После переезда в кислово я почти не расставался с отцом сочинение егэ сочинение

(1)После переезда в Кислово я почти не расставался с отцом. (2)Днём мы уходили в залитые солнечным светом поля, любовались зелёными рощами, в которых встречали нас весёлые голоса птиц. (3)Глазами отца я видел раскрывавшийся передо мною величественный мир родной русской природы. (4)Чудесными казались тропинки, широкий простор полей, высокая синева неба с застывшими белыми облаками.

(5)Мы ходили на реку, где я слушал журчание воды, протекавшей в заросших осокою берегах, треск кузнечиков и шелест листвы на деревьях. (6)Навсегда в моей памяти остались эти первые наши прогулки. (7)Особенно помню любимый Ровок, где в тени под дубами росли ландыши (эти лесные цветы, их тончайший аромат и теперь неизменно возвращают меня к первым радостным воспоминаниям о детстве), а в июньские жаркие дни я собирал в густой траве душистую землянику. (8)Счастливый, взволнованный новыми впечатлениями, я возвращался из этих прогулок.

(9)Особенно запомнил я зимние деревенские вечера, нашу семейную комнату в доме, скудно освещённую огоньком синей лампадки. (10)Нередко я засыпал на груди отца. (11)Вот я лежу подле него, всем детским тельцем чувствуя теплоту его большого, сильного тела. (12)Уступая моим настойчивым просьбам, сам увлекаясь своей выдумкой, он рассказывает мне сказку.

(13)Я не упомню всего, о чём рассказывал мне в долгие вечера отец. (14)Помню, что называлась наша любимая сказка «Плотик», что сказывалось в ней о приключениях двух смелых мальчиков Серёжи и Пети. (15)Связанные братской любовью, Серёжа и Петя построили из брёвен плотик и отправились на нём в далёкие, сказочные страны. (16)Уж не припомню теперь всех удивительных похождений Серёжи и Пети, всех чудесных встреч и приключений, но и теперь волнуют меня давние переживания, — отчетливо помню, как дрожал я, как впивался в каждое слово отца, придумывавшего новые и новые подвиги наших героев.

(17)Сказки отца, от которых, быть может, пошла моя страсть к путешествиям, распаляли воображение. (18)Чудесный плотик уносил меня в страны вымыслов и приключений. (19)3ажмурив глаза, я плыл в тридевятое царство, где нас ждали сказочные приключения, творились невиданные чудеса. (20)Сила вымысла мною владела. (21)Долго не засыпал я, поддавшись полёту фантазии. (22)Почти наяву слышал голоса, видел вымышленных героев.

(23)Хорошо помню, как, ёжась под одеялом от предстоящего удовольствия, говорю начинавшему похрапывать отцу:
— Расскажи о плотике! (24)Ты обещал рассказать…
— (25)Спать пора, Сивый, — с напускной строгостью сонным голосом отвечает, бывало, отец. — (26)Вчера я уже всё рассказал.(27) Спи!
— (28)Расскажи, пожалуйста. (29)Расскажи, как они повстречали медведя…

(30)И, уступая моей настойчивой просьбе, оживляясь по мере рассказа, в сотый раз начинает отец давно знакомую сказку. (31)Воодушевляясь вымыслом, отец сочиняет что придёт в голову, а я слушаю с замиранием сердца. (32)Вместе с Серёжей и Петей, с умной собакой Полканом отправляемся мы в воображаемое далёкое путешествие. (33)За тёмные леса, за синее море, за высокие горы несёт нас по речке Невестнице сказочный плотик.

(34)И неприметно мне, как гаснет в углу лампадка, как поднимается от бревенчатых стен что-то мохнатое и большое, ласково накрывает меня, шепчет в самое ухо: «Спи, Сивый, спи!»

(35) Не слышу, как отец вынимает из-под моей головы свою руку, укладывает рядом с собою.
(36) Не слышу, как он засыпает. (37)Мир ночных сновидений властвует надо мною. (38)В царство этих видений несёт меня сказочный плотик…

(39)Казалось, всё было светло, безоблачно, радостно в окружавшем меня мире, где в неведомые далёкие страны каждую ночь уносил меня наш сказочный плотик. (40)Светлы и почти безмятежны были дни. (41)Был молод, бодр, весел отец; тиха и нежна, ревнива своею любовью мать. (42)Нужда, непоправимые несчастья, болезни, утраты и самая смерть, казалось, щадили наш дом. (43)В раннем детстве я не знал и не видел тяжёлых обид, ожесточающих человеческие сердца. (44)Ласковые руки поддерживали меня и берегли. (45)И я благодарю судьбу, наградившую меня светлыми днями детства, — теми счастливыми днями, когда в нетронутых сердцах людей закладываются родники любви.

(По И.С. Соколову-Микитову*)

* Иван Сергеевич Соколов-Микитов (1892-1975) — русский советский писатель и журналист, специальный корреспондент.

Реальное сочинение ЕГЭ 2019 по тексту Солоухина. (24 балла из 24) 

«С детства, со школьной скамьи человек привыкает к сочетанию слов: «любовь к родине».»  

Реальный текст ЕГЭ

Что помогает воспитывать в человеке любовь к родине? Именно этот вопрос составляет проблематику текста В.А. Солоухина. 

Автор повествует о том, что патриотизм – сложное чувство, которое складывается из родной культуры и истории, из прошлого и будущего народа. Одно из первых мест в этом сложном чувстве занимает любовь к родной природе. Для каждого человека милее тот край, в котором он родился и вырос. Кто-то любит горы, кто-то – степь, а кто-то – море. 
Но все люди чувствуют любовь к чему-то общему, что зовется родной природой. Рассуждая так, писатель обращает наше внимание на то, что любовь к природе является важной составляющей патриотизма. Это чувство, может быть, является одним из самых сильных чувств на свете. 

Кроме того, автор рассказывает о И.С. Соколове-Микитове – замечательном русском писателе. Этот человек прожил богатую и долгую жизнь, а свои последние двадцать лет провел на краю леса в простом бревенчатом домике. Из охотника он превратился во внимательного наблюдателя, в нем проснулось воистину сыновнее отношение к русской природе. Именно в эти годы Соколов-Микитов пишет свои лучшие произведений о родной русской земле. Так В.А. Солоухин говорит нам о том, что чувство любви к природе и к Родине не стихийно, ее воспитывают в нас великие учителя, писатели, художники и музыканты, с произведениями которых мы знакомимся с детства. 

Оба примера, дополняя друг друга, помогают понять, что же формирует в человеке любовь к родной земле. 

Автор считает, что чувство патриотизма, человечность и доброту воспитывают знание природы и любовь к ней. Само воспитание происходит через произведения великих деятелей культуры, например, Пушкина, Лермонтова, Некрасова. 

С мнением В.А. Солоухина трудно не согласиться, так как, действительно, с детства люди привыкают к сочетанию слов «любовь к Родине», но осознание этого чувства приходит гораздо позже, после ознакомления с произведениями писателей и художников, после осознания любви к окружающему миру. 

Таким образом, подводя итог вышесказанному, можно понять, что помогает воспитывать в человеке патриотизм. Воспитателями являются любовь к природе, а также великие деятели культуры: писатели, художники и музыканты. 
(312 слов)

Автор сочинения: Софья Негробова

Еще долго вытрясают мужики невод, отбрасывая в реку негодную мелочь. Потом, сложив невод, вынув из картузов кисеты, приступают к дележке. Рыбу раскладывают в кучки. Мокрый, как водяная крыса, Артюшонок, дрожа от холода и улыбаясь, посиневшими пальцами свертывает, слюнит, закуривает цигарку.

— Это ты, черт косой, наколдовал! — говорит ему Иван Никитич, больше всех радуясь удаче.

Лето

Разбуженный громкими веселыми голосами, я открываю глаза. Вижу спинку кровати, окно, в которое бьет утреннее горячее солнце. Сон еще одолевает меня, я весь в сонном, зыбком и призрачном мире, который мне жалко покинуть. Я закрываю глаза, зарываюсь в подушки, стараюсь заснуть. Но громче слышатся голоса, все дальше уплывает, неуловимее становится покинутый мною ночной призрачный мир.

Я опять открываю глаза и вижу отца. Он стоит надо мною, огромный и бодрый, ласково щекочет меня большой загорелой рукой. Я беру и целую его пахнущую душистым сеном руку.

— Вставай, вставай, Сивый!

И просыпаюсь совсем. Чувство радости жизни, яркого летнего утра полно охватывает меня. Я одеваюсь торопливо и, стуча бурыми от загара ногами, выбегаю на волю.

Солнце высоко. Под зеленой развесистой березой лежит седая роса. В тени по-утреннему прохладно, свежо, а на крыльце уж по-полуденному начинает припекать. Широкая, искусно наведенная за ночь паутина, вся серебряная от капелек росы, отчетливо, каждой своей ниточкой выделяется на фоне густой темной листвы. В небе ни облачка; ни единый не двинется лист.

Через час я в загороди, на берегу реки. На лугу, в лозовых кустах, движутся девки и бабы в цветных сарафанах, в белых и красных головных платках. Поматывая подолами, они ходят с граблями, разбивают и сушат сено, сгребают в копны и накладывают возы. На том берегу, за извилистой речкой, заросшей черным олешником, светло-зеленым морем ходит, колышется рожь. Солнце стоит высоко, печет. В объеденном лозняке, в сухом медовом сене неутомимо, неустанно звенят кузнечики. Звон их удивительно сливается с глубокой синевой и неподвижностью сухого июльского дня.

На деревянной телеге, подоткнув сарафан, в голубом, спустившемся на шею платке топчет сено девка Акулька. Широко раскрывая руки, она принимает охапки, которые ей подает снизу Оброська-дед. Оброська, с березовыми вилами в руках, неспешно втыкает рожки вил в сухое пахучее сено и, кряхтя, осыпая себя дождем сухих травинок, подает. В его путаных волосах, в серой жидкой бородке висят набившиеся сухие листочки. Наложив воз, понюхав из берестяной обтершейся табакерки, он неторопливо протягивает стоящей на возу девке круглый скользкий «гнет»[2], закидывает и смурыжит в ладонях пеньковую веревку. Меня подсаживают высоко на воз. Воз скрипит, качается, я сижу, крепко держась за деревянный гнет и толстую веревку, смотря с высоты на Оброську, идущего с вилами на плече, на напрягающуюся в оглоблях лошадь, на кузнечиков, с треском рассыпающихся из-под копыт лошади и падающих в траву дождем, на собаку Чубрика, устало бредущую с высунутым розовым языком.

Чудесно и в сенном сарае, в деревянной пуньке, набитой почти до самого верха, под крышей, теплой от солнца. Хорошо топтать мягкое, забирающееся под рубашку сено, прыгать вниз головою со скользких балок, ползать и кувыркаться. В сарае живут голуби. Хлопая крыльями, обдавая ветром, они проносятся над самою головой. Ласточки-касатки влетают в широкие, открытые настежь, заваленные сеном ворота.

Скрипя и покачиваясь, блестя шинами, воз подкатывает к воротам. Оброська подворачивает лошадь и, взявшись за конец оси, с трудом валит воз. Опять мы лезем на сено, опять, поплевав на руки, неторопливо берется за вилы дед Оброська…

В обед, в самую жару, все на час затихает. Спит дед Оброська, прикрывшись от мух пропотелым выгоревшим картузом, спит под телегой, задравши на голову сарафан и протянувши босые ноги, девка Акулька, спит, забравшись под лопухи и щелкая мух, старый пес Чубрик. Не спит конь Фурсик, спокойно пощипывающий траву и хвостом отгоняющий слепней, да свистят, режут синее небо, купаются высоко в воздухе, стрелами падают над землею стрижи.

По накатанной, с горячей мягкой пылью дороге я бегу к мельнице на плотину. Под старыми ветлами, в нагретой, просвеченной солнцем воде дремлют-стоят толстоспинные головли. Они стоят недвижимо, чуть пошевеливая плавниками. Быстрая уклея, пуская по воде круги и ловя падающих на воду мошек, стадами гуляет в прозрачной воде.

На мельнице, под мостом, шумит вода, вертится большой мокрое колесо, стоят возы с поднятыми связанными оглоблями. На минуту я заглядываю в широкие, серые от мучной пыли ворота. Там, в полутьме, что-то ладно шумит и стучит, видна белая борода мельника, весь белый от пыли мужик совком насыпает в мешок горячую, изжелта-белую, струйкой бегущую из лотка муку.

Заглянув на мельницу, бегу вниз на речку, где бежит-льется по камням вода и яркое отражается на воде солнце. Я засучиваю выше колен штанишки, ступаю в прозрачную воду. Речка заросла кустами, изъеденным жучками черным ольховником, зеленой лозою. Над лозою, над высокими цветами береговой медуницы летают и, хрустально трепеща крыльями, останавливаются в воздухе темно-синие, прозрачные, с изумрудными глазами стрекозы. Вода журчит вокруг моих ног. Осторожно ступая по скользким подводным голышам, я бреду по речному, с перебегающими солнечными зайчиками дну. Осторожно поднимаю под водою и отвожу большой скользкий камень. Там, в чуть замутившейся воде, прикрытый зелеными водорослями, задом пятится рак. Я лодочкой подвожу к раку руки. С непостижимой быстротою исчезает под берегом рак, а там, где я его видел, остается облачко мути. Я долго брожу по реке, отворачиваю заросшие зелеными бородами камни, любуюсь на золотое усыпанное разноцветными ракушками дно, на прозрачно-желтых перебегающих по дну пескарей, слушаю шум воды, дальние голоса на деревне…

Возвращаюсь полем, через огороды. Перелезаю изгородь, иду крепкой стежкой, протоптанной в пахучей, закрывающей меня с головою зеленой конопле. А как чудесно засесть в густую пахучую коноплю, в высокую золотистую рожь, неподвижно сидеть, видеть синее небо, медленно кланяющиеся над непокрытой головою колосья, смотреть, как по высокой коленчатой соломинке неторопливо поднимается усеянная мелкими точками божья коровка, как высоко в небе, под белыми облаками, распластав крылья, парит ястреб-канюк.

Плотик

В самом отдаленном периоде детства, для меня уже почти незапамятном, ближе мне была мать. Мать я чувствовал как весь окружавший меня мир, в котором я еще не умел различать отдельных предметов, — как теплоту и свет яркого солнца, на которое меня выносили, как полюбившееся мне купанье в корытце, как сладкую теплоту материнского молока. Мне тепло и приятно было у нее на руках, была приятна близость ее рук и груди, ее голос; я узнавал ее по знакомому запаху и по чему-то особому, еще кровно соединявшему нас, и, чувствуя ее запах, слыша знакомый звук голоса, смеялся, всем тельцем лез из пеленок. Отец казался чем-то огромным, колючим, пахнувшим менее приятно. И мать тогда наполняла меня, вливалась в широкий, ослепительный и непостижимый мир, окружавший меня в первые дни моего детства. Сливался и я с этим видимым, слышимым, осязаемым мною миром.

Чем больше я подрастал — дальше уходил из этого теплого, растворявшего меня мира, отчетливее видел и осязал предметы, чувствовал земные запахи, слышал живые голоса. И чем дальше отходил от матери — ближе, понятнее, роднее становился отец.

После переезда в Кислово я почти не расставался с отцом. Ночью мы спали в одной постели, днем уходили в залитые солнечным светом поля, любовались зелеными рощами, в которых встречали нас веселые голоса птиц. Глазами отца я видел раскрывавшийся передо мною величественный мир родной русской природы. Чудесными казались тропинки, широкий простор полей, высокая синева неба с застывшими белыми облаками. Мы ходили на реку, где я слушал журчание воды, протекавшей в заросших осокою берегах, треск кузнечиков и шелест листвы на деревьях.

Навсегда в моей памяти остались эти первые наши прогулки. Особенно помню любимый Ровок, где в тени под дубами росли ландыши (эти лесные цветы, их тончайший аромат и теперь неизменно возвращает меня к первым радостным восприятиям детства), а в июньские жаркие дни я собирал в густой траве душистую землянику. Счастливый, взволнованный новыми впечатлениями я возвращался из этих прогулок.

(1)После переезда в Кислово я почти не расставался с отцом. (2)Днём мы уходили в залитые солнечным светом поля, любовались зелёными рощами, в которых встречали нас весёлые голоса птиц. (3)Глазами отца я видел раскрывавшийся передо мною величественный мир родной русской природы. (4)Чудесными казались тропинки, широкий простор полей, высокая синева неба с застывшими белыми облаками.

(5)Мы ходили на реку, где я слушал журчание воды, протекавшей в заросших осокою берегах, треск кузнечиков и шелест листвы на деревьях. (6)Навсегда в моей памяти остались эти первые наши прогулки. (7)Особенно помню любимый Ровок, где в тени под дубами росли ландыши (эти лесные цветы, их тончайший аромат и теперь неизменно возвращают меня к первым радостным воспоминаниям о детстве), а в июньские жаркие дни я собирал в густой траве душистую землянику. (8)Счастливый, взволнованный новыми впечатлениями, я возвращался из этих прогулок.

(9)Особенно запомнил я зимние деревенские вечера, нашу семейную комнату в доме, скудно освещённую огоньком синей лампадки. (10)Нередко я засыпал на груди отца. (11)Вот я лежу подле него, всем детским тельцем чувствуя теплоту его большого, сильного тела. (12)Уступая моим настойчивым просьбам, сам увлекаясь своей выдумкой, он рассказывает мне сказку.

(13)Я не упомню всего, о чём рассказывал мне в долгие вечера отец. (14)Помню, что называлась наша любимая сказка «Плотик», что сказывалось в ней о приключениях двух смелых мальчиков Серёжи и Пети. (15)Связанные братской любовью, Серёжа и Петя построили из брёвен плотик и отправились на нём в далёкие, сказочные страны. (16)Уж не припомню теперь всех удивительных похождений Серёжи и Пети, всех чудесных встреч и приключений, но и теперь волнуют меня давние переживания, — отчетливо помню, как дрожал я, как впивался в каждое слово отца, придумывавшего новые и новые подвиги наших героев.

(17)Сказки отца, от которых, быть может, пошла моя страсть к путешествиям, распаляли воображение. (18)Чудесный плотик уносил меня в страны вымыслов и приключений. (19)3ажмурив глаза, я плыл в тридевятое царство, где нас ждали сказочные приключения, творились невиданные чудеса. (20)Сила вымысла мною владела. (21)Долго не засыпал я, поддавшись полёту фантазии. (22)Почти наяву слышал голоса, видел вымышленных героев.

(23)Хорошо помню, как, ёжась под одеялом от предстоящего удовольствия, говорю начинавшему похрапывать отцу:
— Расскажи о плотике! (24)Ты обещал рассказать…
— (25)Спать пора, Сивый, — с напускной строгостью сонным голосом отвечает, бывало, отец. — (26)Вчера я уже всё рассказал.(27) Спи!
— (28)Расскажи, пожалуйста. (29)Расскажи, как они повстречали медведя…

(30)И, уступая моей настойчивой просьбе, оживляясь по мере рассказа, в сотый раз начинает отец давно знакомую сказку. (31)Воодушевляясь вымыслом, отец сочиняет что придёт в голову, а я слушаю с замиранием сердца. (32)Вместе с Серёжей и Петей, с умной собакой Полканом отправляемся мы в воображаемое далёкое путешествие. (33)За тёмные леса, за синее море, за высокие горы несёт нас по речке Невестнице сказочный плотик.

(34)И неприметно мне, как гаснет в углу лампадка, как поднимается от бревенчатых стен что-то мохнатое и большое, ласково накрывает меня, шепчет в самое ухо: «Спи, Сивый, спи!»

(35) Не слышу, как отец вынимает из-под моей головы свою руку, укладывает рядом с собою.
(36) Не слышу, как он засыпает. (37)Мир ночных сновидений властвует надо мною. (38)В царство этих видений несёт меня сказочный плотик…

(39)Казалось, всё было светло, безоблачно, радостно в окружавшем меня мире, где в неведомые далёкие страны каждую ночь уносил меня наш сказочный плотик. (40)Светлы и почти безмятежны были дни. (41)Был молод, бодр, весел отец; тиха и нежна, ревнива своею любовью мать. (42)Нужда, непоправимые несчастья, болезни, утраты и самая смерть, казалось, щадили наш дом. (43)В раннем детстве я не знал и не видел тяжёлых обид, ожесточающих человеческие сердца. (44)Ласковые руки поддерживали меня и берегли. (45)И я благодарю судьбу, наградившую меня светлыми днями детства, — теми счастливыми днями, когда в нетронутых сердцах людей закладываются родники любви.

(По И.С. Соколову-Микитову*)

* Иван Сергеевич Соколов-Микитов (1892-1975) — русский советский писатель и журналист, специальный корреспондент.

Ива́н Серге́евич Соколо́в-Микито́в (17, Осеки — 20 февраля 1975, Москва) — русский советский писатель.

Биография

Иван Сергеевич Соколов-Микитов родился в урочище Осеки Калужской губернии (ныне [[Перемышльский район] Калужской области) в семье Сергея Никитича Соколова — управляющего лесными угодьями богатых купцов Коншиных.

В 1895 г. семья переехала на родину отца в село Кислово Дорогобужского района (ныне — Угранский район Смоленской области).

Когда ему исполнилось десять лет отец отвез его в Смоленск где определил в Смоленское Александровское реальное училище. В училище Соколов-Микитов увлёкся идеями революции. За участие в подпольных революционных кружках Соколов-Микитов был исключён из пятого класса училища. В 1910 Соколов-Микитов уехал в Санкт-Петербург, где стал посещать сельскохозяйственные курсы. В том же году он написал своё первое произведение — сказку «Соль земли». Вскоре Соколов-Микитов понимает, что не имеет склонности к сельскохозяйственной работе, и всё больше начинает увлекаться литературой. Он посещает литературные кружки, знакомится со многими известными писателями Алексеем Ремизовым, Александром Грином, Вячеславом Шишковым, Михаилом Пришвиным, Александром Куприным.

С 1912 года Соколов-Микитов работал в Ревеле секретарём газеты «Ревельский листок». Вскоре он устроился работать на торговое судно, побывал во многих портовых городах Европы и Африки. В 1915 в связи с начавшейся Первой Мировой он вернулся в Россию. Во время войны Соколов-Микитов вместе с известным лётчиком Глебом Алехновичем совершал боевые вылеты на русском бомбардировщике «Илья Муромец».

В 1919 году Иван Соколов-Микитов записывается матросом на торговое судно «Омск». Однако в 1920 году в Англии судно арестовывается и за долги продаётся с аукциона. Для Соколова-Микитова началась вынужденная эмиграция. Год он живёт в Англии, а затем в 1921 году перебирается в Германию. В 1922 Соколов-Микитов встретился в Берлине с Максимом Горьким, который помог ему получить документы, необходимые для возвращения на Родину.

После возвращения в Россию Соколов-Микитов много путешествует, участвует в арктических экспедициях на ледоколе «Георгий Седов», возглавляемых Отто Шмидтом. За экспедициями в Северный Ледовитый океан, на Землю Франца-Иосифа и Северную Землю последовала экспедиция по спасению ледокола «Малыгин», в которой он участвовал как корреспондент «Известий».

В 1930—1931 годах выходят циклы «Заморские рассказы», «На Белой Земле» повесть «Детство».

В 1929—1934 годах Соколов-Микитов живёт и работает в Гатчине. К нему в гости часто приезжают известные писатели Евгений Замятин, Вячеслав Шишков, Виталий Бианки, Константин Федин. В его доме долго жил и известный писатель-охотовед Николай Анатольевич Зворыкин (1873-1937).

1 июля 1934 года Соколов-Микитов принят в члены Союза советских писателей.

Во время Второй мировой войны Соколов-Микитов работает в Молотове специальным корреспондентом «Известий». Летом 1945 года возвращается в Ленинград.

Начиная с лета 1952 года Соколов-Микитов начинает жить в собственноручно построенном им доме в селе Карачарово Конаковского района. Здесь он пишет бо́льшую часть своих произведений.

Его проза выразительна и наглядна прежде всего в тех случаях, когда он придерживается собственного опыта, она слабее, когда писатель передаёт слышанное.

В гостях в его «карачаровском» домике бывали писатели Александр Твардовский, Виктор Некрасов, Константин Федин, Владимир Солоухин, многие художники, журналисты.

Умер Соколов-Микитов 20 февраля 1975 года в Москве. По завещанию, урна с его прахом была захоронена на Новом кладбище в Гатчине. В 1983 году на захоронении был установлен памятник, инициатором выступало Гатчинское городское отделение ВООПИиК. Рядом с Иваном Сергеевичем похоронены и его близкие — мать Мария Ивановна Соколова (1870—1939) и дочери Елена (1926—1951) и Лидия (1928—1931).

Семья

• Мать — калужская крестьянка Мария Ивановна Соколова (1870—1939)
• Отец — приказчик, управляющий лесными угодьями Сергей Никитич Соколов.
• Жена — Лидия Ивановна Соколова. Познакомились они в московском издательстве «Круг».

После женитьбы у них родились три дочери. Старшая Ирина (Арина), средняя Елена (Алёна), младшая — Лидия. Все они умерли ещё при жизни родителей. Младшая дочь умерла от болезни, через десять лет после этого умерла старшая дочь. Средняя дочь Елена утонула в 1951 году на Карельском перешейке.

• Внук — министр культуры России (2004-2008), ректор Московской консерватории (2001-2004, затем с 2009), профессор Александр Сергеевич Соколов.

Сочинения

• Ленкорань (1934)
• Пути кораблей (1934)
• Летят лебеди (1936)
• Северные рассказы (1939)
• На пробужденной земле (1941)
• Рассказы о Родине (1947)
• Детство (1953)
• Первая охота (1953)
• На теплой земле (1954)
• Листопадничек (1955)
• Звуки земли (1962)
• Карачаровские записи (1968)
• У святых источников (1969)

Память

В 1981 г. в Карачарово в доме, где жил Соколов-Микитов, была установлена мемориальная доска.

В 2007 году в Санкт-Петербурге в доме, где жил Соколов-Микитов, открыта мемориальная доска.

В 2008 году в с. Полднево, Угранского района, Смоленской области открыт дом-музей Ивана Сергеевича Соколова-Микитова, перевезенный из деревни Кислово.