Кто привез пушкина в лицей на приемные экзамены

День лицея – это не только всем известное 19 октября, но и спрятанное от памяти народной 12 августа. 

12 августа 1810 года российский император Александр I подписал указ об учреждении в Царском Селе лицея для «образования юношества, предназначенного к важным частям службы государственной».

Вряд ли он предполагал, что через 200 лет нам будет представляться, что Царскосельский лицей – это важная часть жизни Пушкина. Государственная служба скромно останется в стороне.

Авторов удивительного проекта было двое: сам 33-летний император и 38-летний  государственный секретарь Михаил Сперанский. По очереди о каждом.

Александр I: всё, что намечено бабушкой – выполним!

Екатерина любила образованных (правда, красивых тоже любила) и искренне стремилась к модной в то время просвещенной монархии, то есть к той же самой власти, но с более приятным, еще говорят  –  с человеческим лицом. Активной собеседнице авторитетных французских просветителей (с Дидро очно, с Вольтером «по удаленке») так хотелось, чтобы у руля империи наконец-то появился системно образованный, гуманный и воспитанный кормчий, что она лично составила генеральный план просвещения любимого внука. Сын  Павел как-то сразу и довольно резко выносился за скобки образования и царствования.

Бабушка не побоялась поставить основным воспитателем внука швейцарца Фредерика Сезара Лагарпа, который считал (правда, негромко), что к счастью нации неминуемо приведут три составные части –  Конституция, парламент и отмена крепостного права (в следующем веке эти опасные, смутные составные части благополучно вытеснит наша лихая тройка – самодержавие, православие и народность). Швейцарец приучал  воспитуемого вставать в шесть утра (и именно в это время будет подъем в  Царскосельском лицее) и составил под присмотром бабушки план формирования личности будущего императора (не от этого ли через 180 лет советских старшеклассников заставят составлять личный комплексный план строителя коммунизма?). Лагарп научил ученика всматриваться в окружающую жизнь, и повзрослевший Александр поделится потом своими первыми наблюдениями в письме к учителю, покинувшему Россию:

«Кругом непостижимое творится: все только и делают, что воруют, порядочного человека не сыскать, это ужасно!»

Заметим, что с тех пор мало что изменилось, – застыло в своей первозданной красоте…

Всё лучшее и самое современное внуку! – таков был непререкаемый слоган Екатерины, и даже религиозную практику вероятного наследника, взятого в жесткую образовательную осаду, регулировал суперсовременный священник: сбривший бороду, ходивший в светском костюме, свободно говоривший по-английски, без пяти мыслей вольнодумец Андрей Самборский. Такого еще надо было хорошо поискать на этом свете, но бабушка нашла.

И стали из Александра всем педагогическим миром делать всесторонне развитого, гуманного человека, – и именно на это будет нацелен и Царскосельский лицей, так что появление Лицея неразрывно связано с наставлениями бабушки Екатерины Великой.

И это был не просто приказ императрицы «выучить от сих до сих! Приеду — проверю!..», а самый что ни на есть образовательный проект, предшествовавший лицейскому.  Конечно, далеко не всё шло гладко, не все исполнители соответствовали пику Просвещения, на который предстояло забраться Александру Павловичу Романову, да и сама Екатерина по мере приближения к французской революции постепенно удалялась от первоначального образовательного энтузиазма. Свою посильную лепту в отчуждение царицы от Просвещения, кроме французов, внесли и Новиков с Радищевым.

Тем не менее, первоначальной инерции екатерининских наставлений хватило, чтобы сначала довести Александра до дерзкого признания другу Чарторыйскому – в том, что на любимую им с рождения свободу имеют право, скорей всего, и все остальные люди, а затем – вывести его на тесное, пусть и непродолжительное, сотрудничество с Михаилом Сперанским в деле реформирования российской действительности.

Сперанский: кто был ничем, тот станет всем

Сперанский родился в семье сельского священника, то есть к сановной аристократии отношения не имел никакого – но императору как раз и потребуется человек совершенно из другого теста. За то, что с ранних лет Михаил активно подавал надежды при обучении, он получил звонкую фамилию – Сперанский (от латинского «sperare» – надеяться). Ни отец, ни дед Михаила фамилии не имели.

Так вот и жили люди в эпоху Просвещения: одни просвещались, а у других фамилии не было.

Интересно, что первое свое путешествие Сперанский предпримет для встречи с тем самым оригинальным протоиреем Андреем Самборским, – помните? – который обучал юного Александра.

Мир тесен. Происходящее неслучайно.

Когда Александру I было 14 лет – и в советское время его можно было бы принимать в комсомол – Михаил Сперанский заканчивает Петербургскую Духовную академию (куда направлялись лучшие слушатели провинциальных семинарий России) и, совершив стремительный прыжок из студента в профессора, начинает преподавать там математику, физику, красноречие, а чуть позже и философию. Мог бы и кибернетику с искусственным интеллектом – просто не просили.

При этом у Сперанского не было золотой бабушки с ценными наставлениями, но как раз из него и получился образованный, разносторонний и гуманный человек.

Сперанский станет идеальным ревизором – во-первых, он не брал взяток, чем поражал и пугал губернские элиты (чисто инопланетянин), а во-вторых, первым в России во время ревизий начал лично принимать население с жалобами – до него эта мысль не приходила в голову проверяющим. И если в Европе коллективное ощущение страха связано с вторжением викингов и Аттилы, то российские чиновники пуще смерти боялись нашествия Михаила Сперанского, а отдельные беспробудные взяточники даже пытались утопиться, узнав о его предстоящем приезде – упреждающе (сегодня это в значительной степени облегчало бы работу Следственного Комитета), всё равно ведь выведет на чистую воду, стыда не оберешься.

Понятно, что дворяне серьезно невзлюбили принципиального выскочку без фамилии. Такие никогда долго во власти не задерживаются, – но за год до своей отставки Сперанский все-таки успевает запустить Царскосельский лицей.

Государственному секретарю-реформатору захотелось (как и бабушке Екатерине) невозможного: чтобы у власти было человеческое лицо. Сперанский мечтал сделать чиновников по своему образу и подобию – он думал, что тех, кто врет и ворует, просто никто никогда толком не учил. Значит, надо скорее сделать образовательную структуру, в которой они бы научились – всему хорошему.

12 августа 1811 года – день приемных экзаменов Пушкина. Приемные экзамены, точнее – испытания, проходили в разные августовские дни, но Пушкин испытывался на образовательную прочность именно 12 августа – в Петербурге у министра народного просвещения Разумовского.

От абитуриента требовались устойчивые знания русского, французского, географии, физики и начальной математики – от элементарного счета до задач на прямые и обратные пропорции.

Оценки Пушкина: русский язык – очень хорошо, французский – хорошо, с немецким – не знаком, с арифметикой – соприкасался, по географии и истории – имеет некоторые сведения (о том, как Пушкина доучивал в Кишиневе Владимир Раевский – в предыдущей главе).

В учебные заведения во все времена поступали либо по блату, либо за деньги. В случае отсутствия блата и денег некоторые используют запасной вариант – знания и сообразительность.

В Царскосельский лицей поступали по блату – для прохождения испытаний требовался высокий титул родителя либо рекомендация на уровне высшей знати или министров. Собственно, процесс добывания рекомендации был гораздо сложнее самого испытания.

Деньги же роли не играли – проект курировал сам император, а он был еще одним человеком в России, кроме Сперанского, кто не брал взяток (правда, предыдущий император принял зимние апельсины из Одессы, а следующий – огромный индо-персидский алмаз, но это скорее экзотика либо – исключения, правило подтверждавшие).

Еще одним исключением из правил стал единственный абитуриент, прошедший без рекомендаций и титулов, по запасному варианту (знания и сообразительность). Владимир Вольховский происходил из достаточно бедных и совсем не титульных дворян, и к рекомендующим особам его семье было просто не подступиться. Но Владимир закончил с золотой медалью Московский благородный пансион, руководство пансиона рекомендовало его к поступлению в Лицей, и, как ни странно, этого оказалось достаточно.

Владимир понимал, что опираться он может только на своё усердие, волю и целеустремленность. И Царскосельский лицей Вольховский, по прозвищу Суворочка (за аскетический образ жизни) и Sapientia (за мудрость), также заканчивает с большой золотой медалью. 

Что касается Пушкина, то в лицей его проталкивали Александр Тургенев, директор департамента, и Иван Дмитриев, министр юстиции и по совместительству знаменитый литератор (такая шла эпоха: чиновники писали стихи, а поэты не гнушались становиться министрами и генералами).

Отец Пушкина, Сергей Львович, ухватился за возможность пристроить сына в хорошее заведение (прочитав объявление в газете), да и еще и бесплатно – чтоб не путался под ногами (а Пушкин с восьми лет бегал днями напролет похлеще Форреста Гампа) и не расходовал скромный семейный бюджет. Не так уж много осталось в семье крепостных, из которых можно было выкачивать средства на невыносимую легкость бытия…

Впрочем, Пушкиным не хватало не только денег, но и важных титулов, а, по изначальному замыслу, Лицей предназначался исключительно для родовитых, так как император собирался отправить туда своих братьев – Николая и Михаила, чтобы также не путались под ногами. Кроме того, хорошо, когда братья под присмотром – мало ли что замышлять начнут на раннем этапе.

Пришлось Сергею Львовичу выкручиваться через знакомых, а вот знакомых, в отличие от денег и сановности, у него было много: это был дружелюбный и остроумный человек, с которым приятно сидеть за столом – и тост в вашу честь поднимет, и анекдот свежий расскажет, и стихи ваши прочитает, если вы поэт, – и вам это  будет приятно, и вы обязательно еще раз придете в гости и при случае поможете…

К тому же у Сергея Львовича был известный в высоких кругах брат, которого мы сегодня знаем как «дядю Пушкина» – но тогда Василия Львовича знали как поэта, входившего в первую литературную пятерку Москвы (вместе с министром юстиции Иваном Дмитриевым).

Как бы там ни было – дружелюбие Сергея Львовича сработало: сына Сашу до медосмотра и экзаменов допустили, чему поспособствовала еще и вдовствовавшая императрица Мария Федоровна, которая наложила строгое вето на обучение внуков Николая и Михаила в Царскосельском Лицее.

Если б не вето, то в Лицей шумною толпой ломанулись бы отпрыски действующей знати – Юсуповы, Строгановы, Шереметьевы… – кто ж откажется сделать блестящую карьеру, не отходя от парты. Или играя вечерами в лапту с великими князьями.

Пушкины не смогли бы конкурировать с аристократическими сливками – их, как говорится, просто не пустили бы в штрафную, затолкали бы на подступах. Пришлось бы Саше учиться в иезуитском благородном пансионе, как изначально планировал Сергей Львович – только вот хватило бы в семье на это средств, ведь иезуиты брали тысячу рублей в год (на наши деньги больше миллиона рублей)?

Но всё произошло в пользу будущего национального гения: рекомендация принята, медосмотр и вступительные испытания пройдены, до открытия лицея – два месяца.

Предполагалось, что через шесть лет (три года на курс старшей гимназии и три года на университетский курс) выпускник с дипломом об окончании  Царскосельского лицея будет настолько хорошо упакован знаниями, что сможет сразу же идти в бой – преображать Державу.

В наше время редкий человек перестает обрастать образовательными дипломами и сертификатами в 18 лет (а именно таков был средний возраст выпускников Лицея) – впрочем…

Иосиф Бродский закончил только 7 классов средней школы, что не помешало ему преподавать в Мичиганском университете. Однажды, удивившись скромной эрудиции студентов, Бродский составил список из 100 обязательных книг для поддержания базовой беседы. Надо полагать, сам он эти книги читал.

Стэнли Кубрик очень плохо, почти как Пушкин, учился в школе, бросил, недоучившись, Городской  колледж Нью-Йорка, но, тем не менее, стал утонченным мыслителем и одним из самых выдающихся кинорежиссеров в истории кинематографа. 

Итак, Лицей должен был за 6 лет превратить 10-летнего неопытного ребенка в готового к управлению офицера или государственного чиновника X или IX класса табели о рангах.

Учредителей и администрацию не смущало то, что на руках учителей не было четкой программы. Более того, отсутствовали даже инструкции Министерства образования и столь полюбившиеся сегодня Всероссийские Проверочные Работы. Зато была цель, энтузиазм, и замечательные преподаватели – как минимум, трое были высокого европейского уровня. Ну а, как известно, там, где трое хороших людей собраны в России, – будет перспектива и прорыв.

12 августа 1775 года в Риге родился Егор Антонович Энгельгардт, второй и самый знаменитый директор Царскосельского лицея.

Первый директор, Василий Федорович Малиновский, проделал огромную подготовительную работу – составлял инструкции, обустраивал здание, искал преподавателей, но неожиданно умер в 1814 году. Малиновский жил Лицеем, он запустил этот проект, это было дело его жизни. Кстати, брат его, Павел Малиновский стал свидетелем на свадьбе родителей Пушкина – очень узка дворянская прослойка.

Энгельгардт, продолживший дело Малиновского с марта 1816 года, довел образовательный эксперимент до ослепительного блеска. Как уже говорилось в главе VI – он приглашал студентов к себе домой, беседовал лично с каждым, устраивал прогулки, плавно переходившие в походы, то есть был первым классным руководителем в истории образования.

Энгельгардт пытался сплотить ребят, создать одну большую лицейскую семью – и во многом это ему удалось. Многие лицеисты (больше других – Горчаков, Пущин и Вольховский) в течение всей своей жизни переписывались с Энгельгардтом.

Александр Горчаков, будучи уже канцлером и светлейшим князем, пожертвовал на московский памятник Пушкину 200 рублей, тогда как на стипендию имени Энгельгардта – 16 тысяч. Почувствуем разницу.

Знаменитый ВикНикСор из «Республики ШКИД» – производная от Энгельгардта.

После смерти Пушкина, когда ежегодные октябрьские собрания выпускников пушкинского класса стали увядать, Энгельгардт берет инициативу на себя и пытается собирать лицеистов сразу первых семи выпусков (выпускались с интервалом в три года), в том числе, и на своей квартире. А в честь 25-летия первого выпуска в 1842 году Энгельгардт, будучи пенсионером, устроил обед за свой счет в ресторане. Так что государственный пенсионер того времени мог себе позволить накормить и напоить пятнадцать человек в хорошем петербургском заведении…

Именно Энгельгардт стал родоначальником традиции разбивать лицейский колокол, который в течение шести лет призывал учеников к занятиям, и делать из обломков чугунные кольца – эти кольца он собственноручно надевал на пальцы лицеистам при прощании как символ памяти и лицейской дружбы.

Тогда же – в июне 1817 года на первом выпускном вечере – Энгельгардт, как и Куницын при открытии лицея (…и мы пришли. И встретил нас Куницын приветствием меж царственных гостей…), не побоялся в присутствии императора сказать дерзкое общечеловеческое напутствие лицеистам – ни разу не призвав любить царя и отдать долг Отечеству, которое серьезно потратилось на образование (все затраты на создание и содержание лицея окупил лицеист Александр Горчаков, вернувший России в 1871 году – не двинув пушки, ни рубля – право держать на Черном море неограниченное количество своих военных кораблей).

В иные эпохи за такое напутствие можно сразу направиться в сторону Тобольска:

«Идите вперед, друзья, на новом вашем поприще!.. Храните правду, жертвуйте всем за нее; не смерть страшна, а страшно бесчестие; не богатство, не чины, не ленты честят человека, а доброе имя, храните его, храните чистую совесть, вот честь ваша…»

Но совсем скоро – через 6 лет – Энгельгардта уволили. На его место в Лицей приходит кадровый военный, генерал-майор Федор Гольтгоер, не любивший читать, но неплохо знавший арифметику…

Когда 11-летнего Пушкина привезли в Лицей, ему не нравилось абсолютно всё – от раннего подъема до вечерней молитвы, которую надо было читать вслух всем по очереди. Комнату свою он называл не иначе как кельей.

Где ж разгуляться творческой душе?

Но во время Михайловской ссылки,  когда у поэта появилось свободное время и эффективное одиночество, – ведь не было ни ежедневных балов с красивыми барышнями и шумным оркестром, ни утомительных встреч и опустошающих карточных игр, – Пушкин внимательно оглянулся назад, в прошлое, и понял, что именно в Лицее, с жесткими правилами, запретами и монастырскими кельями – и было его счастливое, возможно, самое счастливое время.

Пушкин снес здание своей прошедшей жизни, вплоть до котлована, и перестроил его, сделав фундаментом новой биографии Царское Село. И его первый осенний шедевр «19 октября» — как раз об этом.

Если все мы из нашего детства, по меткому замечанию Сент-Экзюпери, то Пушкин – из Царскосельского лицея. Там он осознал себя поэтом, осознал себя Пушкиным…

Там он выбрал себя, благо было из чего выбирать. И вышел в мир человеком, набравшим силу.

И неспроста в мае 1831 года Пушкин привозит в Царское Село молодую жену.