Обновлено: 10.03.2023
В предыдущей статье, посвящённой теме дорог в русской литературе , я предложила желающим поразмышлять над рассказом Юрия Нагибина «Заброшенная дорога» . Текст ЕГЭ по этому рассказу легко находится по первым предложениям: » Был ли в яви или только приснился мне этот странный мальчик, овеянный нежностью и печалью нездешности, как маленький принц Экзюпери. Я знаю, что он был, как было и шоссе, заросшее подорожником и лопухами» . Сегодня предлагаю вашему вниманию свой вариант сочинения в формате ЕГЭ:
Оба примера, дополняя друг друга, подтверждают, что люди, желая быть услышанными, должны сами стремиться услышать и понять собеседника.
С позицией Ю.Нагибина и его героя сложно не согласиться. Безусловно, необходимо идти навстречу друг другу, если мы хотим, чтобы отношения между людьми сохранялись. Без сомнения, важно не давать дорогам зарастать равнодушием и обыденностью.
Предвкушаю вопрос: зачем два литературных примера? Отвечаю на него своим вопросом: а где написано, что этого нельзя делать? А если серьёзно, просто нежно люблю Паустовского. Показалось, что оба упомянутых мною рассказа будут здесь весьма кстати. Готова выслушать критические замечания.
P.S. По просьбе читательницы выкладываю полностью текст, по которому написано сочинение:
(1)Часто бывает, что чудеса находятся возле нас — протяни руку и возьми, а мы и не подозреваем об этом.
(2)Был ли в яви или только приснился мне этот странный мальчик, овеянный нежностью и печалью нездешности, как маленький принц Экзюпери. (3)Я знаю, что он был, как было и шоссе, заросшее подорожником и лопухами, но даже если бы этот мальчик принадлежал сну, он затронул мою душу неизмеримо сильнее других людей, чья грубая очевидность не вызывает сомнений…
(4)Тот день начался с маленького чуда: оказалось, низинный ольшаник, примыкающий к даче с севера, сказочно богат грибами свинушками.
(5)Как и всегда бывает во время счастливого грибного промысла, я становился всё разборчивее, меня уже не радовали большие грибы, и я срывал лишь маленькие твёрдые крепыши. (6)Эти разборчивые поиски привели меня в глубь леса. (7)Я хорошо знал окрестность: и со стороны шоссе, и со стороны нашей дачи, и со стороны болота, тянущегося за горизонт, лесные опушки были сплошь ольховые.
(8)Однако чем дальше я шёл, тем плотнее росли деревья, трава стала вполовину моего роста, а стройные, розовые, похожие на свечи цветы вознеслись куда выше моей головы, и было всё труднее пробираться вперёд. (9)И тут я набрёл на этого мальчика, и свершилось главное чудо дня.
(10)Небольшой, худенький, с узким лицом, загороженным круглыми очками, мальчик полол невесть откуда взявшееся заросшее булыжное шоссе.
(17)Я пожал плечами и, нагнувшись, выдрал какое-то длинное растение. (18)Я изрезал ладони, пока, наконец, вырвал его из земли. (19)Да, это была работа! (20)Недаром же у очкастого мальчика руки были в кровяных ссадинах. (21)Мой пыл сразу угас.
(23)— Ты же видишь, дорога заросла, — он говорил, стоя на коленях и выкапывая из земли какой-то корень. (24)— Надо её расчистить.
(26)Он осторожно снял очки, ему хотелось получше рассмотреть человека, задающего такие несуразные вопросы.
(30)— Все дороги куда-нибудь ведут, — сказал он с кроткой убеждённостью и принялся за работу. (31)— Посуди сам, разве стали бы её строить, если б она никуда не вела?
(33)Он задумался и даже перестал выдёргивать цветы и травинки, в его глазах появилась боль — так трудно вложить в чужую душу самые простые и очевидные истины!
(34)— Разве мы знаем, почему дорогу забросили. (35)А может быть, кто-то на другом конце пробует её расчистить? (36)Кто-то идёт мне навстречу, и мы встретимся. (37)Нельзя дорогам зарастать, — сказал он твёрдо. (38)— Я обязательно её расчищу.
(45)— Спасибо, — сказал мальчик искренне. (46)— Приходи сюда завтра утром, сегодня уже поздно, пора домой.
(48)— Там. — махнул он за чащу, поднялся, вытер ладони пучком травы и пошёл прочь, перепачканный, усталый, тщедушный, непреклонный дорожный строитель, и вскоре скрылся за кустами жимолости.
(50)Я мчался сквозь ольшаник, охваченный жгучим нетерпением и умилённый предвкушением встречи с мальчиком на заросшем шоссе, — его вера уже стала моей верой. (51)Я был уверен, что без труда отыщу шоссе, ведь это так просто: всё прямо и прямо, сквозь ольшаник, в берёзовый лесок, и там обнажится чистая полоска синеватого булыжника…
(52)Я так и не нашёл заброшенного шоссе. (53)Всё было похоже на вчерашнее: и деревья, и травы, и розовые свечи высоких цветов, но не было ни шоссе, ни мальчика. (54)До заката мыкался я по лесу, измученный, голодный, но всё было тщетно.
(55)Мне никогда уже не попадалось ни заброшенное шоссе, ни даже стёжка, что нуждалась в моём труде. (56)Но с годами я по-иному понял наставление мальчика. (57)В моём сердце начиналось много дорог, ведущих к разным людям: и близким, и далёким, и к тем, о ком ни на минуту нельзя забыть, и к почти забытым. (58)Вот этим дорогам был я нужен, и я стал на вахту. (59)Я не жалел ни труда, ни рук, я рвал напрочь чертополох и крапиву и всю прочую нечисть, не давая сорнякам глушить, разрушать дороги, превратить их в ничто. (60)Но если я преуспевал в том, то лишь потому, что всякий раз с другого конца дороги начиналось встречное движение.
С вариантами других сочинений можно ознакомиться, перейдя по ссылкам:
О текстах, доставшихся одиннадцатиклассникам на экзамене в прошлом году, можно прочитать здесь .
Примеры сочинений по текстам ЕГЭ по русскому языку.doc
Сочинение по тексту В. Конецкова:
Текст по Д. Гранину:
Сочинение по тексту Д. Гранина:
Жизнь человека можно рассматривать, как срез дерева. Каждый прожитый год оставляет свой след в памяти человека, словно создавая новый, всё более широкий круг ствола.
Д. Гранин в данном отрывке поднимает широкую проблему единства всего сущего на Земле. Автор сравнивает себя с деревом: «Внутри меня такие же кольца — мои прожитые годы». Писателя заинтересовала мысль о том, что жизнь человека сродни жизни дерева, но дерево, в отличие от человека, несмотря на переносимые страдания и трудности, никогда не отчаивается, не ошибается, не сожалеет об упущенных возможностях или совершённых ошибках.
Позиция автора очевидна, и с ней невозможно не согласиться. Он считает, что люди должны учиться стойкости и даже мудрости у безмолвных и незаметных спутников нашей жизни — у деревьев. Если человек может потерять время, упустить недели, месяцы, а иногда и годы, даже не заметив этого, то у дерева нет впустую прожитых лет.
Я полностью разделяю позицию автора. Трудно прожить свою единственную и неповторимую жизнь так, чтобы не совершить ошибок, чтобы не было за что-то стыдно, чтобы не о чем было сожалеть, нечего с горечью вспомнить. Но никогда не поздно сделать попытку изменить себя и свое отношение к жизни. А если попробовать? Попробовать поучиться внутренней силе и стойкости у того, кто сумел прожить свою жизнь так, как следует. У дерева.
Проблема единства человека и природы не нова, к ней обращались многие замечательные русские писатели. Так, в «Войне и мире» Л.Н. Толстого есть две прекрасные сцены, в которых князь Андрей размышляет о себе и своей жизни у старого дуба. Впервые это происходит, когда князем Андреем овладевает ощущение, что жизнь кончена. Но изменяются жизненные обстоятельства, и герой не узнаёт старый дуб: человек и дерево переживают пору обновления.
Другим примером может послужить образ, созданный писателем В. Шишковым в «Угрюм-реке». Жизнь Прохора протекает параллельно с рекой. Герой постоянно возвращается мыслью к реке, вся его жизнь в какой-то степени сравнивается с её течением, которое, обходя трудности и препятствия, не останавливаясь, не отчаиваясь, выполняет своё природное преназначение.
Жизнь человека не слишком отличается от жизни природы. И нужно быть ближе к ней, чтобы твоя собственная жизнь оказалась в результате более правильной.
Текст по Ю. Нагибину:
Сочинение по тексту Ю. Нагибина:
Существует много способов выразить свои чувства. Можно сказать о них, а можно подарить какую-то вещь, нужную или не очень нужную. В этом тексте Юрий Нагибин рассказывает о том, как ребята в 1941-м году провожали друг друга на войну. Переломный момент истории. Переломный момент в жизни друзей. Прощание, может быть, навсегда. Как выражаются высокие человеческие чувства? Эта проблема волнует писателя.
Бывают такие ситуации, когда слова не нужны. Автор показывает, как чувства могут выражаться в простых бытовых поступках или скрываться в самых обыденных вещах, например, в подаренных лыжах, кофемолке и рефлекторе.
Я согласна с автором в том, что слова порой бывают бессмысленными. Нередко поступок намного красноречивее слов. Иногда на человека могут нахлынуть такие чувства, которые нужно пережить самому, ничего не говоря о них другим людям, даже самым близким. Таковы эмоции друзей, прощающихся перед уходом на войну, знающих, что, возможно, они видят друг друга в последний раз. К чему тут слова?
Всё необъятное в единый вздох теснится,
И лишь молчание понятно говорит.
Ф. Тютчев в стихотворении «Silentium!» провозглашает: «Мысль изреченная есть ложь. » Поэту знакомо состояние невысказанности, когда высокие чувства, надежда, мечты ощущаются присутствующими в полной мере. В переломные минуты жизни, а именно такие минуты и переживают молодые герои Ю. Нагибина, неудачное слово или неискренняя интонация могут только все испортить. И герои избегают высоких слов. Главное для них не красивые слова, а теплые, искренние и очень прочные отношения, которые их связывают.
«Неужели не было о чем поговорить, неужели не было друг для друга серьезных и высоких слов? Все было, да не выговаривалось вслух». Были чувства, они остались в мире. Встретившись с настоящими чувствами в нашей сегодняшней жизни, мы поймем их без слов.
5 готовых индивидуальных сочинений для варианта №6 нового сборника ЕГЭ 2021 Цыбулько И.П по русскому языку 36 тренировочных вариантов, проблема отношения человека к природе по тексту по Васильеву Б. Л.
Готовое сочинение №1
Как люди должны относиться к природе? Можно ли допускать неоправданную жестокость по отношению к живым существам? Именно эти вопросы возникают при чтении текста известного советского писателя Бориса Васильева.
Авторская позиция заключается в следующем: нельзя проявлять неоправданную жестокость по отношению к природе, нужно проявлять сострадание по отношению к живым существам. Человек не царь природы, а её часть.
Мне близка позиция автора. Действительно, нельзя потребительски относиться к природе, разрушать её среду, уничтожать живые существа. Необходимо беречь природу.
В заключение подчеркну, что губительное отношение к природе неприемлемо, нужно беречь всё, что нас окружает.
Готовое сочинение №2
Именно проблеме отношения человека к природе посвящён текст, который я прочитал. Здесь говорится о туристах, которых поманила к себе лесная тишина и красота. Но они пришли не как гости, а как завоеватели. И когда им не понравилось соседство с огромным муравейником, просто сожгли его, не обращая внимания на то, что это дом миллионов муравьёв, уничтожив и всех этих насекомых. С ужасным реализмом и болью описывает автор в предложениях 66-67 гибель изумительного чуда природы — громадного муравейника — и несчастных существ, пытающихся защитить свой дом от безжалостного огня. И контрастом к этим мучительным словам автор приводит высказывания туристов в предложениях с 68 по 71: восхищенные своей сообразительностью, приезжие видят в случившемся не трагедию, которую они устроили собственными руками, а фейерверк, победу, торжество человеческого разума. Таким образом автор подчеркивает разницу в отношении людей к природе: одни люди относятся к ней с вниманием, любовью, восхищаясь каждой мелочью, которая их окружает; другие же видят в ней всего лишь источник своего удовольствия и, если что-то мешает им наслаждаться жизнью, просто уничтожают, не задумываясь ни о последствиях, ни об обыкновенный справедливости.
Автора возмущает такое отношение к природе. Он уверен, что достоинство человека не в том, чтобы уничтожать, а в том, чтобы внимательно и хозяйственно беречь то, что ему, как разумному существу, доверено.
Я думаю, если человек в ближайшем будущем не научится бережно относиться к природе, мы все останемся на пустой планете, с болью вспоминая о той красоте, которой лишились по собственному неразумию.
Готовое сочинение №3
Является ли человек царем природы? Имеет ли он право распоряжаться жизнями других живых существ? На эти вопросы отвечает в предложенном для анализа тексте русский писатель Б.Л. Васильев.
Раскрывает проблему бережного отношения к миру природы автор, противопоставляя поступки туристов мыслям лесника Егора Полушкина и его сына Кольки.
Автор текста находится на стороне Егора Полушкина и его сына Кольки. Увидев муравейник, лесник сразу же предложил туристам отнести вещи на другое место, чтобы не потревожить муравьев. Когда у него попросили бензин, герой даже не мог подумать о том, что туристы хотят убить всех этих муравьев. И Егор, и Колька не могли равнодушно отнестись к тому, что туристы подожгли живых муравьев. Б.Л. Васильев демонстрирует, что отцу и сыну не свойственна жестокость по отношению к животному природы.
В тексте ярко выражена авторская позиция: человек не является царем природы, поэтому он не имеет права распоряжаться жизнями живых существ, каждый человек должен бережно относиться к миру природы.
С автором текста невозможно не согласиться. Ни один являющийся частью природы человек не имеет права убивать таких же живых существ, как и он сам. Каждый человек должен беречь природу и заботиться о ней. Такая точка зрения находит отражение во многих художественных произведениях отечественных и зарубежных писателей.
Подводя итоги ко всему сказанному, можно отметить, что человек должен бережно и заботливо относиться к животному и растительному миру, поскольку жизнь человека, который вовсе не является царем природы, зависит от природы.
Готовое сочинение №4
Как люди относятся к природе-вот вопрос, который ставит в тексте Б. Л.Васильев.
Таким образом, люди по-разному относятся к природе: кто-то считает, что он вправе губить ее, а кто-то хочет ,чтобы она жила вечно.
Готовое сочинение №5
Человек – это часть природы, а не её царь, поэтому мы не имеем права уничтожать живых существ ради собственной прихоти. Писатель Б.Л. Васильев поднимает в тексте проблему отношения людей к природному миру.
Итогом размышлений автора становится такая позиция: люди должны заботиться обо всех живых существах и брать ответственность за свои поступки, которые могут нанести невосполнимый урон миру природы.
В заключение хочется сказать, что все люди на земле должны бережно относиться к нашему общему дому, потому что без природы не было бы и самого человека.
Сам текст из 6 варианта по которому писались сочинения начинается так:
Как важно любить и помнить то место, где ты родился, где прошли твои самые беззаботные и счастливые годы – годы детства. Ю. Нагибин в своем тексте рассуждает именно на эту тему. В предложенном отрывке автор поднимает проблему истинной любви к Родине.
Любовь к своей стране начинается, прежде всего, с любви к малой Родине. Автор рассуждает о детях, которых растут в новостройках, в городах, у них нет возможности наслаждаться настоящей красотой, которую можно найти только в деревнях или же в старых городах: луга и поля, реки и озера, горы и равнины,
архитектурные памятники. Люди, живущие в городах – общие, как все – “стало быть, никакие”.
Позиция автора мне ясна, Ю. Нагибин считает, что чтобы человек осознавал всю красоту своей Родины и мог по-настоящему ее любить, он должен видеть ее красоты: памятники, природу, старые исторические здания.
Я полностью согласна с позицией автора, ведь действительно, как можно любить Москву, если ты не был ни на Арбате, ни на Красной площади, ни в музее. Любить Москву за ее многоэтажные здания? Нет, такого быть не может.
Проблема истинной любви к Родине хорошо освещена в литературе и затрагивалась многими
умами человечества. Так, например, С. Есенин – неповторимый талант русской поэтической классики, чувствовал Россию сердцем русского народа. Он по-настоящему любил свою страну и посвятил множество стихотворений, все они преисполнены любовью к русской земле.
Также, Александра Блока тоже можно назвать истинным патриотом. В своих стихотворениях он писал, что посвящает всего себя и свою жизнь своей Родине и служению ей. Блок постоянно обращался в своей лирике к Родине, он отождествлял ее с надеждой, спасением, единством и любовью.
Итак, из всего вышесказанного, можно сделать вывод, что любовь к большой стране начинается, прежде всего, с малой Родины. Чтобы любить свою Отчизну нужно не просто родиться в ней, но и знать ее архитектурные памятники, исторические события и быть настоящим патриотом.
Читайте также:
- Дописать сочинение домашнее задание
- Васнецов зимний сон план сочинение 2 класс
- Сочинение мой город дивногорск
- Проблема авторского идеала в чеховских рассказах сочинение
- Проблема нравственного выбора на войне сочинение егэ
— Э, милый! — сказал он с видом превосходства. — Разве от этого убережешься?
Егерь помрачнел. В темноте Воронову не было видно его лица, но он почувствовал, что тот тревожно и сумрачно задумался.
Допив чай, Воронов улегся на пахучее сено. Очнувшись от своей задумчивости, Васька подошел к Воронову.
— Сергей Иваныч, — проговорил он неуверенно, — вы не опасаетесь тут один ночевать?
— Да нет, чего же опасаться… — подавив усмешку, отозвался Воронов.
Он понимал, что в Ваське говорит не ревность, а та внезапная, острая тоска по любимому человеку, которая может схватить сердце даже в самой короткой разлуке. И все-таки Васька был ему сейчас немного смешон и жалок.
— Я быстренько домой наведаюсь. До зорьки вернусь. Вы не сомневайтесь!
— Давай, давай! — сказал Воронов и, чтобы Васька считал разговор исчерпанным, отвернулся, натянув ворот куртки на голову.
Он слышал, как Васька сталкивает челнок в воду, днище с визгом протащилось по осоке, сухо и резко зашуршал крупитчатый песок на срезе берега, затем раздался гулкий всплеск воды, и под куртку пахнуло влажным холодком. Замирающим звуком забурлила вода под носом челнока — Васька отплыл к своей жене. Воронов представил себе путь, который должен проделать Васька по двум протокам и по реке, припомнил все повороты, которые ему придется одолевать, вытаскивая челнок на берег и заводя в другое колено, а затем еще мель, которую и вдвоем-то трудно было осилить. И все это в темноте, в сырую ночную студь. Путь отнимет добрых четыре часа. Четыре туда, четыре обратно. Чтобы успеть к заре, Васька и часа не сможет пробыть с женой. Какой же силы чувство погнало его в это чертово путешествие?
Воронов вздохнул и откинул полу куртки. А ведь и у него была в жизни такая пора, когда он мог мчаться невесть куда в любой час дня и ночи, по первому зову, а то и без зова. И он был полон тем страстным, трудным беспокойством, которое гонит сейчас сквозь ночь молодого охотника по водяному коридору. А потом он вдруг испугался за себя, за свой покой, да бог его знает, за что он еще испугался. Он до самого разрыва знал, что все поправимо, стоило ему только довериться своему чувству. Но он сказал себе: так лучше, спокойнее, проще. И чтобы отрезать себе отступление, женился на своей теперешней жене, которую давно знал как умного, доброго, верного человека. Если не было радости, то не было и боли, а это тоже кое-что значит…
И вот теперь встреча с этим парнем растревожила Воронова, заставила вспомнить то, что он не любил вспоминать. Но ведь и у Васьки это когда-нибудь пройдет, и он увидит свою жену такой, какой видит ее хотя бы вот он, Воронов: неприметная, веснушчатая, ворчливая, требовательная женщина, с головой ушедшая в домашнюю суету. Пожалуй, похмелье покажется ему горьким…
«Что это я? — хмуро подумал Воронов. — Считаюсь с ним судьбами?..»
Небо висело низко-низко, так плотно набитое звездами, что казалось, оно не удержит их и звезды просыплются. Да они и впрямь осыпались. И там и здесь хрустально зеленея на лету, то отвесно, то крутыми, то широкими дугами падали они на землю. От перегретой за день земли в воздух волнами тянуло теплое испарение. И небо со всеми звездами то тускнело, словно отдалялось, то, наливаясь блеском, опускалось, — оно словно дышало.
Проснулся Воронов от резкого рассветного холода. В единый миг и его одежда, и куртка, которой он был укрыт, и плотное, умявшееся сено под боком, и шапка на голове, будто по уговору, перестали хранить тепло, отдаваемое его телом, и вдруг оказались холодными, сырыми, тяжелыми, враждебно-неуютными. Воронов передернул плечами, и вызванная этим движением короткая дрожь дала малый заряд тепла и бодрости. Он рывком поднялся, уже зная, что следующим его чувством будет досада на отсутствие Василия. Он увидел серое, будто пасмурное, на деле же чистое, лишь не набравшее голубизны небо, яркую рассветную полоску за лесом, седую от росы осоку и черный мокрый нос челнока, торчащий над береговой кромкой.
Воронов пошел к челноку. Сидя на корме, Василий потрошил набитых вчера уток.
— Здорово, молодожен! — крикнул Воронов.
Васька поднял на Воронова чуть бледноватое под смуглотой загара лицо.
— И ругалась же она, Сергей Иваныч, что я вас бросил! — заговорил он с радостной, не в лад его словам улыбкой. — Я сказал, что вы меня сами послали. Вы уж не выдавайте меня.
— Да уж не выдам.
Васька осторожно, чуть вкось поглядел на Воронова.
Читать дальше
Персонажи моей повести резко отличаются от тех же персонажей известного романа И. И. Лажечникова «Ледяной дом». Один из русских писателей первой половины XVIII века, работавший в жанре исторического романа, пренебрег правдой истории в своем произведении. Возвышенная (и разумеется, вымышленная) любовь кабинет-министра Волынского к прекрасной Мариорице потребовала романтизации образа не состоявшегося временщика, безжалостного правителя, казнокрада и политического авантюриста. В силу этого все недруги Волынского представлены в романе моральными уродами. В первую очередь это относится к выдающемуся просветителю, поэту-реформатору В. К. Тредиаковскому, за что Пушкин сурово пенял Лажечникову.
В истории с Ледяным домом Василию Кирилловичу пришлось сыграть роль жалкую и неблаговидную, но был он принужден к тому бесчеловечными побоями, нанесенными ему Волынским и его присными. В моей повести эта печальная страница жизни Тредиаковского поведана без прикрас, но и без кошмарных домыслов Лажечникова. Тредиаковский был такой же жертвой самовластья, как и Голицын-Квасник.
А великим трудам мученика русской культуры я сполна отдал должное в большом рассказе «Остров любви» и в повести «Беглец».
Человек из глубины пейзажа
Молодожен
О том, что отыскать егеря в Подсвятье — дело сложное, Воронов узнал от старухи, перевозившей его через Пру. Старуха была высокая, статная, с крепкими ногами в коротких кирзовых сапогах; защитного цвета ватник обтягивал ее широкие круглые плечи, голова, несмотря на летнее время, была в теплой армейской шапке, скрывавшей седину, и когда, заводя шест, она отворачивала от Воронова маленькое морщинистое лицо, на нее приятно было смотреть. Время пощадило ее стать, но обезобразило руки, крючковатые, пятнистые, а на стянутом морщинами лице сохранило темные блестящие глаза с голубоватыми белками. Поигрывая своими живыми, непогашенными глазами, старуха словоохотливо объясняла:
— Запоздал ты маленько. У нас дня за два до сезона егеря уже не сыскать, а в разгар охоты — куда там!.. Раньше, верно, попроще было. А сейчас кто и вовсе это дело забросил, потому колхоз выгоден стал — ну, хоть мой меньшой Васька, — а кто к государству на службу пошел. Лучшие-то егеря сейчас на охране озера работают. Возьми хоть Анатолия Иваныча, моего старшого. Да вам в Москве об том навряд известно… — Легкий оттенок презрения, прозвучавший в ее последних словах, относился не к малой славе ее сына, не дошедшей до столицы, а к неосведомленности Воронова.
— Нет, почему же, — возразил Воронов, — я не раз слышал об Анатолии Иваныче как о самом надежном человеке по части охоты.
— Плохо же у вас в Москве насчет Мещеры сведомы! — осудительно сказала старуха. — Неужто нет у Анатолия Иваныча другого дела, как столичных гостей возить? Он край наш охраняет!
— Так что же вы мне посоветуете? — спросил Воронов.
Воронов любил охоту, он обладал выдержкой, метким глазом, твердой рукой, но не был настоящим охотником, к тому же в Мещеру попал впервые.
— Посоветовать тебе ничего не могу, — ответила старуха, ловко направляя верткий челнок наискось волны. — Одно скажу: попробуй кого из стариков подбить; они от работы свободные да и любят это дело. Только навряд кого сыщешь.
Челнок прошуршал по дну и резко стал. До берега оставалось метра три-четыре. Подобрав подол в шагу, старуха перекинула через борт сперва одну ногу, потом другую, привалилась грудью к корме и вытолкнула челнок на отмель.
Прочная неподвижность берега шатнула Воронова. Он достал десятку и протянул старухе:
— Держи сдачу, — сказала она и в ответ на протестующий жест добавила: — У нас такой устав. Перевоз — пятерка, ночлег — трешка, егерю — четвертной в сутки… Слышь-ка, попробуй вон в ту избу стукнуться. Спроси Дедка, может, уговоришь…
Воронов поблагодарил и двинулся кочкастым берегом к указанному дому.
Ему открыла старуха, до странности похожая на его перевозчицу: моложавая фигура и маленькое сморщенное личико с темными живыми бусинками глаз. И одета была так же: защитного цвета ватник, кирзовые сапоги, ушанка с угольчатым следком от звездочки. «Похоже, здешние старухи еще ведут какую-то свою войну», — с улыбкой подумал Воронов.
— Нет, милый, Дедок не пойдет — занемог, — сказала она. — Вчерась с Великого без ног приполз.
Все-таки она пропустила Воронова в избу, где на постели с высокими подушками под ворохом шуб лежал заболевший хозяин. Самого Дедка видно не было, торчал лишь седой, в желтизну обкуренный клинышек бороды.
— А если я хорошо заплачу? — сказал Воронов.
— Слышишь? А, мать? — донесся из глубины постели слабый голос, и седой клинышек задрожал.
— Нишкни! — прикрикнула жена. — Паром изо рта дышит, а туда же! Видите, без пользы мы вам, дорогой товарищ, — строго сказала она Воронову.
— Так где же мне найти егеря? — настойчиво спросил Воронов.
— Где ж найдешь, коли их нету. Нету — и все тут! — сердито сказала хозяйка.
Случись подобный разговор несколько лет назад, на том бы и кончилась, не начавшись, мещерская охота Воронова. Раньше он был склонен преувеличивать противоборствующие силы жизни, каждое, даже незначительное препятствие казалось ему неодолимым. Но с годами выработалась в нем счастливая уверенность, что в жизни нет неразрешимых положений, что спокойная и трезвая настойчивость способна смести любое препятствие. Голос его прозвучал почти весело, когда он спросил:
— Так где же все-таки мне найти егеря?
Старуха испуганно вскинула редкие ресницы.
— Да где ж его, милый, найдешь? — проговорила она, но уже не сердито, а растерянно.
— Вот я и спрашиваю вас, — сказал Воронов.
Старуха повела глазами вправо-влево, будто егерь и в самом деле мог скрываться где-то поблизости, о чем доподлинно известно этому московскому человеку.
— Уж не знаю, чего тебе и сказать… Может, молодожена уговоришь?
— Так тебе молодожен и пойдет! — послышалось из-под вороха шуб.
— Пойдет, — ответил за старуху Воронов. — Где он обретается?
— Крайняя изба по леву руку от нас, — пояснила старуха. — Ступай к нему, милый, может, убедишь. А только он, как оженился, егерское дело бросил.
— Не пойдет, — снова послышалось из-под шуб. — От жены не пойдет!
— Как его зовут, молодожена-то? — спросил Воронов.
— Да Васька, — ответила старуха. — Как его еще звать?
— Не пойдет, — донеслось до Воронова уже в сенях.
Читать дальше
Чистые пруды… Для иных это просто улица, бульвар, пруд, а для меня – средоточие самого прекрасного, чем было исполнено мое детство, самого радостного и самого печального, ибо печаль детства тоже прекрасна. Чистые пруды были для нас школой природы. Как волновала желтизна первого одуванчика на зеленом окоеме пруда!
Нежности и бережности учили нас их пуховые, непрочные шарики, верности – двухцветное сродство иван-да-марьи. Мы ловили тут рыбу, и бывало, на крючке извивалась не просто черная пиявка, а настоящая серебряная плотичка. И это
было чудом – поймать рыбу в центре города.
А плаванье на старой, рассохшейся плоскодонке, а смелые броски со свай в холодную майскую воду, а теплота весенней земли под босой ногой, а потаенная жизнь всяких жуков-плавунцов, стрекоз, рачков, открывавшаяся на воде, – это было несметным богатством для городских мальчишек: многие и летом оставались в Москве. Не менее щедра была и наша Чистопрудная осень. Бульвар тонул в опавшей листве, желтой, красной, мраморной, листве берез, осин, кленов, лип.
Мы набирали огромные охапки палой листвы и несли домой прекрасные, печальные букеты, и сами пропитывались их горьким запахом…
Чистые пруды были для нас и школой мужества. Мальчишки, жившие на бульваре, отказывали нам, обитателям ближних переулков, в высоком звании “Чистопрудных”. Они долго не признавали нашего права на пруд со всеми его радостями.
Лишь им дано право ловить рыбу, кататься на лодке, лазать зимой по ледяным валунам и строить снежные крепости.
Смельчаки, рисковавшие приобщиться к запретным берегам, беспощадно карались. Чистопрудные пытались создать вокруг своих владений мертвую зону.
Мы не только не могли приблизиться к пруду, но и просто пересечь бульвар на пути в школу было сопряжено с немалым риском. Разбитый нос, фиолетовый синяк под глазом, сорванная с головы шапка – обычная расплата за дерзость. И все же никто из нас не изменил привычному маршруту, никто не смирился с жестким произволом чистопрудных захватчиков.
Это требовало характера и воли: ведь достаточно было сделать маленький крюк, чтобы избежать опасности. Но даже самые слабые из нас не делали уступки страху. Мы выступили против чистопрудных единым фронтом.
Ребята Телеграфного, Мыльникова, поддержанные дружественными соседями с Потаповского, Сверчкова, Златоустинского переулков, наголову разбили Чистопрудных в решительной битве возле кинотеатра “Колизей”. Отныне пруд и аллеи бульвара стали достоянием всех мальчишек округи, а от былой вражды не осталось со временем и следа. Смотрели твои окна на бульвар или в тишину прилегающих переулков, ты равно считался чистопрудным со всеми высокими правами, какое давало это звание…
Loading…
Она стояла на пороге, много не доставая головой до низкой притолоки, прижимая к бедру опорожненную бадейку. Воронов с разочарованием отметил невидность молодой жены красивого Васьки. Ростом невеличка, она не взяла и лицом: маленькое, усаженное веснушками, с бутылочного цвета глазами. К тому же молодая не была особенно молода, ей наверняка было за двадцать пять. На ней было старенькое, узкое и короткое платьице, на ногах стоптанные чувяки. Но характер в ней чувствовался, и Воронова не удивило, что в ответ на резкое замечание жены Васька лишь молча улыбнулся и развел руками.
— Бабушка, хоть бы вы меня поддержали по старому знакомству! — повернулся Воронов к старухе.
— Я тут не хозяйка, — ответила Васькина мать.
Это прозвучало без обиды и вызова — простое утверждение всем известного и справедливого факта.
Теперь Воронов знал, что ему делать.
— Можно вас на два слова? — обратился он к Васькиной жене.
Они вышли в сени. Воронов неторопливо и обстоятельно объяснил маленькой женщине, что заберет ее мужа всего на три-четыре дня, что мещерские порядки ему известны и заплатит он хорошо, потому что человек он занятой и слишком редко позволяет себе охоту, чтобы скупиться. Наконец, в отличие от других московских охотников, он не запрещает и самому Ваське стрелять…
Маленькая женщина слушала его, шевеля губами. Видимо, она соображала про себя, сколько получит муж. Подсчет ее удовлетворил: она улыбнулась, блеснув своими бутылочными глазами, и задорным, не лишенным изящества движением протянула Воронову руку.
— Договорились!
В отпахнувшемся рукаве мелькнуло ее круглое, хорошей формы запястье и округлый локоть, и Воронов, которого удача настроила снисходительно, отметил: в ней что-то есть.
— Василий, собирайся! — крикнула она решительным голосом. — Пойдешь с товарищем на охоту.
— Надо бы спроситься у председательши…
— Я сама ей скажу. Она и то намедни говорила: что это все мужики отпрашиваются, один твой как привязанный? Да и надо мне убраться, полы вымыть, грязь тут от тебя!..
Васька поглядел на жену, вздохнул, затем, что-то пересилив в себе, стал собираться.
Сборы егеря были недолгими. Подложив в резиновые сапоги сенца, он намотал теплые байковые портянки и туго натянул сапоги на свои крепкие ноги; набил кошельковый патронташ старыми, потемневшими патронами и опоясался им; затем увязал в заплечный мешок резиновые и деревянные чучела. Воронову нравилось следить за его широкими, небрежными и вместе очень точными движениями. При этом Васька что-то насвистывал сквозь зубы, видимо сам нисколько не ощущая своей живописной ладности.
— Рад, что из дому вырвался! — ревниво заметила жена, стиравшая за печью.
— Хочешь, не пойду? — с готовностью откликнулся Васька.
— Не пойду! Богач какой выискался!
Воронов опорожнил свой рюкзак, оставив лишь самое необходимое: хлеб, масло, консервы, термос с крепким чаем, запасные носки и одеяло. Василий принес со двора плетеную корзинку, в которой покрякивала подсадная.
Жена Василия пошла их проводить. Она надела плюшевый, сшитый в талию жакетик, высокие резиновые боты и сразу помолодела.
— Дай-кось, — сказала она мужу и забрала у него ружье. — Вы на Великое поедете?
— На Озерко, — ответил Васька.
Она удивленно скруглила брови, и Воронову почудилось в этом что-то неладное. Он еще в Москве слышал: охотиться надо на Великом, и сейчас у него мелькнуло подозрение, что Ваське просто не хочется далеко отрываться от дома.
— Может, на Великом вернее? — сказал он.
— На Великом народищу тьма, — глядя не на Воронова, а на жену, отозвался Васька.
Воронов тоже посмотрел на жену Васьки, рассчитывая на ее поддержку. Но та лишь пожала худенькими плечами и быстро прошла вперед к видневшемуся за осокой челноку. Верно, ее главенство в доме не посягало на авторитет мужа в делах охоты.
Василий тронул Воронова локтем и, улыбаясь, кивнул на жену: длинная «тулка» колотила ее прикладом по пяткам.
— Только меня да брата Анатолия жены на охоту провожают, — сообщил он с легкой гордостью и раздумчиво добавил: — И то сказать, ему по инвалидности иначе не управиться…
Когда они подошли к протоке, челнок был уже отвязан и выстлан свежим сыроватым сеном, которое жена Василия набрала прямо с берега. Василий уложил рюкзак, плетушку и ружья, заботливо прикрыв их своей брезентовой курткой, достал из-под соломы похожее на лопату весло.
— Залазьте, товарищ охотник, не знаем вашего имени-отчества!
— Сергей Иванович! — Воронов неуклюже опустился на дно челнока: из-за округленного борта плеснула черная как деготь болотная вода.
— Бывай здорова! — сказал Васька жене.
Хмуро глядя на Воронова, она быстрым, коротким движением, притянула мужа за рукав, на миг прижалась к нему боком, смущенно улыбнулась, отпихнула и, не оборачиваясь, зашагала к дому по высокой, выше пояса, траве.
Васька уперся веслом в берег, давнул — и челнок побежал по узкому водному коридору, мягко стукаясь о выступы земли, с сухим шуршанием раздвигая острую, лезвистую осоку, нависшую над канальцем.
Воронов расстегнул воротник рубашки. Все хлопоты и треволнения остались позади, он стрелой несся к цели. В Москве ему столько наговорили о мещерских трудностях, о своеобычности ее людей, которых надо понять, чтобы они повернулись своей мягкой и податливой стороной, ибо в другом повороте они могут быть непреклонными и жестко-неприимчивыми. И как легко нашелся он в этой обстановке, добился всего, чего хотел!
Ему приятно было следить, как ловко и сильно орудует Васька веслом. Чуть заленившееся крепкое тело парня, видно, испытывало радость от этой разминки. Чувствовалось, как играют под рубашкой налитые мускулы, как хорошо и легко ему дышится.
Вскоре протока пошла зигзагами, и если у Воронова еще оставалось легкое подозрение, что Васька избрал Озерко ради легкого пути, то сейчас оно исчезло без следа. Длинный челнок не мог повернуться на крутых излучинах. Перед очередным поворотом Васька изо всех сил отталкивался веслом, заменявшим ему шест, и челнок с разгону влетал на отмель. Васька спрыгивал в воду, подымал тяжелую корму и заводил ее в другое колено поворота, после чего спихивал в воду нос. Челнок был очень тяжел, но когда Воронов хотел помочь Ваське, тот не позволил.
Все же перед самым выходом в Пру, где узкая протока разливалась вольной и мелкой водой по заболоченному берегу, челнок так прочно сел на мель, что Воронову пришлось выйти и приложить свою силу.
— Кабы жена видела, ох и досталось бы мне! — доверительно сказал Васька.
— Что так?
— Не может она терпеть, коли я с чем не справляюсь.
Васька засмеялся, а Воронов спросил:
— Любишь?
— Ну как же не любить? — сказал Васька радостно и удивленно. — Вы же видели, какая она!.. Кто я перед ней есть?.. — И он развел руками.
Он стоял по колено в воде, в тельняшке с засученными рукавами: молодой, горячий пот тек по его смуглому лицу, загорелой, в черноту, шее и мускулистым рукам; кожа казалась налакированной. Васька был так хорош собой, так чист и наивен в своем чувстве, что Воронову подумалось: «Эх, парень, ты куда большего стоишь!». Он, конечно, не сказал этого, и они двинулись вдоль лесистого берега Пры.
Здесь Пра совсем не походила на реку. Она разлилась широченным озерком с плоскими зелеными островками, с поросшими тростником заводями, где чернели челноки рыболовов. Чайки носились над водой, в вышине тянули утки, стайками и в одиночку. Коршун, паривший под самым облаком, стремительно плавно спикировал на воду и, коснувшись ее крючковатыми лапами, взмыл с плотичкой в когтях. И тут же с маковки сосны сорвалась в погоню за ним ворона. Она быстро догнала коршуна и вырвала у него добычу. Вернувшись на свой сторожевой пост, ворона быстро склевала плотичку и стала ждать, когда трудяга-коршун выловит для нее другую.
Они вновь свернули в протоку, в отличие от первой прямую как стрела. Порой узкий коридор расширялся, вода разливалась пятаками — протока шла от одного болотного озерца к другому. Берега и здесь были низкими, но высокая, выше человеческого роста, осочная поросль, подступавшая вперемежку с кустарником к самой воде, заключала протоку в сумрачный, темно-зеленый тоннель. Казалось, будто разом посмерклось, и Воронов забеспокоился, как бы им не опоздать к вечерней зорьке.
На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Юрий Нагибин — Поездка на острова. Повести и рассказы, Юрий Нагибин . Жанр: Советская классическая проза. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале fplib.ru.
Маленькая женщина слушала его, шевеля губами. Видимо, соображала про себя, сколько получит муж. Подсчет ее удовлетворил: она улыбнулась, блеснув своими бутылочными глазами, и задорным, не лишенным изящества движением протянула Воронову руку.
— Договорились!
В отпахнувшемся рукаве мелькнуло ее хорошей формы пястье и округлый локоть, и Воронов, которого удача настроила снисходительно, отметил: в ней что-то есть.
— Василий, собирайся! — крикнула она решительным голосом. — Пойдешь с товарищем на охоту.
— Надо бы спроситься у председательши…
— Я сама ей скажу. Она и то намедни говорила, чего это все мужики отпрашиваются, один твой как привязанный. Да и мне надо убраться, полы вымыть, грязь тут от тебя!..
Васька поглядел на жену, вздохнул, затем, что-то пересилив в себе, стал собираться.
Сборы егеря были недолгими. Подложив в резиновые сапоги сенца, он намотал теплые байковые портянки и туго натянул сапоги на свои крепкие ноги; набил кошельковый патронташ старыми, потемневшими патронами и опоясался им; затем увязал в заплечный мешок резиновые и деревянные чучела. Воронову нравилось следить за его широкими, небрежными и вместе очень точными движениями. При этом Васька что-то насвистывал сквозь зубы, видимо, нисколько не ощущая своей живописной ладности.
— Рад, что из дому вырвался! — ревниво заметила жена, стиравшая за печью.
— Хочешь, не пойду? — с готовностью откликнулся Васька.
— «Не пойду»! Богач какой выискался!
Воронов опорожнил свой рюкзак, оставив лишь самое необходимое: хлеб, масло, консервы, термос с крепким чаем, запасные носки и одеяло. Василий принес со двора плетеную корзинку, в которой покрякивала подсадная.
Жена Василия пошла их проводить. Она надела плюшевый, сшитый в талию жакетик, высокие резиновые боты и сразу помолодела.
— Дай-кось, — сказала она мужу и забрала у него ружье. — Вы на Великое поедете?
— На Озерко, — ответил Васька.
Она удивленно скруглила брови, и Воронову почудилось в этом что-то неладное. Он еще в Москве слышал: охотиться надо на Великом, и сейчас у него мелькнуло подозрение, что Ваське просто не хочется далеко отрываться от дома.
— Может, на Великом вернее? — сказал он.
— На Великом народищу тьма, — глядя не на Воронова, а на жену, отозвался Васька.
Воронов тоже посмотрел на жену Васьки, рассчитывая на ее поддержку. Но та лишь пожала плечами и быстро прошла вперед к видневшемуся за осокой челноку. Верно, ее главенство в доме не посягало на авторитет мужа в делах охоты.
Василий тронул Воронова за локоть и, улыбаясь, кивнул на жену: длинная «тулка» колотила ее прикладом по пяткам.
— Только меня да брата Анатолия жены на охоту провожают, — сообщил он с легкой гордостью и раздумчиво добавил: — И то сказать, ему по инвалидности иначе не управиться…
Когда они подошли к протоке, челнок был уже отвязан и выстлан свежим сыроватым сеном, которое жена Василия набрала прямо с берега. Василий уложил рюкзак, плетушку и ружья, заботливо прикрыв их своей брезентовой курткой, достал из-под соломы похожее на лопату весло.
— Залазьте, товарищ охотник, не знаем вашего имени-отчества!
— Сергей Иваныч! — Воронов неуклюже опустился на дно челнока: из-за округленного борта плеснула черная, как деготь, болотная вода.
— Бывай здорова! — сказал Васька жене.
Хмуро глядя на Воронова, она быстрым, коротким движением притянула мужа за рукав, на миг прижалась к нему боком, смущенно усмехнулась, отпихнула и, не оборачиваясь, зашагала к дому по высокой, выше пояса, траве.
Васька уперся веслом в берег, давнул — и челнок побежал по узкому водному коридору, мягко стукаясь о выступы земли, с сухим шуршанием раздвигая острую, лезвистую осоку, нависшую над канальцем.
Воронов расстегнул воротник рубашки. Все хлопоты и треволнения остались позади, он стрелой несся к цели. В Москве ему столько наговорили о мещерских трудностях, о своеобычности ее людей, которых надо понять, чтобы они повернулись своей мягкой и податливой стороной, ибо в другом повороте они могут быть непреклонными и жестко-неприимчивыми. И как легко нашелся он к этой обстановке, добился всего, что хотел!
Приятно было следить, как ловко и сильно орудует Васька веслом. Чуть заленившееся крепкое тело парня, видно, испытывало радость от этой разминки. Чувствовалось, как играют под рубашкой его налитые мускулы, как хорошо и легко ему дышится.
Вскоре протока пошла зигзагами, и если у Воронова еще оставалось легкое подозрение, что Васька избрал Озерко ради легкого пути, то сейчас оно исчезло без следа. Длинный челнок не мог повернуться на крутых излучинах. Перед очередным поворотом Васька изо всех сил отталкивался веслом, заменявшим ему шест, и челнок с разгону влетал на отмель. Васька спрыгивал в воду, приподымал тяжелую корму и заводил ее в другое колено поворота, после чего спихивал в воду нос. Челнок был очень тяжел, но когда Воронов хотел помочь Ваське, тот не позволял.
Все же перед самым выходом в Пру, где узкая протока разливалась вольной и мелкой водой по заболоченному берегу, челнок так прочно сел на мель, что Воронову пришлось вылезти и приложить свою силу.
— Кабы жена видела, ох, и досталось бы мне! — доверительно сказал Васька.
— Что так?
— Не может она терпеть, коли я с чем не справляюсь. — Васька засмеялся, а Воронов спросил:
— Любишь?
— Ну как же не любить? — сказал Васька радостно и удивленно. — Вы же видели, какая она!.. Кто я перед ней есть?.. — И он развел руками.
Он стоял по колено в воде, в тельняшке с засученными рукавами: молодой, горячий, пот тек по его смуглому лицу, загорелой, в черноту, шее и мускулистым рукам; кожа казалась налакированной. Васька был так хорош собой, так чист и наивен в своем чувстве, что Воронову подумалось: «Эх, парень, ты куда большего стоишь!» Они двинулись вдоль лесистого берега Пры.
Здесь Пра совсем не походила на реку. Она разливалась широченным озерком с плоскими зелеными островками, с поросшими тростником заводями, где чернели челноки рыболовов. Чайки носились над водой, в вышине тянули утки, стайками и в одиночку. Коршун, паривший под самым облаком, стремительно и плавно спикировал на воду и, коснувшись ее крючковатыми лапами, взмыл с плотичкой в когтях. И тут же с маковки сосны сорвалась в погоню за ним ворона. Она быстро догнала коршуна и вырвала у него добычу. Вернувшись на свой сторожевой пост, ворона склевала плотичку и стала ждать, когда трудяга коршун выловит для нее другую.
Они вновь свернули в протоку, в отличие от первой прямую, как стрела. Порой узкий коридор расширялся, вода разливалась пятаками — протока шла от одного болотного озерца к другому. Берега и здесь были низкими, но высокая, выше человеческого роста, осочная поросль, подступавшая вперемежку с кустарником к самой воде, заключала протоку в сумрачный темно-зеленый тоннель. Казалось, будто разом посмерклось, и Воронов забеспокоился, как бы не опоздать к вечерней зорьке.
— Будем в самый раз, — уверенно сказал Васька.
Порой над самой их головой бесстрашно проносились бекасы, кулички, а из-под черного плоского листа кувшинки выскочил и припустил от них во все лопатки крошечный, чуть больше птенца, хлопотунец. Несчастный малыш, не ведая о том, что ему, слишком поздно вылупившемуся из яйца, не суждено стать взрослой уткой, изо всех сил спасал свою короткую жизнь. Стрекоча по воде жалкими закорючками неразвитых крылышек, он с писком улепетывал по протоке, то и дело настигаемый носом челнока, и наконец юркнул в береговую заросль. Едва он скрылся, как из заросли что-то с шумом выпорхнуло, на миг в светлом окне между кустами возник черный рваный силуэт кряквы, и тут же розовый отсвет выстрела оплеснул лицо Воронова. Раньше чем замерло эхо, утка, описав дугу, упала в кусты.
Воронов был потрясен не столько неожиданным выстрелом, прогремевшим, над самым его ухом, сколько сверхъестественной быстротой и ловкостью Васьки, успевшего бросить весло, схватить и вскинуть ружье с такой необыкновенной точностью. Почему-то Воронову подумалось, что и сейчас Васька расстарался в честь своей жены, и он почувствовал раздражение против этого ликующего человека. На таком душевном подъеме Васька перебьет всех уток, и ему, Воронову, просто ничего не останется…
— Вот что, Василий, давай уговоримся: влет мы стреляем оба, а по сидячим — я один.
— Есть, Сергей Иваныч! — Василий пристал к берегу и прямо с челнока шагнул в высокую траву. Трава сомкнулась за ним, а когда снова раздалась, Васька держал в руках крупного селезня с изумрудной шеей. — Почин сделан, Сергей Иваныч!
— Да, — суховато согласился Воронов.
Озерко открылось внезапно; в круглом зеркале воды плавали подрумяненные закатом облака. По краю вода была темной, сумрачной: то отражался плотный строй кряжистых елей, обступивших Озерко. Васька не стал примеряться взглядом к водоему, чтобы выбрать место получше, он сразу погнал челнок к полузатопленному островку у левого берега Озерка, смотревшему на закат. Здесь он раскидал чучела, спустил на воду затрепыхавшую подсадную, после чего загнал челнок в кусты.
Лучшее время для охоты с гончей в наших краях — последние дни октября. Все к этому времени в природе затихает, успокаивается, и уставшее от бесконечных циклонов небо наконец-то начинает подниматься, делая мир светлее и приветливее.
Каждый человек должен уметь контролировать своё поведение в любой момент жизни, каким бы опасным и неожиданным он не был.
В данном тексте Леонид Вячеславович Вертель предлагает нам задуматься над проблемой необходимости сохранять самообладание в экстремальной ситуации.
Рассказчик анализирует случай из своей жизни, в котором ему пришлось столкнуться с неожиданным стечением обстоятельств. Главный герой, в очередной раз выйдя на охоту со своей собакой, услышал в один момент вой четвероногого друга: Доля провалилась на замерзшем озере «метрах в пятнадцати от берега». В этот момент герою просто необходимо было сохранять трезвость своего рассудка, и это оказалось непросто. Сначала он «метался по берегу, как безумный, не зная, что предпринять», но почти сразу одумался и вспомнил, как действовал в подобной ситуации его хороший знакомый. Охотник имел при себе все нужные для спасения собаки инструменты – он сконструировал «длинную сосиску» из тонких деревьев, опустил её на озеро и, достав до Доли, потянул собаку к себе.
Автор считает, что, какой бы экстремальной не была ситуация, важно уметь контролировать себя и своё поведение и вовремя продумывать действия, способные превратить чрезвычайность в спокойствие.
Я полностью согласна с мнением Леонида Вячеславовича и тоже считаю, что первое, что должно управлять человеком в экстремальной конъюнктуре – это трезвость действий и мыслей и полное самообладание. Только это приведет к нормализации ситуации.
По такому принципу действовал один из главных героев романа-эпопеи Л.Н. Толстого «Война и мир». Андрей Болконский, находясь на поле сражения, слыша свист пуль у висков и чувствуя дрожь земли под тяжестью взорвавшихся снарядов, ни на мгновение не поддался панике. Он, будучи опытным полководцем, не мог себе этого позволить — за его спиной стояли люди, следующие его примеру и чувствующие его страх и панику. Потерять самообладание было бы огромной роскошью, поэтому Андрей Болконский был движим лишь трезвостью рассудка.
В рассказе М.А. Шолохова «Судьба человека» главный герой на протяжении всего произведения сталкивается с экстремальными ситуациями. Андрей Соколов был одним из участников Великой Отечественной войны, всеразрушающей и всепоглощающей. Безусловно, герой сталкивался с ситуациями невероятного характера, среди которых были сражения, голод, плен у немцев и побег из него — однако в каждой из них главный герой сохранял рассудок, контролировал каждое свое действие и не поддавался страху и панике, и благодаря этому оставался в живых.
Таким образом, можно сделать вывод, что в основной своей массе человеком управляют эмоции, что зачастую ведет к нежелательным и даже губительным последствиям. Для своего здоровья и здоровья своих близких важно уметь контролировать себя, свои эмоции и поступки, как бы не сложились обстоятельства, и в любом случае сохранять самообладание.
(1)Лучшее время для охоты с гончей в наших краях — последние
дни октября. (2)Всё к этому времени в природе затихает, успокаивается, и
уставшее от бесконечных циклонов небо наконец-то начинает подниматься, делая
мир светлее и приветливее.
(3)Со мной на охоте всегда была Доля — прекрасная
русская гончая, не просто мастер своего дела, а настоящий гроссмейстер. (4)Для
тех, кто не знаком с охотой, скажу, что собака ищет зайца всегда молча, и
только когда она поднимает его, тронув с места, у неё внутри срабатывает
какой-то тумблер и включается голос.
(5)Чтобы скоротать время и отвлечься от
нараставшего напряжения, я стал наблюдать за длиннохвостыми синицами, компанией
перелетавшими с дерева на дерево. (6)И в это время, когда я подглядывал за
птицами, где-то далеко у озера раздался еле слышный вой. (7)То, что это была
собака, я не сомневался, но почему вой? (8)Я кинулся на голос с ружьём
наперевес, отбрасывая от лица ветки. (9)До озера оставалось уже не очень
далеко, когда ноги мои остановились, потому что загнанное сердце просило
пощады. (10)Я мешком повис на каком-то дереве и сквозь туман в глазах совсем
рядом увидел заячий след, по которому прошла собака. (11)Но след уходил не к
бобровым завалам, а почему-то на заросший молодым березняком мыс. (12)Это потом
я отдал должное сообразительности зайца: перед тем как залечь, косой перешёл по
тонкому льду, понимая, что для его более тяжёлых преследователей молодой лёд
станет ловушкой.
(13)Доля провалилась метрах в пятнадцати от
берега. (14)Услышав меня, она стала жалобно скулить и пытаться выбраться из
полыньи, но лёд ломался, и она снова от отчаяния завыла. (15)Я метался по
берегу, как безумный, не зная, что предпринять, а Доля, положив передние лапы
на лёд, продолжала выть. (16)Сколько это продолжалось, я не помню. (17)Отбросив
ружьё, пошёл в лес, спасаясь от страшной развязки.
(18)Как далеко я успел отойти от берега, не знаю,
но в какое-то мгновение развернулся и ломанул обратно. (19)«Дурак, ну и дурак!
— распекал я себя в полном отчаянии. — (20)Где твои мозги раньше были!»
(21)Однажды мой хороший знакомый подстрелил на
охоте утку. (22)Она упала на воду метрах в двадцати от берега. (23)Стрелок,
чтобы не лезть в холодную воду, сходил в лес, срубил несколько тоненьких
деревьев, обрубил сучья, кроме одной кроны и, связав их одно за другим в виде
длинной сосиски, потихоньку доплавил до утки. (24)Потом, прокручивая
«анаконду», захлестнул птицу оставленными ветками и благополучно подтащил
трофей к берегу.
(25)Складная шведская ножовка у меня всегда с
собой, а капроновые верёвочки я по старой привычке ношу в больших карманах
охотничьей куртки. (26)Спилить несколько берёзок было делом пяти минут. (27)У
первой обрубил ветки только до половины и положил на лёд. (28)К ней привязал
полностью обрубленную, потом вторую, и наконец гирлянда из четырёх берёзок
дотянулась до полыньи.
(29)Доля уже, кажется, еле держалась, она не могла
даже выть; время от времени она только по-щенячьи скулила. (30)И когда я,
проворачивая гирлянду, стал накрывать собаку ветками, страх охватил меня снова.
(31)Мне показалось, что я утоплю её. (32)Но тут Доля, спасаясь от веток,
наседавших на неё, стала лапами подминать их под себя, инстинктивно стараясь
оказаться сверху. (ЗЗ)Потянув своё приспособление, я почувствовал, что тащу его
вместе с собакой.
(34)Стоя на коленях, я прижимал к себе дрожащую
мокрую Долю, всё ещё не веря, что самое страшное уже позади. (35)И если бы я
сказал, что в эти минуты мои глаза были сухие, это было бы неправдой. (36)Те,
кого судьба на жизненных путях-дорогах сводила с этими хвостатыми созданиями и
кто хоть однажды был удостоен их верной бескорыстной любви, меня поймут.
(37)В этот день было уже не до охоты. (38)Я гнал
машину в город, а моя любимица, завёрнутая в куртку, дремала на заднем сиденье
и, наверное, досматривала сон про зайца, до которого сегодня так и не удалось
добраться.
(По Л. В. Вертелю*)
Показать текст целиком
В данном тексте Л.В. Вертель ставит проблему взаимоотношения человека и животного.
Рассматривая эту проблему, автор призывает читателя быть ответственным перед своим питомцем, не бросать его в трудной ситуации. Рассказчик же, увидев беспомощное животное, «…пошёл в лес, спасаясь от страшной развязки», не в силах смотреть на неминуемую смерть собаки, но вовремя опомнился. Герой осознал, какую подлость совершил по отношению к любимому питомцу. «Дурак, ну и дурак! … Где твои мозги раньше были!» — винит он себя.
Позиция автора легко прослеживается в тексте: человек не должен быть равнодушен к бедам «братьев наших меньших». Любовь и забота о них – это ответственность людей.
Я не могу не согласиться с мнением автора о том, что человек должен заботиться о животных, ведь они тоже часть этого мира.
В литературе существует множество примеров, подтверждающих мою точку зрения. Одним из таких является произведение И.С. Тургенева «Муму».
Вы видите 35% текста.
Оплатите один раз, чтобы читать целиком это
и другие 6000 сочинений сразу по всем предметам
Доступ будет предоставлен навсегда, откроется сразу после оплаты.
Купить пожизненный доступ за 499 ₽
Критерии
- 1 из 1К1Формулировка проблем исходного текста
- 3 из 3К2Комментарий к сформулированной проблеме исходного текста
- 1 из 1К3Отражение позиции автора исходного текста
- 3 из 3К4Аргументация экзаменуемым собственного мнения по проблеме
- 2 из 2К5Смысловая цельность, речевая связность и последовательность изложения
- 2 из 2К6Точность и выразительность речи
- 2 из 3К7Соблюдение орфографических норм
- 2 из 3К8Соблюдение пунктуационных норм
- 2 из 2К9Соблюдение языковых норм
- 2 из 2К10Соблюдение речевых норм
- 1 из 1К11Соблюдение этических норм
- 0 из 1К12Соблюдение фактологической точности в фоновом материале
- ИТОГО: 21 из 24
✅ 55 сочинений по литературе от эксперта
✅ Подготовка к ЕГЭ по литературе для ленивых
Напишите пожалуйста сочинение расуждение. Вопрос: Объясните почему отвечая на ворос друга Васька оглянулся на лес из которого они вышли. Прекрасно помню историю из своего детства, когда мы с Васькой поехали за грибами. Доехав …
Напишите пожалуйста сочинение расуждение. Вопрос: Объясните почему отвечая на ворос друга Васька оглянулся на лес из которого они вышли.
Прекрасно помню историю из своего детства, когда мы с Васькой поехали за грибами. Доехав до места, мы пошли ходко по знакомым местам, поеживаясь и засунув руки в карманы. В корзинах у нас лежали свежеиспеченный хлеб с луком, варенные вкрутую яйца, огурцы с собственного огорода, а у меня — книга. Я в ту пору всюду таскал за собой книжки, особенно, я любил фантастику. Эта книга, как сейчас помню, тоже была фантастическая, В общем, там какие-то люди прилетели на Луну и на особых аппаратах продвигались к тому месту, где начиналась неведомая часть планеты, потому что Луна повернута к нам одной стороной. Я как раз успел прочитать строки, как они перешагнули эту роковую черту видимого и невидимого и их глазам открылось совершенно необычное зрелище…
Что открылось их глазам, я так и не узнал и до сих пор не знаю, потому что я потерял в лесу свою книжку. Я заметил потерю в тот момент, когда мы взбирались на железнодорожное полотно, чтобы идти обратно к станции.
— Эх, теря-растеря, — сказал Васька, усаживаясь на холодный рельс. — Ты посмотри, может, она под грибами лежит?
— Нет, Васька, нет ее под грибами. Вот как сейчас помню, я положил ее под кустик, а потом…
Короче, я без книги не уеду.
Мы до ночи нагибались к каждому кусту и ползали по траве. Мы забрели в заросли ягоды пьяники, которой никогда здесь прежде не встречали. Ягоды были синие, с ноготь мизинца, точно виноград. Потом мы любовались яркой, как пожар, калиной на опушке. В сыроватой низине нашли несколько листьев ландыша с красной, как пуговица, завязью. Ландыши и завязь мы сорвали и выбросили, но их длинные корни забрали: их можно было посадить в горшок с землей, поливать теплой водой, и тогда бы в январе вырос настоящий цветок ландыша.
Васька, ползая по земле и раздвигая папоротник, вдруг сказал:
— Смотри, змеиная кожа!
Мы, не прикасаясь, приятно холодея от страха и риска, пристально рассматривали серые слитки чешуи, которые, как оказалось, сохраняли форму своей хозяйки. Потом мы потрогали их палкой — они рассыпались в прах.
— Они перешагнули эту роковую черту видимого и невидимого, и их глазам открылось совершенно…
— Иди сюда, тут родник! — закричал Васька.
Это была ямка, выложенная по краям тонкими стволиками, чтобы не обвалилась земля. В темной, но видимой глубине словно бы извергались крошечные вулканчики, нося над собой серую пыль.
По стенам, как живые, шевелились белые червеобразные корни от светлых поднимающихся струй, и пугливый лягушонок сидел, уцепившись за лист и закрыв от страха глаза…
Смыкаясь головами и не дыша, мы тихо смотрели в глубь родни-ка….
— Васька, отчего родник? От слова родной?
— Не знаю. Родился, может быть. Или от того, что здесь его родина. Ведь он из нутра земли идет.
Вечерело, и мы пошли к станции.
— Они перешагнули эту роковую черту видимого и невидимого, и их глазам открылось совершенно необычное зрелище…— сказал на память Васька и задумчиво посмотрел на меня. – Как ты думаешь, что им все-таки открылось?
— Им открылась страна, которой они никогда прежде не видели… Правда, Васька?
– Ага, — сказал Васька и оглянулся на лес.
О том, что отыскать егеря в Подсвятье — дело сложное, Воронов узнал от старухи, перевозившей его через Пру. Старуха была высокая, стройная, с крепкими ногами в коротких кирзовых сапогах; защитного цвета ватник обтягивал ее широкие круглые плечи, голова, несмотря на летнее время, была покрыта теплой армейской шапкой, скрывавшей седину, и когда, заводя шест, она отворачивала от Воронова маленькое морщинистое лицо, на нее приятно было смотреть. Время пощадило ее стать, но обезобразило руки, крючковатые, пятнистые, а на стянутом морщинами лице сохранило темные блестящие глаза с голубоватыми белками. Поигрывая своими живыми, непогашенными глазами, старуха словоохотливо объясняла:
— Запоздал ты маленько. У нас два дня до сезона егеря уже не сыскать, а в разгар охоты — куда там!.. Раньше, верно, попроще было. А сейчас кто и вовсе это дело забросил, потому колхоз выгоден стал, — ну, хоть мой меньшой Васька, — а кто к государству на службу пошел. Лучшие-то егеря сейчас на охране озера работают. Возьми хоть Анатолия Иваныча, моего старшого. Да вам в Москве об том навряд известно… — Легкий оттенок презрения, прозвучавший в ее последних словах, относился не к малой славе ее сына, не дошедшей до столицы, а к неосведомленности Воронова.
— Нет, почему же, — возразил Воронов, — я не раз слышал об Анатолии Иваныче как о самом надежном человеке по части охоты.
— Плохо же у вас в Москве насчет Мещеры сведомы! — осудительно сказала старуха. — Неужто нет у Анатолия Ивановича другого дела, как столичных гостей возить? Он край наш охраняет!
— Так что же вы мне посоветуете? — спросил Воронов.
Воронов любил охоту, он обладал выдержкой, метким глазом, твердой рукой, но он не был настоящим охотником, к тому же в Мещеру попал впервые.
— Посоветовать тебе я ничего не могу, — ответила старуха, ловко направляя верткий челнок наискось волны. — Одно скажу: попробуй кого из стариков подбить; они от работы свободные, да и любят это дело. Только навряд кого сыщешь.
Челнок прошуршал по дну и резко стал. До берега оставалось метра три-четыре. Подобрав подол в шагу, старуха перекинула через борт сперва одну ногу, потом другую, привалилась грудью к корме и вытолкнула челнок на отмель.
Прочная недвижность берега шатнула Воронова. Он достал десятку и протянул старухе:
— Держи сдачу, — сказала она и в ответ на протестующий жест добавила: — У нас такой устав. Перевоз — пятерка, ночлег — трешка, егерю — четвертной в сутки… Слышь-ка, попробуй вон в ту избу стукнуться. Спроси Дедка, может, уговоришь…
Воронов поблагодарил и двинулся кочкастым берегом к указанному дому.
Ему открыла старуха, до странности похожая на его перевозчицу: молодая фигура и маленькое сморщенное личико с темными живыми бусинами глаз. И одета она была так же: защитного цвета ватник, кирзовые сапоги, ушанка с угольчатым следом от звездочки. «Похоже, здешние старухи еще ведут какую-то свою войну», — с улыбкой подумал Воронов.
— Нет, милый, Дедок не пойдет — занемог, — сказала она. — Вчерась с Великого без ног приполз.
Все-таки она пропустила Воронова в избу, где на постели с высокими подушками под ворохом шуб лежал заболевший хозяин. Самого Дедка видно не было, торчал лишь седой в желтизну обкуренный клинышек бороды.
— А если я хорошо заплачу? — сказал Воронов.
— Слышишь? А, мать? — донесся из глубины постели слабый голос, и седой клинышек задрожал.
— Нишкни! — прикрикнула жена. — Паром изо рта дышит, а туда же! Видите, без пользы мы вам, дорогой товарищ, — строго сказала она Воронову.
— Так где же мне найти егеря? — настойчиво спросил Воронов.
— Где ж найдешь, коли их нету? Нету — и все тут! — сердито сказала хозяйка.
Случись подобный разговор несколько лет назад, на том бы и кончилась, не начавшись, мещерская охота Воронова. Раньше он был склонен преувеличивать противоборствующие силы жизни, каждой, даже незначительное, препятствие казалось ему неодолимым. Но с годами выработалась в нем счастливая уверенность, что в жизни нет неразрешимых положений, что спокойная и трезвая настойчивость способна смести любое препятствие. Голос его прозвучал почти весело, когда он спросил:
— Так где же все-таки мне найти егеря?
Старуха испуганно вскинула редкие ресницы.
— Да где же его, милый, найдешь? — проговорила она, но уже не сердито, а растерянно.
— Вот я и спрашиваю вас, — сказал Воронов.
Старуха повела глазами вправо-влево, будто егерь и в самом деле мог скрываться где-то поблизости, о чем доподлинно известно этому московскому человеку.
— Уж не знаю, что тебе и сказать… Может, молодожена уговоришь?
— Так тебе молодожен и пойдет! — послышалось из-под вороха шуб.
— Пойдет, — ответил за старуху Воронов. — Где он обретается?
— Крайняя изба по леву руку от нас, — пояснила старуха. — Ступай к нему, милый, может, убедишь. А только он, как оженился, егерское дело бросил.
— Не пойдет, — послышалось из-под шуб. — От жены не пойдет!
— Как его зовут, молодожена-то? — спросил Воронов.
— Да Васька, — ответила старуха. — Как его еще звать?
— Не пойдет, — донеслось до Воронова уже в сенях.
Он решил, что стойкость молодожена перед соблазном легкого егерского заработка принадлежит к числу мещерских достопримечательностей, которыми гордятся местные люди.
Воронов забыл спросить, по какую сторону улицы стоит Васькина изба. Из двух крайних изб он выбрал ту, которая выглядела почище и была украшена железным петушком на коньке крыши и резными ставнями в свежей побелке. Молодоженам пристало жить в этом опрятном, с некоторым притязанием на нарядность жилище. Толкнув дверь, Воронов вошел в большие сумрачные сени, пахнущие теленком, подопревшей соломенной подстилкой и куриным пометом. Этот обычный дух сеней припахивал горьковато и волнующе чуть тронувшимся утиным мясцом. Посреди сеней на веревочной захлестке висела порядочная связка крякв и чирков с пучками травы в гузках. «Значит, он не вовсе бросил охоту», — отметил про себя Воронов. Кудрявый широкоплечий парень в галифе и белой сорочке с закатанными рукавами, поднявшись с колен — он обтесывал топором какое-то полешко, — спросил Воронова, кого ему надо.
— Вас и надо, — ответил Воронов.
Парень вонзил топор в полено и первый прошел в избу. Воронов последовал за ним. В дверях он посторонился, пропустив мимо себя маленькую женщину с полной бадейкой в руках.
Жилище молодоженов было внутри таким же приветливым, как и снаружи. Насвежо побеленная печь, пестренькие обои, подоконники заставлены горшками с геранью, на стенах множество картинок из «Огонька». В углу буфет с кружевной скатеркой, на нем стаканчик из дешевого цветного стекла, две большие, тяжелые раковины, из тех, в которых «шумит море», поставец с фотографиями, посреди, как водится, карточка молодых.
Читать дальше