Сколько лет было державину на экзамене пушкина в лицее

«Заметил и благословил»:
Гавриил Державин
в восприятии Александра Пушкина

Из цикла «Исследования»

8 января 1815 года состоялась единственная встреча двух гениальных русских поэтов – Державина, которому в ту пору шёл 72-ой год, и Пушкина, отрока, которому было 15,5 лет. Лицеисты готовились к переводному экзамену из младших классов в старшие. Ещё по осени Галич, учитель словесности, когда стало известно о том, что на экзамене будет присутствовать сам Державин, подал Пушкину идею написать стихотворение, достойное подобного события. К тому времени стихи юного Пушкина уже регулярно публиковались и были весьма популярны в лицеистской среде. Стихотворение было написано. Называлось оно «Воспоминания в Царском Селе». Кстати, в 1829 году поэт написал ещё одно стихотворение с таким же названием, но иным текстом.

Однако, вернёмся к январскому дню 1815 года. Вот как об этом вспоминает сам Александр Сергеевич: «Державина видел я только однажды в жизни, но никогда того не забуду. Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее. Как узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтоб дождаться его и поцеловать ему руку, руку, написавшую «Водопад». Державин приехал. Он вошел в сени, и Дельвиг услышал, как он спросил у швейцара: «Где, братец, здесь нужник?» Этот прозаический вопрос разочаровал Дельвига, который отменил своё намерение и возвратился в залу. Дельвиг это рассказывал мне с удивительным простодушием и весёлостию. Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвислы; портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостию необыкновенной. Наконец вызвали меня. Я прочел мои «Воспоминания в Царском Селе», стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния души моей: когда дошёл я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом … Не помню, как я кончил своё чтение, не помню, когда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел обнять… Меня искали, но не нашли…»

В «Отечественных записках» 1841 года сообщается: «На последовавшем за экзаменом парадном обеде Разумовский (министр просвещения), довольный впечатлением, произведённым на гостей молодым поэтом, сказал отцу Пушкина: «Я бы желал, однако же, образовать сына вашего в прозе…» На что Державин ответил: «Оставьте его поэтом».

Таким образом, понятно, что Гавриил Романович воспринял молодого Пушкина, как поэта, имеющего большое будущее. А каким было истинное отношение юного Александра к Державину, который был старше его почти на 60 лет? Вот только что прочитанные пушкинские строки: «…когда дошёл я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом…» Прочитаем этот отрывок пушкинского стихотворения, созданного до встречи с Державиным:

Что-то я в упор не вижу здесь никакого особого восторга перед Державиным. Вот, ей-богу, не вижу. Державин упоминается в ряду с Петровым. То есть, не как выдающийся поэт, а как один из перечисляемых поэтов: «Иванов, Петров, Сидоров…» Кстати, кто такой этот Петров, упоминаемый вслед за великим Державиным, все ли сейчас знают? Почти никто. При жизни Петрова критиковали Сумароков, Новиков, Майков и другие поэты, однако, благодаря поддержке императрицы он обладал определённой известностью, хотя ещё при жизни считался старомодным. Виссарион Белинский так отзывается о Петрове в первой статье из цикла «Сочинения Пушкина»: «Трудно вообразить себе что-нибудь жёстче, грубее и напыщеннее дебелой лиры этого семинарского певца. Грубость вкуса и площадность выражений составляют характер даже нежных его стихотворений…». После смерти его оды сильным мира сего издавались в 1809-м и в 1811-м годах. И более вплоть до 2016 года не издавались. Наверное, потому, что никому не были интересны. Сочинял он исключительно оды и восхваления. И был за это многократно обласкан, получал хорошие должности и приличное жалованье.

И Державин у Пушкина стоит в одном ряду именно с ним! Мне не кажется, что со стороны юного Пушкина этим выражено хоть какое-то почтение к известному заслуженному поэту. Скорее, наоборот. Впрочем, понять автора «Воспоминания о Царском Селе» 1814 года можно. Державин – начальство, он был губернатором двух губерний, затем – министром юстиции, он едет в Лицей, как начальник, как проверяющий. Пушкину поставлена задача ублажить проверяющего. Он своим стихотворением пытается эту задачу как-то решить, но сознательно избегает возможности выделить Державина из ряда меркантильных одописцев.

Тогда становится понятным волнение Пушкина: «голос звенел», а «сердце билось с упоительным восторгом» оттого, что его слушатель мог догадаться об истинном отношении юноши к придворным одописцам. И то, что отрок Пушкин убежал прочь после прочтения своего стихотворения, да так, что его искали, да не нашли, объясняется гораздо более естественными причинами: он считал, что его накажут за такую дерзость! А вовсе не из-за выдуманного гораздо позже якобы волнения перед величием Державина.

Но истинно великий поэт истинно великодушен и справедлив! Державин не обиделся. Наоборот, талантливые стихи, скорее всего, действительно пришлись ему по душе. Почему я пишу «скорее всего»? Потому что мы имеем об этом свидетельства только заинтересованных сторон – отца Пушкина и его самого, как автора. Всё же попытаемся довериться их искренности. Через год Державина не стало. Каких-либо письменных упоминаний о Пушкине он нам, увы, не оставил.

А что же Пушкин? Когда пришло к нему прозрение по поводу Державина? Через год, в 1816-м, в послании «К Жуковскому» Александр Сергеевич пишет:

Но здесь уже явное лукавство: по его же воспоминаниям никакой «старец» Державин не мог обнять Пушкина «дрожащею рукой» и что-то предречь, потому что Пушкин убежал! Прочитал стихи и убежал. И никто его вообще найти не мог! Не то, что обнять! Кто свидетельствует? Сам Пушкин и свидетельствует.

Прошло ещё девять лет. Наступил 1825-й. «По твоём отъезде перечёл я Державина всего, и вот моё окончательное мнение. Этот чудак не знал ни русской грамоты, ни духа русского языка (вот почему он и ниже Ломоносова). Он не имел понятия ни о слоге, ни о гармонии – ни даже о правилах стихосложения. Вот почему он и должен бесить всякое разборчивое ухо. Он не только не выдерживает оды, но не может выдержать и строфы (исключая чего, знаешь). Что ж в нём: мысли, картины и движения истинно поэтические; читая его, кажется, читаешь дурной, вольный перевод с какого-то чудесного подлинника. Ей-богу, его гений думал по-татарски – а русской грамоты не знал за недосугом. Державин, со временем переведённый, изумит Европу, а мы из гордости народной не скажем всего, что мы знаем об нём (не говоря уж о его министерстве). У Державина должно сохранить будет од восемь да несколько отрывков, а прочее сжечь. Гений его можно сравнить с гением Суворова – жаль, что наш поэт слишком часто кричал петухом…» (из письма А. Дельвигу, июнь 1825).

«Кумир Державина 1/4 золотой, 3/4 свинцовый доныне еще не оценен. Ода к Фелице стоит на ряду с «Вельможей», ода «Бог» с одой «На смерть Мещерского», ода к Зубову недавно открыта. <…> Отчего у нас нет гениев и мало талантов? Во-первых, у нас Державин и Крылов, во-вторых, где же бывает много талантов» (из письма А. Бестужеву, конец мая – начало июня 1825 года).

Однако, то ли время, то ли известные события, последовавшие за декабрём 1825 года, то ли всё это вместе, но отношение Пушкина начало реально меняться. Пушкин начал работу над восьмой главой «Евгения Онегина» 24 декабря 1829 года и закончил ее 25 сентября 1830 года. в Болдине. И вот мы читаем во второй строфе восьмой главы:

И свет её с улыбкой встретил;
Успех нас первый окрылил;
Старик Державин  нас заметил,
И в гроб сходя, благословил.

Там же, в Болдине, осенью поэт пишет: «Наша словесность с гордостью может поставить перед Европой «Историю» Карамзина, несколько од Державина, басен Крылова, пеан 12 года и несколько цветов северной элегической поэзии…» Обратите внимание, как изменился тон Пушкина по отношению к Державину! Он уже искренне гордиться им, уже перед Европой за Державина не стыдно, а даже совсем наоборот!

Вот ещё два примера кардинального изменения отношения Пушкина к Державину, о которых пишет в своей статье «Пушкин и Державин» М.К. Макогоненко:

«В последующие годы Пушкин будет с особой настойчивостью мотивировать свою творческую практику опытом своих предшественников, и Державина прежде всего. Одним из методов проявления этого замысла станет эпиграф. Важнейшее стихотворение «Осень» открывалось эпиграфом из «Жизни Званской».

Другой метод – прямая ссылка в художественном произведении на опыт Державина. Так сделал Пушкин в «Езерском»:

Допросом Музу беспокоя, 
С усмешкой скажет критик мой: 
«Куда завидного героя 
Избрали вы! Кто ваш герой?» 
– А что? Коллежский регистратор. 
Какой вы строгий литератор! 
Его пою – зачем же нет? 
Он мой приятель и сосед. 
Державин двух своих соседов 
И смерть Мещерского воспел; 
Певец Фелицы быть умел 
Певцом их свадеб, их обедов, 
И похорон, сменивших пир.

Но это не только ссылка на авторитет Державина – здесь Пушкин отчетливо формулирует свое понимание природы художественного новаторства Державина: он открыл поэзию жизни действительной, стал изображать обыкновенное.

Величайшей заслугой Пушкина Гоголь считал высокое мастерство в изображении обыкновенного, подлинной жизни в ее истине. Причем подчеркивал: «…чем предмет обыкновеннее, тем выше нужно быть поэту, чтобы извлечь из него необыкновенное, и чтобы это необыкновенное было, между прочим, совершенная истина».

Чтобы читателю стала понятней суть приводимого примера, обращаю читательское внимание на начало державинской «Жизни званской»:

Блажен, кто менее зависит от людей,
Свободен от долгов и от хлопот приказных,
Не ищет при дворе ни злата, ни честей
И чужд сует разнообразных!

Та же мысль подспудно сквозит и в стихотворении Александра Сергеевича, только Гавриил Романович написал об этом по-своему и гораздо раньше.

Между прочим, «старик Державин» заочно оказал Пушкину немалую услугу в период с января 1833 по декабрь 1834 годов, когда Пушкин работал над «Историей Пугачёвского бунта» и «Капитанской дочкой». Для соответствия истинной картине событий он опирался в значительной степени на материалы Державина, поскольку тот родился и вырос в тех же местах, и потому его записи и воспоминания отличались изрядной географической точностью.

Кстати повзрослевший Пушкин переменил и своё отношение к творчеству Василия Петрова – на более критическое.

Так кем же стал воспринимать Пушкин Державина в 1830-е годы? Обратим наше внимание на характеристику, данную Пушкиным глаголами «заметил» и «благословил». Благословить может отец, но к отцу неприемлем глагол «заметил», отец сына видит всегда, заметить можно стороннего человека. Кто может заметить и благословить? В другом месте пусть и со скрытой иронией, но Пушкин называет Державина «старцем». Кто такие старцы на Руси?

Обратимся к словарю. «Старчество в православии – вид иноческой активности, связанный с духовным руководительством. Как отмечал епископ Савва: «Само понятие „старец“ не привязано к какому-либо сану – ни к священническому, ни к архиерейскому. Понятие „старец“ в общем смысле слова означает – человек, умудрённый духовным опытом».

Итак, Державин по Пушкину – «человек, умудрённый духовным опытом»? Согласен, но всё же мне кажется точнее самого Гавриила Романовича о нём так никто и не сказал.

Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества,
Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества.
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю;
Я царь, – я раб, – я червь, – я бог!..

Помните эти строки?

Эльдар Ахадов

Иллюстрации:

В.Л. Боровиковский. «Портрет поэта Г. Р. Державина».1795

Портрет А.С. Пушкина. А.П. Елагина с оригинала В.А. Тропинина. 1827

С.Н. Ефошкин. «Вечерние сказки. Саша Пушкин». Фрагмент. 1985

Портрет А. С. Пушкина. Гравюра Василия Матэ

И. Е. Репин. «Пушкин на экзамене в Царском Селе 8 января 1815 года». 1911

В.А. Рыбин. Портрет Г.Р. Державина. Литография. 1822. С оригинала А. А. Васильевского 1815

_____

Использованные материалы:

Замѣчанія С. Л. Пушкина // Отечественные Записки. — 1841. — Т. XV. — Особое приложение 3.

Полное собрание сочинений Петрова издано в Санкт-Петербурге (1809) и вошло в состав «Русской Поэзии» С. Венгерова, т. I.

Петров В. П. Оды. Письма в стихах. Разные стихотворения. Выбор Максима Амелина. — М.: Б.С.Г.-Пресс, 2016. — 402 с. — (Поэты Москвы).

. В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. VII. Из р. АН СССР, М., 1955, стр. 106.

А. С. Пушкин, Полное собрание сочинений, т. VII. Изд. АН СССР, М., 1949, стр. 167.

Н. В. Гоголь, Полное собрание сочинений, т. VIII. Изд. АН СССР, М. — Л., 1952, стр. 54.

Пушкин в воспоминаниях современников. Гослитиздат, М., 1950, стр. 457.

А. С. Пушкин, Полное собрание сочинений, т. VII, стр. 435.

Н. В. Гоголь, Полное собрание сочинений, т. VIII, стр. 172.

https://nearyou.ru/0pushkin/D/Derzhavin.html

Пушкин и Державин

http://www.derzhavin-poetry.ru/articles/pushkin-i-derzhavin.html

Вспоминается самый яркий день в истории Лицея – экзамен! Тот самый, с картины Репина.

Царскосельский лицей (если угодно — Сарскосельский ликей) слыл символом Александровской просвещённой России, выставкой просвещенческих достижений. Важнее, чем университет, важнее, чем академия. Просто — город Солнца, Телемское аббатство в дворцовом пригороде.

Здесь во всём чувствовался царский уровень: воспитывали будущих соратников государя, управленцев «светлого будущего». В полной мере эти надежды оправдает лишь один Александр Горчаков.

Наверное, Державин относился к своему присутствию на лицейском экзамене как к ординарной повинности — возможно, приятной, но не более. Он увядал, старел и, не имея детей, грезил о наследниках и на государственном, и на поэтическом поприще.

Так случилось, что многие сегодня знают о Державине по двум строкам из «Евгения Онегина»:

Старик Державин нас заметил

И, в гроб сходя, благословил.

Правда, нынче массовый читатель и этих строк не знает. Скоро и «солнце русской поэзии» превратится в достояние немногих любителей словесности.

В 1835 году, двадцать лет спустя, Пушкин записал свои воспоминания о том дне:

«Державина видел я только однажды в жизни, но никогда того не забуду. Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее. Как узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтоб дождаться его и поцеловать ему руку, руку, написавшую «Водопад».

Державин приехал. Он вошел в сени, и Дельвиг услышал, как он спросил у швейцара: где, братец, здесь нужник? Этот прозаический вопрос разочаровал Дельвига, который отменил свое намерение и возвратился в залу. Дельвиг это рассказывал мне с удивительным простодушием и веселостию.

Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвислы: портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостию необыкновенной.

Наконец вызвали меня. Я прочел мои «Воспоминания в Царском Селе», стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом…

Не помню, как я кончил свое чтение, не помню, куда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел меня обнять… Меня искали, но не нашли…»

Да, Пушкин, когда пришёл черёд мемуарам, писал о себе не в третьем лице, как Гаврила Романович.

Вот оно как: не успел Державин объявиться в Лицее — и сразу вопрос про нужник. Думаю, 35-летнему Пушкину, в отличие от юного Дельвига, это нравилось.

Державин не держал себя парнасцем, не был воздушным существом. Это и в лучших стихах Державина проявлялось. Пушкину нравился натурализм Державина, смачное описание собственных слабостей и грешков. Без этих мотивов непредставим стиль «Евгения Онегина». И в поздних стихах у Пушкина частенько мелькает державинское:

Да щей горшок, да сам большой.

В Лицее Пушкин ещё не вчитался в Державина, воспринимал его суть поверхностно. Он пребывал в том возрасте и настроении, когда хлебом не корми — дай поколебать основы. Иной раз под огонь молодой иронии попадал и Державин, сам того не зная. Но неполитесные замашки старого поэта Пушкину, верно, приглянулись. Да и впечатлительный Дельвиг всё-таки не до конца разочаровался в Державине. Узнав о смерти старого поэта, он сочинит длинный траурный гимн в античном стиле:

Державин умер! Чуть факел погасший дымится, о Пушкин!

О Пушкин! Нет уж великого! Музы над прахом рыдают!

Строка с упоминанием Пушкина в этом не по-державински возвышенном гимне будет повторяться до бесконечности.

…Этот эпизод вспоминали многие. К столетию Лицея Илья Репин написал одну из самых известных «литературных» картин: «Пушкин на лицейском экзамене». Фигура Державина у Репина излучает ту самую «живость необыкновенную». Сколько бы Державин ни говорил, что литература — это пустяки и баловство, а главное — насаждение законов, исправление нравов, управленческие успехи, но глаза его загорались, когда речь заходила о литературе.

Старик не принял в расчёт, что Пушкин упомянул и вечного соперника — Петрова. Державина давно уже никто не ставил на одну доску с автором «Карусели». Но разве можно вести мелочные расчёты, когда звучит столь складная, осмысленная юношеская поэзия?

Писательская активность Державина в последние годы жизни поразительна. Погружаясь в собственные черновики, он, конечно, интересовался литературными новинками, хотя приноровиться к новому стилю в драмах он не мог. В последние годы, на склоне лет Державин выстроил такие громады, как «Евгению. Жизнь Званская» и «Христос». А это — избранное из избранного в наследии Державина. В ХХ веке эти произведения назвали бы поэмами. Да, в них есть срывы: в некоторых строфах Державин сплоховал.

Пушкин судил об этом беспощадно: «наш поэт слишком часто кричал петухом». Вскоре после триумфального выступления на экзамене Пушкин напишет озорную поэму «Тень Фонвизина» — разумеется, не для печати. В этой шутливой поэме появляется Державин – исписавшийся, недалёкий «татарин бритый». С юношеской жестокостью (не так ли Державин в своё время ранил Сумарокова?) Пушкин заключает:

И спотыкнулся мой Державин

Апокалипсис преложить.

Денис! он вечно будет славен,

Но, ах, почто так долго жить?

Старик, которому жить оставалось недолго, отнёсся к лицеисту куда добродушнее.

Державин не ждал от шестнадцатилетнего юноши столь зрелых, мастеровитых стихов — и поразился стройности стиха. Уж дядю Василия Львовича тот превзошёл точно.

«Мое время прошло. Теперь ваше время. Теперь многие пишут славные стихи, такие гладкие, что относительно версификации уже ничего не остается желать. Скоро явится свету второй Державин: это Пушкин, который уже в лицее перещеголял всех писателей», — говаривал Гаврила Романович Сергею Тимофеевичу Аксакову, ежели верить воспоминаниям последнего.

В сверкающем зале царскосельского Лицея Державин прожил свой последний звёздный час: он благословил наше литературное будущее. В садах Лицея его тень иногда бродит рядом с тенями Пушкина, Горчакова, Дельвига…

Пушкин и Державин

25 июня 1815 г. они встретились впервые: 72 – летний Державин, приехавший в лицей принимать экзамен, и 15 – летний Пушкин. Здесь патриарх русской поэзии произнес пророческие слова, что русская поэзия в лице Пушкина начинает свой рост.» («Державин нас заметил» – Пушкин). Под словом «нас» – муза и поэт. Встреча была единственная.

В 1815 году « державного» поэта пригласили почетным гостем на публичный экзамен в Царскосельский лицей. Ни одно важное событие культуры не обходилось без присутствия «старика Державина». Поэт был стар и дряхл. Он знал, что жить остается недолго и, никогда не страдавший от скромности, мучился оттого, что «некому лиру передать». Нет в России поэта, достойно продолжившего бы его дело.

Державин дремал, сидя за столом экзаменаторов и знатных гостей. И не сразу понял, откуда взялись великолепные строки стихов, звучащие в парадном зале. Кудрявый юноша читал их звонко и взволнованно. О чем тогда подумал старый поэт? Что появился тот, кому не страшно и не совестно передать свое первенство в русской поэзии? Что наконец – то можно спокойно оставить здешний свет?

Вот как сам кудрявый лицеист, А. С. Пушкин, вспоминал позднее этот экзамен: «Как узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтобы дождаться его и поцеловать ему руку, руку, написавшую Водопад. Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвисли: портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности.

Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостию необыкновенной. Наконец вызвали меня. Я прочел мои Воспоминания в Царском Селе, стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом… Не помню, как я кончил свое чтение, не помню, куда убежал.

Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел меня обнять. Меня искали, но не нашли».

По легенде, после выпускного вечера в лицее Пушкин остался наедине с большим городом: родители отказались принять сына, ссылаясь на денежные затруднения. Одинокая фигура кучерявого отрока с большими печальными глазами стояла у парадного подъезда лицея и провожала кареты, которые увозили его выпускников по домам. Друзья приглашали поэта к себе, но Пушкин отказывал – гордость не позволяла принять милость.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

В этот день в Царскосельском лицее, престижном учебном заведении Российской империи, проходил экзамен по литературе, на который были приглашены высокие гости. В их числе был известный государственный деятель и поэт Гавриил Романович Державин, которому на тот момент исполнилось уже 72 года.

Очевидцы вспоминали, что особого интереса к самому экзамену пожилой Державин не проявлял, пока не началось выступление перед комиссией юного поэта — Александра Пушкин. Выпускник читал свое стихотворение «Воспоминания о Царском Селе». Гавриил Державин сразу же оживился, заявив, что этого юношу ждет большое будущее.

Александра Сергеевича Пушкина, естественно, считают самым известным выпускником данного лицея, хотя, в числе самых талантливых учеников того времени его не называли. По количеству выпускных баллов он не вошел даже в первую двадцатку воспитанников. Отличался он только в русской словесности, французском языке и фехтовании.

Но, спустя годы, в лицее торжественно отмечали день рождения и день трагической гибели Пушкина, а в 1900 году на месте, где находился лицей (к тому времени его перенесли в Санкт-Петербург), был установлен бронзовый памятник Пушкину.

Державин: поэт, вельможа и очень неудобный человек

Знаменитые «бренды» Татарстана. Часть 33-я

Гавриил Романович Державин был большим государственным деятелем в России эпохи Просвещения. Он служил одной императрице и двум императорам. Был не только «эффективным менеджером», как мы сейчас сказали бы, но и предтечей современной русской литературы — в первую очередь мы помним его как поэта, который не только сам создал множество произведений, но и на закате лет приметил в Лицее фантастический талант юного Пушкина. А татарстанцам он известен как гордость республики, потому что Державина России дала наша земля. Так что, думается, мы имеем полное право внести его фамилию в наш список знаменитых брендов Татарстана.

Где родился Державин?

Его родители были мелкопоместными дворянами, которые происходили от «Багрим-мурзы», который еще при великом князе Василии Васильевиче Темном, в середине XV века, уехал в Москву из Большой Орды и поступил на русскую службу. Очевидно, что «Багрим» — это исковерканное имя Ибрагим, а мурза под этим именем действительно в названное время служил у Василия Темного. Он был крещен именем Илья. От Багрима пошли два дворянских рода — Нарбековы (в середине XIX века эта фамилия угасла) и, собственно, Державины. К середине XVIII века, когда родился Гавриил Романович, звезд с неба его семейство не хватало. После смерти секунд-майора Романа Державина (он умер от чахотки, когда его сыну Гавриилу было всего 11 лет) осиротевшая семья, у которой было всего 60 душ крестьян и множество долгов, сильно бедствовала.

Сегодня официально принято считать, что Гавриил Романович Державин родился 14 июля (по новому стилю) 1743 года в родовом имении под Казанью — в Сокурах. Там находилось к тому моменту родовое поместье Державиных — кроме него, они владели несколькими деревушками, стоявшими вдоль Мёши. Но в эту версию верят не все. Многие все-таки считают родиной поэта Казань. Аргументируют по-разному: одни сомневаются в том, что дворянка добровольно уехала рожать из города в деревню (хотя в этом-то как раз ничего удивительного для XVIII века нет), вторые опираются на собственные слова Державина. В своих «Записках из известных всем происшествиев и подлинных дел, заключающих в себе жизнь Гаврилы Романовича Державина», он писал совершенно определенно: «Гавриил Романович Державин родился в Казани, от благородных родителей, в 1743 году, июля 3 числа».

Он всегда называл Казань своим «отечественным градом». А его бессмертная строка «Отечества и дым нам сладок и приятен» — отрывок из стихотворения «Арфа», посвященного Казани. Сюда он стремился попасть в круговерти своих государственных дел и даже испрашивал для себя пост губернатора Казани. Но оказался гораздо сильнее нужен в этом качестве в «медвежьем углу» тогдашней России — в Карелии. А в Казань так и не попал.

Версия о том, что Державин родился в Сокурах, была выдвинута в середине XIX века, и ее яростным сторонником был академик Яков Грот, который изучал жизнь и творчество Гавриила Романовича. Вы спросите: а почему, собственно, вообще возникает этот вопрос? Неужели нельзя поднять метрики о рождении младенца в дворянском семействе? Но в том-то и дело, что метрик о рождении и крещении Гавриила Романовича Державина не сохранилось. А академик Грот в 1862 году был в поездке по Казанской губернии и встречался с владельцами поместий в Кармачах и Сокурах (которыми прежде владели Державины). Одно из этих сел, со слов этих помещиков, Грот и «назначил» родиной поэта (правда, не определился, какое — и сам просто писал, что Державин родился в имении в 40 верстах от Казани). Кстати, погост, на котором были захоронены родители Державина, почему-то находится не в Кармачах и не в Сокурах, а в Егорьевском (неподалеку от нынешнего села Державино).

А вот современники Державина считали его уроженцем Казани — в их числе были и писатель Сергей Аксаков (выпускник первого потока студентов Казанского университета), и ректор Николай Лобачевский, и попечитель Казанского учебного округа М. Мусин-Пушкин, и многие другие именитые казанцы.

Однако сегодня маятник официальной версии снова качнулся в сторону Лаишевского района, и центром всех праздничных мероприятий, связанных с именем нашего знаменитого земляка, становится не Казань, а места, где находились поместья его родителей. Впрочем, вряд ли есть какая-то принципиальная разница — главное, что он наш, татарстанский.

Селф-мейд-мэн, версия XVIII века

Итак, отец умер очень рано. Мать сдала имение в Сокурах в аренду за 100 рублей. Юноше пришлось очень быстро повзрослеть: подтолкнуть, помочь, снабдить деньгами было фактически некому. В 15 лет мать отдала его в гимназию в Казани — там он изучил азы арифметики, геометрии и музыки, поверхностно выучил французский, немецкий и латынь. А в 18 лет поступил на военную службу — как и сотни его современников из числа обедневших дворян. В Петербурге ему посчастливилось попасть в Преображенский полк — именно тот, который стал опорой восшествия на престол Екатерины II в 1762 году.

В 1773—1775 годах Державин лично участвовал в подавлении пугачевского восстания. При штабе командующего войсками он вел документы, занимался связми с местным дворянством, руководил лазутчиками, опрашивал население. Его записи — ценнейший подарок для историков, которые изучали и изучают восстание, поскольку подпоручик Державин собрал подробный материал. Пушкин, кстати, когда писал «Историю Пугачевского бунта» и «Капитанскую дочку», во многом опирался на материалы, собранные Державиным.

В 1777, прослужив 15 лет, он вышел в отставку и поступил на гражданскую службу — статским советником в Правительственный сенат.

В 1783 году была основана Императорская Российская академия — Державин был ее членом. Вместе с Фонвизиным и другими крупными деятелями науки и образования Гавриил Романович участвовал в составлении и издании первого толкового словаря русского языка.

К этому моменту он уже набрал серьезный вес при дворе и показал себя активным и талантливым управленцем, как мы сейчас сказали бы. В 1784 году, как он ни просился на службу в Казань, Екатерина личным указом направила его в только что образованное Олонецкое наместничество — в Карелию, правителем. В Петрозаводске, в глухих карельских лесах, он провел массу полезной работы — сформировал губернские учреждения (административные, финансовые, судебные), открыл первую в губернии казенную больницу и аптеку, начал составлять карту наместничества, лично проехал на лодках и лошадях 2 тысячи километров, чтобы осмотреть весь свой край… Он же и подготовил открытие Олонецкого Главного народного училища в Петрозаводске.

Через 2 года его направили наводить порядок в Тамбовское наместничество. Там он остался верен себе: открыл народные училища, театр, типографию, составил план Тамбова, привел в божеский вид делопроизводство, основал сиротский дом, богадельню и больницу.

В 1791 Державин стал кабинет-секретарем Екатерины. Это был очень высокий и важный пост — кабинет-секретарь заведовал всеми делами императрицы, управлял ее личной канцелярией. Но долго Гавриил Романович в своем «кресле» не продержался — слишком суров был к власть имущим и в первую очередь к самой Екатерине. Через 2 года его наградили орденом и благополучно уволили — перевели в сенаторы с производством в тайные советники.

Позже, на посту президента Коммерц-коллегии, он еще 230 лет назад призывал российское купечество «все свои силы обратить на Левант, на Индию, на Китай»! Ощущение такое, что прислушались к нему только сейчас.

С 1802 по 1803 занимал пост министра юстиции Российской империи. Державин, кстати, был первым, кто предлагал принять закон о взяточничестве в России. И уже оттуда, будучи уже пожилым, был уволен в отставку и освобожден от всех государственных постов. Он был крайне неуживчив с остальными чиновниками: постоянно требовал какой-то правды, не умел «ходить на цыпочках», не знал никакого политесу. Он быстро ссорился с теми, кто ему не нравился, был страшно горяч. Именно этим историки объясняют тот факт, что при всех своих талантах Гавриил Романович не удержался долго ни на одной из своих высоких должностей. Сообщая о том, что больше не нуждается в услугах своего министра юстиции. Александр I объяснил Державину, за что увольняет его: «Слишком ревностно служишь»…

Немало послужив Отечеству, он уехал в свое имение Званка (в Новгородской губернии). Писал стихи и мемуары, наблюдал птиц и жил в свое удовольствие до 1816 года.

Так сын обедневших дворян, вынужденный с ранних лет зарабатывать себе на пропитание, пробился на самую вершину властной верхушки огромной империи — но оказался слишком неудобен и вынужден был уехать «на дауншифтинг». Впрочем, там он был вполне счастлив и отдал последние 10 лет жизни любимому делу.

«Старик Державин нас заметил»

Стихи писать Державин начал в 1772 году. Через 10 лет он сочинил одно из своих самых известных произведений — оду «Фелица», посвященную Екатерине II. Тогда и пришла к нему литературная слава. Его считают представителем русского классицизма, самым сильным и зрелым, продолжателем Ломоносова и Сумарокова.

Его стихи уже более понятны современному читателю, по сравнению с предшественниками. Они более человечны, в них больше эмоций и жизни, зато меньше выспренности (хотя в «Фелице» градус высокопарности зашкаливает — оно и понятно: все-таки императрице писал и, кстати, получил от нее за это золотую табакерку с 500 червонцами).

Державин пишет и о государстве, и о человеке. Создает лирику и философию. В стихотворении «Снигирь» он оплакивает смерть Александра Суворова (при которой, кстати, присутствовал лично).

Державин присматривался к талантливой молодежи, особенно уже в почтенном возрасте, ближе к смерти. Он продолжал интересоваться образовательными учреждениями, и знаменитая встреча с юным Пушкиным в Царскосельском лицее — не художественный вымысел, а действительно происшедшее событие. 71-летний корифей русской поэзии приехал в лицей принимать экзамены у учеников 8 января 1815 года, и 15-летний Саша Пушкин прочел ему свои стихи. Иван Пущин, соученик и друг детства Пушкина, рассказывал об этом так:

«Державин державным своим благословением увенчал юного нашего поэта… Когда же патриарх наших певцов в восторге, со слезами на глазах бросился целовать и осенил кудрявую его голову, мы все, под каким-то неведомым влиянием, благоговейно молчали». Правда, сам Пушкин в своих воспоминаниях опровергает факт какого бы то ни было физического контакта с корифеем: окончив читать стихотворение, он убежал. Но описывал пожилого поэта и царедворца очень красочно:

«Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвислы; портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостию необыкновенной. Наконец вызвали меня. Я прочел мои «Воспоминания в Царском Селе», стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом … Не помню, как я кончил свое чтение, не помню, когда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел обнять… Меня искали, но не нашли…»

А потом в «Евгении Онегине» напишет: «Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил».

Интересно, что во второй половине XIX века произведения Державина в России популярны не были — его считали своеобразным «нафталиновым дедушкой». А вот в начале XX поэты Серебряного века обратились к нему вновь.

Как помнят Державина на родине

Гавриил Романович, несмотря на свой крайне неуживчивый и неудобный характер, в России был очень уважаемым человеком. Власти, даже отказываясь от его услуг, все же жаловали его наградами, да и человеком под конец жизни он был очень небедным. На родине его, конечно же, помнили всегда.

Вдова поэта, его вторая жена Дарья Алексеевна, завещала Казанскому университету проценты с капитала в 30 тысяч рублей, внесенных в Опекунский совет — на содержание двух или трех воспитанников из бедных казанских дворян. Студенты, которых содержали на эти деньги, называли «державинскими пансионерами». Они должны были быть не только бедными, но и отличаться успехами в учебе и поведении.

Общество любителей отечественной словесности при Казанском университете еще в XIX веке бережно хранило память о своем земляке — именно оно положило начало державинской музейной коллекции в Казани. В университете хранились несколько изданий сочинений Державина с его автографами, письменный стол, кресло и чернильный прибор поэта, его рукописи. Позже эти вещи «переехали» в Государственный музей ТАССР (а ныне хранятся в Державинском уголке Национального музея РТ).

В 1847 году в Казани открыли памятник поэту, а вокруг него разбили сквер. Находилось это все ровнехонько на месте нынешнего театра оперы и балета им. Джалиля, это была центральная площадь Казани. Но в 1931 году памятник был переплавлен — советские власти считали, что поэт, славивший царей и служивший им, недостоин такой чести.

Однако сегодня справедливость наконец восстановлена. Памятник восстановили в 2003 году — это он встречает сегодня посетителей Лядского садика. В Державино (неподалеку от Сокуров) стоит памятная стела — как бы на родине поэта. Единственная площадь поселка Лаишево и краеведческий музей поселка носят имя Державина, здесь ежегодно проводят Державинские чтения. А с 2002 года вручается республиканская литературная премия имени поэта (правда, теперь она не только литературная: через год ее вручают юристам — как бы в память о том, что Державин был министром юстиции). Есть памятник и в селе Каипы (которые тоже как бы считаются его малой родиной).

Родная земля помнит Гавриила Романовича и гордится им — а мы берем на заметку, что Казань начала поставлять в федеральный центр талантливые кадры еще несколько столетий назад. Да и много других параллелей усматривается в судьбе нашего великого земляка с сегодняшним временем…

Людмила Губаева

ОбществоИсторияКультура Татарстан