После удачной атаки круто изменившей ход сражения командующий флотом высказал благодарность егэ

Задание 10676

Ответы:

Упоминаемые в тексте морские сражения произошли на Балтийском море.

Автор просит о том, чтобы адмиралу, отличившемуся в сражениях,
в качестве награды были дарованы крепостные крестьяне.
— Правильный ответ

В период написания письма основу российского военного флота составляли паровые корабли.

Упоминаемый в тексте российский контр-адмирал командовал русской эскадрой в Чесменском морском сражении.

Письмо адресовано российской императрице.
— Правильный ответ

В период событий, описываемых в отрывке, Крым входил в состав Российской империи.
— Правильный ответ

вошла в отечественную военную историю как одна из самых ярких ее страниц. Верховный визирь, собрав на реке Рымник 100-тысячную армию, решил порознь разбить войска Суворова и принца Кобурга. Турецкие войска занимали три укрепленных лагеря, находившихся на расстоянии 6–7 километров друг от друга. А. В. Суворов, совершив форсированный марш-бросок, упредил противника и объединенными силами (7-тысячным русским и 18-тысячным австрийским отрядами) в ходе упорного 12-часового сражения разгромил его по частям. Турецкие потери в ходе сражения составили около 15 тысяч человек убитыми и ранеными, в то время как русские и австрийцы потеряли менее одной тысячи.

Победа при Рымнике явилась крупнейшей после Кагула (21 июля 1770 года) победой над турецкой армией, в которой во всей полноте проявился знаменитый суворовский принцип: «Воюй не числом, а умением». За одержанную победу А. В. Суворов получил титул графа Рымникского.

Новые поражения окончательно подорвали боевой дух турецкой армии. В унынии находились и ее предводители. Русский агент сообщал: «Гассан-пашу раненого в тяжкой болезни водят под руки, часто лежит он без всякого покрова у своих палат на улице. Никого к себе не допускает, и если приведут к нему преступника, тотчас же без дальнего исследования велит его или повесить, или отрезать голову. О визире (то же Гассан-паша, 1 июня сменивший Юсуф-пашу) слышно, что он после разбития своего живет в Мачине, чрезвычайно всегда задумчив и никого к себе не допускает»²⁵⁵.

Султан, получая известия о поражениях своих войск, был вне себя от ярости, бегал по городу переодетый и производил расправы над неугодными. Так, повстречав однажды на улице грека в желтых ботинках, велел отрубить ему голову. А в разговоре с одним из своих приближенных сказал, что «был бы счастлив, ежели б умер два года назад, ибо не нашелся бы в столь плачевном состоянии». Но при этом в своих хати-шерифах продолжал заявлять подданным, что «не кончит сей войны прежде, нежели отомстит неприятелям».

Тем временем, слухи о поражениях визиря стали расползаться по всем окрестностям, приводя народ в крайнее уныние. Многие воины ислама, избежавшие смерти и плена, стали разбегаться. А оставшаяся в Мачине часть войска взбунтовалась, требуя от визиря жалованья. Из-за чего в Константинополе стали говорить о том, что визирь скоро потеряет голову.

Голову он не потерял, но в конце октября визирьская печать перешла к бывшему капудан-паше Джезаирли Газы Гассан-паше. Поначалу он не хотел ее принимать, объясняя тем, что лишен своей прежней силы и власти. Совет при Порте ограничивал визиря даже в военных операциях. И чтобы уговорить многоопытного Гассана принять эту должность в столь ответственный для Турции момент, Селим дал ему практически неограниченные полномочия. Теперь старый капудан-паша мог делать все, что ему не заблагорассудится, вплоть до заключения мира, если увидит благоприятные к тому обстоятельства.

Но, не пробыв в должности визиря и трех месяцев, знаменитый турецкий адмирал Джезаирли Гассан-паша отошел в мир иной. Официально было объявлено, что он скончался своей смертью. Однако народ считал, что их любимца непременно отравили за его приверженность к миру. Место визиря вскоре занял Шериф Гассан-паша, человек небольших достоинств и новый в делах государственных, бывший при заключении Кючук-Кайнарджийского мира пашою в Очакове.

Очередная смена визиря не принесла существенных изменений в расстановке сил на театре военных действий. Турецкая армия в кампанию 1789 года получила сокрушительное поражение. В войне наступил коренной перелом. Турки пошли на переговоры.

^
1. РЕЙД НА СИНОП
Поражения турецких сил в кампании 1789 года заставили Порту пойти на переговоры. Посредником в переговорном процессе решила выступить Пруссия, которая желала принудить Россию подписать невыгодный ей мир. Но условия, которые она при этом выдвигала, явно противоречили «достоинству и чести Российской Империи». Екатерина II, подозревая немцев в содействии Турции и в готовности начать военные действия против России, в своих письмах к князю Потемкину сообщала: «Не осталося почти никакого сомнения, чтобы король прусский не имел в намерении, общее с поляками, весною напасть на наши владения»²⁵⁶, так что «разрыв с Берлинским двором надлежит почитать неизбежным» ²⁵⁷.

Утверждения русской императрицы были не безосновательными. Пруссия провела мобилизацию и в начале 1790 года направила 40-тысячный корпус к своим восточным границам. Другой такой же корпус прусских войск двинулся к границам Галиции, для возможного нападения на Австрию. В готовности была и основная армия численностью 100 тысяч человек для поддержки передовых сил сообразно складывающимся обстоятельствам.

20 января между Портой и королем прусским был подписан трактат. Он состоял из пяти основных положений:

«1-е, взаимная гарантия владений обеих держав;

2-е, все негоциации (переговоры.– Авт.) о мире должны быть с согласия Швеции и Польши, которой прусский король обязуется возвратить приобретенную часть Польши домом австрийским;

3-е, есть ли союзные воюющие державы не помирятся с Портою, обе вместе и каждая порознь, то он имеет объявить им войну;

4-е, медиаторами (посредникам.– Авт.) будут Англия и Голландия;

5-е, трактат ратифицируется по прошествии пяти месяцев от подписания»²⁵⁸.

Опираясь на содействие Пруссии, Англии, Голландии и Польши, а также рассчитывая на оттягивание значительных российских сил в ее войне со Швецией, Порта и не помышляла о мире.

К продолжению войны готовились и в России. Генерал-фельдмаршал князь Потемкин еще в конце 1789 года приступил к составлению плана военных действий на предстоящую кампанию. Согласно этому плану значительные сухопутные силы необходимо было сконцентрировать у западных границ на случай непредвиденных действий со стороны Пруссии, а на Дунае надлежало вести оборонительные действия. В то же время, Черноморскому флоту предписывалось искать по всюду флот турецкий и разбить его в генеральном сражении. Кроме того, флоту ставилась задача по нарушению коммуникаций противника и недопущению переброски войск на сухопутный театр военных действий²⁵⁹. Для согласования плана Потемкин вызвал к себе в Яссы контр-адмирала Ушакова.

По пути в ставку главнокомандующего Федор Федорович заехал в Херсон, где встретился со своими давними друзьями, с которыми вместе пережил эпидемию чумы. Капитан 2 ранга П. А. Данилов, узнав о планах Ушакова, настоятельно просил его похлопотать перед Светлейшим о своем переводе на линейный флот. Федор Федорович знал Данилова не только как превосходного актера, жизнерадостного и неунывающего человека, но и как прекрасного моряка, на которого всегда можно положиться, а потому не преминул заверить его в своей поддержке.

14 марта 1790 года командующим Черноморским флотом, вместо отправленного на Каспий Войновича, был назначен Ф. Ф. Ушаков. В ордере Потемкина по этому поводу значилось: «Не обременяя Вас правлением Адмиралтейства, препоручаю Вам начальство флота по военному употреблению»²⁶⁰. Тогда же в письме Екатерине II он писал: «Благодаря Бога и флот, и флотилия наша сильней уже турецкого. Но адмирал Войнович бегать лих и уходить, а не драться. Есть во флоте Севастопольском контр-адмирал Ушаков. Отлично знающ, предприимчив и охотник к службе. Он мой будет помощник»²⁶¹.

Возлагая все свои надежды в предстоящей кампании на Черноморский флот, Г. А. Потемкин 19 марта в секретном письме сообщал императрице: «Касательно войны с турками чинить наступление флотом, и, ежели Бог поможет, сойтиться и разбить их флот, то теснить Царь Град»²⁶².

В качестве прикрытия или, говоря современным военным языком, оперативного обеспечения плана, Потемкин решил использовать дезинформацию, о чем в письме Екатерине II писал: «Я так соглашу расположение на сухом пути, что вся будет удобность мне самому дать флотскую баталию… Прошу Вас, матушка, в разговорах, да и чрез других разглашать, что Вы не намерены на Черном море флотом действовать наступательно, а держаться у своего берега оборонительно. Сие дойдет до турков, и они выйдут, понадеясь, из канала, а то иначе их не выманить»²⁶³.

Получив инструкции от Потемкина, Ф. Ф. Ушаков в новом качестве направился в Севастополь. Посетив на обратном пути Херсон для решения вопросов снабжения флота, Федор Федорович, с разрешения главнокомандующего, взял с собой бригадира флота Голенкина и капитана 2 ранга Данилова. Однокашник по Морскому корпусу – Гаврила Кузьмич Голенкин был назначен командиром авангарда корабельного флота, а Петр Алексеевич Данилов – флаг-капитаном (начальником штаба) к Ушакову. Черноморский флот начал готовиться к решающим сражениям на море.

Еще перед началом активных боевых действий Г. А. Потемкин, используя предыдущий опыт, решил провести «диверсию» у азиатского побережья Турции. Для исполнения намеченного плана в день больших распоряжений главнокомандующего – 14 марта Ушакову был отписан еще один ордер, в котором говорилось: «По прибытии немедленном в Севастополь… с самыми лучшими крейсерскими судами в подкрепление трех кораблей «Георгия», «Андрея» и «Александра», да четырех фрегатов извольте выйти в море ради поиску. Крайне полезно бы было, если б удалось Вам схватить какие транспорты или же истребить где спущенные корабли у азиатских берегов. Я надеюсь, что Вы со всею ревностию исполните Вам порученное и заблаговременно возвратитесь в Севастополь для приуготовления всего флота в кампанию»²⁶⁴.

Во исполнение указаний светлейшего контр-адмирал Ушаков с небольшой крейсерской эскадрой, состоящей из трех 50-пушечных кораблей, четырех фрегатов, 11 крейсерских судов и репетичного судна, 16 мая вышел из Севастополя для проведения рейда на Анатолийском берегу.

21 числа эскадра подошла к Синопу. Крейсерские суда были разделены на три отряда и посланы к берегу для уточнения обстановки. Береговые батареи открыли по ним сильный огонь, не принесший им, однако, никаких повреждений. Крейсера же сумели захватить стоявшие у берега два вражеских судна.

Ушаков меж тем, имея флаг на «Св. Александре», стремился войти на рейд, где надеялся застать военные суда. Но с наступлением темноты вынужден был расположиться перед входом в бухту, чтобы воспрепятствовать неприятелю вырваться в море. Для устрашения гарнизона Синопа он велел всем судам нести полные огни и, находясь всю ночь под парусами, производить стрельбу фальшфейерами и ракетами.

На рассвете следующего дня российская эскадра вошла в Синопскую бухту, где на якоре под прикрытием береговых батарей стояли два фрегата, шхуна, кирлангич, полугалера, три лансона и чектырма. Кроме того, на эллингах находились один строящийся корабль и две таитии. Ушаков намерен был их атаковать, но слабый восточный ветер тому воспрепятствовал. К тому же близость береговых батарей делала эту атаку рискованной. Ушаков вместо атаки «разными движениями эскадры и перепалкою с кораблей, всем синопским жителям и судам, там находящимся, наносил беспрестанно великий страх». Ядра рушили стены, а брандскугели воспламеняли постройки в крепости. Удачно действовал при этом корабль «Св. Георгий», отбуксированный гребными судами в глубь бухты.

До полудня 23 мая пальба с обеих сторон практически не стихала. В это время крейсерские суда под прикрытием двух фрегатов и репетичного судна у соседних берегов взяли в плен восемь судов и потопили еще четыре, шедших в Константинополь. Было взято в плен 148 человек и освобождено из неволи 53 человека. При этом были ранены четыре человека и один матрос убит.

Взятые суда были нагружены пшеницей. Два из них были не способны к переходу морем, и командующий приказал сгрузить с них пшеницу на корабли эскадры, а их подвести к городу и сжечь на виду у жителей.

24 мая российская эскадра оставила Синопскую бухту и последовала вдоль берега к Самсуну, уничтожив по пути еще два небольших турецких судна. 25 числа крейсерские суда с орудийными залпами вошли в Самсунскую бухту. Следом вошли и остальные суда. Не обнаружив там военных кораблей, Ушаков осмотрел гавань, снял план укрепления и вышел в море, направив курс на Анапу.

Для штурма Анапы в начале февраля отправился генерал-поручик Ю. Б. Бибиков (в 20-х годах XIX столетия его дочь Мария выйдет замуж за племянника Ф. Ф. Ушакова – Федора Ивановича и после смерти будет захоронена в Санаксарском монастыре рядом с могилой адмирала). Движимый скорее жаждой славы, нежели здравым смыслом, он вскоре и сам осознал нелепость своего предприятия, но отступать не решился.

Маршрут, который и в лучшее время года был достаточно трудным для прохождения войск, стал по существу дорогой смерти для Кавказского корпуса, состоящего из 7 609 человек. Провиант был взят только на две недели, и в войсках начался голод. Солдаты питались гнилым мясом, кореньями и травой, от чего появилось множество больных.

В таком состоянии корпус достиг предместья Анапы, где их встретил Батал-паша с наспех собранным войском. После небольшого боя турки, татары и черкесы отошли в крепость, оставив русских воинов на верную смерть от голода и холода. В первую же ночь стояния под стенами Анапы в корпусе пало около 200 лошадей, а войска, чтобы не умереть от стужи, зажигали жилища в предместьях крепости.

Генералу Бибикову ничего не оставалось, как 15 апреля двинуться в обратный путь, который был еще более губительным, чем переход к Анапе. В результате 4 мая, выйдя на правый берег Кубани, Ю. Б. Бибиков насчитал лишь 5 407 человек от своего корпуса²⁶⁵. Более двух тысяч храбрых воинов, достойных лучшей участи, погибли. Позднее над генералом состоялся суд, и он был отставлен от службы.

Ф. Ф. Ушаков, отправляясь в поход, не знал, что корпус Бибикова отошел от Анапы, и потому 29 мая, подойдя к крепости с моря, надеялся на взаимодействие. Увидев на рейде турецкий линейный корабль, фрегат, две таитии и пять купеческих судов также под турецким флагом, Федор Федорович понял, что российских войск под крепостью нет.

Пользуясь темнотой, Ушаков решил атаковать турок, но наступивший штиль заставил его остановиться. Течение русские корабли стало сносить в разные стороны, поэтому командующий приказал всем стать на якорь.

На следующий день ветер подул со стороны берега, что опять воспрепятствовало Ушакову провести успешную атаку. 31 мая, лавируя на ветре, он снова попытался приблизиться к неприятельским судам и открыть по ним огонь. Однако ядра с русских кораблей не долетали до противника.

На турецких судах началась суета. Турки, чтобы ближе подойти к берегу под защиту крепости, спешно освобождались от грузов и даже орудий, что позволило им уменьшить осадку и пройти по мелководью к крепости. Частью орудий, снятых с кораблей, были усилены береговые батареи. А сами суда встали на шпринг, обратив борта в сторону моря.

Ночью 1 июня, произведя по ним несколько залпов брандскугелями, контр-адмирал Ушаков прекратил огонь. Невозможность ближе подойти к неприятелю и отсутствие в составе русской эскадры бомбардирских судов и брандеров с негасимой зажигательной смесью не позволили добиться желаемой цели – уничтожить неприятельские суда на Анапском рейде. Ушаков отошел от Анапы и 5-го числа благополучно прибыл в Севастополь.

Федор Федорович испытывал истинное удовольствие от успешно проведенной крейсерской операции. Противнику причинен серьезный материальный ущерб, и, главное, он был подавлен морально. При этом весь личный состав ушаковской эскадры остался цел и невредим, а корабли не имели повреждений. На душе было радостно и от того, что без лишних помех он занимался настоящим делом, о чем по пришествии в Севастополь писал: «Я только весело время проводил в походе, а возвратясь сюда, принужден опять заняться за скучные письменные дела»²⁶⁶.

Не теряя времени, Ушаков стал готовить весь флот для выхода уже к другой части Черного моря, используя для этих нужд собственные средства за неимением таковых Правлении. К концу июня на рейде Севастополя уже стояли в готовности 10 кораблей, шесть фрегатов и несколько более мелких судов.
2. КЕРЧЬ
Почти одновременно с выходом эскадры Черноморского флота к Синопу, из Константинополя отправился турецкий флот под флагом самого капудан-паши Гуссейна. 40 судов различной величины, основу которых составляли линейные корабли, с посаженным на них сильным «высадным корпусом» шли, «чтобы поразить русские эскадры на черноморских водах, сделать высадку на берега таврические и, пользуясь развлечением главных российских сил к стороне Польши, присоединить сей полуостров как древнее владение к Турции»²⁶⁷.

В конце мая турецкий флот появился около Ялты, но вскоре скрылся в неизвестном направлении. Не понятно, почему капудан-паша отказался от высадки войск в Крыму? Очевидно, Гуссейн, получив известия из Синопа о действиях там российской эскадры, решил прийти на помощь соотечественникам и на их глазах разбить ненавистного «Ушак-пашу». Но Провидение берегло эскадру Ушакова. Их встреча была впереди, и российский командующий к ней основательно готовился. 19 июня последовал ордер князя Потемкина о выходе в море для поисков неприятеля.

Турецкий адмирал, имея те же намерения, в конце июня появился с флотом около Евпатории. Затем, обогнув Севастополь, 4 июля оказался под Феодосией. С берега ясно были различимы 12 больших кораблей и 25 судов различной величины. Весь этот день, застигнутый маловетрием, он находился практически на одном месте. В два часа пополудни следующего дня турецкий флот приблизился к берегу на расстояние пяти миль и, произведя два выстрела, ушел в сторону Анапы²⁶⁸.

Получив от бригадира С. С. Жигулина известие о появлении противника, контр-адмирал Ушаков немедленно отправил донесение Потемкину и отдал приказ Черноморскому флоту вступить под паруса. 2 июля в составе 10 линейных кораблей, шести фрегатов, 13 крейсерских судов, репетичного судна и двух брандеров он вышел из Севастопольской бухты. Оставляя за себя старшим в порту капитана 1 ранга Д. Доможирова, Ушаков дал ему все нужные распоряжения, предписав ему иметь «всякую военную осторожность об охранении порта и судов по силе закона». Особое внимание командующий обратил на сохранение здоровья служителей. «Если найдутся свободные люди, – писал он далее, – не оставте вспомоществовать старанием Вашим о построении новой госпитали и о поправлении старых, имейте старание о сбережении больных служителей, сходно с предписанием от меня об оном сделанным»²⁶⁹.

Князь Потемкин, получив извещение командующего флотом, 3 июля отправил ему очередной ордер: «В соответствие рапорта Вашего об оказавшемся в виду берегов таврических неприятельском флоте, предписываю Вашему превосходительству смотреть, куда оный наклоняется и старайтесь решить с ним дело. Молитесь Богу, Он нам поможет. Положите на Него всю надежду, ободрите команду и произведите в ней желание к сражению. Милость Божия с Вами – уведомляйте меня по часу, не пойдут ли они для намереваемого десанта к Еникале»²⁷⁰.

После полудня 6 июля Ушаков прибыл в Феодосийский порт и потребовал у городничего сведений о неприятельском флоте. Получив известия, утром следующего дня при солнечной погоде и благополучном ветре, он со всем флотом пошел в сторону Анапы на поиски турецкого флота. Имея все основания ожидать возвращения неприятеля, Ушаков встал на якорь недалеко от Керченского пролива.

Предположения командующего российским флотом оправ­дались. Утром 8 июля при мрачной погоде и северо-восточном ветре на горизонте показался турецкий флот.

С русской стороны насчитали у противника 10 линейных кораблей (из них четыре флагманских), восемь фрегатов и 36 других судов. Ушаков немедленно отдал приказ сниматься с якоря и строить линию баталии левого галса. Турецкий флот также стал выстраиваться в боевой порядок и в 12 часов дня первый открыл огонь, направив свой главный удар на авангард бригадира флота Г. К. Голенкина. Однако тот выдержал атаку неприятеля и точным ответным огнем сбил его наступательный порыв. Капудан-паша все же продолжил натиск, подкрепляя силы на направлении главного удара кораблями с большими орудиями.

С началом сражения оказалось, что ядра с русских фрегатов, поставленных в линию из-за недостатка линейных кораблей, не долетают до неприятеля. Тогда Ушаков подал им сигнал выйти из линии для возможного оказания помощи авангарду, а остальным кораблям сомкнуть образовавшуюся между ними дистанцию. Не подозревая об истинных намерениях русского флагмана, турки очень обрадовались этому обстоятельству. Их вице-адмиральский корабль, выйдя из линии и став передовым, начал спускаться на русский авангард с целью его обхода. Но Ушаков предвидел возможное развитие событий, а потому, мгновенно оценив обстановку, подал сигнал фрегатам резерва защитить свои передовые корабли. Фрегаты подоспели вовремя и заставили турецкого вице-адмирала пройти между линиями под сокрушительным огнем русских кораблей.

Используя благоприятную перемену ветра на 4 румба (45 градусов), Ушаков стал сближаться с противником на дистанцию картечного выстрела, чтобы ввести в действие всю артиллерию, включая малую. От перемены ветра и решительного напора русских кораблей турки пришли в замешательство. Они стали поворачивать через оверштаг всей колонной, подставив себя под мощный залп флагманского 80-пушечного корабля Ушакова «Рождества Христова» и 66-пушечного «Преображения Господня», неся при этом большие разрушения и потери в живой силе (на борту турецких кораблей находился десант, предназначенный для высадки в Крыму).

Из неприятельских судов особенно пострадали два корабля, которые «упав» на русскую линию, прошли от нее так близко, что чуть не сцепились с кораблями арьергарда. Большие повреждения получил и вице-адмиральский корабль турок, который, «упав на ветер», также очень близко прошел через всю русскую линию. В результате этого неудачного маневра «сей корабль и помянутые два, остались совсем уже разбиты до крайности». Капудан-паша, пытаясь защитить их, спустился под ветер и стал проходить контргалсом в непосредственной близости от русских кораблей, через что также получил большие повреждения.

Вскоре, будучи уже на ветре, Ушаков подал очередной сигнал авангарду исполнить поворот «всем вдруг» (всем вместе) через оверштаг и, «не наблюдая свои места, каждому по способности случая, с крайней поспешностью войтить в кильватер» своего флагманского корабля, ставшего передовым. После исполненного маневра уже вся русская линия во главе с адмиралом «весьма скоро» оказалась на ветре у неприятеля, что значительно усугубило положение турок.

Не надеясь выдержать очередную атаку, турки дрогнули и пустились в бегство к своим берегам. Попытка преследовать противника боевом порядке оказалась безуспешной. Легкость в ходу турецких кораблей спасла их от разгрома. Уходя от преследования, они растворились в ночной темноте. Этим и закончилось Керченское сражение, в результате которого была сорвана попытка высадки вражеского десанта в Крым. Противник понес большие потери, тогда как с русской стороны было убито только 29 человек и ранено 68. Отслужив на благодарственный молебен, эскадра вернулась в Севастополь.

Как и в сражении при Фидониси турецкому флоту удалось избежать более значительных потерь из-за преимущества в скорости хода. После Чесменского сражения турецкий флот пополнился кораблями новой постройки, изготовленных под руководством французских мастеров. Большинство турецких кораблей были обшиты медью, тогда как наши суда (черноморской постройки) в подводной части сильно обрастали ракушечником и терпели множество бед от водяных червей, что делало их тяжелыми на ходу.

Но все это не умаляло заслуг русских моряков. Образец личной храбрости показал в сражении контр-адмирал Ушаков. Он проявил себя умелым флотоводцем, способным мыслить творчески и принимать неординарные решения. «Не удаляясь главных правил», он смог инициативно распорядиться силами флота. В сражении им впервые был использован резерв для поддержки главных сил. Кроме того, четко прослеживалось его стремление поставить флагманский корабль в голову колонны, принять на себя инициативу и, вместе с тем, дать определенную самостоятельность в маневре своим командирам («каждому по способности случая»). В сражении ярко проявилось преимущество русских моряков в выучке и огневой подготовке. Ушаков в максимальной степени использовал мощь своей артиллерии, тем самым, сведя на «нет» численное преимущество противника, сосредоточив главный удар на его флагманских кораблях.

В ознаменование победы в Керченском сражении генерал-фельдмаршал Потемкин направил Ушакову письменную благодарность: «Отдавая полное уважение победе, одержанной вами над флотом неприятельским… приписываю оную благоразумию вашего превосходительства и неустрашимой храбрости вверенных вам сил. Примите через сие, ваше превосходительство, засвидетельствование моего удовольствия и признательности и объявите оные всем подчиненным вашим»²⁷¹. А в письме к императрице написал, «…бой был жесток и для нас славен тем паче, что и жарко, и порядочно контр-адмирал Ушаков атаковал неприятеля вдвое себя сильнее, у которого были учители. Как и прежде доносил: разбил сильно и гнал до самой ночи; три корабля у них столь повреждены, что в нынешнюю кампанию, не думаю, быть им в море, а паче адмиральский, которого флаг шлюпкою с корабля «Георгия» взят. Контр-адмирал и кавалер Ушаков отличных достоинств. Знающ, как Гоу, и храбр, как Родней (Гоу и Родней – английские адмиралы. – Авт.). Я уверен, что из него выйдет великий морской предводитель. Не оставьте, матушка, его»²⁷².

В ответном послании Екатерина II сообщала: «Победу Черноморского флота над Турецким мы праздновали вчерась (2 августа. – Авт.) молебствием в городе у Казанской, и я была так весела, как давно не помню. Контр-адмиралу Ушакову великое спасибо прошу от меня сказать и всем его подчиненным»²⁷³.

В награду за одержанную победу Ф. Ф. Ушаков был пожалован орденом Св. Владимира 2-й степени.

Турки же донесли Порте о своей победе, и по Константинополю незамедлительно пополз об этот слух, с красочным описанием подвигов Гуссейна, который во время сражения якобы потопил четыре российских фрегата. Однако капитаны с прибывших в Константинополь кирлангичей, вопреки ожиданиям народа, стали говорить о том, что «турецкий флот весьма от бою поврежден, так что 18 судов из оного не знают, где находятся, а российское ни одно судно не только не потоплено, но и большого повреждения не претерпело». В связи с этим «в публике начали сумневаться в победе над русской эскадрой». А русские агенты доносили, что «значущие турки весьма сим огорчены и говорят, что очень нужно взять осторожности для столицы, дабы в случае со стороны российской на оную покушения защитить бы можно было, почему и работают беспрестанно во всех арсеналах»²⁷⁴.

Султан, обеспокоенный фактическим положением своего флота, приказал прислать для него подкрепление. Он намеревался вновь вывести его в море, чтобы, разделив на четыре части, отправить к Севастополю, для высадки десанта с очевидной целью захвата порта и уничтожения стоящих там русских кораблей²⁷⁵.

Таким образом, разбросанный по всему Черному морю турецкий флот вновь стал собираться в районе Варны для нового покушения на российские берега. Но окрыленный победой Ушаков не собирался упускать инициативы. Исправив повреждения, Черноморский флот снова был готов к встрече с врагом.
3. ТЕНДРА
Попытка Турции вновь перейти к решительным наступательным действиям на море была связана с выходом из войны союзницы России – Австрии. Отсутствие успехов в военных действиях привело ее к ослаблению своих позиций как на востоке, так и на западе Европы (Бельгии и Польше), где заметно усилилось влияние Пруссии. Для Австрии ситуация осложнялась и заключением союзного договора между Пруссией и Турцией (ратификация этого договора состоялась 14 августа. – Авт.)²⁷⁶.

В этих условиях прусский король Фридрих-Вильгельм II, угрожая силой, потребовал от только что вступившего на австрийский престол императора Леопольда II немедленного заключения перемирия с Турцией. Австрийский император, не имея возможности вести войну на два фронта, 27 июля 1790 года в лагере прусских войск в Рейхенбахе подписал с Пруссией конвенцию, на основании которой обязался в короткое время выполнить требование прусского короля. В случае продолжения войны между Россией и Турцией Австрия обязалась соблюдать нейтралитет, сохраняя за собой крепость Хотин, до тех пор, пока в Бухаресте не будет подписан окончательный мир²⁷⁷. Султан согласился на мирные договоренности, но лишь с тем условием, «чтоб в трактате никак не было упомянуто о вольном плавании австрийских судов по Дунаю»²⁷⁸.

Россия, стремясь избежать ведения боевых действий одновременно на двух фронтах, приняла меры к завершению войны со Швецией. Но и шведский король Густав III, потерпев серьезные поражения в кампанию 1790 года, уже не решался на новые сражения и принял предложения Екатерины II о начале мирных переговоров. Они завершились 3 августа заключением в Вереле мирного договора. По условиям договора было сохранено status quo и прежние границы²⁷⁹.

После окончания войны со Швецией Россия могла высвободить значительные силы и средства и использовать их в войне с Турцией. Это, в свою очередь, вызвало серьезную озабоченность Оттоманской Порты. По выражению российского посланника в Венеции контр-адмирала А. С. Мордвинова (родного брата Н. С. Мордвинова), Верельский договор стал «смертельным ударом для Порты»²⁸⁰.

Тем не менее, военно-политическая обстановка на юге и западе России продолжала оставаться достаточно напряженной, требующей от кабинета Екатерины II неординарных политических решений и дипломатических ходов. В этих условиях наиболее действенным инструментом в войне с Турцией оказался Черноморский флот. Исходя из этого, Г. А. Потемкин решил продолжить активные боевые действия на море.

Замысел русского командования сводился к тому, чтобы соединенными силами линейного и гребного флотов нанести сокрушительное поражение туркам, лишив их возможности продолжать войну на море, и, тем самым, создать угрозу турецкой столице.

В это время, 6 августа, Ф. Ф. Ушаков получил донесение из Балаклавы о появлении там 29 неприятельских судов. А 10 августа их обнаружили на траверзе Георгиевского монастыря, лежавшего недалеко от Севастополя. Федор Федорович немедленно распорядился о приготовлении флота. Он ждал случая для генерального сражения. И таковой вскоре представился.

С небольшим запозданием, 12 августа, Г. А. Потемкин извещал Ушакова о появлении 27 июля большого турецкого флота в районе устья Днестра. При этом он приказывал немедленно выйти в море, чтобы, соединившись с гребным флотом, чтобы совместными усилиями найти и атаковать неприятеля. «При сих случаях, – предписывал главнокомандующий, – не должно заниматься стрельбою издали, но подходить как можно ближе, чтобы заряды не терялись напрасно»²⁸¹.

16 августа повторил свое приказание и известил о своем намерении прибыть к Гаджибею, что лично наблюдать флот. Ордером от 18 августа перед Черноморским флотом была поставлена более конкретная задача: подойти к устью лимана, присоединить к себе 46-пушечный корабль «Наварахия Вознесение Господне» и три фрегата, сопровождаемые гребным флотом под командованием генерал-майора флота И. М. де Рибаса, после чего найти и разбить турецкий флот. При этом, в случае боя в прибрежном районе, гребному флоту надлежало оказывать содействие главным силам.

За день до отдачи этого приказа, 17 августа, весь турецкий флот в составе 17 трехмачтовых, 18 двухмачтовых и двух одномачтовых судов собрался около устья Днепровского лимана и встал на якорь²⁸².

Обнаружив с берега прибытие к Лиману крупных неприятельских сил, генерал-майор М. И. Кутузов выслал в море лансон № 3 под командованием прапорщика Кондогурия для ведения разведки, о результатах которой немедленно рапортовал князю Г. А. Потемкину и летучей почтой оповестил Ф. Ф. Ушакова.

Турки же, не наблюдая движения российских кораблей со стороны Севастополя, чувствовали себя достаточно спокойно. Утром 21 августа весь их флот снялся с якоря и под малыми парусами при северо-западном марсельном ветре стал отходить в сторону Очакова. Поздно вечером того же дня, миновав Гаджибейский фонарь (маяк), турецкий флот бросил якорь на самом фарватере по линии норд-зюйд.

Собрав в кулак все свои силы между Гаджибеем и островом Тендра, Гуссейн-паша жаждал реванша. Своей решимостью сразиться с неприятелем он сумел убедить султана в скором поражении российских морских сил на Черном море и тем заслужил его благосклонность. Селим III, для верности, дал в помощь своему другу и родственнику (Гуссейн был женат на сестре султана) опытного адмирала Саид-бея, намереваясь переломить ход событий на море в пользу Турции.

Но на пути к их заветной цели встал русский адмирал Ушаков. 25 августа он вышел из Севастополя и направился к Очакову, чтобы соединиться с гребным флотом и дать бой неприятелю. За десять дней до этого он обменялся с де Рибасом письмами. Кроме служебной информации, Иосиф Михайлович написал Ушакову и о тех наветах, которые ему довелось услышать о Федоре Федоровиче из уст неких общих знакомых. Удивительный ответ дал ему Ушаков:

«Что ж касается до объяснений Ваших о свойствах разного сорта людей, которые беспутствовали с каких-либо своих пустых неудовольствиев, желают нарушить дружбу между другими, прошу только покорнейше таковых, если случится, отвергнуть с презрением… Я поступаю также, и мне никто клеветать отнюдь не осмелится, ибо я в одну минуту выведу такового наружу. Не почитаю, чтоб не нашлись мне желающие разврату, но пусть они в том потрудятся и в свое время останутся за неправду обличены, а буду все таков же»²⁸³.

Перед уходом из Севастополя Ф. Ф. Ушаков и на этот раз приказал ему особое попечение уделить охране порта, строительству госпиталя и сохранению здоровья больных служителей. Вышедший в море флот под его командованием состоял из 10 линейных кораблей, шести фрегатов, 17 крейсерских судов, бомбардирского корабля, репетичного судна и двух брандеров.

Утром 28 августа, не ожидая никаких неприятностей, турецкий флот, состоящий из 14 линейных кораблей, восьми фрегатов и 23 других судов, продолжал стоять на якоре. Его командующий как обычно направил в море несколько крейсеров. И вдруг со стороны Севастополя Гуссейн обнаружил Российский флот, идущий под всеми парусами в походном ордере трех колонн.

Российский флот заметил и прапорщик Кондогурий. Он тут же отправил в донесении М. И. Кутузову, что «видит он российский флот, расстоянием от турецкого только в 15 верстах. Российский… держится к ветру и выигрывает оный у неприятеля. Турецкий флот, хотя в полном своем числе, но в превеликом беспорядке от бывшего довольно крепкого ветра»²⁸⁴.

Появление Севастопольского флота привело турок в замешательство. Несмотря на превосходство в силах, они спешно стали рубить канаты, в беспорядке отходить к Дунаю. Ушаков, справедливо полагая, что в нравственном отношении половина победы уже на его стороне, приказал нести все паруса и, оставаясь в походном ордере, стал спускаться на неприятеля.

В это же время Ушаков обнаружил гребной флот генерал-майора И. М. де Рибаса, находившийся между Гаджибеем и островом Ада. Чтобы предупредить о своем намерении атаковать турецкий флот, Федор Федорович отрядил к де Рибасу крейсерское судно. Командующий гребной флотилии также был намерен участвовать в сражении, но «за противным ветром и великим волнением флотилия ко оным вспомоществовать не могла».

Передовые турецкие корабли, наполнив паруса, удалились на значительное расстояние. Но, заметив опасность, нависшую над арьергардом, капудан-паша стал соединяться с ним и строить линию баталии правого галса.

Ушаков, продолжая сближение с неприятелем, также отдал приказ перестраиваться в боевую линию левого галса. Но затем сделал сигнал «поворотить через контр-марш и построить линию баталии на правый галс параллельно неприятельскому флоту». В результате русские корабли «весьма споро» выстроились в боевой порядок на ветре у турок.

Используя оправдавший себя в Керченском сражении тактический прием, Федор Федорович вывел из линии три фрегата «Иоанн Воинственник», «Иероним» и «Покров Богородицы» для обеспечения маневренного резерва на случай перемены ветра и возможной при этом атаки неприятеля с двух сторон.

В 15 часов, подойдя к противнику на дистанцию картечного выстрела, Ф. Ф. Ушаков принудил его к бою. И уже вскоре, под мощным огнем русской линии, турецкий флот начал уклоняться под ветер и приходить в расстройство. Подойдя ближе, русские корабли со всей силой обрушились на передовую часть турецкого флота. Флагманский корабль Ушакова «Рождество Христово» вел бой с тремя кораблями противника, заставив их выйти из линии.

Пораженный грандиозностью начавшегося сражения, прапорщик Кондогурий не переставал креститься и воссылать молитвы ко Всевышнему, прося его о помощи в сражении с иноплеменным врагом. Переведя дух, он стал писать рапорт Кутузову о происходящем на его глазах жарком бое. Но сделать это было непросто. Его утлое суденышко как скорлупку бросало на волнах, заливая борта. И все же донесение вскоре было готово и летучей почтой отправлено по назначению.

Михаил Илларионович всей душой переживал за своего старого товарища, с которым познакомился больше десяти лет назад на его фрегате «Св. Павел» во время перехода из Ливорно в Константинополь. Получив донесение от Кондогурия, Кутузов развернул свиток и жадно впился в него. Присутствующие при этом офицеры по выражению лица генерала поняли, что сражение складывается в пользу Ушакова.

Кутузов приказал подать ему бумагу и сам сел писать донесение князю Потемкину: «В 4 часа пополудни открылось сражение между турецким и Севастопольским флотом, расстоянием от Гаджибея к Севастопольской стороне верстах в пятидесяти, а потому с трудностию предметы рассматривать можно. Надеюсь, однако ж, что с помощью Всемогущего победе быть с нашей стороны. Первое по важному тому преимуществу, что флот наш на ветре и что в действительности в линии сражения неприятельского флоту только шесть линейных кораблей и пять или шесть небольших судов, прочие же все в большом беспорядке… при том немалую надежду подает то, что неприятельские корабли, будучи под ветром, все под полными парусами, а потому Кондогурий уповает на Бога, что они к побегу приуготавливаются»²⁸⁵.

К 17 часам вся турецкая линия была окончательно разбита. Теснимые русскими передовые неприятельские корабли вынуждены были повернуть через фордевинд и пуститься в бегство. Их примеру последовали и остальные суда, ставшие в результате этого маневра передовыми. Но во время поворота по ним было сделано ряд мощных залпов, причинивших им большие разрушения. Особенно пострадали два флагманских турецких корабля, находившиеся против «Рождества Христова» и «Преображения Господня». На турецком флагмане были сбиты грот-марсель, перебиты реи, стеньги и разрушена кормовая часть.

Бой продолжался. Командиры русских кораблей храбро следовали примеру своего предводителя, продолжавшего преследование корабля реал-бея (контр-адмирала). Три турецких корабля были отрезаны от основных сил, а кормовая часть капудан-пашинского корабля была разнесена в щепки русскими ядрами.

Замешательство турок возрастало с каждой минутой. И, наконец, неприятель обратился в бегство в сторону Дуная. Ушаков преследовал его до тех пор, пока темнота и усилившийся ветер не вынудили прекратить погоню и встать на якорь.

На рассвете следующего дня оказалось, что турецкие корабли находятся в непосредственной близости от русских. А фрегат «Амвросий Медиоланский» и вовсе оказался среди турецкого флота. Но так как флаги еще не были подняты, то турки приняли его за своего. Находчивость капитана М. Н. Нелединского помогла ему выйти из столь сложного положения. Снявшись с якоря с прочими турецкими судами, он продолжал следовать за ними, не поднимая флага. Понемногу отставая, Нелединский дождался момента, когда опасность миновала, поднял Андреевский флаг и ушел к своему флоту.

Ушаков отдал команду поднять якоря и вступить под паруса для преследования противника, который, имея наветренное положение, стал рассеиваться в разные стороны. Однако от турецкого флота отстали два сильно поврежденных корабля, один из которых, 74-пушечный «Капудания», был флагманским Саид-бея. Другой был 66-пушечный «Мелеки Бахри» (Царь морей). Потеряв своего командира Кара-Али, убитого ядром, он сдался без боя. А «Капудания», пытаясь оторваться от преследования, направил свой курс к мелководью, отделявшему фарватер между Кинбурном и Гаджибеем. В погоню за ним был послан командир авангарда капитан бригадирского ранга Г. К. Голенкин с двумя кораблями и двумя фрегатами. Корабль «Св. Андрей» первым настиг «Капуданию» и открыл по нему огонь. Вскоре подоспел «Св. Георгий», а вслед за ним – «Преображение Господне» и еще несколько судов. Подходя из-под ветра и произведя залп, они сменяли друг друга.

В 12 часов при юго-западном ветре гребная и парусная флотилия по сигналу генерал-майора флота И. М. де Рибаса снялась с якоря и направилась в сторону, где была слышна пушечная канонада. Де Рибас намеревался присоединить к Севастопольскому флоту четыре своих фрегата.

К этому времени корабль Саид-бея был практически окружен, но, несмотря на свое незавидное положение, продолжал храбро защищаться. Ушаков, видя бесполезное упорство неприятеля, в 14 часов подошел к нему на расстояние 30 сажен, сбил с него все мачты и уступил место следовавшему за ним «Св. Георгию». Вскоре «Рождество Христово» снова встал бортом против носа турецкого флагмана, готовясь к очередному залпу. Но тут, видя свою безысходность, турецкий флагман спустил флаг.

«Люди неприятельского корабля, – доносил впоследствии Ушаков, – выбежав все наверх, на бак и на борта, поднимая руки кверху, кричали на мой корабль и просили пощады и своего спасения. Заметя оное, данным сигналом приказал я бой прекратить и послать вооруженные шлюпки для спасения командира и служителей, ибо во время бою храбрость и отчаянность турецкого адмирала трехбунчужного паши Саид-бея были столь беспредельны, что он не сдавал своего корабля до тех пор, пока не был весь разбит до крайности».

Русские моряки вступили на борт уже объятого пламенем неприятельского корабля, в первую очередь стараясь отобрать для посадки в шлюпки офицеров. Первым сошел с корабля его командир Мегмет-Таире-Заим-Мустафа-Ага и вместе с ним восемнадцать его офицеров и чиновников. Саид-бея никто не мог найти; каждый был занят своим спасением. И когда российские шлюпки отвалили от борта «Капудания», пленные русские моряки, находившиеся на нем, вытащили на верхнюю палубу раненого турецкого адмирала и закричали вслед отходящих шлюпок. При шквальном ветре и густом дыме последняя шлюпка с большим риском вновь подошла к борту и сняла Саид-бея, после чего корабль взлетел на воздух вместе с оставшимся экипажем и казной турецкого флота…

Взрыв большого адмиральского корабля на глазах у всего турецкого флота произвел на турок сильное впечатление и довершил моральную победу, добытую Ушаковым при Тендре.

Усиливавшийся ветер, повреждения в рангоуте и такелаже не позволили Ушакову продолжить преследование противника. Российский командующий отдал приказ прекратить погоню и соединиться с Лиманской. В половине пятого вечера флот встал на якорь, а крейсерские суда были разосланы для поиска остатков турецкого флота, потерпевшего сокрушительное поражение в двухдневном морском сражении, в котором, по словам историка Тульчина, «превосходство русских кораблей, быстрота эволюций не замедлили сказаться во всей своей полноте»²⁸⁶. На поле боя турки потеряли два линейных корабля, бригантину, лансон и плавбатарею.

31 августа русский флот пришел к Гаджибею, где на следующий день его посетил прибывший из Ясс Потемкин. От великой радости главнокомандующий благодарил всех подряд. А в своем письме к строителю Николаева М. Л. Фалееву написал: «Наши, благодаря Бога, такого перцу туркам задали, что любо. Спасибо Федору Федоровичу. Коли бы трус Войнович был, то он бы с…л у Тарханова Кута, либо в гавани». Отвечая Потемкину, Фадеев, в свою очередь, отмечал: «Я много слышал хорошего о неустрашимости духа Федора Федоровича. Спасибо ему, и дай Бог, чтоб он и всегда таков был и преуспевал»²⁸⁷.

Тогда же ордером Потемкина Черноморскому адмиралтейскому правлению было объявлено: «Знаменитая победа, одержанная Черноморским Ее Императорскаго Величества силами под предводительством контр-адмирала Ушакова в 29 день минувшего августа над флотом турецким, который совершенно разбит, служит к особливой чести и славе флота Черноморского. Да впишется сие достопамятное происшествие в журналы Черноморского адмиралтейского правления ко всегдашнему воспоминанию храбрых флота Черноморского подвигов»²⁸⁸.

Вскоре полетела депеша к императрице, в которой Потемкин с великой радостью сообщал: «Вот, матушка родная, Бог даровал победу и другую над флотом турецким, где он совершенно разбит… Едва исполнилось семь лет, как корабль «Слава Екатерины» сошел по Днепру в Понт (в Черное море). Флот уже размноженный торжествует и беспрерывно имеет, по благости Божией, поверхность… Будьте милостивы к контр-адмиралу Ушакову. Где сыскать такого охотника до драки: в одно лето – третье сражение, из которых то, что было у пролива Еникальского, наиупорнейшее. Офицеры рвутся один пред другим. С каким бы я адмиралом мог ввести правило драться на ближней дистанции, а у него – линия начинает бой в 120 саженях, а сам особенно с кораблем был против «Капитании» в двадцати саженях. Он достоин ордена 2-го класса Военного, но за ним тридцать душ, и то в Пошехонье (Пошехонье граничило с Романовским и Рыбинским уездами, где у него действительно было несколько небольших деревушек. – Авт.). Пожалуйте душ 500, хорошенькую деревеньку в Белоруссии, и тогда будет кавалер с хлебом»²⁸⁹.

В Петербурге по случаю Тендровской победы был отпет благодарственный молебен при пушечной пальбе и дан праздничный обед, на котором, также при пушечной пальбе, пили за победоносный Черноморский флот.

Французский посол, присутствующий на торжествах, сообщал в Версаль: «Эта победа может быть оценена императрицей как средство, способное приблизить мир». Подобным образом выразился и министр иностранных дел Франции в беседе с российским послом И. М. Симолиным: «Эти события могли бы внушить Порте желание скорейшего заключения мира вне всякой зависимости от влияния и интриг иностранных дворов»²⁹⁰.

Русская же императрица, оценивая победу при Тендре, писала Потемкину: «Я всегда отменным оком взирала на все флотские вообще дела. Успехи же оного меня всегда более обрадовали, нежели самые сухопутные, понеже к сим исстари Россия привыкла, а о морских Ея подвигах лишь в мое царствование прямо слышно стало, и до дней оного морская часть почиталась слабейшую. Черноморский же флот есть наше заведение собственное, следовательно, сердцу близко. Контр-адмиралу Ушакову посылаю по твоей просьбе орден Св. Егория второй степени и даю ему 500 душ в Белоруссии¹ за его храбрые и отличные дела»²⁹¹.

Сам же Федор Федорович ясно понимал, что победы ему дарует Господь, без помощи Коего все умение человеческое «Ничтоже есть». Знал он и то, что на берегу реки Мокши в Санаксарской обители возносит молитвы о нем старец Феодор. Поэтому, по приходу 8 сентября в Севастополь, он сразу же отдал приказ по эскадру: «Рекомендую завтрашний день для принесения Всевышнему за толь счастливо дарованную победу моления всем, кому возможно, с судов быть в церковь Николая Чудотворца; священникам со всего флота быть же во оную церковь в 10 часов пополуночи, и по отшествии благодарственного молебна выпалить выпалить с корабля Рождества Христова из 51 пушки»²⁹².

В век упадка христианского благочестия, когда Россия не только побеждала и прирастала окраинами, но и претерпевала затмение духовное, когда взрастали побеги западного вольнодумия, когда закрывались монастыри, праведный воин Федор Ушаков, не давая обетов, верой и правдой исполняя свой воинский долг, сохранял чистоту веры. В ответ встречал непонимание, зависть и наветы недоброжелателей. Но Господь послал ему в помощь не только молитвенника, но и земного заступника – князя Григория Потемкина-Таврического, который, ободряя своего флагмана, писал: «… я люблю отдавать справедливость. Никто у меня, конечно, ни белого очернить, ни черного обелить не в состоянии и приобретение всякого от меня добра и уважения единственно от прямых заслуг. Служите с усердием и ревностию и будте впрочем спокойны. Сие Вам советует пребывающий с почтением»²⁹³. И Федор Федорович с честью оправдывал доверие своего покровителя, нанося туркам поражение за поражением.

Лишь к середине сентября турецкий флот смог частично собраться вместе и пойти к Константинополю. На этот раз капудан-паша не говорил о своей победе, но, тем не менее, был благосклонно принят султаном. Доброжелательность турецкого правителя объяснялась, очевидно, тем, что 19 сентября в Журже между Австрией и Турцией было подписано перемирие на семь месяцев, что развязывало туркам руки для продолжения войны с Россией. Поэтому 24 сентября Селим III, вместе со всем своим двором, поехал к Киоску (местечко в Босфоре) для торжественной встречи капудан-паши. Похваляя его за храбрость, он наименовал Гуссейна победителем и приказал возложить на него соболью шубу, а на тюрбан пожаловал бриллиантовое перо. Прочим тринадцати его капитанам также раздал золотые перья.

Но на этом щедрые излияния Селима не закончились. За «храбрые поступки» Гуссейна в последнюю баталию, в которой, по его словам, дрались только он и шедший с ним рядом корабль, а «прочие при начале баталии ушли», султан подарил ему дом, ханжияр (большой нож), осыпанный алмазами, и он был объявлен «гази», то есть великим. Два англичанина, находившиеся на турецком флоте, получили кафтаны и по пять мешков пиастров каждый. Они также «превозносили храбрость и подвиги капитан-паши, уведомляя о победе, одержанной над Российским флотом». Но, несмотря на их красноречие и явный обман, «употребленный правительством для отвращения всякого в народе смущения и шаткости», им мало кто поверил, «ибо весь флот турецкий пришел в чрезвычайном повреждении»²⁹⁴. Он состоял из девяти линейных кораблей, четырех фрегатов, 10 кирлангичей, трех бомбард и двух бригов. «Находящиеся на оных морские служители по большей части переранены. Капудан-паша уверял, что остаток оного флота удалился в пристани Анапскую и Синопскую. Чернь вопреки его уверениям разгласила, что часть, которой не достает, разбита и погублена в последнем сражении и от претерпенных бурь»²⁹⁵.

К 12 октября в Константинополь из Черного моря прибыли еще три линейных корабля и несколько мелких судов в таком же «дурном состоянии», как и прежние. Русский агент доносил: «Из возвратившихся 12 кораблей с двух сбиты мачты, а у прочих мачты должны быть поставлены новые. Из трех первых ранговых кораблей, в одном новом, в прошлом году построенном, на коем сам капитан-паша командовал, 160 пробоин. В капитанском корабле, так называемом, после пожара в последнем сражении, пробоин не много меньше. Корабль, называемой «Фермандей», пострадал также. Еще два корабля потрачены, у однаго отбит нос весь, а у другого оторвана половина каюты. Сверх того, у двух кораблей, кроме незначащих утрат, у руля ближе самой воды прошиблено большим ядром. Фрегаты не мало в боках потерпели, хотя мачты на оных все почти повреждены»²⁹⁶.

В официальных донесениях к султану о сражении, произошедшем 28–29 августа, турецкие флагманы сообщали, что «число убитых и раненых простирается

Знаменитый флотоводец Российской империи Федор Федорович Ушаков появился на свет в семье небогатого ярославского дворянина в 1745 году. Биография адмирала Ушакова очень интересна и изобилует замечательными событиями, отложившими отпечаток не только на его судьбу, но и на историю всей России.

С юных лет Федор увлекался военно-морским делом и в 1766 году успешно окончил петербургский Морской кадетский корпус. Ушаков начал свою службу с Балтийского флота, затем участвовал в боях против Османской империи в составе Азовской флотилии. Отличившись в боях против турок, он был назначен капитаном фрегата, а затем и императорской яхты. Под его командой линейный корабль (линкор) успешно сдерживал деятельность английских пиратов на путях из Балтийского в Средиземное моря, обеспечивая безопасное движение русских и европейских торговцев.

В 1783 году Федор Федорович начал строительство черноморского флота. Под командой Ушакова в Севастополе, ставшем основной военно-морской базой Российской империи на Черном море, возводились укрепления и устанавливались современные орудия. Во главе Черноморского флота Ф. Ф. Ушаков разгромил турок в боях рядом с Керченским проливом, островом Тендра и мысом Калиакрия.

Военные победы Ушакова основывались на годами отрабатываемой тактике, которая заключалась в молниеносном нападении на врага и полном включении в бой всех имеющихся в распоряжении орудий, за счет чего русским кораблям удавалось застать врасплох и ошеломить неприятеля уже на первых минутах сражения. Ушаков приказывал своим кораблям прежде всего атаковать флагманский корабль (корабль, на котором располагается командующий соединением), чтобы лишить противника руководства и подоврать боевой дух врага.

За свои заслуги в деле развития и укрепления военно-морского флота России, за выдающиеся победы над врагом, в 1799 году Федор Федорович Ушаков был произведен в адмиралы. Руководя в это время Средиземноморским походом (1798-1800 гг.) адмирал Ушаков, использовав корабельную артиллерию в качестве прикрытия, сумел захватить хорошо укрепленную крепость на о. Корфу, которая была прежде занята французами. После взятия этой крепости, адмирал Ушаков, до последнего оставаясь убежденным монархистом, используя свои дипломатические навыки и международное уважение, способствовал установлению демократической греческой Республики Семи Островов.

Федор Федорович Ушаков, выйдя в отставку в 1807 году, посвятил свою деятельность благотворительности и помощи Русской Православной Церкви, за что в 2011 году он был причислен к лику святых. Все морские сражения Ушакова были с блеском выиграны. Адмирал Ушаков заботился о своих подчиненных, ценя жизнь каждого матроса. А в ответ матросы любили своего адмирала, доверяя ему и беспрекословно выполняя все его приказы. Матросы были уверены в правоте и военном гении Ушакова, который не потерял пленным ни одного бойца. В духе чтимого им А.В. Суворова, Ф.Ф. Ушаков строил флот на принципах ценности и максимальной эффективности каждого корабля и матроса.

Адмирал Федор Ушаков – выдающийся русский флотоводец, не потерявший в боях ни одного корабля. Об этом человеке мы подробнее поговорим в нашей статье!

Адмирал Федор Ушаков (1745 – 1817)

По благословению
Блаженнейшего Владимира
митрополита Киевского и всея Украины.

Cвятой праведный Феодор Ушаков родился 13 февраля 1745 года в сельце Бурнаково Романовского уезда Ярославской провинции и происходил из небогатого, но древнего дворянского рода. Родителей его звали Феодор Игнатьевич и Параскева Никитична, и были они людьми благочестивыми и глубоко верующими. В послепетровские времена дворянских юношей обыкновенно определяли в гвардию, служил в ней и отец святого праведного Феодор Игнатьевич, но после рождения третьего сына Феодора он был уволен от службы с пожалованием сержантского чина лейб-гвардии Преображенского полка. Вернувшись в родное сельцо, он сменил царскую службу на хозяйственные хлопоты и воспитание детей.

День рождения будущего адмирала Российского флота – 13 февраля – приходится между празднованием памяти двух воинов-великомучеников: Феодора Стратилата и Феодора Тирона (память 8 и 17 февраля), – а вся жизнь российского флотоводца, от младенчества до дня кончины, прошла под благотворным влиянием его родного дяди, преподобного Феодора Санаксарского – великого воина в духовной брани.

Преподобный Феодор родился и вырос в том же сельце Бурнаково, отсюда ушел в юности служить в лейб-гвардии Преображенский полк, но затем, стремясь душою к иному служению, желая стяжать звание воина Царя Небесного, бежал из столицы в пустынные двинские леса, чтобы одному Богу работать, укрепляясь в подвиге и молитвы; был сыскан, доставлен к Императрице, которая, вняв Промыслу Божиему о молодом подвижнике, благоволила оставить его в Александро – Невском монастыре, где он принял монашеский постриг в 1748 году, – и это исключительное для дворянского семейства Ушаковых событие, вкупе с последующими известиями о его монашеском служении Богу, было постоянным предметом бесед среди родственников и служило им назидательным примером. Большое семейство Ушаковых состояло в приходе храма Богоявления-на-Острову, находившегося в трех верстах от Бурнаково на левом берегу Волги.

В этом храме Феодора крестили, здесь же, при мужском Островском Богоявленском монастыре, была школа для дворянских детей, где он обучался грамоте и счету. Феодор Игнатьевич и Параскева Никитична, будучи очень набожны, почитали главным условием воспитания детей развитие высоких религиозных чувств и строгой нравственности. Эти чувства, возбужденные примерами семейства и особенно родного дяди-монаха, глубоко запечатлелись в сердце возраставшего отрока, сохранились и стали господствующими во всю его последующую жизнь. В глуши деревенского поместья было много простора для физического развития. Отрок Феодор, обладая врожденным безстрашием характера, нередко, в сопровождении таких же смельчаков, отваживался, как отмечают биографы, на подвиги не по летам – так, например, со старостою деревни своей ходил на медведя.

Эти качества – беcстрашие и пренебрежение опасностью – также укрепились в характере Феодора. Скромный и уступчивый в обычных условиях, Феодор Ушаков как бы перерождался в минуты опасности и без страха смотрел ей прямо в лицо. В возрасте шестнадцати лет Феодор был представлен на смотр в Герольдмейстерскую контору Сената, где и показал, что “российской грамоте и писать обучен… желает-де он, Феодор, в Морской кадетский корпус в кадеты”. Морской кадетский корпус располагался в Санкт-Петербурге, на углу набережной Большой Невы и 12-й линии Васильевского острова. В феврале 1761 года туда был зачислен Феодор Ушаков, но дяди своего в Александро – Невском монастыре уже не застал – монах Феодор был в Тамбовской губернии, в Санаксаре. Ко времени поступления Феодора Ушакова Морской корпус представлял собою еще не настроившееся для правильной учебной жизни заведение. Науки преподавались достаточно хорошо, чтобы образовать исправного морского офицера, но внутреннего порядка, должного наблюдения за нравственностью юношей не было. кадеты были предоставлены сами себе, и, при склонности подростков к подражанию и молодечеству, дурные товарищи могли иметь большое влияние, чем хорошие. кроме того, много надежд в деле воспитания возлагалось на розгу.

Но неблагоприятные школьные условия не отразились на юноше Феодоре; добрые свойства его характера, принесенные в корпус из родной семьи, оградили его от порчи.

Будущий адмирал, отличаясь хорошей учебой и доброй нравственностью, прилежно постигал преподаваемые ему науки, особую склонность проявляя к арифметике, навигации и истории, и через пять лет успешно, одним из лучших, окончил Морской корпус, получил чин мичмана и был приведен к присяге: “Аз, Феодор Ушаков, обещаюся и клянуся Всемогущим Богом пред Святым Его Евангелием в том, что хощу и должен ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ моей всемилостивейшей Государыне ИМПЕРАТРИЦЕ ЕКАТЕРИНЕ АЛЕКСЕЕВНЕ САМОДЕРЖИЦЕ и ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА ЛЮБЕЗНЕЙШЕМУ Сыну Государю Цезаревичу и Великому Князю Павлу Петровичу, законному всероссийского престола Наследнику, верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови….В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий!
” Вся последующая жизнь Феодора Феодоровича стала подтверждением того, что он ни в чем не изменил данной им присяге.

После выпуска из Морского корпуса Феодора Ушакова направили на флот Балтийского моря. Северные моря редко бывают спокойными, и для молодого офицера это была хорошая морская школа. Первые годы службы на флоте прошли в интенсивной учебе под руководством опытных моряков. Благодаря своему усердию, пытливости ума, ревностному отношению к делу и высоким душевным качествам, молодой мичман Феодор Ушаков успешно прошел эту первую школу морской практики и был переведен на юг, в Азовскую флотилию. В конце XVII – начале XVIII века выдвинулась государственная задача возвращения России побережья Черного моря. В 1775 году, при Императрице Екатерине II, было принято решение о создании на Черном море линейного флота. В 1778 году, в тридцати верстах выше устья Днепра, недалеко от урочища Глубокая пристань было устроено адмиралтейство, основаны порт и город Херсон. Началась работа по сооружению эллингов под корабли, однако из-за больших трудностей с доставкой леса из глубинных районов России строительство затянулось. Дело начало поправляться лишь с прибытием офицеров и команд на строившиеся корабли. В августе 1783 года в Херсон прибыл и капитан второго ранга Феодор Ушаков.

В это же время в городе началась эпидемия чумы. В Херсоне был установлен карантин. В то время считалось, что чума распространяется по воздуху. Для отгнания морового поветрия на улицах разводили костры, окуривали жилища, но эпидемия усиливалась. Несмотря на сложную обстановку на юге страны, требовавшую продолжения строительства кораблей, был дан приказ полностью прекратить работы и все силы направить на борьбу с чумой. Все команды были выведены в степь. Не хватало лекарей, их обязанности принимали на себя командиры. Капитан Феодор Ушаков стал твердо устанавливать особый карантинный режим. Всю свою команду он разделил на артели.

У каждой имелась своя палатка из камыша, по сторонам которой были установлены козлы для проветривания белья. На значительном удалении располагалась больничная палатка. Если в артели появлялся заболевший, его немедленно отправляли в отдельную палатку, а старую вместе со всеми вещами сжигали. Остальные артельщики переводились на карантин. Общение одной артели с другой было строго запрещено. Ушаков сам неустанно за всем этим следил. В результате энергичных действий Феодора Ушакова в его команде чума исчезла на четыре месяца раньше, чем в других. В самое тяжелое по напряженности время эпидемии он никого не посылал в госпиталь, переполненный больными, и спас от смерти многих, пользуя их при команде. Здесь проявились, конечно, его исключительные способности решать самые трудные и неожиданные задачи; но, главным образом, здесь сказалась великая любовь Феодора Ушакова к ближним своим, любовь милующая, сострадательная, подсказывавшая ему наиболее верные решения. За умелые действия и проявленные при этом старания Феодор Ушаков был произведен в капитаны первого ранга и награжден орденом святого Владимира четвертой степени. Трактатом между Россией и Турцией от 28 декабря 1783 года Крым был окончательно присоединен к России. И тогда же Екатериной П был издан указ об устройстве на южных рубежах новых укреплений, среди которых необходимо было выстроить и “крепость большую Севастополь, где ныне Ахтияр и где должны быть Адмиралтейство, верфь для первого ранга кораблей, порт и военное селение”.

В августе 1785 года в Севастополь из Херсона на 66-пушечном линейном корабле “Святой Павел” прибыл капитан первого ранга Феодор Ушаков. 11 августа 1787 года Турция объявила войну России. Для ведения боевых действий были развернуты две армии: Екатеринославская под предводительством генерал-фельдмаршала Г.А. Потемкина-Таврического и Украинская генерал-фельдмаршала П.А. Румянцева-Задунайского. На первое время им предписывалось лишь охранять российские границы и только Севастопольскому флоту было велено действовать решительно. Вскоре произошла первая генеральная баталия. Турецкий флот насчитывал семнадцать линейных кораблей и восемь фрегатов, а в русской эскадре, авангардом которой командовал капитан бригадирского ранга Феодор Ушаков, было всего два линейных корабля и десять фрегатов. 29 июня 1788 года противники обнаружили друг друга и, находясь во взаимной близости, старались занять выгодную позицию и сохранить линию баталии. Но 3 июля у острова Фидониси бой стал неизбежен. Турецкий флот всей мощью своей линии стал спускаться на русские корабли. И тут авангардный отряд Ушакова, “употребив старание и искусство”, прибавил парусов и решительным маневром лишил возможности командующего турецким флотом Эски-Гассана охватить русские корабли и взять их на абордаж. Вместе с тем Ушаков отрезал от основных сил два передовых турецких корабля. Те, в свою очередь, обнаружив свое гибельное положение, не дожидаясь никакого сигнала, бросились спасаться бегством “с великой поспешностью”. Эски-Гассан вынужден был пуститься вдогонку своим кораблям. Победа была за русской эскадрой.

Это сражение хотя и не имело существенного влияния на дела всей кампании, но оно было примечательно в другом. Впервые в открытом бою малочисленный русский флот одержал победу над превосходящими силами противника. Начальствуя только авангардом, Феодор Ушаков в действительности руководил боем всей эскадры, и его личная храбрость, искусное владение тактикой, выдающиеся качества командира и высокий духовный облик решили сражение в нашу пользу. Это была, прежде всего, духовная победа, в которой христианское самоотвержение исполнило силой воинское искусство. Вера в вечную жизнь, несомненное упование на помощь Божию и, следовательно, неустрашимость перед неприятелем – вот что было решающим во флотоводческом таланте Феодора Ушакова.

По своему смирению и отсутствию тщеславия Феодор Ушаков в донесении не себе приписал успех, но отдал должное мужеству и стремлению к победе своих подчиненных: “Все находящиеся в команде вверенного мне корабля “Святого Павла” господа обер-офицеры и нижних чинов служители каждый по своему званию определенные от меня им должности исполняли с таким отменным старанием и храбрым духом, что за необходимый долг почитаю отнесть им всякую за то достойную похвалу…” Закончился первый год войны, в который сокрушились турецкие морские силы, а молодой Черноморский флот одержал решительную победу, приведя Оттоманскую Порту “в чрезвычайный страх и ужас”. Феодор Ушаков, получив чин контр-адмирала, был назначен в начале 1790 года командующим Черноморским флотом. Князь Потемкин писал Императрице: “Благодаря Бога, и флот и флотилия наши сильней уже турецких. Есть во флоте Севастопольском контр-адмирал Ушаков. Отлично знающ, предприимчив и охотник к службе. Он мой будет помощник”. А в боевой инструкции князя Потемкина Феод ору Ушакову говорилось: “Требуйте от всякого, чтоб дрались мужественно или, лучше скажу, по-черноморски; чтоб были внимательны к исполнению повелений и не упускали полезных случаев… Бог с вами! Возлагайте твердую на Него надежду. Ополчась Верою, конечно победим. Молю Создателя и поручаю вас ходатайству Господа нашего Иисуса Христа!” С таковым напутствием служил православный воин Феодор Ушаков, умножая славу любезного Отечества.

В начале июля 1790 года, недалеко от Керченского пролива, произошло очередное сражение, в котором эскадра Ушакова вновь одержала блистательную победу. “Я сам удивляюсь проворству и храбрости моих людей, – писал Ушаков. – Они стреляли в неприятельский корабль не часто и с такою сноровкою, что, казалось, каждый учится стрелять по цели”. Конечно, такая неустрашимость и спокойствие духа, проявленные участниками боя, говорят о великом примере их предводителя. Русские моряки поняли: где Ушаков – там победа! Князь Потемкин докладывал Императрице: “…бой был жесток и для нас славен тем паче, что жарко и порядочно контр-адмирал Ушаков атаковал неприятеля вдвое себя сильнее… разбил сильно и гнал до самой ночи… Контр-адмирал Ушаков отличных достоинств. Я уверен, что из него выйдет великий морской предводитель…”

Екатерина II отвечала: “Победу Черноморского флота над Турецким мы праздновали вчера молебствием у Казанской… Контр-адмиралу Ушакову великое спасибо прошу от меня сказать и всем его подчиненным”. После поражения при Керчи разбросанный по всему морю турецкий флот вновь стал собираться в единую эскадру. Султан Селим III жаждал реванша. В помощь своему командующему Гуссейн – паше он дал опытного адмирала Саид-бея, намереваясь переломить ход событий в пользу Турции. Но одно дело намерения, а другое – встреча лицом к лицу с православным воинством.

Утром 28 августа турецкий флот стоял на якоре между Гаджибеем (впоследствии Одессой) и островом Тендра. И вот, со стороны Севастополя Гуссейн-паша увидел идущий под всеми парусами Российский флот. Появление эскадры Ушакова привело турок в чрезвычайное замешательство. Несмотря на превосходство в силах, они спешно стали рубить канаты и в безпорядке отходить к Дунаю. Ушаков, мгновенно оценив ситуацию, приказал эскадре нести все паруса и, подойдя к противнику на дистанцию картечного выстрела, обрушил всю мощь бортовой артиллерии на передовую часть турецкого флота. Флагманский корабль Ушакова “ ” вел бой с тремя кораблями противника, заставив их выйти из линии.

Российские суда храбро следовали примеру своего предводителя. Начавшееся сражение поражало своей грандиозностью. Теснимые русскими судами передовые неприятельские корабли принуждены были пуститься в бегство, флагманский корабль Саид-бея 74-пушечный “Капудания”, будучи сильно поврежденным, отстал от турецкого флота. Русские корабли окружили его, но он продолжал храбро защищаться. Тогда Ушаков, видя упорство неприятеля, направил к нему “Рождество Христово”. Подойдя на, расстояние тридцати сажен, он сбил с него все мачты; затем встал бортом против носа турецкого флагмана, готовясь к очередному залпу.

В это время “Капудания” спустил флаг. “Люди неприятельского корабля, – докладывал впоследствии Ушаков, – выбежав все наверх, на бак и на борта, и поднимая руки кверху, кричали на мой корабль и просили пощады и своего спасения. Заметя оное, данным сигналом приказал я бой прекратить и послать вооруженные шлюпки для спасения командира и служителей, ибо во время боя храбрость и отчаянность турецкого адмирала Сайд-бея были столь безпредельны, что он не сдавал своего корабля до тех пор, пока не был весь разбит до крайности”. Когда русские моряки с объятого пламенем “Капудании” сняли капитана, его офицеров и самого Саид-бея, корабль взлетел на воздух вместе с оставшимся экипажем и казной турецкого флота. Взрыв огромного флагманского корабля на глазах у всего флота произвел на турок сильнейшее впечатление и довершил победу, добытую Ушаковым при Тендре.

“Наши, благодаря Бога, такого перцу туркам задали, что любо. Спасибо Федору Федоровичу”, – так восторженно отозвался на эту победу князь Потемкин. Сам же Феодор Феодорович ясно понимал: победы православному воинству дарует Господь и без помощи Божией все умение человеческое “ничтоже есть”. Знал, что в России, на берегу реки Мокши, в Санаксарской святой обители, возносит молитвы о нем старец Феодор, в этот год приблизившийся к исходу от земного своего бытия.

По возвращении в Севастополь командующим флотом Феодором Ушаковым был дан приказ, в котором говорилось: “Выражаю мою наипризнательнейшую благодарность и рекомендую завтрашний день для принесения Всевышнему моления за столь счастливо дарованную победу; всем, кому возможно с судов, и священникам со всего флота быть в церкви Св. Николая Чудотворца в 10 часов пополуночи и по отшествии благодарственного молебна выпалить с корабля “Рождества Христова” из 51 пушки”. В 1791 году русско-турецкая война завершилась блистательной победой контр-адмирала Феодора Ушакова у мыса Калиакрия.

Это был год, когда Турция намеревалась нанести решительный удар России. Султан призвал на помощь флот из африканских владений, прославившийся под предводительством алжирца Сеит-Али. Тот, польщенный вниманием султана, хвастливо пообещал, что, встретясь с русскими, пойдет со всеми своими кораблями на абордаж и либо погибнет, либо возвратится победителем, а самого виновника недавних поражений Турции контр-адмирала Ушакова приведет в Константинополь в цепях. Предстояло сражение генеральное; это сознавалось всем нашим флотом.

“Молитесь Богу! – писал князь Потемкин Ушакову. – Господь нам поможет, положитесь на Него; ободрите команду и произведите в ней желание к сражению. Милость Божия с вами!” 31 июля на подходах к мысу Калиакрия Ушаков обнаружил турецкий флот, стоявший в линии на якоре под прикрытием береговых батарей. Появление русской эскадры было для турок полной неожиданностью – их охватила паника. Турки в спешке стали рубить канаты и ставить паруса. При этом несколько кораблей, не справившись с управлением на крутой волне при порывистом ветре, столкнулись друг с другом и получили повреждения. Ушаков, будучи на ветре и пользуясь неразберихой в стане неприятеля, принял изумительное по находчивости решение и повел свой флот между турецкими кораблями и безпрестанно палящей береговой батареей, отрезая корабли от берега. Бой разгорелся с потрясающей силою. Боевая линия турок была разбита, их корабли были настолько стеснены, что били друг в друга, укрываясь один за другого. Ушаков на флагманском корабле “Рождество Христово” погнался за пытавшимся уйти Сеит-Али и, сблизившись с ним, атаковал его. Первым же ядром с русского флагмана на алжирском корабле вдребезги разнесло фок стеньгу, щепа от которой отлетела в Сеит-Али, тяжело ранив его в подбородок. Окровавленный алжирский предводитель, не так давно хваставшийся пленением Ушакова, был унесен с палубы в каюту.

Русские корабли, окружив противника, буквально осыпали его ядрами. Турецкий флот был “совершенно уже разбит до крайности” и в очередной раз бежал с поля боя. Наступившая темнота, пороховой дым и перемена ветра спасли его от полного разгрома и пленения. Весь турецкий флот, лишившийся двадцати восьми судов, разбросало по морю. Большая часть экипажей была перебита, в то время как на русских кораблях потери были незначительны. А в Константинополе, не имея известий о происшедшем морском сражении, праздновали курбан-байрам и радовались; но вскоре “сверх чаяния сия радость обратилась в печаль и страх”, вызванные появлением у крепостей Босфора остатков эскадры “славного алжирца” Сеит-Али: вид пришедших пяти его линейных кораблей и пяти других малых судов был ужасен, “некоторые из оных без мачт и так повреждены, что впредь служить на море не могут”; палубы были завалены трупами и умирающими от ран; в довершение всего корабль самого Сеит-Али, войдя на рейд, стал на виду у всех тонуть и пушечными залпами просить о помощи… “Великий! Твоего флота больше нет”, – доложили турецкому султану.

Тот был настолько ошеломлен увиденным зрелищем и известием о сокрушительном поражении своего флота, что немедленно поспешил заключить мир с Россией, 29 декабря 1791 года в Яссах был подписан мирный договор. Российское государство, укрепив свои позиции на юге, “твердою ногою встало на завоеванных им берегах Черного моря”.

За столь знаменитую победу контр-адмиралу Феодору Ушакову пожалован был орден святого Александра Невского. Еще в начале войны Феодор Ушаков принял главное начальство над портом и городом Севастополем. По заключении мира с Турцией он немедленно приступил к починке кораблей, постройке разных мелких судов; по его распоряжениям и при неустанном личном участии на берегах бухт строились пристани. Трудно было с размещением на берегу матросов и прочих нижних чинов: они жили в хижинах и казармах, находившихся в низменных местах бухты, где от гнилого воздуха, исходящего от болот Инкермана, люди часто болели и умирали. Феодор Феодорович, как и в период борьбы с чумой в Херсоне, стал принимать самые решительные меры к прекращению болезней. В удобных, возвышенных и наиболее здоровых местах им были построены казармы, госпиталь.

Он заботился и об устройстве дорог, рынков, колодцев и вообще снабжении города пресной водою и жизненными припасами… Небольшая соборная церковь Святителя Николая, покровителя в море плавающих, была им перестроена и значительно увеличена. Бывало, что из казенных сумм, определяемых на содержание Черноморского флота, те или иные поставлялись несвоевременно – тогда Ушаков выдавал из собственных денег по несколько тысяч в контору Севастопольского порта, чтобы не останавливать производства работ; “он чрезвычайно дорожил казенным интересом, утверждая, что в собственных деньгах должно быть щедрым, а в казенных скупым, – и правило сие доказывал на деле”.

Освободясь на время от ратных дел, прославленный адмирал, который “к вере отцов своих оказывал чрезвычайную приверженность”, имел теперь возможность более предаваться молитве: сохранилось драгоценное свидетельство о его жизни в Севастополе, когда он “каждый день слушал заутреню, обедню, вечерню и перед молитвами никогда не занимался рассматриванием дел военно-судных; а произнося приговор, щадил мужа, отца семейства многочисленного; и был исполненный доброты необыкновенной…” В начале 1793 года он призван был Императрицею в Петербург. Екатерина II пожелала видеть героя, стяжавшего такую громкую славу, и “встретила в нем человека прямодушного, скромного, мало знакомого с требованиями светской жизни”. За заслуги перед престолом и Отечеством Екатерина II поднесла ему в дар необыкновенной красоты золотой складень-крест с мощами святых угодников.

В том же году Феодору Ушакову был пожалован чин вице-адмирала. В 1796 году на Российский престол вступил Император Павел I. Это было время, когда революционная Франция, поправ законы Божеские и человеческие и умертвив монарха, “обратилась к завоеванию и порабощению соседних держав”. Вице-адмирал Ушаков получил приказ привести в боевую готовность Черноморский флот. Сложность обстановки для России заключалась в том, что не было никакой ясности, от какого противника – Турции или Франции – защищать южные рубежи. Франция подстрекала Турцию к войне с Россией, и туркам, конечно же, хотелось возвратить отторгнутые Россией земли; но, с другой стороны, соседство на Балканах с французами становилось для Оттоманской Порты куда более опасным, чем потеря Крыма.

Вскоре султан Селим III принял предложение Российского Императора о союзе против Франции и обратился к Павлу I с просьбой о присылке вспомогательной эскадры. В связи с этим вице-адмиралу Ушакову был доставлен Высочайший рескрипт: “Коль скоро получите известие, что французская эскадра покусится войти в Черное море, то немедленно, сыскав оную, дать решительное сражение, и МЫ надеемся на ваше мужество, храбрость и искусство, что честь НАШЕГО флага соблюдена будет…”

В начале августа 1798 года, находясь вблизи Севастопольского рейда с вверенной ему эскадрой, Феодор Ушаков получил Высочайшее повеление “тотчас следовать и содействовать с турецким флотом противу зловредных намерений Франции, яко буйнаго народа, истребившего не токмо в пределах своих веру и Богом установленное правительство и законы… но и у соседственных народов, которые по несчастию были им побеждены или. обмануты вероломническими их внушениями…”

Взяв курс на Константинополь, российская эскадра скоро приблизилась к Босфору, и этого оказалось достаточным, чтобы Порта немедленно объявила войну республиканской Франции. Турция встречала русские суда на удивление дружелюбно. Поразила турок опрятность, строгий порядок на русских судах. Один из влиятельных вельмож на встрече у визиря заметил, что “двенадцать кораблей российских менее шуму делают, нежели одна турецкая лодка; а матросы столь кротки, что не причиняют жителям никаких по улицам обид”. И облик, и весь дух русских моряков были удивительны туркам.

Российская эскадра пробыла в Константинополе две недели; 8 сентября, “дав туркам опыт неслыханного порядка и дисциплины”, она снялась с якоря и при благополучном ветре направила свой путь к Дарданеллам, к месту соединения с турецким флотом. Командующим объединенными силами назначен был вице-адмирал Ушаков. Турки, на собственном опыте зная его искусство и храбрость, полностью доверили ему свой флот, а командующий турецкой эскадрой Кадыр-бей именем султана обязан был почитать российского вице-адмирала “яко учителя”.

Так началась знаменитая Средиземноморская кампания вице-адмирала Феодора Ушакова, в которой он показал себя не только как великий флотоводец, но и как мудрый государственный деятель, милосердный христианин и благодетель освобожденных им народов. Первой задачей эскадры было взятие Ионических островов, расположенных вдоль юго-западного побережья Греции, главный из которых – Корфу, имея и без того мощнейшие в Европе бастионы, был еще значительно укреплен французами и считался неприступным. Коренные жители занятых французами островов были православными греками, а на Корфу находилась (пребывающая и доныне) великая христианская святыня – мощи святителя Спиридона Тримифунтского. Феодор Ушаков поступил премудро: он, прежде всего, обратился с письменным воззванием к жителям островов, призывая их содействовать в “низвержении несносного ига” безбожников-французов.

Ответом была повсеместная вооруженная помощь населения, воодушевленного прибытием русской эскадры. Как ни сопротивлялись французы, наш десант решительными действиями освободил остров Цериго, затем Занте… Когда французский гарнизон на острове Занте сдался, то “на другой день главнокомандующий вице-адмирал Ушаков, вместе с капитанами и офицерами эскадры, съехал на берег для слушания благодарственного молебна в церкви св. чудотворца Дионисия.

Звоном колоколов и ружейной пальбой приветствованы были шлюпки, когда приближались к берегу; все улицы украсились выставленными в окнах русскими флагами – белыми с синим Андреевским крестом, и почти все жители имели такие же флаги в руках, безпрестанно восклицая: “Да здравствует Государь наш Павел Петрович! Да здравствует избавитель и восстановитель Православной Веры в нашем Отечестве!” На пристани вице-адмирал принят был духовенством и старейшинами; он последовал в соборную церковь, а после богослужения прикладывался к мощам святого Дионисия, покровителя острова Занте; жители повсюду встречали его с особенными почестями и радостными криками; по следам его бросали цветы; матери, в слезах радости, выносили детей, заставляя их целовать руки наших офицеров и герб Российский на солдатских сумках. Женщины, а особливо старые, протягивали из окон руки, крестились и плакали”, – так записывал очевидец.

То же было и при острове Кефалония: “…жители везде поднимали русские флаги и способствовали десантным войскам отыскивать французов, скрывшихся в горах и ущельях; а когда остров был взят, местный архиерей и духовенство с крестами, все дворянство и жители, при колокольном звоне и пальбе из пушек и ружей, встретили начальника русского отряда и командиров судов, когда они съехали на берег”. Но между тем, с самого начала совместной кампании, особенно когда перешли к военным действиям, выяснилось, что от турецкой вспомогательной эскадры помощи было менее, чем неприятностей и хлопот. Турки, при всех льстивых заверениях и готовности сотрудничать, были настолько неорганизованны и дики, чтр вице-адмирал должен был держать их позади своей эскадры, стараясь не подпускать к делу. Это была обуза, о которой, впрочем, будучи главнокомандующим, он обязан был заботиться, то есть кормить, одевать, обучать воинскому ремеслу, чтоб использовать хотя бы отчасти.

Местное население открывало двери русским – и захлопывало их перед турками. Феодору Феодоровичу приходилось непросто, и он проявил много рассудительности, терпения, политического такта, чтобы соблюсти союзные договоренности и удержать турок от присущих им безобразий – главным образом, от необузданного варварства и жестокости. Особенно не нравилось туркам милостивое обращение русских с пленными французами. Когда Феодор Ушаков принял первых пленных на острове Цериго, турецкий адмирал Кадыр-бей просил его о позволении употребить против них военную хитрость. “Какую?” – спросил Ушаков. Кадыр-бей отвечал: “По обещанию Вашему, французы надеются отправиться в Отечество и лежат теперь спокойно в нашем лагере. Позвольте мне подойти к ним ночью тихо и всех вырезать”.

Сострадательное сердце Феодора Ушакова, конечно же, отвергло сию ужасающую жестокость, – чему турецкий адмирал крайне дивился… Но особенно много хлопот доставлял Ушакову хитрый и коварный Али-паша, командовавший сухопутными турецкими войсками и привыкший безнаказанно бесчинствовать на греческом и албанском побережьях. 10 ноября 1798 года Феодор Ушаков в донесении питал: “Благодарение Всевышнему Богу, мы с соединенными эскадрами, кроме Корфу, все прочие острова от рук зловредных французов освободили”. Собрав все силы при Корфу, главнокомандующий начал осуществлять блокаду острова и подготовку к штурму этой мощнейшей в Европе крепости. Блокада, вся тягота которой пала на одну русскую эскадру, проходила в условиях для наших моряков самых неблагоприятных.

Прежде всего, последовали значительные перебои с поставкой продовольствия и амуниции, а также и материалов, необходимых для текущего ремонта судов, – все это по договору обязана была делать турецкая сторона, однако сплошь и рядом возникали несоответствия, происходившие от злоупотреблений и нерадения турецких чиновников. Эскадра была “в крайне бедственном состоянии”. Турецкие должностные лица, которые обязаны были предоставить в срок десантные войска с албанского берега общим числом до четырнадцати тысяч человек и даже “столько, сколько главнокомандующий от них потребует”, в действительности собрали лишь треть обещанного, так что в донесении Государю вице-адмирал Ушаков писал: “Если бы я имел один только полк российского сухопутного войска для десанта, непременно надеялся бы я Корфу взять совокупно вместе с жителями, которые одной только милости просят, чтобы ничьих других войск, кроме наших, к тому не допускать”.

Помимо неурядиц с союзниками, блокада осложнялась также и упорным сопротивлением французов, да еще и зима в тот год была необыкновенно сурова на юге Европы. “Наши служители, – писал в донесении Ушаков, – от ревности своей и желая угодить мне, оказывали на батареях необыкновенную деятельность: они работали и в дождь, и в мокроту или же обмороженные в грязи, но все терпеливо сносили и с великой ревностию старались”. Сам адмирал, поддерживая дух своих моряков, подавал пример неутомимой деятельности. “День и ночь пребывал он на корабле своем в трудах, обучая матросов к высадке, к стрельбе и ко всем действиям сухопутного воина”, – писал участник тех событий капитан-лейтенант Егор Метакса. Наконец, все было готово для штурма, и на общем совете положено было начать его при первом удобном ветре. Войскам дана была боевая инструкция, которую вице-адмирал Федор Ушаков закончил словами: “…поступать с храбростию, благоразумно и сообразно с законами. Прошу благословения Всевышняго и надеюсь на ревность и усердие господ командующих”.

Благоприятный ветер подул 18 февраля, и в семь часов пополуночи начался штурм. Первоначально удар был обрушен на остров Видо, с моря прикрывавший главную крепость. В описании Егора Метаксы читаем: “Безпрерывная страшная пальба и гром больших орудий приводили в трепет все окрестности; несчастный островок Видо был можно сказать весь взорван картечами, и не только окопы, прекрасные сады и аллеи не уцелели, не осталось дерева, которое бы не было повреждено сим ужасным железным градом…”

В решительных случаях Феодор Ушаков подавал собою пример: так и теперь, сигналом приказавши всем судам продолжать свои действия, сам подошел вплотную к берегу против сильнейшей батареи французов и через короткое время сбил эту батарею, у которой “в печах было множество приготовленных каленых ядер”, и она ими палила.

“Турецкие же корабли и фрегаты – все были позади нас и не близко к острову; если они и стреляли на оный, то чрез нас, и два ядра в бок моего корабля посадили…” – писал впоследствии адмирал. “Остров усеян был нашими ядрами, сильною канонадою все почти батареи его истреблены и обращены в прах”. В то же время на флагманском корабле “Святой Павел” был поднят сигнал к высадке десанта, заблаговременно посаженного на гребные суда.

Под прикрытием корабельной артиллерии десант утвердился между вражескими батареями и пошел к середине острова. Турки, входившие в состав десанта, озлобленные упорным сопротивлением французов, принялись резать головы всем пленным, попавшимся в их руки.

Происходили жестокие сцены, подобные следующей, описанной очевидцем: “Наши офицеры и матросы кинулись вслед за турками, и так как мусульманам за каждую голову выдавалось по червонцу, то наши, видя все свои убеждения не действительными, начали собственными деньгами выкупать пленных. Заметив, что несколько турок окружили молодого француза, один из наших офицеров поспешил к нему в то самое время, когда несчастный развязывал уже галстух, имея перед глазами открытый мешок с отрезанными головами соотечественников. Узнав, что за выкуп требовалось несколько червонцев, но не имея столько при себе, наш офицер отдает туркам свои часы – и голова француза осталась на плечах…”.

Увещания и угрозы не могли привести турок к послушанию; тогда командир русских десантников составил каре из людей своего отряда, чтобы в середине его укрывать пленных, и тем спасена была жизнь весьма многих. Впоследствии Егор Метакса писал: “Русские и здесь доказали, что истинная храбрость сопряжена всегда с человеколюбием, что победа венчается великодушием, а не жестокостью, и что звание воина и христианина должны быть неразлучны”.

К двум часам пополудни остров Видо был взят. На следующий день, 19 февраля 1799 года, пала и крепость Корфу. Это был день великого торжества адмирала Феодора Ушакова, торжества его военного таланта и твердой воли, поддержанных храбростью и искусством его подчиненных, их доверием к своему победоносному предводителю и его уверенностью в их непоколебимое мужество. Это был день торжества русского православного духа и преданности своему Отечеству. Взятый в плен “генерал Пиврон был объят таким ужасом, что за обедом у адмирала не мог удержать ложки от дрожания рук, и признавался, что во всю свою жизнь не видал ужаснейшего дела”.

Узнав о победе при Корфу, великий русский полководец Суворов воскликнул: “Ура! Русскому флоту! Я теперь говорю сам себе: зачем не был я при Корфу хотя мичманом?”

На другой день после сдачи крепости, когда главнокомандующему привезены были на корабль “Святой Павел” французские флаги, ключи и знамя гарнизона, он сошел на берег, “торжественно встреченный народом, не знавшим границ своей радости и восторга, и отправился в церковь для принесения Господу Богу благодарственного молебствия… Радость греков была неописуема и непритворна. Русские зашли как будто на свою родину. Все казались братьями, многие дети, влекомые матерями на встречу войск наших, целовали руки наших солдат, как бы отцовские. Сии, не зная греческого языка, довольствовались кланяться на все стороны и повторяли: “Здравствуйте, православные!”, на что греки отвечали громким “ура!” Тут всякий мог удостовериться, что ничто так не сближает два народа, как вера, и что ни отдаленность, ни время, ни обстоятельства не расторгнут никогда братских уз, существующих между русскими и единоверцами их…

27 марта, в первый день Святой Пасхи, адмирал назначил большое торжество, пригласивши духовенство сделать вынос мощей Угодника Божиего Спиридона Тримифунтского. Народ собрался со всех деревень и с ближних островов. При выносе из церкви святых мощей расставлены были по обеим сторонам пути, по которому пошла процессия, русские войска; гробницу поддерживали сам адмирал, его офицеры и первые чиновные архонты острова; снятые мощи обнесены были вокруг крепостных строений, и к это время отовсюду производилась ружейная и пушечная пальба… Всю ночь народ ликовал”.

Император Павел I за победу при Корфу произвел Феодора Ушакова в адмиралы. Это была последняя награда, полученная им от своих государей. Воздав благодарение Богу, Феодор Феодорович продолжил выполнение возложенных на него задач. Требовалось образовать на освобожденных островах новую государственность, и адмирал Ушаков, как полномочный представитель России, не поступаясь своими христианскими убеждениями, сумел создать на Ионических островах такую форму правления, которая обеспечила всему народу “мир, тишину и спокойствие”.

“Люди всех сословий и наций, – обращался он к жителям островов, – чтите властное предназначение человечности. Да прекратятся раздоры, да умолкнет дух вендетты, да воцарится мир, добрый порядок и общее согласие!..” Феодор Ушаков, будучи верным слугой Царю и Отечеству, ревностно отстаивал интересы России, и в то же время как христианин, как человек “доброты необыкновенной”, он движим был искренним желанием дать греческому населению – друзьям России, единоверцам, недавним соратникам в освобождении островов “от зловредных и безбожных французов” – спокойствие и благополучие.

Так образовалась Республика Семи Соединенных Островов – первое греческое национальное государство нового времени. Феодор Ушаков, показавший здесь себя великим сыном России, говорил впоследствии, что “имел счастие освобождать оные острова от неприятелей, установлять правительства и содержать в них мир, согласие, тишину и спокойствие…” В то же время, попущением Божиим, пришлось Феодору Феодоровичу претерпеть великие нравственные страдания. Прежде всего, некоторые турецкие военноначальники, разгневанные строгими мерами русского адмирала, решительно пресекавшего жестокости и кощунства турок, грабивших церкви и разорявших иконостасы, начали клеветать на Феодора Ушакова, обвиняя его перед русским посланником в Константинополе Томарой в том, что адмирал-де неправильно распределяет между союзными эскадрами призовые, полученные за победу, к тому же присваивая их себе…

Честный и нестяжательный Феодор Феодорович должен был объясняться. Со скорбью писал он посланнику: “Я не интересовался нигде ни одной полушкою и не имею надобности; Всемилостивейший Государь мой Император и Его Султанское Величество снабдили меня достаточно на малые мои издержки. Я не живу роскошно, потому и не имею ни в чем нужды, и еще уделяю бедным, и для привлечения разных людей, которые помогают нам усердием своим в военных делах. Я не имею этой низости, как злословит меня капудан-паша…”

И в другом письме: “Все сокровища в свете меня не обольстят, и я ничего не желаю и ничего не ищу от моего малолетства; верен Государю и Отечеству, и один рубль, от Монаршей руки полученный, почитаю превосходнейше всякой драгоценности, неправильно нажитой”.

Было и другое: лучшие качества Феодора Ушакова как воина-христианина, например, его милосердие к пленным, входили в конфликт с интересами государственной власти; сколько сердечной боли должен был испытывать адмирал, которому вышеупомянутый В. С. Томара, называя его “наш добрый и честный Феодор Феодорович”, препровождал секретное распоряжение, в коем, “при изъявлении душевного почтения к полезным и славным трудам” адмирала, разъяснялось, “что намерение Высочайшего Двора есть стараться чем можно более раздражить взаимно Порту и Францию; следственно, соблюдая с вашей стороны в рассуждении французов правила войны, вообще принятые, не должно понуждать турков к наблюдению их. Пущай они что хотят делают с французами… а вам обременяться пленными не следует и невозможно”.

И сколько было случаев, подобных этому! И наконец, положение самой русской эскадры, которой необходимо было продолжать военные действия против французов, оставалось во многих отношениях тяжелым. Прежде всего, продовольствие, поставляемое турками из Константинополя, было весьма нехорошего качества, да и поставлялось не вовремя; эти “и прочие разные обстоятельства, – писал адмирал, – повергают меня в великое уныние и даже в совершенную болезнь. Изо всей древней истории не знаю и не нахожу я примеров, чтобы когда какой флот мог находиться в отдаленности без всяких снабжений и в такой крайности, в какой мы теперь находимся… Мы не желаем никакого награждения, лишь бы только служители наши, столь верно и ревностно служащие, не были бы больны и не умирали с голоду”. Эти его слова, полные скорби и недоумения от происходящего, многого стоят.

Что же помогло устоять русским морякам против стольких испытаний? Несомненно, их православный дух, их верность Царю и Отечеству, великий пример главнокомандующего и их всеобщая любовь к нему – “батюшке нашему Феодору Феодоровичу”. Он всегда учил своих офицеров: “Запомните непреложное правило, что командир над кораблем почитается защитителем других и отцом всего экипажа”. А между тем миссия его в Средиземном море еще не закончилась. В Северной Италии русские под предводительством славного Суворова громили “непобедимую” армию французов. Суворов просил адмирала Ушакова с юга оказывать ему всемерную поддержку. И вот, находясь в теснейшем взаимодействии, они били французских республиканцев на суше и на море.

Два великих сына России – они показали всему миру, что такое русское воинство. Отряды кораблей с десантом стремительными передвижениями по Адриатике и вдоль юго-западных берегов Италии наводили панику на французские гарнизоны. Но и тут не обошлось без козней: интриговали англичане, а их знаменитый контр-адмирал Горацио Нельсон всячески пытался досаждать Ушакову; слава русского флотоводца не давала покоя Нельсону.

В переписке со своими друзьями он заявлял, что Ушаков “держит себя так высоко, что это отвратительно”. Спокойная учтивость русского адмирала раздражала Нельсона: “Под его вежливой наружностью скрывается медведь…” И наконец, уже с полной откровенностью: “Я ненавижу русских…” Это чувствовал и сам Феодор Феодорович: “Зависть, быть может, против меня действует за Корфу… Что сему причиною? не знаю…”

Тем временем русские моряки и десантники взяли город Бари, где отслужили благодарственный молебен у мощей Святителя Николая чудотворца, затем Неаполь и 30 сентября 1799 года вошли в Рим. Неаполитанский министр Мишуру, бывший при нашем отряде, с изумлением писал адмиралу Ушакову: “В промежуток 20 дней небольшой русский отряд возвратил моему государству две трети королевства. Это еще не всё, войска заставили население обожать их… Вы могли бы их видеть осыпанными ласками и благословениями посреди тысяч жителей, которые назвали их своими благодетелями и братьями… Конечно, не было другого примера подобного события: одни лишь русские войска могли совершить такое чудо. Какая храбрость! Какая дисциплина! Какие кроткие, любезные нравы! Здесь боготворят их, и память о русских останется в нашем отечестве на вечные времена”.

Предстояло еще взятие Мальты, но тут на исходе 1799 года адмирал Феодор Ушаков получил приказ Императора Павла I о возвращении вверенной ему эскадры на родину, в Севастополь… Он еще несколько времени провел на Корфу, готовя эскадру к длительному пути, занимаясь делами местного управления, прощаясь с Островами. Он полюбил греков, и они сторицею платили ему тем же; они видели в нем друга и освободителя. “Безпрестанно слышу я просьбы и жалобы народные, и большей частью от бедных людей, не имеющих пропитания…” – и адмирал, будучи печальником народных нужд, старался с помощью Божией, насколько мог, способствовать улучшению их жизни. Жители Республики Семи Соединенных Островов прощались с адмиралом Феодором Ушаковым и его моряками не скрывая слез, благодаря их и благословляя. Сенат острова Корфу назвал адмирала “освободителем и отцом своим”. “Адмирал Ушаков, освободя сии острова геройственною своею рукою, учредив отеческими своими благорасположениями соединение их, образовав нынешнее временное правление, обратил яко знаменитый освободитель все свое попечение на пользу и благоденствие искупленных им народов”.

На золотом, осыпанном алмазами мече, поднесенном ему, была надпись: “Остров Корфу – адмиралу Ушакову”. На золотой медали от жителей острова Итака – “Феодору Ушакову, российских морских сил главному начальнику, мужественному освободителю Итаки”. Столь же памятные и дорогие награды были и от других островов. Но адмирал, слишком хорошо уже узнавший превратности высшей политической жизни, покидал Ионические острова с чувством тревоги за их дальнейшую судьбу. На душе его было скорбно…

26 октября 800 года эскадра адмирала Феодора Ушакова вошла в Севастопольскую бухту. В ночь на 11 марта 1801 года заговорщиками был убит Император Павел I. На Российский престол взошел его сын Александр I. Политика России менялась.

Вскоре адмирал Феодор Ушаков был переведен в Санкт-Петербург. При Дворе возобладало мнение о ненужности большого флота для “сухопутной” России. Тогдашний морской министр высказывался о флоте, что “он есть обременительная роскошь”, а другой деятель морского ведомства писал: “России нельзя быть в числе первенствующих морских держав, да в том и не представляется ни пользы, ни надобности”. В 1804 году Феодор Феодорович составил подробнейшую записку о своем служении Российскому флоту, в которой подытоживал свою деятельность: “Благодарение Богу, при всех означенных боях с неприятелем и во всю бытность онаго флота под моим начальством на море, сохранением Всевысочайшей Благости ни одно судно из онаго не потеряно и пленными ни один человек из наших служителей неприятелю не достался”.

Обострялись болезни, усиливались душевные скорби. Но не забывал адмирал заботиться о ближних своих; в его дом в Петербурге часто приходили за помощью. Одних он снабжал деньгами, одеждой, за других, особо нуждающихся, ходатайствовал перед более имущими господами. Например, переписываясь с известным благотворителем графом Н.П. Шереметевым, построившим в Москве в память своей умершей жены Странноприимный дом, Феодор Феодорович не однажды обращался к нему с просьбами подобного характера: “Зная доброе расположение Ваше к спасительным делам и благодеянию, посылаю к Вашему Сиятельству двух странниц, пришедших из отдаленного края просить позволения о построении храма Божиего и устроении жилищ в пользу увечных и больных. По их бедности я содержу их в своем доме и одел их”.

Кроме того, он взял на себя покровительство и заботу об осиротевших племянниках. Продолжая нести службу в должности главного командира Балтийского гребного флота, а кроме того еще и начальника Петербургских флотских команд и председателя квалификационной комиссии “по производству в классные чины шкиперов, подшкиперов, унтер-офицеров и клерков Балтийских и Черноморских портов”, образованной при Морском кадетском корпусе, Феодор Ушаков старался и эти обязанности исполнять с ревностью и усердием, как это вообще было ему свойственно в любом деле.

С болью следил он за происходившим в Европе: близился к завершению один из этапов франко-русской войны, готовился мир в Тильзите; Император Александр I сделается союзником Наполеона Бонапарта, а Ионические острова будут переданы “зловредным” французам. Феодору Феодоровичу предстояло пережить и это.

19 декабря 1806 года он подал Императору прошение об отставке: “Душевные чувства и скорбь моя, истощившие крепость сил и здоровья, Богу известны – да будет воля Его святая. Все случившееся со мною приемлю с глубочайшим благоговением…
” Эти слова, венчающие ратный подвиг, славное и многотрудное служение родному Отечеству, свидетельствуют, что непобедимый адмирал исполнен был смирения и покорности воле Божией, и благодарения Богу за все, – это были чувства истинно христианские.

Отойдя от служебных дел, он некоторое время жил в Санкт-Петербурге, продолжая покровительствовать племянникам, и готовился к переезду на постоянное и уже последнее место своей земной жизни. У него было несколько небольших деревень на родине в Ярославской губернии, был участок земли вблизи Севастополя… Душа адмирала, от младенчества взыскавшая Господа, просила покоя, уединения, молитвы.

Он принял решение, исполненное глубокого смысла: он избрал для жительства тихую деревню Алексеевку, в Темниковском уезде, вблизи Санаксарского Рождество-Богородичного монастыря, где в годы его ратных подвигов молился о нем его родной дядя – преподобный Феодор. Несомненно, что молитвенное их общение никогда не прерывалось. Потому и устремилась сюда, к святой обители душа адмирала, что здесь подвизался о Господе и упокоился самый духовно близкий ему человек на земле.

Монах и моряк – они оба были воинами Христовыми, оба делали одно дело: ревностно служили Господу – на том поприще, на которое Он их призвал. Перед тем, как окончательно в 1810 году покинуть столицу, Феодор Феодорович, “памятуя час смертный с каковою внезапностью оный приключается”, написал завещание.

Никогда не имевший своей семьи и своих детей, он все небогатые владения передал в собственность племянникам, “которых почитаю я вместо детей моих и о благе их стараюсь как собственный их отец”. Сохранилось свидетельство тогдашнего настоятеля монастыря иеромонаха Нафанаила о завершающем периоде земной жизни Феодора Феодоровича: “Адмирал Ушаков, сосед и знаменитый благотворитель Санаксарской обители, по прибытии своем из Санкт-Петербурга, вел жизнь уединенную в собственном своем доме, в деревне Алексеевке, расстоянием от монастыря через лес версты три, который по воскресным и праздничным дням приезжал для богомолья в монастырь к службам Божиим во всякое время.

В Великий пост живал в монастыре, в келий, для своего пощения и приготовления к Св. Тайнам по целой седмице и всякую продолжительную службу с братией в церкви выстаивал неопустительно и слушал благоговейно; по временам жертвовал от усердия своего обители значительные благотворения; так же бедным и нищим творил всегдашние милостивые подаяния и вспоможения”.

Началась Отечественная война 1812 года. На борьбу с французами поднялся весь народ. В Тамбовской губернии, как и по всей России, создавались ополчения для защиты Отечества. На губернском собрании дворянства, в котором Феодор Феодорович не смог принять участия по болезни, он был избран большинством голосов начальником внутреннего тамбовского ополчения. Предводитель дворянства писал ему: “Долговременная опытность службы Вашей и отличное усердие перед Престолом Российской державы, Вами доказанные, да подадут дворянству твердые способы к ревностным подвигам на пользу общую, да подвигнут всех к благодетельным пожертвованиям и да вдохнут готовность в сердце каждого принять участие к спасению Отечества…”

“За благосклонное, доброе обо мне мнение и за честь сделанную приношу всепокорнейшую мою благодарность, – отвечал адмирал. – С отличным усердием и ревностию желал бы я принять на себя сию должность и служить Отечеству, но с крайним сожалением за болезнью и великой слабостью здоровья принять ее на себя и исполнить никак не в состоянии и не могу”.

Но, между тем, вместе с темниковским соборным протоиереем Асинкритом Ивановым он устроил госпиталь для раненых, дав деньги на его содержание. Две тысячи рублей им было внесено на формирование 1-го Тамбовского пехотного полка. Все, что имел, отдавал он “на воспомоществование ближним, страждущим от разорения злобствующего врага…”

Еще в 1803 году им были внесены двадцать тысяч рублей в Опекунский совет Санкт-Петербургского воспитательного дома; теперь он всю сумму с причитающимися на нее процентами передал в пользу разоренных войной: “Я давно имел желание все сии деньги без изъятия раздать бедствующим и странствующим, не имеющим жилищ, одежды и пропитания”.

Не только крестьяне окрестных деревень и жители города Темникова, но и из отдаленных мест приезжали к нему многие. С страдальцами, лишившимися имуществ, делился он тем, что имел; обремененных скорбию и унынием утешал непоколебимою надеждой на благость Небесного Промысла. “Не отчаивайтесь! – говорил он. – Сии грозные бури обратятся к славе России. Вера, любовь к Отечеству и приверженность к Престолу восторжествуют. Мне немного остается жить; не страшусь смерти, желаю только увидеть новую славу любезного Отечества!”

Остаток дней своих, по словам того же иеромонаха Нафанаила, адмирал провел “крайне воздержанно и окончил жизнь свою как следует истинному христианину и верному сыну Святой Церкви 1817 года октября 2-го дня и погребен по желанию его в монастыре подле сродника его из дворян, первоначальника обители сия иеромонаха Феодора по фамилии Ушакова же”.

Отпевал Феодора Феодоровича в Спасо-Преображенской церкви города Темникова протоиерей Асинкрит Иванов, который за день до кончины праведника, в праздник Покрова Пресвятой Владычицы нашей Богородицы, принимал его последнюю исповедь и причащал Святых Тайн; когда гроб с телом усопшего адмирала, при большом стечении народа, был вынесен на руках из города, его хотели положить на подводу, но народ продолжал нести его до самой Санаксарской обители.

Там встретила благоверного воина Феодора монастырская братия, Феодор Феодорович был погребен у стены соборного храма, рядом с родным ему преподобным Старцем, чтобы быть им отныне вместе навеки. После праведной кончины Феодора Феодоровича прошло почти два столетия. Его подвижническая и высокодуховная жизнь, его добродетели не были забыты в родном Отечестве. Его заветами жили русские воины и флотоводцы, ученики и продолжатели его идей и идеалов преумножали славу русского флота. Когда наступили времена гонений на Русскую Православную Церковь, Санаксарский монастырь, где упокоился Феодор Феодорович, был закрыт. Часовня, выстроенная над его могилой, была до основания разрушена, честные его останки в 1930-е годы были осквернены безбожниками. В годы Великой Отечественной войны 1941-1945 годов воинская слава Феодора Феодоровича Ушакова была вспомянута, его имя, наряду с именами святых благоверных князей Александра Невского и Димитрия Донского, и великого русского полководца Александра Суворова, вдохновляло к подвигу защитников Родины. Были учреждены орден и медаль адмирала Ушакова, которые стали высшими наградами для воинов-моряков.

Отныне могила Феодора Ушакова и, как следствие, весь Санаксарский монастырь находились под присмотром государственной власти, и это предотвратило разрушение чтимой праведником обители. В 1991 году Санаксарский монастырь был возвращен Русской Православной Церкви. Почитание святого праведника год от году возрастало.

На его могиле служились панихиды, многочисленные паломники – духовенство, монашествующие, благочестивые миряне, среди которых часто можно было видеть воинов-моряков, – приходили поклониться Феодору Феодоровичу Ушакову, светлый облик которого оказался необычайно близок и воинству, и народу, побуждая к столь же ревностному служению военному и гражданскому, “дабы увидеть новую славу любезного Отечества”. Синодальная комиссия по канонизации святых Русской Православной Церкви, внимательно изучив его подвижнические труды в служении Отечеству, благочестивую жизнь, праведность, милосердие и самоотверженный подвиг благотворительности, не нашла препятствий к канонизации, и в декабре 2000 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II благословил прославить адмирала Российского флота Феодора Ушакова в лике праведных местночтимых святых Саранской епархии. Российский флот, боголюбивое Российское воинство обрели небесного предстателя и ходатая перед Престолом Божиим о многострадальном Отечестве нашем. Святые мощи праведного воина Феодора Ушакова находятся в соборном храме Рождества Богородицы.

Портрет Ф. Ушакова с орденами. July 17th, 2017

На плечах стали носиться погоны, у кото-рых конец, обращенный к воротнику был за-кругленный, в виде эполета.
У адмиралов погоны были золотые с выши-тыми на них черными двуглавыми орлами, со-ответственно чину: контр-адмирал — один, вице-адмирал — два, полный, адмирал — три орла. Все в наличии. Так что автор практически полностью воссоздал правильный мундир. Небольшая ошибка по пуговицам и воротнику, но в целом — нормально. Вот тк вот выглядел настоящий восстановленный мундир флотоводца:

Ф.Ф. Ушаков окончил Морской кадетский корпус, служил на Балтийском флоте, в составе Донской (Азовской) флотилии участвовал в русско-турецкой войне 1768-1774 гг. Был назначен командиром 16-пушечного корабля «Модон», одного из самых крупных в Азовской флотилии. С 1775 г. Ушаков командовал фрегатом. В 1780 г. он был назначен командиром императорской яхты, но вскоре отказался от придворной карьеры. И в 1780-1782 гг. командовал линейным кораблем «Виктор», который охранял в Средиземном море русские торговые суда от пиратских действий английского флота. С 1783 г. на Черноморском флоте наблюдал за постройкой кораблей в Херсоне, участвовал в строительстве главной базы в Севастополе. В начале русско-турецкой войны 1787-1791 гг. Ф.Ф. Ушаков командовал линейным кораблем «Св. Павел».

В бою у о. Фидониси (1788), командуя авангардом эскадры, Ушаков нанес поражение превосходящим силам турок и в 1789 г. был произведен в контр-адмиралы. В марте 1790 г. светлейший князь Потемкин-Таврический назначил его командиром Черноморского флота. С этого момента началось подлинное боевое становление этого флота, стали закладываться его славные боевые традиции.

Командуя Черноморским флотом, Ушаков одержал блестящие победы над турецким флотом в керченском морском сражении, у о. Тендра (1790) и у мыса Калиакрия (1791), прибегнув к созданной им новой маневренной тактике, принципиально отличавшейся от принятой в то время линейной тактики. Ее основными чертами были применение единых походно-боевых порядков, решительное сближение с противником на короткую дистанцию без перестроения боевого порядка, сосредоточение основных усилий против флагманских кораблей противника, выделение резерва («эскадры кайзер-флага»), сочетание прицельного артиллерийского огня и маневра, преследование противника до полного его уничтожения или взятия в плен. Придавая большое значение морской и огневой выучке личного состава, Ушаков был сторонником суворовских принципов воспитания подчиненных.

В 1793 г. Федор Федорович Ушаков произведен в вице-адмиралы. Во время средиземноморского похода 1798-1800 гг. он снова проявил себя как крупный флотоводец, искусный политик и дипломат, особенно при создании греческой Республики Семи Островов под протекторатом России и Турции. Ушаков продемонстрировал образцы организации взаимодействия армии и флота при овладении Ионическими островами и особенно о. Корфу, при освобождении от французов Италии, во время блокады Анконы и Генуи, при овладении Неаполем и Римом. В 1800 г. эскадра Ушакова вернулась в Севастополь.

Заслуги Ушакова не были оценены Александром I, который назначил его на второстепенную должность главного командира Балтийского гребного флота и начальником флотских команд в Петербурге. В 1807 г. Ушаков ушел в отставку и уехал в свое имение на Тамбовщину. На послание императора, пожелавшего узнать об истинных причинах его увольнения со службы, адмирал ответил: «Душевные чувства и скорбь моя, истощившие крепость сил, здоровья Богу известны — да будет воля его святая. Все случившееся со мною приемлю с глубочайшим благословением». Во время Отечественной войны 1812 г. Ушаков был избран начальником ополчения Тамбовской губернии, но из-за болезни отказался от должности. Умер в своем имении и похоронен в Синаксарском монастыре близ г. Темников.

Именем Ушакова названы бухта в юго-восточной части Баренцева моря и мыс на северном побережье Охотского моря. Имя Ушакова носили боевые корабли русского и советского ВМФ. 3 марта 1944 г. Президиум Верховного Совета СССР учредил военный орден Ушакова двух степеней (орден I степени вручен 47 раз, II степени — 194 раза) и медаль. В 2004 г. он причислен к лику святых как праведный воин Феодор Ушаков.

Фёдор Фёдорович Ушаков (13 (24) февраля 1745 — 2 (14) октября 1817) — выдающийся русский флотоводец, адмирал (1799), командующий Черноморским флотом.

Фёдор Ушаков родился 13 (24) февраля 1745 в сельце Бурнаково (ныне Рыбинский район Ярославской области), в небогатой дворянской семье, крещён в церкви «Богоявления на острову» в селе Хопылево. Родители — Фёдор Игнатьевич (1710-1781) и Параскева Никитична, дядя — старец Феодор Санаксарский. В послепетровские времена дворянских юношей обыкновенно определяли в гвардию, служил в ней и Фёдор Игнатьевич, но после рождения третьего сына Фёдора он был уволен от службы с пожалованием сержантского чина лейб-гвардии Преображенского полка. Вернувшись в родное сельцо, он сменил царскую службу на хозяйственные хлопоты и воспитание детей.

Отрок Фёдор, обладая врождённым бесстрашием характера, нередко, в сопровождении таких же смельчаков, отваживался, как отмечают биографы, на подвиги не по летам — так, например, со старостою деревни своей ходил на медведя. В возрасте шестнадцати лет Фёдор был представлен на смотр в Герольдмейстерскую контору Сената, где и показал, что «российской грамоте и писать обучен… желает-де он, Феодор, в Морской кадетский корпус в кадеты». Морской кадетский корпус располагался в Санкт-Петербурге, на углу набережной Большой Невы и 12-й линии Васильевского острова. В феврале 1761 года туда был зачислен Фёдор Ушаков.

Будущий адмирал, отличаясь хорошей учёбой и доброй нравственностью, прилежно постигал преподаваемые ему науки, особую склонность проявляя к арифметике, навигации и истории, и через пять лет (1766) успешно, одним из лучших, окончил Морской корпус, получил чин мичмана и был приведён к присяге: «Аз, Феодор Ушаков, обещаюся и клянуся Всемогущим Богом пред Святым Его Евангелием в том, что хощу и должен ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ моей всемилостивейшей Государыне ИМПЕРАТРИЦЕ ЕКАТЕРИНЕ АЛЕКСЕЕВНЕ САМОДЕРЖИЦЕ и ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА ЛЮБЕЗНЕЙШЕМУ Сыну Государю Цезаревичу и Великому Князю Павлу Петровичу, законному всероссийского престола Наследнику, верно и нелицемерно служить и во всём повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови….В чём да поможет мне Господь Бог Всемогущий!» Вся последующая жизнь Фёдора Фёдоровича стала подтверждением того, что он ни в чём не изменил данной им присяге.

П.Н. Бажанов. «Портрет адмирала Ф. Ф. Ушакова». 1912

После выпуска из Морского корпуса Фёдора Ушакова направили на флот Балтийского моря. Северные моря редко бывают спокойными, и для молодого офицера это была хорошая морская школа. В конце XVII — начале XVIII века выдвинулась государственная задача возвращения России побережья Чёрного моря. С 1769 года в Донской (Азовской) флотилии, участвовал в русско-турецкой войне 1768-1774 годов. 30 июня 1769 года получил звание лейтенанта. Радость служебного повышения была недолгой: Ушаков узнал, что невеста его выдана замуж и пребывает на сносях. Поддавшись на уговоры матери, она согласилась стать женой богатого греческого купца. До конца своих дней Ушаков будет любить эту женщину и заботиться о её судьбе, а родившийся мальчик в будущем будет служить морским офицером под его началом.

И. Айвазовский. «Чесменский бой».

Назначение на борт фрегата «Северный орёл», отбывающего в Средиземноморскую экспедицию, было очень кстати. Лишь море могло залечить «раненое сердце» молодого капитан-лейтенанта. За время похода Ушаков оттачивает знание иностранных языков и заводит знакомства с зарубежными «коллегами». В конце 1772 года получил в командование бот «Курьер», находился в крейсерстве в Чёрном море вдоль южного берега Крыма. В 1773 году, командуя 16-пушечным кораблём «Модон», участвовал в отражении высадившихся в Балаклаве турок.

Н.Г. Николаев. «Адмирал Ушаков». 2005

В 1775 году, при Императрице Екатерине II, было принято решение о создании на Чёрном море линейного флота. С 1775 года командовал фрегатом. Участвовал в походе на Средиземное море с целью проводки фрегатов в Чёрное море. В 1778 году, в тридцати верстах выше устья Днепра, недалеко от урочища Глубокая пристань было устроено адмиралтейство, основаны порт и город Херсон. В 1780 году Фёдор Ушаков назначен командиром императорской яхты, но вскоре добился перевода на линейный корабль. В 1780-1782 командир линейного корабля «Виктор», который участвовал в реализации политики «Вооружённого нейтралитета» в составе эскадры на Средиземном море.

А. Шорохов. «Севастополь строится».

С 1783 года капитан второго ранга Фёдор Ушаков участвовал в постройке кораблей в Херсоне и строительстве пункта базирования флота в Севастополе. Свою первую награду — орден Святого Владимира IV степени (1783) получил за успешную борьбу с эпидемией чумы в Херсоне. Трактатом между Россией и Турцией от 28 декабря 1783 года Крым был окончательно присоединен к России. И тогда же Екатериной II был издан указ об устройстве на южных рубежах новых укреплений, среди которых необходимо было выстроить и «крепость большую Севастополь, где ныне Ахтияр и где должны быть Адмиралтейство, верфь для первого ранга кораблей, порт и военное селение». Ушаков принял главное начальство над портом и городом Севастополем.

В.Д. Илюхин. «Встреча А. В. Суворова и Ф. Ф. Ушакова в Севастополе».

В начале русско-турецкой войны 1787-1792 годов Ушаков — командир линейного корабля «Святой Павел» и авангарда Черноморского флота. Вскоре произошла первая генеральная баталия. Турецкий флот насчитывал семнадцать линейных кораблей и восемь фрегатов, а в русской эскадре, авангардом которой командовал капитан бригадирского ранга Фёдор Ушаков, было всего два линейных корабля и десять фрегатов. 29 июня 1788 года противники обнаружили друг друга и, находясь во взаимной близости, старались занять выгодную позицию и сохранить линию баталии.

Панасенко С.П. «Линейный корабль «Святой Павел». Флагманский корабль Ушакова».

Но 3 июля у острова Фидониси бой стал неизбежен. Турецкий флот всей мощью своей линии стал спускаться на русские корабли. И тут авангардный отряд Ушакова, «употребив старание и искусство», прибавил парусов и решительным маневром лишил возможности командующего турецким флотом Эски-Гассана охватить русские корабли и взять их на абордаж. Вместе с тем Ушаков отрезал от основных сил два передовых турецких корабля. Те, в свою очередь, обнаружив свое гибельное положение, не дожидаясь никакого сигнала, бросились спасаться бегством «с великой поспешностью». Эски-Гассан вынужден был пуститься вдогонку своим кораблям. Победа была за русской эскадрой. Впервые в открытом бою малочисленный русский флот одержал победу над превосходящими силами противника.

Ф. Ф. Ушаков делает серьёзный вклад в развитие тактики парусного флота. Его отличали быстрая оценка обстановки, точный расчет всех факторов успеха и решительная атака, нацеленная на достижение полной победы над врагом. Ушаков в донесении не себе приписал успех, но отдал должное мужеству и стремлению к победе своих подчиненных: «Все находящиеся в команде вверенного мне корабля «Святого Павла» господа обер-офицеры и нижних чинов служители каждый по своему званию определённые от меня им должности исполняли с таким отменным старанием и храбрым духом, что за необходимый долг почитаю отнесть им всякую за то достойную похвалу…»

Закончился первый год войны, в который сокрушились турецкие морские силы, а молодой Черноморский флот одержал решительную победу, приведя Оттоманскую Порту «в чрезвычайный страх и ужас». Ушаков, получив чин контр-адмирала, был назначен в начале 1790 года командующим Черноморским флотом. Князь писал Императрице: «Благодаря Бога, и флот и флотилия наши сильней уже турецких. Есть во флоте Севастопольском контр-адмирал Ушаков. Отлично знающ, предприимчив и охотник к службе. Он мой будет помощник».

Маслов Олег Сергеевич. «Адмирал Ушаков».

В начале июля 1790 года, недалеко от Керченского пролива, произошло очередное сражение, в котором эскадра Ушакова вновь одержала блистательную победу. Русские моряки поняли: где Ушаков — там победа! Князь Потёмкин докладывал Императрице: «…бой был жесток и для нас славен тем паче, что жарко и порядочно контр-адмирал Ушаков атаковал неприятеля вдвое себя сильнее… разбил сильно и гнал до самой ночи… Контр-адмирал Ушаков отличных достоинств. Я уверен, что из него выйдет великий морской предводитель…» Екатерина II отвечала: «Победу Черноморского флота над Турецким мы праздновали вчера молебствием у Казанской… Контр-адмиралу Ушакову великое спасибо прошу от меня сказать и всем его подчинённым».

Александр Блинков. «Сражение у острова Тендра 28-29 августа 1790 года».

Утром 28 августа турецкий флот стоял на якоре между Гаджибеем (впоследствии Одессой) и островом Тендра. Гуссейн-паша увидел идущий под всеми парусами со стороны Севастополя Российский флот. Ушаков, мгновенно оценив ситуацию, приказал эскадре нести все паруса и, подойдя к противнику на дистанцию картечного выстрела, обрушил всю мощь бортовой артиллерии на передовую часть турецкого флота. Флагманский корабль Ушакова «Рождество Христово» вёл бой с тремя кораблями противника, заставив их выйти из линии. Российские суда храбро следовали примеру своего предводителя. «Наши, благодаря Бога, такого перцу туркам задали, что любо. Спасибо Фёдору Фёдоровичу», — так восторженно отозвался на эту победу князь Потёмкин.

И.И. Родинов. «Сражение у мыса Калиакрия 31 июля 1791 года».

В 1791 году русско-турецкая война завершилась блистательной победой контр-адмирала Ушакова у мыса Калиакрия. Российское государство, укрепив свои позиции на юге, «твёрдою ногою встало на завоёванных им берегах Чёрного моря». За столь знаменитую победу контр-адмиралу Фёдору Ушакову пожалован был орден святого Александра Невского. В начале 1793 года он призван был Императрицею в Петербург. Екатерина II пожелала видеть героя, стяжавшего такую громкую славу, и «встретила в нём человека прямодушного, скромного, мало знакомого с требованиями светской жизни». За заслуги перед престолом и Отечеством Екатерина II поднесла ему в дар необыкновенной красоты золотой складень-крест с мощами святых угодников.

В том же году Фёдору Ушакову был пожалован чин вице-адмирала. В 1796 году на Российский престол вступил Император Павел I. Вскоре султан Селим III принял предложение Российского Императора о союзе против Франции и обратился к Павлу I с просьбой о присылке вспомогательной эскадры. В начале августа 1798 года, находясь вблизи Севастопольского рейда с вверенной ему эскадрой, Фёдор Ушаков получил Высочайшее повеление «тотчас следовать и содействовать с турецким флотом противу зловредных намерений Франции, яко буйнаго народа, истребившего не токмо в пределах своих веру и Богом установленное правительство и законы… но и у соседственных народов, которые по несчастию были им побеждены или обмануты вероломническими их внушениями…»

Е. Пергаменщик. «Ушаков».

Взяв курс на Константинополь, российская эскадра скоро приблизилась к Босфору, и этого оказалось достаточным, чтобы Порта немедленно объявила войну республиканской Франции. Российская эскадра пробыла в Константинополе две недели; 8 сентября, «дав туркам опыт неслыханного порядка и дисциплины», она снялась с якоря и при благополучном ветре направила свой путь к Дарданеллам, к месту соединения с турецким флотом. Командующим объединенными силами назначен был вице-адмирал Ушаков.

Первой задачей эскадры было взятие Ионических островов, расположенных вдоль юго-западного побережья Греции, главный из которых — Корфу, имея и без того мощнейшие в Европе бастионы, был еще значительно укреплён французами и считался неприступным. Император Павел I за победу при Корфу произвёл Фёдора Ушакова в адмиралы. Это была последняя награда, полученная им от своих государей. Требовалось образовать на освобождённых островах новую государственность, и адмирал Ушаков, как полномочный представитель России, сумел создать на Ионических островах такую форму правления, которая обеспечила всему народу «мир, тишину и спокойствие».

А между тем миссия его в Средиземном море ещё не закончилась. В Северной Италии русские под предводительством славного Суворова громили «непобедимую» армию французов. Суворов просил адмирала Ушакова с юга оказывать ему всемерную поддержку. Находясь в теснейшем взаимодействии, они били французских республиканцев на суше и на море. 26 октября 1800 года эскадра адмирала Фёдора Ушакова вошла в Севастопольскую бухту. В ночь на 11 марта 1801 года заговорщиками был убит Император Павел I. На Российский престол взошёл его сын Александр I. Политика России менялась.

Вскоре адмирал Ушаков был переведён в Санкт-Петербург. При Дворе возобладало мнение о ненужности большого флота для «сухопутной» России. Тогдашний морской министр высказывался о флоте, что «он есть обременительная роскошь», а другой деятель морского ведомства писал: «России нельзя быть в числе первенствующих морских держав, да в том и не представляется ни пользы, ни надобности». В 1804 году Фёдор Фёдорович составил подробнейшую записку о своем служении Российскому флоту, в которой подытоживал свою деятельность: «Благодарение Богу, при всех означенных боях с неприятелем и во всю бытность онаго флота под моим начальством на море, сохранением Всевысочайшей Благости ни одно судно из онаго не потеряно и пленными ни один человек из наших служителей неприятелю не достался».

Продолжая нести службу в должности главного командира Балтийского гребного флота, а кроме того ещё и начальника Петербургских флотских команд и председателя квалификационной комиссии «по производству в классные чины шкиперов, подшкиперов, унтер-офицеров и клерков Балтийских и Черноморских портов», образованной при Морском кадетском корпусе, Фёдор Ушаков старался и эти обязанности исполнять с ревностью и усердием, как это вообще было ему свойственно в любом деле. 19 декабря 1806 года он подал Императору прошение об отставке: «Душевные чувства и скорбь моя, истощившие крепость сил и здоровья, Богу известны — да будет воля Его святая. Всё случившееся со мною приемлю с глубочайшим благоговением…» Отойдя от служебных дел, он некоторое время жил в Санкт-Петербурге, продолжая покровительствовать племянникам, и готовился к переезду на постоянное и уже последнее место своей жизни.

Памятная монета Банка России, посвящённая 250-летию со дня рождения Ф. Ф. Ушакова. 2 рубля, серебро, 1994 год.

У него было несколько небольших деревень на родине в Ярославской губернии, был участок земли вблизи Севастополя. Он избрал для жительства тихую деревню Алексеевку, в Темниковском уезде, вблизи Санаксарского Рождество- Богородичного монастыря, где в годы его ратных подвигов молился о нём его родной дядя — преподобный Феодор. Началась Отечественная война 1812 года. На губернском собрании дворянства, в котором Фёдор Фёдорович не смог принять участия по болезни, он был избран большинством голосов начальником внутреннего тамбовского ополчения. «За благосклонное, доброе обо мне мнение и за честь сделанную приношу всепокорнейшую мою благодарность, — отвечал адмирал. — С отличным усердием и ревностию желал бы я принять на себя сию должность и служить Отечеству, но с крайним сожалением за болезнью и великой слабостью здоровья принять её на себя и исполнить никак не в состоянии и не могу».

Но, между тем, вместе с темниковским соборным протоиереем Асинкритом Ивановым он устроил госпиталь для раненых, дав деньги на его содержание. Две тысячи рублей им было внесено на формирование 1-го Тамбовского пехотного полка. Еще в 1803 году им были внесены двадцать тысяч рублей в Опекунский совет Санкт-Петербургского воспитательного дома; теперь он всю сумму с причитающимися на неё процентами передал в пользу разорённых войной: «Я давно имел желание все сии деньги без изъятия раздать бедствующим и странствующим, не имеющим жилищ, одежды и пропитания». «Не отчаивайтесь! — говорил он — Сии грозные бури обратятся к славе России. Вера, любовь к Отечеству и приверженность к Престолу восторжествуют. Мне немного остается жить; не страшусь смерти, желаю только увидеть новую славу любезного Отечества!»

Рождество-Богородичный Санаксарский монастырь.

Всецело и каждодневно преданный морским делам, Федор Федорович всю жизнь прожил холостяком. В преклонных годах, пребывая в своем имении, он стал почти отшельником. Остаток дней своих, по словам того же иеромонаха Нафанаила, адмирал провел «крайне воздержанно и окончил жизнь свою как следует истинному христианину и верному сыну Святой Церкви 1817 года октября 2-го дня и погребён по желанию его в монастыре подле сродника его из дворян, первоначальника обители сия иеромонаха Феодора по фамилии Ушакова же». Умер он на 74-м году жизни и был похоронен в Санаксарском монастыре Темниковского уезда Тамбовской губернии.

Могила Ф.Ф. Ушакова.

Мощи Ф.Ф. Ушакова в соборном храме Рождества Богородицы Санаксарского монастыря.

Имя Ф.Ф. Ушакова носят остров на севере Карского моря, бухта в Анадырском заливе Берингова моря и мыс на северном побережье Охотского моря. В честь его был назван броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков», спущенный на воду в 1893 и погибший 15 (28) мая 1905 в Цусимском сражении. Во время Великой Отечественной войны советское правительство учредило 3 марта 1944 медаль Ушакова и орден Ушакова 1-й и 2-й степени.

6 октября 2004 года Архиерейский собор Русской православной церкви причислил адмирала к общецерковным святым в лике праведных как праведного воина Феодора Ушакова. Память совершается (по юлианскому календарю) 23 мая (Собор Ростовских святых), 23 июля и 2 октября. Фёдор Ушаков (не следует путать его с его дядей и тёзкой монахом Феодором Санаксарским) почитается как святой покровитель российского военно-морского флота (с 2000 года) и стратегических военно-воздушных сил (с 2005 года).

Т. Симонова. Фёдор Фёдорович Ушаков — святой русский адмирал.

Опрос

Праздники России

Русский вопрос

Еженедельная авторская

Читайте также

Реклама

Видеооко

Партнёры

Житие святого праведного воина Феодора Ушакова
адмирала флота Российского, Непобедимого

Адмирал Российского флота Феодор Ушаков родился 13 февраля 1745 года в сельце Бурнаково Романовского уезда Ярославской провинции и происходил из небогатого, но древнего дворянского рода. Родителей его звали Феодор Игнатьевич и Параскева Никитична, и были они людьми благочестивыми и глубоко верующими.

В послепетровские времена дворянских юношей обыкновенно определяли в гвардию, служил в ней и отец будущего адмирала Феодор Игнатьевич, и даже пришлось ему повоевать с турками в войну 1735 — 1739 годов, но после рождения третьего сына Феодора он был уволен от службы с пожалованием сержантского чина лейб-гвардии Преображенского полка. Вернувшись в родное сельцо, он сменил царскую службу на хозяйственные хлопоты и воспитание детей.

День рождения будущего адмирала Российского флота — 13 февраля — приходится между празднованием памяти двух воинов-великомучеников: Феодора Стратилата и Феодора Тирона (память 8 и 17 февраля), — а вся жизнь российского флотоводца, от младенчества до дня кончины, прошла под благотворным влиянием его родного дяди, преподобного Феодора Санаксарского — великого воина в духовной брани. Преподобный Феодор родился и вырос в том же сельце Бурнаково, отсюда ушел в юности служить в столичную гвардию, но затем, стремясь душою к иному служению, желая стяжать звание воина Царя Небесного, бежал из столицы в пустынные двинские леса, чтобы одному Богу работать, укрепляясь в подвиге поста и молитвы; был сыскан, доставлен к Императрице, которая, вняв Промыслу Божиему о молодом подвижнике, благоволила оставить его в Александро-Невском монастыре, где он принял монашеский постриг в 1748 году, — и это исключительное для дворянского семейства Ушаковых событие, вкупе с последующими известиями о его монашеском служении Богу, было постоянным предметом бесед среди родственников и служило им назидательным примером.

Большое семейство Ушаковых состояло в приходе храма Богоявления-на-Острову, находившегося в трех верстах от Бурнаково на левом берегу Волги. В этом храме Феодора крестили, здесь же была школа для дворянских детей, где он обучался грамоте и счету. Феодор Игнатьевич и Параскева Никитична, будучи очень набожны, почитали главным условием воспитания детей развитие высоких религиозных чувств и строгой нравственности. Эти чувства, возбужденные примерами семейства и особенно родного дяди-монаха, глубоко запечатлелись в сердце возраставшего отрока, сохранились и стали господствующими во всю его последующую жизнь. В глуши деревенского поместья было много простора для физического развития; отрок Феодор, обладая врожденным безстрашием характера, нередко, в сопровождении таких же смельчаков, отваживался, как отмечают биографы, на подвиги не по летам — так, например, со старостою деревни своей он хаживал на медведя. Эти качества — безстрашие и пренебрежение опасностью — также укрепились в характере Феодора. Скромный и уступчивый в обычных условиях, Феодор Ушаков как бы перерождался в минуты опасности и без страха смотрел ей прямо в лицо.

В возрасте шестнадцати лет Феодор был представлен в герольдмейстерскую контору для смотра, где и показал, что «российской грамоте и писать обучен… желает-де он, Феодор, в Морской кадетский корпус в кадеты».

Морской кадетский корпус располагался в Санкт-Петербурге, на углу набережной Большой Невы и 12-й линии Васильевского острова. В феврале 1761 года туда был зачислен Феодор Ушаков, но дяди своего в Александро-Невском монастыре уже не застал — монах Феодор был в Санаксаре, на берегу Мокши, в Тамбовской провинции.

Ко времени поступления Феодора Ушакова Морской корпус представлял собою еще не настроившееся для правильной учебной жизни заведение. Науки преподавались достаточно хорошо, чтобы образовать исправного морского офицера, но внутреннего порядка, должного наблюдения за нравственностью юношей не было. Кадеты были предоставлены самим себе, и при склонности подростков к подражанию и молодечеству дурные товарищи могли иметь большее влияние, чем хорошие. Кроме того, много надежд в деле воспитания возлагалось на розгу. Но неблагоприятные школьные условия не отразились на юноше Феодоре; добрые свойства его характера, принесенные им в корпус из родной семьи, оградили его от порчи. Будущий адмирал, отличаясь хорошей учебой и доброй нравственностью, прилежно постигал преподаваемые ему науки, особую склонность проявляя к арифметике, навигации и истории, и через пять лет успешно, одним из лучших, окончил Морской корпус, получил офицерский чин и был приведен к присяге:

«Аз, Феодор Ушаков, обещаюся и клянуся Всемогущим Богом пред Святым Его Евангелием в том, что хощу и должен ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ моей всемилостивейшей Государыне ИМПЕРАТРИЦЕ ЕКАТЕРИНЕ АЛЕКСЕЕВНЕ САМОДЕРЖИЦЕ и ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА любезнейшему Сыну Государю Цезаревичу и Великому Князю Павлу Петровичу, законному всероссийскаго престола Наследнику, верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови… В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий!»

Вся последующая жизнь Феодора Феодоровича стала подтверждением того, что он ни в чем не изменил данной им присяге.

После выпуска из Морского корпуса Феодора Ушакова направили на флот Балтийского моря. Северные моря редко бывают спокойными, и для молодого офицера это была хорошая морская школа. Первые годы службы на флоте прошли в интенсивной учебе под руководством опытных моряков. Благодаря своему усердию, пытливости ума, ревностному отношению к делу и высоким душевным качествам, молодой мичман Феодор Ушаков успешно прошел эту первую школу морской практики и был переведен на юг, в Азовскую флотилию.

В конце ХVII — начале ХVIII века выдвинулась государственная задача возвращения России побережья Черного моря. В 1775 году, при Императрице Екатерине II, было принято решение о создании на Черном море регулярного линейного флота. В 1778 году, в тридцати верстах выше устья Днепра, недалеко от урочища Глубокая пристань было устроено адмиралтейство, основаны порт и город Херсон. Началась работа по сооружению эллингов под корабли, однако из-за больших трудностей с доставкой леса из глубинных районов России строительство затянулось. Дело начало поправляться лишь с прибытием офицеров и команд на строившиеся корабли. В августе 1783 года в Херсон прибыл и капитан второго ранга Феодор Ушаков.

В это же время в городе началась эпидемия чумы. В Херсоне был установлен карантин. В то время считалось, что чума распространяется по воздуху. Для отгнания морового поветрия на улицах разводили костры, окуривали жилища, но эпидемия усиливалась. Несмотря на сложную военную обстановку, требовавшую продолжения строительства кораблей, был дан приказ полностью прекратить работы и все силы направить на борьбу с чумой.

Все команды были выведены в степь. Не хватало лекарей, их обязанности принимали на себя командиры. Капитан Феодор Ушаков стал твердо устанавливать особый карантинный режим. Всю свою команду он разделил на артели. У каждой имелась своя палатка из камыша, по сторонам которой были установлены козлы для проветривания белья. На значительном удалении располагалась больничная палатка. Если в артели появлялся заболевший, его немедленно отправляли в отдельную палатку, а старую вместе со всеми вещами сжигали. Остальные артельщики переводились на карантин. Общение одной артели с другой было строго запрещено. Ушаков сам неустанно за всем этим следил. В результате энергичных действий Феодора Ушакова в его команде чума исчезла на четыре месяца раньше, чем в других. В самое тяжелое по напряженности время эпидемии он никого не посылал в госпиталь, переполненный больными, и спас от смерти многих, пользуя их при команде. Здесь проявились, конечно, его исключительные способности решать самые трудные и неожиданные задачи; но, главным образом, здесь сказалась великая любовь Феодора Ушакова к ближним своим, любовь милующая, сострадательная, подсказывавшая ему наиболее верные решения.

За умелые действия и проявленные при этом старания Феодор Ушаков был произведен в капитаны первого ранга и награжден своим первым орденом святого Владимира четвертой степени.

Трактатом между Россией и Турцией от 28 декабря 1783 года Крым был окончательно присоединен к России. И тогда же Екатериной II был издан указ об устройстве на южных рубежах новых укреплений, среди которых необходимо было выстроить и «крепость большую Севастополь, где ныне Ахтияр и где должны быть Адмиралтейство, верфь для первого ранга кораблей, порт и военное селение». В августе 1785 года в Севастополь из Херсона на 66-пушечном линейном корабле «Святой Павел» прибыл капитан первого ранга Феодор Ушаков.

11 августа 1787 года Турция объявила войну России. Для ведения боевых действий были развернуты две армии: Екатеринославская под предводительством генерал-фельдмаршала Г. А. Потемкина-Таврического и Украинская генерал-фельдмаршала П. А. Румянцева-Задунайского. На первое время им предписывалось лишь охранять российские границы и только Севастопольскому флоту было велено действовать решительно. Вскоре произошла первая генеральная баталия. Турецкий флот насчитывал семнадцать линейных кораблей и восемь фрегатов, а в русской эскадре, авангардом которой командовал капитан бригадирского ранга Феодор Ушаков, было всего два линейных корабля и десять фрегатов. 29 июня 1788 года противники обнаружили друг друга и, находясь во взаимной близости, старались занять выгодную позицию и сохранить линию баталии. Но 3 июля у острова Фидониси бой стал неизбежен. Турецкий флот всей мощью своей линии стал спускаться на русские корабли. И тут авангардный отряд Ушакова, «употребив старание и искусство», прибавил парусов и решительным маневром лишил возможности командующего турецким флотом Эски-Гассана охватить русские корабли и взять их на абордаж. Вместе с тем Ушаков отрезал от основных сил два передовых турецких корабля. Те, в свою очередь, обнаружив свое гибельное положение, не дожидаясь никакого сигнала, бросились спасаться бегством «с великой поспешностью». Эски-Гассан вынужден был пуститься вдогонку своим кораблям. Победа была за русской эскадрой.

Это сражение хоть и не имело существенного влияния на дела всей кампании, но было примечательно в другом. Впервые в открытом бою малочисленный русский флот одержал победу над превосходящими силами противника. Начальствуя только авангардом, Феодор Ушаков в действительности руководил боем всей эскадры, и его личная храбрость, искусное владение тактикой, выдающиеся качества командира и высокий духовный облик решили сражение в нашу пользу. Это была, прежде всего, духовная победа, в которой христианское самоотвержение исполнило силой воинское искусство. Вера в вечную жизнь, несомненное упование на помощь Божию и, следовательно, неустрашимость перед неприятелем — вот что было решающим во флотоводческом таланте Феодора Ушакова. По своему смирению и отсутствию тщеславия Феодор Ушаков в донесении не себе приписал успех, но отдал должное мужеству и стремлению к победе своих подчиненных: «Все находящиеся в команде вверенного мне корабля «Святого Павла» господа обер-офицеры и нижних чинов служители каждый по своему званию определенные от меня им должности исполняли с таким отменным старанием и храбрым духом, что за необходимый долг почитаю отнесть им всякую за то достойную похвалу…»

Закончился первый год войны, в который сокрушились турецкие морские силы, а молодой Черноморский флот одержал решительную победу, приведя Оттоманскую Порту «в чрезвычайный страх и ужас». Феодор Ушаков, получив чин контр-адмирала, был назначен в начале 1790 года командующим Черноморским флотом. Князь Потемкин писал Императрице: «Благодаря Бога, и флот и флотилия наши сильней уже турецких. Есть во флоте Севастопольском контр-адмирал Ушаков. Отлично знающ, предприимчив и охотник к службе. Он мой будет помощник». А в боевой инструкции князя Потемкина Феодору Ушакову говорилось: «Требуйте от всякого, чтоб дрались мужественно или, лучше скажу, по-черноморски; чтоб были внимательны к исполнению повелений и не упускали полезных случаев… Бог с вами! Возлагайте твердую на Него надежду. Ополчась Верою, конечно победим. Молю Создателя и поручаю вас ходатайству Господа нашего Иисуса Христа!»

С таковым напутствием служил православный воин Феодор Ушаков, умножая славу любезного Отечества.

В начале июля 1790 года, недалеко от Керченского пролива, произошло очередное сражение, в котором эскадра Ушакова вновь одержала блистательную победу. «Я сам удивляюсь проворству и храбрости моих людей, — писал Ушаков. — Они стреляли в неприятельский корабль не часто и с такою сноровкою, что, казалось, каждый учится стрелять по цели». Конечно, такая неустрашимость и спокойствие духа, проявленные участниками боя, говорят о великом примере их предводителя. Екатерина II писала князю Потемкину: «Победу Черноморского флота над Турецким мы праздновали вчера молебствием у Казанской… Контр-адмиралу Ушакову великое спасибо прошу от меня сказать и всем его подчиненным».

После поражения при Керчи разбросанный по всему морю турецкий флот вновь стал собираться в единую эскадру. Султан Селим III для верности дал в помощь командующему турецким флотом Гуссейн-паше опытного адмирала Саид-бея, намереваясь переломить ход событий в пользу Турции. Но одно дело намерения, а другое — встреча лицом к лицу с русским православным воинством. Утром 28 августа турецкий флот стоял на якоре между Гаджибеем (впоследствии Одессой) и островом Тендра. И вдруг со стороны Севастополя Гуссейн обнаружил идущий под всеми парусами Российский флот. Появление русской эскадры Ушакова привело турок в чрезвычайное замешательство. Несмотря на превосходство в силах, они спешно стали рубить канаты и в безпорядке отходить к Дунаю. Ушаков, справедливо полагая, что в нравственном отношении половина победы на его стороне, приказал нести все паруса и, подойдя к противнику на дистанцию картечного выстрела, обрушил всю мощь бортовой артиллерии на передовую часть турецкого флота. Флагманский корабль Ушакова «Рождество Христово» вел бой с тремя кораблями противника, заставив их выйти из линии. Российские суда храбро следовали примеру своего предводителя. Замешательство турок возрастало с каждой минутой. Теснимые русскими судами передовые неприятельские корабли принуждены были пуститься в бегство. Флагманский корабль Саид-бея 74-пушечный «Капудания», будучи сильно поврежденным, отстал от турецкого флота. Русские корабли окружили его, но он продолжал храбро защищаться. Тогда Ушаков, видя безполезное упорство неприятеля, направил к нему «Рождество Христово», подошел на расстояние тридцати сажен и сбил с него все мачты; затем встал бортом против носа турецкого флагмана, готовясь к очередному залпу. В это время «Капудания» спустил флаг.

«Люди неприятельского корабля, — докладывал впоследствии Ушаков, — выбежав все наверх, на бак и на борта, и поднимая руки кверху, кричали на мой корабль и просили пощады и своего спасения. Заметя оное, данным сигналом приказал я бой прекратить и послать вооруженные шлюпки для спасения командира и служителей, ибо во время бою храбрость и отчаянность турецкого адмирала трехбунчужного паши Саид-бея были столь безпредельны, что он не сдавал своего корабля до тех пор, пока не был весь разбит до крайности». Когда русские моряки с объятого пламенем «Капудании» сняли капитана, его офицеров и самого Саид-бея, корабль взлетел на воздух вместе с оставшимся экипажем и казной турецкого флота. Взрыв огромного флагманского корабля на глазах у всего флота произвел на турок сильнейшее впечатление и довершил победу, добытую Ушаковым при Тендре.

Cам же Феодор Феодорович ясно понимал: победы нашему воинству дарует Господь и без помощи Божией все умение человеческое «ничтоже есть». Знал, что в России, на берегу реки Мокши, в Санаксарской святой обители, возносит молитвы о нем старец Феодор, в этот год приблизившийся к исходу от земного своего бытия. По возвращении в Севастополь командующим флотом Феодором Ушаковым был дан приказ, в котором говорилось: «Выражаю мою наипризнательнейшую благодарность и рекомендую завтрашний день для принесения Всевышнему моления за столь счастливо дарованную победу; всем, кому возможно с судов, и священникам со всего флота быть в церкви Св. Николая Чудотворца в 10 часов пополуночи и по отшествии благодарственного молебна выпалить с корабля «Рождества Христова» из 51 пушки».

В 1791 году русско-турецкая война завершилась блистательной победой контр-адмирала Феодора Ушакова у мыса Калиакрия. Турция намеревалась нанести решительный удар России, чтобы принудить ее к заключению выгодного для Турции мира. Султан призвал на помощь флот из африканских владений, прославившийся под предводительством алжирца Сеит-Али. Сеит-Али хвастливо пообещал виновника недавних поражений Турции контр-адмирала Ушакова привести в Константинополь в цепях. Предстояло генеральное сражение; это сознавалось всем нашим флотом. «Молитесь Богу! — писал князь Потемкин Ушакову. — Господь нам поможет, положитесь на Него; ободрите команду и произведите в ней желание к сражению. Милость Божия с вами!» 31 июля на подходах к мысу Калиакрия Ушаков обнаружил турецкий флот, стоявший в линии на якоре под прикрытием береговых батарей. Появление русской эскадры было для турок полной неожиданностью — их охватила паника. Турки в спешке стали рубить канаты и ставить паруса. При этом несколько кораблей, не справившись с управлением на крутой волне при порывистом ветре, столкнулись друг с другом и получили повреждения. Ушаков, будучи на ветре и пользуясь неразберихой в стане неприятеля, принял изумительное по находчивости решение и повел свой флот между турецкими кораблями и безпрестанно палящей береговой батареей, отрезая корабли от берега. Бой разгорелся с потрясающей силою. Боевая линия турок была разбита, их корабли были настолько стеснены, что били друг в друга, укрываясь один за другого. Ушаков на флагманском корабле «Рождество Христово» погнался за пытавшимся уйти Сеит-Али и, сблизившись с ним, атаковал его. Первым же ядром с русского флагмана на алжирском корабле вдребезги разнесло фор-стеньгу, щепа от которой отлетела в Сеит-Али, тяжело ранив его в подбородок. Окровавленный алжирский предводитель, не так давно похвалявшийся пленением Ушакова, был унесен с палубы в каюту. Русские корабли, окружив противника, буквально осыпали его ядрами. Турецкий флот был «совершенно уже разбит до крайности» и в очередной раз бежал с поля боя. Наступившая темнота, пороховой дым и перемена ветра спасли его от полного разгрома и пленения. Весь турецкий флот, лишившийся двадцати восьми судов, разбросало по морю. Большая часть экипажей была перебита, в то время как на русских кораблях потери были незначительны. А в Константинополе, не имея известий о происшедшем морском сражении, праздновали курбан-байрам и радовались; но вскоре «сверх чаяния сия радость обратилась в печаль и страх», вызванные появлением у крепостей Босфора остатков эскадры «славного алжирца» Сеит-Али: вид пришедших пяти его линейных кораблей и пяти других малых судов был ужасен, «некоторые из оных без мачт и так повреждены, что впредь служить на море не могут»; палубы были завалены трупами и умирающими от ран; в довершение всего корабль самого Сеит-Али, войдя на рейд, стал на виду у всех тонуть и пушечными залпами просить о помощи…

«Великий! Твоего флота больше нет», — доложили турецкому султану. Тот был настолько напуган увиденным зрелищем и известием о сокрушительном поражении своего флота, что немедленно поспешил заключить мир с Россией.

29 декабря 1791 года в Яссах был подписан мирный договор. Российское государство, укрепив свои позиции на юге, «твердою ногою встало на завоеванных им берегах Черного моря».

За столь знаменитую победу контр-адмиралу Феодору Ушакову пожалован был орден святого Александра Невского.

Еще в начале войны Феодор Ушаков принял главное начальство над портом и городом Севастополем. По заключении мира с Турцией он немедленно приступил к починке кораблей, постройке разных мелких судов; по его распоряжениям и при неустанном личном участии на берегах бухт строились пристани. Трудно было с размещением на берегу матросов и прочих нижних чинов: они жили в хижинах и казармах, находившихся в низменных местах бухты, где от гнилого воздуха, исходящего от болот Инкермана, люди часто болели и умирали. Феодор Феодорович, как и в период борьбы с чумой в Херсоне, стал принимать самые решительные меры к прекращению болезней. В удобных, возвышенных и наиболее здоровых местах им были построены казармы, госпиталь. Он заботился и об устройстве дорог, рынков, колодцев и вообще снабжении города пресной водою и жизненными припасами… Небольшая соборная церковь Святителя Николая, покровителя в море плавающих, была им перестроена и значительно увеличена. Бывало, что из казенных сумм, определяемых на содержание Черноморского флота, те или иные поставлялись несвоевременно — тогда Ушаков выдавал из собственных денег по несколько тысяч в контору Севастопольского порта, чтобы не останавливать производства работ; «он чрезвычайно дорожил казенным интересом, утверждая, что в собственных деньгах должно быть щедрым, а в казенных скупым, — и правило сие доказывал на деле».

Освободясь на время от ратных дел, прославленный адмирал, который «к вере отцов своих оказывал чрезвычайную приверженность», имел теперь возможность более предаваться молитве: сохранилось драгоценное свидетельство о его жизни в Севастополе, когда он «каждый день слушал заутреню, обедню, вечерню и перед молитвами никогда не занимался рассматриванием дел военно-судных; а произнося приговор, щадил мужа, отца семейства многочисленного; и был исполненный доброты необыкновенной…» В начале 1793 года он призван был Императрицею в Петербург. Екатерина II пожелала видеть героя, стяжавшего такую громкую славу, и «встретила в нем человека прямодушного, скромного, мало знакомого с требованиями светской жизни». За заслуги перед престолом и Отечеством Екатерина II поднесла ему в дар необыкновенной красоты золотой складень-крест с мощами святых угодников. В том же году Феодору Ушакову был пожалован чин вице-адмирала.

В 1796 г. на Российский престол вступил Император Павел I.

Это было время, когда революционная Франция, поправ законы Божеские и человеческие и умертвив монарха, «обратилась к завоеванию и порабощению соседних держав». Вице-адмирал Ушаков получил приказ привести в боевую готовность Черноморский флот. Сложность обстановки для России заключалась в том, что не было никакой ясности, от какого противника — Турции или Франции — защищать южные рубежи. Франция подстрекала Турцию к войне с Россией, и туркам, конечно же, хотелось возвратить отторгнутые Россией земли; но, с другой стороны, соседство на Балканах с французами становилось для Оттоманской Порты куда более опасным, чем потеря Крыма. Вскоре султан Селим III принял предложение Российского Императора о союзе против Франции и обратился к Павлу I с просьбой о присылке вспомогательной эскадры. В связи с этим вице-адмиралу Ушакову был доставлен Высочайший рескрипт: «Коль скоро получите известие, что французская эскадра покусится войти в Черное море, то немедленно, сыскав оную, дать решительное сражение, и МЫ надеемся на ваше мужество, храбрость и искусство, что честь НАШЕГО флага соблюдена будет…» В начале августа 1798 года, находясь вблизи Севастопольского рейда с вверенной ему эскадрой, Феодор Ушаков получил Высочайшее повеление «тотчас следовать и содействовать с турецким флотом противу зловредных намерений Франции, яко буйнаго народа, истребившего не токмо в пределах своих веру и Богом установленное правительство и законы… но и у соседственных народов, которые по несчастию были им побеждены или обмануты вероломническими их внушениями…» Взяв курс на Константинополь, российская эскадра скоро приблизилась к Босфору, и этого оказалось достаточным, чтобы Порта немедленно объявила войну республиканской Франции.

Турция встречала русские суда на удивление дружелюбно. Поразила турок опрятность, строгий порядок на русских судах. Один из влиятельных вельмож на встрече у визиря заметил, что «двенадцать кораблей российских менее шуму делают, нежели одна турецкая лодка; а матросы столь кротки, что не причиняют жителям никаких по улицам обид». И облик, и весь дух русских моряков были удивительны туркам. Российская эскадра пробыла в Константинополе две недели; 8 сентября, «дав туркам опыт неслыханного порядка и дисциплины», она снялась с якоря и при благополучном ветре направила свой путь к Дарданеллам, к месту соединения с турецким флотом. Командующим объединенными силами назначен был вице-адмирал Ушаков. Турки, на собственном опыте зная его искусство и храбрость, полностью доверили ему свой флот, а капудан-паша Кадыр-бей именем султана обязан был почитать российского вице-адмирала «яко учителя».

Так началась знаменитая Средиземноморская кампания вице-адмирала Феодора Ушакова, в которой он показал себя не только как великий флотоводец, но и как мудрый государственный деятель, милосердный христианин и благодетель освобожденных им народов.

Первой задачей эскадры было взятие Ионических островов, расположенных вдоль юго-западного побережья Греции, главный из которых — Корфу, имея и без того мощнейшие в Европе бастионы, был еще значительно укреплен французами и считался неприступным. Коренные жители занятых французами островов были православными греками, а на Корфу находилась (пребывающая и доныне) великая христианская святыня — мощи святителя Спиридона Тримифунтского. Феодор Ушаков поступил премудро: он, прежде всего, обратился с письменным воззванием к жителям островов, призывая их содействовать в «низвержении несносного ига» безбожников-французов. Ответом была повсеместная вооруженная помощь населения, воодушевленного прибытием русской православной эскадры. Как ни сопротивлялись французы, наш десант решительными действиями освободил остров Цериго, затем Занте…

Когда французский гарнизон на острове Занте сдался, то «на другой день главнокомандующий вице-адмирал Ушаков, вместе с капитанами и офицерами эскадры, съехал на берег для слушания благодарственного молебна в церкви св. чудотворца Дионисия. Звоном колоколов и ружейной пальбой приветствованы были шлюпки, когда приближались к берегу; все улицы украсились выставленными в окнах русскими флагами — белыми с синим Андреевским крестом, и почти все жители имели такие же флаги в руках, безпрестанно восклицая: «Да здравствует Государь наш Павел Петрович! Да здравствует избавитель и восстановитель Православной Веры в нашем Отечестве!» На пристани вице-адмирал принят был духовенством и старейшинами; он последовал в соборную церковь, а после богослужения прикладывался к мощам святого Дионисия, покровителя острова Занте; жители повсюду встречали его с особенными почестями и радостными криками; по следам его бросали цветы; матери, в слезах радости, выносили детей, заставляя их целовать руки наших офицеров и герб Российский на солдатских сумках. Женщины, а особливо старые, протягивали из окон руки, крестились и плакали», — так записывал очевидец.

То же было и при острове Кефалония: «…жители везде поднимали русские флаги и способствовали десантным войскам отыскивать французов, скрывшихся в горах и ущельях; а когда остров был взят, местный архиерей и духовенство с крестами, все дворянство и жители, при колокольном звоне и пальбе из пушек и ружей, встретили начальника русского отряда и командиров судов, когда они съехали на берег».

Но между тем, с самого начала совместной кампании, особенно когда перешли к военным действиям, выяснилось, что от турецкой вспомогательной эскадры помощи было менее, чем неприятностей и хлопот. Турки, при всех льстивых заверениях и готовности сотрудничать, были настолько неорганизованны и дики, что вице-адмирал должен был держать их позади своей эскадры, стараясь не подпускать к делу. Это была обуза, о которой, впрочем, будучи главнокомандующим, он обязан был заботиться, то есть кормить, одевать, обучать воинскому ремеслу, чтоб использовать хотя бы отчасти. Местное население открывало двери русским — и захлопывало их перед турками. Феодору Феодоровичу приходилось непросто, и он проявил много рассудительности, терпения, политического такта, чтобы соблюсти союзные договоренности и удержать турок от присущих им безобразий — главным образом, от необузданного варварства и жестокости. Особенно не нравилось туркам милостивое обращение русских с пленными французами. Когда Феодор Ушаков принял первых пленных на острове Цериго, турецкий адмирал Кадыр-бей просил его о позволении употребить против них военную хитрость. «Какую?» — спросил Ушаков. Кадыр-бей отвечал: «По обещанию Вашему, французы надеются отправиться в Отечество и лежат теперь спокойно в нашем лагере. Позвольте мне подойти к ним ночью тихо и всех вырезать». Сострадательное сердце Феодора Ушакова, конечно же, отвергло сию ужасающую жестокость, — чему турецкий адмирал крайне дивился… Но особенно много хлопот доставлял Ушакову хитрый и коварный Али-паша, командовавший сухопутными турецкими войсками и привыкший безнаказанно безчинствовать на греческом и албанском побережьях.

10 ноября 1798 года Феодор Ушаков в донесении писал: «Благодарение Всевышнему Богу, мы с соединенными эскадрами, кроме Корфу, все прочие острова от рук зловредных французов освободили». Собрав все силы при Корфу, главнокомандующий начал осуществлять блокаду острова и подготовку к штурму этой мощнейшей в Европе крепости. Блокада, вся тягота которой пала на одну русскую эскадру, проходила в условиях для наших моряков самых неблагоприятных. Прежде всего, последовали значительные перебои с поставкой продовольствия и амуниции, а также и материалов, необходимых для текущего ремонта судов, — все это по договору обязана была делать турецкая сторона, однако сплошь и рядом возникали несоответствия, происходившие от злоупотреблений и нерадения турецких чиновников. Эскадра была «в крайне бедственном состоянии». Турецкие должностные лица, которые обязаны были предоставить в срок десантные войска с албанского берега общим числом до четырнадцати тысяч человек и даже «столько, сколько главнокомандующий от них потребует», в действительности собрали лишь треть обещанного, так что в донесении Государю вице-адмирал Ушаков писал: «Если бы я имел один только полк российского сухопутного войска для десанта, непременно надеялся бы я Корфу взять совокупно вместе с жителями, которые одной только милости просят, чтобы ничьих других войск, кроме наших, к тому не допускать». Помимо неурядиц с союзниками, блокада осложнялась также и упорным сопротивлением французов, да еще и зима в тот год была необыкновенно сурова на юге Европы. «Наши служители, — писал в донесении Ушаков, — от ревности своей и желая угодить мне, оказывали на батареях необыкновенную деятельность: они работали и в дождь, и в мокроту или же обмороженные в грязи, но все терпеливо сносили и с великой ревностию старались». Сам адмирал, поддерживая дух своих моряков, подавал пример неутомимой деятельности. «День и ночь пребывал он на корабле своем в трудах, обучая матросов к высадке, к стрельбе и ко всем действиям сухопутного воина», — писал участник тех событий капитан-лейтенант Егор Метакса. Наконец, все было готово для штурма, и на общем совете положено было исполнить это при первом удобном ветре. Войскам дана была боевая инструкция, которую вице-адмирал Феодор Ушаков закончил словами: «…поступать с храбростию, благоразумно и сообразно с законами. Прошу благословения Всевышняго и надеюсь на ревность и усердие господ командующих».

Благоприятный ветер подул 18 февраля, и в семь часов пополуночи начался штурм. Первоначально удар был обрушен на остров Видо, с моря прикрывавший главную крепость. В описании Егора Метаксы читаем: «Безпрерывная страшная стрельба и гром больших орудий приводили в трепет все окрестности. Остров Видо был весь взорван картечами, и не только окопы, не осталось дерева, которое не было бы повреждено сим ужасным железным градом». В решительных случаях Феодор Ушаков подавал собою пример: так и теперь, сигналом приказавши всем судам продолжать свои действия несмотря на движение флагмана, сам подошел вплотную к берегу против сильнейшей батареи французов и через короткое время сбил эту батарею, у которой «в печах было множество приготовленных каленых ядер», и она ими палила. «Турецкие же корабли и фрегаты — все были позади нас и не близко к острову; если они и стреляли на оный, то чрез нас, и два ядра в бок моего корабля посадили…» — писал впоследствии адмирал. «Остров усеян был нашими ядрами, сильною канонадою все почти батареи его истреблены и обращены в прах». В то же время на флагманском корабле «Святой Павел» был поднят сигнал к высадке десанта, заблаговременно посаженного на гребные суда. Под прикрытием корабельной артиллерии десант утвердился между вражескими батареями и пошел к середине острова. Турки, входившие в состав десанта, озлобленные упорным сопротивлением французов, принялись резать головы всем пленным, попавшимся в их руки. Происходили жестокие сцены, подобные следующей, описанной очевидцем: «Наши офицеры и матросы кинулись вслед за турками, и так как мусульманам за каждую голову выдавалось по червонцу, то наши, видя все свои убеждения не действительными, начали собственными деньгами выкупать пленных. Заметив, что несколько турок окружили молодого француза, один из наших офицеров поспешил к нему в то самое время, когда несчастный развязывал уже галстух, имея перед глазами открытый мешок с отрезанными головами соотечественников. Узнав, что за выкуп требовалось несколько червонцев, но не имея столько при себе, наш офицер отдает туркам свои часы — и голова француза осталась на плечах…» Увещания и угрозы не могли привести турок к послушанию; тогда командир русских десантников составил каре из людей своего отряда, чтобы в середине его укрывать пленных, и тем спасена была жизнь весьма многих. Впоследствии Егор Метакса писал: «Русские и здесь доказали, что истинная храбрость сопряжена всегда с человеколюбием, что победа венчается великодушием, а не жестокостью, и что звание воина и христианина должны быть неразлучны».

К двум часам пополудни остров Видо был взят. На следующий день, 19 февраля 1799 года, пала и крепость Корфу. Это был день великого торжества адмирала Феодора Ушакова, торжества его военного таланта и твердой воли, поддержанных храбростью и искусством его подчиненных, их доверием к своему победоносному предводителю и его уверенностью в их непоколебимое мужество. Это был день торжества русского православного духа и преданности своему Отечеству. Взятый в плен «генерал Пиврон был объят таким ужасом, что за обедом у адмирала не мог удержать ложки от дрожания рук, и признавался, что во всю свою жизнь не видал ужаснейшего дела». Узнав о победе при Корфу, великий русский полководец Суворов воскликнул: «Ура! Русскому флоту! Я теперь говорю сам себе: зачем не был я при Корфу хотя мичманом?»

На другой день после сдачи крепости, когда главнокомандующему привезены были на корабль «Святой Павел» французские флаги, ключи и знамя гарнизона, он сошел на берег, «торжественно встреченный народом, не знавшим границ своей радости и восторга, и отправился в церковь для принесения Господу Богу благодарственного молебствия… А 27 марта, в первый день Святой Пасхи, адмирал назначил большое торжество, пригласивши духовенство сделать вынос мощей Угодника Божиего Спиридона Тримифунтского. Народ собрался со всех деревень и с ближних островов. При выносе из церкви святых мощей расставлены были по обеим сторонам пути, по которому пошла процессия, русские войска; гробницу поддерживали сам адмирал, его офицеры и первые чиновные архонты острова; святые мощи обнесены были вокруг крепостных строений, и в это время отовсюду производилась ружейная и пушечная пальба… Всю ночь народ ликовал».

Император Павел I за победу при Корфу произвел Феодора Ушакова в адмиралы. Это была последняя награда, полученная им от своих государей.

Воздав благодарение Богу, Феодор Феодорович продолжил выполнение возложенных на него задач. Требовалось образовать на освобожденных островах новую государственность, и адмирал Ушаков, как полномочный представитель России, не поступаясь своими христианскими убеждениями, сумел создать на Ионических островах такую форму правления, которая обезпечила всему народу «мир, тишину и спокойствие». «Люди всех сословий и наций, — обращался он к жителям островов, — чтите властное предназначение человечности. Да прекратятся раздоры, да умолкнет дух вендетты, да воцарится мир, добрый порядок и общее согласие!..» Феодор Ушаков, будучи верным слугой Царю и Отечеству, ревностно отстаивал интересы России и в то же время как христианин, как человек «доброты необыкновенной», он движим был искренним желанием дать греческому населению — друзьям России, единоверцам, недавним соратникам в освобождении островов «от зловредных и безбожных французов» — спокойствие и благополучие. Так образовалась Республика Семи Соединенных Островов — первое греческое национальное государство нового времени. Феодор Ушаков, показавший здесь себя великим сыном России, говорил впоследствии, что «имел счастие освобождать оные острова от неприятелей, установлять правительства и содержать в них мир, согласие, тишину и спокойствие…»

В то же время, попущением Божиим, пришлось Феодору Феодоровичу претерпеть великие нравственные страдания. Прежде всего, некоторые турецкие военноначальники, разгневанные строгими мерами русского адмирала, решительно пресекавшего жестокости и кощунства турок, грабивших церкви и разорявших иконостасы, начали клеветать на Феодора Ушакова, обвиняя его перед русским посланником в Константинополе Томарой в том, что адмирал-де неправильно распределяет между союзными эскадрами призовые, полученные за победу, к тому же присваивая их себе… Честный и нестяжательный Феодор Феодорович должен был объясняться. Со скорбью писал он посланнику: «Я не интересовался нигде ни одной полушкою и не имею надобности; Всемилостивейший Государь мой Император и Его Султанское Величество снабдили меня достаточно на малые мои издержки. Я не живу роскошно, потому и не имею ни в чем нужды, и еще уделяю бедным, и для привлечения разных людей, которые помогают нам усердием своим в военных делах. Я не имею этой низости, как злословит меня капудан-паша…» И в другом письме: «Все сокровища в свете меня не обольстят, и я ничего не желаю и ничего не ищу от моего малолетства; верен Государю и Отечеству, и один рубль, от Монаршей руки полученный, почитаю превосходнейше всякой драгоценности, неправильно нажитой».

Было и другое: лучшие качества Феодора Ушакова как воина-христианина, например, его милосердие к пленным, входили в конфликт с интересами государственной власти; сколько сердечной боли должен был испытывать адмирал, которому вышеупомянутый В. С. Томара, называя его «наш добрый и честный Феодор Феодорович», препровождал секретное распоряжение, в коем, «при изъявлении душевного почтения к полезным и славным трудам» адмирала, ему разъяснялось, «что намерение Высочайшего Двора есть стараться чем можно более раздражить взаимно Порту и Францию; следственно, соблюдая… в рассуждении французов правила войны, вообще принятые, не должно понуждать турков к наблюдению их. Пущай они что хотят делают с французами… а [русским] обременяться пленными не следует и невозможно». И сколько было случаев, подобных этому!

И наконец, положение самой русской эскадры, которой необходимо было продолжать военные действия против французов, оставалось во многих отношениях тяжелым. Прежде всего, продовольствие, поставляемое турками из Константинополя, было весьма нехорошего качества, да и поставлялось невовремя; эти «и прочие разные обстоятельства, — писал адмирал, — повергают меня в великое уныние и даже в совершенную болезнь. Изо всей древней истории не знаю и не нахожу я примеров, чтобы когда какой флот мог находиться в отдаленности без всяких снабжений и в такой крайности, в какой мы теперь находимся… Мы не желаем никакого награждения, лишь бы только служители наши, столь верно и ревностно служащие, не были бы больны и не умирали с голоду». Эти его слова, полные скорби и недоумения от происходящего, многого стоят. Что же помогло устоять русским морякам против стольких испытаний? Несомненно, их православный дух, их верность Царю и Отечеству, великий пример главнокомандующего и их всеобщая любовь к нему — «батюшке нашему Феодору Феодоровичу». Он всегда учил своих офицеров: «Запомните непреложное правило, что командир над кораблем почитается защитителем других и отцом всего экипажа».

А между тем миссия его в Средиземном море еще не закончилась. В Северной Италии русские под предводительством славного Суворова громили «непобедимую» армию французов. Суворов просил адмирала Ушакова с юга оказывать ему всемерную поддержку. И вот, находясь в теснейшем взаимодействии, они били французских республиканцев на суше и на море. Два великих сына России — они показали всему миру, что такое русское воинство. Отряды кораблей с десантом стремительными передвижениями по Адриатике и вдоль юго-западных берегов Италии наводили панику на французские гарнизоны. Но и тут не обошлось без козней: интриговали англичане, а их знаменитый контр-адмирал Горацио Нельсон всячески пытался досаждать Ушакову; слава русского флотоводца не давала покоя Нельсону. В переписке с своими друзьями он заявлял, что Ушаков «держит себя так высоко, что это отвратительно». Спокойная учтивость русского адмирала раздражала Нельсона: «Под его вежливой наружностью скрывается медведь…» И наконец, уже с полной откровенностью: «Я ненавижу русских…» Это чувствовал и сам Феодор Феодорович: «Зависть, быть может, против меня действует за Корфу… Что сему причиною? не знаю…» Тем временем русские моряки и десантники взяли город Бари, где отслужили благодарственный молебен у мощей Святителя Николая чудотворца, затем Неаполь и 30 сентября 1799 года вошли в Рим.

Неаполитанский министр Мишуру, бывший при нашем отряде, с изумлением писал адмиралу Ушакову: «В промежуток 20 дней небольшой русский отряд возвратил моему государству две трети королевства. Это еще не всё, войска заставили население обожать их… Вы могли бы их видеть осыпанными ласками и благословениями посреди тысяч жителей, которые назвали их своими благодетелями и братьями… Конечно, не было другого примера подобного события: одни лишь русские войска могли совершить такое чудо. Какая храбрость! Какая дисциплина! Какие кроткие, любезные нравы! Здесь боготворят их, и память о русских останется в нашем отечестве на вечные времена».

Предстояло еще взятие Мальты, но тут на исходе 1799 года адмирал Феодор Ушаков получил приказ Императора Павла I о возвращении вверенной ему эскадры на родину, в Севастополь…

Он еще несколько времени провел на Корфу, готовя эскадру к длительному пути, занимаясь делами местного управления, прощаясь с Островами. Он полюбил греков, и они сторицею платили ему тем же; они видели в нем друга и освободителя. «Безпрестанно слышу я просьбы и жалобы народные, и большей частью от бедных людей, не имеющих пропитания…» — и адмирал, будучи печальником народных нужд, старался с помощью Божией, насколько мог, способствовать улучшению их жизни. Жители Республики Семи Соединенных Островов прощались с адмиралом Феодором Ушаковым и его моряками не скрывая слез, благодаря их и благословляя. Сенат острова Корфу назвал его «освободителем и отцом своим». «Адмирал Ушаков, освободя сии острова геройственною своею рукою, учредив отеческими своими благорасположениями соединение их, образовав нынешнее временное правление, обратил яко знаменитый освободитель все свое попечение на пользу и благоденствие искупленных им народов». На золотом, осыпанном алмазами мече, поднесенном ему, была надпись: «Остров Корфу — адмиралу Ушакову». На золотой медали от жителей острова Итака — «Феодору Ушакову, российских морских сил главному начальнику, мужественному освободителю Итаки». Столь же памятные и дорогие награды были и от других островов. Но адмирал, слишком хорошо уже узнавший превратности высшей политической жизни, покидал Ионические острова с чувством тревоги за их дальнейшую судьбу. На душе его было скорбно…

26 октября 1800 года эскадра адмирала Феодора Ушакова вошла в Севастопольскую бухту.

В ночь на 11 марта 1801 года заговорщиками был убит Император Павел I. На Российский престол взошел его сын Александр I. Политика России менялась. Вскоре адмирал Феодор Ушаков был переведен в Санкт-Петербург. При Дворе возобладало мнение о ненужности большого флота для «сухопутной» России. Тогдашний морской министр высказывался о флоте, что «он есть обременительная роскошь», а другой деятель морского ведомства писал: «России нельзя быть в числе первенствующих морских держав, да в том и не представляется ни пользы, ни надобности». В 1804 году Феодор Феодорович составил подробнейшую записку о своем служении Российскому флоту, в которой подытоживал свою деятельность: «Благодарение Богу, при всех означенных боях с неприятелем и во всю бытность онаго флота под моим начальством на море, сохранением Всевысочайшей Благости ни одно судно из онаго не потеряно и пленными ни один человек из наших служителей неприятелю не достался».

Обострялись болезни, усиливались душевные скорби. Но не забывал адмирал заботиться о ближних своих: в его дом в Петербурге часто приходили за помощью. Одних он снабжал деньгами, одеждой, за других, особо нуждающихся, ходатайствовал перед более имущими господами. Например, переписываясь с известным благотворителем графом Н. П. Шереметевым, построившим в Москве в память своей умершей жены Странноприимный дом, Феодор Феодорович не однажды обращался к нему с просьбами подобного характера: «Зная доброе расположение Ваше к спасительным делам и благодеянию, посылаю к Вашему Сиятельству двух странниц, пришедших из отдаленного края просить позволения о построении храма Божиего и устроении жилищ в пользу увечных и больных. По их бедности я содержу их в своем доме и одел их». Кроме того, он взял на себя покровительство и заботу об осиротевших племянниках.

Продолжая нести службу в должности главного командира Балтийского гребного флота, а кроме того еще и начальника Петербургских флотских команд и председателя квалификационной комиссии «по производству в классные чины шкиперов, подшкиперов, унтер-офицеров и клерков Балтийских и Черноморских портов», образованной при Морском кадетском корпусе, Феодор Ушаков старался и эти обязанности исполнять с ревностью и усердием, как это вообще было ему свойственно в любом деле. С болью следил он за происходившим в Европе: близился к завершению один из этапов франко-русской войны, готовился мир в Тильзите; Император Александр I сделается союзником Наполеона Бонапарта, а Ионические острова будут переданы «зловредным» французам. Феодору Феодоровичу предстояло пережить и это.

19 декабря 1806 года он подал Императору прошение об отставке: «Душевные чувства и скорбь моя, истощившие крепость сил, здоровья, Богу известны — да будет воля Его святая. Все случившееся со мною приемлю с глубочайшим благоговением…» Эти слова, венчающие ратный подвиг, славное и многотрудное служение родному Отечеству, свидетельствуют, что непобедимый адмирал исполнен был смирения и покорности воле Божией, и благодарения Богу за все, — это были чувства истинно христианские.

Отойдя от служебных дел, он некоторое время жил в Санкт-Петербурге, продолжая покровительствовать племянникам, и готовился к переезду на постоянное и уже последнее место своей земной жизни. У него было несколько небольших деревень на родине в Ярославской губернии, был участок земли вблизи Севастополя… Душа адмирала, от младенчества взыскавшая Господа, просила покоя, уединения, молитвы. Он принял решение, исполненное глубокого смысла: он избрал для жительства тихую деревню Алексеевку, в Темниковском уезде, вблизи Санаксарского Рождество-Богородичного монастыря, где в годы его ратных подвигов молился о нем его родной дядя — преподобный Феодор. Несомненно, что молитвенное их общение никогда не прерывалось. Потому и устремилась сюда, к святой обители душа адмирала, что здесь подвизался о Господе и упокоился самый духовно близкий ему человек на земле. Монах и моряк — они оба были воинами Христовыми, оба делали одно дело: ревностно служили Господу — на том поприще, на которое Он их призвал.

Перед тем, как окончательно в 1810 году покинуть столицу, Феодор Феодорович, «памятуя час смертный с каковою незапностью оный приключается», написал завещание. Никогда не имевший своей семьи и своих детей, он все небогатые владения передал в собственность племянникам, «которых почитаю я вместо детей моих и о благе их стараюсь как собственный их отец».

Сохранилось свидетельство тогдашнего настоятеля монастыря иеромонаха Нафанаила о завершающем периоде земной жизни Феодора Феодоровича: «Адмирал Ушаков, сосед и знаменитый благотворитель Санаксарской обители, по прибытии своем из Санкт-Петербурга, вел жизнь уединенную в собственном своем доме, в деревне Алексеевке, расстоянием от монастыря через лес версты три, который по воскресным и праздничным дням приезжал для богомолья в монастырь к службам Божиим во всякое время. В Великий пост живал в монастыре, в келии, для своего пощения и приготовления к Св.Тайнам по целой седмице и всякую продолжительную службу с братией в церкви выстаивал неопустительно и слушал благоговейно; по временам жертвовал от усердия своего обители значительные благотворения; так же бедным и нищим творил всегдашние милостивые подаяния и вспоможения».

Началась Отечественная война 1812 года. На борьбу с французами поднялся весь народ. В Тамбовской губернии, как и по всей России, создавались ополчения для защиты Отечества. На губернском собрании дворянства, в котором Феодор Феодорович не смог принять участия по болезни, он был избран большинством голосов начальником внутреннего тамбовского ополчения. Предводитель дворянства писал ему: «Долговременная опытность службы Вашей и отличное усердие перед Престолом Российской державы, Вами доказанные, да подадут дворянству твердые способы к ревностным подвигам на пользу общую, да подвигнут всех к благодетельным пожертвованиям и да вдохнут готовность в сердце каждого принять участие к спасению Отечества…» «За благосклонное, доброе обо мне мнение и за честь сделанную приношу всепокорнейшую мою благодарность, — отвечал адмирал. — С отличным усердием и ревностию желал бы я принять на себя сию должность и служить Отечеству, но с крайним сожалением за болезнью и великой слабостью здоровья принять ее на себя и исполнить никак не в состоянии и не могу». Но, между тем, вместе с темниковским соборным протоиереем Асинкритом Ивановым он устроил госпиталь для раненых, дав деньги на его содержание. Две тысячи рублей им было внесено на формирование 1-го Тамбовского пехотного полка. Все, что имел, отдавал он «на воспомоществование ближним, страждущим от разорения злобствующего врага…» Еще в 1803 году им были внесены двадцать тысяч рублей в Опекунский совет Санкт-Петербургского воспитательного дома; теперь он всю сумму с причитающимися на нее процентами передал в пользу разоренных войной: «Я давно имел желание все сии деньги без изъятия раздать бедствующим и странствующим, не имеющим жилищ, одежды и пропитания». Не только крестьяне окрестных деревень и жители города Темникова, но и из отдаленных мест приезжали к нему многие. С страдальцами, лишившимися имуществ, делился он тем, что имел; обремененных скорбию и унынием утешал непоколебимою надеждой на благость Небесного Промысла. «Не отчаивайтесь! — говорил он. — Сии грозные бури обратятся к славе России. Вера, любовь к Отечеству и приверженность к Престолу восторжествуют. Мне немного остается жить; не страшусь смерти, желаю только увидеть новую славу любезного Отечества!»

Остаток дней своих, по словам того же иеромонаха Нафанаила, адмирал провел «крайне воздержанно и окончил жизнь свою как следует истинному христианину и верному сыну Святой Церкви 1817 года октября 2-го дня и погребен по желанию его в монастыре подле сродника его из дворян, первоначальника обители сия иеромонаха Феодора по фамилии Ушакова же».

Отпевал Феодора Феодоровича в Спасо-Преображенской церкви города Темникова протоиерей Асинкрит Иванов, который за день до кончины праведника, в праздник Покрова Пресвятой Владычицы нашей Богородицы, принимал его последнюю исповедь и причащал Святых Таин; когда гроб с телом усопшего адмирала при большом стечении народа, был вынесен на руках из города, его хотели положить на подводу, но народ продолжал нести его до самой Санаксарской обители. Там встретила благоверного боярина Феодора монастырская братия. Феодор Феодорович был погребен у стены соборного храма, рядом с родным ему преподобным Старцем, чтобы быть им отныне вместе навеки.

После праведной кончины Феодора Феодоровича прошло почти два столетия. Его подвижническая и высокодуховная жизнь, его добродетели не были забыты в родном Отечестве. Его заветами жили русские воины и флотоводцы, православная русская армия.

Когда наступили времена гонений на Русскую Православную Церковь, Санаксарский монастырь, где упокоился Феодор Феодорович, был закрыт. Часовня, выстроенная над могилой адмирала, была до основания разрушена, честные его останки в 1930-е годы были осквернены безбожниками.

В годы Великой Отечественной войны 1941 — 1945 годов воинская слава Феодора Феодоровича Ушакова была вспомянута, его имя, наряду с именами святых благоверных князей-воинов Александра Невского и Димитрия Донского, вдохновляло к подвигу защитников Родины. Был учрежден боевой орден адмирала Ушакова, который стал высшей наградой для воинов-моряков.

Тогда же, в 1944 году, возник вопрос о месте погребения адмирала Ушакова. Была создана государственная комиссия, которая произвела раскопки на территории Санаксарского монастыря и вскрытие могилы адмирала Ушакова у стены соборного храма. Честные останки Феодора Феодоровича оказались нетленны, что было отмечено в соответствующем документе комиссии.

С этого времени могила Феодора Ушакова и, как следствие, весь Санаксарский монастырь находились под присмотром государственной власти, что предотвратило разрушение чтимой праведником обители.

В 1991 году Санаксарский монастырь был возвращен Русской Православной Церкви. Почитание святого праведника год от году возрастает. На его могиле служатся панихиды, многочисленные паломники: духовенство, монашествующие, благочестивые миряне, среди которых часто можно видеть воинов-моряков, — приходят поклониться Феодору Феодоровичу Ушакову, ревностному служителю Отечеству и народу Божиему, явившему собою великий пример воинской доблести, милосердия и христианского благочестия.

Просмотреть все комментарии к новости

		Последние публикации
	Сотрудничество Ближний Восток – Крым: прогнозы и перспективы Начальник Департамента по развитию отношений со странами арабского мира РОО «Крымсотрудничество» Айман Нажиб высказал мнение по ряду вопр >>>		В Кремле не смогли подтвердить подлинность фото крейсера «Москва» Кремль не может подтвердить подлинность и аутентичность фотографий, предположительно, пожара на крейсере «Москва», заявил >>>
	В интернете появилась информация по крейсеру «Москва» уже похожая на правду В ночь на 14 апреля Минобороны сообщило о детонации боезапаса на крейсере. За несколько часов до этого украинские официальные лица распро >>>		Флот: события и факты Информационный обзор. Новости Черноморского флота, российского кораблестроения, судоремонта, научная, общественная и культурная жизнь морского сообщ >>>
	Стамбул как новый Лондон для олигархов? Укрыться в Турции от санкций не получится Как пишет кипрский информационный портал FamagustaNews , после введения против России западных санкций количество российских вкладчиков в турецких >>>		Как восполнить потерю крейсера «Москва» Ф лагман Черноморского флота ВМФ России ракетный крейсер «Москва» затонул во время шторма при буксировке в порт после пожара и взрыва бо >>>
	ОБСТАНОВКА В ТУРЦИИ: 11- 17 апреля 2022 года Представляем информационный обзор за минувшую неделю экс-перта-тюрколога, военного аналитика, председателя региональной общественной организации &qu >>>		Флот: события и факты Информационный обзор. Новости Черноморского флота, российского кораблестроения, судоремонта, научная, общественная и культурная жизнь морского сообщ >>>
	19 апреля – День принятия Крыма, Тамани и Кубани в состав Российской империи (1783) Установление памятной даты призвано подчеркнуть историческую преемственность принадлежности Крымского полуострова Российскому государству. >>>		Главком ВМФ встретился с экипажем крейсера «Москва» Личный состав крейсера «Москва» находится в Севастополе, сообщил Главнокомандующий Военно-Морским Флотом РФ Николай Евменов. >>>

19 апреля – День принятия Крыма, Тамани и Кубани в состав Российской империи (1783)
Установление памятной даты призвано подчеркнуть историческую преемственность принадлежности Крымского полуострова Российскому государству.

Отражение (новый выпуск!)