Портрет Александра Блока
«Трагическим тенором эпохи» назвала Анна Ахматова одного из самых известных поэтов Серебряного века — Александра Блока. Ему было суждено пережить немало: революции, смену политического строя, голод в Петрограде… Поэт стойко переносил бытовые трудности, казалось, был здоров и полон сил, но в апреле 1921 года вдруг почувствовал недомогание, а 7 августа — скончался. Врачам так и не удалось установить точный диагноз, и смерть Блока стала еще одной пугающей загадкой в русской истории…
Говоря о смерти Александра Блока, многие историки вспоминают выступление поэта на пушкинском вечере незадолго до собственной кончины. Тогда, говоря о светоче русской поэзии, Александр Блок резюмировал: «Поэт умирает, потому что дышать ему больше нечем; жизнь потеряла смысл». По сути, эти слова стали прологом к его собственной гибели.
Рабочий кабинет Александра Блока
В официальном медицинском заключении значится такая причина смерти: «цинга, голод и истощение». Такой диагноз — не редкость для тогдашнего Петрограда, для замученных и постоянно недоедающих, безденежных и истощенных политическими репрессиями представителей русской интеллигенции. Блок действительно страдал от недоеданий: от нехватки витаминов стали выпадать зубы, участились голодные обмороки, даже возникла частичная глухота. Пекелис, лечащий врач Александра Блока, сделал заключение, что у поэта развился острый эндокардит, сердечное заболевание, которое до изобретения антибиотиков было неизлечимо.
Портрет Александра Блока, 1907 год
Александр Блок болел страшно: на глазах терял силы, мучился страшными болями, которые врачи упорно снимали морфием, и испытывал душевные терзания… Стремился ломать, крушить, жечь. Любовь Дмитриевна Менделеева, жена поэта, вспоминает, что в приступах гнева и бессильной злобы он бил посуду, ломал стулья и даже не пощадил статуэтку Аполлона. Перед смертью Блок не хотел оставлять ничего написанного, рвал и сжигал черновики, рукописи, изданные экземпляры поэмы «Двенадцать».
Александр Блок
Пекелис, лечивший Блока, настаивал на том, что поэту нужно уехать за границу, Блок упорно не соглашался ехать в Европу. С трудом удалось уговорить его подать документы на выезд в Финляндию, но тогдашнее правительство затягивало выдачу разрешения, попросту боялись, что за границей поэт станет критиковать советскую власть. По иронии судьбы, положительное решение по вопросу «отпуска» Блока пришло за пару дней до его смерти.
Александр Блок и Любовь Дмитриевна Менделеева
Смерть Блока вызвала огромный резонанс как в России, так и за рубежом. Официально об этом говорили мало, в прессе появился лишь один скупой некролог, но лучшие умы эпохи болезненно откликнулись на уход из жизни великого поэта. Так, Евгений Замятин и Ромен Роллан были убеждены, что Блока можно было спасти, если бы вовремя увезти за границу, а причиной его смерти называли постоянные третирования.
По некоторым версиям причиной внезапной смерти Александра Блока могло быть отравление, историки не убирают со счетов и такое предположение: умер поэт от отравления ртутными препаратами, прописанными ему по тайному указанию спецслужб. Безусловно, все эти предположения требуют доказательств.
Александр Блок ушел в 41 год совсем молодым.
ТРАГИЧЕСКИЙ ТЕНОР ЭПОХИ
Александр Блок не умел петь, о чем очень сожалел. Музыку любил — ходил в оперу и на концерты, ездил слушать цыганский хор, собирал романсы и записывал их в отдельную тетрадку, но не пел.
Однако именно его Ахматова назвала «трагическим тенором эпохи». Не «голосом» — слово уместилось бы в размер строки — а именно тенором, то есть голосом певческим, голосом, передающим музыку. А музыка всю жизнь была для Ахматовой и стимулом к творчеству, и убежищем, и утешением.
Недаром в стихотворении, посвященном Шостаковичу, она напишет:
В ней что-то чудотворное горит,
И на глазах ее края гранятся.
Она одна со мною говорит,
Когда другие подойти боятся.
Когда последний друг отвел глаза,
Она была со мной одна в могиле
И пела словно первая гроза
Иль будто все цветы заговорили.
И «трагический тенор эпохи» для Ахматовой — это человек, выражающий суть времени языком творчества.
Александр Вертинский всю жизнь писал стихи и сокрушался, что не такие хорошие, как Блок или Ахматова. И страдал от того что голос у него не такой как у Шаляпина или Собинова.
Петр Лещенко тоже писал стихи, некоторые такие, что лучше бы не писал. И это понятно — бОльшую часть своей жизни он прожил там, где на русском языке говорили далеко не все. Но пел как птица, пел, как дышал, и перестал дышать, когда не смог петь.
Юрий Морфесси родился в Афинах, умер в Париже, и был назван Шаляпиным «Баяном русской песни».
Они были очень разные, эти бродяги и артисты. Их отношения между собой были весьма негладкими, да и жизнь тоже была негладкой. Но общим было одно — их дар. Тот дар , который ведет, а иногда и тащит артиста по жизни, который не переложишь на другие плечи, не передашь. Тот дар, из-за которого, артист всегда в обычном мире в гостях, зато на сцене — дома.
Тот дар, благодаря которому, каждый из них мог сказать: «Гул затих. Я вышел на подмостки…»
И «жизнь прожить — не поле перейти», — это тоже про них.
И про нас.
Об этом концерт-спектакль народного артиста России Олега Погудина «Трагический тенор эпохи».
Девятнадцатого сентября в концертном зале «Градский-холл».
Окультурить друзей:
ВКонтакте
Google+
Одноклассники
“Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская — вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс...” На самом же деле год этот был вовсе не велик (хотя и вправду страшен): его продолжительность составила всего 352 дня. Дело в том, что именно зимой 1918 года, 90 лет назад, Россия перешла на григорианский календарь (“новый стиль”). После 31 января наступило сразу 14 февраля, а январь 1918 стал последним, рубежным месяцем “старого” времени. И, словно торопясь успеть к этому рубежу, в смутные январские дни второго от начала революции года лихорадочно пишет свою поэму «Двенадцать» Александр Блок. Шум от крушения старого мира был слышен не только поэту. 5 января большевики силой оружия разогнали мирную демонстрацию в поддержку Учредительного собрания, 6 января такая же участь постигла и саму Учредилку. Опыт парламентской демократии в советской России оказался весьма недолгим. Впереди страну ждали хаос Гражданской войны, разгул террора, нищета и голод. “Сегодня я — гений”, — запишет 29 января 1918 года Блок в своём дневнике, закончив «Двенадцать». Гений потому, что ему удалось запечатлеть этот шум крушения старого мира в строфах великой и странной поэмы. А заодно и музыку вселенского оркестра. “Весёлый ветер” революции, сметающий со своего пути карикатурно-картонные фигурки персонажей прошлого, ластится к ногам идущих на смену старому миру двенадцати апостолов-разбойников. Их державный шаг печатается мощно и слаженно, и даже смерть Катьки и метания Петрухи не могут остановить это шествие, устремлённое вперёд, к незримому и не очень понятно почему возникшему в финале Христу. Вслушиваясь в грандиозную музыку “революционного циклона” “во всех морях — природы, жизни и искусства”, пытаясь понять, “кто впереди”, кто манит и блазнится “сквозь кровь и пыль”, Блок страстно верит в то, что, “опоясанная бурей”, в Россию приходит “демократия”. Трагическая ошибка, которую он почувствует сам очень скоро. Демократии в России так и не возникнет. Революционно-музыкальный циклон стихнет на удивление быстро, и наступит гнетущая тишина, в которой речи окажутся не слышны и “за десять шагов”, в которой сможет улыбаться “только мёртвый, спокойствию рад”. “Слопала-таки поганая, гугнивая, родимая матушка Россия, как чушка, своего поросёнка”, — скажет Блок о России и революции перед смертью. Кончится вихревой, исступлённый январь восемнадцатого, и страна, пытаясь перескочить через рубеж между старым и новым временем, попадёт в длинную полосу безвременья — с выкачанным из лёгких воздухом жизни, с отнятой творческой свободой. “Покой и воля. Они необходимы поэту для освобождения гармонии. Но покой и волю тоже отнимают. Не внешний покой, а творческий. Не ребяческую волю, не свободу либеральничать, а творческую волю, тайную свободу. И поэт умирает, потому что дышать ему уже нечем; жизнь потеряла смысл”. Это тоже Блок — о Пушкине и о себе. Художник Юрий Анненков запишет в своих дневниках: “В последний год его жизни разочарования Блока достигли крайних пределов. В разговорах со мной он не боялся своей искренности. «Я задыхаюсь! — повторял он. — И не я один: вы тоже. Мы задыхаемся, мы задохнёмся все! Мировая революция превратилась в мировую грудную жабу!»” Обострения этой страшной болезни и осложнения, вызванные ею, часто будут случаться именно в январе. Присмотримся только к одному из них — январю 1968 года, отделённому от блоковского полувековой дистанцией. В этот год, 1 января, впервые выйдет в эфир программа «Время». Меняясь вместе с временем историческим, телевизионное «Время» остаётся неизменным в одном — это зеркало, в которое смотрится российская власть любого извода с извечным вопросом: “Свет мой зеркальце, скажи…” И неизменно получает на него единственно правильный ответ. В том же самом январе 1968 года — странное сближение! — в Чехословакии пришёл к власти Александр Дубчек. В эти зимние дни начала расцветать «Пражская весна». Тоже, кстати, в своём роде революция — движение за возвращение к подлинной демократии, растоптанной большевиками за полвека до этого, движение к свободе. Революция, ставящая перед собой такие цели, революция “с человеческим лицом” автоматически оказалась контрреволюцией. За что и была жестоко подавлена — нашими ревнителями дела Ленина (Сталина). Впрочем, все эти события ещё впереди, и тогда, 5 января, поздравляя Дубчека с занятием поста Генсека, самые высокопоставленные партийные функционеры ещё не знали, к чему приведёт “новое назначение”. Гораздо понятнее было в самом СССР, где в этот день заканчивались приготовления к так называемому “процессу четырёх”. На нём разбиралось “дело” Юрия Галанскова, Александра Гинзбурга, Алексея Добровольского и Веры Лашковой, осуждённых за “антисоветскую пропаганду и агитацию”. Их вина заключалась в подготовке и распространении «Белой книги по делу А.Синявского и Ю.Даниэля» — писателей, осуждённых за свои произведения двумя годами ранее. В «Белую книгу» вошли документы, посвящённые процессу над Синявским и Даниэлем, а также выдержки из советской и западной прессы на эту тему. Сведённые вместе, разные источники показали чудовищную абсурдность самого процесса. И вот выступившие на защиту творческой свободы художников “четверо” сами оказались на скамье подсудимых. Теперь защита потребовалась им. И она не замедлила прийти. Среди многих писем протеста, появившихся тогда в самиздате, хотелось бы выделить одно, написанное в конце января 1968 года историком и двумя учителями-словесниками — Петром Якиром, Ильей Габаем и Юлием Кимом. Выделить ещё и потому, что в сегодняшнем январе оно выглядит более чем современно. “Мы, подписавшие это письмо, обращаемся к вам со словами глубокой тревоги за судьбу и честь страны. В течение нескольких лет в нашей общественной жизни намечаются зловещие симптомы реставрации сталинизма. Наиболее ярко проявляется это в повторении самых страшных деяний той эпохи — в организации жестоких процессов над людьми, которые посмели отстаивать своё достоинство и внутреннюю свободу, дерзнули думать и протестовать. Конечно, репрессии не достигли размаха тех лет, но у нас достаточно оснований опасаться, что среди государственных и партийных чиновников немало людей, которые хотели бы повернуть наше общественное развитие вспять. У нас нет никаких гарантий, что с нашего молчаливого попустительства исподволь не наступит снова 37-й год Иллюстрация художника Юрия Анненкова к поэме «Двенадцать» Бесчеловечная расправа над интеллигентами — это логическое завершение атмосферы общественной жизни нескольких последних лет. Наивным надеждам на полное оздоровление общественной жизни, вселённым в нас решениями XX и XXII съездов, не удалось сбыться. Медленно, но неуклонно идёт процесс реставрации сталинизма. Главный расчёт при этом делается на нашу общественную инертность, короткую память, горькую нашу привычку к несвободе Мы ещё раз напоминаем: молчаливое потворство сталинистам и бюрократам, обманывающим народ и руководство, глушащим любой сигнал, любую жалобу, любой протест, логически приводит к самому страшному: беззаконной расправе над людьми. В этих условиях мы обращаемся к вам, людям творческого труда, людям, которым наш народ бесконечно верит: поднимите свой голос против надвигающейся опасности новых Сталиных и новых Ежовых. На вашей совести — судьба будущих Вавиловых и Мандельштамов. Вы — наследники великих гуманистических традиций русской интеллигенции. Перед вами пример мужественного поведения современной прогрессивной западной интеллигенции. Мы понимаем, вы поставлены в такие условия, что выполнение гражданского долга — каждый раз акт мужества. Но ведь и выбора тоже нет: или мужество — или трусливое соучастие в грязных делах…” Вот так революционные судороги января 1918 волнами расходились по нашей истории. Мог ли увидеть их Блок в туманной мгле своего города? Знал ли он, к чему приведёт через полвека та самая революция, вихревой гимн которой вдохновенно и мучительно слагался у него в те дни? Нет ответа. “Только эхо откликается в домах…” Кстати сказать, именно в 1918 году не присуждалась Нобелевская премия по литературе. Симптом символический.
Ну а если Вы все-таки не нашли своё сочинение, воспользуйтесь поиском
В нашей базе свыше 20 тысяч сочинений
Сохранить сочинение:
Сочинение по вашей теме Трагические тенора эпох. Поищите еще с сайта похожие.
135 лет Александру Блоку
Он прав — опять фонарь, аптека,
Нева, безмолвие, гранит.. .
Как памятник началу века,
Там этот человек стоит —
Когда он Пушкинскому Дому,
Прощаясь, помахал рукой
И принял смертную истому
Как незаслуженный покой.
Анна
Ахматова
«Есть в мире сотни замечательных явлений. Для них у нас еще нет слов, нет выражения. Чем удивительнее явление, чем оно великолепней, тем труднее рассказать о нем нашими помертвелыми словами. Одним из таких прекрасных и во многом необъяснимых явлений нашей русской действительности является поэзия и жизнь Александра Блока» Константин Паустовский
«У нас
есть прекрасные поэты, и гордиться можем мы многими именами. На пышный бал мы
пойдем с Бальмонтом, на ученый диспут — с Вячеславом Ивановым, на ведьмовский
шабаш — с Сологубом. С Блоком мы никуда не пойдем, мы оставим его у себя дома,
маленьким образком повесим над изголовием. Ибо мы им не гордимся, не ценим его,
но любим его стихи, читаем не при всех, а вечером, прикрыв двери, как письма
возлюбленной; имя его произносим сладким шепотом. Пушкин был первой любовью
России, после него она много любила, но Блока она познала в страшные роковые
дни, в великой огневице, когда любить не могла, познала и полюбила» Илья
Эренбург
«Творчество
Александра Блока — целая поэтическая эпоха, эпоха недавнего прошлого.
Славнейший
мастер-символист Блок оказал огромное влияние на всю современную поэзию. Некоторые
до сих пор не могут вырваться из его обвораживающих строк — взяв какое-нибудь
блоковское слово, развивают его на целые страницы, строя на нем все свое
поэтическое богатство. Другие преодолели его романтику раннего периода,
объявили ей поэтическую войну и, очистив души от обломков символизма, прорывают
фундаменты новых ритмов, громоздят камни новых образов, скрепляют строки новыми
рифмами — кладут героический труд, созидающий поэзию будущего. Но и тем и
другим одинаково любовно памятен Блок» Владимир Маяковский
«Блоку
верьте, это настоящий – волею божией – поэт и человек бесстрашной
искренности» Максим Горький
«Стихи
Блока о любви – это колдовство. Как всякое колдовство, они необъяснимы и
мучительны. О них почти невозможно говорить. Их нужно перечитывать, повторять,
испытывая каждый раз сердцебиение, угорать от их томительных напевов и без
конца удивляться тому, что они входят в память внезапно и навсегда…
Какая-то
«неведомая сила» превращает стихи Блока в нечто высшее, чем одна только поэзия,
— в органическое слияние поэзии, музыки и мысли, в согласованность с биением
каждого человеческого сердца, а то явление искусство, которое не нашло ещё
своего определения…» Константин Паустовский
«Есть
многое в наших сердцах о Блоке. Но что это – многое – я не знаю. Знаю только
одно, что о Блоке надо не говорить, а петь…» Константин Федин
«В
ту пору далекой юности поэзия Блока действовала на нас, как луна на лунатиков»
Корней Чуковский
«По первой
книге Александра Блока можно и должно учиться любить. Кому же, как не молодежи,
нужна такая наука!» Павел Антокольский
«Все понимают, что Блок гений, даже те, кто не
любит его…» Дмитрий Быков
«В
сущности, не было отдельных стихотворений Блока, а было одно, сплошное,
неделимое стихотворение всей его жизни; его жизнь и была стихотворением,
которое лилось непрерывно, изо дня в день, — двадцать лет, с 1898-го по 1918-й» Корней Чуковский
«Если
вы любите мои стихи, преодолейте их яд, прочтите в них о будущем». Александр
Блок
Почитаем?
* * *
Когда-нибудь, не
скоро, Вас я встречу…
Быть может, жизнь откроет звездный
путь.
Простите мне… Под
звуки Вашей речи
Я мог душой и сердцем
отдохнуть…
Молчанье — всё… К чему
слова пустые?
Спрошу одно: зачем Вам
жизнь дана?
Чтоб вечно мчались песни
неземные,
Чтоб в каждом сердце
гасла тишина…
* * *
Когда мы любим
безотчетно,
Черты нам милого лица,
Все недостатки
мимолетны,
Его красотам нет конца.
* * *
В море одна лишь
волна — быстротечная.
В небе одна лишь звезда — бесконечная.
В мире одна лишь душа — вечная.
* * *
Грустя и плача и смеясь,
Звенят ручьи моих стихов
У ног твоих,
И каждый стих
Бежит, плетет живую
вязь,
Своих не зная берегов.
Но сквозь хрустальные
струи
Ты далека мне, как
была…
Поют и плачут
хрустали…
Как мне создать черты
твои,
Чтоб ты прийти ко мне
могла
Из очарованной дали?
* * *
Благословляю всё, что
было,
Я лучшей доли не искал.
О, сердце, сколько ты
любило!
О, разум, сколько ты
пылал!
Пускай и счастие и муки
Свой горький положили
след,
Но в страстной буре, в
долгой скуке —
Я не утратил прежний
свет.
И ты, кого терзал я
новым,
Прости меня. Нам быть —
вдвоем.
Всё то, чего не скажешь
словом,
Узнал я в облике твоем.
Глядят внимательные очи,
И сердце бьет, волнуясь,
в грудь,
В холодном мраке снежной
ночи
Свой верный продолжая
путь.
* * *
Ты помнишь? В нашей
бухте сонной
Спала зеленая вода,
Когда кильватерной
колонной
Вошли военные суда.
Четыре — серых. И
вопросы
Нас волновали битый час,
И загорелые матросы
Ходили важно мимо нас.
Мир стал заманчивей и
шире,
И вдруг — суда уплыли
прочь.
Нам было видно: все
четыре
Зарылись в океан и в
ночь.
И вновь обычным стало
море,
Маяк уныло замигал,
Когда на низком семафоре
Последний отдали
сигнал^е
Как мало в этой жизни
надо
Нам, детям, — и тебе и
мне.
Ведь сердце радоваться
радо
И самой малой новизне.
Случайно на ноже карманном
Найди пылинку дальних
стран —
И мир опять предстанет
странным,
Закутанным в цветной
туман!
* * *
Миры летят. Года летят.
Пустая
Вселенная глядит в нас
мраком глаз.
А ты, душа, усталая,
глухая,
О счастии твердишь, —
который раз?
Что счастие? Вечерние
прохлады
В темнеющем саду, в
лесной глуши?
Иль мрачные, порочные
услады
Вина, страстей, погибели
души?
Что счастие? Короткий
миг и тесный,
Забвенье, сон и отдых от
забот…
Очнешься — вновь
безумный, неизвестный
И за сердце хватающий
полет…
Вздохнул, глядишь —
опасность миновала…
Но в этот самый миг —
опять толчок!
Запущенный куда-то, как
попало,
Летит, жужжит, торопится
волчок!
И, уцепясь за край
скользящий, острый,
И слушая всегда жужжащий
звон, —
Не сходим ли с ума мы в
смене пестрой
Придуманных причин,
пространств, времен…
Когда ж конец?
Назойливому звуку
Не станет сил без отдыха
внимать…
Как страшно всё! Как
дико! — Дай мне руку,
Товарищ, друг! Забудемся
опять.
* * *
Ярким солнцем, синей далью
В летний полдень любоваться —
Непонятною печалью
Дали солнечной терзаться…
Кто поймёт, измерит оком,
Что за этой синей далью?
Лишь мечтанье о далёком
С непонятною печалью…
…Хочу,
Всегда хочу смотреть в глаза людские,
И пить вино, и женщин целовать,
И яростью желаний
полнить вечер,
Когда жара мешает днем
мечтать
И песни петь! И слушать
в мире ветер!
О, я хочу безумно жить:
Всё сущее — увековечить,
Безличное —
вочеловечить,
Несбывшееся — воплотить!
Пусть душит жизни сон
тяжелый,
Пусть задыхаюсь в этом
сне,-
Быть может, юноша
весёлый
В грядущем скажет обо
мне:
Простим угрюмство —
разве это
Сокрытый двигатель его?
Он весь — дитя добра и
света,
Он весь — свободы
торжество!
О, весна без конца и без
краю —
Без конца и без краю мечта!
Узнаю тебя, жизнь!
Принимаю!
И приветствую звоном
щита!
Принимаю тебя, неудача,
И удача, тебе мой
привет!
В заколдованной области
плача,
В тайне смеха —
позорного нет!
Принимаю бессонные
споры,
Утро в завесах темных
окна,
Чтоб мои воспаленные
взоры
Раздражала, пьянила
весна!
Принимаю пустынные веси!
И колодцы земных
городов!
Осветленный простор
поднебесий
И томления рабьих
трудов!
И встречаю тебя у порога
—
С буйным ветром в
змеиных кудрях,
С неразгаданным именем
бога
На холодных и сжатых
губах…
Перед этой враждующей
встречей
Никогда я не брошу
щита…
Никогда не откроешь ты
плечи…
Но над нами — хмельная
мечта!
И смотрю, и вражду
измеряю,
Ненавидя, кляня и любя:
За мученья, за гибель —
я знаю —
Все равно: принимаю
тебя!
Скифы
Мильоны — вас. Нас —
тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с
нами!
Да, скифы — мы! Да,
азиаты — мы,
С раскосыми и жадными
очами!
Для вас — века, для нас
— единый час.
Мы, как послушные
холопы,
Держали щит меж двух
враждебных рас
Монголов и Европы!
Века, века ваш старый
горн ковал
И заглушал грома,
лавины,
И дикой сказкой был для
вас провал
И Лиссабона, и Мессины!
Вы сотни лет глядели на
Восток
Копя и плавя наши перлы,
И вы, глумясь, считали
только срок,
Когда наставить пушек
жерла!
Вот — срок настал.
Крылами бьет беда,
И каждый день обиды
множит,
И день придет — не будет
и следа
От ваших Пестумов, быть
может!
О, старый мир! Пока ты
не погиб,
Пока томишься мукой
сладкой,
Остановись, премудрый,
как Эдип,
Пред Сфинксом с древнею
загадкой!
Россия — Сфинкс. Ликуя и
скорбя,
И обливаясь черной
кровью,
Она глядит, глядит,
глядит в тебя
И с ненавистью, и с
любовью!…
Да, так любить, как
любит наша кровь,
Никто из вас давно не
любит!
Забыли вы, что в мире
есть любовь,
Которая и жжет, и губит!
Мы любим все — и жар
холодных числ,
И дар божественных
видений,
Нам внятно всё — и
острый галльский смысл,
И сумрачный германский
гений…
Мы помним всё —
парижских улиц ад,
И венецьянские прохлады,
Лимонных рощ далекий
аромат,
И Кельна дымные
громады…
Мы любим плоть — и вкус
ее, и цвет,
И душный, смертный плоти
запах…
Виновны ль мы, коль
хрустнет ваш скелет
В тяжелых, нежных наших
лапах?
Привыкли мы, хватая под
уздцы
Играющих коней ретивых,
Ломать коням тяжелые
крестцы,
И усмирять рабынь
строптивых…
Придите к нам! От ужасов
войны
Придите в мирные
обьятья!
Пока не поздно — старый
меч в ножны,
Товарищи! Мы станем —
братья!
А если нет — нам нечего
терять,
И нам доступно
вероломство!
Века, века вас будет
проклинать
Больное позднее
потомство!
Мы широко по дебрям и
лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы
обернемся к вам
Своею азиатской рожей!
Идите все, идите на
Урал!
Мы очищаем место бою
Стальных машин, где
дышит интеграл,
С монгольской дикою
ордою!
Но сами мы — отныне вам
не щит,
Отныне в бой не вступим
сами,
Мы поглядим, как
смертный бой кипит,
Своими узкими глазами.
Не сдвинемся, когда свирепый
гунн
В карманах трупов будет
шарить,
Жечь города, и в церковь
гнать табун,
И мясо белых братьев
жарить!…
В последний раз —
опомнись, старый мир!
На братский пир труда и
мира,
В последний раз на
светлый братский пир
Сзывает варварская лира!
Лучшая пора жизни –
ночью перед сном, когда всё тихо, – читать в постели – тогда иногда чувствуешь,
что можно бы стать порядочным человеком. Александр Блок
Книга — великая вещь,
пока человек умеет ею пользоваться. Александр Блок
Ты твердо знаешь: в
книгах — сказки, а в жизни — только проза есть. Александр Блок
Трудное надо преодолеть.
А за ним будет ясный день. Александр Блок
А
какие стихи Александра Блока любите вы?
Обновлено: 10.03.2023
ЧАСТЬ 1 Записки на полях тематических планов урока литературы
Глава 1 ГЕТЕ ФАУСТ И МЕФИСТОФЕЛЬ И ВОЛАНД М.БУЛГАКОВА
И странно: жизнь была — восторгом, бурей, адом.
А здесь — в вечерний час — с чужим наедине-
Под этим деловым, давно спокойным взглядом,
Представилась она гораздо проще мне…
Тот джентльмен ушел. Но пес со мной бессменно.
В час горький на меня уставит добрый взор,
И лапу жесткую положит на колено,
Как будто говоря: Пора смириться, сор.
АЛЕКСАНДР БЛОК И ЕГО ДЕМОН
Глава 4 ПЕТЕРБУРГ В СТИХАХ ПОЭТОВ
СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА
ВСТРЕЧА 2-я
Как учитель и словесник поэт должен быть более общительным чем А. Блок, хотя, вероятно, не так красив и эффектен, и все женщины, проходящие мимо, не оглядываются на него, не скрывая своего восторга. Желтый пар и желтый снег показывает нам новый спутник, и восторги несколько поубавились от такого взгляда на мир. И снова звучит таинственная фраза, не стоит забывать, что пока мы общаемся с символистами:
Я не знаю, где вы, и где мы,
Только знаю, что крепко мы слиты.
Историю он пытается плотно привязать к современности: здесь и царский указ, по которому был построен город, и победа над шведами. И он объясняет то, о чем таинственно молчал А.Блок. Каждый ломал себе голову о том, почему этот город таков:
Вместо сказки в прошедшем у нас,
Только камни и страшные были.
И если осмотреться вокруг, только эти серые камни мы и увидим кругом, в них тонут даже солнечные лучи без следа и из черных они становятся серыми. Каменное величие и тени мертвецов, мелькающие то там, то здесь — вот что окружает нас в этом мире. И остается только всматриваться в буро-желтую Неву. Наверное, никто никогда такими красками не рисовал никакой другой город. Камни издавна считаются неодушевленными, и таким и кажется город, в котором почти нет людей. И пусть это нечто величественное, но все-таки мертвое. И снова перед нами пустынный город с ветрами и огромными площадями, на которых и душа замерзает незаметно.
И только камни хранят память о прошлых трагедиях и преступлениях:
Только камни нам дал чародей,
Да Неву буро- желтого цвета,
Да пустыни немых площадей,
Где казнили людей до рассвета.
Души казненных не могут успокоиться, и не могут покинуть этого жуткого мира — поэт в этом уверен. И невольно возникают мысли о ничтожности величия этого странного города, если даже поэты видят его таким. Но по камням Невских берегов мы слова двигаемся к Медному всаднику:
В темных лаврах гигант на скале,-
Завтра станет ребячьей забавой.
Поэт совершенно прав, если вспомнить, как легко у нас во все времена казнили и миловали, как возносили и сбрасывали с пьедесталов, то можно согласиться с поэтом, то же будет и с кумиром, тем более, что старший современник И.Анненского, уже развенчал Петра, от пушкинских восторгов в его адрес не осталось и следа. И.Анненский размышляет о главном противоречии:
Уж на что был он грозен и смел,
Да скакун его бешенный выдал,
Царь змеи раздавить не сумел,
И прижатая, стала наш идол.
И в раздумьях своих пытается поведать нам И.Анненский, что происходит в этом странном мире, и что может с нами со всеми случиться завтра. Они живут в преддверии бури, и не могут ни тревожится о грядущем.
Но в этом городе нет ничего близкого России и русскому духу:
Ни кремлей, ни чудес, ни святынь,
— все это остается в Москве и других древних городах, но что тогда есть в Петербурге, — невольно возникает в душе вопрос, и он на него отвечает:
Только камни из мерзлых пустынь,
Да сознанье проклятой ошибки.
Мы все помним о проклятье царицы — первой жены Петра, и раз о нем не забыли до сих пор, то оно продолжает висеть над этим городом.
Возможно, впервые так явно негативно пишет о городе поэт, но такое мнение бытовало всегда. Его не может радовать даже чудо белых ночей:
Там не чары весенней мечты,
Там отрава бесплодных хотений.
И задумываешься о том, как по воле одного человека, из болот мог возникнуть город, сколько усилий надо приложить, и оправданы ли все эти усилия? Сколько человеческих трагедий произошло и судеб было сломано и уничтожено?
Он хорош, но неодушевлен, и не может жить такой город нормальной жизнью, не может он не убивать, не сводить с ума своих жителей.
Второе путешествие наше оказалось философским и довольно грустным. Но возможно совсем по-другому смотрит на него москвич В. Брюсов, который в Петербурге всегда был только гостем.
ВСТРЕЧА 3
Прошло еще четыре года, и мы видим Петербург 1912 года. Но и он, прежде всего, вспоминает об его основателе Петре.
Все волей мощной и единой
Предначертал великий Петр.
Он был еще и историческим писателем, и напоминает нам, как в болотной топи остановился конь императора, а азиатскую Россию в один миг повернул он лицом к Европе:
Остановив в болотной топи
Коня неистового скок,
Он повернул лицом к Европе
Русь, что смотрела на Восток.
Здесь впервые упоминается вторая, кроме медного всадника достопримечательность — золоченый шпиль
Чтобы в ясной мгле, как призрак некий,
Гласил он будущую быль.
Это чужой символом, мы привыкли к золотым куполам, и величию кремлевских стен, а тут — игра, прокалывающая небо.
Поэт отделяет Россию от этого города, она находится вдали от него и с ним не совместима. И нищая Россия не может соперничать с его роскошью:
Но Петроград огнями залит.
В нем пышной роскоши рассвет.
В нем мысль неутомимо жалит.
В нем тайно опьянен поэт.
Как и все мы, и поэт наш навсегда здесь останется чужим случайным гостем. И только любопытство может привлечь сюда на короткий срок.
Пока перед нами были творения символистов, таинственные и довольно странные, но что же думали о Петербурге, каким видели его их младшие современники — акмеисты?
Глава 5 ПЕРВЫЙ ПОЭТ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА
РОЖДЕНИЕ ЛЕГЕНДЫ
Глава 6 ЖЕНА ПОЭТА
ВЕНЧАНИЕ АЛЕКСАНДРА БЛОКА и ЛЮБОВИ МЕНДЕЛЕЕВОЙ
Глава 7 НЕЗНАКОМКА, КТО ОНА?
Глава 11
СТРАШНЫЙ МИР АЛЕКСАНДРА БЛОКА
Александр Блок не умел петь, о чем очень сожалел. Музыку любил — ходил в оперу и на концерты, ездил слушать цыганский хор, собирал романсы и записывал их в отдельную тетрадку, но не пел.
Однако именно его Ахматова назвала «трагическим тенором эпохи». Не «голосом» — слово уместилось бы в размер строки — а именно тенором, то есть голосом певческим, голосом, передающим музыку. А музыка всю жизнь была для Ахматовой и стимулом к творчеству, и убежищем, и утешением.
Недаром в стихотворении, посвященном Шостаковичу, она напишет:
В ней что-то чудотворное горит,
И на глазах ее края гранятся.
Она одна со мною говорит,
Когда другие подойти боятся.
Когда последний друг отвел глаза,
Она была со мной одна в могиле
И пела словно первая гроза
Иль будто все цветы заговорили.
И «трагический тенор эпохи» для Ахматовой — это человек, выражающий суть времени языком творчества.
Александр Вертинский всю жизнь писал стихи и сокрушался, что не такие хорошие, как Блок или Ахматова. И страдал от того что голос у него не такой как у Шаляпина или Собинова.
Петр Лещенко тоже писал стихи, некоторые такие, что лучше бы не писал. И это понятно — бОльшую часть своей жизни он прожил там, где на русском языке говорили далеко не все. Но пел как птица, пел, как дышал, и перестал дышать, когда не смог петь.
Юрий Морфесси родился в Афинах, умер в Париже, и был назван Шаляпиным «Баяном русской песни».
Они были очень разные, эти бродяги и артисты. Их отношения между собой были весьма негладкими, да и жизнь тоже была негладкой. Но общим было одно — их дар. Тот дар , который ведет, а иногда и тащит артиста по жизни, который не переложишь на другие плечи, не передашь. Тот дар, из-за которого, артист всегда в обычном мире в гостях, зато на сцене — дома.
Тот дар, благодаря которому, каждый из них мог сказать: «Гул затих. Я вышел на подмостки. «
И «жизнь прожить — не поле перейти», — это тоже про них.
Об этом концерт-спектакль народного артиста России Олега Погудина «Трагический тенор эпохи».
Девятнадцатого сентября в концертном зале «Градский-холл».
И 28 ноября 1880 года в Санкт-Петербурге родился Александр Блок — впоследствии один из лучших поэтов Серебряного века.
1.А. Блок около 4-х лет, снято в Триесте в начале ноября 1884 года
2. Александра Андреевна Блок (впоследствии Кублицкая-Пиоттух) с сыном, апрель 1883 г., фотография Болингера, ей 23 года, сыну 2 с половиной.
3. Отец поэта, Александр Львович Блок.
Александр Блок и его жена Любовь Дмитриевна Менделеева. 1903 год.
Сам Александр Блок называл себя символистом. Наиболее важными литературно-философские традициями, повлиявшими на становление творческой индивидуальности поэта, стали учение Платона, лирика и философия Владимира Сергеевича Соловьева и поэзия Афанасия Афанасиевича Фета. В марте 1902 года состоялось знакомство Блока с Зинаидой Гиппиус и Дмитрием Мережковским, оказавшими на него огромное влияние. В январе 1903 года он вступил в переписку, в 1904 году лично познакомился с Андреем Белым, ставшим наиболее близким ему поэтом из младших символистов.
Александр Блок (справа) с семьей на отдыхе. Шахматово, 1909 год.
Золотокудрый ангел дня
В ночную фею обратится,
Но и она уйдет, звеня,
Как мимолетный сон приснится.
Предел наш — синяя лазурь
И лоно матери земное.
В них тишина — предвестье бурь,
И бури — вестницы покоя.
Пока ты жив,— один закон
Младенцу, мудрецу и деве.
Зачем же, смертный, ты смущен
Преступным сном о божьем гневе?
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами.
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирён и оглушен.
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душа лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
— Потому что все это астартизм и темное, — Блок выдержал эффектную паузу. — Ну посуди сама, как я могу верить в тебя как в земное воплощение Вечной Женственности и в то же время употреблять, как какую-нибудь… дрянную девку! Пойми, близость — дьявольское извращение истинной любви… Плотские отношения не могут быть длительными! — и добавил чуть тише: — Я все равно уйду от тебя к другим. И ты тоже уйдешь. Мы беззаконны и мятежны, мы свободны, как птицы, запомни это, — подвел итог Сашура.
Люба запомнила это очень хорошо и на всю жизнь. Поэтому, когда в Петербург примчался взбудораженный и влюбленный Андрей Белый, она недолго сопротивлялась. Началась странная жизнь — где все трое были явно не на своем месте…
Волохова была драматической актрисой. Неприступная, холодная, строгая. Она
. таила странный холод
Под одичалой красотой…
В ту ночь, после свидания, Блок написал два стихотворения, обещая в одном из них:
Ты встанешь бурною волною
В реке моих стихов,
И я с руки моей не смою,
Кармен, твоих духов.
. Блок вышел на улицу, дошел до ее дома, остановился, посмотрел туда, где под самой крышей горело ее окно. В тот же миг свет погас, а он стоял и думал о том, что у художника своя особая судьба, своя дорога.
. пора приниматься за дело,
За старинное дело свое. —
Неужели и жизнь отшумела,
Отшумела, как платье твое?
Так странно и трагично закончилась эта необыкновенная история любви. Поэт не может не любить. Любовь дарит ему эмоции и чувства воплощенные в рифмах. Хотя, в действительности рифмы и являются единственной любовью поэта.
Душа! Когда устанешь верить?
Весна, весна! Она томна,
Как тайна приоткрытой двери
В кумирню золотого сна.
Едва, подругу покидая,
Ушел я в тишину и тень,
И вот опять — зовет другая,
Другая вызывает день.
Но мглой весеннею повито
Всё, что кипело здесь в груди.
Не пой, не требуй, Маргарита,
В мое ты сердце не гляди.
Александр Блок (сидит, слева) на военной службе. 1916 год.
Александр Блок с матерью на балконе набережной реки Пряжка. 1919 год.
Могила Блока на Литераторских мостках в Санкт-Петербурге.
Я — Гамлет. Холодеет кровь,
Когда плетет коварство сети,
И в сердце — первая любовь
Жива — к единственной на свете.
Тебя, Офелию мою,
Увел далёко жизни холод,
И гибну, принц, в родном краю,
Клинком отравленным заколот.
Свою фамилию Блок получил от отца — потомка врача царя Алексея Михайловича, прибывшего в Россию из Германии. Родители разошлись сразу же после его рождения, и воспитывался он в семье матери.
Как и многие другие гении русской литературы, Блок прожил яркую, но недолгую жизнь (всего лишь сорок один год). При этом расцвет творческих сил поэта совпал с очень важным историческим периодом (началом двадцатого века), что отразилось и на его произведениях. Наверное, поэтому творчество Александра Блока всё ещё не имеет однозначной оценки и вызывает острейшие споры и яростные дискуссии.
Читайте также:
- Почему пьера безухова не принимает общество сочинение
- Сочинение 9 2 по тексту алексина
- Почему мне не нравится регби сочинение
- Сочинение на тему каким я себе представляю летописца
- Сочинение августина блаженного исповедь
Содержание
- «Трагический тенор эпохи»
- Трагический тенор
- Урок-конспект на тему « Александр Блок – трагический тенор эпохи». Эпиграф к уроку:
- «Управление общеобразовательной организацией: новые тенденции и современные технологии»
«Трагический тенор эпохи»
Портрет Александра Блока
Говоря о смерти Александра Блока, многие историки вспоминают выступление поэта на пушкинском вечере незадолго до собственной кончины. Тогда, говоря о светоче русской поэзии, Александр Блок резюмировал: «Поэт умирает, потому что дышать ему больше нечем; жизнь потеряла смысл». По сути, эти слова стали прологом к его собственной гибели.
Рабочий кабинет Александра Блока
Портрет Александра Блока, 1907 год
Александр Блок болел страшно: на глазах терял силы, мучился страшными болями, которые врачи упорно снимали морфием, и испытывал душевные терзания… Стремился ломать, крушить, жечь. Любовь Дмитриевна Менделеева, жена поэта, вспоминает, что в приступах гнева и бессильной злобы он бил посуду, ломал стулья и даже не пощадил статуэтку Аполлона. Перед смертью Блок не хотел оставлять ничего написанного, рвал и сжигал черновики, рукописи, изданные экземпляры поэмы «Двенадцать».
Пекелис, лечивший Блока, настаивал на том, что поэту нужно уехать за границу, Блок упорно не соглашался ехать в Европу. С трудом удалось уговорить его подать документы на выезд в Финляндию, но тогдашнее правительство затягивало выдачу разрешения, попросту боялись, что за границей поэт станет критиковать советскую власть. По иронии судьбы, положительное решение по вопросу «отпуска» Блока пришло за пару дней до его смерти.
Александр Блок и Любовь Дмитриевна Менделеева
Смерть Блока вызвала огромный резонанс как в России, так и за рубежом. Официально об этом говорили мало, в прессе появился лишь один скупой некролог, но лучшие умы эпохи болезненно откликнулись на уход из жизни великого поэта. Так, Евгений Замятин и Ромен Роллан были убеждены, что Блока можно было спасти, если бы вовремя увезти за границу, а причиной его смерти называли постоянные третирования. По некоторым версиям причиной внезапной смерти Александра Блока могло быть отравление, историки не убирают со счетов и такое предположение: умер поэт от отравления ртутными препаратами, прописанными ему по тайному указанию спецслужб. Безусловно, все эти предположения требуют доказательств. Александр Блок ушел в 41 год совсем молодым.
Источник
«Как памятник началу века
Там этот человек стоит»
А. Ахматова
Александр Блок… Блок… Попробуйте произнести это имя вслух, конечно же, осознавая, кому оно принадлежит. А если произнести, используя то древнеславянское написание, которое существовало во времена, когда жил тот необыкновенный человек – Блокъ… ведь исчезнувшая в послереволюционные годы буква «еръ» не только смягчала твёрдую согласную на конце слова, но делала её отрывистой и приглушенной. И вы ощутите то, что когда-то ощутила мечтательная Марина Цветаева:
Имя твоё — птица в руке,
Имя твоё — льдинка на языке,
Одно единственное движенье губ,
Имя твоё — пять букв.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту,
Камень, кинутый в тихий пруд,
Всхлипнет так, как тебя зовут.
В лёгком щёлканье ночных копыт
Громкое имя твоё гремит.
И назовёт его нам в висок
Звонко щёлкающий курок.
Имя твоё — ах, нельзя! —
Имя твоё — поцелуй в глаза,
В нежную стужу недвижных век,
Имя твоё — поцелуй в снег.
Ключевой, ледяной, голубой глоток…
С именем твоим — сон глубок.
Как это пронзительно-точно! Камень, кинутый в тихий пруд – блокъ… звонко щёлкающий курок – блокъ… поцелуй в глаза – тоже блокъ.
… Конечно же, его любили женщины. Любили безоглядно, любили страстно – и не всегда считали нужным скрывать своих к нему чувств. Ему посвятила три стихотворения сама «гордая богиня питерской богемы» Анна Ахматова:
1.
Пора забыть верблюжий этот гам
И белый дом на улице Жуковской.
Пора, пора к березам и грибам,
К широкой осени московской.
Там все теперь сияет, все в росе,
И небо забирается высоко,
И помнит Рогачевское шоссе
Разбойный посвист молодого Блока…
2.
И в памяти черной пошарив, найдешь
До самого локтя перчатки,
И ночь Петербурга. И в сумраке лож
Тот запах и душный и сладкий.
И ветер с залива. А там, между строк,
Минуя и ахи и охи,
Тебе улыбнется презрительно Блок —
Трагический тенор эпохи.
3.
Он прав — опять фонарь, аптека,
Нева, безмолвие, гранит…
Как памятник началу века,
Там этот человек стоит —
Когда он Пушкинскому Дому,
Прощаясь, помахал рукой
И принял смертную истому
Как незаслуженный покой.
1. Вечная женственность – чувственный бред мечтательных мужчин?
Вот как об этом вспоминает тётка Блока – Мария Андреевна Бекетова:
« Все стихи, означенные буквами К. М. С, посвящаются этой первой любви. Это была высокая, статная, темноволосая дама с тонким профилем и великолепными синими глазами. Была она малороссиянка, и ее красота, щегольские туалеты и смелое, завлекательное кокетство сильно действовали на юношеское воображение. Она первая заговорила со скромным мальчиком, который не смел поднять на нее глаз, но сразу был охвачен любовью. В ту пору он был очень хорош собой уже не детской, а юношеской красотой… Красавица всячески старалась завлечь неопытного мальчика, но он любил ее восторженной, идеальной любовью, испытывая все волнения первой страсти. Они виделись ежедневно. Встав рано, Блок бежал покупать ей розы, брать для нее билет на ванну. Они гуляли, катались на лодке… Она уехала в Петербург, где они встретились снова после большого перерыва. Первая любовь оставила неизгладимый след в душе поэта. Об этом свидетельствуют стихи, написанные в зрелую пору его жизни.
Жизнь давно сожжена и рассказана,
Только первая снится любовь,
Как бесценный ларец перевязана
Накрест лентою алой, как кровь».
Тётка, естественно, аккуратно обходит стороной тот факт, что юный Саша не без ведома любящей мамы несколько раз оставался ночевать у той темноволосой дамы с тонким профилем.
Но странное дело: физическая близость с любимой женщиной не только не поколебали странных представлений Блока о любви, но, наоборот, ещё более укрепили его в понимании Вечной Женственности. Юноша стремился отыскать свой женский идеал в строгой и отстранённой от плотских отношений Прекрасной Даме, в присутствии которой и он был не вправе думать об интиме. Понятие о Прекрасной Даме у него появилось после общения с друзьями-единомышленниками, среди которых авторитетом был поэт-лирик Владимир Соловьёв. Культ этого образа был для них идентичен культу земному служителю христианства, наделённого от всевышнего всеми атрибутами божественной власти. И если Прекрасная Дама была ниспослана в наш грешный мир, заручившись полномочиями непогрешимого божества Вечной Женственности, то разве допустимо даже помыслить о плотских вожделениях относительно её женской сущности?
Но то – в теории. А в жизни, обнаружив вдруг ту самую Даму в девушке, которую знал с трёхлетнего возраста, юный Блок приходит в некое смятение.
В 1901 году он написал стихотворение «Предчувствую Тебя. Года проходят мимо…», которое посвятил дочери великого химика Д. Менделеева – Любови Менделеевой. Стихотворение оказалось пророческим.
Предчувствую Тебя. Года проходят мимо –
Всё в облике одном предчувствую Тебя.
Весь горизонт в огне – и ясен нестерпимо,
И, молча, жду, – тоскуя и любя.
Весь горизонт в огне, и близко появленье,
Но страшно мне: изменишь облик Ты,
И дерзкое возбудишь подозренье,
Сменив в конце привычные черты.
О, как паду – и горестно, и низко,
Не одолев смертельные мечты!
Как ясен горизонт! И лучезарность близко.
Но страшно мне: изменишь облик Ты.
Почему «предчувствую», если он давно был с девушкой знаком? Да потому что Блок, оказывается, уже полюбив, всерьёз сомневался: сможет ли Вечная Женственность воплотиться в его избраннице. Его охватывал страх: «изменишь облик Ты». Он считал, что это приведёт его к «горестному и низкому» падению.
…Любовь Дмитриевна в одном из своих писем так написала о странностях их супружеских отношений: «Физическая близость с женщиной для Блока с гимназических лет – это платная любовь и неизбежные результаты – болезнь… Не боготворимая любовница вводила его в жизнь, а случайная, безликая, купленная на (одну ночь) несколько (часов) минут. И унизительные, мучительные страдания…».
2. Шесть лет – и всё о Ней
*
Всё бытиё и сущее согласно
В великой, непрестанной тишине.
Смотри туда участно, безучастно, –
Мне всё равно – вселенная во мне.
Я чувствую, и верую, и знаю,
Сочувствием провидца не прельстишь.
Я сам в себе с избытком заключаю
Все те огни, какими ты горишь.
Но больше нет ни слабости, ни силы,
Прошедшее, грядущее – во мне.
Всё бытиё и сущее застыло
В великой, неизменной тишине.
Я здесь в конце, исполненный прозренья,
Я перешёл граничную черту.
Я только жду условного виденья,
Чтоб отлететь в иную пустоту.
17 мая 1901
*
Одинокий, к тебе прихожу,
Околдован огнями любви.
Ты гадаешь. – Меня не зови –
Я и сам уж давно ворожу.
От тяжёлого бремени лет
Я спасался одной ворожбой,
И опять ворожу над тобой,
Но неясен и смутен ответ.
Ворожбой полонённые дни
Я лелею года, – не зови…
Только скоро ль погаснут огни
Заколдованной тёмной любви?
1 июня 1901, с. Шахматово
*
За туманом, за лесами
Загорится – пропадёт,
Еду влажными полями –
Снова издали мелькнёт.
Так блудящими огнями
Поздней ночью, за рекой,
Над печальными лугами
Мы встречаемся с Тобой.
Но и ночью нет ответа,
Ты уйдёшь в речной камыш,
Унося источник света,
Снова издали манишь.
14 июня 1901
*
В бездействии младом, в передрассветной лени
Душа парила ввысь, и там Звезду нашла.
Туманен вечер был, ложились мягко тени.
Вечерняя Звезда, безмолвствуя, ждала.
Невозмутимая, на тёмные ступени
Вступила Ты, и, Тихая, всплыла.
И шаткою мечтой в передрассветной лени
На звёздные пути Себя перенесла.
И протекала ночь туманом сновидений.
И юность робкая с мечтами без числа.
И близится рассвет. И убегают тени.
И, Ясная, Ты с солнцем потекла.
19 июня 1901
*
Прозрачные, неведомые тени
К Тебе плывут, и с ними Ты плывёшь,
В объятия лазурных сновидений,
Невнятных нам, – Себя Ты отдаёшь.
Перед Тобой синеют без границы
Моря, поля, и горы, и леса,
Перекликаются в свободной выси птицы,
Встаёт туман, алеют небеса.
А здесь, внизу, в пыли, в уничиженьи,
Узрев на миг бессмертные черты,
Безвестный раб, исполнен вдохновенья,
Тебя поёт. Его не знаешь Ты,
Не отличишь его в толпе народной,
Не наградишь улыбкою его,
Когда вослед взирает, несвободный,
Вкусив на миг бессмертья Твоего.
3 июля 1901
3. Была Прекрасной, стала блудница
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирен и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!» кричат.
И каждый вечер, в час назначенный,
(Иль это только снится мне?)
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
24 апреля 1906
В соседнем доме окна желты.
По вечерам – по вечерам
Скрипят задумчивые болты,
Подходят люди к воротам.
И глухо заперты ворота,
А на стене – а на стене
Недвижный кто-то, черный кто-то
Людей считает в тишине.
Я слышу всё с моей вершины:
Он медным голосом зовет
Согнуть измученные спины
Внизу собравшийся народ.
Они войдут и разбредутся,
Навалят на спины кули.
И в желтых окнах засмеются,
Что этих нищих провели.
4. Тайновидец без тайны
… Да, в свои 28-29 лет Блок становится таким, каким его все теперь знают. Поэт для немногих стал постепенно превращаться в поэта для всех. Он сделался тем великим поэтом, каким мы его знаем после явления на суд читателей его третьего тома стихов. Этот том, считает литературная критика, выше всего им написанного, хотя он сам больше всего любил свой первый том, а остальные называл «литературой».
… Прежнее женственно-пассивное непротивление звукам сменилось мужественной твёрдостью упорного мастерства… В стихах появились суровые и трезвые звуки.
… Тайновидец без тайны, боговидец без бога, он стал отрешенным свидетелем всего, что его окружало:
О, как я был богат когда-то,
Да всё не стоит пятака:
Вражда, любовь, молва и злато,
А пуще – смертная тоска.
Он как бы удивляется тому, что любовь – это совсем не то, чему надо поклоняться. В страсти он стал чувствовать не столько огонь, сколько пепел. В характерном для этого цикла стихотворении «Унижение», он, перемешав понятия любви со скукой, недоумённо спрашивает: разве это любовь?
Разве рад я сегодняшней встрече?
Что ты ликом бела, словно плат?
Что в твои обнаженные плечи
Бьет огромный холодный закат?
Только губы с запёкшейся кровью
На иконе твоей золотой
(Разве это мы звали любовью?)
Преломились безумной чертой.
Но удивительно! Именно с утратой целомудренного представления о Прекрасной Даме у Блока постепенно начал создаваться новый, не менее упоительный миф (в сущности, о той же Даме), – искреннее отношение к своей Родине, России. Нет, это было не то благоговение, не те воздыхания и немой восторг. Это была святыня, созданная из погибелей и бед, из болей и тоски, из сострадания и душевной озабоченности.
Всю свою нежность он теперь отдаёт новой возлюбленной:
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
Наш путь – стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.
Наш путь – степной, наш путь – в тоске безбрежной,
В твоей тоске, о, Русь!
И даже мглы – ночной и зарубежной –
Я не боюсь.
Он теперь говорит: «Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?». Он признаётся, что любит Родину, такой, какая она есть: разбойную, татарскую Русь, Русь с хмельным разгулом, отчаянную и наивно-простоватую.
Казалось бы – никакого благолепия:
Где разноликие народы
Из края в край, из дола в дол
Ведут ночные хороводы
Под заревом горящих сёл…
Где все пути и все распутья
Живой клюкой измождены,
И вихрь свистящий в голых прутьях
Поёт преданья старины.
Казалось бы, он даже иронизирует:
Тебя жалеть я не умею
И крест свой бережно несу.
Какому хочешь чародею
Отдай разбойную красу!
Но поэт повторяет эту же мысль и в своей выстраданной поэме «Двенадцать»:
Да, и такой, моя Россия
Ты всех краёв дороже мне.
«В «Двенадцати» – высший расцвет творчества Блока», – считает официальная литературная критика.
Он так неистово не любил Европу с её чванливым лицемерием, он так страдал от гадостей «старого мира», что приход «Двенадцати» был для него, как приход Христа.
5. Непонятая музыка слов
Источник
Трагический тенор
Во второй части этого выпуска: «Люди с неограниченными возможностями» и «О котах и людях».
Начнем с передачи из цикла «Писатели и музыка». Александр Блок. Автор цикла Владимир Абаринов.
И в памяти черной пошарив, найдешь
До самого локтя перчатки,
И ночь Петербурга. И в сумраке лож
Тот запах и душный и сладкий.
И ветер с залива. А там, между строк,
Минуя и ахи и охи,
Тебе улыбнется презрительно Блок —
Трагический тенор эпохи.
Так писала Анна Ахматова. У Блока действительно был высокий голос, судя по сохранившимся записям. И то, что Блок ассоциируется у Ахматовой с театральной ложей, с оперой – не случайность. Постоянная тема его ранних стихов – актерство как вынужденное ремесло, фиглярство, смех сквозь слезы, в них постоянно фигурирует треугольник комедии дель арте: Пьеро, Коломбина, Арлекин. Видимо, сильное впечатление на него произвела опера Руджеро Леонкавалло «Паяцы», новинка русского оперного сезона 1893/94 года. Одно из его юношеских стихотворений имеет эпиграф из знаменитого ариозо Канио: «Смейся, паяц, но плакать не смей!», да и все стихотворение – вольный пересказ этого монолога перед зеркалом гримерной, когда человек превращается в лицедея.
Я опять на подмостках. Мерцают опять
Одинокие рампы огни.
Мне придется сейчас хохотать…
А на сердце-то стоны одни!
К шутовскому циклу примыкает стихотворение «Балаганчик», положенное на музыку Георгием Свиридовым. Свиридов опустил две последние строки:
Заплакали девочка и мальчик.
И закрылся веселый балаганчик.
На дворе лето 1905 года, и Свиридову известно, что страшное представление только начинается.
Блок называл поэта сыном гармонии. Он считал, что поэт должен услышать в хаосе вселенной ее музыку, ритмические колебания, образующие миропорядок. Но он был равнодушен к музыке, пока не услышал Вагнера.Для Блока Вагнер стал учителем и пророком. Вагнер поглотил его. В его стихах великое множество вагнеровских мотивов и образов. Поэма «Возмездие» задумана как «эпос рода», пятая часть «Кольца нибелунга», и начинается она прологом, в котором Зигфрид кует свой меч.
Именно Ершова слышал Блок в вагнеровском цикле на сцене Мариинского театра.
Познай, где свет, — поймешь, где тьма.
Пускай же все пройдет неспешно,
Что в мире свято, что в нем грешно,
Сквозь жар души, сквозь хлад ума.
Так Зигфрид правит меч над горном:
То в красный уголь обратит,
То быстро в воду погрузит —
И зашипит, и станет черным
Любимцу вверенный клинок…
Всю жизнь Блока томили страшные предчувствия. Цикл «На поле Куликовом» – не исключение. Но композитор Юрий Шапорин услышал в нем нечто совершенно другое. В 1919 году он напросился в гости к Блоку и стал уговаривать его «дописать» цикл, в частности, переделать стихотворение «Я живу в отдаленном скиту», вообще не имеющее отношения к циклу. Впоследствии Шапорин рассказывал:
Закончив чтение, я высказал поэту свое суждение о том, что первая строфа стихотворения —
Я живу в отдаленном скиту.
В дни, когда опадают листы,
Выхожу — и стою на мосту,
И смотрю на речные цветы, —
мне очень нравится, но последующих строф я не понимаю, и мне хотелось бы просить его переделать их, дописав о том, как «невеста ждет жениха».
Вряд ли Блок слышал хотя бы одно сочинение начинающего композитора, но на его просьбу ответил милостивым согласием. Кроме того, он написал для Шапорина хор татар.
Не может сердце жить покоем,
Недаром тучи собрались.
Доспех тяжел, как перед боем.
Теперь твой час настал. — Молись!
А вот что вышло у Лозинского и Шапорина:
Не может сердце жить покоем,
Гроза надвинулась на нас,
Доспех тяжёл, как перед боем.
Мужайтесь, братья, близок час!
Еще одной оперной страстью Блока была «Кармен». Оперный образ соединился с живой реальной женщиной, исполнительницей партии Кармен Любовью Дельмас. Об этом романе существует много бульварного чтива. Для нас важно то, что именно Блок сделал Кармен фактом русской культуры, концептом Серебряного века с его культом вечной женственности и всепобеждающего Эроса. Он долго не решался познакомиться с ней, ходил вокруг да около и сам себе представлялся Хозе.
Среди поклонников Кармен,
Спешащих пестрою толпою,
Её зовущих за собою,
Один, как тень у серых стен
Ночной таверны Лиллас-Пастья,
Молчит и сумрачно глядит,
Не ждет, не требует участья.
Финальный дуэт Хозе и Кармен.
Это звон бубенцов издалека,
Это тройки широкий разбег,
Это черная музыка Блока
На сияющий падает снег.
Георгий Иванов услышал в стихах Блока кафе-шантанность, даже, я бы сказал, ресторанность и цыганистость – недаром Блок ставил к своим стихам эпиграфы из цыганских романсов, да и Кармен цыганка. Но почему «черная музыка»? Потому же, почему он презрительно улыбается в стихах Ахматовой. Он не понимал иронического, ернического отношения к жизни. Даже когда он пел жестокий романс, он делал это всерьез.
Но не будем забывать и других хрестоматийных стихов Блока:
Простим угрюмство — разве это
Сокрытый двигатель его?
Он весь — дитя добра и света,
Он весь — свободы торжество!
В поэзии Блока есть великий, неизбывный трагизм, но есть и великий, ослепительный свет.
Люди неограниченных возможностей. О людях, которых прежде называли «инвалидами».
Кот Савелий и его автор. Разговор с автором книги «Дни Савелия» Григорием Служителем.
Источник
Урок-конспект на тему « Александр Блок – трагический тенор эпохи». Эпиграф к уроку:
«Управление общеобразовательной организацией:
новые тенденции и современные технологии»
Свидетельство и скидка на обучение каждому участнику
« Александр Блок – трагический тенор эпохи».
« Поэты ходят пятками по лезвию ножа
И режут в кровь свои босые души».
— Заинтересовать учащихся личностью и ранним творчеством А. Блока;
— подготовить девятиклассников к восприятию лирики А. Блока, показать своеобразие лирики и особенности поэтики;
— показать связь проблем, поднятых в начале 20 века с проблемами нашей современной жизни;
— показать связь музыки и литературы, художественного творчества.
— Научить учащихся самостоятельному критическому мышлению.
— Размышлять, опираясь на знание фактов биографии поэта, делать обоснованные выводы.
— Принимать самостоятельные аргументированные решения.
— Научить работать в команде, выполняя разные социальные роли.
Тип урока: интегрированный урок.
— по характеру деятельности – проблемно-диалогический с элементами образовательной системы «Школа 2100»;
— по ведущему методу – урок-размышление
11. Формы работы учащихся : групповая и индивидуальная работа.
(Детям дано опережающее групповое задание по творчеству поэта.
Ученики разделены на группы).
13. Оборудование урока : проектор, компьютер.
14. Используемые ЭОР: презентация «Александр Блок – трагический тенор эпохи», записи песен на стихи поэта.
Ход урока: Организационный момент.
Звучит запись песни на стихи Блока «Незнакомка».
Вступительное слово учителя.
— Здравствуйте, дорогие ученики и все присутствующие. Мы с вами продолжаем изучать традиции Серебряного века и художников слова, творивших в это исторически непростое время..
Сегодня мы будем говорить о жизни и творчестве одного из самых загадочных поэтов двадцатого века Александра Александровича Блока.
Запись эпиграфа и комментарии к нему.
— Темой урока мы взяли высказывание Анны Ахматовой, современницы Блока. Почему она назвала его « трагическим тенором эпохи»?
— Как вы поняли слова Владимира Высоцкого: почему поэты « режут в кровь свои босые души»?
Целеполагание и формулирование темы:
Запись темы урока учениками в тетрадях, (тема открывается на слайде).
— Ответьте, пожалуйста, на вопрос, каковы наши цели? Сформулируйте их.
Выступление группы «Литературоведы».
Александр Блок жил в городе, где происходили все революционные события России, но тем не менее, даже будучи современником трех войн – ни разу не участвовал в бою.
Если даже восстановить по памяти его биографию, то можно убедиться, что его жизнь совсем небогата событиями. Он дважды должен был пойти на дуэль, но обе дуэли были отменены.
Какой же жизнью жил поэт? Ходил в театры и кинематограф, влюблялся в актрис, играл роль Гамлета, где Офелией была его любимая девушка, дочь Менделеева, но семейная жизнь оказалась неудачной при всем том, что он очень любил выслушивать « вечные» темы.
При всем кажущемся разнообразии жизни Александра Блока параллельно встает вопрос: среди российских поэтов двадцатого века жил ли кто-либо более насыщенной, интенсивной, более романтичной и духовной жизнью, чем Блок? Сумел ли кто-либо из остальных поэтов того времени так воспринять судьбоносные события России и так заглянуть в свою душу, как Блок? Сочеталось ли в любом другом поэте в такой неограниченной мере врожденное чувство справедливости и благородства со служением собственному духу и голосу?
И что еще не менее важно, кажущееся однообразие жизни Блока только в лишний раз подчеркивает загадочность и харизму его личности. Исследователи творчества Александра Блока высказались о нем по-разному, но их объединяет одно чувство – восхищение талантом и незаурядностью Блока. Давайте поразмышляем над этим.
Корней Иванович Чуковский: « Он был Лермонтов нашей эпохи. И у него была та же тяжелая тяжба с миром, Богом, тот же роковой демонический ток, та же тяжесть, не умеющая приспособиться к миру души, давящей, как время».
Анна Ахматова, как видно из темы нашего урока, назвала его
« трагическим тенором эпохи».
Ю. Тынянов, сразу после смерти поэта, сказал, что как человек он остался загадкой для широкого литературного Петербурга. Но во всей России знают Блока как человека, и если случится кому увидеть хоть раз его портрет, то уже чувствует, что знает его досконально.
Выступление группы «Следаватели». Работа с портретами.
— Даже внешние портретные данные Александра Блока говорят о его благородстве, утонченности души, высоком складе ума, романтичности, чувственности, наблюдательности и некой отрешенности.
Разве человек, который пристально вглядывается в нас, неинтересен?
Самостоятельная работа со статьёй учебника.
Выделение ключевых слов и фраз.
Групповое составление плана и обсуждение. Оценка планов.
Анализ стихотворения А. Блока « Глушь родного леса» ( слайд).
Ученик выразительно читает стихотворение « Глушь родного леса».
— Художниками очаровательных осенних пейзажей являются Поленов, Левитан, Остроухов, Куинджи.
Мы с вами проанализируем первую строфу стихотворения. Созвучна ли картина, нарисованная поэтом, изображенным картинам художников?
Ученики:- На то и символизм, из-за чего ответ наш будет неоднозначным.
( Варианты озаглавлений: « Осень», « Прощальное», « Живая память» и т.д.).
« Русских символистов» сказал: « Символизм можно назвать…» поэзией намеков». Дайте свое объяснение этому определению.
Ученик:- Это значит, что одно слово или фраза символистов означают больше, чем сказано.
Сопоставительный анализ лирических произведений.
Учитель: – Молодцы, ребята. С вами интересно работать. А теперь давайте проведем сопоставительный анализ в употреблении одних и тех же цветовых эпитетов в лирике Александра Блока и Сергея Есенина ( перед учениками на партах готовые тексты).
Очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу…
Ты в синий плащ печально завернулась…
Выйду на озеро в синюю гать,
К сердцу вечерняя льнет благодать.
Синий туман. Снеговое раздолье,
Тонкий лимонный лунный свет.
А Блок в описании ухода любимой жены, завернувшейся в « синий плащ» хочет выразить боль души, смятение от такого ее поступка, то есть на сердце стало тоскливо, темно, им овладели безысходность и отчаяние( синий цвет плаща ассоциируется с темным настроением).
Есенинское словосочетание в виде согласованного определения « синяя гать» означает наступление сумерек, синонимичное « вечерней благодати».
Устно. Игровой момент по теме « Поэзия Серебряного века». Игра проводится по командам, за которые отвечают капитаны.
— Перечислите все известные вам течения конца 19-го начала 20-го века ( модернизм, акмеизм, футуризм, символизм, имажинизм).
— Перечислите все основные мотивы ранней лирики Сергея Есенина:
— Назовите стихотворения любовной тематики в лирике В. В. Маяковского Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви», « Про это»).
— Каковы основные мотивы лирики Анны Ахматовой:
— Какие черты поэзии века выражает творчество Марины Цветаевой?
Учитель: Мы продолжаем с вами игровой момент. Напротив каждого названия литературного течения перечислите представителей этого течения:
— Отметьте основные темы лирики А. А. Блока:
— Если символизм – «поэзия намеков» ( В. Брюсов), то как по аналогии можно определить акмеизм и футуризм?
— Как в творчестве Марины Цветаевой отражена трагическая история 20-го века?
6. Комплексный анализ стихотворения А. Блока « Ожидание»
На партах учеников – распечатка этого стихотворения.
Учитель читает выразительно стихотворение.
— Как бы вы озаглавили это стихотворение? О чем же оно?
— Каким настроением оно овеяно?
— Какой символ скрывается в выражении « речной залив»?
— Как бы вы объяснили смысл названия стихотворения? Только ли « речного залива» ожидает автор этого стихотворения?
— Есть ли в тексте ключевые слова? Создают ли они атмосферу загадочности? Давайте найдем их.
— Какие ассоциации пробуждает слово « светозарный»? Рассудите об этом без словаря. Подберите к этому слову антонимы, синонимы.
— Определите стилистическую окраску слова « светозарный». ( высокий стиль ).
— Давайте сравним выражения первой строфы: дни идут, дни летят, дни текут. В каком смысле здесь употреблен глагол « текут»? (неспешность, однообразие).
— Какое настроение привносит это стихотворение?
Третье предложение и составляет всю вторую строфу: простое, грамматическая основа предложения – все обманы унеслись. Предложение распространенное, по эмоциональной окраске – невосклицательное, по цели высказывания – повествовательное.
Художественный анализ стихотворений А. А. Блока.
Стихотворение А. Блока « Предчувствую тебя. Года проходят мимо».
Становится великолепной тьма,
Когда в нее ты входишь светлой тенью.
Итак, возлюбленная появилась – и начинается у литературного героя редкий праздник души и сердца. Но в последнюю строфу автор привнес прием неожиданности, фантастики. Такой прием используется автором для передачи головокружительного восторга, опьянения счастьем.
Символизм – литературное направление конца 19 – начала 20 в.в.
Серебряный век русской поэзии –(1895-1917) – эпоха возрождения духовности и культуры.
Мистика – вера в сверхъестественное, таинственное.
Рефлексия. Содержание рефлексии:
— Что я знал (а) о Серебряном веке, и насколько пополнились мои знания на этом уроке.
— Что бы я предложил (а) внести нового в этапы урока.
— Чем понравился ( не понравился) урок.
Новая тема: « Александр Блок – трагический тенор эпохи»
Слово учителя. – Мы с вами продолжаем изучать
« непостижимое» в лирике и творчестве Александра Блока.
Начнем новую тему с того, что однажды Блок сказал: « В моей душе лежит сокровище». Что же побудило Блока стать символистом: дань моде, стремление от незавершенных стремлений от пошлости, уродливых общественных явлений к полноте счастья, к воплощенности, к истине? А может быть, все это вместе взятое? Вопросов много, а ответов…Все ответы – в его лирике.
Давайте проведем небольшой исторический экскурс в конец 19-го века.
1880 –й год – год рождения Александра Блока. Начинают крушиться, как карточные домики, устаревшие идеалы, понятия нормы, морали, поддаются сомнению многие духовные ценности, рушится святое понятие о представителях власти « голубых кровей», начинается много непонятного. Нет установившихся новых принципов, старые рухнули…
Теоретик символизма Валерий Брюсов определял цели символизма так:
«…рядом сопоставленных образов как бы загипнотизировать читателя, вызвать в нем известное настроение».
Моя задача сегодня – дать лишь представление о символизме, потому что свой поэтический путь Блок начал как символист.
Итак, на смену традиционной поэтике пришла нарочитая эскизность, отрывочность, невнятность. В конце концов, традиционная поэтика сменилась отрывочностью, нарочитой эскизностью, отсутствием четкой психологической мотивировки.
Естественно, все это вызывало возмущение старшего поколения. Даже Лев Николаевич Толстой воскликнул по поводу одного стихотворения поэта-символиста: « Кто вышел, кто пришел, кто умер?». То же самое, наверняка, он сказал бы, если ему попались ненаписанные строки Блока:
Вздыхал о чем-то я, чего-то было жалко,
Какою-то мечтой горела голова…
Философия и эстетика символизма складывались под влиянием различных учений, главным средством которого было передать созерцаемые тайны, смыслы, категорию музыки, мифотворчество. Плодотворными оказались их поиски в сфере поэтической фонетики: мастерами выразительного ассонанса и эффектной аллитерации были К. Бальмонт, В. Брюсов, И. Анненский, А. Блок, А. Белый. Итак, поэзия символистов понятна только посвященным.
По-новому на фоне традиции строились в символизме отношения между поэтом и его аудиторией. Поэт- символист не стремился быть общепонятным, потому что такое понимание основано на обычной логике. Он обращался не ко всем: не к читателю-потребителю, а только к читателю-творцу, читателю-соавтору. Стихотворение должно было не столько транслировать мысли и чувства автора, сколько пробуждать в читателе его собственные, помочь ему в « духовном восхождении от « реального» к « реальнейшему», т. е. в самостоятельном постижении « высшей реальности».
Символистская лирика будила « шестое чувство» в человеке, обостряла и утончала его восприятие, развивала родственную художническую интуицию.
Для этого символисты старались максимально эксплуатировать ассоциативные возможности слова, подключали к восприятию мотивы и образы разных культур, широко пользовались явными и скрытыми цитатами.
Излюбленным источником художественных реминисценций для них была греческая и римская мифологическая архаика. Именно мифология стала в их творчестве арсеналом универсальных психологических и философских моделей, удобных и для постижения глубинных особенностей человеческого духа вообще, и для воплощения современной духовной проблематики. Таким образом, символисты не только заимствовали готовые мифологические сюжеты, но и творили собственные мифы.
Символизм обогатил русскую поэтическую культуру множеством открытий. Символисты придали поэтическому слову неведомую прежде подвижность и многозначность, научили русскую поэзию открывать в слове дополнительные оттенки и грани смысла.
Преодолев крайности индивидуализма и субъективизма, символисты на заре нового века по-новому поставили вопрос об общественной роли художника, начали движение к созданию таких форм искусства, переживание которых могло бы вновь объединить людей.
По закреплению новой темы:
— Какими принципами руководствовались символисты? Расскажите.
— Какие качества восприятия мира ценили символисты?
Домашнее задание : Блок однажды написал: «Только влюбленный имеет право на звание Человека…» Как вы понимаете эти слова? Напишите небольшое эссе на эту тему ( сильные учащиеся)
Выучите понравившееся стихотворение наизусть.
Источник