Сочинение на тему девочки с васильевского острова

Обновлено: 11.03.2023

Одна из самых страшных страниц из истории Великой отечественной войны это, безусловно, блокада Ленинграда. Я не помню сколько мне было лет, в каком сборнике дома или в библиотеке мне попался этот рассказ Юрия Яковлевича Яковлева, но мои ощущения свежие, как вчера.

Умерли все. Осталась одна Таня.

Эти известные на весь мир слова из дневника девочки Тани Савичевой, которая умерла от голода в городе, который не сдавался и выстоял благодаря невероятному упорству, мужеству, героизму и сплоченности тысячи людей. Вы только вдумайтесь, что за время блокады погибло до 1,5 млн. человек! В одном только январе 1942 года детей до года умерло более 7 тысяч человек! К сожалению, героиню успели вывезти из осажденного города дорогой Жизни, но она не выжила. Строки её посмертного дневника, когда в записной книжке с алфавитом за 40 копеек девочка выводит даты и время смерти близких, просто впечатаны в Историю. Забыть такое сложно. А именно нельзя Н-И-К-О-Г-Д-А.

«Женя умерла 28 дек. 12.30 час. утра 1941 г.».

«Бабушка умерла 25 янв. Зч. дня 1942г.».

«Лека умер 17 марта в 5 часов утра 1942г.».

«Дядя Вася умер 13апр. 2ч. ночь 1942г.».

«Дядя Лёша 10 мая в 4 ч. дня 1942г.».

«Мама 13 мая в 7.30 час. утра 1942 года».

«Савичевы умерли».

«Осталась одна Таня».

В рассказе нет счастливого конца или победы над врагом. Есть только торжество духа и глубокая вера в то, что для выживших и их потомков открытое безграничное море возможностей, только потому что они живы.

Моя подружка Таня Савичева не стреляла в фашистов и не была разведчиком у партизан. Она просто жила в родном городе в самое трудное время. Но, может быть, фашисты потому и не вошли в Ленинград, что в нем жила Таня Савичева и жили еще много других девчонок и мальчишек, которые так навсегда и остались в своем времени.

И в качестве послесловия хотелось бы сказать, что в моей жизни было 2 женщины, которые были там. Они мало говорили о голоде, лишениях, смерти. Я помню их уже седыми. Одна, баба Зоя, всегда когда резала хлеб доску клала на картонную коробку, а крошки бережно собирала в ладонь и ела. Другая, баба Вера, была настолько позитивным, светлым и веселым человеком, что никто бы и не подумал, что на её долю выпало жить девочкой в осажденном городе и видеть всё своими глазами. Они не верили в чудо, они знали, что жизнь это великий Дар, что хлеб это Жизнь. И надо уметь ценить то, что нам дано здесь и сейчас, каждую минуту.

Я Валя Зайцева с Васильевского острова. У меня под кроватью живет хомячок. Набьет полные щеки, про запас, сядет на задние лапы и смотрит черными пуговками. Вчера я отдубасила одного мальчишку. Отвесила ему хорошего леща. Мы, василеостровские девчонки, умеем постоять за себя, когда надо. У нас на Васильевском всегда ветрено. Сечет дождь. Сыплет мокрый снег. Случаются наводнения. И плывет наш остров, как корабль: слева — Нева, справа — Невка, впереди — открытое море.

У меня есть подружка — Таня Савичева. Мы с ней соседки. Она со Второй линии, дом 13. Четыре окна на первом этаже. Рядом булочная, в подвале керосиновая лавка. Сейчас лавки нет, но в Танино время, когда меня еще не было на свете, на первом этаже всегда пахло керосином. Мне рассказывали.

Тане Савичевой было столько же лет, сколько мне теперь. Она могла бы давно уже вырасти, стать учительницей, но навсегда осталась девчонкой. Когда бабушка посылала Таню за керосином, меня не было. И в Румянцевский сад она ходила с другой подружкой. Но я все про нее знаю. Мне рассказывали.

Она была певуньей. Всегда пела. Ей хотелось декламировать стихи, но она спотыкалась на словах: споткнется, а все думают, что она забыла нужное слово. Моя подружка пела потому, что когда поешь, не заикаешься. Ей нельзя было заикаться, она собиралась стать учительницей, как Линда Августовна.

Говорят, есть врачи, которые лечат от заикания. Я нашла бы такого. Мы, василеостровские девчонки, кого хочешь найдем! Но теперь врач уже не нужен. Она осталась там. моя подружка Таня Савичева. Ее везли из осажденного Ленинграда на Большую землю, и дорога, названная Дорогой жизни, не смогла подарить Тане жизнь. Девочка умерла от голода. Не все ли равно отчего умирать — от голода или от пули. Может быть, от голода еще больнее.

Я решила отыскать Дорогу жизни. Поехала на Ржевку, где начинается эта дорога. Прошла два с половиной километра — там ребята строили памятник детям, погибшим в блокаду. Я тоже захотела строить.

Какие-то взрослые спросили меня:

— Я Валя Зайцева с Васильевского острова. Я тоже хочу строить.

— Нельзя! Приходи со своим районом.

Я не ушла. Осмотрелась и увидела малыша, головастика. Я ухватилась за него:

— Он тоже пришел со своим районом?

— Он пришел с братом.

С братом можно. С районом можно. А как же быть одной?

— Понимаете, я ведь не так просто хочу строить. Я хочу строить своей подруге. Тане Савичевой.

Они выкатили глаза. Не поверили. Переспросили:

— Таня Савичева твоя подруга?

— А чего здесь особенного? Мы одногодки. Обе с Васильевского острова.

До чего бестолковые люди, а еще взрослые! Что значит «нет», если мы дружим? Я сказала, чтобы они поняли:

— У нас все общее. И улица, и школа. У нас есть хомячок. Он набьет щеки.

Я заметила, что они не верят мне. И чтобы они поверили, выпалила:

— У нас даже почерк одинаковый!

— Почерк? — Они удивились еще больше.

Неожиданно они повеселели, от почерка:

— Это очень хорошо! Это прямо находка. Поедем с нами.

— Никуда я не поеду. Я хочу строить.

— Ты будешь строить! Ты будешь для памятника писать Таниным почерком.

— Могу, — согласилась я. — Только у меня нет карандаша. Дадите?

— Ты будешь писать на бетоне. На бетоне не пишут карандашом.

Я никогда не писала на бетоне. Я писала на стенках, на асфальте, но они привезли меня на бетонный завод и дали Танин дневник — записную книжку с алфавитом: а, б, в. У меня есть такая же книжка. За сорок копеек.

Я взяла в руки Танин дневник и открыла страничку. Там было написано:

Мне стало холодно. Я захотела отдать им книжку и уйти.

Но я василеостровская. И если у подруги умерла старшая сестра, я должна остаться с ней, а не удирать.

— Давайте ваш бетон. Буду писать.

Кран опустил к моим ногам огромную раму с густым серым тестом. Я взяла палочку, присела на корточки и стала писать. От бетона веяло холодом. Писать было трудно. И мне говорили:

Я делала ошибки, заглаживала бетон ладонью и писала снова.

У меня плохо получалось.

— Не торопись. Пиши спокойно.

Пока я писала про Женю, умерла бабушка.

Если просто хочешь есть, это не голод — поешь часом позже. Я пробовала голодать с утра до вечера. Вытерпела. Голод — когда изо дня в день голодает голова, руки, сердце — все, что у тебя есть, голодает. Сперва голодает, потом умирает.

— Пиши, — тихо сказали мне.

— Пиши, Валя Зайцева, пиши.

— Что же ты не пишешь? — тихо сказали мне. — Пиши, Валя Зайцева, а то застынет бетон.

Я крепко сжала палочку и коснулась бетона. Не заглядывала в дневник, а писала наизусть. Хорошо, что почерк у нас одинаковый. Я писала изо всех сил. Бетон стал густым, почти застыл. Он уже не наползал на буквы.

— Можешь еще писать?

— Я допишу, — ответила я и отвернулась, чтобы не видели моих глаз. Ведь Таня Савичева моя. подружка.

Мы с Таней одногодки, мы, василеостровские девчонки, умеем постоять за себя, когда надо. Не будь она василеостровской, ленинградкой, не продержалась бы так долго. Но она жила — значит, не сдавалась!

И я представила себе, что это я, Валя Зайцева, осталась одна: без мамы, без папы, без сестренки Люльки. Голодная. Под обстрелом. В пустой квартире на Второй линии. Я захотела зачеркнуть эту последнюю страницу, но бетон затвердел, и палочка сломалась.

Кто-то положил мне руку на плечо и сказал:

— Пойдем, Валя Зайцева. Ты сделала все, что нужно. Спасибо.

— Приду завтра. без своего района. Можно?

— Приходи без района, — сказали мне. — Приходи.

Моя подружка Таня Савичева не стреляла в фашистов и не была разведчиком у партизан. Она просто жила в родном городе в самое трудное время. Но, может быть, фашисты потому и не вошли в Ленинград, что в нем жила Таня Савичева и жили еще много других девчонок и мальчишек, которые так навсегда и остались в своем времени. И с ними дружат сегодняшние ребята, как я дружу с Таней. А дружат ведь только с живыми.

. И плывет наш остров, как корабль: слева — Нева, справа — Невка, впереди — открытое море.

Последующие события происходят дома у Савичевых: Таня представляет себя в роли учительницы – будучи взрослой она учить детей в школе как Линда Августовна. Эта женщина тоже тесно связана с войной: она вместе с сотрудниками школы после бомбёжки фашистами Ленинграда восстановила и усовершенствовала старую школу, а во время военных действий в городе самоотверженно пыталась укрывать детей от обстрелов и взрывов. Известно, что семья Савичевых талантлива в музыке и искусстве. Таня хотела читать стихи, но она спотыкалась и заикалась при говорении, чего очень сильно стеснялась. Поэтому девочке больше всего нравилось петь, поскольку при пении не заикаешься.

После рассказа о Тане Савичевой Валя приняла решение отыскать Дорогу жизни, которая не смогла даровать Тане жизнь. Отыскав начало пути, главная героиня пропускает через себя события, происходившие с семьёй Савичевых в период блокады Ленинграда. Валя встретила строителей памятника детям, погибшим в блокаду и в разговоре со взрослыми девочка пытается доказать: она во всем похожа на свою подругу Савичеву Таню, у них даже почерк одинаковый. Строители не поверили Вале и решили проверить ее слова, заставив её написать на бетоне все заметки из дневника Тани Савичевой.

Список использованной литературы

Башмакова, Л. Незабываемое // Новый путь. – 1973. – 3 июля. – С. 3.

Соловей Т.Г. Детям своим расскажите о них. Урок по рассказу Ю. Яковлева “Девочки с Васильевского острова”. V-VI классы, //Уроки литературы. Приложение к журналу “Литература в школе”. – 2008. – № 4. – С.12-15.

Шустин И.Б, Малыгин В.Д. Мы из блокадного Ленинграда. Сборник очерков, рассказов и воспоминаний. – Нижний Новгород, 2011. – С. 242-255.

Яковлев Ю. Я. Кепка-невидимка: Сказки, рассказы/Рис. М. Петрова. – М.: Дет. Лит., 1987. – С. 223-229.

«Я Валя Зайцева с Васильевского острова. У меня под кроватью живет хомячок. Набьет полные щеки, про запас, сядет на задние лапы и смотрит черными пуговками. Вчера я отдубасила одного мальчишку. Отвесила ему хорошего леща. Мы, василеостровские девчонки, умеем постоять за себя, когда надо.

У меня есть подружка — Таня Савичева. Мы с ней соседки. Она со Второй линии, дом 13. Четыре окна на первом этаже. Рядом булочная, в подвале керосиновая лавка. Сейчас лавки нет, но в Танино время, когда меня еще не было на свете, на первом этаже всегда пахло керосином. Мне рассказывали…

Таня была певуньей. Всегда пела. Ей хотелось декламировать стихи, но она спотыкалась на словах: споткнется, а все думают, что она забыла нужное слово. Моя подружка пела потому, что когда поешь, не заикаешься. Ей нельзя было заикаться, она собиралась стать учительницей, как Линда Августовна.

Имя Тани Савичевой известно всему миру. В её дневнике, предъявленном на Нюрнбергском процессе в качестве документа, обвиняющего фашизм, всего несколько листочков, на которых девочка неуверенным детским почерком фиксировала смерть своих родных. И нет равнодушных: так искренне, точно и предельно сжато сумела маленькая девочка рассказать о войне в своей маленькой записной книжке.

Таня Савичева родилась 25 января, в день поминовения святой мученицы Татианы. Она была младшей в семье, всеми любимой. Большие серые глаза под русой челкой, искрящийся радостью взгляд, кофточка-матроска. Жили в большом старинном доме на Васильевском острове — на углу 2-й линии и Большого проспекта, недалеко от Академии художеств. Отец Тани, по профессии пекарь, рано умер, и хозяйкой в доме была мать — Мария Игнатьевна. Она много трудилась, чтобы поднять на ноги пятерых детей, работала швеей. Были у Тани бабушка — Евдокия Григорьевна, два дяди, братья отца, (дядя Вася и дядя Леша); два брата — Лека и Миша, две сестры — Женя и Нина. Таня, самая младшая, родилась в 1930 году. Савичевы все были музыкально одарены. И мать, Мария Игнатьевна, даже создала небольшой семейный ансамбль: два брата, Лека и Миша, играли на гитаре, мандолине и банджо, Таня пела, остальные поддерживали хором.

Лето 1941-го года Савичевы собирались провести в деревне под Гдовом, у Чудского озера, но уехать успел только Миша. Утро 22-го июня изменило все планы. Сплоченная семья Савичевых решила остаться в Ленинграде, держаться вместе, помогать фронту. Мама шила обмундирование для бойцов. Лека, из-за плохого зрения, в армию не попал и работал строгальщиком на Адмиралтейском заводе, сестра Женя точила корпуса для мин, Нина была мобилизована на оборонные работы. Василий и Алексей Савичевы, два дяди Тани, несли службу в ПВО.

Таня тоже не сидела, сложа руки. Вместе с другими ребятами она помогала взрослым тушить «зажигалки», рыть траншеи. Но кольцо блокады быстро сжималось – по плану Гитлера, Ленинград следовало “задушить голодом и сровнять с лицом земли”. Однажды не вернулась с работы Нина. В этот день был сильный обстрел, дома беспокоились и ждали. Но когда прошли все сроки, мать отдала Тане, в память о сестре, ее маленькую записную книжку, в которой девочка и стала делать свои записи.

Таня все чаще открывала свою записную книжку – один за другим ушли из жизни ее дяди, а потом и мама.

“Я взяла в руки Танин дневник и открыла страничку. Там было написано: «Женя умерла 28 дек. 12.30 час. утра 1941 г.». Мне стало холодно. Я захотела отдать им книжку и уйти.

Но я василеостровская. И если у подруги умерла старшая сестра, я должна остаться с ней, а не удирать.

Я взяла палочку, присела на корточки и стала писать. От бетона веяло холодом. Писать было трудно… Я делала ошибки, заглаживала бетон ладонью и писала снова. У меня плохо получалось. В новой раме бетон был жидкий, он наползал на буквы. И слово «умер» исчезло. Мне не хотелось писать его снова. Но мне сказали:

И я снова написала – «умер». Я очень устала писать слово «умер». Я знала, что с каждой страничкой дневника Тане Савичевой становилось все хуже. Она давно перестала петь и не замечала, что заикается. Она уже не играла в учительницу. Но не сдавалась – жила. Мне рассказывали.

Наступила весна. Зазеленели деревья. У нас на Васильевском много деревьев. Таня высохла, вымерзла, стала тоненькой и легкой. У нее дрожали руки и от солнца болели глаза. Фашисты убили половину Тани Савичевой, а может быть, больше половины. Но с ней была мама, и Таня держалась.

Я долго не решалась открыть страничку на букву «М». На этой страничке Таниной рукой было написано: «Мама 13 мая в 7.30 час. утра 1942 года». Таня не написала слово «умерла». У нее не хватило сил написать это слово. Я крепко сжала палочку и коснулась бетона. Не заглядывала в дневник, а писала наизусть. Я писала изо всех сил. Бетон стал густым, почти застыл. Он уже не наползал на буквы.

– Я допишу, – ответила я и отвернулась, чтобы не видели моих глаз. Ведь Таня Савичева моя. подружка”.

“Моя подружка Таня Савичева не стреляла в фашистов и не была разведчиком у партизан. Она просто жила в родном городе в самое трудное время. Но, может быть, фашисты потому и не вошли в Ленинград, что в нем жила Таня Савичева и жили еще много других девчонок и мальчишек, которые так навсегда и остались в своем времени. И с ними дружат сегодняшние ребята, как я дружу с Таней. А дружат ведь только с живыми”.

Яковлев Ю. Девочки с Васильевского острова : [Рассказ для мл. школ. возраста] / Юрий Яковлев ; Рис. С. Острова. М.: Малыш.- 1978.-16с.-ил.

Сегодняшним детям трудно понять, что такое тягучий, изнуряющий, невыносимо тяжёлый голод, доводящий до умопомрачения, когда и день, и ночь думается только о еде. Любой. Столярный клей, ременная кожа, хвоя, жмых.

Я пробовала голодать с утра до вечера. Вытерпела. Голод — когда изо дня в день голодает голова, руки, сердце — все, что у тебя есть, голодает. Сперва голодает, потом умирает.

Это строчки из небольшого рассказа Юрия Яковлева «Девочки с Васильевского острова» . Одна из девочек Валя Зайцева рассказывает о своей подружке Тане Савичевой. Они соседки. И ровесницы. Только Таня Савичева жила несколькими десятками лет раньше. На её долю выпало страшное время — война, блокада, голод, смерть.

И Валя Зайцева очень переживала, что

осталась там. моя подружка Таня Савичева. Ее везли из осажденного Ленинграда на Большую землю, и дорога, названная Дорогой жизни, не смогла подарить Тане жизнь.

Поехала на Ржевку, где начинается эта дорога. Прошла два с половиной километра — там ребята строили памятник детям, погибшим в блокаду. Я тоже захотела строить.

На строительстве памятника для Вали нашлось очень важное задание. Девочка утверждала, что у них с Таней Савичевой даже почерк одинаковый. Поэтому Вале предложили поехать на бетонный завод и на огромных бетонных листах написать слова из дневника Тани.

Валя присела на корточки и начала палочкой выводить буквы. Она волновалась, ошибалась, заглаживала ладонью бетонное тесто и писала снова. На каждом листе бетонного дневника повторялось одно и то же страшное слово «умер». Валя устала писать его. Но она заставила себя закончить Танин дневник. На последней страничке были выведены три слова: «Осталась одна Таня» . Вале хотелось зачеркнуть эту скорбную страницу, но бетон затвердел, и палочка сломалась.

Что же стало с Таней, когда она осталась одна? Вместе со 140 другими истощенными голодом ленинградскими детьми девочку эвакуировали в Горьковскую (Нижегородскую) область, в поселок Шатки. Таня так и не поднялась. Она заболела туберкулезом и стала стремительно терять зрение. В течение двух лет врачи боролись за жизнь юной ленинградки, но гибельные процессы от голода оказались необратимыми. У Тани тряслись руки и ноги, ее мучили страшные головные боли. В последние дни жизни она ослепла. 1 июля 1944 года Таня Савичева скончалась.

Сегодня оригинал дневника Тани находится в Государственном музее истории Ленинграда. А в память о нескольких страницах страшной блокадной летописи на невысоком насыпном холме стоят восемь гранитных стел. Это листки записной книжки, исписанные неровным детским почерком. На страницах дневника – даты смерти родственников девочки: братьев Таниного отца, родной сестры и брата, бабушки, мамы.

Весь мемориальный комплекс, в составе которого гранитный дневник Тани, называется «Цветок жизни». Он посвящён детям блокады, на долю которых выпали страшные, тяжелейшие условия жизни в осажденном городе. Находится комплекс в Ленинградской области, Всеволожском районе, на 3-м километре шоссе «Дорога жизни».

Моя подружка Таня Савичева не стреляла в фашистов и не была разведчиком у партизан. Она просто жила в родном городе в самое трудное время. Но, может быть, фашисты потому и не вошли в Ленинград, что в нем жила Таня Савичева и жили еще много других девчонок и мальчишек, которые так навсегда и остались в своем времени. И с ними дружат сегодняшние ребята, как я дружу с Таней.

Читайте также:

  

• Сочинение егэ по тексту чехова орден

  

• Как написать сочинение в художественном стиле 5 класс

  

• Медицинское образование в казахстане сочинение

  

• Перестать читать книги значит перестать мыслить сочинение

  

• Играют ли магазины важную роль в нашей жизни сочинение на английском

метки: Потому, Умереть, Крепость, Образ, Память, Честь, Роман, Дневник

Многомудрый Литрекон написал для Вас два варианта итогового сочинения по направлению «Забвению не подлежит» на тему: Жизнь мертвых продолжается в памяти живых. Аргументы он взял из произведений «Обелиск», «В списках не значился», «А зори здесь тихие» и «Девочки с Васильевского острова».

Вариант 1

(405 слов)

Говоря о вечной жизни человека в памяти его потомков, мы можем вспомнить множество произведений о военных подвигах наших прадедов и прабабушек. Одной из таких книг является повести Б. Васильева «А зори здесь тихие». Автор описывает самоотверженную борьбу отряда зенитчиц с вражескими диверсантами. В финале все героини погибли, но задание выполнили. Казалось бы, их молодые жизни загублены напрасно и бесповоротно: никто не узнает об их сравнительно небольшом и незаметном вкладе в общее дело победы. Однако в финале книги мы знакомимся с сыном Риты — Альбертом. Он вместе с выжившим старшиной Васковым приезжает на место трагической гибели храбрых девушек. Они устанавливают в их честь мемориальную плиту и показывают удивленным местным жителям, что даже в той глуши, где такие тихие зори, проходили ожесточенные бои. Этот эпизод является своеобразным реалистичным хэппи-эндом в военной драме: Рита, Женя, Галя, Соня и Лиза погибли, исполняя свой долг, но память о них жива, а значит, живы и они для своих благодарных потомков. Вспоминая об их геройстве, мы воскрешаем их образы в воображении и даем им возможность воплотиться в жизни вновь.

Не менее интересный пример описал Василь Быков в романе «Обелиск». В маленьком селе был установлен мемориал в честь подвига Алеся Мороза — учителя, который пожертвовал собой ради спасения своих учеников. Журналист, от лица которого ведется повествование, приехал на похороны одного из тех мальчиков — единственного, кто уцелел, и то благодаря Морозу. Павел Миклашевич стал учителем в память о своем спасителе и настоял на установке памятника в его честь. Он, как и многие местные ветераны, помнил о нем и через много лет после войны. Даже на его похоронах Ткачук, один из партизан, вновь заговорил о Морозе и его подвиге. Благодаря этим постоянным упоминаниям возникает ощущение присутствия этого героя в произведении. Мемориал сделал его вечным обитателем села и участником всех его событий. Мороз не погиб на казни, он остался жить в памяти своих потомков.

13 стр., 6500 слов

Лучше погибнуть с честью, чем жить в бесчестии

… одних людей мы называем людьми чести, а другие оказываются бесчестными? Почему в трагические моменты жизни одни люди оказываются благородными, смелыми, честными, а другие — трусами, предателями, подлецами? … А зори здесь тихие..»., Пишем сочинение Каждая нечестность — шаг к бесчестью. Вода все смоет, только бесчестье не может смыть. Может ли честь противостоять бесчестию? Лучше умереть с честью, чем …

Таким образом, смерть не прекращает жизни людей, если о них все еще помнят. Она не в силах погасить последнюю искру бытия — светлый образ, к которому мы по-прежнему что-то чувствуем, к которому обращаемся в мыслях, к которому адресуем благодарность. Поэтому так важно помнить о тех, кто вложил свой вклад в будущее, которое стало нашим настоящим.

(435 слов)

В рассказе Ю. Яковлева «Девочки с Васильевского острова» в памяти маленькой девочки Вали воскресает образ Тани Савичевой — автора знаменитого дневника, в котором ребенок написал о тяжелом испытании блокады. Читая этот дневник, Валя как будто познакомилась с живой Таней, поэтому считала ее своей настоящей подружкой. Они с жертвой блокадного времени оказалась сверстницами и соседками. Вале были близки интересы и хобби приятельницы, она понимала все ее мысли и чувства, изложенные на бумаге. В самом начале читатель даже не понимает, что Тани нет в живых, ведь ее «подруга» говорит о ней в настоящем времени. В финале Валя пошла на то место, где располагалась дорога жизни, и присоединилась к команде, которая работала над мемориалом в честь жертв блокады. У Вали был такой же почерк, как и у ее «подруги», поэтому она писали на памятнике выдержки из дневника, вновь восстанавливая в памяти подробности из жизни Тани. Девочка не погибла, ведь ее история по-прежнему жива в наших сердцах: она вызывает чувства, настраивает на определенные мысли и формирует отношение к себе, а значит, существует в реальности.

Нельзя назвать мертвецом и Николая Плужникова, легендарного защитника Брестской крепости. Его подвиг воспел Борис Васильев в романе «В списках не значился». Главный герой прибыл на место службы, но не успел даже зарегистрироваться в казначействе: началась Великая Отечественная война. Превосходящие силы противника вторглись в Белорусь и окружили крепость. Солдаты мужественно и самоотверженно сражались за свою землю, но их попытки отстоять ее в это время были обречены. Врагов было слишком много. Однако Николай и его товарищи продолжали их истреблять, даже когда крепость была захвачена. Прячась в ее потайных закоулках, Плужников выходил только ночью и убивал оккупантов. Так продолжалось очень долго, и когда Николая все же нашли, вражеские солдаты даже отдали ему честь, отдавая должное уважение его мужеству. Герой был казнен, но его имя до сих пор на слуху. В финале романа мы узнаем, что о нем рассказывают всем посетителям музейного комплекса в Брестской крепости. В результате мы формируем свое представление о Плужникове, думаем о нем, чувствуем благодарность и гордость. Значит, он до сих пор с нами, как и все храбрые защитники Отечества.

Таким образом, в памяти живых каждый усопший обретает шанс возродиться. Думая о человеке, представляя его образ, чувствуя по отношению к нему солидарность или уважение, мы оживляем его. Он не менее реален, чем те, кто нас окружает, ведь мы воспринимаем его так же, как и всех остальных людей.

10 стр., 4672 слов

Что такое Память. Роль памяти в жизни человека

… живо и человечество. Сочинение Роль памяти в жизни человека 11 класс ЕГЭ рассуждение Память играет огромную роль в нашей жизни. Благодаря ей мы принимаем многие важные решения. Память является причиной … суждено было воспитать Таню: девочка росла сиротой в непростых условиях, на попечении чужого человека. Пазаза помогите написать сочинение на тему память человека. сочинение должно быть минимум …

Главная страница » Конкурсные работы участников » Филологические науки » Сочинение “Пусть дети не знают войны…” (по рассказу Ю. Яковлева “Девочки с Васильевского острова”)

Сочинение “Пусть дети не знают войны…” (по рассказу Ю. Яковлева “Девочки с Васильевского острова”)

Автор (ы)

Аффилиация

МБОУ «Школа №19(25)», г. Рязань, Рязанская область

Научный руководитель

Алешинская Татьяна Николаевна

Аннотация

Сегодня, в сложный для страны период, все должны помнить, от мала до велика, как страшна война! Дети и война- понятия несовместимые. Но нашим сверстникам в годы Великой Отечественной войны пришлось узнать весь ужас военного времени. Именно об этом пойдет речь в моей работе. Я хочу всем рассказать о страшных днях блокадного Ленинграда и поведать о книге Юрия Яковлева “Девочки с Васильевского острова”.

Содержание работы

Автор предпочел не показывать работу на сайте

Добавить комментарий

Смотреть похожие работы

Я прочитал рассказ Юрия Яковлева «Девочки с Васильевского острова». Рассказ по объему не очень большой. Но читая этот рассказ можно понять как тяжело и страшно было во время блокады Ленинграда. Рассказ представляет собой отрывки из дневника девочки Тани, переживающей блокаду Ленинграда. С помощью её коротких сообщений, мы узнаём об ужасе творившемся в те страшные времена. О голоде из-за которого она страдает. О смерти близких ей людей которую она постоянно наблюдала. и в итоге , она осталась одна. И Таня написала » умерли все» осталась одна Таня». Прочитав этот маленький рассказ понимаешь, как страшно было в то время.

МИНИСТЕРСТВО НАУКИ И ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

«НОВОСИБИРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»

Кафедра русской и зарубежной литературы, теории литературы и методики обучения литературе

ОТЧЕТ О ПРАКТИКЕ

ОЗНАКОМИТЕЛЬНАЯ (ПРЕДМЕТНАЯ) ПРАКТИКА,

1 ЧАСТЬ

Выполнил обучающийся 1 курса

Гоголева Т.О.

(подпись)

Направление подготовки: 44.03.01 Педагогическое образование

Профиль: Филологическое образование

Форма обучения: заочная

Отметка:_________________________

Руководитель практики: кандидат филологических наук, доцент, доцент кафедры РиЗЛТЛИиМОЛ Е.Г. Николаева

(И.О. Фамилия)

______________________

(подпись)

13 мая 2021 г.

Новосибирск 2021

Яковлев Юрий

ДЕВОЧКИ С ВАСИЛЬЕВСКОГО ОСТРОВА

1970 г.

Умерли все. Осталась одна Таня.

Из дневника Тани Савичевой.

Ленинград, 1942 год.

Я Валя Зайцева с Васильевского острова. У меня под кроватью живет хомячок. Набьет полные щеки, про запас, сядет на задние лапы и смотрит черными пуговками… Вчера я отдубасила одного мальчишку. Отвесила ему хорошего леща. Мы, василеостровские девчонки, умеем постоять за себя, когда надо… У нас на Васильевском всегда ветрено. Сечет дождь. Сыплет мокрый снег. Случаются наводнения. И плывет наш остров, как корабль: слева — Нева, справа — Невка, впереди — открытое море.

У меня есть подружка — Таня Савичева. Мы с ней соседки. Она со Второй линии, дом 13. Четыре окна на первом этаже. Рядом булочная, в подвале керосиновая лавка… Сейчас лавки нет, но в Танино время, когда меня еще не было на свете, на первом этаже всегда пахло керосином. Мне рассказывали.

Тане Савичевой было столько же лет, сколько мне теперь. Она могла бы давно уже вырасти, стать учительницей, но навсегда осталась девчонкой… Когда бабушка посылала Таню за керосином, меня не было. И в Румянцевский сад она ходила с другой подружкой. Но я все про нее знаю. Мне рассказывали.

Она была певуньей. Всегда пела. Ей хотелось декламировать стихи, но она спотыкалась на словах: споткнется, а все думают, что она забыла нужное слово. Моя подружка пела потому, что когда поешь, не заикаешься. Ей нельзя было заикаться, она собиралась стать учительницей, как Линда Августовна.

Она всегда играла в учительницу. Наденет на плечи большой бабушкин платок, сложит руки замком и ходит из угла в угол. «Дети, сегодня мы займемся с вами повторением…» И тут споткнется на слове, покраснеет и повернется к стене, хотя в комнате — никого.

Говорят, есть врачи, которые лечат от заикания. Я нашла бы такого. Мы, василеостровские девчонки, кого хочешь найдем! Но теперь врач уже не нужен. Она осталась там… моя подружка Таня Савичева. Ее везли из осажденного Ленинграда на Большую землю, и дорога, названная Дорогой жизни, не смогла подарить Тане жизнь. Девочка умерла от голода… Не все ли равно отчего умирать — от голода или от пули. Может быть, от голода еще больнее…

Я решила отыскать Дорогу жизни. Поехала на Ржевку, где начинается эта дорога. Прошла два с половиной километра — там ребята строили памятник детям, погибшим в блокаду. Я тоже захотела строить.

Какие-то взрослые спросили меня:

— Ты кто такая?

— Я Валя Зайцева с Васильевского острова. Я тоже хочу строить.

Мне сказали:

— Нельзя! Приходи со своим районом.

Я не ушла. Осмотрелась и увидела малыша, головастика. Я ухватилась за него:

— Он тоже пришел со своим районом?

— Он пришел с братом.

С братом можно. С районом можно. А как же быть одной?

Я сказала им:

— Понимаете, я ведь не так просто хочу строить. Я хочу строить своей подруге… Тане Савичевой.

Они выкатили глаза. Не поверили. Переспросили:

— Таня Савичева твоя подруга?

— А чего здесь особенного? Мы одногодки. Обе с Васильевского острова.

— Но ее же нет…

До чего бестолковые люди, а еще взрослые! Что значит «нет», если мы дружим? Я сказала, чтобы они поняли:

— У нас все общее. И улица, и школа. У нас есть хомячок. Он набьет щеки…

Я заметила, что они не верят мне. И чтобы они поверили, выпалила:

— У нас даже почерк одинаковый!

— Почерк? — Они удивились еще больше.

— А что? Почерк!

Неожиданно они повеселели, от почерка:

— Это очень хорошо! Это прямо находка. Поедем с нами.

— Никуда я не поеду. Я хочу строить…

— Ты будешь строить! Ты будешь для памятника писать Таниным почерком.

— Могу, — согласилась я. — Только у меня нет карандаша. Дадите?

— Ты будешь писать на бетоне. На бетоне не пишут карандашом.

Я никогда не писала на бетоне. Я писала на стенках, на асфальте, но они привезли меня на бетонный завод и дали Танин дневник — записную книжку с алфавитом: а, б, в… У меня есть такая же книжка. За сорок копеек.

Я взяла в руки Танин дневник и открыла страничку. Там было написано:

«Женя умерла 28 дек. 12.30 час. утра 1941 г.».

Мне стало холодно. Я захотела отдать им книжку и уйти.

Но я василеостровская. И если у подруги умерла старшая сестра, я должна остаться с ней, а не удирать.

— Давайте ваш бетон. Буду писать.

Кран опустил к моим ногам огромную раму с густым серым тестом. Я взяла палочку, присела на корточки и стала писать. От бетона веяло холодом. Писать было трудно. И мне говорили:

— Не торопись.

Я делала ошибки, заглаживала бетон ладонью и писала снова.

У меня плохо получалось.

— Не торопись. Пиши спокойно.

«Бабушка умерла 25 янв. Зч. дня 1942г.».

Пока я писала про Женю, умерла бабушка.

Если просто хочешь есть, это не голод — поешь часом позже. Я пробовала голодать с утра до вечера. Вытерпела. Голод — когда изо дня в день голодает голова, руки, сердце — все, что у тебя есть, голодает. Сперва голодает, потом умирает.

«Лека умер 17 марта в 5 часов утра 1942г.».

У Леки был свой угол, отгороженный шкафами, он там чертил. Зарабатывал деньги черчением и учился. Он был тихий и близорукий, в очках, и все скрипел у себя своим рейсфедером. Мне рассказывали. Где он умер? Наверное, на кухне, где маленьким слабым паровозиком дымила «буржуйка», где спали, раз в день ели хлеб. Маленький кусочек, как лекарство от смерти. Леке не хватило лекарства…

— Пиши, — тихо сказали мне.

В новой раме бетон был жидкий, он наползал на буквы. И слово «умер» исчезло. Мне не хотелось писать его снова. Но мне сказали:

— Пиши, Валя Зайцева, пиши.

И я снова написала – «умер».

«Дядя Вася умер 13апр. 2ч. ночь 1942г.».

«Дядя Лёша 10 мая в 4 ч. дня 1942г.».

Я очень устала писать слово «умер». Я знала, что с каждой страничкой дневника Тане Савичевой становилось все хуже. Она давно перестала петь и не замечала, что заикается. Она уже не играла в учительницу. Но не сдавалась — жила. Мне рассказывали… Наступила весна. Зазеленели деревья. У нас на Васильевском много деревьев. Таня высохла, вымерзла, стала тоненькой и легкой. У нее дрожали руки и от солнца болели глаза. Фашисты убили половину Тани Савичевой, а может быть, больше половины. Но с ней была мама, и Таня держалась.

— Что же ты не пишешь? — тихо сказали мне. — Пиши, Валя Зайцева, а то застынет бетон.

Я долго не решалась открыть страничку на букву «М». На этой страничке Таниной рукой было написано: «Мама 13 мая в 7.30 час. утра 1942 года». Таня не написала слово «умерла». У нее не хватило сил написать это слово.

Я крепко сжала палочку и коснулась бетона. Не заглядывала в дневник, а писала наизусть. Хорошо, что почерк у нас одинаковый. Я писала изо всех сил. Бетон стал густым, почти застыл. Он уже не наползал на буквы.

— Можешь еще писать?

— Я допишу, — ответила я и отвернулась, чтобы не видели моих глаз. Ведь Таня Савичева моя… подружка.

Мы с Таней одногодки, мы, василеостровские девчонки, умеем постоять за себя, когда надо. Не будь она василеостровской, ленинградкой, не продержалась бы так долго. Но она жила — значит, не сдавалась!

Открыла страничку «С». Там было два слова: «Савичевы умерли».

Открыла страничку «У» — «Умерли все». Последняя страничка дневника Тани Савичевой была на букву «О» — «Осталась одна Таня».

И я представила себе, что это я, Валя Зайцева, осталась одна: без мамы, без папы, без сестренки Люльки. Голодная. Под обстрелом. В пустой квартире на Второй линии. Я захотела зачеркнуть эту последнюю страницу, но бетон затвердел, и палочка сломалась.

И вдруг про себя я спросила Таню Савичеву: «Почему одна? А я? У тебя же есть подруга — Валя Зайцева, твоя соседка с Васильевского острова. Мы пойдем с тобой в Румянцевский сад, побегаем, а когда надоест, я принесу из дома бабушкин платок, и мы сыграем в учительницу Линду Августовну. У меня под кроватью живет хомячок. Я подарю его тебе на день рождения. Слышишь, Таня Савичева?»

Кто-то положил мне руку на плечо и сказал:

— Пойдем, Валя Зайцева. Ты сделала все, что нужно. Спасибо.

Я не поняла, за что мне говорят «спасибо». Я сказала:

— Приду завтра… без своего района. Можно?

— Приходи без района, — сказали мне. — Приходи.

Моя подружка Таня Савичева не стреляла в фашистов и не была разведчиком у партизан. Она просто жила в родном городе в самое трудное время. Но, может быть, фашисты потому и не вошли в Ленинград, что в нем жила Таня Савичева и жили еще много других девчонок и мальчишек, которые так навсегда и остались в своем времени. И с ними дружат сегодняшние ребята, как я дружу с Таней. А дружат ведь только с живыми.

…И плывет наш остров, как корабль: слева — Нева, справа — Невка, впереди — открытое море.

Анализ рассказа Ю.Я. Яковлева «Девочки с Васильевского острова» 1970 г.

Произведение «Девочки с Васильевского острова» представляет собой рассказ – эпический жанр литературы. В рассказе Юрия Яковлева повествуется история Тани Савичевой, девочки пережившей смерть всех своих близких в годы блокады Ленинграда 1941-1942 годов. Стала известна она благодаря дневнику, в котором девочка оставляла заметки о новых смертях в семье Савичевых, принесенных голодными временами из-за осады города в годы Великой Отечественной войны.

Рассказ начинается с эпиграфа: «Умерли все. Осталась одна Таня.», наталкивая читателя на мысль, что история будет тесно связана с событиями блокады Ленинграда, а также с судьбой Тани Савичевой, а за основу взята военная тема. Сам текст рассказа состоит из небольших и детских, но полных смысла предложений.

Главной героиней произведения является Валя Зайцева, живущая в мирное советское время, именно от лица этой героини повествуется данная история. С первых строк девочка создаёт у читателя впечатление боевой, смелой и резвой девочки, умеющей постоять за себя и «отдубасить и отвесить хороших лещей» обидчикам-мальчишкам, но в тоже время по-детски наивной. Имя Валентина тоже оправдывает характер героини: в переводе с латинского языка оно означает «крепкая», «сильная», «здоровая». Фамилия Кузнецова тоже имеет схожее значение: носители этой фамилии обладают сильным характером, стойкостью и выносливостью. Юрий Яковлев неспроста наделил свою главную героиню такими качествами: таким образом он хотел создать прототип сильной духом девочки Тани Савичевой. Валя постоянно подчеркивает общие их с Таней волевые качества: «Мы, василеостровские девчонки, умеем постоять за себя, когда надо…», «Мы, василеостровские девчонки, кого хочешь найдём!»… Несмотря на то, что девочки не являются современницами, Валя называет Таню своей подружкой и утверждает, что их многое объединяет: «У меня есть подружка – Таня Савичева. Мы с ней соседки. Она со Второй линии, дом 13.», «Тане Савичевой было столько же лет, сколько мне теперь.», «- У нас все общее. И улица, и школа.», «- У нас даже почерк одинаковый!».

В начале произведения Юрий Яковлев приводит описание водоемов вблизи Ленинграда: «… слева – Нева, справа – Невка, впереди – открытое море.». Вода служит – порталом из одного промежутка времени в другое. Кроме этого, автор создает образы дождливой, вперемешку с мокрым снегом, пасмурной, ветреной угрюмой погоды, перенося нас в годы Великой Отечественной войны, в годы блокады Ленинграда. Валя описывает булочную вблизи дома, в котором живет она, а раньше – и Таня Савичева, упоминает про керосиновую лавку. В военные годы керосин использовался как ходовое горючее как для бытовых целей, так и для боевых действий.

Последующие события происходят дома у Савичевых: Таня представляет себя в роли учительницы – будучи взрослой она учить детей в школе как Линда Августовна. Эта женщина тоже тесно связана с войной: она вместе с сотрудниками школы после бомбёжки фашистами Ленинграда восстановила и усовершенствовала старую школу, а во время военных действий в городе самоотверженно пыталась укрывать детей от обстрелов и взрывов. Известно, что семья Савичевых талантлива в музыке и искусстве. Таня хотела читать стихи, но она спотыкалась и заикалась при говорении, чего очень сильно стеснялась. Поэтому девочке больше всего нравилось петь, поскольку при пении не заикаешься.

После рассказа о Тане Савичевой Валя приняла решение отыскать Дорогу жизни, которая не смогла даровать Тане жизнь. Отыскав начало пути, главная героиня пропускает через себя события, происходившие с семьёй Савичевых в период блокады Ленинграда. Валя встретила строителей памятника детям, погибшим в блокаду и в разговоре со взрослыми девочка пытается доказать: она во всем похожа на свою подругу Савичеву Таню, у них даже почерк одинаковый. Строители не поверили Вале и решили проверить ее слова, заставив её написать на бетоне все заметки из дневника Тани Савичевой.

Новую страничку записывать было куда сложнее, чем предыдущую. Каждая запись из дневника переносила Валю Кузнецову в голодные и холодные годы блокадного Ленинграда. Героиня проживала те же эмоции, события и ощущения, что и Таня Савичева в 1941-1942 годы: «Я очень устала писать слово «умер». Я знала, что с каждой страничкой дневника Тане Савичевой становилось все хуже. Она давно перестала петь и не замечала, что заикается. Она уже не играла в учительницу. Но не сдавалась — жила.». Точкой наивысшего напряжения в рассказе является упоминание заметки, где говорится, что все Савичевы умерли и осталась одна Таня, поскольку здесь Валя особенно испытывает самые сильные переживания, представив себя на месте подруги. Главная героиня делает вывод о том, что пусть многие ленинградские дети не принимали непосредственного участия в боевых действиях в Великой Отечественной войне, они все равно являются героями хотя бы потому, что пережили немало потерь и ужасов войны, сохраняя мужество и стойкость, и многие остались детьми навсегда. «И с ними дружат сегодняшние ребята, как я дружу с Таней. А дружат ведь только с живыми.» – это означает, что подвиги детей войны бессмертны и о них будет помнить не одно поколение, гордиться, чтить. После вывода девочки Юрий Яковлев, используя прием кольцевой композиции, возвращает читателей из ужасающих военных лет обратно в реальность Кузнецовой Вали, где описывает реку Неву, Невку и открытое море.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что в данном произведении описана не только тема войны, но и связи разных поколений, дружбы. В рассказе «Девочки с Васильевского острова» можно пронаблюдать параллель между Валей Кузнецовой и Таней Савичевой, девочками, жившими в разные времена: военное и мирное. Между собой они во многом похожи, начиная с места жительства, заканчивая одинаковым почерком и записными книжками. Валя очень гордится этим и называет давно погибшую Таню Савичеву своей подругой, чувствуя между ними неразрывную связь. Оставляя страшные записи на бетоне, главная героиня по-настоящему не осознавала, для чего она это делала. Вале казалось, что это просто надо сделать для неё – для Тани. По поступкам главной героини можно судить об её характере (мужество, отвага, сила духа…), её личностных качествах (доброта, искренность, сострадание…) – это тоже объединяет девочек с Васильевского острова. Вероятнее всего, если бы Валя жила в годы войны, то обязательно бы удостоилась звания героя.

Список использованной литературы

Башмакова, Л. Незабываемое // Новый путь. – 1973. – 3 июля. – С. 3.

Соловей Т.Г. Детям своим расскажите о них. Урок по рассказу Ю. Яковлева “Девочки с Васильевского острова”. V-VI классы, //Уроки литературы. Приложение к журналу “Литература в школе”. – 2008. – № 4. – С.12-15.

Шустин И.Б, Малыгин В.Д. Мы из блокадного Ленинграда. Сборник очерков, рассказов и воспоминаний. – Нижний Новгород, 2011. – С. 242-255.

Яковлев Ю. Я. Кепка-невидимка: Сказки, рассказы/Рис. М. Петрова. – М.: Дет. Лит., 1987. – С. 223-229.