Рассказ старого котелка сочинение

В этот день случилось что-то необычное.

Едва только забрезжил рассвет, как старая кухарка, начавшая в далеком 1889 году свою карьеру у купца Карачаевского, уже прибежала в одном исподнем на кухню и, разжигая лучину, начала кричать вниз, в сырую глубину двора — «колодца» своей приятельнице — дворничихе Клавке, дабы та закрыла рот, не мешала людям спать и не орала в столь ранний час глупый хит начала столетия. Приказ этот остался неудовлетворенным и кухарка вынуждена была с силой захлопнуть раму, показывая пример великого гнева.

Плита, наконец, разгорелась. Огонь заплясал на поленьях, которые одно за другим летели в ненасытное нутро печи. Вчерашняя каша, лежавшая во мне, начала подавать запах прошлогодних гусиных шкварок.

В это время, зевая и разводя руками, в кухню ввалился толстый и неуклюжий Николай Павлович Орехов, инженер-гидролог, который добрался толстой мохнатой рукой до моего соседа по плите, старого Чайника, и вылил в глотку все его содержимое. Удовлетворенный, он вытер губы низом майки, показав даме покрытый шерстью живот, пригладив топорщиеся усы и стал греметь умывальником, сопя и кряхтя.

Кухарка насвистывала мотив из довоенной оперетки…

Закончив греметь умывальником, Николай Павлович вытер лицо, провел несколько раз по усам маленькой гребенкой и, выдавливая на лице прыщик, растянуто произнес:

— Вот вы, Людмила Степановна, вчера мне что говорили? А-а, забыли? Вы говорили про то, что коммунизма нам не видать как собственных ушей. Так вот, хочу вам напомнить по этому поводу, что еще на прошлой неделе в шестьдесят вторую, к Рыбниковским около двух ночи пришли и забрали кого положено. А за день до этого в нашей с вами беседе он говорил тоже самое. Теперь-то чуете, куда ветер дует, а..?

— Да, право дело, хватит вам, Николай Павлович, чушь городить. Разберутся и отпустят, — ответила Людмила Степановна и, подняв крышку, начала помешивать борщ в кастрюле.

Поняв, что разговор не продолжится, товарищ Орехов погладил живот и порывшись в столе, вынул из ящика старую алюминиевую ложку, на которой было выцарапано «Кто не работает тот не ест», и стал с остервенением скрести по моим внутренностям, пытаясь отодрать от стенок кусочки позавчерашнего жаркого.

Однако труды Николая Павловича не приносили плодов. Тупая ложка лишь скользила по гладким стенкам моего нутра, откалывая лишь кое-где частички желаемого лакомства. Инженер увеличил усилие, но жаркое вместе с кашей образовали такую плотную массу, скрепленную раствором растительного масла, что и это не помогало.

Навалившись всем телом на мой край, Николай Павлович еще раз повторил попытку, но ложка согнулась, а затем сорвалась вниз, издавая душераздирающий скрежет. Инженер-гидролог пошатнулся и потеряв равновесие упал на пол. Ложка последовала за ним вместе со мной.

Увидев эту картину, Людмила Степановна не выдержала и крикнула так, что было слышно даже на стрелке Васильевского острова:

— Мать твою так, как развелись тут всякие усатые, — кричала она, пытаясь вцепиться упругими и крепкими пальцами в усы Николая Павловича, — так жизни не стало. А когда не было вас здесь, так все было нормально… Огромное вам спасибо, о, Господи…

Закончить вопли кухарка не смогла. Вытаращенные глаза Николая Павловича и его бледное лицо лишили ее дара речи.

Постепенно, со временем, лицо инженера-гидролога начало наливаться краской. Покраснело как помидор и Орехов попытался выдавить из себя что-то, но спазмы горла мешали ему. Наконец все вернулось на круги своя. Николай Павлович был в гневе.

— Вы кого это имели в виду, когда говорили «всякие усатые»? — произнес он и пятясь к двери, быстро, в чем был, кинулся вниз по лестнице.

Кухарка так и не поняла, что произошло. Николай Павлович показался ей слишком сегодня навязчивым и агрессивным. Помешивание борща продолжалось в прежнем темпе. За этим занятием она и была обнаружена прибежавшим назад инженером-гидрологом и следовавшим за ним майором МГБ с авторучкой и бумагой.

Что тут происходит, гражданочка? — грозным голосом произнес майор, напирая своим авторитетом и грозным видом.

— Вы кого это имели в виду, когда говорили товарищу Орехову «всякие усатые»?

— Как кого? — ответила Людмила Степановна, указывая на усы Николая Павловича. — Да вон его.

— А вы кого, товарищ Орехов? — обратился майор, доставая из сумки-кителя новый бланк.

Нелепость ситуации была очевидна. Поняв, что он совершил промашку, Николай Павлович сконфузился, покраснел, потом побелел, руки задрожали и ложка, та самая знаменитая ложка, забренчала, падая на пол.

Опешив от неожиданного поворота дела, Орехов ничего лучшего не придумал, как зашвырнуть меня в физиономию майора и понестись вниз по лестнице прямо в домашних шлепанцах. Через секунду майор оправился от неожиданного удара и побежал вслед за Николаем Павловичем. Выстрелы из нагана и топот кованых сапог перенеслись на улицу и дворник соседнего двора Ерофеич, сметая метлой увядшие листья, пробормотал, выразительно покачав головой: » Эх, живут же люди!»