Оканчиваю сочинение надеждою что скоро наши воины вооружаться автор

IX. РУССКИЙ БУЛАТ

Одно время в ходу была версия, будто бы Павел Петрович Аносов не сам разработал метод производства булата, а совершил длительное путешествие в Бухару, где и выведал «тайну булата» у одного из последних ее обладателей.

Журнал опытов, сочинение «О булатах» и ряд других статей, напечатанных в «Горном журнале», а также многочисленные документы опровергают выдумки о поездках Аносова на Восток.

Из формулярных списков «О службе и достоинстве корпуса горных инженеров генерал-майора Аносова»⁴⁴ видно, что Аносов не был ни в Бухаре, ни в других восточных странах.

Да и бессмысленно было искать в Бухаре «секрет булата», — там тогда булата не делали. Об этом писал известный знаток булата, подполковник Бутенев 2-й в статье, напечатанной в «Мануфактурных и горнозаводских известиях»:

«В Бухарин… только привозной булат обрабатывают в различные формы, преимущественно в кинжалы и ножи, ибо сабель здесь, по причине большой трудности работы и малого искусства мастеров, почти вовсе не куют… Булат, перерабатываемый в Бухарин, доставляется туда преимущественно из Персии, новый булат доставляется в виде небольших круглых плиток и гораздо реже квадратными брусками. О происхождении его я не могу ничего сказать с точностью… Самое название индийского, придаваемое некоторым сортам его, доказывает, что хотя часть его должна выходить из Индии и только доставляется туда через Персию, но вообще этот новый булат гораздо низших качеств < равнительно со старым, привозимым оттуда же, в виде сломанных клинков сабельных и кинжальных, и Бухарские булатные кузнецы такого мнения, что в настоящее время потерян способ приготовления лучшего булата».

Аносов хорошо знал, где искать тайну булата. Более десяти лет он изучал изменения, совершающиеся в металле под влиянием разных видимых и невидимых причин. Аносов изучал металл всеми способами, которые были в его распоряжении. Чтобы лучше рассмотреть структуру металла, он вооружился лупой и микроскопом.

Все, что Аносов знал о методах производства булата, несомненно, известно было и металлургам других стран. Но металлурги из Английского королевского общества и других почтенных ассоциаций в буквальном смысле этого слова охотились за «тайной булата», больше всего рассчитывая на получение готового рецепта, как варить булатную сталь, — Аносов же в течение десяти лет вел исследования, имевшие целью научно распознать природу булата. Он искал научное объяснение причин образования узоров, он пытливо исследовал, почему булат одновременно сохраняет два противоположных свойства — твердость и гибкость, он раскрыл условия, при которых на булате появляются узоры и когда они исчезают.

Аносов нашел органические связи, существующие между внешним видом и свойствами булата.

Путем подлинно научного исследования Аносов пришел к победе, значение которой оценено только теперь.

П. П. Аносов дал подробное описание четырех способов получения булата. Он разобрал все сорта булатов и дал точные определения качеств, характерных для каждого из них.

Первое, основное свойство булата: совершенная ковкость и тягучесть.

«В этом случае, — разъясняет Аносов, — я разумею не то, что он куется столь же легко, как и мягкое железо, но удобно и чисто; скажу более: он может быть кован в холодном состоянии». Свойства булата — это «наибольшая твердость по закалке», «наибольшая острот а и нежность лезвия», «наибольшая упругость и стойкость при соответствующих степенях закалки».

Аносов отказался от устаревших и потерявших значение азиатских названий булата. Он ввел название русский булат, и у Аносова были для этого все основания.

В зависимости от внешнего вида и качеств Аносов делил «русский булат» по видам: полосатый, струистый, волнистый, сетчатый и коленчатый. Булаты, указывал Аносов, могут быть с крупными, средними и мелкими узорами; серого, бурого и черного цветов; без отлива, с отливом красноватым и золотистым.

В производстве булата не осталось никаких тайн. Подготовленное Аносовым описание методов производства его представляло собой четкую и ясную технологическую инструкцию, в которой указаны «точные пропорции и качество материалов, необходимых для выплавки булата, время для тех или иных операций, каким «духомером» пользоваться для контроля за температурой».

«Совершенство булатов, — писал Аносов, — кроме состава, зависит от огнеупорности тиглей и стен самой печи. Итак, для получения совершенного булата необходимы следующие условия:

1. Лучший уголь, дающий наименее шлаку, как, например, чистый сосновый. 2. Плавильная печь, устроенная из самых огнеупорных кирпичей. 3. Огнеупорные тигли, не дающие ни малейших трещин. 4. Лучшее железо. 5. Чистый самородный графит. 6. Пожженный кварц или доломит. 7. Сильнейший жар во время плавки. 8. Наибольшее время плавления. 9. Медленное охлаждение тигля. 10. Наименьшее нагревание при ковке».

Аносовская инструкция простиралась на все последующие процессы — отковку, закалку и т. д. «…при проковке булатов ни один нагрев не должен быть оставляем без внимания и точного доведения до степени жара, при которой узор не теряется».

В связи с этим Аносов сделал очень важное замечание, которое далеко выходило за пределы рабочей инструкции. Это замечание — огромный шаг вперед по сравнению с теми понятиями, которых придерживались металлурги других стран.

«Европейские кузнецы, — писал Аносов, — кажется, вообще менее знакомы с переменой свойств стали при ковке, нежели азиатские: ибо не имеют в виду ясных признаков ее изменения, но когда начнут обрабатывать булат, то скоро поймут недостатки своих прежних знаний в этом деле, и тогда всякий будет знать, что потеря узоров во время ковки есть порча металла, составляющая вину кузнеца».

Аносов подробно рассмотрел влияние отпуска на свойства закаленной стали. Процесс этот в те времена контролировался по цветам побежалости[25]. «Изделия, требующие наибольшей стойкости, отпускаются до соломенно-желтого цвета, а изделия, требующие наибольшей упругости, — до синего цвета».

Сабельные клинки подвергались сложному отпуску: у ручки — до зеленого цвета; у конца — до синего, в середине — до фиолетового, а на месте удара — до желтого. «Но ежели хотят, вместо наибольшей стойкости, придать оружию наибольшую упругость, — указывал Аносов, — то в таком случае отпуск делается ровным как в середине, так и в конце клинка синего цвета».

Русский булат приобрел широкую известность и стал таким же знаменитым, как и восточный.

Аносов не только открыл секрет приготовления булата. Своими трудами он заложил основы качественной металлургии и науки о металлах.

Результаты многолетних исследований природы булата П. П. Аносов изложил в своем знаменитом сочинении «О булатах»⁴⁵. Вместе с ним он опубликовал и журнал опытов, в котором приводятся использованные шихты, время плавления, а по многим плавкам сделаны особые замечания.

Сочинение Аносова является первым в мире трудом по металловедению. Несмотря на то, что с момента его опубликования прошло больше ста лет, оно во многом и до сих пор не устарело.

Отличительной чертой этого труда Аносова является ясность изложения основ науки о металле. Щедрой рукой Аносов набросал план научных работ на многие годы.

Сочинение Аносова проникнуто глубоким патриотизмом, горячей любовью к родине, к своему народу.

Последние страницы труда о булатах показывают, насколько широким был круг интересов русского инженера, как страстно он желал, чтобы его родина освободилась от иностранной зависимости, превзошла иностранцев в искусстве производить сталь.

«Может быть спросят меня, — писал Аносов, — что же лучше — булат или английская сталь? На этот вопрос я повторю прежде выведенные правила: 1) что булат лучше всякой стали, из которой он приготовлен;

2) что английская сталь может быть, по предложенному мною способу, также обращена в булат, и 3) что этот булат будет весьма посредственен. Он обнаружит мелкие узоры и то не прежде как при вытравке.

…Здесь скажу только, что известия, сообщенные нам путешественниками, о достоинстве некоторых азиатских булатов, отнюдь не столь преувеличены, как многим из новейших металлургов до сего времени казалось: ибо после того, что мною сказано о различии булатов от стали, каждому будет понятно и различие в достоинстве их.

Итак, если коленчатым или сетчатым булатом с крупными узорами и золотистым отливом перерезывают легко на воздухе газовым платок, то тут ничего нет пре-увеличенного: моими булатами я мог делать то же самое. Но острота изделий ив английской литой стали для произведения подобной пробы недостаточна. Самое большое, чего я мог достигать клинком из английской литой стали, состоит в нарезании шелковой материи.

Если булатами перерубают кости, гвозди, не повреждая лезвия, то и в этом случае есть истина; но необходимо, чтобы сабля была из хорошего булата, чтоб она была закалена и отпущена соответственно пробе.

Хороший булатный клинок, одинаково закаленный со стальным, всегда его надрежет или надрубит, и сам не повредится, а посредственные, как некоторые хорасаны, хотя и надрубят, но при сильном ударе могут изломаться.

…Оканчиваю сочинение надеждою, что скоро наши воины вооружатся булатными мечами, наши земледельцы будут обрабатывать землю булатными орудиями, наши ремесленники выделывать свои изделия булатными инструментами; одним словом, я убежден, что с распространением способов приготовления и обработки булатов они вытеснят из употребления всякого рода сталь, употребляемую ныне на приготовление изделий, требующих особенной остроты и стойкости…»

А между тем в Петербурге все еще продолжали оглядываться на Запад. Уже после окончания Аносовым опытов ему поручили испытать так называемый индийский способ приготовления булата. Технология была описана в присланном Аносову записке на французском языке.

Аносов отправил в Петербург одну саблю и три клинка, сделанные из стали, выплавленной по предложенному способу. В сопроводительном письме он указал, что предложенная инструкция ничего общего с так называемым индийским способом производства булата не имеет.

«Достоинство клинков, — отмечал Аносов, — зависит преимущественно от качества первичных материалов, а употребление в Индии английской стали и шведского железа свидетельствует, что и там утрачено искусство приготовления булата, существовавшее некогда в высоком совершенстве».

Что же касается посылаемого оружия, то для его изготовления вместо английской литой стали «употребляема была приготовленная в Златоусте», а «самое железо вместо шведского употреблялось златоустовское»⁴⁶.

Между строк этого письма нетрудно прочесть досаду Аносова на то, что ему шлют бог весть кем составленные и откуда списанные «инструкции», за которые, вероятно, немало уплачено. Но слишком силен был дух низкопоклонства в высших правительственных сферах, не верили там, что свой, русский инженер решил задачу, с которой не могли справиться крупнейшие ученые Европы.

В «Горном журнале» систематически печатались статьи иностранных ученых о булате, о формах соединения углерода с железом. Так, в третьей книжке журнала за 1836 год опубликовано сообщение Г. Бертье под названием «О присутствии углерода и кремния в различных видоизменениях чугуна и стали».

Бертье удалось получить «булат» из молотовой отбоины, то-есть из окалины. Выбор окалины как сырья для выплавки «булата» Бертье мотивировал тем, что «молотовая отбоина есть не что иное, как магнитный окисел железа, почти совершенно чистый, кроме незначительной примеси кремнеземистых частей; следственно, можно было предполагать, что, восстановляя ее с небольшим избытком угля, можно получить хорошую литую сталь».

Бертье провел опыт с весьма незначительным количеством окалины, он взял всего 400–500 граммов. Тигли, в которых велась плавка, Бертье ставил в печи Севрского фарфорового завода. Экспериментатору удалось получить хорошо сплавленные слитки с большим количеством зерен. После вторичной переплавки получилась «булочка» весом в 500–600 граммов, сталь оказалась подобной индийскому вуцу. Бертье закончил свое сообщение заявлением, что «сии опыты небесполезно повторить в большем виде».

Кто должен был повторить эти опыты, оставалось неизвестным. По крайней мере, о дальнейших работах самого Бертье нигде ничего не сообщалось. Опыт так и остался единичным, количество полученной стали — ничтожным, источники исходного материала — весьма ненадежными.

Но каждое сообщение из-за границы быстро подхватывалось, смаковалось, а успехи соотечественника некоторые «знатоки» пытались даже поставить под сомнение.

— Как, в Златоусте варят настоящий булат?! — спрашивали они удивленно.

— Да, варят и притом отличный, — отвечали им. — Вы могли увидеть различные изделия из Златоустовского булата на промышленной выставке, в Царскосельском арсенале, они имеются и в коллекциях у Перовского, Чевкина, Ковалевского.

— Это случайные удачи.

— Какие же это случайные удачи, если Златоустовская фабрика принимает заказы на булат, и, заметьте, название ему дали — русский булат!

— То-то и оно, что русский, а нас интересует индийский, сирийский.

— Но русский лучше всех сортов!

— Не говорите…

Только в подобных условиях мог случиться такой конфуз, что в следующей же книжке за той, в которой был опубликован труд Аносова, редакция «Горного журнала» сочла возможным напечатать присланную из Лондона статью члена Королевского азиатского общества, заводчика Генри Вилконсона. Как значится в подзаголовке, статья эта была специально предназначена для осведомления русского горного ведомства о ходе поисков «тайны булата».

Так вот откуда пришли новости о булате: не из Златоуста, а из… Лондона!

Что же, однако, поведал Вилконсон?

Английский ученый прежде всего занялся теоретическими проблемами, по-своему пытался объяснить различия между железом и сталью. Различия эти он видел не в степени насыщения железа углеродом и не в формах соединения железа с углеродом, а в каких-то «электрических причинах». Это, так сказать, «теоретическая» часть сообщения.

Затем англичанин изложил метод производства вуца, причем его описания основывались на непроверенных и ничем не подтвержденных рассказах людей, когда-то бывавших на Востоке. Во всех этих повествованиях особенно подчеркивалась особая, мистическая роль сухих ветвей и зеленых листьев растений.

«Индийцы полагают, — писал Вилконсон, — что различные роды древесного горючего материала, употребляемого как при первоначальном восстановлении рулы, так и при переделе в сталь, имеют решительное влияние на качество железа и стали».

Ограничившись вольным пересказом старых легенд о «решительном влиянии зеленых листьев на структуру металла», автор закончил свою статью призывом искать и выведывать тайну булата.

«Королевское азиатское общество поручило мне объявить, — писал он, — что оно почтет себя обязанным всякому, кто имеет досуг и случай доставить обществу возможность приобресть такие образчики (индийской стали и материалов) и примет на себя труд обратиться по этому предмету к секретарю Азиатского общества в Лондоне.

Желательно иметь:

1) образчики руды в сыром виде и обожженной…

2) образцы железа в несколько фунтов весом в том состоянии, как оно вынуто из горна;

3) один или два тигля с железом, древесным горючим материалом и листьями в том виде, как они приготовлены туземцами к постанову в печь для передела железа в вуц или сталь;

4) один либо два тигля, вынутые из печи, по превращении железа в сталь, но еще не разбитые или не открытые;

5) разовые образцы вуца или стали, только что вынутой из тиглей и особливо той, которая приготовляется в окрестностях Коча и обыкновенно имеет вид плоских плиток около 1 дюйма толщиной и от 3 до 4 дюймов в диаметре;

6) описание туземного способа приготовления стали одинакового качества с приложением образцов и некоторых изделий, приготовленных туземцами из такой же стали;

7) описание и образчики дерева, из которого выжигается уголь для употребления в печах;

 описание и образчики дерева и также зеленых листьев, накладываемых в тигли при переделе железа в сталь с означением систематического названия растений, если они известны…»⁴⁷

Королевскому азиатскому обществу трудно было рассчитывать на получение сколько-нибудь серьезного ответа. В Индии уже давно утрачено было искусство приготовления булата. Откуда же могли взяться разные образцы тиглей да еще в том виде, как их приготовили туземцы, до постановки в печь и после плавки?

И такую, с позволения сказать, «свежую» лондонскую информацию министерство финансов оплачивало золотом!

И все же работа Аносова «О булатах» не осталась и не могла остаться незамеченной. Подлинные ученые высоко оценили открытия Аносова. Широко известные уже тогда своими замечательными открытиями академики Купфер и Якоби представили сочинение Аносова на соискание Демидовской премии.

«Мы спешим, — писали они в своем представлении, — обратить внимание Академии наук на одно сочинение, которому предстоит сыграть большую практическую роль в народном хозяйстве. Мы имеем в виду опубликованный в «Горном журнале» труд г. генерал-майора[26] Аносова о приготовлении булата».

«Г. Аносову, — указывали далее академики Купфер и Якоби, — удалось получить сталь, обладающую всеми качествами, столь высоко ценимыми в азиатском булате, и превосходящую все сорта европейской стали, которые до закалки были чрезвычайно мягки, но после закалки по твердости своей превосходили лучшие сорта английской стали».

Академики обратили внимание на смелость выводов Аносова, широкую постановку им научных проблем о формах соединения углерода с железом, о причинах образования узоров булата, об изменениях внутреннего строения стали при ее нагреве и охлаждении. Купфер и Якоби, отмечая значение открытия Аносова, указывали, что оно «стоит много больше, чем высшая демидовская награда — 5 тысяч рублей», и они поэтому высказали надежду, что, независимо от оценки, которую Академия даст труду Аносова, русское правительство должно достойно наградить его.

В том году на соискание Демидовских премий было представлено свыше тридцати сочинений по разным отраслям наук. Среди этих работ было знаменитое сочинение Ф. П. Врангеля «Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю, совершенное в 1820, 1821, 1822, 1823 и 1824 г.г.».

Как известно, экспедиция Врангеля в исключительно трудных условиях обследовала и нанесла на карту побережье Сибири от устья Индигирки до Колючинской губы и часть Медвежьих островов. Экспедиция провела ценные навигационные, гидрографические, геомагнитные и климатические исследования, открыла, что полярное море даже в сильнейшие морозы не покрывается сплошным крепким льдом, собрала сведения о природных богатствах и народах, населяющих посещенные ею местности. Работа Врангеля была представлена академиками Бером и Ленцем и удостоена первой премии в 5 тысяч рублей.

Вторую премию присудили инженеру-подполковнику Гельмерсену за составленную им генеральную каргу горных формаций Европейской России с пояснительными примечаниями. Было признано, что работа Гельмерсена также заслуживала первой премии, но ограниченность демидовского фонда не позволила присудить две первые премии.

Второстепенные премии были присуждены академику Саломону за двухтомное «Руководство к оперативной хирургии», лейтенанту флота Зеленому за книгу «Астрономические средства кораблевождения», профессору Горлову за книгу «Теория финансов». Надворному советнику Шамкевичу за представленный им в рукописи «Корнеслов русского языка», сравненный со всеми славянскими наречиями и с двадцатью четырьмя иностранными языками, была присуждена половинная премия и из демидовского фонда отпущено 1500 рублей на издание его. Второстепенных премий был удостоен и ряд других очень обстоятельных работ.

Как видим, круг соискателей Демидовских премий был довольно широким. В разных областях науки были достигнуты серьезные успехи, а демидовский фонд оказался весьма тощим, чтобы достойно отметить хотя бы самые значительные работы.

В числе членов Академии наук тогда состояли такие ученые, как Борис Семенович Якоби, который еще в 1834 году изобрел первый в мире электромотор, создал гальванопластику и сделал ряд других практических открытий. Ближайшими соратниками Якоби были Ленц, Купфер и другие выдающиеся ученые. Но не они «делали погоду» в Академии. Руководство Академии всячески отгораживалось от практики. Между Академией наук и производством была воздвигнута глухая стена. Президент Академии С. С. Уваров решительно стоял за замкнутую науку, не зависимую от потребностей страны. Вторжение инженера в сферу научной деятельности было совершенно необычно, и присудить премию П. П. Аносову значило бы отказаться от линии, которой на протяжении многих лет придерживался Уваров и проводник его идей в Академии непременный секретарь Академии Фус. В такой обстановке решался вопрос об очередном присуждении демидовских наград.

Решение было вынесено в известной мере половинчатое. «Г. Аносову удалось, — указывалось в решении, — открыть способ приготовления стали, которая имеет все свойства столь высоко-ценимого азиатского булата и превосходит своей добротою все изготовляемые в Европе сорты стали… Если бы в сочинении г. Аносова было указано, каким образом можно всегда с удачей изготовлять эту сталь, то не колеблясь должно бы было признать это открытие одним из полезнейших обогащению промышленности, и в особенности отечественной. Но в описании столь мало сказано о способе приготовления этого булата, что надобно думать, не предоставляет ли г. Аносов себе самому этой тайны, или может быть ему самому только временем и случайно выдается изготовлять такую сталь…»

Но сами авторы этого решения, повидимому, понимали, что эти оговорки совершенно неосновательны И оскорбительны. Заключительная часть решения звучит поэтому уже совсем по-иному. «Однако, — заканчивается решение, — в предупреждение упрека в том, что столь важное отечественное открытие могло ускользнуть от внимания Академии, сна на основании свидетельства двух своих членов, видевших образцы в нынешнем Демидовском отчете почетного отзыва, булата г. Аносова, положила удостоить открытие его, уверена будучи, что если способ г. Аносова действительно основан на твердых указаниях науки и оправдается верными и положительными отзывами, благодетельное правительство наше, конечно, не оставит прилично вознаградить изобретателя»⁴⁸.

Так вышли из щекотливого положения «дипломаты» из Академии наук.

Но как ни старались солдафоны от науки вроде Уварова и Фуса соблюдать «ранжир», передовые русские ученые с радостью открывали двери научных учреждений для людей практики. Вскоре после присуждения Аносову почетного отзыва он был избран членом-корреспондентом Казанского и почетным членом Харьковсксго университетов Аносов тогда уже был широко известен не только в кругах деятелей горного дела. Он вел переписку со многими учеными учреждениями страны, делился с ними своими научными наблюдениями.

Харьковскому университету Аносов послал свое сочинение о булатах, и ответом на это было избрание Аносова почетным членом университета.

Более органической и постоянной была связь Аносова с Казанским университетом; по представлению философского[27] факультета Аносов был избран членом-корреспондентом университета.

В ходатайстве, с которым руководство факультета обратилось в Совет университета, подчеркивались огромные заслуги Аносова в развитии естественных и геологических наук, в открытии различных новых минералов, которые могли принести существенную пользу родине. Аносов преподнес университету ценный дар — коллекцию минералов, собранных в Златоустовском округе, состоявшую из двухсот шести образцов, среди которых было много ценных и редких⁴⁹.

Диплом об избрании Аносова выдан 7 марта 1844 года и подписан ректором, заслуженным профессором чистой математики Николаем Лобачевским.

В дипломе сказано:

«Совет Императорского Казанского университета, по представлению второго отделения философского факультета, в заседании своем 6 ноября 1843 года, признавая отличное усердие к распространению естественных наук и важные услуги в пользу Казанского университета оказанные, единогласно избрал г. начальника Златоустовских казенных заводов и директора оружейной фабрики генерал-майора и кавалера Павла Петровича Аносова членом-корреспондентом Императорского Казанского университета.

…Совет университета, в совершенной уверенности, что господин Аносов, принимая возложенное на него звание, не откажется способствовать к пользам наук, дал ему сей диплом за надлежащим подписанием и приложением печати. Казань, марта 7 дня, 1844 года»⁵⁰.

Впервые инженер, практический деятель, был избран почетным членом высоких научных учреждений — двух русских университетов.

Из книги Александра Пецко „Великие русские достижения”. Тег — ВРД.

***

Но сама русская сталь была пока что далеко не так хороша. Русские сабли уступали немецким, не говоря уже о знаменитых клинках дамасской стали, булатных. А ведь знал Павел Петрович, что В ДРЕВНОСТИ СЛАВИЛСЯ РУССКИЙ БУЛАТ, помнил строки из «Слова о полку Игореве» в одном из вариантов перевода: «О богатырь Всеволод! Ты стоя на стороже, градом пускаешь стрелы на врагов своих, а булатными мечами гремишь об шлемы их…», но забыт, безнадёжно утрачен секрет выплавки харалуга — такого булата. Самого слова «булат» в тексте не было, а харалуг – был: «..гремлеши о шеломы мечи харалужными». Да и дамасские мастера не могли уже сделать клинки, о которых ходили легенды и которые стоили целого состояния. Тимур, покорив Сирию, увёл в полон лучших мастеров, и в Дамаске производство булата заглохло, утратилось, а потомки тех мастеров, рассеявшись со временем по свету, тоже постепенно позабыли тайные рецепты прадедов своих…

Однако в странах Востока всё ещё пытались создать новый булат – в Индии, Персии, только новые клинки не выдерживали сравнения с булатами древних. Для начала Аносов принялся тщательнейшим образом изучать булатные клинки старых мастеров. Бесконечные часы проводил он, склонившись над замечательными образцами оружия, хранившимися в коллекциях оренбургского военного губернатора Перовского; царскосельского арсенала, знаменитых коллекционеров восточных булатов – великих князей Александра Николаевича и Михаила Павловича. Быть может, в его удачу не верили, но в пользе такой работы не сомневались, а уж сам-то Аносов ждал либо озарения, либо удачи, а может, что неустанный труд, наблюдение едва примечаемых признаков, прослеживание ускользающих закономерностей – вот это и может наградить желанным открытием.

После тщательного изучения различных типов булата Аносов сделал первое исследование макроструктуры стали, проследил связь между характером рисунка и свойствами металла. На одних клинках узор бросался в глаза, на других выступал после терпеливой полировки, на третьих выявлялся лишь после травления кислотами или соком растений. Аносов вглядывался в фон, или грунт, как его называли, изучал, описывал – серый ли, бурый, чёрный, и пришёл к выводу, что чем грунт темнее, тем лучше булат.

Он знал, что древние мастера определяли свойства булата по чистоте звона клинка, по остроте кромки – лезвие должно было рассекать в воздухе подброшенный шёлковый платок, при разрубании железного прута на нём не должно оставаться зазубрин и главное, пожалуй, — клинок должен сгибаться и выпрямляться словно пружина. Отчаявшись создать настоящий булат, множество мастеров овладело искусством изготовления ложного булата, сваривая различные стали – мягкие и жёсткие, с последующей ковкой. Узор получался красивый и очень похожий на подлинный, но как же разнилась та сталь от булата…Итальянские, испанские, немецкие мастера добились совершенства, подражая искусству древних, но только подражая, достигая лишь внешней схожести…

Труд был кропотлив и огромен. Аносов находился на перепутье: традиционный взгляд западноевропейских учёных заставлял стремиться к однородной структуре стали, считавшейся лучшим залогом её высоких качеств, а мастера Востока больше всего ценили клинки из неоднородной стали, каковым, в сущности, и был булат. Кажется, научно обоснованная логика одних и из поколения в поколение выверенный опыт других… Истина должна таиться где-то посередине. Но как её найти…Сомнения сковывают его, лишают уверенности… Он пишет: «…чем больше я знакомился с делом, тем больше убеждался, что успехи мои ничтожны и труд составляет океан, который надлежало переплывать многие годы, подвергаясь различным случайностям».

Десять лет бился он над тайной – казалось бы, такой близкой – холодной, сверкающей. Он исходил из главной своей мысли о связи макроструктуры стали и её свойств. Рисунок – это проявление кристаллического строения, без сомнения, зависит от химического состава стали. Значит, надо найти здесь скрытые закономерности, выяснить, какую роль может сыграть в булатах углерод – главная примесь стали.

Десятки, сотни, тысячи опытов. Он изучает описания путешественников, надеясь найти хоть какой-нибудь след, но тщетно – ничего сверх того, что уже знал. Известно было, что мастера древности в качестве присадок при выплавке булата использовали твёрдые породы дерева, древесный уголь, листья, и, конечно же, тоже опробовал это. Он шёл опытным путём – в темноте и на ощупь. Он добавлял в шихту клён, доставал где-то бакаутовое дерево, растущее в тропических странах, полевые цветы, березу, голландскую сажу, пшено, ржаную муку, рог, слоновую кость…Это не слепая, безотчетная проба, а направленный поиск – углерод, содержащийся в разных формах, быть может, по-разному проявляет себя? А всевозможные элементы? Не в них ли ключ к главной тайне? И он вводит в шихту марганец, кремний, хром, алюминий, титан, серебро, платину. Фарадей тоже бился над разгадкой тайны булата, провёл множество опытов с алюминием и платиной и считал, что «сплавление стали с платиной не могло принести существенной пользы». Аносов знает об этом, но проверяет и перепроверяет опыты англичанина.

Те опыты привели Аносова к исследованию специальных сталей. Первым он изучает и описывает титанистые, марганцевые, хромистые стали, тщательнейшим образом разрабатывает процесс плавки, ковки, термической обработки, шлифовки, травления – всё, что даёт металл высокого качества. Однако булат по-прежнему цепко держал свою тайну.

Углерод растительного и животного происхождения надежд не оправдал. И Аносов – неминуемо он должен был прийти к такому решению – испытывает углерод, рождённый в чреве земли. Алмаз и графит.

С графитом повезло. Неподалёку, в окрестностях златоустовских заводов, нашли немного графита, не уступавшего в качестве лучшему английскому. На несколько опытных плавок вполне хватало.

И вот первая попытка. В небольшом тигле – чистое наливное железо, сверху добавляется графит. Плавка продолжается два часа, без флюса. Потом тигель оставался в печи и охлаждался вместе с нею. Аносов ждёт в волнении…

В тот день 1833 года он написал: «По проковке сплавка в полосу на нижнем конце её обнаруживались узоры настоящего булата, а по мере приближения к верху они становились реже и неправильнее. Из нижнего конца этой полосы приготовлен первый булатный клинок, называемый хорасаном…». Он получил один из наиболее известных сортов булата, обязанный своим названием провинции Ирана, где когда-то делали его. Аносов держал в руках кусок тяжёлого металла, и под его взглядом узор, добытый из недр минувшего, мерцал, струился…

Одно время в ходу была версия, будто бы Павел Петрович Аносов не сам разработал метод производства булата, а совершил длительное путешествие в Бухару, где и выведал «тайну булата» у одного из последних ее обладателей.

Журнал опытов, сочинение «О булатах» и ряд других статей, напечатанных в «Горном журнале», а также многочисленные документы опровергают выдумки о поездках Аносова на Восток.

Из формулярных списков «О службе и достоинстве корпуса горных инженеров генерал-майора Аносова» видно, что Аносов не был ни в Бухаре, ни в других восточных странах.

Все, что Аносов знал о методах производства булата, несомненно, известно было и металлургам других стран. Но металлурги из Английского королевского общества и других почтенных ассоциаций в буквальном смысле этого слова охотились за «тайной булата», больше всего рассчитывая на получение готового рецепта, как варить булатную сталь,— Аносов же в течение десяти лет вел исследования, имевшие целью научно распознать природу булата. Он искал научное объяснение причин образования узоров, он пытливо исследовал, почему булат одновременно сохраняет два противоположных свойства — твердость и гибкость; он раскрыл условия, при которых на булате появляются узоры и когда они исчезают.

Аносов нашел органические связи, существующие между внешним видом и свойствами булата.

Путем подлинно научного исследования Аносов пришел к победе, значение которой оценено только теперь.

П. П. Аносов дал подробное описание четырех способов получения булата. Он разобрал все сорта булатов и дал точные определения качеств, характерных для каждого из них.

Первое, основное свойство булата — совершенная ковкость и тягучесть.

«В этом случае,— разъясняет Аносов,— я разумею не то, что он куется столь же легко, как и мягкое железо, но удобно и чисто; скажу более: он может быть кован в холодном состоянии». Свойства булата — это «наибольшая твердость по закалке», «наибольшая острота и нежность лезвия», «наибольшая упругость и стойкость при соответствующих степенях закалки».

Аносов отказался от устаревших и потерявших значение азиатских названий булата. Он ввел название русский булат; и у Аносова были для этого все основания.

В зависимости от внешнего вида и качеств Аносов делил русский булат по видам: полосатый, струистый, волнистый, сетчатый и коленчатый. Булаты, указывал Аносов, могут быть с крупными, средними и мелкими узорами; серого, бурого и черного цветов; без отлива, с отливом красноватым и золотистым.

В производстве булата не осталось никаких тайн. Подготовленное Аносовым описание методов производства его представляло собой четкую и ясную технологическую инструкцию, в которой указаны «точные пропорции и качество материалов, необходимых для выплавки булата, время для тех или иных операций, каким «духомером» пользоваться для контроля за температурой».

«Совершенство булатов,— писал Аносов,— кроме состава, зависит от огнеупорности тиглей и стен самой печи. Итак, для получения совершенного булата необходимы следующие условия: 1. Лучший уголь, дающий наименее шлаку, как, например, чистый сосновый. 2. Плавильная печь, устроенная из самых огнеупорных кирпичей. 3. Огнеупорные тигли, не дающие ни малейших трещин. 4. Лучшее железо. 5. Чистый самородный графит. 6. Пожженный кварц или доломит. 7. Сильнейший жар во время плавки. 8. Наибольшее время плавления. 9. Медленное охлаждение тигля. 10. Наименьшее нагревание при ковке».

Аносовская инструкция простиралась на все последующие процессы — отковку, закалку и т. д. «…При проковке булатов ни один нагрев не должен быть оставляем без внимания и точного доведения до сте пени жара, при которой узор не теряется».

В связи с этим Аносов сделал очень важное замечание, которое далеко выходило за пределы рабочей инструкции. Это замечание — огромный шаг вперед по сравнению с теми понятиями, которых придерживались металлурги других стран.

«Европейские кузнецы,— писал Аносов,— кажется, вообще менее знакомы с переменой свойств стали при ковке, нежели азиатские: ибо не имеют в виду ясных признаков ее изменения, но когда начнут обрабатывать булат, то скоро поймут недостатки своих прежних знаний в этом деле, и тогда всякий будет знать, что потеря узоров во время ковки есть порча металла, составляющая вину кузнеца».

Аносов подробно рассмотрел влияние отпуска на свойства закаленной стали. Процесс этот в те времена контролировался по цветам побежалости. «Изделия, требующие наибольшей стойкости, отпускаются до соломенно-желтого цвета, а изделия, требующие наибольшей упругости,— до синего цвета».

Сабельные клинки подвергались сложному отпуску: у ручки — до зеленого цвета; у конца — до синего, в середине — до фиолетового, а на месте удара — до желтого. «Но ежели хотят вместо наибольшей стойкости придать оружию наибольшую упругость,— указывал Аносов,— то в таком случае отпуск делается ровным как в середине, так и в конце клинка синего цвета».

Русский булат приобрел широкую известность и стал таким же знаменитым, как и восточный.

Аносов не только открыл секрет приготовления булата. Своими трудами он заложил основы качественной металлургии и науки о металлах.

Результаты многолетних исследований природы булата Аносов изложил в своем сочинении «О булатах». Вместе с ним он опубликовал журнал опытов, в котором приводятся использованные шихты, время плавления, а по многим плавкам сделаны весьма ценные замечания.

Отличительной чертой этого труда является ясность изложения основ науки о металлах, которой в то время не было. Щедрой рукой Аносов набросал план научных работ на многие годы. Последние страницы сочинения «О булатах» показывают, насколько широким был круг интересов Аносова, как страстно он желал, чтобы его родина освободилась от иностранной зависимости, превзошла другие страны в искусстве производить сталь, которая тогда уже стала занимать место главного конструктивного материала.

«Может быть, спросят меня,— писал Аносов,— что же лучше — булат или английская сталь? На этот вопрос я повторю прежде выведенные правила: 1) что булат лучше всякой стали, из которой он приготовлен; 2) что английская сталь может быть по предложенному мною способу также обращена в булат; и 3) что этот булат будет весьма посредствен: он обнаружит мелкие узоры и то не прежде, как при вытравке.

…Здесь скажу только, что известия, сообщенные нам путешественниками о достоинстве некоторых азиатских булатов, отнюдь не столь преувеличены, как многим из новейших металлургов до сего времени казалось: ибо после того, что мною сказано о различии булатов от стали, каждому будет понятно и различие в достоинстве их.

Итак, если коленчатым или сетчатым булатом с крупными узорами и золотистым отливом перерезывают легко на воздухе газовый платок, то тут ничего нет преувеличенного: моими булатами я мог делать то же самое. Но острота изделий из английской литой стали для произведения подобной пробы недостаточна. Самое большое, чего я мог достигать клинком из английской литой стали, состоит в нарезании шелковой материи.

Если булатами перерубают кости, гвозди, не повреждая лезвия, то и в этом случае есть истина; но необходимо, чтобы сабля была из хорошего булата, чтоб она была закалена и отпущена соответственно пробе.

Хороший булатный клинок, одинаково закаленный со стальным, всегда его надрежет или надрубит и сам не повредится, а посредственные, как некоторые хорасаны, хотя и надрубят, но при сильном ударе могут изломаться.

…Оканчиваю сочинение надеждою, что скоро наши воины вооружатся булатными мечами, наши земледельцы будут обрабатывать землю булатными орудиями, наши ремесленники выделывать свои изделия булатными инструментами; одним словом, я убежден, что с распространением способов приготовления и обработки булатов они вытеснят из употребления всякого рода сталь, употребляемую ныне на приготовление изделий, требующих особенной остроты и стойкости…

А между тем в Петербурге все еще продолжали оглядываться на Запад. Уже после окончания Аносовым опытов ему поручили испытать так называемый индийский способ приготовления булата. Технология была описана в присланной Аносову записке на французском языке.

Аносов отправил в Петербург одну саблю и три клинка, сделанные из стали, выплавленной по предложенному способу. В сопроводительном письме он указал, что предложенная инструкция ничего общего с так называемым индийским способом производства булата не имеет.

«Достоинство клинков,— отмечал Аносов,— зависит преимущественно от качества первичных материалов, а употребление в Индии английской стали и шведского железа свидетельствует, что и там утрачено искусство приготовления булата, существовавшее некогда в высоком совершенстве».

Что же касается посылаемого оружия, то для его изготовления вместо английской литой стали «употребляема была приготовленная в Златоусте», а «самое железо вместо шведского употреблялось златоустовское».

Между строк этого письма нетрудно прочесть досаду Аносова на то, что ему шлют бог весть кем составленные и откуда списанные «инструкции», за которые, вероятно, немало уплачено. Но слишком силен был дух низкопоклонства в высших правительственных сферах, не верили там, что свой, русский, инженер решил задачу, с которой не могли справиться крупнейшие ученые Европы.

В «Горном журнале» систематически печатались статьи иностранных ученых о булате, о формах соединения углерода с железом. Так, в третьей книжке журнала за 1836 год опубликовано сообщение Г. Бертье под названием «О присутствии углерода и кремния в различных видоизменениях чугуна и стали».

Бертье удалось получить «булат» из молотовой от-боины, то есть из окалины. Выбор окалины, как сырья для выплавки булата, Бертье мотивировал тем, что молотовая отбоина есть не что иное, как магнитный окисел железа, почти совершенно чистый, кроме незначительной примеси кремнеземистых частей. Следственно, можно предполагать, что, восстановляя ее с небольшим избытком угля, можно получить хорошую литую сталь.

Бертье получил «булочку» весом в 500—600 граммов, сталь оказалась подобной индийскому вуцу. Свое сообщение Бертье закончил словами, что «сии опыты небесполезно повторить в большом виде». Однако этот опыт остался единичным, количество полученной стали ничтожно, источники исходного материала ненадежны.

Различные изделия из златоустовского булата можно было видеть на промышленной выставке в Царскосельском арсенале, а также в коллекциях Перовского, Чевкина, Ковалевского.

Невзирая на все это, в следующей книжке, за той, в которой был опубликован труд Аносова, редакция «Горного журнала» сочла возможным напечатать поступившую из Лондона статью члена Королевского Азиатского общества, заводчика Генри Вилкинсопа. Как значится в подзаголовке, статья эта была предназначена для осведомления русского горного ведомства о ходе поисков «тайны булата».

Что же, однако, поведал Вилкинсон?

Английский металлург по-своему пытался объяснить различие между железом и сталью. Он видел их не в степени насыщения железа углеродом и не в формах соединения железа с углеродом, а в каких-то «электрических» причинах. Это, так сказать, «теоретическая» часть сообщения.

Затем англичанин изложил метод производства, который он применил. При этом описания его основывались на непроверенных, ничем не подтвержденных рассказах людей, когда-то бывавших на Востоке. Во всех этих повествованиях особенно подчеркивалась мистическая роль ветвей и зеленых листьев растений, которые экспериментатор закладывал в шихту.

«Индийцы полагают,— писал Вилкинсон,— что различные роды древесного горючего материала, употребляемого как при первоначальном восстановлении руды, так и при переделе в сталь, имеют решительное влияние на качество железа и стали».

Ограничившись вольным пересказом старых легенд о «решительном влиянии зеленых листьев на структуру металла», автор закончил свою статью призывом искать и выведывать «тайну булата» и присылать в Королевское общество образчики (английской стали и материалов).

И все же работа Аносова «О булатах» не осталась и не могла остаться незамеченной. Подлинные ученые высоко оценили открытия Аносова. Широко известные уже тогда своими открытиями академики Купфер и Якоби представили сочинение Аносова на соискание Демидовской премии.

«Мы спешим,— писали они в своем представлении,—обратить внимание Академии наук на одно сочинение, которому предстоит сыграть большую практическую роль в народном хозяйстве. Мы имеем в виду опубликованный в «Горном журнале» труд г. генерал-майора Аносова о приготовлении булата».

«Г. Аносову,— указывали далее академики Купфер и Якоби,— удалось получить сталь, обладающую всеми качествами, столь высоко ценимыми в азиатском булате, и превосходящую все сорта европейской стали, которые до закалки были чрезвычайно мягки, но после закалки по твердости своей превосходили лучшие сорта английской стали».

Академики обратили внимание на смелость выводов Аносова, широкую постановку им научных проблем о формах соединения углерода с железом, о причинах образования узоров булата, об изменениях внутреннего строения стали при ее нагреве и охлаждении. Купфер и Якоби, отмечая значение открытия Аносова, указывали, что оно «стоит много больше, чем высшая демидовская награда — 5 тысяч рублей», и они поэтому высказали надежду, что, независимо от оценки, которую Академия даст труду Аносова, русское правительство должно достойно наградить его.

В том же году на соискание Демидовской премии было представлено свыше тридцати сочинений по разным отраслям науки. Среди них было знаменитое сочинение Ф. П. Врангеля «Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю, совершенное в 1820, 1821, 1822, 1823 и 1824 годы». Круг соискателей Демидовской премии был весьма широкий. В разных областях науки достигнуты были серьезные успехи, а демидовский фонд не мог достойно отметить хотя бы самые значительные работы.

Решение было вынесено в известной мере половинчатое. «Г. Аносову удалось,— указывалось в решении,— открыть способ приготовления стали, которая имеет все свойства столь высоко ценимого азиатского булата и превосходит своей добротою все изготовляемые в Европе сорты стали… Если бы в сочинении г. Аносова было указано, каким образом можно всегда с удачей изготовлять эту сталь, то, не колеблясь, должно бы было признать это открытие одним из полезнейших обогащению промышленности, и в особенности отечественной. Но в описании столь мало сказано о способе приготовления этого булата, что надобно думать, не предоставляет ли г. Аносов себе самому этой тайны, или, может быть, ему самому только временем и случайно выдается изготовлять такую сталь…»

Но сами авторы этого решения, по-видимому, понимали, что эти оговорки совершенно неосновательны и оскорбительны. Заключительная часть решения звучит поэтому уже совсем по-иному. «Однако,— заканчивается решение,— в предупреждение упрека в том, что столь важное отечественное открытие могло ускользнуть от внимания Академии, она на основании свидетельства двух своих членов, видевших образцы булата г. Аносова, положила удостоить открытие его в нынешнем Демидовском отчете почетного отзыва, уверена будучи, что если способ г. Аносова действительно основан на твердых указаниях науки и оправдается верными и положительными отзывами, благодетельное правительство наше, конечно, не оставит прилично вознаградить изобретателя».

Так вышли из щекотливого положения «дипломаты» из Академии наук.

Вскоре после присуждения Аносову почетного отзыва он был избран членом-корреспондентом Казанского университета.

Диплом об избрании Аносова подписан ректором, заслуженным профессором чистой математики Николаем Лобачевским.

В дипломе сказано:

«Совет Императорского Казанского университета, по представлению второго отделения философского факультета, в заседании своем 6 ноября 1843 года, признавая отличное усердие к распространению естественных наук и важные услуги в пользу Казанского университета оказанные, единогласно избрал г. начальника Златоустовских казенных заводов и директора оружейной фабрики генерал-майора и кавалера Павла Петровича Аносова членом-корреспондентом Императорского Казанского университета.

…Совет университета в совершенной уверенности, что господин Аносов, принимая возложенное на него звание, не откажется способствовать к пользам наук, дал ему сей диплом за надлежащим подписанием и приложением печати. Казань, марта 7-го дня, 1844 года».

П. П. Аносов был избран также почетным членом Харьковского университета.

Впервые инженер, практический деятель был избран почетным членом высоких научных учреждений— двух русских университетов.

Материал взят из книги: Пешкин, И.С. Аносов: Биогр. повесть о рус. металлурге. — Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во, 1987. — 207с.

← Либерал и вольнодум — Глава 9 — Аносов: повесть о русском металлургеОтыскание «потерянного» — Глава 7 — Аносов: повесть о русском металлурге →

Итак, если коленчатым или сетчатым булатом с крупными узорами и золотистым отливом перерезывают легко на воздухе газовым платок, то тут ничего нет пре-увеличенного: моими булатами я мог делать то же самое. Но острота изделий ив английской литой стали для произведения подобной пробы недостаточна. Самое большое, чего я мог достигать клинком из английской литой стали, состоит в нарезании шелковой материи.

Если булатами перерубают кости, гвозди, не повреждая лезвия, то и в этом случае есть истина; но необходимо, чтобы сабля была из хорошего булата, чтоб она была закалена и отпущена соответственно пробе.

Хороший булатный клинок, одинаково закаленный со стальным, всегда его надрежет или надрубит, и сам не повредится, а посредственные, как некоторые хорасаны, хотя и надрубят, но при сильном ударе могут изломаться.

…Оканчиваю сочинение надеждою, что скоро наши воины вооружатся булатными мечами, наши земледельцы будут обрабатывать землю булатными орудиями, наши ремесленники выделывать свои изделия булатными инструментами; одним словом, я убежден, что с распространением способов приготовления и обработки булатов они вытеснят из употребления всякого рода сталь, употребляемую ныне на приготовление изделий, требующих особенной остроты и стойкости…»

А между тем в Петербурге все еще продолжали оглядываться на Запад. Уже после окончания Аносовым опытов ему поручили испытать так называемый индийский способ приготовления булата. Технология была описана в присланном Аносову записке на французском языке.

Аносов отправил в Петербург одну саблю и три клинка, сделанные из стали, выплавленной по предложенному способу. В сопроводительном письме он указал, что предложенная инструкция ничего общего с так называемым индийским способом производства булата не имеет.

«Достоинство клинков, — отмечал Аносов, — зависит преимущественно от качества первичных материалов, а употребление в Индии английской стали и шведского железа свидетельствует, что и там утрачено искусство приготовления булата, существовавшее некогда в высоком совершенстве».

Что же касается посылаемого оружия, то для его изготовления вместо английской литой стали «употребляема была приготовленная в Златоусте», а «самое железо вместо шведского употреблялось златоустовское»46.

Между строк этого письма нетрудно прочесть досаду Аносова на то, что ему шлют бог весть кем составленные и откуда списанные «инструкции», за которые, вероятно, немало уплачено. Но слишком силен был дух низкопоклонства в высших правительственных сферах, не верили там, что свой, русский инженер решил задачу, с которой не могли справиться крупнейшие ученые Европы.

В «Горном журнале» систематически печатались статьи иностранных ученых о булате, о формах соединения углерода с железом. Так, в третьей книжке журнала за 1836 год опубликовано сообщение Г. Бертье под названием «О присутствии углерода и кремния в различных видоизменениях чугуна и стали».

Бертье удалось получить «булат» из молотовой отбоины, то-есть из окалины. Выбор окалины как сырья для выплавки «булата» Бертье мотивировал тем, что «молотовая отбоина есть не что иное, как магнитный окисел железа, почти совершенно чистый, кроме незначительной примеси кремнеземистых частей; следственно, можно было предполагать, что, восстановляя ее с небольшим избытком угля, можно получить хорошую литую сталь».

Бертье провел опыт с весьма незначительным количеством окалины, он взял всего 400–500 граммов. Тигли, в которых велась плавка, Бертье ставил в печи Севрского фарфорового завода. Экспериментатору удалось получить хорошо сплавленные слитки с большим количеством зерен. После вторичной переплавки получилась «булочка» весом в 500–600 граммов, сталь оказалась подобной индийскому вуцу. Бертье закончил свое сообщение заявлением, что «сии опыты небесполезно повторить в большем виде».

Кто должен был повторить эти опыты, оставалось неизвестным. По крайней мере, о дальнейших работах самого Бертье нигде ничего не сообщалось. Опыт так и остался единичным, количество полученной стали — ничтожным, источники исходного материала — весьма ненадежными.

Но каждое сообщение из-за границы быстро подхватывалось, смаковалось, а успехи соотечественника некоторые «знатоки» пытались даже поставить под сомнение.

— Как, в Златоусте варят настоящий булат?! — спрашивали они удивленно.

— Да, варят и притом отличный, — отвечали им. — Вы могли увидеть различные изделия из Златоустовского булата на промышленной выставке, в Царскосельском арсенале, они имеются и в коллекциях у Перовского, Чевкина, Ковалевского.

— Это случайные удачи.

— Какие же это случайные удачи, если Златоустовская фабрика принимает заказы на булат, и, заметьте, название ему дали — русский булат!

— То-то и оно, что русский, а нас интересует индийский, сирийский.

— Но русский лучше всех сортов!

— Не говорите…

Только в подобных условиях мог случиться такой конфуз, что в следующей же книжке за той, в которой был опубликован труд Аносова, редакция «Горного журнала» сочла возможным напечатать присланную из Лондона статью члена Королевского азиатского общества, заводчика Генри Вилконсона. Как значится в подзаголовке, статья эта была специально предназначена для осведомления русского горного ведомства о ходе поисков «тайны булата».

Так вот откуда пришли новости о булате: не из Златоуста, а из… Лондона!

Что же, однако, поведал Вилконсон?

Английский ученый прежде всего занялся теоретическими проблемами, по-своему пытался объяснить различия между железом и сталью. Различия эти он видел не в степени насыщения железа углеродом и не в формах соединения железа с углеродом, а в каких-то «электрических причинах». Это, так сказать, «теоретическая» часть сообщения.

Затем англичанин изложил метод производства вуца, причем его описания основывались на непроверенных и ничем не подтвержденных рассказах людей, когда-то бывавших на Востоке. Во всех этих повествованиях особенно подчеркивалась особая, мистическая роль сухих ветвей и зеленых листьев растений.

«Индийцы полагают, — писал Вилконсон, — что различные роды древесного горючего материала, употребляемого как при первоначальном восстановлении рулы, так и при переделе в сталь, имеют решительное влияние на качество железа и стали».

Ограничившись вольным пересказом старых легенд о «решительном влиянии зеленых листьев на структуру металла», автор закончил свою статью призывом искать и выведывать тайну булата.

«Королевское азиатское общество поручило мне объявить, — писал он, — что оно почтет себя обязанным всякому, кто имеет досуг и случай доставить обществу возможность приобресть такие образчики (индийской стали и материалов) и примет на себя труд обратиться по этому предмету к секретарю Азиатского общества в Лондоне.

Читать дальше

 Благодарим Юрия Петровича Окунцова, любезно предоставившего в наше распоряжение электронную версию соответствующей главы своей книги. А. А.

Из книги Юрия Окунцова «Златоуст и златоустовцы»

Глава 18. ПАВЕЛ ПЕТРОВИЧ АНОСОВ

Имя великого русского металлурга Павла Петровича Аносова неразрывно связано со Златоустом, хотя родился он в Твери, учился в Петербурге, а окончил свою жизнь в Сибири. Отец его, происходя из «детей приказных», смог дослужиться до чина коллежского асессора, что давало ему и его детям потомственное дворянство. Долгое время точная дата рождения Аносова была неизвестна. По каким-то причинам, он, заполняя формулярные списки, убавил себе три года. Получалось, что родился Павел Петрович в 1799 году, а поскольку отец его в 1798 году был назначен секретарем Берг-коллегии, местом рождения называли Санкт-Петербург. Лишь недавно удалось установить, когда и где появился на свет этот замечательный человек. 29 июня 1796 года (10 июля по новому стилю) в метрической книге Симеоновской церкви города Твери была сделана следующая запись: «Канцелярии Его Превосходительства Николая Петровича Архарова, у секретаря Петра Васильева сына Оносова родился сын Павел, который святого крещения сподоблен сего же месяца и числа».1 Надо полагать, что были серьезные основания опасаться за жизнь младенца, раз крестили его прямо в день рождения.

Через два года семья Аносовых перебралась в столицу, а в 1806 году, с реорганизацией Берг-коллегии в Горный департамент, Петр Васильевич получил должность советника Пермского горного правления и увёз семейство на Урал. В 1809 году скончался отец Павла Петровича, ещё раньше умерла его мать. Четверо детей (кроме Павла, в семье был старший сын Василий и младшие дочери Мария и Александра) воспитывались в семье деда, отца матери Льва Федоровича Сабакина.

В молодости, мелкий канцелярский служащий Сабакин сконструировал необычайные астрономические часы, кои подарил императрице Екатерине II, за что получил огромную награду в 1 000 рублей и был отправлен на учёбу в Англию. Он был знаком с создателем паровой машины Джеймсом Уаттом и другими известными механиками. Сам сконструировал оригинальную паровую машину, издал две книги. Его заслуги были отмечены чинами и орденом святого Владимира IV степени. Надворный советник Сабакин был в свое время известен не меньше чем Кулибин. В некрологе, посвященном ему, одна из столичных газет писала: «Восприняв бытие своё в земледельческом состоянии, с самых юных лет имел превеликую склонность к механическим занятиям, через редкие природные дарования свои, достиг, наконец, до отличных познаний в механике… изобрёл, для заводского действия, многия отличныя, полезныя и служащия к облегчению сил человеческих, машины». По прошению деда, в 1810 году, братья Павел и Василий были зачислены в Горный кадетский корпус, за счёт заводов хребта Уральского. Во время учёбы Василий Аносов умер. Павел, проявивший блестящие способности во всех науках, был лучшим учеником.

Окончив учебу с золотой медалью, Павел Аносов, 21 декабря 1817 года, «поступил на службу по Златоустовским заводам, где определён к исправлению разных поручений».2 С собой он привёз младших сестёр Марию и Александру, взяв на себя заботу о них. В течение двух лет практикант Павел Аносов досконально изучал все стороны производства. Результатом чего стало «Систематическое описание горного и заводского производства Златоустовского завода» – аналог дипломной работы выпускника. 9 августа 1819 года сочинение на 140 листах с чертежами было представлено в Горный департамент, а в октябре того же года юный инженер, наконец, был назначен на должность смотрителя отделения украшенного оружия оружейной фабрики.

Фабрика тогда находилась в стадии становления, и своей последующей славой, она во многом обязана Аносову. На первых порах ему пришлось заниматься вопросами весьма далекими от того, чему учился. Во вверенном ему подразделении производилась вытравка и позолота клинков. Подчинёнными его оказались заграничные мастера – семейство Шафов, и их ученики – молодые русские художники. Аносов, с его поэтической натурой и способностями к рисованию и живописи, близко сошёлся с талантливыми граверами, особенно с Иваном Бушуевым. Они были ровесниками, оба интересовались литературой и искусством. Аносов сразу же оценил созданный Бушуевым новый стиль украшения клинков и встал на его сторону. В результате, Шафы, по истечению срока контракта, выехали в Петербург, а Иван Бушуев стал старшим мастером отделения. Аносов стоял у истоков Златоустовской гравюры на стали. Неизвестно, как бы сложилась судьба этого самобытного декоративно-прикладного искусства, если бы отделение украшенного оружия, на том этапе, возглавил другой человек. Вполне могло случиться, что Шафы, получив поддержку руководства, остались бы работать на фабрике и подавили «самодеятельность» своих учеников, а златоустовские клинки украшались бы, позже, подобно оружию фабрики «Шаф и сыновья» в Петербурге. Павел Петрович считал украшение клинков искусством и утверждал, что главное в этом деле, не столько блеск позолоты, сколько идеи, заложенные в рисунки. Как известно, сюжеты для некоторых миниатюр, созданных Иваном Бушуевым, были предложены Павлом Аносовым.

Осенью 1820 года министерство финансов учинило на фабрике строжайшую проверку. К этой работе, судя по формулярному списку, был привлечен и П.П. Аносов: «Сентября 9 дня, поступил к произведению испытаний на оружейной фабрике, относительно определения уроков и употребления припасов, при следственной комиссии».3 Комиссия нашла возможным, увеличить уроки и уменьшить объёмы расхода материалов.

25 ноября 1820 года Аносов был произведён в шихтмейстеры 13 класса, что соответствовало самому низшему офицерскому званию прапорщика. Его дальнейшее продвижение по служебной лестнице было стремительным. Менее чем через год молодой инженер получил следующий чин, берг-гешворена 12 класса, а 31 декабря 1821 года его назначили помощником управителя оружейной фабрики. Летом 1823 года, перескочив сразу через две ступеньки табеля о рангах, Аносов стал маркшейдером 9 класса. Когда в 1824 году император Александр I посетил Златоуст, награды, наряду с горным начальником, был удостоен, ещё ни чем не проявивший себя, инженер Аносов.

Яков Кононович Нестеровский, вспоминая об этом случае, утверждал, что один из немецких мастеров пожаловался императору на Аносова, который, якобы, не распорядился вставить вторые рамы в его квартире. Царь, тут же, сделал замечание маркшейдеру Аносову – «Нехорошо притеснять иностранцев». Когда же государю доложили, что обустройство квартир не входит в обязанности помощника управителя фабрики, он пожелал загладить свою вину перед незаслуженно обиженным офицером и лично возложить на него орден. Срочно послали за Аносовым, но несправедливость так потрясла его, что он заболел, а потому «этой царской милостью, не мог лично воспользоваться».4 В высочайшем указе отмечалось, что ордена святой Анны III степени П.П. Аносов удостоен, за «отличный порядок и устройство», установленные на фабрике. Через несколько месяцев после этого события Аносов приступил к исполнению обязанностей управителя оружейной фабрики.

Помимо своих прямых обязанностей, Павел Петрович занимался геологическими изысканиями, а также сконструировал цилиндрические меха, для подачи воздуха в плавильные печи. Изготовленная им действующая модель мехов была представлена в горный департамент, за что изобретателю была выражена признательность, и обещано «ходатайствовать о соответствующей трудам награде, для поощрения и впредь на подобные занятия».5

Учреждённый в Петербурге Учёный комитет по горной и соляной части, в марте 1825 года, избрал Аносова своим корреспондентом. В мае того же года, при его участии, было организовано Златоустовское горное учёное общество. В планах работы этого общества, Павел Петрович взял на себя труд, определить точное географическое положение Златоуста и составить описание горных пород в его окрестностях. Результаты его изысканий были опубликованы в 1826 году в «Горном журнале», в статье под названием «Геогностические наблюдения над Уральскими горами, лежащими в округе Златоустовских заводов». «Уральские горы, питающие сотни тысяч народа и составляющие один из немаловажных источников богатства России, — писал Аносов, — давно уже заслуживали подробнейшее исследование».6

Составляя первый геологический разрез Южного Урала, великий учёный исследовал южную часть Уральского хребта и отметил закономерное залегание железных руд в углублении между главным хребтом и второй грядой. Обнаружив месторождение корунда, Аносов тут же применил его в производстве, и вскоре смог доложить, что «Шлифовщики оружейной фабрики, оставив иностранный наждак, охотно употребляют для полировки клинков отечественное произведение, стоящее ничтожных расходов».

В 1828 году Павел Петрович приступил к исследованиям в области металлургии. В те времена, так называемая, «сырцовая» сталь выделывалась кричным способом из чугуна. Она шла на изделия, не требовавшие особой твердости – топоры, долота и прочее. Сталь, из которой готовили клинки и слесарные инструменты получали путём очистки сырцовой стали. Такую очищенную сталь называли рафинированной или выварной. Максимально улучшив существовавшую технологию производства стали, Аносов пришёл к выводу, что она исчерпала себя. Перспективу он видел во внедрении производства литой стали. Опыты по её выплавке производились, и за границей, и в России, но сколько-нибудь толкового описания способов получения литой стали не существовало. «Все руководства об этих предметах, бывшие известными мне в то время, оказались или недостаточными, по краткости, или не сообразными… оставалось прокладывать новый путь»,7 — вспоминал инженер позже.

Чтобы начать опыты, Аносову пришлось построить тигельные печи особой конструкции. Первая маленькая печь оказалась не подходящей. Усовершенствованная печь была построена в 1829 году. Она имела цилиндрическую форму. Через расположенное в нижней части, под колосниками, поддувало, с помощью сконструированных ранее Аносовым мехов, подавался воздух. Небольшие тигли, емкостью в 2-4 кг, ставились на колосники и вынимались из печи через дверцу в верхней части. Для наблюдения за ходом плавки, в дверце имелось отверстие. Экспериментальные плавки позволили Павлу Петровичу Аносову сделать целый ряд открытий.

Им был открыт процесс газовой цементации железа при его переплавке в сталь, разработан способ прямого получения стали из руды, освоена технология переделки чугуна в сталь, являющаяся основой скрап-рудного процесса. Попутно было налажено производство огнеупорных тиглей.

Без этого плавить литую сталь было невозможно, ибо закупавшиеся в баварском городе Пассау тигли обходились заводу в 25 рублей за штуку и, как писал ученый, «не заменив их своими, успех был безнадёжен». Не имея в своем распоряжении графита, Аносов заменил его порошком древесного угля. Подходящую глину отыскал в районе Челябы. В дело пошли также измельчённые обломки старых тиглей. Из этой смеси обученные им работники, приготовляли горшки «с помощью пресса и медной формы». Конструкцию пресса Павел Аносов разработал сам. Тигли просушивались в течение двух недель, затем обжигались. Аносовские тигли, по огнестойкости, превосходили импортные, но требовали большей осторожности при нагреве, а себестоимость их составляла всего лишь 44 копейки за штуку. Емкость тиглей сначала была доведена до 8, а затем до 16 кг металла.

Начиная опыты, инженер Аносов, в качестве сырья использовал рафинированную сталь. Удешевляя получение литой стали, он разработал оригинальный способ, заключавшийся, «в сплавлении негодных к употреблению железных и стальных обсечков… Закладываемое в горшки железо составляет особенность способа, ибо в Англии сплавляют не железо, а цементованную сталь».8

В 1828 году Павел Аносов провёл опыты по сплавлению железа с алюминием и платиной. Платинистая сталь, полученная в серии плавок, показала хорошие свойства. Из неё делали тонкие инструменты и клинки, выдерживавшие все установленные пробы. Продолжая эксперименты, Аносов изучил, как влияют на свойства стали добавки к ней марганца, хрома, титана, серебра, золота, кальция, кремния, магния и алюминия. В 1830 году он, впервые, получил сложную специальную сталь, в композицию которой входили железо, титан, хром и марганец. Испытание свойств стали производилось на изготовленных из опытной стали зубилах для насечки напильников. Эти инструменты должны были иметь режущую кромку, обладающую высокой твердостью, в то же время, сталь должна была быть упругой и не трескаться при ударах. Одновременно были изучены антикоррозийные свойства различных легирующих элементов. Своими опытами Аносов заложил основу качественной отечественной металлургии.

Два пуда литой стали в брусках и листах, привезённых в Петербург, были испытаны лучшими мастерами для изготовления различных стальных изделий. Все пришли к заключению, что «она имеет все потребные для работы хорошие качества». В 1830 году литая сталь варилась на Златоустовском заводе, как тогда говорили, «в большом виде». С февраля по май её выплавили 7 пудов. Затем, с мая 1830 по май 1831, сварили ещё 245 пудов. К маю 1836 год количество тигельной стали, выплавленной Аносовым, достигло 4 595 пудов, а её стоимость, с 18 рублей 79 копеек, снизилась до 9 рублей 10 копеек за пуд. Выделка клинков и инструментов осуществлялась, с того времени, исключительно, из литой стали. Часть её поставлялась на Уральские казённые заводы. Небольшие партии новой стали, ежегодно, отправлялись на Нижегородскую ярмарку. За 1833 – 1836 годы там было реализовано 207 пудов тигельной стали. Прибыль от продажи составила 50 %.9 Несмотря на высокую цену стали, она пользовалась большим спросом. Стремясь к тому, чтобы его опыт стал достоянием металлургов России, Аносов опубликовал в Горном журнале своё сочинение «О приготовлении литой стали».

Работая, одновременно, над усовершенствованием технологии выплавки различных сортов стали, исследованием свойств специальных сталей и получением булата, Павел Петрович Аносов кропотливо отрабатывал технологию прокатки, ковки и закалки стали. Значительных успехов он добился в сталелитейном производстве. В 1835 году ему удалось, первым в мире, отлить стальные пушки. К сожалению, великий ученый, так много писавший о своих исследованиях, не оставил никаких записей об этом интереснейшем эксперименте. В «Ведомости о выделанном оружии и изделиях», наряду с другими, указана «сталь литая, в пушках», общим весом в 40 пудов 30 фунтов. К тому времени тигельные печи могли одновременно дать не более 8 пудов стали. Отлить пушку в 35 пудов, о которой упоминают без ссылки на источник, технически было весьма сложно. Специального оборудования для ковки орудийных болванок и высверливания канала ствола на заводе не было и, по-видимому, пушки не были окончательно отделаны, а тем более испытаны. Утверждение автора биографической повести об Аносове, будто бы первое стальное орудие, отлитое в 1836 году, разорвалось при испытании, а дальнейшие опыты были запрещены руководством, не подтверждены документально. Правда, косвенное подтверждение тому удалось отыскать в книге, посвящённой проблемам артиллерии. Её автор утверждал, что попытка изготовить стальное орудие, впервые в мире, была предпринята Аносовым в 40-х годах XIX столетия, «но приготовленная им пушка, была сделана из литой не кованой стали, и разорвалась при первых выстрелах».10

Известно, что в 1837 году полковник Аносов подал рапорт на имя главного начальника горных заводов Урала, с предложением наладить на Златоустовском заводе отливку и отделку чугунных пушек. Генерал Глинка поддержал эту идею, но министр финансов отверг предложение. С учетом того, что Аносов был увлечён сталью, непонятно, зачем ему было нужно налаживать литье чугунных пушек, вполне отработанная технология которого существовала на ряде других казённых заводов. По всей видимости, он рассчитывал, создав базу для производства чугунных орудий, продолжать на ней опыты по изготовлению стальных и, таким образом, воплотить свою идею, не заинтересовавшую на первых порах правительство.

В те времена косы были одним из основных сельскохозяйственных орудий. Потребность в них была огромна, но отечественные заводы выпускали небольшое количество кос, низкого качества. На полях господствовали английские и австрийские орудия труда. На этом производстве специализировался Артинский завод, получавший выварную сталь со Златоустовского завода. Отрабатывая свой новый способ закалки стальных изделий, Павел Петрович, в 1827 году, решил внедрить его на косном производстве. Было изготовлено особое приспособление, в котором струя холодного воздуха равномерно обдувала нагретые докрасна косы. Первая опытная партия, в 18 штук, была испытана при непосредственном участии Аносова. При кошении травы, одновременно с косами закалёнными по-старому, выяснилось, что «отбитая и надлежащим образом выточенная коса, закалённая в воздухе, режет траву легче и чище, и что косец идёт вперёд, чувствуя меньше усталости, и уходит далеко, без повторного точения».11 Опыты, продолженные в 1828 году, показали, что более прочными являются косы закалённые при температуре — 18°R. «Некоторые косы, взятые на пробу, действовали с такой легкостью, какой только ожидать можно было, несмотря на сухость травы, даже небольшие березовые кусты не могли противостоять остроте лезвия их», — писал Аносов.12

В 1829 году по способу Аносова было изготовлено пять десятков кос. Их испытания вновь подтвердили высокое качество и выявили преимущество воздушной закалки – отсутствие трещин у пят, часто встречавшихся на косах закалённых старым способом.

Когда Павлу Петровичу удалось наладить массовый выпуск литой стали, он приступил к выделке кос из неё. К тому времени эти сельскохозяйственные орудия из тигельной литой стали готовили и за границей. В отличие от обычных кос, их прозвали «литовками». К 1836 году на Артинском заводе было налажено массовое производство литовок. В том году их было продано 15 тысяч штук. По распоряжению министра финансов, удельному земледельческому училищу было поручено провести сравнительные испытания аносовских кос из литой стали и иностранных: шафенгаузских кос завода Фишера, из литой стали, штирийских и английских, из сырцовой стали. Литовки показали определённые преимущества над косами из сырцовой стали. Литовки Фишера, вследствие неоднородной закалки, по качеству уступали артинским. На следующий год испытания повторили. «Одна златоустовская коса, — записано в акте, — закалена жёстче шафенгаузских и так остра, что превзошла 120 кос штирийских, выбранных из 600 таких же кос. Она выдержала, в 1836 и 1837 годах, по два прокоса и две ржаных жатвы».13

Для самого широкого распространения своих кос-литовок, Аносов установил контакт с Московским обществом сельского хозяйства. Руководство этой общественной организации, озабоченное внедрением в сельское хозяйство России передовой агрономии и техники, в 1837 году опубликовало два письма Павла Петровича адресованных обществу. В первом послании, сообщая, что отправил обществу партию кос для испытаний, инженер писал: «Крайне сожалею, что косы мои отправлены по неумышленной ошибке… водою до Москвы, вместо того, что предписано было, отправить их сухопутно; через это потеряно время, и я перед обществом сделался виноватым. Впрочем, сбыт на месте и похвала остроте их, вполне убеждают меня, что Россия будет иметь свои косы, лучше привозных.

Встречались косы с недостатками, для отвращения коих, я должен был снова пожить на Артинском заводе, и теперь опытное производство кончилось и началось настоящее, безостановочное действие косной фабрики; установлена проба кос, определена задельная оплата за одне годные косы, так что, ни одна коса, не выдержавшая пробы, не будет выпущена в продажу».14

Аносов, для крестьянских орудий труда, установил такой же контроль за качеством, какой существовал на Оружейной фабрике. Сельскохозяйственное общество избрало Аносова своим почётным членом и наградило золотой медалью, «в изъявление признательности своей, за усовершенствование косного производства».

Австрийские косы ввозились в Россию по цене 1 рубль 90 копеек, а аносовские косы, в соответствии с указанием министра финансов, продавались не дороже 1 рубля 75 копеек. Артинский завод стал выпускать до 30 тысяч литовок в год.

И позже Аносов принимал деятельное участие в работе сельскохозяйственного общества. В отчёте за 1840 год оно отмечало: «Действительный член П.П. Аносов, прислал образцы плотничьих и столярных инструментов… которые были отданы на испытание многим мастеровым и всеми признаны не уступающими английским, так что остаётся желать, чтобы подобные инструменты поступали в продажу и распространялись в России». А в письме правлению сельскохозяйственного общества от 28.02.1841 Павел Петрович писал: «В последнее время все изделия ещё более усовершенствованы. Косы признаны не требующими дальнейшего улучшения… Чтобы развить это производство, то, кроме увеличения выделки кос на Артинском заводе, я приглашаю г.г. Шепелевых и г.г. Демидовых к принятию моей методы в приготовлении этих изделий…

Итак, примитесь, с новым усердием и новыми силами, за окончание начатого и докажем на деле, что русское может быть не хуже иностранного».15

Производственные мощности Артинской косной фабрики были ограничены. Максимальный годовой выпуск кос там не превышал 60 тысяч. Бескорыстное предложение Златоустовского горного начальника было принято частными предпринимателями. На Московской промышленной выставке 1843 года, наряду с артинскими, были представлены косы Тагильских заводов, «с прекрасной наружной отделкой и косы Шепелевских заводов, заслуживающие хорошую репутацию».

Высокое качество артинских кос вынуждена была признать и заграница. Английская газета The Morninq Post, в номере от 16 июня 1851 года, оценивая экспонировавшуюся на Международной выставке в Лондоне продукцию Златоустовских заводов, писала: «Выделка стали водворена на Урале и Алтае одним из искуснейших офицеров корпуса горных инженеров генералом Аносовым. Косам, приготовленным на Артинском заводе, отдают преимущество, сравнительно с подобными же изделиями заводов Штирии, Австрии, Тироля и Вестфалии. Замечательный успех этой отрасли русской промышленности, без сомнения, относить можно к высокому качеству употребляемой стали, но было бы несправедливо не воздать должной почести и хвалы, усердию, энергии и занятиям того учёного корпуса инженеров, на который возложено великое призвание, распространять промышленность… в глубине лесов Урала и Алтая».

К сожалению, преемники Аносова не уделяли должного внимания выпуску крестьянских инструментов. В 1897 году, побывав по поручению Министерства земледелия на Артинском заводе, инженер Азначеев констатировал, что там вернулись к выделке кос из выварной стали и закалке их в масле, потому, нет ничего удивительного, что производство пришло в упадок. Качество кос было низким, процент брака большим, и обходились они весьма дорого. В год выпускалось до 60 000 штук, при годовой потребности по стране в 9 миллионов. Ежегодно до 3 миллионов рублей уплывало в руки австрийских заводчиков.

Более всего Аносов знаменит как человек открывший тайну изготовления булата. Следует отметить, что этим он занялся не по своей инициативе, а по заданию правительства. Возможностью наладить в России производство булата интересовался министр финансов, генерал от инфантерии граф Канкрин. Это по его поручению у грузинского оружейника Элизарова было приобретено описание способов приготовления булатного оружия, а для обучения к нему командировали двух лучших златоустовских клинковых ковщиков.

Егор Канкрин, через горный департамент, поручил П.П. Аносову повторить опыты известного британского физика Майкла Фарадея, сплавлявшего сталь с алюминием. Дело в том, что этот учёный, исследовав индийский вутц, обнаружил в нём незначительное содержание алюминия, и сделал ложный вывод, что именно этот металл влияет на появление узора и других свойств булата.

С этих опытов началась исследовательская деятельность великого русского металлурга. Он признавался: «Сначала этот труд казался мне маловажным, но чем более я знакомился с достоинствами образцов, тем более убеждался, что первые успехи мои ничтожны, и что переход от едва приметного узора, до такой крупности, какая является на драгоценных клинках, составляет океан, который надлежало переплывать многие годы не приставая к берегу и подвергаясь различным случайностям…

С тех пор я принял намерение опытами доискиваться тайны приготовления булатов».16

На Руси, сказочный узорчатый металл, сочетавший необычайную твердость с упругостью и поразительной остротой лезвия, был известен ещё в древности, под названием «харалуг». Секреты приготовления булатов в Индии и Персии были утрачены в средние века. Западные металлурги были не только совершенно далеки от того, чтобы получать булат, но и не разбирались в его свойствах и природе.

Аносов вынужден был обратиться к коллекционерам оружия. Неоценимую помощь ему оказал Оренбургский военный губернатор, генерал-адъютант В. А. Перовский, подаривший учёному несколько ценных клинков из своего собрания. Позже Павел Петрович имел возможность познакомиться с коллекциями императора, наследника престола Александра Николаевича и великого князя Михаила Павловича.

Изучив образцы металлов с узорчатой поверхностью, исследователь сразу же отмёл подделки искусных гравировщиков. Затем выделил искусственные или сварочные булаты, получаемые многократной сваркой различного рода стали с железом. Аносов писал: «Как бы совершенны не были сварочные булаты, они не могут равняться с хорошими настоящими; ибо будучи сплавлены теряют узоры… Настоящие булаты отличаются неподражаемым для искусства расположением узоров».17 Эту сталь, названную великим металлургом сварочным булатом, на Западе именовали «дамасском». Дамасская сталь, обладавшая красивой узорчатой поверхностью, не имела прочих свойств естественных булатов. На Востоке было известно множество разновидностей булата. Изучив их, Аносов заключил: «Это разделение основано или на местности, где их делали, или на различии способов изготовления, или на свойствах самого металла».18 Наиболее известны были: табан, кара-табан, хоросан, гынды, нейрис, шам. Доставляемые из Индии слитки булата именовали вутцем. Привившийся в России термин булат, происходил от персидского слова «фулад» – сталь.

Загадочный металл увлёк Павла Петровича. Доложив руководству об опытах с алюминием и платиной, он продолжил исследования: «С тех пор, я принял намерение, опытами доискиваться тайны приготовления булатов. Собрав несколько образцов, старался определить относительные их достоинства различными испытаниями». Со временем он пришел к выводу, что твердость булатов закономерно связана с видом узоров. Подготовив базу для экспериментальных плавок, учёный приступил к опытам. Платинистая сталь обладала хорошим качеством. Исследовав влияние на сталь различных металлов, вплоть до серебра и золота, инженер Аносов пришел к выводу, что дело вовсе не в них – булат это железо и углерод, и ничего более.

Углерод содержали в себе растения, которые сгорали в тиглях при плавке. Были испытаны клён и берёза, цветы, зёрна риса и ржаная мука. В ряде случаев удалось получить сталь с мелкими узорами, но не высокого качества. Придя к выводу, что успех зависит не от степени твердости растений, не от их количества, а от образа соединения углерода и железа, учёный испробовал затем слоновую кость и углерод, содержащийся в чугуне. Во всех этих материалах присутствовали различные примеси и, в конце концов, Аносов пришёл к тому, что следует использовать углерод в чистом виде. В природе он, как известно, встречается в виде алмаза и графита. Поначалу экспериментатор решил использовать более дешёвый графит. «Уже первый опыт увенчался большим успехом, нежели все предыдущие. По проковке сплава в полосу… обнаружились узоры настоящего булата», — зафиксировано в знаменитом сочинении «О булатах».19 Опыты шли с переменным успехом. Чистого графита было очень мало и, однажды, Аносов использовал даже карандаши.

Шёл поиск всех возможных способов получения булата. Настоящим открытием в металлургии железа, стало непосредственное получение ковкой булатной стали из руды. Вероятно, это и был древний способ выплавки булата. Он сберегал много труда и топлива, но был возможен только при высокой чистоте исходных материалов – руды и графита. Два опыта с алмазами особой пользы не принесли – булат вышел низкого качества.

Установив, что твердые сорта булатов содержат углерода больше чем литая сталь и, в то же время, не лишаются ковкости, Павел Петрович Аносов решил превращать литую сталь в булат, отжигая её без доступа воздуха. Он сконструировал особую печь, куда помещался чугунный ящик, с сорока пудами прокованной стали. Плотно закрытый железным листом и слоем песка, ящик нагревался докрасна, и эта термообработка стали длилась от 3 до 9 суток. Отожжённая таким образом сталь приобретала узоры, лучше ковалась, была мягче в опиловке, меньше повреждалась при закалке и становилась более стойкой. В научно-популярной литературе, вводя в заблуждение читателей, весь булат именуют «литым», вероятно, по аналогии с литой сталью, выплавляемой, как и булат, в тиглях. Однако Аносов писал: «Отожжённая сталь, как имеющая узоры подобные булатным, должна нести и одинаковое с ним название. Для отличия от настоящего булата, я называю её литым булатом». Поскольку производство литого булата обходилось в пять раз дешевле, чем настоящего, Павел Петрович считал целесообразным налаживать промышленное производство именно этого вида булата.

Традиционные азиатские названия сортов булата, как полагал Павел Петрович, «не всегда определяли степень их достоинства». И металлург предложил свою классификацию. Взяв за основу различие в узорах, он разделил их, на булаты полосатые, струистые, волнистые, сетчатые и коленчатые. Кроме того, отметил, что булаты могут быть:

а) с крупным, средним и мелким узором;

б) серого, бурого и черного цветов;

с) без отлива, с отливом красноватым и золотистым.

Лучшим почитался металл с крупным коленчатым узором, тёмный и с золотистым отливом. Такой булат легко ковался, обладал наибольшей твердостью по закалке, наибольшей остротою лезвия, упругостью и стойкостью.

В своей опубликованной работе, П. Аносов рекомендовал, как самый эффективный, следующий способ получения булата. В тигель загружалось 12 фунтов железа, чуть более фунта графита и флюсы (доломит, железная окалина). При «сильном жаре», плавка длилась не менее 4 часов. Затем тигель медленно остывал, прямо в печи. Полученный таким образом слиток проковывался медленно, и без лишнего нагрева – не более чем до вишнёвого цвета. Закаливался, нагреваясь докрасна, после чего помещался в доведённое до кипения сало, где оставался до полного остывания. Промытый клинок нагревался над углями и, при синем цвете побежалости, отпускался, погружаясь в холодную воду. При точке и полировке следовало не допускать перегрева. Для выявления узоров, клинок травили различными составами, например лимонным соком или уксусом, что также способствовало предохранению его от коррозии.

Тайна булата была раскрыта Аносовым не случайно. Это стало результатом глубокого изучения многовекового опыта металлургии и множества его собственных опытов. В течение десяти лет, с 1828 по 1837 годы, в его «Журнале опытов» было зарегистрировано 185 экспериментальных плавок. За то же время было произведено до 5 000 производственных плавок тигельной стали. Весь этот огромный исследовательский материал тщательно анализировался ученым. Первая удачная плавка булата состоялась в 1833 году, а к 1837 году была отработана технология получения всех известных в древности сортов булата. Аносов писал: «Если мои опыты и увенчались успехом, то этот успех принадлежит не мне, а правительству: оно, дав направление моей службе, наделило и средствами к исследованиям. Этого мало, оно готовило меня к успеху другими пособиями: награды при малейших успехах по службе и милостивое ободрение при неудачах, постоянно поддерживали пламенное усердие к достижению предполагаемой цели.

Россия, богатая железными рудами… не бедна и искусными руками; ей недоставало только совершенства в общеупотребительном материале – в стали, а это есть булат».20

Надо подчеркнуть, что первый абзац данной цитаты, никогда не приводился биографами великого учёного. Аносова изображали оппозиционером и едва ли не декабристом. Фабриковался миф, будто руководство всячески мешало его исследованиям, замалчивало его открытия и обходило наградами. Формулярный список о службе и достоинстве генерал-майора Аносова, говорит о противоположном.

За те десять лет, когда шла работа над получением булата и литой стали, молодой горный инженер сделал блестящую карьеру. В 1828 году он получил чин обер-гиттен-фервалтера, а на следующий год был назначен помощником директора оружейной фабрики. 10 апреля 1831 года, «по Высочайшему повелению, за отличное усердие к службе и улучшенные изделия оружейной фабрики», досрочно, получил чин обер-берг-мейстера 7 класса, а с 26 июня того же года, приступил к исполнению обязанностей горного начальника и директора оружейной фабрики. В апреле 1833 года Аносов был «Всемилостивейше пожалован» очередным чином берг-гауптмана 6 класса, опять досрочно. В связи с переводом горного ведомства на военное положение, в январе 1834 года, Аносов переименовывается в соответствующий его рангу чин полковника. А вот перечень его наград и поощрений, всего за два года:

— 1835 год – орден святого Станислава III степени, это, видимо, за выслугу лет;

— 1836 год – орден святой Анны II степени, «За улучшения и успех приготовления литой стали и изделий из оной»;

— 20 января 1837 года полковнику Аносову было объявлено «удовольствие Его Императорского Величества, за поднесённые первые образцы русского булата, две сабли и шашку, которые найдены Его Величеством прекрасными»;

— 23 апреля 1837 года объявлена высочайшая благодарность, «за поднесённые сабли и кинжалы, сделанные из булатной стали»;

— 14 мая 1837 года, «Во внимание ревностной службы и усердным трудам, на пользу отечественной горной промышленности оказанными, и начальством засвидетельствованными», награждён орденом святого Владимира 3 степени;

— 21 ноября 1837 года «объявлено высочайшее Государя Императора благоволение… за хорошее положение Златоустовской оружейной фабрики, найденное генерал-адъютантом Сухозанетом при осмотре».21

Не были обойдены царской милостью и лучшие мастера, без которых Аносов вряд ли смог бы достичь таких успехов. Вот характерный документ, датированный тем же 1837 годом: «Господин Главноуправляющий корпусом Горных инженеров, принимая особое участие в успехе занятий господина Горного начальника Златоустовских заводов, по усовершенствованию процессов приготовления литой и булатной стали, имея счастье подносить на Высочайшее воззрение Его Императорскому Величеству, как первые образцы русского булата – 2 сабли и черкесскую шашку, представленные в корпусной штаб…

Государь Император изволил найти оружие сие прекрасным и всемилостивейше повелеть соизволил, объявить Г. Горному начальнику и Директору высочайшее Е. И. В. Удовольствие, и занимавшихся ковкою поднесенного оружия наградить, единовременно, денежными пособиями, по 600 рублей каждому, из общих сумм Златоустовского завода».22 Лучшие кузнецы – Данила Вольферц и Василий Южаков вскоре получили назначенные им Николаем I премии.

В курсе работ Аносова было Петербургское и Екатеринбургское начальство. В апреле 1837 года он рапортовал своему непосредственному начальнику, генерал-лейтенанту Глинке: «Во исполнение предписания Вашего Превосходительства от 14 августа 1836 года, относительно испытания приготовления клинков… по способу употребляемому в Индии, имею честь донесть, что на вверенной управлению моему фабрике произведены были опыты… с тою разностью, что вместо английской литой стали употребляема была сталь, приготовляемая в Златоусте, и что самое железо, вместо шведского, употреблялось златоустовское. Из числа приготовленных при опытах клинков, имею честь представить… 1 саблю и 3 клинка, с объяснением».23 Далее Павел Петрович констатировал, что полученный таким образом, с помощью сварки полос стали и железа, металл оказался хорошего качества, и что этот способ аналогичен тому, который был освоен обучавшимися на Кавказе у Элизарова мастерами, теми же Южаковым и Вольферцом. Ещё он писал, что индийский способ закалки свойственен лишь очень кривым сабельным клинкам, а применение изготовленного по присланному рецепту сварочного булата, несомненно, повысило качество холодного оружия, но производство его в массовом количестве возможно, лишь в том случае, если удастся заменить чем-нибудь дорогостоящую буру, применяемую при сварке. В заключении, Аносов не преминул отметить: «Употребление в Индии английской стали и шведского железа, свидетельствует, что там утрачено искусство приготовления булата, существовавшее некогда в высоком совершенстве».24

Исследования, связанные с булатом, были продолжены знаменитым металлургом и после 1837 года. В июне 1838 года он писал начальнику штаба корпуса горных инженеров генералу Чевкину: «Опыты по усовершенствованию булатов, постоянно мною продолжаются… в настоящее время, я имею образцы булата несколько высшего достоинства, против тех, которые были представлены ранее».25 Такие образцы исследовались в лаборатории Горного института. Анализ показал, что булат Аносова представлял собой чистую углеродистую сталь, в которой содержалось 98,0 % железа и 1,131 % углерода, а «незначительное количество посторонних тел… не превышающее процента, не имели приметного влияния на булат». Проводивший испытания булатной пластинки горный инженер Илимов писал: «Отполированный и закаленный конец ея, крошил лучше английского зубила, тогда как, отпущенный конец легко принимал впечатления и отсекался чисто и ровно».26 Английская литая сталь, считавшаяся тогда лучшей в мире, изготовлялась из чистого шведского железа.

Аносов отмечал, что самое большее, чего ему удалось достигнуть клинками из английской стали, это нарезать шёлковую ткань. Перерезать в воздухе тончайший газовый платок таким клинком не удавалось, ибо он не обладал достаточной остротой, которой могли обладать только булаты. «Итак, если… булатом с крупными узорами… перерезывают, на воздухе, газовый платок, то тут нет преувеличенного: моими булатами я мог делать то же самое.

Если булатами перерубают кости, гвозди, не повреждая лезвия, то и в этом истина; но необходимо, чтобы сабля была из хорошего булата, чтобы она была закалена и отпущена, соответственно пробе».27 Далее Аносов писал, что булатный клинок всегда надрубит обычный стальной, одинаково с ним закалённый и отпущенный. А вот как ученый испытывал свой булат на прочность и упругость: «Шпажный клинок, из хорошего булата приготовленный, правильно выточенный и соответственно закаленный, как оказалось по моим опытам, не может быть при гнутье ни сломан, ни согнут, до такой степени, чтобы потерял упругость: при обыкновенном гнутье он выскакивает и сохраняет прежний вид. А при усиленном, например, наступив на конец ногою и загибая его под прямым углом, он не сломается»28

В 1841 году классический труд П.П. Аносова «О булатах» был напечатан в «Горном журнале», а затем вышел отдельной книжкой. Через два года он был переведён, и издан на французском и немецком языках, а потом и на английском. Выдающиеся открытия горного начальника Златоустовских заводов стали достоянием мировой науки. По поводу публикации этого сочинения, газета «Мануфактурные и горнозаводские известия» писала, что оно возбудило всеобщее внимание: «Открытие способа приготовления булата, не уступающего качествами лучшим булатам азиатским, принадлежит, бесспорно, к числу важнейших открытий, которыми обогатилась наша промышленность в последние годы, мы этим обязаны, трудам генерал-майора Аносова. Превосходные качества изделий, приготовленных из златоустовского булата, при необыкновенной дешевизне их, ручаются за прочность открытия и водворения его у нас».29 Производство одного пуда литой стали обходилось в 10 рублей, а пуда булата, включая стоимость проковки — в 50 рублей. Столько же стоила хвалёная английская сталь.

На мануфактурной выставке 1843 года изделия из златоустовского булата получили следующий отзыв: «Теперь Россия представляет, единственный в целом мире, источник нового булата лучших качеств. Булаты наши ценятся между азиатцами, по крайней мере, в десять раз дороже против здешней цены их. Сталь златоустовских заводов известна по отличному качеству вырабатываемого из неё оружия».30

Публикуя своё исследование о булатах, Аносов, по всей видимости, скрыл некоторые существенные технологические тонкости. Учёный не хотел, чтобы его открытием воспользовались за рубежом. Все кто пытался, на основании его сочинения, получить булатную сталь терпели неудачу. Когда открытие Аносова было представлено на соискание Демидовской премии, академики Якоби и Купер отклонили награждение, лукаво отметив в своём заключении: «П. Аносову удалось получить сталь, обладающую всеми качествами, высоко ценимыми в азиатском булате, и превосходящую все сорта европейской стали, которые были чрезвычайно мягки, но после закалки, по твёрдости своей, превосходили лучшие сорта английской стали… Однако в рукописи так мало конкретного об изготовлении этой стали, что можно подумать, что господин Аносов или умалчивает секрет изготовления стали, или ему удалось случайно получить такую сталь». Поскольку булат различных сортов был получен в результате нескольких десятков плавок, о случайности не могло идти и речи. Оставалось первое – «утаил». Сколь ни велик был соблазн получить столь престижную в учёном мире награду, Павел Петрович не стал открывать всех своих карт.

А Российская академия наук, отказав учёному в премии, констатировала: «Аносову удалось открыть способ приготовления стали, которая имеет все свойства столь высоко ценимого азиатского булата и превосходит своей добротой все изготовляемые в Европе сорта стали… На основании свидетельства своих членов, видевших образцы булата господина Аносова, Академия положила удостоить открытие его, уверена будучи, что, если способ… действительно основан на твёрдых указаниях науки и оправдается верными и положительными отзывами, благодетельное правительство наше, конечно, не оставит прилично вознаградить изобретателя».

Великий русский металлург П.П. Аносов был уверен, что его булаты будут готовиться в промышленных масштабах, и найдут самое широкое применение. Он писал: «Заканчиваю сочинение надеждою, что скоро наши воины вооружатся булатными мечами, наши земледельцы будут обрабатывать землю булатными инструментами; одним словом, я убеждён, что с распространением способов приготовления и обработки булатов, они вытеснят из употребления всякого рода сталь, употребляемую ныне на приготовление изделий, требующих особенной остроты и стойкости».31

Мечтам этим не суждено было сбыться. Число клинков изготовленных из аносовского булата едва ли достигло сотни. Вскоре после отъезда Павла Петровича из Златоуста, было ликвидировано налаженное им производство литой тигельной стали. А дальнейшее развитие сталеварения пошло по пути создания новых плавильных агрегатов и получения легированных сталей.

К исследованиям булатов обращались многие отечественные учёные. Признавая приоритет в этом деле П.П. Аносова, они пытались, уже на основе более поздних достижений науки, объяснить закономерности получения стали с аномальными характеристиками. Д.К. Чернов изучая процесс кристаллизации стали, отметил, что при затвердевании стали происходит рост кристаллов древовидной формы – дендритов. Их величину он связывал с условиями охлаждения и чистотой стали. Ковка при высокой температуре разрушала дендриты, тогда как при низкой температуре кристаллы сплетались. В 1899 году Чернов писал: «В булате выступают два различных соединения железа с углеродом: одно легко разъедается кислотой и даёт матовую поверхность, а другое остаётся почти нетронутым и блестит. Следовательно, в момент кристаллизации происходит нарушение однородности состава: оси кристаллов обрастают веществом, выделенным из общего состава и обладающим другими свойствами, против окружающего металла». Ученик Чернова – Н.И. Беляев пытался опытами подтвердить его теорию, связав булатный узор с дендритной ликвацией углерода. Следует отметить, что явление ликвации это неравномерное распределение примесей в объёме слитка. В ходе совместных исследований этих учёных удалось объяснить получение Аносовым литого булата. В обычной литой стали, после отжига по особой технологии, также происходил рост дендритов, проявлявшихся на поверхности металла узорами.

Профессор Чернов первым объяснил природу булата: «При затвердевании в стали образуются два соединения железа с углеродом, которые играют очень важную роль при назначении такой стали для клинка – при закалке более твёрдое вещество сильно закаливается, а другое вещество остаётся слабо закалённым, но так как оба вещества в тонких слоях и фибрах тесно перевиты одно с другим, то получается материал обладающий одновременно и большой твёрдостью, и большой вязкостью. Таким образом, оказывается, что булат несравнимо выше лучших сортов стали приготовленной иными способами».32

Последующие исследования поставили под сомнение дендритную теорию, объяснявшую природу булатного узора. Изучение микроструктуры отожжённой и закалённой стали привело Чернова и Беляева к гипотезе представляющей булатный узор «видимым простым глазом перлитом». Являясь смесью феррита и цементита, перлит сочетает их свойства – пластичность и вязкость феррита с твёрдостью и прочностью цементита. Экспериментально подтвердить гипотезу не удалось, поскольку получить перлит, соизмеримый по величине с булатным узором, оказалось невозможно.

Попытка объяснить булатный узор структурным равновесием феррита и цементита также вела в тупик. Н.И. Беляев вынужден был признать: «Знакомство наше с микроструктурой стали, не только не помогло, а скорее мешало разобраться в этом интересном вопросе, так как приводило или к абсурдному объяснению узора булата развитием пластинчатого перлита, до размеров видимых простым глазом… или к объяснению узора булата с точки зрения структурного равновесия».

Ещё один ученик Чернова – Н.Т. Беляев объяснял образование узоров дендритной кристаллизацией сплавов и развитой ликвацией углерода. Он утверждал, что с увеличением содержания углерода узор булата меняется, от продольного до сетчатого и коленчатого. Учёный пришёл к выводу, что мастера булата, выплавив сталь с первичной структурой, выковывали из неё заготовки таким образом, чтобы расположение кристаллов имело волнистую форму.

Замечательные учёные не смогли выплавить булат подобный древним или аносовским образцам. Признавая, что «Самая лучшая сталь, какую когда-либо, где-либо делали, есть без сомнения булат», — Чернов констатировал: «Производство булатной стали требует усиленного постоянного наблюдения и преданности делу. В производстве булата очень ясно обнаружилось, какой капризный материал сталь, малейшее несовершенство в процессе или нечистота – и уже булат получается хуже, с мелким узором». Объяснить его природу теоретически также не удалось.

В 1911 году, подводя итог исследованиям, Н.И. Беляев написал: «Грустно сознавать, что современная наука не вооружена ещё настолько, чтобы ясно и определенно ответить на вопросы: что такое булат с его непременным спутником – узором, и чем собственно объясняются те высокие механические свойства, которыми обладают изделия, изготовленные из булата».33

Вклад, внесенный П. П. Аносовым в развитие российской металлургии, по достоинству был оценён его последователями. Руководитель химической лаборатории Михайловской артиллерийской академии Н.Т. Беляев писал в начале XX века: «Разнообразные и плодотворные работы Аносова, в области металлургии железа, все, так или иначе, связаны с вопросом о булате.

Так, способ прямого получения железа из руд, восстанавливая их в тигле графитом, был открыт Аносовым, при изучении различных способов приготовления булата; с булатом же, связана установка производства литой стали, способом непосредственной цементации железа в тиглях. Добиваясь «улучшения» стали, путем превращения её в булат, Аносов дал нам, классическое исследование об отжиге. Опыты воспроизведения булата Стодартом и Фарадеем, вызвали его исследования о влиянии на сталь кремния, марганца, хрома, платины и других элементов. Изучение узора булата привело Аносова к мысли отшлифовывать и протравлять приготовляемые изделия и изучать, обнаруживаемую таким образом, структуру, как простым глазом, так и в микроскоп. Изучение той же булатной структуры, дало ему средство установить температуры рациональной тепловой обработки. Наконец, всё тот же булат заставляет его твердо стать на ту точку зрения, что механические качества изделия тесно связаны с его структурой, и что только структура может явиться средством действительного контроля свойств и годности изделия, по окончании последней обработки, в готовом виде».34

1 ГАТО. Ф. 160. Оп. 1. Д. 15211. Л. 91.

2 ЗАО. Ф. И-19. Оп. 1. Д. 69. Л. 3.

3 ЗАО. Ф. И-19. Оп. 1. Д. 69. Л. 2.

4 Горный журнал. 1918. Т. 1-2. С. 71.

5 ЗАО. Ф. 24. Оп. 1. Д. 252. Л. 17.

6 Горный журнал. 1826. № 5. С. 3.

7 Горный журнал. 1837.. № 1. С. 75.

8 Аносов П. П. Собрание сочинений. М. 1954. С. 112.

9 Горный журнал. 1836. № 11. С. 468.

10 Очерк преобразований в артиллерии. 1863-1877гг.СПб.1877. С. 321.

11 Горный журнал. 1829. № 10. С. 128.

12 Там же. С. 129.

13 Горный журнал. 1838. № 3. С. 462.

14 Аносов П. П. Указ. соч. С. 193.

15 Земледельческий журнал. 1837. № 1. С. 160.

16 Аносов П. П. Указ. соч. С. 119.

17 Там же. С. 120.

18 Там же. С. 122.

19 Там же. С. 125.

20 Там же. С. 127.

21 ЗАО. Ф. И-19. Оп. 1. Д. 69. Л.4.

22 ЗАО. Ф. 24. Оп. 1. Д. 692. Л. 647.

23 Там же. Д. 748. Л. 26-27.

24 Там же. Л. 28.

25 Прокошкин А. Д. Указ. соч. С. 87.

26

27 Аносов П. П. Указ. соч. С. 150.

28 Там же. С. 151.

29 Мануфактурные и горнозаводские известия. 3. 9. 1843.

30 Прокошкин Д. А. Павел Петрович Аносов. М. 1971. С. 98.

31 Аносов П.П. Указ соч. С. 151.

32 Чернов Д.К. Труды. СПб. 1915. С. 77.

33 Беляев Н.И. О булате. ЖРМО. 1911. № 6. С. 78.

34 Горный журнал. 1914. Т. 1. С. 305.

(Окончание следует)

Из книги Александра Пецко „Великие русские достижения”. Тег — ВРД.

***

Но сама русская сталь была пока что далеко не так хороша. Русские сабли уступали немецким, не говоря уже о знаменитых клинках дамасской стали, булатных. А ведь знал Павел Петрович, что В ДРЕВНОСТИ СЛАВИЛСЯ РУССКИЙ БУЛАТ, помнил строки из «Слова о полку Игореве» в одном из вариантов перевода: «О богатырь Всеволод! Ты стоя на стороже, градом пускаешь стрелы на врагов своих, а булатными мечами гремишь об шлемы их…», но забыт, безнадёжно утрачен секрет выплавки харалуга — такого булата. Самого слова «булат» в тексте не было, а харалуг – был: «..гремлеши о шеломы мечи харалужными». Да и дамасские мастера не могли уже сделать клинки, о которых ходили легенды и которые стоили целого состояния. Тимур, покорив Сирию, увёл в полон лучших мастеров, и в Дамаске производство булата заглохло, утратилось, а потомки тех мастеров, рассеявшись со временем по свету, тоже постепенно позабыли тайные рецепты прадедов своих…

Однако в странах Востока всё ещё пытались создать новый булат – в Индии, Персии, только новые клинки не выдерживали сравнения с булатами древних. Для начала Аносов принялся тщательнейшим образом изучать булатные клинки старых мастеров. Бесконечные часы проводил он, склонившись над замечательными образцами оружия, хранившимися в коллекциях оренбургского военного губернатора Перовского; царскосельского арсенала, знаменитых коллекционеров восточных булатов – великих князей Александра Николаевича и Михаила Павловича. Быть может, в его удачу не верили, но в пользе такой работы не сомневались, а уж сам-то Аносов ждал либо озарения, либо удачи, а может, что неустанный труд, наблюдение едва примечаемых признаков, прослеживание ускользающих закономерностей – вот это и может наградить желанным открытием.

После тщательного изучения различных типов булата Аносов сделал первое исследование макроструктуры стали, проследил связь между характером рисунка и свойствами металла. На одних клинках узор бросался в глаза, на других выступал после терпеливой полировки, на третьих выявлялся лишь после травления кислотами или соком растений. Аносов вглядывался в фон, или грунт, как его называли, изучал, описывал – серый ли, бурый, чёрный, и пришёл к выводу, что чем грунт темнее, тем лучше булат.

Он знал, что древние мастера определяли свойства булата по чистоте звона клинка, по остроте кромки – лезвие должно было рассекать в воздухе подброшенный шёлковый платок, при разрубании железного прута на нём не должно оставаться зазубрин и главное, пожалуй, — клинок должен сгибаться и выпрямляться словно пружина. Отчаявшись создать настоящий булат, множество мастеров овладело искусством изготовления ложного булата, сваривая различные стали – мягкие и жёсткие, с последующей ковкой. Узор получался красивый и очень похожий на подлинный, но как же разнилась та сталь от булата…Итальянские, испанские, немецкие мастера добились совершенства, подражая искусству древних, но только подражая, достигая лишь внешней схожести…

Труд был кропотлив и огромен. Аносов находился на перепутье: традиционный взгляд западноевропейских учёных заставлял стремиться к однородной структуре стали, считавшейся лучшим залогом её высоких качеств, а мастера Востока больше всего ценили клинки из неоднородной стали, каковым, в сущности, и был булат. Кажется, научно обоснованная логика одних и из поколения в поколение выверенный опыт других… Истина должна таиться где-то посередине. Но как её найти…Сомнения сковывают его, лишают уверенности… Он пишет: «…чем больше я знакомился с делом, тем больше убеждался, что успехи мои ничтожны и труд составляет океан, который надлежало переплывать многие годы, подвергаясь различным случайностям».

Десять лет бился он над тайной – казалось бы, такой близкой – холодной, сверкающей. Он исходил из главной своей мысли о связи макроструктуры стали и её свойств. Рисунок – это проявление кристаллического строения, без сомнения, зависит от химического состава стали. Значит, надо найти здесь скрытые закономерности, выяснить, какую роль может сыграть в булатах углерод – главная примесь стали.

Десятки, сотни, тысячи опытов. Он изучает описания путешественников, надеясь найти хоть какой-нибудь след, но тщетно – ничего сверх того, что уже знал. Известно было, что мастера древности в качестве присадок при выплавке булата использовали твёрдые породы дерева, древесный уголь, листья, и, конечно же, тоже опробовал это. Он шёл опытным путём – в темноте и на ощупь. Он добавлял в шихту клён, доставал где-то бакаутовое дерево, растущее в тропических странах, полевые цветы, березу, голландскую сажу, пшено, ржаную муку, рог, слоновую кость…Это не слепая, безотчетная проба, а направленный поиск – углерод, содержащийся в разных формах, быть может, по-разному проявляет себя? А всевозможные элементы? Не в них ли ключ к главной тайне? И он вводит в шихту марганец, кремний, хром, алюминий, титан, серебро, платину. Фарадей тоже бился над разгадкой тайны булата, провёл множество опытов с алюминием и платиной и считал, что «сплавление стали с платиной не могло принести существенной пользы». Аносов знает об этом, но проверяет и перепроверяет опыты англичанина.

Те опыты привели Аносова к исследованию специальных сталей. Первым он изучает и описывает титанистые, марганцевые, хромистые стали, тщательнейшим образом разрабатывает процесс плавки, ковки, термической обработки, шлифовки, травления – всё, что даёт металл высокого качества. Однако булат по-прежнему цепко держал свою тайну.

Углерод растительного и животного происхождения надежд не оправдал. И Аносов – неминуемо он должен был прийти к такому решению – испытывает углерод, рождённый в чреве земли. Алмаз и графит.

С графитом повезло. Неподалёку, в окрестностях златоустовских заводов, нашли немного графита, не уступавшего в качестве лучшему английскому. На несколько опытных плавок вполне хватало.

И вот первая попытка. В небольшом тигле – чистое наливное железо, сверху добавляется графит. Плавка продолжается два часа, без флюса. Потом тигель оставался в печи и охлаждался вместе с нею. Аносов ждёт в волнении…

В тот день 1833 года он написал: «По проковке сплавка в полосу на нижнем конце её обнаруживались узоры настоящего булата, а по мере приближения к верху они становились реже и неправильнее. Из нижнего конца этой полосы приготовлен первый булатный клинок, называемый хорасаном…». Он получил один из наиболее известных сортов булата, обязанный своим названием провинции Ирана, где когда-то делали его. Аносов держал в руках кусок тяжёлого металла, и под его взглядом узор, добытый из недр минувшего, мерцал, струился…

одного удара головы быка…»^[82].

В 1833 году оружейники Златоуста начали производство сабель из сварочного булата по методу Элиарова. Но это еще не все. Тогда же и там же Аносов после самостоятельных пятилетних опытов впервые в Европе получил из отечественного сырья «настоящий», или литой, булат, аналогичный лучшим восточным образцам. Это было крупнейшим достижением науки и техники. К 1837 году (первая кавказская ссылка Лермонтова) было изготовлено уже значительное количество клинков из аносовского булата, послано в Петербург и высоко там оценено.

Конечно, выделка булата на Востоке была овеяна легендами и сопровождалась порой экзотическими манипуляциями. Вот как, по словам жителей Тифлиса, сын Геурга закаливал клинки: «Возле кузницы стоял наготове всадник, который пускался в карьер и летел во весь опор, подняв клинок против ветра. Сталь закаливалась быстрым движением воздуха»^[83].

Эффектно, не правда ли?

Но Аносов еще в 1829 году разработал, внедрил и описал в «Гортш журнале» способ закалки при помощи заводских мехов^[84]. Прозаично донельзя: вместо головокружительной джигитовки — железный ящик на воздуходувной трубе. Но зато закаливается не одно изделие, а десятки одновременно. В точно выверенном режиме. С гарантией одинакового качества. Древние приемы обретали научное обоснование и промышленную технологию.

А результаты? Они были обобщены в книге Аносова «О булатах» (1841 г.), немедленно переизданной на немецком и французском языках: «Известия, сообщенные нам путешественниками о достоинстве некоторых азиатских булатов, отнюдь не преувеличены, как многим из новейших металлургов до сего времени казалось… Итак, если коленчатым или сетчатым булатом перерезывают легко на воздухе газовый платок, то тут нет ничего преувеличенного; моими булатами я мог делать то же самое… Оканчиваю сочинение надеждою, что скоро наши воины вооружатся булатными мечами, земледельцы будут обрабатывать землю булатными орудиями, наши ремесленники выделывать свои изделия булатными инструментами…»^[85].

«Наследье бранного Востока»

Теперь мы знаем, что в период пребывания Лермонтова на Кавказе процесс изготовления булатных клинков не являлся тайной ни для тифлисских оружейников, ни для их уральских коллег. Секрета не было — было налаженное производство.

Приходит догадка, почему первый вариант стихотворения «Поэт» был отвергнут, почему исчезла строка об «утраченном зелье». Что же касается имени кузнеца, то, прежде чем говорить о его исчезновении, хочется понять, почему оно возникло.

Вспомним пушкинский «Кинжал» (1821):

Исследователями давно отмечена перекличка этой строфы с первыми строфами лермонтовских произведений^[87].

Миновало семнадцать лет. Другая эпоха, другой поэтический словарь. «Лермонтов… освобождает литературные стили от мифологических образов и выражений классицизма… окончательно порывает с литературным языком XVIII века»,— к такому выводу пришел академик В. В. Виноградов, анализируя состав лермонтовского языка^[88]. Наш частный случай иллюстрирует вывод ученого. «Лемносский бог» по древнегреческим мифам — это Гефест, бог огня и покровитель кузнечного мастерства, свергнутый с неба на остров Лемнос; Немезида — богиня судьбы и возмездия. Помня стихи Пушкина, следуя им вольно или невольно, Лермонтов ищет в живом русском языке замену мифологическим персонажам.

Третья строка лермонтовского «Кинжала». Вместо лемносского бога появляется «задумчивый грузин», вместо богини возмездия — просто «месть». Контрастность перевода высокопарных символов в простые жизненные понятия обусловлена интимно-лирическим характером стихотворения (первоначальное название — «Подарок»):

«Поэт» — произведение энергичное, ораторское; итог размышлений о назначении поэта, о месте поэта в обществе. Оно построено на сравнении: кинжал — поэт. Исходный образ должен быть идеально-возвышенным, представать в романтическом ореоле далекого прошлого.

Естественно предположить: имя тифлисского кузнеца возникло не только потому, что Лермонтову доводилось держать в руках оружие его работы. Прославленный на Кавказе Геург — оправданная параллель архаическому Гефесту, он — земной бог кузнечного дела^[89].

Третья и четвертая строки были продиктованы устойчивым представлением о булате как своеобразном реликте, тайна которого давно погребена. Отсюда в черновике — «для нас утраченное зелье», исправленное затем на «давно утраченное зелье»^[90].

Что же получилось в целом? Прочитаем снова всю строфу.

Не зная, кто такой Геург, заключаешь: кинжал — старинное изделие некоего легендарного мастера. Но современники-кавказцы возразили бы:

— Позвольте, так ли «давно»? Еще десять лет назад Геург был среди нас!.. И потом — почему «утраченное»? Вточь такие кинжалы в той же самой кузнице делают Каграман и Ефрем Элиаровы, которые переняли тайны ремесла у своего отца, как тот некогда у многих поколений своих эрзерумских предков.

Четвертая строка явно требовала замены. Впрочем, только ли она?

«Лемносский бог» у Пушкина — это было вполне ясно дворянскому читателю, воспитанному на поэтике классицизма. А «старый Геург»?

Да, он, бесспорно, славен среди лихих кавказских рубак. Но какие ассоциации возникнут у широких читательских кругов в России? Увы, никаких. Имя это попросту не будет нести никакой смысловой нагрузки. А раз так — зачем оно? И Лермонтов исключает его… Вот каким становится зачин стихотворения:

Может показаться, что введение слова «клинок», частичного синонима