Слаенов был маленький кругленький шкет сочинение рассуждение

метки: Кругленький, Маленький, Человек, Новый, Текст, Оппонент, Слышать, Отделение

Образовательный сайт учителя русского языка и литературы Захарьиной Елены Алексеевны

Интерактивные технологии в образовании , Сочинение–рассуждение по тексту Павловой Л. , Исходный текст:

(1)3наете ли вы, что существует множество разновидностей манеры вести спор? (2)Понаблюдайте за своими товарищами во время диспута, дискуссии, полемики — вы, конечно, убедитесь, что ведут они себя по-разному.

(3)Одни, например, держатся уважительно по отношению друг к другу, не прибегают к нечестным приемам и уловкам, не допускают резкого тона. (4)Они внимательно анализируют доводы, которые предлагает оппонент, и основательно аргументируют свою позицию. (5)Как правило, во время такого спора стороны испытывают глубокое удовлетворение, желание разобраться в обсуждаемых проблемах.

(6)Другие же, вступив в спор, начинают себя чувствовать как на войне, поэтому они применяют непозволительные уловки. (7)Главное — наголову разбить противника, поставив его в невыгодное, с их точки зрения, положение. (8)3начит, и вам нужно находиться в боевой готовности.

(9)Наконец, есть и такие горе-спорщики, которые ведут себя самым непозволительным образом. (10)Они в грубой форме обрывают оппонента, унижают его оскорбительными выпадами, говорят пренебрежительным или презрительным тоном, насмешливо переглядываются со слушателями, одним словом, ведут себя как невоспитанные люди.

(11)Таким образом, поведение полемистов, безусловно, влияет на успех обсуждения, поэтому понимание особенностей манеры спорить, умение на лету уловить изменения в поведении своих оппонентов, конечно, позволяет лучше ориентироваться в споре, наиболее точно выбирать вариант собственного поведения и определять тактику в споре.

Сочинение — рассуждение:

Кто-то очень мудрый сказал: «Сколько людей, столько и мнений». Только вот выражаем мы эти мнения по-разному.

Автор в своём тексте раскрывает проблему этики в споре, являющуюся весьма актуальной в современном мире.

Л. Павлова очень точно подмечает, что существует множество разновидностей вести спор и что каждый выбирает тот способ, который считает наиболее приемлемым для себя. К сожалению, не всегда это положительно сказывается на успехе обсуждения проблемы.

Поскольку текст публицистический, то авторское отношение к различным типам спорщиков и используемой ими тактике чётко прослеживается. Автор уважительно относится к полемистам, проявляющим внимание друг к другу, умеющим не только говорить, но и слушать. В то же время Павлова с иронией говорит о «горе-спорщиках», использующих якобы любые средства для того, чтобы доказать собственную правоту.

7 стр., 3183 слов

Анализ эпизода спора Обломова и Штольца об идеале

… одна черта не ускользает от пытливого внимания ребенка…” И если мы сравним порядок жизни семьи Обломова и жизнь, описываемую Обломовым Штольцу, то получим две очень похожие картинки: Утро… Поцелуй … противопоказана. «Когда пребывал дома — почти всегда лежал, и все в одной комнате». Его лучший друг Андрей Иванович Штольц сравнивает Обломова с животным, постоянно пребывающим в темном логове. …

Невозможно не согласиться с автором данного текста: проблема этики в споре – это проблема злободневная, от её решения зависит очень многое. Важно не только то, что ты говоришь, но и то, как ты говоришь! Спор – это то же искусство, и для того, чтобы ему научиться, требуется не меньше времени, чем, скажем, для изучения всех законов живописи или музыки.

Я знаю одного непревзойдённого оратора (да и кто его не знает!) Остап Бендер, герой Ильфа и Петрова, был авантюристом, но авантюристом высочайшей марки. Его способность убедить своего оппонента в чём угодно, не нарушая при этом правил этики, поражает наповал.

А вот пример абсолютно противоположного: недавно я стала свидетелем того, как спорили две подруги (предмет спора я сейчас даже не вспомню), начиналось всё с мирного разговора, а закончилось потасовкой. Причиной драки послужило произнесённое одной из девушек оскорбление, её подруга не захотела оставаться в долгу.

Оба приведенных мной аргумента ещё раз доказывают, как важно для оппонента проявлять в споре внимательное и уважительное отношение друг к другу. Только такой спор бывает плодотворным.

Напишите сочинение рассуждение выразите свое отношение к мнениям оппонентов , Практикум

Прочитайте текст и выполните задания к нему.

(1)Слаенов был маленький, кругленький шкет. (2)Весь какой-то сдобный, лоснящийся. (3)Даже улыбался он как-то сладко, аппетитно. (4)Больше всего он был похож на сытого, довольного паучка.

(5)Хлебную пайку он не съедал, а отдавал в долг голодным детдомовцам. (6) А те должны были вернуть вдвое больше. (7) Доход маленького ростовщика увеличился. (8) Через два дня он уже позволил себе роскошь – купил за осьмушку хлеба записную книжку и стал записывать должников, количество которых росло с невероятной быстротой. (9) Вскоре он превратился в настоящего хлебного короля. (10) Незаметно он сумел превратить старших ребят в своих телохранителей и создал из них могучую свиту.

(11) Однажды во время очередного пиршества Слаёнов особенно разошёлся. (12) Ребята из старшего отделения ели, кричали, пели славу. (13) А у дверей толпилась кучка голодных должников. (14) Слаёнов опьянел от восхвалений.

(15)-Я всех могу накормить, — кричал он. (16) –У меня хватит!

(17) Вдруг взгляд его упал на Кузю, уныло стоявшего в углу. (18) Слаёнова осенило.

(19) –Кузя!-заревел он. (20) –Иди сюда, Кузя!

(22) –Становись на колени!

(23) Кузя вздрогнул, на минуту смешался; что-то похожее на гордость заговорило в нём. (24) Но Слаёнов настаивал.

(25)- На колени. (26) Слышишь? (27) Накормлю пирожными.

(27) И Кузя стал, тяжело нагнулся, будто сломался, и низко опустил голову, пряча от товарищей глаза. (28) Лицо Слаёнова расплылось в довольную улыбку.

(29) – На, Кузя, шамай. (30) Мне не жалко,- сказал он, швыряя коленопреклонённому Кузе кусок пирожного. (31) Внезапно новая блестящая мысль пришла ему в голову.

13 стр., 6012 слов

«что такое материнская любовь» по тексту алексина

… только лучшее, она готова отдать все ради него. Источник: http://sdam-rus.ru/gotovoe-sochinenie-15-3-materinskaya-lyubov/ Пример сочинения 15.3 на тему «Что такое материнская любовь?» по тексту … предложениях 13-16 предложенного текста мы наблюдаем, как заботливо мама … мама не удерживала Толю дома, а даже поторапливала. (5)И Толя почувствовал, … ребятами … сочинения, так будет легче писать. Части сочинения …

(32)-Эй, ребята! (33) Слушайте!- Он вскочил на парту и, когда все утихли, заговорил: (34) –Кузя будет мой раб! (35) Слышишь, Кузя? (36) Ты – мой раб. (37) Я – твой господин. (38) Ты будешь на меня работать, а я буду тебя кормить. (39) Встань, раб, и возьми сосиску.

(40) Побледневший Кузя покорно поднялся и, взяв подачку, отошёл в угол. (41) На минуту в классе возникла неловкая тишина. (42) Японца передёрнуло от унизительного зрелища. (43) То же почувствовали Громоносцев и Воробей, а Мамочка открыто возмутился:

(44)-Ну и сволочь же ты, Слаёнов.

(По Г.Белых, А.Пантелееву)

1. Какое из высказываний искажает содержание этого текста?

1. Слаёнов подчинил себе детдомовцев.
2. Слаёнов поспешил задобрить старших ребят, чтобы те охраняли его.
3. Ребята из старшего отделения открыто презирали маленького ростовщика.
4. После короткой внутренней борьбы Кузя признал власть Слаёнова.

1. Среди предложений 8-10 найдите словосочетание, которое доказывает, что «маленький шкет» обрёл необычайную власть. Запишите его.
2. В каких предложениях текста объясняется, как именно обогащался Слаёнов?

1. 3-4 3)11-12
2. 5-6 4) 32-34

1. Исходя из содержания текста, объясните, кто такие ростовщики.

1. Люди, которые давали деньги в долг под чрезмерно высокий процент.
2. Торговцы хлебом.
3. Разбойники, которые под угрозой смерти отбирали у своей жертвы деньги.
4. Люди, которые занимались благотворительностью : бесплатно кормили бедных, покупали одежду нуждающимся.

1. Значение какого слова указано неверно?

1. Лоснящийся (предложение 2) –тяжёлый, толстый.
2. Свита (предложение 10)- лица, сопровождающие какую-либо важную особу.
3. Осенило (предложение 18) – пришло, появилось внезапно.
4. Шамай (предложение 29)-ешь

1. Какое средство выразительности неверно проиллюстрировано примером из текста?

1. Просторечные слова-шкет
2. Антонимы-раб-господин
3. Слова высокого стиля – коленопреклонённый
4. Гипербола – особенно разошёлся.

1. Какие качества свойственны Слаёнову?

1. Доверчивость.
2. Холодный расчёт.
3. Бескорыстная щедрость.
4. Хитрость.
5. Высокомерие.

1. В каком высказывании правильно осмысливается содержание предложений 40-44?

1. Ребята из старшего отделения почувствовали невольное уважение к человеку, который проявил благородство и чувство достоинства.
2. Всем стало страшно, потому что почувствовали, какой колоссальной и уже неодолимой силой обладает Слаёнов.
3. Ребята ощутили стыд, потому что они почувствовали себя участниками этого гнусного унижения.
4. Слаёнов, почувствовав, что никто не смеет ему перечить, ещё более утверждается в своём неоспоримом могуществе.

1. Какое высказывание отражает главную мысль этого текста?

1. Без образования и культуры человек превращается в зверя.
2. Недопустимо как унижаться ради куска хлеба, так и унижать человеческое достоинство.
3. Упорство, воля и целеустремлённость – это те качества, благодаря которым человек возвышается над остальными.
4. Человек должен добывать хлеб насущный честным трудом, а не выпрашивать подачки.

1. Придумайте и напишите название, которое отражает главную тему этого текста.

Создание текста. Отрывок из книги Григория Белых и Алексея Пантелеева «Республика ШКИД» вызвал среди одноклассников бурную полемику.

9 стр., 4193 слов

Пример сочинения по тексту А.Дорохова Проблема воспитанности. …

… Все воспитание сводится к тому, чтобы самому жить хорошо, самому воспитываться; только этим люди влияют на других, воспитывают их. Л.Толстой Надо воспитывать в людях совесть и ясность в уме. А.Чехов 7 Структура сочинения- … Человек без воспитаниятело без души». И поведение полководца из данного текста доказывает это высказывание в предложении «Старый воин, который угрюмо едет в карете мимо ревущей …

Виктор. Слаёнов никого не обманывал и вёл свой бизнес честно: давал желающим хлеб в кредит, а получал назад с процентами. Детдомовцы сами виноваты, что влезли в долги. Считаю, что Слаёнов – честный предприниматель.

Александр.

Напишите сочинение – рассуждение. Выразите своё отношение к мнениям оппонентов. Сформулируйте свою позицию и обоснуйте её примерами из истории, художественной литературы, личного жизненного опыта.

«Слаенов был маленький, кругленький шкет. Весь какой-то сдобный, лоснящийся. Даже улыбался он как-то сладко, аппетитно. Больше всего он был похож на сытого, довольного паучка…».

Как только Слаенов появился в ШКИД и немного освоился, он тут же приступил к захвату власти в школе.

Младшие классы (1 и 2 отделения) от опутал сетями ростовщичества. За обедом он предложил вечно голодному Кузе осьмушку хлеба в долг, с условиям, что за ужином тот отдаст четвертинку (то есть, в два раза больше). Сначала Кузя отказался, но вскоре не выдержал и согласился. После ужина Слаенов занял кузину четвертинку еще двоим мальчикам. Через некоторое время почти все 1 и 2 отделение стали его должниками.

После этого Слаенов повел атаку на 4 отделение (старшеклассники). Он пришел к ним в класс и предложил угощение (хлеб, чай с сахаром). Те, похлопав по плечу Слаенова, с удовольствием поели. После нескольких таких посиделок, когда старшеклассники были «прикормлены», опасность с их стороны была устранена (за счет обдирания младших классов).

С 3 отделением было сложнее. Кормить их как старшеклассников было накладно (там было гораздо больше учеников), а заманить в долги не получилось бы (они были не такие глупые, как второклассники). Тогда Слаенов решил напасть на них с другой стороны. Однажды, он зашел к ним с колодой карт и предложил сыграть на хлеб. Мухлевал ли он или был просто очень сильным игроком, история умалчивает. Важно то, что половина 3-го отделения проигралась ему в пух и в прах.

Дело было сделано и Слаенов стал вести «барский» образ жизни. Управляя чуть ли не всеми хлебными потоками в ШКИД, он обменивал его на сигареты, конфеты. колбасы и водку. Из ребят 1 и 2 отделения получились послушные рабы, которые выполняли любое приказание Слаенова за кусок хлеба. Даже кухонный староста работал на Слаенова, получая хлеб за «мертвые души».

Тут бы Слаенову и почувствовать опасность. Ведь голодные ребята начали роптать у него за спиной. Но, уверенный, что его не дадут в обиду Цыган, Купец и другие старшеклассники, которых он снабжал всем необходимым, Слаенов продолжал «гужевать».

Когда ребята взбунтовались и начали бить Слаенова, то, к его изумлению, старшеклассники не стали за него заступаться (оказалось, что им уже было противно ему прислуживать). Кроме того, о деятельности Слаенова узнало руководство школы в лице Викниксора. Слаенову пришлось бежать.

Такая технология узаконенного воровства денег прописана в Библии в Ветхом завете во Второзаконии Исайи.
23.20 иноземцу (т.е. не-иудею) отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост, чтобы Господь Бог твой (т.е. дьявол, если по совести смотреть на существо рекомендаций) благословил тебя во всем, что делается руками твоими на земле, в которую ты идешь, чтобы овладеть ею”;

28.12 и будешь давать взаймы многим народам, а сам не будешь брать взаймы (и будешь господствовать над многими народами…
Второзаконие Исайи
23.20 иноземцу (т.е. не-иудею) отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост, чтобы Господь Бог твой (т.е. дьявол, если по совести смотреть на существо рекомендаций) благословил тебя во всем, что делается руками твоими на земле, в которую ты идешь, чтобы овладеть ею”;
28.12 и будешь давать взаймы многим народам, а сам не будешь брать взаймы (и будешь господствовать над многими народами, а они над тобою не будут господствовать)
Книга Пророка Исайи:
60.10 Тогда сыновья иноземцев будут строить стены твои, и цари их — служить тебе;…
60.11 И будут отверсты врата твои, не будут затворяться ни днем, ни ночью, чтобы приносимо было к тебе достояние народов, и приводимы были цари их.
60.12 Ибо народы и царства, которые не захотят служить тебе, погибнут и такие народы совершенно истребятся”.

ЭТО ВАША БИБЛИЯ! ВЕРУНЫ ПОГАНЫЕ! ВЫ ХОТЬ ЧИТАЕТЕ, ВО ЧТО ВЕРИТЕ? ИЛИ ПОГОНЯТЬ ВАС ПО МАТЕРИАЛУ?

Великий ростовщик

Паучок. — Клуб со стульчаком. — Четыре сбоку, ваших ист. — Шкида в рабстве. — Оппозиция. — Птички. — Савушкин дебош. — Смерть хлебному королю!

Слаенов был маленький, кругленький шкет. Весь какой-то сдобный, лоснящийся. Даже улыбался он как-то сладко, аппетитно. Больше всего он был похож на сытого, довольного паучка.

Откуда пришел Слаенов в Шкиду, никто даже не полюбопытствовал узнать, да и пришел-то он как-то по-паучьи. Вполз тихонько, осторожненько, и никто его не заметил.

Пришел Слаенов во время обеда, сел на скамейку за стол и стал обнюхиваться. Оглядел соседей и вступил в разговор.

— А что? У вас плохо кормят?

— Плохо. Одной картошкой живем.

— Здорово! И больше ничего?

— А тебе чего же еще надо? Котлеток? Хорошо, что картошка есть. Это, брат, случайно запаслись. В других школах и того хуже.

Слаенов подумал и притих.

Дежурный с важностью внес на деревянном щите хлеб. За ним вошел, солидно помахивая ключом, староста Янкель. Он уже две недели исправно работал на новом посту и вполне освоился со своими обязанностями.

— Опять по осьмухе дают! — тоскливо процедил Савушка, вечно голодный, озлобленный новичок из второго отделения, но осекся под укоризненным взглядом халдея Сашкеца.

Однако настроение подавленности передалось и двум соседям Савушки, таким же нытикам, как и он сам. Кузя и Коренев вечно ходили озабоченные приисканием пищи, и это сблизило их. Они стали сламщиками. Слаенов приглядывался к тройке скулящих, но сам деликатно молчал. Новичку еще не подобало вмешиваться в семейные разговоры шкидцев.

Янкель обошел два стола, презрительно швыряя «пайки» шкидцам и удивляясь в душе, как это можно так жадно смотреть на хлеб. Сам Янкель чувствовал полное равнодушие к черствому ломтю, возможно потому, что у него на кухне, в столе, лежала солидная краюха в два фунта, оставшаяся от развешивания.

— Янкель, дай горбушку, — жалобно заскулил Кузя.

— Поди к черту, — обрезал его Черных.

Горбушки лежали отдельно, для старшего класса. Розданные пайки исчезали моментально. Только Слаенов не ел своего хлеба. Он равнодушно отложил его в сторону и лениво похлебывал суп.

— Ты что же хлеб-то не ешь? — спросил его Кузя, с жадностью поглядывая на соблазнительную осьмушку.

— Неохота, — так же равнодушно ответил Слаенов.

— Дай мне. Я съем, — оживился Кузя.

Но Слаенов уже прятал хлеб в карман.

— Я его сам на уроке заверну.

Кузя надулся и замолчал.

Когда все именуемое супом было съедено, принесли второе.

Это была жареная картошка.

Липкий, слащавый запах разнесся по столовой. Шкидцы понюхали воздух и приуныли.

— Опять с тюленьим жиром!

— Да скоро ли он кончится? В глотку уже не лезет!

Однако трудно проглотить только первую картофелину. Потом вкус «тюленя» притупляется и едят картошку уже без отвращения, стараясь как можно плотное набить животы.

Этот тюлений жир был гордостью Викниксора, и, когда ребята возмущались, он начинал поучать:

— Зря, ребята, бузите. Это еще хорошо, что у нас есть хоть тюлений жир, — в других домах и этого нет. А совершенно без жиру жить нельзя.

— Истинно с жиру бесятся! — острил Японец, с печальной гримасой поглядывая на миску с картошкой.

Он не мог выносить даже запаха «тюленя».

Вид картошки был соблазнителен, но приторный привкус отбивал всякий аппетит. Еошка минуту боролся, наконец отвращение осилило голод, и, подцепив картошку на вилку, он с озлоблением запустил ею по столу.

Желтенький шарик прокатился по клеенке, оставляя на ней жирный след, и влип в лоб Горбушке, увлекшемуся обедом.

Громкий хохот заставил встрепенуться Сашкеца.

Он обернулся, минуту искал глазами виновника, увидел утирающегося Горбушку, перевел взгляд на Японца и коротко приказал:

— За дверь!

— Да за что же, дядя Саша? — пробовал протестовать Японец, но дядя Саша уже вынимал карандаш и записную книжку, куда записывал замечания.

— Ну и вали, записывай. Халдей!

Еошка вышел из столовой.

Кончился обед, а Кузя все никак не мог забыть осьмушку хлеба в кармане Слаенова.

Он не отходил от него ни на шаг.

Когда стали подниматься по лестнице наверх в классы, Слаенов вдруг остановил Кузю.

— Знаешь что?

— Что? — насторожился Кузя.

— Я тебе дам свою пайку хлеба сейчас. А за вечерним чаем ты мне отдашь свою.

Кузя поморщился.

— Ишь ты, гулевой. За вечерним чаем хлеба по четвертке дают, а ты мне сейчас осьмушку всучиваешь.

Слаенов сразу переменил тон.

— Ну, как хочешь. Я ведь не заставляю.

Он опять засунул в карман вынутый было кусок хлеба.

Кузя минуту стоял в нерешительности. Благоразумие подсказывало ему: не бери, будет хуже. Но голод был сильнее благоразумия, и голод победил.

— Давай. Черт с тобой! — закричал Кузя, видя, как Слаенов сворачивает в зал.

Тот сразу вернулся и, сунув осьмушку в протянутую руку, уже независимо проговорил:

— Значит, ты мне должен четвертку за чаем.

Кузя хотел вернуть злосчастный хлеб, но зубы уже впились в мякиш.

Фильм «Республика ШКИД» вышел на экраны страны в 1966 году. Одним из самых запоминающихся персонажей в картине стал Слаенов, которого прозвали пауком-ростовщиком. Его сыграл 15-летний ленинградский школьник Владимир Колесников.

Почему так случилось, что эта роль стала единственной значительной в фильмографии артиста?

«Изначально фильм должен был быть двухсерийным»

Повесть «Республика ШКИД» была написана и издана еще в 1926 году. Ее авторы — Григорий Белых и Леонид Пантелеев сами были воспитанниками Школы-коммуны для трудновоспитуемых подростков имени Ф. Достоевского (сокращенно ШКИД), поэтому повесть получилась очень жизненной и интересной.

Правда, фамилия Белых вскоре исчезла с обложки книги. Дело в том, что в 1935 году Григорий был арестован по подозрению в контрреволюционной деятельности, а спустя три года умер в лагере от туберкулеза. Так у повести остался только один автор — Леонид Пантелеев.

В середине 60-х, в преддверии 50-й годовщины Октябрьской революции было решено экранизировать «Республику ШКИД». После долгих споров режиссером будущей картины был назначен Геннадий Полока.

«Республика ШКИД» была для меня принципиальной картиной. В ней я хотел смоделировать эдакое общество своей мечты. Кстати, изначально фильм должен был быть двухсерийным. Но цензура его так порезала, что осталась всего одна серия», — вспоминал Геннадий Полока.

Уже в конце 90-х Геннадий Полока решил восстановить полную версию «Республики ШКИД», но сделать это ему не удалось. Оказалось, что тогда в 1966-м вырезанную пленку с неугодными цензорам эпизодами не просто положили на полку, а сразу же уничтожили.

Колесников просил дать ему положительную роль

Большинство персонажей в фильме — это несовершеннолетние воспитанники Школы-коммуны, в недавнем прошлом — беспризорники и даже преступники. Поэтому подобрать исполнителей на роли шкидовцев было очень непросто.

По словам Полоки, где только они не искали малолетних артистов — в школах, детских домах и даже в милицейских спецприемниках.

А вот 15-летнего Владимира Колесникова, который сыграл Слаенова, самого отрицательного персонажа картины, обнаружили на сцене Дворца пионеров.

В спектакле по роману Н. Островского «Как закалялась сталь» Володя играл ни кого-нибудь, а самого Пашку Корчагина. Поэтому, прочитав сценарий, мальчик попросил дать ему роль кого-нибудь из положительных героев.

Но Геннадий Полока уже увидел в Колесникове своего любимого героя Слаенова и без колебаний утвердил мальчика на эту роль.

«Слаенов был маленький, кругленький шкет»

По мнению режиссера, Слаенов — один из самых сложных, но и интересных персонажей. Потому что он не просто негодяй, который издевается над младшими, но деловой человек и удачливый комбинатор.

Ведь за короткое время Слаенов сумел не только полностью освоиться в школе, но и захватить в свои руки практически всю власть.

«Слаенов был маленький, кругленький шкет. Весь какой-то сдобный, лоснящийся. Даже улыбался он как-то сладко, аппетитно. Больше всего он был похож на сытого, довольного паучка…», — так написано о Слаенове в повести.

Начинал свой бизнес Слаенов просто: предлагал младшеклассникам в долг хлеб — я тебе сегодня занимаю осьмушку, а ты мне завтра отдашь четвертинку (в два раза больше). И вскоре все малыши без исключения стали его должниками.

Для старшеклассников Слаенов придумал другой фокус — играть в карты на хлеб. При этом мухлевал он или был действительно очень сильным игроком, неизвестно. Важно то, что большая часть ребят проигралась ему в пух и в прах.

И уже совсем скоро Слаенов единолично стал управлять всеми хлебными потоками в ШКИД, обменивая хлеб на сигареты, конфеты, колбасу и водку. Правда, в конце-концов шкидовцы все-таки взбунтовались против ростовщика Слаенова и ему пришлось бежать.

«Ты зачем, гад, хлеб у шкидовцев отнимаешь?!»

Удивительно, но не имея опыта в кино, Володя Колесников справился со своей сложной ролью на все 100%. А после того, как «Республику ШКИД» показали в кинотеатрах, Колесникова стали узнавать на улицах. Правда, не всегда это узнавание заканчивалось для юного артиста хорошо.

Однажды, по словам Владимира, к нему на Невском подошел какой-то амбал и, взяв за шкирку, закричал:

«Ты зачем, гад, хлеб у шкидовцев отнимаешь?!»

После чего швырнул Володю в Фонтанку. К счастью, дело было зимой и парень упал не в воду, а в сугроб. И кое-как выбравшись, поспешил уйти подальше.

«Если не вышло с кино, тогда пусть будет театр»

Но даже такие проявления внимания со стороны «поклонников» не отбили у Колесникова желание стать артистом. После школы он подал документы в ГИТИС, который закончил в 1985 году.

Вот только приглашений от режиссеров почему-то не было — после «Республики ШКИД» Владимир снялся всего в двух картинах, это были небольшие эпизоды.

Тогда Колесников решил: если не вышло с кино, пусть будет театр и… создал собственную Театр-студию.

В конце 80-х-начале 90-х труппа, возглавляемая Владимиром Колесниковым, была довольно популярна в Ленинграде. Например, они самыми первыми в России поставили «Лолиту» Владимира Набокова и «Носорога» Эжена Ионеско.

А потом, по словам Колесникова, культура погрязла в безденежье и для его театра наступили тяжелые времена. Правда, сдался он не сразу, а пару лет пытался выплыть при помощи гастролей. Но в провинции театр был нужен еще меньше, чем в столице. И Владимир распустил труппу.

«А что, работа на чистом воздухе»

Оставшись без любимого дела, Колесников уехал в Чехию, где несколько лет выступал на сцене одного из театров.

В начале 2000-х Владимир вернулся на родину и устроился работать дворником.

>«А что, работа на чистом воздухе. И, главное, ни за что не отвечаешь», — говорит артист.

Тем не менее, Владимир сделал попытку вернуться в кино и даже снялся в нескольких фильмах и сериалах — «Братва», «Ключи», «Игры мотыльков», «Улицы разбитых фонарей», «Полумгла». Правда, роли у него снова были совсем маленькие, порой даже без упоминания в титрах.

Но Колесников не отчаивается. Он надеется, что главная роль его жизни еще впереди. И на заработанные большие деньги он снова сможет открыть собственный театр.

Одним из наиболее ярких героев фильма «Республика ШКИД» является малолетний ростовщик Слаёнов, который держал в ежовых рукавицах весь интернат с помощью своих хитрых финансовых спекуляций. В наше время из него вышел бы гениальный бизнесмен.

У этого опередившего время персонажа был реальный прототип, вот только настоящая судьба его неизвестна. Зато всем хорошо знаком талантливый актёр Владимир Колесников, который так убедительно сыграл «великого махинатора», что многие были уверены, в жизни он такой же хитрый и расчетливый. Актеру-подростку часто доставалось от невзлюбивших его сверстников. И неудивительно, вот, как персонаж описан в повести Григория Белых и Алексея Пантелеева:

«Слаёнов был маленький, кругленький шкет. Весь какой-то сдобный, лоснящийся. Даже улыбался он как-то сладко, аппетитно. Больше всего он был похож на сытого, довольного паучка…»

То, как юный актер справился с таким сложным, характерным образом самого отрицательного детского персонажа в фильме, заслуживает восхищения. Для многих именно Слаёнов был любимым героем кинокартины.

Но, несмотря на оглушительный успех фильма «Республика ШКИД», Колесникова манила театральная сцена, а не большой экран. Причём, стать он мечтал не просто актёром, а настоящим «творцом» — режиссёром.

Мечты сбываются! В 1985 году, в возрасте 35 лет, Владимир получил диплом об окончании режиссерского факультета ГИТИСа и основал в Ленинграде Театр-студию, став её бессменным главным режиссёром. На этой должности Колесников успешно реализовывал свои творческие задумки, но, к сожалению, лихие 90-е, безжалостным «катком» прошлись и по его театру.

Из-за финансовых проблем Колесников был вынужден закрыть театр. В надежде на то, что ему удастся совмещать заработок и самореализацию, режиссёр отправляется в Чехию и даже остаётся жить там. Но и за рубежом Владимир Евгеньевич остался не у дел.

В 2003 году Колесников вернулся в Россию и, чтобы выжить, начал браться за все роли подряд. В основном ему предлагали роли второстепенных персонажей в сериалах: «Улицы разбитых фонарей», «Дорожный патруль 2», «Игры мотыльков». Снялся он и в нескольких низкобюджетных фильмах.

В 2010 году артист признался, что вынужден работать дворником. А причиной назвал пошатнувшееся здоровье и безденежье. Вот его слова:

«Случилось несчастье: попал в милицию в Ростове. Услышал шум на улице. Вышел, а внизу милиционеры с мужиком выясняют отношения. Сделал замечание, меня — в «обезьянник». Избили и вещи мои итальянские поделили. Очнулся с проломленным черепом. Здоровье сильно после этого пошатнулось. Сейчас на чистом воздухе работаю дворником. Мне нравится ни за что не отвечать.»

Печально, что Заслуженный артист РСФСР вынужден управляться с метлой.

В 2020 году Колесникову должно было исполнится 70 лет. Надеемся, что он всё ещё с нами.

Источник: https://zen.yandex.ru/media/zerkalo_ekrana/

Источник фото: https://www.google.com/search

Для молодой, растущей литературы велико значение каждой удачи. Ее необходимо закреплять, на ней необходимо настаивать. Удача – если причины ее познаны, поняты – надежнее талисмана хранит от падений и срывов. Удача ведет вперед, открывает новые дороги – и она же не дает пятиться, срываться, падать.

Большой опыт накопила советская литература для детей. О произведениях крупнейших мастеров детской книги написано уже немало. Я не хочу сказать – достаточно. Нет, и тут еще обширное поле для анализа и для споров. Но если мы хотим оглядеть весь пройденный путь, все закоулки и тропы, пересчитать все наши богатства, а не только те, которые и так на виду, – нам следует сегодня припомнить и назвать книги несправедливо позабытые, незамеченные, неучтенные критикой. Припомнить, назвать и заглянуть им в лицо: попытаться определить, какую роль играли они в воспитании молодых поколений, какова их литературная и педагогическая ценность, чему и сейчас они могут научить читателя-ребенка и читателя-литератора.

Я начну свое повествование с рассказа о «Республике Шкид»- одной из несомненных и поучительных удач советской литературы 20-х годов.

1

С того дня, как в 1927 году «Реcпублика Шкид», книга двух молодых, никому еще не известных авторов, Г. Белых и Л. Пантелеева, вышла в свет в Ленинграде, – М. Горький сделался ее настойчивым, усердным и восторженным пропагандистом. Он написал о ней в своих «Заметках читателя», писал друзьям, писал воспитанникам колонии имени Горького и заведующему этой колонией А. Макаренко.

«…Не попадет ли в руки Вам книга «Республика Шкид», – спрашивал он 17 марта 1927 года у С. Сергеева-Ценского. И добавлял: – Прочитайте!»»…На днях я прочитал замечательную книгу «Республика Шкид»… – сообщал он в «Заметках читателя»… – В этой книге авторы отлично, а порой блестяще рассказывают о том, что было пережито ими лично и товарищами их за время пребывания в школе… Значение этой книги не может быть преувеличено, и она еще раз говорит о том, что в России существуют условия, создающие действительно новых людей…» «…Какая интересная книга «Республика Шкид»…» – писал он К. Федину. «…Я очень ценю людей, которым судьба с малых лет нащелкала и по лбу и по затылку, – писал он воспитанникам А. Макаренко. – Вот недавно двое из таких написали и напечатали удивительно интересную книгу… Авторы – молодые ребята, одному 17, другому, кажется, 19 лет, а книгу они сделали талантливо, гораздо лучше, чем пишут многие из писателей зрелого возраста.

Для меня эта книга праздник, она подтверждает мою веру в человека…»

Книга – праздник, книга, свидетельствующая о том, что в России существуют условия, создающие действительно новых людей, – вот чем явилась «Республика Шкид» для Горького. Успех ее у читателей был огромен. Она была написана о современности, в ней рассказывалось о только что пережитых читателем и еще свежепамятных ему голоде, разрухе, блокаде и о детях, чьи души и судьбы были изуродованы разрухой и голодом; но в отличие от книги «Ташкент, город хлебный», тоже весьма живописно и с большой человечностью изображавшей разруху и голод, «Республика Шкид», при всем уродстве изображаемых фактов, была не горестной книгой, а веселой, даже счастливой. Для работников детской книги – столь немногочисленных в те годы! – «Республика Шкид» явилась знаком безвозвратно перейденного рубежа, рубежа между старой, предреволюционной детской литературой и новой, созидающей; явилась доказательством того, что молодая, только что народившаяся советская детская литература откинула дамские сантименты и не боится отражать действительность, прямо глядя жизни в глаза. Скольких беспризорных встречал ежедневно читатель – на вокзалах, в трамваях, на рынках, в очередях – грязных воришек, «ничьих детей»! Это было тяжелое зрелище. И вот повесть, да еще обращенная непосредственно к подросткам, имеет мужество рассказать, не опуская стыдливо глаз, не предаваясь жалостливым рассуждениям, деловито, достоверно и весело, в какой жестокой борьбе распрямляются искривленные разрухой судьбы. В этом смелом повороте к жизни был залог нового качества советской литературы для детей – ее бесстрашного реализма.

1927 год… Те книги о советских подростках, которые известны сейчас каждому школьнику, еще не существовали тогда. До «Школы» А. Гайдара оставалось еще три года. Только что с увлечением разгадал читатель таинственные буквы «Р.В.С.»; «Дальние страны», «Чук и Гек», «Голубая чашка» А. Гайдара, и «Белеет парус одинокий» В. Катаева, и «Швамбрания» и «Кондуит» Л. Кассиля, и «Пакет» и «Часы» Л. Пантелеева – все это еще предстояло… Не было еще ни публицистических, ни научно-художественных книг – ни «Рассказа о великом плане» М. Ильина, ни «Кара-Бугаза» К. Паустовского, ни «Лесной газеты» В. Бианки. Новая литература для детей утверждала свои позиции стихами В. Маяковского, С. Маршака, Н. Тихонова, повестями П. Бляхина, Алексея Кожевникова, Сергея Григорьева, рассказами Б. Житкова… Среди книг этих авторов были произведения замечательные, но тема «перековки», тема, которая в скором времени громко зазвучала в советском искусстве, была в художественной литературе впервые поставлена и воплощена «Республикой Шкид». И не одна лишь тема делала эту книгу как бы манифестом новой советской литературы для детей. Знаменательно было то, что написали ее не литераторы из узкого профессионального мирка, – нет, о перестройке рассказали сами перестроенные, те, кому, по словам М. Горького, «судьба нащелкала и по лбу и по затылку». Все это делало появление «Республики Шкид» литературным и общественным событием.

«Преоригинальная книга, живая, веселая, жуткая», – писал М. Горький С. Сергееву-Ценскому. Примечательно это сочетание определений: «веселая» – «жуткая». В самом деле, несмотря на юмор, который ни на одной странице не покидает авторов, жуткого в «Республике Шкид» немало. Словно бы нить какая-то еще не перерезана окончательно между ее юными героями и толкучкой, Лиговкой, Обводным. Шкида обворовывает и своих и чужих, Шкида сквернословит и буянит. Жаргон Шкиды весьма близок к блатному, прозвища она дает воровские: Гужбан, Бык, Голый Барин; любимая музыка Шкиды – «зубарики»: щелканье пальцами по зубам; любимые ее песни – уличные… Закадычных друзей Шкида именует блатным словечком «сламщики», педагогов – «халдеями», воспитанников – «шкетами», «шпаргонцами», а когда заведующий, Виктор Николаевич Сорин, – которого, впрочем, ребята любят и ласково называют Викниксором, – начинает играть на рояле, по Шкиде разносится: «Эва, жеребец наш заржал!» Даже устроив самый обыкновенный кружок политграмоты, они по ночам, как воры, собираются в подвале, и паролем им служит воровское присловье: «четыре сбоку – ваших нет»… Буза – «истинный культ поклонения шкидцев»; «раскачивая сложную машину бузы», они способны вымазать чернилами ручки дверей, усыпать сажей подоконники, столы и стулья, забросить белье купающегося воспитателя на березу да еще усугубить издевательство, распевая специально сочиненную по этому случаю песенку:

На березу граф Косецкий

Лазал с видом молодецким,

Долго плакал и рыдал,

Все кальсоны доставал.

Собираясь в уборных, ребята курят, хвастаются уличными похождениями, «метают в очко»… Близка, близка Шкида всеми своими замашками и помыслами к Лиговке и толкучке. Но прорастают в сознании шкидцев ростки новой гражданственности, нового чувства общественной чести. Про это – про эти крепнущие ростки – и написана книга. Лишенные – в качестве «дефективных»- права организовать ячейку комсомола, шкидцы не могут отказаться от мечты о ней, организуют кружок – Юнком, который становится ядром самоуправления в Шкиде: открывает читальню, устраивает трудовые субботники, борется с воровством, грубостью, нарушениями дисциплины.

Книга переполнена историями «великой и малой бузы», историями дружб, разрывов, примирений, историями причудливых судеб, портретами воспитанников и педагогов – причем не статичными портретами, а схваченными в движении, в развитии. Острым и метким пером, выдающим насмешливую наблюдательность авторов и их немалый – при молодости – жизненный опыт, написаны портреты воспитанников: Громоносцева и Янкеля, Гужбана и Леньки Пантелеева, Слаенова и Япошки; и портреты воспитателей – настоящих педагогов, людей героических, отдающих борьбе с беспризорностью все силы души, таких, как заведующий Виктор Николаевич Сорин, или учитель политграмоты Сергей Семенович Васин, или неутомимая Мирра Борисовна Штат, – и рядом с ними портреты ничтожных людишек, попросту «пайкоедов», которых голод незаконно поставил на высокие посты педагогов… Иногда авторам достаточно нескольких абзацев – и портрет героя разительно ясен:

«Слаенов был маленький, кругленький шкет. Весь какой-то сдобный, лоснящийся. Даже улыбался он как-то сладко, аппетитно. Он был похож на сытого, довольного паучка.

Откуда пришел Слаенов в Шкиду, никто даже не полюбопытствовал узнать, да и пришел-то он как-то по-паучьи. Вполз тихонько, осторожненько, и никто его не заметил».

Так начинается глава о великом ростовщике, покорившем себе и младшие и старшие отделения Шкиды. Недаром он «сдобный», «лоснящийся», «вполз по-паучьи». Глава о ростовщике – одна из самых драматических в книге. Черты характера, мазки на портрете – с каждой страницей все резче, все яснее. Слаенов дает товарищам в долг свои порции хлеба, да не просто в долг, а за осьмушку требует четвертку… «через неделю в слаеновской парте появились хлебные склады». Он уже «купил за осьмушку хлеба записную книжку и стал записывать должников, количество которых росло с ужасающей быстротой»… «Он уже стал заносчив, покрикивал на одноклассников, а те робко отмалчивались». «Каждый день полшколы отдавало хлеб маленькому жирному пауку, а тот выменивал хлеб на деньги, колбасу, масло, конфеты».

Еще через две страницы Слаенов вырастает в настоящее чудовище, и мы его видим, так сказать, во всем блеске его подлости:

«Могущество Слаенова достигло предела».

«Часто, лежа в спальне, он вдруг поднимал свою лоснящуюся морду и громко выкрикивал:

– Эй, Кузя! Раб мой!

Кузя покорно выскакивал из-под одеяла и, дрожа от холода, ожидал приказаний.

Тогда Слаенов, гордо посматривая на соседей, говорил:

– Кузя, почеши мне пятки. И Кузя чесал.

– Не так, черт. Пониже. Да не скреби, а потихоньку, – командовал Слаенов и извивался, как сибирский кот, тихо хихикая от удовольствия».

Но могущество Слаенова длилось недолго. Вольнолюбивая реепублика в один прекрасный день восстала и низвергла поганую власть ростовщика. «Нынче вышел манифест, кто кому должен, тому крест!» – распевали шкидцы. Слаенова избили, и он вынужден был бежать из Шкиды, оставив в памяти у шкидцев – и у читателей – свое красное лицо и жадный рот, на углах которого «белеют прилипшие крошки пирожного и тают кусочки масла».

Отчетлив до плакатности портрет Слаенова; другими средствами, более тонкими и разнообразными, сделан портрет Алексея Ерофеева, по прозвищу Ленька Пантелеев. Ленька написан не так однолинейно, он сложен: это фигура уже не для плаката, она не такая резкая, броская, в ней меньше яркости и больше глубины. Ленька и застенчив, и нагл, и предприимчив, и уныл сразу. Его дошкидская биография протекает на толкучке, на черных лестницах чужих дворов, за решеткой милиции. Вот он проталкивается сквозь толпу на толкучке с деревянным волчком в кармане. Он задумал испробовать свои силы в марафете – жульнической игре, в которую умелые жулики с помощью «подкатчиков» наверняка обыгрывают любителей легкой наживы.

Как и портрет Слаенова, портрет Леньки создан драматически, в действии.

«…через плотные ряды людей, через ряды маклаков, торговцев съестным, дам-барахольщиц и покупательниц протискивается скуластый парнишка лет двенадцати-тринадцати. На нем короткие штаны выше колен и синяя с золотыми пуговицами тужурка. На спине он несет складной бамбуковый стул.

Маклаки окружают его, трогают стул.

– Продаешь, браток?

– Нет, – отвечает парнишка и краснеет.

Он выбирается из круга любопытных взоров, раскладывает стул и, вынув из-за пазухи синей тужурки лист бумаги, кладет его на сиденье стула. Потом достает из кармана деревянный волчок и, обведя тоскливым взором снова окруживших его людей, негромко кричит;

– Кручу, верчу, деньги плачу… Он картавит, у него получается:

– Кручу, верчу…

Толпа хохочет».

Игра кончилась плохо – не для игроков, для Леньки. Недаром он краснел и тоскливо посматривал вокруг. Жизнь ничему не научила его, кроме жульничества, а к жульничеству, в сущности, у него способностей нет. Он ребенок, заблудившийся на барахолке.

Маклак выиграл, а платить Леньке нечем…

«- Гони четвертную, – говорит маклак.

Парнишка бледнеет…

– У меня нет, – шепчет он.

– Как нет? Отвечал за тыщу пять, а денег нет? Парнишка молчит.

– Дурак, – говорит какой-то клешник. – Разве без подначки можно играть?.. Задрыга. И без денег.

– Гони монету, – говорит маклак. – А то стул возьму!

– Возьми, чохт с тобой! – вдруг громким голосом говорит мальчик. – И все вы тоже пошли к чехтям.

Он схватывает волчок, комкает бумагу и бросает то и другое через головы людей в Фонтанку.

Потом протискивается через толпу и неспешащей походкой уходит с толкучки».

Характер у Леньки отчаянный – то угрожающе, то с вызовом звучит его детская картавость. Дома теснота, голод. «Семь человек парились в ящике площадью в шесть квадратных сажен». Дома Леньке не усидеть – скучно, а в нем бурлит предприимчивость, да и голод не дает покою.

Через месяц мы видим его уже в комиссии по делам несовершеннолетних преступников. Он попался на подделывании чеков. Ленька держит себя гордо, нераскаянно, его картавое «р» снова звучит с лихостью.

«-–За что попался?

– За аферу!»

Афера – какое красивое и гордое слово! Всего тринадцать лет – и уже аферист!

Но не одни только «тяжелые и грязные страницы» содержатся в повести и «в жизненной книге республики Шкид». Уродливо шкидское бытие – и все-таки на нем лежит печать возбужденной умственной жизни, какой жил Петроград того времени. Голодная и холодная, вороватая Шкида, сидящая на пшенной каше и на мерзлой картошке, интересуется международной политикой, жаждет усвоить политическую грамоту, ненавидит белогвардейщину, завидует комсомольцам, переводит с немецкого стихи Шамиссо, сама пишет стихи и со страстной торопливостью издает журналы.

«Кто поверит теперь, – рассказывается в одной главе, – что в годы блокады, голодовки и бумажного кризиса… в Шкидской маленькой республике с населением в шестьдесят человек выходило 60 (шестьдесят) периодических изданий – всех сортов, типов и направлений». В журналах – шутка сказать! – помещались исторические труды, повести, стихи, головоломки, эпиграммы и даже киносценарии!

– Грянь, набат громозвонный.

– Грянь сильней! –

призывали бывшие герои Обводного, –

Слушай, люд миллионный,

Песню дней.

Крепче стой, пролетарский

Фабрик край,

Потрудись ты, бунтарский,

В Первый Май,

Пусть звенит и гремит

Молот твой.

Праздник Май гимн творит

Трудовой.

Напряженная эпоха первых лет революции, творчество новых форм жизни, бурно развивающееся за стенами школы, стойкая работа педагогов, помощь шефов – рабочих петроградского порта – преобразуют духовный облик шкидцев. Каждое 1 Мая республику захлестывает «поток звуков, людей, знамен и солнца», и шкидцы чувствуют себя частью этого могучего потока. Постепенно они становятся гражданами. После «Республики Шкид» Г. Белых и Л. Пантелеев выступили с целым циклом шкидских рассказов; рассказы эти, быть может, не так причудливы, как главы «Республики»; не с таким восхищением, не столь взахлеб повествуют авторы о лихих подвигах Шкиды, – зато мысль о пережитой эпохе стала яснее, глубже, зато громче звучит в этих рассказах гражданская нота. В рассказе «Письмо к президенту» Л. Пантелеев обращается к президенту Гуверу уже не только как гражданин дефективной республики Шкид, но и как гражданин большой республики Советов. «Хорошее было времечко, – объясняет Л. Пантелеев президенту. – Для вас потому, что недавно лишь кончилась мировая война и ваша страна с аппетитом поедала и переваривала военные прибыли. На ниве, удобренной кровью, расцветала ваша промышленность. Ваши доходы росли. Ваши бетонные небоскребы охраняли вас своими этажами…

Для нас это время было хорошо потому, что уже заканчивалась гражданская война, и наша Красная Армия возвращалась домой с победными песнями и в рваных опорках. И мы тоже бегали без сапог, мы едва прикрывали свою наготу тряпками и писали свои диктовки и задачи карандашами, которые рвали бумагу и ломались на каждой запятой. Мы голодали так, как не голодают, пожалуй, ваши уличные собаки. И все-таки мы всегда улыбались, потому что живительный воздух революции заменял нам и кислород, и калории, и витамины…»

Мощь этого «живительного воздуха» передана и в рассказе Г. Белых «Белогвардеец».

Наступает Юденич. В Шкиде выходит стенная газета. Янкель нарисовал красноармейца, а под красноармейцем вывел лозунг: «Враг у ворот! Встретим спокойно опасность!»

В эту тревожную пору появляется в школе мальчишка по имени Толя Коренев. Довольно скоро он высказывает свое задушевное убеждение: «Жиды виноваты. Оттого голод!» И немедленно, в соответствии с этой формулой, принимается травить еврейского мальчика Мотьку, по прозвищу Цыпка. Чем ближе подходят к городу полки Юденича, тем наглее и настойчивее преследует Коренев Мотю. Юденич взял Павловск и Царское Село. Толя Коренев сделал флаг, на флаге написал: «Долой советскую власть!», а про Мотю сочинил, будто он украл у приятеля ножичек. Цыпку жестоко избили. А вскоре выяснилось, что ножичек украл сам же Коренев.

Янкель и Японец решили судить Коренева. Суд начался. Конечно, судьи это самозванные, это всего только оборванные подростки, но они осуждают Коренева уже не как сыны толкучки, а как сознательные граждане Советской страны. Сквозь черты ничтожного, завистливого мальчишки они сумели разглядеть черты врага. Коренев – микроб белогвардейщины. Он – фигура из старого мира, как ростовщик Слаенов, как президент Гувер. Гражданское сознание шкидцев не принимает его.

«Бум…бум…бум… – гудело за окном, и в притихшем классе выстрелы отдавались тревожно и сурово».

Кончилась речь прокурора, суд еще не вынес приговор, а в класс вошел воспитатель и поздравил ребят с победой: красные части пошли в наступление. Стрельна отбита, Юденич отходит.

«Урра! – завопил Купец, хлопая крышкой парты, а за ним и весь класс закричал, заорал, заверещал…»

«Если мы Юденича пришили, то разве забоимся такой дряни, как Коренев?» – сказал Японец…»

В последней главе «Республики Шкид» приводится письмо Кольки Цыгана, ученика сельскохозяйственного техникума, одного из бывших воспитанников Шкиды. Цыган пишет о том, что влюбился в веялки, молотилки, в племенных коров и в метеорологическую станцию. «Сейчас я не верю своему прошлому, – так кончается это письмо, – не верю, что когда-то я попал по подозрению в мокром деле в лавру, а потом в Шкиду. Ей, Шкиде, я обязан своим настоящим и будущим… За будущее свое я не беспокоюсь, – темного впереди ничего не видно».

Это одно из писем, завершающих «Республику Шкид». Дальше – эпилог, рассказывающий о новой трудовой жизни бывших воришек и жуликов. И, задумываясь над концами этих шкидовских судеб – или, точнее сказать, над началом их трудовых биографий, – вспоминаешь другую книгу, которая писалась в те же годы, что и «Республика». Ее не могли знать юные авторы «Республики Шкид», так как вышла она на пять лет позднее, но ее не может не вспоминать, перечитывая «Республику», современный читатель, потому что обе книги порождены одной и той же действительностью. Я имею в виду «Педагогическую поэму» А. Макаренко.

«Республика Шкид» вышла в свет в 1927 году. «Педагогическая поэма» напечатана в 1933 году, но написана гораздо раньше: А. Макаренко сообщает, что первая часть «Поэмы» окончена в 1928. Школа имени Достоевского на Петергофском проспекте в Петрограде была открыта в 1919 году, а колония, которую описал в «Педагогической поэме» А. Макаренко, – на Полтавщине, в 1920. Обе книги написаны в одно время и на одном материале. Обе – участниками описываемых событий, а не посторонними наблюдателями… Еще до получения от автора первой части «Педагогической поэмы», еще не зная, что она существует, и только из писем А. Макаренко узнавая о работе колонии, Горький 28 марта 1927 года сообщал ему: «…научили меня почувствовать и понять, что такое Вы и как дьявольски трудна Ваша работа, – два бывших воришки, авторы интереснейшей книги «Республики Шкид». «Шкид» – сокращенное название «Школы имени Достоевского для трудно воспитуемых». Они – воспитанники этой школы – описали ее быт, свое в ней положение и изобразили совершенно монументальную фигуру заведующего школой, великомученика и подлинного героя Виктора Николаевича Сорина. Чтоб понять то, что мне от души хочется сказать Вам, – Вам следует самому читать эту удивительную книгу.

…Есть что-то особенно значительное в том, что почувствовать Вас, понять Вашу работу помогли мне такие же парни, как Ваши «воспитуемые», Ваши колонисты. Есть – не правда ли? Прочтете «Республику Шкид», – издано Госиздатом, – напишите мне Ваши мысли об этой книге и о главном ее герое Викниксоре».

А. Макаренко «Республику Шкид» прочел, но она ему не понравилась. Это вполне естественно. Он призывал литераторов отказаться от любования экзотикой беспризорщины; авторы же «Республики» на многих страницах книги рассказывают об удалых проделках шкидцев с истинно детским восхищением. К тому же, мастеру педагогического искусства, А. Макаренко, разработавшему систему и технику коммунистического воспитания, – педагогические попытки Викниксора, далеко не всегда приводившие к удаче, должны были представляться дилетантщиной. Он взглянул на «Республику» исключительно глазами педагога, педагога-мастера и остался недоволен «бессилием педагогического мастерства». Сам он создал «Педагогическую поэму»- книгу, написанную от лица воспитателя, организующего беспризорнический хаос; «Республика» же написана воспитуемыми, то есть неподатливыми представителями этого самого хаоса. Авторы «Республики Шкид» и автор «Педагогической поэмы» глядели на одно и то же явление с двух разных концов, разных сторон. И потому книги эти не похожи друг на друга, но одна как бы дополняет другую. Недаром понять воспитательную работу А. Макаренко Горькому помогла именно «Республика Шкид». Он расслышал в ней голос «таких же парней», как и «воспитуемые» Макаренко, как его колонисты. Их собственный голос.

…264 человека – 264 бывших беспризорных из колонии, которая носила имя М. Горького, послали однажды в подарок своему шефу собственные автобиографии – целое собрание, альбом автобиографий. Переписывал их на машинке Антон Семенович. Сначала, сообщает он, ему казалось, что «такой сборник будет иметь значение почти исключительно статистическое». «Но по мере того, как продолжалась моя работа по собиранию материалов, – рассказывает А. Макаренко дальше, – я начал понимать, что значение записок моих колонистов несколько иное… Я ясно почувствовал, как между лохматыми, напряженно грамотными строчками пробивается настоящий запах нашей эпохи, очень сложный запах, изобразить который и для великих талантов не всегда будет под силу.

Когда я печатал сотую биографию, я понял, что я читаю самую потрясающую книгу, которую мне приходилось когда-нибудь читать… Это – концентрированное детское горе, рассказанное такими простыми, такими безжалостными словами… Для меня в этой трагедии, пожалуй, больше содержания, чем для кого-нибудь другого. Я в течение восьми лет должен был видеть не только безобразное горе выброшенных в канаву детей, но и безобразные духовные изломы у этих детей…»

Это предисловие, написанное А. Макаренко к собранию биографий беспризорников, могло бы явиться отличным предисловием к «Республике Шкид». Книга эта передает и «безобразные духовные изломы» у «выброшенных в канаву детей» и «настоящий запах нашей эпохи, очень сложный запах».

Да, «Республике Шкид» удалось передать сложный запах той эпохи, о которой она написана, – вот почему ее из нашей литературы не выкинешь. Изобразить Петроград, в котором на вокзале мальчишки, запряженные в санки, предлагают пассажирам: «За полтора фунта, на Петроградскую сторону!»; город, к которому не раз вплотную подходят белые и тогда «ухают совсем близко орудия и стекла дзенькают в окошках, окутываются улицы проволокой и мешками с песком»; город, который непреклонно сопротивляется врагу, несмотря на то, что население жует одну только «скользкую, неощутимую и гладкую» пшенку; город, где, как зачервивевшее мясо, копошится жадная и грязная толкучка, где рабочий люд пухнет от голода, болеет от голода и, наплевав на голод, трудится в порту и на заводах не только в будни, но по собственной воле и в праздники… И пусть не всегда действенны усилия кучки педагогов, пытающихся выпрямить, выправить «безобразные изломы» исковерканных детских душ. Воздух революции, которым дышат герои и авторы книги, педагогика революции оздоровляет, излечивает. «Она подтверждает мою веру в человека», – писал о «Республике Шкид» М. Горький. «Собственно говоря, эта книга есть добросовестная картина педагогической неудачи», – сурово написал о ней А. Макаренко. Полно, неудачи ли? Сколько честных работников, талантливых деятелей дала стране Школа имени Достоевского! Окончив Шкиду, шниферы, квартирники, марафетчики вступали на иные пути, получали другие специальности; из них выходили рабочие славных петроградских заводов, агрономы, режиссеры, поэты, учителя, наборщики… А двое из них стали писателями, начав свой путь в литературе «удивительной «Республикой Шкид».

Лучшие рассказы и повести Л. Пантелеева сейчас известны всем – и маленьким и большим: «Часы», «Пакет» и «Ленька Пантелеев», «Маринка», «На ялике», «Индиан Чубатый», «Честное слово» и «Рассказы о Кирове». Имя Г. Белых, соавтора Л. Пантелеева по «Республике Шкид», известно гораздо менее. Г. Белых не дожил до тридцати лет, ему не суждено было осуществить свое дарование полностью. Между тем маленькие шкидские рассказы или большая повесть «Дом веселых нищих» (1933) с увлечением были бы прочтены и теперешним читателем. Г. Белых хорошо знал быт предреволюционной питерской рабочей окраины, со страниц его книг встает Петроград эпохи германской, а потом – гражданской войны. Ему не приходилось выискивать и копить «приметы времени»: они жили в его памяти вместе с собственным детством, ими полны – и сильны – страницы «Дома веселых нищих» и шкидских рассказов.

…В прошлом году исполнилось тридцать лет со дня опубликования «Республики Шкид». Теперешние повести о школе не могут и не должны быть похожи на «Республику», как теперешняя школа непохожа на тогдашнюю: время другое, трудности и задачи другие. Ушли в прошлое гражданская война, интервенция, разруха, а с ними – и беспризорщина. Но «Республика Шкид» – книга, по определению М. Горького, «веселая», «жуткая» – должна жить, и жить не в музее. Некоторая наивность авторов, их излишнее пристрастие к описанию «великой» и «малой бузы» – с избытком искупаются свежестью, силой и правдивостью повествования. «Республика Шкид» принадлежит к числу тех книг, которым удалось запечатлеть «сложный запах эпохи». День из прошлого. Для читателя и для историка она интересна именно запечатленным запахом уже прошедшего времени, а для деятелей литературы – в частности детской – поучительна той смелостью, какая была проявлена ее юными авторами. Смело подняли они и ввели – точнее сказать, ввалили – в литературу огромный жизненный пласт, не побоявшись его неблагообразия, его тяжести. В этой небоязни и сказалось в первую очередь их дарование…

2

Давно уже советские дети не шкеты и не шпаргонцы, давно уже они говорят на обыкновенном языке, а не на экзотическом блатном жаргоне, и прозвища, которые они дают друг другу, не похожи на воровские. Вместе с блокадой и разрухой схлынула мутная волна беспризорщины. Уже к концу 20-х годов жизнь советской трудовой школы вошла в нормальную колею. Беспризорщина сделалась не бытовым явлением, а исключительным. Но далеко не сразу детская литература научилась изображать рядовую, лишенную экзотики, обыкновенную школу. Что поделаешь! «Обыкновенное» в искусстве, быть может, всего трудней.

«Повесть о фонаре» Л. Будогоской появилась через девять лет после «Республики Шкид», в 1936 году. Какая тишина в этой книге после мажорного, озорного, пугающего гула «Республики»… Ни пушек гражданской войны, ни грохочущих лебедок порта, ни топота ног оголтелого табуна шпаргонцев. Захолустный городишко с поросшими травой улицами. «Гуляют козы по буграм, пощипывают последнюю желтую траву. Телега с трудом ворочает колесами в густой грязи. И тащится по дороге так медленно, что возчика клонит в сон. Плетутся старухи в церковь, подпираясь то зонтиком, то палочкой. Хозяйки с корзинами медленным шагом возвращаются с базара». Таков воздух захолустья, описываемого Л. Будогоской.

Слаенов был маленький, кругленький шкет. Весь какой-то сдобный, лоснящийся. Даже улыбался он как-то сладко, аппетитно. Больше всего он был похож на сытого, довольного паучка.

Откуда пришел Слаенов в Шкиду, никто даже не полюбопытствовал узнать, да и пришел-то он как-то по-паучьи. Вполз тихонько, осторожненько, и никто его не заметил.

Пришел Слаенов во время обеда, сел на скамейку за стол и стал обнюхиваться. Оглядел соседей и вступил в разговор.

– А что? У вас плохо кормят?
– Плохо. Одной картошкой живем.
– Здорово! И больше ничего?
– А тебе чего же еще надо? Котлеток? Хорошо, что картошка есть. Это, брат, случайно запаслись. В других школах и того хуже.

Слаенов подумал и притих.

Дежурный с важностью внес на деревянном щите хлеб. За ним вошел, солидно помахивая ключом, староста Янкель. Он уже две недели исправно работал на новом посту и вполне освоился со своими обязанностями.

– Опять по осьмухе дают! – тоскливо процедил Савушка, вечно голодный, озлобленный новичок из второго отделения, но осекся под укоризненным взглядом халдея Сашкеца.

Однако настроение подавленности передалось и двум соседям Савушки, таким же нытикам, как и он сам. Кузя и Коренев вечно ходили озабоченные приисканием пищи, и это сблизило их. Они стали сламщиками. Слаенов приглядывался к тройке скулящих, но сам деликатно молчал. Новичку еще не подобало вмешиваться в семейные разговоры шкидцев.

Янкель обошел два стола, презрительно швыряя «пайки» шкидцам и удивляясь в душе, как это можно так жадно смотреть на хлеб. Сам Янкель чувствовал полное равнодушие к черствому ломтю, возможно потому, что у него на кухне, в столе, лежала солидная краюха в два фунта, оставшаяся от развешивания.

– Янкель, дай горбушку, – жалобно заскулил Кузя.
– Поди к черту, – обрезал его Черных.

Горбушки лежали отдельно, для старшего класса. Розданные пайки исчезали моментально. Только Слаенов не ел своего хлеба. Он равнодушно отложил его в сторону и лениво похлебывал суп.

– Ты что же хлеб-то не ешь? – спросил его Кузя, с жадностью поглядывая на соблазнительную осьмушку.
– Неохота, – так же равнодушно ответил Слаенов.
– Дай мне. Я съем, – оживился Кузя.

Но Слаенов уже прятал хлеб в карман.

– Я его сам на уроке заверну.

Кузя надулся и замолчал.

Когда все именуемое супом было съедено, принесли второе.

Это была жареная картошка.

Липкий, слащавый запах разнесся по столовой. Шкидцы понюхали воздух и приуныли.

– Опять с тюленьим жиром!
– Да скоро ли он кончится? В глотку уже не лезет!

Однако трудно проглотить только первую картофелину. Потом вкус «тюленя» притупляется и едят картошку уже без отвращения, стараясь как можно плотное набить животы.

Этот тюлений жир был гордостью Викниксора, и, когда ребята возмущались, он начинал поучать:

– Зря, ребята, бузите. Это еще хорошо, что у нас есть хоть тюлений жир,
– в других домах и этого нет. А совершенно без жиру жить нельзя.
– Истинно с жиру бесятся! – острил Японец, с печальной гримасой поглядывая на миску с картошкой.

Он не мог выносить даже запаха «тюленя».

Вид картошки был соблазнителен, но приторный привкус отбивал всякий аппетит. Еошка минуту боролся, наконец отвращение осилило голод, и, подцепив картошку на вилку, он с озлоблением запустил ею по столу.

Желтенький шарик прокатился по клеенке, оставляя на ней жирный след, и влип в лоб Горбушке, увлекшемуся обедом.

Громкий хохот заставил встрепенуться Сашкеца.

Он обернулся, минуту искал глазами виновника, увидел утирающегося Горбушку, перевел взгляд на Японца и коротко приказал:

– За дверь!
– Да за что же, дядя Саша? – пробовал протестовать Японец, но дядя Саша уже вынимал карандаш и записную книжку, куда записывал замечания.
– Ну и вали, записывай. Халдей!

Еошка вышел из столовой.

Кончился обед, а Кузя все никак не мог забыть осьмушку хлеба в кармане Слаенова.

Он не отходил от него ни на шаг.

Когда стали подниматься по лестнице наверх в классы, Слаенов вдруг остановил Кузю.

– Знаешь что?
– Что? – насторожился Кузя.
– Я тебе дам свою пайку хлеба сейчас. А за вечерним чаем ты мне отдашь свою.

Кузя поморщился.

– Ишь ты, гулевой. За вечерним чаем хлеба по четвертке дают, а ты мне сейчас осьмушку всучиваешь.

Слаенов сразу переменил тон.

– Ну, как хочешь. Я ведь не заставляю.

Он опять засунул в карман вынутый было кусок хлеба.

Кузя минуту стоял в нерешительности. Благоразумие подсказывало ему: не бери, будет хуже. Но голод был сильнее благоразумия, и голод победил.

– Давай. Черт с тобой! – закричал Кузя, видя, как Слаенов сворачивает в зал.

Тот сразу вернулся и, сунув осьмушку в протянутую руку, уже независимо проговорил:

– Значит, ты мне должен четвертку за чаем.

Кузя хотел вернуть злосчастный хлеб, но зубы уже впились в мякиш.

* * *
Вечером Кузя «сидел на топоре» и играл на зубариках. Хлеб, выданный ему к чаю, переплыл в карман Слаенова. Есть Кузе хотелось невероятно, но достать было негде. Кузя был самый робкий и забитый из всего второго отделения, поэтому так трудно ему было достать себе пропитание.

Другие умудрялись обшаривать кухню и ее котлы, но Кузя и на это не решался.

Вся его фигура выражала унижение и покорность, и прямо не верилось, что в прошлом за Кузей числились крупные кражи и буйства. Казалось, что по своей покорности он взял чью-то вину на себя и отправился исправляться в Шкиду.

Рядом за столом чавкал – до тошноты противно – Кузин сламщик Коренев и, казалось, совсем не замечал, что у его друга нет хлеба.

– Дай кусманчик хлебца. А? – робко попросил Кузя у него, но тот окрысился:
– А где свой-то?
– А я должен новичку.
– Зачем же должал?
– Ну ладно, дай кусманчик.
– Нет, не дам.

Коренев опять зачавкал, а измученный Кузя обратился, на что-то решившись, через стол к Слаенову.

– До завтра дай. До утреннего чая.

Слаенов равнодушно посмотрел, потом достал Кузину четвертку, на глазах всего стола отломил половину и швырнул Кузе. Вторую половину он так же аккуратно спрятал в карман.

– Эй, постой! Дай и мне!

Это крикнул Савушка. Он уже давно уплел свою пайку, а есть хотелось.

– Дай и мне. Я отдам завтра, – повторил он.
– Утреннюю пайку отдашь, – хладнокровно предупредил Слаенов, подавая ему оставшуюся половину Кузиного хлеба.
– Ладно. Отдам. Не плачь.

* * *
На другой день у Слаенова от утреннего чая оказались две лишние четвертки. Одну он дал опять в долг голодным Савушке и Кузе, другую у него купил кто-то из первого отделения.

То же случилось в обед и вечером, за чаем.

Доход Слаенова увеличился. Через два дня он уже позволил себе роскошь – купил за осьмушку хлеба записную книжку и стал записывать должников, количество которых росло с невероятной быстротой.

Еще через день он уже увеличил себе норму питания до двух порций в день, а через неделю в слаеновской парте появились хлебные склады. Слаенов вдруг сразу из маленького, незаметного новичка вырос в солидную фигуру с немалым авторитетом.

Он уже стал заносчив, покрикивал на одноклассников, а те робко молчали и туже подтягивали ремешка на животах.

Еще бы, все первое и половина второго отделения были уже его должниками.

Уже Слаенов никогда не ходил один, вокруг него юлила подобострастная свита должников, которым он иногда в виде милостыни жаловал кусочки хлеба.

Награждал он редко. В его расчеты не входило подкармливать товарищей, но подачки были нужны, чтобы ребята не слишком озлоблялись против него.

С каждым днем все больше и больше запутывались жертвы Слаенова в долгах, и с каждым днем росло могущество «великого ростовщика», как называли его старшие.

Однако власть его простиралась не далее второго класса: самые могучие и самые крепкие – третье и четвертое отделение – смотрели с презрением на маленького шкета и считали ниже своего достоинства обращать на него внимание.

Слаенов хорошо сознавал опасность такого положения. В любой момент эти два класса или даже один из них могли разрушить его лавочку. Это ему не улыбалось, и Слаенов разработал план, настолько хитрый, что даже самые умные деятели из четвертого отделения не могли раскусить его и попались на удочку.

Однажды Слаенов зашел в четвертое отделение и, как бы скучая, стал прохаживаться по комнате.

Щепетильные старшие не могли вынести такой наглости: чтобы в их класс, вопреки установившемуся обычаю, смели приходить из первого отделения и без дела шляться по классу! Слаенов для них еще ничего особенного не представлял, поэтому на него окрысились.

– Тебе что надо здесь? – гаркнул Громоносцев.

Слаенов съежился испуганно.

– Ничего, Цыганок, я так просто пришел.
– Так? А кто тебя пускал?
– Никто.
– Ах, никто? Ну, так я тебе сейчас укажу дверь, и ты в другой раз без дела не приходи.
– Да я что же, я ничего. Я только думал, я думал… – бормотал Слаенов.
– Что думал?
– Нет, я думал, вы есть хотите. Хочешь, Цыганок, хлеба? А? А то мне его девать некуда.
З
Цыган недоверчиво посмотрел на Слаенова.

– А ну-ка, давай посмотрим.

При слове «хлеб» шкидцы оглянулись и насторожились, а Слаенов уже спокойно вынимал из-за пазухи четвертку хлеба и протягивал ее Громоносцеву.

– А еще у тебя есть? – спросил, подходя к Слаенову, Японец. Тот простодушно достал еще четвертку.
– На. Мне не жалко.
– А ну-ка, дай и мне, – подскочил Воробей, за ним повскакали со своих мест Мамочка и Горбушка.
Полностью здесь: http://www.respublika-shkid.ru/book/read_respublika_shkid/chapter_8/