«Многое на земле от нас скрыто, но взамен того даровано нам тайное сокровенное ощущение живой связи нашей с миром иным, с миром горним и высшим, да и корни наших мыслей и чувств не здесь, а в мирах иных. Вот почему и говорят философы, что сущности вещей нельзя постичь на земле. Бог взял семена из миров иных и посеял на сей земле и взрастил сад свой, и взошло все, что могло взойти, но взращенное живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным; если ослабевает или уничтожается в тебе сие чувство, то умирает и взращенное в тебе. Тогда станешь к жизни равнодушен и даже возненавидишь ее». Эти слова старца Зосимы из романа
Ф. М. Достоевского
«Братья Карамазовы» проясняют мироощущение Фета, его взгляд на существо и назначение высокой поэзии:
Одним толчком согнать ладью живую
С наглаженных отливами песков,
Одной волной подняться в жизнь иную,
Учуять ветр с цветущих берегов,
Тоскливый сон прервать единым звуком, Упиться вдруг неведомым, родным, Дать жизни вздох, дать сладость тайным мукам, Чужое вмиг почувствовать своим,
Шепнуть о том, пред чем язык немеет, Усилить бой бестрепетных сердец — Вот чем певец лишь избранный владеет, Вот в чем его и признак, и венец!
Поэт снимает с человека гнетущее ярмо земных страстей, давая «жизни вздох», усиливая «бой бестрепетных сердец». Поэзия рвется к горнему от земного, ее «судьба на гранях мира не снисходить, а возвышать». Если Некрасов тянется к миру дольнему и излюбленным образом его поэзии является дорога, то Фет зовет «смертных взоры» на «синеву небес». Лейтмотивом его поэзии является тема полета: мечты в его стихах «роятся и летят», он чувствует в минуту вдохновенья, как «растут и тотчас в небо унесут» его «раскинутые крылья». Свою поэзию он называет ласточкой с «молниевидным крылом». Счастливые мгновения его поэтических озарений сопровождаются полной утратой земного тяготения и радостной самоотдачей воле Творца:
На стоге сена ночью южной
Лицом ко тверди я лежал,
И хор светил, живой и дружный,
Кругом, раскинувшись, дрожал.
Земля, как смутный сон немая,
Безвестно уносилась прочь,
И я, как первый житель рая,
Один в лицо увидел ночь.
Я ль несся к бездне полуночной,
Иль сонмы звезд ко мне неслись?
Казалось, будто в длани мощной
Над этой бездной я повис.
И с замираньем и смятеньем
Я взором мерил глубину,
В которой с каждым я мгновеньем
Все невозвратнее тону.
Муза Некрасова обитает на простонародной Сенной площади Петербурга в виде страдающей женщины-крестьянки. Муза Фета — «на облаке, незримая земле, в венце из звезд, нетленная богиня». И звуки ее поэзии сносят на землю «не бурю страстную, не вызовы к борьбе, а исцеление от муки».
Тема поэта и поэзии в лирике Афанасия Фета — рассуждения, анализ, аргументы и характеристики. Русский язык и литература для школьника
Афанасий Афанасьевич Фет родился в 1820 году в усадьбе помещика А. Н. Шеншина Новоселки Мценского уезда Орловской губернии.
Вплоть до четырнадцатилетнего возраста он носил фамилию своего отца и считал себя потомственным русским дворянином. Но в 1834 году Орловская духовная консистория установила, что христианский брак А. Н. Шеншина с немецкой подданной Шарлоттой-Елизаветой Фет был оформлен уже после рождения их первенца – сына Афанасия. Отныне юноша лишался права носить русскую фамилию отца и вынужден был на всех официальных бумагах ставить подпись: “К сему иностранец Афанасий Фет руку приложил”. Одновременно он лишался всех привилегий, связанных со званием дворянина.
Это был удар, последствия которого Фет испытывал на протяжении всего жизненного пути.
Фет пережил еще одну тяжелую драму. Он полюбил бедную девушку Марию Лазич, но вынужден был отказаться от брака с нею по материальным соображениям. Мария не вынесла такого испытания и покончила с собой.
Отголоски этого трагического события слышатся в лирике поэта. Памяти своей возлюбленной он посвящает цикл стихов: “Старые письма”, “Ты отстрадала, я еще страдаю…”, “Светил нам день, будя огонь в крови…” и другие.
В 1861 году Фет приобрел небольшое имение Степанова в Мценском уезде Орловской губернии, где развернул свой незаурядный талант хозяина-практика, деловитого и расчетливого человека. Но лишь на закате дней ему удалось возвратить дворянское звание и утраченную фамилию отца. Так что в русскую поэзию А. А. Шеншин вошел под немецкой фамилией матери – Фет.
Обстоятельства личной жизни А. А. Шеншина, всецело погруженного в хозяйственные заботы, почти не нашли отражения в поэзии А. А. Фета. Один из современников поэта писал: “Может показаться, что имеешь дело с двумя совершенно различными людьми… Один захватывает вечные мировые вопросы так глубоко и с такой шириной, что на человеческом языке не хватает слов, которыми можно было бы выразить поэтическую мысль, и остаются только звуки, намеки и ускользающие образы, другой как будто смеется над ним и знать не хочет, толкуя об урожае, о доходах, о плугах, о конном заводе и мировых судьях.
Эта. двойственность поражала всех близко знавших Афанасия Афанасьевича”.
Между Шеншиным-человеком и Фетом-поэтом существовала грань, которую старалась не переступать его поэтическая Муза:
Я между плачущих Шеншин,
И Фет я только средь поющих.
Понять эту “психологическую загадку” можно, лишь обратившись к взглядам Фета на существо и призвание поэзии.
“Многое на земле от нас скрыто, но взамен даровано нам тайное, сокровенное ощущение живой связи нашей с миром иным, с миром горним и высшим, да и корни наших мыслей и чувств не здесь, а в мирах иных. Бог взял семена из миров иных и посеял на сей земле и взрастил сад свой, и взошло все, что могло взойти, но взращенное живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным; если ослабевает или уничтожается в тебе сие чувство, то умирает и взращенное в тебе. Тогда станешь к жизни равнодушен и даже возненавидишь ее”. Эти слова старца Зосимы из романа Ф. М. Достоевского “Братья Карамазовы” проясняют мироощущение Фета, его взгляд на существо и назначение высокой поэзии:
Одним толчком согнать ладью живую
С наглаженных отливами песков,
Одной волной подняться в жизнь иную,
Учуять ветр с цветущих берегов,
Тоскливый сон прервать единым звуком,
Упиться вдруг неведомым, родным,
Дать жизни вздох, дать сладость тайным мукам,
Чужое вмиг почувствовать своим…
Если Некрасов тянется к миру дольнему и излюбленным образом его поэзии является дорога, то Фет зовет “смертных взоры” на “синеву небес”. Лейтмотивом его поэзии является тема полета: мечты его в стихах “роятся и летят”, он чувствует в минуту вдохновенья, как “растут и тотчас в небо унесут” его “раскинутые крылья”. Свою поэзию он называет ласточкой с “молниевидным крылом”. Счастливые мгновения его поэтических озарений сопровождаются полной утратой земного тяготения и радостной самоотдачей воле Творца:
Я ль несся к бездне полуночной,
Иль сонмы звезд ко мне неслись?
Казалось, будто в длани мощной
Над этой бездной я повис.
И с замираньем и смятеньем
Я взором мерил глубину,
В которой с каждым я мгновеньем
Все невозвратнее тону.
Муза Фета – “на облаке, незримая земле, в венце из звезд, нетленная богиня”. И звуки ее поэзии сносят на землю “не бурю страстную, не вызовы к борьбе, а исцеление от муки”.
Так расходится на два враждующих друг с другом течения поэзия 50-60-х годов. Исток этого раскола – в спорах о пушкинском наследии. Фет и его сторонники, объявляя себя наследниками Пушкина, ссылаются на строки из стихотворения “Поэт и толпа”:
Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.
Стремление Фета удержать пушкинскую гармонию в условиях дисгармоничной действительности заставляло предельно сокращать тематический диапазон поэзии. За эту приверженность к миру чистых созерцаний, очень далекому от общественных волнений века, Фету пришлось выслушать немало обидных упреков со стороны демократической критики, да и многих русских писателей.
Фет в своей поэзии демонстративно уходил от злобы дня, от острых социальных проблем, которые волновали Россию. Но это не значит, с другой стороны, что поэтическое мироощущение Фета никак не связано с бурной эпохой 60-х годов. Фет чуждался прямой гражданственности. Он явил в своем мироощущении другую, не менее существенную сторону жизни России 60-х годов.
Это была эпоха больших ожиданий и надежд, эпоха животворного кризиса старых основ жизни, освобождавшего человека от закосневших традиций, преданий и авторитетов. Это было время радостного узнавания неисчерпаемой сложности и утонченности душевного мира, время раскрепощения чувств и осознания приблизительности и относительности всех попыток определить их с помощью точных слов: “Говорить про человека: он человек оригинальный, добрый, умный, глупый, последовательные и т. д. – слова, которые не дают никакого понятия о человеке, а имеют претензии обрисовать человека, тогда как часто только сбивают с толку”, – заметил в своем дневнике молодой Л. Н. Толстой.
Подобно Тютчеву, Фет нарушает традиционную условность метафорического языка. У Пушкина, например, горный Терек “играет и воет, как зверь молодой”: природный ряд поэт отделяет от душевного, подчеркивая условность сопоставления – “как зверь молодой”. У Фета же “цветы глядят с тоской влюбленной”, “звезды молятся”, “грезит пруд” и “дремлет тополь сонный”. Всякие сравнения между человеком и природой устранены, и в “Сентябрьской розе”, например, речь идет о розе и о женщине одновременно:
За вздохом утренним мороза,
Румянец уст приотвори,
Как странно улыбнулась роза
В день быстролетный сентября!
Поэзия его состоит из ряда картин природы, из онтологических очерков, из сжатого изображения немногих неуловимых ощущений души нашей. Стало быть, сердце читателя волнуется… от уменья поэта ловить неуловимое, давать образ и название тому, что до него было не чем иным, как смутным мимолетным ощущением души человеческой, ощущением без образа и названия… Сила Фета в том, что поэт наш, руководимым своим вдохновением, умеет забираться в сокровеннейшие тайники души человеческой.
В своей поэзии Фет предвосхищает художественные открытия Л. Н. Толстого, его “диалектику души”. Через смелое нарушение бытового правдоподобия Фет достигает эффекта передачи болезненно напряженных состояний в природе и человеческой душе.
Фет чествует особую природу своей поэтической образности. Он пишет: “Что не выскажешь словами, звуком на душу навей”. Слова в его стихах многозвучны и наполнены мыслями, эпитеты схватывают не только прямые, но и косвенные признаки предметов, к которым они относятся: “тающая скрипка”, “серебряные сны”, “благовонные речи”, “румяное сердце”, “овдовевшая лазурь”.
Эпитет к скрипке “тающая” передает впечатление от ее звуков.
Поэзия Фета вся живет сложными и многозвучными ассоциациями, сближающими ее с музыкой.
Фет – поэт светлых, чистых и жизнеутверждающих чувств. В предисловии к сборнику “Вечерние огни” он писал: “Скорбь никак не могла вдохновить нас. Напротив, жизненные тяготы и заставляли нас в течение пятидесяти лет по временам отворачиваться от них и пробивать будничный лед, чтобы хотя на мгновение вздохнуть чистым и свободным воздухом поэзии”.
Все сочинения
Афанасий Афанасьевич Фет родился в 1820 году в усадьбе помещика А. Н. Шеншина Новоселки Мценского уезда Орловской губернии.
Вплоть до четырнадцатилетнего возраста он носил фамилию своего отца и считал себя потомственным русским дворянином. Но в 1834 году Орловская духовная консистория установила, что христианский брак А. Н. Шеншина с немецкой подданной Шарлоттой-Елизаветой Фет был оформлен уже после рождения их первенца – сына Афанасия. Отныне юноша лишался права носить русскую фамилию отца и вынужден был на всех официальных бумагах ставить
подпись: “К сему иностранец Афанасий Фет руку приложил”. Одновременно он лишался всех привилегий, связанных со званием дворянина.
Это был удар, последствия которого Фет испытывал на протяжении всего жизненного пути.
Фет пережил еще одну тяжелую драму. Он полюбил бедную девушку Марию Лазич, но вынужден был отказаться от брака с нею по материальным соображениям. Мария не вынесла такого испытания и покончила с собой.
Отголоски этого трагического события слышатся в лирике поэта. Памяти своей возлюбленной он посвящает цикл стихов: “Старые письма”, “Ты отстрадала, я еще страдаю…”,
“Светил нам день, будя огонь в крови…” и другие.
В 1861 году Фет приобрел небольшое имение Степанова в Мценском уезде Орловской губернии, где развернул свой незаурядный талант хозяина-практика, деловитого и расчетливого человека. Но лишь на закате дней ему удалось возвратить дворянское звание и утраченную фамилию отца. Так что в русскую поэзию А. А. Шеншин вошел под немецкой фамилией матери – Фет.
Обстоятельства личной жизни А. А. Шеншина, всецело погруженного в хозяйственные заботы, почти не нашли отражения в поэзии А. А. Фета. Один из современников поэта писал: “Может показаться, что имеешь дело с двумя совершенно различными людьми… Один захватывает вечные мировые вопросы так глубоко и с такой шириной, что на человеческом языке не хватает слов, которыми можно было бы выразить поэтическую мысль, и остаются только звуки, намеки и ускользающие образы, другой как будто смеется над ним и знать не хочет, толкуя об урожае, о доходах, о плугах, о конном заводе и мировых судьях.
Эта. двойственность поражала всех близко знавших Афанасия Афанасьевича”.
Между Шеншиным-человеком и Фетом-поэтом существовала грань, которую старалась не переступать его поэтическая Муза:
Я между плачущих Шеншин,
И Фет я только средь поющих.
Понять эту “психологическую загадку” можно, лишь обратившись к взглядам Фета на существо и призвание поэзии.
“Многое на земле от нас скрыто, но взамен даровано нам тайное, сокровенное ощущение живой связи нашей с миром иным, с миром горним и высшим, да и корни наших мыслей и чувств не здесь, а в мирах иных. Бог взял семена из миров иных и посеял на сей земле и взрастил сад свой, и взошло все, что могло взойти, но взращенное живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным; если ослабевает или уничтожается в тебе сие чувство, то умирает и взращенное в тебе. Тогда станешь к жизни равнодушен и даже возненавидишь ее”. Эти слова старца Зосимы из романа Ф. М. Достоевского “Братья Карамазовы” проясняют мироощущение Фета, его взгляд на существо и назначение высокой поэзии:
Одним толчком согнать ладью живую
С наглаженных отливами песков,
Одной волной подняться в жизнь иную,
Учуять ветр с цветущих берегов,
Тоскливый сон прервать единым звуком,
Упиться вдруг неведомым, родным,
Дать жизни вздох, дать сладость тайным мукам,
Чужое вмиг почувствовать своим…
Если Некрасов тянется к миру дольнему и излюбленным образом его поэзии является дорога, то Фет зовет “смертных взоры” на “синеву небес”. Лейтмотивом его поэзии является тема полета: мечты его в стихах “роятся и летят”, он чувствует в минуту вдохновенья, как “растут и тотчас в небо унесут” его “раскинутые крылья”. Свою поэзию он называет ласточкой с “молниевидным крылом”. Счастливые мгновения его поэтических озарений сопровождаются полной утратой земного тяготения и радостной самоотдачей воле Творца:
Я ль несся к бездне полуночной,
Иль сонмы звезд ко мне неслись?
Казалось, будто в длани мощной
Над этой бездной я повис.
И с замираньем и смятеньем
Я взором мерил глубину,
В которой с каждым я мгновеньем
Все невозвратнее тону.
Муза Фета – “на облаке, незримая земле, в венце из звезд, нетленная богиня”. И звуки ее поэзии сносят на землю “не бурю страстную, не вызовы к борьбе, а исцеление от муки”.
Так расходится на два враждующих друг с другом течения поэзия 50-60-х годов. Исток этого раскола – в спорах о пушкинском наследии. Фет и его сторонники, объявляя себя наследниками Пушкина, ссылаются на строки из стихотворения “Поэт и толпа”:
Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.
Стремление Фета удержать пушкинскую гармонию в условиях дисгармоничной действительности заставляло предельно сокращать тематический диапазон поэзии. За эту приверженность к миру чистых созерцаний, очень далекому от общественных волнений века, Фету пришлось выслушать немало обидных упреков со стороны демократической критики, да и многих русских писателей.
Фет в своей поэзии демонстративно уходил от злобы дня, от острых социальных проблем, которые волновали Россию. Но это не значит, с другой стороны, что поэтическое мироощущение Фета никак не связано с бурной эпохой 60-х годов. Фет чуждался прямой гражданственности. Он явил в своем мироощущении другую, не менее существенную сторону жизни России 60-х годов.
Это была эпоха больших ожиданий и надежд, эпоха животворного кризиса старых основ жизни, освобождавшего человека от закосневших традиций, преданий и авторитетов. Это было время радостного узнавания неисчерпаемой сложности и утонченности душевного мира, время раскрепощения чувств и осознания приблизительности и относительности всех попыток определить их с помощью точных слов: “Говорить про человека: он человек оригинальный, добрый, умный, глупый, последовательные и т. д. – слова, которые не дают никакого понятия о человеке, а имеют претензии обрисовать человека, тогда как часто только сбивают с толку”, – заметил в своем дневнике молодой Л. Н. Толстой.
Подобно Тютчеву, Фет нарушает традиционную условность метафорического языка. У Пушкина, например, горный Терек “играет и воет, как зверь молодой”: природный ряд поэт отделяет от душевного, подчеркивая условность сопоставления – “как зверь молодой”. У Фета же “цветы глядят с тоской влюбленной”, “звезды молятся”, “грезит пруд” и “дремлет тополь сонный”. Всякие сравнения между человеком и природой устранены, и в “Сентябрьской розе”, например, речь идет о розе и о женщине одновременно:
За вздохом утренним мороза,
Румянец уст приотвори,
Как странно улыбнулась роза
В день быстролетный сентября!
Поэзия его состоит из ряда картин природы, из онтологических очерков, из сжатого изображения немногих неуловимых ощущений души нашей. Стало быть, сердце читателя волнуется… от уменья поэта ловить неуловимое, давать образ и название тому, что до него было не чем иным, как смутным мимолетным ощущением души человеческой, ощущением без образа и названия… Сила Фета в том, что поэт наш, руководимым своим вдохновением, умеет забираться в сокровеннейшие тайники души человеческой.
В своей поэзии Фет предвосхищает художественные открытия Л. Н. Толстого, его “диалектику души”. Через смелое нарушение бытового правдоподобия Фет достигает эффекта передачи болезненно напряженных состояний в природе и человеческой душе.
Фет чествует особую природу своей поэтической образности. Он пишет: “Что не выскажешь словами, звуком на душу навей”. Слова в его стихах многозвучны и наполнены мыслями, эпитеты схватывают не только прямые, но и косвенные признаки предметов, к которым они относятся: “тающая скрипка”, “серебряные сны”, “благовонные речи”, “румяное сердце”, “овдовевшая лазурь”.
Эпитет к скрипке “тающая” передает впечатление от ее звуков.
Поэзия Фета вся живет сложными и многозвучными ассоциациями, сближающими ее с музыкой.
Фет – поэт светлых, чистых и жизнеутверждающих чувств. В предисловии к сборнику “Вечерние огни” он писал: “Скорбь никак не могла вдохновить нас. Напротив, жизненные тяготы и заставляли нас в течение пятидесяти лет по временам отворачиваться от них и пробивать будничный лед, чтобы хотя на мгновение вздохнуть чистым и свободным воздухом поэзии”.
Loading…
В словаре Даля
великодушный, щедрый, чивый, т(о)чивый, противопол. прижимистый, скупой, -поватый, бережливый. Тороватого от богатого не распознаешь. Тороватое жалование, награда, подарок. Торовато жить — себе досадить. Тороватая природа одарила его богато. Не богат, да тороват (прибавляют гостям рад). Не богатый пиво варит, тороватый. Не проси у богатого, проси у тороватого. Кто тороват, тот не богат. Парень-то тороват, да дела не знат. На что мне (или: не надо мне) богатого, подай тороватого! У тороватого дяди денег нет, а богатый скуп. Муж любит жену богатую, а тещу тороватую. Скупой на тороватого (или: на мота) копит. | Тороватый малый, вост. расторопный, ловкий, бойкий, развязный; вежливый, приветливый, радушный. Тороватей подавай на стол! вологодск. проворнее. Тороватый в деле, ловкий, наторелый. Он на все выдумки тороват. Тороватость ж. свойство, качество по прилаг. Торово нареч. торовато, щедро, чиво. Тороватеть, становиться более тороватым, щедреть. Никак он под старость тороватеет!
Тема поэта и поэзии в лирике Фета
Стихи Афанасия Афанасьевича Фета необычны, как и его биография. Усыновленный русским помещиком, мальчик вынужден был всю жизнь добиваться признания дворянского звания.
В течение долгих лет Фет добивался независимости — духовной, материальной: и тогда, когда учился в университете, и тогда, когда служил в кирабирском полку. Его первые стихотворные опыты относятся к 1840-му году, тогда выходит его первый сборник «Лирический пантеон».
Фет сразу же заявляет о себе как о поэте самобытном, оригинальном. Увидев красоту мира, он пытается
запечатлеть, сохранить ее в своих стихах. Главное для Фета — отразить впечатление, которое, как известно, является основой чувств человека. Эту особенность фетовской лирики можно назвать импрессионистической.
Основные темы поэзии Фета — любовь и природа. Они так тесно связаны между собой, что невольно приходишь к выводу: природа и человек — главные составные части мира. Состояние природы отражается на состоянии человеческой души. Через природу человек лучше понимает себя, описывая ее, полнее выражает собственное психологическое состояние.
Фет замечает малейшие перемены в состоянии природы, каждое движение человеческой души. Например, в стихотворении «Шепот, робкое дыханье», которое было опубликовано в 1850 г. во втором сборнике стихотворений.
Это стихотворение стало едва ли не символом всей поэзии Фета. Оно звучит как музыка, передающая волнение и нарастание чувства.
Слово у Фета призвано передавать запахи, звуки, музыкальные тона, световые впечатления. Это очень тонко подметил Алексей Константинович Толстой, который писал: «Я наконец познакомился с книгой Фета — там есть стихотворения, где пахнет душистым горошком и клевером, где запах переходит в цвет перламутра, в сияние светляка, а лунный свет или луч утренней зари переливается в звук. Фет — поэт единственный в своем роде, не имеющий себе равных ни в одной литературе». Все природные явления Фет воспринимает в единстве.
В конце 50-х годов, когда во главе «Современника» стал Н. А. Некрасов, обострились отношения руководства журнала и группы литераторов — И. С. Тургенева, А. А. Фета, Л. Н. Толстого, которые покинули журнал. Они не понимали, как можно «чистое художество» отвергать во имя практической пользы.
В 1859 г. в журнале «Русское слово» Фет публикует статью о стихотворениях Тютчева. Главной мыслью ее является следующее: искусство не должно придерживаться каких-то идеологических направлений, оно не должно участвовать в политической общественной борьбе, искусство должно служить «чистой красоте».
Его начинают считать реакционером. Писатель уезжает в имение Степановку и живет там, превращая усадьбу в образцовое хозяйство. Последние его стихи публикуются в сборниках «Вечерние огни». Темы лирики остались теми же, что и в юности. Слово «вечерние» в названии сборника, конечно, говорит о вечере жизни. Но важно здесь и слово «огни» — поздняя лирика Фета сохранила трепет сердечного чувства, пылкость, присущую молодости, и обрела свойство изучать свет мудрости.
«Поэтам» А.Фет
Сердце трепещет отрадно и больно, Подняты очи, и руки воздеты. Здесь на коленях я снова невольно, Как и бывало, пред вами, поэты.
В ваших чертогах мой дух окрылился, Правду провидит он с высей творенья; Этот листок, что иссох и свалился, Золотом вечным горит в песнопеньи.
Только у вас мимолетные грезы Старыми в душу глядятся друзьями, Только у вас благовонные розы Вечно восторга блистают слезами.
С торжищ житейских, бесцветных и душных, Видеть так радостно тонкие краски, В радугах ваших, прозрачно-воздушных, Неба родного мне чудятся ласки.
Анализ стихотворения Фета «Поэтам»
Сущность поэтического творчества — эта тема пришла в фетовскую лирику в результате литературной полемики, и поэтому она обладает особым эмоциональным накалом. Автор декларирует мощь художественного слова, которое способно разбудить спящие души, перенести читателя «в жизнь иную», запечатлеть неуловимое и невыразимое. «Певцу избранному» подвластно даже время: образу «вечно душистой розы», изображенному в «стихе умиленном», не суждено увянуть.
В художественном тексте, адресованном коллегам по перу, также возникает бессмертно юная роза, на лепестках которой сверкают слезы восторга. Романтический образ, на языке фетовской поэтики обозначающий совершенство природы, здесь становится символом всемогущего поэтического дара, которым обладают избранные.
Зачин детально изображает позицию лирического субъекта, который апеллирует к истинным властителям слова. Поведение героя напоминает позу молящегося: преклоненные колени, воздетые вверх руки, устремленные ввысь глаза. Под стать молитве и эмоции лирического «я» — состояние радостного волнения и легкой тревоги. Модель художественной ситуации, заявленная в начальной строфе, призвана передать трепетное, благоговейное отношение к поэтам-классикам.
Воображаемое жилище стихотворцев именуется лексемой с семантикой богатства и великолепия — «чертоги». В этом фантастическом пространстве преобразилась душа героя, благосклонно принятая коллегами-небожителями: она приобрела дар всевидения и окрыляющую силу таланта.
Появлению нетленной розы предшествует иной образ — увядшего, иссохшего растения. Он отсылает к пушкинскому «Цветку». в котором герой размышляет о неизвестном прошлом случайной находки, оказавшейся между книжных страниц. Антитеза двух цветочных образов, вечного и временного, демонстрирует суть эстетической доктрины Фета. Поэзия не только воспевает ускользающую красоту, но дарит ей бессмертие.
Финальная строфа также построена на противопоставлении, компонентами которого стали низменные «житейские торжища» и великолепные невесомые замки, возведенные художниками слова. Первая из частей лишена красок и свежего воздуха, вторая исполнена «тонкого», воздушного и радостного колорита. Образ ласкового «неба родного», пришедший из лирики Баратынского, еще раз возвращает читателя к мотиву высокого происхождения поэтического дара.
Робкое дыхание Марии Лазич
В биографии Фета история любви к Марии Лазич обычно занимает две-три строчки. Только сейчас к исследователям приходит понимание, что встреча с этой удивительной, не от мира сего, девушкой — главная в жизни Фета. Гибель Марии в 1850 году перечеркнула всю прежнюю жизнь поэта, придала трагическое звучание всем его стихам, даже самым радостным и светлым.
Кажется, первым, кто глубоко и убедительно писал об этом, был монах Лазарь, в миру Виктор Васильевич Афанасьев — литературовед, посвятивший всю жизнь изучению русской поэзии ХIХ века. Перед вами одна из последних наших бесед, записанных прошлой зимой.
Как произошла встреча Афанасия и Марии?
— Было так: после университета Фет поступил на военную службу. Оказался в гарнизоне под Херсоном и познакомился в соседнем имении с девушкой, дочкой обедневшего генерала в отставке. Марии тогда исполнилось двадцать два года. Она была очень чуткой и культурной барышней.
Мария знала о том, что молодой офицер — талантливый поэт?
— Конечно! Она с детства любила стихи Фета, — ведь он уже лет десять публиковал их в периодике, была у него уже и книжка. Мария прекрасно знала и русскую, и мировую поэзию.
Самым известным стихотворением Фета считается «Шепот, робкое дыханье…» Оно имеет какое-то отношение к Лазич?
— Самое прямое. Оно написано в лучшие дни их отношений. Фет писал тогда своему приятелю: «Я ждал женщины, которая поймет меня, и дождался ее». Так они полюбили друг друга. Но Фет не решался жениться. Своей нерешительностью измучил и Марию, и себя.
Ситуация вполне современная. Сейчас молодые люди оправдываются необходимостью «встать на ноги»: накопить на квартиру, сделать карьеру. Чем оправдывался Фет?
— Примерно тем же. Он действительно был беден, а Лазич была небогата. И вот Фет пошел на полный разрыв. Если б он знал, в какое отчаяние привел Марию! Она почувствовала, что от нее ускользает вся ее жизнь. Много она упрашивала, умоляла его не обрывать переписку и наконец поняла, что все кончено. А осенью 1850 года Фет был сражен страшной новостью: Мария погибла.
Что же случилось?
— Случайно вспыхнуло ее кисейное платье. Мария, вся в огне, пробежала по анфиладе комнат, открыла балконную дверь — от свежего воздуха огонь вспыхнул еще сильнее и охватил голову. Она закрыла лицо руками и крикнула сестре: «Ради Неба, спаси письма!» Мария имела в виду письма Фета, так как везде горели отпавшие куски платья. Девушка бросилась по ступенькам в сад и там упала. На крики сестры прибежали люди, которые отнесли Марию, всю обгоревшую, в спальню. Через четыре дня в неимоверных муках она скончалась со словами: «Он не виноват, а я…»
Предполагаемый портрет Марии Лазич.
Что произошло с Фетом после этого известия?
— Это был уже совсем другой Фет. Он понял, что потерял женщину, которую любил всеми силами души. Потерял счастье своей жизни. Потом он все приобрел: стал богатым помещиком, поместным дворянином, камергером императорского двора. Но Марию уже было не вернуть. И Фет всю оставшуюся жизнь мучился тем, что оставил ее, винил себя в смерти девушки.
Эта история, мне кажется, принадлежит не только и не столько истории литературы. В ней — вечное нам напоминание о том, как хрупко первое чувство, как вообще хрупок и нежен сосуд жизни…
— Фет благоговейно сберегал в душе все, что было связано с Марией Лазич. В ином стихотворении, кажется, нет ее, но это только кажется. Там все — и музыка слова, и краски природы, и чувство поэта — все о ней. Стихи, посвященные Лазич, не измышлены, не «сочинены», нет, поэт жизнью платит за память сердца. «Где ты? Ужель, ошеломленный,//Кругом не видя ничего,//Застывший, вьюгой убеленный,// Стучусь у сердца твоего?..» Фет был исповедален, весь открыт…
Но это не все чувствовали и понимали.
— Кто же мог тогда понять, что это, о чем и зачем? Даже друзья Фета не понимали, почему он, будучи в преклонных годах, продолжал писать о любви. Константин Леонтьев, писатель и философ, был в дружеских отношениях с Фетом. Он прочел «Вечерние огни» и так рассердился, что решил написать Фету письмо «с дружеским советом о любви умолкнуть». Об этом намерении узнал духовник Леонтьева старец Амвросий и запретил писать такое письмо.
Старец был знаком с Фетом?
— Только по рассказам Леонтьева или по стихам Фета. Но и этого ему было достаточно. У старца Амвросия была всепроникающая интуиция. Вот он и сказал: «Не надо». Он понял, что у Леонтьева неправильное мнение о Фете.
Душа Марии Лазич не отходила от Фета всю его жизнь: последнее стихотворение, посвященное ей, было написано в 1892 году, в год смерти поэта…
— По поводу стихотворения «На качелях» Буренин злословил: «Представьте себе семидесятилетнего старца и его «дорогую», «бросающих друг друга» на шаткой доске… Как не обеспокоиться за то, что их игра может окончиться неблагополучно для разыгравшихся старичков!» Вот до какой мерзости доходила критика.
Фет не мог понять, как людям приходит такое в голову.
Ведь для чистого все чисто.
— Вот именно! Афанасий Афанасьевич писал Полонскому по поводу этого стихотворения — всего-то двенадцать строк! — и поднявшейся газетной травли: «Сорок лет тому назад я качался на качелях с девушкой, стоя на доске, и платье ее трещало от ветра, а через сорок лет она попала в стихотворение, и шуты гороховые упрекают меня…»
Но все-таки «Вечерние огни» принесли Фету славу…
— Славу? «Вечерние огни» печатались в количестве 700-800 экземпляров и при этом не были распроданы в течение многих лет.
Получается, что Фета нельзя понять без трагической истории его любви?
— Фета нельзя понять вне Марии Лазич. Земного бессмертия не существует, но пока по милости Божией мир наш стоит, пока люди читают стихи, память о Марии Лазич будет жить на земле. Образ юной страдалицы, много потерпевшей за свою любовь, как ангел летит над русскими полями. Не будь ее — не было бы того Фета, который навсегда остался в русской поэзии.
Но вот кто-то спросит: что же он со своим покаянием не шел в храм?
— Фет бывал в церкви. Когда он жил в Москве на Плющихе, то посещал службы в Новодевичьем монастыре. Но после сорока лет у него открылась астма, лечить ее тогда не умели. Афанасий Афанасьевич жил летом в своей Воробьевке, часто не имея сил даже выйти на террасу. Он еле-еле дышал.
Вообще надо сказать: он слишком себя загрыз. Отвечая на домашнюю анкету в доме Толстых на вопрос: «Долго ли бы вы хотели жить?», он пишет: «Наименее долго».
Друзья не понимали, почему он и в старости писал стихи о любви
Во многих воспоминаниях современников можно встретить язвительные и насмешливые отзывы о Фете как о скаредном и грубом старике.
— Да, он до самой старости боролся с грехами своей бедной юности: честолюбием и сребролюбием. Но эти грехи не убили в Фете поэта, не уничтожили и огромного дара любви. И что наши человеческие суды… Ведь нам открыто о Фете далеко не всё.
Анализ стихотворения Фета «Поэтам»
«Дарование Фета совершенно самобытное, особенное, до того особенное, что особенность переходит у него в причудливость, подчас самую странную неясность или в такого рода утонченность, которая кажется изысканностью». Так писал о творчестве А. А. Фета Аполлон Григорьев, который был советчиком в творческих делах поэта.
А. Фет стремился передать тонкие переживания человека, сделать их доступными читателю.
Стихотворение «Поэтам» было написано 5 июня 1890 года и обращено к собратьям по перу.
Стихотворение отражает в целом мотивы и настроения поэзии Фета: быть убежищем от всех житейских скорбей. «Поэтам» можно отнести к ряду стихотворений о назначении поэзии, ее могуществе. Стихотворение состоит из четырех строф, каждая из которых цепь образов, внутренней жизни человека, объединенных мотивом поэзии. Тематическое единство стихотворения подчеркнуто его композицией — каждое четверостишие — одно предложение, прославляющее поэзию. Тон всему повествованию задает первая строфа, в которой лирический герой показывает свое отношение к поэтам, а значит и поэзии:
Сердце трепещет отрадно и больно,
Подняты очи и руки воздеты,
Здесь на коленях я снова невольно,
Как и бывало, пред вами, поэты.
Лирическое напряжение передают слова высокого стиля: очи, руки воздеты, провидит, песнопенье, чертоги, грезы; эпитеты: благовонные розы, прозрачно-воздушные радуги, мимолетные грезы.
Возможности поэзии огромны:
Только у вас мимолетные грезы
Старыми в душу глядятся друзьями,
Только у вас благовонные розы
Вечно восторга блистают слезами.
Она, поэзия, воспитала и лирического героя, в чертогах поэтов «окрылился» его дух:
В ваших чертогах мой дух окрылился,
Правду провидит он с высей творенья,
Этот листок, что иссох и свалился,
Золотом вечным горит в песнопенье.
В стихотворении выдержано «единство представления», которое Фет называл первым художественным законом. Здесь можно говорить о ритмической композиции. Ритм следует за смыслом, за развитием темы.
Стихотворение «Поэтам» образует цикл с другими стихотворениями, также прославляющими поэзию: «Одним толчком согнать ладью живую», «Если радует утро тебя» и др. где особенно выразителен, впечатляющ мотив победы поэзии над временем, мотив бессмертия мгновения, если оно запечатлено поэтом.
Анализ стихотворения Фета «Поэтам»
«Дарование Фета совершенно самобытное, особенное, до того особенное, что особенность переходит у него в причудливость, подчас самую странную неясность или в такого рода утонченность, которая кажется изысканностью». Так писал о творчестве А.А. Фета Аполлон Григорьев, который был советчиком в творческих делах поэта.
А. Фет стремился передать тонкие переживания человека, сделать их доступными читателю.
Стихотворение «Поэтам» было написано 5 июня 1890 года и обращено к собратьям по перу.
Стихотворение отражает в целом мотивы и настроения поэзии Фета: быть убежищем от всех житейских скорбей. «Поэтам» можно отнести к ряду стихотворений о назначении поэзии, ее могуществе. Стихотворение состоит из четырех строф, каждая из которых цепь образов, внутренней жизни человека, объединенных мотивом поэзии. Тематическое единство стихотворения подчеркнуто его композицией — каждое четверостишие — одно предложение, прославляющее поэзию. Тон всему повествованию задает первая строфа, в которой лирический герой показывает свое отношение к поэтам, а значит и поэзии:
Сердце трепещет отрадно и больно,
Подняты очи и руки воздеты,
Здесь на коленях я снова невольно,
Как и бывало, пред вами, поэты.
Лирическое напряжение передают слова высокого стиля: очи, руки воздеты, провидит, песнопенье, чертоги, грезы; эпитеты: благовонные розы, прозрачно-воздушные радуги, мимолетные грезы.
Возможности поэзии огромны:
Только у вас мимолетные грезы
Старыми в душу глядятся друзьями,
Только у вас благовонные розы
Вечно восторга блистают слезами.
Она, поэзия, воспитала и лирического героя, в чертогах поэтов «окрылился» его дух:
В ваших чертогах мой дух окрылился,
Правду провидит он с высей творенья,
Этот листок, что иссох и свалился,
Золотом вечным горит в песнопенье.
В стихотворении выдержано «единство представления», которое Фет называл первым художественным законом. Здесь можно говорить о ритмической композиции. Ритм следует за смыслом, за развитием темы.
Стихотворение «Поэтам» образует цикл с другими стихотворениями, также прославляющими поэзию: «Одним толчком согнать ладью живую…», «Если радует утро тебя…» и др. где особенно выразителен, впечатляющ мотив победы поэзии над временем, мотив бессмертия мгновения, если оно запечатлено поэтом.
«Дарование Фета совершенно самобытное, особенное, до того особенное, что особенность переходит у него в причудливость, подчас самую странную неясность или в такого рода утонченность, которая кажется изысканностью». Так писал о творчестве А.А. Фета Аполлон Григорьев, который был советчиком в творческих делах поэта.
А. Фет стремился передать тонкие переживания человека, сделать их доступными читателю.
Стихотворение «Поэтам» было написано 5 июня 1890 года и обращено к собратьям по перу.
Стихотворение отражает в целом мотивы и настроения поэзии Фета: быть убежищем от всех житейских скорбей. «Поэтам» можно отнести к ряду стихотворений о назначении поэзии, ее могуществе. Стихотворение состоит из четырех строф, каждая из которых цепь образов, внутренней жизни человека, объединенных мотивом поэзии. Тематическое единство стихотворения подчеркнуто его композицией — каждое четверостишие — одно предложение, прославляющее поэзию. Тон всему повествованию задает первая строфа, в которой лирический герой показывает свое отношение к поэтам, а значит и поэзии:
Сердце трепещет отрадно и больно,
Подняты очи и руки воздеты,
Здесь на коленях я снова невольно,
Как и бывало, пред вами, поэты.
Лирическое напряжение передают слова высокого стиля: очи, руки воздеты, провидит, песнопенье, чертоги, грезы; эпитеты: благовонные розы, прозрачно-воздушные радуги, мимолетные грезы.
Возможности поэзии огромны:
Только у вас мимолетные грезы
Старыми в душу глядятся друзьями,
Только у вас благовонные розы
Вечно восторга блистают слезами.
Она, поэзия, воспитала и лирического героя, в чертогах поэтов «окрылился» его дух:
В ваших чертогах мой дух окрылился,
Правду провидит он с высей творенья,
Этот листок, что иссох и свалился,
Золотом вечным горит в песнопенье.
В стихотворении выдержано «единство представления», которое Фет называл первым художественным законом. Здесь можно говорить о ритмической композиции. Ритм следует за смыслом, за развитием темы.
Стихотворение «Поэтам» образует цикл с другими стихотворениями, также прославляющими поэзию: «Одним толчком согнать ладью живую…», «Если радует утро тебя…» и др. где особенно выразителен, впечатляющ мотив победы поэзии над временем, мотив бессмертия мгновения, если оно запечатлено поэтом.