных губерниях что творится – жуть! А Польша – это вовсе пороховой погреб, только уголёк бросить! И не угомонятся поляки никогда! Так понадобилась же нам эта язва желудка! Они же всю жизнь нас ненавидят, имеют на то кучу оснований, и, по‑моему, лучше будет раз и навсегда отмежевать их и избавиться, чем…

– Ну да, ну да! И Кавказ тоже отмежевать! И Сибирь, и Астрахань, и Казань, пусть Иван Грозный в гробу перевернётся! Остаться в границах Кремля, как при Юрии Долгоруком, и поливать со стен татар кипящей смолой! А ещё лучше – воткнуть на Воробьёвых горах Перунов столб и ему кланяться! Вот Европа‑то обрадуется!

– Фу, Саша, не вижу ничего смешного! – Насмешка в глазах старшего брата окончательно вывела Михаила из себя, и он, отодвинув пустую тарелку так, что та едва удержалась на краю стола, повернулся к Петру: – По поводу Польши спросим в таком случае Петю! Он там десять лет в Варшавском гарнизоне, знает обо всём лучше нас! Петя! Скажи ему! Петя, да ты не слышишь, что ли?!

– Всё я, брат, слышу… – неохотно отозвался Пётр, сидящий на подоконнике и занимающий, казалось, весь проём окна своими широченными плечами. – Что до меня, то я больше с Мишкой согласен. Отрезать бы эту Польшу к чёртовой матери и забросить подале… Без неё только легче будет.

Конец ознакомительного фрагмента – скачать книгу легально

[1] Прочитать об этом можно в романе А. Тумановой «Убежим с тобой, желанная!».

[2] Романс П. Булахова на стихи В. Жуковского.

Найди верный ответ на вопрос ✅ «Составьте сочинение на тему » Как я готовлюсь к контрольной работе по русскому языку» 5-7 предложений …» по предмету 📙 Русский язык, а если ответа нет или никто не дал верного ответа, то воспользуйся поиском и попробуй найти ответ среди похожих вопросов.

Искать другие ответы

Новые вопросы по русскому языку