Произведения для 27 задания егэ по русскому языку

Тексты для сочинения-рассуждения

Текст №1

(1)Не знаю, кто из ве­ли­ких ска­зал, что более всего сле­ду­ет пре­зи­рать сла­бость. (2)А может, никто этого не го­во­рил, по­то­му что ис­ти­на эта слиш­ком оче­вид­на, чтобы её от­ли­вать в какой-то ажур­ный афо­ризм. (З)Ведь и в самом деле мно­же­ство людей под­ли­ча­ют, об­ма­ны­ва­ют, ведут бес­чест­ную игру вовсе не для того, чтобы до­бить­ся какой-то лич­ной вы­го­ды. (4)Нет, чаще всего под­ле­ца­ми нас де­ла­ет сла­бость: вроде бы не хотел че­ло­век ни­че­го пло­хо­го де­лать, даже на­про­тив, хотел по­мочь, желал про­явить своё бла­го­род­ство и бес­ко­ры­стие, а не по­лу­чи­лось, не хва­ти­ло сил. (5)Вот и вышло, что он не помог, об­ма­нул, бро­сил, пре­дал…

(6)Мне всё вспо­ми­на­ют­ся мно­го­чис­лен­ные ска­за­ния про ры­ца­рей, ко­то­рые спа­са­ли не­счаст­ных ца­ре­вен от чу­до­вищ. (7)В ре­аль­но­сти чаще бы­ва­ет по-дру­го­му. (8)По­обе­ща­ет иной бла­го­род­ный ры­царь бед­ной де­вуш­ке, что не даст её в обиду, а когда уви­дит ог­не­ды­ша­ще­го дра­ко­на, когда услы­шит его хрип­лый рёв, вся книж­ная ге­ро­и­ка мигом вы­ле­тит из его тря­су­щей­ся ду­шон­ки — и толь­ко и ви­де­ли вы этого горе-змее­бор­ца.

(9)Я спе­шил на лек­ции. (10)На оста­нов­ке уви­дел ху­день­кую де­вуш­ку, ко­то­рая несла боль­шую хо­зяй­ствен­ную сумку.

(11)— Де­вуш­ка, вам по­мочь? — спро­сил я. (12)Де­вуш­ка оста­но­ви­лась, чтобы пе­ре­хва­тить сумку дру­гой рукой, и сде­ла­ла какое-то уста­лое дви­же­ние го­ло­вой, ко­то­рое можно было при­нять и за не­ре­ши­тель­ный отказ, и за роб­кое со­гла­сие. (13)Без лиш­них слов я вы­хва­тил у неё сумку и, под­бро­сив её, бодро спро­сил:

(14)—Куда вам?

(15)- Седь­мая Ра­ди­аль­ная! (16)Там у меня ба­буш­ка живёт!

(17)С цен­траль­ной улицы мы свер­ну­ли в про­улок, где на­чи­нал­ся част­ный сек­тор. (18)Од­но­этаж­ные ла­чуж­ки бес­по­ря­доч­но рас­сы­па­лись ка­ки­ми-то за­мыс­ло­ва­ты­ми кон­цен­три­че­ски­ми кру­га­ми, и по­пав­ше­му сюда че­ло­ве­ку вы­брать­ся было труд­нее, чем из Крит­ско­го ла­би­рин­та. (19)Один дом рас­по­ла­гал­ся на Де­вя­той Ра­ди­аль­ной, а дру­гой, рядом с ним, по­че­му-то счи­тал­ся на Две­на­дца­той. (20)Про­хо­жие, когда мы их спра­ши­ва­ли, по­сы­ла­ли нас то в одну сто­ро­ну, то в дру­гую. (21)Кто-то качал го­ло­вой, по­сме­и­ва­ясь над не­ле­по­стью нашей прось­бы — найти нуж­ный адрес в этом бес­фор­мен­ном на­гро­мож­де­нии жилья. (22)Сумка между тем до­воль­но ощу­ти­мо тя­ну­ла книзу. (23)Я то и дело менял руки.

(24)— Де­вуш­ка, там у вас кир­пи­чи?

(25)— Нет, там кар­тош­ка. (26)Я ба­буш­ке при­вез­ла из де­рев­ни…

(27)Гос­по­ди, эти де­ре­вен­ские чу­да­ки… (28)Кар­тош­ку в сумке во­зить… (29)Она на рынке пять руб­лей стоит… (30)Меня по­сте­пен­но стала раз­дра­жать её ку­коль­ная ми­ло­вид­ность, её вздёрну­тый носик и какая-то дет­ская без­за­щит­ность. (31)Кто же это чадо в чужой город от­пра­вил, к тому же с сум­кой раз­ме­ром с ба­гаж­но-поч­то­вый вагон?

(32)Мы хо­ди­ли уже почти час, мои руки по­вис­ли, ощу­ти­мо бо­ле­ли ноги, но нуж­но­го ад­ре­са всё не было. (ЗЗ)Про­сто так бро­сить дев­чон­ку было стыд­но, но и рыс­кать по этому тру­щоб­но­му хаосу я тоже боль­ше не мог. (34)Де­вуш­ка тоже тя­го­ти­лась тем, что ввя­за­ла меня в эти бес­ко­неч­ные стран­ствия. (35)Она робко про­си­ла: «Да­вай­те я по­не­су сама. (36)Вы идите!» (37)Этот ис­пу­ган­но-тре­вож­ный голос вы­во­дил меня из себя.

(38)Когда мы ока­за­лись на какой-то Че­тыр­на­дца­той Ра­ди­аль­ной, я не вы­дер­жал:

(39)— Да что это за город иди­о­тов?! (40)Кто эти улицы пла­ни­ро­вал? (41)В тайге ско­рее игол­ку найдёшь, чем здесь нуж­ный адрес…

(42)Я по­ста­вил сумку и, уже не скры­вая уста­лой зло­сти, не­при­яз­нен­но по­смот­рел на де­вуш­ку. (43)Она, как бы со­гла­ша­ясь со мной, кив­ну­ла и потёрла лоб белой ла­до­шкой.

(44)- По­стой здесь! (45)Я спро­шу у кого-ни­будь! — ска­зал я и на­пра­вил­ся через до­ро­гу к жен­щи­не, ко­то­рая во­зи­лась с цве­та­ми в па­ли­сад­ни­ке. (46)Ни­че­го не узнав от неё, я пошёл даль­ше. (47)Но во дво­рах ни­ко­го не было, я пересёк улицу, потом ещё один про­улок… (48)А потом пошёл в уни­вер­си­тет.

(49)Я схо­дил на лек­ции, по­си­дел в биб­лио­те­ке, толь­ко ве­че­ром вспом­нил о за­бы­той мною где-то в ла­би­рин­те домов де­вуш­ке. (50)Мне вдруг по­чу­ди­лось, что она, при­ко­ван­ная к тяжёлой сумке, до сих пор стоит и с на­деж­дой вы­смат­ри­ва­ет меня. (51)А может, она по­ня­ла, что я уже не вер­нусь, но, па­ра­ли­зо­ван­ная стра­хом, не может дви­нуть­ся с места. (52)И всё-таки моя пла­чу­щая со­весть ру­га­ла меня не за то, что я бро­сил де­вуш­ку, а за то, что там, на оста­нов­ке, не прошёл мимо неё, впу­тал­ся в это не­по­силь­ное для себя дело.

(По М. Ху­дя­ко­ву*)

* Ми­ха­ил Ге­ор­ги­е­вич Ху­дя­ков (род. в 1936 г.) — со­вре­мен­ный пуб­ли­цист.

Про­бле­мы:

1. Про­бле­ма вос­пи­тан­но­сти.
2. Про­бле­ма от­вет­ствен­но­сти че­ло­ве­ка за свои по­ступ­ки

По­зи­ция ав­то­ра:

1. Не нужно ки­чить­ся своим бла­го­род­ством, теша себя мыс­лью о том, какой ты хо­ро­ший и как пра­виль­но ты по­сту­па­ешь. Вос­пи­тан­ный че­ло­век легко про­ве­ря­ет­ся сво­и­ми по­ступ­ка­ми и своим от­но­ше­ни­ем к про­ис­хо­дя­ще­му. Труд­ность, воз­ник­шая на пути рас­сказ­чи­ка, вы­яви­ла на­сто­я­щие сто­ро­ны его ха­рак­те­ра.
2. Че­ло­век дол­жен быть от­вет­стве­нен за свои по­ступ­ки. От­вет­ствен­ность не­об­хо­ди­мо в себе раз­ви­вать. От­вет­ствен­ность не поз­во­лит тебе спа­со­вать перед труд­но­стя­ми.

Текст №2

(1)Чаще всего че­ло­век ищет свою мечту, но бы­ва­ет и так, что мечта на­хо­дит че­ло­ве­ка. (2)Как бо­лезнь, как вирус грип­па. (З)Вроде бы ни­ко­гда Коль­ка Велин не смот­рел на небо, за­та­ив ды­ха­ние, и го­ло­са птиц, ре­яв­ших в го­лу­бой вы­ши­не, не за­став­ля­ли тре­пе­тать его серд­це. (4)Он был самым обык­но­вен­ным уче­ни­ком, в меру усид­чи­вым и ста­ра­тель­ным, в школу ходил без осо­бо­го за­до­ра, на уро­ках был тише воды, любил ры­ба­чить…

(5)Всё пе­ре­ме­ни­лось мгно­вен­но. (6)Он вдруг решил, что ста­нет лётчи­ком.

(7)В глу­хой, далёкой де­рев­не, где до бли­жай­шей стан­ции боль­ше ста ки­ло­мет­ров, где любая по­езд­ка ста­но­вит­ся целым пу­те­ше­стви­ем, сама эта мысль ка­за­лась безу­ми­ем. (8)Жиз­нен­ная стезя каж­до­го че­ло­ве­ка здесь была ров­ной и пря­мой: после школы маль­чи­ки по­лу­ча­ли права на управ­ле­ние трак­то­ром и ста­но­ви­лись ме­ха­ни­за­то­ра­ми, а самые сме­лые окан­чи­ва­ли во­ди­тель­ские курсы и ра­бо­та­ли в селе шофёрами. (9)Ез­дить по земле — вот удел че­ло­ве­ка. (10)А тут ле­тать на самолёте! (11)На Коль­ку смот­ре­ли как на чу­да­ка, и отец на­де­ял­ся, что вздор­ная идея как-ни­будь сама собой уле­ту­чит­ся из го­ло­вы сына. (12)Мало ли чего мы хотим в мо­ло­до­сти! (13)Жизнь — же­сто­кая штука, она всё рас­ста­вит по своим ме­стам и рав­но­душ­но, как маляр, за­кра­сит серой крас­кой наши пыл­кие мечты, на­ри­со­ван­ные в юно­сти.

(14)Но Коль­ка не сда­вал­ся. (15)Ему гре­зи­лись се­реб­ри­стые кры­лья, не­су­щие его над влаж­ным сне­гом об­ла­ков, и гу­стой упру­гий воз­дух, чи­стый и хо­лод­ный, как род­ни­ко­вая вода, на­пол­нял его лёгкие.

(16)После вы­пуск­но­го ве­че­ра он от­пра­вил­ся на стан­цию, купил билет до Орен­бур­га и ноч­ным по­ез­дом по­ехал по­сту­пать в лётное учи­ли­ще. (17)Проснул­ся Коль­ка рано утром от ужаса. (18)Ужас, будто удав, сда­вил его око­че­нев­шее тело хо­лод­ны­ми коль­ца­ми и впил­ся своей зу­ба­стой па­стью в самую грудь. (19)Коль­ка спу­стил­ся с верх­ней полки вниз, по­смот­рел в окно, и ему стало ещё страш­нее. (20)Де­ре­вья, вы­сту­пав­шие из по­лу­мглы, тя­ну­ли к стёклам кри­вые руки, узкие просёлки, слов­но серые степ­ные га­дю­ки, рас­пол­за­лись по ку­стам, и с неба, за­пол­нен­но­го до краёв кло­чья­ми обо­дран­ных туч, фи­о­ле­то­во-чёрной крас­кой сте­кал на землю су­мрак. (21)Куда я еду? (22)Что я там буду де­лать один? (23)Коль­ке пред­ста­ви­лось, что сей­час его вы­са­дят и он ока­жет­ся в бес­пре­дель­ной пу­сто­те не­оби­та­е­мой пла­не­ты…

(24)При­е­хав на вок­зал, он в тот же день купил билет на об­рат­ную до­ро­гу и через два дня вер­нул­ся домой. (25)К его воз­вра­ще­нию все от­нес­лись спо­кой­но, без издёвки, но и без со­чув­ствия. (26)Денег, по­тра­чен­ных на би­ле­ты, не­мно­го жаль, зато съез­дил, по­смот­рел, про­ве­рил себя, успо­ко­ил­ся, те­перь вы­бро­сит из го­ло­вы вся­кий вздор и ста­нет нор­маль­ным че­ло­ве­ком. (27)Та­ко­вы за­ко­ны жизни: всё, что взле­те­ло вверх, рано или позд­но воз­вра­ща­ет­ся на землю. (28)Ка­мень, птица, мечта — всё воз­вра­ща­ет­ся назад…

(29)Коль­ка устро­ил­ся в лес­хоз, же­нил­ся, сей­час рас­тит двух дочек, в вы­ход­ные ходит на ры­бал­ку. (30)Сидя на бе­ре­гу мут­ной ре­чуш­ки, он смот­рит на бес­шум­но ле­тя­щие в не­бес­ной вы­ши­не ре­ак­тив­ные самолёты, сразу опре­де­ля­ет: вот «МиГ», а вон «Су». (31)Серд­це его сто­нет от ще­мя­щей боли, ему хо­чет­ся по­вы­ше под­прыг­нуть и хотя бы разок глот­нуть той све­же­сти, ко­то­рой небо щедро поит птиц. (32)Но рядом сидят ры­ба­ки, и он пуг­ли­во пря­чет свой взвол­но­ван­ный взгляд, на­са­жи­ва­ет чер­вяч­ка на крю­чок, а потом тер­пе­ли­во ждёт, когда начнёт кле­вать.

(По С. Ми­зе­ро­ву*)

* Сер­гей Вик­то­ро­вич Ми­зе­ров (род. в 1958 г.) — рос­сий­ский пи­са­тель, пуб­ли­цист.

Про­бле­мы:

1. Не каж­дый че­ло­век может осу­ще­ствить свою мечту.
2. Про­бле­ма за­ви­си­мо­сти че­ло­ве­ка от об­сто­я­тельств, услов­но­стей, для пре­одо­ле­ния ко­то­рых не­об­хо­ди­ма ре­ши­тель­ность.

По­зи­ция ав­то­ра:

1. Каж­дый из нас стро­ит свою жизнь са­мо­сто­я­тель­но. Нужно, чтобы мечта пре­вра­ти­лась в цель, тогда ре­аль­но будет её осу­ще­ствить.
2. Жить как все – при­выч­ная по­зи­ция обы­ва­те­ля. Сна­ча­ла ты свы­ка­ешь­ся с жиз­нен­ной ру­ти­ной, по­сте­пен­но за­бы­ва­ешь о дет­ских меч­тах. Но «смот­реть в небо» ни­ко­гда не позд­но, нужно за­хо­теть и во­пло­тить в жизнь свою мечту.

Текст №3

(1)В дет­стве я за­чи­ты­вал­ся книж­ка­ми про ин­дей­цев и страст­но меч­тал жить где-ни­будь в пре­ри­ях, охо­тить­ся на би­зо­нов, но­че­вать в ша­ла­ше… (2)Летом, когда я окон­чил де­вя­тый класс, моя мечта не­ожи­дан­но сбы­лась: дядя пред­ло­жил мне охра­нять па­се­ку на бе­ре­гу тощей, но рыб­ной ре­чуш­ки Си­ся­вы. (3)В ка­че­стве по­мощ­ни­ка он на­вя­зал сво­е­го де­ся­ти­лет­не­го сына Мишку, парня сте­пен­но­го, хо­зяй­ствен­но­го, но про­жор­ли­во­го, как гал­чо­нок.

(4)Два дня про­ле­те­ли в один миг: мы ло­ви­ли щук, об­хо­ди­ли до­зо­ром наши вла­де­ния, во­ору­жив­шись луком и стре­ла­ми, без уста­ли ку­па­лись; в гу­стой траве, где мы со­би­ра­ли ягоды, та­и­лись га­дю­ки, и это при­да­ва­ло на­ше­му со­би­ра­тель­ству остро­ту опас­но­го при­клю­че­ния. (5)Ве­че­ра­ми в огром­ном котле я варил уху из пой­ман­ных щук, а Мишка, пыхтя от на­ту­ги, вы­хле­бы­вал её огром­ной, как ковш экс­ка­ва­то­ра, лож­кой.

(6)Но, как вы­яс­ни­лось, одно дело — чи­тать про охот­ни­чью жизнь в кни­гах, и со­всем дру­гое — жить ею в ре­аль­но­сти.

(7)Скука мало-по­ма­лу на­чи­на­ла то­мить меня, вна­ча­ле она ныла не­силь­но, как не­до­ле­чен­ный зуб, потом боль стала на­рас­тать и всё ярост­нее тер­зать мою душу. (8)Я стра­дал без книг, без те­ле­ви­зо­ра, без дру­зей, уха опро­ти­ве­ла мне, степь, уты­кан­ная оран­же­вы­ми кам­ня­ми, по­хо­жи­ми на клыки вы­мер­ших реп­ти­лий, вы­зы­ва­ла тоску, и даже далёкое поле жёлтого под­сол­неч­ни­ка мне ка­за­лось огром­ным клад­би­щем, ко­то­рое за­ва­ли­ли ис­кус­ствен­ны­ми цве­та­ми.

(9)Од­на­ж­ды после обеда по­слы­шал­ся гул ма­ши­ны. (10)Дядя так рано ни­ко­гда не при­ез­жал — мы ре­ши­ли, что это раз­бой­ни­ки-гра­би­те­ли.

(11)Схва­тив лук и стре­лы, мы вы­ско­чи­ли из па­лат­ки, чтобы дать отпор не­зва­ным го­стям. (12)Возле па­се­ки оста­но­ви­лась «Волга». (13)Вы­со­кий муж­чи­на лет со­ро­ка, обой­дя ма­ши­ну, от­крыл зад­нюю дверь и помог выйти ма­лень­ко­му ста­рич­ку. (14)Тот, ша­та­ясь на сла­бых ногах, тя­же­ло осел на траву и стал с жад­ной прон­зи­тель­но­стью смот­реть кру­гом, слов­но чуял в лет­нем зное какой-то неотчётли­вый запах и пы­тал­ся по­нять, от­ку­да он ис­хо­дит. (15)Вдруг ни с того ни с сего ста­ри­чок за­пла­кал. (16)Его лицо не мор­щи­лось, губы не дро­жа­ли, про­сто из глаз часто-часто по­тек­ли слёзы и стали па­дать на траву. (17)Мишка хмык­нул: ему, на­вер­ное, по­ка­за­лось чуд­ным, что ста­рый че­ло­век пла­чет, как дитя. (18)Я дёрнул его за руку. (19)Муж­чи­на, ко­то­рый привёз ста­ри­ка, по­ни­мая при­чи­ну на­ше­го удив­ле­ния, по­яс­нил:

(20)— Это мой дед! (21)Ра­ны­пе он жил здесь. (22)На этом самом месте сто­я­ла де­рев­ня. (23)А потом все разъ­е­ха­лись, ни­че­го не оста­лось…

(24)Ста­рик кив­нул, а слёзы не пе­ре­ста­вая текли по его серым впа­лым щекам.

(25)Когда они уеха­ли, я огля­нул­ся по сто­ро­нам. (26)Наши тени — моя, вы­со­кая, и Миш­ки­на, чуть мень­ше, — пе­ре­се­ка­ли берег. (27)В сто­ро­не горел костёр, ве­те­рок ше­ве­лил фут­бол­ку, ко­то­рая су­ши­лась на верёвке… (28)Вдруг я ощу­тил всю силу вре­ме­ни, ко­то­рое вот так раз — и слиз­ну­ло целую все­лен­ную про­шло­го. (29)Не­уже­ли от нас оста­нут­ся толь­ко эти смут­ные тени, ко­то­рые бес­след­но рас­та­ют в ми­нув­шем?! (30)Я, как ни си­лил­ся, не мог пред­ста­вить, что здесь когда-то сто­я­ли дома, бе­га­ли шум­ные дети, росли яб­ло­ни, жен­щи­ны су­ши­ли бельё… (31)Ни­ка­ко­го знака былой жизни! (32)Ни­че­го! (ЗЗ)Толь­ко пе­чаль­ный ко­выль скорб­но качал стеб­ля­ми и уми­ра­ю­щая ре­чуш­ка едва ше­ве­ли­лась среди ка­мы­шей…

(34)Мне вдруг стало страш­но, как будто подо мной рух­ну­ла земля и я ока­зал­ся на краю без­дон­ной про­па­сти. (35)Не может быть! (Зб)Не­уже­ли че­ло­ве­ку не­че­го про­ти­во­по­ста­вить этой глу­хой, рав­но­душ­ной веч­но­сти?

(37)Ве­че­ром я варил уху. (38)Мишка под­бра­сы­вал дрова в костёр и лез своей цик­ло­пи­че­ской лож­кой в ко­те­лок — сни­мать пробу. (39)Рядом с нами робко ше­ве­ли­лись тени, и мне ка­за­лось, что сюда из про­шло­го не­сме­ло при­шли не­ко­гда жив­шие здесь люди, чтобы по­греть­ся у огня и рас­ска­зать о своей жизни. (40)Порою, когда про­бе­гал ветер, мне даже слыш­ны были чьи-то тихие го­ло­са…

(41)Тогда я по­ду­мал: па­мять. (42)Чут­кая че­ло­ве­че­ская па­мять. (43)Вот что че­ло­век может про­ти­во­по­ста­вить глу­хой, хо­лод­ной веч­но­сти. (44)И ещё я по­ду­мал о том, что обя­за­тель­но всем рас­ска­жу о се­го­дняш­ней встре­че. (45)Я обя­зан это рас­ска­зать, по­то­му что ми­нув­шее по­свя­ти­ло меня в свою тайну, те­перь мне нужно до­не­сти, как тле­ю­щий уголёк, живое вос­по­ми­на­ние о про­шлом и не дать хо­лод­ным вет­рам веч­но­сти его по­га­сить.

(По Р. Са­ви­но­ву*)

* Роман Сер­ге­е­вич Са­ви­нов (род. в 1980 г.) — рос­сий­ский пи­са­тель, пуб­ли­цист.

Про­бле­мы:

1. Че­ло­век бес­си­лен перед вре­ме­нем. Мы не за­ду­мы­ва­ем­ся о быст­ро­теч­но­сти вре­ме­ни, не умеем це­нить каж­дый миг жизни.
2. Про­бле­ма че­ло­ве­че­ской па­мя­ти. Без про­шло­го нет на­сто­я­ще­го.

По­зи­ция ав­то­ра:

1. Жить надо, ра­ду­ясь каж­до­му мгно­ве­нью жизни. Надо, чтобы про­жив жизнь, че­ло­век остав­лял после себя доб­рый след, ко­то­рый не спо­соб­но сте­реть время.
2. Про­ти­во­по­ста­вить веч­но­сти может па­мять. Па­мять – это то, что свя­зы­ва­ет про­шлое с на­сто­я­щим и бу­ду­щим.

Текст №4

(1)Су­ше­ству­ет точ­ное че­ло­ве­че­ское на­блю­де­ние: воз­дух мы за­ме­ча­ем, когда его на­чи­на­ет не хва­тать. (2)Чтобы сде­лать это вы­ра­же­ние со­всем точ­ным, надо бы вме­сто слова «за­ме­чать» упо­тре­бить слово «до­ро­жить». (3)Дей­стви­тель­но, мы не до­ро­жим воз­ду­хом и не ду­ма­ем о нём, пока нор­маль­но и бес­пре­пят­ствен­но дышим.

(4)По обы­ден­но­сти, по нашей не­за­ме­ча­е­мо­сти нет, по­жа­луй, у воз­ду­ха ни­ко­го на земле ближе, чем трава. (5)Мы при­вык­ли, что мир — зелёный. (6)Льём на траву бен­зин, мазут, ке­ро­син, кис­ло­ты и щёлочи. (7)Вы­сы­пать ма­ши­ну за­вод­ско­го шлака и на­крыть и от­го­ро­дить от солн­ца траву? (8)По­ду­ма­ешь! (9)Сколь­ко там травы? (10)Де­сять квад­рат­ных мет­ров. (11)Не че­ло­ве­ка же за­сы­па­ем, траву. (12)Вы­рас­тет в дру­гом месте.

(13)Од­на­ж­ды, когда кон­чи­лась зима и ан­ти­фриз в ма­ши­не был уже не нужен, я от­крыл кра­ник, и вся жид­кость из ра­ди­а­то­ра вы­ли­лась на землю, на лу­жай­ку под ок­на­ми на­ше­го де­ре­вен­ско­го дома. (14)Ан­ти­фриз растёкся про­дол­го­ва­той лужей, потом его смыло до­ждя­ми, но на земле, ока­зы­ва­ет­ся, по­лу­чил­ся силь­ный ожог. (15)Среди плот­ной мел­кой трав­ки, рас­ту­щей на лу­жай­ке, об­ра­зо­ва­лось зло­ве­щее чёрное пятно. (16)Три года земля не могла за­ле­чить место ожога, и толь­ко потом пле­ши­на снова за­тя­ну­лась тра­вой.

(17)Под окном, ко­неч­но, за­мет­но. (18)Я жалел, что по­сту­пил не­осто­рож­но, ис­пор­тил лу­жай­ку. (19)Но ведь это под соб­ствен­ным окном! (20)Каж­дый день хо­дишь мимо, ви­дишь и вспо­ми­на­ешь. (21)Если же где-ни­будь по­даль­ше от глаз, в овра­ге, на лес­ной опуш­ке, в при­до­рож­ной ка­на­ве, да, гос­по­ди, мало ли на земле травы? (22)Жалко ли её? (23 )По­ду­ма­ешь, вы­сы­па­ли шлак (же­лез­ные об­рез­ки, ще­бень), при­да­ви­ли не­сколь­ко мил­ли­о­нов тра­ви­нок, не­уже­ли та­ко­му выс­ше­му, по срав­не­нию с тра­ва­ми, су­ще­ству, как че­ло­век, ду­мать и за­бо­тить­ся о таком ни­что­же­стве, как тра­вин­ка! (24)Трава. (25)Трава она и есть трава. (26)Её много. (27)Она везде. (28)В лесу, в поле, в степи, на горах, даже в пу­сты­не… (29)Разве что вот в пу­сты­не её по­мень­ше. (30)На­чи­на­ешь за­ме­чать, что, ока­зы­ва­ет­ся, может быть так: земля есть, а травы нет. (31)Страш­ное, жут­кое, без­надёжное зре­ли­ще!

(32)Пред­став­ляю себе че­ло­ве­ка в без­гра­нич­ной, бес­трав­ной пу­сты­не, какой может ока­зать­ся после какой-ни­будь кос­ми­че­ской или не кос­ми­че­ской ка­та­стро­фы наша Земля, об­на­ру­жив­ше­го, что на обуг­лен­ной по­верх­но­сти пла­не­ты он — един­ствен­ный зелёный ро­сто­чек, про­би­ва­ю­щий­ся из мрака к солн­цу.

(В. Со­ло­ухин*)

* Вла­ди­мир Алек­се­е­вич Со­ло­ухин (1924-1997 гг.) — рус­ский со­вет­ский поэт и пи­са­тель, пуб­ли­цист.

Про­бле­мы:

1. Про­бле­мы эко­ло­гии. Че­ло­век без­дум­но от­но­сит­ся к при­ро­де, уни­что­жа­ет ее, тем самым рубит сук на ко­то­ром сидит.
2. Про­бле­ма от­вет­ствен­но­сти че­ло­ве­ка за про­ис­хо­дя­щее на Земле.

По­зи­ции:

1. От­но­си­тесь к при­ро­де как к сво­е­му дому, и при­ро­да от­пла­тит вам доб­ром.
2. Че­ло­ве­че­ству пора за­ду­мать­ся над тем, что он тво­рит со своим домом, ведь он един­ствен­ное ра­зум­ное су­ще­ство на Земле, по­это­му от­вет­ствен­ность за все про­ис­хо­дя­щее лежит на нем.

Текст №5

(1)Рано утром впотьмах под­ни­мал­ся я и брёл к элек­трич­ке, ехал в бит­ком на­би­том ва­го­не. (2)Потом — сля­кот­ный пер­рон… (З)Го­род­ские зим­ние угрю­мые су­мер­ки. (4)Люд­ской поток несёт тебя ко входу в метро. (5)Там давка: в две­рях, у тур­ни­ке­тов, у эс­ка­ла­то­ров, в под­зем­ных пе­ре­хо­дах. (6)В жёлтом элек­три­че­ском свете течёт и течёт мол­ча­ли­вая люд­ская река…

(7)К ве­че­ру на­гля­дишь­ся, на­слу­ша­ешь­ся, уста­нешь, еле бредёшь.

(8)Снова — метро, его под­зе­ме­лья… (9)Вы­бе­решь­ся от­ту­да, вздохнёшь и спе­шишь к элек­трич­ке, в её ве­чер­нюю тол­кот­ню, Бога моля, чтобы не от­ме­ни­ли.

(10)Так и текла моя мос­ков­ская жизнь: за днём — день, за не­де­лей — дру­гая. (11)За­тем­но вста­нешь, за­тем­но к дому прибьёшься. (12)Ни­че­му не рад, даже зиме и снегу.

(13)Уже пошёл де­кабрь, спеша к но­во­го­дью…

(14)Од­на­ж­ды ве­че­ром мне по­вез­ло вдвой­не: элек­трич­ку не от­ме­ни­ли и вагон ока­зал­ся не боль­но на­би­тым. (15)Усел­ся, га­зе­ту раз­вер­нул. (16)Хотя чего там вы­чи­ты­вать: убили, взо­рва­ли, огра­би­ли… (17)Ве­чер­ний поезд, уста­лые люди. (18)3има, тес­но­та, из там­бу­ра дует, кто-то вор­чит…

(19)Глаза при­крыл, но за­дре­мать не успел: за­стре­ко­та­ли рядом мо­ло­день­кие де­вуш­ки. (20)Хо­ро­шо, что об­хо­ди­лись без убо­го­го «ко­ро­че», «при­коль­но». (21)Обыч­ная де­ви­чья бол­тов­ня: лек­ции, прак­ти­ка, зачёты —сло­вом, учёба. (22)Потом Новый год вспом­ни­ли, ведь он не­да­ле­ко.

(23)— По­дар­ки пора по­ку­пать, — ска­за­ла одна из них. (24)— А чего да­рить? (25)И всё до­ро­го.

(26)— Ты ещё по­дар­ки не при­го­то­ви­ла?! — ужас­ну­лась дру­гая дев­чуш­ка. (27)— Когда же ты успе­ешь?!

(28)— А ты?

(29)— Ой, у меня почти всё го­то­во. (30)Маме я ещё осе­нью, когда в Ким­рах была, ку­пи­ла до­маш­ние та­поч­ки на вой­ло­ке, ста­ри­чок про­да­вал. (31)Руч­ная ра­бо­та, не­до­ро­го. (32)У ма­моч­ки ноги болят. (33)А там — вой­лок. (34)Ой, как мама об­ра­ду­ет­ся! — голос её про­зве­нел такой ра­до­стью, слов­но ей самой по­да­ри­ли что-то очень хо­ро­шее.

(35)Я го­ло­ву под­нял, взгля­нул: обыч­ная мо­ло­день­кая де­вуш­ка. (36)Лицо живое, милое, го­ло­сок, как ко­ло­коль­чик, зве­нит.

(37)— А папе… (38)У нас такой папа хо­ро­ший, ра­бо­тя­щий… (39)И я ему по­да­рю… (40)А де­душ­ке… (41)А ба­буш­ке…

(42)Не толь­ко я и со­се­ди, но, ка­жет­ся, уже весь вагон слу­шал счаст­ли­вую по­весть де­вуш­ки о но­во­год­них по­дар­ках. (43)На­вер­ное, у всех, как и у меня, от­сту­пи­ло, за­бы­лось днев­ное, не­слад­кое, а просну­лось, на­хлы­ну­ло иное, ведь и вправ­ду Новый год бли­зок…

(44)Я вышел из ва­го­на с лёгким серд­цем, то­ро­пить­ся не стал, про­пус­кая спе­ша­щих. (45)До­ро­га слав­ная: берёзы да сосны сто­ро­жат тро­пин­ку; не боль­но хо­лод­но, а на душе вовсе тепло. (46)Спа­си­бо той де­воч­ке, ко­то­рую унес­ла элек­трич­ка. (47)А в по­мощь ей — ма­ли­но­вый чи­стый закат над чёрными елями, бор­мо­чу­щая во тьме ре­чуш­ка под гиб­ким де­ре­вян­ным мост­ком, говор вдали, дет­ский смех и, ко­неч­но, на­деж­да. (48)Так что шагай, че­ло­ве­че…

(По Б.П. Еки­мо­ву)*

* Борис Пет­ро­вич Еки­мов (род. в 1938 г.) — рус­ский про­за­ик и пуб­ли­цист.

Про­бле­мы:

1. В суете мы за­бы­ва­ем о ра­до­стях жизни, пе­ре­ста­ем ра­до­вать­ся окру­жа­ю­щей кра­со­те мира, не за­ме­ча­ем кра­со­ты при­ро­ды.
2. Мы не умеем де­лать по­дар­ки, за­ча­стую по­ку­па­ем по­дар­ки на ско­рую руку, не вкла­ды­вая в них ни души, ни серд­ца.

По­зи­ция ав­то­ра:

1. Надо ра­до­вать­ся жизни, не за­цик­ли­вать­ся на каж­до­днев­ных про­бле­мах, и тогда мир во­круг из се­ро­го ста­нет цвет­ным, а жизнь яркой.
2. Чтобы по­ра­до­вать кого-то по­дар­ком, нужно де­лать его ис­крен­не, с душой, тогда выбор по­дар­ка не будет в тя­гость, а на­про­тив, до­ста­вит массу по­ло­жи­тель­ных эмо­ций.

Текст №6

(1)Вла­ди­мир Со­ло­ухин в одном из сти­хо­тво­ре­ний вы­ска­зы­ва­ет мысль, что того, кто несёт в руках цветы, можно не опа­сать­ся, ибо че­ло­век с цве­та­ми в руках зла со­вер­шить не может.

(2)Ду­ма­ет­ся, то же можно ска­зать и о че­ло­ве­ке, не­су­щем в руках томик Пуш­ки­на или Че­хо­ва. (З)Ибо че­ло­век, чи­та­ю­щий такие книги, есть че­ло­век ра­зум­ный, че­ло­век нрав­ствен­ный.

(4)Из­вест­ны слова Горь­ко­го: «Лю­би­те книгу — ис­точ­ник зна­ния». (5)К этому сле­до­ва­ло бы до­ба­вить, что хо­ро­шая книга — это и сред­ство вос­пи­та­ния чувств, ду­хов­но­го воз­вы­ше­ния лич­но­сти, это мир че­ло­ве­че­ских пе­ре­жи­ва­ний. (6)А кроме того, книга при­об­ща­ет к кра­со­те род­ной речи.

(7)В Рос­сии ли­те­ра­тур­но-про­све­ти­тель­ские тра­ди­ции все­гда были силь­ны. (8)Иван Сытин, кре­стьян­ский сын, ко­то­рый ос­но­вал во вто­рой по­ло­ви­не XIX века из­да­тель­ство в Москве, мно­гие книги про­да­вал по очень низ­кой цене, может быть, себе в убы­ток, чтобы они были до­ступ­ны на­ро­ду. (9)А бла­го­да­ря из­да­те­лю Пав­лен­ко­ву в на­ча­ле XX века по­яви­лось две ты­ся­чи бес­плат­ных де­ре­вен­ских биб­лио­тек.

(10)В целом мы были и, хо­чет­ся на­де­ять­ся, остаёмся более на­чи­тан­ным на­ро­дом, чем мно­гие дру­гие. (11)И всё-таки всё чаще задаёшь себе во­прос:

«А будут ли наши дети чи­тать Пуш­ки­на?» (12)Хотя книж­ный при­ла­вок стал не­из­ме­ри­мо бо­га­че и раз­но­об­раз­нее, круг на­ше­го чте­ния, как по­ка­зы­ва­ют со­цио­ло­ги­че­ские ис­сле­до­ва­ния, за­мет­но из­ме­нил­ся. (13)Поль­зу­ют­ся спро­сом спе­ци­аль­ная ли­те­ра­ту­ра и книги, со­дер­жа­щие раз­но­го рода прак­ти­че­ские со­ве­ты. (14)Что же ка­са­ет­ся «ху­до­же­ствен­ной» ли­те­ра­ту­ры, то раз­вле­ка­тель­ное чтиво: де­тек­ти­вы, при­клю­че­ния, «се­мей­ные» ро­ма­ны — явно по­тес­ни­ло всё про­чее. (15)«Спрос опре­де­ля­ет пред­ло­же­ние», — раз­во­дят ру­ка­ми из­да­те­ли.

(16)Да, со­вре­мен­но­му че­ло­ве­ку, оза­бо­чен­но­му ма­те­ри­аль­ны­ми и про­чи­ми про­бле­ма­ми, не до серьёзного чте­ния. (17)Чи­та­ет он пре­иму­ще­ствен­но в транс­пор­те, по до­ро­ге на ра­бо­ту и с ра­бо­ты. (18)А что можно чи­тать в ав­то­бус­ной су­то­ло­ке? (19)Же­ла­ние от­влечь­ся, снять нерв­ное на­пря­же­ние за­став­ля­ет пред­по­честь лёгкое чте­ние, не тре­бу­ю­щее раз­мыш­ле­ний и глу­бо­ко­го про­ник­но­ве­ния в текст.

(20)Мощ­ны­ми кон­ку­рен­та­ми книги стали кино и те­ле­ви­де­ние. (21)Ки­но­ре­жиссёр Ролан Быков вспо­ми­нал о встре­че с ки­но­зри­те­ля­ми, на ко­то­рой одна жен­щи­на хва­ли­ла ки­не­ма­то­граф за вы­пуск филь­ма «Война и мир». (22)Она рас­це­ни­ла это как ве­ли­кую за­бо­ту о наших детях, ко­то­рым про­сто не про­чи­тать че­ты­ре тол­стен­ных тома. (23)А те­перь они пой­дут в кино и всё уви­дят. (24)«В зале сме­я­лись, — го­во­рил Быков, — но это было давно».

(25)Чем опас­на за­ме­на книги филь­мом? (26)Дело не толь­ко в том, что ли­те­ра­тур­ные ше­дев­ры не все­гда пре­вра­ща­ют­ся в ше­дев­ры ки­не­ма­то­гра­фи­че­ские. (27)В от­ли­чие от дру­гих видов ис­кус­ства, ли­те­ра­ту­ра тре­бу­ет не чув­ствен­но­го, а ин­тел­лек­ту­аль­но­го по­сти­же­ния. (28)Чи­та­тель создаёт об­ра­зы ге­ро­ев, про­ни­ка­ет в под­текст про­из­ве­де­ния ра­бо­той мысли. (29)Пре­вра­ще­ние те­ле­ви­де­ния в ос­нов­ной канал ин­фор­ма­ции, как утвер­жда­ют пси­хо­ло­ги, сви­де­тель­ству­ет о том, что мы пе­ре­хо­дим на об­раз­но-под­со­зна­тель­ное вос­при­я­тие в ущерб ра­ци­о­наль­но­му. (30)Ещё в XVIII веке фран­цуз­ский фи­ло­соф Дидро го­во­рил: «Кто мало чи­та­ет, тот пе­ре­стаёт мыс­лить».

(31)Во­прос «Будут ли наши дети чи­тать Пуш­ки­на?» сим­во­ли­чен: в нём зву­чит бес­по­кой­ство о нашем бу­ду­щем. (32)Ведь оно за­ви­сит от нрав­ствен­но­го об­ли­ка, ду­хов­но­го мира тех, кто се­год­ня сидит за школь­ной пар­той или в уни­вер­си­тет­ской ауди­то­рии. (ЗЗ)Им опре­де­лять судь­бу нашей ци­ви­ли­за­ции в XXI веке.

(34)Так сде­ла­ем же всё, чтобы наши дети чи­та­ли Пуш­ки­на!

(По Н. Ле­бе­де­ву*)

* Ни­ко­лай Иго­ре­вич Ле­бе­дев (род. в 1966 г.) — ре­жиссёр, сце­на­рист.

Про­бле­мы:

1. Про­бле­ма сни­же­ния ин­те­ре­са к чте­нию и как след­ствие этого ду­хов­ное об­ни­ща­ние че­ло­ве­ка.
2. Про­бле­ма вы­тес­не­ния книги те­ле­ви­де­ни­ем при­во­дит к тому, что «мы пе­ре­хо­дим на об­раз­но-под­со­зна­тель­ное вос­при­я­тие в ущерб ра­ци­о­наль­но­му»

По­зи­ция ав­то­ра:

1. Книга учит, вос­пи­ты­ва­ет, раз­ви­ва­ет. Чтобы не до­пу­стить ду­хов­ной де­гра­да­ции, нужно со­хра­нить книгу. Не­об­хо­ди­мо знать свое ли­те­ра­тур­ное на­сле­дие.
2. Чте­ние раз­ви­ва­ет ин­тел­лек­ту­аль­ный по­тен­ци­ал, а те­ле­ви­де­ние на­стра­и­ва­ет на «лег­кий» про­смотр, «уво­дит» че­ло­ве­ка от по­ис­ка ра­ци­о­наль­ных путей ре­ше­ния про­блем.

 Текст №7

(1)Когда раз­мыш­ля­ют о том, каким дол­жен быть хо­ро­ший врач, то часто про­фес­си­о­наль­ное ма­стер­ство, зна­ния, опыт про­ти­во­по­став­ля­ют­ся нрав­ствен­ным ка­че­ствам: чут­ко­сти, про­сто­те, об­щи­тель­но­сти. (2)Кто-то ре­зон­но го­во­рит, что врач не свя­щен­ник, что его дело — гра­мот­но ле­чить, а не уте­шать. (З)Дру­гие воз­ра­жа­ют: фи­зи­че­ское здо­ро­вье че­ло­ве­ка не­раз­рыв­но свя­за­но со здо­ро­вьем ду­шев­ным. (4) Доб­рым сло­вом, со­чув­стви­ем, от­зыв­чи­во­стью можно до­бить­ся боль­ше­го, чем са­мы­ми эф­фек­тив­ны­ми ле­кар­ствен­ны­ми пре­па­ра­та­ми.

(5)17 июня два вы­пуск­ни­ка ме­ди­цин­ской ака­де­мии, Ки­рилл Мак­си­мов и Артём Бе­ля­ков, оде­тые в стро­гие ко­стю­мы, то­роп­ли­во ша­га­ли по улице, боясь опоз­дать на тор­же­ствен­ное вру­че­ние ди­пло­мов. (б)Вдруг, пе­ре­хо­дя улицу, Артём уви­дел, что в от­кры­том ка­на­ли­за­ци­он­ном ко­лод­це кто-то лежит. (7)3ной­ное солн­це, гул машин, спе­ша­щие люди, кусты пыль­ной си­ре­ни, сквозь ко­то­рые сте­ка­ют зо­ло­ти­стые струи света… (8)Всё как обыч­но!

(9)А тут, прямо под но­га­ми, не­по­движ­но лежит че­ло­век.

(10)— Ки­рилл, по­дой­ди!

(11)Ки­рилл подошёл и по­смот­рел вниз, потом огля­нул­ся по сто­ро­нам.

(12)— Пошли ско­рее! — при­ду­шен­ным шёпотом про­ши­пел он. (13)— Вечно ты куда-ни­будь вли­па­ешь!

(14)— Куда пошли?! (15)Может, че­ло­ве­ку плохо!

(16)— Тема, это не че­ло­век, а семь­де­сят ки­ло­грам­мов все­воз­мож­ной за­ра­зы!

(17)— Да тут лю­бо­му упасть — не­че­го де­лать. (18)Я сам чуть в эту дыру не сва­лил­ся… (19)Может, так же шёл че­ло­век, за­зе­вал­ся и упал вниз…

(20)Ки­рилл за­ка­тил глаза:

(21)— Тема, у меня крас­ный ди­плом, а у тебя синий. (22)3наешь, по­че­му? (23)По­то­му что я умный, а ты — нет. (24)И вот тебе умный че­ло­век го­во­рит: это бро­дя­га от­сы­па­ет­ся после бур­ной ночи. (25)Пошли от­сю­да, пока не под­це­пи­ли какую-ни­будь че­сот­ку.

(26)Артём не­уве­рен­но огля­нул­ся, потом вздох­нул и стал спус­кать­ся по же­лез­ной лест­ни­це в шахту. (27) Л ежа­щий нич­ком муж­чи­на, услы­шав по­сто­рон­ние звуки, резко вздрог­нул, ис­пу­ган­но вски­нул бо­ро­да­тое лицо с ис­ца­ра­пан­ны­ми до крови ску­ла­ми и что-то не­чле­но­раз­дель­но крик­нул.

(28)— Муж­чи­на, с вами всё нор­маль­но? — спро­сил Артём. (29)Свер­ху раз­дал­ся хохот.

(30)— Тема, ты ему сде­лай ис­кус­ствен­ное ды­ха­ние по ме­то­ду «рот в рот»…

(31)— Вы не ушиб­лись? — гром­че спро­сил Артём, мор­щась от гу­сто­го за­па­ха пота и за­кис­шей сы­ро­сти.

(32)Бро­дя­га пе­ре­ва­лил­ся на бок и, не­дру­же­люб­но свер­ля гла­за­ми вторг­ше­го­ся в его жи­ли­ще чу­же­зем­ца, стал рас­ти­рать затёкшие руки.

(33)— Ас­кор­бин­ку ему дай или через пи­пет­ку ры­бье­го жира на­ка­пай! —ве­се­лил­ся Ки­рилл.

(34)Артём вылез из шахты. (35)Ки­рилл, взвизг­нув, изоб­ра­жая па­ни­че­ский страх, от­ско­чил в сто­ро­ну.

(36)— Тема, не при­бли­жай­ся ко мне. (37)Ты те­перь био­ло­ги­че­ское ору­жие мас­со­во­го по­ра­же­ния… (38)По­смот­ри на себя! (39)Пу­га­ло! (40)Как ты пойдёшь в таком виде ди­плом по­лу­чать?!

(41)Артём снял пи­джак и горь­ко вздох­нул: на спине тем­не­ли жир­ные пятна, на лок­тях, слов­но при­со­сав­ши­е­ся пи­яв­ки, ви­се­ли тяжёлые капли жёлтой крас­ки.

(42)— Ко­роль тру­щоб­ных окра­ин! — на­смеш­ли­во по­ка­чал го­ло­вой Ки­рилл, глядя на удручённого друга. (43)— Го­во­ри­ли ему умные люди…

(44)…Когда на сцену под бур­ные ап­ло­дис­мен­ты вышел Ки­рилл, рек­тор вру­чил ему крас­ный ди­плом и, по­жи­мая руку, по-оте­че­ски лас­ко­во улыб­нул­ся. (45)Потом, не вы­пус­кая его руки, по­вер­нул­ся к важ­но­му чи­нов­ни­ку из ми­ни­стер­ства здра­во­охра­не­ния и с гор­до­стью по­ка­зал на си­я­ю­ще­го от­лич­ни­ка.

(46)Артём, услы­шав свою фа­ми­лию, вы­ско­чил на сцену, стес­ня­ясь не­уни­что­жи­мо­го за­па­ха по­мой­ки, то­роп­ли­во вы­хва­тил ди­плом из рук рек­то­ра и, ссу­ту­лив­шись, по­бе­жал на своё место.

(По Е. Лап­те­ву*)

* Ев­ге­ний Алек­сан­дро­вич Лап­тев (род. в 1936 г.) — пи­са­тель и пуб­ли­цист.

Про­бле­мы:

1. Про­бле­ма утра­ты ми­ло­сер­дия, со­стра­да­ния к окру­жа­ю­щим.
2. Про­бле­ма от­вет­ствен­но­сти и долга.

По­зи­ция ав­то­ра:

1. Че­ло­век за­ча­стую свою черст­вость пы­та­ет­ся оправ­дать ра­ци­о­наль­но­стью, тем самым теряя своё че­ло­ве­че­ское лицо.
2. Чув­ство от­вет­ствен­но­сти при­су­ще не всем. Ино­гда за на­пуск­ной «пра­виль­но­стью» и лос­ком труд­но уга­дать на­сто­я­щее лицо че­ло­ве­ка. Пе­чаль­но, что люди самой гу­ман­ной про­фес­сии – врачи не все­гда ощу­ща­ют от­вет­ствен­ность, ко­то­рую долж­ны ис­пы­ты­вать, из­брав свой путь – нести людям добро, спа­сать жизни.

Текст №8

 

(1)Есть жи­вот­ные, ко­то­рые не могут слы­шать, и их душа за­пол­не­на пу­сто­той мёрт­во­го без­мол­вия. (2)Есть жи­вот­ные, ко­то­рые на­де­ле­ны толь­ко одной спо­соб­но­стью — ощу­щать тепло при­бли­жа­ю­щей­ся жерт­вы, и, за­та­ив­шим­ся в кро­меш­ной тьме, им не­ве­до­мо ни­ка­кое чув­ство, кроме со­су­ще­го их утро­бу го­ло­да. (З)Одно дело, когда мы го­во­рим о без­глас­ной рыбе или о не­спо­соб­ном ле­тать пре­смы­ка­ю­щем­ся, и дру­гое дело, когда у не­ко­то­рых людей об­на­ру­жи­ва­ет­ся пол­ная атро­фия тех спо­соб­но­стей, ко­то­рые, ка­за­лось бы, свой­ствен­ны че­ло­ве­ку по самой его сути. (4)Про этих ду­хов­ных калек писал Фёдор Тют­чев: «Они не видят и не слы­шат, живут в сём мире, как впотьмах…». (5)Если че­ло­век не вос­при­ни­ма­ет кра­со­ту, то мир для него ста­но­вит­ся од­но­тон­ным, как упа­ко­воч­ная бу­ма­га; если он не знает, что такое бла­го­род­ство, то вся че­ло­ве­че­ская ис­то­рия для него пред­стаёт бес­ко­неч­ной цепью под­ло­стей и ин­триг, а при­ка­са­ясь к вы­со­ким дви­же­ни­ям че­ло­ве­че­ско­го духа, он остав­ля­ет жир­ные от­пе­чат­ки своих рук.

(б)Од­на­ж­ды в одной из сто­лич­ных газет, из­вест­ной своим об­ли­чи­тель­ным па­фо­сом, мне по­па­лась ста­тья, в ко­то­рой автор утвер­ждал, что пат­ри­о­тизм свой­ствен лишь на­ту­рам серым, при­ми­тив­ным, не­до­ста­точ­но раз­ви­тым, в ко­то­рых ин­ди­ви­ду­аль­ное чув­ство ещё не вы­зре­ло в пол­ной мере. (7)3атем автор, до­ка­зы­вая тезис о том, что ге­ро­и­че­ская са­мо­от­вер­жен­ность по­рож­де­на не бла­го­род­ством, как это при­ня­то ду­мать, а не­раз­ви­то­стью лич­ност­но­го на­ча­ла, при­во­дит вы­держ­ки из про­щаль­но­го пись­ма Улья­ны Гро­мо­вой.

(8)Эта де­вуш­ка во время Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной войны стала одним из ру­ко­во­ди­те­лей под­поль­ной ор­га­ни­за­ции «Мо­ло­дая гвар­дия», куда вхо­ди­ли люди, мно­гим из ко­то­рых не было и два­дца­ти лет. (9)Ре­бя­та рас­кле­и­ва­ли ли­стов­ки с со­об­ще­ни­я­ми о по­ло­же­нии на фрон­те, вы­ве­ши­ва­ли крас­ные флаги, по­ка­зы­ва­ли всем, что ок­ку­пан­ты за­во­е­ва­ли город, но не по­ко­ри­ли людей. (10)Фа­ши­сты схва­ти­ли под­поль­щи­ков, изу­вер­ски пы­та­ли их, а потом каз­ни­ли. (11)Улья­на Гро­мо­ва перед самой смер­тью успе­ла на­пи­сать пись­мо род­ным.

(12)Автор ста­тьи на­хо­дит в этом ко­рот­ком по­сла­нии пунк­ту­а­ци­он­ные и ор­фо­гра­фи­че­ские ошиб­ки: вот тут об­ра­ще­ние не вы­де­ле­но за­пя­ты­ми, тут не­пра­виль­ная буква в па­деж­ном окон­ча­нии имени су­ще­стви­тель­но­го… (13)От­сю­да вывод: де­вуш­ка — ти­пич­ная тро­еч­ни­ца, серая по­сред­ствен­ность, она пока ещё не осо­зна­ла бес­цен­но­сти че­ло­ве­че­ской жизни, а по­то­му легко, без со­жа­ле­ний пошла на смерть…

(14)Когда люди са­дят­ся за стол, перед едой они моют руки. (15)Когда при­ка­са­ешь­ся к вы­со­ко­му и свя­щен­но­му, надо пре­жде всего от­мыть душу от жи­тей­ско­го, су­ет­но­го, пыль­но­го, мел­ко­го… (16)Же­сто­кие и бес­по­щад­ные враги на­па­ли на нашу ро­ди­ну, и ком­со­моль­цы, почти дети, стали с ними сра­жать­ся. (17)Это на­зы­ва­ет­ся по­дви­гом! (18)Когда их пы­та­ли, му­чи­ли, ре­за­ли, жгли, они ни­че­го не ска­за­ли врагу. (19)И это тоже на­зы­ва­ет­ся по­дви­гом! (20)По­двиг, ко­то­рый рождён вы­со­ким со­зна­ни­ем своей от­вет­ствен­но­сти перед стра­ной, по­то­му что врага можно по­бе­дить толь­ко так: жерт­вуя своей жиз­нью.

(21)Со­гла­сен, что каж­дый че­ло­век имеет право на свою точку зре­ния, знаю, что злей­шим вра­гом вся­ко­го про­грес­са яв­ля­ют­ся не кри­ти­ки, а твер­до­ка­мен­ные «сто­рон­ни­ки». (22)Но весь во­прос в том, кто несёт зна­ние. (23)Если о сущ­но­сти пат­ри­о­тиз­ма раз­мыш­ля­ют люди, не ис­пы­ты­ва­ю­щие любви к ро­ди­не, не зна­ю­щие, что такое ге­ро­изм, то это будет то же самое, как если бы о при­ро­де сол­неч­но­го света фи­ло­соф­ство­ва­ли мор­ские скаты, ко­че­не­ю­щие в кро­меш­ной тьме веч­ной под­вод­ной ночи.

(По А. Куз­не­цо­ву*)

* Ан­дрей Ни­ко­ла­е­вич Куз­не­цов (1920-1998 гг.) — пи­са­тель, участ­ник Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной войны.

Про­бле­мы:

1. Про­бле­ма пат­ри­о­тиз­ма.
2. Про­бле­ма опас­но­сти «ду­хов­ных калек», людей с ис­ка­жен­ным вос­при­я­ти­ем жиз­нен­ных цен­но­стей.

По­зи­ция ав­то­ра:

1. Ро­ди­на — самое до­ро­гое, что есть у че­ло­ве­ка, за Ро­ди­ну го­то­вы были со­всем юные ком­со­моль­цы-мо­ло­до­гвар­дей­цы, пре­воз­мо­гая себя, сра­жать­ся с вра­гом, го­то­вы уме­реть. Оце­нить их по­двиг может толь­ко че­ло­век, сам ощу­ща­ю­щий себя пат­ри­о­том.
2. Люди с черст­вы­ми ду­ша­ми, не спо­соб­ные по­ни­мать окру­жа­ю­щих, оце­нить по до­сто­ин­ству по­ступ­ки дру­гих, раз­ла­га­ют не толь­ко себя, они сеют раз­ру­ше­ние во­круг себя. Таких людей надо не толь­ко опа­сать­ся, надо не дать им воз­мож­но­сти «пе­ре­де­лать» мир под себя.

Текст №9

(1)Ны­неш­ние под­рост­ки, рождённые в на­ча­ле де­вя­но­стых годов XX века, — пер­вое по­ко­ле­ние, вы­рос­шее в «об­ще­стве по­треб­ле­ния». (2)У боль­шин­ства из них, не­смот­ря на юный воз­раст, уже су­ще­ству­ет лич­ност­ная уста­нов­ка, со­от­вет­ству­ю­щая сло­га­ну: «Бери от жизни всё». (З)Всё взять, всё иметь, всё успеть. (4)Де­ся­ти-пят­на­дца­ти­лет­ние ак­тив­ны, но не умеют де­лать что-либо про­сто так. (5)По ве­ле­нию души. (6)Они во мно­гом хит­рее и прак­тич­нее взрос­лых и ис­крен­не убеж­де­ны, что взрос­лые су­ще­ству­ют лишь для удо­вле­тво­ре­ния их по­треб­но­стей. (7)Всё воз­рас­та­ю­щих. (8)Дети хотят быст­рее вы­рас­ти. (9)По­че­му спе­шат? (10)Чтоб сво­бод­но рас­по­ря­жать­ся день­га­ми. (11)Как за­ра­бо­тать, пока не знают, не за­ду­мы­ва­ют­ся.

(12)Сей­час вос­пи­ты­ва­ют сверст­ни­ки, те­ле­ви­де­ние, улица. (13)Рос­сий­ские пси­хо­ло­ги счи­та­ют, что самая боль­шая про­бле­ма за­клю­ча­ет­ся в том, что и сами взрос­лые на­це­ле­ны на по­треб­ле­ние. (14)Од­на­ко не всё так плохо. (15)В целом молодёжь очень раз­ношёрст­ная, а бо­лез­нен­ные пе­ре­ко­сы имеют объ­ек­тив­ную ос­но­ву: свой­ствен­ные под­рост­ко­во­му воз­рас­ту кри­зи­сы сов­па­ли с кри­зи­сом цен­ност­ных ори­ен­та­ции в стра­не.

(16)У со­вре­мен­ной молодёжи не­ма­ло и по­ло­жи­тель­ных ори­ен­ти­ров. (17)Она жаж­дет учить­ся, де­лать ка­рье­ру и для этого го­то­ва много ра­бо­тать, тогда как юноши и де­вуш­ки эпохи за­стоя ждали, что им всё даст го­су­дар­ство.

(18)Тен­ден­ция к са­мо­ре­а­ли­за­ции — зна­ко­вое на­прав­ле­ние для се­го­дняш­не­го юного по­ко­ле­ния. (19)А по­вы­шен­ное вни­ма­ние под­рост­ков к опре­делённым то­ва­рам, стилю жизни было и будет, так как это вхо­дит в круг цен­но­стей, ко­то­ры­ми надо об­ла­дать, чтобы впи­сать­ся в среду сверст­ни­ков. (20)Надо быть как все.

(21)Что же наи­бо­лее зна­чи­мо в жизни, по мне­нию самих под­рост­ков? (22)На пер­вом месте у них — хо­ро­шая ра­бо­та, ка­рье­ра и об­ра­зо­ва­ние. (23)Под­рост­ки осо­зна­ют: чтобы в бу­ду­щем хо­ро­шо жить, надо при­ло­жить к этому соб­ствен­ные уси­лия. (24)Мно­гие стар­ше­класс­ни­ки хотят по­лу­чить выс­шее об­ра­зо­ва­ние, и в рей­тин­ге про­фес­сий нет ни бан­ди­тов, ни кил­ле­ров, что на­блю­да­лось ещё де­сять лет назад. (25)Для до­сти­же­ния своих целей они го­то­вы от­ло­жить же­нить­бу или за­му­же­ство до того вре­ме­ни, когда ре­а­ли­зу­ют себя как спе­ци­а­ли­сты и, со­от­вет­ствен­но, ста­нут хо­ро­шо за­ра­ба­ты­вать.

(26)Ны­неш­ние под­рост­ки не лучше и не хуже своих пред­ше­ствен­ни­ков. (27)Про­сто они дру­гие.

(По И. Мас­ло­ву*)

* Илья Алек­сан­дро­вич Мас­лов (1935-2008 гг.) — поэт, про­за­ик, пуб­ли­цист, автор книг, по­свя­щен­ных ис­то­рии.

Про­бле­мы:

1. Про­бле­ма по­тре­би­тель­ско­го от­но­ше­ния к жизни.
2. Про­бле­ма вза­и­мо­от­но­ше­ния по­ко­ле­ний.

По­зи­ция ав­то­ра:

1. Под­рост­ки, вос­пи­тан­ные в об­ще­стве по­треб­ле­ния, не спо­соб­ны к де­лать что-либо по ве­ле­нию души. Лич­ност­ная уста­нов­ка «Бери от жизни всё» может быть по­во­дом для кон­флик­тов не толь­ко с окру­жа­ю­щим миром, но и внут­рен­них кон­флик­тов с самим собой.
2. Со­вре­мен­ная мо­ло­дежь не хуже и не лучше преды­ду­щей, про­сто она дру­гая, нужно при­ни­мать новое по­ко­ле­ние таким, ка­ко­во оно есть со всеми его до­сто­ин­ства­ми и не­до­стат­ка­ми.

Текст №10

(1)Я видел это на при­го­род­ной танц­пло­щад­ке. (2)Весёлый, гор­бо­но­сый, гиб­кий, с фи­о­ле­то­вым от­ли­вом чёрных глаз, он при­гла­сил её тан­це­вать с таким звер­ским, жад­ным видом, что она ис­пу­га­лась даже, гля­нув на него жал­ким, рас­те­рян­ным взгля­дом не­кра­си­вой де­вуш­ки, ко­то­рая не ожи­да­ла к себе вни­ма­ния.

(3)— Что вы, что вы!

(4)— Раз-ре­ши­те? — по­вто­рил он на­стой­чи­во и по­ка­зал круп­ные белые зубы де­лан­ной улыб­кой. (5)— Мне будет оч-чень при­ят­но.

(6)Она огля­ну­лась по сто­ро­нам, будто в по­ис­ке по­мо­щи, быст­ро вы­тер­ла пла­точ­ком паль­цы, ска­за­ла с за­пин­кой:

(7)— На­вер­но, у нас ни­че­го не по­лу­чит­ся. (8)Я плохо…

(9)—Ни­че­го. (10)Прошу. (11)Как-ни­будь.

(12)Кра­са­вец тан­це­вал бес­страст­но, ще­голь­ски и, пол­ный хо­лод­но­го вы­со­ко­ме­рия, не гля­дел на неё, она же топ­та­лась не­уме­ло, мотая юбкой, на­це­лив на­пряжённые глаза ему в гал­стук, и вдруг толч­ком вски­ну­ла го­ло­ву — во­круг пе­ре­ста­ли тан­це­вать, вы­хо­ди­ли из круга, по­слы­шал­ся свист; за ними на­блю­да­ли, ви­ди­мо, его при­я­те­ли и де­ла­ли за­ме­ча­ния с едкой на­смеш­ли­во­стью, пе­ре­драз­ни­ва­ли её дви­же­ния, тря­сясь и кор­чась от смеха.

(13)Её партнёр ка­мен­но изоб­ра­жал го­род­ско­го ка­ва­ле­ра, а она всё по­ня­ла, всю не­про­сти­тель­ную ни­зость, но не от­толк­ну­ла, не вы­бе­жа­ла из круга, толь­ко сняла руку с его плеча и, ало крас­нея, по­сту­ча­ла паль­цем ему в грудь, как обыч­но сту­чат в дверь. (14)Он, удивлённый, скло­нил­ся к ней, под­нял брови, она снизу вверх мед­лен­но по­смот­ре­ла ему в зрач­ки с не­про­ни­ца­е­мо-пре­зри­тель­ным вы­ра­же­ни­ем опыт­ной кра­си­вой жен­щи­ны, уве­рен­ной в своей не­от­ра­зи­мо­сти, и ни­че­го не ска­за­ла. (15)Нель­зя по­за­быть, как он пе­ре­ме­нил­ся в лице, потом он от­пу­стил её и в за­ме­ша­тель­стве как-то че­ре­с­чур вы­зы­ва­ю­ще повёл к ко­лон­не, где сто­я­ли её по­дру­ги.

(16)У неё были тол­стые губы, серые и очень боль­шие, слов­но по­гружённые в тень ди­ко­ва­тые глаза. (17)Она была бы не­кра­си­вой, если бы не тёмные длин­ные рес­ни­цы, почти жёлтые ржа­ные во­ло­сы и тот взгляд снизу вверх, пре­об­ра­зив­ший её в кра­са­ви­цу и на­все­гда остав­ший­ся в моей па­мя­ти.

(По Ю.В. Бон­да­ре­ву*)

* Юрий Ва­си­лье­вич Бон­да­рев (род. в 1924 г.) — рус­ский пи­са­тель, сце­на­рист, автор мно­го­чис­лен­ных про­из­ве­де­ний о Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной войне.

Про­бле­мы:

1. Про­бле­ма под­ло­сти.
2. Про­бле­ма ис­тин­ной кра­со­ты че­ло­ве­ка.

По­зи­ция ав­то­ра:

1. Че­ло­ве­че­ская под­лость не знает гра­ниц. Под­лый, низ­кий че­ло­век ни­что­жен, вы­зы­ва­ет от­вра­ще­ние.
2. Ге­ро­и­ня об­ла­да­ет внут­рен­ней кра­со­той, по­то­му что в ней есть чув­ство соб­ствен­но­го до­сто­ин­ства, это дает ей воз­мож­ность ока­зать­ся выше уни­же­ний.

 

Текст №11

(1)Ку­стар­ник и мел­ко­ле­сье. (2)Жут­ко­ва­тая пред­ве­чер­няя ти­ши­на. (З)Мол­ча­ли­вые за­рос­ли. (4)Бо­лы­пая стая сорок под­ня­лась в одном, дру­гом месте. (5)По этому пир­ше­ству сорок и ворон на­хо­ди­ли в лесу по­гиб­ших лосей и птиц. (6)Что же слу­чи­лось?

(7)Не­дав­но над этими ме­ста­ми летал самолёт и опрыс­ки­вал лес хи­ми­че­ской жид­ко­стью. (8)Было за­ду­ма­но рас­ши­рить пло­щадь лугов. (9)Под­счи­та­ли, что кор­че­вать живой лес до­ро­же, чем отра­вить его с самолёта, а потом уж кор­че­вать. (10)Дело не новое, оно при­вле­ка­тель­но де­ше­виз­ной и по­то­му счи­та­ет­ся про­грес­сив­ным и вы­год­ным. (11)Не­со­мнен­но, есть в этом деле зна­чи­тель­ные плюсы. (12)Но есть и очень боль­шие ми­ну­сы. (13)Их не все­гда за­ме­ча­ют. (14)А ведь здесь по­гиб­ло два­дцать семь лосей, за­губ­ле­ны те­те­ре­ва, мел­кие птицы, спа­сав­шие окрест­ные поля и лес от вре­ди­те­лей. (15)Гиб­нут на­се­ко­мые, мно­гие из ко­то­рых — наши дру­зья. (16)Какой бух­гал­тер возьмётся те­перь под­счи­ты­вать вы­го­ду опе­ра­ции?! (17)И это ещё не всё. (18)Ты­ся­чи людей боль­шо­го го­ро­да едут в лес. (19)Пение птиц, вся­кое про­яв­ле­ние жизни со­став­ля­ют ра­дость этих про­гу­лок. (20)Встре­ча же с круп­ным зве­рем че­ло­ве­ку ино­гда за­по­ми­на­ет­ся на всю жизнь. (21)При­кинь­те же, сколь­ким людям не встре­тят­ся два­дцать семь лосей. (22)Какой бух­гал­те­ри­ей из­ме­ря­ет­ся эта по­те­ря?

(23)Что же, не на­шлось че­ло­ве­ка, ко­то­рый мог бы пред­ви­деть беду? (24)Со­всем на­о­бо­рот. (25)3асы­па­ли со­от­вет­ству­ю­щие учре­жде­ния пись­ма­ми. (26)А там своё суж­де­ние. «(27)У нас план. (28)И чего шум под­ня­ли? (29)Ве­ще­ство впол­не без­опас­ное. (30)Ни­че­го не слу­чит­ся с вашим зверьём».

(31)Свя­ты­ми гла­за­ми те­перь гля­дят от­вет­ствен­ные чи­нов­ни­ки на тех, кто бил тре­во­гу:

(32) — Мы? (33) Л оси по­гиб­ли от чего-то дру­го­го. (34)У нас есть ин­струк­ция. (35)Вот, чи­тай­те: «Дан­ное ве­ще­ство ток­сич­но для че­ло­ве­ка и жи­вот­ных. (Зб)Если не со­блю­дать осто­рож­ность, могут быть отрав­ле­ния, а также по­ни­жа­ет­ся ка­че­ство мо­ло­ка у коров…» (37)Вот ви­ди­те, ка­че­ство мо­ло­ка… (38)Про лосей же ни слова…

(39) — Но ведь можно было об этом до­га­дать­ся. (40)Пре­ду­пре­жда­ли же…

(41) — Мы со­глас­но ин­струк­ции…

(42)Вот и весь раз­го­вор.

(43)…В деле, где схо­дят­ся при­ро­да и химия, нами ру­ко­во­дить долж­ны Осто­рож­ность, Муд­рость, Лю­бовь к нашей ма­те­ри-земле, жи­во­му, что укра­ша­ет жизнь и ра­ду­ет че­ло­ве­ка. (44)Мы не долж­ны за­бы­вать в любом деле о самом глав­ном — о че­ло­ве­че­ском здо­ро­вье, не долж­ны пре­не­бре­гать сча­стьем слы­шать пение птиц, ви­деть цветы у до­ро­ги, ба­боч­ку на под­окон­ни­ке и зверя в лесу…

(По В. Пес­ко­ву*)

* Ва­си­лий Ми­хай­ло­вич Пес­ков (род. в 1930 г.) — со­вре­мен­ный пи­са­тель-очер­кист, жур­на­лист, пу­те­ше­ствен­ник.

Про­бле­мы:

1. Про­бле­мы эко­ло­гии. Че­ло­век без­дум­но от­но­сит­ся к при­ро­де, уни­что­жа­ет ее, тем самым рубит сук на ко­то­ром сидит.
2. Про­бле­ма от­вет­ствен­но­сти че­ло­ве­ка за про­ис­хо­дя­щее на Земле.

По­зи­ции:

1. От­но­си­тесь к при­ро­де как к сво­е­му дому, и при­ро­да от­пла­тит вам доб­ром.
2. Че­ло­ве­че­ству пора за­ду­мать­ся над тем, что он тво­рит со своим домом, ведь он един­ствен­ное ра­зум­ное су­ще­ство на Земле, по­это­му от­вет­ствен­ность за все про­ис­хо­дя­щее лежит на нем.

  Текст №12

(1)В одной из не­дав­них те­ле­пе­ре­дач, где ве­лась бур­ная дис­кус­сия о про­бле­мах со­вре­мен­но­го об­ра­зо­ва­ния, мод­ная те­лезвез­да раз­ра­зи­лась гнев­ной ти­ра­дой в адрес учи­те­лей. (2)По её твёрдому убеж­де­нию, все они —это люди не­со­сто­яв­ши­е­ся, не­удач­ни­ки, про­иг­рав­шие борь­бу за успех, они при­шли в школу един­ствен­но для того, чтобы ото­мстить бед­ным детям за свою сло­ман­ную судь­бу. (З)При­зна­юсь: меня, че­ло­ве­ка уже по­жи­ло­го, вы­рос­ше­го в по­сле­во­ен­ные годы, эти слова оше­ло­ми­ли, будто бы какой-то не­че­сти­вец по­смел при­люд­но над­ру­гать­ся над свя­ты­ней. (4)В пер­вый мо­мент мне по­ка­за­лось, что про­ис­хо­дя­щее — сцена из ка­ко­го-то филь­ма и те­лезвез­да про­сто-на­про­сто иг­ра­ет от­ри­ца­тель­ную роль. (5)Но, к со­жа­ле­нию, это был не фильм, и, к ещё боль­ше­му со­жа­ле­нию, по­че­му-то никто из пуб­ли­ки не счёл воз­мож­ным ска­зать хоть слово в за­щи­ту учи­те­лей.

(6)…Шёл ап­рель 1947 года. (7)Мы, раз­лучённые вой­ной со сво­и­ми от­ца­ми, росли без царя в го­ло­ве, не при­зна­вая ни за­ко­нов, ни пра­вил. (8)Голод, по­сто­ян­ные ли­ше­ния, су­ро­вые жиз­нен­ные усло­вия — всё это на­ло­жи­ло свой от­пе­ча­ток на наши ха­рак­те­ры. (9)Тогда счи­та­лось нор­маль­ным вся­че­ски по­ка­зы­вать своё пре­не­бре­же­ние к учи­те­лям, и чем более дерз­ко ты себя вёл, тем боль­ше тебя ува­жа­ли в маль­чи­ше­ской ком­па­нии.

(10)Учи­тель фи­зи­ки Иван Ва­си­лье­вич Мат­ве­ев пришёл к нам в седь­мой класс. (11)Ходил он мед­лен­но, с уси­ли­ем опи­ра­ясь на па­лоч­ку, и когда не­ча­ян­но за­де­вал ра­не­ной ногой угол парты, то лицо чуть за­мет­но вздра­ги­ва­ло от боли.

(12)В конце ме­ся­ца он, по­лу­чив расчёт, воз­вра­щал­ся с ра­бо­ты. (13)Его встре­ти­ла мест­ная шпана, чтобы отобрать день­ги. (14)Учи­тель, не­вы­со­кий кре­пыш, пе­ре­ло­жил па­лоч­ку из пра­вой руки в левую, затем двумя паль­ца­ми —ука­за­тель­ным и сред­ним — ле­гонь­ко стук­нул гла­ва­ря по верх­ней губе. (15)Тот рух­нул на землю, учи­тель по­смот­рел на оце­пе­нев­ших раз­бой­ни­ков и по­ко­вы­лял даль­ше. (16)Весть о том, что учи­тель шутя рас­швы­рял целую банду, мо­мен­таль­но раз­нес­лась по всему го­род­ку, а по­сколь­ку Иван Ва­си­лье­вич вёл фи­зи­ку в нашем клас­се, то все се­ми­класс­ни­ки в той или иной мере счи­та­ли себя со­при­част­ны­ми этому по­дви­гу. (17)Мы даже осво­и­ли не­сколь­ко ха­рак­тер­ных же­стов сво­е­го учи­те­ля, го­во­рить стали мед­лен­но, про­тяж­но, видом своим по­ка­зы­вая, что учи­тель по­де­лил­ся с нами сек­рет­ны­ми приёмами и те­перь не при­ве­ди Бог кому-ни­будь нас оби­деть.

(18)Од­на­ж­ды я уви­дел, как Иван Ва­си­лье­вич, спус­ка­ясь со школь­но­го крыль­ца, подал руку иду­щей сле­дом учи­тель­ни­це ма­те­ма­ти­ки. (19)Та смущённо по­крас­не­ла и по­бла­го­да­ри­ла фи­зи­ка. (20)В тот же день, по­ви­ну­ясь без­отчётному же­ла­нию во всём по­хо­дить на учи­те­ля, я подал руку своей маме, когда она пе­ре­хо­ди­ла по шат­кой ле­сен­ке через теп­ло­трас­су. (21)Мама удивлённо улыб­ну­лась, потом об­ня­ла меня и ска­за­ла, лас­ко­во глядя по­влаж­нев­ши­ми гла­за­ми: «Спа­си­бо, милый! (22)Ты у меня уже со­всем боль­шой!»

(23)Ста­ра­ясь ка­зать­ся взрос­лы­ми, та­ба­ком мы на­ча­ли ба­ло­вать­ся чуть ли не с шести лет. (24)Но, когда по­ня­ли, что наш учи­тель не курит, мно­гие, в том числе и я, оста­ви­ли эту вред­ную при­выч­ку. (25)Как-то раз Петь­ка Фёдоров руг­нул­ся матом — дело обыч­ное для нас. (26)Иван Ва­си­лье­вич, услы­шав не­при­лич­ное слово, шёпотом ска­зал Петь­ке:

(27)— Это на­зы­ва­ет­ся муж­ская сла­бость.

(28)С той поры я ста­ра­тель­но из­бе­гал не­цен­зур­ных слов в своей речи…

(29)Мыс­лен­но огля­ды­ва­ясь на про­жи­тые годы, я по­ни­маю, как много пра­виль­но­го, муд­ро­го и не­об­хо­ди­мо­го по­да­рил мне этот ве­ли­кий че­ло­век. (30)Даже се­год­ня мне ещё хо­чет­ся дер­жать­ся за его креп­кую руку, ко­то­рая ведёт меня по до­ро­ге жизни.

(По Е.А. Лап­те­ву*)

* Ев­ге­ний Алек­сан­дро­вич Лап­тев (род. в 1936 г.) — пи­са­тель-пуб­ли­цист.

Про­бле­мы:

1. Про­бле­ма от­вет­ствен­но­сти за свои слова.
2. Про­бле­ма не­ува­же­ния к учи­те­лю, со­зна­тель­но­го фор­ми­ро­ва­ния в об­ще­стве не­га­тив­но­го об­ра­за учи­те­ля.

По­зи­ция ав­то­ра:

1. В по­го­не за сен­са­ци­ей те­лезвез­ды не оста­нав­ли­ва­ют­ся ни перед чем: опо­ро­чить че­ло­ве­ка в по­го­не за рей­тин­гом ни­че­го не зна­чит. Люди, ко­то­рым вы­па­ла честь «ве­щать» на всю стра­ну, долж­ны нести от­вет­ствен-ность за свои слова.
2. В нашей стра­не, где сфор­ми­ро­ва­на цен­ность об­ра­зо­ва­ния, где учи­тель все­гда счи­тал­ся ав­то­ри­те­том, на­пад­ки те­лезвез­ды вы­гля­дят как сви­де­тель­ство на­ру­ше­ния гар­мо­нич­но­го раз­ви­тия об­ще­ства. В жизни каж­до­го че­ло­ве­ка есть учи­тель, ко­то­ро­му оста­ешь­ся бла­го­да­рен всю жизнь.

Текст №46

(1)3а не­сколь­ко дней до войны Ака­де­мия ар­хи­тек­ту­ры в Москве ре­ши­ла ре­ста­ври­ро­вать ред­кие и наи­бо­лее цен­ные из­да­ния своей биб­лио­те­ки.

(2)Огром­ные тома Вит­ру­вия или Пал­ла­дио, ис­то­чен­ные чер­вя­ми или об­вет­шав­шие от вре­ме­ни, тре­бо­ва­ли тон­чай­ше­го ма­стер­ства пе­ре­плётчика, ко­то­рый дол­жен был вер­нуть им пер­во­на­чаль­ный вид.

(З)Такие зо­ло­тые руки на­шлись в Москве. (4)Это был ста­рый пе­ре­плётчик Элья­шев, родом из Ни­ко­ла­е­ва, че­ло­век, тонко чув­ство­вав­ший эпоху, бес­ко­рыст­но влюблённый в своё дело, вир­ту­оз­ный пе­ре­плётчик и фу­тляр­щик.

(5)Его при­гла­си­ли в биб­лио­те­ку Ака­де­мии ар­хи­тек­ту­ры, и Элья­шев ре­ста­ври­ро­вал там или, вер­нее, вос­со­здал ряд за­ме­ча­тель­ных книг, так что даже самый опыт­ный взгляд не об­на­ру­жил бы изъ­я­нов.

(6)Я все­гда с ува­же­ни­ем смот­рел на Элья­ше­ва, ко­то­рый об­ра­щал­ся с кни­гой так, слов­но раз­го­ва­ри­вал с ней.

(7)В 1941 году, во время эва­ку­а­ции, я по­те­рял Элья­ше­ва из виду в слож­ных со­бы­ти­ях войны и счи­тал, что ста­рик не вынес, ве­ро­ят­но, тяжёлых по­тря­се­ний. (8)Но од­на­ж­ды, года через два после окон­ча­ния войны, я узнал, что Элья­шев жив и даже ра­бо­та­ет про­дав­цом в книж­ном ки­ос­ке Ака­де­мии наук на одной из стан­ций мос­ков­ско­го метро. (9)Я по­ехал на эту стан­цию и отыс­кал Элья­ше­ва.

(10)— Как я рад, что вы живы, — ска­зал я ему, — ведь часто вспо­ми­нал ваши руки.

(11)— Жив-то я жив, — от­ве­тил он, — но с ру­ка­ми мне при­ш­лось про­стить­ся.

(12)Он по­ка­зал мне свои руки, на ко­то­рых были ам­пу­ти­ро­ва­ны все паль­цы, за ис­клю­че­ни­ем двух — боль­шо­го и ука­за­тель­но­го, ко­то­ры­ми он и дей­ство­вал.

(13)— Я от­мо­ро­зил их на ле­со­за­го­тов­ках. (14)Ноги у меня были тоже от­мо­ро­же­ны, но не в такой сте­пе­ни.

(15)— Не­уже­ли без вас не обо­шлись на ле­со­за­го­тов­ках? (16)Ведь вам боль­ше ше­сти­де­ся­ти лет, — ска­зал я, го­то­вый пред­по­ло­жить чьё-то рав­но­ду­шие к чужой ста­ро­сти.

(17)— Нет, я пошёл доб­ро­воль­но, — от­ве­тил он с твёрдо­стью. (18)— Разве мог я остать­ся без дела, когда вся стра­на воюет? (19)Нет, я не впра­ве был по­сту­пить иначе.

(20)Я вспом­нил о своих кни­гах, ко­то­рые пе­ре­плёл Элья­шев, вспом­нил ред­чай­шие из­да­ния в биб­лио­те­ке Ака­де­мии ар­хи­тек­ту­ры, ко­то­рым этот ста­рик дал вто­рую жизнь.

(21)— Как же мне жалко ваши руки, Элья­шев, — ска­зал я, ис­крен­не скор­бя за него. (22)— Они у вас были как у скри­па­ча.

(23)— Ко­неч­но, руки мои про­па­ли… но если я принёс ими хоть сколь­ко-ни­будь поль­зы в войну, что сей­час го­во­рить о них.

(24)Он ска­зал это, ни­сколь­ко не ри­су­ясь, и я по­ду­мал о том, что, может быть, спи­лен­ное его ше­сти­де­ся­ти­лет­ни­ми ру­ка­ми де­ре­во по­слу­жи­ло топ­ли­вом для дви­га­те­ля или стан­ка, на ко­то­ром из­го­тов­ля­ли ору­жие.

(25)Не­де­лю спу­стя Элья­шев не­ожи­дан­но пришёл ко мне.

(26)— Вот что, — ска­зал он, — дайте мне какую-ни­будь вашу самую лю­би­мую книгу… я по­ста­ра­юсь пе­ре­пле­сти её, и это будет в по­след­ний раз в моей жизни.

(27)Я дал ему ред­кость — сбор­ник вы­со­ких мыс­лей «По­хва­ла книге», и он пе­ре­плёл её, ору­дуя двумя уце­лев­ши­ми паль­ца­ми; ве­ро­ят­но, это сто­и­ло ему мно­гих уси­лий, но он пе­ре­плёл книгу, и она стоит у меня на полке и по­ны­не. (28)Она на­по­ми­на­ет мне о том, что ис­тин­ное су­ще­ство че­ло­ве­ка про­ве­ря­ет­ся в самых труд­ных ис­пы­та­ни­ях.

(По В.Г. Ли­ди­ну*)

* Вла­ди­мир Гер­ма­но­вич Лидин (1894-1979 гг.) — рус­ский со­вет­ский пи­са­тель.

Про­бле­мы:

1. Про­бле­ма пат­ри­о­тиз­ма и от­вет­ствен­но­сти че­ло­ве­ка за судь­бу Ро­ди­ны.
2. Про­бле­ма стой­ко­сти, не­сги­ба­е­мо­сти перед лицом опас­но­сти.

По­зи­ция ав­то­ра:

1. Ис­тин­ный пат­ри­от не ки­чит­ся своей лю­бо­вью к Ро­ди­не, а де­ла­ет обыч­ное, порой не­за­мет­ное дело и убеж­ден, что так долж­но быть, иной путь им даже не пред­по­ла­га­ет­ся.
2. Пе­ре­плет­чик Элья­шев – об­ра­зец на­сто­я­ще­го че­ло­ве­ка, ко­то­рый может вы­дер­жать любые ис­пы­та­ния и при этом оста­вать­ся Че­ло­ве­ком.

Проблемы, поднимаемые в текстах ЕГЭ и список литературы к ним.

1. Проблема исторической памяти
• А.С.Пушкин. Два чувства дивно близки нам…
• Ч.Айтматов. И дольше века длится день. Легенда о манкуртах.
• В.Быков. Сотников. Волчья стая.
• Р.Брэдбери. 451 градус по Фаренгейту. И грянул гром…
• Б.Екимов. Ночь исцеления.
• М.Гелприн. Свеча горела.
• Б.Васильев. Летят мои кони…
• В.Солоухин. Чёрные доски.
• В.Железников. Чучело.

2. Проблема взаимоотношения человека и природы
• В.Астафьев. Зачем я убил коростеля?
• Е.Носов. Белый гусь
• В.Астафьев. «Белогрудка»
• В.П.Астафьев. Царь — рыба. Цикл «Затеси». И милосердия…
• В.Солоухин. Кувшинка.
• Р.Брэдбери. И грянул гром. 451 градус по Фаренгейту.
• А.И.Куприн. Анафема.
• И.Курамшина. Эквивалент счастья.
• Д.С.Лихачёв. Письма о добром и прекрасном.
• Б.Екимов.»Давай останемся здесь жить…»
• Л.Н.Толстой. Фрагмент романа «Война и мир». Ночь в Отрадном

3. Проблема совести
• М.Е. Салтыков-Щедрин «Пропала совесть»
• В.Быков «Сотников»
• А.С. Пушкин «Капитанская дочка»
• Л.Н. Толстой «Война и мир». Николай Ростов и проигрыш Долохову.

4. Проблема нравственного выбора
• А.П.Чехов. Крыжовник
• Ч.Айтматов. И дольше века длится день. Легенда о манкуртах.
• Т.Кудрявцева.Детский дом. Лёка.
• М. Горький. Старуха Изергиль.
• М.Гелприн. Свеча горела.
• А.Приставкин. Ночевала тучка золотая.
• В.Быков. Сотников. Волчья стая.
• Б.Васильев. Летят мои кони… О докторе Янсене.
• В.Железников. Чучело.
• Р.Брэдбери. 451 градус по Фаренгейту.
• В.Астафьев. Цикл «Затеси». Записка.
• М.Шолохов. Судьба человека.

5. Проблемы, связанные с темой любви
• И.Бунин . Темные аллеи.
• А. Куприн. Гранатовый браслет. Олеся.
• И. С. Тургенев. Первая любовь.

6. Проблема смысла жизни. Истинные и ложные ценности
• Н.В.Гоголь. Мёртвые души. О Чичикове. О Плюшкине. Шинель.
• И.Гончаров. Обломов. Один день из жизни Обломова. Сон Обломова. Стремление Штольца к познанию.
• М.Ю.Лермонтов. Герой нашего времени.
• А.С.Пушкин. Евгений Онегин.
• И.С.Тургенев. Отцы и дети. Базаров и Кирсановы
• А.П.Чехов. Крыжовник. Ионыч.
• И.Бунин. Господин из Сан-Франциско.
• М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Ершалаимские главы.
• Артур Конан Дойл. Портрет Дориана Грея.
• В.Г.Короленко. Парадокс.
• М.Горький. Старуха Изергиль. Легенда о Данко. История Ларры.
• Р.Брэдбери. 451 градус по Фаренгейту.
• Л.Н.Толстой. Война и мир. Пьер и Масон Баздеев. Пьер в плену. Упорядоченность дня старого князя Болконского.
• Б.Васильев. Летят мои кони… О докторе Янсене. О духовности , вещизме.
• В.Солоухин. Чёрные доски.
• А.Алексин. Раздел имущества.
• В.Быков. Волчья стая.
• Л.Улицкая. Дочь Бухары.
• И Курамшина. Сыновний долг.
• К.Г.Паустовский. Телеграмма.
• М.Гелприн. Свеча горела.
• М.Ф.Достоевский. Преступление и наказание. Теория Раскольникова. Диалог Сони и Раскольникова
• В.Железников. Чучело.
• Л.Н.Толстой. Чем люди живы?
• А. Алексин. «Взрослый» вечер.

7. Проблема очищающей силы искусства
• М. Гелприн. Свеча горела.
• Р.Брэдбери. Улыбка. 451 градус по Фаренгейту.
• А.И.Куприн. Анафема. Гранатовый браслет.
• В.Астафьев. Цикл «Затеси». Гимн жизни.
• К.Г.Паустовский. Старый доктор.
• М. Булгаков. Мастер и Маргарита. Фрагмент.
• Л.Н.Толстой. Война и мир. Проигрыш Николая Ростова. Пляска Наташи Ростовой в охотничьем домике дядюшки.

8. Проблема жертвенности материнской любви
• В.Астафьев. Белогрудка
• Ч.Айтматов. И дольше века длится день. Легенда о манкуртах.
• А.Алексин. Раздел имущества. Безумная Евдокия.
• Б.Екимов. Ночь исцеления.
• К.Г.Паустовский. Телеграмма.
• Л.Н.Толстой. Война и мир. Проигрыш Николая Ростова. Всепоглощающая любовь старой графини к детям.
• П.Санаев. Похороните меня за плинтусом.
• А. Платонов. Третий сын.
• Л.Улицкая. Дочь Бухары.
• В.Шукшин. Материнское сердце.
• Д.И.Фонвизин. Недоросль.
• В.Вересаев. Всю жизнь отдала.
• И.С.Тургенев. Отцы и дети. Отношение родителей Базарова к нему.

9. Проблема бездуховности, вещизма
• Л. Разумовская «Дорогая Елена Сергеевна»
• Р. Брэдбери «Вельд»
• В.П. Астафьев «Людочка»
• Е. Габова «Не пускайте рыжую на озеро»
• А.И.Солженицын «Матрёнин двор»

10. Проблема бесчеловечности войны
• А.Приставкин. Буква «К». Золотая рыбка.
• А.Приставкин. Ночевала тучка золотая. .
• В.Быков. Сотников.
• В.Богомолов. Первая любовь.
• Л.Н.Толстой. Война и мир. Петя Ростов и пленный барабанщик.
• Л.Н.Толстой. Война и мир. Эпизод встречи войск во время перемирия.
• Р.Брэдбери. 451 градус по Фаренгейту.

11. Проблема роли детства в жизни человека
• И.Гончаров. Обломов. Фрагмент.
• Ф.М.Достоевский. Преступление и наказание. Сон Раскольникова.
• Д.И. Фонвизин. Недоросль.
• П.Санаев. Похороните меня за плинтусом.
• Л.Н.Толстой. Война и мир. Петя Ростов и пленный барабанщик.
• В.Распутин. Уроки французского.

12. Роль наставника, учителя
• В.Распутин. Уроки французского.
• Д.И. Фонвизин. Недоросль.
• М.Гелприн. Свеча горела.
• А.Алексин. Безумная Евдокия.
• Ф. Искандер «Тринадцатый подвиг Геракла»
• Ч. Айтматов. Первый учитель».

13. Проблема необходимости дружбы между людьми, роль дружбы
• Д.С.Лихачёв. Письма о добром и прекрасном. Письмо № 2. (О дружбе)
• Л.Н.Толстой. Война и мир.
• Лицейская дружба А.С. Пушкина.
• И.А. Гончаров. «Обломов». Обломов и Штольц.

14. Проблема взаимоотношения детей и родителей, отношения детей к родителям, невнимательного отношения к близким, разобщённости отцов и детей
• Л.Н.Толстой. Война и мир. Проигрыш Николая Ростова.
• И.С.Тургенев. Отцы и дети. Базаров и родители.
• А.Алексин. Раздел имущества.
• А.Алексин. Безумная Евдокия.
• Б.Екимов. Говори, мама, говори…
• Б.Екимов. Ночь исцеления.
• И.Курамшина. Сыновний долг.
• К.Паустовский. Телеграмма.

15. Проблема восприятия критики, воздействия критики на творческих людей
• И.С.Тургенев. Отцы и дети. Спор Е. Базарова с П. Кирсановым
• М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Рассказ Мастера.
• В.Железников. Чучело.
• Л.Н.Толстой. Война и мир. Взаимоотношения Старого князя Болконского и его дочери.

16. Проблема экологии языка (чистоты языка)
• Д.С.Лихачёв о сквернословии.
• Д.С.Лихачёв.Письма о добром и прекрасном. О чистоте языка.
• И.С.Тургенев. Русский язык.
• М.Зощенко. Обезьяний язык.
• М.Кронгауз. Русский язык на грани нервного срыва. Фрагмент.

17. Проблема истинного и ложного патриотизма
• Л.Н.Толстой. Война и мир. Батарея капитана Тушина.
• В.Быков. Сотников.
• В.Некрасов. Вася Конаков.
• М.Шолохов. Судьба человека.
• Б.Васильев. Летят мои кони…
• А.С. Пушкин «Капитанская дочка».

18. Проблема истинной и ложной чести
• Д.С.Лихачёв. Письма о добром и прекрасном. Письмо 10. Честь истинная и ложная
• А.С.Пушкин. «Капитанская дочка». «Евгений Онегин»
• В.Железников. «Чучело»
• Ф.М.Достоевский. «Преступление и наказание»
• Л.Н.Толстой «Война и мир». Капитан Тушин. Разговор князя Андрея и Пьера на пароме
• В.Некрасов. «Вася Конаков»
• В.Распутин. «Живи и помни». «Уроки французского»
• Н.В.Гоголь. «Ревизор». «Тарас Бульба»
• В.Быков. «Сотников»
• М.Шолохов. «Судьба человека»
• К.Г.Паустовский. «Телеграмма»
• Р.Брэдбери. «451 градус по Фаренгейту»

19. Проблема оценки таланта современниками
• М.Булгаков. Мастер и Маргарита.
• Судьба самого М. Булгакова.
• Непризнание таланта В.Высоцкого при жизни.
• Невостребованность технических изобретений Кулибина в 18 веке.

20. Проблема взяточничества и казнокрадства. Можно ли жить за счёт других? Взаимоотношение цели и средства. Всегда ли цель оправдывает средства?
• В.Солоухин. Каравай заварного хлеба.
• Н.В.Гоголь. Мёртвые души. О Чичикове. Ревизор.
• М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Москва. 30 годы.
• Д.С.Лихачёв. Письма о добром и прекрасном. Письмо №1.

21. Проблема нехватки времени, умения его распределять
• А.И.Гончаров. Обломов. Фрагмент.
• Л.Н.Толстой. Война и мир. Упорядоченность жизни старого князя Болконского.
• А.Солженицын. Один день Ивана Денисовича.
• Р.Брэдбери. И грянул гром.

22. Проблема необходимости веры, идеи
• А.И.Куприн. Анафема.
• Б.Васильев. Летят мои кони.
• М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Ершалаимские главы.
• В.Некрасов. Вася Конаков.
• П.Санаев. Нулевой километр.
• Л.Н.Толстой. Чем люди живы.
• М.Гелприн. Свеча горела
• Ф.М.Достоевский. Преступление и наказание. Разговор о Евангелии.
• Р.Брэдбери. 451 градус по Фаренгейту. Финальная часть.
• Л.Н.Толстой. Война и мир. Пьер и масон Баздеев.
• А.Солженицын. Один день Ивана Денисовича.

23. Проблемы, связанные с жизнью учёных. Проблемы, связанные с НТР. Проблема вмешательства человека в окружающий мир, прошлое, будущее
• Ф.М.Достоевский . Преступление и наказание. Мармеладов.
• В.Шукшин. Материнское сердце.
• А.С.Пушкин. Станционный смотритель.
• И.С.Тургенев. Муму. О Капитоне.
• Н.С.Лесков. Левша. Смерть героя.
• Н.А.Некрасов. Кому на Руси жить хорошо. Пьяная ночь.
• Л.Н.Толстой. Война и мир. Проигрыш Николая Ростова. Пьяный кутеж Курагина, Долохова, Пьера.
• М.Булгаков. Морфий.
• Р.Брэдбери. Вельд.

24. Проблема воздействия СМИ, социальности литературы
• Л.М.Куликова. Я, мой муж и телевизор.
• Р.Брэдбери. 451 градус по Фаренгейту. Монолог Битти. О телевизионных стенах.
• Ольга Маховская. Телемания: болезнь или страсть? (Аннотация)
• Д.С.Лихачёв. Письма к молодым читателям. Письмо № 22. Любите читать!
• И.Руденко. Публицистический очерк. Дохихикались!
• Дина Рудина. Евангелие от Интернета

25. Проблема познания окружающего мира как движущей силы саморазвития человека
• И.Гончаров. Обломов. Стремление Штольца к познанию
• Н.А.Некрасов. Школьник.
• В.Шукшин. Микроскоп. Забуксовал.
• Д.С.Лихачёв. Письма о добром и прекрасном. Письмо № 26. Учись учиться
• И.Бродский. Полторы комнаты.

26. Проблема взаимоотношения человека и государства (чиновников)
• В.Шаламов. Детские картинки.
• В.Шаламов. Ночью.
• В.Шаламов. Одиночный замер.
• Л.Улицкая. Казус Кукоцкого. Дочь Бухары.
• М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Роль критики.
• Е.Мурашова. Класс коррекции.
• А.Солженицын. Один день из жизни Ивана Денисовича»
• Лоис Лоури. Дающий.
• Н.В.Гоголь. Шинель.

27. Проблема комплекса неполноценности, страха перед реальностью
• В.Пьецух.» Наш человек в футляре».
• А.П. Чехов. Человек в футляре.

28. Проблема влияния денег на человека
• А.С. Пушкин «Пиковая дама». «Скупой рыцарь»
• И. А. Бунин «Господин из Сан-Франциско».
• Н.В. Гоголь «Мертвые души».
• А.П. Чехов «Ионыч».

29. Проблема воздействия музыки на человека
• Л.Н. Толстой «Война и мир». Наташа и братья после охоты у дядюшки. Митька и игра на балалайке.
• И.А. Гончаров «Обломов»
• А.П. Чехов «Ионыч»
• А.С. Пушкин «Капитанская дочка»

30. Проблема заинтересованного чтения
• А.С. Пушкин «Евгений Онегин».
• Ф.М. Достоевский «Преступление и наказание» Соня Мармеладова и чтение ею Библии.
• Б.Полевой «Повесть о настоящем человеке». Главный герой читает книгу.
• Н.Островского «Как закалялась сталь», затем статью о протезах.

Другие материалы к сочинению: 4ege.ru/zadaniya-ege-russkiy/3323-zadanie-s1-sochinenie.html

Необязательно читать все произведения из школьной программы, чтобы хорошо написать сочинение на ЕГЭ по русскому языку. Подготовили список из шести произведений, которые освободят вас от необходимости изучать десятки произведений русской классики. 

Сдать ЕГЭ по русскому языку на 80+ баллов реально с правильной подготовкой. Как её организовать, рассказали в нашей статье. А также побеседоваели с высокобальницами — Ясей, которая получила 100 баллов за ЕГЭ по русскому, и выпускницами курса «Экстра».

«Война и мир», Л. Н. Толстой

Практически в каждом эпизоде «Войны и мира» можно найти аргументацию к проблеме из экзаменационного КИМа. 

На примере историй трёх семей на фоне войны с Наполеоном показаны многие вечные проблемы:

• Проявление лучших/худших качеств человека в критические моменты (Пьер Безухов, Андрей Болконский);
• Неопытность молодой души (Наташа Ростова); 
• Влияние окружения на становление личности (Анатоль и Элен Курагины, Андрей и Марья Болконские, Наташа, Николай, Пётр и Вера Ростовы);
• Выбор пути или поиск смысла жизни (Пьер Безухов, Андрей Болконский);
• Милосердие (Наташа Ростова)
• Долг (Болконские);
• Ветреность и малодушие (Анатоль Курагин, Наташа Ростова);
• Проблема социального расслоения, жажда власти (два противоположных мира семей Курагиных и Ростовых).

«Тихий Дон», М.А. Шолохов

На протяжении всего произведения прослеживается тема рока, неотвратимости, искупления грехов. Шолохов, рассказывая о семье Мелеховых, говорит и о долге перед родителями, противостоянии разных поколений и предательстве.

• Женская любовь и её глубина (Наталья и Аксинья);
• Выбор пути человеком (терзания Григория Мелехова (как на войне, так и в личной жизни);
• Бесконечное стремление к счастью вопреки любым препятствиям (история любви главных героев);
• Человеческая похоть, влияние инстинктов на жизнь человека (жена старшего брата Григория).

«Преступление и наказание», Ф.М. Достоевский 

Одно из важнейших произведений школьной программы, которое раскрывает историю о «маленьких людях», «тварях дрожащих». Большинство проблем романа показаны через личности главных героев — Родиона Раскольникова и Сони Мармеладовой.

• Двойничество души, присутствие в каждом человеке двух полюсов — добра и зла, искупление грехов, выбор пути (главные герои, Мармеладов); 
• Жизненные приоритеты и становление личности, роль религии в жизни человека, алчность и цинизм (старуха-процентщица, Свидригайлов);
• Изменение восприятия мира в зависимости от внутренних переживаний человека (Санкт-Петербург);
• Чувство вины, неотвратимость наказания, экстремизм (Родион Раскольников). 

«Гроза», А.Н. Островский

Пьеса, посвященная социальным и бытовым проблемам, показывает темный мир, в котором нет места для светлых эмоций. В произведении можно найти аргументы на темы: 

• Предательство (измена Катерины мужу); 
• Неспокойствие человеческой души, постоянное поиска нового (также Катерина);
• Социальное расслоение, следование традициям и неприятие молодёжи старым поколением (Кабаниха и Катерина, Тихон);
• Рок (графиня и предзнаменование смерти); 
• Чувства вины, подавление сердцем слов разума, подростковый максимализм, воровство среди богатого сословия (Дикой); 
• Взаимоотношение отцов и детей.

«За рубежом», М.Е. Салтыков-Щедрин

Привести аргументы из сатирического произведения классика можно на следующие темы: 

• Патриотизм (любовь к Родине, неприятие чужого, хоть и лучшего);
• Противостояние Запада и Востока, России и Европы, бедных и богатых (беседа русского и немецкого мальчика).

Также раскрываются такие темы, как чувство толпы, потребительское общество, забвение традиций, человеческий фактор в отношениях, профессиональный долг, особенности менталитета разных народов и так далее.

«Капитанская дочка», А.С. Пушкин 

Эта повесть поднимает проблему о роли личности в истории (Емельян Пугачёв и Екатерина II). 

• Милосердие (снова императрица);
• Поведение человека в критической ситуации, долг перед государством, родительская строгости (в лице отца Петра Гринёва);
• Предательство (Швабрин и Гринёв); 
• Чувство собственничества (Швабрин); 
• Социальное неравенство и любовь (капитанская дочка и Гринёв).

Вторая часть ЕГЭ по русскому языку представлена 27 заданием — сочинением. Это наиболее трудоёмкая и важная часть экзамена: за неё можно получить целых 25 первичных баллов. Главное — соблюдать все критерии написания. Расскажем, как правильно использовать литературные иллюстрации в сочинении, в статье «Всё, что нужно знать о литературных аргументах для ЕГЭ по русскому».

ЕГЭ по русскому языку

Если Вы заметили, что на данном сайте незаконно используются материалы, сообщите об этом администрации сайта через форму обратной связи в разделе контакты

Текст 1

1. Главный воспитатель любого человека — его жизненный опыт. (2)Но в это понятие мы должны включать не только биографию «внешнюю», но и биографию «внутреннюю», неотделимую от усвоения нами опыта человечества через книги.

(3)Событием в жизни Горького было не только то, что происходило в красильне Кашириных, но и каждая прочитанная им книга. (4)Человек, не любящий книгу, несчастен, хотя и не всегда задумывается об этом. (5)Жизнь его может быть наполнена интереснейшими событиями, но он будет лишён не менее важного — сопереживания прочитанному и осмысления его.

(6)Есть люди, которые говорят: «Я читать люблю… только не стихи». (7)Тут кроется неправда: человек, не любящий поэзию, не может по-настоящему любить и прозу, воспитание поэзией — это воспитание вкуса к литературе вообще. (8)Обаяние поэзии более, чем прозы, скрывается не только в мысли и в построении сюжета, но и в самой музыке слова, в интонационных переливах, в метафорах, в тонкости эпитетов. (9)Подлинное прочтение художественного слова (в поэзии и в прозе) подразумевает не бегло почерпнутую информацию, а наслаждение словом, впитывание его всеми нервными клетками, умение чувствовать это слово кожей.

(10)Однажды мне посчастливилось читать композитору Стравинскому стихотворение «Граждане, послушайте меня…». (11)Стравинский слушал, казалось, вполслуха и вдруг на строчке «пальцами растерянно мудря» воскликнул, даже зажмурившись от удовольствия: «Какая вкусная строчка!» (12)Я был поражён, потому что такую неброскую строчку мог отметить далеко не каждый профессиональный поэт. (13)Я не уверен в том, что существует врождённый поэтический слух, но в том, что такой слух можно воспитать, убеждён.

(14)И я хотел бы, пусть запоздало и не всеобъемлюще, выразить свою глубокую благодарность всем людям в моей жизни, которые воспитывали меня в любви к поэзии. (15)Если бы я не стал профессиональным поэтом, то всё равно до конца своих дней оставался бы преданным читателем поэзии. (16)Мой отец, геолог, писал стихи, мне кажется, талантливые. (17)Он любил поэзию и свою любовь к ней передал мне. (18)Прекрасно читал на память и, если я что-то не понимал, объяснял, но не рационально, а именно красотой чтения, подчёркиванием ритмической, образной силы строк, и не только Пушкина и Лермонтова, но и современных поэтов, упиваясь стихом, особенно понравившимся ему.

1. В 1949 году мне повезло, когда в редакции газеты «Советский спорт» я встретился с журналистом и поэтом Николаем Тарасовым. (20)Он не только напечатал мои первые стихи, но и просиживал со мной долгие часы, терпеливо объясняя, какая строчка хорошая, какая плохая и почему.

(21)Мне удалось познакомиться с творчеством Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама. (22)Однако на стихах, которые я в то время создавал, моё расширявшееся «поэтическое образование» совсем не сказывалось. (23)Как читатель я опередил себя, поэта.

(24)Переломный момент в жизни поэта наступает тогда, когда, воспитанный на поэзии других, он уже начинает воспитывать своей поэзией читателей. (25)«Мощное эхо», вернувшись, может силой возвратной волны сбить поэта с ног, если он недостаточно стоек, или так контузить, что он потеряет слух к поэзии и ко времени. (26)Но такое эхо может и воспитать. (27)Таким образом, поэт будет воспитываться возвратной волной собственной поэзии.

(28)Я резко отделяю читателей от почитателей. (29)Читатель при всей любви к поэту добр, но взыскателен. (ЗО)Таких читателей я находил и в своей профессиональной среде, и среди людей самых различных профессий в разных концах страны. (31)Именно они и были всегда тайными соавторами моих стихов.

(32) Я по-прежнему стараюсь воспитывать себя поэзией и теперь часто повторяю строки Тютчева, которого я полюбил в последние годы:

Нам не дано предугадать,

Как слово наше отзовётся, —

И нам сочувствие даётся,

Как нам даётся благодать…

(33) Я чувствую себя счастливым, потому что не был обделён этим сочувствием, но иногда мне грустно, потому что я не знаю, сумею ли за него отблагодарить в полной мере.

(34) Мне часто пишут письма начинающие поэты и спрашивают: «Какими качествами нужно обладать, чтобы сделаться настоящим поэтом?» (35)Я никогда не отвечал на этот, как я считал, наивный вопрос, но сейчас попытаюсь, хотя это, может быть, тоже наивно.

36) Таких качеств, пожалуй, пять.

37 Первое: надо, чтобы у тебя была совесть, но этого мало, чтобы стать поэтом.

38 Второе: надо, чтобы у тебя был ум, но этого мало, чтобы стать поэтом.

39 Третье: надо, чтобы у тебя была смелость, но этого мало, чтобы стать поэтом.

40 Четвёртое: надо любить не только свои стихи, но и чужие, однако и этого мало, чтобы стать поэтом.

41 Пятое: надо хорошо писать стихи, но если у тебя не будет всех предыдущих качеств, этого тоже мало, чтобы стать поэтом, ибо

Поэта вне народа нет,

Как сына нет без отчей тени.

42 Поэзия, по известному выражению, это самосознание народа. (43)«Чтобы понять себя, народ и создаёт своих поэтов».

(По Е. А. Евтушенко*)

* Евгений Александрович Евтушенко (1932-2017) — советский и российский поэт; получил известность также как прозаик, публицист, режиссёр, сценарист, актёр, чтец-оратор.

Текст 2

(1)В неприметной лесной деревушке возле большой белорусской реки живёт нестарая ещё женщина. (2)У неё добротный, отстроенный в послевоенное время дом, некогда разноголосо звучавший ребячьими голосами. (З)Теперь здесь тишина, небольшое хозяйство, и досуг заполнен воспоминаниями о том давнем военном лете, когда эта женщина, тогда молоденькая девушка, потерявшая родителей, собрала под уцелевшей крышей полдюжины осиротевших на войне ребятишек, на долгие годы став для них матерью, старшей сестрой, воспитательницей.

(4)Шли годы, ребятишки учились, . взрослели и расходились из лесного пристанища по своим неизведанным дорогам. (5)И вот настала минута, когда она распрощалась с последним из младших и осталась в этом доме одна. (6)Она не жалеет о своей нелёгкой судьбе, которую во многом определила её доброта, проявившаяся в трудный час.

(7)Всё дальше уходит война в невозвратное прошлое, эта самая большая война, но шрамы от её страшных когтей нет-нет да и проглянут в привычном благополучии нашей сегодняшней жизни. (8)Минуло столько лет, а память о ней жива в сознании народа, в сердцах и душах людей. (9)В самом деле, как можно забыть наш беспримерный подвиг, наши невосполнимые утраты, понесённые во имя победы над самым коварным и жестоким врагом! (10)Кроме того, война преподала истории и человечеству ряд уроков на будущее, игнорировать которые было бы непростительным равнодушием.

(11)Но память человека ограничена в своих возможностях. (12)То, что недавно ещё было памятно тебе, по прошествии лет постепенно затягивается туманной дымкой забвения, и уже требуется усилие, чтобы вспомнить имена иных фронтовых товарищей, даты некогда так хорошо памятных боёв, названия сёл и урочищ, которые, казалось бы, на всю жизнь врезались в твою память. (13)К тому же с неотвратимостью редеют ряды ветеранов, тех, кто прошёл войну и мог бы со знанием дела и подробностей рассказать о ней людям.

(14)Я знаю живущего в Гродно бывшего командира батареи Ивана Григорьевича Ущаповского, прошедшего всю войну от первого её дня до последнего, много пережившего и много на ней повидавшего. (15)Обладая удивительной памятью относительно всего, что касается той поры, он отдал несколько лет жизни созданию воспоминаний о пережитом, написал более тысячи страниц. (16)Это искренний и правдивейший документ, являющийся свидетельством о величайшей из войн, увиденной глазами её рядового участника, но пока ещё не нашедший своего издателя.

(17)Долг всех, кто пережил величайшую из войн и кому есть что рассказать людям, — сделать это в любой доступной для него форме. (18)Мы, литераторы, а также издатели, журналисты должны помочь тем, кто не имеет достаточных для того возможностей. (19)И старый заслуженный генерал, прошедший со своей дивизией от подмосковных полей до Берлина, и прославленный партизанский руководитель, организатор всенародной борьбы на оккупированной территории, и безвестная женщина, воспитавшая полдюжины сирот, могут и должны поведать истории и человечеству о пережитом ими в лихую годину.

(20)Но всё необозримое многообразие народного подвига в огневые годы войны, героизм сражавшихся миллионов, полная не меньшего героизма и самоотверженности работа советского тыла таят в себе немало неосвещённых, а то и забытых страниц.

(21)В этом смысле огромнейшая задача ложится на наше искусство и литературу, обладающие, как известно, завидной способностью остановить быстротекущее время, запечатлеть его кардинальные моменты в историческом сознании народа. (22)Нужно как можно больше ярких индивидуальных и коллективных свидетельств об этой небывалой в истории войне, рассказанных по радио и телевидению, написанных воспоминаний, очерков, статей.

(По В. В. Быкову*)

* Василь (Василий) Владимирович Быков (1924-2003) — советский писатель, общественный деятель, участник Великой Отечественной войны.

Текст 3

ПАУСТОВСКИЙ — МЕЩЕРСКАЯ СТОРОНА — ЛУГА Печать

ЛУГА

Между лесами и Окой тянутся широким поясом заливные луга.

В сумерки луга похожи на море. Как в море, садится солнце в травы, и маяками горят сигнальные огни на берегу Оки. Так же как в море, над лугами дуют свежие ветры, и высокое небо опрокинулось бледной зеленеющей чашей.

В лугах тянется на много километров старое русло Оки. Его зовут Прорвой.

Это заглохшая, глубокая и неподвижная река с крутыми берегами. Берега заросли высокими, старыми, в три обхвата, осокорями, столетними ивами, шиповником, зонтичными травами и ежевикой.

Один плес на этой реке мы назвали «Фантастической Прорвой», потому что нигде и никто из нас не видел таких огромных, в два человеческих роста, репейников, голубых колючек, такой высокой медуницы и конского щавеля и таких исполинских грибов-дождевиков, как на этом плесе.

Густота трав в иных местах на Прорве такая, что с лодки нельзя высадиться на берег,- травы стоят непроходимой упругой стеной. Они отталкивают человека. Травы перевиты предательскими петлями ежевики, сотнями опасных и колких силков.

Над Прорвой часто стоит легкая дымка. Цвет ее меняется от времени дня. Утром — это голубой туман, днем — белесая мгла, и лишь в сумерки воздух над Прорвой делается прозрачным, как ключевая вода. Листва осокорей едва трепещет, розовая от заката, и в омутах гулко бьют прорвинские щуки.

По утрам, когда нельзя пройти по траве и десяти шагов, чтобы не промокнуть до нитки от росы, воздух на Прорве пахнет горьковатой ивовой корой, травянистой свежестью, осокой. Он густ, прохладен и целителен.

Каждую осень я провожу на Прорве в палатке по многу суток. Чтобы получить отдаленное представление о том, что такое Прорва, следует описать хотя бы один прорвинский день. На Прорву я приезжаю на лодке. Со мной палатка, топор, фонарь, рюкзак с продуктами, саперная лопатка, немного посуды, табак, спички и рыболовные принадлежности: удочки, донки, переметы, жерлицы и, самое главное, банка с червяками-подлистниками. Их и собираю в старом саду под кучами палых листьев.

На Прорве у меня есть уже свои любимые, всегда очень глухие места. Одно из них — это крутой поворот реки, где она разливается в небольшое озеро с очень высокими, заросшими лозой берегами.

Там я разбиваю палатку. Но прежде всего я таскаю сено. Да, сознаюсь, я таскаю сено из ближайшего стога, по таскаю очень ловко, так, что даже самый опытный глаз старика колхозника не заметит в стогу никакого изъяна. Сено я подкладываю под брезентовый пол палатки. Потом, когда я уезжаю, я отношу его обратно.

Палатку надо натягивать так, чтобы она гудела, как барабан. Потом ее надо окопать, чтобы во время дождя вода стекала в канавы по бокам палатки и не подмочила пол.

Палатка устроена. В ней тепло и сухо. Фонарь «летучая мышь» висит на крючке. Вечером я зажигаю его и даже читаю в палатке, но читаю обыкновенно недолго — на Прорве слишком много помех: то за соседним кустом начнет кричать коростель, то с пушечным гулом ударит пудовая рыба, то оглушительно выстрелит в костре ивовый прут и разбрызжет искры, то над зарослями начнет разгораться багровое зарево и мрачная луна взойдет над просторами вечерней земли. И сразу же стихнут коростели и перестанет гудеть в болотах выпь — луна подымается в насторожен-ной тишине. Она появляется, как владетель этих темных вод, столетних ив, таинственных длинных ночей.

Шатры черных ив нависают над головой. Глядя на них, начинаешь понимать значение старых слов. Очевидно, такие шатры в прежние времена назывались «сенью». Под сенью ив…

И почему-то в такие ночи созвездие Ориона называешь Стожарами, а слово «полночь», которое в городе звучит, пожалуй, как литературное понятие, приобретает здесь настоящий смысл. Вот эта тьма под ивами, и блеск сентябрьских звезд, и горечь воздуха, и далекий костер в лугах, где мальчишки сторожат коней, согнанных в ночное,- все это полночь. Где-то далеко сторож отбивает на сельской колокольне часы. Он бьет долго, мерно — двенадцать ударов. Потом снова темная тишина. Только изредка на Оке закричит заспанным голосом буксирный пароход.

Ночь тянется медленно; кажется, ей не будет конца. Сон в осенние ночи в палатке крепкий, свежий, несмотря на то что просыпаешься через каждые два часа и выходишь посмотреть на небо — узнать, не взошел ли Сириус, не видно ли на востоке полосы рассвета.

С каждым часом ночь холодеет. К рассвету воздух уже обжигает лицо легким морозом, полотнища палатки, покрытые толстым слоем хрустящего инея, чуть-чуть провисают, и трава седеет от первого утренника.

Пора вставать. На востоке уже наливается тихим светом заря, уже видны на небе огромные очертания ив, уже меркнут звезды. Я спускаюсь к реке, моюсь с лодки. Вода теплая, она кажется даже слегка подогретой.

Восходит солнце. Иней тает. Прибрежные пески делаются тёмными от росы.

Я кипячу крепкий чай в жестяном закопченном чайнике. Твердая копоть похожа на эмаль. В чайнике плавают перегоревшие в костре ивовые листья.

Все утро я ловлю рыбу. Я проверяю с лодки переметы, поставленные поперек реки еще с вечера. Сначала идут пустые крючки — на них всю наживку съели ерши. Но вот шнур натягивает-ся, режет воду, и в глубине возникает живой серебряный блеск — это ходит на крючке плоский лещ. За ним виден жирный и упористый окунь, потом — щуренок с желтыми пронзительными глазами. Вытащенная рыба кажется ледяной.

К этим дням, проведенным на Прорве, целиком относятся слова Аксакова:

«На зеленом цветущем берегу, над темной глубью реки или озера, в тени кустов, под шатром исполинского осокоря или кудрявой ольхи, тихо трепещущей своими листьями в светлом зеркале воды, улягутся мнимые страсти, утихнут мнимые бури, рассыплются самолюбивые мечты, разлетятся несбыточные надежды. Природа вступит в вечные права свои. Вместе с благовонным, свободным, освежительным воздухом вдохнете вы в себя безмятежность мысли, кротость чувства, снисхождение к другим и даже к самому себе».

Осокорь — тополь

Паустовский К.Г. Мещерская сторона

Текст 4

(1)Вспоминаю, как в середине двадцатых, разговорившись, подошли мы к памятнику Пушкину и уселись на бронзовые цепи, низко окружавшие памятник.

(2)Стоял он в то время ещё на своём законном месте, в голове Тверского бульвара, лицом к необыкновенно изящному Страстному монастырю нежно-сиреневого цвета, удивительно подходившему к его маленьким золотым луковкам.

(3)До сих пор болезненно ощущаю отсутствие Пушкина на Тверском бульваре, невосполнимую пустоту того места, где стоял Страстной монастырь. (4)Привычка.

(5)Недаром же Маяковский написал, обращаясь к Александру Сергеевичу: «На Тверском бульваре очень к вам привыкли».

(6) Привыкли, добавлю я, также и к старинным многоруким фонарям, среди которых фигура Пушкина со склонённой курчавой головой, в плаще с гармоникой прямых складок так красиво рисовалась на фоне Страстного монастыря.

(7) Потом наступила ещё более тягостная эпоха перестановки и уничтожения памятников. (8)Незримая всевластная рука переставляла памятники, как шахматные фигуры, а иные из них вовсе сбрасывала с доски. (9)Она переставила памятник Гоголю работы гениального Андреева, тот самый, где Николай Васильевич сидит, скорбно уткнувши свой длинный нос в воротник бронзовой шинели — почти весь потонув в этой шинели, — с Арбатской площади во двор особняка, где, по преданию, писатель сжёг в камине вторую часть «Мёртвых душ», а на его место водрузила другого Гоголя — во весь рост, в коротенькой пелеринке, на скучном официальном пьедестале, — памятник, лишённый индивидуальности и поэзии…

(Ю)Память разрушается, как старый город. (И)Пустоты перестраиваемой Москвы заполняются новым архитектурным содержанием. (12)А в провалах памяти остаются лишь призраки ныне уже не существующих, упразднённых улиц, переулков, тупичков… (13)Но как устойчивы эти призраки некогда существовавших здесь церквей, особнячков, зданий… (14)Иногда эти призраки более реальны для меня, чем те, которые их заменили: эффект присутствия!

(15)Я изучал Москву и навсегда запомнил её в ту пору, когда ещё был пешеходом. (16)Мы все были некогда пешеходами и основательно, не слишком торопясь, вглядывались в окружающий нас мир города во всех его подробностях. (17)Каждый новый день открывал для пешехода новые подробности города, множество стареньких, давно не реставрированных церквушек неописуемо прекрасной древнерусской архитектуры.

(18)Я давно уже перестал быть пешеходом. (19)Езжу на машине. (20)Московские улицы, по которым я некогда проходил, останавливаясь на перекрёстках и озирая дома, теперь мелькают мимо меня, не давая возможности всматриваться в их превращения.

(21)Но однажды тормоза взвизгнули, машина резко затормозила перед красным светофором. (22)Если бы не пристёгнутые ремни, я бы мог стукнуться головой о ветровое стекло. (23)Это, несомненно, был перекрёсток Мясницкой и Бульварного кольца, но какая странная пустота открылась передо мной на том месте, где я привык видеть Водопьяный переулок. (24)Его не было. (25)Он исчез, этот Водопьяный переулок. (26)Он просто больше не существовал. (27)Он исчез вместе со всеми домами, составлявшими его. (28)Как будто их всех вырезали из тела города. (29)Исчезла библиотека имени Тургенева. (ЗО)Исчезла булочная. (31)Исчезла междугородная переговорная. (32)Открылась непомерно большая площадь — пустота, с которой трудно было примириться.

(ЗЗ)Пустота казалась мне незаконной, противоестественной, как то непонятное, незнакомое пространство, которое иногда приходится преодолевать во сне: всё вокруг знакомо, но вместе с тем совсем незнакомо, и не знаешь, куда надо идти, чтобы вернуться домой, и ты забыл, где твой дом, в каком направлении надо идти, и ты идёшь одновременно по разным направлениям, но каждый раз оказываешься всё дальше и дальше от дома, а между тем ты отлично знаешь, что до твоего дома рукой подать, он есть, существует, но его не видно, он как бы в другом измерении.

(34)Он стал .

(По В. П. Катаеву*)

* Валентин Петрович Катаев (1897-1986) — русский советский писатель, поэт, драматург, журналист, сценарист.

Текст 5

(1)В мирные годы человек, в довольстве и счастье, как птица, купающаяся в небе, может далеко отлететь от гнезда и даже покажется ему, будто весь мир — его родина. (2)Иной человек, озлобленный горькой нуждой, скажет: «Что вы твердите мне: родина! (З)Что видел я хорошего от неё, что она мне дала?»

(4)Но надвинулась общая беда. (5)Враг разоряет нашу землю и всё наше вековечное хочет назвать своим. (б)Тогда и счастливый, и несчастный собираются у своего гнезда. (7)Даже и тот, кто хотел бы укрыться, как сверчок, в тёмную щель и посвистывать там до лучших времён, и тот понимает, что теперь нельзя спастись в одиночку.

(8)Гнездо наше, родина возобладала над всеми нашими чувствами.

(9)И всё, что мы видим вокруг, что раньше, быть может, мы и не замечали, не ценили, как пахнущий ржаным хлебом дымок из занесённой снегом избы, — теперь пронзительно дорого нам.

(Ю)Родина — это движение народа по своей земле из глубин веков к желанному будущему, в которое он верит и которое создаёт своими руками для себя и своих поколений. (11)Это вечно отмирающий и вечно рождающийся поток людей, несущих свой язык, свою духовную и материальную культуру и непоколебимую веру в законность и нерушимость своего места на земле.

(12)3емля оттич и дёдич — это те берега полноводных рек и лесные поляны, куда пришёл наш пращур жить навечно. (13)Он был силён и бородат, в посконной длинной рубахе, солёной на лопатках, смышлён и нетороплив, как вся дремучая природа вокруг него. (14)Многое мог увидеть пращур, из-под ладони глядя вокруг… (15)«Ничего, мы сдюжим», — сказал он и начал жить. (16)Росли и множились позади него могилы отцов и дедов, рос и множился его народ. (17)Дивной вязью он плёл невидимую сеть русского языка; яркого, как радуга вслед весеннему ливню, меткого, как стрелы, задушевного, как песня над колыбелью, певучего и богатого. (18)Он назвал все вещи именами и воспел всё, что видел и о чём думал, и воспел свой труд. (19)И дремучий мир, на который он накинул волшебную сеть слова, покорился ему, как обузданный конь, и стал его достоянием, и для потомков его стал родиной — землёй оттич и дёдич.

(20)Русский народ создал огромную устную литературу: мудрые пословицы и хитрые загадки, весёлые и печальные обрядовые песни, торжественные былины, героические, волшебные, бытовые и пересмешные сказки. (21)Напрасно думать, что эта литература была лишь плодом народного досуга. (22)Она была достоинством и умом народа. (23)Она становила и укрепляла его нравственный облик, была его исторической памятью, праздничными одеждами его души и наполняла глубоким содержанием всю его размеренную жизнь, текущую по обычаям и обрядам, связанным с его трудом, природой и почитанием отцов и дедов.

(24)Недаром пращур плёл волшебную сеть русского языка: вся широкая, творческая, страстная, взыскующая душа народа русского нашла отражение в нашем искусстве XIX века. (25)Оно стало мировым и во многом повело за собой искусство Европы и Америки.

(26)Русская наука дала миру великих химиков, физиков и математиков.

(27)Первая паровая машина была изобретена в России, так же как и вольтова дуга, беспроволочный телеграф и многое другое.

(28)Пращур наш, наверное, различил в дали веков эти дела народа своего и сказал тогда на это: «Ничего, мы сдюжим…» (29)На каждом из нас лежит ответственность за нашу Родину, за сохранение наследства нашего народа, сильного, свободолюбивого, правдолюбивого, умного и не обиженного талантом.

(По А. Н. Толстому*)

* Алексей Николаевич Толстой (1882-1945) — русский советский писатель и общественный деятель, автор социальных, исторических и научно-фантастических романов, повестей и рассказов.

Текст 6

(1)Из самовара пар валил, как из паровоза, — даже стекло в лампе немного затуманилось: так сильно шёл пар. (2)И чашечки были те же, синие снаружи и белые внутри, очень красивые чашечки, которые подарили нам ещё на свадьбе. (З)Сестра жены подарила — она очень славная и добрая женщина.

— (4)Неужели все уцелели? — недоверчиво спросил я, мешая сахар в стакане серебряной чистой ложечкой.

— (5)Одна разбилась, — ответила жена рассеянно: она в это время держала отвёрнутым кран, и оттуда красиво и легко бежала горячая вода.

(6)Я засмеялся.

— (7)Чего ты? — спросил брат.

— (8)Так. (9)Ну, отвезите-ка меня ещё разок в кабинетик. (Ю)Потрудитесь для героя! (П)Побездельничали без меня, теперь баста, я вас подтяну, — и я в шутку, конечно, запел: «Мы храбро на врагов, на бой, друзья, спешим…»

(12)Они поняли шутку и тоже улыбнулись, только жена не подняла лица: она перетирала чашечки чистым вышитым полотенцем. (13)В кабинете я снова увидел голубенькие обои, лампу с зелёным колпаком и столик, на котором стоял графин с водою. (14)И он был немного запылён.

— (15)Налейте-ка мне водицы отсюда, — весело приказал я.

— (16)Ты же сейчас пил чай.

— (17)Ничего, ничего, налейте. (18)А ты, — сказал я жене, — возьми сынишку и посиди немножко в той комнате. (19)Пожалуйста.

(20)И маленькими глотками, наслаждаясь, я пил воду, а в соседней комнате сидели жена и сын, и я их не видел.

— (21)Так, хорошо. (22)Теперь идите сюда. (23)Но отчего он так поздно не ложится спать?

— (24)Он рад, что ты вернулся. (25)Милый, пойди к отцу.

(26)Но ребёнок заплакал и спрятался у матери в ногах.

— (27)Отчего он плачет? — с недоумением спросил я и оглянулся кругом. — (28)Отчего вы все так бледны, и молчите, и ходите за мною, как тени?

(29) Брат громко засмеялся и сказал:

— Мы не молчим.

(30) И сестра повторила:

— (31)Мы всё время разговариваем.

— (32)Я похлопочу об ужине, — сказала мать и торопливо вышла.

— (ЗЗ)Да, вы молчите, — с неожиданной уверенностью повторил я. —

(34) С самого утра я не слышу от вас слова, я только один болтаю, смеюсь, радуюсь.

(35) Разве вы не рады мне? (36)И почему вы все избегаете смотреть на меня, разве я так переменился? (37)Да, так переменился. (38)Я и зеркал не вижу. (39)Вы их убрали? (40)Дайте сюда зеркало.

— (41)Сейчас я принесу, — ответила жена и долго не возвращалась, и зеркальце принесла горничная. (42)Я посмотрел в него, и — я уже видел себя в вагоне, на вокзале — это было то же лицо, немного постаревшее, но самое обыкновенное. (43)И они, кажется, ожидали почему-то, что я вскрикну и упаду в обморок, — так обрадовались они, когда я спокойно спросил:

— Что же тут необыкновенного?

(44)Всё громче смеясь, сестра поспешно вышла, а брат сказал уверенно и спокойно:

— Да. (45)Ты мало изменился. (46)Полысел немного.

— (47)Поблагодари и за то, что голова осталась, — равнодушно ответил я. — (48)Но куда они все убегают: то одна, то другая. (49)Повози-ка меня ещё по комнатам. (50)Какое удобное кресло, совершенно бесшумное. (51)Сколько заплатили? (52)А я уж не пожалею денег: куплю себе такие ноги, лучше… (53)Велосипед!

(54)Он висел на стене, совсем ещё новый, только с опавшими без воздуха шинами. (55)На шине заднего колеса присох кусочек грязи — от последнего раза, когда я катался. (56)Брат молчал и не двигал кресла, и я понял это молчание и эту нерешительность.

— (57)В нашем полку только четыре офицера осталось в живых, — угрюмо сказал я. — (58)Я очень счастлив… (59)А его возьми себе, завтра возьми.

— (60)Хорошо, я возьму, — покорно согласился брат. — (61)Да, ты счастлив. (62)У нас полгорода в трауре. (63)А ноги — это, право…

— (64)Конечно. (65)Я не почтальон.

(66)Брат внезапно остановился и спросил:

— А отчего у тебя трясётся голова?

— (67)Пустяки. (68)Это пройдёт, доктор сказал!

— (69)И руки тоже?

— (70)Да, да. (71)И руки. (72)Всё пройдет. (73)Вези, пожалуйста, мне надоело стоять.

(74)Они расстроили меня, эти недовольные люди, но радость снова вернулась

ко мне, когда мне стеши приготовлять постель — настоящую постель, на красивой кровати, на кровати, которую я купил перед свадьбой, четыре года тому назад. (75)Постлали чистую простыню, потом взбили подушки, завернули одеяло — а я смотрел на эту торжественную церемонию, и в глазах у меня стояли слёзы от смеха.

— (76)А теперь раздень-ка меня и положи, — сказал я жене. — (77)Как хорошо!

— (78)Сейчас, милый.

— (79)Поскорее!

— (80)Сейчас, милый.

— (81)Да что же ты?

— (82)Сейчас, милый.

(83)Она стояла за моею спиною, и я тщетно поворачивал голову, чтобы увидеть её. (84)И вдруг она закричала, так закричала, как кричат только на войне:

— Что же это! — (85)И бросилась ко мне, обняла, упала около меня, пряча голову у отрезанных ног, с ужасом отстраняясь от них и снова припадая, целуя эти обрезки и плача.

— (86)Какой ты был! (87)Ведь тебе только тридцать лет. (88)Молодой, красивый был. (89)Что же это! (90)Как жестоки люди. (91)3ачем это? (92)Кому это нужно было? (93)Ты, мой кроткий, мой жалкий, мой милый, милый…

(94)И тут на крик прибежали все они, и мать, и сестра, и нянька, и все они плакали, говорили что-то, валялись у моих ног и так плакали. (95)А на пороге стоял брат, бледный, совсем белый, с трясущейся челюстью, и визгливо кричал:

— Я тут с вами с ума сойду. (96)С ума сойду!

(97)А мать ползала у кресла и уже не кричала, а хрипела только и билась головой о колёса. (98)И чистенькая, со взбитыми подушками, с завёрнутым одеялом, стояла кровать, та самая, которую я купил четыре года назад — перед свадьбой…

(По Л. Н. Андрееву*)

* Леонид Николаевич Андреев (1871-1919) — русский писатель, драматург, публицист, представитель Серебряного века русской литературы.

Текст 7

(1)Журка потянулся к полкам и взял самую прочную и новую на вид книгу с золотыми узорами на корешке. (2)Это оказались «Три муш­кетёра». (3)Не такое старинное издание, как другие, хотя тоже с «ятя­ми» и с твёрдыми знаками в конце слов. (4)Отпечатанное на гладкой бумаге и со множеством рисунков. (5)Журка обрадовался «Муш­кетёрам» — это были старые друзья — начал перелистывать, разгля­дывая картинки…

(6)И увидел между страницами узкий белый конверт. (7)Видимо, дедушка решил, что если все другие книги покажутся Журке неинте­ресными, то «Мушкетёров» он всё равно пролистает до конца.

(8)Тем же прямым почерком, каким раньше дед писал короткие по­здравления на открытках, на конверте было выведено: Ю р и к у.

(9)Журка сперва сам не зная чего испугался… (10)Или нет, не испу­гался, а задрожал от непонятной тревоги. (И)Оглянулся на прикры­тую дверь, подошёл к окну. (12)Суетливо дёргая пальцами, оторвал у конверта край. (13)Развернул большой тонкий лист…

(14)Дед писал чёткими, почти печатными буквами:

(15)«Журавлик!

(16)Книги на этих полках — тебе. (17)Это старые мудрые книги, в них есть душа. (18)Я их очень любил. (19)Ты сбереги их, родной мой, и придёт время, когда они станут твоими друзьями. (20)Я это знаю, потому что помню, как ты слушал истории о плаваниях Беринга и Крузенштерна и как однажды пытался сочинить стихи про Галакти­ку (помнишь?). (21)Ты их ещё сочинишь.

(22)Малыш мой крылатый, ты не знаешь, как я тебя люблю.

(23)Жаль, что из-за разных нелепостей мы виделись так редко.

(24)В эти дни я всё время вспоминаю тебя. (25)Чаще всего, как мы идём по берегу Каменки и я рассказываю тебе про своё детство и боль­шого змея.

(26)Этот летучий змей почему-то снится мне каждую ночь. (27)Будто я опять маленький, и он тащит меня в лёгкой тележке сквозь луго­вую траву, и я вот-вот взлечу за ним.

(28)Жаль, что так быстро оборвалась тонкая бечева…

(29)В детстве я утешал себя, что змей не упал за лесом, а улетел в далёкие края и когда-нибудь вернётся. (30)И его бумага будет пах­нуть солёными брызгами моря и соком тропических растений. (31)На­верно, потому я к старости и стал собирать эти книги: мне казалось, что они пахнут так же.

(32)Впрочем, ерунда, старости не бывает, если человек её не хочет.

(33)Просто приходит время, когда лопается нить, которая связала тебя с крылатым змеем. (34)Но змей вернулся, и я оставляю его тебе. (35)Может быть, он поможет тебе взлететь.

(З6)Журка, вспоминай меня, ладно? (37)Меня и другие будут вспо­минать, но многие, даже твоя мама, скажут, наверно: жизнь у него не удалась.

(38)Это неправда! (39)И ты про это не думай. (40)Ты вспоминай, как мы расклеивали в твоём альбоме марки, говорили о кораблях и со­звездиях, а вечерами смотрели на поезда. (41)И учись летать высоко и смело. (42)Ты сумеешь. (43)Если тяжело будет — выдержишь, если больно — вытерпишь, если страшно — преодолеешь. (44)Самое труд­ное знаешь что? (45)Когда ты считаешь, что надо делать одно, а тебе говорят: делай другое. (46)И говорят хором, говорят самые справед­ливые слова, и ты сам уже начинаешь думать: а ведь, наверно, они и в самом деле правы. (47)Может случиться, что правы. (48)Но если будет в тебе хоть капелька сомнения, если в самой-самой глубине души осталась крошка уверенности, что прав ты, а не они, делай по-своему. (49)Не оправдывай себя чужими правильными словами.

(50)Прости меня, я, наверно, длинно и непонятно пишу… (51)Нет, ты поймёшь. (52)Ты у меня славный, умница. (53)Жаль, что я тебя, кажется, больше никогда не увижу.

(54)Видишь, какое длинное письмо написал тебе твой дед Юрий Са­вельев, который тоже когда-то был журавлёнком».

(55)Журка дочитал письмо и сразу, не сдерживаясь, заплакал. (56)Его резанули тоска и одиночество, которые рвались из этого письма. (57)И любовь к нему, к Журке, о которой он не знал. (58)И ничего уже было сделать — ни ответить лаской, ни разбить одиночество…

(59)Напрасно дед боялся, что Журка чего-то не поймёт в письме. (60) Он понял всё. (61)В дедушкиных словах (будто не написанных, а сказанных негромким хрипловатым голосом) были не только печаль и любовьь. (62)Была ещё гордость.

(63)И поэтому в Журкиных слезах, несмотря ни на что, тоже была гордость…

(По В. Крапивину)

Текст 8

Рассказ «Орден»

Учитель военной прогимназии, коллежский регистратор Лев Пустяков, обитал рядом с другом своим, поручиком Леденцовым. К последнему он и направил свои стопы в новогоднее утро.

— Видишь ли, в чем дело, Гриша, — сказал он поручику после обычного поздравления с Новым годом. — Я не стал бы тебя беспокоить, если бы не крайняя надобность. Одолжи мне, голубчик, на сегодняшний день твоего Станислава. Сегодня, видишь ли, я обедаю у купца Спичкина. А ты знаешь этого подлеца Спичкина: он страшно любит ордена и чуть ли не мерзавцами считает тех, у кого не болтается что-нибудь на шее или в петлице. И к тому же у него две дочери… Настя, знаешь, и Зина… Говорю, как другу… Ты меня понимаешь, милый мой. Дай, сделай милость!

Всё это проговорил Пустяков заикаясь, краснея и робко оглядываясь на дверь. Поручик выругался, но согласился.

В два часа пополудни Пустяков ехал на извозчике к Спичкиным и, распахнувши чуточку шубу, глядел себе на грудь. На груди сверкал золотом и отливал эмалью чужой Станислав.

«Как-то и уважения к себе больше чувствуешь! — думал учитель, покрякивая. — Маленькая штучка, рублей пять, не больше стоит, а какой фурор производит!»

Подъехав к дому Спичкина, он распахнул шубу и стал медленно расплачиваться с извозчиком. Извозчик, как показалось ему, увидев его погоны, пуговицы и Станислава, окаменел. Пустяков самодовольно кашлянул и вошел в дом. Снимая в передней шубу, он заглянул в залу. Там за длинным обеденным столом сидели уже человек пятнадцать и обедали. Слышался говор и звяканье посуды.

— Кто это там звонит? — послышался голос хозяина. — Ба, Лев Николаич! Милости просим. Немножко опоздали, но это не беда… Сейчас только сели.

Пустяков выставил вперед грудь, поднял голову и, потирая руки, вошел в залу. Но тут он увидел нечто ужасное. За столом, рядом с Зиной, сидел его товарищ по службе, учитель французского языка Трамблян. Показать французу орден — значило бы вызвать массу самых неприятных вопросов, значило бы осрамиться навеки, обесславиться… Первою мыслью Пустякова было сорвать орден или бежать назад; но орден был крепко пришит, и отступление было уже невозможно. Быстро прикрыв правой рукой орден, он сгорбился, неловко отдал общий поклон и, никому не подавая руки, тяжело опустился на свободный стул, как раз против сослуживца-француза.

«Выпивши, должно быть!» — подумал Спичкин, поглядев па его сконфуженное лицо.

Перед Пустяковым поставили тарелку супу. Он взял левой рукой ложку, но, вспомнив, что левой рукой не подобает есть в благоустроенном обществе, заявил, что он уже отобедал и есть не хочет.

— Я уже покушал-с… Мерси-с… — пробормотал он. — Был я с визитом у дяди, протоиерея Елеева, и он упросил меня… тово… пообедать.

Душа Пустякова наполнилась щемящей тоской и злобствующей досадой: суп издавал вкусный запах, а от паровой осетрины шел необыкновенно аппетитный дымок. Учитель попробовал освободить правую руку и прикрыть орден левой, но это оказалось неудобным.

«Заметят… И через всю грудь рука будет протянута, точно петь собираюсь. Господи, хоть бы скорее обед кончился! В трактире ужо пообедаю!»

После третьего блюда он робко, одним глазком поглядел на француза. Трамблян, почему-то сильно сконфуженный, глядел на него и тоже ничего не ел. Поглядев друг на друга, оба еще более сконфузились и опустили глаза в пустые тарелки.

«Заметил, подлец! — подумал Пустяков. — По роже вижу, что заметил! А он, мерзавец, кляузник. Завтра же донесет директору!»

Съели хозяева и гости четвертое блюдо, съели, волею судеб, и пятое…

Поднялся какой-то высокий господин с широкими волосистыми ноздрями, горбатым носом и от природы прищуренными глазами. Он погладил себя по голове и провозгласил:

— Э-э-э… эп… эп… эпредлагаю эвыпить за процветание сидящих здесь дам!

Обедающие шумно поднялись и взялись за бокалы. Громкое «ура» пронеслось по всем комнатам. Дамы заулыбались и потянулись чокаться. Пустяков поднялся и взял свою рюмку в левую руку.

— Лев Николаич, потрудитесь передать этот бокал Настасье Тимофеевне! — обратился к нему какой-то мужчина, подавая бокал. — Заставьте ее выпить!

На этот раз Пустяков, к великому своему ужасу, должен был пустить в дело и правую руку. Станислав с помятой красной ленточкой увидел наконец свет и засиял. Учитель побледнел, опустил голову и робко поглядел в сторону француза. Тот глядел на него удивленными, вопрошающими глазами. Губы его хитро улыбались и с лица медленно сползал конфуз…

— Юлий Августович! — обратился к французу хозяин. — Передайте бутылочку по принадлежности!

Трамблян нерешительно протянул правую руку к бутылке и… о, счастье! Пустяков увидал на его груди орден. И то был не Станислав, а целая Анна! Значит, и француз сжульничал! Пустяков засмеялся от удовольствия, сел на стул и развалился… Теперь уже не было надобности скрывать Станислава! Оба грешны одним грехом, и некому, стало быть, доносить и бесславить…

— А-а-а… гм!.. — промычал Спичкин, увидев на груди учителя орден.

— Да-с! — сказал Пустяков. — Удивительное дело, Юлий Августович! Как было мало у нас перед праздниками представлений! Сколько у нас народу, а получили только вы да я! Уди-ви-тель-ное дело!

Трамблян весело закивал головой и выставил вперед левый лацкан, на котором красовалась Анна 3-й степени.

После обеда Пустяков ходил по всем комнатам и показывал барышням орден. На душе у него было легко, вольготно, хотя и пощипывал под ложечкой голод.

«Знай я такую штуку, — думал он, завистливо поглядывая на Трамбляна, беседовавшего со Спичкиным об орденах, — я бы Владимира нацепил. Эх, не догадался!»

Только эта одна мысль и помучивала его. В остальном же он был совершенно счастлив.

Чехов Антон Павлович

1861-1902

Текст 9

(1) Наш язык до сих пор ощущается многими как некая слепая стихия, которой невозможно управлять.

(2) Одним из первых утвердил эту мысль гениальный учёный В. Гумбольдт.

(3)«Язык, — писал он, — совершенно независим от отдельного субъекта… (4)Перед индивидом язык стоит как продукт деятельности многих поколений и достояние целой нации, поэтому сила индивида по сравнению с силой языка незначительна».

(5)Это воззрение сохранилось до нашей эпохи. (6)«Сколько ни скажи разумных слов против глупых и наглых слов, они — мы это знаем — от того не исчезнут, а если исчезнут, то не потому, что эстеты или лингвисты возмущались», — так писал один даровитый учёный. (7)«В том и беда, — говорил он с тоской, — что ревнителей чистоты и правильности родной речи, как и ревнителей добрых нравов, никто слышать не хочет… (8)3а них говорят грамматика и логика, здравый смысл и хороший вкус, благозвучие и благопристойность, но из всего этого натиска грамматики, риторики и стилистики на бесшабашную, безобразную, безоглядную живую речь не выходит ничего». (9)Приведя образцы всевозможных речевых «безобразий», учёный воплотил свою печаль в безрадостном и безнадёжном афоризме: «Доводы от разума, науки и хорошего тона действуют на бытие таких словечек не больше, чем курсы геологии на землетрясение».

(10)В прежнее время такой пессимизм был совершенно оправдан. (И)Нечего было и думать о том, чтобы дружно, планомерно, сплочёнными силами вмешаться в совершающиеся языковые процессы и направить их по желанному руслу. (12)Старик Карамзин очень точно выразил это общее чувство смиренной покорности перед стихийными силами языка: «Слова входят в наш язык самовластно».

(13) С тех пор крупнейшие наши языковеды постоянно указывали, что воля отдельных людей, к сожалению, бессильна сознательно управлять процессами формирования нашей речи.

(14) Все так и представляли себе: будто мимо них протекает могучая речевая река, а они стоят на берегу и с бессильным негодованием следят, сколько всякой дребедени несут на себе её волны.

— (15)Незачем, — говорили они, — кипятиться и драться. (16)До сих пор ещё не было случая, чтобы попытка блюстителей чистоты языка исправить языковые ошибки сколько-нибудь значительной массы людей увенчалась хотя бы малейшим успехом.

(17)Но можем ли мы согласиться с такой философией бездействия и непротивления злу? (18)Неужели мы, писатели, педагоги, лингвисты, можем только скорбеть, негодовать, ужасаться, наблюдая, как портится русский язык, но не смеем и думать о том, чтобы мопщыми усилиями воли подчинить его коллективному разуму?

(19)Пусть философия бездействия имела свой смысл в былые эпохи, когда творческая воля людей так часто бывала бессильна в борьбе со стихиями — в том числе и со стихией языка. (20)Но в эпоху завоевания космоса, в эпоху искусственных рек и морей неужели у нас нет ни малейшей возможности хоть отчасти воздействовать на стихию своего языка?

(21)Всякому ясно, что эта власть у нас есть, и нужно удивляться лишь тому, что мы так мало пользуемся ею. (22)Ведь существуют же в нашей стране такие сверхмощные рычаги просвещения, как радио, кино, телевидение, идеально согласованные между собой во всех своих задачах и действиях. (23)Я уже не говорю о множестве газет и журналов — районных, областных, городских, — подчинённых единому идейному плану, вполне владеющих умами миллионов читателей.

(24) Стоит только всему этому целенаправленному комплексу сил дружно, планомерно, решительно восстать против уродств нашей нынешней речи, громко заклеймить их всенародным позором — и можно не сомневаться, что многие из этих уродств если не исчезнут совсем, то, во всяком случае, навсегда потеряют свой массовый, эпидемический характер…

(25) Правда, я очень хорошо понимаю, что всех этих мер недостаточно.

(26) Ведь культура речи неотделима от общей культуры. (27)Чтобы повысить качество своего языка, нужно повысить качество своего сердца, своего интеллекта. (28)Иной и пишет, и говорит без ошибок, но какой у него бедный словарь, какие заплесневелые фразы! (29)Какая худосочная душевная жизнь отражается в них!

(ЗО)Между тем лишь та речь может по-настоящему называться культурной, у которой богатый словарь и множество разнообразных интонаций. (31)Этого никакими походами за чистоту языка не добьёшься. (32)3десь нужны другие, более длительные, более широкие методы. (ЗЗ)Для подлинного просвещения создано столько библиотек, школ, университетов, институтов и т. д. (34)Поднимая свою общую культуру, народ тем самым поднимает и культуру своего языка.

(35)Но, конечно, это не освобождает любого из нас от посильного участия в борьбе за чистоту и красоту нашей речи.

(По К. И. Чуковскому*)

* Корней Иванович Чуковский (настоящее имя — Николай Васильевич Корнейчуков, 1882-1969) — русский советский поэт, детский писатель, литературовед, публицист, журналист, литературный критик, переводчик.

Текст 10

(1)Фронтовая полоса. (2)Пропуская гурты колхозного скота, который уходит к спокойным пастбищам на восток, на перекрёстке села машина останавливается. (3)На ступеньку вскакивает хлопчик лет пятнадцати.

— (4)Дяденька, дайте два патрона.

— (5)На что тебе патроны?

— (6)А так… на память.

— (7)На память патронов не дают.

(8) Сую ему решётчатую оболочку от ручной гранаты и стреляную блестящую гильзу.

(9) Губы мальчишки презрительно кривятся:

— Ну вот! (10)Что с них толку?

— (11)Ах, дорогой! (12)Так тебе нужна такая память, с которой можно взять толку? (13)Может быть, ты хочешь вот эту зелёную бутылку или эту чёрную гранату? (14)Может быть, тебе отцепить от тягача вот ту небольшую противотанковую пушку? (15)Лезь в машину, не ври и говори прямо.

(16) И вот начинается рассказ, полный тайных недомолвок, увёрток, хотя в общем нам уже всё давно ясно.

(17) Уходят отцы, дяди и старшие братья в партизаны. (18)А он ещё молод, но ловок, смел. (19)Он знает все лощинки, последние тропинки на сорок километров в округе.

(20)Боясь, что ему не поверят, он вытягивает из-за пазухи завёрнутый в клеёнку комсомольский билет. (21)И не будучи вправе рассказать что-либо больше, облизывая потрескавшиеся, запылённые губы, он ждёт жадно и нетерпеливо.

(22)Я смотрю ему в глаза. (23)Я кладу ему в горячую руку обойму. (24)Это — обойма от моей винтовки. (25)Она записана на мне.

(26)Я беру на себя ответ за то, что каждая выпущенная из этих пяти патронов пуля полетит точно в ту, какую надо, сторону.

— (27)Послушай, Яков, ну зачем тебе патроны, если у тебя нет винтовки? (28)Что же ты, из пустой крынки стрелять будешь?

(29)Грузовик трогается. (ЗО)Яков спрыгивает с подножки, он подскакивает и весело кричит что-то несуразное, бестолковое. (31)Он смеётся и загадочно грозит мне вдогонку пальцем. (32)Потом, двинув кулаком по морде вертевшуюся около корову, он исчезает в клубах пыли.

(ЗЗ)Дети! (34)На десятки тысяч из них война обрушилась точно так же, как и на взрослых, уже хотя бы потому, что сброшенные над мирными городами фашистские бомбы имеют для всех одинаковую силу.

(35)Остро, чаще острее, чем взрослые, подростки — мальчуганы, девочки — переживают события Великой Отечественной войны. (Зб)Они жадно, до последней точки, слушают сообщения Информбюро, запоминают все детали героических поступков, выписывают имена героев, их звания, их фамилии. (37)Они с беспредельным уважением провожают уходящие на фронт эшелоны, с безграничной любовью встречают прибывающих с фронта раненых.

(38)Я видел наших детей в глубоком тылу, в тревожной прифронтовой полосе и даже на линии самого фронта. (39)И повсюду я видел у них огромную жажду дела, работы и даже подвига.

(40)Пройдут годы. (41)Вы станете взрослыми. (42)И тогда в хороший час отдыха после большой и мирной работы вы будете с радостью вспоминать о том, что когда-то, в грозные для Родины дни, вы не путались под ногами, не сидели сложа руки, а помогали своей стране в её тяжёлой и очень важной борьбе с человеконенавистническим фашизмом.

(По А. П. Гайдару*)

* Аркадий Петрович Гайдар (настоящая фамилия — Голиков, 1904-1941) — русский советский детский писатель, киносценарист, участник Гражданской и Великой Отечественной войн.

Текст 11

(1)Я проснулся глубокой ночью от неистового бега, грохота колёс, от скрипа полок, от дребезжания полуоткрытой двери купе — над головой ходили пронзительные сквознячки.

(2)В коридоре и купе было темно: я долго лежал с открытыми глазами, угадывая в потёмках чёрный квадрат окна, за которым всё было непроницаемо, по-ночному глухо, и невозможно было понять, степь или леса шли в этой бесконечной, тайной, непостижимой, как мрак, Вселенной.

(3)Потом в заоконной бездне неба вспыхнула запредельным огнём, замерцала синяя одинокая звезда.

(4)Поезд по-прежнему мчался, не сбавляя набранной скорости, затерянный в тёмных осенних пространствах, без земных огней, невидимый с немыслимой высоты этой звезды, горевшей среди ледяных космических пустынь, отъединённых от Земли многомиллионными расстояниями.

(5)В высокомерной своей недосягаемости звезда плыла рядом с вагоном, ярко, космато шевелила щупальцами лучей во мраке мироздания, проникая сквозь его холод, и я неотрывно смотрел на неё с чувством восторга и страха перед неразгаданностью каких-то существующих вне разума законов, которые для чего-то беспощадно уплотняли вечность в миг и миг растягивали в вечность. (6)«3начит, вечность — это жизнь, миг — это разрушение?..»

(7)Представьте, мне стало страшно оттого, что все бессильно перед этими законами: жизнь, любовь, искусство, сама Землю, этот обжитой уютный островок в беспредельном угрожающем океане неизвестности…

(8)И я представил нашу Землю, какой она может видеться с высоты этой равнодушной осенней звезды, маленькую, голубоватую пылинку, этот воздушный кораблик, мчащийся сквозь толщи фиолетового холода, звёздного света, сквозь метеоритные, сверкающие туманы, представил его хрупкость, его слабость, его ограниченные запасы воды и продовольствия — и ужаснулся при мысли о беспомощности его во Вселенной.

(9)Если бы каждый из команды на этом кораблике осознал, что впереди смертельный риф и в столкновении с ним бесследно исчезнет, рассыплется в ничто прекрасная его плоть, состоящая из лесов, рек, океанов, дождей, закатов, зелени травы, красивейших городов, памятников, соборов, машин, книг, полотен живописцев, всё то, что создано гениями человеческой мысли и человеческими руками, если бы каждый хотя на минуту задумался о скоротечном веке Земли, люди не расшатывали бы свой корабль с борта на борт, не пробивали бы дыры в его днище дьявольскими силами расщеплённой природы, не полосовали бы ножами злобы и ненависти с одержимостью самоубийц надутые паруса.

(10) Неужели никогда люди не поймут, что Земля должна быть их чистым, светлым белопарусным кораблём, путь которого, к сожалению, не бесконечен? (11)Не задумываясь об этом, люди порой утрачивают главное – смысл неповторимости жизни, и тут наступает безжалостное Земли и человека. (12) Тогда наша крошечная планета становится лишь средством для достижения современных удобств и удовольствий.

(13)Да, человек не только мучает, терзает и ранит плоть Земли разрывами снарядов и многотонных бомб с той поры, как начались войны, но он превращает свой дом в мусорный ящик, в грязную свалку использованных и уже ненужных предметов, в кладбище машин, транзисторов, бутылок, консервных банок. (14) Человек душит, отравляет Землю химическими отбросами, как будто в неистовости алчного обогащения торопится убить и её и себя.

(15)Ведь Земля — это живое тело со своим ритмом, дыханием, пульсом кровообращения, и естественный ток крови в ней остановить — смертельно. (16)Несомненно, люди понимают, вернее, чувствуют надвигающуюся опасность и в то же время уповают на туманное «потом», в котором может ничего и не случиться с прекраснейшим из миров.

(17)Но всё имеет начала и концы.

(По Ю. Бондареву *)

Текст 12

Нам задали классное сочинение на тему «Самый счастливый день в моей жизни». Я раскрыла тетрадь и стала думать: какой у меня был в жизни самый счастливый день? Я выбрала воскресенье – четыре месяца назад, когда мы с папой утром пошли в кино, а после этого сразу поехали к бабушке. Получилось двойное развлечение. Но наша учительница говорит, что человек бывает по-настоящему счастлив только в том случае, когда приносит людям пользу. А какая польза людям от того, что я была в кино, а потом поехала к бабушке?

Я заглянула в тетрадь своей соседки Ленки Коноваловой. Ленка строчила с невероятной скоростью и страстью. Ее самый счастливый день был тот, когда ее принимали в пионеры. Я стала вспоминать, как нас принимали в пионеры в Музее погранвойск и мне не хватило пионерского значка. Шефы и вожатые забегали, но значка так и не нашли. Я сказала: «Да ладно, ничего…» Однако настроение испортилось. Я продолжала размышлять. Однажды мы с мамой отвели домой старика. Он потерял ботинок и сидел в одном носке. Мама сказала: нельзя бросать его на улице, может у него несчастье. Мы спросили, где он живет, и отвели по адресу. От этого поступка, наверняка, большая польза, потому что человек дома и семья не волновалась. Но самым счастливым днем это не назовешь: ну отвели и отвели…

Я перегнулась вправо и заглянула в тетрадь Машки Гвоздевой. Я там ничего не разобрала, но Машка, наверняка, пишет, что самый счастливый день был тот, когда у них взорвался синхрофазотрон и им дали новый. Эта Машка просто помешана на схемах и формулах. Ленка Коновалова перевернула страницу — исписала уже половину тетради. А я все сижу и шарю в памяти своей самый счастливый день.

Вообще, если честно, мои самые счастливые дни- это когда я возвращаюсь из школы и никого нет дома. Тогда я радуюсь возможности жить как хочу: ничего не разогреваю, ем прямо из сковородки, потом включаю проигрыватель на полную громкость, зову Ленку Коновалову, и мы начинаем мерить мамины платья и танцевать. Потом Ленка уходит, а я сажусь в кресло, закутываюсь в плед и читаю. Сейчас я читаю рассказы Кортасара. У него в рассказе «Конец игры» есть слова «невыразимо прекрасно». Они так действуют на меня, что я поднимаю глаза и думаю: иногда мне кажется, что жизнь невыразимо прекрасна, а иногда становится все отвратительным.

Я посмотрела на часы. Осталось шестнадцать минут. Я решила написать, как мы сажали вокруг школы деревья. Где-то я прочитала: каждый человек за свою жизнь должен посадить дерево, родить ребенка и написать книгу о времени, в котором жил. Я вспомнила, как в тот день тащила ведро чернозема, поругалась с Женькой, но, как бы там ни было, дерево прижилось и останется будущим поколениям. Значит, содержание учительнице понравится, она поставит мне пятерку.

Я снова посмотрела на часы. Осталось одиннадцать минут. Я взяла ручку и стала писать о том, как мы с папой пошли утром в кино, а потом поехали к бабушке. И пусть учительница ставит мне что хочет. Я написала, что кинокомедия была ужасно смешная и мы так хохотали, что на нас даже оборачивались. А у бабушки было как всегда. Мы сидели на кухне и ели очень вкусную рыбу. Но дело ведь ее в еде, а в обстановке. Меня все любили и откровенно мною восхищались. И я тоже всех любила на сто процентов и тем самым приносила огромную пользу. У меня глаза папины, у папы-бабушкины: карие, бровки домиком. Мы глядели друг на друга одними и теми же глазами и чувствовали одно и тоже. И были как дерево: бабушка-корни, папа-ствол, а я-ветки, которые тянутся к солнцу.

И это было невыразимо прекрасно.

Конечно, это был не самый счастливый день в моей жизни. Просто счастливый. А самого счастливого дня у меня не было. Он у меня-впереди.

«Самый счастливый день»

В.С.Токарева-русский писатель и сценарист.

Текст 13

(1)Я все чаще думаю о том, как трудно быть истинно благодарным, то есть принести пользу тому, кто оказал нам некогда истинное благодеяние. (2)Неуважение к заслугам, а еще более неблагодарность, представлялись всегда моему воображению в самом отвратительном виде. (3)В душе я никогда не был неблагодарным, но — увы! (4) На деле я не сумел или даже не захотел (кто доберётся до правды, роясь в хламе сердца!) быть благодарным именно там, где благодарность была священным долгом.

(5)Правда, во всей моей жизни не так много случаев такого долга.

(6)Я имел твердое намерение отблагодарить — и не однажды, — но судьба не дала мне этого сделать. (7)Один случай касается целого периода моей жизни; здесь я скажу только, что я считал себя обязанным благодарностью почтенному семейству профессора Мойера, и именно его почтеннейшей теще Екатерине, урожденной Буниной (сестре по отцу Василия Андреевича Жуковского). (8)Я был принят в этом семействе как родной и мечтал о женитьбе на его дочери. (9)Мечтам юности не суждено было осуществиться, и я поневоле остался в долгу у незабвенной Екатерины Афанасьевны.

(10)Наконец, самый священный долг, оставшийся не так выполненным, — как бы мне теперь (но, увы, поздно!) хотелось это сделать, — был долг благодарности моей матери и двум старшим сестрам. (11)Со смерти отца, с 1824 по 1827 год, эти три женщины содержали меня своими трудами. Кое-какие крохи, оставшиеся после разгрома отцовского состояния, недолго тянулись; и мать, и сестры принялись за мелкие работы; одна из сестер поступила на работу в какое-то благотворительное детское заведение в Москве и своим крохотным жалованьем поддерживала существование семьи.

(13)Уроков я не мог давать: одна ходьба в университет с Пресненских прудов брала взад и вперёд часа четыре времени, да мать и не хотела, чтобы я работал.

-(14)Ты будешь, — говорилось,- чужой хлеб заедать; пока хоть какая-нибудь есть возможность, живи на нашем.

(15)Так и перебивались. (16)К счастью нашему, в то блаженное время не платили за лекции, не носили мундиров, и даже когда введены были мундиры, то мне сшили сёстры из старых вещей какую-то мундирную куртку с красным воротником, и я, чтобы не обнаружить несоблюдения формы, сидел на лекциях в шинели, выставляя на вид только светлые пуговицы и красный воротник.

(17)Как мы выжили в Москве во время моего студенчества, для меня осталось загадкою. (18)Квартира и отопление были, правда, даровые у дяди в течение года. (19)А содержание? (20) А платье? (21) Две сестры, мать и две служанки, и я на прибавку. (22)Сестры работали; продавались кое-какие остатки, но как до этого доставало — не понимаю. (23) Иногда, только иногда, в торжественные праздники, помогал мой крестный отец, Семен Андреевич Лукутин; помогали иногда кое-какие старые знакомые. (24)Но я не был благодарным по отношению к ним, о чем сейчас сожалею.

(По Н.И.Пирогову*)

*Николай Иванович Пирогов (1810-1881) – русский хирург, анатом, естествоиспытатель, педагог.

Текст 14

(1)Встреча произошла неожиданно. (2)Два немца, мирно разговаривая, вышли на Плужникова из-за уцелевшей стены. (З)Карабины висели за плечами, но даже если бы они держали их в руках, Плужников и тогда успел бы выстрелить первым. (4)Он уже выработал в себе молниеносную реакцию, и только она до сих пор спасала его.

(5)А второго немца спасла случайность, которая могла стоить Плужникову жизни.

(6)Его автомат выпустил короткую очередь, первый немец рухнул на кирпичи, а патрон перекосило при подаче. (7)Пока Плужников судорожно дёргал затвор, второй немец мог бы давно прикончить его или убежать, но вместо этого он упал на колени. (8)И покорно ждал, пока Плужников вышибет застрявший патрон.

— (9)Комм, — сказал Плужников, указав автоматом, куда следовало идти.

(Ю)Они перебежали через двор, пробрались в подземелья, и немец первым влез

в тускло освещённый каземат. (11)И здесь вдруг остановился, увидев девушку у длинного дощатого стола.

(12)Немец заговорил громким плачущим голосом, захлёбываясь и глотая слова. (13)Протягивая вперёд дрожавшие руки, показывая ладони то Мирре, то Плужникову.

— (14)Ничего не понимаю, — растерянно сказал Плужников. — (15)Тарахтит.

— (16)Рабочий он, — сообразила Мирра, — видишь, руки показывает?

— (17)Дела, — озадаченно протянул Плужников. — (18)Может, он наших пленных охраняет?

(19)Мирра перевела вопрос. (20)Немец слушал, часто кивая, и разразился длинной тирадой, как только она замолчала.

— (21)Пленных охраняют другие, — не очень уверенно переводила девушка. — (22)Им приказано охранять входы и выходы из крепости. (23)Они — караульная команда. (24)Он — настоящий немец, а крепость штурмовали австрияки из сорок пятой дивизии, земляки самого фюрера. (25)А он — рабочий, мобилизован в апреле…

(26)Немец опять что-то затараторил, замахал руками. (27)Потом вдруг торжественно погрозил пальцем Мирре и неторопливо, важно достал из кармана чёрный пакет, склеенный из автомобильной резины. (28)Вытащил из пакета четыре фотографии и положил на стол.

— (29)Дети, — вздохнула Мирра. — (ЗО)Детишек своих кажет.

(31) Плужников поднялся, взял автомат:

— Комм!

(32) Немец, пошатываясь, постоял у стола и медленно пошёл к лазу.

(33) Они оба знали, что им предстоит. (34)Немец брёл, тяжело волоча ноги, трясущимися руками всё обирая и обирая полы мятого мундира. (35)Спина его вдруг начала потеть, по мундиру поползло тёмное пятно.

(36)А Плужникову предстояло убить его. (37)Вывести наверх и в упор шарахнуть из автомата в эту вдруг вспотевшую сутулую спину. (38)Спину, которая прикрывала троих детей. (39)Конечно же, этот немец не хотел воевать, конечно же, не своей охотой забрёл он в эти страшные развалины, пропахшие дымом, копотью и человеческой гнилью. (40)Конечно, нет. (41)Плужников всё это понимал и, понимая, беспощадно гнал вперёд.

— (42)Шнель! (43)Шнель!

(44)Немец сделал шаг, ноги его подломились, и он упал на колени. (45)Плужников ткнул его дулом автомата, немец мягко перевалился на бок и, скорчившись, замер…

(46)Мирра стояла в подземелье, смотрела на уже невидимую в темноте дыру и с ужасом ждала выстрела. (47)А выстрелов всё не было и не было…

(48)В дыре зашуршало, и сверху спрыгнул Плужников и сразу почувствовал, что она стоит рядом.

— (49)3наешь, оказывается, я не могу выстрелить в человека.

(бО)Прохладные руки нащупали его голову, притянули к себе. (51)Щекой

он ощутил её щеку: она была мокрой от слёз.

— (52)Я боялась. (53)Боялась, что ты застрелишь этого старика. — (54)Она вдруг крепко обняла его, несколько раз торопливо поцеловала. — (55)Спасибо тебе, спасибо, спасибо. (56)Ты ведь для меня это сделал?

(57)Он хотел сказать, что действительно сделал это для неё, но не сказал, потому что он не застрелил этого немца всё-таки для себя. (58)Для своей совести, которая хотела остаться чистой. (59)Несмотря ни на что.

(По Б. Л. Васильеву*)

* Борис Львович Васильев (1924-2013) — русский советский писатель, участник Великой Отечественной войны.

Текст 15

1)В осеннем лесу все было жёлтое и багряное, козалось, все горело и светило вместе с солнцем. 2)Деревья только-только начали сбрасывать одеяние, и листья падали, покачиваясь в воздухе, бесшумно и плавно. 3)Было прохладно и легко, а потому и весело. 4)Осенний запах леса — особенный, неповторимый, стойкий и чистый настолько, что за десятки метров Бим чуял хозяина.

5) Теперь хозяин сел на пенёк, приказал Биму тоже сидеть, а сам снял кепку, положил ее рядом на землю и смотрел на листья. 6) И слушал тишину леса. 7) Ну конечно же он улыбался! Он был сейчас таким, как всегда перед началом охоты.

9) И вот хозяин встал, расчехлил ружье, вложил патроны. 10) Бим задрожал от волнения. 11) Иван Иваныч потрепал его ласково по загривку, отчего Бим еще больше разволновался.

-(12)Ну, мальчик, ищи!

13)Бим пошёл! 14) Малым челноком пошёл, лавируя между деревьями, приземисто, пружинисто и почти бесшумно. (15) Иван Иваныч потихоньку двинулся за ним, лубуясь работой друга. 16)Теперь лес со всеми красотами остался на втором плане: главное — Бим, изящный, страстный, лёгкий на ходу. 17) Изредка подзывая его к себе, Иван Иваныч приказывал ему лежать, чтобы дать успокоиться, втянуться. (18) А вскоре Бим уже пошел ровно, со знанием дела. 19) Великое искусство — работа саттера! 20) Вот он идет лёгким галопом, подняв голову высоко, с достоинством, уверенностью и страстью.

21) Лес молчал. 22) Лишь чуть-чуть играли золотые листья березы, купаясь в блёстках солнца. 23) Притихли молодые дубки рядом с величавым исполином дубом — отцом и прародителем. 24) Бесшумно трепетали оставшиеся на осине серебряно-серенькие листья. 25) А на палой жёлтой листве стояла собака — одно из лучших творений природы и терпеливого человека. 26) Ни единый сумкул не дрогнет! 27) Вот что такое классическая стойка в желтом лесу!

-(28)Вперед, мальчик!

29) Бим поднял вальдшнепа на крыло.

30) Выстрел!

31) Лес встрепенулся, ответив недовольным, обиженным эхом. 32) Казалось, береза, забравшаяся на границу дубняка и осинника, испугалась, вздрогнула. 33) Дубы охнули, как богатыри. 34) Осины, что рядом, торопливо посыпали листьями.

35) Вальдшнеп упал комом. 36) Бим подал его по всем правилам. 37) Но хозяин, приласкав Бима и поблагодарив за красивую работу, подержал птицу на ладони, посмотрел на нее и сказал задумчиво:

-Эх, не надо бы…

38) Бим не понял, вглядывался в лицо Ивана Иваныча, а тот продолжал:

-Для тебя только, Бим, для тебя, глупыш. 39) А так — не стоит.

40) Вчера был счастливый день. 41) Все как надо: осень, солнце, желтый лес, изящная работа Бима. 42) А все-таки какой-то осадок на душе. 43) Отчего Бы? 44) Мне жаль стало убивать дичь. 45) Так хорошо вокруг, и вдруг мертвая птица. 46) Я не вегатарианец и не ханжа, описывающий страдания убитых животных и уписывающий с удовольствием их мясо, но до конца дней ставлю себе условие: одного-двух вальдшнепов за охоту, не больше. 47) Если ни одного — еще бы лучше, но тогда Бим загибнет как охотничья собака, а я вынужден буду купить птицу, которую для меня убьет кто-то другой. 48) Нет уж, увольте от такого…

49) Откуда же все-таки осадок от вчерашнего? 50) И только ли от вчерашнего? 51) Не пропустил ли я какую-то мысль?.. 52) Итак, вчерашний день: стремление к счастью, желтый лес — и убитая птица. 53) Что это: уж не сделка ли со своей совестью?

54) Стоп! 55) Вот какая мысль ускользнула вчера: не сделка, а укор совести и боль за всех, убивающих бесполезно, когда человек теряет человечность. 56) Из прошлого, из воспоминаний о прошлом идет и все более растет во мне жалость к птицам и животным.

57) Ах, желтый лес, желтый лес! 58) Вот вам и кусочек счастья, вот вам и место для раздумий. 59) В осеннем солнечном лесу человек становится.

По Г. Н. Троепольскому.

Гавриил Николаевич Троепольский — русский советский писатель.

Текст 16

(1)Ты, наверно, очень удивлён тем, что после нашего возвращения с Волги я словно бы забыл твой адрес и телефон? (2)Нет, не забыл.

1. Я уже послал твоей матери три письма! (4)Я написал ей и за себя, и за тебя…

1. Ведь сам ты, кажется, почти никогда ей не пишешь. (6)В шкатулке, как самую большую драгоценность, хранит Анна Филипповна твоё единственное за весь год письмо. (7)Помнишь, оправдываясь, ты сказал, что не умеешь и не любишь писать письма? (8)Однако же ты чуть не каждый день атаковывал посланиями Марину. (9)Она и читать, наверно, не успевала. (Ю)Значит, умеешь?

(И)Сказал бы уж точней: «Не люблю писать матери». (12)Впрочем, ты ведь не только писать, ты и разговаривать-то с ней не очень любишь…

1. Помнишь, когда ты окончил аспирантуру, твоя мать приехала в Москву?

2. И как раз была встреча Нового года. (15)Все сидели за столом, а она, накрывшая стол, устроившая всё это торжество, была на кухне. (16)Только в самый торжественный момент, в двенадцать часов, ты милостиво позвал её в комнату. (17)Ты стеснялся её. (18)И перед тем как позвать, долго предупреждал нас: «Всю жизнь прожила в деревне, сами понимаете…» (19)И виновато поглядывал на Марину.

1. Сейчас ты никак не можешь понять, почему Марина тоже перестала встречаться с тобой, почему не отвечала на твои письма. (21)А недавно, совсем на днях, она мне всё рассказала…

(22)Помнишь, тогда, после Нового года, .кажется, дня через три, у твоей матери был тяжёлый сердечный приступ (думаю, переутомилась, готовя наше новогоднее торжество). (23)И в тот же день вы с Мариной должны были пойти на концерт Рихтера. (24)Марина, стоя в коридоре, слышала, как ты на ходу крикнул матери: «Если будет совсем плохо, постучи в стенку соседу».

(25)Марина ничего не поняла. (26)Только позже, в консерватории, ты ей всё объяснил. (27)И в этот же вечер ты потерял её навсегда. (28)В то время как ты восторгался, с какой силой и с какой лёгкостью ударял по клавишам Рихтер, она слышала другие удары, слабые и беспомощные удары материнского сердца…

1. Ей казалось, что вот сейчас, в эту самую минуту, стучит в стенку твоя мать, а сосед заснул и не слышит.

2. И ещё хочу сказать: напрасно ты стесняешься своей матери.

3. Если бы ты знал, как хорошо, как тонко она всё чувствует и понимает!

4. Она каждый раз хвалила тебя — и больше всего за то, чего в тебе нет: за сыновнюю любовь, и заботу, и ласку.

(ЗЗ)Ты не кричал на мать, но ведь и на чужих, совсем незнакомых людей ты тоже не кричишь. (34)Они, однако, не называют тебя за это своим сыном!

1. Трудно объяснять человеку, что он не должен разрушать стены дома, спасающего его от непогоды, что он не должен сжигать поле, которое принесёт ему хлеб, что он не должен убивать сердце, верней и преданней которого он не найдёт никогда и нигде на свете.

2. Да, всё лето ты был гостеприимен и очень внимателен. (37)Но что это меняет?

1. Могу ли я ценить человека лишь за то, что он хорошо относится ко мне?

2. Разве это не будет с моей стороны отвратительным проявлением эгоизма?

3. Вот я, кажется, и объяснил тебе причину своего охлаждения. (41)Может быть,

моё письмо убедит тебя в чём-нибудь, а может быть, нет. (42)Но я-то, во всяком случае, буду по-прежнему писать твоей матери.

(43)И ещё помни, мой бывший друг, что матерью люди издавна называют свою Родину…

(По А. Г. Алексину*)

* Анатолий Георгиевич Алексин (1924-2017) — русский писатель и драматург, автор книг для детей и юношества.

Текст вариант 17

Дмитрий Сергеевич Лихачёв жил, работал в полную силу, работал ежедневно, много, несмотря на плохое здоровье. От Соловецкого лагеря особого назначения он получил язву желудка, кровотечения.

Почему он сохранил себя полноценным до 90 лет? Сам он объяснял свою физическую стойкость «резистентностью». Из его школьных друзей никто не сохранился. «Подавленность — этого состояния у меня не было. В нашей школе были революционные традиции, поощрялось составлять собственное мировоззрение. Перечить существующим теориям. Например, я сделал доклад против дарвинизма. Учителю понравилось, хотя он не был со мною согласен.

Я был карикатурист, рисовал на школьных учителей. Они смеялись вместе со всеми. Они поощряли смелость мысли, воспитывали духовную непослушность. Это всё помогло мне противостоять дурным влияниям в лагере. Когда меня проваливали в Академии наук, я не придавал этому значения, не обижался и духом не падал. Три раза проваливали!»

Он рассказывал мне: «В тридцать седьмом году меня уволили из издательства с должности корректора. Всякое несчастье шло мне на пользу. Годы корректорской работы были хороши, приходилось много читать. В войну не взяли, имел белый билет из-за язвы желудка.

Гонения персональные начались в семьдесят втором году, когда я выступил в защиту Екатерининского парка в Пушкине. И до этого дня злились, что я был против порубок в Петергофе, строительства там. Это шестьдесят пятый год. А тут, в семьдесят втором году, остервенели. Запретили упоминать меня в печати и на телевидении».

Скандал разразился, когда он выступил на телевидении против переименования Петергофа в Петродворец, Твери в Калинин. Тверь сыграла колоссальную роль в русской истории, как же можно отказываться! Сказал, что скандинавы, греки, французы, татары, евреи много значили для России.

В 1977 году его не пустили на съезд славистов.

Членкора Академии наук Лихачеву дали в 1953 году. В 1958-м провалили в Академии, в 1969-м — отклонили.

Текст вариант 17

Дмитрий Сергеевич Лихачёв жил, работал в полную силу, работал ежедневно, много, несмотря на плохое здоровье. От Соловецкого лагеря особого назначения он получил язву желудка, кровотечения.

Почему он сохранил себя полноценным до 90 лет? Сам он объяснял свою физическую стойкость «резистентностью». Из его школьных друзей никто не сохранился. «Подавленность — этого состояния у меня не было. В нашей школе были революционные традиции, поощрялось составлять собственное мировоззрение. Перечить существующим теориям. Например, я сделал доклад против дарвинизма. Учителю понравилось, хотя он не был со мною согласен.

Я был карикатурист, рисовал на школьных учителей. Они смеялись вместе со всеми. Они поощряли смелость мысли, воспитывали духовную непослушность. Это всё помогло мне противостоять дурным влияниям в лагере. Когда меня проваливали в Академии наук, я не придавал этому значения, не обижался и духом не падал. Три раза проваливали!»

Он рассказывал мне: «В тридцать седьмом году меня уволили из издательства с должности корректора. Всякое несчастье шло мне на пользу. Годы корректорской работы были хороши, приходилось много читать. В войну не взяли, имел белый билет из-за язвы желудка.

Гонения персональные начались в семьдесят втором году, когда я выступил в защиту Екатерининского парка в Пушкине. И до этого дня злились, что я был против порубок в Петергофе, строительства там. Это шестьдесят пятый год. А тут, в семьдесят втором году, остервенели. Запретили упоминать меня в печати и на телевидении».

Скандал разразился, когда он выступил на телевидении против переименования Петергофа в Петродворец, Твери в Калинин. Тверь сыграла колоссальную роль в русской истории, как же можно отказываться! Сказал, что скандинавы, греки, французы, татары, евреи много значили для России.

В 1977 году его не пустили на съезд славистов.

Членкора Академии наук Лихачеву дали в 1953 году. В 1958-м провалили в Академии, в 1969-м — отклонили.

Ему удалось спасти в Новгороде застройку Кремля высотными зданиями, он спас в Питере — Невский проспект, портик Руска. «Разрушение памятников всегда начинается с произвола, которому не нужна гласность».

Он извлек древнерусскую литературу из изоляции, включив её в структуру европейской культуры.

У него ко всему был свой подход: ученые-естественники критикуют астрологические предсказания за антинаучность. Лихачёв — за то, что они лишают человека свободы воли.

Он не создал учения, но он создал образ защитника культуры, настоящего гражданина

Даже в случаях тупиковых, -говорит Дмитрий Сергеевич,- когда все глухо, когда вас не слышат, будьте добры высказывать своё мнение. Не отмалчивайтесь, выступайте. Я заставляю себя выступать, чтобы прозвучал хоть один голос.

Д.А. Гранин

Ему удалось спасти в Новгороде застройку Кремля высотными зданиями, он спас в Питере — Невский проспект, портик Руска. «Разрушение памятников всегда начинается с произвола, которому не нужна гласность».

Он извлек древнерусскую литературу из изоляции, включив её в структуру европейской культуры.

У него ко всему был свой подход: ученые-естественники критикуют астрологические предсказания за антинаучность. Лихачёв — за то, что они лишают человека свободы воли.

Он не создал учения, но он создал образ защитника культуры, настоящего гражданина

Даже в случаях тупиковых, -говорит Дмитрий Сергеевич,- когда все глухо, когда вас не слышат, будьте добры высказывать своё мнение. Не отмалчивайтесь, выступайте. Я заставляю себя выступать, чтобы прозвучал хоть один голос.

Д.А. Гранин

Текст 18

Мне не раз доводилось бывать в покинутых русских деревнях. Ох, какое это зрелище! К нему не притерпеться, не привыкнуть. Я, во всяком разе, не смог. Ведь некоторым селам, которые так поспешно, охотно, вроде бы с облегчением списывали со счета, — тыща лет! А может, и более. И самое печальное зрелище — это оставленная, заброшенная русская изба, человеческое прибежище.

Я заглянул в окно покинутой избы. В ней еще не побывали городские браконьеры, и три старенькие иконы тускло отсвечивали святыми ликами в переднем углу. Крашеные полы в горнице, в середней и в кути были чисто вымыты, русская печь закрыта заслонкой, верх печи был задернут выцветшей ситцевой занавеской. На припечке опрокинуты чугунки, сковорода, в подпечье — ухваты, кочерга, сковородник, и прямо к припечью сложено беремя сухих дров, уже тронутых по белой бересте пылью. В этой местности дрова заготавливают весной, большей частью ольховые и березовые. За лето они высыхают до звона, и звонкие, чистые поленья радостно нести в дом, радостно горят они в печи.

Здесь жили хозяева! Настоящие. Покидая родной дом из-за жизненных ли обстоятельств, по зову ли детей или в силу все сметающей на пути урбанизации, они не теряли веры, что в их дом кто-то придет не браконьером и бродягой — жителем придет, и с крестьянской обстоятельностью приготовили для него все необходимое… Затопи печь, путник или новопоселенец, согрей избу — и в ней живой дух поселится, и ночуй, живи в этом обихоженном доме.

А через дорогу, уже затянутую ромашкой, травой муравой, одуванчиком и подорожником, изба распахнута настежь. Ворота сорваны с петель, створки уронены, проросли в щелях травой, жерди упали, поленницы свалены, козлина опрокинута вниз «рогами», валяются обломок пилы, колун, мясорубка, и всякого железа, тряпья, хомутов, колес — ступить некуда. В самой избе кавардак невообразимый. На столе после еды все брошено, чашки, ложки, кружки заплесневели. Меж ними птичий и мышиный помет, на полу иссохшая и погнившая картошка, воняет кадка с прокисшей капустой, по окнам горшки с умершими цветами. Везде и всюду грязное перо, начатые и брошенные клубки ниток, поломанное ружье, пустые гильзы, подполье черным зевом испускает гнилой дух овощей, печка закопчена и скособочена, порванные тетради и книжки валяются по полу, и всюду бутылки, бутылки, из-под бормотухи и водки, большие и маленькие, битые и целые, — отсюда не выселялись, помолясь у порога и поклонившись покидаемому отеческому углу, здесь не было ни Бога, ни памяти, отсюда отступали, драпали с пьяной ухарской удалью, и жительница этого дома небось плюнула с порога в захламленную избу с презрением: «Хватит! Поворочала! Теперь в городе жить стану, как барыня!..»

В.П. Астафьев

Текст 19

(1)Я думаю, что я так и не понял себя. (2)Человек — больше, чем его жизнь. (З)Иногда гораздо больше. (4)Человек состоит из упущений, неосуществлённых желаний и стремлений, возможностей. (5)То, что осуществлено, — это жизнь.

(6)Но огромная часть человека — это неосуществлённое.

(7)Толстой когда-то говорил, что есть числитель и знаменатель у человека.

(8)Числитель — это то, чем он является на самом деле, а знаменатель — это то, что он о себе воображает. (9)А я думаю, что да, это дробь, но в числителе то, что ему удалось осуществить, а в знаменателе то, что ему не удалось осуществить. (10)То есть то, чем он был. (11)В числителе то, чем он стал.

(12)У каждого человека, вероятно, есть это соотношение, когда он сам куда больше, чем его жизнь. (13)Поэтому сказать, понял он себя или нет, невозможно.

(14)Я не могу.

(15)Я мог стать и тем, и другим, и третьим. (16)Я многое потерял, не сумел, или не стал, или не захотел тогда, а потом уже не смог. (17)То есть я состою из множества несбывшихся, неосуществлённых людей. (18)И я не знаю, какой бы из них был мне важнее, дороже, какой из них добился бы большего. (19)Не знаю и не могу даже это представить себе.

(20)Поэтому я не могу ответить на вопрос: понял ли я себя? (21)Могу только сказать, что я себя во многом не понял.

(22)Я теперь не понимаю, чего я боялся, допустим, в пятидесятые годы? (23)Чего я боялся? (24)Страхи у нас многое отняли. (25)Я не понял, почему я так примитивно, и грубо, и неполно любил? (26)Теперь только я понял, как я не понимал себя.

(27)В итоге жизни получается всегда величина отрицательная, потому что, как я уже сказал, человек всегда больше, чем жизнь. (28)Возможно, есть какие-то случаи более счастливых дробей.

(29)А гении? (30)У них значения числителя и знаменателя максимально сближены? (31)Трудно сказать. (32)Обычно считается, и, наверное, не без основания, что гений успевает осуществить себя полностью. (ЗЗ)Что ему предназначено, то он и успевает сделать. (34)Возможно, это и так. (35)Но ведь есть гении, которые пережили себя. (36)Ну, допустим, Россини или Артюр Рембо. (37)Писал, писал, перестал писать, стал купцом. (38)Осуществил то, что у него было запрограммировано, программу свою гениальную, или гениевую, осуществил, а потом ушёл — и всё. (39)Есть ещё, наверное, такие примеры, я сейчас просто не помню. (40)Так что с гениями трудно.

(41)Есть у гения пророческие черты, а есть провалы и неудачи. (42)Никто этого не понимает. (43)Вот Пушкин. (44)Родился в заурядной семье. (45)Я говорю грубо, но в принципе так. (46)Его не понимали. (47)Дядя его — банальный стихотворец. (48)Почему вдруг в этой среде появляется нечто невероятное?

(49)И исчезает, не повторяясь, навсегда. (50)Что такое Моцарт? (51)Тоже появилось нечто божественное и исчезло. (52)Откуда? (53)Почему? (54)Что, сочетание генов? (55)Это беспомощное объяснение.

(56)Это очень странные вещи, но очень важные. (57)Потому что жизнь без гениев была бы неинтересной. (58)Гений — это не пример для жизни, ему нельзя следовать. (59)Таланту ещё как-то можно следовать. (60)А гению…

(61)Во-первых, нет никакого соотношения между жизнью гения и его созданиями. (62)Это никак не соотносится. (бЗ)Гений может быть шалопаем, повесой, бродягой, распутником, хамом и так далее. (64)А создаёт при этом гениальные вещи. (65)Но гений может быть и примерным человеком, педантом. (66)Гёте, например. (67)Тайный советник, благопристойный немецкий быт.

(68)Я не рискну ничего определённого сказать про гения. (69)Всё, что сделал Моцарт, это так прекрасно и так велико, что бессовестно считать, что он мог бы ещё многое написать. (70)Может быть. (71)Думается, что если бы Пушкин ещё прожил, он написал бы не одну замечательную вещь. (72)Или нет? (73)Это вещи таинственные, которых грех касаться.

(По Д. А. Гранину*)

* Даниил Александрович Гранин (1919-2017) — советский и российский писатель, киносценарист, общественный деятель, ветеран Великой Отечественной войны.

Текст 20

Можно ли без ощущения трагической утраты представить современный мир, лишенный печатного знака?

На мой взгляд, эта утрата была бы более невосполнимой, чем исчезновение в нашей жизни электрического света, ибо потерян был бы важнейший механизм в передаче и научных знаний, и накопленных всеми эпохами чувств, а человеческий разум погрузился бы в пучину темноты и нравственного застоя. Мир стал бы удручающе обеднен, прервались бы нити от одного человека к другому, и, надо полагать, наступило бы время невежества, подозрительности и отчуждения.

В самом деле, что значит в жизни человека книга?

Подобно разговорному языку, книга не только средство общения людей, не только проводник информации, но самое главное — это инструмент проникновения в окружающую действительность, взгляд человека на самого себя как на разумную частицу природы.

Вместе с тем книга — это и констатация вех истории, и одновременно верная память человечества. Что знали бы мы о быте, нравах, умонастроении и характерах людей давно и не так давно ушедших эпох, если бы это прошлое не было сохранено в печатном знаке, способном волшебно восстановить биографию человечества во всех ее сложностях, поисках, заблуждениях, открытиях и попытках найти и утвердить смысл бытия. Будущее рождается не только из непосредственного настоящего,

оно рождается и из прошлого. Ведь наше современное сознание и наше отношение к настоящему — это результат всего опыта миллионов живших до нас, предельно сжатая и трансформированная сумма их чувств.

Не будь возможности разумом и эмоциями пройти по дальним и ближним дорогам истории, мы оглядывались бы назад, будто в туман и пустоту, утратив начала, а стало быть, и концы, ибо ничего нет и не может быть без великих точек отсчета.

Книга — это безупречный хранитель духовных ценностей всех веков и всех народов и это негаснущий источник света, посланный еще из детства человечества к нам.

Это сигнал и предупреждение, боль и страдание, смех и радость, жизне- утверждение и надежда. Это символ превосходства силы духовной над силой материальной, что является высшим достижением сознания.

Книга — это познание развития мысли, философских течений, национально-исторических условий общества, породивших на разных этапах веру в добро, разум, просветительство, свободу и справедливость.

Неизмеримо многое может объяснить, открыть и подчинить наука, мыслящая категориями понятий, создающая вещи, системы и формулы, но по своей сути она все-таки не способна исследовать одно — чувства людей, творить образы людей во времени, что делает в силу предназначенной ей судьбы литература.

Они близки, наука и искусство. Они познают даже близкие сферы — возможности человека в этом мире. Вместе с тем инструмент познания различен. Конечно же, «Одиссею* Гомера и «Войну и мир» Льва Толстого немыслимо заключить в формулу, подобно тому как это можно сделать в науке после открытия какого-либо закона.

Искусство — это историческая энциклопедия человеческих ощущений, противоречивых страстей, желаний, взлетов и падений духа, самоотверженности и мужества, поражений и побед.

Человек, раскрывающий книгу, всматривается во вторую жизнь, как в глубинную сферу зеркала, ища собственного героя, ответы на собственные мысли, невольно примеряя, скажем, чужую судьбу и чужое мужество к личным чертам харак-

тора, сожалея, сомневаясь, досадуя, имеясь, плача, сочувствуя и соучаствуя. Здесь н начинается воздействие книги.

В судьбе почти каждого печатное слово сыграло неповторимую роль, и величайшего сожаления достоин тот, кто не был в плену серьезной книги Тем самым он оградил себя и укоротил дни своей жизни, отринув вторую действительность, второй опыт, наконец.

По Ю. Бондареву

Текст 21

(1)Кажется, я был в пятом классе, когда у нас появилось сразу несколько новых молодых учителей, только что вышедших из университета. (2)Одним из первых появился Владимир Васильевич ИгнатОвич — учитель химии. (3)Это был модой человек, только что с университетской скамьи, с чуть заметными усиками, маленького роста, с пухлыми розовыми щеками, в золотых очках. (4)Говорил он голосом, в котором звучали тонкие, как будто детские, нотки. (5)В классе несколько робел, и лицо его часто заливал застенчивый румянец. (6)Новый учитель обращался с нами вежливо, преподавал старательно, заданное спрашивал редко, к отметкам выказывал пренебрежение, уроки объяснял, как профессор, читающей лекцию.

(7)Первым результатом его системы было то, что класс почти перестал учиться. (8)Вторым — то, что ему порой начали слегка грубить. (9)Бедный юноша, приступивший к нам с идеальными ожиданиями, вынужден был расплачиваться за общую систему, которая вносила грубость и цинизм. (10)Впрочем, это было недолго. (11)Однажды, когда класс шумел и ИгнатОвич напрасно надрывал свой мягкий голосок, одному из нас показалось, будто он называл нас стадом баранов. (12)Другие учителя очень часто называли нас стадом баранов, а порой и хуже. (13)Но то были другие. (14)Они были привычно грубы, а мы привычно покорны. (15)Гнатович же сам приохотил нас к другому обращению.

(16)Один из учеников, Заруцкий, очень хороший, в сущности, малый, но легко поддававшийся настроениям, встал среди шумевшего класса.

—(17)Господин учитель, — сказал он громко, весь красный и дерзкий. — (18)Вы, кажется, сказали, что мы стадо баранов. (19)Позвольте вам ответить, что… в таком случае…

(20)Класс вдруг затих так, что можно было слышать пролетевшую муху.

—(21)Что в таком случае… Вы сами баран…

(22)Стеклянная колбочка, которую держал в руках ИгнатОвич, звякнула о реторту. (23)Он весь покраснел, лицо его как-то беспомощно дрогнул от обиды и гнева. (24)В первую минуту он растерялся, но затем ответил окрепшим голосом:

—Я этого не говорил… (25)Вы ошиблись…

(26)Простой ответ озадачил. (27)В классе поднялся ропот, значение которого сразу разобрать было трудно, и в ту же минуту прозвенел звонок. (28)Учитель вышел; Заруцкого окружили. (29)Он стоял среди товарищей, упрямо потупившись и чувствуя, что настроение класса не за него. (30)Сказать дерзость учителю, вообще говоря, считалось подвигом, и если бы он так же прямо назвал бараном одного из «старых», то совет бы его исключил, а ученики проводили бы его горячим сочувствием. (31)Теперь настроение было недоуменно-тяжелое, неприятное…

— (32)Свинство, брат! — сказал кто-то.

—(33)Пусть жалуется в совет, — угрюмо ответил Заруцкий.

(34)Для него в этой жалобе был своего рода нравственный выход: это сразу поставило бы нового учителя в один ряд с учителями старыми и оправдало бы грубую выходку.

—(35)И пожалуется! — сказал кто-то.

—(36)Конечно! (37)Думаешь, спустит?

(38)Этот вопрос стал центом в разыгравшемся столкновении. (39)Прошло два дня, о жалобе ничего не было слышно. (40)Прошел день совета… (41)Признаков жалобы не было.

(42)На следующий урок химии ИгнатОвич явился несколько взволнованный; лицо его было серьезно, глаза чаще потуплялись, и голос срывался. (43)Видно было, что он старается овладеть положением и не вполне уверен, что это ему удастся. (44)Сквозь серьезность учителя проглядывала обида юноши, урок шел среди тягостного напряжения. (45)Минут через десять Заруцкий, с потемневши лицом, поднялся с места. (46)Казалось, что при этом на своих плечах он поднимает тяжесть, давление которой чувствовалось всем классом.

— (47)Господин учитель… — с усилием выговорил он среди общей тишины. (48)Веки у молодого учителя дрогнули под очками, лицо все покраснело. (49)Напряжение в классе достигло высшего предела.

—(50)Я… прошлый раз… — начал Заруцкий глухо. (51)Затем, с внезапной резкостью, он закончил:

—Я извиняюсь.

(52)И сел с таким видом, точно сказал новую дерзость. (53)Лицо у ИгнатОвича посветлело, хотя краска залила его до самых ушей. (54)Он сказал просто и свободно:

—Я говорил уже, господа, что баранами никого не называл.

(55)Инцидент был исчерпан. (56)В первый еще раз такое столкновение разрешилось таким образом. (57)«Новый» учитель выдержал испытание. (58)Мы были довольны им и — почти бессознательно — собою, потому что также в первый раз не воспользовались слабостью этого юноши, как воспользовались был слабостью кого-нибудь из «старых». (59)Самый эпизод скоро изгладился из памяти, но какая-то ниточка своеобразной симпатии, завязавшейся межд. новым учителем и классом, осталась.

В. Г. Короленко

Текст 22

(1)Однажды меня послали из Бреста в Москву за медикаментами. (2)Врачи, сёстры и санитары надавали мне множество поручений и писем. (3)В то время все старались переправлять письма с оказией, чтобы избежать военной цензуры.

(4)Лёля дала мне свои золотые часики и просила передать их в Москве своему дяде, профессору. (5)Золотые эти наручные часики смущали Лёлю. (6)Они были, конечно, совсем ни к чему в санитарном поезде.

(7)Лёля дала мне, кроме того, письмо к дядюшке. (8)В нём она писала обо мне много хорошего и просила профессора приютить меня, если понадобится.

(9)Я разыскал в Москве квартиру уважаемого профессора и позвонил. (10)Мне долго не открывали. (11)Потом из-за двери недовольный женский голос расспросил меня, кто я и по какому делу. (12)Дверь открыла пожилая горничная с косоглазым лицом. (13)3а ней стояла высокая, величественная, как памятник, старая дама в белоснежной крахмальной кофточке с чёрным галстуком-бабочкой — жена профессора. (14)Седые её волосы были подняты надменным валиком и блестели так же, как и стёкла её пенсне. (15)Она стояла, загораживая дверь в столовую. (16)Там семья профессора пила, позванивая ложечками, утренний кофе.

(17)Я передал профессорше коробочку с часами и письмо.

— (18)Подождите здесь, — сказала она и вышла в столовую, выразительно взглянув на горничную. (19)Та тотчас начала вытирать в передней пыль с полированного столика, давно уже к тому времени вытертого и нестерпимо блестевшего.

— (20)Кто там звонил? — спросил из столовой скрипучий старческий голос. —

(21)Чего нужно?

— (22)Представь, — ответила профессорша, шурша бумагой (очевидно, она вскрывала пакет), — Лёля и на войне осталась такой же сумасбродкой, какой и была. (23)Прислала золотые часы. (24)С каким-то солдатом. (25)Какая всё-таки неосторожность. (26)Вся в мать!

— (27)Угу! — промычал профессор. (28)Очевидно, рот у него был набит едой. — (29)Ничего не стоило прикарманить.

— (ЗО)Вообще я Лёлю не понимаю, — снова сказала профессорша. — (31)Вот пишет, просит его приютить. (32)К чему это? (ЗЗ)Где приютить? (34)На кухне у нас спит Паша.

— (35)Только этого не хватало, — промычал профессор. — (Зб)Дай ему рубль и выпроводи его. (37)Пора Лёле знать, что я терпеть не могу посторонних людей.

— (38)Неловко всё-таки рубль, — сказала с сомнением профессорша. — (39)Как ты думаешь, Пётр Петрович?

— (40)Ну, тогда вышли ему два рубля.

(41)Я распахнул дверь на лестницу, вышел и захлопнул дверь так сильно, что в профессорской квартире что-то упало и разбилось с протяжным звоном.

(42)На площадке я остановился.

(43)Тотчас дверь приоткрылась через цепочку. (44)3а горничной, придерживавшей дверь, стояла вся профессорская семья: надменная профессорша, студент с лошадиным лицом и старый профессор с измятой салфеткой, засунутой за манишку. (45)На салфетке были пятна от яичного желтка.

— (46)Ты чего безобразничаешь? — прокричала в щёлку горничная. — (47)А ещё солдат с фронта! (48)3ащитник Отечества!

— (49)Передай своим господам, — сказал я, — что они скоты.

(50)Тут в передней началась невнятная толкотня. (51)Студент подскочил к двери и схватился за цепочку, но профессорша его оттащила.

— (52)Геня, оставь! — крикнула она. — (53)Он тебя убьёт. (54)Они привыкли всех убивать на фронте.

(55)Тогда вперёд протолкался старый профессор. (56)Чисто вымытая его бородка тряслась от негодования. (57)Он крикнул в щёлку, приложив руки трубочкой ко рту:

— Хулиган! (58)Я в полицию тебя отправлю!

— (59)Эх вы! — сказал я. — (бО)Научное светило!

(61) Профессорша оттащила почтенного старичка и захлопнула дверь.

(62) С тех пор у меня на всю жизнь осталось недоверие к так называемым «жрецам науки», к псевдоучёным, к тому племени людей, что безмерно кичатся своей учёностью, а в жизни остаются обывателями и пошляками. (63)Есть много видов пошлости, не замечаемых нами. (64)Даже такой безошибочный «уловитель» пошлости, как Чехов, не мог описать всех её проявлений.

(По К. Г. Паустовскому*)

* Константин Георгиевич Паустовский (1892-1968) — русский советский писатель.

Текст 23

(1)Детство редко даёт возможность угадать что-либо о будущем ребёнка. (2)Как ни пытаются папы и мамы высмотреть, что получится из их дитяти, нет, не оправдывается. (3)Все они видят в детстве предисловие к взрослой жизни, подготовку. (4)На самом же деле детство – самостоятельное царство, отдельная страна, независимая от взрослого будущего, от родительских планов, она, если угодно, и есть главная часть жизни, она основной возраст человека. (5)Больше того, человек предназначен для детства, рождён для детства, к старости вспоминается более всего детство, поэтому можно сказать, что детство – это будущее взрослого человека.

(6)Детство было самой счастливой порой моей жизни. (7)Не потому, что дальше было хуже. (8)И за следующие годы благодарю судьбу, и там было много хорошего. (9)Но детство отличалось от всей остальной жизни тем, что тогда мир казался мне устроенным для меня, я был радостью для отца и матери, я был не для кого, не было ещё чувства долга, не было обязанностей, ну сопли подобрать, ну спать лечь. (10)Детство безответственно. (11)Это потом стали появляться обязанности по дому. (12)Сходи. (13)Принеси. (14) Помой… (15) Появилась школа, уроки, появились часы, время.

(16)Я жил среди муравьёв, травы, ягод, гусей. (17)Я мог лежать в поле, лететь среди облаков, бежать неизвестно куда, просто мчаться, быть паровозом, автомобилем, конём. (18)Мог заговорить с любым взрослым. (19)Это было царство свободы. (20)Не только наружной, но и внутренней. (21)Я мог часами смотреть с моста в воду. (22)Что я там видел? (23)Подолгу простаивал в тире. (24)Волшебным зрелищем была кузня.

(25)Любил в детстве часами лежать на тёплых бревнах плота, смотреть в воду, как играют там в рыжеватой глубине, поблескивают уклейки.

(26)Повернешься на спину, в небе плывут облака, а кажется, что плывет мой плот. (27)Под бревнами журчит вода, куда плывет – конечно, в дальние страны, там пальмы, пустыни, верблюды. (28)В детских странах не было небоскребов, автострад, была страна Фенимора Купера, иногда Джека Лондона – у него снежные, метельные, морозные.

(29)Детство – это чёрный хлеб, теплый, пахучий, такого потом не было, он там остался, это зелёный горох, это трава под босыми ногами, это пироги с морковкой, ржаные, с картошкой, это домашний квас. (30)Куда исчезает еда нашего детства? (31)И почему она обязательно исчезает? (32)Маковки, постный сахар, пшённая каша с тыквой…

(33)Столько было разного счастливого, весёлого… (34)Детство остаётся главным и с годами хорошеет. (35)Я ведь там тоже плакал, был несчастен. (36)К счастью, это начисто забылось, осталась только прелесть той жизни. (37)Именно жизни. (38)Не было ни любви, ни славы, ни путешествий, только жизнь, чистое ощущение восторга своим существованием под этим небом. (39)Ещё не осознана была ценность дружбы или счастье иметь родителей, всё это позже, позже, а там, на плоту, только я, небо, река, сладкие туманные грёзы…

По Д.А. Гранину

Текст 24

Шел я однажды по этому делу из госпиталя в свою часть. Я шел уже не в первый раз, а в четвертый, но в прежние случаи мы на месте обороны стояли: откуда ушел, туда и ступай. А тут нет.

Иду я обратно к переднему краю и чувствую, что блуждаю. Однако иду пока, чтоб найти место, где верно будет спросить.

И вижу я ветряную мельницу при дороге. В сторону от мельницы было недавно какое-то село, но оно погорело в уголь, и ничего там более нету. Но мельница тихо кружится по воздуху. Неужели, думаю, там помол идет? Мне веселее стало на сердце, что люди опять зерно на хлеб мелют и война ушла от них. Значит, думаю, нужно солдату вперед скорее ходить, потому что позади него для народа настает мир и трудолюбие.

Подле мельницы я увидел, как крестьянин пашет землю. Я остановился и долго глядел на него: мне нравится хлебная работа в поле. Крестьянин был малорослый и шел за однолемешным плугом натужливо, как неумелый или непривычный. Тут я сразу сообразил один непорядок, а сначала его не обнаружил. Впереди плуга не было лошади, а плуг шел вперед и пахал, имея направление вперед на мельницу. Я тогда подошел к пахарю ближе на проверку, чтобы узнать всю систему его орудия. На подходе к нему я увидел, что к плугу спереди упряжены две веревки, а далее они свиты в одно целое и та цельная веревка уходила по земле в помещение мельницы. Эта веревка делала плугу натяжение и тихим ходом волокла его. А за плугом шел малый лет не более пятнадцати и держал плуг за рукоятку одной своей правой рукой, а левая рука у него висела вдоль тела.

Я подошел к пахарю и спросил у него, чей он сам и где проживает. Пахарю и правда шел шестнадцатый год, и он был сухорукий: потому он и пахал с натужением. Мельница находилась близко от пахоты – саженей в двадцать всего, а далее пахать не хватало надежной веревки.

Заинтересовавшись, я пошел на мельницу и узнал весь способ запашки сухорукого малого. Дело было простое, однако же по рассудку и по нужде правильное. Внутри мельницы другой конец той рабочей веревки наматывался на вал, что крутил мельничный верхний жернов. Теперь жернов был поднят над нижним лежачим камнем и гудел вхолостую. А веревка, накручивалась на вал и тянула пахотный плужок. Тут же по верхнему жернову неугомонно ходил навстречу круга другой человек; он сматывал веревку обратно и бросал ее наземь, а на валу он оставлял три либо четыре кольца веревки, чтобы шло натяжение плуга.

Малый на мельнице тоже был молодой, но на вид истощалый и немощный.

Я опять направился наружу. Скоро плуг подошел близко к мельнице, и сухорукий малый сделал отцепку, и упряжка уползла в мельницу, а плужок остановился в почве.

Отощалый малый вышел с мельницы и поволок из нее за собой другой конец веревки. Потом вместе с пахарем они вдвоем поворотили плуг и покатили его обратно в дальний край пашни, чтоб упрячь плуг и начать свежую борозду.

Они, оказывается, мягчили почву под огород. Немцы угнали из их села всех годных людей, а на месте оставили только малолетних детей и престарелых стариков и старух. Сухорукого немцы не взяли по его инвалидности, а того малого, что на мельнице, оставили помирать как чахоточного. Прежде тот чахоточным не был, он заморился здесь на немецких военных работах; там он сильно остудился, работал некормленым, терпел поругание и начал с тех пор чахнуть.

– Нас тут двое работников на всем нашем погорелом селе, – сказал мне сухорукий. – Мы одни и можем еще терпеть работу, а у других силы нету – они маленькие дети. А старым каждому по семьдесят лет и поболее. Вот мы и делаем вдвоем запашку на всех. Мы здесь посеем огородные культуры.

– А сколько ж у вас всего-то душ едоков? – спросил я.

– Всего-то немного: сорок три души осталось, – сообщил мне сухорукий. – Нам бы только до лета дожить… Но мы доживем: нам зерновую ссуду дали. Как покончим пашню, так тележку на шариковых подшипниках начнем делать – легче будет, а то силы мало: у меня одна рука, у того грудь болит… Нам зерно надо с базы возить – от нас тридцать два километра.

– А лошадей или скотины неужели ни одной головы не осталось? – спросил я.

– Не осталось, – сказал мне он. – Скотину немцы поели, лошади пали на ихней работе, а последних пятерых коней и племенного жеребца они с собой угнали.

– Проживете теперь? – спросил я у него.

– Отдышимся, – сказал мне парень. – У нас желание есть, видишь – пашем вот вдвоем да ветер нам на помощь, а то бы в один лемех впрягать надо душ десять – пятнадцать, а где их взять!..

– А это кто же вам придумал такую пахоту? – спросил я.

– Дед у нас один есть, Кондрат Ефимович, он говорит – всю вселенную знает. Он нам сказал – как надо, а мы сделали. С ним не помрешь. Он у нас теперь председатель, а я у него заместитель.

Однако мне, как солдату, некогда было далее на месте оставаться. Слова да гуторы доведут до каморы. И жалко мне было сразу разлучаться с этим пахарем. Тогда – что же мне делать? – я поцеловался с ним на прощанье, чувствуя братство нашего народа: он был хлебопашец, а я солдат. Он кормит мир, а я берегу его от смертного немца. Мы с пахарем живем одним делом.

По А.П. Платонову

Текст 25

Сейчас много говорят о «бездуховности» нашего общества. Поправлю: «бездуховность» охватила не только наше общество, она характерна для нынешнего времени в целом и для всего человечества. В той или иной мере, конечно. Я не берусь давать точные определения того, что такое «бездуховность». Это, во всяком случае, падение роли духовной культуры, отсутствие интереса к высшим ступеням культуры, отсутствие простого знания того, что такое культура, элементарной осведомленности.

Техника заполонила собой все и не оставила у человека времени и возможности посвящать себя истинной культуре. Но природа не терпит пустоты. Техника и весь комфорт, который с нею связан, может вытеснить духовную жизнь в человеческой деятельности, но не заменить ее. Заменила духовную жизнь внешняя цивилизация и многое с нею связанное. Это многое обладает одним свойством — страшной агрессивностью. Агрессивные формы культуры (если их можно только назвать культурой!) распространяются в наше время с быстротой эпидемии.

Лучшая форма борьбы с агрессивностью бездуховности — спокойно противопоставить ей духовность, культуру. Агрессивность происходит от потребности в деятельности. Это деятельность в чистом виде, без содержания. Жажда деятельности — естественное свойство человека. Ее нужно вооружить полноценным содержанием. Именно культура дает достойное, высокое содержание этой жажде активности. Благодаря культурным интересам стремление к активности приобретает полезные формы — полезные и для общества в целом, и для отдельной личности. Необходимо противопоставить агрессивности неагрессивную но своей природе культуру. Настоящая культура не нуждается для своего развития в насилии. Она сама в себе несет притягательность. Она никого не отталкивает, но всех приглашает. Поэтому-то культура вечна и дает выход жаждущему деятельности человеку.

Что такое культура, которую можно противопоставить агрессивной «массовой» полукультуре? Есть понятия, которые с трудом поддаются определению. Тем более неоднозначно такое явление, как культура. Культура труда, поведения, культура нации, народа, культура человека, человечества. Сколько различных оттенков в понимании культуры во всех этих словосочетаниях!

Возьмем только одно, необходимое нам в дальнейшем словосочетание — «классическая культура» или даже проще: «классика» — и остановимся на классических произведениях. Классические произведения — это те, что прошли испытание временем, те, что остались современны и для нас.

Классика — это то, что остается постоянным в мировой культурной традиции, продолжает участвовать в жизни культуры. А самое главное — она воспитывает, делает чище, содержательнее каждого человека, который к ней приобщается, причащается ей. В каком смысле «содержательнее»? Содержательнее культурным опытом. Классические произведения литературы позволяют прожить не одну жизнь. Классическая поэзия обогащает человека своим лирическим опытом, обладает врачующими свойствами.

Культурный человек — это не тот, кто много читал классических произведений, много слушал классическую музыку и т. д., а тот, который обогатился всем этим, которому открылась глубина мысли прошедших веков, душевная жизнь других, который многое понял и, следовательно, стал терпимее к чужому, стал это чужое понимать. Отсюда приобрел уважение к другим народам, к их культуре, верованиям.

Итак, люди, ставшие терпимее к чужому на основании знаний бессмертного в искусстве и в философии, умеющие открывать на основании своих знаний и культурного опыта новые ценности в прошлом и настоящем, — это и есть люди культуры, интеллигенты. Интеллигенты — это не просто люди, занятые умственным трудом, имеющие знания или даже просто высшее образование, а воспитанные на основе своих знаний классической культуры, исполненные духа терпимости к чужим ценностям, уважения к другим. Это люди мягкие и ответственные за свои поступки, что иногда принимается за нерешительность. Интеллигента можно узнать по отсутствию в нем агрессивности, подозрительности, комплекса собственной неполноценности, по мягкости поведения. Агрессивен только полуинтеллигент, теряющий себя в шаманизме «массовой культуры».

Д.С.Лихачев

Текст 26

Брестская крепость. Совсем недалеко от Москвы: меньше суток идет поезд. И не только туристы — все, кто едет за рубеж или возвращается на родину, обязательно приходят в крепость.

Здесь громко не говорят: слишком оглушающими были дни сорок первого года и слишком многое помнят эти камни. Сдержанные экскурсоводы сопровождают группы по местам боев, и вы можете спуститься в подвалы 333-го полка, прикоснуться к оплавленным огнеметами кирпичам, пройти к Тереспольским и Холмским воротам или молча постоять под сводами бывшего костела.

Не спешите. Вспомните. И поклонитесь. А в музее вам покажут оружие, которое когда-то стреляло, и солдатские башмаки, которые кто-то торопливо зашнуровывал ранним утром 22 июня. Вам покажут личные вещи защитников и расскажут, как сходили с ума от жажды, отдавая воду детям и пулеметам. И вы непременно остановитесь возле знамени — единственного знамени, которое пока нашли. Но знамена ищут. Ищут, потому что крепость не сдалась, и немцы не захватили здесь ни одного боевого стяга.

Крепость не пала. Крепость истекла кровью. Историки не любят легенд, но вам непременно расскажут о неизвестном защитнике, которого немцам удалось взять только на десятом месяце войны. На десятом, в апреле 1942 года. Почти год сражался этот человек. Год боев в неизвестности, без соседей слева и справа, без приказов и тылов, без смены и писем из дома. Время не донесло ни его имени, ни звания, но мы знаем, что это был русский солдат.

Много, очень много экспонатов хранит музей крепости. Эти экспонаты не умещаются на стендах и в экспозициях: большая часть их лежит в запасниках. И если вам удастся заглянуть в эти запасники, вы увидите маленький деревянный протез с остатком женской туфельки. Его нашли в воронке недалеко от ограды Белого дворца — так называли защитники крепости здание инженерного управления.

Каждый год 22 июня Брестская крепость торжественно и печально отмечает начало войны. Приезжают уцелевшие защитники, возлагаются венки, замирает почетный караул.

Каждый год 22 июня самым ранним поездом приезжает в Брест старая женщина. Она не спешит уходить с шумного вокзала и ни разу не была в крепости. Она выходит на площадь, где у входа в вокзал висит мраморная плита:

С 22 ИЮНЯ ПО 2-Е ИЮЛЯ 1941 ГОДА ПОД РУКОВОДСТВОМ ЛЕЙТЕНАНТА НИКОЛАЯ (фамилия неизвестна) И СТАРШИНЫ ПАВЛА БАСНЕВА ВОЕННОСЛУЖАЩИЕ И ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНИКИ ГЕРОИЧЕСКИ ОБОРОНЯЛИ ВОКЗАЛ.

Целый день старая женщина читает эту надпись. Стоит возле нее, точно в почетном карауле. Уходит. Приносит цветы. И снова стоит, и снова читает. Читает одно имя. Семь букв: «НИКОЛАЙ»

Шумный вокзал живет привычной жизнью. Приходят и уходят поезда, дикторы объявляют, что люди не должны забывать билеты, гремит музыка, смеются люди. И возле мраморной доски тихо стоит старая женщина.

Не надо ей ничего объяснять: не так уж важно, где лежат наши сыновья. Важно только то, за что они погибли.
По Б. Л. Васильеву

Текст 27

(1)Летний среднеазиатский вечер, сухо шелестят велосипедные шины по тропке вдоль арыка, заросшего карагачами, верхушки которых купаются в неправдоподобно покойном после солнечного ада закате. (2)Я сижу на раме, вцепившись в руль, мне позволено хозяйничать сигнальным звоночком с полукруглой никелированной головкой и тугим язычком, отталкивающим палец при нажатии. (З)Велосипед катится, звоночек тренькает, делая меня взрослым, потому что за спиной отец вращает педали, поскрипывает кожаным седлом, а я чувствую движение его коленей — они то и дело задевают мои ноги в сандалиях.

(4) И очень чёток в памяти моей ещё один вечер.

(5) В маленькой комнате отец сидит спиной к окну, а во дворе сумерки, чуть-чуть колышется тюлевая занавеска. (6)И непривычными кажутся мне защитного цвета тужурка на нём и тёмная полоска пластыря повыше его брови. (7)Я не могу вспомнить, почему отец сидит у окна, но мне представляется, что он вернулся с войны, ранен, разговаривает о чём-то с матерью — и ощущение разлуки, сладкой опасности неизмеримого пространства, лежащего за нашим двором, отцовского мужества, которое было проявлено где-то, заставляет меня испытывать особую близость к нему, похожую на восторг при мысли о домашнем уюте собранной нашей семьи в этой маленькой комнате.

(8)0 чём говорил он с матерью — не знаю. (9)3наю, что тогда и в помине не было войны, однако сумерки во дворе, пластырь на виске отца, его военного покроя тужурка, задумчивое лицо матери — всё так подействовало на моё воображение, что и сейчас я готов поверить: да, в тот вечер отец вернулся раненый с фронта. (Ю)Впрочем, более всего поражает другое! (11)В час победного возвращения (в сорок пятом году) я, подобно отцу, сидел у окна в той же родительской спальне и, как в детстве, снова пережил всю невероятность встречи, как если бы прошлое повторилось. (12)Может быть, то было предвестьем моей солдатской судьбы и я прошёл по пути, предназначенному отцу, исполнил недоделанное, недоисполненное им? (13)В раннюю пору жизни мы тщеславно преувеличиваем возможности собственных отцов, воображая их всесильными рыцарями, в то время как они обыкновенные смертные с заурядными заботами.

(14) До сих пор помню день, когда я увидел отца так, как никогда раньше не видел (мне было лет двенадцать), — и это ощущение живёт во мне виной.

(15) Была весна, я толкался со школьными друзьями около ворот (играли во что-то на тротуаре) и неожиданно заметил знакомую фигуру неподалёку от дома. (16)Мне бросилось в глаза: он оказался невысокого роста, короткий пиджак некрасив, брюки, нелепо поднятые над щиколотками, подчёркивали величину довольно стоптанных старомодных ботинок. (17)А новый галстук, с булавкой, выглядел словно бы ненужным украшением бедняка. (18)Неужели это мой отец? (19)Лицо его всегда выражало доброту, уверенную мужественность, а не усталое равнодушие, оно раньше никогда не было таким немолодым, таким негероически безрадостным.

(20)И это обнажённо обозначалось — и всё вдруг представилось в отце обыденным, унижающим и его, и меня перед школьными моими приятелями, которые молча, нагловато, сдерживая смех, смотрели на эти по-клоунски большие поношенные башмаки, выделенные дудочкообразными брюками. (21)Они, мои школьные друзья, готовы были смеяться над ним, над его нелепой походкой. (22)А я, покраснев от стыда и обиды, готов был с защитным криком, оправдывающим отца, броситься в жестокую драку, восстановить святое уважение кулаками.

(23)Но что же произошло со мной? (24)Почему я не бросился в драку с приятелями? (25)Боялся потерять их дружбу? (26)Или не рискнул сам показаться смешным?

(27)Тогда я не думал, что настанет срок, когда в некий день я тоже окажусь чьим-то смешным, нелепым отцом и меня тоже постесняются защитить…

(По Ю. В. Бондареву*)

* Юрий Васильевич Бондарев (род. в 1924 г.) — русский советский писатель и публицист.

Текст 28

(1)«Над окошком месяц. (2)Под окошком ветер. (З)Облетевший тополь серебрист и светел…» — доносится из приёмника. (4)И от пальцев ног, рук, от корешков волос, из каждой клеточки тела поднимается к сердцу капелька крови, колет его, наполняет слезами и горьким восторгом, хочется куда-то побежать, обнять кого-нибудь живого, покаяться перед всем миром или забиться в угол и выреветь всю горечь, какая есть в сердце, и ту, что пребудет ещё в нём.

(б)Голосистые женщины с тихим вздохом ведут и ведут про месяц за окошком, про тальянку, что плачет за околицей, и песнопевиц этих тоже жалко, хочется утешить их, пожалеть, обнадёжить. (б)Какая очищающая скорбь!

(7)На дворе нет месяца. (8)На дворе туман. (9)Выдохнулся из земли, заполнил леса, затопил поляны, прикрыл реку — всё утопло в нём. (Ю)Дождливое нынче лето, полегли льны, упала рожь, не растёт ячмень. (11)И всё туманы, туманы.

(12) Может, и бывает месяц, но не видно его, и спать на селе ложатся рано.

(13) И голоса единого не слышно. (14)Ничего не слышно, ничего не видно, отдалилась песня от села, глохнет жизнь без неё.

(15) 3а рекой в опустевшей деревне живут две старухи, летом врозь, зимой сбегаются в одну избу, чтоб меньше тратилось дров.

(16) Приезжал к одной бабке сынок из Ленинграда. (17)Зимой отчего-то прибыл, добрёл до матери по сугробам, стучит, а она его не пускает — по голосу уж не узнаёт.

(18) Плачет тальянка, плачет.

(19) Только не там, не за рекою, а в моём сердце. (20)И видится мне всё в исходном свете, меж летом и осенью, меж вечером и днём. (21)Лошадь вон старая единственная на три полупустых села, без интереса ест траву. (22)Пьяный пастух за околицей по-чёрному лает на заморённых телят; к речке с ведром спускается Анна, молодая годами и старая ликом женщина.

(23)«Дальний плач тальянки, голос одинокий…» (24)Отчего же это и почему так мало пели и поют у нас Есенина? (25)Самого певучего поэта! (26)Неужто и мёртвого все его отторгают локтями? (27)Неужто и в самом деле его страшно пускать к народу? (28)Возьмут русские люди и порвут на себе рубаху, а вместе с нею и сердце разорвут, чтоб отмучиться той мукой, которой не перенёс, не пережил поэт, страдающий разом всеми страданиями своего народа. (29)Он мучается за всех людей, за всякую живую тварь недоступной нам всевышней мукой, которую мы часто слышим в себе и потому льнём, тянемся к слову рязанского парня, чтоб ещё и ещё раз отозвалась, разбередила нашу душу его боль, его всесветная тоска.

(30) Я часто чувствую его таким себе близким и родным, что и разговариваю с ним во сне, называю братом, младшим братом, грустным братом, и всё утешаю, утешаю его…

(31) А где утешишь? (32)Нету его, сиротинки горемычной. (ЗЗ)Лишь душа светлая витает над Россией и тревожит, тревожит нас вечной грустью. (34)А нам всё объясняют и втолковывают, что он ни в чём не виноват и наш-де он. (35)Уже и сами судьи, определявшие, кто «наш» и «не наш», сделались «не нашими», вычеркнуты из памяти людской, песнь, звук, грусть поэта навечно с нами, а нам всё объясняют и объясняют необъяснимое, непостижимое.

(36)«3а окошком месяц…» (37)Тьма за окошком, пустые сёла и пустая земля.

(38)Слушать здесь Есенина невыносимо.

(39)Лежат окрест туманы, плотно, недвижно, никакой звук не пробивается.

(40)Едва-едва просочился из-за реки блёклым пятнышком свет в деревенском окошке. (41)Живы старушки. (42)Наработались. (43)Ужинают. (44)Вечер ещё длится или уже ночь?

(45)На траве мокро, с листьев капает, фыркает конь в мокром лугу, умолк за деревней трактор. (46)И лежит без конца и края, в лесах и перелесках, среди хлебов и льнов, возле рек и озёр, с умолкшей церковью посередине, оплаканная русским певцом Россия.

(47)Смолкни, военная труба! (48)Уймись, велеречивый оратор! (49)Не кривляйтесь, новомодные ревуны! (бО)Выключите магнитофоны и транзисторы, ребята!

(51) Шапки долой, Россия!

(52) Есенина поют!

(По В. П. Астафьеву*)

* Виктор Петрович Астафьев (1924-2001) — выдающийся советский и российский писатель.

Текст 29

(1)Старый охотник Мануйло без часов знал время, как петух. (2)Тронув Митрашу, он шепнул ему:

— Сам подымайся, а девочку не буди, пусть себе спит.

— (3)Это не такая девочка, —  ответил Митраша, —  её не удержишь. (4)Настя, подымайся на глухарей!

— (5)Пойдёмте! —  ответила Настя, вставая.

(6)И все трое вышли из шалаша.

(7)Хорошо пахнет болото первой весенней водой, но не хуже пахнет на нём и последний снег. (8)Есть великая сила радости в аромате такого снега, и эта радость в темноте понесла детей в неведомые угодья, куда слетаются необыкновенные птицы, как души северных лесов.

(9)Но у Мануйлы в этом ночном походе была своя особенная забота. (10)Вернувшись недавно из Москвы, он от кого-то слышал, будто лес на Красных Гривах этой зимой пошёл под топор.

(11)Перещупав свой путь ногами в разные стороны, Мануйло скоро понял, что у него под ногой была засыпанная порошей ледянка — дорога ледяная, устроенная в зимнее время для вывоза круглого леса на берег реки.

— (12)Плохо наше дело! —  сказал он.

(13)Митраша спросил, отчего дело плохо. (14)Мануйло указал Митраше ледянку и, помолчав, сказал печально:

— (15)Простимся, детки, с Красными Гривами!

(16)Митраша понял, что Красные Гривы с глухариным током этой зимой срублены и окатаны на сплав к берегам.

— (17)Назад? — спросил он.

— (18)3ачем назад? — ответил   Мануйло, — ток   недалеко   отсюда,   пойдём поглядим, о чём думают теперь глухари.

(19)Шли по темноте. (20)И вдруг глухарь на слух охотника явственно заиграл.

— (21)Поёт! —  сказал Мануйло.

(22)Поёт глухарь и не слышит, как охотники подбегают к нему. (23)Он остановится, и охотники в тот же миг замирают.

(24)Ещё было совсем темно и неразличимо, когда люди вдруг остановились, как поражённые… (25)Охотники замерли не оттого, что глухарь петь перестал и надо было дожидаться, когда он опять запоёт и оглохнет на короткое время, на какие-то пять, шесть скачков человека вперёд.

(26)Охотники замерли от небывалого с ними: пел не один глухарь, а множество, и нельзя было понять в этом множестве звуков, какой глухарь свою песню пропел и теперь отлично слышит шаги охотников, и, встревоженный, только изредка «тэкает», а какой сейчас только свою песню заводит и сам глохнет на время. (27)Оказалось, леса вокруг вовсе не было, оставался только после порубки подлесок —  разные кусты и хилые деревья. (28)Там же, где раньше были самые Красные Гривы,  на большом видимом пространстве были одни только широкие пни от огромных деревьев, и на пнях, на самых пнях сидели и пели глухари!

(29)Некоторые птицы были близко, но у какого же охотника поднимется рука на такого глухаря! (30)Каждый охотник хорошо понимал сейчас птицу, представляя, что сгорел у него собственный обжитой и милый ему дом и он, прибыв на свадьбу, видит одни обгорелые брёвна. (31)А у глухарей это выходит по-своему, но тоже очень и очень сходно с человеческим: на пне того же дерева, где раньше он пел, скрытый в густой листве высоко, теперь он сидит на этом пне беззащитный и поёт. (32)Удивлённые охотники не смели стрелять в поющих на пнях бездомных теперь глухарей.

(33)Долго раздумывать охотникам не пришлось: хлынул весенний дождь, оставляющий людям на окнах те, всем известные весенние слёзы радости, собой серые, а нам всем такие прекрасные! (34)Глухари сразу все примолкли: какие прыгнули с пней и мокрые куда-то побежали, какие стали на крыло и разлетелись все неизвестно куда.

(По М. М. Пришвину*)

* Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954) — русский советский писатель, публицист.

Текст 30

Не так давно я имел счастье говорить с человеком, который в раннем детстве видел Пушкина. У него в памяти не осталось ничего, кроме того, что это был блондин, маленького роста, некрасивый, вертлявый и очень смущенный тем вниманием, которое ему оказывало общество. Уверяю вас, что на этого человека я глядел, как на чудо. Пройдет лет пятьдесят — шестьдесят, и на тех людей, которые видели Толстого при его жизни (да продлит Бог его дни!), будут также глядеть, как на чудо. И потому я считаю не лишним рассказать о том, как весной тысяча девятьсот пятого года я видел Толстого.

Сергей Яковлевич Елпатьевский предупредил меня, что завтра утром Толстой уезжает из Ялты. Ясно помню чудесное утро, веселый ветер, море — беспокойное, сверкающее — и пароход «Святой Николай», куда я забрался за час до приезда Льва Николаевича. Он приехал в двуконном экипаже с поднятым верхом. Коляска остановилась. И вот из коляски показалась старческая нога в высоком болотном сапоге, ища подножки, потом медленно, по-старчески, вышел он. На нем было коротковатое драповое пальто, высокие сапоги, подержанная шляпа котелком. И этот костюм, вместе с седыми иззелена волосами и длинной струящейся бородой, производил смешное и трогательное впечатление. Он был похож на старого еврея, из тех, которые так часто встречаются на юго-западе России.

Меня ему представили. Я не могу сказать, какого цвета у него глаза, потому что я был очень растерян в эту минуту, да и потому, что цвету глаз я не придаю почти никакого значения. Помню пожатие его большой, холодной, негнущейся старческой руки. Помню поразившую меня неожиданность: вместо громадного маститого старца, вроде микеланджеловского Моисея, я увидел среднего роста старика, осторожного и точного в движениях. Помню его утомленный, старческий, тонкий голос. И вообще он производил впечатление очень старого и больного человека. Но я уже видел, как эти выцветшие от времени, спокойные глаза с маленькими острыми зрачками бессознательно, по привычке, вбирали в себя и ловкую беготню матросов, и подъем лебедки, и толпу на пристани, и небо, и солнце, и море, и, кажется, души всех нас, бывших в это время на пароходе.

Здесь был очень интересный момент: доктора Волкова, приехавшего вместе с Толстым, приняли благодаря его косматой и плоской прическе за Максима Горького, и вся пароходная толпа хлынула за ним. В это время Толстой, как будто даже обрадовавшись минутной свободе, прошел на нос корабля, туда, где ютятся переселенцы, армяне, татары, беременные женщины, рабочие, потертые дьяконы, и я видел чудесное зрелище: перед ним с почтением расступались люди, не имевшие о нем никакого представления. Он шел, как истинный царь, который знает, что ему нельзя не дать дороги. В эту минуту я вспомнил отрывок церковной песни: «Се бо идет царь славы». И не мог я также не припомнить милого рассказа моей матери, старинной, убежденной москвички, о том, как Толстой идет где-то по одному из московских переулков, зимним погожим вечером, и как все идущие навстречу снимают перед ним шляпы и шапки, в знак добровольного преклонения. И я понял с изумительной наглядностью, что единственная форма власти, допустимая для человека, — это власть творческого гения, добровольно принятая, сладкая, волшебная власть.

Потом прошло еще пять минут. Приехали новые знакомые Льва Николаевича, и я увидел нового Толстого — Толстого, который чуть-чуть кокетничал. Ему вдруг сделалось тридцать лет: твердый голос, ясный взгляд, светские манеры. С большим вкусом и очень выдержанно рассказывал он следующий анекдот:

— Вы знаете, я на днях был болен. Приехала какая-то депутация, кажется, из Тамбовской губернии, но я не мог их принять у себя в комнате, и они представлялись мне, проходя пред окном… и вот… Может, вы помните у меня в «Плодах просвещения» толстую барыню? Может быть, читали? Так вот она подходит и говорит: «Многоуважаемый Лев Николаевич, позвольте принести вам благодарность за те бессмертные произведения, которыми вы порадовали русскую литературу…» Я уже вижу по ее глазам, что она ничего не читала моего. Я спрашиваю: «Что же вам особенно понравилось?» Молчит. Кто-то ей шепчет сзади: «Война и мир», «Детство и отрочество»… Она краснеет, растерянно бегает глазами и, наконец, лепечет в совершенном смущении: «Ах да… Детство отрока… Военный мир… и другие…»

В это время пришли какие-то англичане, и вот я опять увидал нового Толстого, выдержанного, корректного, европейского аристократа, очень спокойного, щеголявшего безукоризненным английским произношением.

Вот впечатление, которое вынес я от этого человека в течение десяти — пятнадцати минут. Мне кажется, что, если бы я следил за ним в продолжение нескольких лет, он так же был бы неуловим.

Но я понял в эти несколько минут, что одна из самых радостных и светлых мыслей — это жить в то время, когда живет этот удивительный человек. Что высоко и ценно чувствовать и себя также человеком. Что можно гордиться тем, что мы мыслим и чувствуем с ним на одном и том же прекрасном русском языке. Что человек, создавший прелестную девушку Наташу, и курчавого Ваську Денисова, и старого мерина Холстомера, и суку Милку, и Фру-Фру, и холодно-дерзкого Долохова, и «круглого» Платона Каратаева, воскресивший нам вновь Наполеона, с его подрагивающей ляжкой, и масонов, и солдат, и казаков вместе с очаровательным дядей Брошкой, от которого так уютно пахло немножко кровью, немножко табаком и чихирем, — что этот многообразный человек, таинственною властью заставляющий нас и плакать, и радоваться, и умиляться — есть истинный, радостно признанный властитель. И что власть его — подобная творческой власти Бога — останется навеки, останется даже тогда, когда ни нас, ни наших детей, ни внуков не будет на свете.

Вот приблизительно и все, что я успел продумать и перечувствовать между вторым и третьим звонком, пока отвалил от ялтинской пристани тяжелый, неуклюжий грузовой пароход «Св. Николай».

Вспоминаю еще одну маленькую, смешную и трогательную подробность.

Когда я сбегал со сходен, мне встретился капитан парохода, совсем незнакомый мне человек.

Я спросил:

— А вы знаете, кого вы везете?

И вот я увидел, как сразу просияло его лицо в крепкой радостной улыбке, и, быстро пожав мою руку (так как ему было некогда), он крикнул:

— Конечно, Толстого!

И это имя было как будто какое-то магическое объединяющее слово, одинаково понятное на всех долготах и широтах земного шара.

Конечно, Льва Толстого!

От всей полноты любящей и благодарной души желаю ему многих лет здоровой, прекрасной жизни. Пусть, как добрый хозяин, взрастивший роскошный сад на пользу и радость всему человечеству, будет он долго-долго на своем царственном закате созерцать золотые плоды — труды рук своих.

А.И. Куприн

О том, как я видел Толстого на пароходе «Св. Николай»

Текст 31

(1)Шла осада Нотебурга. (2)Так у шведов называлась крепость Орешек. (3)Г1ётр I лично принимал участие в сражениях. (4)День за днём русские из сорока орудий обстреливали крепость. (б)Безуспешно.

(б)Из-за бездорожья обозы отстают от войск, так же как и осадные пушки. (7)Северная война началась в распутицу, в октябре 1700 года, под Нарвой с того, что сразу обнаружилась нехватка ядер. (8)Порох был скверный. (Э)Артиллеристам приходится закладывать полуторный заряд. (Ю)От этого рвутся пушки, гибнут бомбардиры. (11)Видя подобные беды, капитан артиллерийской роты Гуммерт переходит на сторону шведов. (12)Военные советники, нанятые Петром, плохи, не оправдывают надежд.

(13)При бомбардировке Нотебурга пушки то и дело выходят из строя.

(14)Когда солдаты пошли на штурм крепости, они не могли залезть в пролом стены: лестницы оказались слишком коротки.

(15)Ещё когда русские окружили крепость, Шереметев, командующий армией, отправил к коменданту трубача с посланием. (16)Фельдмаршал предлагал шведам сдаться. (17)Положение их безнадёжно. (18)Помощи ниоткуда не будет. (19)В ответ шведский комендант Шлипенбах учтиво и язвительно благодарил за объяснение причин, по которым гарнизон должен сдаться, и просил несколько дней сроку, чтобы получить разрешение от своего начальства.

(20)Такой ответ не устраивал Шереметева. (21)Обстрел возобновился. (22)В разных местах крепости начались пожары, чёрные столбы дыма поднимались в хмурое октябрьское небо.

(23)В огне пожаров уже сгорели все деревянные постройки крепости. (24)Половина русских пушек перекалилась, вышла из строя. (25)Русские решились на штурм, устремились в пробитые артиллерией бреши. (26)Шведы лили на них смолу, стреляли по ним в упор. (27)Сражались отчаянно. (28)Крепость считалась неприступной, и недаром: стены высокие, полоска суши между стенами и водой узкая, так что осаждающим не развернуться.

(29)Штурм продолжался час за часом, тринадцать часов, то и дело обнаруживалась неопытность русских, недостача осадных средств, Пётр всё видел со своей батареи. (ЗО)Гибли его лучшие гвардейцы. (31)Вновь надвинулось позорище «Нарвской конфузии». (32)Горящая смола защитников крепости лилась сверху, вспыхивали деревянные лестницы. (ЗЗ)Преображенцы, семёновцы — его любимцы, его надежда — падали у каменных стен, застревали убитые в слишком узких проломах. (34)«Бомбардирский капитан» не мог ничем им помочь, судороги бегали по лицу. (35)Губы дрожали, когда он отдал приказ отступать. (36)И тут произошло небывалое — подполковник Семёновского полка Михаил Голицын ослушался:

— Скажи царю, что я уже теперь не его, а Божий.

(37) И Пётр не осердился на ослушника, Пётр возликовал: появился боевой дух, о коем он мечтал, когда офицер делает то, что нужно делать не для царя, а для победы!

(38) Его гвардейцы и преображенцы повторили приступ. (39)Назад пути им не было, они сами столкнули суда, на которых приплыли, в воду и пустили их по течению реки. (40)Теперь им оставалось только взять крепость. (41)В это время, несмотря на обстрел, на остров высадился свежий отряд подпоручика Меншикова. (42)Русские снова и снова бросались врукопашную. (43)Никто и ничто уже не могло остановить штурмующих. (44)Под утро шведы сдались. (45)Пётр принял от Шлипенбаха золотой ключ от крепостных ворот.

(46)Из этих ворот вышли остатки шведского гарнизона. (47)Картина была красочная. (48)Пётр в тёмно-зелёном мундире стоял с огромным золочёным ключом. (49)Шведские солдаты — кто перевязанный, кто хромой, опалённые, грязные, заросшие — тащили чугунные пушки. (50)Ружья повисли дулами вниз. (51)Барабанщик шёл под знаменем. (52)Барабан его молчал. (бЗ)Последними шагали, опустив головы, шведские офицеры.

(54)Строй русских солдат во главе с Шереметевым и Петром отдавал честь стойким, мужественным защитникам крепости. (55)В знак высшего уважения шведам разрешалось взять с собою личное оружие, офицерам — шпаги.

(56) Тут же Пётр велел переименовать крепость в Шлиссельбург (Ключ-город), дать ей новый флаг, герб и наградить всех медалями.

(57) История приписывает победу двум полководцам — Шереметеву и Репнину — ну и, разумеется, Петру.

(58) Победа многому научила и офицеров, и солдат, и самого царя: ему навсегда запомнился миг его слабости.

(59) Уже спустя неделю были выбиты медали в честь взятия Нотебурга: изображён был Пётр и осада крепости.

(По Д. А. Гранину*)

* Даниил Александрович Гранин (1919-2017) — русский советский писатель, общественный деятель.

Текст 32

(1) Вечером я услышал Васину скрипку…

(2) В зарослях Фокинской речки кто-то искал корову и то звал её ласковым голосом, то ругал последними словами. (3)Я уже опёрся руками о брёвна, чтобы разом оттолкнуться, полететь до самых ворот и забренчать щеколдой так, что проснутся на селе все собаки. (4)Но из-под увала, из сплетений хмеля и черёмух, из глубокого нутра земли возникла музыка и пригвоздила меня к стене.

(5)И не стало ни Енисея, ни зимнего, ни летнего; забилась живая жилка ключа за Васиной избушкой. (6)Ключ начал полнеть, и не один уж ключ, два, три, грозный уже поток хлещет из скалы, катит камни, ломает деревья, выворачивает их с корнями, несёт, крутит. (7)Вот-вот сметёт он избушку под горой, смоет завозню и обрушит всё с гор. (8)В небе ударят громы, сверкнут молнии, от них вспыхнут таинственные цветы папоротника. (9)От цветов вспыхнет лес, зажжётся земля, и не залить уже будет этот огонь даже Енисеем — ничем не остановить страшную такую бурю!

(10)Но скрипка сама всё потушила. (11)Снова тоскует один человек, снова чего-то жаль, снова едет кто-то куда-то, может, обозом, может, на плоту, может, и пешком идёт в дали дальние.

(12)Мир не сгорел, ничего не обрушилось. (13)Всё на месте. (14)Только сердце моё, занявшееся от горя и восторга, как встрепенулось, как подпрыгнуло, так и бьётся у горла, раненное на всю жизнь музыкой.

(15)0 чём же это рассказывала мне музыка? (16)На что она жаловалась?

(17)На кого гневалась? (18)Почему так тревожно и горько мне? (19)Почему так жалко самого себя?

(20)Музыка кончилась неожиданно, точно кто-то опустил властную руку на плечо скрипача: «Ну, хватит!» (21)На полуслове смолкла скрипка, смолкла, не выкрикнув, а выдохнув боль. (22)Но уже, помимо неё, по своей воле другая какая-то скрипка взвивалась выше, выше и замирающей болью, затиснутым в зубы стоном оборвалась в поднебесье…

(23)Долго сидел я в уголочке завозни, слизывая крупные слёзы, катившиеся на губы. (24)Не было сил подняться и уйти. (25)Я приподнял нависшие над окошком перевитые бечёвки хмеля и заглянул в окно. (26)Чуть мерцая, топилась в избушке прогоревшая железная печка. (27)На топчане полулежал Вася, прикрывши глаза левой рукой. (28)На груди Васи покоилась скрипка, длинная палочка-смычок была зажата в правой руке. (29)Я тихонько приоткрыл дверь, шагнул в караулку…

(30)В печке щёлкнуло раз, другой, прогоревшие бока её обозначились красными корешками и травинками, качнулся отблеск огня, пал на Васю. (31)Он вскинул к плечу скрипку и заиграл.

(32)Прошло немалое время, пока я узнал музыку. (ЗЗ)Та же самая была она, какую слышал я у завозни, и в то же время совсем другая. (34)Мягче, добрее, тревога и боль только угадывались в ней, скрипка уже не стонала, не сочилась её душа кровью, не бушевал огонь вокруг и не рушились камни.

(35)Тень музыканта, сломанная у поясницы, металась по избушке, вытягивалась по стене, становилась прозрачной, будто отражение в воде, потом тень отдалялась в угол, исчезала в нём, и тогда там обозначался живой музыкант, живой Вася-поляк. (Зб)Рубаха на нём была расстёгнута, ноги босы, глаза в тёмных обводах. (37)Щекою Вася лежал на скрипке, и мне казалось, так ему покойней, удобней и слышит он в скрипке такое, чего мне никогда не услышать.

(38)Я так засмотрелся, так заслушался, что вздрогнул, когда Вася заговорил.

— (39)Эту музыку написал человек, которого лишили самого дорогого, — Вася думал вслух, не переставая играть. — (40)Если у человека нет матери, нет отца, но есть родина, — он ещё не сирота. (41)Всё проходит: любовь, сожаление о ней, горечь утрат, даже боль от ран проходит, но никогда-никогда не проходит и не гаснет тоска по родине…

(42)Скрипка снова тронула те самые струны, что накалились при давешней игре и ещё не остыли.

— (43)Эту музыку написал мой земляк Огинский в корчме на границе, прощаясь с родиной. (44)Он посылал ей последний привет. (45)Давно уже нет композитора на свете, но боль его, тоска его, любовь к родной земле, которую никто не мог отнять, жива до сих пор.

(46)Вася замолчал, говорила скрипка, пела скрипка, угасала скрипка. (47)Голос её становился тише, тише, он растягивался в темноте тонюсенькой светлой паутинкой…

(По В. П. Астафьеву*)

* Виктор Петрович Астафьев (1924-2001) — советский и российский писатель.

Текст 33

(1) Последней военной осенью я стоял на посту возле пушек в небольшом разбитом польском городе. (2)Это был первый иностранный город, который я видел в своей жизни. (3)Он ничем не отличался от разрушенных городов России. (4)И пахло в нём так же: гарью, трупами, пылью. (5)Меж изуродованных домов по улицам, заваленным ломью, кружило листву, бумагу, сажу. (6)Над городом мрачно стоял купол пожара. (7)Он слабел, опускался к домам, проваливался в улицы и переулки, дробился на усталые кострища. (8)Но раздавался долгий, глухой взрыв, купол подбрасывало в тёмное небо, и всё вокруг озарялось тяжёлым багровым светом. (9)Листья с деревьев срывало, кружило жаром вверху, и там они истлевали.

(10)На горящие развалины то и дело обрушивался артиллерийский или миномётный налёт, нудили в высоте самолёты, неровно вычерчивали линию фронта немецкие ракеты за городом, искрами осыпаясь из темноты в бушующий огненный котёл, где корчилось в последних судорогах человеческое прибежище.

(11) Мне чудилось: я один в этом догорающем городе и ничего живого не осталось

на земле. (12)Это ощущение постоянно бывает в ночи, но особенно гнетуще оно

при виде разора и смерти. (13)Но я-то узнал, что совсем неподалёку — только

перескочить через зелёную изгородь, обжаленную огнём, — в пустой избе спят наши расчёты, и это немного меня успокаивало.

(14)Днём мы заняли город, а к вечеру откуда-то, словно из-под земли, начали появляться люди с узлами, с чемоданами, с тележками, чаще с ребятишками

на руках. (15)Они плакали у развалин, вытаскивали что-то из пожарищ. (16)Ночь

укрыла бездомных людей с их горем и страданиями. (17)И только пожары укрыть не смогла.

(18 (Неожиданно в доме, стоявшем через улицу от меня, разлились звуки органа. (19)От дома этого при бомбёжке отвалился угол, обнажив стены с нарисованными на них сухощёкими святыми и мадоннами, глядящими сквозь копоть голубыми скорбными глазами. (20)Неловко мне было за себя, за людей, под укоряющими взглядами святых, и ночью нет-нет да выхватывало отблесками пожаров лики с повреждёнными головами на длинных шеях.

(21)Я сидел на лафете пушки с зажатым в коленях карабином и покачивал головой, слушая одинокий среди войны орган. (22)Когда-то, после того как я послушал скрипку, мне хотелось умереть от непонятной печали и восторга. (23)Глупый был. (24)Малый был. (25)Я так много увидел потом смертей, что не было для меня более ненавистного, проклятого слова, чем «смерть». (26)И потому, должно быть, музыка, которую я слушал в детстве, переломилась во мне, и то, что пугало в детстве, было вовсе и не страшно, жизнь припасла для нас такие ужасы, такие страхи…

(27)Да-а, музыка та же, и я вроде бы тот же, и горло моё сдавило, стиснуло, но нет слёз, нет детского восторга и жалости чистой, детской жалости. (28)Музыка разворачивала душу, как огонь войны разворачивал дома, обнажая то святых на стене, то кровать, то качалку, то рояль, то тряпки бедняка, убогое жилище нищего, скрытые от глаз людских — бедность и святость, — всё-всё обнажилось, со всего сорваны одежды, всё подвергнуто унижению, всё вывернуто грязной изнанкой, и оттого-то, видимо, старая музыка повернулась иной ко мне стороною, звучала древним боевым кличем, звала куда-то, заставляла что-то делать, чтобы потухли эти пожары, чтобы люди не жались к горящим развалинам, чтобы зашли они в свой дом, под крышу, к близким и любимым, чтобы небо, вечное наше небо, не подбрасывало взрывами и не сжигало адовым огнём.

(29)Музыка гремела над городом, глушила разрывы снарядов, гул самолётов, треск и шорох горящих деревьев. (ЗО)Музыка властвовала над оцепенелыми развалинами, та самая музыка, какую, словно вздох родной земли, хранил в сердце человек, который никогда не видел своей родины, но всю жизнь тосковал о ней.

(По В. П. Астафьеву*)

* Виктор Петрович Астафьев (1924-2001) — советский и российский писатель.

Текст 34

Самая большая ценность народа — это язык, язык, на котором он пишет, говорит, думает. Думает! Это надо понять досконально, во всей многозначности и многозначительности этого факта. Ведь это значит, что вся сознательная жизнь человека проходит через родной ему язык. Эмоции, ощущения — только окрашивают то, что мы думаем, или подталкивают мысль в каком-то отношении, но мысли наши все формулируются языком.

Вернейший способ узнать человека — его умственное развитие, его моральный облик, его характер — прислушаться к тому, как он говорит.

Если мы замечаем манеру человека себя держать, его походку, его поведение и по ним судим о человеке, иногда, впрочем, ошибочно, то язык человека — гораздо более точный показатель его человеческих качеств, его культуры.

Итак, есть язык народа, как показатель его культуры, и язык отдельного человека, как показатель его личных качеств, качеств человека, который пользуется языком народа.

О русском языке как о языке народа писалось много. Это один из совершеннейших языков мира, язык, развивавшийся в течение более тысячелетия, давший в XIX веке лучшую в мире литературу и поэзию. Тургенев говорил о русском языке -«…нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!».

Русский язык с самого начала оказался в счастливом положении — с момента своего существования в недрах единого восточнославянского языка, языка Древней Руси.

Уже древнерусский язык (язык Древней Руси) приобщился к богатству других языков — в первую очередь литературного староболгарского, затем греческого (через староболгарский и в непосредственных сношениях), скандинавских, тюркских, финно-угорских, западнославянских и пр. Он не только обогатился лексически и грамматически, он стал гибким и восприимчивым как таковой.

Благодаря тому что литературный язык создался из соединения староболгарского с народным разговорным, деловым, юридическим, «литературным» языком фольклора (язык фольклора тоже не просто разговорный), в нем создалось множество синонимов с их оттенками значения и эмоциональной выразительности.

В языке сказались «внутренние силы» народа — его склонность к эмоциональности, разнообразие в нем характеров и типов отношения к миру. Если верно, что в языке народа сказывается его национальный характер (а это безусловно верно), то национальный характер русского народа чрезвычайно внутренне разнообразен, богат, противоречив. И все это должно было отразиться в языке.

Ясно, что язык не развивается один, но он обладает языковой памятью. Ему способствует существование тысячелетней литературы, письменности. А здесь такое множество жанров, типов литературного языка, разнообразие литературного опыта! Но больше всего развивает язык поэзия. От этого так значительна проза поэтов.

Да, для языка нужна его история, нужно хоть чуточку понимать историю слов и выражений, знать идиоматические выражения, знать поговорки и пословицы. Должен быть фон фольклора и диалектов, фон литературы и поэзии. Язык, отторгнутый от истории народа, станет песком во рту. 

                                                                                                                     (По Д.С.Лихачеву)

Текст 35

(1) Как человек появляется на свет, как он растёт в первые свои

годы, как становится человеком — ему самому не ведомо. (2)Начало жизни в памяти

у него не остаётся. (3)Самое важное пропадает. (4)Память о детстве появляется к

трём-четырём голам, когда начинается «я». (5)О первых годах можно узнать по

рассказам родителей, нянек: какие-то сценки, словечки… (6)Природ зачем-то прячет от ч человека самый нежный, сладостный период его жизни (7) Но для чего? (8)Какой смысл это засекречивание имеет, ибо всё, что творит природа, неслучайно, отнюдь

не неизбежность, не злокозненность.

(9)Зато потом постоянно борются забвение и память — не поймёшь, что именно мы забываем, почему этого «человека, хорошего, умного, мы забываем, а никчёмного помним. (10)Что-то памяти удаётся отстоять, что-то удается изъять. (11 Остатки, те, что сохраняются, это и есть личность, она состоит из воспоминаний, и прежде всего детских.

(12)Воспоминания . если угодно, нуждаются в уходе. (13) Их полезно перетряхивать, освежать, осмысливать, особенно ранние. (14)Неслучайно Лев Толстой начал свою работу с рассказа о детстве. (15)В двадцать восемь лет он занялся воспоминаниями— тем, чем обычно кончают. (16)Максим Горький стал писать «Детство» в сорок пять лет. (17)А Михаил Зощенко писал «Перед восходом солнца» в сорок девять лет и долго мучился, пытаясь восстановить свою самую раннюю память, прапамять. (18)И в этом деле добился редких результатов: это был удачный опыт такого рода реставрации памяти. (19)Однако думается, что работы его были бы тем легче, чем раньше он занялся бы ими.

(20)Любимец Мнемозины Владимир Набоков лучшим способом доказал, что детство — родина писателя. (21)«Другие берега» выстроены из сокровищ детской памяти, это торжество детской памяти. (22)Каким-то чудом он сохранил свежесть её красок, запахов, ощущений.

(23)«Перед моими глазами, как и перед материнскими, ширилась огромная, в синем сборчатом ватнике кучерская спина с путевыми часами в кожаной оправе на кушаке, они показывали двадцать минут третьего». (24)Окончание фразы должно подтвердить фотографическое устройство набоковской памяти.

(25)Однажды. будучи в США. в Канзасском университете, я разговорился с бывшим приятелем В. Набокова. (26)Он рассказал любопытные подробности, как Набоков ухаживал за своей памятью, можно сказать, лелеял её (27)К примеру, в годы жизни в США, а затем в Швейцарии он не обзаводился собственной мебелью, книгами. (28)Жизнь в гостиницах, пансионатах позволяла по. (29) Он всячески избегал приобретать вещи – они, как он считал, отнимают память. (30) Он старался сохранять мир своего детства во всех микроподробностях нетронутым…

(31)Вспоминая свою жизнь, понимаю, что многое из прошлого умерло во мне и продолжает умирать. (32)Память-это то, что спаслось.

(По Д.А. Гранину)

Текст 36

(1)Кто-то входит в переднюю, долго раздевается и кашляет… (2)Через минуту входит ко мне молодой человек приятной наружности. (З)Вот уж год, как мы с ним находимся в натянутых отношениях: он отвратительно отвечает мне на экзаменах, а я ставлю ему единицы. (4)Таких молодцов, которых я, выражаясь на студенческом языке, гоняю или проваливаю, у меня ежегодно набирается человек семь. (5)Те из них, которые не выдерживают экзамена по неспособности или по болезни, обыкновенно несут свой крест терпеливо и не торгуются со мной; торгуются же и ходят ко мне на дом только сангвиники, широкие натуры, которым проволочка на экзаменах портит аппетит и мешает аккуратно посещать оперу. (б)Первым я мирволю, а вторых гоняю по целому году.

— (7)Садитесь, — говорю я гостю. — (8)Что скажете?

— (9)Извините, профессор, за беспокойство… — начинает он, заикаясь и не глядя мне в лицо. — (10)Я бы не посмел беспокоить вас, если бы не… (11)Я держал у вас экзамен уже пять раз и… и срезался. (12)Прошу вас, будьте добры, поставьте мне удовлетворительно, потому что…

(13)Аргумент, который все лентяи приводят в свою пользу, всегда один и тот же: они прекрасно выдержали по всем предметам и срезались только на моём, и это тем более удивительно, что по моему предмету они занимались всегда очень усердно и знают его прекрасно; срезались же они благодаря какому-то непонятному недоразумению.

— (14)Извините, мой друг, — говорю я гостю, — поставить вам удовлетворительно я не могу. (15)Подите ещё почитайте лекции и приходите. (16)Тогда увидим.

(17)Пауза. (18)Мне приходит охота немножко помучить студента за то, что пиво и оперу он любит больше, чем науку, и я говорю со вздохом:

— По-моему, самое лучшее, что вы можете теперь сделать, это совсем оставить медицинский факультет. (19)Если при ваших способностях вам никак не удаётся выдержать экзамена, то, очевидно, у вас нет ни желания, ни призвания быть врачом.

(20)Лицо сангвиника вытягивается.

— (21)Простите, профессор, — усмехается он, — но это было бы с моей стороны по меньшей мере странно. (22)Проучиться пять лет и вдруг… уйти!

— (23)Ну да! (24)Лучше потерять даром пять лет, чем потом всю жизнь заниматься делом, которого не любишь.

(25)Но тотчас же мне становится жаль его, и я спешу сказать:

— Впрочем, как знаете. (26)Итак, почитайте ещё немножко и приходите.

— (27)Когда? — глухо спрашивает лентяй.

— (28)Когда хотите. (29)Хоть завтра.

(30)И в его добрых глазах я читаю: «Прийти-то можно, но ведь ты опять меня прогонишь!»

— (31)Конечно, — говорю я, — вы не станете учёнее оттого, что будете у меня экзаменоваться ещё пятнадцать раз, но это воспитает в вас характер. (32)И на том спасибо.

(ЗЗ)Наступает молчание. (34)Я поднимаюсь и жду, когда уйдёт гость, а он стоит, смотрит на окно, теребит свою бородку и думает. (Зб)Становится скучно.

(Зб)Голос у сангвиника приятный, сочный, глаза умные, насмешливые, лицо благодушное, несколько помятое от частого употребления пива и долгого лежанья на диване; по-видимому, он мог бы рассказать мне много интересного про оперу, про свои любовные похождения, про товарищей, которых он любит, но, к сожалению, говорить об этом не принято. (37)А я бы охотно послушал.

— (38)Профессор! (39)Даю вам честное слово, что если вы поставите мне удовлетворительно, то я…

(40)Как только дело дошло до «честного слова», я махаю руками и сажусь за стол. (41)Студент думает ещё минуту и говорит уныло:

— В таком случае прощайте… (42)Извините.

— (43)Прощайте, мой друг. (44)Доброго здоровья.

(45) Он нерешительно идёт в переднюю, медленно одевается там и, выйдя на улицу, вероятно, опять долго думает; ничего не придумав, кроме «старого чёрта» по моему адресу, он идёт в плохой ресторан пить пиво и обедать, а потом к себе домой спать.

(46) Звонок. (47)Входит молодой докторант в новой чёрной паре, в золотых очках и, конечно, в белом галстуке. (48)Рекомендуется. (49)Прошу садиться и спрашиваю, что угодно. (50)Не без волнения молодой жрец науки начинает говорить мне, что в этом году он выдержал экзамен на докторанта и что ему остаётся теперь только написать диссертацию. (51)Ему хотелось бы поработать у меня, под моим руководством, и я бы премного обязал его, если бы дал ему тему для диссертации.

— (52)Очень рад быть полезным, коллега, — говорю я, — но давайте сначала споёмся относительно того, что такое диссертация. (53)Под этим словом принято разуметь сочинение, составляющее продукт самостоятельного творчества. (54) Не так ли? (55)Сочинение же, написанное на чужую тему и под чужим руководством, называется иначе… (бб)Докторант молчит. (57)Я вспыхиваю и вскакиваю с места.

— (58)Что вы все ходите, не понимаю? — кричу я сердито. — (59)Лавочка у меня, что ли? (60)Я не торгую темами! (61)В тысячу первый раз прошу вас всех оставить меня в покое! (62)Извините за неделикатность, но мне, наконец, это надоело!

(бЗ)Докторант молчит, и только около его скул выступает лёгкая краска. (64)Лицо его выражает глубокое уважение к моему знаменитому имени и учёности, а по глазам его я вижу, что он презирает и мой голос, и мою жалкую фигуру, и нервную жестикуляцию. (65)В своём гневе я представляюсь ему чудаком.

— (66)У меня не лавочка! — сержусь я. — (67)И удивительное дело! (68)Отчего вы не хотите быть самостоятельными? (69)Отчего вам так противна свобода?

(70)Говорю я много, а он всё молчит. (71)В конце концов я мало-помалу стихаю и, разумеется, сдаюсь. (72)Докторант получит от меня тему, которой грош цена, напишет под моим наблюдением никому не нужную диссертацию, с достоинством выдержит скучный диспут и получит ненужную ему учёную степень.

(По А. П. Чехову*)

Задания 1 — 3 [11]

Задание 4 [4] Ударения

Задание 5 [10] Паронимы

Задание 6 [4] Речевые нормы

Задание 7 [2] Речевые ошибки

Задание 8 [9] Грамматические ошибки

Задание 9 [3] Правописание корней

Задание 10 [1] Правописание приставок

Задание 11 [1] Правописание суффиксов

Задание 12 [1] Правописание окончаний глаголов и суффиксов причастий

Задание 13 [1] НЕ и НИ. НЕ с разными частями речи

Задание 14 [10] Правописание союзов, предлогов, наречий

Задание 15 [5] Правописание Н — НН

Задание 16 [1] Запятая в простом и сложносочинённом предложении

Задание 17 [5] Запятая в простом осложнённом предложении

Задание 18 [6] Вводные слова

Задание 19 [2] Запятая в сложноподчинённом предложении с одним придаточным

Задание 20 [2] Знаки препинания в сложном предложении с разными видами связи

Задание 21 [3] Пунктуационный анализ текста

Задание 22 [3] Содержание текста

Задание 23 [18] Типы и стили речи

Задание 24 [6] Лексика и фразеология

Задание 25 [19] Связь предложений в тексте

Задание 26 [69] Художественные средства языка

Задания 22 — 26 [60] Задания по тексту

Тексты для написания задания 27 [56]

Тексты для написания задания 27 с комментариями [41] В помощь к текстам указаны основные проблемы и авторская позиция

Примеры
литературных произведений для аргументации собственного мнения по проблематике
текстов части С ЕГЭ.

Проблема
героизма и предательства

«Тарас
Бульба» Н.Гоголя

«Разгром»
А. Фадеева

«Судьба
человека» М.Шолохова

«Сотников»
В.Быкова

Любое
произведение о войне

Проблема
«утечки мозгов»

Проблема
судеб русской интеллигенции

Биографические
данные русских писателей: И.Бунина, А.Солженицына, А.Куприна…

Проблема
отцов и детей

«Гроза» 
А. Островский

«Отцы
и дети» И.Тургенев

«Горе
от ума» А.Грибоедов

«Недоросль»
Фонвизин

«Война
и мир» Л.Толстой

Проблема
красоты

«Три
пальмы» М.Лермонтов

«Война
и мир» Л.Толстой

«Отцы
и дети» И.Тургенев

Проблема
сложности и противоречивости человеческих поступков

«Герой
нашего времени» М.Лермонтов

«Война
и мир» Л.Толстой

«Обломов»
И.Гончаров

Проблема ревности

«Песня
про купца Калашникова» М.Лермонтов

«Леди
Макбет Мценского уезда» Н.Лесков

«Двенадцать»
А.Блок

«На
дне» М.Горький

Проблема
памяти

«По
праву памяти» А.Твардовский

«Реквием»
А.Ахматова

«А
зори здесь тихие» Б.Васильев

Проблема
нравственного долга

«Война
и мир» Л.Толстой

«После
бала» Л.Толстой

«Судьба
человека» М.Шолохов

Проблема
выбора жизненного пути

«Война
и мир» Л.Толстой

«Отцы
и дети» И.Тургенев

«Горе
от ума» А.Грибоедов

«Тихий
Дон» М.Шолохов

Проблема
человека и природы

«Евгений
Онегин» А.Пушкин

«Олеся»
А.Куприн

«Мцыри»
М.Лермонтов

«Война
и мир» Л.Толстой

«Кладовая
солнца» М.Пришвин

Проблема
безжалостного отношения человека к природе

«Прощание
с Матерой» В.Распутин

«Царь–рыба»
В.Астафьев

«Не
стреляйте в белых лебедей» Б.Васильев

Роль
личности в истории

«Война
и мир» Л.Толстой

«Петр
Первый» А.Толстой

«Капитанская
дочка» А.Пушкин

Проблема
противостояния трудностям

«Кавказский
пленник» Л.Толстой

«Судьба
человека» М.Шолохов

Проблема
сострадания и милосердия

«Преступление
и наказание» Ф.Достоевский

«Война
и мир» Л.Толстой

«На
дне» М.Горький

«Матренин
двор» А. Солженицын

«Мастер
и Маргарита» М.Булгаков

Душевное
состояние человека в условиях войны

«Война
и мир» Л.Толстой

«Василий
Теркин» А.Твардовский

Проблема
роли языка в жизни общества

«Русский
язык» И.Тургенев

«Евгений
Онегин» А.Пушкин

«Горе
от ума» А.Грибоедов

«Война и мир» Л. Толстой