Инструктор по плаванию токарева сочинение

ИНСТРУКТОР ПО ПЛАВАНИЮ
По мотивам рассказа в 1977 г. снят фильм «Перед экзаменом» 
Время чтения рассказа — 15 минут

Я лежу на диване и читаю учебник физики. 
«Когда в катушке тока нет, кусок железа неподвижен…» Это похоже на стихи: 
Когда в катушке тока нет, 
Кусок железа неподвижен… 
Ни катушка, ни кусок железа меня не интересуют совершенно. Я изучаю физику для двух людей: для мамы и для Петрова. 

Петрова недавно видели с красивой блондинкой. Я понимаю, что обижаться – мещанство и чистейший эгоизм. Если любишь человека, надо жить его интересами. «Если две параллельные прямые порознь параллельны третьей, то они параллельны между собой». Значит, если я люблю Петрова и блондинка любит Петрова, то я и блондинка должны любить друг друга. 

В комнату вошла моя мама и сказала: 

– Если ты сию минуту не встанешь и не пойдешь за солью, я тебе всю морду разобью! 

Надо заметить, что моя мама преподаватель зарубежной литературы в высшем учебном заведении. У нее совершенно отсутствует чувство юмора. Пианино она называет музыкальным инструментом, комнату – жилой площадью, а мое лицо – мордой. 

Юмор – это явление социальное. Он восстанавливает то, что разрушает пафос. В нашей жизни, даже в моем поколении, было много пафоса. Зато теперь, естественно, много юмора. 

– Ну объясни, – просит мама, – что вы за люди? Что это за поколение такое? 

Мама умеет за личным видеть общественное, а за частным – общее. 

– При чем тут поколение? – заступаюсь я. – Я уверена, стоит тебе только намекнуть, как все поколение тут же ринется за солью, и только я останусь в стороне от этого общего движения. 

Мама привычным жестом берет с полки первый том Диккенса и не целясь кидает в мою сторону. Я втягиваю голову в плечи, часто мигаю, но делаю вид, что ничего не произошло. 

Я понимаю – дело не в поколении, а в том, что неделю назад я провалилась в педагогический институт и теперь мне надо идти куда-то на производство. Я вообще могу остаться без высшего образования и не принести обществу никакой пользы. 

У меня на этот счет есть своя точка зрения: я уверена, например, что моя мама принесла бы больше пользы, если бы работала поваром в заводской столовой, кормила голодных мужчин. Она превосходно готовит, помногу кладет и красиво располагает еду на тарелке. Вместо этого мама пропагандирует зарубежную литературу, в которой ничего не понимает. «Диккенс богат оттенками и органически переплетающимися противоречивыми тенденциями. Понять его до конца можно, лишь поняв его обусловленность противоречивым мироощущением художника». 

Не знаю – можно ли понять до конца писателя Диккенса, но понять на слух лекции мамы невозможно. Не представляю, как выходят из этого положения студенты. 

Эту точку зрения, так же как и ряд других, я держу при себе до тех пор, пока мама не кидает в меня щеткой для волос. После чего беседа налаживается. 

– Ну что ты дерешься? – обижаюсь я. – Каждый должен делать то, что у него получается. 

Я намекаю на мамину деятельность, но она намеков не понимает. 

– А что у тебя получается? Что ты хочешь? 

– Откуда я знаю? Я себя еще не нашла. 

Это обстоятельство пугает маму больше всего на свете. Если я не нашла себя в первые восемнадцать лет, то неизвестно, найду ли себя к следующим вступительным экзаменам. 

– Ты посмотри на Леру, – советует мама. 

Лера поступила во ВГИК на киноведческий факультет. Кто-то будет делать кино, а она в нем ведать. 

– А ты посмотри на Соню, – предлагаю я свою кандидатуру. – По два года сидела в каждом классе, а сейчас вышла замуж за капиталиста. В Индии живет. 

– В Индии нищета и инфекционные заболевания, – компетентно заявляет мама. 

– Вокруг Сони нищета, а ее индус дом имеет и три машины. 

– Тебе это нравится? 

– Нищета не нравится, а три машины – хорошо. 

– А что она будет делать со своим индусом? – наивно интересуется мама. 

– То, что делают муж и жена. 

– Муж и жена разговаривают. А о чем можно говорить с человеком, который не понимает по-русски? 

– Она его научит. 

– Можно научить разговаривать, а научить понимать – нельзя. 

– Ты же со мной разговариваешь, а меня совершенно не понимаешь. Какая в этом случае разница – жить с тобой или с индусом? 

– Таня, если ты будешь так отвечать, – серьезно предупреждает мама, – я тебе всю морду разобью. 

– А что, я не имею права слова сказать? 

– Не имеешь. Ты вообще ни на что не имеешь никакого права. Потому что ты никто, ничто и звать никак. Когда мне было столько, сколько тебе сейчас, я жила в общежитии, ела в день тарелку пустого супа и ходила зимой в лыжном костюме. А ты… Посмотри, как ты живешь! 

Мама думает, что трудности – это голод и холод. Голод и холод – неудобства. А трудности – это совсем другое.
Я никто, ничто и звать никак. Разве это не трудность? 

У Петрова – блондинка. А это не трудность? 

Мне иногда кажется, что мама никогда не была молодой, никогда не было войны, о которой она рассказывала, никогда не жил Чарлз Диккенс – все началось с того часа, когда я появилась на свет. В философии это называется «мир в себе». 

– У нас были общие радости и общие трудности, – продолжает мама свою мысль. 

– Тогда были общие, – говорю я, – а сейчас у каждого свои. 

Мама стремительно смотрит вокруг себя, задерживается глазами на керамической пепельнице. Так спорить невозможно. Я предупреждаю об этом вслух, но мама с моим заявлением не считается. И через пять минут в комнате соседей покачивается люстра и нежно звенит в серванте хрусталь. 

А еще через пять минут я стою, но уже не в комнате, на улице, посреди двора. 

Никто в этой жизни не любит меня больше, чем мать, и никто не умеет сильнее обидеть. В философии это называется «единство и борьба противоположностей». 

Подруга Лера сказала бы по этому поводу так: 

«Надо уметь отделять рациональное от эмоционального. Родители на то и созданы, чтобы воспитывать, а дети для того и существуют, чтобы создавать поводы для забот. Каждое поколение испытывает на себе любовь родителей и неблагодарность детей. Что же касается индуса, то тут особенно важно отделить рациональное от эмоционального. Ни в коем случае нельзя ориентироваться на страсть, надо учитывать перспективы отношений, брать мужа на вырост». 

Петров – муж на вырост. Через десять лет он станет молодым профессором, а я женой молодого профессора. Я буду приносить пользу мужу, а он всему обществу – за меня и за себя. Жаль, что Петров женится не на мне, а на блондинке. Хотя их отношения с блондинкой ни на чем не стоят, а у нас с Петровым общее прошлое: мы вместе рыли картошку в колхозе. Может быть, когда-нибудь он вспомнит об этом и позвонит мне по телефону. 

Петров очень остроумный человек. Он весь состоит из формул и юмора. Юмор, конечно, восстанавливает то, что разрушает пафос, но когда его очень много – он сам начинает разрушать. Так же, как ангина разрушает сердце. От частых ангин бывает недостаточность митрального клапана, с этим очень неудобно жить. А от хронического юмора образуется цинизм, с которым жить очень удобно, потому что человек все недооценивает. Всему назначает низкую цену. 

У мамы мало юмора, она ко всему относится торжественно и все переоценивает. У Петрова много юмора, он ко всему относится снисходительно, все недооценивает. Лера все время отделяет рациональное от эмоционального. Всему знает точную цену. Она умеет и в жизни «руду дорогую отличить от породы пустой». 

А я ничего не знаю и не умею. Потому что я себя не нашла. И меня никто не нашел. 

Рядом с нашим домом продовольственный магазин, а возле магазина большая лужа. Зимой она замерзает, тогда дворничиха Нюра посыпает ее песком или крупной солью, чтобы люди не падали. Сейчас конец августа, начало дня, лужа стоит полная и белая от молока. Вчера в нее с грузовика свалился ящик с шестипроцентным молоком. 

Возле лужи собираются кошки, они спокойно сидят, вытянув хвосты, а люди куда-то торопятся, и всем свое дело кажется самым важным. 

У меня развито стадное чувство. Когда я вижу бегущих людей, я бегу вместе со всеми, даже если мне надо в противоположную сторону. 

Однажды мы с Лерой собрались на ее дачу и приехали с этой целью на Савеловский вокзал. Лера пошла за билетами, а я осталась ждать на платформе. В это время со второго пути отправлялся поезд, который редко ходит и далеко везет. Вокруг меня все пришло в движение и устремилось ко второму пути. Люди бежали так, будто это был самый последний поезд в их жизни и вез их не в Дубну, а в долгую счастливую жизнь. 

Я услышала в своей душе древний голос и бросилась бежать вместе со всеми, не различая в общем топоте своего собственного. Когда я вскочила в вагон, то испытала облегчение, доходящее до восторга. Потом, конечно, я испытала оторопь и растерянность, но это было уже потом, когда поезд тронулся. 

Лера не понимает, как можно вскочить в ненужный тебе поезд. Она до сих пор не понимает, а я до сих пор не могу объяснить. 

Я давно миновала свой двор и несколько улиц, когда увидела бегущих людей. Они пронеслись мимо меня, потом остановились – в передних рядах произошла кратковременная борьба. Потом все повернулись и бросились в другую сторону. 

Я заглушила в себе древний голос, отошла и попробовала сосредоточиться. Со стороны, как правило, виднее, я все поняла: действие происходит перед театром, массы стреляют билет на утренний спектакль.
Я не люблю стрелять билеты. В этом есть что-то унизительное. Те, у кого заранее припасены билеты, чувствуют необоснованное превосходство и на вопрос, нет ли у него лишнего, могут ответить: «Есть. В баню». Каждому приятно почувствовать превосходство, пусть даже временное и необоснованное. Я это понимаю, но не принимаю. Поэтому просто отхожу в сторону, ни у кого ни о чем не спрашиваю, при этом у меня вид попранной женственности. Такой вид часто бывает у хорошеньких продавщиц, которые собрались завоевывать мир, а попали за прилавок. 

Сегодня я тоже отхожу в сторону и смотрю, как ведут себя возле театра. Если бы в кассе были свободные билеты, людям хотелось бы на спектакль гораздо меньше или не хотелось бы совсем. 

Ко мне подошла блондинка в белом пальто и таинственно спросила: 

– Можно вас на минуточку? 

– Можно, – согласилась я и пошла за ней следом. Я не понимала, куда она меня ведет и с какой целью. Может быть, это была блондинка Петрова и ей совестно смотреть мне в лицо? 

Блондинка тем временем остановилась и достала из лакированной сумочки билет – голубой, широкий и роскошный. 

– Продаете? – догадалась я. 

У меня в кармане было семь копеек – ровно на пачку соли. 

– Отдаю, – поправила меня блондинка. 

– Почему? 

– Он мне даром достался. 

– А почему мне, а не им? – Я кивнула в сторону дышащей толпы. 

– Боюсь, – созналась блондинка. – Растерзают. 

Я обрадовалась и не знала, как приличнее: скрыть радость или, наоборот, обнаружить. 

– Вам правда не жалко? 

– Правда. Я вечером посмотрю в лучшем составе. 

– Тогда спасибо, – поблагодарила я, обнаруживая радость одними глазами, как собака. 

Мы улыбнулись друг другу и разошлись довольные: я тем, что пойду в театр, а она тем, что не пойдет. 

Есть зрители неблагодарные: им что ни покажи – все плохо. Я – благодарный зритель. Мне что ни покажи – все хорошо. 

Мои реакции совпадают с реакцией зала, просто они ярче проявлены. Если в зале призадумываются – я плачу, а если улыбаются – хохочу. 

Мне все сегодня нравится безоговорочно: пьеса, которая ни про что, артисты, которые изо всех сил стараются играть не хуже основного состава. Может быть, у них в зале знакомые или родственники и они стараются для них. 

Мой сосед справа похож на молодого Ива Монтана – тот современный тип внешности, о котором можно сказать: «уродливый красавец» или «красивый урод». Он не особенно удачно задуман природой, но точно и тщательно выполнен: точная форма головы, вытянутая шея, вытянутые пальцы, вытянутая спина. Все вытянуто ровно настолько, насколько положено, ни сантиметра лишнего. Хорошо бы он на мне женился. 

Спектакль окончился традиционно. Зло было наказано, а справедливость восторжествовала. 

Так должны заканчиваться все спектакли, все книги и все жизни. Необходимая традиционность. 

Я не люблю выходить из театра, не люблю антрактов – вообще мне не нравится быть на людях. На людях хорошо себя чувствуют начинающие знаменитости – все на них оглядываются и подталкивают друг друга локтями. А когда ты идешь и тебя никто не замечает, появляется ощущение, что ты необязательна. 

– Девушка, извините, пожалуйста… – Кто-то меня все-таки заметил. Я обернулась и увидела Ива Монтана. «Сейчас спросит, где Третьяковская галерея», – догадалась я. 

– Где вы взяли ваш билет? – спросил Ив Монтан. 

– Мне его подарили. 

– Кто? 

– Блондинка. – Я хотела добавить «красивая», но передумала. 

– Она еще что-нибудь говорила? 

– Да. Она сказала, что посмотрит спектакль в лучшем составе. 

Что ж, может быть, блондинка не любит уродливых красавцев, а предпочитает красивых красавцев или уродливых уродов. Чистота стиля. 

Мы вышли на улицу. Весь июль и первую половину августа шли дожди. А так как природа все уравновешивает, то на вторую половину пришлась вся жара, причитающаяся лету. Было так душно, что плавился асфальт. 

– А как отсюда добраться до Третьяковки? – поинтересовался Ив Монтан. 

«Наконец-то дождалась», – с удовлетворением думала я. 

– Вы приезжий? 

Все, кто приезжает в Москву из других городов, сейчас же бегут в Большой театр или в Третьяковскую галерею, даже если это им совершенно неинтересно. 

– Приезжий, – сознался Ив Монтан. 

– Откуда? 

Я думала, он скажет «из Парижа». 

– Из Средней Азии, – сказал Ив Монтан. 

– А зачем вам Третьяковка? Вы любите живопись? 

– Нет. Я хожу смотреть туда одну картину, «Христос в пустыне». 

– Крамской, – вспомнила я. 

– Наверное. Там Христос сидит на камне, а я перед ним на диванчике. В такой же позе. Посидим вместе час-другой, начинаем думать об одном и том же. 

1. В.С.Токарева «Инструктор по плаванию»

Работу выполнила
Ученица 11 класса
Шапошникова Виктория

2.

Виктория Токарева
•Прозаик, драматург и сценарист Виктория
Самойловна Токарева родилась 20 ноября 1937
года в Ленинграде.
•Многие относят произведения Токаревой к
женской прозе. Творческая литературная
биография берет начало с детских лет.
•Сегодня Виктория Самойловна Токарева
проживает в Подмосковье и продолжает писать.
•Каждое ее произведение обладает все более
глубоким смыслом, и хотя писательница
придерживается в своем творчестве
реалистичного направления, иногда ей удается
гармонично вплести в свои сюжеты элементы
мистики.
•Книги Токаревой – отражение ее жизни.
•Образ матери часто встречается в книгах
Токаревой.

3.

Интересные факты
• Токарева показывает в книге «Террор любви», что иногда
чрезмерная опека над ребенком приносит только вред. Родители
должны уделять время себе и не уходить «с головой» в
воспитание детей.
• Мама писательницы работала на швейной фабрике
вышивальщицей. Она часто брала дополнительные заказы на
дом, чтобы прокормить семью. Мать контролировала каждый шаг
дочерей, поэтому сестры искали любую возможность, чтобы
вырваться из дома.
• Девочка с подросткового возраста мечтала свою жизнь связать с
медициной. После окончания школы она подала в университет
документы, но ей было отказано. Тогда в биографии Токаревой
Виктории Самойловны появился крутой вираж — она пошла
поступать в музыкальное училище на факультет фортепиано.

4.

Интересные факты
•В 1971 году Виктория становится членом союза писателей СССР.
Такой стремительный карьерный рост предал девушке сил, и она
активнее начала издавать свои произведения.
•К 1990 году Виктория вошла в десятку самых известных
писателей страны.
•В 1964 году был издан первый рассказ писательницы «День без
вранья». Затем последовало 5 лет учебы на сценариста. После
получения диплома вышел первый сборник «О том, чего не было».

5. Краткое содержание

В рассказе В.С.Токаровой «Инструктор по плаванию» повествуется
о главной героине, которую звали Таня. Отношения с мамой у нее
были не очень хорошие: « Если ты сию минуту не встанешь и не
пойдешь за солью, я тебе все морду разобью!». Мама преподаватель
зарубежной литературы в высшем учебном заведении. Таня
провалила в педагогический институт и ей нужно было идти на
производство. Сама Таня говорила, что у нее развито стадное
чувство. Когда она видит бегущих людей, то бежит вместе с ними.
Так она уехала на поезде до театра, там познакомилась с молодым
человеком, которого звали Иван. Он был инструктором по
плаванию. Таня проводит весь день с ним и влюбляется в него, но
из их разговора мы узнаем, что он женат. Вернувшись поздно
вечером домой, она сказала маме, что не хочет быть инструктором, а
хочет просто быть хорошим человеком и помогать другим людям!
«– А я знаю, почему блондинка не пошла с вами в театр.
– Почему? – Он обернулся. – Потому что вы инструктор. Учите,
как плавать, а сами не плаваете. Учите, как жить, а сами не живете.»

6.

Проблема
Аргумент
1)Отношени
е матери к
дочке
Отношение мамы к Тане складываются не очень
хорошие. Мама относиться к своей дочери жестко и
эгоистично, и это мы видим тогда, когда мама
говорит Тане такие слова: «Если ты сию минуту не
встанешь и не пойдешь за солью, я тебе всю морду
разобью!». Мама должна любить и воспитывать
своего ребенка, а не с таким равнодушием
относиться к своему ребенку.
Мама Тани- преподаватель зарубежной литературы.
Таня говорит, что ее мама не понимает ее, а лучше
всего у неё получается превосходно готовить. Как
говорит Таня : «помногу кладет и красиво
располагает на тарелке». Но вместо этого мама
пропагандирует зарубежную литературу. Из этого
можно сделать вывод о том, что человек может
заниматься тем, что у него получается, а не тем
делом, в котором он не разбирается.
2)Выбор
жизненного
пути

7.

3)Познание
себя
Таня провалила в педагогический институт. Она
думала, что теперь она будет не полезна обществу, но
в этом ей помогает разобраться инструктор по
плаванию, которого она встретила в театре. Они
разговаривали на разные темы: почему блондинка
отдала билет; есть ли у него семья, чем отличается
пьяница от алкоголика, но в один момент он задает ей
вопрос : «Что ты будешь делать дальше?».Таня
говорила, что хочет какое – нибудь веселое занятие. В
конце она сделала вывод, что она не хочет быть
инструктором, как Иван, она хочет делать все во благо
людей, то есть быть просто хорошим человеком.

8.

4) Любовь
Таня была влюблена в Петрова, но у него появилась
блондинка. С Петровым их связывало то, что они
учились в одном классе и вместе рыли картошку в
колхозе. В театре рядом с Таней сидел мужчина,
которого она назвала Ив Монтаном – тот
современный тип внешности, о котором можно
сказать: «уродливый красавец» или «красивый
урод». Он не особенно удачно задуман природой, но
точно и тщательно выполнен: точная форма головы,
вытянутая шея, вытянутые пальцы, вытянутая спина.
Таня даже сказала, что хорошо бы он на ней
женился. Она влюбилась в него. Но когда они
общались около реки, Таня поняла, что ему 31 год и
что у него есть жена, которую он любит. Из этого
можно сделать вывод, что любовь не всегда бывает
ответной.

9.

5)Семьи
Иван приехал из Средней Азии в Москву и решил
посетить театр с девушкой- блондинкой, но девушка
не пришла и отдала билет Тане. С разговора между
Таней и Иваном нам стало понятно, что ему 31 год и
у него есть жена. Таня задала ему вопрос любит ли
он свою жену, он немного подумал и ответил, что
любит. Также он говорил, что «человек должен
заниматься одним делом и жить с одной женщиной.
Но бывает, что не найдешь своего дела и не
встретишь свою женщину. Все бывает, как бывает, а
не так, как хочешь, чтобы было. Поэтому надо уметь
радоваться тому, что есть, а не печалиться о том,
чего нет.» Он любил свою жену и не мог ей
изменить.

10.

6)Личности и У главной героини развито стадное чувство, то есть
общества
когда она видит бегущих людей, то она бежит
вместе с ними. В ситуации , когда она ждала на
вокзале свою подругу, все люди побежали к поезду,
который ходил редко и вез далеко. Таня тоже
кинулась бежать вместе с ними, запрыгнув в вагон
она испытала облегчение, доходящее до восторга.
Из этого можно сделать вывод, что иногда такое
поведение толпы может привести к положительным
эмоциям.

11.

7)
У главной героини были не очень хорошие
Нравственнос отношения с мамой, но она понимала, что мама
ти
любит ее по-своему. Иван спрашивал у Тани про ее
семью и задал вопрос над которым она задумалась.:
«Значит, твоя мать одна живет?
– Почему одна? Со мной.
– Несчастная баба..»
Она никогда не смотрела на свою мать с такой точки
зрения. На самом деле ее мама была несчастная, так
как ее застали те времена, когда был голод и холод.
Также у нее не было рядом того человека, который
мог поддержать в любую минуту. Из этого можно
сделать вывод, что любить родителей нужно любых,
хоть они и ругаются на нас, но они это всё, что у нас
есть!

12.

Отцов и
детей
Мама Тани застала то время, когда был холод и голод.
Мама постоянно пытается надавить на Таню этим, но
ее дочь уже другое поколение, а не то, что было
воспитано в ее время. Новое поколение представляет
Таня и из ее мыслей можно сделать вывод о том, что
молодежь не прошла через то, что прошла мама и у
них складывается другое мнение на счет тех времен,
ведь они еще не знают, что значит жить в холоде и
голоде.
9) Смысл
жизни
Главная героиня Таня провалила в педагогический
институт. Теперь ей нужно было решать, что делать
дальше. Она говорила маме, что не нашла себя, а ей
уже было 18 лет и маму это пугало. Познакомившись в
театре с Иваном, который был инструктором по
плаванию, она многое поняла после их беседы. Она
сделала выводы и решила, что не будет инструктором,
а лучше будет просто хорошим человеком, который
будет полезен обществу.

13.

10) Смелость Главная героиня – Таня решила с подругой съездить
на дачу, приехав на вокзал, Лера ушла за билетами, а
Таня осталась ждать на пироне. В это время на
другой платформе отправлялся поезд, который ходил
редко и вез далеко. Все люди побежали к поезду,
Таня тоже кинулась бежать вместе с ними, запрыгнув
в вагон она испытала облегчение, доходящее до
восторга. Таня проявила смелость запрыгнуть в
вагон, который везет в неизвестность, не многие бы
на такое решились. Из этого можно сделать вывод,
что рискнув однажды можно стать счастливой на
какой–то промежуток времени!

среда, 17 декабря 2014

“Судьба — не вне, она — внутри тебя”

Рассказы Виктории Токаревой на уроках

Рассказы Виктории Самуиловны Токаревой (род. 1937) вызывают у школьников живой, неподдельный интерес. Они являются современным “зеркалом” вечных проблем, поднятых классиками русской литературы. В этих рассказах идёт откровенный разговор с читателем о современной жизни, о бедности и богатстве, чести и бесчестии, нравственном и безнравственном. Лаконичное выражение мыслей, виртуозное владение словом, ироничные и умные замечания о людях и их поступках — вот что отличает стиль писательницы. Главный герой её рассказов — человек, нравственная природа которого многогранна, неоднозначна и противоречива. Герои Токаревой, будь то женщины или мужчины, дети или старики, счастливые или несчастливые, думают так же, как любой из нас.

Все эти качества прозы Виктории Токаревой делают её произведения доступными для понимания, поэтому, очевидно, ученики с интересом “открывают” для себя её рассказы в школе, а потом с удовольствием читают их самостоятельно.

Для работы на уроке я выбрала форму комментированного чтения. И не только потому, что бывает сложно найти достаточное количество текстов для всех учеников: такой своеобразный “театр одного актёра” в лице учителя способен заворожить ребят, создать особую атмосферу для восприятия. По ходу чтения есть возможность задать вопрос, что-то обсудить, обозначить узловые моменты произведения, обратить внимание на тот или иной поворот сюжета, особенность произведения. Результатом обсуждения рассказа, как правило, являются рецензии, письменные обобщения обсуждаемого круга вопросов, эссе.

Литература — это всё же жизнь души человеческой, никак не идея.

 Рассказ должен разбередить душу, войти прямо в сердце, утешить, успокоить. (Василий Шукшин)

Впервые к рассказам Виктории Токаревой я обращаюсь в 8-м классе после изучения таких произведений, как «Парадокс» В.Короленко, «Зелёная лампа», «Голос и глаз» Александра Грина, где основными проблемами являются проблемы жизненного выбора. На уроке мы читаем рассказ Токаревой «Вместо меня». Поделюсь наблюдениями, накопленными в ходе комментированного чтения.

Предварить чтение можно такими словами: “Рано или поздно каждый человек оказывается перед нравственным выбором: с кем он, за кого, во имя чего живёт, какие ценности являются для него определяющими. Вот так и героям рассказа Виктории Токаревой пришлось сделать свой нравственный выбор. Что же оказалось на чаше их жизненных весов? Давайте попробуем вместе разобраться в прочитанном”.

Затем учащиеся получают задание: по ходу чтения и обсуждения заполнить “чаши” условных “весов нравственного выбора” и определить конфликт произведения. В результате в их тетрадях должен оказаться рисунок весов, на одной чаше которых — деньги, власть, “я”, на другой — честь, порядочность, совесть.

Герои рассказа — знакомый с буйной молодостью и тоскливой старостью дьявол мистер Соколов и англичанин, безработный актёр Ник. Был он талантлив и счастлив, была в его жизни работа, были семья, перспективы. Только всё это уже в прошлом. Писательница не случайно использует для обозначения прошедшего времени стремительный глагол “просверкнула”. Вспыхнув, словно молния, надежда мгновенно покинула человека и сделала его несчастным.

Жизненные ценности у Ника такие же, как у русских, немцев, французов, и несчастлив он так же, как и все люди в мире. Жизнь “на руинах” сломала его, он “винит” всех вокруг и по-детски “обижается”.

Показывая страдания человека, Токарева точно определяет довлеющую роль денег в мире. У Ника их нет, поэтому рушится всё: страдает больная мать, уходит жена к состоятельному врачу. И ему, талантливому человеку, приходится работать официантом.

Соколов — глубокий старик, давно “изживший себя”. Он фантастически богат, но немощен. Его, русского по происхождению, вывезенного восьмилетним мальчиком из России, тянет на родину. Ностальгия это или прихоть — решать читателю. Точными штрихами, беспристрастно описывает Токарева важное и в судьбе Соколова, и в его незаурядной личности: “В молодости это был пьяница, развратник, обжора и драчун”. Теперь всё в прошлом: он болен и устал от жизни, ему скучно жить. Автор делает свои выводы: “Скука порождает пустоту, пустота — тоску, тоска — зависть и ненависть к живущим”.

Разве можно так ненавидеть людей в восемьдесят три года? Ненависть Соколова особенная, изощрённая. Он хочет быть зрителем “в инвалидном кресле”, а играть будут для него другие. Он придумал глубокомысленную, но полную цинизма формулу оправдания своей дьявольской сущности: “жить вместо него” теперь будет гордый и достойный человек, которого жалко ломать, но “очень хочется”.

Внешность человека порой обманчива. Старик кажется симпатичным, лёгким, а его большие глаза распахнуты миру. Но позже, прочитав рассказ, понимаешь, что Соколов — символический образ дьявола, хоть раз появляющегося в жизни человека.

Вчитываясь в каждую многозначительную фразу, в каждое слово, сказанное писательницей, осознаёшь главное: молодость альтруистична, старость эгоистична, молодость красива, но безобразна старость, в молодости есть надежды, а к старости, к сожалению, остаётся пустота… Но в жизни есть немало примеров, когда до преклонных лет люди сохраняли человеческое достоинство и оставались полными жизни. Значит, деньги не просто зло, они способны растлевать душу человека. В молодости они нужны, чтобы вести достойную жизнь, а в старости — для достойного её завершения.

“Бесовская” сущность натуры Соколова обнажается в его безнравственных просьбах. Словно Мефистофель, проверяя в своём подопечном прочность его нравственных принципов, он предлагает Нику есть “икру ложками”, кощунственно смеяться и предать за деньги любовь.

Особенно изощрённым было второе испытание, которое придумал “режиссёр” Соколов. Он стал зрителем вместе с остальным залом, когда Ник совершил ужасный поступок — “неуместно и по-идиотски” захохотал над сценой из фильма «Летят журавли». Говоря “наша” война, писательница подчёркивает безнравственность поступка Ника, поэтому весь зал “старался не смотреть на него”.

Ник сам поставил себе и просьбам Соколова диагноз, говоря, что он продал свои “честь и совесть” дьяволу и теперь “должен стать мерзавцем”. Герой, осознав это, испытывает чувство стыда после выполнения каждой просьбы старика.

“Грустное и смешное рядом”, — изрекает философскую истину Соколов, не понимая высокого её смысла. Он вообще не в состоянии осознать степень своей причастности к развращению чистой души Ника. Оказывается, быть “мерзавцем” Соколов учился в похожих обстоятельствах.

Ник оказался сильным человеком. Умение видеть “жёлтые и багряные листья”, ощущать “тёмно-зелёный бархат” склонов, слышать пение жаворонка в небе возвращает героя к его высокому человеческому состоянию души.

Нравственным завещанием Нику явились три слова в предсмертном письме Соколова: “Живи вместо меня”. Жить теперь для Ника — значит продолжать достойно свою жизнь и “переписать набело” судьбу другого человека.

Вновь к рассказам Токаревой я обращаюсь в 10-м классе, после чтения романа «Отцы и дети», на занятии-семинаре «Проблемы “отцов” и “детей” в современной литературе». Главный проблемный вопрос урока: в чём видят специфику конфликта между отцами и детьми писатели ХХ века?

Первая часть занятия (обычно на семинар отводим сдвоенный урок) строится в форме групповой работы по следующим произведениям: А.Вампилов. «Старший сын»; А.Алексин. «Безумная Евдокия», «Домашний совет», «Раздел имущества», «Сердечная недостаточность»; Г.Щербакова. «Вам и не снилось».

Вопросы группам

Кто в произведении представляет поколение “отцов”, кто — “детей”?

Каков характер конфликта (социальный, семейный, возрастной)?

Каковы основные проблемы, по которым происходит спор?

На чьей стороне победа?

На чьей стороне правда?

В чём сходство и различие проблемы “отцов” и “детей” в XIX и XX веках? (Общий вопрос для обсуждения.)

Во второй части занятия организуем выборочное коммен- тированное чтение рассказа В.Токаревой «Инструктор по плаванию».

Вопросы для обсуждения

Что отличает человека нового поколения?

Почему происходит непонимание между матерью и дочерью?

Как бы вы смогли объяснить поведение матери и дочери?

Что нужно для того, чтобы пришло взаимопонимание?

Прежде всего, молодое поколение отличает стремление к индивидуальности. Хочется быть не похожим на других. “Ну, объясни, — просит мама, — что вы за люди? Что это за поколение такое?” “При чём тут поколение? — заступаюсь я. — Я уверена, стоит тебе только намекнуть, как всё поколение тут же ринется за солью, и только я останусь в стороне от этого общего движения”.

У героини рассказа на многое есть своя точка зрения, но вот держать её ей всегда приходится при себе. Почему? Потому что мать просто не желает слышать дочь, считая к тому же своё мнение единственно правильным. “Ты вообще ни на что не имеешь никакого права. Потому что ты никто, ничто и звать никак”, — слышим мы её слова в адрес дочери, закончившей школу и неделю назад провалившейся на вступительных экзаменах в педагогический институт, дочери, которой так нужны сейчас понимание, поддержка. Что это — эгоизм, чёрствость? Интересно, что сама героиня находит ответ на этот вопрос: “Никто в этой жизни не любит меня больше, чем мать, и никто не умеет сильнее обидеть”. В философии это называется “единство и борьба противоположностей”. И ещё: “Надо уметь отделять рациональное от эмоционального. Родители на то и созданы, чтобы воспитывать, а дети для того и существуют, чтобы создавать поводы для забот. Каждое поколение испытывает на себе любовь родителей и неблагодарность детей”.

Как это просто и как… страшно! Так хочется пробить эту стену непонимания. Наверное, это не так уж и сложно. Ведь смогла же героиня рассказа другими глазами взглянуть на мать, которую обвиняла и в отсутствии чувства юмора, и в том, что мать, преподаватель зарубежной литературы в институте, сама не понимает эту самую литературу, в том, что порою лупила её от элементарного бессилия, что во всём видела проблемы, а ещё — “заставляла каждый день искать смысл жизни”.

Случайное знакомство в кинотеатре с молодым человеком, которого она назвала про себя Ив Монтан, помогло ей постичь простые истины: “Всё бывает, как бывает, а не так, как хочешь, чтоб было. Поэтому надо уметь радоваться тому, что есть, а не печалиться о том, чего нет”. А ещё то, что мать её — просто “несчастная баба”, что она тоже когда-то была молодой, всю жизнь одна воспитывала дочь, занимаясь нелюбимым делом и не встретив “своего” мужчину, что “у неё ничего не получилось, потому что всё бывает, как бывает, а не так, как хочешь, чтобы было”.

“Когда я вернулась домой, мама подметала квартиру — наводила мещанский уют. Уют современных мещан, которые живут медленно и невнимательно”. “Живут медленно и невнимательно…” Вот оно, наверное, решение проблемы взаимопонимания: взрослым успевать за быстро меняющимся миром и быть внимательнее к собственным детям, детям — иногда научиться смотреть на родителей “по-другому”. Впрочем, каждый может прийти к собственному осмыслению этой проблемы. Главное, чтобы было желание думать о ней. Рассказы Токаревой, повторим, это желание в старшеклассниках активно пробуждают.

И ещё раз в школе мы читаем с ребятами один из рассказов Виктории Токаревой уже на исходе 11-го класса. Это момент жизненного самоопределения, выбора своего пути. Для своих выпускников я выбрала рассказ «Кошка на дороге».

Вопросы для обсуждения

О чём заставляет нас задумываться автор?

Какие образы в рассказе показались вам символичными? Какие реминисценции (отзвук иного произведения) они вызывают?

На какие моменты, эпизоды в рассказе обратили особое внимание, что хотелось бы обсудить?

Что бы вы написали в рецензии на рассказ?

У поэта Якова Белинского есть такие строки:

Судьба? Пути и перепутья? Тракты.

 То вдаль зовёт, то гасит нас, губя.

 Судьба — предначертанье? Нет. Характер!

 Судьба — не вне, она — внутри тебя.

Действительно, свою судьбу каждый человек делает сам. Вот только иногда жизнь даёт шанс прислушаться к самому себе, оглянуться на прожитую жизнь и сделать выбор на дороге по имени Судьба. Вот так и герою рассказа Климову, человеку среднего возраста, пребывающему в полном достатке, вдруг представилась возможность заглянуть в себя.

Казалось бы, тихий отдых в санатории, редкое, ненавязчивое общение с соседями по столику в столовой (счастливая молодая пара — Олег и Лена и деликатная старушка, похожая на засушенного кузнечика) — что ещё нужно? Но когда “мозг не занят”, он устремляется в воспоминания, а ещё — в размышления. Особенно если гулять по лесу, что расположен рядом с территорией санатория.

Больше всего на свете Климов любил лес. Несмотря на возраст, сохранилось в душе детское поверье, что “в лесу среди деревьев присутствует какой-то очень дальний родственник, живший ещё во времена Ивана Грозного”. “Лес мирил его с прошлым и настоящим. В лесу он не испытывал сиротливой заброшенности, какую он ощущал, скажем, в вагоне метро”. Возле высокой сосны, где дорога разветвлялась на три рукава, Климов остановился, как русский богатырь, в раздумье, какую дорогу выбрать. В это время из-за дерева вышла кошка — тощая и злая, буквально потерявшая кошачий вид, с “жёлтыми, цвета древесных опилок” глазами, голодными и кричащими. Простое решение — покормить — пришло сразу же, благо что в столовой санатория всегда остаются объедки.

Единение кошки и человека оказалось нарушено строгим голосом сестры-хозяйки: “И не вздумайте брать её в номер. У нас в помещении животные запрещены”. Сколько этих жизненных запретов — “невозможно”, “нельзя”, “ни в коем случае” — сопровождают нас на жизненном пути! И как правило, мы руководствуемся голосом рассудка, а не голосом сердца. Климов посадил кошку на плечо и пошёл обратно, на развилку трёх дорог. Останься кошка на развилке, куда усадил её Климов, быть может, встреча с ней для героя прошла бы бесследно, но кошка, подумав, двинулась вслед за ним. “Ни стыда ни совести”, — промолвил Климов и, поскольку “отсутствие совести у одного рождает бессовестность у другого”, метнул в кошку сук, чтобы та перестала преследовать его. “Какой же ты подлец!” — легко было прочитать в глазах у кошки. “И очень хорошо”, — парировал Климов. Но спокойствие уже было нарушено.

Весь его путь обратно — череда символов. Это и лыжня, по которой красиво шли влюблённые Олег и Лена, одетые в ярко-голубой и ярко-оранжевый костюмы; им, вероятно, в этот миг казалось, что так ровно и ясно в жизни будет всегда. Глядя на них, Климов, вспомнил, как сам в юности катался на лыжах, одеваясь как на субботник — в последнее рванье. Казалось бы, что тут особенного. Но в тот момент ему почудилось: “было упущено в жизни что-то, связанное с достоинством”. Дальше Климов вышел к реке, укутанной снегом, и потом долго смотрел на двух мальчишек с портфелями, которые шли по тропинке, словно “шли навстречу своей жизни, не обычной, может быть, судьбе, и не тяготились повседневностью”. А вот Климов тяготился ею, потому что был внутренне недоволен сделанным выбором.

Добавила смятения в его и так растревоженную душу старушка, соседка по столу, удивившись: неужели он, Климов, бросил кошку на дороге? “Если вы начали принимать участие в другой судьбе, то вы должны участвовать до конца. Или не участвовать совсем”. (Как это близко Экзюпери — “Мы в ответе за тех, кого приручили”.) Тем более что кошка связана с луной. Хочется переспросить: “С луной? или с Вечностью?” (Так и возникает невольная реминисценция: лунная дорожка в Вечность в «Мастере и Маргарите» Булгакова.)

Обедать Климову расхотелось, он забылся в своём номере каким-то тяжёлым сном, так что проснулся только ночью, захотелось выйти на улицу. На небе светила луна, и от неё шло какое-то странное свечение. Невольно вспомнилось, как двадцать два года назад было точно такое же небо и деревья, отчётливые в лунном свете, была Леночка Чудакова, дешёвый портвейн и — напор счастья, уверенность в полной реализации своей личности, своей любви. А что было в его жизни потом? Были одинаково минуты счастья и несчастья, но, казалось, не было чего-то главного. Быть может, где-то, когда-то, на какой-то развилке своего жизненного пути он проглядел свою “кошку”?

“Климов остановился и вдруг заметил, что стоит на перекрёстке трёх дорог”. Вот только вдруг ли? Ему увиделось, что кошка сидит на том же месте, где он её оставил. Он устремился к дереву, но это был лишь сук, которым он в неё бросил. “Климов стоял и слушал в себе опустошение”. А луна стояла над Климовым в этот момент и была похожа на светящийся череп. Жёлтая Луна над голубой Землёю. Словно кошачьи глаза над оранжево-голубым счастьем молодости. Словно боль и предательство желтого цвета над мечтою голубого…

Казалось бы, перед нами простой жизненный эпизод (это характерно для многих рассказов Токаревой), однако всякий раз он оказывается для героя возможностью заглянуть в себя. Вот так, проводя героев сквозь все перипетии жизненных страстей и страданий, организуя “судьбоносные” встречи и наказания, Виктория Токарева приходит к своей любимой мысли, высказанной в рассказе «Старая собака»: только верность себе, “порядочность — единственное, что имеет значение, потому что… это совесть, а совесть — это Бог”.

Виктория Токарева

Инструктор по плаванию

* * *

Я лежу на диване и читаю учебник физики.

«Когда в катушке тока нет, кусок железа неподвижен…» Это похоже на стихи:

Когда в катушке тока нет,Кусок железа неподвижен…

Ни катушка, ни кусок железа меня не интересуют совершенно. Я изучаю физику для двух людей: для мамы и для Петрова.

Петрова недавно видели с красивой блондинкой. Я понимаю, что обижаться – мещанство и чистейший эгоизм. Если любишь человека, надо жить его интересами. «Если две параллельные прямые порознь параллельны третьей, то они параллельны между собой». Значит, если я люблю Петрова и блондинка любит Петрова, то я и блондинка должны любить друг друга.

В комнату вошла моя мама и сказала:

– Если ты сию минуту не встанешь и не пойдешь за солью, я тебе всю морду разобью!

Надо заметить, что моя мама преподаватель зарубежной литературы в высшем учебном заведении. У нее совершенно отсутствует чувство юмора. Пианино она называет музыкальным инструментом, комнату – жилой площадью, а мое лицо – мордой.

Юмор – это явление социальное. Он восстанавливает то, что разрушает пафос. В нашей жизни, даже в моем поколении, было много пафоса. Зато теперь, естественно, много юмора.

– Ну объясни, – просит мама, – что вы за люди? Что это за поколение такое?

Мама умеет за личным видеть общественное, а за частным – общее.

– При чем тут поколение? – заступаюсь я. – Я уверена, стоит тебе только намекнуть, как все поколение тут же ринется за солью, и только я останусь в стороне от этого общего движения.

Мама привычным жестом берет с полки первый том Диккенса и не целясь кидает в мою сторону. Я втягиваю голову в плечи, часто мигаю, но делаю вид, что ничего не произошло.

Я понимаю – дело не в поколении, а в том, что неделю назад я провалилась в педагогический институт и теперь мне надо идти куда-то на производство. Я вообще могу остаться без высшего образования и не принести обществу никакой пользы.

У меня на этот счет есть своя точка зрения: я уверена, например, что моя мама принесла бы больше пользы, если бы работала поваром в заводской столовой, кормила голодных мужчин. Она превосходно готовит, помногу кладет и красиво располагает еду на тарелке. Вместо этого мама пропагандирует зарубежную литературу, в которой ничего не понимает. «Диккенс богат оттенками и органически переплетающимися противоречивыми тенденциями. Понять его до конца можно, лишь поняв его обусловленность противоречивым мироощущением художника».

Не знаю – можно ли понять до конца писателя Диккенса, но понять на слух лекции мамы невозможно. Не представляю, как выходят из этого положения студенты.

Эту точку зрения, так же как и ряд других, я держу при себе до тех пор, пока мама не кидает в меня щеткой для волос. После чего беседа налаживается.

– Ну что ты дерешься? – обижаюсь я. – Каждый должен делать то, что у него получается.

Я намекаю на мамину деятельность, но она намеков не понимает.

– А что у тебя получается? Что ты хочешь?

– Откуда я знаю? Я себя еще не нашла.

Это обстоятельство пугает маму больше всего на свете. Если я не нашла себя в первые восемнадцать лет, то неизвестно, найду ли себя к следующим вступительным экзаменам.

– Ты посмотри на Леру, – советует мама.

Лера поступила во ВГИК на киноведческий факультет. Кто-то будет делать кино, а она в нем ведать.

– А ты посмотри на Соню, – предлагаю я свою кандидатуру. – По два года сидела в каждом классе, а сейчас вышла замуж за капиталиста. В Индии живет.

– В Индии нищета и инфекционные заболевания, – компетентно заявляет мама.

– Вокруг Сони нищета, а ее индус дом имеет и три машины.

– Тебе это нравится?

– Нищета не нравится, а три машины – хорошо.

– А что она будет делать со своим индусом? – наивно интересуется мама.

– То, что делают муж и жена.

– Муж и жена разговаривают. А о чем можно говорить с человеком, который не понимает по-русски?

– Она его научит.

– Можно научить разговаривать, а научить понимать – нельзя.

– Ты же со мной разговариваешь, а меня совершенно не понимаешь. Какая в этом случае разница – жить с тобой или с индусом?

– Таня, если ты будешь так отвечать, – серьезно предупреждает мама, – я тебе всю морду разобью.

– А что, я не имею права слова сказать?

– Не имеешь. Ты вообще ни на что не имеешь никакого права. Потому что ты никто, ничто и звать никак. Когда мне было столько, сколько тебе сейчас, я жила в общежитии, ела в день тарелку пустого супа и ходила зимой в лыжном костюме. А ты… Посмотри, как ты живешь!

Мама думает, что трудности – это голод и холод. Голод и холод – неудобства. А трудности – это совсем другое.

Я никто, ничто и звать никак. Разве это не трудность?

У Петрова – блондинка. А это не трудность?

Мне иногда кажется, что мама никогда не была молодой, никогда не было войны, о которой она рассказывала, никогда не жил Чарлз Диккенс – все началось с того часа, когда я появилась на свет. В философии это называется «мир в себе».

– У нас были общие радости и общие трудности, – продолжает мама свою мысль.

– Тогда были общие, – говорю я, – а сейчас у каждого свои.

Мама стремительно смотрит вокруг себя, задерживается глазами на керамической пепельнице. Так спорить невозможно. Я предупреждаю об этом вслух, но мама с моим заявлением не считается. И через пять минут в комнате соседей покачивается люстра и нежно звенит в серванте хрусталь.

А еще через пять минут я стою, но уже не в комнате, на улице, посреди двора.

Никто в этой жизни не любит меня больше, чем мать, и никто не умеет сильнее обидеть. В философии это называется «единство и борьба противоположностей».

Подруга Лера сказала бы по этому поводу так:

«Надо уметь отделять рациональное от эмоционального. Родители на то и созданы, чтобы воспитывать, а дети для того и существуют, чтобы создавать поводы для забот. Каждое поколение испытывает на себе любовь родителей и неблагодарность детей. Что же касается индуса, то тут особенно важно отделить рациональное от эмоционального. Ни в коем случае нельзя ориентироваться на страсть, надо учитывать перспективы отношений, брать мужа на вырост».

Петров – муж на вырост. Через десять лет он станет молодым профессором, а я женой молодого профессора. Я буду приносить пользу мужу, а он всему обществу – за меня и за себя. Жаль, что Петров женится не на мне, а на блондинке. Хотя их отношения с блондинкой ни на чем не стоят, а у нас с Петровым общее прошлое: мы вместе рыли картошку в колхозе. Может быть, когда-нибудь он вспомнит об этом и позвонит мне по телефону.

Петров очень остроумный человек. Он весь состоит из формул и юмора. Юмор, конечно, восстанавливает то, что разрушает пафос, но когда его очень много – он сам начинает разрушать. Так же, как ангина разрушает сердце. От частых ангин бывает недостаточность митрального клапана, с этим очень неудобно жить. А от хронического юмора образуется цинизм, с которым жить очень удобно, потому что человек все недооценивает. Всему назначает низкую цену.

У мамы мало юмора, она ко всему относится торжественно и все переоценивает. У Петрова много юмора, он ко всему относится снисходительно, все недооценивает. Лера все время отделяет рациональное от эмоционального. Всему знает точную цену. Она умеет и в жизни «руду дорогую отличить от породы пустой».

А я ничего не знаю и не умею. Потому что я себя не нашла. И меня никто не нашел.

Рядом с нашим домом продовольственный магазин, а возле магазина большая лужа. Зимой она замерзает, тогда дворничиха Нюра посыпает ее песком или крупной солью, чтобы люди не падали. Сейчас конец августа, начало дня, лужа стоит полная и белая от молока. Вчера в нее с грузовика свалился ящик с шестипроцентным молоком.

Возле лужи собираются кошки, они спокойно сидят, вытянув хвосты, а люди куда-то торопятся, и всем свое дело кажется самым важным.

У меня развито стадное чувство. Когда я вижу бегущих людей, я бегу вместе со всеми, даже если мне надо в противоположную сторону.

Однажды мы с Лерой собрались на ее дачу и приехали с этой целью на Савеловский вокзал. Лера пошла за билетами, а я осталась ждать на платформе. В это время со второго пути отправлялся поезд, который редко ходит и далеко везет. Вокруг меня все пришло в движение и устремилось ко второму пути. Люди бежали так, будто это был самый последний поезд в их жизни и вез их не в Дубну, а в долгую счастливую жизнь.

Я услышала в своей душе древний голос и бросилась бежать вместе со всеми, не различая в общем топоте своего собственного. Когда я вскочила в вагон, то испытала облегчение, доходящее до восторга. Потом, конечно, я испытала оторопь и растерянность, но это было уже потом, когда поезд тронулся.

Лера не понимает, как можно вскочить в ненужный тебе поезд. Она до сих пор не понимает, а я до сих пор не могу объяснить.

Я давно миновала свой двор и несколько улиц, когда увидела бегущих людей. Они пронеслись мимо меня, потом остановились – в передних рядах произошла кратковременная борьба. Потом все повернулись и бросились в другую сторону.

Я заглушила в себе древний голос, отошла и попробовала сосредоточиться. Со стороны, как правило, виднее, я все поняла: действие происходит перед театром, массы стреляют билет на утренний спектакль.

Я не люблю стрелять билеты. В этом есть что-то унизительное. Те, у кого заранее припасены билеты, чувствуют необоснованное превосходство и на вопрос, нет ли у него лишнего, могут ответить: «Есть. В баню». Каждому приятно почувствовать превосходство, пусть даже временное и необоснованное. Я это понимаю, но не принимаю. Поэтому просто отхожу в сторону, ни у кого ни о чем не спрашиваю, при этом у меня вид попранной женственности. Такой вид часто бывает у хорошеньких продавщиц, которые собрались завоевывать мир, а попали за прилавок.

Сегодня я тоже отхожу в сторону и смотрю, как ведут себя возле театра. Если бы в кассе были свободные билеты, людям хотелось бы на спектакль гораздо меньше или не хотелось бы совсем.

Ко мне подошла блондинка в белом пальто и таинственно спросила:

– Можно вас на минуточку?

– Можно, – согласилась я и пошла за ней следом. Я не понимала, куда она меня ведет и с какой целью. Может быть, это была блондинка Петрова и ей совестно смотреть мне в лицо?

Блондинка тем временем остановилась и достала из лакированной сумочки билет – голубой, широкий и роскошный.

– Продаете? – догадалась я.

У меня в кармане было семь копеек – ровно на пачку соли.

– Отдаю, – поправила меня блондинка.

– Почему?

– Он мне даром достался.

– А почему мне, а не им? – Я кивнула в сторону дышащей толпы.

– Боюсь, – созналась блондинка. – Растерзают.

Я обрадовалась и не знала, как приличнее: скрыть радость или, наоборот, обнаружить.

– Вам правда не жалко?

– Правда. Я вечером посмотрю в лучшем составе.

– Тогда спасибо, – поблагодарила я, обнаруживая радость одними глазами, как собака.

Мы улыбнулись друг другу и разошлись довольные: я тем, что пойду в театр, а она тем, что не пойдет.

Есть зрители неблагодарные: им что ни покажи – все плохо. Я – благодарный зритель. Мне что ни покажи – все хорошо.

Мои реакции совпадают с реакцией зала, просто они ярче проявлены. Если в зале призадумываются – я плачу, а если улыбаются – хохочу.

Мне все сегодня нравится безоговорочно: пьеса, которая ни про что, артисты, которые изо всех сил стараются играть не хуже основного состава. Может быть, у них в зале знакомые или родственники и они стараются для них.

Мой сосед справа похож на молодого Ива Монтана – тот современный тип внешности, о котором можно сказать: «уродливый красавец» или «красивый урод». Он не особенно удачно задуман природой, но точно и тщательно выполнен: точная форма головы, вытянутая шея, вытянутые пальцы, вытянутая спина. Все вытянуто ровно настолько, насколько положено, ни сантиметра лишнего. Хорошо бы он на мне женился.

Спектакль окончился традиционно. Зло было наказано, а справедливость восторжествовала.

Так должны заканчиваться все спектакли, все книги и все жизни. Необходимая традиционность.

Я не люблю выходить из театра, не люблю антрактов – вообще мне не нравится быть на людях. На людях хорошо себя чувствуют начинающие знаменитости – все на них оглядываются и подталкивают друг друга локтями. А когда ты идешь и тебя никто не замечает, появляется ощущение, что ты необязательна.

– Девушка, извините, пожалуйста… – Кто-то меня все-таки заметил. Я обернулась и увидела Ива Монтана. «Сейчас спросит, где Третьяковская галерея», – догадалась я.

– Где вы взяли ваш билет? – спросил Ив Монтан.

– Мне его подарили.

– Кто?

– Блондинка. – Я хотела добавить «красивая», но передумала.

– Она еще что-нибудь говорила?

– Да. Она сказала, что посмотрит спектакль в лучшем составе.

Что ж, может быть, блондинка не любит уродливых красавцев, а предпочитает красивых красавцев или уродливых уродов. Чистота стиля.

Мы вышли на улицу. Весь июль и первую половину августа шли дожди. А так как природа все уравновешивает, то на вторую половину пришлась вся жара, причитающаяся лету. Было так душно, что плавился асфальт.

– А как отсюда добраться до Третьяковки? – поинтересовался Ив Монтан.

«Наконец-то дождалась», – с удовлетворением думала я.

– Вы приезжий?

Все, кто приезжает в Москву из других городов, сейчас же бегут в Большой театр или в Третьяковскую галерею, даже если это им совершенно неинтересно.

– Приезжий, – сознался Ив Монтан.

– Откуда?

Я думала, он скажет «из Парижа».

– Из Средней Азии, – сказал Ив Монтан.

– А зачем вам Третьяковка? Вы любите живопись?

– Нет. Я хожу смотреть туда одну картину, «Христос в пустыне».

– Крамской, – вспомнила я.

– Наверное. Там Христос сидит на камне, а я перед ним на диванчике. В такой же позе. Посидим вместе час-другой, начинаем думать об одном и том же.

— О чем?

— Так. О себе, о других.

— А о ком вы думаете лучше — о себе или о других?

— Конечно, о себе. Вам в какую сторону?

— Мне все равно, — сказала я. Мне действительно было совершенно безразлично.

Мы смешались с толпой и пошли в непонятном для себя направлении. Может быть, у Ива Монтана тоже было развито стадное чувство.

— Нравится вам Москва?

Этот вопрос обязательно задают иностранцам, а иностранцы обязательно отвечают, что больше всего им понравились простые люди.

— Город — это прежде всего люди, — ответил Ив Монтан. Он держался как иностранец на Центральном телевидении. — Я люблю тех, кто меня любит. В Москве меня не любят. Поэтому мне больше нравится Киев.

— Мещанский город! — высокомерно сказала я.

В Киеве живёт моя родственница — настоящая мещанка. Когда я приезжала к ней на каникулы — заставляла меня наряжаться на базар.

— Мещане в своё время умели жить медленно и внимательно, — сказал Ив Монтан. — Сейчас этого не умеют. Все торопятся. А зачем?

— Чтобы успеть на свой поезд. В долгую счастливую жизнь.

— Когда торопишься, быстро устаёшь. А чтобы жить долго, надо совсем другое.

— Что же надо?

— Заниматься спортом. Плавать.

— И все? — разочарованно спросила я.

— Вам мало?

— Конечно. Кроме спорта, существуют наука, искусство, политика…

— Спорт — это и наука, и искусство, и политика. В борьбе побеждает сильнейший, в беге быстрейший. Красиво дерутся, красиво бегут. Судят беспристрастные судьи. Выигранное соревнование — это мгновение плюс жизнь.

— А я физкультурную форму всегда забывала, — с сожалением вспомнила я.

— А чем вы занимаетесь? — спросил Ив Монтан.

— Ничем. Я себя не нашла.

— Зачем вам себя искать? Вы уже есть.

— Думаете, этого достаточно?

— Вполне достаточно: умная, молодая, красивая…

— Умная и молодая — правильно, — подтвердила я. — Но не красивая. У меня психология не та.

— Непонятно.

— У красивых одна психология, а у некрасивых другая, — объяснила я. — У меня та, которая у некрасивых.

— Что же это за психология?

— Как бы вам объяснить… Бывают зрители благодарные, а бывают неблагодарные. Для них и пьесу пишут, и декорации рисуют, и актёры стараются, а они сидят нога на ногу, будто так и должно быть. Все для них в этой жизни — и города для них поставлены, и моря налиты. Понимаете? А я совсем другой зритель. Вот луна на небе — я ей ужасно благодарна. Вы со мной разговариваете — я просто счастлива.

— Вам правда не скучно?

Ив Монтан почему-то задержался на этой мысли, хотя меня больше интересовала другая.

Мимо нас, таинственно ступая, прошагала кошка. Может быть, она направлялась к луже с шестипроцентным молоком. У каждого в этой жизни свой маршрут.

— А куда мы идём? — спросил Ив Монтан.

— Не знаю. — Я остановилась. — Я думала, вы знаете.

— Пойдёмте ко мне, — пригласил Ив Монтан.

— Куда?

— Ко мне. — Он решил, что я не расслышала.

Прежде чем решать что-либо, мне надо было отделить рациональное от эмоционального и выяснить перспективы отношений.

— Вы надолго приехали?

— На десять дней. На семинар.

— А какая у вас специальность?

— Инструктор по плаванию.

— Что это значит — «инструктор»?

— Человек, который учит плавать.

— А какое у них будущее — у тех, кто учит плавать?

— Будущее в основном у тех, кто плывёт.

Все сошлось. Нормальный человек — без будущего и без перспектив отношений. Я испытала облегчение, доходящее до восторга, — как тогда, когда прыгнула в ненужный поезд.

Ив Монтан жил в гостинице. Когда мы вошли в его номер, я испытала оторопь и некоторую растерянность, но было уже поздно, потому что поезд тронулся.

Номер был хорош тем, что в нем не было ничего лишнего: кровать, чтобы спать, стол, чтобы писать письма, графин со стаканом, чтобы пить воду. Книг, чтобы читать, не было. Пианино, чтобы играть, тоже не было. Проводи своё время, как хочешь, лежи на кровати, пей кипячёную воду.

— Куда сесть? — спросила я, так как стул был заставлен коробками.

Ив Монтан кивнул на кровать. Я села прямо на покрывало, хотя мама воспитывала меня совершенно иначе.

Итак, я сижу на кровати в номере у мужчины. Это со мной впервые, но, видимо, все в жизни бывает первый раз. Если бы моя мама меня не била и не заставляла каждый день искать смысл жизни, я сейчас сидела бы дома, читала про катушку и кусок железа или вязала крючком. Значит, во всем виновата мама, из-за неё я дошла до жизни такой.

Когда находишь виноватого, становится легче. Мне тоже стало легче, зато Ив Монтан чувствовал себя затруднительно. Когда приходят гости, их надо развлекать беседой и поить кофе. Кофе у него не было, подходящей темы тоже не было. На улице ему было как-то освобождённое.

— Садитесь, — подсказала я.

Ив Монтан послушно сел возле меня на покрывало.

— Как вас зовут? — торопливо поинтересовалась я. Это было самое подходящее время для знакомства.

— Иван. — Он протянул руку ладонью вверх. Такой доверительный жест предлагают собаке — чтобы не укусила. Я недоверчиво, как незнакомая собака, заглянула в развёрнутую ладонь. Линия жизни была у него длинная — долго будет жить. А линия ума — короткая. Дурак. Возле большого пальца эти линии сходились в букву «М» — линия ума совпадала с линией жизни. Не такой уж, значит, дурак, кое-что понимает. Бугров под пальцами не было. Бугры — признак таланта. Иван Монтан имел ладонь плоскую, как пятка. От таланта был освобождён совершенно.

— Иван, — повторила я, — сокращённо Ив…

Мне следовало назвать

Я иду на урок: 8, 10–11-й классы

Ирина ТРЕГУБОВА

---

Ирина Геннадьевна ТРЕГУБОВА — преподаватель
русского языка и литературы Академического
колледжа Владивостокского государственного
университета экономики и сервиса.

“Судьба — не вне, она — внутри тебя”

Рассказы Виктории Токаревой на уроках

Рассказы Виктории Самуиловны
Токаревой (род. 1937) вызывают у школьников живой,
неподдельный интерес. Они являются современным
“зеркалом” вечных проблем, поднятых классиками
русской литературы. В этих рассказах идёт
откровенный разговор с читателем о современной
жизни, о бедности и богатстве, чести и бесчестии,
нравственном и безнравственном. Лаконичное
выражение мыслей, виртуозное владение словом,
ироничные и умные замечания о людях и их
поступках — вот что отличает стиль писательницы.
Главный герой её рассказов — человек,
нравственная природа которого многогранна,
неоднозначна и противоречива. Герои Токаревой,
будь то женщины или мужчины, дети или старики,
счастливые или несчастливые, думают так же, как
любой из нас.

Все эти качества прозы
Виктории Токаревой делают её произведения
доступными для понимания, поэтому, очевидно,
ученики с интересом “открывают” для себя её
рассказы в школе, а потом с удовольствием читают
их самостоятельно.

Для работы на уроке я выбрала
форму комментированного чтения. И не только
потому, что бывает сложно найти достаточное
количество текстов для всех учеников: такой
своеобразный “театр одного актёра” в лице
учителя способен заворожить ребят, создать
особую атмосферу для восприятия. По ходу чтения
есть возможность задать вопрос, что-то обсудить,
обозначить узловые моменты произведения,
обратить внимание на тот или иной поворот сюжета,
особенность произведения. Результатом
обсуждения рассказа, как правило, являются
рецензии, письменные обобщения обсуждаемого
круга вопросов, эссе.

Литература — это всё же
жизнь души человеческой, никак не идея.
Рассказ должен разбередить душу, войти прямо в
сердце, утешить, успокоить. (Василий
Шукшин)

Впервые к рассказам
Виктории Токаревой я обращаюсь в 8-м классе
после изучения таких произведений, как
«Парадокс» В.Короленко, «Зелёная лампа», «Голос и
глаз» Александра Грина, где основными проблемами
являются проблемы жизненного выбора. На уроке мы
читаем рассказ Токаревой «Вместо меня».
Поделюсь наблюдениями, накопленными в ходе
комментированного чтения.

Предварить чтение можно такими словами: “Рано
или поздно каждый человек оказывается перед
нравственным выбором: с кем он, за кого, во имя
чего живёт, какие ценности являются для него
определяющими. Вот так и героям рассказа
Виктории Токаревой пришлось сделать свой
нравственный выбор. Что же оказалось на чаше их
жизненных весов? Давайте попробуем вместе
разобраться в прочитанном”.

Затем учащиеся получают задание: по ходу чтения
и обсуждения заполнить “чаши” условных “весов
нравственного выбора” и определить конфликт
произведения. В результате в их тетрадях должен
оказаться рисунок весов, на одной чаше которых —
деньги, власть, “я”, на другой — честь,
порядочность, совесть.

Герои рассказа — знакомый с буйной молодостью
и тоскливой старостью дьявол мистер Соколов и
англичанин, безработный актёр Ник. Был он
талантлив и счастлив, была в его жизни работа,
были семья, перспективы. Только всё это уже в
прошлом. Писательница не случайно использует для
обозначения прошедшего времени стремительный
глагол “просверкнула”. Вспыхнув, словно молния,
надежда мгновенно покинула человека и сделала
его несчастным.

Жизненные ценности у Ника такие же, как у
русских, немцев, французов, и несчастлив он так
же, как и все люди в мире. Жизнь “на руинах”
сломала его, он “винит” всех вокруг и по-детски
“обижается”.

Показывая страдания человека, Токарева точно
определяет довлеющую роль денег в мире. У Ника их
нет, поэтому рушится всё: страдает больная мать,
уходит жена к состоятельному врачу. И ему,
талантливому человеку, приходится работать
официантом.

Соколов — глубокий старик, давно “изживший
себя”. Он фантастически богат, но немощен. Его,
русского по происхождению, вывезенного
восьмилетним мальчиком из России, тянет на
родину. Ностальгия это или прихоть — решать
читателю. Точными штрихами, беспристрастно
описывает Токарева важное и в судьбе Соколова, и
в его незаурядной личности: “В молодости это был
пьяница, развратник, обжора и драчун”. Теперь всё
в прошлом: он болен и устал от жизни, ему скучно
жить. Автор делает свои выводы: “Скука порождает
пустоту, пустота — тоску, тоска — зависть и
ненависть к живущим”.

Разве можно так ненавидеть людей в восемьдесят
три года? Ненависть Соколова особенная,
изощрённая. Он хочет быть зрителем “в инвалидном
кресле”, а играть будут для него другие. Он
придумал глубокомысленную, но полную цинизма
формулу оправдания своей дьявольской сущности:
“жить вместо него” теперь будет гордый и
достойный человек, которого жалко ломать, но
“очень хочется”.

Внешность человека порой обманчива. Старик
кажется симпатичным, лёгким, а его большие глаза
распахнуты миру. Но позже, прочитав рассказ,
понимаешь, что Соколов — символический образ
дьявола, хоть раз появляющегося в жизни человека.

Вчитываясь в каждую многозначительную фразу, в
каждое слово, сказанное писательницей, осознаёшь
главное: молодость альтруистична, старость
эгоистична, молодость красива, но безобразна
старость, в молодости есть надежды, а к старости,
к сожалению, остаётся пустота… Но в жизни есть
немало примеров, когда до преклонных лет люди
сохраняли человеческое достоинство и оставались
полными жизни. Значит, деньги не просто зло, они
способны растлевать душу человека. В молодости
они нужны, чтобы вести достойную жизнь, а в
старости — для достойного её завершения.

“Бесовская” сущность натуры Соколова
обнажается в его безнравственных просьбах.
Словно Мефистофель, проверяя в своём подопечном
прочность его нравственных принципов, он
предлагает Нику есть “икру ложками”,
кощунственно смеяться и предать за деньги
любовь.

Особенно изощрённым было второе испытание,
которое придумал “режиссёр” Соколов. Он стал
зрителем вместе с остальным залом, когда Ник
совершил ужасный поступок — “неуместно и
по-идиотски” захохотал над сценой из фильма
«Летят журавли». Говоря “наша” война,
писательница подчёркивает безнравственность
поступка Ника, поэтому весь зал “старался не
смотреть на него”.

Ник сам поставил себе и просьбам Соколова
диагноз, говоря, что он продал свои “честь и
совесть” дьяволу и теперь “должен стать
мерзавцем”. Герой, осознав это, испытывает
чувство стыда после выполнения каждой просьбы
старика.

“Грустное и смешное рядом”, — изрекает
философскую истину Соколов, не понимая высокого
её смысла. Он вообще не в состоянии осознать
степень своей причастности к развращению чистой
души Ника. Оказывается, быть “мерзавцем”
Соколов учился в похожих обстоятельствах.

Ник оказался сильным человеком. Умение видеть
“жёлтые и багряные листья”, ощущать
“тёмно-зелёный бархат” склонов, слышать пение
жаворонка в небе возвращает героя к его высокому
человеческому состоянию души.

Нравственным завещанием Нику явились три слова
в предсмертном письме Соколова: “Живи вместо
меня”. Жить теперь для Ника — значит продолжать
достойно свою жизнь и “переписать набело”
судьбу другого человека.

Вновь к рассказам
Токаревой я обращаюсь в 10-м классе, после
чтения романа «Отцы и дети», на занятии-семинаре «Проблемы
“отцов” и “детей” в современной литературе».
Главный проблемный вопрос урока: в чём видят
специфику конфликта между отцами и детьми
писатели ХХ века?

Первая часть занятия (обычно на семинар отводим
сдвоенный урок) строится в форме групповой
работы по следующим произведениям: А.Вампилов.
«Старший сын»; А.Алексин. «Безумная Евдокия»,
«Домашний совет», «Раздел имущества», «Сердечная
недостаточность»; Г.Щербакова. «Вам и не
снилось».

Вопросы группам

• Кто в произведении представляет поколение
  “отцов”, кто — “детей”?
• Каков характер конфликта (социальный, семейный,
  возрастной)?
• Каковы основные проблемы, по которым происходит
  спор?
• На чьей стороне победа?
• На чьей стороне правда?
• В чём сходство и различие проблемы “отцов” и
  “детей” в XIX и XX веках? (Общий вопрос для
  обсуждения.)

Во второй части занятия
организуем выборочное коммен- тированное чтение
рассказа В.Токаревой «Инструктор по плаванию».

Вопросы для обсуждения

• Что отличает человека нового поколения?
• Почему происходит непонимание между матерью и
  дочерью?
• Как бы вы смогли объяснить поведение матери и
  дочери?
• Что нужно для того, чтобы пришло
  взаимопонимание?

Прежде всего, молодое поколение отличает
стремление к индивидуальности. Хочется быть не
похожим на других. “Ну, объясни, — просит
мама, — что вы за люди? Что это за поколение
такое?” “При чём тут поколение? — заступаюсь
я. — Я уверена, стоит тебе только намекнуть, как
всё поколение тут же ринется за солью, и только я
останусь в стороне от этого общего движения”.

У героини рассказа на многое есть своя точка
зрения, но вот держать её ей всегда приходится
при себе. Почему? Потому что мать просто не желает
слышать дочь, считая к тому же своё мнение
единственно правильным. “Ты вообще ни на что не
имеешь никакого права. Потому что ты никто, ничто
и звать никак”, — слышим мы её слова в адрес
дочери, закончившей школу и неделю назад
провалившейся на вступительных экзаменах в
педагогический институт, дочери, которой так
нужны сейчас понимание, поддержка. Что это —
эгоизм, чёрствость? Интересно, что сама героиня
находит ответ на этот вопрос: “Никто в этой жизни
не любит меня больше, чем мать, и никто не умеет
сильнее обидеть”. В философии это называется
“единство и борьба противоположностей”. И ещё:
“Надо уметь отделять рациональное от
эмоционального. Родители на то и созданы, чтобы
воспитывать, а дети для того и существуют, чтобы
создавать поводы для забот. Каждое поколение
испытывает на себе любовь родителей и
неблагодарность детей”.

Как это просто и как… страшно! Так хочется
пробить эту стену непонимания. Наверное, это не
так уж и сложно. Ведь смогла же героиня рассказа
другими глазами взглянуть на мать, которую
обвиняла и в отсутствии чувства юмора, и в том,
что мать, преподаватель зарубежной литературы в
институте, сама не понимает эту самую литературу,
в том, что порою лупила её от элементарного
бессилия, что во всём видела проблемы, а ещё —
“заставляла каждый день искать смысл жизни”.

Случайное знакомство в кинотеатре с молодым
человеком, которого она назвала про себя Ив
Монтан, помогло ей постичь простые истины: “Всё
бывает, как бывает, а не так, как хочешь, чтоб было.
Поэтому надо уметь радоваться тому, что есть, а не
печалиться о том, чего нет”. А ещё то, что мать её
— просто “несчастная баба”, что она тоже
когда-то была молодой, всю жизнь одна воспитывала
дочь, занимаясь нелюбимым делом и не встретив
“своего” мужчину, что “у неё ничего не
получилось, потому что всё бывает, как бывает, а
не так, как хочешь, чтобы было”.

“Когда я вернулась домой, мама подметала
квартиру — наводила мещанский уют. Уют
современных мещан, которые живут медленно и
невнимательно”. “Живут медленно и
невнимательно…” Вот оно, наверное, решение
проблемы взаимопонимания: взрослым успевать за
быстро меняющимся миром и быть внимательнее к
собственным детям, детям — иногда научиться
смотреть на родителей “по-другому”. Впрочем,
каждый может прийти к собственному осмыслению
этой проблемы. Главное, чтобы было желание думать
о ней. Рассказы Токаревой, повторим, это желание в
старшеклассниках активно пробуждают.

И ещё раз в школе мы читаем
с ребятами один из рассказов Виктории Токаревой
уже на исходе 11-го класса. Это момент
жизненного самоопределения, выбора своего пути.
Для своих выпускников я выбрала рассказ «Кошка
на дороге».

Вопросы для обсуждения

• О чём заставляет нас задумываться автор?
• Какие образы в рассказе показались вам
  символичными? Какие реминисценции (отзвук иного
  произведения) они вызывают?
• На какие моменты, эпизоды в рассказе обратили
  особое внимание, что хотелось бы обсудить?
• Что бы вы написали в рецензии на рассказ?

У поэта Якова Белинского есть такие строки:

Судьба? Пути и перепутья? Тракты.
То вдаль зовёт, то гасит нас, губя.
Судьба — предначертанье? Нет. Характер!
Судьба — не вне, она — внутри тебя.

Действительно, свою судьбу каждый человек
делает сам. Вот только иногда жизнь даёт шанс
прислушаться к самому себе, оглянуться на
прожитую жизнь и сделать выбор на дороге по имени
Судьба. Вот так и герою рассказа Климову,
человеку среднего возраста, пребывающему в
полном достатке, вдруг представилась
возможность заглянуть в себя.

Казалось бы, тихий отдых в санатории, редкое,
ненавязчивое общение с соседями по столику в
столовой (счастливая молодая пара — Олег и Лена и
деликатная старушка, похожая на засушенного
кузнечика) — что ещё нужно? Но когда “мозг не
занят”, он устремляется в воспоминания, а ещё — в
размышления. Особенно если гулять по лесу, что
расположен рядом с территорией санатория.

Больше всего на свете Климов любил лес.
Несмотря на возраст, сохранилось в душе детское
поверье, что “в лесу среди деревьев присутствует
какой-то очень дальний родственник, живший ещё во
времена Ивана Грозного”. “Лес мирил его с
прошлым и настоящим. В лесу он не испытывал
сиротливой заброшенности, какую он ощущал,
скажем, в вагоне метро”. Возле высокой сосны, где
дорога разветвлялась на три рукава, Климов
остановился, как русский богатырь, в раздумье,
какую дорогу выбрать. В это время из-за дерева
вышла кошка — тощая и злая, буквально
потерявшая кошачий вид, с “жёлтыми, цвета
древесных опилок” глазами, голодными и
кричащими. Простое решение — покормить —
пришло сразу же, благо что в столовой санатория
всегда остаются объедки.

Единение кошки и человека оказалось нарушено
строгим голосом сестры-хозяйки: “И не вздумайте
брать её в номер. У нас в помещении животные
запрещены”. Сколько этих жизненных
запретов — “невозможно”, “нельзя”, “ни в
коем случае” — сопровождают нас на жизненном
пути! И как правило, мы руководствуемся голосом
рассудка, а не голосом сердца. Климов посадил
кошку на плечо и пошёл обратно, на развилку трёх
дорог. Останься кошка на развилке, куда усадил её
Климов, быть может, встреча с ней для героя прошла
бы бесследно, но кошка, подумав, двинулась вслед
за ним. “Ни стыда ни совести”, — промолвил
Климов и, поскольку “отсутствие совести у одного
рождает бессовестность у другого”, метнул в
кошку сук, чтобы та перестала преследовать его.
“Какой же ты подлец!” — легко было прочитать
в глазах у кошки. “И очень хорошо”, — парировал
Климов. Но спокойствие уже было нарушено.

Весь его путь обратно — череда символов. Это и
лыжня, по которой красиво шли влюблённые Олег и
Лена, одетые в ярко-голубой и ярко-оранжевый
костюмы; им, вероятно, в этот миг казалось, что так
ровно и ясно в жизни будет всегда. Глядя на них,
Климов, вспомнил, как сам в юности катался на
лыжах, одеваясь как на субботник — в последнее
рванье. Казалось бы, что тут особенного. Но в тот
момент ему почудилось: “было упущено в жизни
что-то, связанное с достоинством”. Дальше Климов
вышел к реке, укутанной снегом, и потом долго
смотрел на двух мальчишек с портфелями, которые
шли по тропинке, словно “шли навстречу своей
жизни, не обычной, может быть, судьбе, и не
тяготились повседневностью”. А вот Климов
тяготился ею, потому что был внутренне недоволен
сделанным выбором.

Добавила смятения в его и так растревоженную
душу старушка, соседка по столу, удивившись:
неужели он, Климов, бросил кошку на дороге? “Если
вы начали принимать участие в другой судьбе, то
вы должны участвовать до конца. Или не
участвовать совсем”. (Как это близко Экзюпери —
“Мы в ответе за тех, кого приручили”.) Тем более
что кошка связана с луной. Хочется переспросить:
“С луной? или с Вечностью?” (Так и возникает
невольная реминисценция: лунная дорожка в
Вечность в «Мастере и Маргарите» Булгакова.)

Обедать Климову расхотелось, он забылся в своём
номере каким-то тяжёлым сном, так что проснулся
только ночью, захотелось выйти на улицу. На небе
светила луна, и от неё шло какое-то странное
свечение. Невольно вспомнилось, как двадцать два
года назад было точно такое же небо и деревья,
отчётливые в лунном свете, была Леночка Чудакова,
дешёвый портвейн и — напор счастья, уверенность
в полной реализации своей личности, своей любви.
А что было в его жизни потом? Были одинаково
минуты счастья и несчастья, но, казалось, не было
чего-то главного. Быть может, где-то, когда-то, на
какой-то развилке своего жизненного пути он
проглядел свою “кошку”?

“Климов остановился и вдруг заметил, что стоит
на перекрёстке трёх дорог”. Вот только вдруг ли?
Ему увиделось, что кошка сидит на том же месте,
где он её оставил. Он устремился к дереву, но это
был лишь сук, которым он в неё бросил. “Климов
стоял и слушал в себе опустошение”. А луна стояла
над Климовым в этот момент и была похожа на
светящийся череп. Жёлтая Луна над голубой Землёю.
Словно кошачьи глаза над оранжево-голубым
счастьем молодости. Словно боль и предательство
желтого цвета над мечтою голубого…

Казалось бы, перед нами простой жизненный
эпизод (это характерно для многих рассказов
Токаревой), однако всякий раз он оказывается для
героя возможностью заглянуть в себя. Вот так,
проводя героев сквозь все перипетии жизненных
страстей и страданий, организуя “судьбоносные”
встречи и наказания, Виктория Токарева приходит
к своей любимой мысли, высказанной в рассказе
«Старая собака»: только верность себе,
“порядочность — единственное, что имеет
значение, потому что… это совесть, а совесть —
это Бог”.