Особенности любовной лирики лермонтова сочинение егэ

Огромное место в лирике М. Ю. Лермонтова занимает любовная тема. Более трети его стихотворений посвящено именно ей. Перелистывая томик Лермонтова, читатель с замиранием сердца натыкается на то или иное стихотворение, в котором соединены все веяния и чаяния великого русского поэта.
Традиции русской любовной поэзии, которые имели место быть до появления «звезды» Лермонтова, были многогранны и разнообразны. Но в 20 годах 19 века поэты воспевали любовь, которая имела абстрактную форму, но, не привязывая это чувство к реальности и существовавшим на Земле людям: знакомым и возлюбленным. Таким образом, сам персонаж возлюбленной был несколько идеален, не отожествлен ни с чем, разве только с божественным началом. Совершенно очевидно, что он не имел под собой ничего реального. Впервые индивидуальность женщины, как возлюбленной, так и не получившей своей доли страсти, была воспета Пушкиным. Почти каждая
его женщина, которой он посвятил свои стихи — это личность, не говоря уже об иных достоинствах дам. Лермонтов, в этом смысле поддержал тенденцию великого поэта и тоже наделил образы женщин индивидуальностью.
Любовная лирика молодого Лермонтова посвящена конкретной особе. Это Анна Столыпина. Кроме того, самый обширный цикл был ориентирован на Наталью Иванову и Варвару Лопухину. Можно было — бы назвать еще несколько фамилий, но дело в другом: очевидно, что Лермонтов был влюбчив, юн и безудержен в своих пылких чувствах!
По аналогии с Пушкиным, можно сказать, что любовная лирика Лермонтова автобиографичная. По ней можно проследить не только переживания поэта, но и характер его отношений с той особой, которой он посвятил свое произведение. Кстати сказать, Лермонтов не избегает стандартов при описании женской красоты, но от этого его поэзия никак не теряет своей изысканности и уникальности, а также превосходства. Какие же штаммы использует в своих стихотворениях поэт? Возьмем, хотя бы такие, как («прелестный взор», «чудные глаза» и т.п.).
В произведениях, которые адресованы Е. Сушковой, автор прямо говорит об обиде девушке за ее поведение: притворное внимание», «остроту речей», насмешливое обращение с героем, бездушие. Историю этих отношений можно прочесть в стихотворении «Благодарю».
Более зрелая тема, относящаяся к любовной лирике, адресована Н. Ивановой. В произведениях Лермонтова ожидание любви пронизано испытанием, а главное — ощущением трагической развязки. Самое удивительное состоит т в том, что это свойство лирики поэта контрастирует с тем светлым, что есть в лирике Пушкина. Отличие Лермонтова от лирики Пушкина состоит в том, что герой Лермонтова — всегда несчастен в любви. В нем, пожалуй, нет той удали, которая свойственна пушкинским героям. Каждый раз герои Лермонтова — это мужчины, которые жестоко обманываются в своих чувствах!
Но не стоит думать, что герои Лермонтова никогда не ощущают на себе счастье! Редкие минутки этого светлого чувства все-таки бывают. И об этом пишет поэт: «С души как бремя скатится Сомненье далеко — И верится, и плачется, И так легко, легко… » Лермонтов анализирует чувства возлюбленного и непонимание своих отношений с той женщиной, которая любит его. Кроме того, поэт пытается понять сущность отношений между мужчиной и женщиной. Он, как тонкий психолог, ввергается в очень сложную сферу взаимоотношений. Кроме того, в любовную лирику поэта вплетается постепенно и гражданская тема. Он винит своих дам в том, что общество, которое кишит сплетнями, им дороже. При этом Лермонтов прекрасно понимает, что в интимную сферу любого человека вплетается социум, вернее, его влияние.
По-особенному поэт относился к В. А. Лопухиной. В ней он сразу почувствовал родственную себе душу. Это называется простым словом — духовная близость. Обращаясь к Лопухиной, он назвал ее «товарищем» и «лучом путеводителем». Вполне естественно, что стихотворения поэта, адресованные Лопухиной, были полны просветленной любви и грусти, которая существует при расхождении реальности и мечты. Кроме того, произведения к Лопухиной дышали трагизмом души поэта из-за неразделенной любви и невозможности совместного счастья! Поэт чувствует, что его век недолог. Удивительно, но об этом он пишет в своих стихотворениях:
«Душа моя должна прожить в земной неволе Не долго. Может быть, я не увижу боле Твой взор, твой милый взор, столь нежный для других»

1. Особое место любовной лирики в литературе.
2. Неразделенная любовь юного поэта.
3. Любовная тема в творчестве Лермонтова.
4. Обзорный анализ любовных стихотворений.
Любовная тема в лирике любого поэта занимает особенное место. Это связано с тем, что слишком многое оказывается биографичным. У поэта со счастливой судьбой и стихотворения будут светлыми. И наоборот, несчастья в любви рождают прекрасные, трогательные, но невероятно стихотворные строки.
По любовной лирике можно прочитать и жизненную любовную историю поэта, тем более что мало стихотворений такого рода оказывается без подписи, эпиграфа или другого намека на реальный прототип лирической героини. Конечно, для каждого поэта тема любви оказывается сугубо индивидуальной и неповторимой, но общие мотивы — радость, ревность, печаль от неразделенных чувств — все-таки остаются универсальными понятиями.
С именем М. Ю. Лермонтова связывают новую страницу в истории русской литературы. Часто рассматривают творчество поэта как исполненное трагизмом и драматизмом. Это рассмотрение не случайно. Много трагичного было в жизни поэта, гражданина, человека, однако много трагичного окружало его в повседневности. Это делало общение со светским обществом тяжким и безысходным. Много стихотворений было написано писателем в 30-х годах XIX века, а это тяжелое для России время — время реакции, недоверия к властям и народу, ссылок. Позднее, характеризуя этот период и общее настроение народа, В. Г. Белинский напишет: «Без отрицания жизнь превратится в стоячее и вонючее болото».
Это высказывание стало верной характеристикой творчества поэта, балансирующего на грани между романтизмом мечтаний и идей и печальной, удручающей действительностью. Это противоречие, плотно вошедшее в лирику Лермонтова, приобрело невероятное напряжение. В произведениях неслыханное до этого сочетание — беспощадное отрицание всего грязного, грубого, вещного и могучий полет чистой поэтической мечты. Романтизм Лермонтова основан на вере в существование иного мира, иной жизни, где человек может любить и обрести счастье.
Любовь для Лермонтова — особое, ни с чем не сравнимое чувство, потому для нее отведено особенное место в творческих исканиях. И. С. Тургенев скажет о нем впоследствии: «По тому, как может любить человек, мы можем судить о его внутренней зрелости».
Формирование личности поэта произошло очень рано — в пятнадцать лет его характер был окончательно сформирован и представлял из себя целостную и динамичную картину. Уже в этом возрасте на свет появляются первые стихотворения о любви, отличающиеся глубоким философским и психологическим содержанием. В дневнике юный поэт пишет: «Мне жизнь все как-то коротка, и все боюсь, что не успею свершить чего-то». Идеалы поэта прекрасны, но недостижимы: он мечтает не просто об изменении уровня жизни, а о наступлении «вечного блаженства». Ему необходимы изменения низменной человеческой сущности, разрешения противоречий, на каждом шагу встречающихся в этом далеком от идеала мире. Вечное существование — вершина поэтических помыслов Лермонтова. Однако даже оно не принесет поэту счастья.
Любовная лирика поэта не случайно проникнута нотками трагизма. Она омрачена единственной и неразделенной любовью к другу юности — В. А. Лопухиной. Поэт видит невозможность счастливых отношений и сознательно удаляется от этой любви от мира, окружая себя романтическим ореолом мученичества:
Душа моя должна прожить в земной неволе
Недолго. Может быть, я не увижу боле
Твой взор, твой милый взор, столь нежный для других.
Отчужденность от мирских страстей подчеркивается поэтом в тексте стихотворения следующей строкой: «Чего б то ни было земного, но я не сделаюсь рабом».
Для поэта не существует понятия скоротечной, приземленной любви — это чувство единственно вечно и прекрасно. Иногда он отходит в сторону от своих верований, но эти строки — минутная слабость поэта:
У ног других не забывал
Я взор твоих очей.
Любя других, я лишь страдал
Любовью прежних дней.
Любовь простая, человеческая, кажется поэту только обузой, помехой. В произведении «Я не унижусь пред тобою» он говорит о том, что под напором вдохновения отступают и теряют для него страсти, способные скинуть его душу в бездну отчаяния и злобы. Любовь для него имеет роковой, судьбоносный характер:
Меня спасало вдохновенье
От мелочных сует,
Но от своей души спасенья
И в самом счастье нет.
Еще одно стихотворение «Сонет» также способно прояснить для читателя понимание любви в лирике Лермонтова. В этом произведении поэт противопоставляет свои идеальные воззрения и мечтания унылой безысходности действительности:
Я памятью живу с увядшими мечтами,
Виденья прежних лет толпятся предо мной,
И образ твой меж них, как месяц в час ночной,
Между бродящими блистает облаками.
В этом главное отличие лирики поэта от аналогичных произведений А. С. Пушкина. Для него любовь — божественный светлый дар. Это чувство свято и радостно. В его стихотворениях нет привнесенного извне трагизма, ведь любовь только сладостный, чарующий, прекрасный миг в жизни каждого человека. Поэтому во многом любовная лирика Пушкина оказывается более реалистичной, несмотря на проступающие иногда пессимистические нотки.
У Лермонтова любовь — высокое, неземное, непостижимое чувство. При этом оно всегда неразделенное или утраченное. Стихотворение «Валерик», часть которого стала самостоятельным произведением — романсом — передает читателю этот трагизм:
Безумно ждать любви заочной?
В наш век все чувства лишь на срок;
Но я вас помню…
Для поэта характерным и традиционным становится мотив неверной любви, разлуки по вине любимой, но оказавшейся недостойной высоких и светлых чувств женщины. Разлад между действительностью и мечтой, характерный для романтического направления в лирике, оказывается убийственным для божественного чувства, разрушает его без остатка.
Лирика Лермонтова многое дает для понимания мировоззрения, мировосприятия поэта. В стихотворениях видна глубина и чистота, с которой он воспринимает жизнь, душевные переживания и богатство внутреннего мира поэта. Он ищет гармонию, вечную свободу и настоящие, подлинные чувства, но найти это ему не позволяет несовершенство мира и общества:
…Страдания человека —
В противоречивости чувств:
Никто не получал, чего хотел.
А что любил?..
У нас большая база и мы ее постоянно пополняем, и поэтому если вы не нашли, то пользуйтесь поиском
В нашей базе свыше 15 тысяч сочинений
Сохранить сочинение:

Любовь… Наверное, это одно из самых часто употребляемых в литературе и в повседневной жизни слов. В то же время именно оно содержит в себе наибольшее количество противоречивых смыслов. Из-за любви люди шли на подвиг, и из-за нее же совершали страшные преступления. Ею наполнены все романтические сюжеты, многие виды искусства в культуре всех времен художественной жизни человека. Это чувство, которое философы разных времен определяли как «корень жизни», «восхитительнейшее благо», «мерило человечности», «то, на чем держится мир».
Важной чертой лермонтовской лирики является сочетание в ней гражданского, философского и личного содержания. Лирический герой Лермонтова – носитель индивидуального характера. Это поэт-мыслитель и гражданин, размышляющий о свободе и рабстве, о жизни и смерти, о судьбе своей Родины и, вместе с тем, человек, отдающийся впечатлениям личной жизни, и прежде всего любви. Традиции русской любовной лирики, существовавшие до Лермонтова, были богаты и разнообразны. Стихи молодого поэта об этом прекрасном чувстве автобиографичны и поэтому эмоциональны и проникновенны.
Любовные стихотворения Михаила Юрьевича не были выделены в отдельные сборники. Как правило, стихи он адресовал своим возлюбленным. Например, в творениях, посвященных Е.Сушковой, вырисовывался ее «светский» облик: «притворное внимание», «острота речей», насмешливое обращение с героем, бездушие и обида от неразделенной любви пробуждает в лирическом герое чувство гордости и вызывает его на борьбу со своими чувствами и с любимой, которую он не желает прощать:
Ничто не сблизит больше нас,
Ничто мне не отдаст покой…
Хоть в сердце шепчет чудный глас:
Я не могу любить другой.
Иной женский образ рисует поэт в стихах, посвященных В.Лопухиной. В этой женщине поэта больше всего волнует «чудная простота» и неспособность «лицемерить», она противопоставляется идеалу светской красавицы. Лирический герой не случайно называет ее своим «лучом-путеводителем» («Мы случайно сведены судьбою…»). Эта любовь была искренней и чистой:
Она гордой красотою
Прельщает юношей живых.
Она не водит за собою
Толпу вздыхателей немых.
Эти строки поэт посвятил Лопухиной. Герой любовной лирики Лермонтова обладает сложным характером и особым мировоззрением, он наделен сомнениями и мечтами о своем высоком предназначении. Слова о любви смешиваются в его монологах с заветными мыслями о себе и о мире. При этом одной из главных индивидуальных особенностей лермонтовской поэзии о любви является связанная с ней надежда, чаще всего несбыточная, на то, что любовь избавит его от одиночества. Влюблённый герой Лермонтова часто страдает от любви, но в своем чувстве он слишком горд, а романтические переживания не могут заглушить в нем чувства собственного достоинства:
Я горд! Прости! люби другого,
Мечтай любовь найти в другом;
Чего б то ни было земного,
Я не соделаюсь рабом.
Лирический герой – романтик с бурей чувств и эмоций. Любовные стихотворения представляют собой откровения, раскрывающие поэта с разных, порой неожиданных сторон.
Стихотворение «Нет, не тебя так пылко я люблю» – небольшое по объему, его нередко называют «таинственным разговором». Оно заключает в себе глубокий смысл, это своеобразное прощание с юностью и любовью; реальная история из жизни, которую очень изящно и тонко рисует автор. Обращаясь к бывшей возлюбленной, Лермонтов усиливает впечатление за счет отрицаний:
Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня красы твоей блистанье:
Люблю в тебе я прошлое страданье
И молодость погибшую мою.
Поэт всю жизнь был верен себе, горд, всегда имел свою точку зрения. Возможно, поэтому он испытывал муки одиночества, его не понимало общество, да и не хотело понимать. Любовь в лирике Лермонтова трагична, как и многое в его жизни. Это краткий миг, яркая вспышка в монотонной обыденности, которая внезапно озаряет человеческую жизнь, и так же внезапно пропадает, оставляя лишь воспоминания и досаду.
Другой частый мотив у поэта – мотив несостоявшейся любви, которой так и не суждено было озарить своим ярким светом две одинокие любящие души:
Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи.
Поэты по-особому воспринимают окружающий мир, они тоньше воспринимают и чувства, и эмоции. Они более впечатлительны. Жизнь Лермонтова полна поисков, скитаний и противоречий. Хотя поэт прожил недолгую жизнь, но она была яркой, оставившей заметный след, который сумел пройти сквозь века. Такой же была и любовь в стихах поэта – яркой, противоречивой, возвышенной, эмоционально-острой, с трагичным финалом. Но таков был его выбор: искать, находить, лишать себя покоя, отдавшись чувствам. Любовь – это сладостная мука, жизнь без которой – не жизнь, а существование, лишенное ярких красок.
Беру!

1. Каковы особенности личности Максима Максимыча, проявившиеся в приведённом эпизоде?
2. Какими художественными средствами передано отношение Максима Максимыча к Бэле?
Четверть часа спустя Печорин вернулся с охоты; Бэла бросилась ему на шею, и ни одной жалобы, ни одного упрёка за долгое отсутствие… Даже я уж на него рассердился.
– Помилуйте, – говорил я, – ведь вот сейчас тут был за речкою Казбич, и мы по нём стреляли; ну, долго ли вам на него наткнуться? Эти горцы народ мстительный: вы думаете, что он не догадывается, что вы частию помогли Азамату? А я бьюсь об заклад, что нынче он узнал Бэлу. Я знаю, что год тому назад она ему больно нравилась, – он мне сам говорил, – и если б надеялся собрать порядочный калым, то, верно, бы посватался…
Тут Печорин задумался. «Да, – отвечал он, – надо быть осторожнее… Бэла, с нынешнего дня ты не должна более ходить на крепостной вал».
Вечером я имел с ним длинное объяснение: мне было досадно, что он переменился к этой бедной девочке; кроме того, что он половину дня проводил на охоте, его обращение стало холодно, ласкал он её редко, и она заметно начинала сохнуть, личико её вытянулось, большие глаза потускнели. Бывало, спросишь её: «О чем ты вздохнула, Бэла? ты печальна?» – «Нет!» – «Тебе чего-нибудь хочется?» – «Нет!» – «Ты тоскуешь по родным?» – «У меня нет родных». Случалось, по целым дням, кроме «да» да «нет», от неё ничего больше не добьёшься.
Вот об этом-то я и стал ему говорить. «Послушайте, Максим Максимыч, – отвечал он, – у меня несчастный характер; воспитание ли меня сделало таким, Бог ли так меня создал, не знаю; знаю только то, что если я причиною несчастия других, то и сам не менее несчастлив; разумеется, это им плохое утешение – только дело в том, что это так. В первой моей молодости, с той минуты, когда я вышел из опеки родных, я стал наслаждаться бешено всеми удовольствиями, которые можно достать за деньги, и, разумеется, удовольствия эти мне опротивели. Потом пустился я в большой свет, и скоро общество мне также надоело; влюблялся в светских красавиц и был любим, – но их любовь только раздражала моё воображение и самолюбие, а сердце осталось пусто… Я стал читать, учиться – науки также надоели; я видел, что ни слава, ни счастье от них не зависят нисколько, потому что самые счастливые люди – невежды, а слава – удача, и чтоб добиться её, надо только быть ловким. Тогда мне стало скучно… Вскоре перевели меня на Кавказ: это самое счастливое время моей жизни. Я надеялся, что скука не живет под чеченскими пулями, – напрасно: через месяц я так привык к их жужжанию и к близости смерти, что, право, обращал больше внимание на комаров, – и мне стало скучнее прежнего, потому что я потерял почти последнюю надежду. Когда я увидел Бэлу в своем доме, когда в первый раз, держа её на коленях, целовал её черные локоны, я, глупец, подумал, что она ангел, посланный мне сострадательной судьбою… Я опять ошибся: любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой. Если вы хотите, я её ещё люблю, я ей благодарен за несколько минут довольно сладких, я за неё отдам жизнь, – только мне с нею скучно… Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я также очень достоин сожаления, может быть, больше, нежели она: во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное; мне все мало: к печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя становится пустее день ото дня; мне осталось одно средство: путешествовать. Как только будет можно, отправлюсь – только не в Европу, избави Боже! – поеду в Америку, в Аравию, в Индию, – авось где-нибудь умру на дороге! По крайней мере, я уверен, что это последнее утешение не скоро истощится, с помощью бурь и дурных дорог». Так он говорил долго, и его слова врезались у меня в памяти, потому что в первый раз я слышал такие вещи от двадцатипятилетнего человека, и, Бог даст, в последний… Что за диво! Скажите-ка, пожалуйста, – продолжал штабс-капитан, обращаясь ко мне, – вы вот, кажется, бывали в столице, и недавно: неужели тамошняя молодежь вся такова?
Я отвечал, что много есть людей, говорящих то же самое; что есть, вероятно, и такие, которые говорят правду; что, впрочем, разочарование, как все моды, начав с высших слоев общества, спустилось к низшим, которые его донашивают, и что нынче те, которые больше всех и в самом деле скучают, стараются скрыть это несчастье, как порок. Штабс-капитан не понял этих тонкостей, покачал головою и улыбнулся лукаво:
– А все, чай, французы ввели моду скучать?
– Нет, англичане.
– А-га, вот что!.. – отвечал он, – да ведь они всегда были отъявленные пьяницы!
Я невольно вспомнил об одной московской барыне, которая утверждала, что Байрон был больше ничего, как пьяница. Впрочем, замечание штабс-капитана было извинительнее: чтоб воздерживаться от вина, он, конечно, старался уверять себя, что все в мире несчастия происходят от пьянства.
(М.Ю. Лермонтов, «Герой нашего времени»)

Любовь… Наверное, это одно из самых часто употребляемых в литературе и в повседневной жизни слов. В то же время именно оно содержит в себе наибольшее количество противоречивых смыслов. Из-за любви люди шли на подвиг, и из-за нее же совершали страшные преступления. Ею наполнены все романтические сюжеты, многие виды искусства в культуре всех времен художественной жизни человека. Это чувство, которое философы разных времен определяли как «корень жизни», «восхитительнейшее благо», «мерило человечности», «то, на чем держится мир».
Важной чертой лермонтовской лирики является сочетание в ней гражданского, философского и личного содержания. Лирический герой Лермонтова — носитель индивидуального характера. Это поэт-мыслитель и гражданин, размышляющий о свободе и рабстве, о жизни и смерти, о судьбе своей Родины и, вместе с тем, человек, отдающийся впечатлениям личной жизни, и прежде всего любви. Традиции русской любовной лирики, существовавшие до Лермонтова, были богаты и разнообразны. Стихи молодого поэта об этом прекрасном чувстве автобиографичны и поэтому эмоциональны и проникновенны.
Любовные стихотворения Михаила Юрьевича не были выделены в отдельные сборники. Как правило, стихи он адресовал своим возлюбленным. Например, в творениях, посвященных Е. Сушковой, вырисовывался ее «светский» облик: «притворное внимание», «острота речей», насмешливое обращение с героем, бездушие и обида от неразделенной любви пробуждает в лирическом герое чувство гордости и вызывает его на борьбу со своими чувствами и с любимой, которую он не желает прощать:
Ничто не сблизит больше нас,
Ничто мне не отдаст покой…
Хоть в сердце шепчет чудный глас:
Я не могу любить другой.
Иной женский образ рисует поэт в стихах, посвященных В.Лопухиной. В этой женщине поэта больше всего волнует «чудная простота» и неспособность «лицемерить», она противопоставляется идеалу светской красавицы. Лирический герой не случайно называет ее своим «лучом-путеводителем» («Мы случайно сведены судьбою…»). Эта любовь была искренней и чистой:
Она гордой красотою
Прельщает юношей живых.
Она не водит за собою
Толпу вздыхателей немых.
Эти строки поэт посвятил Лопухиной. Герой любовной лирики Лермонтова обладает сложным характером и особым мировоззрением, он наделен сомнениями и мечтами о своем высоком предназначении. Слова о любви смешиваются в его монологах с заветными мыслями о себе и о мире. При этом одной из главных индивидуальных особенностей лермонтовской поэзии о любви является связанная с ней надежда, чаще всего несбыточная, на то, что любовь избавит его от одиночества. Влюблённый герой Лермонтова часто страдает от любви, но в своем чувстве он слишком горд, а романтические переживания не могут заглушить в нем чувства собственного достоинства:
Я горд! Прости! люби другого,
Мечтай любовь найти в другом;
Чего б то ни было земного,
Я не соделаюсь рабом.
Лирический герой — романтик с бурей чувств и эмоций. Любовные стихотворения представляют собой откровения, раскрывающие поэта с разных, порой неожиданных сторон.
Стихотворение «Нет, не тебя так пылко я люблю» — небольшое по объему, его нередко называют «таинственным разговором». Оно заключает в себе глубокий смысл, это своеобразное прощание с юностью и любовью; реальная история из жизни, которую очень изящно и тонко рисует автор. Обращаясь к бывшей возлюбленной, Лермонтов усиливает впечатление за счет отрицаний:
Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня красы твоей блистанье:
Люблю в тебе я прошлое страданье
И молодость погибшую мою.
Поэт всю жизнь был верен себе, горд, всегда имел свою точку зрения. Возможно, поэтому он испытывал муки одиночества, его не понимало общество, да и не хотело понимать. Любовь в лирике Лермонтова трагична, как и многое в его жизни. Это краткий миг, яркая вспышка в монотонной обыденности, которая внезапно озаряет человеческую жизнь, и так же внезапно пропадает, оставляя лишь воспоминания и досаду.
Другой частый мотив у поэта — мотив несостоявшейся любви, которой так и не суждено было озарить своим ярким светом две одинокие любящие души:
Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи.
Поэты по-особому воспринимают окружающий мир, они тоньше воспринимают и чувства, и эмоции. Они более впечатлительны. Жизнь Лермонтова полна поисков, скитаний и противоречий. Хотя поэт прожил недолгую жизнь, но она была яркой, оставившей заметный след, который сумел пройти сквозь века. Такой же была и любовь в стихах поэта — яркой, противоречивой, возвышенной, эмоционально-острой, с трагичным финалом. Но таков был его выбор: искать, находить, лишать себя покоя, отдавшись чувствам. Любовь — это сладостная мука, жизнь без которой — не жизнь, а существование, лишенное ярких красок.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
Глава 1. Особенности творчества М.Ю. Лермонтова
.1. Поэтическая традиция в творчестве М.Ю. Лермонтова
.2. Отражение пушкинской лирики в творчестве Лермонтова
Глава 2. Тема любви в лирике Лермонтова
.1. Любовная лирика М.Ю. Лермонтова
.2. Цикл стихотворений к Н.Ф.И.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ВВЕДЕНИЕ
Любовь. Неисчерпаемость этой темы очевидна. Во все времена, судя по дошедшим до нас сказаниям и преданиям разных народов, она волновала сердца и умы людей. Любовь – это самая сложная, таинственная и парадоксальная реальность, с которой сталкивается человек. И не потому, как обычно считается, что от любви до ненависти всего один шаг, а потому, что «ни просчитать, ни вычислить» любовь нельзя! В любви невозможно быть мелочным и бездарным – здесь требуются щедрость и талантливость, зоркость сердца, широта души, добрый, тонкий ум и многое-многое другое, чем в изобилии наделила нас природа, и что неразумно мы растрачиваем и притупляем в нашей суетной жизни. Поэты и писатели, философы и мистики, художники и композиторы разных эпох обращались к этой вечной теме, пытаясь средствами своего жанра выразить очарование, гармонию, драматизм любви, постичь ее тайну. Сегодня человечество располагает колоссальным историко-литературным материалом для осмысления феномена любви.
М.Ю. Лермонтов – очень сложное явление в истории литературной жизни России. Поэт, проживший всего 26,5 лет и оставивший относительно небольшое литературное наследство, до сих пор остается неразгаданной и до конца не понятой личностью. В литературной критике творчества Лермонтова, начиная с прижизненных публикаций и кончая сегодняшним днем, можно наблюдать острую борьбу мнений, подчас полностью противоположных, искусственные выпрямления, идейные затемнения и неизбежное проявление исторической ограниченности – черты, в которых отразился ход развития русской истории и русской культуры со всеми его противоречиями.
Гоголь, со слов Жуковского, определил существо лермонтовской поэзии словом “безочарование”. Люди различных эпох, различного душевного строя, умственных сил, религиозных устремлений сходились в общем “безочаровании” от Лермонтова. Гоголь в статье о русской лирике уделил Лермонтову места менее, чем Языкову. Ценитель и друг Жуковского, Пушкина, Гоголя Плетнев дал такую оценку Лермонтова: “Это был после Байрона и Пушкина фокусник, который гримасами своими умел толпе напомнить своих предшественников. Придет время, и о Лермонтове забудут”. Такое мнение разделялось едва ли не большинством знавших Лермонтова людей. Иван Аксаков: “Поэзия Лермонтова – это тоска души, болеющей от своей собственной пустоты вследствие безверия и отсутствия идеалов”. Достоевский выразился про своего Ставрогина: “в злобе выходил прогресс даже против Лермонтова”.
В.Г. Белинский, поначалу также принадлежавший к этому лагерю, впоследствии переменил свое мнение о Лермонтове. Собственно с его работ и началось изучение творчества Лермонтова в литературоведческом плане.
Очень важны в раскрытии лермонтовского творчества статьи о нем Аполлона Григорьева, боровшегося с Лермонтовым, тяготевшего к нему и во многом глубоко его постигавшего. Также как и Шевырев он боролся с “гордыней духа”, занесенной с Запада.
На рубеже XIX и XX веков были предприняты попытки найти трансцендентные основания для суждений о поэте, не перестававшем смущать и тревожить русских критиков. Движение в этом направлении ясно обозначил, например, очерк С.А. Андреевского «М.Ю. Лермонтов» (1890). Автор сразу же вынес вопрос о смысле и значении творчества Лермонтова за пределы общественной истории вообще. Причину, породившую разлад поэта с окружающим миром, критик видел в непреодолимом презрении ко всему земному бытию, а источник этого презрения находил в тяготении Лермонтова к сверхчувственной сфере, в постоянно присущем ему сознании своей реальной связи с потусторонним. Соответственно значимость лермонтовских произведений связывалась уже не с противостоянием политическому «безвременью» и не с поворотом к народной «почве», а с постижением тайны мироздания, с возможностью «космической точки зрения» на современность, с богоборческой позицией героев Лермонтова и его собственной, с мистическим пониманием любви, открывающим в ней проявление Вечной Женственности. Наконец, значение Лермонтова связывалось с «божественным величием духа», которое обнаруживалось в бесстрашном и гордом лермонтовском пессимизме, тоже «космическом и надвременном».
Все эти мотивы были развиты предсимволистской, символистской и околосимволистской критикой; на протяжении первого десятилетия XX века они превратились в устойчивую систему. Основанием системы со временем стал принцип, провозглашенный А.А. Блоком («Педант о поэте», 1906). Единственным путем, ведущим к постижению Лермонтова, Блок считал «творческое провидение», разгадывание тайны лермонтовского образа, который «темен, отдален и жуток» для каждого чуткого читателя.
Для символистов владевшее Лермонтовым настроение было не поэтической позой (пусть даже подкрепленной сильными эмоциями), а подлинно мистическим переживанием. Они настойчиво повторяли мысль о противоречии между «нездешней» лермонтовской душой с ее «пророческой тоскою» и ограниченностью лермонтовского сознания, не подготовленного к пророческой миссии. В этом контексте представление о катастрофизме лермонтовской судьбы сразу же приобретало черты космической тайны: несостоявшийся пророк оказывался жертвой своего неосуществимого, из иных сфер заданного назначения; речь шла о его обреченности на мучительную раздвоенность и конечную гибель (иногда в религиозном смысле этого слова). И, разумеется, исключалась мысль об осуществлении назначения собственно поэтического: в лермонтовской поэзии находили стихийную магическую силу, способную зачаровать, но не обнаруживали силы преобразующей, теургической.
Весь этот комплекс идей стройно воплотился, к примеру, в статьях А. Белого 1903-1911 годов, в этюде В.В. Розанова «М.Ю. Лермонтов: (К 60-летию кончины)» (1901), в статье Б.А. Садовского «Трагедия Лермонтова» (1911), в статье В.Я. Брюсова «М.Ю. Лермонтов» (1914). Отзвуки тех же идей заметны и в работе П.Н. Сакулина «Земля и небо в поэзии Лермонтова». Однако главным событием в становлении символистских интерпретаций Лермонтова была полемика Д.С. Мережковского с Вл.С. Соловьевым.
В лекции Соловьева «Судьба Лермонтова», впервые прозвучавшей в 1899 году, а позднее опубликованной в виде статьи под заглавием «Лермонтов», резкое осуждение личности и творчества поэта было обосновано развернутой философской концепцией. Исходный тезис этой концепции явился впоследствии опорой для всех суждений символистов о Лермонтове. Согласно мысли Соловьева, Лермонтов обладал божественными по своей исключительности духовными возможностями. Их обладатель мог бы стать пророком, равновеликим пророкам библейским. Тем более значимым оказывался тот факт, что пророком Лермонтов не стал.
Обнаруженное противоречие философ объяснял тем, что Лермонтов выбрал для себя ложный путь, предопределенный безнравственностью его сознания. Божественное дарование обязывало его пойти по пути «истинного сверхчеловечества», идеальным воплощением которого явился путь Христа, и преодолеть в себе ограниченность грешной, смертной человеческой природы. Вместо этого Лермонтов оправдывал и эстетизировал зло (т. е. грех), тем самым позволяя ему завладеть своей душою. Не менее важным Соловьев считал то, что грех завладевал душами других людей, пленявшихся невероятной красотой эстетизации зла в лермонтовских стихотворениях и поэмах.
Находя в душе и поэзии Лермонтова живое религиозное чувство, философ, однако, не находил в самом этом чувстве какой-то спасительной силы. Причина усматривалась в том, что религиозное чувство не приводило Лермонтова к смирению. А религиозность, чуждая смирению, полагал Соловьев, неизбежно приобретала характер тяжбы с Богом и в конечном счете лишь усугубляла лермонтовский демонизм, лермонтовский разлад с миром. Анализируя драму Лермонтова, Соловьев признавал возможными лишь два варианта ее разрешения. Или, в самом деле стать истинным сверхчеловеком, поборов в себе зло и связанную с ним ограниченность. Или отказаться от всяких притязаний на исключительность, раз и навсегда признав себя обыкновенным смертным. Третьим вариантом может быть только гибель.
Именно этот вариант и избрал для себя Лермонтов, по убеждению Соловьева. Смерть поэта, да и всю его судьбу, философ считал гибелью в самом серьезном – мистическом – смысле слова «гибель» (так зародился еще один мотив, который вошел позднее в число ключевых суждений символистов о Лермонтове). Сделанные Соловьевым оговорки не изменяли существа его позиции: эта была типичная для многих интерпретаторов Лермонтова позиция обвинителя.
Прошло несколько лет, и прозвучала резкая полемическая отповедь защитника. Возражения исходили от Д.С. Мережковского. В 1909 году они были опубликованы трижды, с различными вариантами одного и того же заглавия: «М.Ю. Лермонтов: Поэт сверхчеловечества».
Мережковский с готовностью признавал несмиренность и демонизм Лермонтова, но, в отличие от своего предшественника-оппонента, находил в них ценное содержание. Согласно Мережковскому, смирение, которое проповедовали Вл. Соловьев и вся верная традиционному христианству религиозная русская мысль, на самом деле было и осталось смирением рабьим. Путь к подлинному религиозному смирению, считал Мережковский, ведет через несмиренность и бунт. Мережковский выходил далее к теме «святого богоборчества», которое, по его убеждению, утрачено традиционным христианством, в то время как для подлинной религиозности оно необходимо.
Мережковский убеждал своих читателей в том, что духовная драма Лермонтова намечает путь, ведущий именно к «святому богоборчеству». Или, если воспользоваться терминологией Вл. Соловьева, выводит на путь «истинного сверхчеловечества». В конце концов все сводилось к антиномии двух правд – земной и небесной. Их абсолютное противопоставление погубило, по мысли Мережковского, христианское вероучение: религия стала безжизненной, а жизнь безрелигиозной. Мережковский видел выход в новой религии, которая должна прийти на смену христианской. В этом контексте и приобретал смысл его спор с оценкой Лермонтова в лекции-статье Соловьева. Мережковский был уверен, что духовный опыт Лермонтова указывает путь к спасительному религиозному обновлению.
Речь шла о движении мимо Христа – к религии Матери. А эта последняя трактовалась (не без влияния Иоахима Флорского) как религия Святого Духа, или Третьего Завета. Всем смыслом своих духовных стремлений, доказывал Мережковский, Лермонтов протестовал против подавления какой-либо из двух противопоставляемых христианством великих правд и всем смыслом своего творчества взывал к их немыслимому для христианства воссоединению.
Детализированное изучение Лермонтова в духе старой академической науки началось главным образом в последние десятилетия ХIХ века и было продолжено в нашем столетии. Сторонники этого воззрения видели в Лермонтове крайнего индивидуалиста, выразителя “чисто отрицательного взгляда”, скептического романтика, сомневающегося во всех человеческих ценностях и опирающегося на чужие – отечественные и западноевропейские – образцы, в которых такое миропонимание представлялось художественно закрепленным. Работы о жизни и творчестве Лермонтова представителей этой науки А.Н. Пынина, П.А. Висковатова, В.Д. Спасовича, Д.И. Абрамовича, Н.А. Котляревского, И.Л. Андроникова, В.Э. Вацуро, Д.Е. Максимова, Б.Т. Удодова и др. знаменуют новый этап в исследовании поэта. Среди различных тем и разработок рассматривается и вопрос о религиозности поэта и его байронизме, демонизме. Затрагивается также проблема религиозного воспитания Лермонтова в доме его бабушки Е.А. Арсеньевой. Трудами названных выше ученных (особенно трудами Висковатого) был накоплен и частично, по мере сил, обобщен большой материал фактов и наблюдений, без которого наше знание о Лермонтове и общее представление о нем были бы значительно беднее.
За последние десять лет вышло довольно большое количество трудов, рассматривающих связь между христианской традицией и творчеством таких писателей как А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский. Не остался в стороне от этого процесса и М.Ю. Лермонтов, что ознаменовалось выходом в серии «Pro et contra» книги о М.Ю. Лермонтове.
Целью данной работы является анализ особенностей раскрытия темы любви в лирике М.Ю.Лермонтова. Для достижения этой цели в работе ставятся и решаются следующие задачи:
1.Дать периодизацию творчества Лермонтова.
2.Показать раскрытие темы любви в лирике Лермонтова, роль идеала и памяти в понимании М.Ю. Лермонтовым любви.
Глава 1. Особенности творчества М.Ю. Лермонтова
1.1 Поэтическая традиция в творчестве М.Ю. Лермонтова
Исследователи отмечали, что Лермонтов был, пожалуй, первым крупным русским поэтом, в чьем творчестве почти полностью исчезла античность, и не только как общеевропейский арсенал поэтической образности, но и как та культурная традиция, мера, на которую привычно ориентировалось европейское искусство в течение нескольких столетий.
Это наблюдение многозначительно: Лермонтов – наследник пушкинской эпохи, как бы начинающий непосредственно с того рубежа, до которого довел нашу поэзию Пушкин. Он выражает новое положение литературы, характерное для XIX в.
Пушкин постоянно соотносит все жизненные явления, попавшие в сферу его внимания, с опытом мировой культуры: картинка обыденной усадебной жизни – «фламандской школы пестрый сор»; описание статуи работы русского скульптора самой формой стиха и его отчетливой жанровой традицией возводится к античности; анекдот из поместного быта сопоставляется с хрестоматийным эпизодом античной истории («Граф Нулин»). Постоянные сравнения и культурные ассоциации, имеющие то шутливый, то серьезный характер, но всегда глубокие по смыслу, переполняют произведения Пушкина. Стилизации, переводы и подражания, оригинальные создания, берущие материалом европейскую жизнь, – все это и своеобразное культуртрегерство, и одновременно – полемический прием, необходимый для эстетизации национальной жизни, доказательство принципиальной пригодности для литературы любого жизненного материала, равноправия всего перед лицом поэзии. Пушкиным это доказано, и его преемник Лермонтов освобожден от подобной задачи.
Если до Пушкина (а во многом еще и для него) новая литература – как бы орган освоения мирового культурного наследия, вообще культуры – к этому она обращена и этим обогащает национальную жизнь, – то начиная с Лермонтова поэзия обращена непосредственно к переработке жизненных впечатлений, нет посредничества между душой и жизнью. В этом отношении Лермонтов демократичнее своих предшественников и приближается к разночинцам. На фоне большой общности с Пушкиным (ср. впечатление от лермонтовской поэзии литераторов пушкинского круга) отсутствие у Лермонтова этих, условно говоря, «переводческих», культурнических красок заметно и содержательно важно.
Почти не исследованная проблема «Лермонтов и русская поэзия XVIII в.» хотя и может быть поставлена, но едва ли здесь обнаружатся какие-то непосредственные контакты. Опосредованно – через гражданскую лирику декабристов и Пушкина – Лермонтов (его, по выражению Б.М. Эйхенбаума, «ораторская лирика») связан с одической традицией русского классицизма, через элегию – с сентиментализмом (только в самый ранний период – см. «Осень», «Цевница»).
Лермонтовская поэзия – плод XIX столетия, когда в творчестве великих русских поэтов первой трети века – Жуковского, Грибоедова, Пушкина – европейская культурная традиция, привитая петровскими реформами, срослась корнями с национальной стихией, когда новый человек, русский человек европейского сознания, обрел язык и голос в литературе.
Как для всех поэтов первой половины XIX в., входивших в литературу после Пушкина, для Лермонтова остро встала проблема соотношения своей поэтической системы с пушкинской. При неизменно положительном общем отношении к наследию Пушкина Лермонтов прошел через разные стадии творческого освоения его – от прямого подражания и ученичества в юношеских поэмах («Черкесы», «Две невольницы», «Кавказский пленник») до идейной полемики («Три пальмы», «Пророк») и сложного художественного самоопределения по отношению к пушкинскому канону. Вместе с тем авторитетные исследователи творчества Лермонтова (В.В. Виноградов, Д.Е. Максимов, А.Н. Соколов, У.Р. Фохт) с усвоением и развитием пушкинской традиции связывают возникновение новой стилевой тенденции в поздней лирике Лермонтова, характеризующейся большой простотой и ясностью, развитием разговорной интонации и включением прозаизмов в высокий поэтический строй мысли («Валерик», «Завещание», «Родина»). Однако связь этих стихотворений с пушкинской традицией следует понимать в самом общем плане – самобытность лермонтовской поэтической интонации здесь абсолютно бесспорна.
Поэзия Пушкина – это овладение, обживание стихом речи, говорения. Все сделалось достойно поэзии и доступно ей. Пушкинская поэзия – мощный речевой поток, стремительное завоевание и подчинение стиху все новых областей и сфер жизни. В этом отношении ранняя лирика Лермонтова, с ее каким-то «пристальным многословием», то задумчивым, то патетическим, – прямое следование Пушкину, продолжение той же тенденции своеобразной экспансии стихотворной речи. Принцип же поздней лермонтовской лирики – иной. Здесь начинается отказ от понимания поэзии как потока, захватывающего и втягивающего в себя весь окружающий мир, и утверждается поэзия как серия вспышек, как фиксация мгновенного поэтического переживания. Лермонтов отказывается от попытки развить, продолжить это переживание. В длящемся поэтическом напряжении, в большой стиховой массе он словно видит опасность впасть в искусственность. Лермонтовская рефлексия из сферы чисто идеологической распространяется и на художественную. Начинается преодоление инерции пушкинского канона, ставшего общим местом в поэтической культуре 30-х гг. XIX в. и в руках подражателей действительно таившего опасность безответственной риторики. В этом – коренное поэтическое новаторство Лермонтова.
Наряду с пушкинской традицией необходимо отметить еще две, имевшие серьезное значение для Лермонтова.
Первая – поэзия декабристов. Ее влияние, наряду с влиянием Пушкина и Байрона, ощутимо в ранних поэмах Лермонтова (см. «Последний сын вольности»). С другой стороны, Лермонтовым и некоторыми его современниками (в частности, поэтами славянофильства) были продолжены традиции декабристской гражданской лирики. Декабристы создали ораторскую поэзию, которая своеобразно преломила традиции высокой лирики классицизма, глубоко преобразованные их романтической поэтикой, но именно в их стихах продолжали и в XIX в. жить интонации торжественного ямба. В лирических стихотворениях Лермонтов часто применяет «одические» ямбы, которые встречаются и у Пушкина, но особенно характерны для декабристов («Смерть Поэта», «Дума», «Не верь себе»).
Разработанный русскими романтиками поэтический канон «высокого» стихотворения на гражданскую тему в течение всего XIX в. оставался своеобразным эталоном, формой, в которой несколько поколений русских лириков стремились выразить свое кредо. В этих стихотворениях высказаны взгляды и чувства людей разных убеждений, разных эпох. И все-таки эти стихи чем-то удивительно похожи друг на друга, устойчивы в своих общих очертаниях, подобны по интонации: «Гражданин» Рылеева, «Вольность» и «Деревня» Пушкина, «Дума» и «Поэт» Лермонтова, оба стихотворения «России» Хомякова, «Родина» и «Памяти Добролюбова» Некрасова, «Как дочь родную на закланье» Тютчева, «Скифы» Блока.
Наконец, бесспорно важным было в творчестве Лермонтова его впечатление от поэзии Жуковского.
Романтическое мировосприятие исторически острее всего выразилось в балладе и романтической поэме. Как уже говорилось, на поэмное творчество Лермонтова из русских предшественников наибольшее влияние оказали декабристы и Пушкин. Баллада же в русской литературе прочно связана с именем Жуковского. Значение и место баллады в творчестве Лермонтова не может быть понято, если ограничиться рассмотрением канонических образцов жанра (их мало, и они имеют ученический или переводной характер), но влияние баллады, ее проблематики, «колорита» и поэтики весьма ощутимо в лермонтовской лирике. Характернейший мотив баллады – мотив судьбы, столкновение человека с роком либо проявление власти над людьми каких-то высших сил – явно близок поэзии Лермонтова, как и присущая балладе сосредоточенность на судьбе личности, преломление через нее философской, нравственной и социально-исторической проблематики. Свойственные балладе конструктивные признаки – напряженный драматизм, резкое конфликтное столкновение персонажей, приводящее обычно к трагической развязке, элемент экзотичности, колорит таинственности – родственны лермонтовской художественной системе. Вместе с тем в пору зрелого творчества Лермонтова жанр баллады во многом был уже исчерпан. Лермонтов художественно преодолевает инерцию жанрового канона: усиливается аналитический момент, повышается лиризм баллады, автор как бы сам стремится стать ее героем. Отсюда – балладность лермонтовского лирического мира в целом и размывание, трансформация балладного канона. Связь с балладной традицией обнаруживает и качество стиха в поздней лермонтовской лирике.
При всей близости к своим великим предшественникам, и прежде всего к Пушкину, Лермонтов, как яркий выразитель сознания руской интеллигенции 1830-х гг., оказался, по известному выражению Белинского, поэтом «совсем другой эпохи». Начиная статью о стихотворениях Лермонтова с проникновенной и высокохудожественной характеристики пафоса лермонтовской и пушкинской поэзии, Белинский точно выразил читательское впечатление от поэзии Лермонтова как более драматичной, остро конфликтной, исполненной рефлексии и трагических контрастов между напряженным критицизмом, огромной духовной активностью и сознанием практического бессилия современного человека. Юношеский романтический максимализм Лермонтова оказался удивительно адекватен кризисной эпохе русской мысли и окрасил все его творчество. Хотя в последние годы им далеко не исчерпывается характер его лирики, но эта краска оказалась, так сказать, наиболее броской, заметной, настолько, что в сознании человека русской культуры подобный форсированный драматизм, напряженная конфликтность в поэзии воспринимается именно как лермонтовская традиция, лермонтовская линия в литературе.
Лермонтовская литературная эпоха была периодом подведения итогов в русском и европейском романтизме, одновременно в литературе складывался новый «большой стиль» – реализм. Все это, однако, не исключает возможности качественного развития и обогащения романтизма. Об этом периоде можно сказать: исчерпана актуальность утверждения романтизма как метода, но сам метод еще не исчерпал своих возможностей.
Преобладающая часть художественного наследия Лермонтова связана с внутриромантической эволюцией поэта. Сопоставление лирики Лермонтова с основными течениями романтизма 30-х гг. показывает, что не только идеологически, но и в сфере художественных задач Лермонтов выражал прогрессивные тенденции литературного развития как раз в форме, наиболее присущей времени. Если Пушкин от романтизма 20-х гг. в 30-е гг. переходит к созданию реалистической системы, то для всей русской литературы характерен несколько иной путь: через новый этап романтизма, формирующийся в 30-е гг. Высшим выражением именно этой линии литературного развития и было творчество Лермонтова.
В ранний период Лермонтов широко использует жанры философского монолога и романтической аллегории, сформировавшиеся в поэзии философского романтизма (Веневитинов, Шевырев, К. Аксаков, Хомяков). На основе романтической аллегории («Чаша жизни») в поэзии Лермонтова постепенно складывается новый тип стихотворений с символическим образом («Парус», «Утес», «Тучи»).
Философский монолог – одна из наиболее распространенных форм в ранней лирике Лермонтова. Однако его монолог отличается от этого жанра философских романтиков отчетливо выраженным личностным характером. Лермонтов стремится не изложить мысль (что свойственно поэтам философского романтизма), а передать размышление, то есть передать мысль в становлении, развитии, с явственным отпечатком породившего ее сознания. Позднее Лермонтов не применяет эту форму в чистом виде, используя, однако, опыт философского монолога в других жанрах.
1.2 Отражение пушкинской лирики в творчестве Лермонтова
Известно, что путь Лермонтова к Пушкину не был прямолинеен. Начав в 1829-1830 годах с подражания романтическим поэмам и вольнолюбивой лирике Пушкина, Лермонтов в середине 1830 года обратился к Байрону, к поэтическим опытам русских поэтов-любомудров, увлекающихся философией, в первую очередь Шеллингом.
В соответствии с задачами, стоящими перед ним, В.Г. Белинский заострил внимание на различиях Пушкина и Лермонтова, тем самым выступая против истолкования Лермонтова как подражателя Пушкина и других поэтов. Критик также стремился новый период русской литературы не связывать с именем Пушкина.
Эти тенденции были в дальнейшем абсолютизированы во многих историко-литературных работах. Различия были преувеличены: Пушкин – реалист, гармоническая натура, объективный поэт, его любовные стихи проникнуты гуманностью; Лермонтов – романтик, субъективист, поэт мысли, болезненная натура, порою чрезмерно жестокий и злой в любовной лирике.
Литературные позиции Лермонтова сблизились с пушкинскими, не потеряв своих особенностей, своего характера мировосприятия. Бо?льшая сосредоточенность на внутреннем мире личности, новый шаг в понимании человека во всей его цельности – в его связи с историей, обществом, природой и вселенной – лишь укрепляли связь Лермонтова с поэзией Пушкина, развивали многие проблемы, поставленные его предшественниками.
Вслед за Пушкиным Лермонтов – поэт полноты жизни, со всеми ее радостями и страданиями. Можно возразить, что поэзия Лермонтова печальна и драматична. Но разве не были трагичны многие произведения Пушкина 1830-х годов?
Отношение Пушкина к любви, его гуманность, выраженные, например, в стихотворении «Я вас любил: любовь еще, быть может…», обычно противопоставляют любовной лирике Лермонтова. Юношеские стихи Лермонтова, обращенные к Е.А. Сушковой и особенно к Н.Ф. Ивановой написаны в годы, когда Лермонтов увлекался поэзией Байрона, и имеют мало общего с Пушкиным. Поэтика романтизма ставила в центр образ поэта, его переживания, страдания и размышления. В зрелой любовной лирике Лермонтов следует за Пушкиным и совершает новый шаг – он стремится запечатлеть образ женщины, ее душевное состояние, внутренний мир. Вершина в этом отношении – образ Нины в поэме «Сказка для детей» Лермонтова.
Поэты – единомышленники в главном: любовь величайшая жизненная ценность. Они создали шедевры любовной лирики в русской и мировой поэзии.
Поскольку любовь так много значит, за нее можно заплатить жизнью. Этот пушкинский мотив «Каменного гостя», монолога Клеопатры в «Египетских ночах» своеобразно повторен Лермонтовым в балладе «Тамара» (грузинском варианте Клеопатры).
Близки оба поэта и в другом аспекте этой темы: смерть не властна над любовью: «Заклинание», «Для берегов отчизны дальной» Пушкина; «Любовь мертвеца», заключительная строка стихотворения «Графине Е.П. Ростопчиной»: «…и ласки вечные твои».
Лермонтовское «отрицание» любви: это не отрицание, а скорее проявление лермонтовского максимализма, мечты о настоящей (вечной) любви. Образцом высокой любовной лирики остаются монологи Демона, обращенные к Тамаре. Здесь несомненен лирический подтекст. Это подтверждает посвящение кавказской редакции поэмы Варваре Александровне Лопухиной, к ней Лермонтов испытывал серьезное чувство до конца жизни. С Лопухиной связано и его последнее стихотворение «Нет, не тебя так пылко я люблю», варьирующее сюжетный мотив Пушкина (стихотворение «Дориде»). Тема судьбы, рока постоянно присутствует в творчестве Пушкина и Лермонтова; она во многом сходно осмыслена. Признавая власть судьбы над человеком, оба поэта не были фаталистами. Сделан парадоксальный вывод: неизбежное течение обстоятельств не должно мешать активным действиям героев, их вмешательству в ход жизни, умению вести борьбу. Пожалуй, самые «лермонтовские» строки Пушкина:
Есть упоение в бою
И бездны мрачной на краю. (Т. 2, с. 39).
В стихотворении “Сонет” поэт пишет: “Я памятью живу с увядшими мечтами, виденья прежних лет толпятся предо мной, и образ твой меж них, как месяц в час ночной, между бродящими блистает облаками.” Поэт пытается противопоставить унылой действительности свои идеальные воззрения. В этом отличие любовной лирики Лермонтова от любовной лирики Пушкина. У Пушкина любовь, как божественный дар, радостна и светла. Он не привносит неразрешимого трагизма в свои лирические стихи, у него любовь – всего лишь миг прекрасного, чарующего, возвышенного. Он более реалистичен и жизнерадостен в своих стихах, хотя и у него порой проступают пессимистические нотки. В стихотворениях Лермонтова любовь – чувство высокое, светлое, поэтическое, но всегда неразделенное или утраченное.
«Герой нашего времени» заканчивается «Фаталистом» – единственной новеллой, где Печорин оказывается подлинным героем: он обезоруживает убийцу, спасая от гибели других людей. Печорин записал в своем дневнике, что «вздумал испытать судьбу», и заметил: «…я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает».
Всем очевидна зависимость «Героя нашего времени» от «Евгения Онегина».
Животрепещущий вопрос о реализации своей жизни, самоосуществлении поставлен Лермонтовым еще резче, чем в «Евгении Онегине»: состояние общества определяется степенью раскрытия возможностей человека.

Любовь… Наверное, это одно из самых часто употребляемых в литературе и в повседневной жизни слов. В то же время именно оно содержит в себе наибольшее количество противоречивых смыслов. Из-за любви люди шли на подвиг, и из-за нее же совершали страшные преступления. Ею наполнены все романтические сюжеты, многие виды искусства в культуре всех времен художественной жизни человека. Это чувство, которое философы разных времен определяли как «корень жизни», «восхитительнейшее благо», «мерило человечности», «то, на чем держится мир».
Важной чертой лермонтовской лирики является сочетание в ней гражданского, философского и личного содержания. Лирический герой Лермонтова – носитель индивидуального характера. Это поэт-мыслитель и гражданин, размышляющий о свободе и рабстве, о жизни и смерти, о судьбе своей Родины и, вместе с тем, человек, отдающийся впечатлениям личной жизни, и прежде всего любви. Традиции русской любовной лирики, существовавшие до Лермонтова, были богаты и разнообразны. Стихи молодого поэта об этом прекрасном чувстве автобиографичны и поэтому эмоциональны и проникновенны.
Любовные стихотворения Михаила Юрьевича не были выделены в отдельные сборники. Как правило, стихи он адресовал своим возлюбленным. Например, в творениях, посвященных Е.Сушковой, вырисовывался ее «светский» облик: «притворное внимание», «острота речей», насмешливое обращение с героем, бездушие и обида от неразделенной любви пробуждает в лирическом герое чувство гордости и вызывает его на борьбу со своими чувствами и с любимой, которую он не желает прощать:
Ничто не сблизит больше нас,
Ничто мне не отдаст покой…
Хоть в сердце шепчет чудный глас:
Я не могу любить другой.
Иной женский образ рисует поэт в стихах, посвященных В.Лопухиной. В этой женщине поэта больше всего волнует «чудная простота» и неспособность «лицемерить», она противопоставляется идеалу светской красавицы. Лирический герой не случайно называет ее своим «лучом-путеводителем» («Мы случайно сведены судьбою…»). Эта любовь была искренней и чистой:
Она гордой красотою
Прельщает юношей живых.
Она не водит за собою
Толпу вздыхателей немых.
Эти строки поэт посвятил Лопухиной. Герой любовной лирики Лермонтова обладает сложным характером и особым мировоззрением, он наделен сомнениями и мечтами о своем высоком предназначении. Слова о любви смешиваются в его монологах с заветными мыслями о себе и о мире. При этом одной из главных индивидуальных особенностей лермонтовской поэзии о любви является связанная с ней надежда, чаще всего несбыточная, на то, что любовь избавит его от одиночества. Влюблённый герой Лермонтова часто страдает от любви, но в своем чувстве он слишком горд, а романтические переживания не могут заглушить в нем чувства собственного достоинства:
Я горд! Прости! люби другого,
Мечтай любовь найти в другом;
Чего б то ни было земного,
Я не соделаюсь рабом.
Лирический герой – романтик с бурей чувств и эмоций. Любовные стихотворения представляют собой откровения, раскрывающие поэта с разных, порой неожиданных сторон.
Стихотворение «Нет, не тебя так пылко я люблю» – небольшое по объему, его нередко называют «таинственным разговором». Оно заключает в себе глубокий смысл, это своеобразное прощание с юностью и любовью; реальная история из жизни, которую очень изящно и тонко рисует автор. Обращаясь к бывшей возлюбленной, Лермонтов усиливает впечатление за счет отрицаний:
Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня красы твоей блистанье:
Люблю в тебе я прошлое страданье
И молодость погибшую мою.
Поэт всю жизнь был верен себе, горд, всегда имел свою точку зрения. Возможно, поэтому он испытывал муки одиночества, его не понимало общество, да и не хотело понимать. Любовь в лирике Лермонтова трагична, как и многое в его жизни. Это краткий миг, яркая вспышка в монотонной обыденности, которая внезапно озаряет человеческую жизнь, и так же внезапно пропадает, оставляя лишь воспоминания и досаду.
Другой частый мотив у поэта – мотив несостоявшейся любви, которой так и не суждено было озарить своим ярким светом две одинокие любящие души:
Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи.
Поэты по-особому воспринимают окружающий мир, они тоньше воспринимают и чувства, и эмоции. Они более впечатлительны. Жизнь Лермонтова полна поисков, скитаний и противоречий. Хотя поэт прожил недолгую жизнь, но она была яркой, оставившей заметный след, который сумел пройти сквозь века. Такой же была и любовь в стихах поэта – яркой, противоречивой, возвышенной, эмоционально-острой, с трагичным финалом. Но таков был его выбор: искать, находить, лишать себя покоя, отдавшись чувствам. Любовь – это сладостная мука, жизнь без которой – не жизнь, а существование, лишенное ярких красок.

М. Ю. Лермонтов — ярчайший представитель русской романтической литературы. В его творчестве отразилась реальность — но сквозь призму отречения, неприятия, как это характерно для представителей романтизма.
Тема любви является одной из самых главных в твор­честве Лермонтова. Но как не похожа она на ту любовь, которую читатель привык видеть в стихотворениях Пуш­кина! Порожденное современной ему гнетущей эпохой чувство страдания, отчуждения, неприятия реального, обыденного наложило свой отпечаток и на любовную ли­рику поэта. В стихотворении «Сон» автор говорит о «ре­бенке», сидящем у ног девы, прекрасной, «как последний сон” Души, на небо призванной»:
…рано начал он любить,
Во цвете лет, с привязчивой душой,
Зачем ты здесь, страдалец молодой?
В этих строках звучит вся тоска, все страдание чувст­вительного сердца поэта, освященного — и поражен­ного — возвышенной, неземной любовью. Куда проще было бы утешиться мимолетными увлечениями, как принято в окружающем его обществе! Но, обращаясь к люби­мой женщине во «фронтовом письме» — стихотворении «Валерик», — Лермонтов говорит:
В наш век все чувства лишь на срок;
Но я вас помню — да и точно,
Я вас никак забыть не мог!
О, как же просто жить, не страдая, не мучаясь, не любя! Но поэт-романтик выбирает боль и терзания, воз­вышающие его над обыденностью, вместо обманчивых сиюминутных радостей:
И к мысли этой я привык,
Мой крест несу я без роптанья. ( «Валерик» )
Страдание — привычное состояние души Лермонтова, и не могло быть оно иным у тонко чувствующего, жи­вущего в поисках идеала (и неминуемо разочаровываю­щегося) молодого поэта. И в устах его звучат слова, про­изнести которые пристало бы седовласому старцу, а не полному сил молодому мужчине:
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!
(«Выхожу один я на дорогу…»)
Измученный своими чаяниями, обманутыми надежда­ми, разочарованиями, Лермонтов ищет успокоения в не­земном сне, но не в холодном сне могилы, а таком:
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел…
(«Выхожу один я на дорогу…»)
Не найдя того, что он искал на земле, в реальности, Лермонтов согласен искать идеал любви в мечтах, в за­предельных, таинственных мирах, — но только не подме­нять свою прекрасную мечту дешевым ее подобием!
Таким образом, любовь Лермонтова — жгучая любовь-страдание, любовь-боль, любовь-мечта. Она парит где-то в недосягаемых высотах, не касаясь бренного мира, от которого отрекается романтик. Его можно не понимать, называть, как и современники, странным в его пережива­ниях, но нельзя не восхищаться глубиной его чувства, ко­торое он ценил превыше всего. Ведь именно оно дало миру такого Лермонтова, которым зачитываются по сей день.