Сочинение на тему я помор - Помощь в подготовке к экзаменам и поступлению

Беломорский район, который расположен на северо-востоке Республики Карелия, имеет многовековую историю, о которой практически никто даже не догадывается. Более 5 тысяч лет назад после схода ледников первыми, кто заселил Поморье, были саамы (по-шведски – финны). Предполагается, что именно их предки много тысяч лет назад оставили множество наскальных рисунков, описывающих историю их народа и бытовую жизнь каменного века на восточном берегу Онежского озера, на западном берегу Белого моря, на берегах реки Выг и на Кий-острове. На островах, расположенных вблизи Белого моря, сохранились даже их ритуальные каменные лабиринты.

Первые славяне, которые проживали в Новгороде, а также в других северо-восточных княжествах, впервые появились на беломорских островах в IX веке. Уже начиная с XIV века в различных письменных источниках начинают упоминаться первые постоянные русские поселения у Белого моря, после чего край прозвали «Поморье».

Со временем на Поморье начала формироваться особая группа русскоязычного населения, и в отличие от своих соотечественников, которые населяли территории центральной России, они фактически не промышляли земледелием, а основным их занятием становилось морское промысловое хозяйство. Помор – так называли жителей Поморья с XVI века, и они обитали не только около Белого моря, но и возле Баренцева моря. Современные же поморцы населяют территорию прибрежных районов современных Мурманской и Архангельской областей.

Продвигаясь с каждым годом на новые незнакомые земли, поморцы устанавливали погосты – небольшие города с гарнизоном. Погост, как правило, становился административным городом, а вокруг него возникали множество мелких деревень, приходные церкви и даже кладбища. Находясь под защитой укрепленного поселения, поморы, в силу своей приближенности к морю, также строили ладейный флот.

Кто такие Поморы?

В различных журнальных статьях или даже в научных работах очень подробно описаны практически все народы Древней Руси – казахи, великороссы, малороссы, русины, белорусы… Но о таком древнем и даже героическом этносе, как поморы, почему-то мало кто говорит, хотя этот народ делал и до сих пор делает очень многое для русского государства.

Какова роль поморов в Русском государстве? Среди великих исторических личностей, поморами были М. Ломоносов (ученый), Ф. Шубин (скульптор), Хабаров, Ермак, А.А. Баранов (бессменный управитель Аляски), Атласов, Стадухин, Дежнёв и многие другие землепроходцы, которые за много лет до казаков прошли весь Урал и освоили никем не виденные Сибирские земли, а чуть позже Дальний Восток и Аляску.

Знаменитый ряд важных исторических русских личностей из поморов пополняют также такие люди, как Стефан Пермский (один из ближайших сподвижников Сергия Радонежского, который предлагал объединить Русь) и Иоанн Кронштадский.

Интересный факт: современный город Ситка, который находится в штате Аляска, ранее носил название Новоархангельск.

Какую территорию охватывали поморы?

Чтобы не удаваться в подробный отчет обо всех городах, реках и озерах, которые населяли поморы, лучше обозначить ряд территориально-административных образований. Вся территория Поморья – это бывшие Архангелогодская, Вологодская и Олонецкая губернии, а также Пермь и Вятка. Если взглянуть на современную карту Российской Федерации, то на том месте сейчас находятся современный Архангельск, Мурманск, Пермь, Вятка, Вологодск и часть Ленинградовской области, а также часть Коми и Карелии.

Почему появились поморы?

Причина возникновения нового этноса – принятие христианства на Руси в 988 году. На Поморье в то время отправлялись русичи, которые отказывались принимать новую веру. Вплоть до начала XIX века на Поморье исповедовали дохристианскую веру, а после раскола Православной церкви в XVII веке сюда также начали прибывать те, кто не принимал нововведений Никона.

В Поморье также существовало мощное старообрядческое движение. В связи длительного сопротивления Соловецкой обители и царскими войсками, была создана Древнерусская Поморская Православная церковь. Также, благодаря своему территориальному расположению, поморы никогда не знали татарского ига и крепостного права, поэтому были весьма свободолюбивы и самостоятельны. Об этих двух чертах говорили многие факты: царские чиновники всегда обращались к поморам лишь по имени и отчеству, а в остальных русских краях к простолюдинам обращались лишь по прозвищу.

В этническом плане поморы появились в результате сформированных местных угро-финских племен и новгородцев (в прошлом словен ильменцев). В итоге образовался новый язык – язык поморов, поморский, который очень отличался от обычного в те времена русского языка. Большую часть слов поморцы взяли из норвежского языка, так как в то время они частично проживали в северной Норвегии, после чего их язык стал называться Русьнорг (70% языка составляли поморские слова, а остальные 30% были позаимствованы из норвежского). В 1917 году большевики запретили употреблять Русьнорг.

Культура поморов

Поморы были известны всему миру как «покорители морей», искусные судостроители, удачливые промысловики. Даже сами поморы всегда повторяли: «Наше поле – море». В погоне за отличным уловом они отправлялись на собственных суднах к берегам Нормегии, достигали Мурман, Новую землю и постоянно останавливались на островах в Белом, Карском и Баренцевом морях. Благодаря своему делу они на много шагов вперед развили судостроение и сыграли не последнюю роль в освоении северных морских путей.

Все свои уловы и товары поморы продавали на рынках Москвы, Новгорода, а также в торговых городах Норвегии и Швеции. Самые популярные поморские товары – это рыба, соль, ценные моржовые клыки, слюд и многое другое.

То, что поморы жили вблизи морей, и и то, что вся их жизнь зависела именно от моря и от их мастерства справляться с её «непослушным характером», отложило свой огромный след в их быту и традициях. Одежда, календарь, постройки, работа, промышленность, обычаи, обряды, речь – все имело свои особенности. В этих краях даже сложился особый психологический тип человека, который привык к суровым климатическим условиям, и к изменчивому нраву моря. Многие путешественники и исследователи отмечали смелость, креативность мышления, предприимчивость и свободолюбие поморов.

Жизнь поморов и их дома

У обыкновенного крестьянина-помора был обычный дом-двор. В таком доме его жилая часть обычно была довольно маленькой (одна большая просторная комната, в которой находилась печка и проход на кухню). Ели, спали и принимали гостей именно в этой комнате. Спальное место поморов – это широкая скамейка, которая располагалась по всему периметру стены комнаты. Очень редко спали на печке, когда не было отопительного сезона. Изба называлась курная или же черная потому, что когда топили печь, то дым поднимался под высокий потолок, а после опускался на полки-вороницы, которые шли по периметру всего дома, и лишь после он вытягивался сквозь резной дымарь, который был на крыше. Окна дома были очень узкими для того, чтобы не проникал внутрь лишний холодный воздух и влага. Вместо стекла в окно вставляли куски прозрачного льда, и когда он подтаивал, то образовывал очень крепкое соединение с бревнами дома.

Вторая часть дома, как правило, принадлежала скоту и имела два этажа. На первом этаже был хлев, а на втором хранили сено, хозяйственный инвентарь, иногда пряли пряжу, мололи зерно или же шили одежду. Во входной двери всегда был прорез для кошки, чтобы та могла беспрепятственно выходить и ловить мышей.

Быт поморов. Промыслы

Основные промыслы, которыми занимались поморы, было звериная и рыболовная промышленность. Благодаря рыбе и морским продуктам кормилось практически все Приморье. Основной документ, который защищал права собственников и владельцев зверобойных и рыболовных промыслов был «Судебник», который был написан в 1589 году «морскими» судьями двинских волостей Поморья. В отличие от Российского Судебника 1550 года, этот документ не содержал в себе норм крепостного права и был ориентирован на простых промышленников и крестьян. Особенность промысла Приморья позволяла её жителям использовать местный ландшафт фактически без изменений.

Поморье, Россия. Самобытный Север.

Источник

Сочинение: Поморская семья

Оглавление

Введение. 3

Роль женщин в поморской семье. 5

Об уважении в семье. 8

Поморское воспитание. 9

Распределение обязанностей в поморской семье. 11

Труд в семье. 15

Заключение. 17

Список литературы… 18

Введение

Беломорье — раздольный, но суровый край. Трудно определить границы Беломорья и содержание этого понятия. Это и Белое море, и его жизнь, и его берега, и человек, заселивший их, и труд его, и быт, и радость творчества. И на всём — глубокий отпечаток того же моря, с которым были связаны и жизнь, и труд, и радость, а часто и смерть помора. Во всём неповторимое своеобразие Севера.[[1] ]

Во все времена поморскую семью отличали высокая нравственность, уважительные отношения между родителями и детьми, стремление научить своих чад грамоте, воспитать в них способность к независимым суждениям. Очевидно, поэтому поморская земля на протяжении столетий рождала свободомыслящих, крепких духом, неустрашимых людей, способных сохранять свои личностные качества в любых жизненных обстоятельствах.

Традиционная поморская семья была основой социального устройства на российском севере на протяжении столетий. Главные ее отличительные особенности от традиционной русской семьи заключались в полном равноправии между поморскими мужчинами и женщинами, отлаженной системе воспитания детей (включая обязательное обучение грамоте) и в высоком уровне морали.

Равенство мужчин и женщин в Поморье было обусловлено тем обстоятельством, что поморские мужчины столетиями ежегодно уходили на промыслы, оставляя домашнее хозяйство на своих жен. Поморские «жонки», подолгу заменявшие хозяев, называлась «большухами», и им беспрекословно подчинялись все члены больших поморских семей. Именно эти уверенные в себе, умные и грамотные северные женщины, были примером независимого поведения для подрастающих поморов.[[2] ]

Цель данной работы: сделать литературный обзор по теме «Поморская семья», охарактеризовать внутрисемейный отношения между родственниками в поморской семье, описать быт: хозяйство, обязанности и права в семье, особенности характера воспитания в поморской семье в отличии от семей центральной России.

Роль женщин в поморской семье

Поморская семья – явление особенное. Роль женщины-матери в семье у поморов несколько иная, более значимая, чем у женщин Центральной России. Женщины и девушка Беломорья в решении хозяйственных и бытовых дел были самостоятельнее, чем женщины в других районах дореволюционной России. Они много помогали мужьям в подготовке к опасному труду на море, а в периоды длительных отлучек мужчин на промыслы – на Мурманскую страду, на Кедовский путь, в плавания в Норвегию – они оставались правительницами всего хозяйства и главой семьи. Поморки знали, испытали, «что хозяйкой дом держится». Хозяин – он добытчик на всю семью, не легок его труд, а в повседневных хозяйственных и семейных делах он полагался на хозяйку. Девушки-невесты уже с малолетства усваивают, что «без хозяйки — дом сирота», а, подрастая, убеждаются, что «без семьи у мужика не жизнь, а одно баловство». К тому же неизбежный в условиях Беломорья распорядок труда и быта, еще более суровый, чем у крестьянок северных междуречий, приучал ее к самостоятельности, а многие виды работ, подчас наравне с мужчиной, — к значительной независимости.

«Помор на море хозяин, ему не перечь, а поморка во дому в детях на равных, а иной раз она над верх берет, больше эти дела знает, слова каждого, мужа и жены, — слово хозяйское. Она в дому большуха, так у нас хозяйка зовется»[[3] ]

Самостоятельность поморок была обусловлена особенностями трудового ритма поморской семьи. Муж и старшие сыновья ежегодно уходят на промысел. С мая по сентябрь на 5 месяцев, а если придется остаться на зимовку, то и на полтора года. Вернулись с промысла мужчины – наступает для них считающееся «праздным время», когда нужно безотлагательно уладить накопившиеся за время плавания дела: распределить часть добычи между участниками промыслового похода, выделить долю поморским старикам, вдовам и сиротам, заплатить налоги, предложить часть добычи для продажи, выяснить, как прошел промысел в других артелях, подготовить судно к зимней консервации и ремонту и т.д.

При таком трудовом ритме надеяться на помощь мужа-промышленника значительную часть года поморке не приходилось. Она вынуждена была брать на себя всю полноту ответственности за ведение хозяйства и воспитание младших детей в его отсутствии. В ее обязанности с начала мая по сентябрь-октябрь входило: вспахать поле (муж уходит в плавание, когда земля еще не оттаяла), посадить рожь, вскопать огород, заготовить сено для лошади или коровы, вырастить, сохранить и убрать урожай, запасти на зиму ягод и грибов на всю семью, приготовить запас веников для бани, лучины на зиму, лекарственных трав, обиходить дом, детей, престарелых родителей и домашних животных. Перед уходом мужа на промысел обеспечить его одеждой и продуктами, собрать все необходимое.

Кроме того, на ней лежали типично «женские» обязанности по обработке пряжи, воспитанию малолетних детей, уходу за престарелыми родителями.[4]

Вернувшийся из многомесячного плавания муж продолжая находиться в плену своих «мужских», промысловых забот. Нужно было отремонтировать каркас, подготовить снасти. Пройдет 3-4 месяца, и помор уходит на зверобойку в северо-западную часть Белого моря.

Опять «большуха» на месяц остается на хозяйстве старшей. А после мартовской зверобойки не за горами и май, когда снова ждет мужчину океанская страда.

Само понятие «большуха» очень емкое. Это как показатель особого социального статуса женщины. «Большуха» независимо от возраста женщины значит «главная, уполномоченная, ответственная». Именно к «большухе»в отсутствие мужа должен обратиться чиновник, купец, староста, священник, так как она реально принимает решение за всю семью. Купить, продать, заказать, изготовить, оплатить – все это в ее компетенции. Как бы сейчас сказали, она распорядитель кредита, хранитель семейного очага, ревнитель семейных морально-этнических норм.

Мужа месяцами не бывает дома, значит, нужно вести себя в его отсутствии так, чтобы не возникало никаких кривотолков и поводов для подозрения в супружеской неверности. Вот почему выезд в город – женщины вместе с «большухами» собираются, в лавку к купцу заходят по несколько человек, в гости в соседнюю деревню планируют съездить к родным – обязательно с кем-то из домашних. Даже сейчас этот отголосок существует, когда бабушки-поморки приглашают «товарок» вместе пройти до магазина или почты, «чтобы скучно не было». Мы воспринимаем такое поведение как желание пообщаться, поговорить с друг с другом, узнать новости. Но ведь на самом деле это воспитанный многими поколениями негласный запрет появляться одной в тех местах, где могут быть посторонние мужчины.[[5] ]

Об уважении в семье

«Поморская семья – своеобразный мир, отличала его взаимная уважительность всех ее членов. Раньше Дашек да Палашек здесь не встретишь, малыши Дарьюшки да Полюшки, девушки Дашеньки да Пелагеюшки, а вышли замуж – уже и по батюшке величают»[[6] ]. Отца величали батюшкой, мать – мамушкой, а крестную – матушкой. У всех членов семьи был ярко выражен общий семейный интерес к делу. Работаем на строительстве дома, судна, на промысле – все семьей. До тех пор пока не разлетались из гнезда дочери и сыновья, всем заправляли отец и мать на равных. Только мать не касалась корабельных дел. Все подчинялись отцу-матери без прекословия, уважительно относились ко всем старшим родичам, особенно к крестным.

Поморское воспитание

Мальчики с детства видели, что женщина справляется с обязанностями главы семейства наравне с мужчинами, что ее уважают и слушаются все родственники. Поэтому, становясь мужчинами, молодые поморы относились к своим собственным женам с уважением. Девочки также понимали, что от женщины зависит очень многое, и молодые поморки вели себя с большим достоинством. В поморской среде даже не употреблялось русское слово «баба», которое считалось унизительным. Женщин поморы называли и называют «жонками».

Матерные слова среди поморов были запрещены, и даже на дальних промыслах, в чисто мужской компании матерная брань считалась большим оскорблением для общества. Материться среди детей или женщин мог позволить себе только сумасшедший.

Воровство среди поморов полностью отсутствовало, и совсем еще недавно дома в Поморье не закрывались на замок. Хозяину достаточно было приставить к дверям палку, которая означала, что посторонним вход воспрещен.

Все эти особенности поведения воспитывались с детства, в семьях, а традиции общественного устройства в Поморье передавались из поколения в поколение.

Морская деятельность рано вызвала к жизни потребности в грамотных людях, а постоянные контакты поморов с официальными представителями власти и с иностранцами способствовали развитию грамотности среди значительной части мужского и даже женского населения, наблюдавшейся в XVIII веке.

Повсеместно в Поморье было распространено «почитание книжное», которому детей начинали учить с наступлением отрочества — пятилетнего возраста. В поморском народном календаре для начала обучения грамоте даже была выделена особая дата — Наумов день (14 декабря), когда пятилетнему ребенку родители впервые давали азбуку. По достижении юношеского возраста многие молодые поморы отправлялись на двух — трехлетнее обучение в местные старообрядческие скиты. Все эти особенности воспитания детей возникли не случайно и не за одно столетие. Увы, российским исследователям всегда не хватало знаний о поморах, об истории Поморья и о поморской культуре.[[7] ]

Среди ярких представителей поморского народа особо выделяется фигура ученого Михайлы Ломоносова, появление которой нередко истолковывают, как неоспоримое доказательство того, что гений может возникнуть в любом климате, в самой неподходящей для развития личности социальной среде.

Но феномен Ломоносова нельзя понять, не имея представления о его родине, о поморской социальной среде, об особенностях поморской культуры, которые в совокупности были абсолютно не похожи на феодально-крепостнические социальные отношения в России того времени.[[8] ]

Таким образом, основой воспитания детей в поморской среде были традиционные социальные и культурные условия, которые формировали и поморскую семью, и поморский национальный характер.

Распределение обязанностей в поморской семье

Большая семья в Поморье носила в целом патриархальный характер, то есть по нормам семейного права, мужская половина семьи имела преимущество при решении всех основных вопросов, связанных с хозяйственной деятельностью и многими бытовыми сторонами жизни: например, распределение работ, выбор места промысла, брак детей и т.д.[[9] ] Главой семьи считался отец женатых братьев – страшой, после одряхления или смерти главой становился старший брат. В некоторых местностях старшой приобретал действительно большую власть, распоряжаясь даже специфически женскими домашними делами и регулируя поведение взрослых детей: приготовление пищи, распорядок дня, гуляния сыновей и дочерей.[[10] ]

В поморской семье у каждого свои обязанности. Отец полностью отвечает за корабельные дела. Мать до этих дел не касается. За то время, что отец остается на берегу, кроме корабельных дел он обязан выполнить «мужскую работу» — отремонтировать дом, подсобные помещения, загоны для скота, огородить выпасы, запасти дров на целый год, отремонтировать снасти, закупить необходимые для семьи товары. Дел очень много. Даже когда перед Рождеством к берегу подходят огромные косяки наваги, на подледный лов выходят в основном подростки, поморские «жонки», старики.[[11] ]

Очень четко, даже жесткое распределение обязанностей позволяло избегать возникновение в семье двоевластия и неизбежных при этом раздоров. Корабельное дело – это обязанность, домашние заботы – это обязанность, никто мим не должен особо гордиться, попрекать друг друга тем, что он делает что-то, что недоступно другому члену семьи. Муж и жена, две половинки единого целого, органично дополняющие одна другую и в полном объеме отвечающие за свою часть семейной работы.

«По праву величают хозяйку» — большуха. Прежде всего, она природная семьянинка: гордиться большой семьей, заботится о ней, поучает ее, она хозяйственна, уверена в себе знает себе цену, смелая, держится и в молодые годы с достоинством, а станет старше – это уже степенная, знающая цену труду, умудренная жизнью женщина. Она «не жалится» при всех свих многочисленных трудах, делах и заботах, тревогах и печалях.

В поморских семьях не принято было выносить сор из избы. Жена не должна была рассказывать соседкам и подругам о том, как складываются ее отношения с мужем. Не полагалось и жаловаться на него. Если женщина начинала жаловаться на своего мужа, ее начинали высмеивать соседки как несамостоятельную хозяйку или «поднимали на глум». «Большуха» не должна была делиться своими проблемами и с детьми. Это тоже осуждалось в поморской среде. Очевидно, что это правило было связано с тем, что масть в случае возникновения внутрисемейных конфликтов не настраивала младших детей против отца.

Девушки-поморочки, родом своим гордящиеся, смелые, защищенные многочисленной родней, уверенные в себе, хозяйственные, были желанными невестами.[[12] ]

В Устьянском правильнике относительно поморочек есть указание: «Гораздных девок «в господу» не пихать»[[13] ]. То есть здоровых, «гораздых» поморочек в монастырь не отдавать. По существу, речь идет о довольно своеобразном внутриродовом отборе – кривых, хромых, физически и умственно неполноценны дочерей отправляли в монастыри, чтобы детей не рожали и поморский род не портили. «Возьми, Боже, что нам не гоже» — отсюда пошло это выражение.[[14] ]

Получается, что у поморов существовала скрытая система отбора по генетическим и этическим критериям.[[15] ]

Недостойных людей, замеченных в неблаговидных поступках, не брали на промысел, они оставались на берегу и со временем теряли статус помора, а больных, неполноценных девушек отправляли в монастыри. Таким образом, поморские рода проходили своеобразную генетическую и морально-этическую селекцию, что повышало их шансы на выживание в суровых условиях Севера.

Большинство поморских семей были многодетными. Поморские дети были здоровыми и сильными. Возможно, это было связано с особенностями трудового ритма промышленников. Современные медики советуют, чтобы с большей степенью вероятности зачать здорового и сильного ребенка, мужчине рекомендуется полное воздержание в течение 3-4 месяцев, нахождения, по возможности, подальше от городов и населенных пунктов, в экологически чистой местности, проводя время где-нибудь в горах или в тайге (в экспедиции, походе, на охоте). Можно утверждать, что за время промысла организм помора был хорошо подготовлен к зачатию здорового ребенка, ведь на промысле помор питался в основном свежей морской рыбой и мясом. В то время, когда крестьянин центральной России все лето работал на барщине, на покосах, на уборке хлебов, на самых тяжелых работах, получая в качестве дополнительного приварка пожелтевшее прошлогоднее сало. Затем осенью – пора деревенских свадеб.

Поморки нередко владели не только женскими ремеслами (уход за скотиной, ткачеством, стряпней и т.д.), но, как правило, занимались и традиционно мужскими работами. Многие «жонки» не хуже мужчин управлялись с парусами, владели основами навигации, занимались рыбной ловлей на тонях, знали грамоту и даже самостоятельно вели торговые дела. Всему этому поморские девочки учились у своих родителей.

В свою очередь поморские мужчины не хуже женщин справлялись с традиционными женскими обязанностями. Например, все поморы умели печь хлеб и шаньги, жарить мясо и, конечно же, варить, солить, коптить и вялить рыбу. Без этих навыков на промыслах было бы не обойтись. Кроме того, каждый помор мог сшить непромокаемые кожаные сапоги-бахилы, совик или непромокаемые морские штаны – «буксы».

До середины прошлого века любой поморский промышленник мог связать шерстяную рубаху – «бузурунку» и рукавицы – «вареги». Причем мужчины, в отличие от женщин, вязали не двумя спицами, а а одной длинной и плоской иглой «грянкой» (сегодня это искусство вязания полностью утрачено, и даже специалисты не могут воспроизвести способ такого вязания).[[16] ]

Труд в семье

Поморская семья свое благосостояние обеспечивала непрерывным тяжелым трудом. «С малолетства приучены, шесть лет исполнилось – помогай отцу, он учил конопляное прядено екать, сеть вязать». Не шутя каждодневный урок отец дает, сполнил, там на улку бежать забавляться можно. Сестер мать и бабка учили перво-наперво вязать, шерсть трепать на цапахах, заплатки разные класть, это одёжу чинить. Девки с пяти лет маленьких нянчили. У всех поморов порядок такой. А не так – это у непутевого какого».][17] ]

Тяжел был труд у поморской семьи. С 5-6 лет девочки шили и ухаживали за младшими детьми, мальчики вязали сети, ловили на удочку рыбу, помогали родителям. С 10-12 лет мальчиков брали на промысел, и начиналась для них сложная и опасная морская страда. Семья все время жила как бы в экстремальных условиях. Трудно представить себе как справлялась со сложным хозяйством хозяйка – «большуха», одновременно вынашивающая или вскармливающая грудного ребенка. Отец, глава семьи, ежегодно вынужден был рисковать жизнью. Вот как описывал выход на «ближнюю» беломорскую зверобойку М.В. Ломоносов: «море так замерзает, что по нему можно ходить и на нартах ездить можно. В Поморье называется оное ночемержа, затем что в марте месяце ночными морозами в тихую погоду Белое море на несколько верст гибким льдом покрывается, так что по нему за тюленями ходят и лодки торосовые за собой волочат, и хотя он под людьми гнется, однако не скоро прорывается, около полудни от солнца пропадает и от ветру в чепуху разбивается».

А выход в океан весной на промысловой лодке, поход на Мурманскую страду, в Мезенский залив, в Горло, на Кедовский путь, на Матку. Иногда до места промысла добираться приходилось больше месяца. Шторма, арктические льды, полярные ветра, океанский прибой, стремящийся разбить лодку о камни, — море постоянно бросает поморам вызов за вызовом. Надо преодолеть себя и победить стихию, иначе – смерть. Любая ошибка, даже самая незначительная, может привести к гибели всей промысловой артели.

Во время промысла нельзя отвлекаться, нельзя думать о постороннем. «Собери умы свои и направи в путь. Горе, когда для домашних печалей ум морехода вспять зрит».

Изменилось время, изменились обстоятельства, изменились люди. Сейчас даже шлюпочный поход из Архангельска на Соловки становится достойным описанием, а ведь еще сто лет назад промысел велся за тысячи километров от поморских сел – на огромной территории от Шпицбергена до островов Карского моря и этот героический труд считался обычным для Поморья явлением.[[18] ]

Заключение

Образ жизни поморской семьи был образовательным и воспитательным пространством, в котором из поколения в поколение формировались, передавались, сохранялись и развивались традиции и обычаи. Эта микросреда способствовала как стихийному и целенаправленному формированию личности помора.[[19] ] Особая сила влияния этих традиций и норм состояла в том, что ребенок с самого раннего детства осваивал их незаметно для самого себя, естественно и просто, намного раньше, чем начинал понимать их содержание и смысл. Одной из главных особенностей Поморья было то, что вплоть до начала XX века здесь традиционно сохранялась «большая» семья.

Большая семья состояла из нескольких семей женатых братьев, живших с родителями и их холостыми детьми под одной крышей. Широкое распространение большой семьи в Поморье было обусловлено как сохранением пережиточных патриархально-родовых форм общежития русского сельского населения, так и спецификой северного промыслового хозяйства, которое несравнимо удобнее было вести большим, спаянным сознанием своего единства коллективом. Это обеспечивало сравнительно высокий уровень производительности труда, достигаемый за счет централизации средств производства и многочисленности людей. [[20] ]

Список литературы

1. Белов В. Жизненный круг / В. Белов // Белов В. Повседневная жизнь Русского Севера. – М.: Молодая гвардия, 2000. – 122 – 156с.

2. Белов В. И. Лад. Очерки о народной эстетике. — Ленинград: ЛЕНИЗДАТ, 1984. – 349с.

3. Бернштам Т. А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины / Т. А. Бернштам. – Л.: «Наука», Ленинградское отделение, 1988.- 278 с.

4. Бернштам Т. А. Русская народная культура Поморья в XIX — начале XX в.: этнографические очерки / Т. А. Бернштам. – Л.: Наука, 1983. – 232 с.

5. Бернштам Т.А. Русская народная культура Поморья в XIX – начале XX веков. — Ленинград: Наука, 1983, — 231с.

6. Буторина Т. С. Поморская семья – основа народной педагогики / Т. С. Буторина, С. С. Щекина. – Архангельск: АО ИППК, 1999. – 101с.

7. Буторина Т. С. Поморская семья: (Цикл бесед с для работы с родителями с учетом региональных особенностей воспитательной среды) / Т. С. Буторина, С. С. Щекина. – Архангельск: 1998. – 96 с.

8. Власова И. В. Брак и семья у северорусского сельского населения / И. В. Власова // Русский Север: этническая история и народная культура. XII – XX века. – М.: Наука, 2001. – 575с.

9. Гемп К.П.Сказ о Беломорье. Словарь поморских речений. М.: Наука, — 2004. – 637с.

10. Дронова Т.И. Мир детства в традиционной культуре «Устьцилемов». – Сыктывкар: Ромпоштан, 1999, — 37с.

11. Лисниченко В.В. Экология помора / В.В.Лисниченко, Н.Б.Лисниченко. – Архангельск: Правда Севера, 2007, — 96с.

12. Личутин В.В. Душа неизъяснимая: Размышления о русском народе / Худож. А. Никулин. – М.: Современник, 1989. – 495с.

13. Щекина С. С. Образ жизни поморской семьи XVIII – XIX веков как воспитательная среда / С. С. Щекина // Педагогическая культура Европейского севера: сб. науч. тр. – Архангельск: Изд. ПГУ, 1998. – 16с.

14. Щекина С. С. Этикетные качества личности помора / С. С. Щекина // Педагогическая культура Европейского Севера: общее и профессиональное образование: сб. ст.: вып. 2. – Архангельск, 2000. – 22 – 33с.

[1] Гемп К.П.Сказ о Беломорье. Словарь поморских речений. М.: Наука, — 2004. – 637с.

[2] Бернштам Т.А. Русская народная культура Поморья в XIX – начале XX веков. — Ленинград: Наука, 1983, — 231с.

[3] Лисниченко В.В. Экология помора / В.В.Лисниченко, Н.Б.Лисниченко. – Архангельск: Правда Севера, 2007, — 96с.

[4] Власова И. В. Брак и семья у северорусского сельского населения / И. В. Власова // Русский Север: этническая история и народная культура. XII – XX века. – М.: Наука, 2001. – 575с.

[5] Буторина Т. С. Поморская семья: (Цикл бесед с для работы с родителями с учетом региональных особенностей воспитательной среды) / Т. С. Буторина, С. С. Щекина. – Архангельск: 1998. – 96 с.

[6] Гемп К.П.Сказ о Беломорье. Словарь поморских речений. М.: Наука, — 2004. – 637с.

[7] Буторина Т. С. Поморская семья – основа народной педагогики / Т. С. Буторина, С. С. Щекина. – Архангельск: АО ИППК, 1999. – 101с.

[8] Лисниченко В.В. Экология помора / В.В.Лисниченко, Н.Б.Лисниченко. – Архангельск: Правда Севера, 2007, — 96с.

[9] Бернштам Т.А. Русская народная культура Поморья в XIX – начале XX веков. — Ленинград: Наука, 1983, — 231с.

[10] Бернштам Т. А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины / Т. А. Бернштам. – Л.: «Наука», Ленинградское отделение, 1988.- 278 с.

[11] Лисниченко В.В. Экология помора / В.В.Лисниченко, Н.Б.Лисниченко. – Архангельск: Правда Севера, 2007, — 96с

[12] Дронова Т.И. Мир детства в традиционной культуре «Устьцилемов». – Сыктывкар: Ромпоштан, 1999, — 37с.

[13] Гемп К.П.Сказ о Беломорье. Словарь поморских речений. М.: Наука, — 2004. – 637с.

[14] Лисниченко В.В. Экология помора / В.В.Лисниченко, Н.Б.Лисниченко. – Архангельск: Правда Севера, 2007, — 96с.

[15] Лисниченко В.В. Экология помора / В.В.Лисниченко, Н.Б.Лисниченко. – Архангельск: Правда Севера, 2007, — 96с.

[16] Лисниченко В.В. Экология помора / В.В.Лисниченко, Н.Б.Лисниченко. – Архангельск: Правда Севера, 2007, — 96с.

[17] Бернштам Т.А. Русская народная культура Поморья в XIX – начале XX веков. — Ленинград: Наука, 1983, — 231с.

[18] Лисниченко В.В. Экология помора / В.В.Лисниченко, Н.Б.Лисниченко. – Архангельск: Правда Севера, 2007, — 96с.

[19] Щекина С. С. Этикетные качества личности помора / С. С. Щекина // Педагогическая культура Европейского Севера: общее и профессиональное образование: сб. ст.: вып. 2. – Архангельск, 2000. – 22 – 33с.

[20] Лисниченко В.В. Экология помора / В.В.Лисниченко, Н.Б.Лисниченко. – Архангельск: Правда Севера, 2007, — 96с.

Источник

Обновлено: 11.03.2023

В древности весь север Европы от Ботнического залива до Уральских гор был густо заселён финно-угорскими племенами. В сагах викингов, совершавших набеги на своих дракарах в устье Северной Двины, этот край ассоциировался с несметными богатствами (читай: серебряными слитками и монетами) и назывался Бьярмией. Под этим же названием он, например, обозначен на Carta Marina, древнейшей карте Северной Европы, выпущенной в Венеции под началом шведского географа Магнуса Олафа в 1539 году.

В X веке в поисках пушнины — куницы, соболя и прочих бобров — на эту землю пришли новгородцы. С тех пор началась тысячелетняя история освоения этого сурового края славянами, которая продолжается и в наши дни.

В то далёкое время дорог не было, а транспортными артериями выступали реки. Чтобы попасть из одной речной системы в другую суда приходилось волочить по земле. Такие сухопутные перемычки назывались перетасками или волоками. Проложенные через водоразделы речных систем кратчайшим маршрутом они имели среднюю протяжённость около 5-6 километров. А благодаря новгородским писцовым книгам мы даже знаем их древние названия: Гостин Немецкий — ведший из Вытегры в Ковжу и ныне переродившийся в Волго-Балт, Кенский и Ухтомский (известный так же как Красный) — позволявшие попасть соответственно из Онежского и Белого озёр в реку Онегу, и, конечно, знаменитый Славенский волок — много веков связывавший Шексну с бассейном Северной Двины, известный в наши дни как Северо-Двинский водный путь.

Традиционным транспортом новгородцев тогда были ушкуи — лёгкие и быстроходные сосновые лодки, адаптированные как для преодоления мелководных верховьев рек, так и для волочения по суше. Управляли ими ушкуйники, по сути — те же дружины викингов только русского разлива, в задачи которых входило изучение новых земель, сбор дани с уже известных и прочие опасные предприятия.

Въ Афетовi же части сѣдить русь, чюдь и вси языцѣ: меря, мурома, всь, мордва, заволочьская чюдь, пермь, печера, ямь, югра, литва, зимигола, корсь, cѣтьгола, либь.

И изъбрашася трие брата с роды своими, и пояша по собѣ всю Русь, и придоша къ словѣномъ пѣрвѣе. И срубиша город Ладогу. И сѣде старѣйший в Ладозѣ Рюрикъ, а другий, Синеусъ на Бѣлѣ озерѣ, а третѣй Труворъ въ Изборьсцѣ.

И хотя историчность Синеуса — вопрос дискуссионный, а появление Белозерска согласно археологическим исследованиям датируется лишь серединой X века, сути это не меняет: именно Белое озеро стало плацдармом, с которого в XI-XII веках продолжилась экспансия русских в Заволочье.

В 1703 году уже упомянутый выше Пётр I основал Санкт-Петербург, ставший по сути Новым Архангельском, после чего царским указом вся торговля была принудительно перенесена в младшую столицу. Так Заволочье, бывшее до этого одним из важнейших экономикообразующих регионов, в одночасье оказалось на периферии российской истории. Молниеносно превратившись в медвежий угол, оно словно впало в спячку: все стороны жизни местного населения будто законсервировались. В немалой степени этому способствовали старообрядцы, не принявшие нововведений патриарха Никона и с начала XVIII века активно устремившиеся именно в Заволочье. Так очень скоро Русский Север превратился в живой заповедник исчезнувшей к тому времени в остальных регионах Российской империи старорусской допетровской культуры, вплоть до революции оставаясь примером свободного общества, основой жизни которого была крестьянская волость.

Много веков местные крестьяне считали Русский Север центром своего мироустройства. Согласно поморским сказаниям, Земля, окружённая небом, покоится на семи больших и семи маленьких китах, которые когда шевелят хвостом или хребтом, вызывают землетрясения. На восточной её стороне находится тёплый край, населённый православными христианами. Их ближайшие соседи — язычники: финно-угры и ненцы. На периферии живут нехристи и иноверцы: на западе — англичане и немцы (так поморы называли всех жителей континентальной Европы), на юге — арабы. Край поморской ойкумены был заселён всякими сказочными существами — карликами и одноногими чудищами.

С трудом отвоёванный православными миссионерами у финно-угорских колдунов этот край однако до наших дней сохраняет свою языческую сущность. С одной стороны жители Русского Севера испокон веков боялись вепсских, карельских, саамских и коми ведунов. С другой — всегда относились к ним с большим уважением, чтили их иноверную силу и даже пытались использовать её в своей жизни, приглашая тех на свои обряды — свадьбы и похороны.

Лингвистическое наполнение Русского Севера не менее интересно, чем все остальные: так и не стёршиеся за века финно-угорские слова и выражения, где-то сохранившиеся в оригинале, где-то изменённые до неузнаваемости, также до сих пор используются в речи, превращая последнюю в какой-то таинственный шифр, смысл которого недоступен для непосвящённых.

Но, конечно, главная характерная черта Русского Севера — деревянное зодчество. Каждая постройка северной деревни, будь то изба или амбар, мельница или колодец, храм или кладбищенская ограда, каждая её деталь, изящная, сугубо функциональная и оттого аскетичная, хранит в себе саму суть пусть непритязательной внешне, однако духовно богатой крестьянской жизни, полной с одной стороны тяжёлого осознанного труда, с другой — радости самого земного существования, с третьей — гармонии с окружавшей природой.

Возможно, вы скажете, что для этого не надо ехать в глушь, всё это можно увидеть в музеях — в Кижах, в Малых Корелах, в Семёнково. Да, но нет. Деревянную архитектуру Русского Севера — будь то устремлённый к небу храм либо приземистая поморская изба — всегда нужно рассматривать исключительно в связке с опоясывающим её ландшафтом. Любой северный зодчий, создавая своё творение, всегда старался максимально гармонично вписать его в окружающий мир, поэтому ценность каждого отдельно взятого строения на севере — не только в его архитектурных решениях, но и в их гармонии с природой. И как раз эта гармония превращает зодчество Русского Севера в уникальный феномен, выделяя его на фон многочисленных сохранившихся деревянных памятников других регионов России и мира.

В то же время если эту едва уловимую связь нарушить, перенеся какое-нибудь здание в музей, единая композиционная ценность, заложенная при его строительстве мастером и включающая в себя в равной степени и архитектурную и ландшафтную составляющие, сразу окажется утеряна. Именно поэтому здания в музеях деревянного зодчества часто выглядят искусственно: пусть они и оригинальны, и им много-много лет, но построенные изначально в совершенно других местах и в окружении иных ландшафтов эти памятники деревянного зодчества без исходного природного дополнения теряют значительную часть своего смысла и значения, оставляя лишь архитектуру, пусть и гениальную, но без первозданного окружения будто осиротевшую.

Как раз поэтому я вот уже несколько лет подряд организовываю экспедиции по отдалённым уголкам Русского Севера: ведь только там, в затерянных среди бездорожья деревнях, где все эти почерневшие от времени избы, амбары, мельницы и церкви до сих пор стоят на своих исконных местах, можно отыскать то, чего не встретить ни в одном из современных музеев, — уникальную сформированную веками связь между северным зодчеством и северной же природой.

Прямо сейчас древнее Заволочье вымирает. Этот процесс начался не сегодня и даже не вчера, он тянется вот уже сто пятьдесят лет. Однако именно в последние годы его движение происходит такими семимильными шагами, что буквально через несколько десятилетий знакомиться с Русским Севером придётся либо в музеях, либо по книгам.

Каждый год с карты исчезает по несколько деревень. Старики — последние хранители древних традиций — умирают, молодёжь устремляется кто в областные центры — Архангельск, Вологду, Петрозаводск, кто — сразу в Санкт-Петербург и Москву, за тем, чтобы никогда больше не вернуться.

И их можно понять: в той же Архангельской области, крупнейшем лесозаготовительном регионе Европы, местные жители банально не могут достать себе на зиму дров. Весь лес идёт на экспорт, причём масштабы вырубок шокируют — они тянутся вглубь тайги на сотни километров. Взгляните на спутниковые снимки на картах в Яндексе или Гугле — и вы ужаснётесь: вся Карелия, значительная часть Вологодчины, Коми, Архангельская область — лес вырубается везде, иногда — заповедный, как, например, на Онежском полуострове или в Кенозерском национальном парке. А ведь та же Архангельская область — ещё и алмазная столица Европы: в Мезенском районе находятся крупнейшие в этой части света месторождения, и на них ведётся активная добыча алмазов карьерным способом.

И вот с одной стороны — лес, драгоценные камни, дары моря. Кажется — регион должен процветать. Но нет. Нет дорог: многие деревни Русского Севера большую часть года отрезаны от Большой земли, и добраться до них можно либо авиацией, либо по воде, либо в феврале-марте, когда накатываются зимники. Нет работы: чтобы прокормить свои семьи, мужчины из деревень вынуждены уезжать на вахты — кто поближе, на лесозаготовки, кто подальше — на нефтяные заработки в Харьягу. Люди здесь буквально выживают, и в этой ситуации, очевидно, что до сохранения культурного и архитектурного наследия дело доходит крайне редко. Одни мрази воруют из церквей каким-то чудом пережившие советскую власть старинные иконостасы, другие — эти самые церкви поджигают, третьим — вообще на всё наплевать. Многие из древних зданий, которым по 100–150 лет, — даже охранного статуса не имеют, хотя, если начистоту, толку от него всё равно никакого, скорее вред. Пока здание не признано памятником — его могут восстанавливать неравнодушные местные жители, или же волонтёры из Санкт-Петербурга, Москвы и других городов. А вот если вдруг какое-нибудь строение признаётся объектом культурного наследия, или, что обычно ещё хуже, передаётся в собственность РПЦ — пиши пропало, шансов на сохранение у него в большинстве случаев не остаётся.

Не переключайтесь, будет интересно!

Было интересно? Есть что дополнить? Можете рассказать свою историю и поделиться своими фотографиями? Оставьте комментарий внизу этой страницы!

В начале каждого месяца я рассказываю своим подписчикам о новых удивительных местах, о которых сам раньше не знал, делюсь ссылками на интересные статьи и блоги, формирую свежую подборку своих актуальных статей — новых и архивных. Всего 12 писем в год, написанных лично мной. Не пропустите!

Царские врата Троицкого собора Троице-Гледенского монастыря (1776-1784 гг). Его иконостас — настоящий шедевр искусства резьбы по дереву. В Устюге, вообще, сохранилось немало оригинальных иконостасов XVIII века, но для осмотра доступны только 3-4 из них.

Устюжское барокко. Никольская церковь в Великом Устюге (1682 — 1720 гг, колокольня 1720 г).

Великий Устюг поражает количеством промыслов. Чего здесь только ни делали (кстати, и сейчас тоже делают немало). Евангелие с чернеными серебряными пластинами (1685 г). Промысел жив до сих пор — вот ювелирный набор, который я купила в фирменном магазине предприятия «Северная чернь».

Иконопись — икона из иконостаса церкви Вознесения (XVIII в). Как мне представляется, это строгановское письмо (неудивительно, учитывая, что Сольвычегодск совсем рядом). Каменный крест 1625 г с клеймами страстей господних (нач. XVIII в).

Деревянная скульптура. Богоматерь и Мария Магдалина (сер. XVIII в). Изразцовая печь из купеческого дома — экспонат фондохранилища устюжского музея.

Изразцы украшают также многие устюжские храмы XVIII в.

Высокие глиняные берега Сухоны.

Памятник устюжанину Семену Дежневу — первопроходцу Чукотки.

Дорога из Лальска в Архангельскую область через поселок лесозаготовителей Верхнелалье оказалась одним из самых серьезных испытаний всей поездки: разбитые плиты и расквашенный грейдер местами были труднопроходимы даже для Дастера. К счастью, в Архангельской области ситуация сильно улучшилась – и мы быстро доехали до Сольвычегодска, древней соляной столицы и вотчины бояр Строгановых, стоящей на берегах еще одной большой северной реки Вычегда. Слава Богу, перед самой нашей поездкой в Архангельской области, наконец, отменили карантин для музеев – и в Сольвычегодске мы смогли все-таки попасть в функционирующий нынче как музей древний Благовещенский собор, который облазили с экскурсоводом вдоль и поперек.

Боры-беломошники, покрытые ягелем и богатые ягодой и грибами.

А вот морошку так просто не соберешь — ее искать нужно. Потому и цена на нее в несколько раз выше, чем на все другие ягоды. Впрочем, в августе уже все равно не сезон — мы покупали морошку в сиропе на рынке в Вельске.

Дороги севера Кировской области — безусловные лидеры антирейдинга дорог всей экспедиции.

С мостами на северных реках напряженка. Зимой часто обходятся ледовыми переправами, летом налаживают понтонные мосты, ну а в межсезонье — да сколько там того межсезонья.

Паромы здесь тоже не редкость — паромов в этой поездке у нас было с десяток (гораздо больше, чем мостов). На заднем плане — один из старейших храмов Русского Севера — Благовещенский собор (1560-1584 гг) Сольвычегодска.

Собор уникален не только возрастом: здесь сохранился иконостас XVII в с удивительными царскими вратами, украшенными слюдой и эмалью. А вот его росписи XVI в были переписаны заново после пожара в XIX в.

Музейные экспозиции при соборе не менее поразительны: икона Троица XVI века и золотое шитье из мастерской Анны Строгановой (пелена «Юродивые и святые» 1660 г).

Сокровищница музея также удивляет уникальными экспонатами: напрестольное Евангелие кон. XVII в. А в ходе экскурсии по внутристенным ходам собора есть даже возможность попасть в алтарную часть и увидеть росписи и расписную сень XVIII в.

Соляной фонтан у Введенского собора в Сольвычегодске. Именно местные соляные растворы стали основой богатства династии Строгановых.

Северная Двина – главная водная артерия и дорога Русского Севера – начинается в Великом Устюге, где сливаются Сухона и Юг. В ее верховьях в окрестностях Красноборска мы провели следующие пару дней, активно осматривая достопримечательности района. Настолько активно, что за один день умудрились сбегать на расстояние 4 км в одну сторону в нежилую деревню Сидорова Едома, а потом еще съездить на пароме на другой берег Северной Двины (на берега реки Уфтюги), все там осмотреть — и успеть на обратный паром!

Из мрачноватого и запущенного поселка Холмогоры лежал наш путь в глухие края по берегам Пинеги и Мезени. Здесь безусловным открытием стала для нас невозможно аутентичная поморская деревня Кимжа, куда еще 15 лет назад не было никакой сухопутной дороги, представляющая из себя абсолютный портал в прошлое. А вот Пинежье, к сожалению, пришлось при этом проскочить транзитом – для обстоятельного знакомства с ним нужен был еще хотя бы один день. Еще один лишний день позволил бы нам проехаться вдоль Мезени — ну что ж, значит, с Мезенью мы не прощаемся.

Архангельск тоже в этот раз, к сожалению, прошел мимо меня – на него элементарно не хватило времени. Мы сознательно решили больше сосредоточиться на окрестностях города, куда добраться без машины сложно, а музеи (в том числе, и один из богатейших в России музеев деревянного зодчества Малые Карелы) оставить на тот случай, если все-таки когда-нибудь отправимся сюда без авто. Нижнее и Среднее Подвинье осматривали уже из Архангельска и по пути в Вельск, который стал нашей базой на три следующих дня.

Расписных изб в Подвинья сохранилось довольно мало. К счастью, эта — дом Малетина, что в селе Чащевица, еще стоит.

Георгиевская церковь в Пермогорье (1665 г) — один из самых совершенных деревянных храмов всего Русского севера.

Николаевская церковь у Гагарок (Комарица) сохранила почти нестеровские росписи нач. ХХ в.

Двинские прялки особенно нарядны и красочны. Но расписывали здесь все — даже детские санки.

Именно в Подвинье на смену каменным устюжским храма приходит зодчество деревянное. Впрочем, в урочище Шеломя под Красноборском деревянная (1642 г) и каменная (1842 г) Никольские церкви стоят рядом.

Церковь Дмитрия Солунского в Верхней Уфтюге (1784 г) не очень изящна, но запоминается основательностью и монументальностью.

Просторы Северной Двины.

Церковь Василия Блаженого (1825 г) на погосте Чухчерьма на высоком берегу Северной Двины.

Сретенская церковь в поселке Рикасово не закрывалась в советское время, потому сохранила иконостас 1820-х годов. Церковь Николая Чудотворца, что в селе Зачачье, была возобновлена в формах XVII в в 1914 году.

Воскресенская церковь (1686-1694), что в поселке Верхние Матигоры, больше напоминает среднерусское зодчество. Сейчас она хорошо отреставрирована и видна издалека.

В Холмогорском музее представлены, в основном, мезенские прялки, сочетающие традиции русской росписи и ненецких орнаментов.

Холмогоры. Типичная изба Нижнего Подвинья, увенчанная трехоконным мезонином.

В райцентре Пинега, что на берегу одноименной реки, до сих пор существует бревенчатая набережная.

Поморская Кимжа за истекшие 100 лет прктически не изменилась (ну разве что свет провели). Дорога по суше сюда была проложена лишь в 2008 году! После прошедшего накануне дождя ходить по селу мы смогли лишь в резиновых сапогах.

В Кимже почти на каждом доме сохранился конек. Великолепную Одигитриевскую церковь (1700-1709 г) недавно образцово отреставрировали.

Традиция ставить кресты по обету сохранялась в этих краях вплоть до середины ХХ века. Как и обычай хоронить покойников сразу за околицей села или еще в каком неустановленном месте. В Кимже до сих пор этих крестов за селом очень много — как старых, так и новых. Справа — обетный крест кон. XIX в на берегу Мезени.

Мезень — вторая по величине река Архангельской области.

Один из феноменов Кимжи — самые северные в мире ветряные мельницы. Даже в этом климате люди умудрялись выращивать зерно!

Понятно, что столь длительная и насыщенная объектами поездка не может обойтись без накладок и изменений. Потому, когда выяснилось, что запланированную экскурсию на Бесов Нос нам не подтверждают, мы почти не удивились. Обидно было только, что не узнали об этом раньше еще в Архангельске, где высвободившееся время нам бы очень пригодилось. В итоге выкроили себе еще один лишний день в Вельске, так как Поважье (а особенно, долина реки Вель) также оказалось интереснейшим регионом, полным ярких памятников деревянного зодчества.

Пейзажи юга Архангельской области подверглись сильному антропогенному влиянию. После глухих мезенских лесов и болот выглядит непривычно и отторжения не вызывает.

Церковь Ильи Пророка (1756 г), что в селе Возгрецовская — типичный поважский деревянный храм, увенчанный грушевидным куполом.

Росписи фронтона дома Мартынова (1898 г) из села Большое Заволжье, куда нет дороги и надо идти пешком — впрочем, недолго.

На избах, кстати, иногда изображали портреты хозяев. Вот фрагмент обшивни дома Горбунова, выставленный сейчас в Вельском музее. Работа семьи живописцев Петровских (1886 г).

Пару лет назад в Вельский музей была перенесена одна из расписных изб Поважья (сохранившая внутри также росписи Петровских). Теперь любой может посмотреть, как такое жилище выглядело изнутри и снаружи. В интерьере — выставка домовой росписи Поважья.

Село Березник сохранило пожарный сарай и усадьбу кон. XIX в.

Дивный лев с фронтона избы Осипа Буракова, что в селе Рогово.

Кроме Бесова Носа не подтвердилась у нас также экскурсия на остров Липня, что в окрестностях Великого Новгорода, куда мы планировали сплавать в последний день путешествия: новгородский музей-заповедник никак не запустит туда катер, купленный ими еще несколько месяцев назад! В итоге наш обратный маршрут был полностью переделан: взамен Пудожа, из Вельска мы отправились в Вологду, где, в принципе, всегда есть чем заняться. Например, посетить открытый несколько лет назад для посещения Софийский собор, сохранивший комплекс фресок XVII в и иконостас нач. XVIIIв, а также съездить в музей деревянного зодчества Вологодской области Семёнково и в усадьбу Брянчаниновых в селе Покровское.
Последний день поездки посвятили Ярославской области, где нас опять подвели дороги: в хлам разбитый асфальт по пути в Спасо-Преображенский Геннадьев монастырь поразил наше воображение даже после бетонных плит Верхнелалья и раскисшего под проливным дождем грейдера в Мезень. Еще один в этом сезоне незачет ярославским дорожным службам за ушатанные дороги. Из-за них мы снова вынуждены были сократить программу дня – времени осталось лишь на прогулку по селу Вятское, входящему в список самых красивых деревень России на нас при этом не слишком поразившему.

Несмотря на накладки последних дней поездки, в целом, я ее результатом довольна. В этом году, в силу известных обстоятельств, вообще трудно было ожидать 100%-ного исполнения планов. И мы были морально готовы к тому, что придется все менять на ходу. Хотя карантин нам как раз почти не помешал: музеи везде уже открылись, гостиницы работали, разве что в Красноборске из-за отсутствия нормально функционирующих кафе пришлось питаться из магазина, да в Семёнково доступны для посещения оказались почему-то не все избы. Зато в этот раз нам как-то особенно везло на попадание внутрь действующих церквей – и именно тех, где сохранились вполне аутентичные интерьеры. А это дорогого стоит – кто сталкивался, тот поймет.
Ну и конечно, как всегда бывает в таких случаях, многое осталось за пределами нашей программы. Что-то пришлось отменить по погодным условиям, что-то из-за неясного состояния дороги, на какие-то объекты элементарно не хватило времени, о чем-то мы просто не знали до поездки. Так выпьем же за то будем надеяться, что в следующем сезоне у нас будут силы, возможности и желание досмотреть недосмотренное в этом, а также ознакомиться с новыми уголками бесконечной вселенной, называемой Русским Севером.

«Про наш Архангельский край столько всякой неправды да напраслины говорят, что придумал я сказать все, как есть у нас. Всю сущу правду, что ни скажу — все правда. Кругом земляки, соврать не дадут. К примеру, река наша Двина в узком месте тридцать пять верст, а в широком — шире моря. А ездили по ней на льдинах вечных. У нас и ледяники есть. Таки люди, которы ледяным промыслом живут. Льдины с моря гонят да дают в прокат, кому желательно»- говорит нам дед Арсений

«Омывается северная часть Российского государства Белым морем, где и расположен удивительный Архангельский край. Народ здесь известен своим пением, по воде ходят льдины круглый год, а медведи приторговывают на рынке»

Это твоя родина, сынок.

НЕИЗВЕСТНАЯ РУСЬ. ПОМОРЫ

В публикациях газет и журналов ты найдешь сведения о различных русских этносах — о казаках, о великороссах, малороссах, белорусах и русинах.

Но очень мало рассказывается о древнем русском народе — поморах.

Народе живущем на окраинных землях легендарной Гипербореи и на территории исчезнувшей страны Биармии.

А ведь поморы немало сделали и делают для русского государства.

Какого самого-самого-самого-самого известного помора на белом свете вы знаете?

А еще из поморов вышли такие знаменитые люди, как Адмирал Флота Советского Союза Николай Кузнецов, скульптор Федор Шубин, а также Ермак Тимофеевич (правда некоторые области России оспаривают поморское происхождение Ермака), Семен Дежнев, Ерофей Хабаров,Атласов и многие другие землепроходцы, которые ещё задолго до казаков проникали за Урал и осваивали Сибирские земли, а позже вели освоение Дальнего Востока и Аляски .

Бессменный управитель Аляски Александр Баранов тоже был родом из поморов. Для сведения — нынешний город Ситка (штат Аляска) раньше назывался Новоархангельск.

Поморы были изолированы от основной массы русского народа — так, что некоторые исследователи считают их отдельным субэтносом и даже этносом.

Поморы могут считаться одними из самым древних по времени возникновения субэтносом России.

Большие расстояния, религиозные отличия (большинство поморов были староверами, причем формировали отдельную ветвь среди прочих бесчисленных староверских течений — поморское согласие), иной жизненный уклад (поморы не знали ни крепостного права, ни разорительных набегов и войн, от которых веками страдали южные регионы страны) и соседство с теми народностями, с которыми не сталкивались жители других русских областей — все это наложило значительный отпечаток на поморскую культуру.

Антропологически поморы отличаются ростом выше среднего, светлыми волосами и цветом глаз.

Столкновения русских с норманнами в основном происходили из-за рыбных промыслов в северных морях.

Нужно отметить, что начиная с X века походы викингов в Белое море с целью грабежа и разбоя были обыденным делом. Норвежские саги подробно повествуют о “подвигах” на беломорском побережье и в устье Северной Двины многих морских разбойников, носивших характерные имена, такие, как Эйрик Красная Секира, Харальд Серый Плащ, Торер Собака и другие. Не брезговали набегами на богатый край и дружинники норвежских королей, а впоследствии и шведы, благо серьёзного отпора от неорганизованного коренного чудского населения они не получали.

Но дело совсем изменилось, когда в крае появились руссичи. Они не только успешно отражали нападения заморских пришельцев, но нередко сами переходили в наступление, совершая походы на Норвегию. Для защиты своей территории норвежцы были вынуждены построить на севере страны в 1307 году крепость Вардехус, в старину называвшуюся поморами Варгаевым (теперешний город Варде)…

Об одном из эпизодов этой длительной борьбы в Двинской летописи говорится так: “Николаевский Корельский монастырь Мурмане (норвежцы,) пришедши в числе 600 войною с моря в бусах и шнеках (небольшие парусно-гребные скандинавские суда,) в 1419 году пожгли и чернцов посекли”.

Жители Заволочья иногда платили Норвегии дань, а иногда и сами совершали набеги на норвежские земли (1349, 1411, 1419 и 1425 гг.).

Грабили норвежские поселения, захватывали девушек и замужних женщин (иногда с детьми) и вывозили в Поморье.

Вот откуда у поморов скандинавские гены.

После раскола Православной церкви в XVII веке сюда уходили люди, не принявшие нововведений Никона. Более того, в Поморье развернулось мощное старообрядческое движение. Соловецкая обитель сопротивлялась царским войскам более 7.5 лет.

Со временем все эти факторы сформировали Древнерусскую Поморскую Православную церковь.

Следующим условием, которое повлияло на формирование поморского этноса, было то, что поморы не знали крепостного права и Ордынского ига.

О свободолюбии и самостоятельности поморов говорит следующее: царские чиновники обращались к поморам только по имени и отчеству, а в остальной России людей называли по уменьшительным прозвищам.

Поморы – народ арктических мореплавателей, зверобоев и рыбаков – единственный (!) коренной морской народ в Западно-сибирской части Арктики. Ни один другой коренной народ Северо-запада России – ни саамы, ни ненцы, ни карелы, ни коми не ходили в море и не занимались дальними морскими промыслами.

Поэтому норвежцы долгое время не имели представления о пространствах и землях, которые лежат за арктическими льдами восточнее Белого моря.

С глубокой древности единственными хозяевами этих арктических пространств были поморы.

Тем самым поморы сыграли особую роль в освоении северных морских путей и развитии судостроения. «Вечными мореходами» метко окрестил их известный русский адмирал Литке.

Писатель Михаил Пришвин во время своего путешествия на Север с удивлением узнал, что «до сих пор еще русские моряки не считаются с научным описанием Северного Ледовитого океана. У них есть собственные лоции… описание лоции поморами почти художественное произведение. На одной стороне — рассудок, на другой — вера. Пока видны приметы на берегу, помор читает одну сторону книги; когда приметы исчезают, и шторм вот-вот разобьет судно, помор перевертывает страницы и обращается к Николаю Угоднику.»

Никола — Морской бог. Так называли и называют поморы св. Николая Чудотворца, которого во всем мире признают покровителем мореплавателей.

Поморские кочи преодолевали в сутки 150-200 километров в то время, как английские купеческие суда – около 120 километров, а голландские фрегаты – лишь до 80-90 километров.

Волей судьбы они стали ему достойным памятником.

Кстати, у поморов большую роль играет тональность речи, которая заметно повышается к концу предложения. Но не надо повышать голос: поморы – люди тихие и говорят громко только в крайне раздраженном состоянии.

Между тем, надо отметить, что у каждого русского человека есть базовый запас поморских слов, которые попали к нам из говори: сёмга, тундра, треска, бахилы, морж, тюлень и т.д.

А некоторые привычные нам сейчас слова в поморьской говоре имеют совсем другое значение.

БУРЛАК – выходец из другой области

ДОЛИНА – высокий человек

БЕСЕДА – собрание молодёжи для работы или увеселения

ОБРЯД – работа по дому

Знай свою историю!

Гордись своими предками!

И пересмотри мульт «Смех и горе»:)

— А зимой другой раз в избе жарко, душно — не продохнуть, носом не проворотить, а дверь открывать нельзя: на улице мороз щелкат. Возьмем северно сияние, теплой водичкой смочим и зажжем. И светло так горит, и воздух очищат, и пахнет хорошо. (Морожены Песни)

-По обычаю надобно было оставить извещение в письменной форме: кто они, погибшие, и откуда они, и по какой причине померли. Если не разыщет родня, то приведется, случайный мореходец даст знать на родину. (Поморская быль)

-Апельсинов множество, видать, крупны, сочны, да от воды высоко — ни рукой, ни веслом не достанешь, на воду лестницу не поставишь. (Апельсин)

-Перепилиха со всего голосу взвизгнула! И столь пронзительно, что медведя насквозь проткнула и наповал убила голосом. (Перепилиха)

-Бедну маму так в обморок и бросат: конешно, этот случай всех злее! (Волшебное кольцо)

-Вот — змея запускаем! Купи — мамочку позабавить? За пинжачок отдам. С карманами, конечно! (Волшебное кольцо)

-Ну, леденик ничего, для виду согласен. Подсунет дохлу льдину – стару, иглисту, чуть живу (льдины хошь и вечны, да и им век приходит). (Вечны льдины) —

-Вычистил апельсин и бросил в воду, в руках только корка осталась. При солнешной тиши да яркости я и не огорчился. На гладкой воде место заприметил. Потом, как семгу ловить выеду, спутье не спутье, а приверну к апельсиновому месту поглядеть, что мой апельсин делат? Апельсин)

-Наш край летом богат светом. Солнце круглосутошно. Апельсины незамедлительно поспели. На длинных ветвях, на зеленых листах — как фонарики золоты поблескивают. (Апельсин)

-Девки у нас модницы, выдумщицы, северно сияние в косах носят — как месяц светит! Да еще из сияния звезд наплетут, на лоб налепят. Страсть сколь красиво! Просто андели! Про наших девок в песнях пели: У зари, у зореньки. Много ясных звезд, а в деревне Уйме им и счету нет! Девки по деревне пойдут — вся деревня вызвездит. (Морожены Песни)

-Мужичок, вы пошто опять животину тираните. (Волшебное кольцо)

-Житьишко было само последно: дома век не топлено-не готовлено… (Волшебное кольцо)

-Мамка этой Скарапеи не залюбила: к обеду не зовёт, по отчеству не величат. Вот история-то. (Волшебное кольцо)

-И така ли эта была распрекрасность, как кругом — вода, одна вода, сверху — небо, посередке — апельсиново дерево цветет! (Апельсин)

-Король и королева ночь не спали, спозаранку задним ходом, в театр забрались, чтобы хороши места захватить. Их знакома сторожиха пропустила. (Морожены Песни)

-Ишь, как выводют, шельмы! (Волшебное кольцо)

-Кабы в сторону на вершок – и сердце прошибла бы. (Перепилиха)

-Конец апреля льдина уйдет, а вода желтее теста, мутновата; потом и мутница и пенница сойдет, и река опадет, лето пойдет. (Вечны льдины)

-Иноземцы и обрадели. Пароходы нагрузили, флагами обтянули, в музыку заиграли. Поехали. Домой приехали, сейчас афиши и объявления в газетах крупно отпечатали, что от архангельского народу особенно уважение заморской королеве: песни с весом! (Морожены Песни)

-Летом у нас круглы сутки светло, мы и не спим: день работам, а ночь гулям да с оленями вперегонки бегам. А с осени к зиме готовимся. Северно сияние сушим. Спервоначалу-то оно не сколь высоко светит. (Морожены Песни)

-И решил Ванька единствену шапку продать — маме на аменины пряников купить. (Волшебное кольцо)

-Муж Перепилихи и рта открыть не успел. Перепилиха его перепилила. В мужике сквозна дыра засветилась. (Перепилиха)

-Жалко мне, Маха, пинжака с карманами — Ванька в нём такой красивый! (Волшебное кольцо)

-Мужичок, что это вы всё с животными балуете, а?! Эвон! (Волшебное кольцо)

-Да вот на прежной ширине реки ехал я вечером на маленьком пароходишке. Река спокойнехонька, воду прогладила, с небом в гляделки играт — кто кого переглядит. И я на них загляделся. Еду, гляжу, а сам апельсин чишшу и делаю это дело мимодумно.(Апельсин)

-Ну что тут поделашь-то. Решил Ванька продать пинжак — с карманами. (Волшебное кольцо)

-Вот ящики поставили и все разом раскупорили. Ждут. Все вперед подались, чтобы ни одного слова не пропустить. Песни порастаяли и начали звенеть. На что заморски хозяева нашему языку не обучены, а поняли! (Морожены Песни) —

-Взяла медведя за лапу и уволокла домой. И всю дорогу голосом верещала. И от того самого места, где медведя убила, и до самой Уймы просека стала. Больши и малы дерёва и кусты порубленными пали от перепилихиного голосу. Дома за мужа взялась! (Перепилиха)

-Оригинальная собачка Жужа, белой масти. (Волшебное кольцо)

-Бабы да девки с бани дергают, а робята с заборов. Надергают эки охапки! Оно что — дернешь, вниз головой опрокинешь — потухнет, мы пучками свяжем, на подволоку повесим, и висит на подволоке, не сохнет, не дохнет. Только летом свет терят. Да летом и не под нужду, а к темному времени опять отживается. (Морожены Песни)

-Пингвины у нас хоть не водятся, но приезжают на заработки, с шарманкой ходят да с бубном, а ины облизьяной одеваются, всяки штуки представляют, им не пристало облизьяной одеваться — ноги коротки, ну, да мы не привередливы, нам хоть и не всамделишна облизьяна, лишь бы смешно было.

Обновлено 21/01/18 12:58:

Вижу мульт «Про поморов. Гора самоцветов » в посте не отразился.

Попробую добавить эту поморскую сказку из серии «Гора самоцветов»

«Про собаку Розку»

В публикациях газет и журналов можно найти сведения о русских этносах — о казаках, о великороссах, малороссах, белорусах и русинах. Но очень мало рассказывается о древнем русском народе — поморах. Народе живущем на окраинных землях легендарной Гипербореи и на территории исчезнувшей страны Биармии. А ведь поморы немало сделали и делают для русского государства. Из поморов вышли такие знаменитые люди, как ученый Михаил Ломоносов, Адмирал Флота Советского Союза Николай Кузнецов, скульптор Федор Шубин, а также Ермак Тимофеевич (некоторые области России оспаривают поморское происхождение Ермака), Семен Дежнев, Ерофей Хабаров,Атласов и многие другие землепроходцы, которые ещё задолго до казаков проникали за Урал и осваивали Сибирские земли, а позже вели освоение Дальнего Востока и Аляски . Бессменный управитель Аляски Александр Баранов тоже был родом из поморов. Для сведения — нынешний город Ситка (штат Аляска) раньше назывался Новоархангельск.

Поморы были в значительной степени изолированы от основной массы русского народа — так, что многие исследователи считают их отдельным субэтносом и даже этносом.

Не будем вдаваться в эти споры, просто констатируем факт: большие расстояния, религиозные отличия (большинство поморов были староверами, причем формировали отдельную ветвь среди прочих бесчисленных староверских течений — поморское согласие), иной жизненный уклад (поморы не знали ни крепостного права, ни разорительных набегов и войн, от которых веками страдали южные регионы страны) и соседство с теми народностями, с которыми не сталкивались жители других русских областей — все это наложило значительный отпечаток на поморскую культуру.

БИАРМИЯ И ЗАВОЛОЧЬЕ

Север Европейской части России в IX – XIII веках скандинавские мореплаватели называли Биармией(1222 г. — последний год упоминания Biarmia в скандинавских летописях). Словене – ильменские (новгородцы) называли эти земли Заволочьем, или Двинской землёй. Заволочье лежало к востоку от системы волоков, соединяющих бассейны рек Невы, Волги, Северной Двины и Онеги в районе Белого и Кубенского озёр.

Специфика жизни человека в условиях Севера формировала и особый тип населения. Поморы – отличительное самоназвание (этноним) коренной этнической общности европейского Севера России (Поморья), восточные соседи норвежцев, живущие по берегам северорусских рек и морей. Это самый северный восточнославянский народ в мире, антропологически относящийся к северо-европейскому типу.

Что же повлияло на формирование поморского этноса?

Этногенез поморов был обусловлен слиянием культур протопоморских, преимущественно угро-финских (чудских) племен Беломорья и первых древнерусских колонистов, словен ильменцев, активно заселявших территории Заволочья. О совместном проживании чуди и первых словенских переселенцев свидетельствуют письменные источники, археологические находки, топонимика, фольклорные предания.

Словене-ильменцы, выходцы из Великого Новгорода, которые, придя на земли заселённые чудью, угро-финскими и другими племенами, перемешались с ними и ассимилировали последних.

Коренные жители Биармии окончательно покорены Новгородцами в XI веке, повествует двинский летописец, но ещё в IX веке купцы Великого Новгорода усеяли своими факториями все главнейшие реки Биармии, а упорные язычники из других мест тогдашней России, бежав на север со своими богами, еще более усилили здесь славянский элемент. После крещения Руси в 988 году сюда уходили русичи, которые не приняли христианство. Вплоть до XIX века в Поморье существовали поселения, где исповедовали дохристианскую веру.

Ввиду тесной связи поморов с Норвегией и того, что поморы жили в северной Норвегии и на островах Грумант (Шпицберген), образовался язык Русьнорг (70% поморские слова, остальное — норвежские). Русьнорг был запрещён для использования большевиками в 1917 году.

Антропологически поморы отличаются ростом выше среднего, светлыми волосами и цветом глаз.

Жители Заволочья даже платили Норвегии дань, а иногда и сами совершали набеги на норвежские земли (1349, 1411, 1419 и 1425 гг.) грабили норвежские поселения, захватывали девушек и замужних женщин (иногда с детьми) и вывозили в Поморье. Вот откуда у поморов скандинавские гены.

Многие морские термины поморов не относятся ни к славянскому, ни к угро-финским языкам.

Как и норвежцы, поморы – морской народ. Но, в отличие от длинных и узких кораблей норвежцев (которые плавали в узких фьордах и по открытой воде), корабли поморов были приспособлены к плаваниям среди льдов. Поэтому норвежцы долгое время не имели представления о пространствах и землях, которые лежат за арктическими льдами восточнее Белого моря.

С глубокой древности единственными хозяевами этих арктических пространств были поморы.

Однако хоть святой исцелитель и освободитель, однако в поморском представлении он мстителен и обидчив будто языческий бог.

Волей судьбы они стали ему достойным памятником.

К сожалению Поморье постепенно пустеет,Высокая смертность и отток населения вызван тем ,что центр варварскими методами выкачивая из края нефть, газ,алмазы и лес, ничего не хочет давать взамен.

Читайте также:

Милее книги в мире друга нет сочинение

Сочинение на политическую тему

Сочинение мое любимое число 9

Проступок и преступление сочинение

Ромео и джульетта от ненависти до любви сочинение

Источник

Поморы канинские — группа людей, проживающих на острове Канин, расположенном в Ненецком автономном округе. Относят себя к поморам. Поэтому их быт и особенности жизненного уклада во многом схожи.

История

Изучением поморов занимаются с 18 века русские историки. Первым, кто предложил подобное название народа, был Татищев. Следует отметить, что он ввел термин «Поморье», а этноним стал его производным. Татьяна Бернштам называла поморов представителями культуры северных русских народов. Выделить черты канинских поморов и поморов в целом довольно непросто, так как их исследованиями занимались мало. Их связывают с финно-уграми, карелами и русским населением.

Язык

Поморы канинские разговаривают на поморском диалекте. Их характерными особенностями являются протягивание гласных, использование устаревших славянских выражений, частично заимствованный лексикон у скандинавских народов.

Религия

У поморов есть уникальная религия — древнее православие. Впрочем, многие из них остаются верны современному православию. Уникальность древнего поморского православия заключается в ведении служб избранными мирянами. Попы в службах не участвуют. Для обозначения приверженности древнеправославной поморской церкви верующие используют лестовку — небольшие четки с характерными треугольными украшениями, на которых изображено восходящее солнце.

Культура

Культурными особенностями поморов и канинских поморов являются обособленность от народов средней полосы России.
По-настоящему удивительной была музыкальная культура. Поморы использовали в качестве основного инструмента колокола. Щипковые и смычковые инструменты, распространенные в Новгороде, Москве и Пскове в Поморье отсутствовали. Поморы пользовались свистками и рожками.
Традиционными храмами стали постройки в виде шатров. Они выглядели как восьмискатная пирамида, установленная на клети. Даже в случае осадки такая конструкция оставалась прочной и устойчивой к сильным ветрам. Подобные постройки резко критиковали церковные деятели, ведь они сильно отошли от византийской традиции. Форма шатров сильно нравилась поморам, поэтому они игнорировали укоры и продолжали действовать по-своему. Так родилась национальная архитектура, а позже шатры стали каменными. Известно, что поморы вырезали из дерева красивые скульптуры, однако церковь критиковала и такой вид творчества, поэтому сейчас найти такие скульптуры невозможно. Сохранились лишь распятия.
Оградами в Поморье служили йозы, характерные для скандинавского населения. Эти наклонные жерди ставили возле пастбищ, что не позволяло зверям из леса нападать на скот. Свои дома поморы не огораживали, воровство у них было распространено весьма редко. Им даже не требовалось заводить сторожевую собаку. В дом к помору мог зайти любой желающий. Правда, когда хозяин уходил, он ставил палку или метлу, что возвещало о его уходе. В пустующий дом посторонним входить было запрещено, однако дверь никоим образом не запиралась.

Внешность

Поморские мужчины и женщины выглядят довольно суровыми людьми. Их кожа кажется немного грубой из-за постоянных ветров. Мужчины редко бреют бороды, у зрелых и пожилых густые усы. Из-за постоянной необходимости трудиться физически многие выглядят старше своих лет. Обычный помор, а тем более канинский, живущий на островной части, может в свои 25 лет выглядеть как зрелый мужчина.

Одежда

Канинские поморы носят одежду, характерную для коми-зырян. Из-за климатических условий выбирать особо не приходится — одежда должна быть теплой и не продуваться ветром. Шьют одежду из пушнины, используют шерсть домашнего скота. Для помора важно, чтобы одежда была непродуваемой, непромокаемой и прочной.

Основной обувью служат бахилы, которые изготавливают из кожи. Носят их обычно мужчины, причем для защиты ног используется высокое голенище.
Мужчины и женщины носят малицу, которую делают из шкуры тюленя. Реже используется олений мех, который носят вовнутрь.
Мехом наружу носят савик (вид кафтана), надевают его прямо поверх малицы.
Более легким вариантом верхней одежды является безрукавка из нерпы с тканевой подкладкой. Такая одежда закрывает горло, но оставляет руки открытыми. На тело надевают бузурунку — плотную рубаху, которую шьют из шерсти. Она должна закрывать поясницу и горло.
Дома поморы носят струсни — примечательного вида тапочки, которые шьют из кожи.
Шапка у поморов всегда делается из меха или сукна.

Современные потомки канинских поморов пользуются пуховиками и другой одеждой, которую можно заказать или приобрести в магазинах. В Архангельске есть даже этнические дизайнеры. Однако многие из них люди довольно экономные, поэтому часто стараются сами делать себе одежду.

Традиции

Поморы боготворят реку и море как источник рыбного улова. Поэтому они ни в коем случае не загрязняют любые водоемы. Бросать мусор в реку и море считается тяжким грехом. Недалеко от мест улова ставят кресты, возле которых принято молиться, чтобы поймать добычу.
Гостеприимство у поморов всегда было важной традицией. Всякого прохожего надлежало пригласить в дом и как следует накормить, а потом проводить и пожелать удачи. Для завершения любой сделки поморы обменивались «пополноком» (задатком), роль которого могло играть яйцо или шапка. Предмет позволял скрепить сделку и дополнял рукопожатие.
Раньше с началом движения льда мужчины выходили на берег и стреляли из ружей. Позднее от обычая отказались, ведь стрельба могла спугнуть рыбу. Зная о чувствительности местной рыбы, поморы канинские всячески старались ее не пугать. Даже уключины лодки оборачивали тряпками. Летом ловить рыбу не принято — она слишком мелкая, ей нужно дать подрасти.
Ряд поморов до сих пор верит в магию. На самом деле она имеет вид простых ритуалов, характерных для многих народностей. Чуть произойдет первый замет трески или селедки, нужно бросить в море серебро или обычные монеты. Чтобы море задобрить во время шторма, в него льют масло. Во время ледохода поморы моют другу другу лица морской водой. Особые традиции сложились у тех, кто отправляется в моря:

Перед уходом в море нужно взять с собой пирог кулебяку;
В доме хозяина, отправляющегося в море, нужно положить на стол буханку хлеба;
Жена дает моряку морской песок, что должно защитить его от гибели;
Выходить в море в понедельник запрещается;
Беременным женщинам нельзя провожать уходящих в море;
В честь погибшего в море надлежало называть ребенка его именем;
На удачу моряки брали клык морского льва.

Добытую рыбу используют для приготовления ухи. Готовит ее повар, которого называют дежурным рыбаком. Подавать рыбу нужно на деревянном подносе, а есть саму уху можно только с команды бригадира, который стучит ложкой по столешнице.
Раньше поморы пользовались особым календарем, высеченным на круглой деревянной плите. На нем были символические обозначения: летнее и зимнее солнцестояние, наступление холодов, прилет птиц, выгон скота. Все рисунки имели упрощенный вид, например, наступление морозов обозначали сани, выгон скота — лошадь, а летящая птица обозначала прилет птиц в Поморье.

Обряды

Похоронные обряды у населения велись с использованием голбеца. Это особый вид надгробья, изготавливаемый из дерева. Такое надгробье складывалось в виде домика, в который вставляли икону, видную через окошко. Суровые условия обязывали поморов готовиться к отходу на тот свет уже к 30 годам. Они сами делали себе гроб, храня его на чердаке. Помору также было необходимо сшить саван, что делалось вручную.
Во время похоронного ритуала гроб выносили через поветь, так как через входную дверь делать это запрещалось. Для выноса гроба использовали жерди, по пути его переносили через речку или ручей. После проведения похорон на стол, где лежал покойный, ставили камень и выдерживали его 40 дней, затем закапывали прямо на улице. Родственники приходили на кладбище с едой, которую ставили у окошка. Покойного необходимо было согревать дымом. Голбец фиксировался на столбе, заматываемом полотенцем.
Кресты для могил не использовали, что противоречило традиции великорусской церкви. Крест надлежало ставить прямо посреди кладбища или рядом с его входом. Такой элемент называли «Крестом всем усопших». Кресты у поморов (в том числе канинских) могли играть роль указателей, поэтому их ставили по всему Поморью. Не только кресты поморы использовали в повседневной жизни. Для защиты от болезней изобрели шаркунок, который представлял собой погремушку, вырезанную из дерева. Шаркунок защищал от болезней и от сглаза, его часто дарили детям.

Еда

Рыбный промысел обуславливает присутствие в поморской кухне рыбных блюд. Поморы еще во времена правления московских князей были ответственны за царскую кухню всякий раз, когда дело касалось подачи рыбы на стол. Поморы прекрасно разбираются в морской и пресноводной рыбе. В поморской кухне наибольшим спросом пользуется треска, которая считается самой вкусной и наиболее пригодной для ежедневного употребления в пищу. У служивых был даже особый паек, который называли «тресковым». Из-за отсутствия такого пайка могли разгореться бунты. Выращивать хлеб, порой, было невозможно в условиях промерзшей почвы, поэтому треска его фактически заменяла.
Поморская уха славилась у царей. Питались ей и богатые купцы. Поморы считают, что варить уху можно только из свежепойманной рыбы. В Архангельске в типичном ресторане поморской кухни рыбу всегда демонстрируют гостю, перед тем как начать готовить. В уху непременно добавляют перец, лимон и лавровый лист. Изначально в поморской ухе такие ингредиенты предусмотрены не были, однако поморы оценили заморские яства по достоинству.
Рыбу поморы любят запекать. Популярный красный рыбник даже делается таким образом, чтобы походить на лосося. Такое блюдо однако подадут только на праздничный обед. Обычный рыбник представляет собой рыбу, «обернутую» в тесто и приготовленную в печи. Конечно, в повседневной жизни никто из поморов не ест лосося, предпочитая язя или щуку. Картофель сначала поморы не принимали, а потом привыкли и научились готовить с ним разнообразные блюда. Рыба с картофелем, сдобренная майонезом, называется «сийской трапезой». Более традиционный рецепт исключает использование майонеза. Вместо него добавляют сметану.
Поморы используют для приготовления пищи разнообразные соусы. В соус добавляют шиповник, бруснику, смородину или лимон. Поморы канинские делают кисель из ягод, который называется кеж. Подают его обязательно горячим, доведенным до уровня кипятка. В таком киселе есть не только ягоды, но и травы и даже зерно.

Видео

Поморская кухня удивит каждого своим многообразием. Известная нам уха у поморов готовится разными способами. Один из таких демонстрируется в представленном ниже видеоролике.

Источник

ХIХ век стал временем поморов в созданной в 1796 году Архангельской губернии. Русские поморы стали региональным сословием в этой губернии. При поддержке государства к середине ХIХ века на Белом море был создан крестьянский поморский морской флот — чуть ли не единственный частный коммерческий каботажный флот в России. Тема поморов с середины ХIХ века стала обычной в описаниях Архангельской губернии и отдельных её уездов — Колы, Кемского уезда и т. д. Русских поморов Архангельской губернии описывают в литературе разного рода — от научных по форме произведений до беллетризованных повествований о частных путешествиях.

Источники сведений о поморах. Классификация

Для начала классифицируем эти описания Архангельской губернии ХIХ — начала ХХ веков, содержащие сведения о русских поморах:

— описания Архангельской губернии, составленные её главными администраторами — губернаторами А.П. Энгельгардтом (1893—1901) и С.Д. Бибиковым (1912-1917);(1)

— описания Архангельской губернии, составленные по направлению из военного ведомства офицерами Генерального штаба А.Э. Циммерманом и Н.И. Козловым в середине ХIХ века.(2) Эти отличные публикации выполнены в научной стилистике.

В этот раздел, казалось бы, следовало отнести и весьма известное описание путешествия в Архангельскую губернию, выполненное в стиле путевой беллетристики С.В. Максимовым, поскольку его поездку финансировало российское Морское ведомство, интересовавшееся местными ресурсами для своих нужд.(3) Таковые в Архангельской губернии были связаны с поморами. Отсюда особый интерес к поморам в сочинении С.В. Максимова. Но в итоге оно оказалось настолько популярным у российских читателей, что выдержало несколько изданий вплоть до современных.

В целом же, все сочинения названных «военных» обозревателей Архангельской губернии особо отличает интерес к местному народному морскому судостроению и морским занятиям местного населения — русских поморов:

— описание Архангельской губернии, выполненное местными культурными энтузиастами вроде архангелогородского священника Козьмы Молчанова (1767-1812) или учителя В.П. Верещагина (1827-1851).(4) В этом разделе интерес представляют и отдельные очерки из местного периодического издания «Архангельские губернские ведомости», позднее опубликованные в Архангельске отдельным изданием.(5) К этому разделу можно отнести и отдельные статьи поморской тематики в периодическом издании «Известия Архангельского общества изучения Русского Севера» (1909-1919).(6) В рамках созданного в 1908 году Архангельского общества изучения Русского Севера (АОИРС) были созданы поморские отделы: Поморский (1909), Виремский (1913), Сорокско-Карельский (1913), целью которых было изучение Поморского края Архангельской губернии. В январе 1916 года Поморский отдел АОИРС был преобразован в отдельное от него Общество изучения Поморского края.(7) Начавшаяся революция помешала его работе. В целом, АОИРС в публикациях в своих «Известиях» достиг высокого научного уровня, до сих пор не превзойдённого в местном краевеведении в Архангельске во все последующие эпохи;

— многочисленные описания Архангельской губернии, выполненные внешними наблюдателями. (8) К ним следует отнести и описание Архангельской губернии в трудах путешественников, либо сопровождавших видных официальных лиц, либо совершавших поездки из различных творческих побуждений — художников или литераторов;(9)

— описание мореплаваний по арктическим морям, омывающим берега Архангельской губернии, таких, как будущего вице-адмирала А. П. Лазарева (1787-1849) и Ф. П. Литке (1797-1882);(10)

— описание Архангельской губернии в первом туристическом путеводителе по региону Д. Н. Островского 1898 года;(11)

— тема поморов в копеечных изданиях для народного просвещения. (12)

XIX век. Становление поморской темы

Дальнейший подробный обзор литературы следует предварить несколькими общими замечаниями.

Первое. Тема поморов становится постоянной в литературе лишь с середины ХIХ века, т.е. со времени, когда Поморский край в Архангельской губернии был окончательно сформирован и русские поморы стали по существу региональным сословием на основании принятого законодательства Российской империи. До этого времени встречались отдельные описания, в которых «поморы» в Архангельской губернии совершенно не упоминались. Вместо них в сюжетах обычно шли «промышленники».

Таковым, например, является «Землеописание Российской империи» 1810 года Е.Ф. Зябловского.(13) Первые русские журнальные публикации начала ХIХ века о промысловых экспедициях на Шпицберген также не знают «поморов».(14)

В изданном в 1820 году сочинении известного арктического исследователя и будущего вице-адмирала А.П. Лазарева (1787-1849) в связи с его плаванием на Новую землю, упоминаются местные «мореплаватели» и «промышленники».(15) Но о поморах уже писал в своем сочинении, изданном в 1828 году, другой русский мореплаватель, географ и исследователь Арктики Ф.П. Литке (1797-1882). В тексте Ф. П. Литке около ста раз упоминаются «промышленники», несколько раз — «кормщики», но упоминаются и «поморы». У Литке достаточно подробно описана организация дела на мурманских промыслах. Он, к примеру, первым в русской литературе сообщил о легальной поморской торговле с Норвегией жителей Колы и дал следующее определение поморам: «Поморы — под сим названием разумеют вообще жителей берегов Белого моря».(16)

Окончательное утверждение темы поморов в описаниях региона знаменует собой вышедшее в 1858 году популярное издание «Русский иллюстрированный альманах».(17) Среди картин «Русского Севера» альманах в разделе «Поморы и беломорские женщины» представил их на четырёх гравюрах.

Очевидно, что «беломорские женщины» (также см. иллюстрацию заставки) появились от незнания такого понятия как «поморка».

Это первое точно идентифицируемое изображение поморов. В альманахе автор сопроводительного текста Ф.А. Фёдоров дал следующее определение «поморам»: «Жители прибрежьев Белого моря известны под общим названием поморов. Главное занятие их состоит в рыбных и звериных промыслах».(18)

Второе. Поморы проживают исключительно в Архангельской губернии. Во всех описаниях Архангельской губернии поморы составляют часть её населения, при этом его меньшинство. По одним определениям поморы — это исключительно население прибрежных территорий Белого моря — Поморья. При этом слово «поморье» зачастую писалось в изданиях ХIХ века с прописной буквы. «Поморье» с прописной буквы по тогдашнему значению этого слова — это собственно и есть «побережье».

По другим версиям — преобладающим, поморы — это население конкретной прибрежной территории в Западном Беломорье — Поморья (Поморского берега) в Кемском уезде Архангельской губернии. От этого топонимического «Поморья» русские поморы, его населявшие, и получили свое название и идентичность.

В литературе ХIХ века существует и «компромиссный вариант» определения. Согласно ему, поморы в Архангельской губернии проживают по берегам Белого моря, но настоящие поморы — это те, кто проживают в «Кемском Поморье». Т.е. «настоящие» поморы — это прибрежное население Кемского уезда. Подобные варианты локализации отражают тот факт, что первоначально с ХVI века идентичность «поморцы» присутствовала только у населения Западного Беломорья и лишь с конца ХVIII века и в первой половине ХIХ века в варианте «поморы» распространилась на население других берегов Белого моря.

Третье. Русские поморы в Архангельской губернии в подавляющем своем большинстве числятся по крестьянскому сословию, но основное их занятие, как это было привычным для русских наблюдателей, не в сельском хозяйстве, а в морских промыслах. Эта основная их культурная особенность обусловлена местным суровым климатом и географией места их проживания.

Т.е. поморы имеют особую культуру. В литературе она была впервые отмечена ещё во второй половине ХVIII века. В литературе ХIХ века эта культура достаточно подробно описана. В частности, именно с поморами связывали мурманские рыбные промыслы. После 1860-х годов интерес к Мурману и поморам обусловлен общим интересом к перспективам колонизации на обращённой к Арктике части Кольского уезда. Это стимулировало интерес к поморам в разножанровой литературе конца ХIХ — начала ХХ века.

Четвертое. В целом, описательная литература ХIХ века даёт массу вполне конкретного материала о «русских поморах». Однако современная историография совершенно не пользуется этой литературой для научного исследования проблемы. Эта литература ХIХ века примечательна и отдельными своими сюжетами, которые были использованы в современном поморском историческом мифе. Эти частные сюжеты вошли в современный поморский миф, причём современные мифотворцы совершенно не знают об их конкретных источниках в литературе ХIХ века. Пришедшие из литературы ХIХ века и изменённые мифические сюжеты о поморах транслируются современными творцами поморского мифа как само собой разумеющиеся истины без обращения к источникам.

«Очерки Архангельской губернии» В.П. Верещагина

Из описательной литературы для поморской темы особую важность имеют два произведения середины ХIХ века — это «Очерки Архангельской губернии» 1849 года издания за авторством В.П. Верещагина и «Год на Севере» 1859 года издания С.В. Максимова. При этом Максимов — знаменит в русской литературе, а Верещагин почти не известен, хотя его сочинение в отношение темы поморов является первым фундаментальным трудом.

Василий Петрович Верещагин (1827-1851) окончил Архангельскую губернскую гимназию и служил учителем истории и географии в различных училищах Архангельской губернии. В 1848 году он был переведён в Санкт-Петербург с «тем же званием». В.П. Верещагин печатал свои статьи в различных периодических изданиях. В своей крупнейшей работе «Очерки Архангельской губернии» он посвятил отдельные разделы отдельным регионам Архангельской губернии — Беломорской Карелии и карелам (с. 154-187), Поморью и русским поморам (с. 188-252), Лапландии и лопарям (с. 30-154).(19) К сожалению, талантливый описатель особенностей этнографии Архангельской губернии В. П. Верещагин умер совсем молодым — двадцати четырёх лет, от заболевания чахоткой.

В своей работе Верещагин определяет «поморов» или в другом его написании — «поморцев», как русское население прибрежной полосы Кемского уезда Архангельской губернии. Поморы у Верещагина — это не всё население прибрежий Белого моря, а только его часть в самой густонаселённой части прибрежья в районе Кеми. В этой связи Верещагин подробно описал мурманские промыслы русских поморов и весь их каждогодичный хозяйственный оборот: с пешим походом на Мурман и с плаваниями из Поморья в Архангельск и из Архангельска на Мурман и в Норвегию, а потом возвращение после осенней архангельской ярмарки к себе домой в Поморье для перезимовки:

«К сентябрю месяцу все поморские суда с грузами рыбы и рухляди то с Мурманского берега, то из “Норвеги” спешат прибыть в Архангельск, где в то время начинается ярмарка. Распродавши свой товар, поморы отправляются домой, где их с нетерпением ждут родные».(20)

В.П. Верещагин так описывает завершающую сезон поморскую торговлю в сентябре на Маргаритинской ярмарке в Архангельске:

«Набережная города есть базар, средоточие архангельской торговли. Осенью этот рынок наиболее оживляется: тогда обыкновенно бывает ярмарка. Но эта ярмарка не то, что ярмарка других городов: приезжих торговцев почти нет… Зато господствуют на этой ярмарке поморы: тысячи лодей окружают три пристани и распространяют далеко по городу вовсе не ароматический запах солёной рыбы. В прежние времена к этим берегам [в Архангельске] приставали купеческие корабли, но теперь река обмелела и доступна лишь для лодей».(21)

Поморы у Верещагина — это особая группа в населении Архангельской губернии. Отличие поморов от остального населения Архангельской губернии — это их культура, но не только.

В.П. Верещагин предложил идею, которая в настоящее время стала ключевой в современном поморском историческом мифе — о финно-угорском субстрате, лежащем в основе «поморского этногенеза». Разумеется, Верещагин не знал такого понятия как «субстрат». Он писал о финском влиянии, в результате которого одни русские Архангельской губернии — поморы стали резко отличаться от других русских в этой губернии:

«Подвергшись влиянию русских здешние финны, в свою очередь, произвели на них тоже некоторое влияние. От этого взаимного действия одного народа на другой произошла перемена в нравах, обычаях и языке каждого из них, т.е. вышло то, что кореляки отстали от древних финнов, а русские поморцы приобрели такие особенности, которые резко отличают их от прочих русских, живущих в той же Архангельской губернии. А как произошло это — я сейчас объясню вам. Известно вам, что все здешнее Поморье было некогда занято финнами; когда-же пришли сюда русские, то финны должны были уступить им береговое пространство Белого моря и покориться новым пришельцам. В последствии победители и побеждённые слились в одну массу: таким-то образом составилось племя здешних поморцев, между которыми и до сих пор существуют финские фамильные прозвища. Только те финны, которые жили вдали от морских берегов, долго ещё оставались в прежнем состоянии; но ныне и те ничем, кроме родового языка своего, не отличаются от поморцев».(22)

Как видим, идея Верещагина в своей основе отличается от современной концепции о финно-угорском субстрате определением пространства Поморья. По Верещагину, отличие это касается только русских, проживающих в Поморье — на побережье в Кемском уезде. Современный поморский исторический миф, сочинённый в Архангельске проф. В.Н. Булатовым (1946-2007) и др., рассматривает в качестве такового пространства для финно-угорского субстрата т.н. «протопоморов» в «большом Поморье», т.е. обширном пространстве от Вологды до Урала.(23)

В.П. Верещагин определил, что поморов отличает особая система хозяйствования:

«Приморский житель нигде почти не бывает земледельцем, а уж тем более на севере. Спросите какого-нибудь здешнего помора, от чего у них не родится хлеб, — и вы получите в ответ, что уж тут земля такова, что хлеба не дает. Задайте этот же вопрос о том же месте другому помору, и он вам скажет, что хлеб не родится от того, что мороз рано побивает его. Из этих разнородных ответов можете составить себе понятие, каковы земледельцы здешние поморы… Поморье всегда останется страною неземледельческой. Морские промыслы всегда будут главным средством к существованию жителей этого края».(24)

В отличие от поморов, указывает В.П. Верещагин, «главное занятие подвинских жителей состоит в земледелии и скотоводстве».(25)

В своем сочинении Верещагин большое внимание уделил поморскому мореплаванию, поморскому судостроению и поморским промыслам.

Он сообщает, что поморское мореплавание в основном прибрежное, т.е. каботажное. «Оно ограничивается более Белым морем и Ледовитым океаном, от северных гаваней Норвегии до берегов Новой Земли. Немногие из поморов ходят в Петербург и на Шпицберген (по здешнему Грумант)».(26)

Верещагин первым в литературе сообщил о рукописных поморских лоциях, по которым поморы осуществляли свои прибрежные (каботажные) плавания:

«У некоторых кормщиков есть памятные книжки, в которых или ими самими, или их отцами, записаны некоторые заметки о мелях, коргах и о времени “перевалов”, т. е. поворотов курса».(27)

Культура определяет, по Верещагину, преимущества поморов перед остальным населением Архангельской губернии:

«У них больше, нежели у прочих жителей губернии, развит дух промышленности и торговли, а с ним вместе развились предприимчивость и самодеятельность. В какой же именно степени существует такое развитие, — это уже другой вопрос. Довольно и того, что помор имеет много преимуществ пред жителем южных уездов Архангельской губернии. Число людей богатых между поморами гораздо больше, нежели там, и хотя все жители Архангельской губернии вообще не “ударят лицом в грязь” вследствие свободного развития своей исторической жизни, но поморы и в этом берут верх. Круг знаний и понятий помора по-своему обширен: образ жизни, путешествия и торговые сношения — всё увеличивает умственный запас его».(28)

Однако в определении Верещагиным преимуществ поморов дальше по тексту наблюдаем известное противоречие. По Верещагину, поморы — русские, но архаичные по базовым установкам своей культуры: «Называя себя русаком, помор вполне сохранил национальную добродетель наших предков».(29) Однако, указывает дальше Верещагин, архаичность у поморов имеет обратную сторону — это культурная косность. Он определяет:

«Главная причина такой слепой приверженности к заведенному порядку есть — старообрядчество, неразлучное с тысячью предрассудков, оковывающее умы поморов».(30)

В. П. Верещагин сообщает о том, что «Николай Чудотворец весьма почитается в Поморье. Там придают ему имя Милостивого. Нет почти селения, где бы не было церкви или часовни во имя этого чудотворца. Есть поговорка: “От Холмогор до Колы тридцать три Николы”».(31)

Эта поговорка про «тридцать три Николы» стала хрестоматийной в современных сочинениях о поморах. Но при этом её первое упоминание в источнике — сочинении В.П. Верещагина — забыто.

Поморы у С.В. Максимова

Если труд Верещагина с описанием Поморья и поморов основательно забыт, то наоборот — труд С.В. Максимова, с его описанием Архангельской губернии, благодаря его беллетризованному тексту и современным переизданиям весьма популярен.(32)

Максимов в своем описании Архангельской губернии утверждает, что поморы — это жители побережий Белого моря, отдельных его берегов. В тексте у Максимова отдельно упоминаются: «кемские поморы», «архангельские поморы», «поморы Терского и Карельского берегов», «поморы мезенские» и «терские поморы».(33) По С.В. Максимову, поморы ещё живут на прибрежье Летнего и Онежского берегов Белого моря.(34)

Но из всех этих поморов, по версии Максимова, «исключительно» поморами называются обитатели Кемского берега, поскольку «собственно Поморьем» на Белом море является «Поморский берег». Максимов утверждает:

«Поморским берегом, или собственно Поморьем, на языке туземцев называется западная часть Онежского залива между двумя уездными городами губернии: Онегой и Кемью. Дальние поморы мезенские и терские обыкновенно зовут этот берег Кемским. Мы следуем первоначальному названию этого берега по той причине, что поморцами, поморами называются исключительно обитатели Кемского берега».(35)

Возвратная форма — «называются» — очевидным образом указывает на явление, которое в современной антропологии называется «идентичность». Т.е. «кемские поморы» по своей идентичности — «поморы».

Но по другой версии С.В. Максимова? «собственно Поморье» имеет в Западном Беломорье большую протяж`нность — «начиная от городка Онеги и оканчивая последними деревнями дальней Кандалакшской губы — Княжой и Кандалакшей».(36) Т.е. под «Поморьем» С. В. Максимов разумеет не только «Поморский берег», но и «Карельский берег» до Кандалакши. Следовательно, носители поморской идентичности проживали по всей береговой линии Западного Беломорья.

В других фрагментах «Года на Севере» это «собственно Поморье» именуется у С. В. Максимова «кемским Поморьем».(37) Его и населяют «кемские поморы».

Центр «собственно Поморья», утверждает Максимов, — город Кемь, который «по всей справедливости, почитается центром промышленной деятельности всего Поморского края».(38) В другом фрагменте Максимов утверждает, что Кемское Поморье — это «корень всего Поморского края».(39) Таким образом, С.В. Максимов знает и такое ключевое для истории «русских поморов» в ХIХ веке понятие, как «Поморский край». Но он не концентрирует в «Годе на Севере» внимание своих читателей на нём, хотя «Поморским краем» в российском законодательстве середины ХIХ века и определялась территория проживания всех «русских поморов» в Архангельской губернии.

Губернский центр — Архангельск, — по С.В. Максимову, не относится к Поморью: «Самый Архангельск представлял более оживлённую картину, чем тогда, как оставлял я этот город для Поморья».(40)

Максимов определённо считает поморов за «простых русских людей».(41) Здесь он обращает внимание на их речь, называя ее «наречием», т.е. диалектом в тогдашней терминологии:

«Едва понятная, по множеству провинциализмов, речь моего собеседника была для меня ещё не так темна и запутанна, как темна, например, речь дальних поморов. На наречие ямщика, видимо, влияли ещё близость губернского города и некоторое общение с проезжающими. В дальнем же Поморье, особенно в местах удалённых от городов, мне не раз приходилось становиться в тупик, слыша на родном языке, от русского же человека непонятные речи. Прислушиваясь впоследствии к языку поморов, наряду с карельскими и древними славянскими, я попадал и на такие слова, которые изумительны были по своему метко верному сочинению, таково, например, слово нежить».(42)

В другом фрагменте С.В. Максимов называет язык поморов «поморским наречием» — «всегда метким и оригинальным».(43)

В целом, можно сделать выводы по работе С.В. Максимова. Он подробно описал в ней поморские промыслы на Мурмане, поморское мореплавание и поморское судостроение. Однако, как и в случае с определением поморов, Максимову очевидным образом не хватает определённости и завершенности в его тексте в отношении поморов. Так, например, ему осталось неизвестно государственное законодательство о поморах и поморской торговле. В этой связи он не рассматривает поморскую торговлю как особенное явление в Российской империи, когда представителям крестьянского сословия была разрешена внешняя торговля с норвежцами. Из описания Максимова у читателя может даже сложиться впечатление, что поморская торговля с Норвегией была контрабандной.(44)

Отдельные противоречия в отношении описания поморов и Поморья у С.В. Максимова, в частности, связаны и с тем, что он использовал литературу своих предшественников при составлении описания Архангельской губернии. Однако нигде в своём тексте С. В. Максимов эти литературные тексты, послужившие ему источниками, не упоминает. Очевидно, что в этом плане «Год на Севере» нуждается в текстологическом исследовании.

(Продолжение следует.)

Автор: Дмитрий Леонидович Семушин, архангельский историк, кандидат исторических наук, специалист по исторической географии Русского Севера, Ph. D. Венгерской академии наук.

(1) Очерк путешествия архангельского губернатора А. П. Энгельгардта в Кемский и Кольский уезд в 1895. Архангельск, 1895; Энгельгардт А. П. Русский Север. Путевые записки. СПб., 1897; Бибиков С. Д. Архангельская губерния, ее богатства и нужды по обзору 1912 года. Архангельск, 1912.

(2) Военно-статистическое обозрение Российской империи. Т. 2. Ч. 1. Архангельская губерния. Сост. А. Э. Циммерман. СПб., 1853; Материалы для географии и статистики России. Архангельская губерния. Сост. Н. И. Козлов. СПб., 1865;

(3) Максимов С. В. Год на Севере. СПб., 1859.

(4) Молчанов, К. С. Описание Архангельской губернии, ея городов и достопримечательных мест со многими древними историческими известиями и замечаниями. СПб., 1813; Молчанов К. С. Описание Архангельской губернии. М., 2009; Верещагин В. П. Очерки Архангельской губернии. СПб., 1849.

(5) Архангельский сборник или материалы для подробного описания Архангельской губернии. Ч. 1-2. Архангельск, 1863, 1865.

(6) Цейтлин Г. Поморские вечеринки // Известия АОИРС. 1910. № 19. С. 28-35; Его же. Свадьба в Поморье // Там же. 1910. № 20. С. 10-30; Его же. Поморские народные сказки // Там же. 1911. № 3. С. 180-200; Александров А. Грамотность и пьянство в Поморье // Там же. 1911. № 8-9. С. 687-695; Зобков С. Поморская деревня, ее жизнь и нужды // Там же. 1911. № 11. С. 860-863; Цейтлин Г. Народные игры в Поморье // Там же. 1911. № 13. С. 7-20; Его же. Знахарство и поверья в Поморье // Там же. 1912. № 1. С. 8-16; Мурманский вопрос в освещении Поморского отдела АОИРС // Там же. 1913. № 5. С. 210-212; Дуров И.И. Из нужд Поморского побережья // Там же. 1913. № 12. С. 565-567 и др.

(7) Общество изучения Поморского края // Там же. 1916. № 2. С. 80.

(8) фон Пошман А. П. Архангельская губерния в хозяйственном, коммерческом, философическом, историческом, топографическом, статистическом, физическом и нравственном обозрении. Т. 1-2. Архангельск, 1866-1873.

(9) Случевский К. К. По Северу России. Т. 1-2. СПб., 1886; Суслов В. В. Путевые заметки о Севере России и Норвегии. СПб., 1889; Львов Е. Л. По студеному морю: поездка на Север. М., 1895; Пришвин М. М. За волшебным колобком. Из записок на крайнем Севере России и Норвегии. СПб., 1908.

(10) Плавание брига «Новая земля» под начальством флота лейтенанта А. Лазарева. СПб., 1820; Литке Ф. П. Четырехкратное путешествие в Северный Ледовитый Океан. Ч. 1-2. СПб., 1828.

(11) Островский Д. Н. Путеводитель по Северу России. Изд. 2. СПб., 1899.

(12) Русская земля. Природа страны, население и его промыслы. Сборник для народного чтения. Т. 1. Область крайнего Севера. Сост. Я. И. Руднев. СПб., 1899; Александров Н. Где на Руси какой народ живет и чем промышляет. Чтение 1-е. Изд. 5-е. М., 1897. Архангельский край. Под ред. А. Ф. Соколова. 5-е изд. СПб., 1904; Инфантьева П. Мурманские зуйки. Рассказ из жизни поморов. СПб., 1911; Тулупов Н. В., Шестаков П. М. Белое море и поморы. Книжка для чтения на третьем году обучения. М., 1913.

(13) Зябловский Е. Ф. Землеописание Российской империи для всех состояний. Ч. 3. СПб., 1810. С. 447-515.

(14) Приключения Суханова, русского природного ваятеля // Отечественные записки Павла Свиньина. 1818. С. 188-219; Допросы русских промышленников о Шпицбергене // Дух журналов. 1818. № 21. С. 634–646.

(15) Плавание брига «Новая земля» под начальством флота лейтенанта А. Лазарева. СПб., 1820.

(16) Литке Ф. П. Четырехкратное путешествие в Северный Ледовитый Океан. Ч. 1. СПб., 1828. С. 285; Ч. 2. С. 28.

(17) Русский иллюстрированный альманах. С 200 рисунками, гравированными на дереве. СПб., 1858. С. 33-35.

(18) Там же. С. 33.

(19) Верещагин В. П. Очерки Архангельской губернии. СПб., 1849.

(20) Там же. С. 221.

(21) Там же. С. 397.

(22) Там же. С. 155-156.

(23) «Этногенез поморов был обусловлен слиянием культур протопоморских, преимущественно угро-финских (чудских) племен Беломорья и первых древнерусских колонистов, активно заселявших территории Заволочья». — Справка о поморах в министерство юстиции, подписанная ректором Поморского государственного университета В. Н. Булатовым.

(24) Верещагин В. П. Очерки Архангельской губернии. С. 165-166.

(25) Там же. С. 353.

(26) Там же. С. 216-217.

(27) Там же. С. 217.

(28) Там же. С. 236

(29) Там же. С. 241.

(30) Там же. С. 239.

(31) Там же. С. 242.

(32) Для ссылок автор пользовался современным изданием: Максимов С. В. Год на Севере. Архангельск, 1984.

(33) Там же. С. 31, 47, 172, 223, 245.

(34) Там же. С. 68.

(35) Там же. С. 245.

(36) Там же. С. 191.

(37) Там же. С. 31, 63, 85.

(38) Там же. С. 246.

(39) Там же. С. 85.

(40) Там же. С. 337.

(41) Там же. С. 45.

(42) Там же. С. 59.

(43) Там же. С. 102.

(44) См. описания поморской торговли с Норвегией у С. В. Максимова: Там же. С. 62, 85, 112, 212, 283, 285, 289, 545.

Так, например, историки-скандинависты САФУ до последнего времени полагали, что поморская торговля со стороны русских поморов в ХIХ веке носила контрабандный характер, хотя она после 1810 года была оформлена в Российской империи законодательно. См.: Зарецкая О. В., Шагин М. С. Становление и трансформация торговых связей поморов с жителями Северной Норвегии к концу XIX века // История и культура Русского Севера и Арктики. Сборник научных статей студентов, аспирантов и молодых ученых САФУ. Сост. О. В. Зарецкая. Архангельск, 2018. С. 79.

Источник

СОЧИНЕНИЕ «ПОМОРСКАЯ БЫЛЬ БОРИСА ШЕРГИНА»

Авторы
Руководители
Файлы работы
Наградные документы

Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке «Файлы работы» в формате PDF

Лежащий в печали человек

всегда хочет встать да развеселиться.

И чтобы сердце твоё развеселилось, совсем не надобно, чтоб вдруг изменились

житейские обстоятельства.

Развеселить может светлое слово доброго человека

Борис Шергин.

С творчеством Бориса Шергина я познакомилась ещё в раннем детстве, когда впервые посмотрела забавный мультфильм «Волшебное кольцо», снятый по мотивам сказки северного писателя. Мне понравилось в этом мультфильме всё: сюжет, персонажи, милый северный говор и конечно незабываемый голос рассказчика за кадром, в исполнении Евгения Леонова. Впоследствии я посмотрела другие мультфильмы по сюжетам Шергина, прочитала его книги, из них узнала много интересного и поучительного об истории моей родины – Архангельской области, выполнила скульптуры и картины по сказам и былям любимого писателя.

История Русского Севера древняя и славная. С давних времен из Новгорода к Белому морю, переселились предки нынешних поморов. Они стали ходить за рыбой сначала по Двине и у морских берегов, а потом– все дальше в море на промысел за тюленями и моржами. Все шире расселялись новые пришельцы по морскому берегу; их так и назвали поморами.

Родители Шергина Виктор Васильевич и Анна Ивановна были хорошими рассказчиками, мама любила поэзию. По словам Бориса: «Маменька мастерица была сказывать… как жемчуг, у нее слово катилося из уст». Он любил слушать увлекательные рассказы друзей отца – именитых корабельных плотников, капитанов, лоцманов и зверобоев. Еще учась в школе, стал собирать и записывать северные народные сказки, былины и песни. Вот как вспоминает о годах учёбы сам Шергин: «Больше всего успевал я, учась, в языках, совсем недавалась математика: из-за нее не любил я школы, бился зиму, как муха в паутине. Жизнь была сама по себе, а наша школа сама по себе. Город наш стоял у моря, а ни о Севере, ни о родном крае, ни о море никогда мы в школе не слыхали. А для меня; это всегда было самое интересное…»

Север завораживал маленького Борю своей таинственной красотой: «Родную мою страну обходит с полуночи великое Студеное море – седой океан. От Студеного океана на полдень развеличилось Белое море, наш светлый Гандвик. В Белое море пала Архангельская Двина. Широка и державна, тихославная та река идет с юга на полночь и под архангельской горой встречается с морем. Тут островами обильно: пески лежат и леса стоят. Где берег возвыше, там люди наставились хоромами. А кругом вода. Куда сдумал ехать, везде лодку, а то и кораблик надо. В летнюю пору, когда солнце светит в полночь и в полдень, жить у моря светло и любо. На островах расцветают прекрасные цветы, веет тонкий и душистый ветерок и как бы дымок серебристый реет над травами и лугами.». С детства проявлял Борис большие способности к рисованию. Срисовывал орнаменты и заставки старинных книг, учился писать иконы в поморском стиле, расписывал утварь. Первые три книги Шергина оформлены автором собственноручно в «поморском стиле». Борис Викторович с теплотой вспоминал годы учёбы в Москве в старейшем Строгановском центральном художественно-промышленном училище. Этот период жизни Шергина стал, вероятно, главным временем становления его творческой личности. Он по-настоящему глубоко и полно осознал значение народной культуры и ощутил настоятельную потребность сделать все, что в его силах, чтобы не дать погибнуть «отходящей красоте».

В годы учебы в Москве Шергин сам выступал в качестве исполнителя баллад Двинской земли, иллюстрировал своим пением лекции по народной поэзии в Московском университете. В рассказах Шергина и в переданных им старинных сказаниях с большой поэтической силой показана глубокая, крепкая связь поморов со своим «отеческим морем». Особенно ярко, своеобразно эта связь показана в сказаниях «Братанна» и «Гнев». Борьба с суровой природой выковала у поморов крепкий характер, уменье не теряться в трудных обстоятельствах, решительность и твердость духа.

Помор, ушедший в море на промысел, любит вдали от берега послушать и сам рассказать о виденном – он тонкий ценитель искусства слова. Испокон веку у поморов были свои талантливые певцы, сказители. В бурном, изменчивом море одному человеку несдобровать, и поморы шли на промысел артелью, дружиной. Крепкая дружба, взаимная помощь связывали дружину. Помор всегда был готов выручить в беде товарищей: на промысел выйдешь– опирайся на товарища, но и сам помогай ему, береги, как себя, – это закон для помора.

С одним из законов морского устава знакомит читателей рассказ «Круговая помощь»: «На веках в Мурманское становище, близ Танькиной губы, укрылось датское судно, битое непогодой. Русские поморы кряду принялись шить и ладить судно. Переправку и шитье сделали прочно и, за светлостью ночей, скоро. Датский шкипер спрашивает старосту, какова цена работе. Староста удивился: Какая цена! Разве ты, господин шкипер, купил что? Или рядился с кем? Шкипер говорит: Никакой ряды не было. Едва мое бедное судно показалось в виду берега, русские поморы кинулись ко мне на карбасах с канатами, с баграми. Затем началась усердная починка моего судна.Староста говорит: Так и быть должно. У нас всегда такое поведение. Так требует устав морской.» Но не всегда даже крепкое морское братство могло спасти поморов от неминуемой гибели в ледяном океане. В рассказе «Поморская быль» описан случай трагической гибели на пустынном островке двух братьев-поморов Ивана и Андрияна. Оставшись без лодки, унесённой штормом, братья не впали в отчаянье, а решили оставить людям весточку о себе. Из обломка лодки вырезали искусно памятную доску, где записали каждый день своего заточения на острове. С философским спокойствием относятся братья к неминуемой гибели: «Оттого, что ещё двух промышленников не станет на свете, белому свету переменения не будет…Смерть не всё возьмёт – только своё возьмёт…»

В 1922 году Шергин переехал в Москву, где жил бедно. В подвале в Сверчковом переулке он писал сказки, легенды, поучительные истории о своем русском Севере. При жизни писателя опубликовано 9 книг. Шергин как рассказчик и сказочник стал известен раньше, чем Шергин-писатель.

Уникальность писателя, неповторимость его творчества состоит в том, что он сумел соединить две художественные системы– литературу и фольклор. Книги Бориса Шергина в наши дни как никогда актуальны и современны, даже злободневны, в пору утраты представлений о духовных и культурных ценностях, оставленных нам в наследство прадедами, они возвращают нас к этим ценностям, вразумляют, радуют, обогащают. Он показывает читателю жизнь, наполненную высоким смыслом, жизнь, основанную на безукоризненных нравственных принципах. В 1979 году Виктор Калугин писал: «Чем больше вчитываешься в эту своеобразную поморскую летопись, составленную нашим современником, тем больше убеждаешься: не прошлому, а настоящему и будущему принадлежит она».

На всем протяжении своей творческой жизни и четыре десятилетия, прошедших со дня его смерти, Шергин тихо и ровно светит нам, как негасимая лампада, и ждет, когда мы за ослепительными вспышками фейерверков и назойливыми неоновыми огнями разглядим этот ясный свет и придем к нему.

Просмотров работы: 2401

Источник

Поморы – этнографическая группа, сложившаяся на побережьях Белого моря и северных рек: Онеги, Печоры, Северной Двины, Мезени. Их далекие предки – русские выходцы из Новгорода и Пскова, ушедшие на север в раннем Средневековье, и финно-угорские племена, жившие в то время на беломорских берегах.

Из истории

Митрофан Берингов, «Поморы», 1925–35 гг.

Фото: culture.ru

Особая этническая группа – поморы – сложилась в X–XII вв., тогда же появилось и ее название. Жители Новгорода и Пскова, пришедшие на берега Студеного моря (древнее название Белого), быстро освоили – а точнее, создали – особый тип морского хозяйства, незнакомый местным коренным жителям – финноугорским племенам. Рыболовство, охота, в том числе на морского зверя, судоходство, морская торговля – его основа.

Постепенно формировался язык поморов – «поморьская говоря». Поморы жили обособленно, из-за этого в их речи долго сохранялись древнейшие черты новгородского диалекта. В то же время в «говоре» немало финноугорских и норвежских заимствований – в первую очередь это географические названия.

Жители русского Севера, в том числе поморы. Энциклопедия «Россия в картинках». 1906 год.

Полезные ссылки

Хранители русских древностей

Картина «Поморы», конец XIX – начало XX вв.

Фото: музей-заповедник «Зарайский кремль», goskatalog.ru

Поморы оказались главными хранителями не только древнего русского языка, но и фольклора. Например, былины кажутся нам «делами давно минувших дней». А на Русском Севере они вплоть до ХХ века исполнялись, по сути, ежедневно: во время артельной рыбной ловли, охоты; мамы и бабушки напевали их детям, попутно занимаясь домашними делами. Так в среде поморов формировались целые сказительские династии: Крюковы, Рябинины, Поздеевы…

В середине XIX века фольклорист и этнограф Павел Рыбников записал в поморских поселениях несколько сотен древних русских былин. До тех пор они считались исчезнувшим жанром.

Сохраняется сказительская традиция у поморов и в наши дни. Самая, пожалуй, известная ее представительница – Софья Николаевна Брусникина, которая собирает и исполняет традиционные поморские былины, сказки, песни, причитания и плачи. Есть в ее репертуаре и произведения Бориса Шергина (1893-1973), фольклориста, писателя, сказочника, художника – также родом из поморов.

Фото: Музей полярников им. В. И. Альбанова, goskatalog.ru
Книга Бориса Шергина, 1947 г.

Полезные ссылки

Первые русские мореходы

Открытка почтовая с репродукцией картины В. В. Переплетчикова «Поморы въезжают в Архангельский порт», нач. XX в.

Фото: Кунгурский историко-архитектурный и художественный музей-заповедник, goskatalog.ru

Некоторые исследователи считают, что история поморов как субэтноса началась с ушкуйников – новгородских вооруженных мореплавателей, торговцев и пиратов – перебравшихся на беломорское побережье. Свое прозвище северные «джентльмены удачи» получили по их парусно-гребным судам – ушкуям. Они имели морскую и речную разновидности, могли быть транспортными и грузовыми и вмещали до 40 человек и до 15 тонн груза.

Эта версия объясняет стремительное развитие кораблестроения и судоходства у поморов, хотя далеко не все ученые поддерживают точку зрения об их связи с ушкуйниками. В любом случае то, что поморы были лучшими мореходами своего времени, сомнению не подлежит. Более того, на протяжении нескольких веков они оставались единственными полярными мореплавателями. Кстати, по легенде, именно поморы первыми в мире добрались до архипелага Шпицберген.

К XII веку поморы полностью освоили Белое море, с XIII века начали ходить в Европу, а в XVII отправились на восток и морским ходом добрались до Колымы и будущего Берингова пролива. То есть первыми прошли по Северному морскому пути.

Гравюра «Поморы-зверобои», Семен Григорьев, 1979 г.

Фото: Музейное объединение «Художественная культура Русского Севера», goskatalog.ru

Коч и другие суда

Надежда Бом-Григорьева. «Поморы в карбасе». 1920–30 гг.

Фото: Музейное объединение «Художественная культура Русского Севера», goskatalog.ru

Для морского промысла, перевозки грузов, дальних путешествий поморы использовали суда разных типов. Главным из них был карбас – точнее, его многочисленные разновидности, транспортные и промысловые. Внешне карбасы напоминают ушкуи – это парусно-гребные суда, самые крупные из которых могли взять на борт несколько десятков человек и более 8 тонн груза.

Одним из главных «тяжеловозов» была сойма: управлял ею экипаж из 2–3 человек, зато грузоподъемность доходила до 15 тонн. Лодка осиновка выдалбливалась из цельного ствола осины и при всей простоте конструкции могла перевозить до 350 кг груза.

Раньшина, промысловое судно для рыбалки и охоты на морского зверя, была настоящим маленьким ледоколом. У раньшины подводная часть имела яйцевидную форму, благодаря этому при сжатии льдов судно выталкивалось на поверхность.

Значок «Лодья» из комплекта «Поморские суда».

Фото: Мурманский областной краеведческий музей, goskatalog.ru

Но самое известное поморское судно – лодья (в другом варианте – ладья), огромное, до 25 метров в длину и грузоподъемностью до 300 тонн. Площадь ее парусов достигала 460 кв. м – и это позволяло при попутном ветре проходить до 300 км в сутки.

Модель. Коч поморский (конец ХII – середина ХIХ вв.).

Фото: Музей мирового океана, goskatalog.ru

Для дальних походов поморские мастера создали судно нового типа – коч. Именно на коче великий помор – мореплаватель-первопроходец Семен Дежнев в 1648 году открыл пролив, разделяющий Евразию и Америку. Мы знаем этот пролив как Берингов: открытие Дежнева надолго «затерялось», и Витус Беринг, прошедший его маршрутом 80 лет спустя, получил лавры первооткрывателя. А имя Дежнева носит мыс – крайняя восточная точка России и всей Евразии.

Полезные ссылки

«Море – кормилица»

Открытка «Поморы-рыбаки», нач. XX в.

Фото: Архангельский краеведческий музей, goskatalog.ru

«У моря живем, морем кормимся, море – наша кормилица», – гласит поморская пословица. Поморы называли себя «трескоедами»: рыболовство было их главным промыслом, а рыба во всех видах, от соленой до вареной, – основой рациона. И в наши дни на русском Севере можно попробовать рыбные блюда, приготовленные по старинным рецептам: за века поморская кухня сохранилась почти в неизменном виде.

Знаменитая поморская уха часто готовилась из нескольких видов рыбы. А особый вкус ей придавала печень трески, которую в уху добавляли в последние минуты перед готовностью.

«Визитная карточка» поморской кухни – пироги-рыбники. Рецепт прост: такой пирог – это рыба (иногда двух сортов), целиком запеченная в тесте. Если его пекли на праздник, то и самому пирогу старались придать форму рыбины – таков, например, красный поморский рыбник с начинкой из лососевых, чаще всего из семги.

Праздничный поморский стол невозможно представить и без ржаных пряников-игрушек – козуль. Козули считаются одним из самых древних видов фигурных пряников – сделанные из теста изображения культовых животных выпекали еще в X-ХII веках. Расписанные глазурью прянички были и угощением, и развлечением для детей, и оберегом, и символом богатства и благополучия.

Сегодня ржаные пряники в виде животных, птиц и рыб пекут на Рождество, Новый год, праздник Коляды, на свадьбу, новоселье, рождение ребенка. «Без козули и праздник не в праздник», – так принято говорить у поморов.

Поморская кухня также славится блюдами из ягод и грибов. Ягоды мочат, делают из них морсы. А соленые грибочки – «дежурное блюдо» на столе жителей Беломорья.

Полезные ссылки

Костюм

Набор почтовых карточек «Народы России», «Поморы. Русские», 2017 г.

Фото: Центральный музей связи имени А. С. Попова, goskatalog.ru

«Из прибылей от всех этих сельдей, семги женское население Сумского Посада (село у Белого моря. – Прим. ред.) снаряжает свои роскошные одеяния. Не редкость, что сумлянка к Рождеству изготовляет себе наряд в 300 рублей стоимостью, вышивать они великие мастерицы», – так писал о нарядах поморок в 1880-е годы поэт и переводчик Константин Случевский.

«Роскошь» и «златотканые наряды», упомянутые Случевским, уместны были в праздники. А повседневной одеждой поморок были сорочка и сарафан домашнего изготовления. Впрочем, сорочка для ежедневной носки тоже украшалась – пышными рукавами, «колотьем» – ажурной белой вышивкой с мелким растительным узором, лентами, кружевом. «Борком» – то есть присборенными кружевами и лентами, отделывали и ворот рубахи. Вышивали узоры со сказочными существами и растениями на подолах рубах – они, кроме прочего, выполняли роль оберега.

Сарафан

Открытка. Женский поморский костюм побережья Баренцева моря (начало ХХ в.).

Фото: Томский областной краеведческий музей им. М. Б. Шатилова, goskatalog.ru

Поморки носили сарафаны с раннего детства и до глубокой старости. В поморских селениях сарафаны были обычной одеждой вплоть до 1930-х годов. Самый древний вид поморского сарафана – косоклинный («костыч»). Он имел шов посередине переднего полотнища, косые клинья и подклинки по бокам, лямки и цельнокроенную спинку, напоминающую перевернутую трапецию.

Косоклинные сарафаны могли быть распашными с застежкой впереди. Пуговичек старались пришить побольше – для красоты. Пуговицы для праздничных сарафанов отливались из серебра и меди, а для повседневных годились и оловянные.

Со второй половины ХIХ века сарафаны-костычи носили в основном пожилые женщины – молодежь перешла на «круглые», или прямые, сарафаны. Их крой был проще: шились они из четырех прямых полотен. По подолу прямые сарафаны украшались высокими оборками, «бахромочкой». Верх сарафана обшивался тесьмой, лентой, кружевом. Праздничные поморские сарафаны – ярких, сочных цветов: алые, синие, зеленые, сиреневые, вишневые…

Ткань для повседневных сарафанов поморы изготавливали сами – ткацкие станки были в каждом доме. А для праздничных покупали шелк, шерсть, кашемир, муар… Отсюда названия сарафанов – «гарусники» (шерстяные), «шелковники», «матерья» (шелк, муар), «шумящий» (тафта).

Мужская одежда

Валентин Павлов. «Поморский вечер». 1964 г.

Фото: Городской музей Ангарского городского округа, goskatalog.ru

Модниками были и поморы-мужчины. Праздничная мужская одежда – это атласная рубаха с шейным платком («окутком») и тканым поясом. Удивительно, но поморские крестьяне никогда не носили лаптей – вся обувь у них была только кожаная.

В поморском мужском гардеробе есть вещи, которых не встретишь больше нигде. Например, зимняя меховая шапка-шлем с длинными, до пояса, ушами – «цебаки долгоухи». Или «совик» – одежда с капюшоном, напоминающая по форме сову. Поморы шили совики сами, а оленьи шкуры для них приобретали у соседей – лопарей, зырян и ижемцев.

Полезные ссылки

Источник