Сочинение-рассуждение Румянцевой Марии 8А класс
на тему: «Маленькие узники концлагерей Великой Отечественной войны».
Детский лагерь Саласпилс — Кто увидел, не забудет.
В мире нет страшней могил Здесь когда-то лагерь был- Лагерь смерти Саласпилс. Захлебнулся детский крик И растаял, словно эхо, Горе скорбной тишиной Проплывает над Землей, Над тобой и надо мной. На гранитную плиту Положи свою конфету. Он, как ты, ребенком был, Как и ты он их любил, Саласпилс его убил.
Война… Какое страшное слово! Любая война — это всегда грохот разрывающихся снарядов, кровь, смерть, слезы, страдания…
Мы, нынешнее поколение, больше всего знаем о Великой отечественной войне, когда наш народ защищал свою Родину от вероломного нападения фашистской Германии. Эта кровопролитная война длилась 1418 дней и унесла более 20 (около 27 ?) миллионов жизней наших соотечественников. Немецко — фашистские захватчики отличались особой жестокостью, в том числе по отношению к мирному населению оккупированных территорий. Они не щадили ни женщин, ни стариков, ни детей. Фашисты стремились полностью истребить славянские народы, организовывая массовые расстрелы, сжигая целые села, бомбежками превращая в руины крупные города.
Пожалуй, наиболее жестокой формой массового уничтожения мирного населения и военнопленных были концентрационные лагеря. В полной мере ужасы лагерей смерти претерпели не только взрослые, но и дети. Огромным количеством загубленных детских жизней печально известны такие концлагеря, как Саласпилс, Освенцим, Дахау, Бухенвальд, Равенсбрюк, Аушвиц, Жлобинский лагерь в Гомельской области. За годы Великой отечественной войны в концлагерях погибло около 4 миллионов мальчиков и девочек.
В лагеря смерти детей с матерями и без них доставляли в товарных эшелонах. В вагонах отсутствовали элементарные гигиенические условия , поэтому до пункта назначения живыми доезжали не все.
Сразу по прибытии фашисты отбирали детей у родителей. Это были страшные сцены. Немцы буквально вырывали детей из рук обезумевших от горя матерей. Далее маленьких невольников сортировали на » пригодных» и «непригодных к использованию». От больных и слабых не было никакой пользы, поэтому от них сразу избавлялись, отправляя в газовую камеру или крематорий, некоторых тут же заживо сжигали в яме или на костре в форме фашистской свастики. Тех, кто пытался бежать, расстреливали на месте, упражняясь в меткости стрельбы по бегущей мишени.
Остальных детей брили наголо, одевали в полосатые робы, присваивали каждому номер и отправляли в неотапливаемые бараки. Детей помладше, начиная с грудного возраста, содержали отдельно и строго изолированно. Эти страдальцы находились в положении маленьких животных, лишенных даже примитивного ухода. За грудными младенцами ухаживали , как могли, пяти- семилетние девочки. В таких нечеловеческих условиях десятки детей ежедневно умирали от голода, холода и инфекционных болезней, чаще от кори. По утрам немецкая охрана в больших корзинах выносила из детского барака окоченевшие трупики погибших детей. Они сбрасывались в выгребные ямы, сжигались за оградой лагеря или закапывались в ближайшем лесу. В одном только лагере Саласпилс за год погибало около 3000 тысяч малышей.
На базе концлагерей немцы организовали настоящую «фабрику» детской крови для нужд своей армии. Так, за время существования латвийского Саласпилса от детей, находившихся в этом лагере, было заготовлено 3000 литров крови. Некоторые малолетние узники становились «одноразовыми» донорами,
когда из них выкачивали сразу всю кровь, после чего они умирали. У других неоднократно забирали кровь до потери сознания. Они, как правило, были обречены на медленную мучительную смерть.
Тысячи детей в концлагерях использовались гитлеровцами в качестве живого экспериментального материала для бесчеловечных опытов «арийской медицины». Особым зверством отличался доктор Менгеле. Он занимался актами жестокого насилия над детьми, такими, как расчленение живых младенцев, с научной целью он осуществлял хирургические операции без наркоза и анестезии на здоровых детях, не обращая никакого внимания на их стоны и крики.
Детей постарше, покрепче отбирали для тяжелого принудительного труда. Это было наилучшей участью для узников лагерей. Поэтому те, кто поменьше ростом, вставали «на цыпочки», изо всех сил стараясь дотянуться ручонками до заветной черты на стене, служившей меткой для отбора рабочей силы. Часть этих ребят в дальнейшем продавали, как на невольничьем рынке (или: как рабов?), местным собственникам. Для других находилась работа в лагере: зашивать и таскать из крематория мешки с человеческим прахом, которым немецкие нелюди удобряли поля.
Неудивительно, что лишь немногим маленьким узникам, прошедшим через ад концлагерей, посчастливилось дожить до мирных дней. Но и после освобождения их судьбы были полны трудностей и испытаний . Здоровье этих людей было безвозвратно подорвано, многие морально искалечены. Большинство этих детей попадало в детские дома. В голодные послевоенные годы там тоже было несладко. Многие из бывших узников, те, кто помладше, не знали даже своих имен и фамилий, а значит не имели возможности найти хотя бы кого-нибудь из родственников. Многие дети, освобожденные из концлагерей, как и взрослые, подвергались репрессиям наравне с предателями . Не говоря уже о том, что по-прежнему оставались лишены самого главного — родительской любви, ласки и защиты.
Когда я думала , о чем буду писать сочинение, я перелистывала в памяти рассказы о войне моих бабушек и дедушек, вспоминала фильмы и книги на военную тему, страшные кадры фотохроники, запечатлевшие изможденные фигурки узников концлагерей, перечитала воспоминания людей, испытавших на себе лагерный кошмар и чудом оставшихся в живых… Все это в очередной раз потрясло меня. Эти впечатления так завладели мною, что я не могла думать ни о чем другом. Колючий комок застрял в горле, холодное оцепенение охватило все тело, слезы стояли в глазах… Долго не могла я заснуть в тот вечер. На другой день эти впечатления постоянно преследовали меня.
И тут на какое-то мгновение пришла мысль: «А, может, не надо вспоминать и думать о тех леденящих душу событиях? Ведь все это уже в прошлом; а сейчас надо радоваться жизни, не омрачая ее такими тяжелыми воспоминаниями?» Немного подумав и устыдившись собственных мыслей, твердо решила: «Нет, об этом нужно ЗНАТЬ, нужно ГОВОРИТЬ, нужно ПОМНИТЬ и нам, и будущим поколениям!»
По-моему, об этом надо знать уже затем, чтобы по-настоящему ценить день сегодняшний под мирным небом над головой и надежным родительским крылом с изобилием на столе и множеством развлечений.
Еще, на мой взгляд, надо знать о жизни наших ровесников в концлагерях Второй мировой и для того, чтобы не раскисать перед сегодняшними трудностями, не ныть и не жаловаться иногда на жизнь. Еще недавно мы боялись прививок и уколов, требовали от родителей какую-нибудь игрушку и считали жутко несправедливым их отказ, выбирали и до сих пор выбираем, что нам поесть, а что не хочется, жалуемся на жизнь из-за загруженности в школе… Но какими же мелкими и порой никчемными видятся эти «проблемы» на фоне страданий детей в лагерях смерти! Маленькие узники не могли даже мечтать о том, из чего состоит наша сегодняшняя жизнь. Постоянные голод и страх заслоняли все другие мысли, но главной мечтой, думаю, было желание выжить. Война лишила детства тысячи мальчишек и девчонок, перечеркнув их жизни колючей проволокой.
Но самой главной причиной, по которой мы не в праве молчать об ужасах детских концлагерей, я считаю то, что спустя почти 70 лет после окончания Второй мировой войны во многих странах начинают возрождаться нео-фашистские и прочие нацистские движения. Наверное, молодое поколение забывает, а, может, и не знает всей правды о той страшной войне… Не оттого ли, например, в пригороде Риги в нескольких метрах от бывшей территории лагеря Саласпилс, где земля буквально пропитана детской кровью, теперь находится зона отдыха жителей Латвии. Об этом свидетельствуют лесные опушки и полянки, заваленные мусором после пикников. Поэтому о детских концлагерях, я уверена, надо рассказывать как об одном из самых отвратительных проявлений фашизма. Чтобы страшные ростки неофашизма не могли прорасти ни в одном уголке Земли.(или: нашей планеты?).
Сейчас выжившие узники концлагерей живут среди нас. Их осталось совсем немного. Они скромны и, как правило, незаметны. В День Победы их не узнаешь по блеску орденов и медалей. И пусть они не принимали участия в боевых действиях, не ковали победу в тылу. Все равно для меня они — герои . Эти люди, испившие в детстве чашу войны, полную горя, страданий, унижения, голода, побоев, одиночества и полной незащищенности, заслуживают нашего искреннего уважения, сострадания и заботы. Мы обязаны помнить о них и передать эту память потомкам.
ХI Международный конкурс работ школьников, студентов и преподавателей
«Память о Холокосте — путь к толерантности»
СОЧИНЕНИЕ-ИССЛЕДОВАНИЕ
«Мы так неудержимо жить хотели…»
Автор: Попова Татьяна Николаевна,
учитель русского языка и литературы
первой квалификационной категории
МОУ « Средняя общеобразовательная школа № 16
города Балашова Саратовской области»
Город Балашов
2012год
Память о Холокосте необходима, чтобы наши дети
никогда не были жертвами, палачами или
равнодушными наблюдателями…
И. Бауэр
Мир людей… Он так вечен и так … хрупок! И в этом мире человек любит, верит, прощает, спасает… живет…. А еще… страдает, боится, плачет, изменяет, ненавидит, предает, мстит, убивает…. И тогда мир людей рушится ,а по всей земле стоит хрустальный звон несбывшихся надежд, несостоявшихся встреч, несказанных слов, разбившихся судеб. И день превращается в ночь, а ночь становится беспросветно — тёмной и тревожной, кажется, что она будет длиться целую вечность, и никогда уже не наступит светлое пробуждение…
Так уже было. В ночь с 9 на 10 ноября 1938 года по всей Германии в течение 24 часов стоял невыносимый звон разбившегося стекла и человеческих жизней. Нацисты громили еврейские кварталы. 1400 разрушенных синагог, сожженные и поруганные святыни, разбитые витрины и стекла домов, 91 человек убит, тысячи евреев арестованы и сосланы в концлагеря…
Это было совсем недавно… В ХХ веке, в котором родились мы с вами, и о котором русский поэт М. Волошин с горьким предчувствием говорил: «Мне на плечи кидается век-волкодав…». Век, оставивший после себя тяжелое наследие Холокоста. Владеть им тяжело, но и предавать забвению нельзя, недопустимо, преступно….
В ноябре 1995 года Генеральная конференция ООН приняла Декларацию принципов толерантности. В ней говорится: «Понятие толерантности означает уважение, принятие и правильное понимание многообразия культур нашего мира, форм самовыражения и проявления человеческой индивидуальности. Это то, что делает возможным достижение мира и ведет от идеологии насилия и войн к культуре мира. Толерантность – это не уступка, не снисхождение или потворство. Это, прежде всего, активное отношение, сформированное на основе признания универсальных прав и основных свобод человека. Ни при каких обстоятельствах толерантность не может служить оправданием посягательства на основные ценности. Толерантность должны проявлять отдельные лица, группы и государства».
В честь принятия Декларации 16 ноября было объявлено Международным Днем толерантности.
К сожалению, современный мир полон событий, которые являются ярким проявлением не толерантного поведения, доходящего до геноцида.
В борьбе против страшных процессов важно обращаться к прошлому человечества, в предыдущие эпохи, анализировать причины, механизмы возникновения и развития нетерпимости, порой превращаемой в государственную политику.
Пожалуй, одним из самых страшных проявлений нетерпимого поведения является Холокост.
Механизмом осуществления Холокоста стали лагеря смерти, созданные фашистами для физического истребления людей, объявленных «недочеловеками», к которым нацисты относили славян, евреев, цыган и многих, многих других. В 1941-1942 гг. в Польше были созданы 6 лагерей смерти для уничтожения евреев — Хелмно, Белжец, Собибор, Треблинка, Майданек, Освенцим. Только в Освенциме (Аушвице) было убито более 1 миллиона евреев. Он был впервые опробован на советских военнопленных. Врачи Освенцима проводили селекцию и опыты над обреченными. Узников уничтожали вплоть до середины января 1945г.
Воздухонепроницаемые фургоны с выведенными внутрь выхлопными газами использовались в лагере смерти Хелмно (здесь уничтожили 300.000 евреев). Он начал действовать уже в декабре 1941 г.
Лагерь смерти Белжец функционировал с марта по декабрь 1942 г. Здесь погибло около 600.000 евреев.
В Треблинке до августа 1943 г. нацисты уничтожили 870.000 евреев.
В октябре 1943 г. (после восстания и побега узников) прекратил существование лагерь смерти Собибор, в котором погибли 250.000 евреев.
Сотни тысяч евреев были уничтожены в Майданеке под Люблином.
На всём протяжении многовековой еврейской истории никогда антисемитизм не принимал столь чудовищных размеров и таких звериных форм, как в период нацистского владычества.
« Живой груз смерти» нескончаемым потоком стал прибывать к последней станции на Земле.
Из-за нечеловеческих условий транспортировки треть «живого груза» умирала по пути к месту назначения — лагерям смерти. Остальная же часть несчастных, не знающих, что их ждет и не понимающих пока того, что лучше было бы погибнуть в пути и не узнать приготовленных для них ужасов, всё-таки прибывала…
Здесь евреям предстояла селекция, та селекция, которая неведома была ещё учёным-физиологам : молодых и здоровых отправляли на работы, детей — на медицинские эксперименты и издевательства, пожилых и больных — в газовые камеры. Нацисты старались, чтобы узники ничего не знали о грозившей им участи. Разработанная ими система сокрытия оставляла евреев в неизвестности вплоть до газовой камеры.
Прибывающие на железнодорожные станции под предлогом приведения себя в порядок после дороги направлялись с «душевые».
Вывеска на нескольких языках (немецком, французском, греческом, венгерском) гласила : «Бани и дезинфекция». Хорошее освещение, десятки скамеек, сотни пронумерованных вешалок. Первоначально измученных дорогой людей ничего не настораживало, наоборот, некоторые испытывали смутное чувство надежды, что всё выяснится, что всё не так уж и плохо…
Охранники кричат: «Всем раздеться! Дается десять минут!»
Люди стесняются, … смотрят друг на друга. Приказ повторяют более резко, и на этот раз нерешительно, но спокойно, люди подчиняются. «Запомните номер своей вешалки, чтобы получить одежду!» Среди них снуют лагерные прислужники, подбадривая, помогая раздеться слабым телом и духом. Некоторые матери пытаются спрятать младенцев в кучах одежды, но они быстро обнаруживают себя.
Сопровождаемая по бокам охранниками толпа обнаженных людей через большие дубовые двери медленно перемещается во второе помещение, такое же большое, как и первое, но абсолютно голое, если не считать поддерживающие потолок четыре толстые квадратные колонны, расположенные с интервалом в двадцать метров. В нижней части каждой колонны металлическая решетка. Помещение заполняется, двери закрываются.
В помещение подавался газ «циклон В» — и через 5 минут люди, находившиеся в газовой камере, погибали. В Освенциме за один день подобным образом убивали 12 тысяч человек, тела которых впоследствии сжигались в печах крематория:
Их сгоняли в душный крематорий,
Оттеснив подальше от дверей.
Все смешалось: детским крикам вторил
Стон обезумевших матерей!
Приходил священник, скрыв тревогу,
Улыбался кисло, сколько мог:
— Помолитесь, люди, на дорогу,
Не ропщите, люди, с нами Бог!…
Только не услышал Бог проклятий,
Самых страшных, что на этом свете.
Равнодушно он глядел с распятья,
Как живыми здесь горели дети,
Как земля от ужаса стонала,
Черным дымом покрывалось небо.
Стоны, крики — все потом стихало,
Дети не просили больше хлеба…
Траурных хоралов им не пели,
В пепел не бросали им цветы,
День и ночь над лагерем горели
Огненные, черные кресты..
В лагерях смерти уничтожение людей проводилось на индустриальной основе. Были оборудованы газовые камеры и печи для сжигания трупов — крематории. С помощью этих орудий смерти в течение 1942 г. были уничтожены свыше 3,25 млн. евреев, живших в Восточной Европе.
Но такие методы умерщвления людей не были единственными, нацисты изобрели и пополняли «сокровищницу способов уничтожения людей» каждый день, благо им было на ком экспериментировать…
В концлагерях и в лагерях смерти существовала группа врачей-эсэсовцев, проводивших на заключенных свои преступные «медицинские опыты». Эти действия, не имевшие ничего общего с наукой, причиняли заключенным неописуемые страдания и часто ускоряли их смерть. Речь идет о группе врачей, стремившихся достичь личных успехов в области медицины. Побуждаемые безмерным честолюбием и садистскими инстинктами, они не останавливались перед тем, чтобы использовать людей в роли подопытных кроликов. Людей оперировали без наркоза, удаляли им половые органы, безжалостно стерилизовали и кастрировали, иногда с помощью рентгеновских лучей. Заключенные проверялись на способность выдержать низкое атмосферное давление и низкие температуры организма. В Бухенвальде проводились также и другие эксперименты: опыты по заражению желтой лихорадкой, оспой , дифтеритом.
Узников разного возраста и пола искусственно заражали тяжелыми инфекционными заболеваниями и вели наблюдения, кто первый — дети или женщины — умрут, как долго их организм сможет сопротивляться вирусам. Часто людей, не доводя до смерти, оперировали вживую т.е. без наркоза, вырезая им различные органы, для того чтоб посмотреть в каком состоянии находятся органы человека на каждой стадии заболевания.
Экспериментировали с отравляющими веществами, т.е. определяли на какую массу тела и на какую возрастную группу, какой дозы отравляющего вещества достаточно для наступления смерти. Пересаживали узникам половые органы, якобы для определения влияния гормонов на жизненный тонус. Из всей группы отобранных для данного опыта выжить не удалось никому.
Свой весомый вклад в «копилку» страшных смертей внесли и дети, « маленькие жизни Холокоста», которым так хотелось жить, которые до последней минуты жизни не верили и не знали, что с ними так могут поступить… Они не могли даже предположить, что станут « мелкой разменной монеткой» в крупных дьявольских играх « сверхлюдей»… Так, в хорватском лагере Стара-Градишка, отобрав около 70 детей, фашисты разместили их на чердаках и в подвалах, лишив пищи и ухода. Дети заболевали и умирали.
При этом фашистские звери оставляли больных детей рядом со здоровыми, мертвых — рядом с живыми. Истощенных и ослабленных детей они затем стали ликвидировать в массовом порядке. Только в течение нескольких месяцев 1942 года в Стара-Градишке было уничтожено более 7 тыс. детей-узников.
В июле в лагерь прибыла немецкая комиссия по набору рабочей силы. Было объявлено, что дети тех матерей, которые добровольно изъявят желание поехать на работу в Германию, будут освобождены из лагеря и переданы до их возвращения под опеку Красного Креста. Так были созданы специальные концентрационные лагеря. Менее чем за месяц в эти лагеря из смешанных лагерей было переселено 10 тыс. детей в возрасте от нескольких дней до 14 лет. В результате и без того измученные дети остались совершенно одни, без матерей и близких, в лагерях, где их ожидала неизбежная смерть.
Переселением детей занималась социальная служба, а также Красный Крест, который использовался, как прикрытие с целью успокоить матерей и общественность. Но обман скоро обнаружился, и матери стали отказываться отдавать детей, предпочитая умереть вместе с ними. Тогда детей стали отнимать силой.
В старом замке в селе Горня Риека, в хорватском Загорье, с первых дней оккупации располагался известный лагерь для евреев, преобразованный в июне 1942 года в лагерь для детей. Он получил название «детский дом» и находился под управлением фашистской организации «Усташская молодежь». Здесь, в помещениях, зараженных сыпным тифом, было размещено 300 еврейских детей, мальчиков в возрасте от 10 до 14 лет, которых доставили тремя партиями . К 13 августа 1942 года в «детском доме» умерло 150 детей, а 150 было отправлено в больницы Загреба.
В июне 1942 года был создан специальный лагерь для детей в Сисаке, функционировавший и в 1943 году. Он назывался «приютом для детей беженцев», и должен был служить местом пребывания только для детей, матери которых находились в концентрационном лагере в Сисаке. Однако сюда доставлялись дети и из других лагерей, а также из сел.
Лагерю в Сисаке принадлежит особое место среди всех лагерей, так как в нем нашли приют новорожденные, грудные и малолетние дети. Здесь жесточайшим пыткам подвергались матери и их дети — самые невинные создания на свете.
Мы знали, что умрем мы не в постели,
И потому – судьбе наперекор –
Мы так неудержимо жить хотели,
Как, может, не хотели до сих пор.
Но даже и в последние годы войны, когда, казалось бы, ее исход предрешен, жизнь детей в концлагерях не улучшилась. К тому времени лагеря, находившиеся на освобожденных территориях, переносились на пока еще оккупированные территории. Так, например, в конце осени 1944 года начались первые этапы из Аушвица (фашистский лагерь в Польше) в Берген-Бельзен, Гросс-Роден, Заксенхаузен и другие лагеря. В то время как в армиях союзников продолжалась дискуссия о «возможной пользе воздушной бомбежки Аушвица» — лагерь «разбирали». Сначала перевезли в укромное место в Германию ценности, скопившиеся на складах, т.е. личные вещи и одежду убитых, после этого переправили и узников.
12 января 1945 года Гиммлер принял Миси на вторую беседу и обсудил с ним необходимость решения еврейского вопроса. Они пришли к договоренности, что каждую неделю в вагонах 1-го класса 1200 евреев, в том числе и детей, будут переправляться в Швейцарию. В обмен на это Гиммлеру, среди прочего, было обещано уменьшение антинемецкой пропаганды в мире . Однако, об этом стало известно Гитлеру, и «операции Миси» прекратились. Через несколько дней, в середине января, Гиммлер издал приказ об эвакуации узников, «способных шагать». Этот приказ оказался смертным приговором для тысяч обессиленных, ибо коменданты лагерей и эсэсовцы делали свое дело как следует. В этой ситуации опять же больше всего страдали старики и дети. Именно им сложнее всего было проделать столь долгий и нелегкий путь.
Об этих «походах» людям стало известно из рассказов спасшихся, по описаниям случайных очевидцев. Эти муки застали узников уже в последние месяцы войны — вереницы призраков, колонны человеческих скелетов, прокладывали себе дорогу в Германию. Дни и ночи двигались длинные процессии людей по заснеженным дорогам, без пищи и нужной одежды. Ослабевших и больных добивали выстрелом в затылок, другие умерли, замерзая на обочинах или обессилев там от голода. Лишь немногие дошли до цели.
По данным на 15 января 1945 года, число узников концлагерей — 714211 человек. Предполагается, что, по крайней мере, треть всех этих узников настигли муки насильственной эвакуации:
«Они шли… женщины и дети, мужчины и подростки из всех стран света… преследуемые народы, подгоняемые окриками сумасшедших, свистом пуль, лаем собак. Шли, обессилевшие от холода и голода, и от их деревянных башмаков вздрагивала обезумевшая земля. Шли, и шаги по спящей земле отдавались жутким эхом и болью пяти лет мук в лагерях…»
Приказ об эвакуации был отдан в середине января 1945 года, после приближения Красной армии . 18 января началась окончательная эвакуация 58 тысяч узников Аушвица. На месте остались лишь больные и обессиленные с группой врачей и медсестер — всего около 7 тысяч человек, в основном, евреи. Через неделю лагерь был освобожден войсками Первого украинского фронта . Аушвиц, этот город ужасов, стал своеобразным символом — «планетой, наполненной трупами», который лежит тяжким грузом на совести всего мира, грузом который до сих пор тяготит человечество! Как же такое могло произойти? Где же был человеческий разум? Ведь даже злая волчица готова перегрызть глотку любому за своих детёнышей, а мы, люди?!..
После эвакуации Аушвица пришел черед и других лагерей — началась отправка узников в саму Германию.
Незадолго до поражения нацистское руководство занималось проблемой узников лагерей, и евреев, в частности. Известно, что сам Гитлер приказал уничтожить узников лагерей, «чтобы они не стали победителями в конце войны». Некоторые из его приближенных стали свидетелями его гнева, когда он узнал, что узники Бухенвальда были освобождены американской армией, хотя в лагере осталось меньше половины узников, а 28 тысяч, в основном евреи, были переправлены в другие места до освобождения. Он потребовал оставлять в лагерях только больных и «переводить» всех остальных
Холодной зимой длинные колонны заключенных шагали по дорогам к предназначенным им заранее путевым пунктам, но в апреле связи между руководителями и конвоями были утеряны , и узники продолжали кочевать с места на место, не имея определенной цели своего пути. Открытые вагонные платформы, набитые замороженными скелетами, бесцельно скитались по дорогам, а освобождение , как всегда, катастрофически запаздывало.
Нет точных данных о количестве спасшихся евреев в общем списке лиц, вызволенных из гитлеровских лагерей — примерно две трети миллиона человек. Считается, что примерно их было около ста тысяч: еще 80-100 тысяч погибли буквально в последние месяцы войны. Только в одном Берген-Бельзене погибло 40000 человек!
Даже в этот самый последний период войны, вопреки данным обещаниям «сохранить жизнь еврейским узникам», в подсознании нацистов все еще продолжала господствовать идея «ликвидации еврейского вируса» и «очистки Европы от евреев» — перед самым освобождением.
Акция истребления была огромной, в ней участвовало множество исполнителей. Вопреки этому, информация о происходившем просачивалась лишь по крохам, и полная картина не была известна долгое время, даже после Холокоста. Причиной этого феномена были обширные меры по маскировке и заметанию следов, предпринятые организаторами «окончательного решения».
К сожалению, очень много людей ничего не знают о Холокосте, который унёс миллионы человеческих жизней.
Многие и не желают ничего знать и помнить о нём, заведомо его отрицая:
в учебниках истории о Холокосте написано немного.
Хотя уже прошло две трети века,
я не нашла ответа на вопрос:
Что за душа была у человека,
который мир обрек на холокост?!..
Как это может происходить в стране, в которой в результате Холокоста погибло более миллиона человек?!
Распространилось мнение, что Холокоста не было, что миллионы погибших — это выдумка предвзято настроенных евреев.
Разве национальность человека что-то в нём принципиально меняет ?
Истоки Холокоста идут не от Гитлера, не от фашистов.
Он выплеснул все националистические настроения, имевшиеся в Европе. Он был лишь кульминацией тысячелетней ненависти, расовых предрассудков, низменных инстинктов…
Холокост, как величайшее преступление перед человечеством, как незабываемая трагедия народа и как нравственный урок будущим поколениям может быть осмыслен лишь в ракурсе всех предшествующих событий, которые сделали его возможным и подготовили для него почву.
Очень хочется застать тот момент, когда в мире исчезнут все националистические настроения.
Патриотизм — это не только любовь к себе, это ещё и уважение к другим.
На этом памятнике, установленного в городе Тульчине на Украине, среди погибших, есть фамилия моего брата, ушедшего добровольцем в советскую армию после освобождения из концлагеря и погибшего в Австрии за месяц до победы.
Памятник воинам освободителям
Яша. 1944 г. Фото с фронта
Великая Отечественная война стала серьёзным испытанием для жителей Тульчина. Была объявлена мобилизация, но большинство так и не сумело попасть на фронт, погрузка происходила на ж/д вокзале в Журавлёвке, которая подвергалась активными прицельным бомбардировкам, направленным на уничтожение живой силы. Фашистские войска захватили Тульчинский район 23 июля 1941 года. Его территория была подчинена румынской администрации в составе « Транснистрии». Во время оккупации за сопротивление врагам десятки патриотов подверглись жестоким пыткам и истязаниям, а затем были расстреляны в Тираспольской тюрьме. Особенно жестоко захватчики расправлялись с мирным еврейским населением. С первых дней оккупации в Тульчине были расстреляны советские активисты с семьями. 7 декабря 1941г. более 4 тысяч тульчинцев согнали в лагерь смерти в с. Печору. Туда же помещены люди еврейской национальности.
Яша, Гриша, Изя слева направо 1940 г. Они были угнаны в концлагерь
Мёртвая петля
В могилах возле Печорского леса захоронено около 80 тысяч жертв фашистского террора. 15 марта 1944 Тульчин был освобожден от немецко-фашистских захватчиков войсками 27 армии III воздушно-десантной дивизии под командованием генерал-майора И. М. Конева.
Около тысячи уроженцев города не вернулись с фронта домой. В сквере Славы города открыт монумент погибшим героям. На монументе фамилия моего брата Шихварг Яков, он погиб за месяц до окончания войны.
Из воспоминаний о лагере, в котором я провел 4 года.
Я мало рассказывал о лагере. Мои воспоминания ребенка 3 лет и рассказов матери и старших кто был в концлагере. Все, что в этом интервью один в один совпадает с этими рассказами старших.
Интервью с узниками Печорского концлагеря Walnut Creek, California 2013 Морис Бронштейн Мёртвая петля Moris Bonshteyn Mertvaya petlya (Dead loop)
Copyright 2013 by Moris BronshteynAll rights reserved. No part of this book may be reproduced or transmitted in any form or by any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording or by any information storage and retrievel system, without the written permission from the Author.
Requests for permission to make copies of any part of the work should be sent to morisb@sbcglobal.net.ISBN 978-1-300-91663-5 Printed in the United States of America ( в перводе: все права защищены. Попытка связться по указанному адресу не получается. Пусть автор меня извинит. Моя книга не для масового читателя, а для узкого круга родных и близких) Перевод письма Стивена Спилберга. Уважаемый Морис,
Позвольте выразить мое глубокое уважение и восхищение вашей невероятной преданности в работе для SHOAH — Фонда Видеодокументов Переживших Холокост.
Без Вашей помощи нашей организации не удалось бы собрать около пятидесяти тысяч свидетельств, имеющихся к настоящему времени. Ваши усилия по увековечиванию прошлого окажут глубокое воздействие на будущие поколения, преподнося им уроки Холокоста и идею терпимости.
Разрешите еще раз поблагодарить вас. Наша с вами работа — это залог лучшего будущего. Всего наилучшего, Стивен Спилберг.
Предисловие
Давно собирался опубликовать сделанные мной видеоинтервью с бывшими узниками гетто, в частности, с узниками концлагеря «Мёртвая петля».
История эта началась больше пятнадцати лет тому назад. Я жил тогда в городе Виннице, что на Украине. Однажды мой собеседник из Лос Анжелеса сообщил о Фонде «Пережившие Шоа», созданного кинорежиссёром Стивеном Спилбергом, и что этот Фонд организовывает видеоинтервью с бывшими узниками гетто и концлагерей по всему миру. Далее он поведал, что Фонд приступает к работе на Украине и предлагает мне принять участие в качестве интервьюера. Как я ему благодарен сейчас! Как известно, по всему миру было сделано свыше пятидесяти тысяч видеоинтервью с людьми, пережившими пребывание в гетто, концентрационных лагерях, лагерях смерти. И я горжусь тем, что внёс в эту копилку и свои 74 интервью.
В 1998 году проект был завершён. Все оригиналы интервью в цифровом формате находятся в архиве Голливуда, в Лос Анжелесе. Насколько мне известно, этими материалами пользуются специалисты в области проблем Холокоста, учёные, преподаватели разных университетов. Для широкой аудитории эти материалы остаются практически недоступными. Поэтому и возникло желание написать книгу на основе проведенных мной интервью. Чтобы иметь возможность работать с материалом, все мои интервью были переведены в базу данных библиотеки Стэнфордского университета, ближе к месту моего проживания. И в этом мне помог замечательный человек, преподаватель университета, к тому же прекрасно владеющий русским языком, Mr. Glenn Worthey. Дорогой Глен, выражаю Вам мою искреннюю признательность за всё, что Вы для меня сделали.
В книге представлена та часть интервью, которая касается военного периода, когда мои собеседники находились в гетто или лагерях. Здесь приводятся интервью, в большинстве случаев, бывших узников Печорского концлагеря «Мёртвая петля». Отсюда и название сборника.
ПЕЧОРА
Совершим небольшой экскурс в историю для знакомства с местом расположения концлагеря «Мёртвая петля». И здесь воспользуюсь небольшой частью материалов из сайта Сергея Котелко, любезно предоставившего такую возможность. За что выражаю Сергею мою признательность.
«…Печора, Печерский парк, Южный Буг внизу – пожалуй, одни из самых красивых мест в Подолии. Предположительно, название произошло от слова «пещера». Археологические раскопки, проведенные в 1948-1949 г.г. подтвердили существование пещер и обнаружили тут поселения Трипольской культуры. Первые упоминания о Печоре встречаются в документах XVI века и связаны они с именем князей Збаражских. Когда позже тут властвовали турки, (1672 — 1699) находим здесь молдавского господаря Георгия Дуку. Грек из Албании, Дука, «за суму немалую купивши у царя турецкого для своей господарской резиденции, в полку Брацлавском за Богом (Бугом), в городке Печоре велел знаменитый дом себе выстроить…» Знаменитый дом имел также парк, спускавшийся террасами к реке Южный Буг, протекавшей внизу. После Дуки какое-то время имение принадлежало Юрию Хмельницкому. В 1683 г. он перенес резиденцию в Немиров, после чего Печорский дворец пришел в запустение и был разобран. Из него построены фундаменты и ограда деревянной церкви Рождества (1764 г.)
После Юрия Хмельницкого Печорой владели сначала Заславские затем Вишневецкие, а от них перешла к знаменитому Станиславу Щенсному Потоцкому.
Последним владельцем Печоры был граф Франц Константинович Потоцкий. Он родился в Печоре 14 февраля 1877 года. Вместе со сменой власти, после1917 года на Украину, в том числе и в Печору пришли и еврейские погромы. По воспоминаниям местных жителей, в 1927 году разобрали дворец. Потом началась война и стало совсем грустно — в Печоре устроили концлагерь, прозванный самими узниками «Мертвая петля». Сюда были согнаны 40 тысяч евреев из местечек Винницкой области — Брацлава, Могилева — Подольского, Тростянца, Ладыжина, Тульчина и других. Кроме этого, сюда же
попала часть евреев, депортированных из Бессарабии, Буковины, Румынии. Лагерь находился на границе румынской и немецкой зоны оккупации. Контролировался лагерь румынскими полицейскими. Холод, голод, эпидемии тифа, туберкулеза, дизентерии сделали свое дело. В отличие от немцев, которые иногда входили в лагерь с целью расстрела людей, румыны действовали более «благородно» — морили людей голодом, холодом и болезнями. Зверствовали тут и украинские полицаи – охранники. К моменту прихода Красной Армии в живых в лагере осталось не более 300 — 400 человек. Всего в концлагере «Мертвая петля» было убито около 50 тысяч узников».
МИХАИЛ БАРТИК
Решил начать рассказы бывших узников печорского концлагеря именно с Михаила по нескольким причинам. С Михаилом мы были знакомы задолго до моего участия в проекте «Пережившие Холокост». Как уже отмечал, я был сопредседателем еврейского общества в Виннице, Михаил занимался чем-то подобным в городе Тульчине Винницкой области. Наши пути-дороги часто пересекались, бывали на различных семинарах и собраниях в Киеве. Вместе со своими тульчинскими земляками, Бартик был в числе первых, кто попал в только что организованный концлагерь в Печоре и в числе последних, покинувших этот ад. Что называется, «от звонка до звонка». Бартик сумел в ходе выездного интервью показать нам самые примечательные места Печорского лагеря. В послевоенной жизни Михаил Бартик женился на бывшей узнице того же Печорского лагеря. Итак, слово Михаилу Бартику, а затем – его супруге Эстер.
— До начала войны многих мужчин брали на переподготовку, но никто не мог предполагать, что вражеские войска могут переступить советскую границу и зайти на её территорию. Считалось, что если и будет война, то, скорее всего, на вражеской территории. К тому же, как-то знали о заключённом мирном договоре с Германией.
— Отец был достаточно информирован?
— Конечно. Он всё-таки был начальником цеха, читал газеты, слушал радио. Отец не был мобилизован на фронт, т.к. был не военнообязанным, к тому же получил бронь. Когда в городе пошла паника в связи с приближающимися немецкими войсками, встал вопрос об эвакуации. Отцу было поручено подготовить к эвакуации фабричное оборудование. Пока этим занимался, отец предложил матери с детьми присоединиться к её отцу с остальными членами его семьи, что и было сделано. У деда была телега, две лошади, и мы пустились в путь. Мы – это дед с дочерью, бабушка, мать, отец, сестра, братик и я.
-В каком направлении вы направились?
-В сторону Бершади, с тем, чтобы затем двинуться на восток, к Днепропетровску, Кировограду, куда-то туда. Собрали некоторые вещи, документы. Но не успели отъехать на 30-40 километров, как нас уже догнали немцы. Пришлось возвращаться в Тульчин.
— Много ли людей пытались также эвакуироваться?
— Пытались многие, но большинство, как и мы, не успело. Думаю, что из Тульчина успело эвакуироваться не больше чем 500 человек. Когда мы возвратились в Тульчин, здесь уже хозяйничали немцы. Дом наш не был разграблен, мебель осталась на своих местах. Но дальше пошла та ещё жизнь! Немцы чувствовали себя как у себя дома, забирали всё, что хотели.
— Расскажите, как они выглядели.
— Когда я сравниваю тех немцев, которые вошли в Тульчин, и тех, которые уносили ноги, не перестаю удивляться. Такие ухоженные, холёные, такие откормленные, такие вооружённые, технически оснащённые. Я не помню, чтобы они ходили пешком: на велосипедах, на мотоциклах, на машинах. Своим видом и наглым поведением они просто нагоняли страх и ужас на людей. Я видел их и я также видел наших, отступающих солдат. Измученные, кто — в обмотках, кто — босиком… Вскоре стали появляться полицаи, из местного населения. Специальной формы у них не было, одеты, как все остальные, только отличительные повязки на рукавах. Были ограничения на передвижения, были проблемы с питанием, но, по сравнению с тем, что пришлось пережить потом, это были ещё цветочки. Как-никак, мы жили в своём доме. Но вот наступили еврейские праздники: Рош Ашана, затем – Йом Кипур. Начались первые убийства. Помню, был здесь некий Стоянов. Говорили, что он был оставлен для подпольной работы, с ним оставался также еврей Воскобойников. Так вот, Стоянов сдал Воскобойникова, которого тут же убили. Ещё был директор обувной фабрики еврей, коммунист Гранц. Его убили, разрубили на части и возили в тачке по Тульчину. Я это видел своими глазами. Затем было организовано гетто в Тульчине. Евреям было предписано жить в определённых границах. Мы уже тоже не могли оставаться в своём доме и перебрались к тёте, её фамилия Колоденкер. От себя добавлю, что тётя впоследствии тоже стала узницей Печоры и я брал у неё интервью. В Тульчине практиковал доктор по фамилии Белецкий, все были о нём хорошего мнения, прекрасно относился к евреям. Так вот этот
доктор, когда было создано гетто, предложил немцам в принудительном порядке сделать всем евреям, якобы для борьбы с возможными эпидемиями из-за большой скученности, некие прививки. После этих прививок люди начали массово болеть тифом. Моя сестра также заболела тифом.
В один, далеко не прекрасный день, на рассвете, помню, это была пятница, т.к. мама пекла хлеб в канун субботы, стук в двери, окна, команда собраться в течении пяти минут и выйти на улицу. После этого нас собрали в первой школе. Затем стали по 200-300 человек отправлять в баню. В бане нас заставили раздеться, якобы для дезинфекции. В бане мы не мылись, но всем, опять по распоряжению того же Белецкого, всем сделали уколы. Объяснили: это делается для того, чтоб мы не болели. А на следующее утро нас погнали. Это было уже под праздник Ханука, был декабрь месяц. Идти было очень тяжело. Дорога – сплошное болото. Громадная колонна. Шли без остановок. Если кто-то
нагибался, чтобы попить хотя бы из лужи, тут же получал удары палками, либо прикладом, или даже пулю.
— Вы лично видели, как убивают за то, что человек хотел попить?
— Да, я это лично видел. Сколько стариков, которые не могли дальше идти, остались лежать на той дороге! Я всё помню, мне уже в ту пору 12 лет было. Я даже помогал родителям нести младшего братика на руках. Моя сестра с нами не шла, она оставалась в тульчинской больнице с тифом. В колонне, я думаю, было порядка 3000 человек, все тульчинские. Вели, словно военнопленных, сопровождали собаки, людей из близлежащих сёл близко не подпускали. Гнали нас целый день. В селе Торков нас загнали в конюшню, где и переночевали. Наутро всех стали выгонять на улицу. Кто не мог идти, тут же пристреливали.
— Вы это видели, как пристреливают?
— Да, своими глазами. Мы своей семьёй держались вместе. В какой-то момент всех внезапно остановили. Отобрали примерно 20 мужчин и расстреляли. Объяснили, что пытались бежать. Впоследствии, после войны, на этом месте был установлен мемориальный знак.
К вечеру второго дня нас пригнали в Печору, к бывшему имению графа Потоцкого, до войны там размещался санаторий. Перед нами открылись и за нами закрылись ворота. Я запомнил то, что увидел. Большой трёхэтажный корпус, недостроенное здание (мы это потом называли холодильник), несколько бараков, огромная парковая зона, обнесенная по периметру 2-х, а местами и 3-х – метровым забором с колючей проволокой наверху. Наша семья попала в барак. Мы ужаснулись: впереди одна дорога – смерть. Кушать не давали. Пить не давали. Воду доставали из реки Южный Буг, к ней надо было спускаться вниз по крутым 170 ступенькам. Эту добытую воду мог выбить из рук комендант Березюк, зверь из местных сельчан. В маленьких комнатах размещались до 40 человек. Быстрее всего умирали в «холодильнике». К забору нельзя было близко подходить, можно было схлопотать палку или плётку, а то
и пулю.
— До вас кто-то был здесь, вы кого-то застали?
— Нет. Мы открывали лагерь. Были, так сказать, первооткрывателями. Может, поэтому нам досталось больше, чем другим. Первая партия узников была именно из Тульчина. В конечном итоге, практически все тульчинцы попали в этот лагерь. Через несколько дней пребывания в лагере мы поняли, что отсюда только один выход – в могилу. Что говорить: ни еды, ни воды. Вслед за нами стали появляться новые партии узников. Вначале огромные, затем – поменьше, по двести-триста человек. В это время в Тульчинском гетто осталось примерно два десятка семей. Все они размещались на одной улице – Володарского. Это были ремесленники: заготовщики, часовые мастера, портные, сапожники. Т.е. те, кому не было замены. Впоследствии все они остались живы. Немного вернусь к моей сестре, которая оставалась в тульчинской больнице. Ей грозило быть угнанной вместе с нами, но нашёлся добрый украинец по фамилии Килимник, выдал её за свою дочь и она осталась в больнице. Но в феврале 1942 года она оказалась вместе с нами. А в лагерь всё прибывали и прибывали новые партии: из Брацлава, Шпикова, Тростянца, избежавшие расстрелов из Немирова, Ладыжина, других мест. Отдельная история – пересыльный пункт в
Могилёв-Подольском, куда прибывали евреи из Бессарабии, Румынии, Буковины. Тем временем в лагере по мере скопления людей началась эпидемия тифа, дизентерии. В лагерь стал наведываться Белецкий вместе с начальником полиции Стояновым с тем, чтобы убедиться, с какой скоростью умирают люди после его опытов. Сокрушался, если в день умирало не больше сотни человек. Говорил, 150-200 в день – это нормально, лагерь быстро опустеет. Первым из нашей семьи заболел отец, затем, через некоторое время, мать, потом я и братик. Где-то, в марте умирает мой братик. Повторно заболевает отец, как говорили ставшие, воспалением лёгких. Поскольку в Печоре жили евреи, там даже бывали погромы, было и еврейское кладбище, где поначалу хоронили покойников из концлагеря. Там же похоронен и мой братик. Вслед за ним, уже в середине апреля, умирает мой отец. Как же хоронили там людей? Представьте себе две палки, связанные между собой двумя верёвками. Утром заходят в комнату люди с этим «снаряжением», спрашивают: сколько мертвецов? Как правило, шесть-восемь. И вот их укладывают на эти носилки. Люди больше похожи на скелетов, у кого-то свисает голова, висят руки и ноги, смотреть на это было невозможно… И так ежедневно. А Белецкий всё сокрушается: почему так мало умирают? Где конкретно захоронен мой братик, я до сих пор не знаю. Прихожу на это кладбище и кланяюсь каждой могилке. Впоследствии стали хоронить за селом в общих ямах, там и мой отец лежит.
Таким образом, в живых остались мать, сестра и я. Иногда некоторым «счастливчикам» удавалось перехватить картофелину, или кусок хлеба, которые местные сердобольные жители перебрасывали через забор. Иногда получалось что-то обменять на еду. У моей мамы был большой клетчатый платок, который и понесла в сторону забора для обмена. Её встречает тот самый Березюк: что несёшь? – Вот, платок хочу поменять на хлеб для голодных детей. – Давай мне платок, а завтра пришли ко мне твоего сына, я его выведу, самого накормлю и много хлеба дам. Назавтра я пришёл к Березюку и вместо хлеба получил много… палок. Как-то я узнал, что некоторые мальчики совершают побеги из лагеря, чтобы раздобыть еду. Попросил разрешения у мамы. Мама ответила, что её брат Мойша поплатился расстрелом за такую попытку. Я ей: так умрём ведь с голоду. Мама: умрём все вместе. Я маме: у меня нет больше сил голодать, хочу умереть. Либо попытаю счастья вместе с другими мальчиками, либо утоплюсь в Буге. Мама пошла за советом к её отцу, он находился в другом бараке. Отец сказал маме после её рассказа: какая уж теперь разница, как он погибнет: утопится, или будет пойман и убит. Пусть идёт. Останется хоть какой-то шанс выжить. После этого мать разрешила. Был такой мальчик Яша, который имел опыт и знал все дороги, ему понадобился напарник, побег надо было совершать вдвоём из-за высокого забора и он согласился взять меня ночью с собой. Велел только приготовить торбочку. Это было довольно опасное мероприятие: надо было опасаться и охранников, и сельских пастушков, которые сдавали беглецов, и собак. Так, или иначе, первый поход за едой завершился успешно. Мы благополучно добрались до какого-то села, кажется, Бортники. Люди надавали нам хлеба, фасоли, картошки и т.п. После чего, уже в следующую ночь, скорее под утро, возвратились в Печору. Мать, конечно, обрадовалась и тому, что живой вернулся, и тому, что принёс спасительную еду. Впоследствии было ещё
очень много таких вылазок, эти мои побеги, по сути, во многом помогли нам выжить.
— Как всё происходило уже у дома, куда вы приходили?
Как к вам относились, не отказывали ли вам?
— Должен сказать, что в большинстве случаев относились очень хорошо, кормили и заполняли наши торбочки до краёв тем, что имели. По сути, мы спасали и себя и наших родителей. Всё наше пребывание в лагере – это была борьба за выживание, мы были абсолютно оторваны от всего остального мира. Но вот, где-то в сентябре 1942 года к нам стали поступать евреи из Могилёва-Подольского, а вместе с ними, евреи из Румынии, Буковины, Бессарабии. От них мы узнавали, что вокруг существует какая-то еврейская жизнь, не везде концлагеря, есть гетто, где, худо-бедно, евреи как-то выживают. И вот однажды, кто-то из вновь прибывших евреев, узнав, что я знаю дороги вокруг лагеря, попросил стать для небольшой группы проводником. Они, мол, договорились за деньги с полицаем, тот их выпустит, а моё дело – помочь им найти нужную дорогу. Но это всё оказалось провокацией. Была устроена засада во главе с известным в лагере головорезом Сметанским, все были пойманы и зверски избиты, а мне этот изверг сломал руку.
Отдельная история – поход по воду в лагере. Все ходили к реке Южный Буг. На противоположной стороне Буга – уже не Транснистрия с румынской властью, а территория под немецкой властью. Там находились немцы и тренировались в стрельбе по живым мишеням, т.е. по нам, узникам Печорского лагеря. Так, очень часто поход за водой заканчивался гибелью. Некоторые отчаявшиеся пускались зимой по льду на другой берег, тогда этот лёд становился красным от крови.
— Были ли в лагере случаи спасания бегством семьи или одиночные?
— Были. И я сам мог бы в очередной раз сбежать и не возвратиться в лагерь, но я не мог оставить мать и сестру. В 1942 году в лагерь приезжали немцы и забирали людей на работу. Выгоняли всех на улицу, выстраивали в колонну. Кто не мог выйти, тут же пристреливали. В колонне сортировали: одних налево, других направо. Если попадалась подходящая для работы мать с ребёнком, тут же отбирали ребёнка и убивали о дерево или оземь.
— Вы сами это видели?
— Видел. И видел, как насиловали прямо в лагере. Таким образом, на моих глазах изнасиловали мою соученицу, имя не хочу называть. Скажу вам честно: мне хотелось жить. Но выдерживать ту жизнь я уже не мог и не хотел. Вскоре после той сортировки и после моего очередного похода за продуктами какая-то добрая крестьянка, увидев нас с моим напарником за пределами лагеря, предупредила : « не вертайтеся у Печору, вже копають ямы, вас усiх будуть розстрiлювати». Прошло несколько дней, в лагерь заезжают машины с эсэсовцами, среди них латыши, эстонцы.
— Откуда вам это известно про латышей и эстонцев?
— Сейчас объясню. С нами была переводчица, Полина Зельцер, она пояснила, что в шапках с кокардами – немцы, те, что в пилотках – прибалты. И вот начали загружать людей в машины. Вывезли одну, две, или больше машин, я не знаю, не видел, стоял возле фонтана, а вывозили от ворот, где было много людей. В
лагере был румынский комендант по фамилии Стратулат. Узники между собой называли этот лагерь «Мёртвая петля», кто дал это название, мне неизвестно, но это была действительно петля, которая затягивала и спасения практически не было. Забегая вперёд, от себя добавлю, что в дальнейшем я узнал, кто из узников первым придумал это название лагеря. Интервью с этим человеком – впереди. Сюда, в петлю, загоняли, а отсюда вывозили покойников. Как вывозили покойников? Запрягали тех же узников летом в телегу, зимой – в сани, загружали покойников и – в ров, или яму. Бывали случаи, когда живые забирались под покойников и таким образом убегали из лагеря. Возвращаюсь к ожидаемому расстрелу. Вдруг наступила тишина. Выходит Стратулат с переводчицей Полей и она объявляет: «Евреи, вы спасены, вас не будут расстреливать». И если вы думаете, что люди, обрадованные, стали быстро расходиться, вы ошибаетесь. Многие надеялись, наконец, расстаться с такой жизнью…
В очередной побег за продуктами мы с напарником направились в Крыщенцы. Здесь нас и поймали румынские жандармы. И начались наши мытарства. Сначала – подвал в селе Гриненки с порцией тумаков, затем – Брацлав, дальше – Монастырище. Там нам хорошо запомнился полицай по фамилии Вовк, особенно его плётка с медным наконечником. А дальше, через несколько дней, примечательное село Вышковцы. Опять нас побили. Да так, что, сколько буду жить, буду помнить. А потом свершилось чудо: нас выходил какой-то старик. К сожалению, ни фамилии, ни имени его я не знаю. Надеюсь, он – в раю, потому что заслужил. В общей сложности, мы скитались больше месяца. Уж не знаю, кто привёл нас обратно в Печору. Когда мать узнала о моём возвращении, упала без чувств. Уже не надеялась увидеть меня живым.
В октябре 1943 года начали давать по одному разу в день похлёбку. А ещё, какая радость, мамалыгу, малай, хлеб. Но надо было ещё дожить до сорок четвёртого года. А лагерь продолжал вымирать. Уже три громадных рва были завалены трупами. Такая, с позволения сказать, жизнь наша продолжалась до 14 марта 1944 года, когда, наконец, нас освободила Красная Армия. Любопытный факт связан с нашим освобождением. Случилось так, что я познакомился в мирное время с неким господином по фамилии Нейман. И тут выяснилось, что именно этот человек, тогда в чине капитана, и был тем командиром, который со своим воинским подразделением первым вступил на территорию Печорского концлагеря. Впоследствии он рассказал, что имел приказ двигаться после Печоры дальше на запад, бить фашистов. Но когда ему кто-то сообщил, что в лагере томятся еврейские узники, он, в нарушение приказа, изменил маршрут и стал нашим ангелом-спасителем. В дальнейшем, я имел длительную переписку с этим замечательным человеком.
— Можете ли оценить, сколько узников побывало в Печорском концлагере?
— Трудно сказать. Тогда я был слишком мал, чтобы понимать всё, что происходит и определять количество людей. Если учесть, что только в Тульчине до войны проживало больше 10 тысяч евреев и почти все прошли через Печору, и большинство там и остались навечно, а ещё многие тысячи из мест, которые я называл в ходе интервью, можно предположить, что не меньше 25-30 тысяч.
Как обычно, последовала третья часть интервью, в которой Михаил рассказал о
послевоенном периоде своей жизни, в которой было ещё немало трудных дней, а также демонстрация множества фотографий. Большинство фотографий отображали огромную общественную деятельность Бартика на посту руководителя Тульчинского союза бывших малолетних узников. При его непосредственном активном участии были сооружены памятники: в Торкове, где состоялся упоминавшийся в интервью расстрел; в селе Бортники, где погибли многие жители Тульчина; грандиозный памятник со скульптурой в селе Печора. Затем состоялось ещё выездное интервью с Бартиком, в ходе которого Михаил подробнейшим образом рассказал, где и что происходило в этом ужасном месте, а ныне – действующем санатории с великолепным парком, показал все памятные для него места. Как я сейчас жалею, что читатели не смогут увидеть эти моменты из интервью!
— Чем бы вы хотели завершить интервью?
— Мы там не надеялись, что выживём. Очень хочу, чтобы потомки наши знали, что с нами произошло. Очень благодарен Фонду, лично господину Спилбергу за возможность рассказать правду о том, что было на самом деле. Ведь в течение длительного времени государство не хотело, да и не позволяло упоминать о Холокосте на территории Советского Союза. Бывшие узники гетто и подобных Печорскому лагерей помалкивали о своих несчастьях: это означало пребывание на оккупированной территории и возможное сотрудничество с немцами. Даже на памятниках о погибших узниках-евреях из антисемитских соображений было запрещено именно так и писать. Писали: покоятся советские граждане. Именно по этим соображениям я дал согласие на это интервью. Очень надеюсь, что когда-нибудь будет создана постоянно действующая выставка в память о Холокосте, о том, что нам пришлось пережить.
#ЛичноОВойне #ОПРФ
автор: Трепова Елена Владимировна
Музыкальный руководитель МАОУ Зареченская СОШ №2 структурное подразделение ДОО ясли “Карапуз”
Эссе “Моя бабушка пленница немецких концлагерей” #Бессмертный полк
«Моя бабушка – пленница немецких концлагерей»
После семейных просмотров фильмов о войне, обсуждения фильмов, бабушка сказала: «Дети, а ведь вы не знаете, даже не представляете, что ваша бабуля перенесла во время войны…». И вот тогда мы впервые услышали её историю о горьких днях юности.
Моя бабушка – Лапина (Головина) Лидия Герасимовна родилась 21 декабря 1925 года в селе Ново-Ивановка Никопольского района Днепропетровской области (Украина) в многодетной семье: отец – Головин Герасим Григорьевич, мать – Головина Матрона Васильевна, сёстры – Люба, Александра, Вера, Нина. Мать умерла в 1940 году, отцу приходилось много работать, чтобы прокормить семью. бабуле с 10 лет приходилось помогать отцу по найму рыть колодца в деревнях, пасти скотину и т.д.
В 1941 году ей исполнилось 15 лет. Из воспоминаний бабушки: «С началом войны нас очень сильно бомбили немецкие самолёты, быстро отступала красная армия, отец ушёл на фронт. Прощаясь с нами, он велел всю скотину зарезать, засолить и спрятать, но в семье оставались в основном женщины, и нам было жалко это сделать. Когда в село пришли фашисты, нас выгнали из дома, и мы поселились жить в сарае. Корову – единственную нашу кормилицу застрелили у нас на глазах, стали расстреливать гусей. Я уцепилась за сапог немца, и он навёл на меня ствол автомата, передёрнул затвор, хотел застрелить, но меня оттащила мачеха.
В 1941 году я работала рассыльной в сельском совете. Носила повестки, извещения, мыла полы, копала окопы и выполняла различные поручения. С приходом фашистов сельсовет закрыли, а меня велели увезти в Германию.
В селе хозяйничали фашисты: резали кур, убивали местных жителей, у нас из дома собрали все хорошие вещи. Сестра Александра (Шура) была эвакуирована в г. Саратов задолго до прихода фашистов, так как была активной комсомолкой.
Страшно было смотреть на отступление наших войск, они проходили через село, местные жители помогали им продуктами. Фашисты въехали в село победителями на машинах, мотоциклах, танках, вели себя очень нагло. После одного воздушного боя был сбит советский самолёт, лётчик катапультировался рядом с деревней. Мы его с подругой нашли, ночью спрятали, как смогли, лечили, кормили, но от множественных ран скончался.
Шесть подростков из нашего села и меня, в том числе забрали и увезли в г. Никополь в заборный пункт для отправки в Германию. В городе Никополе был пункт для сбора населения огороженный колючей проволокой, из него нас посадили в вагоны и повезли по железной дороге. Во время пути неоднократно железную дорогу и узловые станции бомбили наши советские самолёты, и приходилось часто останавливаться, нас заставляли помогать в расчистке пути. Мужчин кто по крепче выгоняли ремонтировать железнодорожное полотно. По дороге много умирало от голода, болезней, ран. Вот так мы доехали до города Брест, а потом до города Гамбург, что находился на севере Германии.
В г. Гамбурге всех высадили из вагонов и разделили на несколько колонн: отдельно сильных и здоровых мужчин и женщин, подростков (юноши) и (девушки), а самых слабых в концентрированный лагерь. Это была своеобразная биржа живого труда бесплатных рабов на заводах Германии, поместьях богатых немцев и высокопоставленных персон страны.
Нас раздевали до гола, осматривали волосы, зубы, тело, и расталкивали по колонам. Меня вместе с молодыми девушками: Сипура Марией (с. Ново-Ивановка), Аверковой Александрой (с. Лукиевка) отправили работать на военный завод (название «Гофман» может быть и другое, по истечении лет стала забывать), на котором уже работали наши военнопленные. Работали по 12 часов, кормили очень плохо. В день давали кусочек хлеба с брюквой пополам 50 грамм, чтобы не умереть с голоду мы ели траву, листья. От деревянных колодок болели сильно ноги, мозоли лопались и не успевали заживать. Нам очень хотелось домой…. Мы понимали, что если нас не освободят, то мы все умрём.
В начале, я резала проволоку для разрывных патронов, а потом на заводе набивали патроны ещё и порохом. Даже в такие тяжёлые дни нам хотелось всем попасть на фронт, и отомстить за погибших родственников. Я набила 4 ящика патронов ватой, но вскоре мой обман обнаружил надсмотрщик, и сильно избил, уйти от неминуемой смерти мне помогла помощница надсмотрщика – немка Эмма. Меня положили в госпиталь для пленных и долго лечили. Я потеряла зрение, сильно болела голова после сотрясения.
После небольшого восстановления зрения работала вновь на заводе под бдительным присмотром, нас стегали плётками, оскорбляли. С девушками из Украины Сипурой Марией, Аверковой Александрой (Шурой) и другими ребятами мы решили бежать. Прорезали колючую проволоку в огорождении территории лагеря и убежали в лес. Ночью вышли на территорию железнодорожного пути, на котором стоял эшелон с военной техникой. Скрытно залезли под брезентовый полог и спрятались. С эшелоном проехали немало километров, но на одной из остановок эшелон стали проверять, нам пришлось спрыгнуть с него и тайно идти дальше по железнодорожным путям. Вскоре нас остановил патруль, допрашивали, били, у нас не было сил сопротивляться, пришлось, рассказать из какого лагеря мы сбежали. Под конвоем нас отправили обратно в лагерь. В лагере я пробыла 3 года с 1942 года по 1945 год.
В 1945 году начались авианалёты на Германию. С самолётов сбрасывали бомбы и кидали листовки, о том, что скоро будут бомбить, и чтобы спасение каждый искал сам. В листовках было написано «Русские, спасайтесь, кто как может». В один из весенних дней нас освободили американские и советские солдаты. Нас всех вывезли из лагеря, дали ношенную одежду, чтобы мы в ней могли добраться до Родины. На границе в городе Брест нас распределили: кого домой, а кого в ряды Армии и т.д. Дорога обратной казалось чудом для меня и других ребят. Мы не верили, что мы свободны и едем домой. По возвращению из лагеря, я узнала, что мой отец Головин Герасим Григорьевич (пулемётчик) погиб в жестоких боях под городом Одесса. После оккупации сёстры: Нина и Вера остались живыми. Шура вернулась домой».
Бабушка прожила нелёгкую жизнь, её судьба неразрывно связана с историей нашей Родины. В мирное время после замужества добросовестно трудилась на Сорочинском хлебокомбинате и была удостоена звания «Ударник коммунистического труда».
Проходили годы жизни и всё чаще стирались воспоминания о войне, о тех событиях, которые иногда мучили её во сне. Но в 2004 году на адрес бабули поступило письмо от Российского Фонда взаимопонимания и примирения, в котором был признан факт принуждения национал – социалистическим режимом Германии к рабскому и принудительному труду в годы войны – Головиной Лидии Герасимовны.
На 90 году 19 июля 2015 года после продолжительной болезни бабуля ушла из жизни, оставив о себе много воспоминаний о войне, холоде, голоде, о стойкости молодых ребят, бежавших из лагеря. Своими воспоминаниями она научила нас преодолевать трудности, любить жизнь. Светлая ей память…
