Главная героиня рассказа Надежды Тэффи «Экзамен» — ученица гимназии Маничка Куксина. На поготовку к экзамену по географии у Манички было три дня, но два из них она потратила на примерку своих нарядов. Когда Маничка все-таки открыла учебник и посмотрела на карту, она поняла, что ничего не знает и не понимает.
От отчаяния Маничка решила обратиться к богу и написала на полях карты призыв ко всевышнему с просьбой помочь ей выдержать экзамен. Одной записи ей показалось недостаточно, и она повторила эту фразу двенадцать раз.
Но затем Маничка укорила себя за недостаток усердия и написала призыв к богу еще двенадцать раз. В итоге, она просидела за столом до поздней ночи и исписала призывом к богу две тетрадки и еще промокашки. Однако все эти труды оказались напрасными – экзамен Маничка провалила.
Следующим был экзамен по истории. На подготовку к нему тоже отводилось три дня. Первый день Маничка потратила на неумеренное потребление мороженого, на второй день она отдыхала, читая роман, а на третий день Маничка взялась за старое: вместо того, чтобы учить историю, она снова принялась писать свой призыв о помощи. На этот раз Маничка решила написать фразу в существенно большем количестве, считая, что в прошлый раз она была недостаточно усердна.
Маничка писала свои призывы до тех пор, пока тетя не отправила ее спать. Но и в этот раз Манино усердие не было оценено по достоинству. На экзамене по истории она так и не смогла ответить правильно ни на один вопрос.
Таково краткое содержание рассказа.
Главная мысль рассказа заключается в том, что для достижения успеха не следует рассчитывать на чудо, необходимо надеяться только на собственные силы и усердие. Маничка наивно полагала, что многочисленное повторение призыва к богу о помощи поможет ей сдать экзамены. Но чуда не произошло, экзамены были провалены.
Рассказ учит ответственно относиться к учебе и с пользой тратить время, отведенное на подготовку к экзаменам. Если бы Маничка готовилась к экзаменам с таким же усердием, с каким она писала свои призывы, она бы сдала их успешно.
Этот рассказ мне понравился своим главным выводом: умей надеяться на себя. Многое именно в твоих руках. Никто не отменял ответственное отношение к делу. Готовиться к экзамену надо не в те три дня, что даются перед экзаменом, а течение учебного периода. А в эти три дня надо только все повторить. Нереально за три дня освоить большой объем незнакомого тебе материала. Учись вовремя — главный лейтмотив рассказа.
Какие пословицы подходят к рассказу Тэффи «Экзамен»?
На Бога надейся, а сам не плошай.
Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибёт.
Терпенье и труд все перетрут.
История создания
Рассказ «Экзамен» вошёл в третий сборник рассказов Тэффи (Надежды Лохвицкой), который назывался «Юмористические рассказы». Книга 2 («Человекообразные»), который был издан в 1911г. Очевидно, 37-летняя писательница, только начавшая свою карьеру прозаика (она напечатала первый рассказ в 1905 г., а систематически печаталась с сатирическими и юмористическими рассказами в журналах «Сатирикон» с 1908 г. и «Русское слово» с 1909 г.), не могла обойти вниманием собственные гимназические годы. Многие писатели вспоминали их как время бессмысленной и утомительной зубрёжки.
Надежда Тэффи — Человекообразные
Надежда Тэффи
Человекообразные
Предисловие
Вот как началось.
«Сказал Бог: сотворю человека по образу Нашему и по подобию Нашему» (Бытие I, 26).
И стало так. Стал жить и множиться человек, передавая от отца к сыну, от предков к потомкам живую горящую душу – дыханье Божье.
Вечно было в нем искание Бога и в признания, и в отрицании, и не меркнул в нем дух Божий вовеки.
Путь человека был путь творчества. Для него он рождался, и цель его жизни была в нем. По преемству духа Божия он продолжал созидание мира.
«И сказал Бог: да произведет земля душу живую по роду ея, скотов и гадов и зверей земных по роду их» (Бытие I, 24).
И стало так.
Затрепетало влажное, еще не отвердевшее тело земное, и закопошилось в нем желание жизни движущимися мерцающими точками – коловратками. Коловратки наполнили моря и реки, всю воду земную, и стали искать, как им овладеть жизнью и укрепиться в ней.
Они обратились в аннелид, в кольчатых червей, в девятиглазых с дрожащими чуткими усиками, осязающими малейшее дыхание смерти. Они обратились в гадов, амфибий, и выползали на берег, и жадно ощупывали землю перепончатыми лапами, и припадали к ней чешуйчатой грудью. И снова искали жизнь, и овладевали ею.
Одни отрастили себе крылья и поднялись на воздух, другие поползли по земле, третьи закостенили свои позвонки и укрепились на лапах. И все стали приспособляться, и бороться, и жить.
И вот, после многовековой работы, первый усовершенствовавшийся гад принял вид существа человекообразного. Он пошел к людям и стал жить с ними. Он учуял, что без человека ему больше жить нельзя, что человек поведет его за собой в царство духа, куда человекообразному доступа не было. Это было выгодно и давало жизнь. У человекообразных не было прежних чутких усиков, но чутье осталось.
* * *
Люди смешались с человекообразными. Заключали с ними браки, имели общих детей. Среди детей одной и той же семьи приходится часто встречать маленьких людей и маленьких человекообразных. И они считаются братьями.
Но есть семьи чистых людей и чистых человекообразных. Последние многочисленнее, потому что человекообразное сохранило свою быстроразмножаемость еще со времени кольчатого девятиглазного периода. Оно и теперь овладевает жизнью посредством количества и интенсивности своего жизнежелания.
* * *
Человекообразные разделяются на две категории: человекообразные высшего порядка и человекообразные низшего порядка.
Первые до того приспособились к духовной жизни, так хорошо имитируют различные проявления человеческого разума, что для многих поверхностных наблюдателей могут сойти за умных и талантливых людей. Но творчества у человекообразных быть не может, потому что у них нет великого Начала. В этом их главная мука. Они охватывают жизнь своими лапами, крыльями, руками, жадно ощупывают и вбирают ее, но творить не могут.
Они любят все творческое, и имя каждого гения окружено венком из имен человекообразных.
Из них выходят чудные библиографы, добросовестные критики, усердные компиляторы и биографы, искусные версификаторы.
Они любят чужое творчество и сладострастно трутся около него.
Переписать стихи поэта, написать некролог о знакомом философе или, что еще отраднее, – личные воспоминания о талантливом человеке, в которых можно исать «мы», сочетать в одном свое имя с именем гения. Сладостная радость жужелицы, которая думает об ангеле: «Мы летаем!…»
В последнее время стали появляться странные, жуткие книги. Их читают, хвалят, но удивляются. В них все. И внешняя оригинальность мысли, и мастерская форма изложения. Стихи со всеми признаками принадлежности их к модной школе. Но чего-то в них не хватает. В чем дело?
Это – приспособившиеся к новому движению человекообразные стали упражняться.
* * *
Человекообразные низшего порядка менее восприимчивы. Они все еще ощупывают землю и множатся, своим количеством овладевая жизнью.
Они любят приобретать вещи, всякие осязаемые твердые куски, деньги.
Деньги они копят не сознательно, как человек, желающий власти, а упрямо и тупо, по инстинкту завладевания предметами. Они очень много едят и очень серьезно относятся ко всяким жизненным процессам. Если вы вечером где-нибудь в обществе скажете: «Я сегодня еще не обедал», – вы увидите, как все человекообразные повернут к вам головы.
* * *
Человекообразное любит труд. Труд это его инстинкт. Только трудом может оно добиться существования человеческого, и оно трудится само и заставляет других трудиться в помощь себе.
Одна мгновенная творческая мысль гения перекидывает человечество на несколько веков вперед по той гигантской дороге, по которой должно пробраться человекообразное при помощи перепончатых лап, тяжелых крыл, кольчатых извивов и труда бесконечного. Но оно идет всегда по той же дороге, вслед за человеком, и все, что брошено гением во внешнюю земную жизнь, – делается достоянием человекообразного.
* * *
Человекообразное движется медленно, усваивает с трудом и раз приобретенное отдает и меняет неохотно.
Человек ищет, заблуждается, решается, создает закон – синтез своего искания и опыта.
Человекообразное, приспособляясь, принимает закон, и, когда человек, найдя новое, лучшее, разрушает старое, – человекообразное только после долгой борьбы отцепляется от принятого. Оно всегда последнее во всех поворотах пути истории.
Там, где человек принимает и выбирает, – человекообразное трудится и приспособляется.
* * *
Человекообразное не понимает смеха. Оно ненавидит смех, как печать Бога на лице души человеческой.
В оправдание себе оно оклеветало смех, назвало его пошлостью и указывает на то, что смеются даже двухмесячные младенцы. Человекообразное не понимает, что есть гримаса смеха, мускульное бессознательное сокращение, встречающееся даже у собак, и есть истинный, сознательный и не всем доступный духовный смех, порождаемый неуловимо-сложными и глубокими процессами.
Когда люди видят что-нибудь уклоняющееся от истинного, предначертанного, уклоняющееся неожиданно-некрасиво, жалко, ничтожно, и они постигают это уклонение, – душой их овладевает бурная экстазная радость, торжество духа, знающего истинное и прекрасное. Вот психическое зарождение смеха.
У человекообразного, земнорожденного, нет духа и нет торжества его – и человекообразное ненавидит смех.
Вспомните: в смеющейся толпе всегда мелькают недоуменно-тревожные лица. Кто-то спешит заглушить смех, переменить разговор. Вспомните: сверкают злые глаза и сжимаются побледневшие губы… Некоторые породы человекообразных, отличающиеся особой приспособленностью, уловили и усвоили внешний симптом и проявление смеха. И они смеются.
Скажите такому человекообразному: «Слушайте! Вот смешной анекдот», – и оно сейчас же сократит мускулы лица и издаст смеховые звуки.
Такие человекообразные смеются очень часто, чаще самых веселых людей, но всегда странно – или не узнав еще причины, или без причины, или позже общего смеха.
В театре на представлении веселого водевиля или фарса – прислушайтесь: после каждой шутки вы услышите два взрыва смеха. Сначала засмеются люди, за ними человекообразные.
* * *
Человекообразное не знает любви.
Ему знакомо только простое, не индивидуализирующее половое чувство. Чувство это грубое и острое обычно у человекообразных, как инстинкт завладевания землей и жизнью. Во имя его человекообразное жертвует многим, страдает и называет это своей любовью. Любовь эта исчезает у него, как только исполнит свое назначение, то есть даст ему возможность размножиться. Человекообразное любит вступать в брак и блюсти семейные законы.
Детей они ласкают мало. Больше «воспитывают». О жене говорят: «она должна любить мужа». Нарушение супружеской верности осуждают строже, чем люди, как и вообще нарушение всякого закона. Боятся, что, испортив старое, придется снова приспособляться.
Человекообразные страстно любят учить. Из них многие выходят в учителя, в профессора. Уча – они торжествуют. Говоря чужие слова ученикам, они представляют себе, что это их слова, ими созданные.
* * *
За последнее время они размножились. Есть неоспоримые приметы. Появились их книги в большом количестве. Появились кружки. Почти вокруг каждого сколько-нибудь выдающегося человека сейчас же образуется кружок, школа. Это все стараются человекообразные.
Они притворяются теперь великолепно, усвоили себе все ухватки настоящего человека. Они лезут в политику, стараются пострадать за идею, выдумывают новые слова или дико сочетают старые, плачут перед Сикстинской мадонной и даже притворяются развратниками.
Литературное направление и жанр
Тэффи в своих рассказах продолжает реалистические сатирические и юмористические традиции Чехова. Но если Чехов в ранних рассказах предпочитал мягкий юмор, то Тэффи чаще прибегала к злой сатире. Так и в рассказе «Экзамен». Тэффи нисколько не сочувствует глупой и даже тупой гимназистке, которая сама виновата в переэкзаменовке и даже не понимает этого. Объектом сатирического осмеяния становится даже не сама Маня Куксина, а вся гимназическая система. Недаром же для имени героини Тэффи выбрала самое распространённое, а фамилия, созвучная со словом «кукситься», указывает на неудачливость и вечное недовольство.
Популярные сегодня пересказы
- Краткое содержание повести О мышах и людях Стейнбека
В данной повести рассказывается о двух друзьях, которые всегда искали денежные средства и жилье. Скитаясь по Калифорнии. Один парень по имени Джордж смышлен и умен, а вот его друг Ленни - Простите нас — краткое содержание рассказа Бондарева
Павел Георгиевич Сафронов, конструктор по профессии возвращался домой из отпуска. Глядя на мелькающий пейзаж за окном вагона он размышлял, на него накатились воспоминания о детстве, школьных годах - Витязь в тигровой шкуре — краткое содержание пьесы Руставели
Когда-то давным-давно в Аравии на троне восседал царь Ростеван, имевший красивую дочь Тинатин. Почувствовав старость, правитель приказал назначить правительницей Тинатин. Когда девушка должна была стать правительницей - Продавец воздуха — краткое содержание романа Беляева
Главный герой – метеоролог Георгий Клименко. Он работает в Якутии. Он и его проводник, якут по имени Никола спасают тонущего в болоте человека. Спасённый представляется членом экспедиции по изучению Арктики
Герои, сюжет и композиция
Маничка Куксина – удивительный, но часто встречающийся среди девиц экземпляр. Её основная проблема отнюдь не в том, что она не умеет распределять время и сосредоточиться на главном (из трёх дней, отведённых на экзамен, два Маня примеряла корсет). Ученица гимназии совершенно не может установить причинно-следственные связи между явлениями. С её точки зрения, успех сдачи экзамена зависит от усердия и прилежания, но к чему применять это старание, значения не имеет.
Готовясь к географии, Маничка исписала две тетради и кляспапир загадочной фразой «Господи, дай». Очевидно, «дай сдать экзамен». Такое потребительское отношение к Богу как к волшебной палочке, которая исполняет желание сказавшего заклинание, свидетельствует не просто о глупости героини, но о жизненной позиции, свойственной человеку вообще. Однако Тэффи высмеивает не просто свойство русского характера надеяться на авось, порождённое беспечностью (это было бы юмористическое произведение). Сатирическому осмеянию подвергается гимназическая система, порождающая таких Мань.
Крошечный рассказ состоит из трёх частей. В первой описана подготовка Мани к экзамену по географии, во второй – сам экзамен, в третьей – подготовка и экзамен по истории. Вторая часть, кроме Мани, описывает её одноклассниц. Их волнение перед экзаменом естественно, но стратегия успеха почти такая же несостоятельная, как и у Мани. Но если главная героиня надеется на Божью помощь в ответ на её старания (как понятно, приложенные совсем не в том направлении), то одноклассницы прилагали недостаточные усилия, изучив только часть билетов и надеясь уже не на авось, а на собственную хитрость. Их стратегия особого загиба каждой пятёрки билетов могла бы привести к успеху, если бы не стратегия учителя, давно вычислившего хитрость и опытной рукой расправившего все билеты. Он, часть гимназической системы, прилежно борется за знания учениц, очевидно, не научив их учиться.
В третьей части, впрочем, появляется загадочна подруга Лиза Бекина, которая выдержала экзамены и уже перешла в следующий класс. Очевидно, эта ученица действует не согласно гимназической системе, а вопреки ей.
Для того чтобы показать типичность явления, Тэффи описывает второй экзамен, который абсолютно подобен первому: «В классе старая картина. Испуганный шепот и волнение, и сердце первой ученицы, останавливающееся каждую минуту на три часа, и билеты, гуляющие по столу на четырех ножках, и равнодушно перетасовывающий их учитель».
Да и сама Маня перед экзаменом и во время экзамена ведёт себя одинаково, будто никто из участников системы под названием образование не может разрушить смертоносную программу поражения: ни ученики, ни учителя. Разница для Мани состоит только в том, что перед первым экзаменом девочка примеряет целый день корсет, а перед вторым – читает исторический любовный роман «Вторая жена» Марлитта (на самом деле автор – женщина, Евгения Марлитт). Даже сердце первой ученицы перед первым и вторым экзаменом одинаково «каждую минуту останавливается на полчаса». И если для того, чтобы стать первой ученицей, нужно полное отсутствие логики и экзальтация, то неудивительно, что Маня подражает первой ученице именно в этом.
Зато учитель истории ведёт себя не так, как учитель географии. Похоже, он думает, что система гимназической зубрёжки может привести к хорошему результату (этим грешат и современные учителя истории). Поэтому «учитель злится, ехидничает, спрашивает всех не по билетам, а вразбивку».
Другая особенность гимназического обучения, подмеченная писательницей, состоит в том, что ученицы воспринимают не скучную информацию, не суть, а манеру «светской беседы» учителей, ей и подражают. Именно поэтому всё объясняют слова «славятся» в географии и «чревата» в истории. Бедная Маня в этих словах пытается найти хоть какую-то пользу для себя в изучении оторванных от жизни географии с её пампасами и истории с давно ушедшими эпохами.
Текст книги «Мудрый человек»
Надежда Тэффи Мудрый человек
* * *
Тощий, длинный, голова узкая, плешивая, выражение лица мудрое.
Говорит только на темы практические, без шуточек, прибауточек, без улыбочек. Если и усмехнется, так непременно иронически, оттянув углы рта книзу.
Занимает в эмиграции положение скромное: торгует вразнос духами и селедками. Духи пахнут селедками, селедки – духами.
Торгует плохо. Убеждает неубедительно:
– Духи скверные? Так ведь дешево. За эти самые духи в магазине шестьдесят франчков отвалите, а у меня девять. А плохо пахнут, так вы живо принюхаетесь. И не к такому человек привыкает.
– Что? Селедка одеколоном пахнет? Это ее вкусу не вредит. Мало что. Вот немцы, говорят, такой сыр едят, что покойником пахнет. А ничего. Не обижаются. Затошнит? Не знаю, никто не жаловался. От тошноты тоже никто не помирал. Никто не жаловался, что помирал.
Сам серый, брови рыжие. Рыжие и шевелятся. Любил рассказывать о своей жизни. Понимаю, что жизнь его являет образец поступков осмысленных и правильных. Рассказывая, он поучает и одновременно выказывает недоверие к вашей сообразительности и восприимчивости.
– Фамилия наша Вурюгин. Не Ворюгин, как многие позволяют себе шутить, а именно Вурюгин, от совершенно неизвестного корня. Жили мы в Таганроге. Так жили, что ни один француз даже в воображении не может иметь такой жизни. Шесть лошадей, две коровы. Огород, угодья. Лавку отец держал. Чего? Да все было. Хочешь кирпичу – получай кирпичу. Хочешь постного масла – изволь масла. Хочешь бараний тулуп – получай тулуп. Даже готовое платье было. Да какое! Не то что здесь – год поносил, все залоснится. У нас такие материалы были, какие здесь и во сне не снились. Крепкие, с ворсом. И фасоны ловкие, широкие, любой артист наденет – не прогадает. Модные. Здесь у них насчет моды, надо сказать, слабовато. Выставили летом сапоги коричневой кожи. Ах-ах! Во всех магазинах, ах-ах, последняя мода. Ну, я хожу, смотрю, да только головой качаю. Я такие точно сапоги двадцать лет тому назад в Таганроге носил. Вон когда. Двадцать лет тому назад, а к ним сюда мода только сейчас докатилась. Модники, нечего сказать!
А дамы как одеваются! Разве у нас носили такие лепешки на голове? Да у нас бы с такой лепешкой прямо постыдились бы на люди выйти. У нас модно одевались, шикарно. А здесь о моде понятия не имеют.
Скучно у них. Ужасно скучно. Метро да синема. Стали бы у нас в Таганроге так по метро мотаться? Несколько сот тысяч человек ежедневно по парижским метро проезжает. И вы станете меня уверять, что все они по делу ездят? Ну, это, знаете, как говорится, ври да не завирайся. Триста тысяч человек в день, и все по делу! Где же эти их дела-то? В чем они себя оказывают? В торговле? В торговле, извините меня, застой. В работах тоже, извините меня, застой. Так где же, спрашивается, дела, по которым триста тысяч человек день и ночь, вылупя глаза, по метро носятся? Удивляюсь, благоговею, но не верю.
На чужбине, конечно, тяжело и многого не понимаешь. Особливо человеку одинокому. Днем конечно, работаешь, а по вечерам прямо дичаешь. Иногда подойдешь вечером к умывальнику, посмотришь на себя в зеркальце и сам себе скажешь:
«Вурюгин, Вурюгин! Ты ли это богатырь и красавец? Ты ли это торговый дом? И ты ли это шесть лошадей, и ты ли это две коровы? Одинокая твоя жизнь и усох ты, как цветок без корня».
И вот должен я вам сказать, что решил я как-то влюбиться. Как говорится – решено и подписано. И жила у нас на лестнице в нашем отеле «Трезор» молоденькая барынька, очень милая и даже, между нами говоря, хорошенькая. Вдова. И мальчик у нее был пятилетний, славненький. Очень славненький был мальчик.
Дамочка ничего себе, немножко зарабатывала шитьем, так что не очень жаловалась. А то знаете – наши беженки – пригласишь ее чайку попить, а она тебе, как худой бухгалтер, все только считает да пересчитывает: «Ах, там не заплатили пятьдесят, а тут недоплатили шестьдесят, а комната двести в месяц, а на метро три франка в день». Считают да вычитают – тоска берет. С дамой интересно, чтобы она про тебя что-нибудь красивое говорила, а не про свои счеты. Ну, а эта дамочка была особенная. Все что-то напевает, хот
…
конец ознакомительного фрагмента
История создания
Рассказ «Экзамен» вошёл в третий сборник рассказов Тэффи (Надежды Лохвицкой), который назывался «Юмористические рассказы». Книга 2 («Человекообразные»), который был издан в 1911г. Очевидно, 37-летняя писательница, только начавшая свою карьеру прозаика (она напечатала первый рассказ в 1905 г., а систематически печаталась с сатирическими и юмористическими рассказами в журналах «Сатирикон» с 1908 г. и «Русское слово» с 1909 г.), не могла обойти вниманием собственные гимназические годы. Многие писатели вспоминали их как время бессмысленной и утомительной зубрёжки.
О произведении
Рассказ «Свои и чужие» Тэффи был написан в 1912 году. Произведение представляет собой излюбленный жанр Надежды Тэффи – миниатюру, построенную на описании незначительного комического происшествия. В свойственной ей сатирической манере писательница высмеивает, как люди делятся на «чужих» и «своих» и как общаются между собой, исходя из этого разделения.
Рекомендуем читать онлайн краткое содержание «Свои и чужие», которое пригодится для читательского дневника и подготовки к уроку литературы.
Материал подготовлен совместно с учителем высшей категории Кучминой Надеждой Владимировной.
Опыт работы учителем русского языка и литературы — 27 лет.
Литературное направление и жанр
Тэффи в своих рассказах продолжает реалистические сатирические и юмористические традиции Чехова. Но если Чехов в ранних рассказах предпочитал мягкий юмор, то Тэффи чаще прибегала к злой сатире. Так и в рассказе «Экзамен». Тэффи нисколько не сочувствует глупой и даже тупой гимназистке, которая сама виновата в переэкзаменовке и даже не понимает этого. Объектом сатирического осмеяния становится даже не сама Маня Куксина, а вся гимназическая система. Недаром же для имени героини Тэффи выбрала самое распространённое, а фамилия, созвучная со словом «кукситься», указывает на неудачливость и вечное недовольство.
Тест по рассказу
Проверьте запоминание краткого содержания тестом:
- /6
Вопрос 1 из 6
Кто является автором произведения «Свои и чужие»?
Начать тест
Доска почёта
Чтобы попасть сюда — пройдите тест.
- Кирилл Малыш
5/6
- Арсен Арустамян
6/6
Герои, сюжет и композиция
Маничка Куксина – удивительный, но часто встречающийся среди девиц экземпляр. Её основная проблема отнюдь не в том, что она не умеет распределять время и сосредоточиться на главном (из трёх дней, отведённых на экзамен, два Маня примеряла корсет). Ученица гимназии совершенно не может установить причинно-следственные связи между явлениями. С её точки зрения, успех сдачи экзамена зависит от усердия и прилежания, но к чему применять это старание, значения не имеет.
Готовясь к географии, Маничка исписала две тетради и кляспапир загадочной фразой «Господи, дай». Очевидно, «дай сдать экзамен». Такое потребительское отношение к Богу как к волшебной палочке, которая исполняет желание сказавшего заклинание, свидетельствует не просто о глупости героини, но о жизненной позиции, свойственной человеку вообще. Однако Тэффи высмеивает не просто свойство русского характера надеяться на авось, порождённое беспечностью (это было бы юмористическое произведение). Сатирическому осмеянию подвергается гимназическая система, порождающая таких Мань.
Крошечный рассказ состоит из трёх частей. В первой описана подготовка Мани к экзамену по географии, во второй – сам экзамен, в третьей – подготовка и экзамен по истории. Вторая часть, кроме Мани, описывает её одноклассниц. Их волнение перед экзаменом естественно, но стратегия успеха почти такая же несостоятельная, как и у Мани. Но если главная героиня надеется на Божью помощь в ответ на её старания (как понятно, приложенные совсем не в том направлении), то одноклассницы прилагали недостаточные усилия, изучив только часть билетов и надеясь уже не на авось, а на собственную хитрость. Их стратегия особого загиба каждой пятёрки билетов могла бы привести к успеху, если бы не стратегия учителя, давно вычислившего хитрость и опытной рукой расправившего все билеты. Он, часть гимназической системы, прилежно борется за знания учениц, очевидно, не научив их учиться.
В третьей части, впрочем, появляется загадочна подруга Лиза Бекина, которая выдержала экзамены и уже перешла в следующий класс. Очевидно, эта ученица действует не согласно гимназической системе, а вопреки ей.
Для того чтобы показать типичность явления, Тэффи описывает второй экзамен, который абсолютно подобен первому: «В классе старая картина. Испуганный шепот и волнение, и сердце первой ученицы, останавливающееся каждую минуту на три часа, и билеты, гуляющие по столу на четырех ножках, и равнодушно перетасовывающий их учитель».
Да и сама Маня перед экзаменом и во время экзамена ведёт себя одинаково, будто никто из участников системы под названием образование не может разрушить смертоносную программу поражения: ни ученики, ни учителя. Разница для Мани состоит только в том, что перед первым экзаменом девочка примеряет целый день корсет, а перед вторым – читает исторический любовный роман «Вторая жена» Марлитта (на самом деле автор – женщина, Евгения Марлитт). Даже сердце первой ученицы перед первым и вторым экзаменом одинаково «каждую минуту останавливается на полчаса». И если для того, чтобы стать первой ученицей, нужно полное отсутствие логики и экзальтация, то неудивительно, что Маня подражает первой ученице именно в этом.
Зато учитель истории ведёт себя не так, как учитель географии. Похоже, он думает, что система гимназической зубрёжки может привести к хорошему результату (этим грешат и современные учителя истории). Поэтому «учитель злится, ехидничает, спрашивает всех не по билетам, а вразбивку».
Другая особенность гимназического обучения, подмеченная писательницей, состоит в том, что ученицы воспринимают не скучную информацию, не суть, а манеру «светской беседы» учителей, ей и подражают. Именно поэтому всё объясняют слова «славятся» в географии и «чревата» в истории. Бедная Маня в этих словах пытается найти хоть какую-то пользу для себя в изучении оторванных от жизни географии с её пампасами и истории с давно ушедшими эпохами.
Надежда Тэффи — Человекообразные
Надежда Тэффи
Человекообразные
Предисловие
Вот как началось.
«Сказал Бог: сотворю человека по образу Нашему и по подобию Нашему» (Бытие I, 26).
И стало так. Стал жить и множиться человек, передавая от отца к сыну, от предков к потомкам живую горящую душу – дыханье Божье.
Вечно было в нем искание Бога и в признания, и в отрицании, и не меркнул в нем дух Божий вовеки.
Путь человека был путь творчества. Для него он рождался, и цель его жизни была в нем. По преемству духа Божия он продолжал созидание мира.
«И сказал Бог: да произведет земля душу живую по роду ея, скотов и гадов и зверей земных по роду их» (Бытие I, 24).
И стало так.
Затрепетало влажное, еще не отвердевшее тело земное, и закопошилось в нем желание жизни движущимися мерцающими точками – коловратками. Коловратки наполнили моря и реки, всю воду земную, и стали искать, как им овладеть жизнью и укрепиться в ней.
Они обратились в аннелид, в кольчатых червей, в девятиглазых с дрожащими чуткими усиками, осязающими малейшее дыхание смерти. Они обратились в гадов, амфибий, и выползали на берег, и жадно ощупывали землю перепончатыми лапами, и припадали к ней чешуйчатой грудью. И снова искали жизнь, и овладевали ею.
Одни отрастили себе крылья и поднялись на воздух, другие поползли по земле, третьи закостенили свои позвонки и укрепились на лапах. И все стали приспособляться, и бороться, и жить.
И вот, после многовековой работы, первый усовершенствовавшийся гад принял вид существа человекообразного. Он пошел к людям и стал жить с ними. Он учуял, что без человека ему больше жить нельзя, что человек поведет его за собой в царство духа, куда человекообразному доступа не было. Это было выгодно и давало жизнь. У человекообразных не было прежних чутких усиков, но чутье осталось.
* * *
Люди смешались с человекообразными. Заключали с ними браки, имели общих детей. Среди детей одной и той же семьи приходится часто встречать маленьких людей и маленьких человекообразных. И они считаются братьями.
Но есть семьи чистых людей и чистых человекообразных. Последние многочисленнее, потому что человекообразное сохранило свою быстроразмножаемость еще со времени кольчатого девятиглазного периода. Оно и теперь овладевает жизнью посредством количества и интенсивности своего жизнежелания.
* * *
Человекообразные разделяются на две категории: человекообразные высшего порядка и человекообразные низшего порядка.
Первые до того приспособились к духовной жизни, так хорошо имитируют различные проявления человеческого разума, что для многих поверхностных наблюдателей могут сойти за умных и талантливых людей. Но творчества у человекообразных быть не может, потому что у них нет великого Начала. В этом их главная мука. Они охватывают жизнь своими лапами, крыльями, руками, жадно ощупывают и вбирают ее, но творить не могут.
Они любят все творческое, и имя каждого гения окружено венком из имен человекообразных.
Из них выходят чудные библиографы, добросовестные критики, усердные компиляторы и биографы, искусные версификаторы.
Они любят чужое творчество и сладострастно трутся около него.
Переписать стихи поэта, написать некролог о знакомом философе или, что еще отраднее, – личные воспоминания о талантливом человеке, в которых можно исать «мы», сочетать в одном свое имя с именем гения. Сладостная радость жужелицы, которая думает об ангеле: «Мы летаем!…»
В последнее время стали появляться странные, жуткие книги. Их читают, хвалят, но удивляются. В них все. И внешняя оригинальность мысли, и мастерская форма изложения. Стихи со всеми признаками принадлежности их к модной школе. Но чего-то в них не хватает. В чем дело?
Это – приспособившиеся к новому движению человекообразные стали упражняться.
* * *
Человекообразные низшего порядка менее восприимчивы. Они все еще ощупывают землю и множатся, своим количеством овладевая жизнью.
Они любят приобретать вещи, всякие осязаемые твердые куски, деньги.
Деньги они копят не сознательно, как человек, желающий власти, а упрямо и тупо, по инстинкту завладевания предметами. Они очень много едят и очень серьезно относятся ко всяким жизненным процессам. Если вы вечером где-нибудь в обществе скажете: «Я сегодня еще не обедал», – вы увидите, как все человекообразные повернут к вам головы.
* * *
Человекообразное любит труд. Труд это его инстинкт. Только трудом может оно добиться существования человеческого, и оно трудится само и заставляет других трудиться в помощь себе.
Одна мгновенная творческая мысль гения перекидывает человечество на несколько веков вперед по той гигантской дороге, по которой должно пробраться человекообразное при помощи перепончатых лап, тяжелых крыл, кольчатых извивов и труда бесконечного. Но оно идет всегда по той же дороге, вслед за человеком, и все, что брошено гением во внешнюю земную жизнь, – делается достоянием человекообразного.
* * *
Человекообразное движется медленно, усваивает с трудом и раз приобретенное отдает и меняет неохотно.
Человек ищет, заблуждается, решается, создает закон – синтез своего искания и опыта.
Человекообразное, приспособляясь, принимает закон, и, когда человек, найдя новое, лучшее, разрушает старое, – человекообразное только после долгой борьбы отцепляется от принятого. Оно всегда последнее во всех поворотах пути истории.
Там, где человек принимает и выбирает, – человекообразное трудится и приспособляется.
* * *
Человекообразное не понимает смеха. Оно ненавидит смех, как печать Бога на лице души человеческой.
В оправдание себе оно оклеветало смех, назвало его пошлостью и указывает на то, что смеются даже двухмесячные младенцы. Человекообразное не понимает, что есть гримаса смеха, мускульное бессознательное сокращение, встречающееся даже у собак, и есть истинный, сознательный и не всем доступный духовный смех, порождаемый неуловимо-сложными и глубокими процессами.
Когда люди видят что-нибудь уклоняющееся от истинного, предначертанного, уклоняющееся неожиданно-некрасиво, жалко, ничтожно, и они постигают это уклонение, – душой их овладевает бурная экстазная радость, торжество духа, знающего истинное и прекрасное. Вот психическое зарождение смеха.
У человекообразного, земнорожденного, нет духа и нет торжества его – и человекообразное ненавидит смех.
Вспомните: в смеющейся толпе всегда мелькают недоуменно-тревожные лица. Кто-то спешит заглушить смех, переменить разговор. Вспомните: сверкают злые глаза и сжимаются побледневшие губы… Некоторые породы человекообразных, отличающиеся особой приспособленностью, уловили и усвоили внешний симптом и проявление смеха. И они смеются.
Скажите такому человекообразному: «Слушайте! Вот смешной анекдот», – и оно сейчас же сократит мускулы лица и издаст смеховые звуки.
Такие человекообразные смеются очень часто, чаще самых веселых людей, но всегда странно – или не узнав еще причины, или без причины, или позже общего смеха.
В театре на представлении веселого водевиля или фарса – прислушайтесь: после каждой шутки вы услышите два взрыва смеха. Сначала засмеются люди, за ними человекообразные.
* * *
Человекообразное не знает любви.
Ему знакомо только простое, не индивидуализирующее половое чувство. Чувство это грубое и острое обычно у человекообразных, как инстинкт завладевания землей и жизнью. Во имя его человекообразное жертвует многим, страдает и называет это своей любовью. Любовь эта исчезает у него, как только исполнит свое назначение, то есть даст ему возможность размножиться. Человекообразное любит вступать в брак и блюсти семейные законы.
Детей они ласкают мало. Больше «воспитывают». О жене говорят: «она должна любить мужа». Нарушение супружеской верности осуждают строже, чем люди, как и вообще нарушение всякого закона. Боятся, что, испортив старое, придется снова приспособляться.
Человекообразные страстно любят учить. Из них многие выходят в учителя, в профессора. Уча – они торжествуют. Говоря чужие слова ученикам, они представляют себе, что это их слова, ими созданные.
* * *
За последнее время они размножились. Есть неоспоримые приметы. Появились их книги в большом количестве. Появились кружки. Почти вокруг каждого сколько-нибудь выдающегося человека сейчас же образуется кружок, школа. Это все стараются человекообразные.
Они притворяются теперь великолепно, усвоили себе все ухватки настоящего человека. Они лезут в политику, стараются пострадать за идею, выдумывают новые слова или дико сочетают старые, плачут перед Сикстинской мадонной и даже притворяются развратниками.
Анализ рассказа Н.Тэффи «Экзамен» предлагается выполнить по следующему плану:
- О рассказе (Автор, когда был написан, жанр)
- Краткое содержание и главные герои
- Средства художественной выразительности
- Главная мысль, чему учит
Юмористический рассказ Надежды Тэффи «Экзамен» был написан в начале 20 века и посвящен обывательским предрассудками и лени.
Сюжет рассказа ироничный, девочка Маничка Куксина начала готовиться к экзамену по географии в самый последний день перед экзаменом. Поняв, что ничего не знает, она сто раз написала в тетради «Господи, дай!», вместо того, чтобы учить названия гор, морей и городов. Экзамен Манечка не сдала. Однако этот провал Манечку ничему не научил, и подготовка к экзамену по истории прошла также. Развязка рассказа предрешена, Манечку оставляют на второй год.
В рассказе «Экзамен» автор мастерский использовала средства художественной выразительности:
1) Ирония проскакивает не только в сюжетной линии, но и в мельчайших деталях и фразах, например:
2). Сравнения и метафоры, например, когда волнующиеся сравниваются с рожью («как рожь под ветром»).
3). Эпитеты (сонная и тупая — очень образно описано состояние невыспавшейся девочки).
Главная мысль рассказа «Экзамен» Надежды Тэффи: ничто не поможет человеку, если человек не прилагает усилий. Под лежачий камень вода не течет.
автор вопроса выбрал этот ответ лучшим
История создания
Рассказ «Экзамен» вошёл в третий сборник рассказов Тэффи (Надежды Лохвицкой), который назывался «Юмористические рассказы». Книга 2 («Человекообразные»), который был издан в 1911г. Очевидно, 37-летняя писательница, только начавшая свою карьеру прозаика (она напечатала первый рассказ в 1905 г., а систематически печаталась с сатирическими и юмористическими рассказами в журналах «Сатирикон» с 1908 г. и «Русское слово» с 1909 г.), не могла обойти вниманием собственные гимназические годы. Многие писатели вспоминали их как время бессмысленной и утомительной зубрёжки.
Литературное направление и жанр
Тэффи в своих рассказах продолжает реалистические сатирические и юмористические традиции Чехова. Но если Чехов в ранних рассказах предпочитал мягкий юмор, то Тэффи чаще прибегала к злой сатире. Так и в рассказе «Экзамен». Тэффи нисколько не сочувствует глупой и даже тупой гимназистке, которая сама виновата в переэкзаменовке и даже не понимает этого. Объектом сатирического осмеяния становится даже не сама Маня Куксина, а вся гимназическая система. Недаром же для имени героини Тэффи выбрала самое распространённое, а фамилия, созвучная со словом «кукситься», указывает на неудачливость и вечное недовольство.
Человекообразные — Тэффи Надежда Александровна
Предисловие
Вот как началось.
«Сказал Бог: сотворю человека по образу Нашему и по подобию Нашему» (Бытие I, 26).
И стало так. Стал жить и множиться человек, передавая от отца к сыну, от предков к потомкам живую горящую душу – дыханье Божье.
Вечно было в нем искание Бога и в признания, и в отрицании, и не меркнул в нем дух Божий вовеки.
Путь человека был путь творчества. Для него он рождался, и цель его жизни была в нем. По преемству духа Божия он продолжал созидание мира.
«И сказал Бог: да произведет земля душу живую по роду ея, скотов и гадов и зверей земных по роду их» (Бытие I, 24).
И стало так.
Затрепетало влажное, еще не отвердевшее тело земное, и закопошилось в нем желание жизни движущимися мерцающими точками – коловратками. Коловратки наполнили моря и реки, всю воду земную, и стали искать, как им овладеть жизнью и укрепиться в ней.
Они обратились в аннелид, в кольчатых червей, в девятиглазых с дрожащими чуткими усиками, осязающими малейшее дыхание смерти. Они обратились в гадов, амфибий, и выползали на берег, и жадно ощупывали землю перепончатыми лапами, и припадали к ней чешуйчатой грудью. И снова искали жизнь, и овладевали ею.
Одни отрастили себе крылья и поднялись на воздух, другие поползли по земле, третьи закостенили свои позвонки и укрепились на лапах. И все стали приспособляться, и бороться, и жить.
И вот, после многовековой работы, первый усовершенствовавшийся гад принял вид существа человекообразного. Он пошел к людям и стал жить с ними. Он учуял, что без человека ему больше жить нельзя, что человек поведет его за собой в царство духа, куда человекообразному доступа не было. Это было выгодно и давало жизнь. У человекообразных не было прежних чутких усиков, но чутье осталось.
* * *
Люди смешались с человекообразными. Заключали с ними браки, имели общих детей. Среди детей одной и той же семьи приходится часто встречать маленьких людей и маленьких человекообразных. И они считаются братьями.
Но есть семьи чистых людей и чистых человекообразных. Последние многочисленнее, потому что человекообразное сохранило свою быстроразмножаемость еще со времени кольчатого девятиглазного периода. Оно и теперь овладевает жизнью посредством количества и интенсивности своего жизнежелания.
* * *
Человекообразные разделяются на две категории: человекообразные высшего порядка и человекообразные низшего порядка.
Первые до того приспособились к духовной жизни, так хорошо имитируют различные проявления человеческого разума, что для многих поверхностных наблюдателей могут сойти за умных и талантливых людей. Но творчества у человекообразных быть не может, потому что у них нет великого Начала. В этом их главная мука. Они охватывают жизнь своими лапами, крыльями, руками, жадно ощупывают и вбирают ее, но творить не могут.
Они любят все творческое, и имя каждого гения окружено венком из имен человекообразных.
Из них выходят чудные библиографы, добросовестные критики, усердные компиляторы и биографы, искусные версификаторы.
Они любят чужое творчество и сладострастно трутся около него.
Переписать стихи поэта, написать некролог о знакомом философе или, что еще отраднее, – личные воспоминания о талантливом человеке, в которых можно исать «мы», сочетать в одном свое имя с именем гения. Сладостная радость жужелицы, которая думает об ангеле: «Мы летаем!…»
В последнее время стали появляться странные, жуткие книги. Их читают, хвалят, но удивляются. В них все. И внешняя оригинальность мысли, и мастерская форма изложения. Стихи со всеми признаками принадлежности их к модной школе. Но чего-то в них не хватает. В чем дело?
Это – приспособившиеся к новому движению человекообразные стали упражняться.
* * *
Человекообразные низшего порядка менее восприимчивы. Они все еще ощупывают землю и множатся, своим количеством овладевая жизнью.
Они любят приобретать вещи, всякие осязаемые твердые куски, деньги.
Деньги они копят не сознательно, как человек, желающий власти, а упрямо и тупо, по инстинкту завладевания предметами. Они очень много едят и очень серьезно относятся ко всяким жизненным процессам. Если вы вечером где-нибудь в обществе скажете: «Я сегодня еще не обедал», – вы увидите, как все человекообразные повернут к вам головы.
* * *
Человекообразное любит труд. Труд это его инстинкт. Только трудом может оно добиться существования человеческого, и оно трудится само и заставляет других трудиться в помощь себе.
Одна мгновенная творческая мысль гения перекидывает человечество на несколько веков вперед по той гигантской дороге, по которой должно пробраться человекообразное при помощи перепончатых лап, тяжелых крыл, кольчатых извивов и труда бесконечного. Но оно идет всегда по той же дороге, вслед за человеком, и все, что брошено гением во внешнюю земную жизнь, – делается достоянием человекообразного.
* * *
Человекообразное движется медленно, усваивает с трудом и раз приобретенное отдает и меняет неохотно.
Человек ищет, заблуждается, решается, создает закон – синтез своего искания и опыта.
Человекообразное, приспособляясь, принимает закон, и, когда человек, найдя новое, лучшее, разрушает старое, – человекообразное только после долгой борьбы отцепляется от принятого. Оно всегда последнее во всех поворотах пути истории.
Там, где человек принимает и выбирает, – человекообразное трудится и приспособляется.
* * *
Человекообразное не понимает смеха. Оно ненавидит смех, как печать Бога на лице души человеческой.
В оправдание себе оно оклеветало смех, назвало его пошлостью и указывает на то, что смеются даже двухмесячные младенцы. Человекообразное не понимает, что есть гримаса смеха, мускульное бессознательное сокращение, встречающееся даже у собак, и есть истинный, сознательный и не всем доступный духовный смех, порождаемый неуловимо-сложными и глубокими процессами.
Герои, сюжет и композиция
Маничка Куксина – удивительный, но часто встречающийся среди девиц экземпляр. Её основная проблема отнюдь не в том, что она не умеет распределять время и сосредоточиться на главном (из трёх дней, отведённых на экзамен, два Маня примеряла корсет). Ученица гимназии совершенно не может установить причинно-следственные связи между явлениями. С её точки зрения, успех сдачи экзамена зависит от усердия и прилежания, но к чему применять это старание, значения не имеет.
Готовясь к географии, Маничка исписала две тетради и кляспапир загадочной фразой «Господи, дай». Очевидно, «дай сдать экзамен». Такое потребительское отношение к Богу как к волшебной палочке, которая исполняет желание сказавшего заклинание, свидетельствует не просто о глупости героини, но о жизненной позиции, свойственной человеку вообще. Однако Тэффи высмеивает не просто свойство русского характера надеяться на авось, порождённое беспечностью (это было бы юмористическое произведение). Сатирическому осмеянию подвергается гимназическая система, порождающая таких Мань.
Крошечный рассказ состоит из трёх частей. В первой описана подготовка Мани к экзамену по географии, во второй – сам экзамен, в третьей – подготовка и экзамен по истории. Вторая часть, кроме Мани, описывает её одноклассниц. Их волнение перед экзаменом естественно, но стратегия успеха почти такая же несостоятельная, как и у Мани. Но если главная героиня надеется на Божью помощь в ответ на её старания (как понятно, приложенные совсем не в том направлении), то одноклассницы прилагали недостаточные усилия, изучив только часть билетов и надеясь уже не на авось, а на собственную хитрость. Их стратегия особого загиба каждой пятёрки билетов могла бы привести к успеху, если бы не стратегия учителя, давно вычислившего хитрость и опытной рукой расправившего все билеты. Он, часть гимназической системы, прилежно борется за знания учениц, очевидно, не научив их учиться.
В третьей части, впрочем, появляется загадочна подруга Лиза Бекина, которая выдержала экзамены и уже перешла в следующий класс. Очевидно, эта ученица действует не согласно гимназической системе, а вопреки ей.
Для того чтобы показать типичность явления, Тэффи описывает второй экзамен, который абсолютно подобен первому: «В классе старая картина. Испуганный шепот и волнение, и сердце первой ученицы, останавливающееся каждую минуту на три часа, и билеты, гуляющие по столу на четырех ножках, и равнодушно перетасовывающий их учитель».
Да и сама Маня перед экзаменом и во время экзамена ведёт себя одинаково, будто никто из участников системы под названием образование не может разрушить смертоносную программу поражения: ни ученики, ни учителя. Разница для Мани состоит только в том, что перед первым экзаменом девочка примеряет целый день корсет, а перед вторым – читает исторический любовный роман «Вторая жена» Марлитта (на самом деле автор – женщина, Евгения Марлитт). Даже сердце первой ученицы перед первым и вторым экзаменом одинаково «каждую минуту останавливается на полчаса». И если для того, чтобы стать первой ученицей, нужно полное отсутствие логики и экзальтация, то неудивительно, что Маня подражает первой ученице именно в этом.
Зато учитель истории ведёт себя не так, как учитель географии. Похоже, он думает, что система гимназической зубрёжки может привести к хорошему результату (этим грешат и современные учителя истории). Поэтому «учитель злится, ехидничает, спрашивает всех не по билетам, а вразбивку».
Другая особенность гимназического обучения, подмеченная писательницей, состоит в том, что ученицы воспринимают не скучную информацию, не суть, а манеру «светской беседы» учителей, ей и подражают. Именно поэтому всё объясняют слова «славятся» в географии и «чревата» в истории. Бедная Маня в этих словах пытается найти хоть какую-то пользу для себя в изучении оторванных от жизни географии с её пампасами и истории с давно ушедшими эпохами.
Текст книги «Мудрый человек»
Надежда Тэффи Мудрый человек
* * *
Тощий, длинный, голова узкая, плешивая, выражение лица мудрое.
Говорит только на темы практические, без шуточек, прибауточек, без улыбочек. Если и усмехнется, так непременно иронически, оттянув углы рта книзу.
Занимает в эмиграции положение скромное: торгует вразнос духами и селедками. Духи пахнут селедками, селедки – духами.
Торгует плохо. Убеждает неубедительно:
– Духи скверные? Так ведь дешево. За эти самые духи в магазине шестьдесят франчков отвалите, а у меня девять. А плохо пахнут, так вы живо принюхаетесь. И не к такому человек привыкает.
– Что? Селедка одеколоном пахнет? Это ее вкусу не вредит. Мало что. Вот немцы, говорят, такой сыр едят, что покойником пахнет. А ничего. Не обижаются. Затошнит? Не знаю, никто не жаловался. От тошноты тоже никто не помирал. Никто не жаловался, что помирал.
Сам серый, брови рыжие. Рыжие и шевелятся. Любил рассказывать о своей жизни. Понимаю, что жизнь его являет образец поступков осмысленных и правильных. Рассказывая, он поучает и одновременно выказывает недоверие к вашей сообразительности и восприимчивости.
– Фамилия наша Вурюгин. Не Ворюгин, как многие позволяют себе шутить, а именно Вурюгин, от совершенно неизвестного корня. Жили мы в Таганроге. Так жили, что ни один француз даже в воображении не может иметь такой жизни. Шесть лошадей, две коровы. Огород, угодья. Лавку отец держал. Чего? Да все было. Хочешь кирпичу – получай кирпичу. Хочешь постного масла – изволь масла. Хочешь бараний тулуп – получай тулуп. Даже готовое платье было. Да какое! Не то что здесь – год поносил, все залоснится. У нас такие материалы были, какие здесь и во сне не снились. Крепкие, с ворсом. И фасоны ловкие, широкие, любой артист наденет – не прогадает. Модные. Здесь у них насчет моды, надо сказать, слабовато. Выставили летом сапоги коричневой кожи. Ах-ах! Во всех магазинах, ах-ах, последняя мода. Ну, я хожу, смотрю, да только головой качаю. Я такие точно сапоги двадцать лет тому назад в Таганроге носил. Вон когда. Двадцать лет тому назад, а к ним сюда мода только сейчас докатилась. Модники, нечего сказать!
А дамы как одеваются! Разве у нас носили такие лепешки на голове? Да у нас бы с такой лепешкой прямо постыдились бы на люди выйти. У нас модно одевались, шикарно. А здесь о моде понятия не имеют.
Скучно у них. Ужасно скучно. Метро да синема. Стали бы у нас в Таганроге так по метро мотаться? Несколько сот тысяч человек ежедневно по парижским метро проезжает. И вы станете меня уверять, что все они по делу ездят? Ну, это, знаете, как говорится, ври да не завирайся. Триста тысяч человек в день, и все по делу! Где же эти их дела-то? В чем они себя оказывают? В торговле? В торговле, извините меня, застой. В работах тоже, извините меня, застой. Так где же, спрашивается, дела, по которым триста тысяч человек день и ночь, вылупя глаза, по метро носятся? Удивляюсь, благоговею, но не верю.
На чужбине, конечно, тяжело и многого не понимаешь. Особливо человеку одинокому. Днем конечно, работаешь, а по вечерам прямо дичаешь. Иногда подойдешь вечером к умывальнику, посмотришь на себя в зеркальце и сам себе скажешь:
«Вурюгин, Вурюгин! Ты ли это богатырь и красавец? Ты ли это торговый дом? И ты ли это шесть лошадей, и ты ли это две коровы? Одинокая твоя жизнь и усох ты, как цветок без корня».
И вот должен я вам сказать, что решил я как-то влюбиться. Как говорится – решено и подписано. И жила у нас на лестнице в нашем отеле «Трезор» молоденькая барынька, очень милая и даже, между нами говоря, хорошенькая. Вдова. И мальчик у нее был пятилетний, славненький. Очень славненький был мальчик.
Дамочка ничего себе, немножко зарабатывала шитьем, так что не очень жаловалась. А то знаете – наши беженки – пригласишь ее чайку попить, а она тебе, как худой бухгалтер, все только считает да пересчитывает: «Ах, там не заплатили пятьдесят, а тут недоплатили шестьдесят, а комната двести в месяц, а на метро три франка в день». Считают да вычитают – тоска берет. С дамой интересно, чтобы она про тебя что-нибудь красивое говорила, а не про свои счеты. Ну, а эта дамочка была особенная. Все что-то напевает, хот
…
конец ознакомительного фрагмента