Сочинение по биографии фета

Сочинения по творчеству Фета

Давным-давно было известно о том, что поэтами рождаются. Афанасий Фет действительно родился поэтом.

Задушевность, утонченное восприятие всего происходящего в человеческой душе сделали его одним из первых настоящих импрессионистов не только литературы, но и всего русского искусства.

Обучаясь на философском факультете в Московском университете, будущий стихотворец проявил себя, создавая множество стихотворений. Он издает первый сборник первых работ под названием «Лирический пантеон» за свои деньги. Однако, поэт не получил особого удовлетворения от этих работ, и поэтому он продолжает творить, создавая все больше произведений.

Стихотворения данного этапа показали читателям, что в литературе появился новый поэт, пришедший из мира помещичьей России. Особенно это видно в строчках « На заре ты ее не буди…», которые стали основой для знаменитого романса.

Потеря матери и дяди повлияли на материальное благосостояние Афанасия Афанасьевича, и поэтому он вынужден был приостановить свое сочинительство и начать служить.

Однако, в 1850-х годах он возвращается к творческой деятельности, и издает новые сборники, где прослеживается тема любви и природы. Поэт испытал в своей жизни любовные переживания, которые нашли свое подтверждение в стихотворениях ,посвященных возлюбленной Марии Лазич. Вскоре о нем повсюду стали говорить. Его творчество хвалили, и ставили в один ряд со знаменитыми поэтами того времени.

Оставив службу в 1858 году, он продолжает выпускать книги. Однако, Фет подвергается критике за то, что в его творчестве отсутствует гражданская тематика. И у поэта начался кризис.

Только в 1863 году издается его двухтомник произведений.

Но, радости у Фета не чувствовалось Глубоко переживая по прошлой любви, он создает творение «Ты отстрадала я еще страдаю», где отражает свои мысли по потери Марии Лазич.

 Вторая половина жизни Афанасия Афанасьевича была тяжела и мучительна. Но, несмотря на это, он публикует 4 сборника «Вечерние огни», где он также прославляет любовь и природу. Однако, читатели были совсем другими, и его труды выходили в малом количестве. Его не могли понять даже близкие друзья.

И, хотя поэзия Фета не была понята современниками, он оставил глубокий след в литературе, как творец, прославивший красоту.

Источник: https://sochinimka.ru/sochinenie/po-literature/fet

Фет А. А. – сочинения по произведениям и творчеству

Одной из тем творчества А. А. Фета является тема единения лирического героя с природой. Поэт тонко чувствовал жизнь природы и гармонично выражал отношение к ней в своих стихах.

Его лирический герой – человек тонкий, умеющий слышать музыку окружающей нас жизни. Лирический герой Фета растворяется в мире природы, погружается в ее тайны, глубины, обретает способность видеть ее душу. Для него нет большего счастья, чем миг полного слияния с окружающим миром:

Подробнее…

Произведения Афанасия Афанасьевича Фета по праву принадлежат к числу шедевров русской классической поэзии.

Как это часто бывает с талантливыми людьми, при жизни и долгое время после смерти поэта его лирические шедевры оценивались не по законам искусства, а с точки зрения их социальной значимости, с классовых позиций.

Поэзия Фета – одно из драгоценнейших достояний классической литературы. Интерес к творчеству великого лирика-мыслителя, проникновенного выразителя человеческих чувств, вдохновенного певца природы все возрастает.

Подробнее…

Творчество Афанасия Афанасьевича Фета (1820– 1892) отличалось оригинальностью и смелым полетом фантазии.

Будучи от природы довольно мрачным человеком, рациональным в делах, консервативным в убеждениях, Фет предстает перед нами как поэт, воспевающий красоту природы и человеческих чувств.

Многие критики часто замечали, что стихи Фета не так уж и просты, как могут показаться на первый взгляд.

Моим самым любимым стихотворением является «Я пришел к тебе с приветом…». Этот поэтический шедевр с самого юношества ассоциируется с красотой фетовских творений.

Подробнее…

А. Н. Майков и А. А. Фета с полным правом можно назвать певцами природы. В пейзажной лирике они достигли блистательных художественных высот, подлинной глубины. Их поэзия привлекает остротой зрения, тонкостью изображения, любовными вниманием к мельчайшим подробностям жизни родной природы.

А что может быть ярче и солнечнее поющего весеннего или летнего дня? Проснувшаяся входящая в силу после холодов земля радует глаз буйством красок, «теплит сердце» надеждами и приветом, заставляет беспричинно улыбаться, как это описывается в стихотворении А. Н. Майкова «После зыблется цветами».

Подробнее…

И личность, и судьба, и творческая биография А. А. Фета необычны и полны загадок, некоторые из них до сих пор не разгаданы.

Чистая поэзия, далекая от реалий жизни, тонкий лиризм и жизненный практицизм, жизнь поэта полная драматизма и противоречий, часто неожиданная в своем движении и переходах – все эти парадоксы переплетаются в одном человеке, вызывая к нему неоднозначное отношение. Популярность Фета и сейчас велика.

Его творчество вошло в историю русской литературы не только как великолепное поэтическое наследие, но и как замечательное музыкальное достояние. Выразительность, эмоциональность и красота фетовского стиха привлекала внимание не только критиков, но и музыкантов.

Подробнее…

Поэзия Фета необыкновенна. Он последовательно переносил свое понимание мира на искусство слова, любил повторять, что поэзия и действительность не имеют ничего общего, что поэзия есть ложь и что поэт, который «с первого же слова не начинает лгать без оглядки, никуда не годится».

Афанасий Фет известен нам, прежде всего, как чудесный мастер пейзажа. Строки его поэзии удивительным образом передают красоты природы, запечатленной в разные времена года и дня. Его стихотворения, чрезвычайно образные и живописные, заставляют каждого читателя увидеть перед своим внутренним взором пейзажи полей, лесов, виды радуги, облачных небес и восходящего солнца.

Подробнее…

Поэзия А. А. Фета отличается редкостной мелодичностью, которая характеризует его творчество как основную величину – вроде яркой звезды. Такого рода «звезда» у каждого поэта и писателя должна быть своя, но у Фета она главным образом проявляется в музыкальности как способе жизни поэтического произведения. Поэзия А. А.

Фета долгое время трактовалась как результат «чистого» искусства, поскольку мелодичность его стихов понимали как угодно, но абсолютно не так, какова она на самом деле.

Подробнее…

Взгляды на искусство Фета долгое время истолковывались однобоко.

Фета считали «жрецом чистого искусства», однако, если обратиться к его творчеству, даже программное фетовское заявление: «Не знаю сам, что буду петь – но только песня знает», – может быть понято как отзывчивость поэта на изменения окружающего мира. Фет был необычайно чуток к тому, что происходит вокруг него, но не в мире людей, а в мире, в который неизбежно включен каждый человек. Природа – центр его созерцания.

Назначение поэта – быть соединительным звеном между разорванными частями мира и человеческими душами:

Подробнее…

Поэзия А. А. Фета недолго имела успех у современников в 1840-е гг., а в 1870–1880-х гг. это был успех в узком кругу преданных почитателей, отнюдь не массовый. Но массам Фет был знаком, хотя они не всегда знали, что популярные романсы, которые они распевают (в том числе и цыганские), – на слова Фета.

«О, долго буду я в молчаньи ночи тайной», «Какое счастие! И ночь и мы одни», «Сияла ночь. Луной был полон сад», «Давно в любви отрады мало», «В дымке-невидимке» и, конечно, «Я тебе ничего не скажу» и «На заре ты ее не буди» – вот лишь немногие стихотворения, положенные на музыку разными композиторами.

Малый успех поэзии Фета в широких читающих кругах происходит оттого, что в середине XIX в. публику волновала социальная тематика, чуждая ему. О чем же писал поэт?

Подробнее…

Тема любви является одной из составляющих теории чистого искусства, наиболее полно в русской литературе представленной в стихах Фета и Тютчева. Эта вечная тема поэзии тем не менее нашла здесь свое новое преломление и зазвучала несколько по-новому.

Создание прекрасных стихов о любви объясняется не только божественным даром и особым талантом поэта. Фет пережил сильнейшую страсть, которая осветила всю его жизнь; так рождались его прекрасные стихи.

Вдохновением для Фета стала любовь его молодости – дочь сербского дворянина Мария Лазич. Любовь их была подлинным высоким и трагичным чувством.

Лазич была бедна и знала, что Фет никогда не женится на ней, но все же ее последними словами перед смертью было восклицание: «Виноват не он, а я!»

Подробнее…

Источник: https://moitvoru.ru/index.php/home/sochineniya-po-proizvedeniyam/fet-a-a

Сочинение «Фет Афанасий Афанасьевич»

Родился в усадьбе Новоселки Мценского уезда в ноябре 1820 года.История его рождения не совсем обычна. Отец его, Афанасий Неофитович Шеншин, ротмистр в отставке, принадлежал к старому дворянскому роду и был богатым помещиком.

Находясь на лечении в Германии, он женился на Шарлотте Фет, которую увез в Россию от живого мужа и дочери. Через два месяца у Шарлотты родился мальчик, названный Афанасием и получивший фамилию Шеншин.

Четырнадцать лет спустя, духовные власти Орла обнаружили, что ребенок родился до венчания родителей и Афанасий был лишен права носить фамилию отца, и лишен дворянского титула.

Прежде всего, он окончил университет, где учился сначала на юридическом, затем на филологическом факультете. В это время, в 1840 году он и издал отдельной книгой свои первые произведения, не имевшие, однако, никакого успеха.

Получив образование, Афанасий Афанасьевич решил стать военным, так как офицерский чин давал возможность получить дворянский титул.

Но в1858 году А. Фет вынужден был выйти в отставку. Дворянских прав он так и не завоевал – в то время дворянство давало только чин полковника, а он был штаб – ротмистром.

Конечно, военная служба не прошла для Фета даром: это были годы рассвета его поэтической деятельности. В 1850 году в Москве вышли “Стихотворения” А. Фета, встреченные читателями с восторгом.

В Петербурге он познакомился с Некрасовым, Панаевым, Дружининым, Гончаровым, Языковым. Позднее он подружился со Львом Толстым. Эта дружба была долга и нужна для обоих.

В годы военной службы Афанасий Фет пережил трагическую любовь, которая повлияла на все его творчество. Это была любовь к Марии Лазич, поклоннице его поэзии, девушке весьма талантливой и образованной. Она тоже полюбила его, но они оба были бедны, и А.

Фет по этой причине не решился соединить свою судьбу с любимой девушкой. Вскоре Мария Лазич погибла, она сгорела. До самой смерти поэт помнил о своей несчастной любви, во многих его стихах слышится ее неувядаемое дыхание.В 1856 году вышла новая книга поэта.

Выйдя в отставку, А. Фет купил землю в Мценском уезде и решил посветить себя сельскому хозяйству. Вскоре Фет женился на М. П. Боткиной. В деревне Степановке Фет прожил семнадцать лет, лишь ненадолго наезжая в Москву. Здесь застал его высочайший указ о том, что за ним, наконец, утверждена фамилия Шеншин, со всеми связанными с нею правами.

Фет издал собрание своих сочинений под названием “ Вечерние огни” – всего было четыре выпуска.В 1889 году, в январе, в Москве было торжественно отмечено пятидесятилетие литературной деятельности А. А. Фета, а в 1892 году поэт скончался, не дожив двух дней до 72 лет. Похоронен он в селе Клейменово – родовом имении Шеншиных, в 25 верстах от Орла.А. А.

Фет прожил долгую и трудную жизнь.

Сложной была и его литературная судьба. Из его творческого наследия современному читателю известна, в основном, поэзия и, куда меньше – проза, публицистика, переводы, мемуары, письма.

Без Афанасия Фета трудно себе представить жизнь литературной Москвы прошлого века. В его доме на Плющихе бывали многие знаменитые люди. Долгие годы он дружил с А. Григорьевым, И. Тургеневым.

На музыкальных вечерах у Фета перебывала вся литературная и музыкальная Москва.

Источник: https://shdo.net/sochinenie-fet-afanasij-afanasevich/

Сочинение на тему “Творчество Фета”

Творчество Афанасия Афанасьевича Фета, русского поэта-лирика, отличается особой утонченностью и легкостью, которая присуща всем его произведениям. В его стихотворениях много абстрактного, символичного, эмоционального, каждую строчку наполняют любовь и красота. Окунувшись в поэзию этого писателя, читатель оказывается в светлом и чистом мире грез.

В стихотворениях А. А. Фета читатель не найдет общественных мотивов, в них нет места политике. Красота в природе и искусстве, красота человеческих чувств – вот основная тематика поэзии А. А. Фета. С нежностью и теплотой он описывает природу и ее обитателей, иногда очеловечивая ее.

Несмотря на то, что большинство современных ему литераторов не воспринимали такое лирическое творчество всерьез, поэт искренне считал, что искусство должно дарить миру только прекрасное, и неуклонно следовал этому убеждению на протяжении всей своей творческой деятельности.

Возможно, именно поэтому все без исключения его стихотворения настолько музыкальны, ведь в них нет ни душевных переживаний, ни тревог, а лишь наслаждение красотой окружающего мира.

Некоторые литературные критики видели в плавном лиричном тексте лишь бесцельно растрачиваемый талант, считая функцию такой лирики исключительно эстетической. Но А. А.

Фет видел назначение поэта в том, чтобы своим искусством помогать людям обрести душевное равновесие, восстановить духовные силы, почувствовать гармонию внутри себя и единение с окружающим миром, жить в котором бывает отнюдь не просто.

Писатель, идеализируя созданный им художественный мир, дает волю своей фантазии. В его поэзии гармонично сочетаются жизнерадостность и грусть, здесь одновременно уживаются оптимистичность и печаль. За изящность и легкость слога стихотворения А. А.

“, в котором художник не использовал ни одного глагола, в очередной раз поразив читателя своим мастерством.

Афанасий Фет своим творчеством напоминает человеку об окружающей красоте, воспитывает любовь к прекрасному. Поэзия этого автора дает возможность отгородиться на время от шумных, полных суматохи дней, и почувствовать спокойствие в душе.

(1

Источник: https://schoolessay.ru/sochinenie-na-temu-tvorchestvo-feta/

Сочинение: Творчество Афанасия Афанасьевича Фета

Творчество Афанасия Афанасьевича Фета

     Творчество Афанасия Афанасьевича Фета (1820 – 1892) – одна из вершин русской лирики. Фет – поэт великий, поэт гениальный. Сейчас в России нет человека, который не знал бы стихотворений Фета. Ну, хотя бы “Я пришел к тебе с приветом” или “На заре ты ее не буди…” В то же время действительного представления о масштабах этого поэта многие не имеют.

Представление о Фете искажено, начиная даже с внешнего облика. Кто – то злонамеренно постоянно тиражирует те портреты Фета, которые были сделаны в период его предсмертной болезни, где лицо его страшно искажено, распухшие глаза – старик в состоянии агонии.

Между тем Фет, как видно из портретов, сделанных в период его расцвета, и человеческого и поэтического, – был самым красивым из русских поэтов.      

     Драма связана с тайной рождения Фета. Осенью 1820 года его отец Афанасий Неофитович Шеншин увез из Германии жену чиновника Карла Фёта в своё родовое поместье. Через месяц родился ребёнок и был записан сыном А.Н.

Шеншина. Незаконность этой записи обнаружилась, когда мальчику было 14 лет. Он получил фамилию Фет и в документах стал называться сыном иностранного подданного. А. А. Фет много усилий потратил на то, чтобы вернуть фамилию Шеншина и права потомственного дворянина. До сих пор до конца не разгадана тайна его рождения. Если он сын Фета, то его отец И.

Фет был двоюродным дедушкой последней русской императрицы.

     Загадочна и жизнь Фета. Про него говорят, что в жизни он был гораздо прозаичней, чем в поэзии. Но это связано с тем, что он был замечательный хозяин. Написал небольшой томик статей об экономике. Из разоренного имения сумел создать образцовое хозяйство с великолепным конным заводом.

И даже в Москве на Плющихе в его домике был огород и оранжерея, в январе созревали овощи и фрукты, которыми любил угощать гостей поэт.

Фет, мучимый болезнью, наконец, решил покончить с собой. Отослал жену, оставил предсмертную записку, схватил нож. Воспользоваться им помешала секретарь. А поэт умер – умер от потрясения.

     Биография поэта – это, прежде всего его стихи. Поэзия Фета многогранна,  основной её жанр – лирическое стихотворение.

Из классических жанров встречаются элегии, думы, баллады, послания. Как “оригинальный фетовский жанр” можно рассматривать “мелодии’’ – стихотворения, которые представляют собой отклик на музыкальные впечатления.

     Одно из ранних и самых популярных стихотворений Фета – “Я пришёл к тебе с приветом”:

Я пришёл к тебе с приветом,

Рассказать, что солнце встало, что оно горячим светом

По листам затрепетало;

Рассказать, что лес проснулся,

Весь проснулся, веткой каждой,

Каждой птицей встрепенулся

И весенней полон жаждой…

     Стихотворение написано на тему любви. Тема старая, вечная, а от стихотворений Фета веет свежестью и новизной. Оно ни на что известное нам не похоже. Для Фета это вообще характерно и соответствует его сознательным поэтическим установкам.

Фет писал: “Поэзия непременно требует новизны, и ничего для неё нет убийственнее повторения, а тем более самого себя… Под новизною я подразумеваю не новые предметы, а новое их освещение волшебным фонарём искусства”.

     Необычно уже само начало стихотворения – необычно по сравнению с принятой тогда нормой в поэзии. В частности, пушкинской нормой, которая требовала предельной точности в слове и в сочетании слов.

Фет отдавал себе отчёт в неточности своего поэтического слова, в приближённости его к живой, порой кажущейся не совсем правильной, но от того особенно яркой и выразительной речи. Стихи свои он называл шутливо (но и не без гордости) стихами “в растрёпанном роде”. Но каков художественный смысл в поэзии “растрёпанного рода”?

     Неточные слова и как бы неряшливые, “растрёпанные” выражения в стихах Фета создают не только неожиданные, но и яркие волнующие образы. Создаётся впечатление, что поэт вроде бы специально и не задумывается над словами, они сами к нему пришли. Он говорит самыми первыми, непреднамеренными словами.

Стихотворение отличается удивительной цельностью. Это – важное достоинство в поэзии. Фет писал: “Задача лирика не в стройности воспроизведения предметов, а в стройности тона”. В этом стихотворении есть и стройность предметов, и стройность тона.

     Ещё  одно  стихотворение из числа ранних – лирическая пьеса “Шёпот, робкое дыхание… ”:

Шёпот, робкое дыхание,

Трели соловья,

Серебро и колыханье

Сонного ручья,

Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца,

Ряд волшебных изменений

Милого лица…

     Стихотворение написано в конце 40-х годов. Оно построено на одних назывных предложения. Ни одного глагола. Только предметы и явления, которые называются одно за другим: шёпот – робкое дыханье – трели соловья и т.д.

     Но при всём том предметным и вещественным стихотворение не назовёшь. Это и есть самое удивительное и неожиданное. Предметы  у Фета непредметны. Они существуют не сами по себе, а как знаки чувств и состояний. Они чуть светятся, мерцают.

     “За словами ” развивается и основная тема стихотворения: чувства любви.

Чувство тончайшее, словами невыразимое, невыразимо сильное, Так о любви до Фета ещё никто не писал.

     Фету нравилась реальность жизни, и это отражалось в его стихах. Тем не менее, просто реалистом Фета трудно назвать, замечая, как тяготеет он в поэзии к грёзам, снам, интуитивным движениям души. Фет писал о красоте, разлитой во всем многообразии действительности.

Эстетический реализм в стихах Фета в 40 – 50 годах был действительно направлен на житейское и самое обыкновенное. 

     Характер и напряжение лирического переживания у Фета зависят от состояния природы. Смена времён года происходит по кругу – от весны до весны.

По такому же своеобразному кругу происходит и движение чувства у Фета: не от прошлого к будущему, а от весны до весны, с необходимым, неизбежным её возвращением. В сборнике (1850) на первое место выделен цикл “Снега”.

Зимний цикл Фета многомотивен: он поёт и о печальной березе в зимнем одеянии, о том, как “ночь светла, мороз сияет, ”и “на двойном стекле узоры начертил мороз”. Снежные равнины влекут поэта:

Чудная картина,

Как ты мне родна:

Белая равнина,

Полная луна,

Свет небес высоких,

И блестящий снег,

И саней далёких

Одинокий бег.

     Фет признаётся в любви к зимнему пейзажу. У Фета преобладает в стихах сияющая зима, в блеске колючем солнца, в бриллиантах снежинок и снежных искр, в хрустале сосулек, В серебристом пуху заиндевелых ресниц. Ассоциативный ряд в этой лирике не выходит за пределы самой природы, здесь её собственная красота, не нуждающаяся в человеческом одухотворении.

     Фета всегда влекла к себе поэтическая тема вечера и ночи. У поэта рано сложилось особое эстетическое отношение к ночи, наступлению темноты. На новом этапе творчества он уже стал называть целые сборники “Вечерние огни”, в них как бы особая,  фетовская философия ночи.

     В “ночной поэзии”  Фета обнаруживается комплекс ассоциаций: ночь – бездна – тени – сон – виденья – тайное, сокровенное – любовь – единство “ночной души ” человека с ночной стихией. Этот образ получает в его стихах философское углубление, новый второй смысл; в содержании стихотворения появляется второй план-символический.

Философско-поэтическую перспективу получает у него ассоциация “ночь-бездна”. Она начинает сближаться с жизнью человека. Бездна-воздушная дорога-путь жизни человека.

МАЙСКАЯ НОЧЬ

Отсталых туч над нами пролетает

Последняя толпа.

Прозрачный их отрезок мягко тает

У лунного серпа

Царит весны таинственная сила

С звездами на челе. –

Ты, нежная! Ты счастье мне сулила

На суетной земле.

А счастье где? Не здесь, в среде убогой,

А вон оно – как дым

За ним! за ним! воздушною дорогой-

И в вечность улетим.

     Майская ночь сулит счастье, человек летит по жизни за счастьем, ночь-бездна, человек летит в бездну, в вечность.

Дальнейшее развитие этой ассоциации: ночь-существование человека-сущность бытия.

     Фет представляет ночные часы раскрывающими тайны мироздания. Ночное прозрение поэта позволяет ему смотреть “из времени в вечность”, он видит “живой алтарь мироздания”.

     Толстой писал Фету: “Стихотворение одно из тех редких в, которых не слова прибавить, убавить или изменить нельзя; оно живое само и прелестно. Оно так хорошо, что, мне кажется, это не случайное стихотворение, а что это первая струя давно задержанного потока”.

      Ассоциация ночь – бездна – человеческое существование, развиваясь в поэзии Фета, вбирает в себя идеи Шопенгауэра. Однако близость поэта Фета к философу весьма условна и относительна.

     В образную ассоциацию стихов Фета о ночи и существование человека вплетается идея смерти (стихотворение “Сон и смерть”, написанное в 1858 году).

Сон полон суеты дня, смерть полна величавого покоя. Фет отдаёт предпочтение смерти, рисует её образ как воплощение своеобразной красоты.

     В целом “ночная поэзия” Фета глубоко своеобразна. У него ночь прекрасна не менее дня, может быть ещё прекрасней.

Что за ночь! Прозрачный воздух скован;

Над землёй клубится аромат.

О, теперь я счастлив, я взволнован,

О, теперь я высказаться рад! …

     Человек сливается с ночным бытием, он отнюдь не отчуждён от него. Он надеется и чего–то ждёт от него. Повторяющаяся в стихах Фета ассоциация-ночь-и ожидание и дрожание, трепет:

Берёзы ждут. Их лист полупрозрачный

Застенчиво манит и тешит взор.

Они дрожат. Так деве новобрачной

И радостен и чужд её убор…

     У Фета ночная природа и человек полны ожидания сокровенного, которое оказывается доступным всему живому лишь ночью. Ночь, любовь, общение со стихийной жизнью вселенной, познание счастья и высших истин  в его стихах, как правило, объединяются.

     Творчество Фета представляет собой апофеоз ночи.

Для Фета-философа ночь представляет собой основу мирового бытия, она источник жизни и хранительница тайны “двойного бытия”, родства человека со вселенной, она у него узел всех живых и духовных связей.

     Теперь уже Фета невозможно назвать только лишь поэтом ощущений. Его созерцание природы исполнено философского глубокомыслия, поэтические прозрения направлены на обнаружение тайн бытия.

     В 1889 году Страхов писал в статье “Юбилей поэзии Фета”: “Он в своём роде поэт единственный, несравненный, дающий нам самый чистый и настоящий поэтический восторг, истинные бриллианты поэзии… Фет есть истинный пробный камень для способности понимать поэзию…”.

Список литературы

Маймин Е. А. “ А. А. Фет ”, Москва, 1989г.

Фет А. А.  “Избранное”, Москва, 1985г.

Журнал “Русская словесность”, № 4, 1996г.  

Источник: http://dodiplom.ru/ready/98932

Сочинение на тему Фет Афанасий Афанасьевич» – по русскому языку и литературе

Родился в усадьбе Новоселки Мценского уезда в ноябре 1820 года. История его рождения не совсем обычна. Отец его, Афанасий Неофитович Шеншин, ротмистр в отставке, принадлежал к старому дворянскому роду и был богатым помещиком. Находясь на лечении в Германии, он женился на Шарлотте Фет, которую увез в Россию от живого мужа и дочери.

Через два месяца у Шарлотты родился мальчик, названный Афанасием и получивший фамилию Шеншин. Четырнадцать лет спустя, духовные власти Орла обнаружили, что ребенок родился до венчания родителей и Афанасий был лишен права носить фамилию отца, и лишен дворянского титула.

Это событие ранило впечатлительную душу ребенка, и он почти всю свою жизнь переживал двусмысленность своего положения. Особое положение в семье повлияло на дальнейшую судьбу Афанасия Фета – он должен был выслужить себе дворянские права, которых его лишила церковь. Прежде всего, он окончил университет, где учился сначала на юридическом, затем на филологическом факультете.

В это время, в 1840 году он и издал отдельной книгой свои первые произведения, не имевшие, однако, никакого успеха. Получив образование, Афанасий Афанасьевич решил стать военным, так как офицерский чин давал возможность получить дворянский титул. Но в1858 году А. Фет вынужден был выйти в отставку.

Дворянских прав он так и не завоевал – в то время дворянство давало только чин полковника, а он был штаб – ротмистром. Конечно, военная служба не прошла для Фета даром: это были годы рассвета его поэтической деятельности. В 1850 году в Москве вышли “Стихотворения” А. Фета, встреченные читателями с восторгом.

В Петербурге он познакомился с Некрасовым, Панаевым, Дружининым, Гончаровым, Языковым. Позднее он подружился со Львом Толстым. Эта дружба была долга и нужна для обоих. В годы военной службы Афанасий Фет пережил трагическую любовь, которая повлияла на все его творчество. Это была любовь к Марии Лазич, поклоннице его поэзии, девушке весьма талантливой и образованной.

Она тоже полюбила его, но они оба были бедны, и А. Фет по этой причине не решился соединить свою судьбу с любимой девушкой. Вскоре Мария Лазич погибла, она сгорела. До самой смерти поэт помнил о своей несчастной любви, во многих его стихах слышится ее неувядаемое дыхание. В 1856 году вышла новая книга поэта. Выйдя в отставку, А.

В 1877 году Афанасий Афанасьевич купил в Курской губернии деревню Воробьевку, где и провел остаток своей жизни, лишь на зиму уезжая в Москву. Эти годы в отличие от лет, прожитых в Степановке, характерны его возвращением к литературе. Все свои стихи поэт подписывал фамилией Фет: под этим именем он приобрел поэтическую славу, и оно было ему дорого. В этот период А.

Фет издал собрание своих сочинений под названием “ Вечерние огни” – всего было четыре выпуска. В 1889 году, в январе, в Москве было торжественно отмечено пятидесятилетие литературной деятельности А. А. Фета, а в 1892 году поэт скончался, не дожив двух дней до 72 лет. Похоронен он в селе Клейменово – родовом имении Шеншиных, в 25 верстах от Орла. А. А.

Фет прожил долгую и трудную жизнь. Сложной была и его литературная судьба. Из его творческого наследия современному читателю известна, в основном, поэзия и, куда меньше – проза, публицистика, переводы, мемуары, письма. Без Афанасия Фета трудно себе представить жизнь литературной Москвы прошлого века. В его доме на Плющихе бывали многие знаменитые люди. Долгие годы он дружил с А.

Григорьевым, И. Тургеневым. На музыкальных вечерах у Фета перебывала вся литературная и музыкальная Москва. Стихи А. Фета – это чистая поэзия, в том смысле, что там нет ни капельки прозы.

Обыкновенно он не воспевал жарких чувств, отчаяния, восторга, высоких мыслей, нет, он писал о самом простом – о картинах природы, о дожде, о снеге, о море, о горах, о лесе, о звездах, о самых простых движениях души, даже о минутных впечатлениях. Его поэзия радостна и светла, ей присуще чувство света и покоя.

Даже о своей загубленной любви он пишет светло и спокойно, хотя его чувство глубоко и свежо, как в первые минуты. До конца жизни Фету не изменила радость, которой проникнуты почти все его стихи.Красота, естественность, искренность его поэзии доходят до полного совершенства, стих его изумительно выразителен, образен, музыкален.

Недаром к его поэзии обращались и Чайковский, и Римский-Корсаков, и Балакирев, и Рахманинов, и другие композиторы. “Это не просто поэт, а скорее поэт – музыкант”- говорил о нем Чайковский. На стихи Фета было написано множество романсов, которые быстро завоевали широкую известность. Фета можно назвать певцом русской природы.

И в то же время она удивительно богата звуками и красками, живет своей жизнью, скрытой от невнимательного глаза: Я пришел к тебе с приветом, Рассказать, что солнце встало, Что оно горячим светом По листам затрепетало; Рассказать, что лес проснулся, Весь проснулся, веткой каждой, Каждой птицей встрепенулся И весенней полон жаждой Превосходно передает Фет и “благоухающую свежесть чувств”, навеянных природой, ее красотой, прелестью. Его стихи проникнуты светлым, радостным настроением, счастьем любви. Поэт необычайно тонко раскрывает разнообразные оттенки человеческих переживаний. Он умеет уловить и облечь в яркие, живые образы даже мимолетные душевные движения, которые трудно обозначить и передать словами: Шепот, робкое дыханье, Трели соловья, Серебро и колыханье Сонного ручья, Свет ночной, ночные тени, Тени без конца, Ряд волшебных изменений Милого лица, В дымных тучках пурпур розы, Отблеск янтаря, И лобзания, и слезы, И заря, заря!.. Обычно А. Фет в своих стихах останавливается на одной фигуре, на одном повороте чувств, и в то же время его поэзию никак нельзя назвать однообразной, наоборот, – она поражает разнообразием и множеством тем. Особая прелесть его стихов помимо содержания именно в характере настроений поэзии. Муза Фета легка, воздушна, в ней будто нет ничего земного, хотя говорит она нам именно о земном. В его поэзии почти нет действия, каждый его стих – это целый род впечатлений, мыслей, радостей и печалей. Взять хотя бы такие из них, как “Луч твой, летящий далеко”, “Недвижные очи, безумные очи”, “Солнце луч промеж лип”, “Тебе в молчании я простираю руку” и др. Поэт воспевал красоту там, где видел ее, а находил он ее повсюду. Он был художником с исключительно развитым чувством красоты, наверное, потому так прекрасны в его стихах картины природы, которую он брал такой, какая она есть, не допуская никаких украшений действительности. В его стихах зримо проглядывает пейзаж средней полосы Росси. Во всех описаниях природы А. Фет безукоризненно верен ее мельчайшим черточкам, оттенкам, настроениям. Именно благодаря этому поэт и создал изумительные произведения, вот уже столько лет поражающие нас психологической точностью, филигранной точностью. К числу их принадлежат такие поэтические шедевры, как “Шепот, робкое дыхание”, “Я пришел к тебе с приветом”, “На заре ты ее не буди”, “Заря прощается с землей”. Любовная лирика Фета – самая откровенная страница его поэзии. Сердце поэта открыто, он не щадит его, и этот драматизм его стихов буквально потрясает, не смотря на то, что, как правило, кончаются они светло, мажорно. Стихи А. А. Фета любимы у нас в стране. Время безоговорочно подтвердило ценность его поэзии, показало, что она нужна нам, людям XX века, потому что задевает самые сокровенные струны души, открывает красоту окружающего мира.

Сочинение на тему Фет Афанасий Афанасьевич»
Фет А.А.
Стр. 1

Сочинение на тему Фет Афанасий Афанасьевич»
Фет А.А.
Стр. 2

Сочинение на тему Фет Афанасий Афанасьевич»
Фет А.А.
Стр. 3

Источник: http://my-soch.ru/sochinenie/sochinenie-laquofet-afanasij-afanasevichraquo

Сочинение «Мой Фет»

Я пришел к тебе с приветом
Рассказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом

По листам затрепетало…

Вступление
Произведения Афанасия Афанасьевича Фета по праву принадлежат к числу шедевров русской классической поэзии. Поэзия Фета выдержала испытание временем, и в наши дни он является одним из самых читаемых поэтов-классиков. Лично мне этот великолепный поэт пришёлся по нраву.

Когда я впервые прочитал его лирическую пьесу »Шепот, робкое дыханье…», то почувствовал какое-то особое настроение, прилив жизненной силы.

Шепот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье

Сонного ручья…

По-моему — дивно! Именно это стихотворение стало своеобразным поэтическим »автопортретом». Стихотворение построено на одних назывных предложениях. Ни одного глагола. Только предметы и явления, которые следуют одно за другим безо всякого действия.

Как я заметил, при всей конкретности описания природы стихи Фета строятся по-особому: вначале дается пейзаж — зримая картина природы, нарисованная яркими красками и проникнутая определенным настроением, а в конце выражается лирическое чувство героя, раскрывается его внутренний мир.

В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы,

И заря! Заря!…

Поэзия Афанасия Афанасьевича Фета также отличается мелодичностью, музыкальностью. Всему этому помогают яркие эпитеты, присущие поэзии нашего поэта. Читая стихотворения Фета, как будто погружаешься в какой-то необыкновенный мир, мир чудесных звуков, волшебных красок, сказочных картин.

Он видел красоту в земном и обыденном, усматривал идеальное и вечное в повседневном и преходящем. Фет был импрессионистом: неясные зарождающиеся движения души, которые невозможно точно назвать, поэт умел навеять на душу читателя.

Источником творчества может стать обычная прогулка, увиденный пейзаж или даже мимолетное настроение.

Мир Фета можно назвать миром “единства противоположностей”, гармоничного их слияния. Это противопоставление образов можно ясно увидеть в словосочетаниях из строчек его стихотворений: «пурпурные тучи», «светлая ночь»… У поэта имеется своеобразная цветовая гамма.

Любовь в лирике
В лирике А. А. Фета немаловажную роль играет тема любви. Создание прекрасных стихов о любви объясняется не только великим даром и особым талантом поэта. В случае с Фетом оно имеет реальное отражение в жизни.

Вдохновением для поэта была его любовь к дочери помещика Марии Лазич. Насколько их любовь была высока и огромна, настолько и трагична. Мария знала, что Фет никогда не женится на ней, ее смерть была темна и загадочна, можно даже предполагать, что это было самоубийство.

Фет ощущал себя в другом бытии, мире поэзии, где он не одинок, а рядом с любимым человеком. Они снова вместе, и никто не сможет их разлучить.

И хоть жизнь без тебя
Суждено мне влачить,
Но мы вместе с тобой,

Нас нельзя разлучить.

Возможно, смерть любимой девушки раскрыла талант великолепного поэта, который написал такие замечательные стихи любви, полные грусти и тоски и в то же время наполненные радостью, счастьем и жаждой жизни.

Источник: http://litsochinenie.ru/moy-fet.html

Сочинение на тему: ЛИРИКА А. ФЕТА

Афанасий Фет прожил долгую и трудную жизнь. Сложной была и его литературная судьба. Широкому кругу читателей известны его стихи, а вот проза и публицистика, переводы, письма и мемуары менее популярны. В прозе поэт был другим — гневным, же­стким, обличающим. Но таков был реальный мир.

А стихи Фета — это чистая поэзия, воспевающая прежде всего красоту. Он умел видеть красоту в са­мом обыденном — в дожде и снеге, в других явлениях природы, в искренних и простых движениях челове­ческой души. Вся поэзия Фета радостна и светла, а природа спокойна.

Так же светло и спокойно поэт пишет и о любви, которая, даже будучи неразделен­ной, прекрасна сама по себе, а потому никогда не бу­дет несчастной. В целом этими двумя темами — те­мой природы и темой любви — и можно очертить круг поэзии Фета. В ней нет места политическим, граж­данским мотивам.

Фет считал, что поэзия не должна вмешиваться в суетные дела этого мира. Вопросы времени он раскрывал в прозе, а поэзия была чужда политике, грубости, грязи, так как ее предназначе­ние — служить красоте.

Когда Фет пишет о природе, он не скрывает своего любования, хотя природа у него притихшая, застыв­шая, словно замерзшая. Но она все равно богата звука­ми и красками, все равно живет и меняется, пусть да­же незаметно для кого-то.

Природу никогда не нужно было приукрашивать, поскольку первозданная красота и без искусства прекрасна, а вот искусство питается только за ее счет. Искусство, по мнению Фета, всегда было беднее жизни. Поэт с необычайным мастерством психолога тонко улавливал самые разные оттенки пе­реживаний человека.

В природе Фет находил созвуч­ное и своим чувствам. Даже мимолетные, мгновенные душевные движения он воплощает в ярких поэтичес­ких образах:

Шепот, робкое дыханье,

Трели соловья,

Серебро и колыханье Сонного ручья,

Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца,

Ряд волшебных изменений Милого лица.

Но как бы ни звала нас его лирика в далекую страну мечты, как бы ни стремилась душа поэта к неземному, космическому, к звездам, пишет Фет и о земном. Просто поэт видел красоту во всем и воспевал ее.

Он так рисует описывае­мые им явления, что читатель тоже любуется ими:

Ярким солнцем в лесу пламенеет костер,

И, сжимаясь, трещит можжевельник;

Точно пьяных гигантов столпившийся хор, Раскрасневшись, качается ельник.

В описаниях природы Фет с безукоризненной точ­ностью отображает мелкие детали и настроения, как бы фотографируя их. Хотя, на мой взгляд, он стремил­ся не столько зафиксировать сами движения души и природы, сколько впечатления от этих движений. Стихи Фета о природе разнообразны, непохожи друг на друга, но в каждом из них поэт постоянно подчер­кивает единство природы и жизни человека.

Любовная лирика Фета — самая откровенная в его поэзии, она оптимистична и спокойна. Поэт раскрыва­ет нам свое сердце, рисует пережитые любовные дра­мы. Но все его стихи о любви заканчиваются светлы­ми, радостными нотами. Афанасия Фета называют певцом красоты и любви.

И поэтическое искусство, и любовь он считал проявлениями чего-то неземного, потустороннего. В то же время это что-то глубоко лич­ное, безмерно дорогое. Любовь, как и все другие доб­рые чувства, даны человеку природой, а потому они гармоничны, полны силы и чистоты.

Два любящих че­ловека понимают друг друга, их отношения трепетны и бережны.

Между счастием вечным твоим и моим

Бесконечное, друг мой, пространство.

Не клянись мне, я верю: я точно любим,

И похвально твое постоянство.

Свет идеала в поэзии Фета преобразовывал его жизнь. И стихами он сопротивлялся обыденности, по­шлости, грубости действительности, предлагая в сво­ей поэзии другой мир, другой, красивый и восторжен­ный, вариант этой реальности.

Стихи Фета и сегодня любимы, для многих они остаются совершенными об­разцами, примерами красоты и ценности слова.

Его поэзия близка нам, поскольку находит путь к нашим сердцам, затрагивая самые сокровенные для нас про­блемы и помогая открывать красоту мира, в котором мы живем.

На этой странице искали :

• сочинение на тему лирика фета
• сочинение на тему любовная лирика фета
• сочинение лирика фета
• любовная лирика фета сочинение
• сочинение по лирике фета

Сохрани к себе на стену!

Источник: http://vsesochineniya.ru/sochinenie-na-temu-lirika-a-feta.html

«Афанасий Афанасьевич Фет – поэт природы» Сочинение – эссе

«Афанасий Афанасьевич Фет – поэт природы»

Сочинение – эссе

«Я пришёл к тебе с приветом,

Рассказать, что солнце встало…»

        Незамысловатые строки, а сколько тайного они хранят. Оказывается, есть люди, способные видеть и замечать очевидные вещи, не проходить спокойно мимо, а радоваться мелочам, как самому дорогому подарку. Именно такие люди очень тонко чувствуют природу. Каждый листик, лепесток, лучик, капля способны пробудить самые яркие чувства восхищения, удивления и восторга.

Такие чувства испытываю и я, читая стихотворения известного русского поэта природы – Афанасия Афанасьевича Фета. Маленький томик  его произведений всегда у меня под рукой: и когда мне грустно, и когда нахлынет тоска, и когда просто хочется чего-то тёплого и светлого.

Я немного узнала  о его жизни. Оказывается, настоящая фамилия Афанасия Афанасьевича – Шеншин. Сложно назвать его «баловнем судьбы». Известно, что в 1888 году с «пятидесятилетием своей музы» удалось добиться придворного звания.

Многое пришлось преодолевать, но его увлечение, можно сказать, помогало даже в самых непростых ситуациях. Он любил писать стихотворения о природе. И это у него прекрасно получалось.

Каждое стихотворение – это история, характер, сюжет, картина. Читаешь, будто рассматриваешь книгу с иллюстрациями.

 Мне очень нравятся стихотворения Фета. Особенно это:

«Весенние мысли»

Снова птицы летят издалёка

К берегам, расторгающим лед,

Солнце теплое ходит высоко

И душистого ландыша ждет.

Снова в сердце ничем не умеришь

До ланит восходящую кровь,

И душою подкупленной веришь,

Что, как мир, бесконечна любовь.

Но сойдемся ли снова так близко

Средь природы разнеженной мы,

Как видало ходившее низко

Нас холодное солнце зимы?

Это моё самое любимое стихотворение. Оно вызывает у меня хорошее и, конечно же, весёлое настроение. Ну а ещё это стихотворение побуждает к более активным действиям, хочется сделать что-то хорошее и полезное. Долго гулять, наблюдать за изменениями в природе, потому что весной это происходит очень быстро.

Растения тянутся к солнцу, природа оживает, и люди расправляют плечи, спины и тоже как бы тянутся к солнцу.  

Афанасий Афанасьевич в своих стихах очень ярко передаёт жизнь природы.

Читая его стихи, я представляю себя то птичкой, возвращающейся из тёплых стран, то рекой, бушующей под поднявшимся льдом, а то и ранним весенним цветком, пробивающим себе путь в ещё холодной, но местами пригретой весенним солнцем земле.

    Я думаю, каждый человек в своей жизни встречается с творчеством Фета и ощущает радость пробуждения природы и жизни на земле.    

Источник: https://nsportal.ru/ap/library/literaturnoe-tvorchestvo/2015/01/29/afanasiy-afanasevich-fet-poet-prirody-sochinenie-es-0

Сочинение на тему: “Лирика Фета”

Категория: Фет А.А. Actionteaser.ru – тизерная реклама

Афанасий Афанасьевич Фет для меня поэт непростой, неординарный. Если рассматривать его творчество в целом, то особенно ярким оттенком в нем выделяется один особенный, надрывный лейтмотив, по сравнению с которым другие – отстраненно-нейтральные, фоновые.

Это мотив страдания, боли, вины, неискупленности. Эта звенящая струна его лирики тревожит, дает повод сострадать, переживать боль поэта вместе с ним, когда читаешь его стихи.«…Но больно,Что жребии жизни святым побужденьям враждебны;В груди человека до них бы добраться довольно…Нет! Вырвать и бросить; те язвы, быть может, целебны,-Но больно.

»Для того, чтобы понять творчество поэта, нужно знать на каком фундаменте строились лирические конструкции его стихов. Надо понять какую жизнь он прожил, что служило источником его вдохновения, побуждением писать. Фет считал, что поэзия должна отражать только самое чувственное, человечное, вечное.

Социально-политический аспект в поэзии только пачкает ее высокую и непорочную суть.За 72 года своей жизни А. А. Фет сделал огромнейшее вложение в банк высококлассной русской поэзии, оставив физически мир живых, но обессмертив себя навечно своими стихами. Его наследие трудно переоценить, ее ассоциативность и музыкальность неоспоримы.

«Путеводной звездой» своего становления как поэта называл творчество Фета Блок. Да что там, если говорить глобально, то Фет стал опорой русскому символизму, русской психологической прозе. В его стихах черпал вдохновение Тютчев и многие другие поэты и писатели.

Неопределенный статус в 14 лет, когда раскрылось, что его настоящий отец не русский дворянин Шеншин, а асессор Дармштадского суда некий Фет. Ранняя трагическая любовь, которая шрамом пересекла всю его жизнь, частично причинённая плохим финансовым состоянием. Озлобившись на жизненные реалии он женится в дальнейшем по расчету.

Но вместе с этим он не теряет света своей души. В мире тусклого прагматизма и циничности он продолжает излучать свет лиричных чувств, печальной красоты.

Он так и писал:«Тоскливый сон прервать единым звуком,Упиться вдруг неведомым, родным,Дать жизни вздох, дать сладость тайным мукам,Чужое вмиг почувствовать своим,Шепнуть о том, пред чем язык немеет,Усилить бой бестрепетных сердец -Вот чем певец лишь избранный владеет,

Вот в чем его и признак и венец!» 

Басня КрыловаЛягушки, просящие ЦаряЛягушкам стало не угодноПравление народно,И показалось им совсем не благородноБез службы и на воле жить.Чтоб горю пособить,То стали у богов Царя они просить.Хоть слушать всякий вздор богам бы и не сродно,На сей однако ж раз послушал их Зевес:Дал им Царя. Летит к ним с шумом Царь с небес,И плотно так он треснулся на царство,Что ходенем пошло трясинно государство:Со всех Лягушки ногВ испуге пометались,Кто как успел, куда кто мог,И шопотом Царю по кельям дивовалис

Поэма Н. В. Гоголя “Мертвые души” показала все достоинства и недостатки русской жизни. В целом, это произведение сатирическое, потому что хорошего, конечно, гораздо меньше, чем плохого. Поэма раскрывает массу проблем.

Так, эпизод “Оформление купчей в гражданской палате” освещает нам актуальную до сих пор тему бюрократии в России. Чичиков почти стал “херсонским помещиком”.

Осталось зафиксировать документально тот факт, что герой – хозяин многих и многих крепостных душ. Вместе с Чичиковым мы по

Последняя великая комедия Мольера — «Мещанин во дворянстве» (1670) — написана в жанре «комедии-балета»: по указанию короля в нее нужно было включить танцы, в которых содержалась бы насмешка над турецкими церемониями.

Сотрудничать нужно было со знаменитым композитором Жаном Батистом Люлли (1632— 1687), выходцем из Италии, замечательным музыкантом, которого с Мольером связывала предшествующая работа над комедиями-балетами и одновременно взаимная вражда.

Мольер умело ввел танцевальные сцены в сюжет

Но все же в повестях «Дожить до рассвета» (1973), «Обелиск» (1973), «Волчья стая» (1975), а затем в «Его батальоне» (1976) изображался один выбор, который совершает один человек.

А Быкова с самого начала волновала проблема нравственного размежевания: почему люди, которых объединяет многое: эпоха, социальная среда, духовная атмосфера, даже боевое содружество — оказавшись перед лицом «страшной беды», порой принимают настолько взаимоисключающие решения, что оказываются в конечном итоге по разную ст

В холодной пустой церкви идет венчание. Машу Троекурову выдают замуж за нелюбимого человека намного старше ее. Ни слезы, ни мольбы девушки не тронули сердца отца. Маша до последней минуты надеялась на чудо.

Она ждала: вот-вот примчится Дубровский и расстроит венчание. Чуда не произошло, обряд был кончен. Молодые сели в карету и поехали в имение князя Верейского.

Внезапно лошади остановились, дверца кареты распахнулась, и какой-то человек в полумаске обратился к молодой княгине: «Вы свободны, вых

Скупо отобранные детали сельского пейзажа незаметно и ненавязчиво присоединяются к характеристике внутреннего состояния человека. “Заплаканная осень, как вдова в одеждах черных, все сердца туманит…

” Однако это состояние не результат примет деревенского быта, оно не итог рассказанного. Тоска предст

ОТЕЛЛО (англ. Othello) — герой трагедии У.Шекспира «Отелло» (1604).

Представляя собой весьма точное переложение новеллы Джи-ральди Чинтио «Венецианский Мавр» из его сборника «Сто рассказов» (1566), ставшей известной Шекспиру, по всей видимости, в чьем то пересказе или в не дошедшем до нас английском переводе (итальянского языка Шекспир не знал), трагедия Шекспира тем не менее в главном кардинально отличается от своего первоисточника. И это главное — характер ее центрального героя. У Чинтио Мавр,

  Антон Павлович Чехов у світовому літературному процесі займає од­наково визначне місце і як прозаїк, і як драматург. Але як драматург він визначився раніше.

У вісімнадцятирічному віці Чехов розпочав роботу над своєю першою п’єсою, яка не вийшла в світ за життя автора. Але велика робота Чехова-драматурга розпочалася значно пізніше, че­рез вісімнадцять років, з «Чайки», яку було завершено у 1896 році.

В центре «Тараса Бульбы» – героический образ народа, борющегося за свою свободу и независимость. Никогда ещё в русской литературе так полно и ярко не изображались размах и раздолье народной жизни.

Каждый из героев повести, сколь бы он ни был индивидуален и своеобразен, чувствует себя составной частью народной жизни. В беспредельной слиянности личных интересов человека с интересами общенародными – идейный пафос этого произведения.

Подлинно эпического размаха достигает изображение Гоголем Запорожс

Сейчас смотрят:{module Фет:} Actionteaser.ru – тизерная реклама Actionteaser.ru – тизерная реклама

Источник: https://referat567.info/sochineniya-po-literature/tvorchestvo-feta-a-a/14954-sochinenie-na-temu-lirika-feta.html

17 вариантов

1. Творчество Афанасия Афанасьевича Фета
   Творчество Афанасия Афанасьевича Фета
   (1820 – 1892) – одна из вершин русской лирики. Фет – поэт великий, поэт
   гениальный. Сейчас в России нет человека, который не знал бы стихотворений
   Фета. Ну, хотя бы “Я пришел к тебе с приветом” или “На заре ты ее не буди…” В
   то же время действительного представления о масштабах этого поэта многие не
   имеют. Представление о Фете искажено, начиная даже с внешнего облика. Кто – то
   злонамеренно постоянно тиражирует те портреты Фета, которые были сделаны в
   период его предсмертной болезни, где лицо его страшно искажено, распухшие глаза
   – старик в состоянии агонии. Между тем Фет, как видно из портретов, сделанных в
   период его расцвета, и человеческого и поэтического, – был самым красивым из
   русских поэтов.
   Драма связана с тайной рождения Фета.
   Осенью 1820 года его отец Афанасий Неофитович Шеншин увез из Германии жену
   чиновника Карла Фёта в своё родовое поместье. Через месяц родился ребёнок и был
   записан сыном А.Н. Шеншина. Незаконность этой записи обнаружилась, когда
   мальчику было 14 лет. Он получил фамилию Фет и в документах стал называться
   сыном иностранного подданного. А. А. Фет много усилий потратил на то, чтобы
   вернуть фамилию Шеншина и права потомственного дворянина. До сих пор до конца
   не разгадана тайна его рождения. Если он сын Фета, то его отец И. Фет был
   двоюродным дедушкой последней русской императрицы.
   Загадочна и жизнь Фета. Про него говорят,
   что в жизни он был гораздо прозаичней, чем в поэзии. Но это связано с тем, что
   он был замечательный хозяин. Написал небольшой томик статей об экономике. Из
   разоренного имения сумел создать образцовое хозяйство с великолепным конным
   заводом. И даже в Москве на Плющихе в его домике был огород и оранжерея, в
   январе созревали овощи и фрукты, которыми любил угощать гостей поэт.
   В связи с этим о Фете любят говорить как
   о человеке прозаическом. Но на самом деле и происхождение его таинственное и
   романтическое, и его смерть загадочна: эта смерть и была, и не была
   самоубийством. Фет, мучимый болезнью, наконец, решил покончить с собой. Отослал
   жену, оставил предсмертную записку, схватил нож. Воспользоваться им помешала
   секретарь. А поэт умер – умер от потрясения.
   Биография поэта – это, прежде всего его
   стихи. Поэзия Фета многогранна,
   основной её жанр – лирическое стихотворение. Из классических жанров
   встречаются элегии, думы, баллады, послания. Как “оригинальный фетовский жанр”
   можно рассматривать “мелодии’’ – стихотворения, которые представляют собой
   отклик на музыкальные впечатления.
   Одно из ранних и самых популярных
   стихотворений Фета – “Я пришёл к тебе с приветом”:
   Я пришёл к тебе с
   приветом,
   Рассказать, что солнце
   встало, что оно горячим светом
   По листам затрепетало;
   Рассказать, что лес
   проснулся,
   Весь проснулся, веткой
   каждой,
   Каждой птицей
   встрепенулся
   И весенней полон жаждой…
   Стихотворение написано на тему любви.
   Тема старая, вечная, а от стихотворений Фета веет свежестью и новизной. Оно ни
   на что известное нам не похоже. Для Фета это вообще характерно и соответствует
   его сознательным поэтическим установкам. Фет писал: “Поэзия непременно требует
   новизны, и ничего для неё нет убийственнее повторения, а тем более самого себя…
   Под новизною я подразумеваю не новые предметы, а новое их освещение волшебным
   фонарём искусства”.
   Необычно уже само начало стихотворения –
   необычно по сравнению с принятой тогда нормой в поэзии. В частности, пушкинской
   нормой, которая требовала предельной точности в слове и в сочетании слов. Между
   тем начальная фраза фетовского стихотворения совсем не точная и даже не совсем
   “правильная”: “Я пришёл к тебе с приветом, рассказать …”. Позволил бы себе так
   сказать Пушкин или кто-нибудь из поэтов пушкинской поры? В то время в этих
   строчках видели поэтическую дерзость. Фет отдавал себе отчёт в неточности
   своего поэтического слова, в приближённости его к живой, порой кажущейся не
   совсем правильной, но от того особенно яркой и выразительной речи. Стихи свои
   он называл шутливо (но и не без гордости) стихами “в растрёпанном роде”. Но
   каков художественный смысл в поэзии “растрёпанного рода”?
   Неточные слова и как бы неряшливые,
   “растрёпанные” выражения в стихах Фета создают не только неожиданные, но и
   яркие волнующие образы. Создаётся впечатление, что поэт вроде бы специально и
   не задумывается над словами, они сами к нему пришли. Он говорит самыми первыми,
   непреднамеренными словами. Стихотворение отличается удивительной цельностью.
   Это – важное достоинство в поэзии. Фет писал: “Задача лирика не в стройности
   воспроизведения предметов, а в стройности тона”. В этом стихотворении есть и
   стройность предметов, и стройность тона. Всё в стихотворении внутренне связано
   друг с другом, всё однонаправлено, говорится в едином порыве чувства, точно на
   одном дыхании.
   Ещё
   одно  стихотворение из числа
   ранних – лирическая пьеса “Шёпот, робкое дыхание… ”:
   Шёпот, робкое дыхание,
   Трели соловья,
   Серебро и колыханье
   Сонного ручья,
   Свет ночной, ночные тени,
   Тени без конца,
   Ряд волшебных изменений
   Милого лица…
   Стихотворение написано в конце 40-х
   годов. Оно построено на одних назывных предложения. Ни одного глагола. Только
   предметы и явления, которые называются одно за другим: шёпот – робкое дыханье –
   трели соловья и т.д.
   Но при всём том предметным и вещественным
   стихотворение не назовёшь. Это и есть самое удивительное и неожиданное.
   Предметы  у Фета непредметны. Они
   существуют не сами по себе, а как знаки чувств и состояний. Они чуть светятся,
   мерцают. Называя ту или иную вещь, поэт вызывает в читателе не прямое
   представление о самой вещи, а те ассоциации, которые привычно могут быть с нею
   связаны. Главное смысловое поле стихотворения – между словами, за словами.
   “За словами ” развивается и основная тема стихотворения: чувства
   любви. Чувство тончайшее, словами невыразимое, невыразимо сильное, Так о любви
   до Фета ещё никто не писал.
   Фету нравилась реальность жизни, и это
   отражалось в его стихах. Тем не менее, просто реалистом Фета трудно назвать,
   замечая, как тяготеет он в поэзии к грёзам, снам, интуитивным движениям души.
   Фет писал о красоте, разлитой во всем многообразии действительности.
   Эстетический реализм в стихах Фета в 40 – 50 годах был действительно направлен
   на житейское и самое обыкновенное.
   Характер и
   напряжение лирического переживания у Фета зависят от состояния природы. Смена
   времён года происходит по кругу – от весны до весны. По такому же своеобразному
   кругу происходит и движение чувства у Фета: не от прошлого к будущему, а от
   весны до весны, с необходимым, неизбежным её возвращением. В сборнике (1850) на
   первое место выделен цикл “Снега”. Зимний цикл Фета многомотивен: он поёт и о
   печальной березе в зимнем одеянии, о том, как “ночь светла, мороз сияет, ”и “на
   двойном стекле узоры начертил мороз”. Снежные равнины влекут поэта:
   Чудная картина,
   Как ты мне родна:
   Белая равнина,
   Полная луна,
   Свет небес высоких,
   И блестящий снег,
   И саней далёких
   Одинокий бег.
   Фет признаётся в любви к зимнему пейзажу.
   У Фета преобладает в стихах сияющая зима, в блеске колючем солнца, в
   бриллиантах снежинок и снежных искр, в хрустале сосулек, В серебристом пуху
   заиндевелых ресниц. Ассоциативный ряд в этой лирике не выходит за пределы самой
   природы, здесь её собственная красота, не нуждающаяся в человеческом
   одухотворении. Скорее она сама одухотворяет и просветляет личность. Именно Фет
   вслед за Пушкиным воспел русскую зиму, только ему удалось столь многогранно
   раскрыть её эстетический смысл. Фет вводил в стихи деревенский пейзаж, сценки
   народной жизни, появлялся в стихах “дедушка бородатый”, он “кряхтит и
   крестится”, или ямщик на тройке удалой.
   Фета всегда влекла к себе поэтическая
   тема вечера и ночи. У поэта рано сложилось особое эстетическое отношение к
   ночи, наступлению темноты. На новом этапе творчества он уже стал называть целые
   сборники “Вечерние огни”, в них как бы особая,
   фетовская философия ночи.
   В “ночной поэзии”  Фета обнаруживается комплекс ассоциаций:
   ночь – бездна – тени – сон – виденья – тайное, сокровенное – любовь – единство
   “ночной души ” человека с ночной стихией. Этот образ получает в его стихах
   философское углубление, новый второй смысл; в содержании стихотворения
   появляется второй план-символический. Философско-поэтическую перспективу
   получает у него ассоциация “ночь-бездна”. Она начинает сближаться с жизнью
   человека. Бездна-воздушная дорога-путь жизни человека.
   МАЙСКАЯ НОЧЬ
   Отсталых туч над нами
   пролетает
   Последняя толпа.
   Прозрачный их отрезок
   мягко тает
   У лунного серпа
   Царит весны таинственная
   сила
   С звездами на челе. –
   Ты, нежная! Ты счастье
   мне сулила
   На суетной земле.
   А счастье где? Не здесь,
   в среде убогой,
   А вон оно – как дым
   За ним! за ним! воздушною
   дорогой-
   И в вечность улетим.
   Майская ночь сулит счастье, человек летит
   по жизни за счастьем, ночь-бездна, человек летит в бездну, в вечность.
   Дальнейшее развитие этой
   ассоциации: ночь-существование человека-сущность бытия.
   Фет представляет ночные часы
   раскрывающими тайны мироздания. Ночное прозрение поэта позволяет ему смотреть
   “из времени в вечность”, он видит “живой алтарь мироздания”.
   Толстой писал Фету: “Стихотворение одно
   из тех редких в, которых не слова прибавить, убавить или изменить нельзя; оно
   живое само и прелестно. Оно так хорошо, что, мне кажется, это не случайное
   стихотворение, а что это первая струя давно задержанного потока”.
   Ассоциация ночь – бездна – человеческое
   существование, развиваясь в поэзии Фета, вбирает в себя идеи Шопенгауэра.
   Однако близость поэта Фета к философу весьма условна и относительна. Идеи мира
   как представления, человека как созерцателя бытия, мысли об интуитивных
   прозрениях, видимо, были близки Фету.
   В образную ассоциацию стихов Фета о ночи
   и существование человека вплетается идея смерти (стихотворение “Сон и смерть”,
   написанное в 1858 году). Сон полон суеты дня, смерть полна величавого покоя.
   Фет отдаёт предпочтение смерти, рисует её образ как воплощение своеобразной
   красоты.
   В целом “ночная поэзия” Фета глубоко
   своеобразна. У него ночь прекрасна не менее дня, может быть ещё прекрасней.
   Фетовская ночь полна жизни, поэт чувствует “дыхание ночи непорочной”. Фетовская
   ночь даёт человеку счастье:
   Что за ночь! Прозрачный
   воздух скован;
   Над землёй клубится
   аромат.
   О, теперь я счастлив, я
   взволнован,
   О, теперь я высказаться
   рад! …
   Человек сливается
   с ночным бытием, он отнюдь не отчуждён от него. Он надеется и чего–то ждёт от
   него. Повторяющаяся в стихах Фета ассоциация-ночь-и ожидание и дрожание,
   трепет:
   Берёзы ждут. Их лист
   полупрозрачный
   Застенчиво манит и тешит
   взор.
   Они дрожат. Так деве
   новобрачной
   И радостен и чужд её
   убор…
   У Фета ночная природа и человек полны
   ожидания сокровенного, которое оказывается доступным всему живому лишь ночью.
   Ночь, любовь, общение со стихийной жизнью вселенной, познание счастья и высших
   истин  в его стихах, как правило,
   объединяются.
   Творчество Фета представляет собой
   апофеоз ночи. Для Фета-философа ночь представляет собой основу мирового бытия,
   она источник жизни и хранительница тайны “двойного бытия”, родства человека со
   вселенной, она у него узел всех живых и духовных связей.
   Теперь уже Фета невозможно назвать только
   лишь поэтом ощущений. Его созерцание природы исполнено философского
   глубокомыслия, поэтические прозрения направлены на обнаружение тайн бытия.
   Поэзия была главным делом жизни Фета,
   призванием, которому он отдал всё: душу, зоркость, изощрённость слуха,
   богатство фантазии, глубину ума, навык упорного труда и вдохновение.
   В 1889 году Страхов писал в статье
   “Юбилей поэзии Фета”: “Он в своём роде поэт единственный, несравненный, дающий
   нам самый чистый и настоящий поэтический восторг, истинные бриллианты поэзии…
   Фет есть истинный пробный камень для способности понимать поэзию…”.
   Список литературы
   Маймин Е. А. “ А. А. Фет
   ”, Москва, 1989г.
   Фет А. А.  “Избранное”, Москва, 1985г.
   Журнал “Русская
   словесность”, № 4, 1996г.

3. 1. Краткая биографическая справка.
   2. Основные темы лирики Фета.
   3. Особенности лирики Фета.
   В историю литературы Афанасий Афанасиевич вошел под фамилией Фет, однако немало лет его жизни было посвящено борьбе за право носить другую фамилию — Шеншин. Отец будущего поэта, русский дворянин А. Н. Шеншин, во время своего пребывания в Германии познакомился с супругой немецкого чиновника К. Ш. Фет, вместе с которой Шеншин и вернулся на родину. Вскоре родился сын Афанасий (1820), которому Шеншин дал свою фамилию, усыновив мальчика. Но через четырнадцать лет обнаружилось, что в свидетельстве о рождении были допущены ошибки: в результате юный Афанасий потерял право носить дворянскую фамилию Шеншин. Теперь по документам он являлся разночинцем, «иностранцем» Фетом.
   Во время учебы в Московском университете вышла в свет первая книга стихов Фета, которая привлекла внимание читателей. В. Г. Белинский с большой похвалой отзывался о поэтическом мастерстве молодого Фета.
   После окончания университета Фет поступил в провинциальный полк. Это решение молодого человека в немалой степени было связано с надеждой на получение утраченного дворянства, на что давал право низший офицерский чин. Находясь на военной службе, Фет продолжал заниматься поэтическим творчеством. Нужно отметить, что военная служба не оправдала надежд Фета — вожделенного дворянства он так и не получил. Выйдя в отставку, Фет приобрел поместье и занялся хозяйством. Он издал два прозаических цикла, посвященных жизни русской деревни.
   Лишь в 1873 году Фет получил право носить фамилию Шеншин. До конца своей жизни он продолжал заниматься литературной деятельностью. Скончался он в 1892 году в своем имении. Основными темами лирики Фета являются красота природы и любовь: Нередко эти две темы переплетаются:
   Я пришел к тебе с приветом,
   рассказать, что солнце встало,
   Что оно горячим светом
   По листам затрепетало…
   … Рассказать, что с той же страстью,
   Как вчера, пришел я снова,
   Что душа все так же счастью
   И тебе служить готова…
   Природа для Фета — это источник постоянного вдохновения и восторга. Поэт показывает нам природу в разное время года, каждое из которых по-своему прекрасно. Даже временное увядание описывается в светлых, жизнеутверждающих тонах:
   Ветер. Кругом все гудит и колышется,
   Листья кружатся у ног.
   Чу, там, вдали неожиданно слышится
   Тонко взывающий рог.
   Картины, которые дает А. А. Фет в своих стихах, очень легко представить, настолько точно поэт подмечает главные признаки погодных изменений того или иного времени года. Однако пейзажная лирика Фета не фотографический снимок, где все застыло раз и навсегда. Поэтические образы в стихотворениях Фета скорее можно сравнить с видеосъемкой, которая позволяет уловить картину окружающего мира в движении. Движение хорошо ощущается во многих стихотворениях поэта: «Задрожали листы, облетая», «Качаясь, движется завеса», «Юркнула в темноту». Поэту интересно любоваться бескрайними просторами полей:
   …И от нивы и до нивы
   Гонит ветер прихотливый
   Золотые переливы.
   или одинокой розой, чудом уцелевшей в саду после осенних заморозков:
   Но в дуновении мороза
   Между погибшими одна,
   Лишь ты одна, царица роза,
   Благоуханна и пышна.
   Но в центре внимания поэта оказываются не только рощи, деревья, цветы, поля; поэтический мир Фета, как и реальный мир, населен живыми существами, повадки которых наглядно описывает поэт. Вот проворная рыбка скользит у самой поверхности воды, и ее «голубоватая спина» отливает серебром; в зимний мороз в доме «кот поет, глаза прищуря». Особенно часто в лирике Фета упоминаются птицы: журавли, ласточки, грачи, воробей и просто птичка, укрывшаяся в своем гнезде от непогоды:
   И грохочет громов перекличка,
   И шумящая мгла так черна…
   Только ты, моя милая птичка,
   В теплом гнездышке еле видна.
   Не менее проникновенно, с тонким психологизмом описывает Фет и любовные чувства. Л. Н. Толстой восхищался тем, как мастерски Фет передавал в своем творчестве малейшие оттенки чувств, их зарождение. Например, о стихотворении «Майская ночь» Л. Н. Толстой так писал Фету в письме: «Стихотворение одно из тех редких, в которых ни слова прибавить, убавить или изменить нельзя; оно живое само и прелестно».
   Нужно отметить, что любовной лирике Фета в значительной мере присуще трагическое восприятие чувства. Вероятно, это связано с личными переживаниями поэта. Во время своей службы в армии он серьезно увлекся М. Лазич, однако эта девушка была бесприданницей. Мечтающий о прочном достатке и дворянском звании Фет отказался от мысли связать с ней свою судьбу.
   Лирика Фета очень музыкальна — многие его стихи стали известными романсами. Также нужно отметить такую особенность творчества Фета, как отсутствие острых социальных конфликтов, картин бедности и бесправия, к которым нередко обращались многие современники поэта, например, Н, А. Некрасов. Подобная отстраненность от общественных проблем порой пародировалась другими поэтами. Однако ценность лирики Фета от этого не снижается. Бытует мнение, что «поэт в России — больше, чем поэт», но не всем же быть грозными ораторами, зовущими народ на преобразование общества. Пожалуй, в наш техногенный век куда важнее понять, насколько прекрасна и беззащитна окружающая нас природа, и суметь сберечь ее, чтобы и наши потомки могли любоваться сверкающими прудами, сочной зеленой травой, родниками, лесами и полями.

5. А.?Фета называют одним из самых светлых русских лириков, поскольку многие его стихотворения передают настроения возвышенной радости бытия и чувство счастливого единения с природой. Однако творческая судьба поэта не согласуется с этим представлением. Одной из главных загадок жизни Фета было странное сочетание в его личности возвышенного романтичного лирика и практичного человека, который сначала исправно нес военную службу, а затем методично занимался благоустройством своего поместья.
   В начале творческого пути Фет испытал влияние идей немецкого философа Г.?Гегеля. Именно лирика первого периода принесла ему славу «светлого» поэта, наделенного «абсолютным музыкальном слухом» в восприятии прекрасного.
   В 1860-е гг. Фет в полемике с представителями «натуральной школы» отстаивал принципы «чистого искусства».
   После длительной паузы в фетовской поэзии 1870–1880-х гг. стали усиливаться трагические настроения, питавшиеся представлениями об обреченности человека на непрерывную борьбу и неизбежную смерть. Эти настроения, созвучные культуре эпохи рубежа ХIХ–ХХ вв., нашли яркое выражение в сборниках стихотворений, печатавшихся в последнее десятилетие жизни поэта.
   Многие лирические произведения А.А.?Фета были положены на музыку и вошли в сокровищницу русского романса.

7. Творчество Афанасия Афанасьевича Фета (1820 – 1892) – одна из вершин русской лирики. Фет – поэт великий, поэт гениальный. Сейчас в России нет человека, который не знал бы стихотворений Фета. Ну, хотя бы “Я пришел к тебе с приветом” или “На заре ты ее не буди…” В то же время действительного представления о масштабах этого поэта многие не имеют. Представление о Фете искажено, начиная даже с внешнего облика. Кто – то злонамеренно постоянно тиражирует те портреты Фета, которые были сделаны в период его предсмертной болезни, где лицо его страшно искажено, распухшие глаза – старик в состоянии агонии. Между тем Фет, как видно из портретов, сделанных в период его расцвета, и человеческого и поэтического, – был самым красивым из русских поэтов.           Драма связана с тайной рождения Фета. Осенью 1820 года его отец Афанасий Неофитович Шеншин увез из Германии жену чиновника Карла Фёта в своё родовое поместье. Через месяц родился ребёнок и был записан сыном А.Н. Шеншина. Незаконность этой записи обнаружилась, когда мальчику было 14 лет. Он получил фамилию Фет и в документах стал называться сыном иностранного подданного. А. А. Фет много усилий потратил на то, чтобы вернуть фамилию Шеншина и права потомственного дворянина. До сих пор до конца не разгадана тайна его рождения. Если он сын Фета, то его отец И. Фет был двоюродным дедушкой последней русской императрицы.     Загадочна и жизнь Фета. Про него говорят, что в жизни он был гораздо прозаичней, чем в поэзии. Но это связано с тем, что он был замечательный хозяин. Написал небольшой томик статей об экономике. Из разоренного имения сумел создать образцовое хозяйство с великолепным конным заводом. И даже в Москве на Плющихе в его домике был огород и оранжерея, в январе созревали овощи и фрукты, которыми любил угощать гостей поэт.     В связи с этим о Фете любят говорить как о человеке прозаическом. Но на самом деле и происхождение его таинственное и романтическое, и его смерть загадочна: эта смерть и была, и не была самоубийством. Фет, мучимый болезнью, наконец, решил покончить с собой. Отослал жену, оставил предсмертную записку, схватил нож. Воспользоваться им помешала секретарь. А поэт умер – умер от потрясения.     Биография поэта – это, прежде всего его стихи. Поэзия Фета многогранна,  основной её жанр – лирическое стихотворение. Из классических жанров встречаются элегии, думы, баллады, послания. Как “оригинальный фетовский жанр” можно рассматривать “мелодии’’ – стихотворения, которые представляют собой отклик на музыкальные впечатления.

9. Сочинение – Литература

   Другие сочинения по предмету Литература

   Творчество Афанасия Афанасьевича Фета
   Творчество Афанасия Афанасьевича Фета (1820 – 1892) – одна из вершин русской лирики. Фет поэт великий, поэт гениальный. Сейчас в России нет человека, который не знал бы стихотворений Фета. Ну, хотя бы “Я пришел к тебе с приветом” или “На заре ты ее не буди…” В то же время действительного представления о масштабах этого поэта многие не имеют. Представление о Фете искажено, начиная даже с внешнего облика. Кто то злонамеренно постоянно тиражирует те портреты Фета, которые были сделаны в период его предсмертной болезни, где лицо его страшно искажено, распухшие глаза старик в состоянии агонии. Между тем Фет, как видно из портретов, сделанных в период его расцвета, и человеческого и поэтического, – был самым красивым из русских поэтов.
   Драма связана с тайной рождения Фета. Осенью 1820 года его отец Афанасий Неофитович Шеншин увез из Германии жену чиновника Карла Фёта в своё родовое поместье. Через месяц родился ребёнок и был записан сыном А.Н. Шеншина. Незаконность этой записи обнаружилась, когда мальчику было 14 лет. Он получил фамилию Фет и в документах стал называться сыном иностранного подданного. А. А. Фет много усилий потратил на то, чтобы вернуть фамилию Шеншина и права потомственного дворянина. До сих пор до конца не разгадана тайна его рождения. Если он сын Фета, то его отец И. Фет был двоюродным дедушкой последней русской императрицы.
   Загадочна и жизнь Фета. Про него говорят, что в жизни он был гораздо прозаичней, чем в поэзии. Но это связано с тем, что он был замечательный хозяин. Написал небольшой томик статей об экономике. Из разоренного имения сумел создать образцовое хозяйство с великолепным конным заводом. И даже в Москве на Плющихе в его домике был огород и оранжерея, в январе созревали овощи и фрукты, которыми любил угощать гостей поэт.
   В связи с этим о Фете любят говорить как о человеке прозаическом. Но на самом деле и происхождение его таинственное и романтическое, и его смерть загадочна: эта смерть и была, и не была самоубийством. Фет, мучимый болезнью, наконец, решил покончить с собой. Отослал жену, оставил предсмертную записку, схватил нож. Воспользоваться им помешала секретарь. А поэт умер умер от потрясения.
   Биография поэта это, прежде всего его стихи. Поэзия Фета многогранна, основной её жанр лирическое стихотворение. Из классических жанров встречаются элегии, думы, баллады, послания. Как “оригинальный фетовский жанр” можно рассматривать “мелодии – стихотворения, которые представляют собой отклик на музыкальные впечатления.
   Одно из ранних и самых популярных стихотворений Фета “Я пришёл к тебе с приветом”:
   Я пришёл к тебе с приветом,
   Рассказать, что солнце встало, что оно горячим светом
   По листам затрепетало;
   Рассказать, что лес проснулся,
   Весь проснулся, веткой каждой,
   Каждой птицей встрепенулся
   И весенней полон жаждой…
   Стихотворение написано на тему любви. Тема старая, вечная, а от стихотворений Фета веет свежестью и новизной. Оно ни на что известное нам не похоже. Для Фета это вообще характерно и соответствует его сознательным поэтическим установкам. Фет писал: “Поэзия непременно требует новизны, и ничего для неё нет убийственнее повторения, а тем более самого себя… Под новизною я подразумеваю не новые предметы, а новое их освещение волшебным фонарём искусства”.
   Необычно уже само начало стихотворения необычно по сравнению с принятой тогда нормой в поэзии. В частности, пушкинской нормой, которая требовала предельной точности в слове и в сочетании слов. Между тем начальная фраза фетовского стихотворения совсем не точная и даже не совсем “правильная”: “Я пришёл к тебе с приветом, рассказать …”. Позволил бы себе так сказать Пушкин или кто-нибудь из поэтов пушкинской поры? В то время в этих строчках видели поэтическую дерзость. Фет отдавал себе отчёт в неточности своего поэтического слова, в приближённости его к живой, порой кажущейся не совсем правильной, но от того особенно яркой и выразительной речи. Стихи свои он называл шутливо (но и не без гордости) стихами “в растрёпанном роде”. Но каков художественный смысл в поэзии “растрёпанного рода”?
   Неточные слова и как бы неряшливые, “растрёпанные” выражения в стихах Фета создают не только неожиданные, но и яркие волнующие образы. Создаётся впечатление, что поэт вроде бы специально и не задумывается над словами, они сами к нему пришли. Он говорит самыми первыми, непреднамеренными словами. Стихотворение отличается удивительной цельностью. Это важное достоинство в поэзии. Фет писал: “Задача лирика не в стройности воспроизведения предметов, а в стройности тона”. В этом стихотворении есть и стройность предметов, и стройность тона. Всё в стихотворении внутренне связано друг с другом, всё однонаправлено, говорится в едином порыве чувства, точно на одном дыхании.
   Ещё одно стихотворение из числа ранних лирическая пьеса “Шёпот, робкое дыхание… ”:
   Шёпот, робкое дыхание,
   Трели соловья,
   Серебро и колыханье
   Сонного ручья,
   Свет ночной, ночные тени,
   Тени без конца,
   Ряд волшебных изменений
   Милого лица…
   Стихотворение написано в конце 40-х годов. Оно построено на одних назывных предложения. Ни одного глагола. Только предметы и явления, которые называются одно за другим: шёпот – робкое дыханье – трели соловья и т.д.
   Но при всём том предметным и вещественным стихотворение не на
   1
   2
   3
   Далее

11. Творчество Афанасия Афанасьевича Фета
    Творчество Афанасия Афанасьевича Фета (1820 – 1892) – одна из вершин русской лирики. Фет поэт великий, поэт гениальный. Сейчас в России нет человека, который не знал бы стихотворений Фета. Ну, хотя бы “Я пришел к тебе с приветом” или “На заре ты ее не буди…” В то же время действительного представления о масштабах этого поэта многие не имеют. Представление о Фете искажено, начиная даже с внешнего облика. Кто то злонамеренно постоянно тиражирует те портреты Фета, которые были сделаны в период его предсмертной болезни, где лицо его страшно искажено, распухшие глаза старик в состоянии агонии. Между тем Фет, как видно из портретов, сделанных в период его расцвета, и человеческого и поэтического, – был самым красивым из русских поэтов.
    Драма связана с тайной рождения Фета. Осенью 1820 года его отец Афанасий Неофитович Шеншин увез из Германии жену чиновника Карла Фёта в своё родовое поместье. Через месяц родился ребёнок и был записан сыном А.Н. Шеншина. Незаконность этой записи обнаружилась, когда мальчику было 14 лет. Он получил фамилию Фет и в документах стал называться сыном иностранного подданного. А. А. Фет много усилий потратил на то, чтобы вернуть фамилию Шеншина и права потомственного дворянина. До сих пор до конца не разгадана тайна его рождения. Если он сын Фета, то его отец И. Фет был двоюродным дедушкой последней русской императрицы.
    Загадочна и жизнь Фета. Про него говорят, что в жизни он был гораздо прозаичней, чем в поэзии. Но это связано с тем, что он был замечательный хозяин. Написал небольшой томик статей об экономике. Из разоренного имения сумел создать образцовое хозяйство с великолепным конным заводом. И даже в Москве на Плющихе в его домике был огород и оранжерея, в январе созревали овощи и фрукты, которыми любил угощать гостей поэт.
    В связи с этим о Фете любят говорить как о человеке прозаическом. Но на самом деле и происхождение его таинственное и романтическое, и его смерть загадочна: эта смерть и была, и не была самоубийством. Фет, мучимый болезнью, наконец, решил покончить с собой. Отослал жену, оставил предсмертную записку, схватил нож. Воспользоваться им помешала секретарь. А поэт умер умер от потрясения.
    Биография поэта это, прежде всего его стихи. Поэзия Фета многогранна, основной её жанр лирическое стихотворение. Из классических жанров встречаются элегии, думы, баллады, послания. Как “оригинальный фетовский жанр” можно рассматривать “мелодии – стихотворения, которые представляют собой отклик на музыкальные впечатления.
    Одно из ранних и самых популярных стихотворений Фета “Я пришёл к тебе с приветом”:
    Я пришёл к тебе с приветом,
    Рассказать, что солнце встало, что оно горячим светом
    По листам затрепетало;
    Рассказать, что лес проснулся,
    Весь проснулся, веткой каждой,
    Каждой птицей встрепенулся
    И весенней полон жаждой…
    Стихотворение написано на тему любви. Тема старая, вечная, а от стихотворений Фета веет свежестью и новизной. Оно ни на что известное нам не похоже. Для Фета это вообще характерно и соответствует его сознательным поэтическим установкам. Фет писал: “Поэзия непременно требует новизны, и ничего для неё нет убийственнее повторения, а тем более самого себя… Под новизною я подразумеваю не новые предметы, а новое их освещение волшебным фонарём искусства”.
    Необычно уже само начало стихотворения необычно по сравнению с принятой тогда нормой в поэзии. В частности, пушкинской нормой, которая требовала предельной точности в слове и в сочетании слов. Между тем начальная фраза фетовского стихотворения совсем не точная и даже не совсем “правильная”: “Я пришёл к тебе с приветом, рассказать …”. Позволил бы себе так сказать Пушкин или кто-нибудь из поэтов пушкинской поры? В то время в этих строчках видели поэтическую дерзость. Фет отдавал себе отчёт в неточности своего поэтического слова, в приближённости его к живой, порой кажущейся не совсем правильной, но от того особенно яркой и выразительной речи. Стихи свои он называл шутливо (но и не без гордости) стихами “в растрёпанном роде”. Но каков художественный смысл в поэзии “растрёпанного рода”?
    Неточные слова и как бы неряшливые, “растрёпанные” выражения в стихах Фета создают не только неожиданные, но и яркие волнующие образы. Создаётся впечатление, что поэт вроде бы специально и не задумывается над словами, они сами к нему пришли. Он говорит самыми первыми, непреднамеренными словами. Стихотворение отличается удивительной цельностью. Это важное достоинство в поэзии. Фет писал: “Задача лирика не в стройности воспроизведения предметов, а в стройности тона”. В этом стихотворении есть и стройность предметов, и стройность тона. Всё в стихотворении внутренне связано друг с другом, всё однонаправлено, говорится в едином порыве чувства, точно на одном дыхании.
    Ещё одно стихотворение из числа ранних лирическая пьеса “Шёпот, робкое дыхание… ”:
    Шёпот, робкое дыхание,
    Трели соловья,
    Серебро и колыханье
    Сонного ручья,
    Свет ночной, ночные тени,
    Тени без конца,
    Ряд волшебных изменений
    Милого лица…
    Стихотворение написано в конце 40-х годов. Оно построено на одних назывных предложения. Ни одного глагола. Только предметы и явления, которые называются одно за другим: шёпот – робкое дыханье – трели соловья и т.д.
    Но при всём том предметным и вещественным стихотворение не назовёшь. Это и есть самое удивительное и неожиданное. Предметы у Фета непредметны. Они существуют не сами по себе, а как знаки чувств и состояний. Они чуть светятся, мерцают. Называя ту или иную вещь, поэт вызывает в читателе не прямое представление о самой вещи, а те ассоциации, которые привычно могут быть с нею связаны. Главное смысловое поле стихотворения между словами, за словами.
    “За словами ” развивается и основная тема стихотворения: чувства любви. Чувство тончайшее, словами невыразимое, невыразимо сильное, Так о любви до Фета ещё никто не писал.
    Фету нравилась реальность жизни, и это отражалось в его стихах. Тем не менее, просто реалистом Фета трудно назвать, замечая, как тяготеет он в поэзии к грёзам, снам, интуитивным движениям души. Фет писал о красоте, разлитой во всем многообразии действительности. Эстетический реализм в стихах Фета в 40 50 годах был действительно направлен на житейское и самое обыкновенное.
    Характер и напряжение лирического переживания у Фета зависят от состояния природы. Смена времён года происходит по кругу от весны до весны. По такому же своеобразному кругу происходит и движение чувства у Фета: не от прошлого к будущему, а от весны до весны, с необходимым, неизбежным её возвращением. В сборнике (1850) на первое место выделен цикл “Снега”. Зимний цикл Фета многомотивен: он поёт и о печальной березе в зимнем одеянии, о том, как “ночь светла, мороз сияет, ”и “на двойном стекле узоры начертил мороз”. Снежные равнины влекут поэта:
    Чудная картина,
    Как ты мне родна:
    Белая равнина,
    Полная луна,
    Свет небес высоких,
    И блестящий снег,
    И саней далёких
    Одинокий бег.
    Фет признаётся в любви к зимнему пейзажу. У Фета преобладает в стихах сияющая зима, в блеске колючем солнца, в бриллиантах снежинок и снежных искр, в хрустале сосулек, В серебристом пуху заиндевелых ресниц. Ассоциативный ряд в этой лирике не выходит за пределы самой природы, здесь её собственная красота, не нуждающаяся в человеческом одухотворении. Скорее она сама одухотворяет и просветляет личность. Именно Фет вслед за Пушкиным воспел русскую зиму, только ему удалось столь многогранно раскрыть её эстетический смысл. Фет вводил в стихи деревенский пейзаж, сценки народной жизни, появлялся в стихах “дедушка бородатый”, он “кряхтит и крестится”, или ямщик на тройке удалой.
    Фета всегда влекла к себе поэтическая тема вечера и ночи. У поэта рано сложилось особое эстетическое отношение к ночи, наступлению темноты. На новом этапе творчества он уже стал называть целые сборники “Вечерние огни”, в них как бы особая, фетовская философия ночи.
    В “ночной поэзии” Фета обнаруживается комплекс ассоциаций: ночь бездна тени – сон виденья – тайное, сокровенное любовь – единство “ночной души ” человека с ночной стихией. Этот образ получает в его стихах философское углубление, новый второй смысл; в содержании стихотворения появляется второй план-символический. Философско-поэтическую перспективу получает у него ассоциация “ночь-бездна”. Она начинает сближаться с жизнью человека. Бездна-воздушная дорога-путь жизни человека.
    МАЙСКАЯ НОЧЬ
    Отсталых туч над нами пролетает
    Последняя толпа.
    Прозрачный их отрезок мягко тает
    У лунного серпа
    Царит весны таинственная сила
    С звездами на челе. –
    Ты, нежная! Ты счастье мне сулила
    На суетной земле.
    А счастье где? Не здесь, в среде убогой,
    А вон оно – как дым
    За ним! за ним! воздушною дорогой-
    И в вечность улетим.
    Майская ночь сулит счастье, человек летит по жизни за счастьем, ночь-бездна, человек летит в бездну, в вечность.
    Дальнейшее развитие этой ассоциации: ночь-существование человека-сущность бытия.
    Фет представляет ночные часы раскрывающими тайны мироздания. Ночное прозрение поэта позволяет ему смотреть “из времени в вечность”, он видит “живой алтарь мироздания”.
    Толстой писал Фету: “Стихотворение одно из тех редких в, которых не слова прибавить, убавить или изменить нельзя; оно живое само и прелестно. Оно так хорошо, что, мне кажется, это не случайное стихотво

    Похожие работы

    А.А. Фет
    Афанасий Афанасьевич Фет
    Жизненный путь Афанасия Афанасьевича Фета
    Импрессионизм в лирике А.А.Фета
    Любовь и природа в лирике А. А. Фета
    Основные мотивы и образы поэзии А. А. Фета
    Особенности поэзии и философская лирика Фета
    Творчество Афанасия Афанасьевича Фета
    Фет Афанасий
    Философия в поэзии Фета

13. Кратко о творчестве Афанасия Фета
    Фет А.А. Краткая биография
    Сочинение на тему: “Лирика Фета”
    Творчество Афанасия Афанасьевича Фета
    Вечные темы в лирике Ф. И. Тютчева и А. А. Фета
    Природа в творчестве А.А. Фета
    Жизнь и творчество А. А. Фета
    Мое любимое стихотворение А. А. Фета
    Поэтизация красот природы в творчестве Фета
    Мое восприятие лирики А. Фета
    Жизнь и творчество Афанасия Фета
    А.А. Фет. Жизнь и творчество
    «Я пришел к тебе с приветом…» (Особенности лирики Афанасия Фета)
    Любовь и природа в лирике Фета
    Тема любви в лирике Афанасия Фета
    Анализ стихотворения Фета «Вечер»
    Анализ стихотворения А. Фета «После бури»
    Лирика Афанасия Фета
    Стихотворение А.А. Фета «Шепот, робкое дыханье…» (Восприятие, истолкование, оценка)
    Детские годы. Афанасий Афанасьевич Фет
    Любовная лирика Афанасия Фета сочинение
    Биография Фета А.А.
    Основные мотивы в лирике А. А. Фета
    Сопоставительный анализ стихотворений “Поэтам” и “Поэт и Гражданин”
    Анализ стихотворения Фета “Шепот, робкое дыханье”
    Стихотворение А.А. Фета “Ель рукавом мне тропинку завесила…” (Восприятие, истолкование, оценка.)
    Образ любви. Воспоминания в лирике Афанасия Фета
    Анализ стихотверения Фета А.А. “Чудная картина”
    Стихотворение А.А. Фета «Еще весны душистой нега…»
    Природа и человек в творчестве А. А. Фета
    Поэтика А. А. Фета
    Стихотворение А.А. Фета «Весенний дождь» (восприятие, истолкование, оценка)
    Человек и природа в лирике А.А. Фета
    Тема любви в творчестве А.А. Фета
    Стихи Фета о назначении поэзии
    Стихи о назначении поэта и поэзии Фета А.А.
    Основные темы и идеи лирики А. Фета
    Литературная судьба А. А. Фета (о творчестве поэта)
    Образы природы в лирике А. А. Фета
    Афанасий Фет – жизнь и творчество, сочинение о поэзии Фета
    Стихотворение А.А. Фета «Еще майская ночь…» (Восприятие, истолкование, оценка)
    Тема любви в лирике А. Фета
    Основные мотивы и образы поэзии А. А. Фета
    Его я считают мастером русского слова (По творчеству А. А. Фета)
    Стихотворение А.А. Фета “Это утро, радость эта…” (Восприятие, истолкование, оценка.)
    Лирика А. А. Фета
    Основные темы и идеи лирики Афанасия Фета
    Николай Некрасов и Афанасий Фет
    «Благоухающая свежесть чувств» в поэзии Афанасия Фета
    Внутренний и внешний мир в лирике А. А. Фета
    Удивительный мир поэзии Афанасия Фета
    Тема любви в лирике А. А. Фета сочинение
    Удивительный мир поэзии А. А. Фета
    Тема любви в лирике А. А. Фета
    Стихотворение А.А. Фета «Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали…». (Восприятие, истолкование, оценка.)
    Стихотворение А.А. Фета “Заря прощается с землею…” (Восприятие, истолкование, оценка.)
    Стихотворение А. Фета «Заря прощается с землею…» (Восприятие, истолкование, оценка)
    Мелодичность поэзии А. А. Фета
    Пейзаж в творчестве А. Фета
    Героиня лирики А. А. Фета
    Стихотворение А.А. Фета «Поэтам», (Восприятие, истолкование, оценка)

15. Афанасий Афанасьевич Фет для меня поэт непростой, неординарный. Если рассматривать его творчество в целом, то особенно ярким оттенком в нем выделяется один особенный, надрывный лейтмотив, по сравнению с которым другие – отстраненно-нейтральные, фоновые. Это мотив страдания, боли, вины, неискупленности. Эта звенящая струна его лирики тревожит, дает повод сострадать, переживать боль поэта вместе с ним, когда читаешь его стихи.
    «…Но больно,
    Что жребии жизни святым побужденьям враждебны;
    В груди человека до них бы добраться довольно…
    Нет! Вырвать и бросить; те язвы, быть может, целебны,-
    Но больно.»
    Для того, чтобы понять творчество поэта, нужно знать на каком фундаменте строились лирические конструкции его стихов. Надо понять какую жизнь он прожил, что служило источником его вдохновения, побуждением писать. Фет считал, что поэзия должна отражать только самое чувственное, человечное, вечное. Социально-политический аспект в поэзии только пачкает ее высокую и непорочную суть.
    За 72 года своей жизни А. А. Фет сделал огромнейшее вложение в банк высококлассной русской поэзии, оставив физически мир живых, но обессмертив себя навечно своими стихами. Его наследие трудно переоценить, ее ассоциативность и музыкальность неоспоримы. «Путеводной звездой» своего становления как поэта называл творчество Фета Блок. Да что там, если говорить глобально, то Фет стал опорой русскому символизму, русской психологической прозе. В его стихах черпал вдохновение Тютчев и многие другие поэты и писатели.
    Фет коллегам написал следующие строки:
    «Сердце трепещет отрадно и больно,
    Подняты очи, и руки воздеты.
    Здесь на коленях я снова невольно,
    Как и бывало, пред вами, поэты….
    ….С торжищ житейских, бесцветных и душных,

17. Страница: [ 1 ] 2
    Родился в усадьбе Новоселки Мценского уезда в ноябре 1820 года.
    История его рождения не совсем обычна. Отец его, Афанасий Неофитович Шеншин, ротмистр в отставке, принадлежал к старому дворянскому роду и был богатым помещиком. Находясь на лечении в Германии, он женился на Шарлотте Фет, которую увез в Россию от живого мужа и дочери. Через два месяца у Шарлотты родился мальчик, названный Афанасием и получивший фамилию Шеншин. Четырнадцать лет спустя, духовные власти Орла обнаружили, что ребенок родился до венчания родителей и Афанасий был лишен права носить фамилию отца, и лишен дворянского титула. Это событие ранило впечатлительную душу ребенка, и он почти всю свою жизнь переживал двусмысленность своего положения.
    Особое положение в семье повлияло на дальнейшую судьбу Афанасия Фета – он должен был выслужить себе дворянские права, которых его лишила церковь. Прежде всего, он окончил университет, где учился сначала на юридическом, затем на филологическом факультете. В это время, в 1840 году он и издал отдельной книгой свои первые произведения, не имевшие, однако, никакого успеха.
    Получив образование, Афанасий Афанасьевич решил стать военным, так как офицерский чин давал возможность получить дворянский титул. Но в1858 году А. Фет вынужден был выйти в отставку. Дворянских прав он так и не завоевал – в то время дворянство давало только чин полковника, а он был штаб – ротмистром. Конечно, военная служба не прошла для Фета даром: это были годы рассвета его поэтической деятельности. В 1850 году в Москве вышли “Стихотворения” А. Фета, встреченные читателями с восторгом. В Петербурге он познакомился с Некрасовым, Панаевым, Дружининым, Гончаровым, Языковым. Позднее он подружился со Львом Толстым. Эта дружба была долга и нужна для обоих.
    В годы военной службы Афанасий Фет пережил трагическую любовь, которая повлияла на все его творчество. Это была любовь к Марии Лазич, поклоннице его поэзии, девушке весьма талантливой и образованной. Она тоже полюбила его, но они оба были бедны, и А. Фет по этой причине не решился соединить свою судьбу с любимой девушкой. Вскоре Мария Лазич погибла, она сгорела. До самой смерти поэт помнил о своей несчастной любви, во многих его стихах слышится ее неувядаемое дыхание.
    В 1856 году вышла новая книга поэта.
    Выйдя в отставку, А. Фет купил землю в Мценском уезде и решил посветить себя сельскому хозяйству. Вскоре Фет женился на М. П. Боткиной. В деревне Степановке Фет прожил семнадцать лет, лишь ненадолго наезжая в Москву. Здесь застал его высочайший указ о том, что за ним, наконец, утверждена фамилия Шеншин, со всеми связанными с нею правами.
    В 1877 году Афанасий Афанасьевич купил в Курской губернии деревню Воробьевку, где и провел остаток своей жизни, лишь на зиму уезжая в Москву. Эти годы в отличие от лет, прожитых в Степановке, характерны его возвращением к литературе. Все свои стихи поэт подписывал фамилией Фет: под этим именем он приобрел поэтическую славу, и оно было ему дорого. В этот период А. Фет издал собрание своих сочинений под названием “ Вечерние огни” – всего было четыре выпуска.
    В 1889 году, в январе, в Москве было торжественно отмечено пятидесятилетие литературной деятельности А. А. Фета, а в 1892 году поэт скончался, не дожив двух дней до 72 лет. Похоронен он в селе Клейменово – родовом имении Шеншиных, в 25 верстах от Орла.
    А. А. Фет прожил долгую и трудную жизнь. Сложной была и его литературная судьба. Из его творческого наследия современному читателю известна, в основном, поэзия и, куда меньше – проза, публицистика, переводы, мемуары, письма.
    Без Афанасия Фета трудно себе представить жизнь литературной Москвы прошлого века. В его доме на Плющихе бывали многие знаменитые люди. Долгие годы он дружил с А. Григорьевым, И. Тургеневым. На музыкальных вечерах у Фета перебывала вся литературная и музыкальная Москва.
    Стихи А. Фета – это чистая поэзия, в том смысле, что там нет ни капельки прозы. Обыкновенно он не воспевал жарких чувств, отчаяния, восторга, высоких мыслей, нет, он писал о самом простом – о картинах природы, о дожде, о снеге, о море, о горах, о лесе, о звездах, о самых простых движениях души, даже о минутных впечатлениях. Его поэзия радостна и светла, ей присуще чувство света и покоя. Даже о своей загубленной любви он пишет светло и спокойно, хотя его чувство глубоко и свежо, как в первые минуты. До конца жизни Фету не изменила радость, которой проникнуты почти все его стихи.Красота, естественность, искренность его поэзии доходят до полного совершенства, стих его изумительно выразителен, образен, музыкален. Недаром к его поэзии обращались и Чайковский, и Римский-Корсаков, и Балакирев, и Рахманинов, и другие композиторы. “Это не просто поэт, а скорее поэт – музыкант”- говорил о нем Чайковский. На стихи Фета было написано множество романсов, которые быстро завоевали широкую известность.
    Фета можно назвать певцом русской природы. Приближение весны и осеннее увядание, душистая летняя ночь и морозный день, раскинувшееся без конца и без к рая ржаное поле и густой тенистый лес – обо всем этом пишет он в своих стихах. Природа у Фета всегда спокойная, притихшая, словно замерзшая. И в то же время она удивительно богата звуками и красками, живет своей жизнью, скрытой от невнимательного глаза:
    Я пришел к тебе с приветом,
    Рассказать, что солнце встало,
    Что оно горячим светом
    По листам затрепетало;
    Рассказать, что лес проснулся,
    Весь проснулся, веткой каждой,
    Каждой птицей встрепенулся
    И весенней полон жаждой
    Превосходно передает Фет и “благоухающую свежесть чувств”, навеянных природой, ее красотой, прелестью. Его стихи проникнуты светлым, радостным настроением, счастьем любви. Поэт необычайно тонко раскрывает разнообразные оттенки человеческих переживаний. Он умеет уловить и облечь в яркие, живые образы даже мимолетные душевные движения, которые трудно обозначить и передать словами:
    Шепот, робкое дыханье,
    Трели соловья,
    Серебро и колыханье
    Сонного ручья,
    Свет ночной, ночные тени,
    Тени без конца,
    Ряд волшебных изменений
    Милого лица,
    В дымных тучках пурпур розы,
    Отблеск янтаря,
    И лобзания, и слезы,
    И заря, заря!..
    Обычно А. Фет в своих стихах останавливается на одной фигуре, на одном повороте чувств, и в то же время его поэзию никак нельзя назвать однообразной, наоборот, – она поражает разнообразием и множеством тем. Особая прелесть его стихов помимо содержания именно в характере настроений поэзии. Муза Фета легка, воздушна, в ней будто нет ничего земного, хотя говорит она нам именно о земном. В его поэзии почти нет действия, каждый его стих – это целый род впечатлений, мыслей, радостей и печалей. Взять хотя бы такие из них, как “Луч твой, летящий далеко”, “Недвижные очи, безумные очи”, “Солнце луч промеж лип”, “Тебе в молчании я простираю руку” и др.
    Поэт воспевал красоту там, где видел ее, а находил он ее повсюду. Он был художником с исключительно развитым чувством красоты, наверное, потому так прекрасны в его стихах картины природы, которую он брал такой, какая она есть, не допуская никаких украшений действительности. В его стихах зримо проглядывает пейзаж средней полосы Росси.
    Во всех описаниях природы А. Фет безукоризненно верен ее мельчайшим черточкам, оттенкам, настроениям. Именно благодаря этому поэт и создал изумительные произведения, вот уже столько лет поражающие нас психологической точностью, филигранной точностью. К числу их принадлежат такие поэтические шедевры, как “Шепот, робкое дыхание”, “Я пришел к тебе с приветом”, “На заре ты ее не буди”, “Заря прощается с землей”.
    Любовная лирика Фета – самая откровенная страница его поэзии. Сердце поэта открыто, он не щадит его, и этот драматизм его стихов буквально потрясает, не смотря на то, что, как правило, кончаются они светло, мажорно.
    Стихи А. А. Фета любимы у нас в стране. Время безоговорочно подтвердило ценность его поэзии, показало, что она нужна нам, людям XX века, потому что задевает самые сокровенные струны души, открывает красоту окружающего мира.
    Страница: [ 1 ] 2

19. Афанасий Фет
    Афанасий Афанасьевич Фет первые 14 и последние 19 лет жизни официально носил фамилию Шеншин; — русский поэт-лирик немецкого происхождения, переводчик, мемуарист, член-корреспондент Петербургской АН.
    Родился: 05.12.1820, Мценск
    Умер: 03.12.1892 (71 год)
    Другие сочинения по произведению Фета
    Пейзажная лирика Фета
    Тема любви в творчестве А.А. Фета и Ф.И. Тютчева
    Жизнь и творчество А. А. Фета
    Гармоничность и музыкальность поэтической речи Фета
    Мой Фет
    Удивительный мир поэзии А. А. Фета
    Поэзия А. А. Фета
    Вечные темы в лирике Ф. И. Тютчева и А. А. Фета
    Тема любви в лирике Фета
    Основные мотивы в лирике А. А. Фета
    Любовь и природа в лирике Фета
    Человек и природа в лирике А.А.Фета.
    Человек и природа в лирике А. А. Фета (План-сочинение)
    Лирический герой Ф. И. Тютчева и А. А. Фета
    Основные мотивы и образы поэзии А.А. Фета 2
    Сложность жизненного и творческого пути Афанасия Фета
    Художественное своеобразие поэзии Афанасия Фета
    Фет — тончайший лирик русской природы
    О творчестве А. А. Фета
    Жизнеутверждающее начало природы в лирике А. Фета
    Сочинение «Мой Фет »
    Фет – все сочинения
    Я пришел к тебе с приветом
    Рассказать, что солнце встало,
    Что оно горячим светом
    По листам затрепетало…
    Вступление
    Произведения Афанасия Афанасьевича Фета по праву принадлежат к числу шедевров русской классической поэзии. Поэзия Фета выдержала испытание временем, и в наши дни он является одним из самых читаемых поэтов-классиков. Лично мне этот великолепный поэт пришёлся по нраву.
    Когда я впервые прочитал его лирическую пьесу ”Шепот, робкое дыханье…”, то почувствовал какое-то особое настроение, прилив жизненной силы.
    Шепот, робкое дыханье,
    Трели соловья,
    Серебро и колыханье
    Сонного ручья…
    По-моему – дивно! Именно это стихотворение стало своеобразным поэтическим ”автопортретом”. Стихотворение построено на одних назывных предложениях. Ни одного глагола. Только предметы и явления, которые следуют одно за другим безо всякого действия.
    Суть поэзии
    Любовь, природа и искусство — основные мотивы поэзии Фета. Причудливо переплетаясь между собой, дополняя друг друга, они создают неповторимую поэзию А. А. Фета. В его лирике отчетливо чувствуется слияние внутреннего и внешнего мира.
    Как я заметил, при всей конкретности описания природы стихи Фета строятся по-особому: вначале дается пейзаж — зримая картина природы, нарисованная яркими красками и проникнутая определенным настроением, а в конце выражается лирическое чувство героя, раскрывается его внутренний мир.
    В дымных тучках пурпур розы,
    Отблеск янтаря,
    И лобзания, и слезы,
    И заря! Заря!…
    Поэзия Афанасия Афанасьевича Фета также отличается мелодичностью, музыкальностью. Всему этому помогают яркие эпитеты, присущие поэзии нашего поэта. Читая стихотворения Фета, как будто погружаешься в какой-то необыкновенный мир, мир чудесных звуков, волшебных красок, сказочных картин.Он видел красоту в земном и обыденном, усматривал идеальное и вечное в повседневном и преходящем. Фет был импрессионистом: неясные зарождающиеся движения души, которые невозможно точно назвать, поэт умел навеять на душу читателя. Источником творчества может стать обычная прогулка, увиденный пейзаж или даже мимолетное настроение.
    Мир Фета можно назвать миром “единства противоположностей”, гармоничного их слияния. Это противопоставление образов можно ясно увидеть в словосочетаниях из строчек его стихотворений: «пурпурные тучи», «светлая ночь»… У поэта имеется своеобразная цветовая гамма.
    Любовь в лирике
    В лирике А. А. Фета немаловажную роль играет тема любви. Создание прекрасных стихов о любви объясняется не только великим даром и особым талантом поэта. В случае с Фетом оно имеет реальное отражение в жизни.
    Вдохновением для поэта была его любовь к дочери помещика Марии Лазич. Насколько их любовь была высока и огромна, настолько и трагична. Мария знала, что Фет никогда не женится на ней, ее смерть была темна и загадочна, можно даже предполагать, что это было самоубийство. Чувство вины постоянно преследовало Фета на протяжении всей его жизни. И, может быть, все же переживания о потере своей любимой нашли свое отражение в другом мире Фета — мире лирических переживаний, настроений, чувств, воплощенных в стихотворения. Фет ощущал себя в другом бытии, мире поэзии, где он не одинок, а рядом с любимым человеком. Они снова вместе, и никто не сможет их разлучить.
    И хоть жизнь без тебя
    Суждено мне влачить,
    Но мы вместе с тобой,
    Нас нельзя разлучить.
    Возможно, смерть любимой девушки раскрыла талант великолепного поэта, который написал такие замечательные стихи любви, полные грусти и тоски и в то же время наполненные радостью, счастьем и жаждой жизни.

21. Фет – все сочинения
    В своем творчестве А. А. Фет (1820—1892) исходил из признания высокого и непреходящего значения поэзии, резко противопоставляя ее реальной действительности, представляющейся ему «миром скуки и труда». «Скорбь никак не могла вдохновить нас»,— писал он в конце жизни. Фет был убежден в том, что литература призвана отражать лишь высшие ценности, откликаться на вечные, общечеловеческие потребности, совершенно оставляя в стороне актуальные вопросы общественно-политической жизни.
    Поэзия Фета резко отличается от демократической («некрасовской») линии в русской литературе. Самая тональность его стихов иная, чем у «музы мести и печали»: светлая, жизнерадостная, оптимистическая. Для него характерно состояние восторга перед красотой, природой, любовью, искусством. Но в той сравнительно узкой сфере творчества, которую выбрал для себя Фет, он достиг большого совершенства и мастерства.
    Наиболее ценная часть наследия Фета — небольшие по размеру лирические произведения. Его стихи о природе принадлежат к числу замечательных образцов пейзажной лирики. Он воспроизводит природу не в статике, а в движении, в тех незаметных изменениях, которые позволяют ощутить ее поэтический колорит. Поэт умеет видеть красоту типично русской «неяркой» природы. Связь человека с природой у Фета дана не прямо, а Его пейзаж внутренне очеловечен. Природа и человек образуют единый, нерасторжимый мир («Лес», «Весенний дождь», «с Уснуло озеро» и др.).
    Для создания цельной картины природы в маленьком лирическом стихотворении Фет широко использует яркие детали, поданные «крупным планом», конкретные примеры того или иного времени года или времени суток, дающие толчок читательской фантазии, вызывающие определенные ассоциации. Подобные же приемы разработки лирического пейзажа будут использованы в русской прозе (например, у Чехова и Бунина).
    В отличие от пейзажной лирики стихи Фета о любви лишены конкретности. Образы героя и героини почти не индивидуализированы. Стихи эти дривлекают внимание прежде всего глубиной передачи человеческого чувства, умением описывать тонкие, почти неуловимые душевные движения, которые даже не могут быть точно определены или названы. Поэта интересуют преимущественно мимолетные явления душевной жизни в их соотношении с природой («Сияла ночь…», «Только в мире и есть…», «На заре ты ее не буди…», «Я пришел к тебе с приветом…» и др.).
    Поэтическая система Фета строится не на точном, логически выверенном значении слова, а на ассоциативных связях, музыкальности. Многозначность, зыбкость значения слова, отсутствие ясной границы между прямым и переносным значением, метафоричность связаны с традициями Жуковского. В свою очередь, Фет становится одним из предшественников символистов. А. А. Блок считал, что стихи Фета были для него «путеводной звездой». Не прошел бесследно творческий опыт Фета и для развития русской прозы. Сочетание конкретности и эмоциональной окрашенности в пейзажах Тургенева, например, может быть сопоставлено со стихами о природе Фета. Его любовная лирика повлияла на становление психологической прозы. В еще большей степени это относится к стихам Тютчева.

23. Творчество Афанасия Афанасьевича Фета (1820 – 1892) – одна из вершин русской лирики. Фет – поэт великий, поэт гениальный. Сейчас в России нет человека, который не знал бы стихотворений Фета. Ну, хотя бы “Я пришел к тебе с приветом” или “На заре ты ее не буди…” В то же время действительного представления о масштабах этого поэта многие не имеют. Представление о Фете искажено, начиная даже с внешнего облика. Кто – то злонамеренно постоянно тиражирует те портреты Фета, которые были сделаны в период его предсмертной болезни, где лицо его страшно искажено, распухшие глаза – старик в состоянии агонии. Между тем Фет, как видно из портретов, сделанных в период его расцвета, и человеческого и поэтического, – был самым красивым из русских поэтов.
    Драма связана с тайной рождения Фета. Осенью 1820 года его отец Афанасий Неофитович Шеншин увез из Германии жену чиновника Карла Фёта в своё родовое поместье. Через месяц родился ребёнок и был записан сыном А.Н. Шеншина. Незаконность этой записи обнаружилась, когда мальчику было 14 лет. Он получил фамилию Фет и в документах стал называться сыном иностранного подданного. А. А. Фет много усилий потратил на то, чтобы вернуть фамилию Шеншина и права потомственного дворянина. До сих пор до конца не разгадана тайна его рождения. Если он сын Фета, то его отец И. Фет был двоюродным дедушкой последней русской императрицы.
    Загадочна и жизнь Фета. Про него говорят, что в жизни он был гораздо прозаичней, чем в поэзии. Но это связано с тем, что он был замечательный хозяин. Написал небольшой томик статей об экономике. Из разоренного имения сумел создать образцовое хозяйство с великолепным конным заводом. И даже в Москве на Плющихе в его домике был огород и оранжерея, в январе созревали овощи и фрукты, которыми любил угощать гостей поэт.
    В связи с этим о Фете любят говорить как о человеке прозаическом. Но на самом деле и происхождение его таинственное и романтическое, и его смерть загадочна: эта смерть и была, и не была самоубийством. Фет, мучимый болезнью, наконец, решил покончить с собой. Отослал жену, оставил предсмертную записку, схватил нож. Воспользоваться им помешала секретарь. А поэт умер – умер от потрясения.
    Биография поэта – это, прежде всего его стихи. Поэзия Фета многогранна,  основной её жанр – лирическое стихотворение. Из классических жанров встречаются элегии, думы, баллады, послания. Как “оригинальный фетовский жанр” можно рассматривать “мелодии’’ – стихотворения, которые представляют собой отклик на музыкальные впечатления.
    Одно из ранних и самых популярных стихотворений Фета – “Я пришёл к тебе с приветом”:
    Я пришёл к тебе с приветом,
    Рассказать, что солнце встало, что оно горячим светом
    По листам затрепетало;
    Рассказать, что лес проснулся,
    Весь проснулся, веткой каждой,
    Каждой птицей встрепенулся
    И весенней полон жаждой…
    Стихотворение написано на тему любви. Тема старая, вечная, а от стихотворений Фета веет свежестью и новизной. Оно ни на что известное нам не похоже. Для Фета это вообще характерно и соответствует его сознательным поэтическим установкам. Фет писал: “Поэзия непременно требует новизны, и ничего для неё нет убийственнее повторения, а тем более самого себя… Под новизною я подразумеваю не новые предметы, а новое их освещение волшебным фонарём искусства”.
    Необычно уже само начало стихотворения – необычно по сравнению с принятой тогда нормой в поэзии. В частности, пушкинской нормой, которая требовала предельной точности в слове и в сочетании слов. Между тем начальная фраза фетовского стихотворения совсем не точная и даже не совсем “правильная”: “Я пришёл к тебе с приветом, рассказать …”. Позволил бы себе так сказать Пушкин или кто-нибудь из поэтов пушкинской поры? В то время в этих строчках видели поэтическую дерзость. Фет отдавал себе отчёт в неточности своего поэтического слова, в приближённости его к живой, порой кажущейся не совсем правильной, но от того особенно яркой и выразительной речи. Стихи свои он называл шутливо (но и не без гордости) стихами “в растрёпанном роде”. Но каков художественный смысл в поэзии “растрёпанного рода”?
    Неточные слова и как бы неряшливые, “растрёпанные” выражения в стихах Фета создают не только неожиданные, но и яркие волнующие образы. Создаётся впечатление, что поэт вроде бы специально и не задумывается над словами, они сами к нему пришли. Он говорит самыми первыми, непреднамеренными словами. Стихотворение отличается удивительной цельностью. Это – важное достоинство в поэзии. Фет писал: “Задача лирика не в стройности воспроизведения предметов, а в стройности тона”. В этом стихотворении есть и стройность предметов, и стройность тона. Всё в стихотворении внутренне связано друг с другом, всё однонаправлено, говорится в едином порыве чувства, точно на одном дыхании.
    Ещё  одно  стихотворение из числа ранних – лирическая пьеса “Шёпот, робкое дыхание… ”:
    Шёпот, робкое дыхание,
    Трели соловья,
    Серебро и колыханье
    Сонного ручья,
    Свет ночной, ночные тени,
    Тени без конца,
    Ряд волшебных изменений
    Милого лица…
    Стихотворение написано в конце 40-х годов. Оно построено на одних назывных предложения. Ни одного глагола. Только предметы и явления, которые называются одно за другим: шёпот – робкое дыханье – трели соловья и т.д.
    Но при всём том предметным и вещественным стихотворение не назовёшь. Это и есть самое удивительное и неожиданное. Предметы  у Фета непредметны. Они существуют не сами по себе, а как знаки чувств и состояний. Они чуть светятся, мерцают. Называя ту или иную вещь, поэт вызывает в читателе не прямое представление о самой вещи, а те ассоциации, которые привычно могут быть с нею связаны. Главное смысловое поле стихотворения – между словами, за словами.
    “За словами ” развивается и основная тема стихотворения: чувства любви. Чувство тончайшее, словами невыразимое, невыразимо сильное, Так о любви до Фета ещё никто не писал.
    Фету нравилась реальность жизни, и это отражалось в его стихах. Тем не менее, просто реалистом Фета трудно назвать, замечая, как тяготеет он в поэзии к грёзам, снам, интуитивным движениям души. Фет писал о красоте, разлитой во всем многообразии действительности. Эстетический реализм в стихах Фета в 40 – 50 годах был действительно направлен на житейское и самое обыкновенное.
    Характер и напряжение лирического переживания у Фета зависят от состояния природы. Смена времён года происходит по кругу – от весны до весны. По такому же своеобразному кругу происходит и движение чувства у Фета: не от прошлого к будущему, а от весны до весны, с необходимым, неизбежным её возвращением. В сборнике (1850) на первое место выделен цикл “Снега”. Зимний цикл Фета многомотивен: он поёт и о печальной березе в зимнем одеянии, о том, как “ночь светла, мороз сияет, ”и “на двойном стекле узоры начертил мороз”. Снежные равнины влекут поэта:
    Чудная картина,
    Как ты мне родна:
    Белая равнина,
    Полная луна,
    Свет небес высоких,
    И блестящий снег,
    И саней далёких
    Одинокий бег.
    Фет признаётся в любви к зимнему пейзажу. У Фета преобладает в стихах сияющая зима, в блеске колючем солнца, в бриллиантах снежинок и снежных искр, в хрустале сосулек, В серебристом пуху заиндевелых ресниц. Ассоциативный ряд в этой лирике не выходит за пределы самой природы, здесь её собственная красота, не нуждающаяся в человеческом одухотворении. Скорее она сама одухотворяет и просветляет личность. Именно Фет вслед за Пушкиным воспел русскую зиму, только ему удалось столь многогранно раскрыть её эстетический смысл. Фет вводил в стихи деревенский пейзаж, сценки народной жизни, появлялся в стихах “дедушка бородатый”, он “кряхтит и крестится”, или ямщик на тройке удалой.
    Фета всегда влекла к себе поэтическая тема вечера и ночи. У поэта рано сложилось особое эстетическое отношение к ночи, наступлению темноты. На новом этапе творчества он уже стал называть целые сборники “Вечерние огни”, в них как бы особая,  фетовская философия ночи.
    В “ночной поэзии”  Фета обнаруживается комплекс ассоциаций: ночь – бездна – тени – сон – виденья – тайное, сокровенное – любовь – единство “ночной души ” человека с ночной стихией. Этот образ получает в его стихах философское углубление, новый второй смысл; в содержании стихотворения появляется второй план-символический. Философско-поэтическую перспективу получает у него ассоциация “ночь-бездна”. Она начинает сближаться с жизнью человека. Бездна-воздушная дорога-путь жизни человека.
    МАЙСКАЯ НОЧЬ
    Отсталых туч над нами пролетает
    Последняя толпа.
    Прозрачный их отрезок мягко тает
    У лунного серпа
    Царит весны таинственная сила
    С звездами на челе. –
    Ты, нежная! Ты счастье мне сулила
    На суетной земле.
    А счастье где? Не здесь, в среде убогой,
    А вон оно – как дым
    За ним! за ним! воздушною дорогой-
    И в вечность улетим.
    Майская ночь сулит счастье, человек летит по жизни за счастьем, ночь-бездна, человек летит в бездну, в вечность.
    Дальнейшее развитие этой ассоциации: ночь-существование человека-сущность бытия.
    Фет представляет ночные часы раскрывающими тайны мироздания. Ночное прозрение поэта позволяет ему смотреть “из времени в вечность”, он видит “живой алтарь мироздания”.
    Толстой писал Фету: “Стихотворение одно из тех редких в, которых не слова прибавить, убавить или изменить нельзя; оно живое само и прелестно. Оно так хорошо, что, мне кажется, это не случайное стихотворение, а что это первая струя давно задержанного потока”.
    Ассоциация ночь – бездна – человеческое существование, развиваясь в поэзии Фета, вбирает в себя идеи Шопенгауэра. Однако близость поэта Фета к философу весьма условна и относительна. Идеи мира как представления, человека как созерцателя бытия, мысли об интуитивных прозрениях, видимо, были близки Фету.
    В образную ассоциацию стихов Фета о ночи и существование человека вплетается идея смерти (стихотворение “Сон и смерть”, написанное в 1858 году). Сон полон суеты дня, смерть полна величавого покоя. Фет отдаёт предпочтение смерти, рисует её образ как воплощение своеобразной красоты.
    В целом “ночная поэзия” Фета глубоко своеобразна. У него ночь прекрасна не менее дня, может быть ещё прекрасней. Фетовская ночь полна жизни, поэт чувствует “дыхание ночи непорочной”. Фетовская ночь даёт человеку счастье:
    Что за ночь! Прозрачный воздух скован;
    Над землёй клубится аромат.
    О, теперь я счастлив, я взволнован,
    О, теперь я высказаться рад! …
    Человек сливается с ночным бытием, он отнюдь не отчуждён от него. Он надеется и чего–то ждёт от него. Повторяющаяся в стихах Фета ассоциация-ночь-и ожидание и дрожание, трепет:
    Берёзы ждут. Их лист полупрозрачный
    Застенчиво манит и тешит взор.
    Они дрожат. Так деве новобрачной
    И радостен и чужд её убор…
    У Фета ночная природа и человек полны ожидания сокровенного, которое оказывается доступным всему живому лишь ночью. Ночь, любовь, общение со стихийной жизнью вселенной, познание счастья и высших истин  в его стихах, как правило, объединяются.
    Творчество Фета представляет собой апофеоз ночи. Для Фета-философа ночь представляет собой основу мирового бытия, она источник жизни и хранительница тайны “двойного бытия”, родства человека со вселенной, она у него узел всех живых и духовных связей.
    Теперь уже Фета невозможно назвать только лишь поэтом ощущений. Его созерцание природы исполнено философского глубокомыслия, поэтические прозрения направлены на обнаружение тайн бытия.
    Поэзия была главным делом жизни Фета, призванием, которому он отдал всё: душу, зоркость, изощрённость слуха, богатство фантазии, глубину ума, навык упорного труда и вдохновение.
    В 1889 году Страхов писал в статье “Юбилей поэзии Фета”: “Он в своём роде поэт единственный, несравненный, дающий нам самый чистый и настоящий поэтический восторг, истинные бриллианты поэзии… Фет есть истинный пробный камень для способности понимать поэзию…”.
    Список литературы
    Маймин Е. А. “ А. А. Фет ”, Москва, 1989г.
    Фет А. А.  “Избранное”, Москва, 1985г.
    Журнал “Русская словесность”, № 4, 1996г.

25. Фет – все сочинения
    А.?Фета называют одним из самых светлых русских лириков, поскольку многие его стихотворения передают настроения возвышенной радости бытия и чувство счастливого единения с природой. Однако творческая судьба поэта не согласуется с этим представлением. Одной из главных загадок жизни Фета было странное сочетание в его личности возвышенного романтичного лирика и практичного человека, который сначала исправно нес военную службу, а затем методично занимался благоустройством своего поместья.
    В начале творческого пути Фет испытал влияние идей немецкого философа Г.?Гегеля. Именно лирика первого периода принесла ему славу «светлого» поэта, наделенного «абсолютным музыкальном слухом» в восприятии прекрасного.В 1860-е гг. Фет в полемике с представителями «натуральной школы» отстаивал принципы «чистого искусства».
    После длительной паузы в фетовской поэзии 1870–1880-х гг. стали усиливаться трагические настроения, питавшиеся представлениями об обреченности человека на непрерывную борьбу и неизбежную смерть. Эти настроения, созвучные культуре эпохи рубежа ХIХ–ХХ вв., нашли яркое выражение в сборниках стихотворений, печатавшихся в последнее десятилетие жизни поэта.
    Многие лирические произведения А.А.?Фета были положены на музыку и вошли в сокровищницу русского романса.

27. Автор: Ирина Михайлова
    Сочинение о жизни Афанасия Фета.
    Фет родился в 1820 г. в семье Афанасия Шеншина – мценского помещика и немки Шарлотты Фёт. При рождении он был записан сыном помещика, что оказалось подлогом. Подлог всплыл через 14 лет, однако и И.Фет тоже не признавал Афанасия своим сыном. Мальчик, который прожил эти годы в России, был отправлен в Лифляндию и помещен в частный пансион. Все эти мытарства наложили на душу Афанасия Фета «жесточайшие нравственные пытки», подготовившие почву для пессимизма.
    Оторванный от семьи, потерявший фамилию, одинокий, Фет рос в чужом городе, чувствуя себя «собакой, потерявшей хозяина».
    Затем, в 1838 г. Фет возвратился в Россию, стал студентом университета, начал писать стихи и познакомился с Аполлоном Григорьевым. Он печатал свои стихи в журнале «Отечественные записки». В 23 года Фет был уже известен, и его стихотворение «На заре ты ее не буди» А.Варламов положил на музыку. В год окончания университета (1844) скончался дядя, любивший Фета и обещавший ему состояние, чтобы помочь бесправному члену рода, но деньги бесследно пропали.
    Чтобы получить дворянство, Фет идет на военную службу, – необходимо было дослужиться до офицера. Поэт проявил упорство, волю. Но радости офицерское звание ему не принесло: вышел новый указ – надо было служить до полковника, чтобы стать законным членом своего дворянского рода. В эти годы муза поэта молчала, и только в начале 50-х – вновь зазвучала. Стихи о любви чрезвычайно музыкальны, недаром многие из стихов Фета звучат как романсы и по сей день. Его лирические стихи способны выразить тончайшие чувства человеческой души. С легкой руки поэта стихи читались, стали популярными, пелись, передавались в рукописях.
    С 1853 г. Фет выходит в отставку, наконец получив право на потомственное дворянство, и хочет заняться профессиональной литературой и переводами. Но все пережитое, отношения с «Современником» и литераторами привело поэта в состояние хандры и депрессии. Он оставляет литературу, решившись заняться сельским хозяйством. В это время Фет общается с Л.Н.Толстым и Тургеневым. Толстой был очень дружен с Фетом и считал, что деятельность поэта необходимо возродить. Именно Толстому Фет направил свое новое весеннее стихотворение «Майская ночь». Достоевский писал: «Как проста гениальная лирика Фета, по глубине и непосредственности дарования… первого лирика новой Европы».
    Последний взлет творческой активности совпал с переменой в жизни Фета. Он покидает хозяйственную деятельность, покупает старинную усадьбу, сделав ее «обителью поэзии». Появляются в свет четыре его сборника стихотворений под названием «Вечерние огни».
    Поэту было уже 70 лет, но стихи о любви лились и ласкали душу читающего. Ни долгие жизненные невзгоды, ни болезни, ни старость не разлучили поэта с лирическим «садом любви». Он создал гимн неземной красоте, как будто внутри обычного человека сидел другой, окруженный сияньем из звезд, окрыленный и молодой.

29. Творчество Афанасия Афанасьевича Фета
    Творчество Афанасия Афанасьевича Фета (1820 – 1892) – одна из вершин русской лирики. Фет – поэт великий, поэт гениальный. Сейчас в России нет человека, который не знал бы стихотворений Фета. Ну, хотя бы “Я пришел к тебе с приветом” или “На заре ты ее не буди…” В то же время действительного представления о масштабах этого поэта многие не имеют. Представление о Фете искажено, начиная даже с внешнего облика. Кто – то злонамеренно постоянно тиражирует те портреты Фета, которые были сделаны в период его предсмертной болезни, где лицо его страшно искажено, распухшие глаза – старик в состоянии агонии. Между тем Фет, как видно из портретов, сделанных в период его расцвета, и человеческого и поэтического, – был самым красивым из русских поэтов.
    Драма связана с тайной рождения Фета. Осенью 1820 года его отец Афанасий Неофитович Шеншин увез из Германии жену чиновника Карла Фёта в своё родовое поместье. Через месяц родился ребёнок и был записан сыном А.Н. Шеншина. Незаконность этой записи обнаружилась, когда мальчику было 14 лет. Он получил фамилию Фет и в документах стал называться сыном иностранного подданного. А. А. Фет много усилий потратил на то, чтобы вернуть фамилию Шеншина и права потомственного дворянина. До сих пор до конца не разгадана тайна его рождения. Если он сын Фета, то его отец И. Фет был двоюродным дедушкой последней русской императрицы.
    Загадочна и жизнь Фета. Про него говорят, что в жизни он был гораздо прозаичней, чем в поэзии. Но это связано с тем, что он был замечательный хозяин. Написал небольшой томик статей об экономике. Из разоренного имения сумел создать образцовое хозяйство с великолепным конным заводом. И даже в Москве на Плющихе в его домике был огород и оранжерея, в январе созревали овощи и фрукты, которыми любил угощать гостей поэт.
    В связи с этим о Фете любят говорить как о человеке прозаическом. Но на самом деле и происхождение его таинственное и романтическое, и его смерть загадочна: эта смерть и была, и не была самоубийством. Фет, мучимый болезнью, наконец, решил покончить с собой. Отослал жену, оставил предсмертную записку, схватил нож. Воспользоваться им помешала секретарь. А поэт умер – умер от потрясения.
    Биография поэта – это, прежде всего его стихи. Поэзия Фета многогранна, основной её жанр – лирическое стихотворение. Из классических жанров встречаются элегии, думы, баллады, послания. Как “оригинальный фетовский жанр” можно рассматривать “мелодии’’ – стихотворения, которые представляют собой отклик на музыкальные впечатления.
    Одно из ранних и самых популярных стихотворений Фета – “Я пришёл к тебе с приветом”: Я пришёл к тебе с приветом,
    Рассказать, что солнце встало, что оно горячим

Афанасий Афанасьевич Фет известен каждому любителю русской литературы как автор необыкновенно чувственных и проникновенных стихотворений. Тем удивительнее узнавать, что в жизни известного поэта было много ярких событий, болезненных разочарований и жестоких ударов судьбы. Биография Фета изобилует неожиданными интересными фактами и историями.

Детство и происхождение

Будущий поэт родился 23 ноября 1820 года в усадьбе Новосёлки в Орловской губернии. При рождении Афанасий Афанасьевич получил фамилию Шеншин, так как его отцом считался представитель старинного и богатого дворянского рода Афанасий Неофитович Шеншин. Однако в возрасте 14 лет Афанасий Афанасьевич потерял известную русскую фамилию и стал Фетом. До конца жизни поэт сильно страдал от этого факта и всеми силами старался вернуть дворянский титул.

Фамилия Фет появилась из-за признания лютеранского брака отца и матери поэта незаконным. В 1819 году ротмистер в отставке Афанасий Шеншин оказался в Германии. Там он познакомился с Шарлоттой Фёт, которая была замужем за Иоганном Фётом. Девушка влюбилась в русского дворянина, развелась с мужем и сбежала из Германии. В Дармштадте пара успела обвенчаться по лютеранскому обряду, но этот брак не мог быть признан в России. Позже супруги поженились во второй раз, уже по всем правилам Православной Церкви. Но это произошло уже после рождения будущего поэта, и поэтому мальчик был записан на первого мужа матери Иоганна Фёта. Таким образом, поэт не получил дворянского титула. А дальнейшее получение наследства отца значительно осложнилось.

Юность и образование

В детском возрасте Афанасий Афанасьевич получил хорошее домашнее образование, характерное для детей богатых помещиков. В 1835 году 14-летнего мальчика отправили в частный немецкий пансион Крюммера, расположенный в эстонском городе Выру. Афанасию Фету было тяжело находится так далеко от дома без поддержки родных. Мальчик находил утешение в книгах и начал заниматься творчеством.

В 1837 году Афанасий Фет переехал в Москву и продолжил обучение в пансионе М. П. Погодина. В следующем году юный поэт поступил в Московский государственный университет на юридический факультет. Однако литературно одарённый юноша быстро понял, что юриспруденция – это не то, чем бы он хотел заниматься всю свою жизнь, и перевёлся на историко-филологическое отделение философского факультета, которое успешно окончил в 1844 году.

После университета Афанасий Фет поступил на военную службу и за долгие годы работы смог дослужиться до звания штабс-ротмистра. Поэт надеялся, что успешная военная карьера позволит ему получить потомственное дворянство. Однако из-за постоянных бюрократических проблем Фет не смог осуществить свою мечту и, разочаровавшись в армейской жизни, вышел в отставку.

Творческий путь

Афанасий Фет заинтересовался литературой ещё во время учёбы в пансионе Крюммера. Будучи студентом Московского университета, юный поэт начинает публиковать свои стихи в различных литературных газетах и журналах. Первой серьёзной и полноценной работой Фета стал сборник «Лирический пантеон», написанный в соавторстве с сокурсником Аполлоном Григорьевым в 1840 году. В 1842 году отдельные произведения поэта выходят в «Отечественных записках» и «Москвитянине». Фет стал одним из самых известных представителей «чистого искусства». Его творчество стало узнаваемым.

Во время службы в армии Афанасий Фет выпускает несколько поэтических сборников, тепло принятых как публикой, так и коллегами по цеху и профессиональными критиками. С 1862 по 1871 год литератор занимается созданием новелл, рассказов, очерков, а также выпускает двухтомное собрание стихотворений. Позже Фет увлекается мемуарной прозой и пишет книги «Мои воспоминания» и «Ранние годы моей жизни». В 1883 году, после почти 20-летнего перерыва, выходит новый поэтический сборник литератора «Вечерние огни». Однако он не был коммерчески успешным. Напечатали всего 7 тысяч экземпляров, из которых были распроданы единицы. Критики яростно обрушились на лирику автора, так как пришло другое время, вкусы публики изменились. В моду вошли остросоциальные стихотворения и жесткая критика власти. А Фет писал то, что было актуально 20 лет назад.

Кроме создания своих собственных произведений, Афанасий Фет занимался переводами зарубежных авторов. Главными из этих переводов являются «Фауст» Гёте и лирика латинских поэтов.

Фет не обладал решительным и напористым характером, поэтому нередко страдал от лишних редакторских правок и вмешательства коллег в его творчество. Так, он сетовал на купюры (правки) Ф.И. Тютчева, который был не только другом, но и своеобразным ментором поэта. 

Личная жизнь

Из-за незаконного происхождения и туманных карьерных перспектив Афанасий Фет не мог строить свою жизнь только по велению сердца. Это не раз приводило к трагическим последствиям. Например, в конце 1840-х годов молодой поэт был безумно влюблён в Марию Лазич, дочь обедневшего генерала из гарнизона, где служил поэт. Ей было 22, но она уже знала стихи Фета, которые видела в журналах. Мария была хорошо образованна. Их переписка длилась долго. Но Фет был беден и был вынужден нести военную службу в дальних гарнизонах, а Лазич была небогата и зависела от родственников. Взаимная любовь оказалась обречённой на болезненный разрыв. Тогда самому Фету не хватило настойчивости и собранности, чтобы настоять на своем, сделать предложение и устроить финансовые дела так, чтобы семья ни в чем не нуждалась. Потом он жалел об этом всю жизнь. Мария была в отчаянии после разрыва. Однажды от огня вспыхнуло ее кисейное платье. Мария обгорела, пытаясь спасти письма Фета. Она умерла со словами, что он не виноват. А Фет винил себя в нерешительности и в том, что уехал, оставил ее в таком настроении. Впоследствии он разбогател, приобрел связи при дворе и чин, но так и не смог найти любовь, которая бы скрасила его жизнь.

В 1857 году Афанасий Фет женился на Марии Боткиной, наследнице богатого купеческого рода. Этот брак позволил поэту не думать о деньгах и вести жизнь богатого русского дворянина. Между супругами не было ярких любовных чувств, но присутствовало взаимное уважение. Детей у Фета и Боткиной не было.

Последние годы

Последние годы жизни известный поэт провёл в своём богатом доме в Москве. Там же 21 ноября 1892 года 71-летний литератор скончался от сердечного приступа. Согласно воспоминаниям некоторых современников, смерти Фета предшествовала попытка самоубийства, но прямых доказательств этого факта нет. Однако об этом говорит его подавленное настроение, которое мы сегодня окрестили бы «депрессией». Так, заполняя анкету в доме Л.Н. Толстого (забавное развлечение той поры), он ответил, что хотел бы прожить «наименее долго».

Афанасий Афанасьевич Фет был похоронен в родовом имении Шеншиных селе Клейменово в Орловской губернии.

Интересные факты

Интересные факты про А.А. Фета перечислены в списке:

1. Главной фобией поэта была паническая боязнь оказаться пациентом психиатрической лечебницы. Страх Фета родился не на пустом месте – многие женщины его рода страдали тяжёлыми неврозами или даже сходили с ума. 
2. После печально известной хвалебной оды генералу Муравьёву Афанасий Фет перестал уважать Николая Некрасова. Дошло до того, что в имении Фета появился очень надоедливый и некрасивый осёл по кличке Некрасов, которого хозяин показывал всем своим литературным друзьям. Причина для ссоры, впрочем, была давно: Некрасов всегда критиковал представителей «чистого искусства», которые обходили острые углы и злободневные социальные темы. А рецензенты «натуральной школы» высмеивали творения Фета, особенно зрелые. Им казалось смешным, что семидесятилетний старик пишет о любви к юной девушке. А Фет обижался, ведь имел в виду Марию Лазич и писал о прошлом. Хотя сам Некрасов, несмотря на разногласия, всегда говорил, что только Фет мог бы соперничать с А.С. Пушкиным в лирике.
3. Афанасий Фет был лично знаком с Львом Толстым. Писательские семьи неплохо дружили, часто собирались на званых обедах и вели философские беседы. Афанасий Фет часто читал графу свои новые работы, а Толстой имел обыкновение честно признавать сильные стороны поэта и в то же время беспощадно критиковать все его ошибки и неточности.
4. За выдающиеся переводы стихов древнеримского поэта Горация Афанасий Фет был удостоен Пушкинской премии. Стоит отметить, что это был первый раз, когда премия была вручена только одному человеку – обычно главных лауреатов было двое.
5. После свадьбы многие финансовые проблемы поэта были решены. Он купил поместье и стал вести активную хозяйственную деятельность. Фет занимался коневодством, обустроил пасеку, разводил рыб, собирал богатый урожай и старался заботиться о здоровье и образовании своих крестьян. Последние годы Фет провел именно в деревне. Но хозяйство не отвлекало его от меланхолии. Он часто грустил и тосковал без видимой причины.
6. Поэт обладал удивительно тонким музыкальным слухом и умел играть на нескольких музыкальных инструментах. Возможно, именно поэтому многие произведения Фета необыкновенно мелодичны и часто становятся основой для известных романсов (например, «Нет, не жди ты песни страстной…» или «Я тебе ничего не скажу…»).
7. Несмотря на тот факт, что Афанасий Фет является безусловным продолжателем традиций классической русской поэзии XIX века, в его стихотворениях можно найти большое количество новаторских идей и лингвистических экспериментов. Например, в известнейшем произведении Фета «Шёпот, робкое дыхание…» нет ни одного глагола, а знаменитая строчка из другого авторского стиха «А роза упала на лапу Азора» является палиндромом, или фразой, которая одинаково читается как слева направо, так и справа налево.
8. Фет подвергался «буллингу» на основе «эйджизма» — так бы мы сегодня сказали об отношении критиков и даже друзей к нему. Так, Константин Леонтьев, друг Фета, однажды написал ему гневное письмо, где просил его не писать стихов о любви в преклонном возрасте. Он находил, что это смешно. А критики и вовсе издевались над Фетом и его чувствами, выставляя его слабоумным стариком. Странно, что в те времена право личности писать о том, что ей близко, так яростно оспаривалось. Об эмпатии и валидации тогда явно никто не слышал.
9. Последние годы Фет почти не видел, так как потерял зрение из-за болезни. Зато в последние дни он приказал подать себе бокальчик шампанского, хотя пил чрезвычайно редко.
10. Последние 19 лет жизни поэт официально носил отцовскую фамилию Шеншин. Он добился этого с большим трудом.

Автор: Ксения Щелакова

Сочинения об авторе Фет

«И я слышу, как сердце цветёт…» Какова подача образа в этой строчке? (по стихотворению Фета «Я тебе ничего не скажу…»)
Анализ стихотверения Фета А. А. «Чудная картина»
Анализ стихотворения А. Фета «После бури»
Анализ стихотворения А. Фета «Это утро, радость эта…»
Анализ стихотворения А. А. Фета «Еще майская ночь…»
Анализ стихотворения А. А. Фета «На заре ты ее не буди»
Анализ стихотворения А. А. Фета «Ты отстрадала, я еще страдаю»
Восприятие, истолкование, оценка стихотворения А. А. Фета «Шепот, робкое дыханье»
Основные мотивы лирики А. А. Фета
Особенности стихотворений А. А. Фета «Фонтан» и Ф. И. Тютчева «Фонтан» (сопоставительный анализ).
Сопоставительный анализ стихотворений «Поэтам» и «Поэт и Гражданин»
Мысль бывает светла, только когда озаряется добрым чувством…» В.О.Ключевский. (По произведениям русской литературы. — А.А.Фет. Лирика.)
«Благоухающая свежесть чувств» в поэзии Афанасия Фета
«Вдохновение и вера в силу вдохновения, глубокое понимание красот природы, сознание того, что проза жизни кажется прозою лишь для очей, не просветленных поэзией, — вот особенности господина Фета…». (А.В. Дружин
«КРЫЛАТЫЙ СЛОВА ЗВУК»
«Шепот, робкое дыханье…» (Такая разная лирика)
«Я пришел к тебе с приветом…» (Особенности лирики)
Анализ стихотворения Фета «Шепот, робкое дыханье»
Анализ стихотворения Фета «Вечер»
Внутренний и внешний мир в лирике А. А. Фета
Героиня лирики А. А. Фета
Его я считают мастером русского слова (По творчеству А. А. Фета)
Лирика А. А. Фета
Лирика А. А. Фета
Мелодичность поэзии А. А. Фета
Мое восприятие лирики А. Фета.
Мое любимое стихотворение А. А. Фета
Мой Фет
Музыкальность фетовского стиха
Николай Некрасов и Афанасий Фет
Образы природы в лирике А. А. Фета
Основные мотивы в лирике А. А. Фета
Основные мотивы и образы поэзии А. А. Фета
Основные темы и идеи лирики А. А. Фета
Основные темы и идеи лирики А. Фета
Пейзаж в творчестве А. Фета
Поэзия Фета — сама природа, зеркально глядящая в человеческую душу (Бальмонт)
Поэтика А. А. Фета
Природа в творчестве А. А. Фета
Природа и человек в творчестве А. А. Фета
Сравнительный анализ стихотворений Ф. Тютчева «Как хорошо ты, о море ночное…» и А. Фета «Море и звезды»
Стихи о назначении поэта и поэзии
Стихи о назначении поэта и поэзии
Стихи Фета о назначении поэзии
Стихотворение А. Фета «Это утро, радость эта…» (восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А. Фета «Это утро, радость эта…» (восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А. Фета «Еще майская ночь» (Восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А. Фета «Заря прощается с землею…» (Восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А. А. Фета «Весенний дождь» (восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А. А. Фета «Весенний дождь» (восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А. А. Фета «Ель рукавом мне тропинку завесила…»
Стихотворение А. А. Фета «Еще весны душистой нега…»
Стихотворение А. А. Фета «Еще майская ночь…» (Восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А. А. Фета «Поэтам», (Восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А. А. Фета «Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали…»
Стихотворение А. А. Фета «Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали…». (Восприятие, истолкование, оценка.)
Стихотворение А. А. Фета «Ель рукавом мне тропинку завесила…» (Восприятие, истолкование, оценка.)
Стихотворение А. А. Фета «Заря прощается с землею…» (Восприятие, истолкование, оценка.)
Стихотворение А. А. Фета «Это утро, радость эта…» (Восприятие, истолкование, оценка.)
Стихотворение А. А. Фета «Шепот, робкое дыханье…» (Восприятие, истолкование, оценка)
Тема любви в лирике А. А. Фета
Тема любви в лирике А. Фета
Тема любви в лирике А. Фета
Тема любви в творчестве А. А. Фета
Удивительный мир поэзии А. А. Фета
Удивительный мир поэзии Афанасия Фета
Удивительный мир поэзии Афанасия Фета
Человек и природа в лирике А.А.Фета.
Анализ стихотворения А. Фета «Шепот. Робкое дыханье…»
Пейзажная лирика Фета
Тема любви в творчестве А.А. Фета и Ф.И. Тютчева
Человек и природа в лирике А. А. Фета (План-сочинение)
Лирический герой Ф. И. Тютчева и А. А. Фета
Поэзия А. А. Фета
Философские мотивы и средства их поэтической выразительности в лирике Ф. И. Тютчева и А. А. Фета
Импрессионизм в лирике А.А.Фета.
Любовь и природа в лирике Фета
Стихотворение А.А. Фета «Еще майская ночь»
Вечные темы в лирике Ф. И. Тютчева и А. А. Фета
Гармония и музыкальность поэзии А. А. Фета
Мгновения счастья в творчестве А. А. Фета
Поэзия Фёдора Ивановича Тютчева и Афанасия Афанасьевича Фета
Фет Афанасий Афанасьевич
Любовь в поэзии стихах – художественный анализ. Фет Афанасий Афанасьевич
«По тому, как человек относится к поэзии Фета и Тютчева, можно судить о его художественном вкусе». Что вы думаете об этом утверждении
Идейно художественное своеобразие лирики Фета
Жизнеутверждающее начало в стихотворениях А. А. Фета о природе
Свободная муза А.Л.Фета
Тема любви в лирике Фета
Удивительный мир природы
Сочинение о природе по произведениям Ф. И. Тютчева, А. А. Фета
Рекомендации по изучению поэзии Афанасия Афанасьевича Фета
Художественное своеобразие поэзии Афанасия Фета
ОСНОВНЫЕ ТЕМЫ И ИДЕИ ЛИРИКИ А.А.ФЕТА
«Поэзия Фета — сама природа, зеркально глядящая через человеческую душу…» (К.Д.Бальмонт).
Жизнеутверждающее начало природы в лирике А. Фета
Изысканность и своеобразие лирики А. А. Фета
Насекомые у Фета
Фета и Тургенев. Последние годы
А без прошлого, я уверен, нет будущего. А.А. Фет
Утонченно-чувственный психологизм любовной лирики А. Фета
О творчестве А. А. Фета
Сложность жизненного и творческого пути Афанасия Фета
Основные мотивы и образы поэзии А.А.Фета 1
Поэзия Фета — сама природа, зеркально глядящая в человеческую душу
Стихотворение А.Фета «Ель рукавом мне тропинку завесила…» (Восприятие, истолкование, оценка.)
Любовь и природа в лирике А. А. Фета
Мастерство воплощения мимолетных настроений и переживаний в поэзии А. А. Фета
Пейзаж в творчестве А. А. Фета
Поэтический язык лирики А. А. Фета
Основные мотивы и образы поэзии А.А. Фета 2
“Шёпот, робкое дыханье…” (1850)
Образ ночи в лирике А.А. Фета
Детские годы. Афанасий Афанасьевич Фет
Жизнь и творчество А. А. Фета
Основные темы лирики А. А. Фета
Цыгане в поэзии – художественный анализ
«Вечные» темы [любовь, смерть, природа, поэзия] в лирике А. А. Фета
Фет — тончайший лирик русской природы
Интересные подробности жизни и творчества А. А. Фета
Эстетические воззрения Афанасия Фета
Образ любви воспоминания в лирике Афанасия Фета
Поэтизация красот природы в творчестве Фета
Импрессионизм в поэзии Фета
Созерцательно эстетическое отношение Фета к природе
Его я считаю мастером русского слова
Пойми живой язык природы — и скажешь ты: прекрасен мир (И.С. Никитин). (По одному или нескольким произведениям русской литературы XX века)
Прекрасные стихи о любви Фета
Литературная судьба А. А. Фета (о творчестве поэта)
Своеобразие поэтического таланта Фета
Гармоничность и музыкальность поэтической речи Фета
Тайна «ночной поэзии» Фета
Сочинение-анализ творчества А. А. Фета
Темы и идеи лирики Фета
Стихотворение А.А. Фета «Весенний дождь» (Восприятие, истолкование, оценка)
Анализ стихотворения Фета «Вечер»
Стихотворение А.А. Фета «Ель рукавом мне тропинку завесила…»
Анализ стихотворение А.А. Фета «Ель рукавом мне тропинку завесила»
Стихотворение А.А.Фета «Ель рукавом мне тропинку завесила…» (Восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А.Фета «Ель рукавом мне тропинку завесила…» (Восприятие, истолкование, оценка.)
Стихотворение А.А. Фета «Еще весны душистой нега…»
Стихотворение А. А. Фета «Еще весны душистой нега…» (Восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А. А. Фета «Еще майская ночь…» (Восприятие, истолкование, оценка.).
Стихотворения А. А. Фета «Еще майская ночь…» и «Весенний дождь» (Восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А.А. Фета «Еще майская ночь…»
Стихотворение А.Фета «Заря прощается с землею…» (Восприятие, истолкование, оценка.)
Стихотворение А. Фета «Заря прощается с землею…» (Восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А.А.Фета «Заря прощается с землею…» (Восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А.А. Фета «Поэтам», (Восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А. Фета «Поэтам» (восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А.А. Фета «Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали…» (Восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А.А.Фета «Заря прощается с землею…» (Восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А.А. Фета «Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали…»
Стихотворение А. А. Фета «Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали…» (Восприятие, истолкование, оценка)
Анализ стихотворения Фета «Шепот, робкое дыханье»
Тема стихотворения Фета «Шепот, робкое дыханье»
«Шёпот, робкое дыханье…» (1850)
Природа и любовь в поэзии А. А. Фета. «Культ мгновения» в стихотворении «Шепот, робкое дыханье…»
«Шепот, робкое дыханье…» (Такая разная лирика)
Фет «Это утро, радость эта…»
Стихотворение А.А. Фета «Это утро, радость эта…». (Восприятие, истолкование, оценка.)
Мое любимое стихотворение А. А. Фета
«Я пришел к тебе с приветом…» (Особенности лирики)

19 апреля 2020На этой странице размещаются эссе, принятые на Конкурс к 200-летию Афанасия Фета

88. Яна Янушкевич, журналист. Новосибирск

Зеркало Фета: блестящая сталь и неверные тени

Круговая или зеркальная композиция — возвращение поэтического сообщения в исходную точку – для Афанасия Фета было не просто поэтическим приемом. Это отражение внутреннего состояния, которое всю жизнь заставляло его снова и снова возвращаться к одним и тем же вопросам.

Потерявший дворянский титул после смерти отца, Фет всю жизнь стремился вернуть потерянное со смертью Афанасия Шеншина сословное положение. Казалось бы, мать поэта искала прежде всего семейное счастие и любовь. Удивительно, что сын оказался полнейшей ее противоположностью.

Мария Лазич, ответившая поэту взаимностью, была готова проявить по отношению к нему не меньшее великодушие, чем ротмист Афанасий Шеншин по отношению к его матери. Но честолюбивый Фет счел, что партия невыгодна для обоих. Спустя два года Мария трагически погибла.

Преодолев первоначальный шок, молодой Фет находит внутреннее решение. Линия его жизни остается неизменной, главной целью остается возвращение дворянского статуса и жизненный успех. Возлюбленную жаль, но он не виноват в ее гибели. Более того — отныне он не позволит постыдным страстям вмешиваться и влиять на его судьбу.

«Офелия» – так называет Фет погибшую невесту, намекая на невиновность Гамлета и ассоциируя себя с ним. Фет полагает, что Лазич, обладая чутким и отзывчивым сердцем, была настолько проницательна, что знала о «неизбежной» разлуке.

Давно ты видела, я верю,

Как раздвояется наш путь!

Забыть тяжелую потерю

Я постараюсь где-нибудь.

Жизнь продолжается и потерю стоит попытаться забыть – прямо говорит Фет.

О, если ночь унесёт тебя в мир этот странный,

Мощному духу отдайся, о друг мой желанный!

Я отзовусь — но, внемля бестелесному звуку,

Вспомни меня, как невольную помнят разлуку!

Забвение поэту почти удается! Волевым усилием он изгоняет тяжелые воспоминания. Спустя год после гибели Лазич Фет напишет:

Дух окрылён, никакая не мучит утрата

В дальней звезде отгадал бы отбывшего брата!

Близкой души предо мной все ясны изгибы:

Видишь, как были, — и видишь, как быть мы могли бы!

Как будто отвечая на упреки возлюбленной, Фет определяет любовь как «братство» душ. Согласитесь, братство — вовсе не является основанием для брака, который является прежде всего общежитейским делом и имеет материальные и социальные последствия.

Со временем из памяти стерлись тяжелые сцены взаимных объяснений. Фет начинает верить, что на то она и любимая, чтобы понять и простить до конца, более того – чтобы сопровождать в течение жизни, как добрый ангел. Милый образ является на пороге «приветливой кельи», «в благоуханье простоты», ни одна горькая нотка не омрачает встречи.

Вечерний воздух влажно чист,

Вся покраснев, ты жмешь мне руки,

И, сонных лип тревожа лист,

Порхают гаснущие звуки.

Вообще любовь, рассуждает поэт — это безумная, бесстыдная страсть, которой можно только стыдится, она мешает жить. «Разверстая» навстречу любви, дышащая страстью земля, блестящее бесстыдство земной красоты – такой предстает любовь у Фета.

Дышит земля всем своим ароматом,

Небу разверстая, только вздыхает;

Самое небо с нетленным закатом

В тихом заливе себя повторяет.

Что же тут мы или счастие наше?

Как и помыслить о нем не стыдиться?

В блеске, какого нет шире и краше,

Нужно безумствовать — или смириться!

Но сквозь пелену забытья какая-то мысль, какой-то заглушаемый шум упорно не давал покоя. Что такое, что не так, сердито спрашивал себя Фет– и все не мог понять. Может быть, это просто непогода?

Буря на небе вечернем,

Моря сердитого шум —

Буря на море и думы,

Много мучительных дум.

Буря на море и думы,

Хор возрастающих дум —

Черная туча за тучей,

Моря сердитого шум.

Стратегия «забыть и жить» подвела, наконец догадался Фет. «Песнопенья» не принесли облегчения. Мгновения заканчиваются с приходом ночи, действие длится и в ночной мгле встают все те же тени прошлого:

Иль заодно с тобой и ночь и мгла

Меня томят и нежат в заблужденьи?

Иль это страсть больная солгала

И жар ночной потухнет в песнопеньи?

Жизненные цели, будучи выполненными, не принесли удовлетворенья. Разменявший шестой десяток Фет пишет все более горькие строки:

Истерзался песней

Соловей без розы.

Плачет старый камень,

В пруд роняя слезы.

Уронила косы

Голова невольно.

И тебе не томно?

И тебе не больно?

Мысль, которую он гнал от себя, в конце жизни напоминала о себе все настойчивее. Уже совсем прямо, без поэтических красивостей, открытым текстом –

Я давно угадал, что мы сердцем родня,

Что ты счастье свое отдала за меня,

Я рвался, я твердил о не нашей вине,-

Ничего ты на всё не ответила мне.

Родня – это уже не «братство». Своим молчанием возлюбленная обесценивает заветные мечты Фета о «социальном статусе», благосостоянии и проч.

«Он до самой старости боролся с грехами своей бедной юности: честолюбием и сребролюбием», — жалея и оправдывая Фета, отметил монах Лазарь, в миру литературовед Виктор Васильевич Афанасьев.

Но позвольте — как боролся, где?.. Непрерывного прямолинейного движения Фета к поставленным материальным целям не могла сдержать никакая сила. Погибшая невеста стала постоянной константой его поэтических строк, но даже она — ценой своей собственной жизни, минуточку, — не смогла изменить его ценностною систему.

Накануне нового брака (новой любви? неужели новая избранница и есть новая муза поэта?) Фет в письмах говорит только о бытовых моментах – о деньгах, ценах, ставках аренды на жилье, костюмах и проч. И только секундный образ, легкая тень, промелькнувший луч заставляют на миг остановиться, впасть в секундное оцепенение.

Казалось бы, вся картина мира – только шепот, тихое дыханье, трели соловья, отблеск янтаря, сияние далеких звезд, горные вершины и — заря, заря! Но проклятые вопросы о смысле – пути, который выбрал Фет, истинной ценности мирских благ и любви – все-таки пробирались в его стихи. Он наконец признает, что любовь, посетившее его ответное чувство было воистину божественным:

И я знаю, взглянувши на звезды порой,

Что взирали на них мы как боги с тобой.

Чем ближе к смерти, тем более явно звучат тщательно заглушаемые тоска и безысходность. Интонации его пейзажной лирики меняются, видеть окружающий мир подчас становится мучительно больно:

Пруд как блестящая сталь,

Травы в рыдании.

«Я никогда не мог понять, чтобы искусство интересовалось чем-либо помимо красоты», — оправдываясь, объяснял Фет. По его словам, произведение, имеющее какую бы то ни было дидактическую тенденцию» — «дрянь». Можно поспорить с этим утверждением, но поэтическое объяснение этого утверждения — безупречно:

…В душе, измученной годами,

Есть неприступный чистый храм,

Где все нетленно, что судьбами

В отраду посылалось нам.

Для мира путь к нему заглохнет;

Но в этот девственный тайник,

Хотя б и мог, скорей иссохнет,

Чем путь укажет мой язык.

Хотя разве не дидактика – вот эти строки? Разве – не клятва верности ушедшей любви и сожаление о потерянном шансе, что дается только раз в жизни?

87. Татьяна Кочемова, поэт. Нальчик

Воспевающий Красоту

И посвящённым только зримо

Цветёт весна и красота.

А.А.Фет «Какая грусть! Конец аллеи…», 1862

Когда человеческое сердце начинает тянуться к красоте? Когда малыш откликается на мамину улыбку, протягивая ручонки к ласковому теплу? Когда маленькие ножки весело бегут по лугу, пытаясь догнать порхающие цветы? Или когда восхищённый взгляд следит за волшебными превращениями игривых облачных лошадок в величавые корабли и радужные замки? А ведь каждый из нас может вспомнить эти необыкновенные мгновения посвящения в красоту! И летит от сердца к сердцу: «Целый мир от красоты…»; «В человеке должно быть всё прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли»[1] «Красота спасёт мир!»[2]

Хоть «…очень сложен смысл ее гармоний.

Но внятен всем»[3] Счастлив человек, одарённый умением чувствовать, понимать красоту и наполнять ею художественные образы.

Многолика красота в поэтических творениях Афанасия Афанасьевича Фета!

Непорочная в метафоричных образах первого ландыша и юной девушки:

О первый ландыш! Из-под снега

Ты просишь солнечных лучей;

Какая девственная нега

В душистой чистоте твоей!

(«Первый ландыш», 1854)

Созерцательная, погружающая в ароматную прохладу тенистой липы и взмывающая в небесную высь:

За мглой ветвей синеют неба своды,

Как дымкою подернуты слегка,

И, как мечты почиющей природы,

Волнистые проходят облака.

(«Как здесь свежо под липою густою…»,1854)

Упоительная, завораживающая тишиной и умиротворением наступившей ночи:

Какая ночь! Как воздух чист,

Как серебристый дремлет лист,

Как тень черна прибрежных ив,

Как безмятежно спит залив,

Как не вздохнет нигде волна,

Как тишиною грудь полна!

(«Какая ночь! Как воздух чист…»,1857)

Томительная, держащая на пределе все чувства в преддверии скорого свидания:

Я жду… Темно-синее небо

И в мелких, и в крупных звездах,

Я слышу биение сердца

И трепет в руках и в ногах.

( «Я жду… Соловьиное эхо…», 1842)

Ускользающая от сомневающегося, затуманенного ревностной обидой сердца:

Не думала ли ты: «Вон там, в беседке дальной,

На мраморной скамье теперь он ждет меня

Под сумраком дерев, ревнивый и печальный;

Он взоры утомил, смотря на вихорь бальный,

И ловит тень мою в сиянии огня».

(«Вчера, увенчана душистыми цветами»,1855)

Обманчивая, манящая несбывшейся мечтой:

И весь этот город воздушный

Тихонько на север плывет…

Там кто-то манит за собою —

Да крыльев лететь не дает!

(«Воздушный город», 1846)

Ликующая, восхищённая удивительным миром природы:

Это утро, радость эта,

Эта мощь и дня и света,

Этот синий свод,

Этот крик и вереницы,

Эти стаи, эти птицы,

Этот говор вод

(«Это утро, радость эта…», 1881)

Восторженная в счастливом, любящем сердце:

Я пришел к тебе с приветом,

Рассказать, что солнце встало,

Что оно горячим светом

По листам затрепетало;

Рассказать, что лес проснулся,

Весь проснулся, веткой каждой,

Каждой птицей встрепенулся

И весенней полон жаждой

(«Я пришёл к тебе с приветом…», 1843)

Святая в безмолвном мерцании молящихся за людей звёзд:

Молятся звезды, мерцают и рдеют,

Молится месяц, плывя по лазури,

Легкие тучки, свиваясь, не смеют

С темной земли к ним притягивать бури.

(«Молятся звезды, мерцают и рдеют…»,1883)

Дерзновенная в желании человеческого вдохновения проникнуться Божественной Истиной:

Не так ли я, сосуд скудельный,

Дерзаю на запретный путь,

Стихии чуждой, запредельной,

Стремясь хоть каплю зачерпнуть?

(«Ласточки»,1884)

Выстрадав своё счастье, стремясь душой « …В блаженный мир любви, добра и красоты…»[4], поэт увлекает всё существо читателя на необыкновенную высоту, окрыляя наши чувства и мысли.

«И на вершине красоты» вещает нам

«Живую тайну вдохновенья»(« Сегодня день твой просветленья…»,1887):

Целый мир от красоты,

От велика и до мала,

И напрасно ищешь ты

Отыскать ее начало.

Что такое день иль век

Перед тем, что бесконечно?

Хоть не вечен человек,

То, что вечно, — человечно.

(«Целый мир от красоты…»,1874-1886)

Красота, обожествляя человеческое, очеловечивая Божественное, озаряет нас глубинным пониманием сути сокровенного, преображает, одаривая сердце зоркостью и способностью любить.

Каждый из нас может вспомнить необыкновенные мгновения посвящения в Красоту…

Кто-то, испив этой благодати, остаётся её верным рыцарем до конца своих дней, рыцарем, Воспевающим Красоту.

86. Мария Варламова, режиссер, драматург, художник. Москва

Афанасий Фет

Афанасий Афанасиевич Фет – великий русский поэт-лирик, переводчик, автор мемуаров. Член-корреспондент Академии наук Петербурга. Природа, любовь, искусство — самоценность красоты и безусловная сила прекрасного, явились основой творчества поэта и прозаика, сторонящегося общественных проблем в своих произведениях.

Как настраивались струны творчества, и из каких красок была соткана душа поэта, возможно, понять, оглянувшись на события, произошедшие 200 лет назад. В 1820 году, за 2 месяца до рождения будущего поэта произошли события, которые легли в основу становления русского писателя с немецкими корнями.

В 1820 в Дартштадт из России приехал лечиться помещик, дворянин Афанасий Неофитович Шеншин 45 лет. Остановившись в доме Фётов, работника городского суда 31 летнего Иоганна-Петера-Карла-Вильгельма и его молодой жены 22 лет Шарлоты-Елизаветы Беккер. Супруги имели годовалую дочь Каролину, находясь в ожидании рождения второго ребёнка.

Обстановка в доме была сложной. Интрижка с воспитательницей дочери и большие долги хозяина дома отравляли жизнь молодой женщины. Между хозяйкой дома и гостем из России случился роман. Афанасий Неофитович Шеншин и Шарлота-Елизавета Бекер 18 сентября 1820 года тайно выехали в Россию.

В селе Новосёлки Мценского уезда Орловской губернии 23 ноября 1820 года у Шарлоты-Елизоветы Бекер у фрау Фёт родился мальчик. Крещен мальчик по православному обряду и наречён Афанасием. Подкуп священника помог скрыть незаконное происхождение младенца и записать его под именем отца Афанасием Шеншиным.

Спустя два года супруги венчались, после того как Шарлота Карловна приняла православие и стала Елизаветой Петровной Фёт.

Сохранились письма Елизаветы Петровны написанные своему брату Эрнсту Беккеру, в Дармштадт датированные 7 ноября 1823 годом. В письме брату Елизавета Петровна жаловалась на бывшего мужа Фёта, пугавшего её, предлагая усыновить Афанасия, если будут оплачены его долги.

Следующее письмо брату от 25 августа 1825 года, где Елизавета Петровна сообщала, о том, как внимателен Шеншин к сыну Афанасию: «никто не заметит, что это не кровный его ребёнок».

Семья увеличивалась, с рождением детей в браке с Афанасием Шеншиным, воспитанных в лучших дворянских традициях.

Когда Афанасию исполнилось 14 лет, подлог с усыновлением открылся. После следствия юношу лишили фамилии, титула дворянства, наследства и гражданства. В 1834 году в епархиальном управлении отменили крестильную регистрацию Афанасия где он был указан сыном Шеншина зарегистрировав в отцы первого мужа Елизаветы – Фёта.

С исключением из старинного рода Шеншина, владевшего половиной Мценского уезда, богатая жизнь помещичьего быта в которой с детства рос Афанасий, вернула его не только к фамилии Фёт, но и лишило гражданства. Вернуть фамилию Шеншина, восстановить добрую славу семьи, стало делом всей его жизни, начиная с 14 лет.

В 15 лет поступает в частный немецкий пансион Крюммера в городе Верро (сейчас Эстония город Выру). Обучаясь Афанасий Фёт проявил большой интерес, к классической филологии обнаружив свои первые возможности в написании стихов.

С 1837-1838 жил в пансионате уже тогда легендарного Михаила Петровича Погодина, где готовился к поступлению в университет.

В 18 лет в 1838 году поступил в Московский университет на юридический факультет. Глубокое увлечение литературой, изучение зарубежной философии, чтения в подлиннике, дало возможность перехода на историко-филологическое (словесное) отделение философского факультета.

Во время учёбы в Московском университете Афанасий Фёт всё ещё проживал у Михаила Петровича Погодина, на первом этаже. Афанасий Фёт готовит, собирая ранние сочинения для бедующего первого сборника стихов «Лирический пантеон». В это же время, вернувшись из-за границы, на втором этаже у Погодина проживал Гоголь, работая над первым томом книги «Мёртвые души».

Через Погодина «Лирический пантеон» в рукописи попадает к Гоголю. После прочтения Гоголь просит передать Погодина молодому поэту, что Афанасий Фёт «Несомненное дарование». С этих признаний Афанасий Фёт начинает активную творческую деятельность

Во время учёбы в Московском университете Афанасий Фёт в 1840 году в 20 лет, выпустил за свой счёт, при участии Аполлона Григорьева, друга по университету первый сборник стихов «Лирический пантеон». При подготовке книги в наборе текста была опечатка. Буква «Ё» в фамилии Фёт осталась без двух точек, и оказалось написанной как Фет. Так в очередной раз Афанасий сменил фамилию.

Критика хорошо приняла «Лирический пантеон», но так же кем-то было отмечено отсутствие в стихах «Здравого смысла и содержания». С этого момента начнётся пожизненное доказательство Афанасия Фета того, что по сути прекрасным может быть то, что бесполезно, то чему невозможно найти практического применения. Собирательные образы переходят в философские размышления, одухотворённость природы, метафоричность прекрасна и величава.

В 1845 году в 25 лет Афанасий Фет поступил на военную службу, стал кавалеристом.

Вскоре поэт влюбляется в одну из дочерей помещика Марию Лазич. Чувства были взаимными. Фет счёл невозможным предлагать руку и сердце, так как ему нечего было предложить, кроме верности и чувств. За дочь не давали достаточного приданного, что бы им было возможным преодолеть бедность в отсутствии перспектив. Он был уверен, что нищета уничтожит чистые и прекрасные чувства. Влюблённая Мария Лазич надеялась, но Афанасий Фет остался при своём решении. Мария умерла от ожогов загоревшегося на ней платья. Неизвестно, было ли это страшное событие случайным, но на протяжении всей своей жизни Афанасий Фет, считал себя виновным.

Вышедший в 1850 второй и в 1856 году третий сборник под редакцией Ивана Сергеевича Тургенева получают прекрасные отзывы критиков.

Размышления о дальнейшем привели к закономерному выводу о необходимости удачно жениться. В 1857 году Афанасий Фет в 37 лет женится на Марии Петровне Боткиной 29 лет. Венчание на богатой, не привлекательной девушке было при поручительстве по невесте Ивана Сергеевича Тургенева. Вскоре связи и деньги невесты открыли возможности для Афанасия Фета по возвращению титула и имени, выход в отставку в 1858 году и благополучная жизнь, как в Москве, так и в купленных на преданное жены имениях. Союз стал для обоих счастливым, взаимоуважение было главным приобретением для их семьи, в которой не было детей.

В 1873 году Афанасию Фету возвращены фамилия Шеншин и дворянство. Но по-прежнему все свои произведения подписывал как Афанасий Фет.

Награда Пушкинской премии в 1884 году была вручена за перевод книги «Гораций»

Николай Некрасов писал: «Человек, понимающий поэзию и охотно открывающий душу свою её ощущениям, ни в одном русском авторе, после Пушкина, не почерпнёт столько поэтического наслаждения, сколько доставит ему господин Фет».

85. Арсений Волков, филолог, сценарист, критик

Между землей и небом: натурфилософская эстетика А. Фета

Фет – один из самых недооцененных при жизни и получивших яркую посмертную славу поэтов. Ставший объектом едких насмешек и обвинений в узости кругозора, в излишнем прагматизме, чрезмерной любви и преданности «чистому искусству» в ущерб вниманию к проблемам на злобу дня, поэт не изменял себе никогда.

А. Фет по праву занимает место непревзойдённого певца природы в русской поэзии. Если быть точным, в лирике поэта есть две самые важные для него темы: сокровенное человеческое чувство и такое же неуловимое и трудно выразимое переживание от природы. Иногда даже невозможно определить, о чем написано стихотворение. О природе? О любви? Нет, скорее о гармоничном сочетании того и другого в сознании воспринимающего ее лирического героя. О гармонии всего живого на земле. Поэт и природа выступают, как равновеликие творцы:

Я думал… Не помню, что думал;

Я слушал таинственный хор,

И звезды тихонько дрожали,

И звезды люблю я с тех пор…

Здесь и природа, и космос, и человек на равных правах. Между ними нет конфликта и непонимания, они слиты в единое целое. В основе поэтики Фета особая философия, выражающая видимые и тайные силы природы. А природа у поэта почти никогда не существует сама по себе, человек неотделим от нее. Поэтому внешний и внутренний миры в лирике Фета тесно связаны. Чувства лирического героя, как правило, исполнены глубоким трепетом и нежностью по отношению к природе, которая наполняет жизнь красотой и является источником счастья, переживаний и боли. Чувство единения проявилось уже в первых стихотворных опытах поэта, например, в стихотворении «Я долго стоял неподвижно», опубликованном в 1843г. Это стихотворение – визитная карточка молодого поэта. В нем автор обозначает самые важные для него темы, к которым он будет обращаться на протяжении всего творческого пути: мироздание, природа, человек. Вот начало стихотворения:

Я долго стоял неподвижно,

В далекие звезды вглядясь, —

Меж теми звездами и мною

Какая-то связь родилась.

Сюжетом в стихотворении является рефлексия лирического героя. Образ героя мифологичен: это юный поэт в начале своего творческого пути. С самых древних времен люди смотрели на небо и пытались понять, что скрыто за яркими, мерцающими звездами. Интересно, что говоря о созерцании, Фет использует глагол «глядясь». Обычно мы его употребляем в словочетании «глядеться в зеркало», что подталкивает к мысли, что герой не просто смотрит на звезды, а видит в ночном небе свое отражение. Наша догадка подтверждается, когда мы читаем о родившейся связи между поэтом и космосом. Очевидно, автор хотел сказать о неземном, природно-космическом происхождении своего дара.

Чем старше становился Фет, тем больше космос уступал место природе в его мироощущении. Вот, например, как трогательно поэт описывает первый весенний ландыш, расцвет природы и наступление поры радости и цветения в жизни. Лирический герой восхищается красотой ландыша и сравнивает его с девушкой, полной жизненных сил и любви (стихотворение «Первый ландыш»):

О первый ландыш! Из-под снега

Ты просишь солнечных лучей;

Какая девственная нега

В душистой чистоте твоей!

Это стихотворение было написано спустя одиннадцать лет после предыдущего, в 1854 г. Лирическим содержанием стихотворения является появление цветка, наступление весны, расцвет природы. Основная тема – обновление жизни, радость от наступления новой жизненной поры. Здесь мы видим очень характерный для Фета прием – олицетворение, когда цветок или природное явление принимает человекоподобную форму. Схожий прием мы можем наблюдать и в более поздних стихах уже состоявшегося, зрелого поэта. Например, в стихотворении «Учись у них, у дуба, у березы» лирический герой скорбит, находясь во взволнованном душевном состоянии, вспоминая трудности и удары судьбы, и призывает учиться стойкости у деревьев:

Учись у них – у дуба, у березы.

Кругом зима. Жестокая пора!

Напрасные на них застыли слезы,

И треснула, сжимаяся, кора.

Все злей метель и с каждою минутой

Сердито рвет последние листы,

И за сердце хватает холод лютый;

Они стоят, молчат; молчи и ты!

84. Татьяна Хлебянкина. Талдом

Соловьиный Фет: «И я, как первый житель рая…»

«И соловей ещё не смеет / Запеть в смородинном кусте…»

А.Фет

Пишу — а за окном распелся соловей…И не знаю, что мне делать: сочинять дальше или лучше слушать живое лирическое слово природы, душой окунаясь во вселенную Афанасия Фета, «поэта — музыканта», как отметил Пётр Ильич Чайковский…

Всё же хочется пройтись по следам Фета в моей жизни…»На заре ты её не буди…» — эти ставшие хрестоматийными, чарующие строки, запали в сердце с детства… И не только они: «Я пришёл к тебе с приветом…»; «Учись у них — у дуба, у берёзы…»; «Ласточки пропали…», «Облаком волнистым…», «Чудная картина…»

В «Поэтических тетрадях» с 3-го класса школы рядом с Фетом — К.Бальмонт, И.Бунин, Ахматова, Пастернак, Брюсов, Есенин, Гумилев. Цветаева и даже наш земляк Сергей Клычков!..Сравним его стихи «Ранняя весна», «Весна в лесу» со строками Фета («Весна на дворе», «Весенние мысли», «Всю ночь гремел овраг соседний…») и найдём много общего! Недаром критик Львов — Рогачевский называл С.Клычкова «крестьянским Фетом»…

А мы, вслед за ним, можем назвать Афанасия Фета «Предтечей Серебряного века поэзии», к которому он был близок, как никто другой, даже хронологически: как утверждают исследователи, «Серебряный век» берёт свой отчёт с 1890-х годов, а Фет умер в 1892-м году…Правда, само название «Серебряный век» впервые дал В.С.Соловьёв только в 1897-м в своей работе «Импрессионизм мысли».

Об Афанасии Фете писали многие наши современники: Лев Озеров «А.А. Фет. О мастерстве поэта» (М.,1970); Андрей Турков в предисловии к сборнику «А.А.Фет. Стихотворения» (М., 2000).Они же писали и о С.Клычкове и других корифеях Серебряного века, тепло отзываясь о вышедших в свет их книгах… Но наряду с мажорными нотами в исследованиях творчества А.Фета звучали и минорные…

Так, профессор Михаил Михайлович Дунаев в учебном пособии для студентов духовных академий и семинарий «Православие и русская литература» (часть 2, стр.459-463)- М., 1996 приходит к несколько скоропалительному, как кажется автору, повторению заключения о «безразличии к православию» А.Фета (в начале); под конец же признаёт, что Фет следует своим предшественникам (Державину, Пушкину…)но опасается оказаться на этом поприще слишком самостоятельным… (?). При этом он исследует такие стихи поэта, как : «Когда кичливый ум, измученный борьбою…»; «Чем доле я живу, чем больше пережил…» и др. Примечательно, что почти в это же время, Виктор Афанасьев в статье «О север, родина моя!..» («Литературная учёба», книга 4-5-6, 1998, стр.118-123), отсылая нас к тем же строкам Фета приходит к выводу: «нет, православного фундамента в нашей поэзии нельзя не видеть» и в заключении подводит итог: «Тютчев…Фет…К.Р…Избранные их стихи о русской природе…есть, без сомнения, поэтическое богословие: Божие творение говорит о Боге, о истинности православной веры».

К этому же мнению присоединяется и автор, приводя следующие строки Фета: «…Земля, как смутный сон немая, // Безвестно уносилась прочь, // И я, как первый житель рая, // Один в лицо увидел ночь…» Подборка стихов Фета на тему религии насчитывает более ста стихотворений. Неискушённому читателю не всегда легко выбрать из неё наиболее выдающиеся строки, близкие христианству и православию. Но порой сами названия стихотворений помогают нам в этом поиске: «Владычица Сиона, пред тобою…»,»Мадонна», «Аве Мария» (1842);»К Сикстинской мадонне»; «В благословенный день, когда стремлюсь душою…»(1857);»Мой ангел»; «Не будь, о богослов, так строг!..»;»Не тем господь могуч, непостижим…» (1879);»Видение» (1843)и многие другие. Отдельно можно выделить стихи, посвящённые Пасхе, строки Архангелу Михаилу; цикл «К Офелии»; на смерть родных и близких…

«Христианство является, бесспорно, высшим выражением человеческой нравственности и основано на трёх главных деятелях: вере, надежде и любви. Первыми двумя оно обладает наравне с прочими религиями. Нет религии без веры и надежды; зато любовь – исключительный дар христианства, и только ею Галилеянин победил весь мир», — подметил Фет.

Строки одного из любимых стихотворений Фета «Шёпот, робкое дыханье, трели соловья…» автор взяла эпиграфом к своему стихотворению: «Шёпот деревьев слушать учитесь — // И тишину. // Ночи дыханье и трепетанье, // Сердца струну. // Дальнего грома взрывы, раскаты, // Пенье ветвей. // Ах, как призывно это «токатто» // Вёл соловей! // Не уходите и наслаждайтесь // В дождь и в мороз // Этим чугунным, благостным звоном, // Песней из грёз!.. // Шёпот деревьев слушать учитесь — // И тишину. // Ночи дыханье и трепетанье, // Сердца струну»…

83. Владимир Кошелев, поэт, студент Литературного института имени А.М. Горького. Воронеж-Москва

«О дыхании»

На одном литературном мероприятии меня спросили: «Важен ли для вас Фет?», – и я ответил: «Конечно, и т.д. и т.п.». После я выдал пару предложений на тему «Фет и современная поэзия», а ещё после – замолчал, потому что не так легко об этом рассуждать вживую, как может показаться. Мне многое не нравится в нашей поэтической действительности, а Фет – надо же! – меня устраивает. Да-да, именно устраивает, потому что моё устройство – я так, извините, чувствую – перекликается с устройством Фета. У него стоит учиться любой когорте молодых (и зрелых) поэтов. Точнее, он сам тебя безвольного научит. Научит говорить, – а как говорить-то, Фет? Говорить нужно – проще. Научит дышать, – а это как? А дышать нужно – свободнее. На упомянутом выше мероприятии я «докладировал» на тему дыхания (точнее – вздоха) в поэзии Фета. Выскажусь об этом и ниже.

В 5-х выпусках «Вечерних огней» Фета я обнаружил около 20-ти стихотворений, в котором употреблены слово «вздох». Однако, я игнорировал все вдохи-выдохи – процессы более механистичные или точнее – рефлекторные. Вздох же (как процесс и слово), на мой взгляд, – яростнее и поэтичнее – чего стоят одни лишь скрытые связи и тайны, заключенные в неблагозвучном сочетании в-з-д. Отмечу, что в поэзии Фета это сочетание встречается довольно редко, что вызывает ещё больший интерес.

Одно из главных достоинств произведений Фета – объёмность, многомерность. Этот воздух, который наполняет фетовские строчки, рождается словно на стыке семантических, сюжетных и т.д. элементов. Как раз эти «стыковки» (порой космического масштаба) меня и волнуют у Фета, так сказать, приводят в чувство. Сегодня это встречается реже. Не претензия – статистика.

Именно вздох запускает процессы изменения мира, поглощения одного элемента другим:
…

Чтоб в лицо и в горячую грудь

Хлынул вздох твой студеной волной,

Чтоб и мне было сладко вздохнуть;

Дай устами и взором прильнуть

У корней мне к воде ключевой!

Чтоб и я в этом море исчез,

Потонул в той душистой тени,

Что раскинул твой пышный навес;

Распахни мне объятья твои,

Густолистый, развесистый лес!

Интересно, что фетовский вздох зачастую связывается с явлением в мир огня и света. Например, в стихотворении «Ракета»:

Горел напрасно я душой,

Не озаряя ночи черной:

Я лишь вознесся пред тобой

Стезею шумной и проворной.

И далее:

Лечу на смерть вослед мечте.

Знать, мой удел лелеять грезы,

И там, со вздохом, в высоте

Рассыпать огненные слезы.

Согласитесь, вздох здесь – событие, которое нельзя не заметить, пропустить, потому что оно а) эмоционально и б) чувственно. Определяющие признаки Жизни. К ней стоит иногда прислушиваться. Зачем? Потому что она – не скука, не серость. И к стихотворению можно прислушаться. Читая словосочетание «со вздохом», мы и правда делаем вздох, он миниатюрен, зеркален, но конкретен. На последних строчках мы набираем воздух, даже если немного, и всё – нас тронуло. Иначе – к нам прикоснулись. Вздох – последнее перед смертью (и мечтой), что делает лирический субъект. Дальше – только огненные слёзы. И мы чувствуем их. Чувствуем, как сталкиваются значения слов и всплывают контексты («горючие слёзы», «слёзы радости»), как невозможные огненные слёзы становятся самыми реальными.

Один раз мне встретился не просто вздох, а полувздох:

Ещё одно забывчивое слово,

Ещё один случайный полувздох –

И тосковать я сердцем стану снова,

И буду я опять у этих ног.

Душа дрожит, готова вспыхнуть чище,

Хотя давно угас весенний день

И при луне на жизненном кладбище

Страшна и ночь, и собственная тень.

Кажется, для Фета вздох не просто ощутим, но и измерим. Фет, как художник-мыслитель, в это раз не преподносит нам финал, как неоспоримое событие, происходящее у нас на глазах. Нельзя сказать, что Фет намекает на будущие последствия, нет. Он предупреждает о ровном дыхании, которое, если его нарушить, повлияет на всё вокруг и на всё внутри:

Душа дрожит, готова вспыхнуть чище…

Снова возникает огонь, но на этот раз Фет не являет читателю открытое пламя, он как бы указывает на него, будучи вдалеке: душа – готова вспыхнуть чище (как пламя), а весенний день – давно угас (как огонь).

Стихотворение построено будто на перпендикулярах: все только готовится к явлению света и пламени, но свет есть (предупреждающая интонация Фета несёт свет в стихотворение); страшно на кладбище, но кладбище – жизненное; собственная тень – искаженное отражение самого себя.

82. Надежда Садовская, культуролог, музыкант-композитор, исполнитель своих произведений. Новомосковск

Размышляя о Фете-переводчике

«В своих переводах я постоянно смотрю на себя как на ковер, по которому в новый язык въезжает триумфальная колесница оригинала»

А. Фет

Афанасий Афанасьевича Фет, классик русской поэзии XIX в., певец любви и русской природы, прожил сравнительно долгую жизнь для поэта – семьдесят два года. Обычно судьба отмеривает более короткий промежуток земного пути людям поэтического дара. Но если внимательно взглянуть на биографию Фета, на годы его творчества, то в сумме и получится цифра не более 30 лет. Поэт, воспевающий утренние рассветы и благоухание ночи, в сущности, написал свои стихи в начале жизни и перед её закатом: с периода ранней юности до 1852 года, и с 1883 по 1891 годы – периодом, ознаменовавшим новый всплеск вдохновения и подытоженный сборником последних творений с символическим названием «Вечерние огни». Все другое время – это было время помещика А. Шеншина, отданное хозяйству в имениях, которое он вел рачительно и образцово. Однако с поэзией, как мечтой о Возвышенном и Прекрасном, не расставался. На протяжении всей своей жизни Фет занимался литературными переводами любимых поэтов, тем самым продолжая работать с рифмой, воссоздавая поэтические шедевры других на русском языке.

Немец по происхождению, волею судьбы взявший фамилию своих родителей в качестве литературного псевдонима, с детства владеющий немецким языком, он уже в 7 лет делает первые шаги в этом направлении, пытаясь переведенные на русский язык басни Кампе переложить стихами(!). А спустя годы, вынужденный «запереться в глуши», Фет начнет делать переводы стихотворений таких поэтов, как французских Шенье, Ламартина, Беранже, английских Байрона, Мура, персидских Гафиза и Саади. Интересны его обращения и к творчеству польского поэта Мицкевича.

Однако большую часть его наследия в этой деятельности составляют работы, связанные с немецкой поэзией, с такими именами, как Гёте, Шиллер, Уланд, Гейне, Рюккерт, Кернер. Среди них самым любимым у Афанасия Фета был Гейне, как наиболее близкий по духу. Об этом свидетельствуют сделанные им переводы с более тридцати стихотворений этого поэта, в которых Фет доподлинно передает колоритный тон Гейне в чутко услышанных нюансах двух языков.

Как переводчик Фет всегда придерживался принципа – следовать оригиналу с максимальной точностью, не добавляя каких-либо от себя «переосмыслений». Главной своей задачей считал показать подлинный стиль автора и национальный дух сочинения, добиваясь нужного чувства ритма и смысла. Он хотел ознакомить соотечественников с образцами бессмертной классики, как бы вписывая немецкую поэзию в систему русского стиха. В этом, на мой взгляд, и состоит, уникальность Фета-переводчика. Хотя ради скрупулезной точности он часто жертвовал и благозвучием, и музыкальностью стиха, за что его нередко упрекали. Он, как в жизни, совмещая в себе лирика и помещика, отличался от восторженного Фета — «поэта вздоха» от по-немецки педантичного Фета-переводчика.

Замечу, что его переводы, как и стихи, перекладывались на музыку. Например, Александр Варламов, создатель первого фетовского романса, вскоре после «На заре ты её не буди», написал ещё одно произведение, обратившись уже к его переводу из Гейне, под названием «Как цвет ты чиста».

Особенно интенсивная переводческая деятельность проявилась у Фета в последние годы его жизни, когда он стал заниматься античной классикой. Список переведенных им римских поэтов внушителен и вызывает подлинное восхищение от проделанного труда: это и полные собрания стихотворений Горация и Катулла, сатиры Ювенала и Персия, элегии Тибулла и Пропорция, эпиграммы Марциала, а также «Превращения» и «Скорби» Овидия, «Энеида» Вергилия, комедия Плавта «Горшок».

В это время происходит и судьбоносная встреча с блестящим знатоком древнеримской литературы, истории и культуры, графом А. В. Олсуфьевым. Он становится помощником Фета, как в его переводах, так и в издании произведений латинских поэтов, начиная с 1886 по 1891г.г. Любовь к классической поэзии, увлеченность работой, осознанность важности общего дела, сдружила их на целых шесть лет, вплоть до самой смерти поэта. «С этой точки зрения придется поблагодарить судьбу, пославшую нам досуг не только наслаждаться изучением образцовых произведений чуждых веков и народов, стараясь по мере сил переносить их на родную почву, но и самостоятельно печатать наши переводы для желающих с ними ознакомиться», — писал Фет в предисловии к одному из изданий.

Творческий союз скреплялся и общими моментами в жизни обоих. В свое время они были на военной службе. В год знакомства А. Олсуфьев шутливо подметит, что «гусар улану помогает», в ответ на посвященное ему стихотворение Фета:

Второй бригады из-за фронта

Перед тобою мой Пегас

Хоть сбросил он Беллерофонта,

Но под твоей уздечкой пас.

…И лишь твое услышу: «славно!»
Я: «рад стараться!»- прокричу.

Поэт очень ценил помощь «кавалерийского генерала», поэтому закончил поэтическое послание другу такими строчками.

Фет называл их совместную работу по античной литературе как «долговременное и драгоценнейшее сотрудничество». Поэту-переводчику, который отстаивал принцип буквального воспроизведения текста и внешней формы оригинала, необходимы были советы и критические замечания специалиста.

Не за стихи, а за свои переводы Фет получил признание у современников. В 1884 году, за изданную книгу полного собрания стихотворений Горация, он был награжден Пушкинской премией, впервые став её полным Лауреатом.

Надо отметить, что Фет как переводчик сыграл определенную роль в дело знакомства своих соотечественников с произведениями мирового уровня и внес свою лепту в развитие отеческого переводческого мастерства. Однако после смерти его талант как поэта-лирика получит всеобщее признание. Имя Афанасия Фета встанет в один ряд с лучшими представителями русской классической литературы и будет известно широкому кругу любителей словесности. Произведения певца «чистого искусства», постепенно оттеснят труды Фета-переводчика.

81. Надежда Садовская, культуролог, музыкант-композитор, исполнитель своих произведений. Новомосковск

В отзвуках лирики Фета

«Дело поэта найти тот звук, которым он хочет затронуть известную струну нашей души»

А. Фет. Из письма к поэту К.Р.

Необычна тишина этой наступившей весны, когда пробуждение жизни неожиданно совпало с её замиранием. Непривычен новый мир «самоизоляции». И вдруг… «Новый мир», мир литературного журнала напоминает тебе о знаменательной дате 2020 года: 200 лет со дня рождения Афанасия Афанасьевича Фета, одного из самых «музыкальных» поэтов России. Нахожу книгу его стихотворений. Беру в руки. Перелистываю. Перечитываю. И знакомые ещё со времен юности строчки как-то по-особенному начинают звучать очаровательной мелодикой фетовского стихосложения. Начинают петь в пробужденной душе, пробужденной, по меткому выражению самого Фета, «памятью сердца», напоминая красивейшие романсы композиторов П. Булахова, А. Варламова, П. Чайковского, А. Аренского, Н. Римского-Корсакова, С. Рахманинова, когда-то мной исполнявшиеся. Романсы, без которых теперь трудно представить антологию вокально-камерного жанра классической русской музыки…

О музыкальности фетовской поэзии написано и сказано не мало. Эту особенность русского поэта, одного из лучших лириков XIX века, уже при его жизни отмечали как литераторы, так и любители музыки. Близкий друг юности поэта Аполлон Григорьев восхищался его «весенними песнями», поэт Алексей Толстой — его чарующим мироощущением, где «лунный свет или утренняя заря переливаются в звук…». А композитор П.И. Чайковский, знавший лично поэта и высоко чтивший его поэтический дар, назвал Фета точно и емко — «поэт-музыкант».

Действительно, стихи А. Фета, появившиеся в России между «Золотым » и «Серебряным» веками, общественность страны не только стала читать, но и запела. Запела сразу. С первой же публикации стихотворения «На заре ты её не буди», написанного начинающим двадцати двухлетним поэтом. Оно сразу было отмечено замечательным мастером старинного русского романса Александром Варламовым и положено на музыку. Так появился первый «фетовский романс». Причем, написанный на заказ для известного в то время тенора А. Бантышева, он стал настолько популярным, что композитору пришлось сделать новую редакцию и написать дуэт. Варламов, обладавший тонким лиризмом и напевностью своих мелодий, и часто выступавший как певец, создал поистине одно из самых задушевных и проникновенных сочинений в русской музыке.

Уже с 1850-х годов полюбившееся произведение «На заре ты её не буди» будет входить в репертуар народных хоров и профессиональных исполнителей, живя и поныне. К тому же на эти стихи вскоре напишет и свой музыкальный вариант не менее значимый композитор того времени
Александр Гурилев, откликнувшись на творчество молодого поэта.

Василий Боткин, литературный критик и знаток искусств, сравнил лирику Фета с «эоловой арфой». Она своей чарующей напевностью вдохновляла композиторов и музыкантов не только в России, но и за рубежом. Так, в 1864 году в г. Лейпциге был издан Первый альбом музыкальных сочинений известной певицы Полины Виардо. В нем было представлено наряду с другими произведениями пять романсов на стихи русского поэта А. Фета, к тому времени помещика Мценского уезда А. Шеншина, друга и соседа по имению И. С. Тургенева. Из Парижа Боткин писал автору: «Слышать эти стихотворения, как «Шепот, робкое дыханье» и «Тихая звездная ночь» в пении м-м Виардо есть наслаждение особого, высшего рода». Известно, что эти романсы певица любила исполнять, и они всегда были её коронными номерами в концертах.

Но среди большого числа вокальных произведений, написанных на поэзию Фета, мне хотелось выделить одно, которое, на мой взгляд, стоит обособленно. Это романс « Сияла ночь».

Он особенный.

И написан мало кому известным скрипачом Н. Ширяевым. И стихи созданы под впечатлением от домашнего концерта в Черемошне — имении Дмитрия Дьякова, друга писателя Льва Толстого. И поэт, который вдохновлен самой музыкой! Вдохновлен пением женского голоса, не профессиональной певицей, как Полина Виардо, а проникновенным исполнением Татьяны Кузьминской, родной сестрой Софьи Андреевны Толстой, в девичестве Берс, отец которых был личным врачом семейства Тургеневых. С ними Фет был хорошо знаком. Возможно, поэтому романс отличается необычайной камерностью и интимностью.

К тому же в этом романсе есть особая «музыкальность в музыкальности», где фетовская мелодика стиха удваивается, соединяясь с музыкой романса. Он весь наполненный звуками рояля и голосом певца, дрожаньем струн фортепиано и человеческой души, охваченный трепетом от соприкосновения с высоким идеалом Красоты, Любви и самой Жизни в благоухании ночной стихии, заставляет слушателя, «чтоб звука не роняя», уйти от обыденности, печали, и только тихо наслаждаться.

Когда-то Чайковский сравнил поэзию Фета по силе воздействия с музыкой Бетховена. Сегодня, вспоминая этот романс, невольно возникает ассоциация, связанная с вокальным циклом немецкого композитора «К далекой возлюбленной», с образом более широкого звучания и смысла.

Этот популярный романс начала ХХ века знала вся Россия, и пела даже когда раскололась в лихолетье гражданской войны после 1917 года. Как «скол» прошлого, как память о былом, романс стал своим в среде белой эмиграции, вынужденной скитаться за рубежом. Оттуда, с тоской многие русские обращали взор к далекой возлюбленной — к своей Родине, которая навсегда оказалась утраченной и потерянной в пространстве наступивших перемен. Поэтому так тонко они чувствовали пронзительно звучащие ноты тоски и «сердца жгучей муки». Так понятны и близки были слова, запечатленные в «рыдающих звуках» фетовской лирики:

И много лет прошло, томительных и скучных,

И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,

И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,

Что ты одна – вся жизнь, что ты одна – любовь.

Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,

А жизни нет конца, и цели нет иной,

Как только веровать в рыдающие звуки,

Тебя любить, обнять и плакать над тобой!

80. Алиса Лоскутова, ученица Лицея №21. Киров

Афанасий Фет

«Не понимаю сознательного преумножения неизбежных страданий. Добровольно иду к неизбежному».

21 ноября, Фет (Шеншин)

Эти строки, как завещание, оставляет в день своей смерти человек, чья жизнь долгие годы была полна боли и душевных переживаний. Несмотря на это, в творчестве А.А. Фета тема одиночества и смерти занимает далеко не первое место. Большая часть стихотворений о любви, весне и природе. Ему, несчастливому, удалось сохранить огонек добра в сердце, осветить им строки своих произведений. Огонек этот по сей день теплится в лампадах толстых переплетов его сборников, издаваемых вновь и вновь и передаваемых, будто благодатный огонь, из рук в руки. Он зажигает сердца-свечи тихой, трепетной любовью. Поэзия Фета несравнима с «маяками» современников, «прожекторами» потомков. Она в храме души, а не на площади или сцене.

О себе поэт писал В. С. Соловьеву: «Ты изумляешься, что я ещё пою, / Как будто прежняя во храм вступает жрица, / И, чем-то молодым овеяв песнь мою, / То ласточка мелькнёт, то длинная ресница.» Обратимся к темам и образам, «мелькающим» в поэзии Фета.

Любовная лирика многогранна. В ней и надежда: «Дано тебе и мне / Созвездием любовным / Украсить небеса…», и разочарование: «Зачем любить и требовать ответа? / Ты изрекла мне вечное прости…», сожаление о содеянном: «Эти искры в глазах и холодную дрожь / Я в бессонные ночи навек перенес…», нежность и восторженность: «Я болен, я влюблен; но, мучась и любя — / О слушай! о пойми! — я страсти не скрываю, / И я хочу сказать, что я люблю тебя — / Тебя, одну тебя люблю я и желаю!»

Особое место занимают произведения, посвященные Марии Лазич, возлюбленной поэта. Всеобъемлющая любовь автора к этой девушке чувствуется в стихотворении «Ты отстрадала, я еще страдаю», посвященному ей после трагической смерти. «Очей тех нет – и мне не страшны гробы, / Завидно мне безмолвие твое, / И, не судя ни тупости, ни злобы, / Скорей, скорей в твое небытие!» Лирический герой мечтает встретиться с любимой. Ради встречи он готов умереть, ведь жизнь без нее не мила.

Стихи о природе можно назвать стихами созерцателя, внимательного наблюдателя, тонко ощущающего дыхание деревьев: «Лия таинственные слезы / По рощам и лугам родным, / Про горе шепчутся березы / Лишь с ветром севера одним», понимающего мотивы птичьих трелей: «Днем ли, или вечером, / Ранней ли зарей — / Только бы невидимо / Пел ты надо мной», чувствующего ароматы полевых цветов: «Дети солнечного всхода, / Пестрых пажитей цветы, / Вас взлелеяла природа / В честь любви и красоты». Он ощущает свое единство с природой: «Это утро, радость эта, / Эта мощь и дня и света, / Этот синий свод». Для Фета гармония, царящая в природе – настоящее чудо.

В произведениях Фета часто встречаются образы сна и могилы. В стихотворении «Грезы» поэт размышляет об умиротворении, которого не знает в земной жизни, он надеется ощутить спокойствие после смерти, уснув «беспробудным сном». «К Морфею» посвящено греческому богу сна. «Проснись, молю тебя, скорей глаза открой / И дай коснуться мне целебного фиала, / Чтоб тихо я уснул, чтоб сердце не страдало». Лирический герой терзаем душевными переживаниями, его сон тяжел. Автор находит в загробном и мифическом нечто мирное и безмятежное, то, чего ему не хватает в жизни.

79. Любовь Курина, учитель русского языка и литературы. Волгоградская область

А.А. Фет – исключительный поэт

А.А. Фет – великий поэт, которого часто называли «певцом мгновенья», поэтом-импрессионистом, потому что он умел запечатлевать мимолётные состояния природного мира — «чудные мгновения», и передавать радость от переживания этих «мгновений» в стихах, то есть делать преходящее вечным.

Фета называют «шёпотом русской поэзии» за создание новаторского стихотворения, которое стало новым поэтическим словом для русской литературы.

Шепот, робкое дыханье,

Трели соловья,

Серебро и колыханье

Сонного ручья,

Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца,

Ряд волшебных изменений

Милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря,

И лобзания, и слезы,

И заря, заря!..

В стихотворениях Фета ни характер, ни социальное положение, ни жизненный опыт не имеет значения… Самое главное – это мысли, переживания, чувства и ощущения. Все это близко и знакомо каждому из нас, и поэтому приобретает общечеловеческое значение.

Через тонко подобранные звуки и зрительные образы Афанасий Афанасьевич искусно воссоздает сильное и невыразимое чувство любви, которое приобретает всеобъемлющий характер.

Он был художником с исключительно развитым чувством красоты. Поэзия Фета несет в себе свет, радость, ощущение гармонии. Жизнеутверждающая лирика поэта пленяет своей искренностью, свежестью. Красота, естественность, образность, выразительность, удивительная чуткость к звукам, душевная глубина и возвышенность… Поразительная способность передать впечатление от мимолетных явлений жизни, показать мир ярким и таким реалистичным (в его подвижности и изменчивости). Умение отождествить состояние природы и внутреннего мира человека. Все это находит отражение в творчестве Афанасия Афанасьевича. Фету удается передать красочную прелесть природы и богатство человеческой души.

Я пришел к тебе с приветом,

Рассказать, что солнце встало,

Что оно горячим светом

По листам затрепетало;

Рассказать, что лес проснулся,

Весь проснулся, веткой каждой,

Каждой птицей встрепенулся

И весенней полон жаждой;

Рассказать, что с той же страстью,

Как вчера, пришел я снова,

Что душа всё так же счастью

И тебе служить готова;

Рассказать, что отовсюду

На меня весельем веет,

Что не знаю сам, что? буду

Петь, — но только песня зреет.

Стихи Фета необыкновенно музыкальны, их отличает плавность, напевность. Сам Афанасий Афанасьевич писал: «Дело поэта — найти тот звук, которым он хочет затронуть известную струну нашей души. Если он его сыскал, наша душа запоет ему в ответ».

Творчество Фета побудило великих музыкантов к созданию романсов на стихи Фета (П.И. Чайковский, Н.А. Римский-Корсаков, М.А.Балакирев, С. В. Рахманинов, А.Е. Варламов, С.И. Танеев, А.С. Аренский и др.). Так, П.И. Чайковским написано пять романсов на стихотворения «Не здесь ли ты легкою тенью», «ANRUF AN DIE GELIEBTE (Бетховену)», «Певице», «Не отходи от меня», «Я тебе ничего не скажу». Чайковский высоко ценил внутреннюю «музыку» фетовского стиха.

Особой нежностью, мелодичностью проникнуты строки стихотворения «Тебя любить, обнять и плакать над тобой».

Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали

Лучи у наших ног в гостиной без огней.

Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,

Как и сердца у нас за песнею твоей.

Ты пела до зари, в слезах изнемогая,

Что ты одна — любовь, что нет любви иной,

И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,

Тебя любить, обнять и плакать над тобой.

И много лет прошло, томительных и скучных,

И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,

И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,

Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь.

Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,

А жизни нет конца, и цели нет иной,

Как только веровать в рыдающие звуки,

Тебя любить, обнять и плакать над тобой!

В стихах поэта есть что-то неуловимое…Лирика Фета неповторима и уникальна, она подобна музыке, затрагивающей струны души читателя.

А.А. Фет — один из самых «светлых» русских поэтов, певец природы, любви. Его стихотворения выразительны, образны и мелодичны. Фетовской поэзии присущи свежесть и непосредственность, чувственное, эмоциональное восприятие мира. Для творчества Афанасия Афанасьевича характерно использование смутных ощущений, тающих эмоций, зарождения чувств, трудноуловимых впечатлений звуков, запахов, неясных очертаний, акварельности красок …А.А.Фет – гениальный поэт, которому удалось создать удивительно гармоничную картину, выразив всю полноту радости бытия. Это яркий представитель чистого искусства, создавший теорию «музыкальной поэзии», которая послужила истоком русского символизма.

78. Мария Будилова, студентка Вологодского Государственного Университета. Вологда

Афанасий Фет

Однажды мне довелось посмотреть видеозапись лекции-концерта, посвященного А. А. Фету. Ведущая рассказывала о жизни и творчестве поэта, артисты филармонии исполняли романсы на его стихи. И, хотя литература была одним из моих любимых предметов в школе, мне с сожалением пришлось признать, что о жизни и творчестве я практически ничего не помнила, а из исполненных романсов была знакома только с варламовским «На заре ты ее не буди». Мне захотелось подробнее познакомиться с биографией поэта и узнать, какие композиторы писали романсы на стихи А. А. Фета.

Оказалось, что Афанасий Афанасьевич написал мемуары, которые я нашла очень занимательными. Написаны они с юмором, читать было легко и интересно. При чтении даже не верилось, что все описываемые события (или можно даже сказать приключения) могли произойти в жизни одного человека. А. А. Фет выступил в роли героя своего романа, и меня глубоко впечатлила и поразила его удивительная судьба.

Поскольку сейчас я учусь в университете и получаю высшее музыкальное образование, в процессе знакомства с биографией поэта меня заинтересовали факты, связанные с местом музыки в жизни поэта. Получается, что музыка сопровождала А. А. Фета практически постоянно. В мемуарах «Ранние годы моей жизни» «музыкальные истории» встречаются многократно, среди них:

— упоминание того, что у дедушки поэта были «свои крепостные музыканты в лаптях»;

— описание народных игр и забав с пением, в которых А. А. Фет участвовал в детстве;

— история про нового «фортепьянного учителя» сестры поэта, который украл фамильное серебро, но был пойман;

— описание вечеров у ближайших соседей, родственники которых были музыкантами, игравшими на всех инструментах;

— факты, связанные с музицированием самого поэта (его обучении игре на скрипке и фортепиано);

— встреча с братьями А. Г. и Н. Г. Рубинштейнами;

— пение «в два голоса» вместе с сестрой Каролиной;

— исполнение шуточных песен под гитару во время службы и написание стихов для торжественного гимна;

— несколько историй, связанных с приездом Ф. Листа в сентябре 1847 года в Елизаветград (по случаю царского смотра);

— описание нескольких балов с оркестром и вечеров с танцами «под фортепьяно»;

— множество историй о походных трубачах, которыми А. А. Фету во время службы довелось командовать;

— домашний концерт у Родзянок, где все члены семьи исполнили на 4 роялях пьесу в 16 рук и др.

Поэзия была ведущим родом искусства в России в XIX веке, и во многом благодаря романсу ее открытия немедленно находили отклик в музыкальном творчестве. Многие стихотворения поэтов XIX века получили новую жизнь в творчестве русских композиторов. Так случилось и с творчеством А. А. Фета.

«О «музыкальности» фетовского стиха неизменно говорили и говорят все» – пишет выдающийся исследователь русской литературы Б. М. Эйхенбаум. В подтверждение «музыкальности» поэзии А. А. Фета, Б. М. Эйхенбаум приводит суждение литературного критика Б. В. Никольского: «Стих его изумительно музыкален, выразителен, образен…» и сам утверждает, что «Фет вошел в музыку гораздо скорее и легче, чем в поэзию, где долго оставался непризнанным».

В особой мелодичности основную черту поэтической индивидуальности А. А. Фета видел П. И. Чайковский, писавший Великому князю К. Р. Романову: «Фет в лучшие свои минуты выходит из пределов, указанных поэзии, и смело делает шаг в нашу область… это не просто поэт, скорее поэт-музыкант, как бы избегающий даже таких тем, которые легко поддаются выражению словом».

В ответных письмах к князю и сам А. А. Фет соглашался с такой оценкой: «Чайковский тысячу раз прав, так как меня всегда из определенной области слов тянуло в неопределенную область музыки, в которую уходил, насколько хватало сил моих», «Дело поэта – найти тот звук, которым он хочет затронуть известную струну нашей души. Если он его сыскал, наша душа запоет ему в ответ…».

«Музыкальными» словами пронизана и лексика стихов поэта. Встречаются такие названия стихотворений, как: «Бржевским при получении цветов и нот», «В руке с тамбурином», «Еврейская мелодия», «Заиграли на рояле», «Колыбельная песня сердцу», «Кот поет, глаза прищуря», «Мама дочку одевает и тихонько напевает», «Ночная песня путника», «Певице», «Серенада», «Слышу ли песенки звуки», «Трубят голубые гусары», «Шарманщик», «Эоловы арфы» и др.

К сочинению романсов на стихи А. А. Фета обращались многие русские композиторы. Выявить и систематизировать их имена мне помог 1 выпуск справочника Г. К. Иванова «Русская поэзия в отечественной музыке». Справочник содержит сведения о музыкальных произведениях, написанных до 1917 года. Мною было установлено, что за этот период на стихи А. А. Фета написано 499 романсов, авторами которых являются 237 композиторов, как широко известных, так и мало либо совсем неизвестных. Всего до 1917 года на музыку было положено 177 стихотворений поэта.

Самыми популярными среди композиторов оказались стихотворения «Серенада (Тихо вечер догорает)» и «Я пришел к тебе с приветом», на которые написано 27 и 24 романса соответственно. По 16 романсов написаны на стихотворения «Шепот, робкое дыханье» и «Я долго стоял неподвижно», 14 – на «Не отходи от меня», 13 – на стихотворения «Встречу ль я яркую в небе зарю» и «Какое счастье: и ночь, и мы одни!», 12 – на «Я тебе ничего не скажу» и 10 – на «Сияла ночь (…луной был полон сад)».

При жизни композитора на его стихи было написано 150 романсов. К его творчеству обращались такие композиторы, как П. И. Чайковский (5), А. П. Бородин (1), Ц. А. Кюи (1), А. Е. Варламов (5), А. Л. Гурилев (1), авторы бытового романса А. И. Дюбюк (4), И. В. Романус (1), Петр (4) и Павел (2) Булаховы, певица П. Виардо-Гарсиа (6), музыкант-теоретик Г. А. Ларош (4).

После смерти А. А. Фета, к его поэзии обращались почти все выдающиеся композиторы Серебряного века: Н. А. Римский-Корсаков (5, 2 при жизни), С. В. Рахманинов (5, 1 при жизни), М. А. Балакирев (2), С. И Танеев (9, 2 при жизни), А. Т. Гречанинов (7), А. С. Аренский (17, 2 при жизни), Павел (1) и Александр (1) Чесноковы, Н. К. Метнер (8), В. И. Ребиков (13), Н. Н. Черепнин (6), а также знаменитый пианист А. Б. Гольденвейзер (9), Л. Н. Николаев (7), дирижер Э. Ф. Направник (7), музыканты-теоретики Г. Э. Конюс (20), В. А. Золотарев (13), Н. М. Ладухин (4), И. И. Чернов (7) и основоположник армянской классической музыки А. А. Спендиаров (3).

Среди самых известных можно назвать уже упоминаемый романс «На заре ты ее не буди» А. Е. Варламова, «В дымке-невидимке» С. И. Танеева, «Я тебе ничего не скажу» П. И. Чайковского, а также звучащий во многих художественных фильмах и сериалах романс Ф. Соколова «Снова слышу голос твой» и др.

77. Анастасия Чернова, кандидат филологических наук, член Союза писателей России, преподаватель Перервинской духовной семинарии. Москва

Найти затаенную сладость

Тают созвучия тонких струн, нежный и тихий разлив. Весело лодочник, вскинув весло, трогает солнца изгиб. Такой мне впервые открылась поэзия Фета. Силуэты в неясной предрассветной дымке, плески, шелест густых трав, загадочное мерцание далеких звезд. Оттенки и полутона, хрупкий мир, грозящий вот-вот исчезнуть, от дуновения ветерка раствориться. От стихов мне было прохладно и неуютно. Так осторожно входишь, ступаешь босыми ногами в ручей с непроверенным дном. Хрустально. И холодно. И только затем, привыкнув, различаешь солнечный простор и полет. Поэтическую смелость, даже дерзость. А как это еще определить?

С гнезд замахали крикливые цапли,

С листьев скатились последние капли,

Солнце, с прозрачных сияя небес,

В тихих струях опрокинуло лес…

Не только лес опрокинут. Опрокинуты наши привычные представления об окружающем мире. Каждый кустик, каждый мелкий камень обновился, лишенный этикеток и ярлыков. Конечно, это еще не сюрреализм, пространство и время предстают цельными, не разодранными на отдельные, парящие в невесомости, клочки, но все же, приступая к чтению Фета, забываешь знакомые поэтические формулировки и обозначения.

Спустя время, когда я уже окончила институт, и сама стала преподавать, раскрылась еще одна особенность Фета. О! Про его творческий путь можно говорить бесконечно. Трагичная биография, парадоксальная, не соотносимая с образом вдохновенного стихотворца, который ступает по жизни возвышенным, парящим шагом. Потерянные точки над «ё» в первом издании книги. И вот уже студенты, не выдержав, потрясенно шепчут, пытаясь оценить новое звучание:

– Фёт-Фёт-Фёт… хм. Фёт-Фёт.

Пространство сразу становится ершистым, утыканным невидимыми иголками.

А линия Фет – Некрасов? Диаметрально противоположные подходы к творчеству. Хоть жили в одно время, а писали словно на разных языках и про реалии разных стран. Кто же из них прав? Кто более приблизился к истине? И можно ли здесь найти ответ?

«Жизнь сурова… но зато ее озаряет свет вечности», – эти слова Сальвадора Дали приложимы и к Афанасию Фету. Есть в несоответствии жизни и творчества что-то очень странное, загадочное, непостижимое и суровое. «Свет вечности» озарил не мечтателя, готового пожертвовать всеми житейскими благами ради своей первой любви; и не бедняка, который бредет по размытой дороге, растягивая гармонь, а человека практичного, имеющего трезвые планы и конкретные, вполне земные, цели. Да как же так?! А вот так.

Взъерошенный «Фёт» стал легкокрылым и таинственным. Главным Феем на сказочном празднике фей. Его художник – певец красоты; подобно пчеле, он ищет сладкий нектар, спрятанный в глубине цветка:

Только пчела узнает в цветке затаенную сладость,

Только художник на всем чует прекрасного след.

Найти след прекрасного – это настоящее искусство, требующее всех сил души. Один пример: поганки и мухоморы в лесу видны сразу и без особых усилий. А вот для того, чтобы найти съедобный гриб, нужно пошебуршить палкой, раздвинуть травы, наклониться… «Сколь много зла и уродства вокруг!» – воскликнет писатель, который судит о событиях лишь по первому, внешнему впечатлению. И «так радостно видеть тонкие краски», –возразит тот, кто заглянул чуть дальше мутного болотца обыденности. Строки Фета из стихотворения «Добро и зло» могут стать девизом художественного направления:

И как в росинке чуть заметной

Весь солнца лик ты узнаешь,

Так слитно в глубине заветной

Все мирозданье ты найдешь.

Они перекликаются с «Прорицаниями невинного» Уильяма Блейка:

В одном мгновенье видеть вечность,

Огромный мир – в зерне песка,

В единой горсти – бесконечность

И небо – в чашечке цветка.

О чем бы Фет ни писал, он говорит о всем мироздании, но великое рассматривает через малое и конкретное, текучее, исчезающее. По наблюдению П. Эпштейна, самый частый эпитет, который поэт прилагает к явлениям природы – «трепещущий» и «дрожащий». Вокруг знакомых предметов создается мерцающая дымка, края которой уходят за горизонт:

Этот листок, что иссох и свалился,

Золотом вечным горит в песнопенье.

Вечность. Постойте, ну а как же борьба? Разве можно пройти мимо гнусно-склизкого гриба, этого отвратительного нароста на теле земли? Как же звонко скрещенные мечи, битвы, обличение толпы, пороков общества…

Дело в том, что существуют разные методы борьбы. Прямая и беспощадная схватка – это еще не гарантия успеха. Зло коварно. Все как в русской народной сказке: рубит богатырь змею одну голову – вырастает две новых… Нередко зло можно победить только окольными путями. Смерть Кощея, например, хранилась «на конце иглы, та игла в яйце, то яйцо в утке, та утка в зайце, тот заяц в сундуке, а сундук стоит на высоком дубу». Некрасов являет пример прямой борьбы, Фет – разыскивает другой, более надежный путь. И путь этот сокровенный. Он не уходит от злободневности и наболевших общественных проблем, он просто открывает «жизнь иную»:

Одним толчком согнать ладью живую

С наглаженных отливами песков,

Одной волной подняться в жизнь иную,

Учуять ветр с цветущих берегов…

76. Антон Мурашко, ученик 11 класса. Мстиславль

Не благодаря, в вопреки

Судьба Афанасия Фета не благодаря, а вопреки. Противостояние роковым событиям сломило бы кого-угодно, но не его. О поэте говорят, как о неудачнике. Однако это не так. 14-летний Афанасий Шеншин воспитывавшийся как столбовой дворянин, в роду которого были воеводы и стольники, вдруг превратился в иностранца Фета. Духовная консистория отменила крещальную запись, так как мальчик родился вне брака и присудила фамилию первого мужа матера – Фет. С этого момента Афанасий всю жизнь пытался вернуть фамилию, титул, состояние. Позднее Фет напишет: «Если спросить как называются все страдания, все горести моей жизни, я отвечу: имя им Фет».

В древних книгах сказано: меняющий имя– меняет судьбу. Об Афанасии Фете можно сказать-изменяя судьбу, он вернул своё имя. Афанасий оказался в немецкой школе в Эстонии, где не было ни одного русского, но он в совершенстве овладел немецким языком, что позволило ему в дальнейшем заниматься переводами известных поэтов и философов. Вспоминая русскую природу, тосковал по Родине и писал первые стихи. В 1838 году Фет поступил в Московский университет. Ему пришлось учиться не 4, как дворянским детям, а 6 лет. В университете вместо лекций он ежедневно писал стихотворения, посещал поэтические салоны, знакомился с писателями и поэтами.

Первый сборник «Лирический пантеон» вышел в 1840-ом году. Он понравился многим критикам. Гоголь писал, что Фет «несомненное дарование». В 1844 году новые испытания судьбы. В начале года умирает мать, а осенью не стало дяди, обещавшего племяннику в наследство 100 тысяч серебром и имение. Деньги из банка таинственно исчезли, имение разграбили, а Фет оставшись ни с чем задумал вернуть дворянство через военную службу. В 1845 году Фет поступил унтер-офицером в кирасирский полк в Херсонесской губернии. С получением первого офицерского чина он узнал, что право на дворянство по указу царя даёт второй чин. О службе он писал: «Как Cизиф тащу камень счастья на гору, хотя он бесконечные разы вырывался из моих рук”. Свою жизнь в полку Фет сравнивал с “грязной лужей среди чудовищ всякого рода, которым нужно улыбаться”.

На одном из балов в ореоле свечей он увидел красивую девушку, которую полюбил. Мария Лазич – дочь отставного кавалерийского генерала оказалась, знакомой со стихами Фета. Афанасий признал в ней родственную душу, но жениться не смог– у невесты не было приданного. Надеясь, что Мария смирится с расставанием, разорвал отношения. Через некоторое время девушка трагически погибла, загоревшись от брошенной на пол спички. Только тогда Фет понял, что самое прекрасное в жизни было навеки утрачено. С тех пор Мария стала его музой. Он постоянно к ней взывал, посвящал ей множество стихов, ставших бриллиантами в его творчестве.

В 1850-ом году, с опозданием на 3 года, из-за отсутствия денег и связей, вышел второй сборник Фета. А в 1853-ем году с большим трудом Афанасий «вырвался с камчатки» — перевелся в уланский полк поближе к столице. Это дало ему возможность познакомиться с Тургеневым, Некрасовым, редакцией «Современника». В «Современнике» он стал своим. О нём с улыбкой говорили: «Глаза круглые, рот круглый, бессмысленное удивление на лице». С помощью «Современника» в 1853-ом году Фет издал свой триумфальный сборник. А в 1856-ом году очередная насмешка судьбы-указ царя о том, что дворянский титул полагается только в чине полковника. Фет понял, что одиннадцать лет службы не привели его к желаемому. Он взял отпуск, отправился в Европу путешествовать. А по приезду «нашел мадемуазелю с хвостом более чем двадцать пять тысяч серебром». Женился на женщине, некрасивой, но с хорошим характером, поклонницей его поэзии, дочерью чаеторговца, ставшей другом на всю жизнь. Он будет называть её мамочкой, а перед смертью поцелует руку.

Из-за нежелания примкнуть к радикалам: Фет считал, что поэт не должен быть гражданином, а должен придерживаться чистого искусства, его выгнали из «Современника». В 1863 году вышел двухтомник Фета, тираж которого не разошелся и за последующие тридцать лет. Критик Писарев утверждал: «Произведения Фета ни на что не годны, кроме как оклеивание комнат под обои и для завёртывания сальных свечей, сыра и рыбы». А Чернышевский сказал, что такого содержания стихи могла бы написать и лошадь.

В 1860 году Фет купил двести десятин пахотной земли и недостроенный хутор Степановку. Превратил его в образцовую усадьбу «табакерку» — как её называли орловские помещики.7 лет Фет был мировым судьёй. В 1873 году император по прошению Фета вернул ему дворянство и родовое имение Шеншиных, на что Тургенев сказал: «Как Фет вы имели имя, как Шеншин вы имеете только фамилию». Выполнив свой гражданский долг Фет сменил табакерку на Воробьёвку– большое имение под Курском.

Только в 80-х годах Фет вернулся в литературу с переводами философов, поэтов. Это он перевел «Фауста» Гёте. Возможно он в какой-то степени чувствовал себя Фаустом, погубившим невинную Марию, променяв её на статус и состояние. Подписывал он свои произведения также А.Фет: «Я между плачущих Шеншин, а Фет я только средь поющих». Сбылись мечты Фета- он дворянин, камердинер, тайный советник. А счастья нет и пустота. В эту пустоту всё чаще вторгается образ Марии Лазич. Афанасий уносится в юность к своей трагической любви: «Ты отстрадала, а я еще страдаю», «скорей, скорей в твоё небытие». Фет часто впадал в депрессию. Двое его братьев и сестра потеряли рассудок, мать в конце жизни сошла с ума. Исследователи считают, что Фета от сумасшествия спасли стихи. Он изливал на бумаге свои чувства и эмоции-был импрессионистом в поэзии.

В 1883 году вышел сборник стихов под символическим названием «Вечерние огни». Благодаря переводам Шопенгауэра в стихи добавились размышления, философия. Но седым старцем писал он и о любви. Над его любовной лирикой посмеивались даже друзья. На что Фет отвечал: «Сорок лет тому назад я качался на качелях с девушкой стоя на доске и платье её трещало от ветра и через сорок лет она попала в стихотворение, а шуты гороховые упрекают меня».

В 1892 году он написал последние строки: «не могу я слышать этой птички, чтобы тотчас сердцем не вспорхнуть». Это возвращение к стихотворению, посвященному Марии Лазич в 1848 году- «шепот, робкое дыханье, трели соловья». Он устал бороться с судьбой, с одышкой от которой страдал: «будто слон наступил на грудь», с потерей зрения. Измученный затянувшимися болезнями он говорил, что от самоубийства его останавливает лишь мысль, что будет недействительно завещание. И все же 21 ноября 1892 года он попросил шампанского. Шампанское– символ какого-то события, иллюзорности, радости, что «добровольно идет к неизбежному». Фет услал из дома жену, взял стилет, решил совершить самоубийство, но последнее состязание с судьбой было проиграно. Умер он от апоплексического удара.

«Фет» в переводе с латыни означает «жизнь», а имя Афанасий– с греческого «бессмертный». По иронии судьбы это имя стало знаменательным и подарило поэту бессмертную жизнь в русской литературе. У Фета не было детей, но осталось огромное творческое наследие.

75. Ольга Ананьина, биолог. Самара

Фет А.А. Молодость, длинною в жизнь

Стихи Фета тронули мое сердце впервые в 19 лет, и настолько ярким было это чувство, что казалось это я их сочинила. Такое узнавание было не только тех стихотворений, описание чувств в которых были, или могли быть мной пережиты, но и тех, что и возможны не были (мотылек мальчику). Когда-то прочитала, что Г.Х.Андерсон на экзамене сонеты Шекспира выдал за свои, в ответ на заслуженные упреки экзаменатора ответил: «Так хорошо написано, я думал, что это я сочинил.»

Перечитывая волшебные строки, я думала, что автор написал их в молодом возрасте, и была очень удивлена, когда узнала, что поразившие меня стихотворения были написаны им в 22 года, в 30 и в 65 лет. По определению Марины Цветаевой, Фет относится к тем поэтам, которые «все уже знают отродясь… Они пришли в мир не узнавать, а сказать». Он не единственный в этом, но такая свежесть чувств удивляет безмерно!

Насмешник В.Буренин комментируя стихотворение 70-летнего Фета «На качелях» напишет: «Представьте себе семидесятилетнего старца и его «дорогую»… на шаткой доске». Попробовал бы он сохранить такую остроту восприятия, такую живую память в столь солидном возрасте!

Природа в стихах Фета раздвигается до границ Вселенной, то ощущение огромности, бескрайности мира, которое появляется в юности, а потом затихает, остается в его поэзии, длится до последней строчки.

Земля, как смутный сон немая,

Безвестно уносилась прочь,

И я, как первый житель рая,

Один в лицо увидел ночь.

Я ль несся к бездне полуночной,

Иль сонмы звезд ко мне неслись?

Перечитывая стихи Фета сегодня, спустя более тридцати лет, я испытываю и радость, и волнение, но той полноты, тонкости восприятия уже нет. Сейчас, оказавшись поздним вечером под открытым небом, подняв глаза и посмотрев на звезды, разве что и скажешь: «Как красиво!» и идешь дальше.

Звездное небо,пейзажи русской природы, усадебный парк у Фета и всеобъемлющи, и уютны. Звезды, деревья, цветы в его стихах воспринимаются как живые, одухотворенные, лично знакомые с автором существа, посредники между ним и любимой, непосредственные участники событий.

С какой я негою желанья

Одной звезды искал в ночи!

Как я любил ее мерцанье,

Ее алмазные лучи!

Но столько думы молчаливой

Не шлет мне луч ее нигде,

Как у корней плакучей ивы,

В твоем саду, в твоем пруде.

Расчетливый, прагматичный в обыденной жизни Фет (Шеншин), в поэзии был утонченным и возвышенным. «Каждому дается по силе его» — сказано в писании, а дано было Афанасию Афанасиевичу необычайно много. Перепетии жизни, ошибки, слабости не повлияли на его талант.

Среди писателей и поэтов немало тех, кто громко заявив о себе в начале творческой биографии и прожив долгую жизнь, к середине пути растратили свой талант, или их дар потускнел, обмельчал. Но не у Фета! Значит не изменял он своему призванию, и его стремления, его верность выбранному пути были значительнее его ошибок.

74. Мария Устюжанина, студентка МГУ им. М.В. Ломоносова. Москва

Сон «самосона»

Почтенный старик стоял в гостиной дома на бывшей Дворянской, ныне Красной улице, и дремал. Когда-то в этом здании щебетали женские голоса барышень епархиального училища, а теперь было тихо. Музейную тишину нарушали только немногочисленные сотрудники музея, готовившие экспозицию к открытию.

Здесь, в Пензе, вместе с другими ценными экспонатами музея И.С. Тургенева, старик нашел временный приют. В июле вражеские самолеты бомбили родную Орловщину. В срочном порядке музей русского литератора был эвакуирован в Пензу.

Старик гордился, что его не забыли, не оставили врагу, хоть и не хотелось уезжать с насиженных мест. Он, старожил усадьбы Спасское-Лутовиново, вместе с другими экспонатами был аккуратно погружен в один из двух выделенных для переезда вагонов и доставлен в Пензу. Шел тогда 1941 год.

Дорога была дальняя. Поезд шел целых двадцать дней. Старик был доволен, что и давний его сосед не был забыт. Кроме вещей хозяина, в «Отправительной описи ценных фондов Государственного музея имени И.С.Тургенева» отдельным списком значились вещи А.А.Фета.

Почтенный экспонат был стар, но еще очень крепок. Его помнили многие гости Тургенева, помнил и он многих из них. Беседы о литературе, чтение романов и стихов, жаркие споры происходили в малой гостиной в его присутствии. Более того, он был непосредственным свидетелем и участником тех вечеров. Сколько раз гости сиживали на нем! Одна приятная дама, актриса Александринского театра Мария Гавриловна Савина, увидев его, обняла и воскликнула: «Родной «самосон»!». «Самосоном» его называл хозяин Иван Сергеевич за то, что бывало только приляжет на диван, так потянет его в сон. Любил Иван Сергеевич Тургенев возлежать на нем, большом удобном диване, читать письма, обдумывать новые рассказы, повести, романы. И даже не забыл упомянуть о домашнем любимце в романе «Накануне»: «Увар Иванович почивал в мезонине на широком и удобном диване, получившем прозвище «Самосон»».

Диван-«самосон» помнил всех, кто приезжал в гости к хозяину. В гостиной бывали поэты Яков Полонский и Николай Некрасов, актер Михаил Щепкин и актриса Мария Савина. Наведывались к Тургеневу Иван Аксаков, Гаршин, Григорович. Однажды покой дивана был нарушен ночью: зазвенел дорожный колокольчик, послышался лай собак, и в гостиную вошел человек в крестьянской одежде. Это был Лев Толстой.

Чаще всего диван вспоминал соседа Тургенева – помещика Афанасия Афанасьевича Фета. Помнил «самосон», как впервые тот приехал к Тургеневу. Было это в 1853 году, когда хозяин за написанный о Гоголе некролог находился в опале, в ссылке, в своей Спасской усадьбе. Помещик Шеншин А.Н., сосед Ивана Сергеевича и отец Афанасия Афанасьевича, не приветствовал поездки к опальному Тургеневу. Но молодой сосед не побоялся осуждения отца и приехал в тургеневскую усадьбу.

Разговор в тот день был долгий, Тургенев слушал, лежа на диване. Говорили исключительно о литературе. Афанасий Афанасьевич захватил с собой все, что у него было под руками из литературных трудов, читал оды Горация. Иван Сергеевич был в приподнятом настроении, воодушевлен, пообещал издать оды. Посмотрел новому приятелю в глаза и сказал: «Не пишите ничего драматического. В Вас этой жилки совершенно нет». Как писал потом Фет: «Сколько раз после того приходилось мне вспоминать это верное замечание Тургенева, и ныне, положа руку на сердце, я готов прибавить: ни драматической, ни эпической».

Любили друзья вместе поохотиться и поговорить об охоте, так как оба были заядлыми охотниками. Места для охоты на Орловщине были отменными, да и сами охотники – не промах. Охотились обычно на тетеревов и вальдшнепов, зайцев. У Фета тогда была любимая собака – черный сеттер Непира. А у Тургенева – желто-пегий пойнтер Бубулька. А. А. Фет как-то рассказывал, что Бубулька «всегда спала в спальне Тургенева, на тюфячке, покрытая от мух и холода фланелевым одеялом. И когда одеяло с нее сползало, она шла и бесцеремонно толкала лапой Тургенева. “Вишь ты, какая избалованная собака”, — говорил он, вставал и накрывал ее снова».

Очень переживал Иван Сергеевич, если пропускал занятие охотой. Так и писал с досадой другу-охотнику: «Сегодня Петров день, любезнейший Афанасий Афанасьевич, Петров день, и я не на охоте! Воображаю себе Вас… на охоте в Полесье».

Были дни, о которых старый диван старался не вспоминать. Это были дни ссор между соседями. Поссорились Иван Сергеевич и Афанасий Афанасьевич. Было это в апреле 1867 года. Иван Сергеевич получил длинное письмо от старого приятеля. Сам Тургенев находился тогда заграницей и был недоволен, что его усадьба приносит мало доходов. Иван Сергеевич считал в этом виновным своего престарелого дядю и задумал освободить его от управления усадьбой. Тургенев, сославшись на болезнь, не захотел приехать на родину. Афанасий Афанасьевич же посчитал его трусом и написал об этом в письме. Конечно же, не напрямую, а через литературные образы Дон Кихота и Санчо Панса. И дополнил письмо рассуждения о плохом переводе Тургеневым сказок Ш. Перро. Да, была и такая история.

73. Дмитрий Козлов. Смоленск

Сады над чертой оседлости

В изолированные от привычной жизни дни меня, наконец, настигло желание воплотить грезу о небольшом саде, украшенном черной галькой. В тот момент казалось, что Афанасий Фет оценил бы эстетическую тягу к созиданию. Вечером следующего дня я уже наслаждался меркнущем лаковым блеском этих камней. Все изменилось наутро. Ветер принес вонь вышедшей из берегов канализации, галька стала напоминать разбившийся аквариум. Это было пробуждение, когда вдруг понимаешь, что нужно быть тонким лириком возделывания пространства, чтобы мечты о саде не стали очередным выкидышем воображения.

Идти некуда, оставалось только читать. Крепко закрыв окна, я погрузился в том «Воспоминаний» Афанасия Фета, где десятилетний помещичий сын вспоминал дни эпидемии холеры: «Мне хорошо памятна зима 30 года тем, что по распоряжению отца по обеим сторонам дороги, проходившей чрез усадьбу, разложены были день и ночь курившиеся навозные кучи. Толковали, что это предохранительное средство от холеры, от которой много погибает народу». Поразителен рассказ о том, как в один из вечеров крестьяне поймали Холеру – блаженную старуху, которую из-за «сильного иностранного выговора» приняли за злой дух, изгнать который можно путем ритуального избиения. Она не успела произнести, что из «восточных», но в народном сознании иностранное часто приравнивалось, если не к демоническому (гоголевский черт в немецком платье), то к глубоко постороннему.

Не пройдет и пяти лет как юный дворянин будет разжалован из русских в иностранца Фёта, в полном соответствии с той незримой волей, которая безразлично управляет этим миром. Миром, с которым Фет отныне выстраивал только деловые отношения.

Воспоминания же десятилетнего мальчика невольно отсылают к еще одному эпизоду российской истории – холерным бунтам. Один из них вспыхнул в военном поселении под Новгородом. Поселения были необычным проектом аракчеевской эпохи, возводились на богом оставленных пустошах и существовали наряду с немецкими колониями и чертой оседлости. Случайных гостей поселение поражало величием своего одичания и невозможностью вырастить странного гомункула солдата-земледельца. В 1831 году крестьяне ответили внутреннему ужасу прозрением: холерное зло в самом воздухе, поэтому карантин, окуривание помещений – обман, и тех из них, кого не заберет болезнь, добьют врачи. Крестьяне убили десятки офицеров и лекарей. Бунты были подавлены, и не одна крестьянская спина была насмерть раздроблена на пути через шпицрутены.

В 1853 году поручика Фета никто не решался поздравить с новым назначением. И предысторию поселения под Новгородом он также прекрасно знал, но для поэта это было просто местом, где предстояло продолжить службу. Конечно, это была не каторга и даже не остров Сахалин, дурная слава этих мест его совершенно не волновала. Афанасий Фет относился к поселению с долей некоторого восхищения и отмечал, что казармы были чрезвычайно правильно и удобно устроены. Возможно, он испытал к этой земле особую близость, она словно насильно отчуждена от остальной России. Даже сейчас руины этих казарм поражают величием замысла, степь кровоточит кирпичом, возвращая взгляд к переживаниям неволи, которую так остро ощущали поселенцы. Но будущему помещику Шеншину явно нравился этот колониальный флер поселения, которое, как и все остальные, были упразднены за несколько лет до отмены крепостного права. И в краю, где в головах крестьян расцветали фантазии холерной поры, Афанасий Фет оттачивал свое поэтическое видение, способное перешагнуть красные стены казарм.

В 1858 году Фет выходит в отставку, через пару лет на деньги жены покупает пахотную землю и продолжает писать стихи. Для современников Фет фигура двойственная, как и тополь из одноименного стихотворения:

Сады молчат. Унылыми глазами

С унынием в душе гляжу вокруг;

Последний лист разметан под ногами.

Последний лучезарный день потух.

Лишь ты один над мертвыми степями

Таишь, мой тополь, смертный свой недуг

И, трепеща по-прежнему листами,

О вешних днях лепечешь мне как друг.

Это одновременно и дерево Зевса, одиночества, блаженства, свободы, но и вполне реальное место для заключения деловых сделок и произнесения нерушимых клятв.

Современники критиковали поэта не только за этическую отчужденность его стихов, но и реакционную позицию в эпоху отмены крепостного права. Фет понимал, что мера страдания народа определяется только тем или иным царем, но ведь отдельный человек вовлечен в трагедию куда более вечную. Мнимая гражданская глухота Фета превращала для многих его стихи в романсы, пригодные только, чтобы сесть в тройку, что несется в историческую пропасть.

Так разрыв Фета с Некрасовым был вызван не только контрастом их взглядов. В 1859 году Некрасов напечатал в «Современнике» рецензию Михайловского на перевод Шекспира, подготовленный Фетом. Критик отметил не только незнание английского языка, но и то, что переводчику не под силу совладать и с русской грамматикой. Последний упрек можно прочитать как лишнее указание на «иностранность Фёта», такое он слышал не единожды, и как не вспомнить старуху, избитую у колодца.

72. Евгения Гольцева, студентка РГГУ. Москва

Афанасий Фет

Фет прекрасен! Это поэт с кристально чистым, ярким творчеством и тяжёлой, полной борьбы и внутренних противоречий жизнью. Это певец любви, природы, чуда, который показывает нам все грани бытия через свои стихи. Лирик, иллюзионист, утешитель, кудесник, учитель — всё это Фет.

Афанасий Афанасьевич явился продолжателем лирической балладной традиции незабвенного Василия Жуковского, он стал своеобразным зеркалом художественного мира великого русского романтика. Взять хотя бы стихотворения цикла «Гадания» — первые три куплета по содержанию точно повторяют пятую строфу баллады «Светлана»:

Зеркало в зеркало, с трепетном лепетом,

Я при свечах навела,

В два ряда свет — и таинственным трепетом

Чудно горят зеркала .

Страшно припомнить душой оробелою –

Там за спиной нет огня…..

А вот и пятая строфа «Светланы»:

Вот красавица одна;

К зеркалу садится;

С тайной робостью она

В зеркало глядится;

Темно в зеркале; кругом

Мертвое молчанье;

Свечка трепетным огнем

Чуть лиет сиянье…

Робость в ней волнует грудь,

Страшно ей назад взглянуть,

Страх туманит очи…

В этом цикле мы можем прочувствовать истинно русскую атмосферу: шуба, рожь, половицы – это всё элементы русского крестьянского быта, который лирически обработан в стихотворениях русских поэтов о крестьянах, о поместном дворянстве. Фет смог преобразить с помощью чувственных описаний простого человека, близкого к земле, к работам, сделать его ангельски красивым, утончённым, что, лично мне, с его развитой духовной сферой и сферой чувств он кажется ближе и приятней, чем картины и литературные произведения, где герои – дворяне и купцы.

Фет говорит с нами своим особенным голосом через свои стихотворения, очень похожим на наш внутренний голос, порой даже на родительский. Он стремиться пробудить в нас веру – так, в своём стихотворении «Учись у них – у дуба, у берёзы….»

Но верь весне. Её промчится гений,

Опять теплом и жизнию дыша,

Для ясных дней, для новых откровений

Переболит скорбящая душа.

Это стихотворение действительно пробуждает во мне, читателе, светлую надежду, что все горести со временем проходят, и радость непременно наступит.

В своём цикле «Гадания» (который мне очень нравится) А.А.Фет большое внимание уделяет ночному пространству. Занятно, что один из героев, который с трепетом ждёт «разговоров иль письма» — молодой человек, юноша. Ведь часто мы в подобных циклах и балладах встречаем девушек. Но юношам также хочется поскорей устроить свою личную жизнь, «нежный возраст» — это и про них тоже.

Вслед за своими «коллегами» по поэтическому цеху А.С.Пушкину и М.Ю.Лермонтову, А.А.Фет обращается к теме, актуальной и сегодня — теме «восточной любви». В особенно полюбившихся мне «Мелодиях» мы встречаем эллинскую Диану, хозяйку этого нового художественного мира – поэт будто кланяется ей и отдаёт дань её ловкости и красоте. В этом мире мы находим чистый, проникновенный эротизм, красоту и невинность, юность и любовь к красавице со светящимися, как «утро весной», глазами.

Такие находки А.А.Фета придавали романтику его стихотворениям, вызывали желание читать его.

Очень интересный грамматический приём читатели встречают в поистине мистическом стихотворении поэта « Шёпот, робкое дыхание». По-моему, это стихотворение о любви. Но Фет сосредотачивает внимание на красоте жизни, доказывает, почему стоит в жизнь влюбиться, раскрывая самые прекрасные стороны бытия – окружающей природы:

….трели соловья

Серебро и колыханье

Сонного ручья.

Мы видим не столь историю любви к женщине, с которой целуется лирический герой, а эстетическое переживание обнаружения в себе любви к миру. Ведь женщина – неотъемлемая часть всего прекрасного, часть этого мира, нашего бытия.

Вернёмся к форме стихотворения. Поэт пытается предметно сосредоточить всё наше внимание на вещах, используя в стихотворении лишь подлежащие и лишая своё произведение глаголов. Но поступая так, поэт создаёт в стихотворении необычайный эффект движения. Картины сменяются, как в кино, создаётся впечатление, как будто мы, с камерой или без оглядываемся вокруг, присматриваемся, прислушиваемся. И влюбляемся.

Прочитать это стихотворение, на мой взгляд, особенно актуально для современного человека, который задавлен работой, спешкой, заботами, домом. Оно поможет ему увидеть красоту этого мира.

71. Олег Дзюба, журналист. Москва

Мои серебряные змеи

Тем утром сильно мело, и коробка репродуктора «Север», совсем недавно сменившая в нашем небогатом доме черный картонный круг, безропотно выполнявший те же оповестительно-информационые функции еще с военных лет, но утративший по возрасту вещательные способности, извергла сладостную для меня весть, что занятия в школах на сегодня отменяются.

Степной городок, в котором я взрастал, отличался суровой здоровостью климата. Морозные и сухие зимы давали слабину только в снегодуйные дни и недели. Тогда термометры становились добрее и показывали что-нибудь типа пятнадцати-двадцати по Цельсию, вместо куда более привычных двадцатипятиградусных отметок, которые в эпоху, предшествовавшую разгулу глобального потепления, никого не смущали. Избавить от посещения уроков в состоянии был разве что тридцатипяти- и более градусный натиск мороза или же метель.

При всем при том столь резкая погодная континентальность считалась благом для легочников, которых имелось у нас немало, поскольку предвоенность и последовавшие за ней Великоотечественные годы наполнили город ссыльными и эвакуированными. И те, и другие не по своей воле частенько дружили с туберкулезом. От одного из них, неудачливого художника, изредка по каким-то делам захаживавшего к нам, я и услышал, что если бы не кустанайская зимняя сухость, то рассказчик полутора десятков лет, минувших после зимнего студеного путешествия из блокадного города по Ладожскому озеру, уж точно бы не перенес.

В наших краях его чахотка смилостивилась, отпустила страдальца в последующую жизнь с миром, но такое благоволение судьбы ленинградца ничуть не исцелило от ностальгии по «Граду славного Петра». В наших степях никто его не удерживал, но существовавшая в Ленинграде очередь на возвращение из эвакуации с получением хоть какого-то крова над головой взамен утраченной из-за бомбежек или артобстрелов квартиры, никак не сокращалась, и он продолжал преподавать рисование в североказахстанском захолустье.

Метельным днем, о котором идет речь, школьные уроки по велению природы отменились, а потому изгнанник с берегов Невы и заглянул на огонек поделиться несказанной радостью: беспросветное еще накануне жилищное будущее вдруг озарилось зарницами надежды — телеграммой от родственников, позволявшей собирать невеликие пожитки, избавляться от того, что он не мог забрать с собой и отправляться на полузабытую родину. Так в нашем доме и появилась книга с вытисненными золотом буквами «Ф», «е», «т» и твердым знаком на кожаном корешке. По сию пору не знаю, почему наш метельный гость расстался с этим, выдержавшим его скитания томом, под ледериновым переплетом которого уместилось пять выпусков «Фетовского» бесплатного приложения к легендарному журналу «Нива». Вполне возможно, что художнику просто не хватало денег на билет.

…На прощальный вопрос моего отца, стоило ли спешить за незначительным в общем-то делом в непогоду, когда уважающий себя хозяин собаку во двор без особой надобности не выпустит, бывший и теперь уже будущий житель «колыбели Октябрьского революции» не без озорства изрек, что хотел заодно пройтись напоследок сквозь настоящую метель, поскольку в Ленинграде такой не увидать. Вслед за тем он раскрыл уже не принадлежавшую ему книгу и прочел: « Какая грусть/! Конец аллеи / Опять с утра исчез в пыли. / Опять серебряные змеи / Через сугробы поползли»…

На этих словах мини-декламация прервалась, и ленинградец навсегда исчез из моей жизни, оставив книгу и несколько вопросов, первый из которых касался исчезнувшего в «пыли» чего-то непонятного. Слышать я это слово, конечно, слышал, в книгах встречал, но в свои рассветные годы в полной мере понять не мог, поскольку не было в пределах моей досягаемости аллей. Улицы, переулки, дорожки, тропинки, тупики имелись, а вот с аллеями в Кустанае было негусто. Привокзальный сквер, заложенный еще при батюшке царе незадолго до этого метельного дня по невесть чьей инициативе подчистую вырубили. Наверное, имелись аллеи в скудноватом на зелень городском парке с его танцплощадкой, где по субботам редко обходилось без мордобойства разной степени кровопускания. Но меня в это гнездо провинциального сброса молодежной энергии по младости лет не пускали. А потом змеи… Прошлым летом в ковыле, который в то время подступал вплотную к железной дороге, возле которой мы жили, соседский мальчишка показал мне гадючку, гревшуюся на солнце. Этим знакомство с пресмыкающимися и ограничивалось. Ну еще мама читала перед сном бажовскую сказку про голубую змейку. Но о серебряных слышать не приходилось.

Уговорив родителей выпустить меня ненадолго на прогулку по двору с условием не высовывать носа за ворота, я оделся и, презрев запрет, выбрался на улицу. Под прикрытием домов мело не так сильно, как в доступной дали справа, где вихрило от души. Метрах, как я сейчас понимаю, в ста на пустыре чернели стога сена, и с них под беспрекословным натиском ветра сбегали настоящие потоки снега. Их можно было сравнить с чем угодно — с ручьем, с унесенной ветром холстиной, с лавиной, наконец. Однако ничего змеиного я не разглядел и разочарованным вернулся домой.

…Детские впечатления остры, но чаще всего нестойки и склонны бесследно растворяться в создании с приходом новый ощущений. Но порожденные фетовским воображением рептилии так впились мне в память, что, попадая в снежные передряги на разных меридианах и в высоких широтах, я не раз смущал спутников пристальностью своих разглядываний поземки, круговерти, кипени и еще Бог знает чего, связанного с метелями, пургами, вьюгами и всем остальным, что вызвано — на скучном языке метеорологов — перемещением снежных масс под влиянием атмосферных возмущений. Серебряные же змеи оставались неуловимыми. Будь я последователем Жюля Верна, то наверное попробовал бы сочинить роман о погоне за этим фантомом. Написал же автор «Детей капитана Гранта» книгу о взбалмошной шотландской девице, носившейся по родине Роб Роя с двумя добрыми дядюшками в поисках «зеленого луча». Правда, для нее призом должно было стать выгодное замужестве, а мне никакая выгода от погони за змеями и не мерещилась!

Минуло лет тридцать и, катаясь на лыжах в зимних Хибинах, я едва не ухватил серебряную змею за хвост. День был морозный после вчерашней оттепели. Воздух сиял мириадами кристалликов инея. Смешно сказать, но я боялся глубоко дышать, словно энергичные вдохи-выдохи могли погасить это ослепительное свечение. Но… хибинская погода склонна к измене, как сердце оперной красавицы. Верховое сияние затухло, разве что у земли еще осталась полоска исчезавшего на глазах чуда. Нахлынул ветер и мгновенно оживил ложбинку на склоне, в которой заклубилось нечто, напоминающее свившийся сонм змеек, из которого выскользнула одна, за ней другая, третья!..

Я оттолкнулся палками от наста и заскользил вниз, надеясь продлить ощущение встречи с ускользавшим на глазах фантомом детской мечты, но из-за гребня вымахнуло облако, солнце исчезло и мои серебряные змеи растворились в нахлынувшем ненастье.

Начиналась пурга. Нужно было спешить вниз.

70. Илья Дейкун, студент Литературного института им. А.М. Горького. Москва

Фет — Шеншин, коннозаводчик и пиит

Литературный пантеон не любит двойных фамилий. Салтыков-Щедрин, Мамин-Сибиряк не достигают его вершин. Святополк-Мирский затерян в лимбе литературной критики. Годунов-Чердынцев, единственный поэт, поражает сквозным намеком на бездарность. Здесь можно вычитать анекдот об имени, что если Аполлон — божество, то Аполлон-Бельведерский — экспонат. Излишне доказывать, сколь много инкогнито образовалось бы усечением дефиса.

Траектория литературного припоминания ведет к отношению «Сирин-Набоков» / «Пешков-Горький», двум любопытным крайностям обращения с именем собственным в истории литературы. Классическое сокрытие личности начинающим литератором и волевое вменение псевдонима в жизнь. Причем, последний, согласно Басинскому, вполне отдавал себе отчет в симпатической связи между res и verba: не Алексей, но Максим, не Пешков, но Горький.

На этом пространстве биография Фета образует фигуру возвращения, подчиняясь которой полковой адъютант и гвардейский штабс-ротмистр Фёт, поэт и помещик Фет достигают Шеншина, фиксируя путь в знаменитом, закрепляющем факт раздвоения, авто-рефлексивном тезисе в письме Коршу 1883 года: «Я среди плачущих Шеншин, и Фет я только средь поющих».

Правдоподобно авторское разделение или нет, ясно одно: биография поэта развилась под звездой недоверия. Невозможно, чтобы Фет был Фетом. Здесь кроется источник внутреннего натяжения, видимый в любом разыскании его личности, от хрестоматийной, но мистической фразы Полонского «что ты за существо — не понимаю» и констатации Страховым расхождения между скудной автобиографией поэта и лирикой: «…до какой степени, в самом деле, поэзия в поэте нисколько не связана с его обыденною жизнью», — до того же Святополка-Мирского, увидевшего в автобиографии Фета «одну из тщательнейше продуманных масок», и незаслуженно забытого Дмитрия Дарского, который, кажется, первым подвел под это разделение собственно научный фундамент, приписав его обстоятельствам взросления.

В этом свете прижизненная галерея пародий от Минаева до Тургенева предстает разысканиями сущности поэта. Присваивая лирическое я, пародист позиционирует его, делает его уж точно не таким, каким оно явлено, и, следовательно, указывает на отсутствующее свойство, которое на поверку тоже негативное: безглагольность», бессмысленность, бессвязность. Апофатический не-Фет предстает вполне убедительным, так что заподозрить в этом коллективную иллюзию представляется невозможным. При том, что и такой внимательный читатель, как Михаил Гаспаров, повинуясь тому же минаевскому импульсу, говорит о стихотворении «Только в мире и есть…» следующее: «пусть каждый любознательный читатель попробует на свой страх и риск сделать несколько таких перестановок и дать себе отчет, чем различаются впечатления от каждой из них». Так пародийное прочтение получает свою легитимацию в педагогике.

Однако, может ли быть, чтобы особая авангардистская для своего времени формальность стиха, как и внутренняя мерцающая связность безглагольных перечислений, как бы включала в себя возможность перестановки. То есть, если наше герменевтическое доверие к тексту узаконивает такое положение, может ли оно пойти дальше в допущении нарочитой возможности вариаций? Представим в рамках гипотезы, что Фет был открыт пародии. И пойдем дальше, что Фет специально послал Толстому стихотворение именно на выписке из керосинной лавки! Невозможно ли, чтобы Фет был Фетом? Или с высоты нашей постнеклассической сноровки, мы увидим в непонимании двоякости Фета порок аналитической линзы? Неспособность помыслить прагматику «чистого лирического высказывания».

Я говорю, что столь порицаемая «без-» Фета может трактоваться и так, что поэзии Фета не нужен глагол не в смысле стилистическом, а в смысле прагматики высказывания. «Фет остаётся среди поющих», именно чтобы петь для тех, кто поет в эпоху подъема гражданственности: эстетическая диспозиция его лирики исключает всякую прагматику и речи, и действия, и в чистой суггестии открывает для себя возможность столь дорогого ему «придворного» бытования. Эта лирическая интенсивность, берущая свою энергию в разрыве между Фетом безглагольным и глагольным, подспудно действующим Шеншиным, действенна именно в силу их обоюдной сублимации. Здесь сугубый интерес проявляется в собственных смыслах как inter esse поэтической реплики и как финансовый интерес, то есть процент.

Такая, как говорят в старой литературе, «фантастическая» прагматика по-новому формализует его биографию-возвращение. Исчерпывая в чине поручика армейскую службу, Фет бросает ее дворянином. Под градом гражданствующей критики, уходит из печати, заводит коней, покупает второе поместье, чтобы через двадцать лет явить «Вечерние огни» все тех же по исполнению «пьесок». С другой стороны, лирический метод, та монотонность, которая становится общим местом у критики, и которая преломляется в комбинаторном импульсе чтецов/пародистов подчинена, кажется, методической возгонке чувств до поэзии. В силу того, что литература подчас ведётся по «гамбургскому» счету Фет со студенческой скамьи неустанно пел, разыскивая Шеншина. В конце концов, именно совокупность литературных усилий: благорасположение К.Р. и перевод Горация являют ему Шеншина. Три ставки на жизнь, из которых сработала наиболее свойственная ему и наиболее неподходящая, как мы привыкли думать, для своекорыстных целей.

Другими словами, не невозможно, чтобы Фет был Фетом, напротив, Фет сознательно является Фетом, и в этом колдовство. Та сила, которую он сам позднее описывает, как «врожденный трепет, с которым русский человек смотрит на всякую грамотку», то есть магия письменного слова, документа, двоящуюся с осознанием симпатической магии имени…

69. Надежда Чмыликова, учитель МОУ «Средняя школа № 38». Петрозаводск

«Подводное вращение цветочных спиралей», или рождение поэта

«В тихие минуты полной беззаботности я как будто чувствовал подводное вращение цветочных спиралей, стремящихся вынести цветок на поверхность,»[1] — так описывал Афанасий Фет свои ощущения в моменты поэтического вдохновения. Фет — поэт, очень тонко чувствующий природу, всё происходящее вокруг, переживающий, думающий. Даже тот момент, когда к нему приходит муза, он описывает, используя природный образ. Не каждый читатель сможет увидеть эту особенность, но, заметив это, будет вознаграждён!
Как же Афанасий Афанасьевич стал поэтом? Какими были его детство, юность? Где впитал он в себя эту поэтичность? Откуда взялась эта чуткость по отношению к природе, человеку? Это умение передавать словом, рифмой своё впечатление так, чтобы мы, забыв обо всём, могли почувствовать всю гамму эмоций? Читая стихотворения Фета, восприимчивый и вдумчивый человек переносится в другой мир. В мир вроде бы такой же: обыденный, привычный, но описан он с необыкновенной лиричностью. И непременно задумаешься о том, как появился на свет Поэт Фет.

Афанасий Афанасьевич родился и рос все свои детские годы в семье Афанасия Неофитовича Шеншина, орловского помещика, приверженца идей Руссо, и его жены, Шарлотты Беккер (Фёт). Ротмистр в отставке Шеншин увёз мать будущего поэта из Германии в Россию, она же оставила в Германии своего мужа. После венчания на свет появился Афанасий Афанасьевич, который до четырнадцати лет носил фамилию Шеншин.

Пережить юному Афанасию пришлось многое: смерть брата Васи и сестры Анюты, мать, постепенно утрачивающая своё здоровье и выбивающаяся из сил, пытаясь сэкономить и избежать денежных затрат, достаточно сдержанный на ласки отец, у которого было много долгов ещё с военной службы. Но тем не менее, было много прекрасного, что благоприятствовало появлению поэта Фета.

Идеи Руссо, которыми был увлечён отец, способствовали развитию фантазии у мальчика. Афанасий Неофитович не приветствовал игры и беготню детей, не любил, когда детям дарили игрушки. Он считал, что нужно довольствоваться тем, что есть, и не желать слишком многого. Сам же Фет потом вспоминал, что имел он только простую картонную лошадь, но как же это помогало развивать фантазию! Маленький Афанасий, «когда девичьи скамейки были свободны, с большим наслаждением запрягал их и отправлял в далёкие и трудные путешествия, не двигаясь с места»[2]. И он был благодарен отцу за это воспитание. Удивительные фантазии рождались в голове ребёнка, а в душе появилось место для множества чувств.

Благодаря общению с няней, Елизаветой Николаевной и с горничными, в особенности, с Прасковьей, мальчик познал огромный фантастический мир сказок. Любил Афанасий чуть ли не до утра сидеть в девичьих комнатах и слушать тихие песни, перешёптывания и, конечно, сказки. Хоть Прасковья и ворчала на то, что мальчишка не спит, но с удовольствием рассказывала ему народные сказки. Этот волшебный мир привлекал юного Фета своими чудесами, тайнами, он с радостью погружался в него, и это, несомненно, способствовало развитию творческой личности, формировало будущего поэта.

Примерно в шестилетнем возрасте Афанасия начали обучать грамоте. Примечательно, что осваивать чтение мальчику сначала было легче на немецком языке, а на русском это давалось ему с трудом. Читать по-немецки научила его мама с помощью Елизаветы Николаевны. Но всё же едва освоив чтение по слогам на русском языке, Фет с особым удовольствием изучал стихи, которые невольно запоминал. С детства проявилась у Афанасия Афанасьевича исключительная любовь к поэзии. Читая немецкие поэтические произведения, он тут же стремился перевести их на русский язык, причём очень часто это непреодолимое желание посещало его ночью, он томился, не мог уснуть. Так как сам Афанасий не сразу научился писать, он прибегал к матери в комнату среди ночи, чтобы продиктовать ей стихотворный перевод. И таких переводов было очень много: мальчик наслаждался ритмом, размером, рифмой.

С не меньшим наслаждением юный Фет любовался и живописью. Он плакал от умиления и восторга, глядя на изображение Божьей Матери с младенцем на руках, эта картина Рафаэля была его самой любимой. Это, конечно, говорит о тонкой натуре Фета, его впечатлительности.

Говорят, что, если человек с детства чем-то чрезвычайно увлечён, в последствии это и должно стать делом всей его жизни. Сам Фет утверждал, что «с детства был жаден до стихов.» Замечательно, что были люди в его детстве, которые поддерживали это увлечение. Его мама, записывавшая переводы, няня, рассказывавшая сказки, дядя, с восторгом слушавший чтение Афанасием стихов – благодаря им любовь к поэзии и словотворчеству неизменно росла.

Наступила пора юности. В четырнадцатилетнем возрасте Фет (тогда ещё Шеншин) поступает в немецкий пансион, где по-прежнему с особым трепетом относится к поэзии и знакомится с произведениями большинства русских поэтов. В этом пансионе происходит событие, которое навсегда разделит его жизнь на «до» и «после». К Афанасию приходит письмо от отца с указанием, что отныне фамилия его Фет. Это был удар. Человек, который был дворянином, имевший мать и отца, гражданство, в одночасье стал никем. В течение всей своей жизни Афанасий Афанасьевич будет стараться вернуть свой статус. Итак, он столкнулся с суровой реальностью. Единственное, что его спасало, это поэзия.

После обучения в немецком пансионе Фет поступает в пансион профессора Погодина для подготовки к Московскому университету. Там он не прекращает слагать стихи, а делает это всё с большим упоением.

Поступив в университет на словесное отделение философского факультета, увлечение Фета стихосложением становится всеобъемлющим. Знакомство и дружба с Иринархом Введенским укрепила эту любовь. Он восхищался стихами Фета. И вот уже «вместо того чтобы ревностно ходить на лекции … почти ежедневно писал новые стихи».[3] Но больше всего повлияла но поэта Фета дружба с Аполлоном Григорьевым. Аполлон был самым ревностным поклонником дарования Фета. Все стихи Афанасия, занесённые в жёлтую тетрадь, он аккуратно переписал в новую. В доме Григорьевых Фет сформировался как личность, там собирался кружок студентов, в который входили и будущий историк Соловьёв, и будущий поэт Полонский. И вот, наконец, ростки, которые набирали силу, стали цвести. Профессор Погодин передаёт Николаю Гоголю стихи Фета, и Гоголь советует продолжать, говоря, что «это – несомненное дарование». Таким образом, мы подошли к моменту создания первого сборника стихов «Лирический Пантеон», который был напечатан в 1840 году.

Цицерон говорил, что поэтами рождаются. Это, несомненно, относится к Афанасию Фету. Несмотря на жизненные трудности, он сохранил чуткость души и своё поэтическое начало.

68. Дарья Малкина, ученица 10-го гуманитарный класса. Москва

Афанасий Фет

Хочу рассказать вам мою историю знакомства с творчеством Афанасия Фета, теперь моего любимого поэта. В первый раз я соприкоснулась с его стихами в пять лет: на новогодний утренник выучила стихотворение «Чудная картина». К сожалению, рассказать его Деду Морозу мне не удалось, зато сохранилась домашняя видеозапись, где я торжественно, с выражением, ещё не выговаривая все звуки, с воодушевлением декламирую:

Чудная картина,

Как ты мне родна:

Белая равнина,

Полная луна,

Свет небес высоких,

И блестящий снег,

И саней далеких

Одинокий бег.

У меня на полке стояла книжка светло-зелёного цвета, на которой было написано изящным почерком: А.А. Фет. Стихотворения. Долгое время я не решалась основательно ознакомиться с ней, да и вообще многие стихи для меня были неинтересны и часто непонятны, тем более фетовские. Максимум, что я видела в них – красивый пейзаж с пением птичек и журчанием ручейков, не более. Но в какой-то момент, в приливе любви к поэзии и попытке всё же разобраться в ней и понять, почему мне не доступно то, чем многие восхищаются, я стала открывать эту книжку наугад и читать, что попадётся. Иногда я искала наиболее интересные стихотворения по названию в содержании, однако это редко оправдывало мои ожидания.

Надо сказать, узнать Фета как замечательного, удивительного поэта мне помогла подготовка к экзамену по литературе в девятом классе. В начале июня, когда было уже жарко, я шла в парк, садилась около речки в тени деревьев на скамейку и читала сборник для ОГЭ (обстановка была вполне поэтическая и настраивающая на размышления о прекрасном). Меня очень впечатлил разбор фетовских стихов, например «На заре ты её не буди», «Осень», «Учись у них -у дуба, у берёзы», «Шёпот, робкое дыханье» и других. Помню, я перечитывала анализ, ходила по дорожкам, смотрела на небо, на зелень деревьев, на птиц и всё удивлялась и радовалась этому открытию чего-то нового и красивого, чем стали для меня стихи Фета. С тех пор я стала часто брать сборник стихотворений и искать там своё, то, которое западёт в душу. Иногда оно находилось сразу, однако порой приходилось полистать книгу. Строчки

обретали для меня смысл и уже не были чем-то красивым, но малопонятным. Первая такая «жемчужина» — стихотворение «Опять я затеплю лампаду»:

Опять я затеплю лампаду

И вечную книгу раскрою,

Опять помолюся Пречистой

С невольно-горячей слезою.

Опять посетит меня радость

Без бури тоски и веселья,

И снова безмолвные стены

Раздвинет уютная келья.

Прочь горе земное; одно лишь

Про землю напомнит мне внятно —

Когда, обращая страницу,

Увижу прозрачные пятна.

Я провела на нём свой первый стихотворный анализ, найдя невероятно красивые образы, создающие картину трепетной молитвы и переживаний тонко организованной души.

Стихотворение «Качаяся, звёзды мигали лучами» я прочла три раза подряд, каждый раз открывая для себя его новую грань и новый смысл. Представляла пару, сидящую у моря под звёздным небом, потом эти двое плыли в лодке, а под ними- отражения звёзд, огни, «что мчались… с небесными споря», девушка управляет рулём, а юноша смотрит и на неё и понимает, что влюблён. Думаю, такую нежную, красивую зарисовку мог создать только настоящий мастер слова, кем и является Фет.

Качаяся, звезды мигали лучами

На темных зыбях Средиземного моря,

А мы любовались с тобою огнями,

Что мчались под нами, с небесными споря.

В каком-то забвеньи, немом и целебном,

Смотрел я в тот блеск, отдаваяся неге;

Казалось, рулем управляя волшебным,

Глубоко ты грудь мне взрезаешь в побеге.

И там, в глубине, молодая царица,

Бегут пред тобой светоносные пятна,

И этих несметных огней вереница

Одной лишь тебе и видна и понятна.

Большую роль в моём понимании и постижении Фета сыграли лекции о жизни и творчестве этого поэта. Мне открылась его двойственная, страдающая душа: одной частью – расчётливый и прагматичный помещик (Толстой говорил про него: «В нем было что-то жесткое и, как ни странно это сказать, было мало поэтического. Зато чувствовался ум и здравый смысл»), а другой – юноша-романтик, посвящающий свои стихи погибшей возлюбленной и подмечающий тонкую красоту природы. Разрешить загадку «двуликости» Фета пытался один из его ближайших друзей, Яков Полонский. Он писал своему другу: «… разве я или мое нутро может создать такой гимн неземной красоте, да еще в старости! Что ты за существо — не постигаю. Если ты мне этого не объяснишь, то я заподозрю, что внутри тебя сидит другой, никому невидимый, и нам грешным невидимый, человек, окруженный сиянием, с глазами из лазури и звезд, и окрыленный. Ты состарился, а он молод! Ты все отрицаешь, а он верит! Ты презираешь жизнь, а он, коленопреклоненный, зарыдать готов перед одним из ее воплощений, — перед таким существом, от света которого божий мир тонет в голубоватой мгле!» Исследователи и современники считали, что Фет и Шеншин (фамилия Афанасия Афанасьевича, право на которую он потом добился, была отнята у него в четырнадцать лет при выяснении факта, что он сын окружного асессора из Дармштадта, а вовсе не русского дворянина) — два абсолютно разных человека. Один — одаренный поэт, воспевающий природу, стремящийся передать читателю красоту мимолетных движений человеческого сердца, другой — волевой практичный человек, офицер, потом и помещик. Безусловно, чтобы понимать и видеть уникальность стихов Фета, нужно знать о его несчастной судьбе, так как именно такая жизнь, какая была у него, сформировала Афанасия Афанасьевича как поэта таким, каким теперь мы его знаем.

Можно сказать, что Фет помог мне на экзамене: я писала работу по его стихотворению «Осень», анализ которого я как раз читала ранее. Ко мне пришло вдохновение, и в итоге я смогла получить максимальный балл.

Моя любовь к Фету доходила до того, что я стала брать сборник его стихов в метро и читать в поезде. Никогда бы не подумала, что чтение стихотворений может быть увлекательнее прозы. Но это так. Сейчас в этой книжке уже много разноцветных закладок около любимых строчек, к которым я возвращаюсь в минуту, когда хочется ещё раз прочувствовать очарование слова, фетовского слова.

67. Чжоу Лу, литературовед, переводчик, доктор филологических наук Чжэцзянского университета. Ханчжоу, Китай.

А. А.  Фет и классическая китайская культура

Афанасий Афанасьевич Фет (1820-1892) считается одним из самых ярких поэтов своего времени. Поиск красоты, ее открытие – вот что характеризует его художественную походку. Начиная с 1980-х годов, с развитием реформ в Китае, лирика Фета оказалась в поле зрения китайских читателей и со временем стала достаточно популярной, особенно среди молодежи. В периодике появилось немало статей о его творчестве, многие из них были посвящены разбору отдельных стихотворений.

В Китае многие первоклассные поэты обращались к идиллическим по своей сути темам. Сравнение их стихов с творчеством Фета имеет большое теоретическое и практическое значение.

Художественная концепция» — это уникальная концепция, созданная в рамках классической эстетики Китая. Она говорит о связи чувства и пейзажа, виртуальности и реальности, эстетического опыта и утонченного образа жизни художника. «Художественная концепция» утверждает, что в декорациях есть эмоции, в эмоциях – декорации, одно переходит в другое. Произведение способно «переместить» зрителя (читателя). Оно всегда высказывает «идею» автора и отражает «среду» объекта.То есть автор может выражать состояние ума через изображение и помещать состояние этого ума в изображение. В самом же произведении присутствуют и автор, и зритель. Афанасий Фет– замечательный русский поэт, и при этом его поэзия обладает красотой китайской классической лирики. О его стихах можно сказать словами Юань Синфэя: «Стихотворение буквально является продолжением слов».

Неявное» — это жизнь китайской поэзии, хотя оно неизбежно приводит к смутности и неопределенности. Китайцы лелеют «туманное» и «нечеткое». В стихах Фета мы видим немножко другое: «неясное» и «фрагментированное» уходит в «неявное».

Китайского поэта интересует «внесловесное значение» и «образ вне образа». Фет также преследует подобную цель: «Никто… не овладевал мною так сильно, как Гейне своею манерой говорить не о влиянии одного предмета на другой, а только об этих предметах, вынуждая читателя самого чувствовать эти соотношения в общей картине, например, в плачущей дочери покойного лесничегои свернувшейся у ног ее собаки». Стремление к «значению вне слов» и «значению в молчании» связывает Фета с китайской лирикой.

Теперь сделаем конкретное сравнение лирики Фета с китайскими стихами «идиллии пейзажа». Давайте посмотрим на знаменитое стихотворение Фета «Чудная картина»:

Чудная картина

Как ты мне родна:

Белая равнина,

Полная луна,

Свет небес высоких,

И блестящий снег,

И саней далеких

Одинокий бег.

(1842)

Здесь читатель, кажется, видит богатый мир, полный света. Звездное высокое небо, яркая полная луна, бескрайнее снежное поле, кругом пусто и тихо, таинственно. Поэт как истинный эстет оживляет картину двумя деталями. Мы слышим скрипящий звук саней, возникших в тишине ночи, и видим их владельца, который радуется простору. Человек в пейзаже мал, его почти не видно. На первом плане – пейзаж, замечательное полотно. Художественный строй этого стихотворения прекрасно совпадает со строем зарисовки «Снег на реке Янцзы» Лю Цзунъюаня (династия Тан):

Птицы скрылись из виду, заснежены горы,

не видно людей на дорогах.

В одиноком челне старый рыбак в травяном плаще и бамбуковой шляпе

одиноко ловит холодный снег Янцзы.

Поэт использовал всего четыре строки, чтобы привести нас в ветреное, стылое место. Мы видим маленькую лодку, старого рыбака посередине холодной реки. Рыбак один – в пустом мире, где падает снег, который символизирует собой холод правления династии Тан.

Первые несколько строк двух стихотворений дают читателю ощущение величественной картины. Разница в характере пейзажа: у Лю Цзунюаня– это заснеженные горы и холодная река, а у Фета – сияющее небо и пустое снежное поле. В последних двух строках двух стихотворений появляется герой. Рыбак сидит, а путешественник двигается на санях. И тот, и другой находятся в полном одиночестве. Они далеки от домашнего очага. Но рыбак, похоже, более одинок, чем путешественник. В лирике Лю Цзунюаня звучат мрачные ноты, она кажется горькой и тяжелой, в то время как у Фета все гармонично и тихо.

Деревья, как и другие детали пейзажа, имеют выход в антропологию. В этой связи интересно сопоставить образы деревьев, возникающих в стихах Фета и китайских авторов. Самое распространенное дерево в России – это береза. Многие поэты, прежде всего Есенин, воспели ее в своем творчестве. У Фета тоже есть посвященное ей стихотворение:

Печальная береза

У моего окна,

И прихотью мороза

Разубрана она.

Как гроздья винограда,

Ветвей концы висят,-

И радостен для взгляда

Весь траурный наряд.

Люблю игру денницы

Я замечать на ней,

И жаль мне, если птицы

Стряхнут красу ветвей.

Береза в этом стихотворении олицетворяет поэта. Читатель видит его грустным и одиноким. Он похож на нежную женщину, стоящую в легком тумане. Контраст между суровым морозом и грустной березой подчеркивает эмоциональное состояние героя. Здесь есть два чрезвычайно важных слова: одно –«печальная», другое –«траурный», которые настраивают нас на грустный лад. Лучи солнца придают картине какую-то умиротворенность, но покой хрупок: легкое прикосновение птицы к ветке разрушает идиллию.

Береза является символом России, а ива – символ южной части Китая. У Хэ Чжичана (эпоха Тан) есть стихотворение «Пение о ивах»:

Высокие ивы покрыты яшмой листьев,

а мягкие ветви свисают как десять тысяч плавающих зеленых лент.

Чьи умелые руки вырезают тонкие молодые листья?

Это делает теплый весенний бриз февраля, это работа его ножниц.

В первых двух строках используется риторика. Зеленые листья ивы сравниваются с яшмой, ветви с зелеными лентами. В последних двух строках появляется вопрос и ответ на него. Поэт воздает хвалу дереву и вместе с ним пришедшей весне. В этом стихотворении вещи поют. Особенно интересно сравнение весеннего бриза с «ножницами». Здесь много очарования.

По сравнению со стихами Фета «Пение о ивах» более выразительно. Но и в том, и в другом случае стихи полны глубоких чувств. В пространстве фетовских медитаций в виде березы появляется грустная и трогательная молодая женщина. Зеленая ива под пером Хэ Чжичана предстает в виде живой и яркой девушки. В стихах есть и другие герои – мороз и весенний бриз. Мороз приносит печаль, а весенний бриз – немного радости. У Фета мороз – отрицательный персонаж, у Хэ Чжичана весенний бриз– положительный.

66. Юрий Кравцов, директор школы. Село Зерново, Брянская область

Афанасий Фет

Афанасий Фет — величайший лирик 19-го столетия! Сколько уже написано о нем, сколько подготовлено литературоведческих работ о его произведениях, но он остается для нас загадочной планетой со своей удивительной атмосферой, живительным растительным миром, вечной луной! В его с виду простых стихотворных строчках кроется тайна жизни человека, нерасторжимая связь с природой и, конечно же, недосказанность.

Мое знакомство с произведениями Афанасия Фета произошло в раннем детстве совсем неожиданно. Проучившись полгода в первом классе, я почти не умел читать. Нас у учительницы Татьяны Свиридовны было 38 мальчишек и девчонок. Представьте, как ей было трудно научить читать такую неугомонную сельскую братию. Мои родители, не окончившие даже первого класса, больше думали о том, как одеть и накормить многодетную семью, и, естественно, помочь мне с чтением никак не могли.

Отпуская на первые зимние каникулы, Татьяна Свиридовна меня пристыдила, что, мол, я, способный мальчик, сравнялся с заядлыми двоечниками, и что мне пора записаться в библиотеку. Таким образом, назавтра я стал читателем сельской библиотеки и вечером, усевшись поудобнее на горячей лежанке, взял в руки изрядно потрепанную книжечку и прочел по слогам имя и фамилию автора — Афанасий Фет.

Чудная картина,

Как ты мне родна:

Белая равнина,

Полная луна…

Вполголоса, почти шепотом я медленно произнес эти показавшиеся мне очень знакомыми слова. На душе стало легко-легко, даже каждый предмет: смастеренный отцом деревянный диван, лавка вдоль стены, некрашеный стол, ухваты возле печки и керосиновая лампа, пристроенная на ржавой проволоке под потолком – все сразу же приобрело особый смысл, особую окраску.

Я подошел к окошку, подышал на покрытое лохматым снежком стекло и увидел сквозь глазок чистую тихую равнину и такую же, как в прочитанных стихах, луну над разноцветно сверкающим полем. Почему же я раньше не обращал внимания на эту красоту?

Свет небес высоких,

И блестящий снег,

И саней далеких

Одинокий бег.

Дочитал я до конца стихотворение и с душевной радостью поторопился перевернуть страницу. Не успокоился до тех пор, пока не без труда одолел книжечку с прошитым белыми нитками переплетом. И хоть меня немного поругал отец за то, что я не жалею керосина, тот морозный вечер с огромной безлюдной луной запомнился на всю жизнь.

На следующий день я взял другой сборник стихов Афанасия Фета, в котором было намного больше страниц. Еще тогда семилетним мальчишкой я подметил, что произведения этого большого мастера легко, на одном дыхании, читаются, не оставляют равнодушным к изображаемым ярким картинам природы. Именно потому многие из них я запомнил наизусть.

После каникул наш класс под опекой Татьяны Свиридовны читал один из предложенных ею текстов. И когда очередь дошла до меня, я стал бегло произносить слова рассказа. В большой школьной комнате наступила какая-то настороженная тишина. Учительница вместе с ребятами была ошарашена моим успехом.

— Молодец! — приятно остановила меня она и добавила: — Вот, ребята, что делает упорство в учебе!

С той поры Афанасий Фет стал для меня поэтом первой величины. Наверное, сама судьба при помощи простой деревенской библиотекарши мне преподнесла стихи этого непростого орловского помещика, яркая поэтическая звезда которого взошла над всей Россией.

И сейчас на моем столе лежит книга с цветастой обложкой «Родные поэты», которая увидела свет в издательстве «Детская литература» в 1969 году. В ней закладка на странице 195. Только стоит открыть книгу — и сразу же на тебя обрушится весенний дождь, потянет душистым мёдом от лип, постучит в окно ветер, а затем проявится образ березы, разубранной прихотью мороза.

Эти прекрасные строки отпечатались в памяти навсегда. Лирику А. Фета неоднократно читал на школьных конкурсах чтецов. Мало того, она пробудила во мне желание самому сочинять стихи. Я старался подражать мастеру, учился проникать в загадочные природные явления, в тайны мироздания и находить слова, подсказанные самим сердцем. Вот одно из первых моих стихотворений «Зазимок»:

В заботах я и не заметил,

Как налетел холодный ветер

И радость летнюю унес,

Как ночью звездною мороз

К деревне медленно подкрался,

Колючий иней показался

На ветках ив, на проводах,

А на заброшенных прудах

Не стало весельного плеска,

Не просвистит рыбачья леска,

И стог, чернеющий отшельник,

От дум сгорбатился осенних.

Когда я служил матросом, то показал свои юношеские стихотворения одному офицеру, корреспонденту флотской газеты «Балтиец». Он одобрил их и напечатал в этом издании. Моя радость была неимоверной. Окрыленный неожиданным успехом, я продолжил заниматься творчеством. В итоге – за 40 лет издал десять поэтических книг. Но какое бы стихотворение не перечитывал, чувствую горячий пульс моего первого учителя Афанасия Фета! Знаковым, на мой взгляд, в этом отношении является «Ливень»:

Ливень бьет без передышки,

Бьет неистово, с размаху,

Так, что сельские домишки

Робко ежатся со страху.

Молний огненные бивни

В речке гаснут под шипенье.

Вместе с ливнем,

Стройным ливнем

Мы слились в одно мгновенье.

По лиловому заречью,

Босоногий, одержимый,

Я иду грозе навстречу,

И влюбленный, и любимый.

У Афанасия Фета была замечательная способность поэтического зрения, которая далась ему вместе с рождением. Достаточно прочесть четверостишие из «Печальной березы…», чтобы убедиться в этом.

Печальная береза

У моего окна,

И прихотью мороза

Разубрана она.

Всеми нами любимое дерево лирик заметил в зимней звонкой тишине и в ослепительно белом нарядном виде. На первый взгляд картинка природы кажется неподвижной, но читатель подспудно чувствует взаимосвязь с необычайно красивой березой.

В точном видении пейзажа, насыщенном его живыми деталями предметного мира, Фет достиг всеобщего признания. Вот уж кто поистине проникал в саму душу природы. Взяв в руки любой томик стихов Фета, мы, пожалуй, не найдем в лирике такой детали, которая бы не передавала определенного чувства. Природа представлялась ему неразрывно связанной с человеком, в ней он видел высшую мудрость:

Солнца уж нет, нет и дня неустанных стремлений,

Только закат будет долго чуть зримо гореть;

О, если б небо судило без тяжких томлений

Так же и мне, оглянувшись на жизнь, умереть!..

Не случайно на формирование мировоззрения Льва Толстого повлиял именно Фет вместе с Кольцовым и Тютчевым. Его поражала глобальность и девственность изображения ими природы.

65. Александр Пономарев, ученик 11 класса ГБОУ «Школа 2100». Москва

Не только поэт, но и прозаик

Множество слов было сказано об Афанасии Афанасьевиче Фете как о великом поэте. Многие статьи посвящены его неопровержимому таланту к описанию природы, чувственной любовной лирике и красоте слога романтического поэта. Однако не все обращают внимание на менее заметную, но немаловажную сторону творчества Фета – его прозаические произведения. Хоть писатель и утверждал в своих мемуарах «Мои воспоминания», что ни драматической, ни эпической жилки в нём совершенно нет, его проза представляет собой интереснейшие записи, полнее раскрывающие личность поэта, его философию. К тому же, фетовским рассказам присуща явная автобиографичность, из-за чего они становятся чуть-ли не в один ряд с сочинениями, посвящёнными жизнеописанию Фета. Его проза является чем-то вроде микроскопа, позволяющего детальнее рассмотреть жизнь писателя со всеми её чувствами и мыслями, в отличие от мемуаров, показывающих, чаще всего, лишь ход событий.

Произведения Афанасия Афанасьевича Фета демонстрируют, казалось бы, совершенно обыденные жизненные ситуации, однако стремление к отображению «частного» на службе «общественному» находит своё отражение и в прозе. Действительно, эти моменты из жизни героев толкают их на философские размышления, которые они доказывают историями из жизни, крайне органично вплетёнными в повествование и дополненные лирическими мотивами. Так, в рассказе «Каленик» герой Фета размышляет об одной из любимых тем писателя – связи природы и человека, бессилии человеческого разума перед «вечными тайнами жизни». Природа, по мнению автора, открывается лишь «непостижимому чутью» таких людей, как Каленик, который и есть «дитя природы». Каленик (тот самый денщик, о котором писатель упоминал и в мемуарах) является «наглядным примером» частного, единичного, служащего одной общей идее.

Так же построено и другое произведение Фета – «Кактус». В нём темой для размышлений становится связь любви и искусства, в частности, музыки. Цыганочка Стеша, которая вкладывает в песню всю свою любовь: «Сколько неги, сколько грусти и красоты было в ее пении!», как и Каленик, является в произведении образцом, служащим общему замыслу. Так в этих и иных рассказах читателям наглядно демонстрируется мировоззрение автора, что позволяет узнать Фета с философской стороны.

64. Вероника Радочинская, студентка Астраханского Государственного Университета. Астрахань

Я бы хотела, чтобы в меня был влюблен Фет

Я бы хотела, чтобы в меня был влюблен Фет сегодня. Сегодня, в те дни, когда люди боятся своих чувств, боятся признаться, что они одиноки, боятся показать свою изнанку. Именно сегодня не хватает той тонкости, изящества, воздушности, того, что есть во влюбленности Фета. Мне кажется, он был влюблен всегда, хотя я знаю об этом человеке очень мало. И очень бы хотелось, чтобы хотя бы кусочек этого его бескрайнего чувства достался мне.

Если б в сердце тебя я не грел, не ласкал,

Ни за что я б тебе этих слов не сказал;

Я боялся б тебя возмутить, оскорбить

И последнюю искру в тебе погасить».

Еще я бы хотела научиться самой уметь так влюбляться, как влюблялся Фет: во взгляды, в ночную прохладу, в тени, в шелест травы, в жесты. Он влюблялся в это искренне, не боясь осуждений и не боясь показаться странным – то, чего боятся сейчас многие. Я хочу замечать «травы в рыдании», «соловьиное эхо», как «деревья мимо нас летят», как «плачет старый камень», как «море спало под луною». И еще я хочу понимать его и узнавать то, что не знают о нем другие. Мне хочется знать, каков по-настоящему этот челок, который был убежден, что «ничто не сближает людей так, как искусство…» (из «Ранние годы моей жизни). Кто тот, о котором писал Я.П. Полонский: «…внутри тебя сидит другой, никому не видимый и нам, грешным, не видимый человек, окруженный сиянием, с глазами из лазури и звезд, окрыленный»? Я бы хотела познакомиться с этим «другим», потому что думаю, что тот, кто известен миру и как Фет, и как Шеншин не может не иметь второго дна. Ведь всему есть имя, которое дается не в хаотичном порядке. Тот, кто имеет две фамилии, наверное, имеет два лица.

Этот хрустальный человек, наверное, был каким-то «сверх» и питался разным светом: солнечным, чтобы пропускать его через себя и накапливать, как в лампе; светом свечи, чтобы разделять его с особенными людьми; сиянием звезд, чтобы накормить им второго себя, который живет на обратной стороне Луны:

Ночью как-то вольнее дышать мне,

Как-то просторней…

Даже в столице не тесно!

Это человек-чувство. Он словно в какой-то момент понял, как раскрыть весь потенциал своих чувств, чтобы проживать жизнь так, как не умеем мы. Он мог поймать в мгновении что-то особенное, чтобы сказать: «Постой! здесь хорошо!..». Но я не думаю, что можно этому научиться на таком же высоком уровне: ты либо Фет – либо нет. Мне кажется, вся математика его жизни – это математика ощущений. В свой статье «О поцелуе» Фет писал: «Не вернее ли сказать, что целовать – значит стремиться ко всецелому обладанию предметом страсти. <…> Там, где за страстным поцелуем последовала полная выдача суммы, поцелуй, потерявший свое наступательное движение, нередко принимает форму живой признательности». Это алгебра, которой жил Фет. И ее также непросто понять многим, как не всеми понимается та алгебра, которую преподают в учебных заведениях.

Я не считаю правильным разделять его творчество на стихотворения «о любви», «о природе», «о ночи», «о музе» и на другие настенные полочки. Все его творчество – это его дыхание. Кто знает, жил бы он без него? Я думаю, без этого его «дыхания» его жизнь не была бы полноценной, как не была бы такой без питания звездным сиянием.

63. Евгений А. Попов. Окончил УрГУ им. А.М. Горького, факультет искусствоведения и культурологии, специальность «культурология». Екатеринбург

Тоска мимолетности

У Мандельштама в двенадцатистрочном отрывке, примыкающем к «Стихам о русской поэзии», сказано: «И всегда одышкой болен / Фета жирный карандаш». Сколько всего написано об этих двух строчках – и о созвучии немецкого прилагательного «fett» («тучный, жирный») с ненавидимой поэтом собственной фамилией, и о том, что Мандельштам вспомнил здесь Фета-старика, страдавшего астмой, и правящего свое последнее стихотворение «Когда дыханье множит муки…» ? все верно по-своему. Но, положа руку на сердце, ? разве поэзия Фета исполнена дыханья тяжелого, разве она мучится одышкой? Нет, скорее, у нее легкое, как в рассказе Бунина, дыханье. Фет, скорее, текуч и воздушен, как и положено апологету «чистого искусства». Есть тут, конечно, некий парадокс, противоречие, особенно, когда посмотришь на портреты автора «Бабочки» ? «Не спрашивай: откуда появилась? / Куда спешу? / Здесь на цветок я легкий опустилась / И вот – дышу» ? или вспомнишь подробности его биографии.

Как же так? – этот грузный человек, образцовый помещик (то есть человек, по определению, практический, приземленный), всю жизнь боровшийся за возвращение родовой дворянской фамилии Шеншин (и добившийся-таки своего!), стал чистым беспримесным лириком, чьими «пьесами» восхищался друживший с ним граф Лев Толстой – человек по-эпически суровый. И поэзия Фета по преимуществу весенняя – в ней «журчат ручьи, слепят лучи, и тает лед и сердце тает», как в популярной советской песенке на слова Михаила Вольпина. Словом, «шепот, легкое дыханье, трели соловья»…

Есть в этом какая-то загадка… Да, поэт «чистого искусства», не интересовавшийся мировыми вопросами… Стоп. Вопросами социальными, в духе тогдашних «шестидесятников», Фет, кажется, действительно не был захвачен, но «мировые вопросы» не могли пройти мимо человека, собиравшегося переводить «Критику чистого разума» и переведшего на русский язык «Мир как волю и представление» Артура Шопенгауэра. Похоже, именно Шопенгауэр – пессимист и субъективист – был любимым мыслителем Фета-Шеншина. Вот и важнейшую для смертного, и осознающего со времен адамова грехопадения собственную смертность, тему он варьирует вполне по-шопенгауэровски:

Я в жизни обмирал и чувство это знаю,

Где мукам всем конец и сладок томный хмель;

Вот почему я вас без страха ожидаю,

Ночь безрассветная и вечная постель!

Пусть головы моей рука твоя коснется

И ты сотрешь меня со списка бытия,

Но пред моим судом, покуда сердце бьется,

Мы силы равные, и торжествую я.

Еще ты каждый миг моей покорна воле,

Ты тень у ног моих, безличный призрак ты;

Покуда я дышу — ты мысль моя, не боле,

Игрушка шаткая тоскующей мечты.

Как чистый лирик, Фет был очарован мимолетностью, преходящестью, как бы эфемерностью бытия. «Тоска мимолетности» ? так называется известное стихотворение Иннокентия Анненского – прямого ли, косвенного ли наследника Фета:

Бесследно канул день. Желтея, на балкон

Глядит туманный диск луны, еще бестенной,

И в безнадежности распахнутых окон,

Уже незрячие, тоскливо-белы стены.

Мгновенья бытия обворожительны, но неостановимы. «Остановись, мгновенье, ты не столь / прекрасно, сколько ты неповторимо…», как сказал совсем другой поэт. Но нет, не остановится. Вот эту самую «тоску мимолетности» можно назвать лейтмотивом всего фетовского творчества – где-то она скрыта за переживаниями любви или восхищением перед красотой природы, где-то прямо обнажена.

Кстати, много было сказано о колоссальном влиянии, которое Фет оказал на поэтов начала нового века, до которого не дожил меньше десятилетия. Допустим, стихотворение «Когда читала ты мучительные строки…», посвященное памяти трагически погибшей Марии Лазич, вдохновило Александра Блока на яркую инфернальную поэтическую миниатюру из его цикла «Страшный мир» с фетовским эпиграфом «Там человек сгорел…». Но расстояние между этими текстами не слишком велико – чуть более двадцати лет. А перечтите-ка стихотворение Фета 1847 года «Непогода – осень – куришь…». Чистейший Анненский за полвека до Анненского!

Еще мучительней, что эту столь остро переживаемую «тоску мимолетности» иной раз так трудно выразить поэту. «Как сердцу высказать себя?», ? вопрошает бесконечно почитаемый Фетом Тютчев. Фет продолжает:

Как мошки зарею,

Крылатые звуки толпятся;

С любимой мечтою

Не хочется сердцу расстаться.

………………………………………

Но память былого

Всё крадется в сердце тревожно…

О, если б без слова

Сказаться душой было можно!

Это говорит почти юный двадцатичетырехлетний поэт, а человек, умудренный недюжинным житейским и стихотворческим опытом, скажет (1887):

Как беден наш язык! –

Хочу и не могу. ?

Не передать того ни другу, ни врагу,

Что буйствует в груди прозрачною волною.

Напрасно вечное томление сердец,

И клонит голову маститую мудрец

Пред этой ложью роковою.

К счастью для русской поэзии Фету очень часто удавалось выразить это «вечное томление сердец», передать щемящую тоску, от которой на душе становится неспокойно, но чисто.

Апофеоз фетовской лирики – его стихотворение, посвященное Александре Львовне Бржеской – его ровеснице, супруге его хорошего, рано умершего приятеля. Почти шестидесятилетний поэт (возраст по тем временам более чем смертный) обращается к почти шестидесятилетней подруге и, жалуясь и сетуя на «напрасный жар» еще пылающей души, оплакивая ушедшую молодость, которой «никто не отвечает», повторяя в общем приличествующие моменту банальности, вдруг выдает последнюю строфу, да такую, лучше коей во всей русской поэзии на взятую Фетом тему не написал, кажется, никто:

Не жизни жаль с томительным дыханьем,

Что жизнь и смерть? А жаль того огня,

Что просиял над целым мирозданьем,

И в ночь идет, и плачет, уходя.

Главное дерево Афанасия Фета

Деревья появляются в письменных текстах с самых древнейших времён. Фольклор и священные религиозные книги изобилуют упоминаниями различных деревьев. Дерево символизирует жизнь, бесконечность, космос, мудрость.

Древо жизни в Библии и Крепкое дерево в Исламе, космическая смоковница Ашваттха и ясень Иггдрасиль, китайское дерево Киен-Му и каббалистический Сефирот – всё это важные элементы мировой культуры и в то же время сакральные объекты.

Существовала целая жреческая культура, прочно связанная с миром леса – культура друидов. До сих пор популярен так называемый «Гороскоп друидов», где каждому человеку (по дате его рождения) соответствует определённое дерево.

В славянской культуре и мифологии лес также играл огромную роль – существовали священные рощи, а хозяином славянского леса считался леший, который помогал добрым людям, а злых запутывал и пугал.

В русской литературе «смысловых» деревьев также предостаточно. Все помнят хрестоматийный пушкинский Анчар – дерево смерти или богучаровский дуб в «Войне и мире». Берёза становится неформальным символом России также во многом благодаря художественной литературе.

Разумеется, различные деревья не раз становятся «героями» лирики одного из главных романтиков и пейзажистов русской поэзии – Афанасия Афанасиевича Фета.

Для поэтики Фета характерны различные устойчивые темы и образы, которым он верен всю жизнь: к примеру, Гафиз и Офелия, плющ и виноград, лес и сад.

Если лес – классический стихотворный образ, то новаторство Фета заключается в том, что впервые в русской поэзии полноценным лирическим героем становится сад. Сад упоминается более чем в двадцати стихотворениях поэта; рукотворная природа становится полноправным соседом природы нерукотворной. Для удачливого помещика, крепкого хозяйственника и автора книг по агрономии Фета сад становится «золотой серединой» между природой и человеком, точкой их соприкосновения. По мнению ряда исследователей (Т. Ф. Жаворонкова, Ф. А. Мусаева), лирику Фета можно считать вершиной русской «усадебной» поэзии, и оттого активное введение поэтом сада в ряд традиционных пейзажей и образов выглядит закономерным.

И всё же главное дерево поэта выросло не в саду.

Какое оно?

Мы проанализировали корпус его стихотворных текстов (906 стихотворений). Нас интересовали частота и контекст упоминания того или иного дерева.

При этом мы не учитывали упоминания совокупностей как разнородных деревьев (сад, роща, лес и др.), так и одинаковых, коих в стихотворениях автора также встречается множество (дубрава, ельник, осинник, березник и даже липник) – важна именно персонализация. Также мы не учитывали случаи, когда упоминание того или иного дерева было контекстно связано с другим предметом в качестве зависимой части согласования (кленовый лист, ивовый пень и др.), схожие случаи управления (лист кипариса), а кроме того, не учитывали метонимию («лавр» в значении «лавровый венок»).

Нас интересовало дерево как лирический герой стихотворения, как цельный субъект пейзажного описания или как устойчивый символ.

Всего на 906 стихотворений приходится 117 упоминаний деревьев. Если одно и то же дерево упоминалось в одном стихотворении два раза и более, мы считали такие случаи за единичное упоминание.

Таблица

Дерево / Количество уникальных упоминаний

Ива (верба, ракита) / 18

Берёза / 15

Липа /13

Дуб / 13

Сосна / 10

Тополь / 8

Клён / 5

Пальма / 5

Олива / 4

Яблоня / 4

Мирт / 3

Ель / 2

Каштан / 2

Осина / 2

Акация / 2

Кедр / 2

Вяз / 2

Лавр / 2

Ясень / 1

Слива / 1

Пихта / 1

Смоква / 1

Кипарис / 1

Результат несколько удивляет – садовые деревья, как и такие частые гости в лирике различных поэтов, как лавр, тополь, ясень или клён, у Фета упоминаются считаное количество раз. Такие поэтические «мастодонты», как дуб, берёза или сосна, упоминаются чаще, но и они проигрывают «тёмной лошадке» — иве.

Обратимся также, помимо беглого литературного анализа, к комментариям специалиста-биолога и к одному из наиболее древних видов культурологического символизма – к геральдике.

Символика (в геральдике):

«Ива является символом Библии: «…поскольку у нее, как у никогда не иссекаемого источника жизненности, постоянно отрастают отрезанные ветви». В средние века иву ценили, как одно из растений, которое способно ставить преграду или блокировать болезнетворные вещества и тем помогать излечению болезни (сайт Геральдика.ру)».

Комментарий специалиста:

«Ива (Salix) — крупный род (более 500 видов) сосудистых растений. Включает древесные растения, широко распространённые в Северном полушарии. Они весьма обычны для Средней полосы России. Встречаются как по берегам водоёмов, так и в лесах, по краям лугов, на болотах. Многие ивы обладают декоративными свойствами, поэтому неудивительно, что являются эстетически привлекательными природными объектами» (Д.А. Филиппов, ботаник, болотовед).

Итак, именно ива – любимое дерево Афанасия Фета, в чём он сам признаётся. Он отдаёт ей предпочтение, сравнивая иву с берёзой:

Но ива, длинными листами

Упав на лоно ясных вод,

Дружней с мучительными снами

И дольше в памяти живет
    Ивы и березы

У нас сейчас ива ассоциируется скорее с печалью, и тем удивительнее, что устойчивый ожидаемый эпитет «плакучая» используется Фетом лишь четырежды («Ивы и берёзы», «Мы встретились вновь после долгой разлуки…», «Ты помнишь, что было тогда», «С какой я негою желанья…»), да и семантический «рыдающий» ряд – «плач», «слёзы» — с фетовской ивой почти не соотносится. А если таковые ассоциации появляются, никакой грусти они в большинстве случаев не обозначают. Возникает ряд «плакучая ива — слёзы любви, счастливые слёзы». Влюблённые под ивой плачут слезами счастья после долгой разлуки («Мы встретились вновь после долгой разлуки…»); «это утро, радость эта» перекликается с «эти капли, эти слёзы».

К себе зазывала любовь

И блеском и страстью пахучей,

Не только весельем дубов,

Но счастьем и ивы плакучей.
     Ты помнишь, что было тогда…

Единственные действительно «тяжёлые» трагические ассоциации, связанные с ивой, появляются у Фета в стихотворении-парафразе Шекспира («Я болен, Офелия, милый мой друг…»). Эту тему (песня Дездемоны) позже доработает А. Блок.

Кроме счастья и светлого волнения, ива дарит и покой. Она спит («Перекрёсток, где ракитка…»), но чаще – дремлет («Летний вечер тих и ясен», «О нет, не стану звать утраченную радость»), всегда готовая пробудиться.

Никакого пафоса, монументальности, – ива предельно уязвима. Она склоняет ветви, поникает, повисает шатром, раскидывается, трепещет. Её частая спутница – тень.

Возможно, Фету с его тонкой лирикой, избегающей пафоса и кричащих красок, ива кажется символом поэзии. Его поэзии. У её корней он набирается мудрости и вдохновения («С какой я негою желанья…») А в послании философу Соловьёву (упоминая римского поэта Катулла) он пишет достаточно прямо: «Прости! Лавровому венцу Я скромной ивой подражаю».

Если Есенин в русской поэзии – берёза, то Фет – безусловно, ива.

61. Лидия Шаркунова, искусствовед, поэт. Поселок Ангасольская, Иркутская область

Незримые усилья импрессиониста Фета

Когда я вспоминаю, как мы изучали в школе творчество Афанасия Фета, он всплывает в моей памяти в связке «Тютчев-Фет». Помню, как я сравнивала творчество двух поэтов, и пейзажные и любовные зарисовки Фета всегда проигрывали глубоким философским размышлениям Тютчева. Каким же мучительным был выбор стихотворения Фета, которое я должна была выучить наизусть! Лирический герой казался мне вечно страдающим, а его все переживания этого героя – очень однообразными.

Вполне возможно, что многие школьники думают так же, как думала когда-то я. С поэтом, попадающим в школьные учебники, случается большая беда – ему автоматически присваивается ярлык «великий». Этот ярлык открывает целый семантический ряд – «патетический», «возвышенный», «грандиозный»… Если речь идёт о поэзии, то эти определения относятся, прежде всего, к гражданской лирике. И совсем уж мало общего эти слова имеют с чистой лирикой А.А. Фета. Его поэзия с самого начала знакомства с ней как будто не оправдывает наших ожиданий. А поскольку на изучение Фета выделено не так много часов (ведь никто же не будет выделять большое количество часов на второстепенного поэта!), мы несёмся галопом по Европам дальше, и уже нет ни сил, ни времени выяснять, что же мы не смогли понять в поэзии Фета.

Но что говорить о школьниках! Фету вообще не повезло с интерпретацией его творчества ни при его жизни, ни после — современники его не понимали, советские критики, как уже упоминалось выше, определили к «второстепенным поэтам». Современников раздражало, что Фет выбирает такие ничтожные, незначительные темы для своих стихотворений. Я не сразу поняла, как можно охарактеризовать творческий метод Фета, пока я не вспомнила одно из его стихотворений о приходе весны. Оно начинается так:

Опять незримые усилья,

Опять невидимые крылья

Приносят северу тепло.

Мне внезапно пришла мысль, что словосочетание «незримые усилья» может служить метафорой того, как А.А. Фет создавал свои произведения. Современников раздражала даже не ничтожность тем, выбранных поэтом, а именно отсутствие видимых усилий, безыскусность его стихотворений. Ведь работа художника должна быть видна, а если этой работы не видно, значит, он трудился и не работал над своим произведением. Так думают современные читатели, не понимающие и не принимающие верлибры как поэтическую форму. Так же, как мне кажется, думали современники Фета.

Многие исследователи называют поэзию Фета импрессионистической. Самое главное открытие французских импрессионистов заключается в том, что они первыми осознали ценность непосредственного натурного впечатления. Отныне живой натурный этюд, только что написанный и заключённый в раму, мог считаться самостоятельным произведением искусства. Такая живопись не требует тщательной проработки всех деталей, в ней намного важнее энергия первого касания кисти. Стихи Фета – это как будто подмалёвки, ещё сырые, стоящие на подрамниках где-то в поле, куда творец отправился за вдохновением.

Конечно, такой импрессионистический подход может показаться небрежностью. Многие указывают на слабость поэтической техники Фета. В его поэзии часто встречаются глагольные или примитивные рифмы вроде «тебя-меня». Но в случае Фета я бы назвала это частью поэтики. Поэт не стремится писать вычурно и изящно выразить свою мысль, не стремится наполнить стихотворение средствами выразительности, которые могли отвлечь от главной мысли. Ему важнее запечатлеть искренность чувства, непосредственность переживания, не сковывая себя рамками. В своих экспериментах с поэтической техникой он идёт ещё дальше и пробует писать верлибры. Чтобы сделать свою поэтическую речь ещё более естественной, ещё более искренней. Конечно, такое поэтическое ощущение, такое свободное видение было очень новаторским для времени, в котором жил Фет.

Интересно, что такой импрессионистический подход рождает также узость тем. М. Е. Салтыков-Щедрин пишет: «Мир, поэтическому воспроизведению которого посвятил себя г. Фет, довольно тесен, однообразен и ограничен», и с этим высказыванием трудно не согласиться. Большая часть стихов Фета – о любви и о природе. Поэт как будто осознанно скользит по поверхности и избегает заглядывания в бездну. Слегка касается сложных тем, подбирается к ним и поспешно сворачивает в другую сторону. «Людские так грубы слова, их даже нашёптывать стыдно» — так начинается одно из его стихотворений, и оно как будто предвосхищает философско-поэтическое исследование в духе Тютчева. Но нет, поэт отворачивается, переводит свой поэтический взгляд на розу. В этой настойчивости, следовании одной теме проявлялась, как мне видится, его немецкая мужская педантичность, чёткая творческая позиция.

Я вспомнила, что раздражало меня в поэзии Фета в школьные годы. Его стремление написать всю историю до конца. Досказанность его стихотворений. Как же меня завораживала поэтическая зарисовка «На качелях» и заключённое радостное ощущение полёта, стремления двух влюблённых друг к другу: «На доске этой шаткой вдвоём / Мы стоим и бросаем друг друга…» Я перечитывала это стихотворение много раз, и каждый раз это чувство полёта разбивалось о слова «Это счастье, моя дорогая!» Грубая констатация факта как будто выдёргивала меня из поэтического сна, из атмосферы подлинного счастья. Такое же ощущение у меня оставляло знаменитое «Шёпот, робкое дыхание». Всё стихотворение автор как будто намекает на близость, играет звуками, оттенками и в конце разрушает это волшебное чувство миража, обозначая и называя близость: «И лобзания, и слезы, / И заря, заря!..»

Поэзия Фета – это предчувствие Серебряного века. Поэты, работавшие в этот период, переняли у него импрессионистическую атмосферу отрешённости от реальности и затем привнесли в свои произведения. Они научились недосказанности. «Ряд волшебных изменений милого лица» у Фета — это такая фотографическая минута, серия снимков, запечатлевающая малейшие колебания, изменение, мерцание человеческого облика. То, что было предметным и обозначенным у Фета, символисты окончательно лишили предметности, оставив только намёк на образ. И этот прозрачный, мерцающий «ряд волшебных изменений милого лица» неожиданно, спустя время проявился в знаменитом стихотворении Брюсова:

60. Ольга Кондратьева, бывший главный библиотекарь Российской государственной библиотеки для молодежи. Москва

Тайны господина А.А. Шеншина – А.А. Фета (1820 – 1892)

Афанасий Афанасиевич Фет несомненно должен быть назван в числе первых русских лириков. Великий русский поэт А. Фет является одним из самых трудных поэтов для изучения. Его литературное наследие, его творческая и личная жизнь всё ещё не до конца исследованы и осмыслены.

В жизни и творчестве А.А. Фета немало тайн и загадок. Тайны судьбы А.А. Фета – Шеншина, его творческой личности могут и сегодня заинтересовать исследователя русской поэзии. Первой из них была тайна его рождения, которая во многом определила и направила его жизненный путь. Второй тайной, и не менее важной, была тайна его души, его молодой любви, и эта тайна придала стихам Фета о любви щемяще печальные, скорбные звуки, проникающие глубоко в сердце читателей. Третьей, и не менее страшной тайной, являлась тайна семейная, связанная с наследственными душевными заболеваниями в семье Фета, передававшимися по материнской лини. (Братья Фета Василий и Пётр имели явные признаки психического расстройства, сестра, Надежда Афанасьевна, страдала неизлечимой психической болезнью. Мать их, Шарлота Фёт, была подвержена приступам «чёрной меланхолии»). Тайной была и творческая жизнь поэта, обладавшего самой прозаической внешностью и самым практическим складом ума и характера. Широко известно высказывание в адрес А. Фета его многолетнего друга и адресата Л.Н. Толстого: «Откуда у этого добродушного, толстого офицера …такая непонятная лирическая дерзость, свойство великих поэтов?». Тайной для многих современников и почитателей поэта долгое время оставалась и смерть его, удивлявшего всех в преклонном возрасте необыкновенной работоспособностью, бодростью и для своих лет изрядным здоровьем. В своих воспоминаниях о кончине А.Фета Б. А. Садовский писал: «Редко о ком из писателей последнего времени известно так мало, как о нём. Самая смерть Фета, её обстановка и причины остаются доныне глубокой тайной, хотя со дня его кончины скоро минет двадцать пять лет…».

Лирика А. А. Фета занимает особое место среди шедевров русской литературы. И это не удивительно — Афанасий Афанасьевич Фет был новатором своего времени в области стиха, обладал особым, неповторимым даром тончайшего лирика. Его поэтическая, «фетовская» манера письма придавала его поэзии неповторимо прекрасные оттенки. Фет был новатором во многих отношениях, он писал свободно, раскрепощая слово, стремясь как можно точнее выразить свои чувства и мысли, порой ему было тесно в рамках традиционного стиха, и он легко преодолевал их, создавая нечто подобное музыке в стихе, некий новый жанр, называемый им самим «Мелодиями». Мелодичность и «звукопись» его стихотворений неподражаема. Именно под его пером родились стихи, где нет ни одного глагола. Благодаря особой мелодичности его стихотворений многие произведения его любовной лирики были положены на музыку, выдающиеся русские композиторы создали на стихи А.Фета романсы, которые популярны и до сих пор.

Особенно мастерски поэт передавал нюансы чувств, смутные, беглые или едва зарождающиеся настроения. Его поэзию отличало «Уменье ловить неуловимое», в ней воплощены состояния и движения человеческого духа, причем переданы с поразительной художественной силой, нередко – через состояния природы.

Фет жил и творил в сложное, чреватое политическими и социальными переменами, время, чем во многом объясняется и непростая творческая судьба А. Фета, долгий период его поэтического «молчания». В литературном окружении А. Фета было достаточно выдающихся, ярких литературных имен, таких, как А. Григорьев, Я. Полонский, Ф. Тютчев, И. Тургенев, Е. Баратынский, А. Майков, Н. Некрасов, Л. Мей, В. Белинский и других. И все они в большой степени отдавали должное необыкновенному дарованию А. Фета, его личному обаянию и блеску ума. Известный литературовед В.В. Кожинов считает, что «Афанасий Афанасиевич Шеншин – Фет – один из немногих наиболее выдающихся и своеобразнейших деятелей отечественной культуры в целом. Вполне закономерно, что он долгие годы вел диалог на самом высоком уровне с Львом Толстым, Николаем Данилевским, Константином Леонтьевым, Николаем Страховым, Владимиром Соловьевым».

А. Фет, несмотря на трудную, во многом даже драматическую жизнь, добился своим умом, трудом и талантом и положения в обществе, и состояния, и славы как гениальнейшего лирика русской поэзии XIX века. Мы смело можем его назвать человеком, который «сам себя сделал», и этим он, несомненно, заслуживает особое уважение почитателей его поэзии.

Фет возглавил эстетическое направление в русской поэзии 19 века, поэзии «чистого искусства». В своей поэзии А.Фет демонстративно уходил от так называемой «злобы дня». Мир поэзии Фета, в какой-то мере – романтический вариант пушкинской поэзии действительности, он не содержит в себе «ни тени болезненности, никакого извращения души… Недаром он питает такую великую любовь к Горацию и вообще к древним; он сам отличается совершенно античною здравостью и ясностью душевных движений, он нигде не переходит черты, отделяющей светлую жизнь человека от всяких демонических областей. Самые горькие и тяжелые чувства имеют у него бесподобную меру трезвости и самообладания» – так писал о Фете его друг, почитатель и литературный критик Н. Страхов.

Чувству поэзии, чувству красоты учились у Фета, помимо Брюсова, все крупнейшие поэты и художники русского символизма — и Бальмонт, и Андрей Белый, и Александр Блок. Поэзия А. Фета стала как бы связующим звеном между Жуковским и Блоком, романтизмом и символизмом. Несомненное влияние оказало творчество А. Фета и на С. Есенина, и на Б. Пастернака, и на многих последующих русских поэтов.

Многие его стихи стали хрестоматийными — мы знаем их с детства, постигая в них прелесть русской природы и внутренний мир души человека. Лирика Фета сыграла огромную и своеобразную роль в общем процессе развития русской поэзии.

59. Елизавета Санникова, ученица МБОУ Лингвистическая Гимназия №43. Киров

Афанасий Фет

Русский поэт-лирик, переводчик, автор мемуаров и член Петербургской Академии Наук на Васильевском острове жил и творил 71 год. Он творил в ритме жизни России, готовящейся к переменам, России девятнадцатого века.

Его даты рождения и смерти различаются в два дня — поэт умер за два дня до своего праздника. Даже в этих датах присутствует саркастическая нотка судьбы Афанасия Афанасьевича.

Афанасий Фет являлся вторым ребёнком у Шарлотты-Елизаветы Беккер и Иоганна-Петера-Карла-Вильгельма Фёта. Но место отца в жизни юного писателя занял 45-летний русский помещик, потомственный дворянин Афанасий Неофитович Шеншин, который стал сначала любовником, а потом и мужем Беккер. Через неделю после рождения мальчика крестили по православным обрядам и нарекли Афанасием. Но Шеншиным Афанасий пробыл только первые 14 лет и последние 19 своей жизни. Брак матери и Афанасия Шеншина состоялся через два года после появления на свет Фета. Вспомнив об этом, епархиальное начальство выяснило, что он был рожден до заключения брака, так Афанасий Афанасьевич потерял статус дворянина и стал «гессендармштадским подданным Афанасием Фётом». Закончивший словесное отделение философского факультета Московского университета Фет решил вернуть себе утерянное звание и положение в обществе. Так Афанасий Афанасьевич после окончания пошел служить в кирасирский полк. Нужно уточнить, что раньше при получении чина офицера прилагалось звание дворянина. А.Фет рассчитывал получить самый низший офицерский ранг, который давался меньше чем через год службы, но из-за политических колебаний и шатких установок император тогда ещё Российской Империи Николай I издал новое военное положение. По нему, чтобы вступить в высшие слои общества военный должен был достичь звания не ниже старшего офицера. Теперь Афанасию Фету предстояло совмещать любовь к литературе и переводу с военной ношей, доказывать своё отношение к роду Шеншиных. Но всё же к концу жизни Фет так и не достигнет дворянства через военные работы.

Творчество в жизни поэта стало тем, что исцеляло его при всех тягостях жизни. В искусстве он видел смысл жизни и там же искал ответы на интересующие его вопросы. Лирика интересовали тайны мироздания, жизни и смерти, человеческого тела и духа, их гармоничного слияния в одно целое. Поощрял Фет и музыку. Самым любим его композитором стал Шопен, с кем в дальнейшем его и буду все сравнивать. «Фет в лучшие свои минуты выходит из пределов, указанных поэзии и смело делает шаг в нашу область… Это не просто поэт, скорее поэт-музыкант… Считаю его поэтом безусловно гениальным…. У него есть такие произведения от которых волоса дыбом становятся. Фет есть явление совершенно исключительное; нет никакой возможности сравнивать его с другими первоклассными поэтами… Подобно Бетховену, ему дана власть затрагивать такие струны нашей души, которые недоступны художникам, Хотя бы и сильным, но ограниченным предметами слова». Чайковский одним из гениальных стихотворений Фета указывает «на стоге сена ночью южной»,- говорил Чайковский о замечательном Афанасии Афанасьевиче. Петр Ильич написал несколько романсов на стихи-откровения Фета. Один из самых известных «Сияла ночь». Это стихотворение один из величайших шедевров Фета.

Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали

Лучи у наших ног в гостиной без огней

Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,

Как и сердца у нас за песнию твоей.

Ты пела до зари, в слезах изнемогая,

Что ты одна — любовь, что нет любви иной,

И так хотелось жить, чтоб, звуки не роняя,

Тебя любить, обнять и плакать над тобой.

58. Сергей Киселев, юрист. Ростов-на-Дону

Времена года А. А. Фета

Чем фотографическая фиксация отличается от художественного изображения натуры? В чем разница между бытовым текстом и литературной прозой? Почему рифмованное произведение не становится стихами?

Очевидно потому, что прямое копирование объектов нашего внимания, доступное обыденному сознанию, воспроизводит их в стандартном виде, отличном от субъективного, личностно воспринимаемого и отображаемого представления «вещей в себе» в «вещи для всех».

Именно так художник видит открывающийся перед ним пейзаж в некоей композиции, сочетании красок и прочих элементов живописного произведения в зависимости от рождающихся ассоциаций и душевно-эмоциональных откликов в художественных формах выражения.

Именно так писатель перерабатывает хронику авторских наблюдений в повествование о некоторых событиях, исходя из текущих, ретроспективных и воображаемых представлений, относящихся к теме его произведения.

Именно так в мировосприятии поэта обобщаются многоголосно чувственные образы душевных переживаний других людей.

Вот такое же уникально неповторимое, но близкое множеству ценителей прекрасного поэтическое созерцание великолепия и хрупкости мироздания вошло в классическое наследие лирики великого русского поэта Афанасия Афанасьевича Фета.

Что для него природа в самых разных ее проявлениях и состояниях? Внутреннее зеркало с многочисленными проекциями отражений его ракурсов зрения, душевного состояния, трансформаций потерь и приобретений, дорогих сердцу встреч и разлук в диалоге с внешним миром.

Времена года А.А. Фета, как в музыкальном цикле П.А. Чайковского, находятся в подвижно гармоничной взаимосвязи с окружающим миром и личностными художественно-смысловыми интерпретациями творцов, чутко следувовавших происходившим в их жизни и природе изменениям.

Лето полно буйства сил, соков и радости полнокровного бытия. Даже под пышущим солнцем лишь временно уходят в тень. И путник, ощущая «под липою густою», как «Тысячи висящих надо мною / Качаются душистых опахал», слышит гимн всепобеждающей жизни: «А там вдали сверкает воздух жгучий, / Колебляся, как будто дремлет он. / Так резко-сух снотворный и трескучий/Кузнечиков неугомонный звон».[1]

Полнокровие налитой природы видно и в тучных всходах хлебов, где «Зреет рожь над жаркой нивой / И от нивы и до нивы / Гонит ветер прихотливый / золотые переливы».[2] И в луговых травах на летней косьбе, когда: «Уже подрезан каждый ряд / Цветов лежит пахучей цепью. / Какая тень и аромат / Плывут над меркнущею степью!»,[3] чередуемой с щекочущими запахами сытной вечери после трудового дня: «Ты видишь за спиной косцов / Сверкнули косы блеском чистым, / И поздний пар от их котлов/Упитан ужином душистым».[4]

Но вот плодоносное лето сменятся осенним увяданием природы, пробуждающим грусть расставания с тем, что так радовала сердце. «С вечера все спится / На дворе темно. / Лист сухой валится, / Ночью ветер злится / Да стучит в окно / Лучше б снег да вьюгу / Встретить грудью рад! / Словно как с испугу / Раскричавшись, к югу / Журавли летят».[5] Словно открылся счет жизненным потерям и неизбежного старения, уходящего в воспоминания о лучшей поре. «Вот и летние дни убавляются. / Где же лета лучи золотые? / Только серые брови сдвигаются, / Только зыблются кудри седые».[6]

Однако и здесь не исчезает надежда на лучшие времена, предстающая, несмотря на пришедшие холода, непогибшим в осеннем саду, цветком: «Но в дуновении мороза / Между погибшими одна / Лишь ты одна, царица роза, / Благоуханна и пышна».[7] С ней, как символом прекрасной и несгибаемой жизни, связано ее грядущего возвращения. «Перед порхающей синицей / В давно безлиственных кустах / Как дерзко выступать царицей / с приветом вешним на устах».[8]

Но и в зимнюю пору не уходит великолепие окружающего мира, открывающегося и суровыми испытаниями и новой красотой природы. Такой представляется «Печальная береза / У моего окна/ И прихотью мороза/ Разубрана она / Как гроздья винограда / Ветвей концы висят, – / И радостен для взгляда / Весь траурный наряд. / Люблю игру денницы / Я замечать на ней / И жаль мне, если птицы / Стряхнут красу ветвей».[9]

Далекая, непреступно холодная, но маняще притягательная картина зимней ночи является проникновенными мазками-строчками в лирической зарисовке милых сердцу заснеженных деревенских просторов. «Чудная картина, / Как ты мне родна: / Белая равнина, / Полная луна, / Свет небес высоких, / И блестящий снег, / И саней далеких / Одинокий бег».[10]

С возвращением весны вновь приходят чувства ликующей радости и искристых надежд на лучшее. «Несбыточное грезится опять, / Несбыточное в нашем бедном мире, / И грудь вздыхает радостней и шире, / И вновь кого-то хочется обнять».[11] И вот ужу опять ширятся в душе романтические чувства и готовая вспыхнуть любовь. «Снова в сердце ничем не умеришь / До ланит восходящую кровь, / И душою подкупленной веришь / Что, как мир, бесконечна любовь».[12] И подъем этих чувств сродни токами высвобождаемой энергии природы. «как дышит грудь свежо и емко – / Слова не выразят ничьи! / Как по оврагам в полдень громко / на пену прядают ручьи!».[13]

Таков круговорот природы и откликов душевных переживаний наполняет статичный ракурс непосредственной натуры вдохновенным художественным ее преображением до самых высоких человеческих чувств, присущих и обычному человеку, и рафинированному ценителю пейзажной эстетики.

Времена года А.А. Фета пышут кипучей радостью удивления, вдохновения и отражения природы в ее текучей, постоянно изменчивой взаимосвязи с космическим бытием и циклической сменой состояний. И осень в душе и весна в настроении и летний пыл и зимняя хладнокровность – все откликается, соединяется и обобщается в транслируемых образах художественно-чувственного отражения дуалистичной связи природных перемен и душевных изменений человека.

Картины природного бытия в стихах А.А. Фета предстают во множестве преломлений увиденного в яви и внутреннем умозрении того, что пробуждает в душе лирическую поэтическую мелодию кружения чудных мгновений прекрасного, в которой за пушкинской формулой гения чистой красоты следуют «и божество и вдохновение/и жизнь и слезы и любовь…».

57. Георгий Саруханян, выпускник 15-й Гимназии. Кострома

Двести лет!!! Двести лет? Двести лет…

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймет ли он, чем ты живешь?

Мысль изреченная есть ложь.

Взрывая, возмутишь ключи, —

Питайся ими — и молчи.

Лишь жить в себе самом умей —

Есть целый мир в душе твоей

Таинственно-волшебных дум;

Их оглушит наружный шум,

Дневные разгонят лучи, —

Внимай их пенью — и молчи.

Ф.И.Тютчев

«Я тебя люблю» — после стольких лет существования человечество ещё не разучилось произносить эти слова. Многие говорят их с особым чувством, волнением и интонацией и слушивают их так же, по-особенному. Говоря «люблю» конкретному лицу, люди вкладывают в это слово не только всю нежность, страсть и заботу, которой готовы одарить человека, но и своё естество — самих себя, если хотите. Никакой материальный дар не идёт в сравнение с раскрытой душой. Гораздо проще сходить в магазин и купить приятную на вид безделушку, чем признаться в своих чувствах. И вот произнесены заветные слова, и подарено твоё «Я» в первый раз, затем во второй, третий, четвёртый и так далее. Тут как нельзя кстати подходит выражение «даренное не передаривают». Для многих признание в чувствах стало обыденным пустословием, и мало кто понимает его значение. Возможно ли воспринимать всерьёз восьмое по счёту признание в любви, словно оно произнесено в первый раз? Нельзя разбрасываться этими словами, как и нельзя «любить» по-пустому. От человека, раздаривавшего себя каждому, в итоге мало что остаётся. Любовь должна быть единственной и неповторимой. Может показаться, что и нет такого единичного и вечного чувства, а все-таки оно есть, и примеров тому — множество. Такой любовью восхищались и жили, в том числе и великий поэт Афанасий Афанасьевич Фет.

Пятого декабря 1820 года в Мценском уезде родился человек, сначала потерявший, а затем вернувший себе фамилию; на протяжении пятидесяти лет сочинявший стихи и переводивший произведения иностранных авторов, бесконечно любивший… Афанасий Афанасьевич Фет… Являясь ярким представителем романтизма в литературе, он писал о природе и о человеческом счастье, восхваляя красоту первого и необходимость второго. Поэт-лирик, Фет не был бы собой, если бы не обращался к теме любви, занимавшей важное место не только в творчестве, но и в жизни автора. Но какой была эта любовь?
«Шёпот, робкое дыханье…» — этими словами начинается одно из самых известных стихотворений Фета. Посвящено оно девушке, которая покорила сердце поэта и память о которой он хранил вплоть до последнего своего дня. С Марией Лазич, дочерью обедневшего генерала, Фет познакомился в 1848 году во время службы. В молодой девушке, с юных лет зачитывавшейся стихами поэта, Фет разглядел родственную душу и друга, с полуслова понимавшего его. Дни, которые молодые люди проводили вместе, казались влюблённым бесконечно прекрасными, тогда как разлука, даже непродолжительная, казалась каждый раз бесконечной пропастью между ними. Своему другу, Ивану Борисову, Фет писал: «Я ждал женщины, которая поймёт меня, — и дождался её». В стихотворении говорится всего лишь об одном свидании, но оно описано так, что способно передать все те чувства, которые испытывали друг к другу влюблённые. Действие разворачивается ночью, когда чувства и переживания максимально усилены:

Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца,

Ряд волшебных изменений

Милого лица…

Лирический герой и его возлюбленная, преисполненные нежности, наслаждаются каждой минутой этой встречи. Но все в этом мире однажды подходит к концу, как и ночь, сменяющаяся ранним утром. Рассвет прерывает и шёпот, и робкое дыханье и даёт героям понять, что настало время для расставания:

В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря,

И лобзания, и слезы,

И заря, заря!..

Но подобна ли любовь Фета и Лазич ночи, подходящей к концу и сменяющейся утром?

Однажды Мария сказала Фету: «Я не устаю благодарить небо за то, что послало мне встречу с Вами. И все же не понимаю, отчего Вы — университетски образованный человек, утонченный поэт — решили поступить на военную службу, которая, как я чувствую, столь обременительна для Вас?» Что мог ответить молодой человек? Долгие годы он стремился получить дворянский титул, потерянный из-за опрометчивых поступков собственных родителей. Служба в армии могла бы помочь поэту добиться желаемого, но она не решала финансового вопроса, тяжелым грузом лежавшего на плечах Фета. И брак с Марией не способствовал этому: девушка сама была небогата. Нерешительность и нежелание разбивать девушке сердце мучили Фета. Два года отношений зашли в тупик, брак был невозможен, но окружающие ждали помолвки, которая так и не состоялась. Фет решился на разрыв, на его сообщение об этом Мария ответила следующим: «Если мы перестанем видеться, моя жизнь превратится в бессмысленную пустыню, в которой я погибну, принесу никому не нужную жертву». Но поэт остался холоден и прагматичен, не осознавая, чем чревато принятое им решение. Весной 1850, обременённая тоской и печалью, Мария Лазич скончалась в результате несчастного случая. Девушка случайно (случайно ли?) уронила лампу, которая в итоге воспламенила платье, оставив множество ожогов. Последние слова Марии Лазич были: «Он не виноват, — а я…» Это событие очень сильно отразилось на А.А. Фете. Чувство вины и тоска по умершей будут преследовать поэта до конца жизни.

Опустошенность и печаль, поселившиеся в сердце поэта после смерти Марии, вылились в удивительные строки стихотворения «Ты отстрадала, я ещё страдаю». Первые слова говорят о тяжелой ноше, которая давит, не дает вздохнуть лирическому герою. Кому сейчас легче, лучше? Лирический герой не видит смысла в дальнейшей жизни. Смерть стала избавлением для девушки, а герой, терзаемый сомнениями, продолжает жить горько и безрадостно:

Ты отстрадала, я ещё страдаю,

Сомнением мне суждено дышать…

Герой перестал жить настоящим — воспоминания стали заменять ему реальность:

А был рассвет! Я помню, вспоминаю

Язык любви, цветов, ночных лучей…

Завершается стихотворение признанием лирического героя, в котором мы видим желание как можно скорее воссоединиться со своей возлюбленной уже в загробной жизни:

Завидно мне безмолвие твоё,

И, не судя ни тупости, ни злобы,

Скорей, скорей в твоё небытие!

Смерть Марии Лазич оставила глубокую рану в душе поэта, но она не сломила его. Спустя семь лет после трагедии А.А. Фет женился на Марии Петровне Боткиной, обладательнице крупного состояния. С ней Фет смог найти семейное счастье и уют. Но пламя, зажженное ещё во времена юности, продолжало гореть ярким светом, пробуждая воспоминания, которые оставила после себя Мария Лазич. Уже в преклонном возрасте, спустя много лет, поэт не переставал писать о той искренней любви, которую когда-то испытал. Апофеозом этой любви стало стихотворение «Нет, я не изменил. До старости глубокой…», написанное спустя тридцать семь лет после смерти Марии Лазич, в 1887 году, когда Фету было уже 67 лет. В нем лирический герой заявляет, что на склоне лет все ещё предан девушке, которой уже давно нет в живых. Но пока живы воспоминания, герой чувствует неразрывную связь с возлюбленной, и единственная преграда между ними — это могила:

Хоть память и твердит, что между нас могила,

Хоть каждый день бреду томительно к другой, —

Не в силах верить я, чтоб ты меня забыла,

Когда ты здесь, передо мной.

Образ девушки, так рано и трагически ушедшей из жизни, стал вдохновением для поэта на многие годы. Даже в преклонном возрасте поэт все ещё тосковал по верному другу и возлюбленной. Наглядно пред нами предстаёт та вечная любовь, которая кажется такой невозможной и недосягаемой. Она тяжёлая и горькая, но тем не менее, счастливая уже тем, что даёт нам, потомкам, надежду на то, что и сами мы сможем повстречать ту единственную любовь, которую нужно будет не упустить и не отпускать.

56. Галина Щербова, поэт, прозаик, критик. Москва

Портреты в тени

Поразительно, что боль несправедливости, тяжкой обиды, нанесённой самолюбию и гордости Афанасия Фета, когда он был лишён дворянского титула, не отразились на его стихах – не сделали страдание их главной темой.

Стремление к возвращению дворянского титула имело, кроме прочих, цель доказать реальными заслугами, сколь крут был поворот судьбы, исключившей из высшего сословия того, кто как никто другой мог украсить это сословие своим именем. Русскому дворянству повезло, что поэту было высочайше позволено вернуться в его ряды.

Иду к книжным полкам некогда стройной семейной библиотеки, а теперь разрозненной, – ведь нет уже нужды в бумажной книге, нынче отношения коротки: скачал-прочёл-стёр… Но иду к полкам, потому что на них непременно найдётся сборник Фета. Забыла, как выглядит книга, но знаю, что найду её. И нахожу. Небольшая, в твёрдой обложке палевого цвета: А.А. Фет «Стихотворения», 1978 г. Мордовское книжное издательство, Саранск. Составитель Т.Г. Кириченко. Художник А. Коровина. Пока перелистываю страницы с изящными рисунками, размышляю, откуда в Москву залетела книжка, изданная в Саранске? Отмечаю качество – оформление и полиграфию, а ведь обычный, не подарочный сборник. Радует тираж 150000 экз. Вызывает трепет аккуратно выведенная в уголке разворота фамилия моей матери. Значит, книга была ей дорога, она опасалась потерять её, давая читать другим или мне в школу.

Если Пушкина мы знаем с младенчества, то Фета со школы, где учим наизусть его как бы простые и понятные стихи, без опасения наткнуться на неясность, выйти на опасную глубину или высоту. Кажущаяся открытость поэзии Фета, отсутствие в ней иносказательности, наличие большой доли стихов-картинок, рисующих некий впечатляющий миг, – в обывательском сознании ставит на автора штамп «детский поэт». Интернет рассортировывает Фета прямо-таки по классам: для 1-го, 2-го, 3-го… Изумляет скрупулёзность размежевания – это для семилетних, то – для девятилетних… Изумляет уверенный цинизм и педантизм, с которыми современность разделывается с большим поэтом… Верно, в школе мы учили стихи Фета в младших классах. В старших его уже не вспоминали. Любовная лирика, философские стихи, где так же внятно, как природа, нарисованы сильные чувства, сложные раздумья, для многих навсегда остались за границами познания.

Сборник, найденный на книжных полках, издан в период застоя, но без советского пафоса, ссылок на учителей марксизма-ленинизма, с деликатностью в изложении биографии, с корректными примечаниями. Небольшая книга, обычная для своего времени по тематике и исполнению, сегодня вызывает уважение обстоятельностью, заботливым вниманием к поэту. На 240 страницах собраны лучшие стихотворения, большинство из которых печатались в журналах и газетах, выходили в персональных изданиях при жизни Фета. Стихотворения расположены в хронологическом порядке. Первым идёт знаменитое «На заре ты её не буди…», легко снимая с автора ярлык детского поэта, иллюстрируя мастерство, с каким рассказано о тревогах любви без единого упоминания этого слова, этого чувства. Тема набросана несколькими идеально выверенными штрихами. Так живописцы внушают ученикам, что высшее мастерство – написать огонь, не используя красный цвет.

Фет в поэзии буквален. За каждым словом стоит конкретный смысл. Череда смыслов составляет образ, событие, настроение. Буквальность, то есть однозначность, определённость, – ни в коем случае не банальность. У Фета есть фактура, есть акценты и есть великолепные открытия. Но самое главное, чем он отличается от других прекрасных поэтов, – способность так точно и бесхитростно обрисовать впечатление, высказать мысль, что вдруг понимаешь: теперь об этом невозможно сказать другими словами. Все попытки будут лишены той совершенной естественности, которой обладает язык Фета.

Фрагмент стихотворения «Это утро, радость эта…» как раз иллюстрирует высказанное мнение. Стихотворение посвящено перечню весенних примет и заканчивается словами:

…Эта мгла и жар постели,

Эта дробь и эти трели,

Это всё – весна.

Что тут, кроме очевидной буквальности? Многое. В первой из приведённых строк ключевое слово «мгла» стоит в ряду с устойчивой связкой: «жар постели». Выбор слова «мгла» в данном контексте – абсолютное решение, мгла – самая подходящая субстанция для всего, творящегося весной и представляющего собой временное затмение здравомыслия по аналогии с затмением солнца. Именно мгла окутывает события весны, включая и дневные. Во второй строчке замечательно слово «дробь», которое разом охватывает все неистовые содрогания живого мира – от волнений тела до вибраций голоса, от ударов дождя до стука пульса. Два обычных слова превращают обычное описание в поэтическое. Заменив их другими, которые здесь сами напрашиваются, получим банальность.

У Фета много известнейших стихов, но остановлюсь на том единственном, которое отмечено матерью в найденном сборнике. Вероятно, она выбрала его, найдя созвучным каким-то воспоминаниям. Стихотворение вошло в издание Фета 1863 года, в журналах не публиковалось.

Свеча нагорела. Портреты в тени.

        Сидишь прилежно и скромно ты.

Старушке зевнулось. По окнам огни

        Прошли в те дальние комнаты.

Никак комара не прогонишь ты прочь, —

       Поёт и к свету всё просится.

Взглянуть ты не смеешь на лунную ночь,

       Куда душа переносится.

Подкрался, быть может, и смотрит в окно?

      Увидит мать – догадается;

Нет, верно, у старого клёна давно

      Стоит в тени, дожидается.

Стихотворение нетипичное для Фета, склонного к песенности, плавности речи. Смелая рифмовка «скромно ты» – «комнаты» и сегодня воспринимается как поэтическая раскрепощённость. Перед глазами предстаёт зала в дворянском доме, поздний вечер, весенний или летний, на что указывает важная деталь – комар, которому влюблённая девушка уделяет чрезмерное внимание, отвлекая старушку. Сценка где-то имеет начало, где-то получит завершение, но будучи озвученной частицей некоего спектакля, восхищает композиционной законченностью.

Слова «Портреты в тени» внешне не акцентированы, но глубоко значимы. Едва сквозит, но не может остаться незамеченным, горький намёк на отнятое у поэта дворянство. Здесь тихая зависть к человеку, имеющему титул естественно, по сути, незаслуженно. До того, как в 1873 году выйдет высочайший указ о «присоединении отставного гвардии штаб-ротмистра Аф. Аф. Фета к роду отца его Шеншина, со всеми правами, званию и роду его принадлежащими» пройдёт ещё 10 долгих лет. Вот тогда и выйдут из тени портреты предков дворянина Афанасия Афанасьевича Шеншина.

55. Дмитрий Овчинников, литератор. Новосибирск

Афанасий Фет и великий князь Константин Константинович

Имя великого русского поэта Афанасия Фета давно и прочно вошло в историю отечественной литературы, и, шире, отечественной культуры. Ещё при жизни он был зачислен восторженными современниками в ряды классиков, его имя стало олицетворением подлинной гениальности, а его лучшие стихотворения воспринимались как вершина изящной словесности.

Поэзия Фета высоко ценилась самыми разными слоями общества, представители которых находили в её неисчерпаемой сокровищнице то, то было созвучно их настроениям, чувствам, личным, душевным переживаниям. Были среди его поклонников и неординарные, исключительные личности. Уже под занавес своего жизненного и творческого пути Фету посчастливилось завязать близкое знакомство с одним из таких людей – великим князем Константином Константиновичем. А отчасти и оказать определённое влияние на творческое становление молодого августейшего поэта.
Константин Константинович приходился вторым сыном великому князю Константину Николаевичу, младшему брату императора Александра II. Со времён Екатерины II он был, пожалуй, первым представителем царствующего Дома Романовых, который занимался серьёзным литературным творчеством, имевшим определённую художественную значимость и завоевавшим довольно значительную известность и признание в обществе. К концу XX в. поэта под псевдонимом К.Р. знала, без преувеличения, вся читающая Россия. В начале 80-х гг. его произведения начинают публиковаться в различных печатных изданиях, в 1886 г. выходит его первый сборник стихов. В последующие годы он выпустил ещё три аналогичных сборника.

Впервые основательно с поэзией Фета августейший начинающий стихотворец познакомился в начале 80-х гг., о чём, в частности, свидетельствует запись в его дневнике: «Я взял стихотворения Фета, есть прекрасные, есть и бессмысленные» (30 июня 1882 г.). Надо отметить, что Фет был знаком с некоторыми стихотворениями К.Р. ещё до выхода его первого сборника, в частности, благодаря публикациям в газете «Новое время». Уже в самом конце 1886 г. великий князь написал Фету письмо, приложив к нему свою книгу стихов. Вскоре мэтр отечественной лирики ответил своему юному собрату по перу, причём в весьма комплиментарных тонах, отметив, что буквально недавно случайно прочёл в «Новом времени» некоторые стихотворения, «отличающиеся истинным поэтическим порывом и прирождённою потребностью красоты». При этом тогда Фет не знал, что эти стихи принадлежат члену Дома Романовых. Он узнал об этом позднее, от своего друга — философа и поэта В.С.Соловьёва. Поэтому Фет с полным правом мог сказать, что «прежде был побеждён поэтом, чем Великим князем».

Так между 66-летним Фетом и 28-летним К.Р. завязалась переписка, не прекращавшаяся до самой смерти Фета. Время от времени они обменивались и поэтическими посланиями, в которых Фет выражал свою радость от внимания к себе со стороны августейшей особы, которое он уподоблял приходу весны, и чувство благодарности «за жар живительного слова, за юность светлую твою». К.Р., в вою очередь, в своих стихах демонстрировал свой пиетет по отношению к старшему и куда более талантливому корреспонденту:

А ты, испытанный годами,

Неунывающий боец,

Ты, убелённый сединами,

Венчанный славою певец.

Себя же великий князь уподобляет человеку, который, следуя примеру своего наставника и кумира, начинает свой путь в мир большого творчества:

Меня, взращённого судьбою,

В цветах, и в счастье, и любви,

Своей дряхлеющей рукою

На трудный путь благослови.

Их первая личная встреча состоялась в декабре 1887 г., в резиденции К.Р. – Мраморном дворце в Петербурге. Свои впечатления великий князь описал в дневниковой записи от 15.12.1887 г.: «Я увидел перед собой старика с большой седой бородою, немного сгорбленного, с лысиной, во фраке, застёгнутом на несколько пуговиц, и с Анненским крестом на шее. Он говорил медленно, с расстановкой, часто задумываясь».
После личного знакомства двух поэтов духовная близость между ними становится ещё большей, а своё отношение к Фету в этот период К.Р. выразил записью в дневнике от 04.06.1888 г.: «Фет кажется всех мне милей из современных поэтов». Переписка между поэтами становится почти ежедневной. Фет, в целом благосклонно относящийся к творчеству августейшего поэта, изредка журит его за отдельные промахи и помогает добрыми советами. Например, в августе 1891 г. К.Р. пожаловался Фету, что муза уже полгода не посещает его, и Фет послал ему стихотворение, где были и такие строки:

Пускай чредой неутомимой

Теснятся трудовые дни,

Но помним мы, что там незримый

Орган безмолвствует в тени.

Когда затихнут на мгновенье

И блеск, и шум – тогда лови

И мир души, и вдохновенье,

И нам запой слова любви.

54. Яна Тельных, 7 класс МБОУ СШ № 2. Липецк

О творчестве А. А. Фета

Часто бывает, что биография поэта и его творчество находятся в неразрывной связи. Познакомившись с биографией поэта, я поняла, что он был глубоко несчастным человеком. С самого рождения он почувствовал на себе отрицательные стороны того порядка, который существовал в России в то время. Будучи незаконнорожденным ребенком, Фет чувствовал на себе печать глубокого презрения со стороны общества. Он не мог носить фамилию отца, не мог стать его наследником. Казалось бы, такая печальная судьба не могла не отразиться на творчестве поэта. Но подобное предположение неверно.

Рассмотрим творческий путь Фета. Для начала обратим внимание на темы, которые избирает поэт. Вечные нравственные ценности человека волнуют А.А. Фета: любовь к природе, любовь к женщине и любовь к искусству. Все три составляющие объединены словом «любовь», ведь именно с нее все начинается в этом мире.

Одно из самых популярных стихотворений раннего периода творчества Фета – «Я пришёл к тебе с приветом»:

Я пришел к тебе с приветом,

Рассказать, что солнце встало,

Что оно горячим светом

По листам затрепетало;

Рассказать, что лес проснулся,

Весь проснулся, веткой каждой,

Каждой птицей встрепенулся

И весенней полон жаждой;

Рассказать, что с той же страстью,

Как вчера, пришел я снова,

Что душа все так же счастью

И тебе служить готова;

Рассказать, что отовсюду

На меня весельем веет,

Что не знаю сам, что буду

Петь — но только песня зреет.

Стихотворение напоминает гимн любви. Лирический герой пришел рассказать любимой о летнем утре. В первой строфе при помощи метафоры автор пишет о том, что «солнце по листам затрепетало». Оно не обожгло листы, а лишь слегка коснулось их, смывая капельки росы.

Вторая строфа начинается со слова «рассказать». Лексический повтор слова помогает читателю слушать неторопливое повествование лирического героя. Мы видим картину проснувшегося леса. При помощи олицетворения автор показывает нам живое существо. Мы как будто ощущаем «оживление» этого леса. Чувствуем, как он задышал на ветру. Афанасий Афанасьевич снова повторяет любимой слово «проснулся», чтобы убедить ее и нас в том, что утро действительно наступило в лесу.

Третья строфа снова начинается со слова «рассказать». Но этот рассказ будет о чувствах самого лирического героя. Здесь же появляется слово «страсть», которое подчеркивает искренность чувств любящего сердца.

Последняя, четвертая строфа – это продолжение рассказа о любви. Лирический герой счастлив от того, что любит и готов петь этот самый гимн любви еще долго.

Стихотворение мысленно можно разделить на две части. Первая и вторая строфы – это рассказ влюбленного человека о пробуждении природы. Третья и четвертая–рассказ героя о своей любви к женщине. Соединительным звеном является влюбленный человек. Только любовь, по мнению А.А. Фета, окрыляет, вдохновляет и побуждает к действию. С поэтом, конечно, нельзя не согласиться…

Ещё одно стихотворение из числа ранних – лирическая пьеса «Шёпот, робкое дыхание…»:

Шепот, робкое дыханье.

Трели соловья,

Серебро и колыханье

Сонного ручья.

Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца,

Ряд волшебных изменений

Милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря,

И лобзания, и слезы,

И заря, заря!..

Перед нами необычное стихотворение. Все предложения в нем назывные. В них нет действия, нет движения, но в то же самое время оно как будто есть. Поэт рассказывает еще одну историю любви, но, чтобы не спугнуть это чувство, не убрать печать тайны, он немного приоткрывает завесу, не углубляясь в дальнейшие рассуждения.

Картины, которые открываются перед читателем, самые обыкновенные для человека. Мы слышим шепот, затем робкое дыханье. О любви не принято кричать, она любит тишину, разговор в полголоса. Нам показывают это в первой строфе. Затем Фет, будто сам погружаясь в сон любви, ведет читателя к «сонному ручью». Природа вечером отдыхает, наполняется силами, чтобы следующее утро наполнить свежими красками и чтобы влюбленный человек смог еще не раз воскликнуть: «Я пришел к тебе с приветом…» Эпитет «сонный» добавляет краски в пейзаж. Ручей затих и уснул.

Во второй строфе вечерняя природа закрывает влюбленных от посторонних глаз. Свет ночи сменяется тенями. По мнению поэта, они постепенно заполняют все вокруг и даже способны изменить «милое лицо».

В третьей строфе ещё одна пейзажная зарисовка. Перед нами ночь, сменяющаяся силой нового дня. Тучи ночью становятся «дымными», переходящими в блеск розы, покрытой утренней росой. А следом вновь влюбленная пара, встречающая новый день.

Сила любви и сила природы в стихотворениях А.А. Фета сосуществуют. Одно без другого просто не может быть.

Фету нравилась реальность. Но просто реалистом его трудно назвать, замечая, как он стремится к грёзам в поэзии, снам и интуитивным действиям души. Фет писал о красоте, которую можно найти и в повседневной жизни.

Характер и атмосфера лирических переживаний у Фета зависят от природы. Смена времён года идёт от весны до весны. То же самое происходит в движении чувств у Фета: с необходимым, с неизбежным возвращением. В сборнике (1850 г.) на первое место выделен цикл «Снега». Одно из стихотворений, вошедших в этот сборник, — «Печальная берёза…»:

Печальная берёза

У моего окна,

И прихотью мороза

Разубрана она.

Как гроздья винограда,

Ветвей концы висят, —

И радостен для взгляда

Весь траурный наряд.

Люблю игру денницы

Я замечать на ней,

И жаль мне, если птицы

Стряхнут красу ветвей.

Зима ассоциируется у поэта с нотками грусти. Обратим внимание на первую строчку. Береза «печальная», ее «разубрал» мороз по своей прихоти. Она, кажется, совсем не рада тому, что на ней красиво лежит иней. Наверное, поэтому поэт выбирает для наряда слово «траурный». Белый саван, цвет смерти и трагедии. Но удивительно в этом стихотворении другое. Лирический герой испытывает совершенно другие чувства, глядя на березу. Его взгляд радостен. Зимний наряд природы притягивает взоры и на память приходят темные силуэты деревьев осенью, преображающиеся зимой. Заканчивается стихотворение совсем не грустными нотами. Лирический герой, любуясь зимним убором березы, боится, что птицы могут «стряхнуть красу ветвей».

Зимний цикл Фета многомотивен: рассказывает и о печальной березе в зимнем одеянии, и о том, как «ночь светла, мороз сияет» и «на двойном стекле узоры начертил мороз». Снежные равнины влекут поэта. Он признаётся в любви к зимнему пейзажу. У Фета в стихах преобладает сияющая зима, в колючем блеске солнца, в бриллиантах снежинок и снежных искр, в хрустале сосулек, в серебристом пуху заиндевелых ресниц. Здесь природа сама одухотворяет и просветляет личность.

Фет вслед за Пушкиным воспел русскую природу. Благодаря деревенскому пейзажу и сценкам народной жизни, которые звучат в стихах поэта, мы любуемся пейзажными зарисовками всех времён года. Наверное, именно любовь помогает поэту преодолеть различные жизненные трудности, которые встречались на его жизненном пути. Поэтому и не найдем мы в лирике А.А. Фета даже намека на призрачную суетность этого мира.

53. Анатолий Бирюков, краевед. Село Кромское, Фатежский район, Курская область

Курские корни Афанасия Фета

Фатежский уезд Курской губернии, расположенный на границе с Орловской областью, был самым северным и самым маленьким из всех территориальных образований курского края. Несмотря на довольно крупные по современным представлениям размеры. 246 тысяч десятин или 2362,4 квадратные версты. В советскую эпоху из населенных пунктов бывшего Фатежского уезда был выделен Поныровский район и переданы десятки других сельских образований в состав Конышевского, Железногорского, Золотухинского, Курского и Октябрьского районов Курской области.

Значительная часть земель фатежского края находилась во владении дворянской династии Шеншиных, ярким представителем которой стал знаменитый русский поэт Афанасий Афанасьевич Фет (23.11.1820 – 21.11.1892). Близость ли фатежских угодий с орловскими владениями, или плодородные качества курского чернозема определили приоритет в приобретении земельных участков представителями рода Шеншиных, но на протяжении двух с половиной столетий орловские дворяне деятельно скупали латифундии фатежских помещиков.

Возможно, на активное вложения свободных капиталов в сельское хозяйство, даже в период интенсивного развития капиталистических отношений в России, Шеншиных подвигло их крестьянское происхождение, генетическая предрасположенность к сельскому труду и деревенскому быту.

Ведь фамилия Шеншин прямо свидетельствует о своем происхождение из числа «черного сословия». Шенша, или Сеньша, или Сенька – это уничижительное произнесение христианского имени Симеон (Семен), которое умышленно допускалось представителями высшего общества в отношении бесправных, зависимых от различных жизненных обстоятельств, людей.

Изображение единорога на фамильном гербе, которое сами представители династии связывают с историей своего «шведского» происхождения, прямое указание на то, что предки Шеншиных были служивыми людьми при дворе русских правителей. Фигура единорога получила широкое распространение в европейской геральдике с XVI века и использовалась на Руси на печатях Ивана Грозного. Вероятнее всего, именно из числа служителей двора царя Иоанна Васильевича произошло становление знаменитой династии легендарного Шеньши, а не прибыло через Польшу из Скандинавии, как утверждает официальная история рода. Иметь заграничные корни для российских дворян было также модно, как для сиятельных князей вести свою родословную от легендарного Рюрика.

Изображение единорога в герольдии символизирует свободу, что также трактуется в пользу версии о бывшей личностной зависимости предков ныне всемирно известной династии.

Первым из Шеншиных в документальных источниках упоминается некто Самойла, живший в конце XV- начале XVI веков. Именно от него будем отталкиваться и мы, при составлении династической росписи Шеншиных, считая самого Афанасия Афанасьевича Фета потомком славного рода в тринадцатом поколении. Среди самойловских потомков известны такие выдающиеся военные деятели, как Григорий Иванович Шеншин — третий воевода восьмого полка правой руки русских войск при Казанском походе в 1544 году, Артемий Васильевич Шеншин — военный голова в городе Белеве в 1616 году. А мценский городовой дворянин Андрей Артемьевич Шеншин, уже напрямую связан с историей курского края, будучи в 1646 году военным руководителем Большого полка в Белгороде.

Правнук белгородского воеводы – подпоручик Андрей Григорьевич Шеншин (1711 г.р.), находился в военной службе с 1731 года. Выйдя в отставку, женился на фатежской дворянке Поздняковой, приобретя в качестве свадебного приданого значительные поместья в селе Ореховая Рудка (Шуклино). В 1779 году в новообразованном Фатежском уезде чете Шеншиных принадлежали сто шестьдесят два частновладельческих крестьянских двора. Их сын Николай Андреевич Шеншин (1756 г.р.) российский корнет, наследовал шуклинское поместье, но предпочел проживать в столицах.

Более представительной в Фатежском крае была вторая ветвь курской династии рода Шеншиных, члены которой проживали преимущественно в Игинской волости. Родоначальниками этой ветви династии стал стряпчий (1672-1692) Иуда Ермолаевич Шеншин. Он имел троих сыновей, один из которых секунд-майор Ефим Иудович предприимчиво владел землями Орловского и Новосильского уездов, а также поместьями Рыльского уезда Курской губернии.

Внук Ефима – Илья Афанасьевич Шеншин женился на фатежской помещице Наталье Львовне Пальчиковой. Имея шестерых сыновей и трех дочерей, чета стала основоположницей большого рода фатежских землевладельцев. Их старший сын армейский ротмистр Афанасий Ильич Шеншин женился на фатежской помещице Наталье Андреевне Кологривовой и проживал в селе Ясенок, имея во владении сорок душ крепостных крестьян.

Второй сын Лев Ильич Шеншин, женившись на фатежской дворянке Анне Афанасьевне, занялся поместьем, приумножив доставшуюся ему по наследству вотчину из стрехсот пятидесяти крепостных крестьян в селах Солдатское, Шахово и Ясенки. 15 января 1804 года Лев Ильич поступил на гражданскую службу в должности фатежского земского исправника. Трижды: в 1835, 1837 и 1840 годах фатежские дворяне избирали его своим предводителем. 20 ноября 1837 года Лев Ильич был удостоен личной благодарности Императора Николая I.

Потомки ротмистра Афанасия Ильича Шеншина поселились в уездном городке Фатеже. Павел Афанасьевич Шеншин (1825-1870), выйдя в отставку в чине капитана корпуса жандармов, поселился в деревне Путчина Игинской волости Фатежского уезда. В 1863 году ему принадлежали семьдесят два временнообязанных крестьянина и сто шестьдесят девять десятин усадебной земли. Его сын подпоручик Михаил Павлович Шеншин рано ушел из жизни, как и внук Федор (1881-1884). Вдова Михаила Павловича — Александра Петровна Шеншина преподавала в Фатежской женской прогимназии вместе с матерью композитора Георгия Васильевича Свиридова – Елизаветой Ивановной Чаплыгиной. Обе женщины были хорошо знакомы и находились в приятельских отношениях.

Тепло дружила с семьей Свиридовых и дочь Павла Афанасьевича – Елизавета Павловна Шеншина (1877 г.р.), проживавшая в собственном доме на улице Веселой города Фатежа. Можно сказать, что маленький Юра Свиридов вырос на руках представительницы династии Шеншиных – Фетов. Елизавета Павловна прожила долгую жизнь и скончалась в 1950-х годах в городе Фатеже. К сожалению, могилы представителей династии в городе Фатеже и селе Солдатское Фатежского уезда в настоящее время утрачены.

Не сохранилось и следов дворянских усадеб Шеншиных в Фатежском уезде. Хотя один из населенных пунктов в местах интенсивного проживания представителей династии в селе Солдатское сохранил название Шаншинка.

Прямые родственники Афанасия Афанасьевича Фета также оставили свой след на фатежско-курской земле. Стольник Афанасий Семенович Шеншин (9 колено от Самойлы), прапрадед русского поэта, наряду с имениями на территории будущего Мценского уезда Орловской губернии, имел земли в селе Степановка Рыльского уезда и в селе Жданово Фатежского уезда Курской губернии. Его дочь Анна вышла замуж за курского дворянина Ивана Петровича Анненкова. Внучки Татьяна Петровна Трубникова и Пелагея Петровна Кривцова (родные сестры деда поэта Неофита Петровича) также имели земельные угодья в курском крае.

Троюродный брат Фета – действительный статский советник Николай Иванович Шеншин приобрел 17 июля 1801 года имение в деревне Злобина Фатежской округи (тридцать душ крепостных крестьян мужского пола и шестьдесят десятин земли) за две тысячи рублей у капитана Дмитрия Сергеевича Сомова.

52. Марина Клейн, писатель, редактор. Москва

Разрушенный мир Фета

Афанасий Фет запал мне в душу еще в школе, когда спас от провала на небольшом экзамене. Я пришла на занятия после череды пропусков и, по общему мнению, очень не вовремя: урок литературы оказался итоговым испытанием за весь год. Ученики тянули билетики со стихотворениями. Все их нужно было выучить дома, и теперь, в час икс, быстро повторить попавшееся и рассказать наизусть.

Я не подготовилась, но терять было нечего. Стихи всегда запоминались с лету — вдруг выпадет что-то знакомое или просто легкое. Взяла билетик. «Шепот, робкое дыханье, трели соловья…» До смешного маленькое стихотворение, безглагольное, гипнотизирующее, похожее на заклинание. Понадобилось три минуты, чтобы выучить его, рассказать и получить пятерку.

Тут бы и делу конец, да только «Шепот», попав однажды в память, прочно там поселился. В двенадцати коротких строчках — многообразие звуков, видений, ощущений, эмоций. Ничего сверхъестественного — соловей, ручей, заря, — и в то же время — сцена потрясающей глубины. Хочется сказать, что стих переносит в другой мир, да только мир — наш, все здесь, вокруг, но не каждому дано увидеть и прочувствовать его так, как это удавалось Фету. Он поделился своим восприятием через слова — когда повторяешь их, сразу обостряются чувства; слишком громкий щебет птиц за окном вызывает уже не раздражение, а трепет, обычное шуршание бегущей воды превращается в музыку… Все под их действием приобретает глубокий лирический оттенок, настолько сильно собственное чувство Фета, которое свободно перетекало в его творчество.

В юном возрасте не хотелось углубляться в историю создания стихотворения, причины его появления: воображение рисовало свои зыбкие образы, волнующие и сладко тревожные, и выстраивало вокруг них прочную ограду. Но потом захотелось ясности; закрывать глаза на биографию поэта стало невозможно, ограда рухнула, и «свет ночной» наконец пробился сквозь тучи: за шепотом и робким дыханием показался призрак Марии Лазич. Незатейливые строки сразу приобрели трагический оттенок…

Жизнь каждого человека, стоит только пристально на нее взглянуть, полна удивительных событий и совпадений, однако история Фета не просто интересна, она кажется сошедшей со страниц художественного романа. Не вполне ясные обстоятельства его рождения, потеря фамилии и дворянского титула, отчаянная борьба за то, чтобы вернуть их — уже это могло бы обеспечить увлекательный сюжет. Но судьбы Фета коснулась еще и любовь, чистая и необыкновенно сильная, из тех, что на всю жизнь, окрашенная зловещими багровыми цветами и непонятая многими его современниками.

Фету не было тридцати, когда военная служба, на которую он поступил после университета, занесла его в Херсонскую губернию. Там он и встретил Марию Лазич. Девушка была хорошо образованна, умела вести разговор и любила стихи поэта, который с юных лет печатался в журналах. Между ними сразу возникла симпатия. Фет говорил, что Мария понимает его, как никто другой. Она быстро завладела его сердцем.

Несмотря на это, поэт не спешил связывать себя узами брака. Прежде всего ему хотелось вернуть себе отцовское имение и устроить свою жизнь. Мария в этом смысле не была выгодной партией — ее отец был отставным генералом, семья жила небогато. Фет понимал: он должен поступить честно и разорвать отношения. Но как это было сложно! Мария, со своей стороны, никак не помогала — она знала, что он не женится на ней, и все же умоляла не разрывать их духовную связь. Даже когда они объяснились и расстались, продолжали писать друг другу письма. Ими Мария дорожила больше всего на свете.

Фет пытался избегать личных встреч, но однажды они увиделись вновь — двое влюбленных, убежденных, что созданы друг для друга, и знающих заранее, что ничего не будет. «Восторженная наша встреча не повела ни к какой развязке, а только отозвалась на нас еще более тяжкою и безнадежною болью», — писал Фет.

Это случилось весной, а уже осенью поэт был сражен известием о смерти своей возлюбленной. Ее убил огонь. Из-за нелепой случайности загорелось платье, Мария в панике выбежала на балкон, и порыв свежего воздуха раздул пламя. В это мгновение боли и ужаса она крикнула младшей сестре: «Береги письма!..»

Вскоре подоспела помощь, но к тому времени Мария сильно обгорела. Прежде чем пришла смерть, девушка несколько дней провела в страшных мучениях.

Существовало два Фета — один жил до этой трагедии, другой — после, один был полон любви и надежд, другой подавлен чувством вины и пониманием, что счастья в этой жизни ему уже не найти.

Неспешной рекой текли годы. Фет писал и публиковал стихи. Он женился на другой Марии, но едва ли любил ее хотя бы вполовину так сильно. Приобрел имение. Наконец вернул фамилию и титул. Но призрак Марии Лазич всегда был с ним, она не оставляла его до последнего, и в стихах семидесятилетнего поэта по-прежнему бурлила любовь. Коллеги и критики недоумевали: откуда на закате лет столько чувств? Кто-то даже упрекал его, говоря, что это попросту смешно, если не неприлично.

Им было невдомек, что долгих сорок лет Фет нес в себе любовь к девушке, так рано и так трагически ушедшей из жизни. В той или иной степени она отражается почти в каждом его стихотворении, написанном после рокового 1851 года — года их последней встречи, года, когда был разрушен идеальный мир Фета, как он сам написал в одном из своих писем. Но это разрушение породило новую, дивную поэтическую вселенную, в которой продолжает слышаться шепот Марии.

51. Алексей Миронов, доцент кафедры технологий художественного образования Нижнетагильского государственного социально-педагогического института. Нижний Тагил

Фет как предложение к паузе

Лирика Афанасия Фета всегда есть некое предложение. Именно предложение, а не приглашение. Поэт не приглашает нас в мир своей музыкальной образности, полной прекрасных и грустных переживаний, он предлагает нам остановиться и решить: идти или не идти. Стоишь и думаешь, зачем тебе это нужно… Все эти с виду хрестоматийные ряды образов вроде бы так известны и понятны. Никакой гражданственности, политики, социальных переживаний, сплошное чистое искусство «и заря, заря».

Стихотворения Фета предлагают провести с ними незримую работу. И работу эту нужно провести прежде всего над собой. Если этого не сделать, Фет так и останется автором синглов «Шопот. Робкое дыханье…» и «На заре ты ее не буди…». И только. Именно эти тексты и читаются порой с душевной азартностью и лирической инертностью. Визитка поэта остается всего лишь визиткой поэта.

Живой и всепроникающий Фет возможен именно при остановке, а не при марафонском читательском забеге. Фет есть сплошная остановка в пути и некий огляд по сторонам и в себя. Фет есть пауза в череде повседневных событий.

При этом на паузу может тебя поставить даже одно единственное слово. В совсем уже позднем стихотворении «На качелях» (1890), ставшем некогда объектом критических насмешек над поэтом, вся динамика события замирает в первой же строфе: «И опять в полумраке ночном / Средь веревок, натянутых туго, / На доске этой шаткой вдвоем / Мы стоим и бросаем друг друга». Влюбленные лихо качаются на качелях, бросая, отталкивая друг друга то вверх, «к вершине лесной», то вниз. Однако этот счастливый момент напоминает о зыбкости обреченного счастья. Каждый миг мы «стоим и бросаем друг друга» в этой жизни, движемся к неизбежному расставанию. Этот текст написан спустя сорок лет после гибели Марии Лазич, той, что недолго стояла с поэтом на «шаткой доске».

Конечно, у каждого читателя своя цепочка постфетовских ассоциаций. Она может привести к стихотворению В. Набокова «Ласточка», где влюбленные клянутся навсегда запомнить пролетающую над мостом ласточку («До завтра, навеки, до гроба – / однажды на старом мосту») и плачут. Или вот – А. Вознесенский («Нас с тобой никто не расколет. / Но когда тебя обнимаю – / обнимаю с такой тоскою, / будто кто-то тебя отнимает»). А может, и Б. Рыжий («и мы с тобой умрем не ближе – / как это грустно, дорогая»), как бы переворачивающий финал фетовского стихотворения («Но и жизнью играть нам вдвоем / – Это счастье, моя дорогая!»). Счастье и горе, радость и грусть здесь идут рука об руку. Не случайно в стихотворении Б. Рыжего, посвященном «Фантазии» Фета, звучат такие строки: «О, как интонации схожи / у счастья и горя, друзья».

Фет как упоминание встречается во многих поэтических текстах двадцатого столетия (А. Блок, О. Мандельштам, В. Маяковский, Н. Рубцов, А. Кушнер, Д. Самойлов, Е. Евтушенко, Л. Лосев, С. Гандлевский, А. Еременко, Б. Кенжеев, Т. Кибиров, Ю. Кублановский, Б. Рыжий…). Очень бережно и трепетно относится к поэту А. Кушнер («И когда на ветру молодые кусты / Оживут, заслоняя тенями тропинку, / Кто б пылинку смахнул у него с бороды, / С рукава его преданно сдунул соринку?»), пытаясь пройти через ощущения Фета, лежащего на стоге сена («Стог»). Л. Лосев видит фетовские образы в нашей повседневности как бытовой, так и поэтической («Уж не тень заката, / а от тени тень / увела куда-то / стылый этот день. // Краденый у Фета / нежный сей товар / втоптан, как конфета, / в снежный тротуар»). В поэзии Фет упоминается в разных контекстах, но именно как некая пауза, предлагающая поэтам остановиться. Даже у В. Маяковского в «Надоело» Фет – это пауза! Фет как пауза. Фет как повод самого себя подумать.

Такими же остановками Фет является и в кинематографических сюжетах. Самый классический вариант – экранизация рассказа И.А. Бунина «Холодная осень» (реж. И. Максимчук, 1990; реж. Л. Цуцульковский, 1994), где само название является цитированием фетовского стиха. Герои фильмов цитируют Фета в промежуточных ситуациях покоя и тихой радости («Двенадцать стульев» (реж.М.Захаров, 1976), «По семейным обстоятельствам» (реж. А. Коренев, 1977), «Старый Новый год» (реж. Н. Ардашников, О. Ефремов, 1980), «Не покидай меня» (реж. А. Франскевич-Лайе, 2014), «СМЕРШ. Умирать приказа не было. Ч.3» (реж. О. Фомин, 2019). А в некоторых случаях – поют («Конфликтная ситуация» (реж. Р. Мурадян, 1981), «Спаси и сохрани» (реж. А. Сокуров, 1989), «Пчелка» (реж. А. Сорокин, 1993), «Главный калибр» (реж. М. Шевчук, 2006).

Однако при всей лиричности Афанасий Фет был весьма живым и неординарным человеком. Чтобы это понять, достаточно почитать его письма. Стиль их весьма интересен и непредсказуем. Где-то он безапелляционно нарушает все каноны эпистолярного жанра (письма к И.И. Введенскому), где-то он иронично вежлив и лирически игрив (письма к Л.Н. Толстому, И.С. Тургеневу). Иногда возникает ощущение, что Фет пишет не письма, а стилистические пародии на письма.

Хотя и сам поэт подвергся изрядному напору поэтических пародий. Чего стоят только сатирические циклы Д.Д. Минаева («Лирические песни с гражданским отливом», «Лирические песни без гражданского отлива») и отдельные его пародийные тексты на Фета. Изобличить «плюшкинскую поэзию» Фета стремились П.А. Медведев, А.П. Сниткин (последний – особенно цинично и жестоко). И все-таки самой изящной пародией можно назвать не тексты этих «товарищей», не тексты В.П. Буренина, Н.А. Вормса, П.В. Шумахера, Н.А. Добролюбова и Н.А. Некрасова, а стихотворение И.С. Тургенева: «Я долго стоял неподвижно / И странные строки читал, / И очень мне дики казались / Те строки, что Фет написал. // Читал… что читал, я не помню, / Какой-то таинственный вздор; / Из рук моих выпала книга, / Не трогал ее я с тех пор».

И хотя Тургенев здесь намекает на бессодержательность лирики Фета, стоит напомнить, что фетовские тексты поныне публикуются преимущественно в редактуре Тургенева. Прочитать собственно фетовскую лирику можно в изданиях, составителем которых являлся В.В. Кожинов, очистивший тексты Фета от тургеневской правки. Тогда некоторые тексты поэта, такие, как «Непогода – осень – куришь…», обретут утраченные строфы и откроются в ином свете.

«Если спросить, как называются все страдания, все горести моей жизни? Я отвечу тогда: имя Фет».

Как будто свет и тень в душе его сомкнулись,

и мысли вдруг невольно встрепенулись…

На лист строки сбежала вязь…

И, может быть, не стал бы он поэтом,

когда б не трепет… пред рассветом

иль мглой, когда душе его тревожной

стать равнодушной было б можно,

тогда бы не родился Фет…

Но он родился!

Его страдания начались с того момента, когда же церковь брак отца с Шарлоттой не признала, что был после рожденья сына заключён. Шеншин был женщиной безумно увлечён, и с ним она в Россию убежала, и сына уже там рожала… И кажется мне на минутку, проклятье мужа Фёта здесь сыграло злую шутку…

И юношу дворянства тотчас же лишили. Недоумение, вопросы с издёвкой, как камнепад, валились на него, когда стало известно, почему он – иностранец Фёт, а не сын Шеншина… Но самым главным было то, что без позора не мог он объяснить свое происхождение… Фет пишет:

Куда ни взгляну я, встречаю везде неудачу,
И тягостно сердцу, что лгать я обязан всечасно…

Задумайтесь, какую Фет испытывать мог боль… Какое же в душе смятенье, он русским мнил себя с рожденья… И был с рожденья дворянин… Теперь же разночинец, иностранец… И должен документ подписывать он был: «К сему иностранец Афанасий Фёт руку приложил».

Но мальчик одарён… Уж в пансионе пишет он стихи. С земной стихией сердце бьётся в унисон. Вот сборник первый вышел, когда студентом был университета: «Лирический пантеон». Ну кто ж не пересёк сей Рубикон? К истории прекрасной тяготеет он: легендам, мифам. Он – Фет, и он далёк от скифов. Но русским вопреки всему считает он себя… Признание тут же получает своего лирического дара, что, безусловно, окрыляло.

Поэт наш мучается постоянно тем, что чувствовал себя неровней. Но выход найден: чин офицерский даст право на дворянство…

Вот год тысяча восемьсот сорок шестой – его в корнеты производят. Всё ближе к цели он подходит…

Но воинский устав с поэзией на сколь совместны? Примеры нам давно известны: был Лермонтов, был Гумилёв и Лев Толстой… Характер здесь родится непростой: упорство в достиженье цели, и честь и мужество… Прибавить надо и немецкую рациональность…

Каким же был, на мой взгляд, Фет? В нём прежде жил всегда поэт, рождённый из страданий и горестей, которых выпало немало…

На исходе лета тысяча восемьсот сорок восьмого служит Афанасий Фет в кирасирском полку на границе Киевской и Херсонской губерний. Однажды он попал в гостеприимный дом бывшего офицера Орденского полка М. И. Петковича. Там бал давали… Таинственно огни свечей дрожали…

И вдруг, как вспышка молнии! Верней – протуберанец!..

Поэта поразила девушка одна, там грацией природной выделялась средь других она и смуглой кожей, и румянцем нежным, и черных роскошью волос… И от волненья сердце Фета замирало…

Всё вокруг и пестро так и шумно,

Но напрасно толпа весела:

Без тебя я тоскую безумно,

Ты улыбку мою унесла.

Писал он в стихотворении «Всё вокруг и пестро так и шумно».

Да, то была она — Мария Лазич, что музою поэта до конца дней стала…

Но участь страшная Марию ожидала. Хоть Фет её боготворил, но всё же он жениться не спешил. Он небогат, да и бедна она – такая выросла между влюблёнными стена. Ни красота, ни шарм и ни талант врождённый, которым Лист однажды поражён был наповал, им обручиться не давал…

Привыкший к действию всегда, Фет письма родственникам пишет, возможно, кто-нибудь услышит и помощью материальной укрепит… В кармане семь рублей всего лежит… На них семью не прокормить… В мученьях наш поэт: как дальше жить?

Так снова злой преследует поэта рок… На бедной девушке жениться он не мог…

Хоть матери чувствительную душу в дар принял, но, как немец, был рационален он… Такие уживались в нём контрасты… Не потому ль так часто в поэзии его встречается оксюморон?..

Страдать! Страдают все, страдает тёмный зверь;

Без упованья, без сознанья,

Но перед ним туда навек закрыта дверь,

Где радость теплится страданья.

(Стихотворение «Муза»).

Отчаявшись, Фет решает «корабли все сжечь». Чтоб разом чувства все пресечь…

В какую пропасть сердце вдруг Марии пало… Оно не билось, не стенало, но, выслушав жестокий приговор, её слова звучали, как укор: коль друг её теперь покинет, жизнь для неё становится пустыней, и ждёт лишь смерть…

Весна. Тысяча восемьсот пятидесятый год. Мертвящий холод обнимал Марию, она жила, как в ледяной пустыне… Вот лампа… Кружатся мотыльки, стремясь к теплу и свету… Но, опалившись, гибли все при этом…

Решая разом прекратить печали, она вскочила, вдруг… лампу уронила… Взметнулось пламя – платьице кисейное горело, огонь пробрался к волосам… И вот, как факел, уж она была, кричала: «Спасите письма неба ради!» Потом четыре дня в мученьях умирала и только вопрошала: «Можно ли на кресте страдать более, чем я?»

То в свет, то в мрак безумно погружаясь, отчаянью пред смертью предаваясь, о нём не забывала ни на миг…

Был Фет известьем потрясён… Вину свою он в этом видит…

В дела наш погружён поэт… Вся жизнь его – борьба за титул дворянский… На тот алтарь кладёт и счастье и любовь…

А через семь лет Афанасий Фет женился… на младшей сестре Василия Боткина (критика) — Марии, богатой наследнице. Два одиночества сошлись, что созданы друг друга понимать… Вот так распорядилась жизнь…

Чего здесь боле? Чувства иль расчёта? В стихах его полно любви и света…

Он первую любовь сквозь всю судьбу пронёс, в поэзии к ней обращаясь часто. О НЕЙ он думал ежечасно:

Встает ласкательно и дружно
Былое счастье и печаль,
И лжет душа, что ей не нужно
Всего, чего глубоко жаль.

Он не привык беспечно к делу относиться… Помещиком он стал примерным, а вскоре мировым судьёй. А через десять лет дворянство получил. И, КАЖЕТСЯ, что жизнь текла спокойно, но сердцу было слишком больно…

И даже смерть его – загадка: по слухам, с жизнью он хотел свести концы – внезапно сердце дало сбой…

И к Лазич он ушёл, с кем вечно был душой…

49. Ольга и Наталья Артёмовы. Курская область

Огни горят

По вечерам за рекой с татарским названием Тускарь рассыпаны огни. Они горят вокруг будановского храма «Всех Святых в земле Российской просиявших», в деревенских окнах. Мы выходим в старый дедовский сад, вглядываемся вдаль, за россыпь цветных домов, за тёмную полоску соснового леса… Где-то там, в деревне 1-ая Воробьёвка, горит свеча в окне двухэтажного дома. Это дом поэта. Дом Фета. Мы соседи во времени и пространстве. И Фета, и нас завораживали красотой овеянные легендами окрестности Коренной Пустыни. И мучительно-сладко перехватывало горло. И мучительно-больно рождались стихи…

Имение в Воробьёвке Фет приобрёл в 1877 году и прожил в нём 15 лет, до самой смерти. Впервые мы побывали в гостях у поэта 6 июля 1986 года на первом Фетовском празднике. Как же давно это было! Помещичий дом, ещё неуверенно-радостно одолевавший забвение, встречал гостей со всей страны. Оставшись без любящего хозяина, он много чего пережил, этот дом. После революции в «дворянском гнезде» находились клуб, сельсовет, общежитие, машинно-тракторная станция, птичник. В годы Великой Отечественной войны в доме величайшего русского поэта орудовали немцы: здесь располагался их штаб. С 1965 года здание было отдано под школу-интернат. С 2010 года усадьба учреждена как филиал Курского областного краеведческого музея.

Давайте переступим порог этого дома. По узкой лестнице поднимемся на второй этаж, в кабинет поэта. В нём фактически нет подлинных вещей Фета. Но Фет здесь. В Воробьёвке «Муза пробудилась от долголетнего сна и стала посещать» поэта так же часто, как на заре жизни. Здесь Фет, «красотою умиленный, зажёг вечерние огни». Именно в воробьёвский период к нему пришло большое признание: первая Пушкинская премия, избрание членом-корреспондентом Академии наук, награждение орденом Анны 1-ой степени. звание камергера. Отсюда потоком шла корреспонденция: к Льву Толстому и его супруге, к Тургеневу, Полонскому, Страхову, к великому князю Константину Константиновичу (поэту К. Р.)… В письмах Фет с нескрываемой гордостью констатирует: «…теперь, слава богу, Орловский, Курский, Воронежский помещик, коннозаводчик и живу в прекрасном имении с великолепной усадьбой и парком… Женат я на родной сестре лейб-медика Боткина… Меня зовут в предводители». Но стихи говорят, что счастья нет. Счастья нет…

Всё далёкий, давнишний мне чудится сад,

Там и звёзды крупней, и сильней аромат,

И ночных благовоний живая волна

Там доходит до сердца, истомы полна…

Нет-нет. Он любит и роскошный воробьёвский сад, где зажигает свечи тургеневский каштан, привезённый из Спасского. Он воспевает великолепный парк с родниками по оврагам и огромный лес. Их красоты остались в фетовском времени. И всё-таки «вечно душистые розы», тронутые первым морозцем георгины, изнывающие от зноя лилии живут в письмах, в бессмертных стихах. «Средь дальней темноты» упорно лепечет фонтан, хотя сегодня от него осталось лишь безъязыкое обрамление. И всё, что кипело здесь, мучилось и рвалось, говорит неповторимым языком Фета. Жизнь бьёт через край!

Вновь Толстой, погружённый в мучительные раздумья, отворачивает лобастую голову от торопящегося выплеснуть свои мысли Фета. И художник Досекин нежно-размыто пишет упавшие в Тускарь деревья. И Соловьёв помогает Фету оживить «мёртвый» язык. И Полонский взбирается на шаткий стульчик, чтобы на притолоке флигеля написать прощальное поэтическое послание…

А выйдешь из барского дома, повернёшься лицом на север и там, в дорожной пыли, кажется, различишь спешащего в поместье гостя. 18 августа 1891 года в Воробьёвку пешком из соседнего села Уколово, где у его брата было имение, пришёл композитор Чайковский. Жена Фета поставила перед ним два букета из отцветающего сада. Великий поэт посвятил великому композитору стихотворение.

Повернёшься к уходящему солнцу – и призывно блеснут вдали купола восстановленного монастыря Коренная Пустынь. Помещик А. А. Шеншин был на его святой земле. Когда после приноса чудотворной иконы Курская Коренная Божией Матери «Знамение» здесь яркой песней взлетала третья по значимости в России ярмарка, Фет вслушивался в её переливы. И в фетовских «Моих воспоминаниях» мы читаем о тех местах, что, пережив революции, войны, разрухи, стоят незыблемо, как богатыри на духовных заставах. Мы ходили в Свободинскую школу мимо обезглавленной колокольни обители, мимо бывшего губернаторского дома, мимо каменных рядов ярмарки… По следам Фета ходили.

В 1864 году в своей поэтической исповеди Фет обронил горькое: «Жизнь пронеслась без явного следа». А мы всё ищем на зыбучих песках времени его следы, всё идём на свет его вечерних огней. Зажглись-то они здесь, на нашей Курской земле, а светят всем.

Да и, нам кажется, в стихотворениях Фета нет привязанности к одному конкретному куску земли. Великому лирику принадлежит мир. Все мы соседи Фета. Ему мало и земли! Ему нужна вся Вселенная: «звёзд золотые ресницы», «месяц молодой на высоте лазури», «отсталых туч… последняя толпа»…

Я загораюсь и горю,

Я порываюсь и парю

В томленьях крайнего усилья

И верю сердцем, что растут

И тотчас в небо унесут

Меня раскинутые крылья,

– эти строки написаны на закате жизни.

Образ – пронзающих подступающую тьму огней – очень важен для Фета. В 1883 году после двадцатилетнего перерыва он выпускает сборник стихотворений – «Вечерние огни». В 1885, 1888, 1891 годах появляются ещё три выпуска. И им Фет даёт то же название – «Вечерние огни». И когда смерть затушила лампаду жизни, словно споря с беспредельностью вечной ночи, вновь воссияли «Вечерние огни». Пятый сборник. В них – искрятся шедевры русской лирики.

Замечали ли вы, что в стихах Фета вообще много пламени? Он – в природе: «Погорев золотыми каймами, разлетелись, как дым, облака». И красавица, приходящая к поэту в густеющих сумерках жизни, «вся в огнях». И мятежная «душа кипит в горниле тела». И в груди задыхающегося от тяжёлой болезни старого измученного страданиями человека, как у небесного серафима, горит «огонь сильней и ярче всей вселенной». Поэт тоже Творец. Но бессмертен ли он, как Бог?

Не жизни жаль с томительным дыханьем,

Что жизнь и смерть? А жаль того огня,

Что просиял над целым мирозданьем,

И в ночь идёт, и плачет, уходя.

Это признание сделано «далёкому другу» А. Л. Бржеской. Она приезжала в Воробьёвку. Фет надеялся, что овдовевшая красавица осветит его последние годы своим присутствием. Для неё приготовили комнаты. И месяц Александра Львовна любовалась красою здешних мест. Потом она уехала. Через три года ушёл из жизни поэт. А огонь всё не уходит в ночь. Всё плачет, и сердца наши разрываются от этой такой понятной, такой родной боли… Наши-то огни уж точно погаснут без следа!

Пристанище поэта. Здесь легко воскресить прошлое, запутать время, вообразить невозможное…

Залитый солнечным светом кабинет. Шаркая, заходит старик слуга:

– Барин! Тут из-за реки, с Долгого, к вам дамы приехали.

Фет вскидывает голову от стихов, что-то кричащего ему из седой античности поэта. Смотрит пристально и строго:

– Какие дамы?

48. Даниил Анфимов, библиотекарь. Санкт-Петербург

О поэзии Фета

Случилось так, что в наше время Афанасий Фет остаётся поэтом, понимаемым не так глубоко, как он того заслуживает. Чаще всего для нас Фет – это один из лириков конца XIX века. Фигура поэта ставится в один ряд с Тютчевым, что в корне не верно. Что же уникального в поэзии Фета? Что заставляет нас вновь и вновь, на протяжении стольких лет, возвращаться к его поэзии? Я попытаюсь разобраться в этих вопросах и представить свою точку зрения.

Для меня Фет – поэт будущего. Его метафизически-запредельный творческий метод предвосхитил собой Серебряный век. Определил направление движения русской поэзии на рубеже веков. Самым верным учеником Фета является Александр Блок, который обогатил образы великого учителя, добавил в них глубины. Процитирую стихотворение А. Блока «Травы спят красивые…»:

Обними – и встретимся,

Спрячемся в траве,

А потом засветимся

В лунной синеве…

Похожий мотив находим в стихотворении Фета «В лунном сиянии»:

Травы в рыдании,

Мельница, речка и даль

В лунном сиянии.

Можно ль тужить и не жить

Нам в обаянии?

Выйдем тихонько бродить

В лунном сиянии!

Примеров влияния Фета на лирику Блока множество. Блок продолжает традицию, начатую Фетом, даёт ей новую жизнь. Сравнить стихи из двух сборников этих замечательных поэтов не составит труда. Поэтому я продолжу своё размышление о вещах, определяющих самобытность поэзии Фета.

Многие поэты обращались в своих стихах к «солнцу русской поэзии» А. С. Пушкину. Среди них М. Ю. Лермонтов, А. А. Ахматова, М. И. Цветаева… Есть стихотворение, лирический герой которого вступает в диалог с Пушкиным, и у Фета. Это герой стихотворения «Не тем, Господь, непостижим…»:

Нет, ты могуч и мне непостижим

Тем, что я сам, бессильный и мгновенный,

Ношу в груди, как оный серафим,

Огонь сильней и ярче всей вселенной…»

У Пушкина в стихотворении «Пророк» читаем:

В уста замершие мои

Вложил десницею кровавой.

И он мне грудь рассек мечом,

И сердце трепетное вынул,

И угль, пылающий огнем,»

Во грудь отверстую водвинул…

Как и в первом случае, ряд примеров можно продолжить…

Ещё один факт, о котором я упомяну, – это множество литературных пародий, которых «удостоился» Фет. Само собой, авторов этих виршей мы уже не знаем. И вряд ли о них вспомним вне контекста поэзии Фета. Приведу стихотворение Дмитрия Минаева, пародирующее Фета:

Чудная картина!

Грёзы всюду льнут:

Грезит кустик тмина,

Грезит сонный пруд,

Грезит георгина,

Даже, как поэт,

Грезит у камина

Афанасий Фет.

Грезит он, что в руки

Звук поймал, — и вот

Он верхом на звуке

В воздухе плывёт.

Птицы ж щебетали:

— Спой-ка нам куплет

О “звенящей дали”,

Афанасий Фет.

А вот и оригинал:

Чудная картина,

Как ты мне родна:

Белая равнина,

Полная луна,

Свет небес высоких,

И блестящий снег,

И саней далеких

Одинокий бег.

Стихотворение Минаева не выдерживает никакой критики в сравнении с произведением Фета. Вещь, которая должна была высмеивать великого поэта, помимо воли автора, наоборот, его прославляет…

Четвёртым и последним фактом, определяющим Фета как великого творца, является набор конкретных черт свойственных его поэзии. Не все исследователи единогласны в выражении этих черт. Лично мне нравится, как их сформулировал Дмитрий Бак: ассоциативность, темнота и музыкальность. И, действительно, эти три начала неотделимы от творческого метода Фета:

Зреет рожь над жаркой нивой,

И от нивы и до нивы

Гонит ветер прихотливый

Золотые переливы.

Робко месяц смотрит в очи,

Изумлен, что день не минул,

Но широко в область ночи

День объятия раскинул.

Над безбрежной жатвой хлеба

Меж заката и востока

Лишь на миг смежает небо

Огнедышащее око.

Мы не сразу понимаем, о чём речь в этом стихотворении. Понимание этого требует от нас работы мысли. Так проявляется его темнота. Вместе с тем образы, которые представляет автор, довольно яркие и сразу же рождают целый ряд других образов. Стихотворение Фета, как зеркало, отражает наш внутренний мир. Так проявляется его ассоциативность. И, наконец, музыкальность выражается здесь аллитерацией. Чередование одних и тех же или похожих согласных не так часто применялось в русской поэзии во времена Фета. Позднее этот приём стал одним из наиболее распространённых. В чём, по моему мнению, состоит немалая заслуга Фета.

Три главных особенности лирики Фета приводят к тому, что стихи поэта разных лет абсолютно равноценны. Большинство исследователей сходятся во мнении, что Фет – поэт без развития. Сам Фет объединяет циклы своих стихотворений по темам: «Весна», «Снега», «Мелодии»… Последние пять сборников стихотворение Фета вообще имеют одно название «Вечерние огни».

Не быть понятым при жизни – судьба многих гениальных поэтов настоящего и прошлого. Остаётся благодарить всесильное время, которое всё расставляет на свои места.

В год двухсотлетия А. А. Фета могу пожелать только одного – читайте хорошую поэзию! И пусть вас не пугает возвышенность и сложность его лирики. Как показывает опыт, по-настоящему серьёзное знакомство со стихами возможно только при глубоком и вдумчивом прочтении.

47. Виктория Татаринова, МБОУ «СШ №33». Смоленск

Биография А.А. Фета

В этом году отмечается 200-летие русского поэта, переводчика Афанасия Афанасьевича Фета. Я знакома с его творчеством, но не доводилось близко встречаться с его биографией. Я решила, что нужно исправить это досадное недоразумение.

В его биографии много загадок, недосказанности, историки до сих пор дискутируют, стараются выяснить некоторые вопросы. Еще до его рождения в Дармштадт к счастливой молодой паре приехал Афанасий Неофитович Шеншин. Казалось бы, почему он не мог поселиться в гостинице? Просто там не было мест. Судьба сыграла злую шутку над этой немецкой парой. У Шарлотты-Елизаветы Беккер и Афанасия Неофитовича Шеншина закрутился бурный роман. В 1820 году (через 2 года после свадьбы) девушка убежала со своим возлюбленным в Россию, бросила мужа и свою дочку. Даже беременность Шарлотты не стала препятствием для побега. Этот безрассудный поступок вызвал недовольство и шок у ее родных, некоторые историки предполагают, что у нее были психические проблемы, поэтому она не всегда могла контролировать свои действия, но это только домыслы.

Вскоре у Шарлотты родился прекрасный мальчик и назвали его Афанасий. До сих пор неизвестна точная дата рождения А.А. Фета. Сам писатель отмечал его 5 декабря, но историки ведут бурные споры и предполагают, что он родился 10 или 11 декабря. Конечно, Шарлотте пришлось принять православие. Теперь она стала Елизаветой Петровной. Пара вскоре официально обвенчалась. Они подделали документы, по которым Афанасий являлся сыном Шеншина. Все прошло настолько гладко, что подлог не был обнаружен до 1934 года.

Известно, что родной отец Афанасия хотел забрать мальчика к себе. Он выдвинул одно условие. Елизавета должна оплатить его долги. Конечно же, девушка даже не стала слушать своего бывшего мужа и отказалась наотрез. Вскоре Иоганн (родной отец Афанасия) женился на гувернантке. Но их счастье продлилось недолго, через 2 года он умер. Примечательно то, что он не указал в завещании своего сына. Его бывшая жена Елизавета посчитала этот поступок оскорблением, она нелестно отзывалась об Иоганне, даже говорила о том, что он больной и просто не имел права оспаривать законы природы. У самой же Елизаветы было еще четыре ребенка, хотя некоторые историки настаивают на том, что их было пять. Как известно, в то время, к сожалению, не все дети выживали, часто умирали в раннем возрасте или даже младенчестве. У Афанасия достаточно четко отпечаталась в памяти смерть сестры Анны. Это событие произвело на пятилетнего мальчика очень сильное впечатление. Из всех детей выжили только двое: Надежда и Петр.

В 1834 году произошел переломный момент в жизни Афанасия. Неожиданно пришел анонимный донос. Хорошо продуманный план по подделке документов, который столько лет оставался в тайне, раскрылся. Афанасий потерял в одночасье все. Дворянство, российское подданство… Мальчик был в отчаянии. Он жаждал вернуть эти привилегии, это стало чуть ли не смыслом его жизни. Добился он этого через долгое время, только в 1873 году… Отчим всегда поддерживал своего пасынка, относился к нему с любовью, у них были очень теплые отношения.

Афанасий был очень способным учеником, все ему давалось легко. Он получил блестящее образование. Сразу он закончил пансионат в Эстонии, уже там у мальчика появилась любовь к стихам. Он начал увлекаться литературой. Следующий его шаг был очень ответственным. Поступление в Московский университет! Большой вклад внес профессор Погодин, в пансионате которого Афанасий проходил серьезную подготовку. Юноша успешно поступил сразу на юридический факультет, а затем на философский. В университете он познакомился с Аполлоном Григорьевым. Юноши уделяли много времени философии и литературе. Талант Афанасия стал все больше и больше развиваться, он выпустил свой первый поэтический сборник «Лирический пантеон».

К лешему

На мшистом старом пне, скрестив кривые ноги

И вещей наготой блистая меж древес,

Ты громче хохочи и смешивай дороги,

Когда красавица зайдет в твой темный лес,

Где я люблю следить за чуткими зверями, —

От страха робкая домой забудет путь,

И, кузов уронив с душистыми цветами,

Она падет ко мне на пламенную грудь.

Творчество юного дарования было высоко оценено Гоголем и даже известным критиком Белинским. Это событие стало толчком для Афанасия, в нем проснулась уверенность, он начал писать. Его стихи публиковались во многих изданиях, он получил популярность. 1844 год был достаточно тяжелым для поэта. Он потерял сразу двух близких ему людей: мать и дядю. Он надеялся, что получит что-то после смерти дяди, но возникли сложности с наследством, Афанасию ничего не досталось. Единственным выходом осталась военная служба.

В 1845 году Афанасий поступил в кирасирский полк на юге России. Поэт твердо верил, что верная военная служба поможет вернуть ему дворянский чин, который откроет перед ним немалые перспективы. В 1853 году он был направлен в гвардейский полк. Подводя общие итоги, можно сказать, что больших успехов он не добился, но дослужился до чина штаб-ротмистра. В 1858 году он ушел в отставку. В это время он часто ездил в столицу, продолжал заводить полезные знакомства с писателями. Он общался с Тургеневым, Гончаровым, Некрасовым. Также он был не последним человеком в редакции журнала «Современник».

В жизни Фета была настоящая, чистая любовь, но судьба расставила все по своим правилам… В 1848 году он познакомился с Марией Лазич. Произошло это абсолютно случайно. Афанасий приехал на бал к офицеру Петковичу. Там он увидел ее. Черноволосая Мария растопила сердце поэта. Девушка была прекрасным собеседником, оказалось, что она читает и любит стихи Фета. Их чувства становились все сильнее, молодые люди вели переписку. Мария вдохновляла Фета, он посвятил ей много своих стихотворений.

На заре ты ее не буди

На заре ты ее не буди,

На заре она сладко так спит;

Утро дышит у ней на груди,

Ярко пышет на ямках ланит.

И подушка ее горяча,

И горяч утомительный сон,

И, чернеясь, бегут на плеча

Косы лентой с обеих сторон.

Но Афанасий разорвал эти отношения. Почему же он это сделал? Мария была бедной, с ней не могла осуществиться главная мечта поэта — получение дворянства. С тяжелым сердцем он написал девушке прощальное письмо. В 1851 году произошла трагедия, которая останется в памяти поэта на всю жизнь. Мария Лазич погибла. Случайная зажженная спичка попала ей на платье, одежда вспыхнула, девушка выбежала, но пламя продолжало разгораться. Она умерла через несколько дней от тяжелых ожогов, в бреду она вспоминала Афанасия. Узнав о смерти, Фет был очень подавлен, он корил себя за то, что не женился на ней. Ведь она была его единственной настоящей любовью. Но это происшествие повлияло на его творчество, он с головой окунулся в работу, приобрел огромную популярность. Он выпускал сборники, его творчество было востребовано во многих редакциях.

Томительно-призывно и напрасно

Твой чистый луч передо мной горел.

Немой восторг будил он самовластно,

Но сумрака кругом не одолел.

Пускай клянут, волнуяся и споря,

Пусть говорят: то бред души больной;

Но я иду по шаткой пене моря

Отважною, нетонущей ногой.

Я пронесу твой свет чрез жизнь земную;

Он мой, — и с ним двойное бытие

Вручила ты, и я, я торжествую

Хотя на миг бессмертие твое.

Фет считается ярким поэтом своего времени, его работы относят к завершению нового классицизма, он воспевал «вечные ценности». Также русская литература благодарна ему за перевод «Фауста», который написал Гете, и ряда произведений латинских поэтов.

За границей Фет познакомился с сестрой известного критика Боткиной Марией Петровной. По словам современников, Мария не была привлекательной, но она являлась обладательницей внушительного состояния, также она была легкой на подъем, конфликты случались редко. В 1857 году Фет женился на ней. Между супругами не возникла романтическая связь, это был брак по расчету, но жили они спокойно, друг к другу относились с уважением. От своей жены Фет получил имение Степановка. Он направил все свои силы на процветание имения, и оно приносило неплохие доходы (около 5-6 тысяч рублей в год).

Наступил долгожданный для поэта 1873 год. Он вернул себе фамилию отчима и дворянство. Сбылась заветная мечта поэта. Но свои произведения он продолжал подписывать фамилией Фет, потому что именно под этой фамилией он стал популярен.

В 1890 году он написал биографию «Мои воспоминания», в которой он рассказывал о своей жизни в поместье. Фет часто страдал приступами меланхолии и боялся, что может сойти с ума. Эти опасения не являлись паранойей. Многие его родственники сходили с ума. Он ходил к своей сестре Наде в психиатрическую больницу. Но дошло до того, что девушка перестала его узнавать.

Смерть поэта, как и многие моменты в его жизни, остается загадкой для историков. Многие считают, что перед смертью поэт хотел покончить самоубийством. Но скончался он 21 ноября 1892 от сердечного приступа, он захоронен в Клейменове (родовое имение Шеншиных).

46. Анатолий Остроухов, поэт, прозаик. Брянск

«Всё, что волшебно так манило…»

В наш быстротечный век повсеместной глобализации, урбанизации, прагматичности и расширения компьютеризации во всех областях жизни у человека всё чаще и чаще возникает огромное желание и потребность вновь приблизиться к природе, вдохнуть глоток свежего воздуха, ощутить себя её частицей.

Людям надоела прагматичность и меркантильность, которая охватила даже взаимоотношения между мужчиной и женщиной. Нередки случаи, когда нравственность подменяется образованием, а образованность – богатством и умением преподнести себя в выгодном свете.

К такому выводу можно прийти по многим наблюдениям, в том числе по участившимся случаям приобретения дачных участков, домов в сельской местности, просто выездов за город «на природу». Кроме того, в библиотеках повысился спрос на художественную и научную литературу о природе, о жизни зверей. Люди всё чаще заводят и воспитывают домашних животных, прививая своим детям любовь к нашим братьям младшим.

В одной из поездок в поезде я стал свидетелем, как в купе, где я ехал, два независимых человека – студенты – девушка лет двадцати пяти и юноша приблизительно такого же возраста читали стихи Афанасия Фета. Они спорили и обменивались мнениями, причём, громко, не стесняясь. Я стал невольным участником их дискуссии. Тем более, я читал стихи Афанасия Фета, мне они нравятся и поэтому мне было что сказать ребятам.

Мне очень импонировало то, что в своих спорах они (их звали Ольга и Антон) даже немного углублялись в детальный разбор стихов. Я, как член Союза писателей России был приятно удивлён этим фактом. Хотя ни Ольга, ни Антон не были профессионально связаны с таким разбором – оба учились в техническом ВУЗе.

Судя по их высказываниям, они дошли до сути стихов и понимали о чём писал поэт. Я был тронут до глубины души, что они уловили не только метафоричность стихов А. Фета, но и их фрагментарность, которая, по их мнению, заключается в том, что события предстают перед читателем, как запечатлённый момент на фотоснимках – ярко и наглядно. Я, помню, похвалил их и сказал, что неслучайно Афанасия Фета называли поэтом мгновения. И действительно, поэтому в стихах поэта часто используются слова «миг», «мгновение», «вдруг», которые настораживают читателя и даже слегка напрягают, готовя к событию или действию.

Ольга – та пошла ещё дальше. Она заметила, что в некоторых строках, катренах, а иногда и в целых стихотворениях поэта можно открыть то, что находится за чертой сознания – то, что не сразу поддаётся осмыслению. А ведь в самом деле, лирика Афанасия Фета так пронизана чувствами и эмоциями, которые приводятся не впрямую, а на подсознательном уровне.

Ольга тогда сказала: «Этим и нравятся мне стихи Афанасия Фета».

И я не мог с ней не согласиться, так как сам считаю, что в этом и заключается притягательность лирики А. Фета, где есть и пища для размышлений, и открыты тайники человеческой души. Афанасий Фет как будто приглашает читателя вместе с ним отправиться в путешествие по этим тайникам и ощутить трепет души, а главное почувствовать хотя бы на миг биение и замирание своего сердца.

В свою очередь я рассказал ребятам, как Афанасий Фет чутко относился к женщине, как глубоко познал отношения между мужчиной и женщиой, приведя в пример стихотворение «Она ему – образ мгновенный…»

Мне доводилось выступать перед старшеклассниками в одной из школ, и я помнил на память это стихотворение. Каюсь, не удержался я и в этот раз и прочёл его своим собеседникам:

Она ему – образ мгновенный,

Чарующий ликом своим,

Он – помысл её сокровенный;

Да кто это знает, да кто это выскажет им?

И словно велением рока,

Их юные крылья несут…

Так теплится счастье далеко,

Так холоден ближний, родимый приют!

Пред ним – сновидение рая,

Всевластный над ней серафим;

Сгорает их жизнь молодая…

Да кто это знает, да кто это выскажет им?

Не удержался я и обратить их внимание на то, как тонко закольцовано это короткое стихотворение. Да стихотворение короткое, но сколько мыслей в нём сжато.

Пока ехали до Брянска, мы много говорили и о стихах поэта, посвящённых русской природе. Природа в лирике А. Фета приводится не словами стороннего наблюдателя, а человека, который считает себя порождением природы – её частью. Он с такой любовью описывал природу, так как ценил саму возможность видеть её красоту и наслаждаться жизнью.

Взять, к примеру, стихотворение «Неожиданный дождь»:

Всё тучи, тучи, а кругом

Всё сожжено, всё умирает.

Какой архангел их крылом

Ко мне на нивы навевает?..

Сколько в этом вопросе простой человеческой радости, что сожженные нивы возродятся к жизни?!

А первая строка второго катрена этого стихотворения: Повиснул дождь, как лёгкий дым… Она пронизана очарованием поэта увиденного. Такое сравнение мог сделать только человек с тонкой и светлой душой. И таких стихов у Афанасия Фета очень много, так как он – поэт природы.

45. Галина Васильева. Поселок Эссойла, Карелия

«Поделись живыми снами…»

Поделись живыми снами,

Говори душе моей;

Что не выскажешь словами

— Звуком на душу навей.»

1847 (Афанасий Фет)

И Вы даже представить не можете, как близок мне Афанасий Фет, он стал музыкой моего сердца. Когда я вижу любимых людей, друзей ,то душа восклицает строкою Фета:

Я пришел к тебе с приветом,

Рассказать, что солнце встало.

На родном карельском это звучит так многозвучно, так мощно, что рождается гимн Солнцу, радости, всему живому, переполняющему через край эмоциональный мир здравницы жизни.

Фет, это весна чувств! Благоухание черемухи, грозовые облака!

И в эти майские дни, и может сто лет спустя, кто то очень влюбленный в поэзию поэта, в это раздолье, волн и ветра пение воскликнет на скалах с граем чаек-«Люблю грозу в начале мая!»

А потом весь промокший насквозь придет в дом, примет ванну и с горячим чаем будет читать в запой свои старые письма, слезою любви своих рубцов жизни

Вспоминать, грустить, вновь улыбаться ,что это с ним было и это его любили!

Афанасий Фет. Старые письма

Давно забытые, под легким слоем пыли,

Черты заветные, вы вновь передо мной

И в час душевных мук мгновенно воскресили

Всё, что давно-давно, утрачено душой.

Горя огнем стыда, опять встречают взоры

Одну доверчивость, надежду и любовь,

И задушевных слов поблекшие узоры

От сердца моего к ланитам гонят кровь.

Я вами осужден, свидетели немые

Весны души моей и сумрачной зимы.

Вы те же светлые, святые, молодые,

Как в тот ужасный час, когда прощались мы.

А я доверился предательскому звуку,-

Как будто вне любви есть в мире что-нибудь!-

Я дерзко оттолкнул писавшую вас руку,

И придет та звездная ночь, где вещими снами вновь разбудят сердце бередящие сны.

Поделись живыми снами…

Поделись живыми снами,

Говори душе моей;

Что не выскажешь словами —

Звуком на душу навей.

1847

И сегодня он мне также нужен мой любимый собеседник Афанасий Фет,
Его сердце порою печальное, порою грустное, обманутое и всепрощающее обращено в раздумье всех ценностей жизни!

И я на скамеечке в весеннем саду шепчу ему мои сны этого мира, этого дня, этих тревог и под его пристальным взглядом милейшего собеседника ловлю себя на мысли, да он и вправду вместе со мною несет груз этого времени и забот, но душою освещает путь к солнцу!

Моя комната озарена солнцем, лучами света и радости!

На балконе первый огурчик, помидоры тянутся ввысь, па на грядках полевые цветы- тюльпанчик, незабудки, бессмертник просто очаровательны! Это весна кружится в вальсе, вот и птицы сегодня прилетели и небо заполонили радостными всплесками птичьего клика.

Вздохнули, немножко пришло в мире понимания и зрелости общества.

Да, то, что пережили, это так сжимало сердце тревогой!

А лето так близко, так чудесно плещутся волны и весточки радости новых свершений детей, внуков ,друзей снова начинают радовать и волновать нахлынувшей волной жизни.

Мой сад расцветают, в нем много цветов, зелени и такого необходимого глотка радости общения и самореализации, вновь хочется порадовать и себя и родных, и друзей!

Пусть лето будет щедрым, душа открытой, мир ласковым и здоровым!

А главное свободным!!!

44. Антон Азаренков, поэт, филолог. Санкт-Петербург

Звук с высоты

Одна девушка рассказывала, что в детстве подолгу читала Фета своему домашнему снегирю. Я слышал, что певчим птицам часто ставят музыку для «настройки» голоса – какую-нибудь узнаваемую классическую мелодию. В этом есть своя прелесть: говорят, всё самое совершенное, узнаваемое (во всех смыслах, но прежде всего в платоновском – «анамнесис») композиторы «подслушали» в птичьем гаме – так почему бы не вернуть Моцарта обратно? Но Фет…

Однообразный свист лишь слышен снегиря…

Думаю, Фет сегодня по-настоящему внятен только птицам. Потому что его «музыка» и правда оттуда:

К ЖАВОРОНКУ

Днем ли, или вечером,

Ранней ли зарей –

Только бы невидимо

Пел ты надо мной.

Надолго заслушаюсь


Звуком с высоты,


Будто эту песенку


Мне поешь не ты.

Что за «песенка»? Конечно, это не музыка в нашем привычном понимании, хотя стихи Фета и наполнены ею – скрипки, рояли, звучные вздохи в гостиной… Всё это становится естественным фоном жизни, ее одомашненным «саундтреком»:

И далёко раздаются

Звуки «Нормы» по реке.

Старая тема музыки над рекой времени… Двадцать-тридцать лет назад до фетовских «Мелодий» ее можно было услышать в вечернем колокольном звоне или крестьянском напеве, но ревнивый эстетизм Фета требовал другого: «Много переслушал я русских песен, но никогда не слыхал ничего сколько-нибудь похожего на музыку»[1]. Но всё же гораздо интересней то, что поэт слышит не поверх, а внутри этой самой жизни:

Леса под шапками иль в инее седом,

Да речку звонкую под темно-синим льдом.

Этот потенциальный, невозможный звук различим уже не для уха, а для ума. Вот, например, промчалась кибитка и…

И долго, мнится мне,

Звук колокольчика трепещет в тишине.

(Я говорю «ума», избегая на первый раз слова «душа» – замененного сегодня «телом» и его бесконечными «травмами». Социальное «тело», желающее – требующее – не просто быть видимым, но быть в центре; одно на всех, с единым словарем, задавленное собственным прошлым и «репрессивной культурой» – всё это, в некотором смысле, уже было. И когда начался ренессанс, один поэт, со свойственным ему максимализмом, обронил: «Впервые в России за сорок лет или даже больше я употребил слово “душа”»[2]. Кто знает, насколько освежающим для современной поэзии может стать полузабытое творчество классика, написавшего:

Я звука душою

Ищу, что в душе обитает

–
если, конечно, «простят» ему наконец соловьиные трели и школьный суровый портрет?)

Только внутренний слух способен откликнуться на этот беспричинный, но существующий звук, откликнуться, придя в ответное движение – трепет. Цветущая ветка, за которой без труда угадывается душа, говорит рухнувшему валуну:

И вдруг вчера, – тебя я не узнала:

Ты был как Божий гром…

Умолкла я, – я вся затрепетала

Перед твоим лицом.

Физика фетовского мира вся основана на этой гармонической вибрации. Звук как первооснова сущего – тема религий («Ом») и древних наук (музыка сфер); об этом порой говорят и поэты («Всё трещит и качается. Воздух дрожит от сравнений», Мандельштам). Так и у Фета:

Всё трепещет и поет

Поневоле.

Мысль о «звуковом» единстве мира отчетливо проходит по стихам и запискам Фета: «Сущность предметов доступна для человеческого духа с двух сторон. В форме отвлеченной неподвижности и в форме своего животрепещущего колебания, гармонического пения, присущей красоты» (3, 278). Музыкальное «животрепещущее колебание» свойственно и фетовской интуиции рая, месторождения этой красоты:

Я знаю край, где всё, что может сниться,

Трепещет въявь.

Подобный потусторонний трепет стоит отделять от романтической, сладострастной дрожи, которой в поэзии Фета хватает с избытком, как и прочих, вполне земных звуков, неизменно рифмующихся с «руками» и «муками». Речь, скорее, идет о трепете библейском или даже – по известному совпадению – кьеркегоровском:

И равны все звенья пред Вечным

В цепи непрерывной творенья,

И жизненным трепетом общим

Исполнены чудные звенья.

Такая дрожащая бездна

В дыханьи полудня и ночи,

Что Ангелы в страхе закрыли

Крылами звездистые очи.

Однако Фет кое-что добавляет к этой величественной и грозной картине, а именно – тонкий птичий свист, живой голос вселенной:

В «Жаворонке» и во многих других подобных стихотворениях важно то, что об этой музыке просят. Она понимается как дар, в первую очередь дар поэтический. Умение слышать и передавать неслышимое составляет главное качество поэта; без этого стихи не живут – они не трепещут. Фетовская «музыка» состоит не в поэтической эвфонии, призванной в своей изысканной гармонии исправить обидное нестроение мира, хотя установка на «звучность» стиха, вплоть до пародийности, кажется, очевидна любому читателю Фета. Нет, размышляя о звуке, Фет всегда говорит о побудительных началах поэзии, стоящих за языком:

Тихо шепчет лист печальный,

Шепчет не слова.

Обычно поэты пишут о «музыке» поэзии как композиционной силе – прозрачной волне, объединяющей слова в стихотворение. По Фету, слово также не является веществом поэзии, оно недостаточно для настоящего, живого диалога:

Поделись живыми снами,

Говори душе моей;

Что не выскажешь словами,

Звуком на душу навей.

И звук этот, конечно, значительней и глубже обычного звука языка:

Странно, что ухо в ту пору, как будто не слушая, слышит...

«Музыка» Фета располагается не только в замысле стихотворения, но и во внутренней форме слова: «Насаждая свой гармонический цветник, поэт невольно вместе с цветком слова вносит его корень, а на нем следы родимой почвы» (3, 282). Сущность вещи и ее имя пребывают в непрерывном движении, а творческий акт состоит в том, чтобы найти как можно более точный коррелят между звуком и смыслом, по выражению Фета – «попасть в гармонический тон предмета» (3, 280):

Лишь у тебя, поэт, крылатый слова звук

Хватает на лету и закрепляет вдруг

И темный бред души, и трав неясный запах.

Поэт есть тот, кто размыкает слово, удлиняет его звукосмысловую перспективу – подход, лингвистически и философски осмысленный только в следующем веке.

В том самом веке, который как бы «отменил» поэзию Фета, как и любой другой «звук с высоты» – что это за высота, я думаю, вы уже догадались – предпочтя вслушиваться, по знаменитому определению Достоевского, в «подземные трели» лиссабонского землетрясения… Эта музыка – музыка предчувствия катастрофы – оглушает и заставляет онеметь от ужаса. Низкочастотный гул перекрывает любую речь, упрощает ее, сводя всё к мгновенно понятным формулам – чтобы легче было объясниться знаками…

Однако – я слышал – и на жестовом языке бывает поэзия,

Где слышишь не песню, а душу певца.

Примечания

43. Марина Филатова, 1 курс магистратуры Воронежского государственного педагогического университета. Воронежская область

«Бегут, меняясь, наши лета, меняя всё, меняя нас…»

Отвечая на вопросы «Альбома признаний» Татьяны, дочери Л. Н. Толстого, А. А. Фет назвал своим любимым стихотворением произведение А. С. Пушкина «В последний раз твой образ милый…». Первые два стиха второй пушкинской строфы: «Бегут, меняясь, наши лета, // Меняя всё, меняя нас…» глубоки, они мгновенно расширяют контекст, из рамок заданных стихотворным текстом, перемещая нас в пространство собственного бытия и заставляя задуматься над тем, а как с течением времени меняемся мы сами? Расстояние от начальной точки жизненной колеи тончайшего лирика до современной магистрали, где остались только его пронзительные стихи, составляет без малого два века. Измеряя расстояние временем, измеряем значение памятью. ХХI век – не золотой век русской поэзии, это век бешенного информационного потока, в котором «смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий слились в протяжный вой». Кто сегодня для нас А. А. Фет? И что для нас сегодня его стихи?

Одно дело – помнить по традиции, совсем другое – помнить по велению сердца. Со школьной скамьи мы знаем об А. А. Фете как о поэте, рождённом в Орловской губернии; о жизненной цели А. А. Фета – вернуть фамилию Шеншин и права потомственного дворянина; о трагической судьбе возлюбленной поэта, Марии Лазич, сгоревшей в огне, выросшем в пожар из маленькой спички; о его плодотворной переписке с Л. Н. Толстым; об увлечении его творчеством Гёте и философским наследием Шопенгауэра; о неудавшейся попытке самоубийства и смерти от инфаркта. Какие-то факты из биографии А. А. Фета покрываются для нас со временем туманом, но что-то забыть попросту не представляется возможным. Так невозможно забыть шекспировских Ромео и Джульетту, Гамлета, как и героев Гёте: Фауста и Мефистофеля. В первых нас привлекают и волнуют первая любовь со всегдашним её привкусом боли и стремление к восстановлению справедливости, попранного закона, во вторых – область мистики, поиск ответов на неизведанное, противостояние мудрости и чистоты человека демоническим соблазнам. Таким образом, сама фигура А. А. Фета, предстающая перед нами в ореоле неординарных, трагически и мистически окрашенных, биографических событий вызывает импульс познакомиться с ней поближе. И тогда мы обращаемся к книге – творческому наследию поэта.

Души стихийные порывы, преображённые в стихи. Именно так хочется сказать о поэзии А. Ф. Фета. Сотканный им мир слов так воздушен, лёгок и даже невесом, что мог бы поспорить с миром снов, но при этом каждый поэтический штрих наполнен совершенно особенным, одухотворённым, смыслом. Кажется, что лирик призывает нас всех: «Замрите! Смотрите! И слушайте! Во всяком миге этой жизни сокрыта своя тайна и своя прелесть. Так имейте терпение не торопиться, выжидайте и наблюдайте, и тогда предстанет перед вами природа не только во всём своём очаровании, но и откроется вам её вечный язык». Для поэтов это – язык истины, праязык. Они слышат его и стараются силами человеческого слова передать всю его многогранность и бездонность. Но всё равно, все их слова – это лишь его штрихи, наброски, это постоянный призыв «смотри и слушай!», потому что вечность невыразима.

Разница состоит в том, как поэт осуществляет этот призыв и насколько этот призыв действенен. В эпоху романтизма поэзия А. А. Фета, воспевающая природу, любовь и искусство через призму их красоты, конечно, имела отклик. Что происходит в наше время? В наше время силуэты идеалов сильно размыты, истинно человеческие ценности в упадке. Очень велика скорость жизни. Иногда думаешь, что скорость вот такой жизни как раз и есть та скорость, что превышает скорость света. Просвещение не успевает просвещать, и люди мчатся в непроглядной тьме. Куда? Зачем? Это всё отступает на второй план. Важнее действие и нажива. И чем быстрее действие, тем больше нажива. И чем больше быстрых действий… А между тем, А. А. Фет пишет: «Даже и брат твой, шалун, // Что изучает грамматику в комнате ближней, мне дорог. // Можно ль так ложно его вещи учить понимать! Как отворялися двери, расслушать я мог, что учитель // Каждый отдельный глагол прятал в отдельный залог. // Он говорил, что любить есть действие – не состоянье. // Нет, достохвальный мудрец, здесь ты не видишь ни зги; // Я говорю, что любить – состоянье, ещё и какое! // Чудное, полное нег!.. Дай бог нам вечно любить!» («Странное чувство какое-то в несколько дней овладело…», 1847). Поэт говорит, что жизнь наша складывается не столько из действий, сколько из состояний. Любить – это самое высокое состояние человеческой души. Если же «любить» понимать как действие, то из семантического поля слова исчезает само понятие «душа». Выходит, что «любить» – это механическая работа. Но ведь машины не умеют любить. А люди, «играя» в машины, забывают, как это, любить. А в постоянной спешке не успевают задуматься и вспомнить…

«Какая тишина! Из-за горы высокой // Сюда и доступа мятежным звукам нет. <…> Одна передо мной, под мирными звездами, // Ты здесь, царица чувств, властительница дум… А там придёт волна – и грянет между нами… Я не пойду туда: там вечный плеск и шум!» («Постой! здесь хорошо! зубчатой и широкой…», 1855). Уединение – неотъемлемая составляющая состояния любви. Однако «показуха» – яркая черта нашего времени. Нас призывают жить на показ. Но, надо помнить о том, что человеку для жизни человеческой необходимо личное пространство, необходимо уединение, размышление для погружения в само состояние «жить». Иначе существование человека будет всего лишь скольжением по земной, реальной, или и вовсе виртуальной поверхности, превратится в пустое, бессодержательное действие, в механику, в подобие жизни.

«Ты на слова любви мне говоришь «люблю!», // А я бессвязные связать стараюсь речи…» («Когда мечтательно я предан тишине», 1847). Человеку всегда нужен тот, кто сможет разделить с ним состояние его души. Не тот, кто будет помогать ему управляться с домом, как робот-уборщик. А тот, с кем можно говорить без слов, с кем можно с полувзгляда понимать друг друга. Вещь может вызывать у человека эмоции, но вещь бездушна и подлежит замене. Но лишь другой человек способен «оживлять» другого человека, своей душой, приникая к его душе.

42. Григорий Беневич, кандидат культурологии, свободный исследователь. Санкт-Петербург

Поэзис как погребение

По прочтении стихотворения А. Фета «Никогда» (1879), Лев Толстой в письме к поэту (31.01.1879), оценив художественные достоинства сочинения, высказал, однако, свое несогласие с его, как бы мы теперь сказали, основным «месседжем». В стихотворении лирический герой, восстав из гроба, вернувшись в родные места и не обнаружив там ни одной живой души, возвращается в могилу. Толстой с такой фабулой не соглашается, утверждая, что ему для того, чтоб остаться жить, достаточно своих отношений с Богом, а другие люди ему не обязательны, что он, короче, в аналогичной ситуации в могилу бы обратно не лег, а остался жить один на один с Богом, и посетовал, что у Фета таких отношений с Богом нет.

Отвлекаясь от богословско-философских споров между Толстым и Фетом, хотелось бы заметить, что «гроб», «могила» в поэзии Фета занимают знаковое место, так что я считаю, что и в стихотворении «Никогда» его лирический герой предпочел вернуться в могилу не только потому, что в обезлюдевшем мире ему не с кем было побеседовать, но и по более важной для Фета уже не как человека, а как поэта (впрочем, как тут различить?) причине, даже если сам он эту причину не вполне сознавал (должно же быть и что-то бессознательное в творчестве).

Тема «гроба» в интересующем нас контексте появляется поначалу в поэзии Фета в стихотворении: «В альбом С.А. Рачинского» (1848). Стихотворение предваряет эпиграф из Е. Боратынского: «По замечанью моему, / Альбом походит на кладбище» (из, в свою очередь тоже альбомного, стихотворения «В альбом» (1829)). Боратынский остроумно замечает сходство между альбомом и христианским кладбищем: «Он также множеством имён / Самолюбиво испещрён. / Увы! народ добросердечный / Равно туда или сюда / Несёт надежду жизни вечной / И трепет Страшного суда». Иными словами, помещение стихотворения в альбом сравнивается с погребением с надеждой на воскресение, вечную жизнь и благоприятный, хоть и строгий, Суд (в случае стихов – суд читателя). Фет в своем альбомном стихотворении начинает тоже как бы полу шутя («Отвергнув гордое сомненье / И не смущаемый трудом, / Простой приязни выраженье / Вношу смиренно в ваш альбом»), но к концу постепенно доходит до настоящей поэтической мысли: «…Где между прочими гробами / И наш без надписи найдут, / И между зримыми чертами / Лукаво-зоркими глазами / Черты незримые прочтут» (1848). В этих строчках стихотворения, возможно, аллюзия к некоей, характерной для раннего Фета, анонимности («без надписи»), ведь и свой первый поэтический сборник 1840 г. он выпустил с такой надписью на обложке: «Лирический Пантеон А. Ф.». Имя никому еще неизвестного автора было скрыто за инициалами. Заметим, к слову, что пантеон – это (помимо всего прочего) место захоронения великих. Так что соотнесение своего творчества с «погребением» у Фета появляется уже в названии первого сборника[1]. В альбомном же стихотворении С.А. Рачинскому с отсылкой к Боратынскому запись стихотворения (едва ли не тут же по случаю и написанного) в альбом уподобляется погребению – среди прочих авторов, здесь «погребенных», с надеждой, впрочем, на будущего внимательного читателя, который угадает не по надписи на гробнице (читай, не по имени автора – у Боратынского-то говорится об именах!), а за зримыми чертами (текстом стихотворения, его образами?) незримые черты, очевидно, его души, то есть подлинное «лицо» автора.

Минуя, для краткости, ряд других примеров, обратимся к теме «погребения» в нагруженном глубоким философским смыслом стихотворении из поздней лирики Фета – «Теперь» (1883).

Мой прах уснёт забытый и холодный,

А для тебя настанет жизни май;

О, хоть на миг душою благородной

Тогда стихам, звучавшим мне, внимай!

И вдумчивым и чутким сердцем девы

Безумных снов волненья ты поймёшь

И от чего в дрожащие напевы

Я уходил — и ты за мной уйдёшь.

Приветами, встающими из гроба,

Сердечных тайн бессмертье ты проверь.

Вневременной повеем жизнью оба,

И ты и я — мы встретимся: теперь!

Исследователи творчества Фета установили влияние на это стихотворение учения о воле и времени А. Шопенгауэра, которого Фет же и перевел. В частности, комментарий в «Собрании сочинений и писем» (т. 5) обращает внимание на такой отрывок: «… <мы> должны ясно понять, что форма проявления воли, следовательно, форма жизни или реальности, собственно только настоящее, не будущее и не прошедшее: последние существуют лишь в понятии <…>. Кто этого еще не познал или не хочет познать, должен… присовокупить и следующий <вопрос>: почему именно он, спрашивающий, так счастлив, что обладает этим драгоценным, мимолетным, единственно реальным настоящим <…> хотя не менее странно: почему это теперь, его теперь, именно теперь существует, а не было уже давно?» («Мир как воля и представление» § 54 4-й книги).

Мне же хотелось бы обратить внимание, что это преодоление времени и смерти в мгновении «теперь» в стихотворении Фета совершается в акте мысленного и реально совершающегося поэтического «погребения». Встреча с читателем («дева» − не только и не столько какая-то возлюбленная, но, потенциально, и душа каждого читателя) происходит у поэта посредством «гроба», «могилы», каковым является каждое стихотворение. Так преодолевается временн?е расстояние, разрыв между жизнью и смертью, да и расстояние между душами. (От читателя, заметим, тоже требуется «забыть себя», чтобы войти во гроб-слово поэта, встретиться с ним в моменте настоящего, т.е. «теперь»).

Такое понимание вполне согласуется с тем, что выше мы встретили в «альбомном» стихотворении С.А. Рачинскому. Трудно сказать, сознательно или интуитивно, но А. Фет в такой перспективе на поэзию попал в великую парадигму. Уже Платон заметил, позднее это обсуждали многие философы, включая Гегеля, Деррида и Слотердайка, двузначность слова σημα – знак и, с другой стороны, – гробница, могильный памятник… Отсюда известные формулы: семантика и семиология – это науки не только о знаках, но и о могилах. Я не утверждаю, что А. Фет все это знал, хотя исключить этого нельзя, но (если интуитивно, то еще более ценно) он точно попал в эту парадигму – стихотворение, его текст, уподобляется у него гробу, могиле, в котором читатель – через слово поэта, в его слове – встречается с ним самим, но не эмпирическим субъектом, которого уже нет в живых (ср. выше тему анонимности), но таким, каким он «умер» в каждом творческом акте, став всецело словом, всецело текстом. Понятно, что не обошлось в этой перспективе на поэзию без христианской парадигмы Гроба, Воскресения и встречи Воскресшего Слова воплощенного мироносицами (есть в других стихах Фета); можно вспомнить и сказочно-литературную тему восстания из гроба спящей царевны, которую пробуждает жених (тоже встречается у Фета).

Как бы то ни было, возвращение лирического героя в могилу в стихотворении «Никогда», которое вызвало несогласие Л. Толстого, в этой перспективе выглядит вполне оправданно – именно так (с погребенной в слове) возможна встреча души с душой, побеждающей время и смерть (Афанасий ведь значит «Бессмертный») во вневременном «теперь», а не в эмпирической, чувственной жизни, где прошлого и умерших не вернуть. Сюда – в семантические «гробы», «могилы» (тексты своих стихов), поэт заключает и искру своей души, ее любви:

Я пронесу твой свет чрез жизнь земную,

Его огонь со мною не умрет,

И кто любил, хоть искру золотую

В моем гробу остынувшем найдет.

(1871)

41. Татьяна Лашук, прозаик, историк. Гродно, Беларусь

Фея и Фет

В ноябре 1820 года в семье помещика Мценского уезда Афанасия Шеншина родился ребенок мужеска пола. При святом крещении наречен был в честь папиньки именем Афанасий, что с вызовом природе означает «Бессмертный». Ну а далее судьба прочила бы Афанасию Афанасьевичу обыкновенный жребий: уютное помещичье счастье в усадьбе с фронтоном, подпертым псевдоклассической колоннадой и тенистым садом с обязательной беседкой. Просыпаешься весенним утром: сладко веет из окна влажной от росы сиренью, слышно, как скребет двор метлой плечистый Герасим, и заливисто брешет из кустов дворняжка Муму на благородных борзых из охотничьей своры. Можно на лошадку вскочить и помчаться навестить прелестную соседскую барышню. Озаряет солнце даль дальнюю, а на лугу в белых рубахах крепостные с косами стоят. Умилительно, звучат в душе сентиментальные струны, и просит душа стихов…

Я пришёл к тебе с приветом

Рассказать, что солнце встало…

Однако нет. Судьба подсуетилась, что бы стал «не такой, как все». Наполовину немец, наполовину русский. Наполовину Фет, наполовину Шеншин. Наполовину поэт, наполовину помещик. Некий въедливый писарь обнаружил в документах, что православное венчание между родителями Афанасия свершилось после его рождения, а значит он – потомство от первого брака своей матери, сын некого гессен-дармштадского немца Фета, а не русского столбового дворянина Шеншина. Не первенец, не наследник, не дворянин. Этот болезненный поворот стал ударом для молодого Фета. Жизнь учила его прозой, а не стихами. Дворянство можно было получить через чин на военной службе, и Фет был зачислен в полк, хотя душа его лежала к лирике и звездам, а не к четким командам и маршам на плацу.

В 1848 году на балу происходит та самая встреча, которая и на радость и на горе. Он: штабс-ротмистр Афанасий Фет. Она: дочь генерала Мария Лазич. Ей уже было двадцать два года. Не красавица, но особенная, неповторимая. Огромные темные глаза как у мученицы, уже готовые страдать, черные поэтические локоны, тонкая музыкальная натура: сам Ференц Лист отметился в альбоме провинциальной барышни.

Фет начинает часто бывать в доме Лазичей. Вместе читали стихи у камина, музицировали, степенно гуляли по саду. Это общение затянется почти на два года: совершенно неприличная ситуация, поскольку по правилам хорошего тона уже через полгода барышне следовало сделать предложение. Бдительная тетушка и отец-генерал следили, что бы однажды не случилось:

Шепот, робкое дыханье.

Трели соловья,

Серебро и колыханье

Сонного ручья.

Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца,

Ряд волшебных изменений

Милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря,

И лобзания, и слезы,

И заря, заря!..

Кто из них любил, кто позволял любить? Фет четко понимал, что отношения надо немедленно рвать: жениться он не имел права – нет ни средств, ни положения в обществе, Мария тоже была бесприданницей. Однажды он собрался с духом и объяснился с ней. Они расстаются, но письма друг другу продолжают писать. А потом происходит самое страшное.

Мода середины девятнадцатого века превращала женщину в цветок. Тонкая как стебель талия, а вокруг нее пышно раскинулись метры легкого шелка на необъятном кринолине. К даме нельзя было слишком близко подойти или вульгарно обнять: она невинный ангел, эфемерная фея. Но молодежь всегда была прогрессивной. Строгий генерал запрещал дочерям курить. Мария заперлась в спальне и прилегла на диван с книгой и сигаретой. Небрежно отброшенная спичка полетела не на пол, а на белую кисею платья.

Ткань загорелась, перепуганная девушка выбежала на балкон, и это стало роковой ошибкой. Когда к ней прибежали на помощь, было слишком поздно. Через несколько суток Мария Лазич умирает. Говорят, что ее последними словами была просьба беречь письма.

Но странным образом судьба после этой страшной жертвы перестала отбирать у поэта, а начала давать. Ему возвращают по императорскому указу дворянское звание и фамилию, и он с облегчением снова становиться Шеншин. Фея улетела, и с нею – Фет. Он жениться на девушке с приданым и заживет в материальном достатке в собственной усадьбе, станет разводить лошадей. Будут издания книг, слава, дружба с Толстым. «Толстый добродушный офицер» – охарактеризует его Лев Николаевич. Но толстый добродушный офицер догорал изнутри.

Я пронесу твой свет чрез жизнь земную;

Он мой, – и с ним двойное бытие

Вручила ты, и я, я торжествую

Хотя на миг бессмертие твое.

«Двойное бытие»: о да, да, в этой двойственности, половинчатости он и прожил жизнь. Фамилию ему вернул император.

40. Кристина Нарис, 16 лет. Ученица 10 класса. Белогорск, Амурская область

Афанасий Фет

Художественное произведение, в котором есть смысл, для меня не существует.»

А. А. Фет

Афанасий Афанасьевич Фет — русский поэт-лирик, переводчик, мемуарист, член-корреспондент Петербургской Академии Наук.

Смотря на его серьезный, суровый вид, не скажешь, что это самый нежный, лирический поэт.

Воздушность, нежность – его второе имя. «Без чувства красоты – жизнь сводится на кормление гончих в душевно-зловонной псарне» — утверждает автор. Действительно, поэзия Фета- выражение красоты и идеала. Но это не значит, что его произведения лишь «розовые грезы» и идеальные картинки. Стихотворения А. Фета учат нас уважать природу, дорожить жизнью. Основные их мотивы- философские.

Так например, стихотворением «Учись у них- у дуба, у березы» поэт призывает учиться у деревьев спокойно воспринимать житейские трудности и никогда ни терять веры и надежды. Это стихотворное произведение Афанасий Фет создал в зрелом возрасте. А вот «Я пришел к тебе с приветом» было написано совсем молодым Фетом. Но несмотря на это, оба произведения объединяет жажда жизни.

Тема природы- одна из любимых тем поэта, ведь именно в окружающей красоте очарование бытия. Пейзаж- источник радости, вдохновения, оптимизма и неожиданных открытий.

Стихотворение «Я пришел к тебе с приветом» еще раз доказывает, что лирический герой Фета не может передать человеческими словами всю величину охватывающих его чувств.

Удивительно, автор зачастую использовал минимум средств выразительности, но произведения все равно получались очень красивыми. Пример тому- вышеупомянутое «Я пришел к тебе с приветом». Ведь в нем использовались всего несколько олицетворений («солнце…затрепетало», «лес проснулся») и эпитетов («горячим», «весенней»). Также хорошим примером этому является стихотворное произведение «Шепот, робкое дыханье». Здесь вовсе предложения являются назывными, и в этом состоит шарм данного творения.

Прошу заметить, что тема любви тесно связана с временами года, цветом, звуком. Рассмотрим произведение «Сияла ночь, Луной был полон сад». Думаю, читателю легко выделить особую роль звука. Именно звук помогает передать главный смысл стихотворения, его трагедию. Произведение в стихах очень красиво, но в то же время наполнено холодом, сожалением. Можно утверждать, что это стихотворение явно связано с биографией поэта. Ведь оно посвящено трагически погибшей М. Лазич, которую горячо любил автор. Хотя исследователи творчества Фета очень часто затрудняются в том, чтобы связать его жизненные обстоятельства с произведениями.

Думаю, понятие «чистое искусство» ассоциируется у многих с Афанасием Фетом и его творчеством. Это эстетическая теория, которая утверждала, что искусство и литература не должны выполнять социальных задач, не обязаны приносить «пользу», а должны служить лишь для наслаждения прекрасным. Действительно, в лирике Фета не найти произведений с политическим, патриотическим, социально- бытовым мотивами. Обратное мнение имели В.Г Белинский, Н.Г. Чернышевский, Н.А. Некрасов.

Все же нельзя утверждать, что понятие «патриотизм» не присуще Фету, а тем более его лирике. Живописные картины природы в поэзии Фета передают любовь к родным краям. А это ничто иное, как патриотизм. Кстати, обратите внимание на чудесную картину «Март» И. Левитана.

По мнению А. А. Фета, миссия поэта- всколыхнуть чувства посредством слова. Нельзя ни отметить, что он обладал потрясающим «чувством поэзии», был способен улавливать неуловимые душевные движения и колебания, трепет, дрожь, переливы красок, быстро меняющиеся переходы и оттенки.
Интересный факт. Специалисты подсчитали самое часто употребляемое Фетом в своей поэзии слово! И это слово «звезда». Космическая тема занимает далеко не последнее место в лирике А. Фета. Именно звезды символизируют стремление человека к вечности, к секретам мироздания.

39. Руслан Родионов, учащийся 10 класса, 17 лет. Санкт-Петербург

Афанасий Афанасьевич Фет – первый аудиальный поэт-импрессионист

Поделись живыми снами,

Говори душе моей;

Что не выскажешь словами

Звуком на душу навей.

А.А.Фет

К годовщине со дня рождения значимого литератора наиболее целесообразным видится говорить о том, что отличает его от других соратников по цеху. Ведь главный признак великого поэта или прозаика – способность по-новому отражать объекты окружающего мира в творчестве. То, что одним словом можно назвать новаторством.

Так, М. Гаспаров считал, что Фет – «безглагольный» поэт, то есть поэт впечатлений, ощущений, а не действий. Действительно, многие литературоведы отмечали и отмечают импрессионистское начало в его стихотворениях. И мнение Гаспарова находит подтверждение.

О. Мандельштам очень замысловато охарактеризовал Фета в одном из своих стихотворений, вот его последние строки:

И всегда одышкой болен
Фета жирный карандаш.

По-разному исследователи интерпретируют эти строки, но всё сводится к тому, что Мандельштам хотел передать некую «беспомощность» и «беззащитность» поэта. Его орудие не острое перо, а жирный и одышливый карандаш. Он вовсе даже и не пишет, а зарисовывает. Известный акмеист ставит эти строки в конце стихотворения, противопоставляя их остальной части, и подчеркивает тем самым аномальность фетовской поэзии во второй половине ХIХ века. Это является ещё одним подтверждением в пользу мнения о том, что Фет – первый импрессионист в русской поэзии, первый выдающийся представитель «чистого искусства».

Как же отзывались современники поэта о его творчестве? Пожалуй, самой интересной здесь представляется литература пародии, очень интересный культурный феномен. Пародисты корили тех, чьё творчество выходило за пределы сложившихся литературных традиций. Посредственные писатели их не интересовали. Самым известным критиком творчества Фета является Дмитрий Минаев, ученик поэтической школы Некрасова (возможно, в этом и заключается главная причина непринятия поэзии Афанасия Афанасьевича). Он был одним из немалого количества поэтов, начавших литературную травлю, так что не очень правильно винить только его. Почему же эта ненависть приобрела коллективный характер?

Конечно же, дело во времени. 1860-ые – время Базаровых, деятельных и смелых людей. Это отразилось и в литературе, в которой, например, обязательно должно было осуждаться крепостничество (Фет же был известным успешным помещиком). Во многом это была гражданская литература. Поэт же пошёл против прозы окружающей действительности, он отказался от какой бы то ни было гражданственности. Его поэзия была слишком воздушна и философична, слишком отдалена от реалий. И многие литераторы, подчинившись некрасовским «тезисам», считали, что это плохо. Поэзия Фета была наполнена исключительно субъективными впечатлениями, лишена действия, в значит была бесполезна, по мнению большинства.

Вспомним самое известное стихотворение Фета и не менее известную минаевскую пародию:

Шепот, робкое дыханье.

Трели соловья,

Серебро и колыханье

Сонного ручья.

Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца,

Ряд волшебных изменений

Милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря,

И лобзания, и слезы,

И заря, заря!

* * *

Холод, грязные селенья,

Лужи и туман,

Крепостное разрушенье,

Говор поселян.

От дворовых нет поклона,

Шапки набекрень,

И работника Семена

Плутовство и лень.

На полях чужие гуси,

Дерзость гусенят, —

Посрамленье, гибель Руси,

И разврат, разврат!..

Сравнив стихотворение с пародией на него, читатель легко убедится в вышесказанном, ведь из пейзажной зарисовки Минаев сделал стихотворение, относящееся к гражданской лирике. Оригинал был для него «безыдейным». Но Фет всегда думал по-другому: «Художнику дорога только одна сторона предметов: их красота, точно так же, как математику дороги их очертания или численность» (статья «О стихотворениях Ф. Тютчева», 1859); он ставил эстетику во главу угла.

Ещё одной причиной для такого отношения к творчеству поэта была его излишняя музыкальность. Минаев в одной из рецензий в журнале «Русское слово» писал: «Муза г. Фета задалась грациозной работой подбирать звучные, мелодические слова, которые, будучи подобраны вместе, производят эффект своей музыкальностью. Весь процесс ее творчества состоит в том, что она ловит картинные выражения и из них лепит одну общую мозаику, вовсе не беспокоясь о том, будет ли смысл в целом произведении».

В творчестве Фета ощущалось превалирование фоники над семантикой – в этом тоже заключается его новаторство. Величайший композитор Чайковский высоко ценил поэзию Фета. Более того, они были лично знакомы. Поэзия Афанасия Афанасьевича была для композитора литературным эталоном, искусством на грани музыки и слова. Он писал: «…Фет в лучшие свои минуты выходит из пределов, указанных поэзией, и делает смелый шаг в нашу область [музыку]. Это не просто поэт, а скорее поэт-музыкант, как бы избегающий даже таких тем, которые легко поддаются выражением словом.»

Удостовериться в наличии у Фета импрессионистского и музыкального начал можно на примере уже упомянутого стихотворения «Шепот, робкое дыхание…», в котором переплетаются восприятия лирического героя действительности на самых разных уровнях (свет, запах, звук). Примечательно отсутствие глаголов, все действия выражены с помощью существительных, что придаёт стихотворению созерцательную окраску. Заметен переход от прилагательных к существительным, что порождает градацию, отражает усиление страсти.

Фонический уровень представлен яркими ассонансами и аллитерациями-звукоподражаниями. Часто повторяются звуки [о], [е], стихотворение становится похоже на песню (на это влияют и повторы). Повторение согласных звуков [с], [р], [л] позволяют передать звуки природы, образовать консонантный стержень произведения.

Становится очевидно, что в некотором смысле творчество Фета предвосхитило дальнейшую судьбу русской поэзии. Действительно, для поэтов-символистов, в особенности Бальмонта, Брюсова и Блока, Афанасий Афанасьевич был знаковой фигурой. Последнего из этих представителей Серебряного века нередко называют продолжателем фетовских традиций. Звукопись, эстетическая составляющая поэзии Фета повлияли на развитие русского символизма, для которого благозвучие и музыкальная организация стиха, отчуждённость от политики и стремление к трансцендентному были основополагающими компонентами. Бальмонт утверждал, что поэзии Фета, в отличие от Пушкина и Лермонтова, свойственна таинственность, которая является одной из главных отличительных особенностей символизма.

38. Николай Хрипков, библиотекарь. Село Калиновка, Новосибирская область

Фет. «Кот поет, глаза прищуря…»

Это небольшое лирическое стихотворение из трех катренов вроде бы вполне бесхитростное: во дворе бушует буря, а в доме кот уговаривает мальчика, чтобы он перебрался в кроватку спать, мальчик засыпает, а буря продолжает реветь. Такая небольшая поэтическая зарисовочка.

Кот поет, глаза прищуря,

Мальчик дремлет на ковре,

На дворе играет буря,

Ветер свищет-на дворе.

«Полно тут тебе валяться,

Спрячь игрушки да вставай!

Подойди ко мне прощаться,

Да и спать себе ступай».

Мальчик встал. А кот глазами

Поводил и всё поет;

В окна снег валит клоками,

Буря свищет у ворот.

<1842>

Стихотворение «Кот поет, глаза прищуря…», занимающее в композиции цикла «Снега» срединное место (в плане 1892 г. сместившееся к началу цикла), объединяет две контрастные группы, «пучки» мотивов, сквозные для «Снегов»: с одной стороны, бурю, печаль, оцепенение и покой, гармонию, великолепие, красоту.

Фет – не только тонкий поэт-лирик. В меньшей мере обращают внимание на философскую сторону его поэзии, которая, конечно, не звучит так сильно и явственно, как у Тютчева. О Фете сложилось устойчивое мнение как о поэте впечатлений, чувств, лирике-экспрессионисте. Но Фет не только лирик, но и поэт-философ, автор небольших, я бы их назвал поэтических максим, мировоззренческих лирических миниатюр.

И в этом небольшом стихотворении отображается картина мироздания. Она трехчастная. В основе мироздания – природа, хаос, стихия. Здесь это буря во дворе. На верху – человек. Здесь мальчик, который заснул на ковре среди разбросанных игрушек. Знакомая любым родителям картинка: ребенок заигрался допоздна и заснул. Игрушки – искусственные создания человеческих рук. Посредником между двумя мирами (медиумами) служат животные, которые сами явления природной стихи и одновременно постоянные спутники людей. Здесь это кот. Сразу вспоминается ученый кот из пролога к пушкинской поэме «Руслан и Людмила», который «сказки говорит» — повествует о мироздании. Животное ближе к природе и лучше воспринимает ее.

Кошка – священное животное у многих народов. Она почиталась, обожествлялась. У древних египтян богиня Бастет имела кошачий облик. Бог Амон-Ра в облике кота вступает в схватку с богом тьмы Апопом. За убийство кошек полагалась смертная казнь. На Руси кошка наделялась сверхъестественными способностями. Кошка может излечить человека. Но может и стать причиной его гибели.

Кошка – очень домашнее животное. Она любит тепло, уют, имеет в доме любимое место, ласкается к домочадцам. Но у кошки независимый характер. Ее не посадишь на цепь и не заставишь жить в конуре. У нее есть устойчивые привычки, симпатии и антипатии. Кошка гуляет сама по себе

Давайте медленно перечитаем стихи поэта.

Кот поет, глаза прищуря,

Мальчик дремлет на ковре,

На дворе играет буря,

Ветер свищет-на дворе.

Вслушаемся в мелодику. Недаром в прошлом поэтов на Руси называли певцами. Красота, звучность, ритмика, напевность – непременные атрибуты истинной поэзии. Настоящий поэт звукописью передает увиденное и прочувствованное, он играет на струнах своей поэтической лиры, подбирая верную тональность.

Начало стихотворения почти пасторальная картинка. «Кот поет, глаза прищуря». Полногласные звуки передают свободное кошачье пение. Внутренняя рифмовка «кот поет» — это песня складная и сладкая. Невольно напрашивается «кот – поэт». «Глаза прищуря» — взрывные, сонорные, шипящие согласные. И переднеязычные гласные. Произнесите их нараспев, не торопясь, и у вас невольно прищурятся глаза. кошачье пение неторопливо, протяжно, без суеты и дерганья.

Мальчик дремлет на ковре…

Нагнетание взрывных ДР, ВР. Мальчик невольно заснул за игрой. Конечно, на полу ему неудобно, неуютно. Разбросанные игрушки впиваются, вдавливаются в его тело. Сон его беспокойный. И кот чувствует эти беспокойные токи, что исходят от мальчика. Поза мальчика неудобна, ему неуютно. Кот же – хранитель домашнего очага, уюта, комфорта. Он начинает будить мальчика. Чтобы тот перебрался в свою мягкую детскую постельку и видел сладкие сны.

Следующие строчки звучат диссонансом. Они контрастируют с картиной домашней гармонии.

Это о стихии, которая бушует за стенами дома:

Во дворе играет буря / Ветер свищет во дворе.

Ритм подпрыгивающий, резкий и колючий: ДВ –Р – ГР – Р.

Буря играет, и мальчик в доме играет. Но он играет на ковре на ограниченном пространстве. Его игра комнатная, искусственная, которая никого не напугает и никого не страшит. Для бури пространство для игры – это двор, то есть обитаемое пространство. Двором на Руси называли и все земли государства. Бурю ничто не сдерживает и не ограничивает.

И двор снова упоминается в следующей строчке. ДВ – Р. Всё скрипит, скрежещет, рвется.

Буря, как Соловей-разбойник. Ветер свистит во дворе. Это разбойничья разрушительная стихия. Она шутит, играет, свищет. Но тот, кто воспримет это за игру, поступит легкомысленно. Кот отправляет ребенка спать. Время – и любая стихия утихнет.

37. Иван Шарко, 11 лет. Москва

Фет и море

В этом году исполняется 200 лет со дня рождения замечательного русского поэта Афанасия Фета.

Я искал тему для эссе про Фета и мой взор пал на рисунок моего деда. Там изображён корабль обстреливавший самолёт. Во времена Фета, конечно, не было самолётов, но он тоже любил море.

После того как Афанасий закончил университет, он поступил на военную службу в кавалерийский полк. И прослужил 12 лет младшим офицером. Причём сначала на Черном море, а потом на Балтийском.

Полк в котором служил Фет, был расквартирован по домам местных жителей на берегу балтийского моря. А сам Афанасий жил вместе с сослуживцами на хуторе у богатого крестьянина. Это был 1853 год, шла Крымская война, англичане и французы бомбили с моря Севастополь и Таганрог, город в котором родился мой дед. А полк Афанасия Фета охранял побережье Эстонии.

Фету повезло, он не участвовал в боевых действиях, а нёс обычную рутинную службу. Потому у него было много времени для общения с друзьями, для написания стихов и наблюдения за морем и природой, которая особенно его вдохновляла. Потому что он не видел в детстве моря. А в своём дневнике он писал: «За целое лето у меня было достаточно времени присмотреться к морю во всех его бесконечно разнообразных видах. Нередко оно, сажени на две ниже моей беседки, шагах в двадцати пяти от неё, лежало по целым дням без малейшей ряби, как отлично отполированное зеркало; затем начинало морщиться, стараясь тонкими всплесками добегать к окружающему его венку морских трав. В это время даль его уже заметно темнела и покрывалась белыми барашками. Затем волны все более принимали вид вздымающих шеи белоголовых коней Нептуна, гордо набегающих на берег, чтобы громко за каждым ударом разгребать на нем звончатый хрящ».

Я сам люблю кататься на таких коне-волнах, лежишь на спине, и волна тебя перекатывает, туда-сюда, туда-сюда… А мой папа может прыгнуть с пирса спиною назад…

Поскольку Фет был кавалерист, он умел скакать на лошади. Интересно, умел ли он плавать? Я думаю он не умел плавать, потому что море в его стихах какое-то грозное и опасное.

Буря

Свежеет ветер, меркнет ночь.

А море злей и злей бурлит,

И пена плещет на гранит –

То прянет, то отхлынет прочь.

Все раздражительней бурун;

Его шипучая волна

Так тяжела и так плотна,

Как будто в берег бьет чугун.

Как будто бог морской сейчас,

Всесилен и неумолим,

Трезубцем пригрозя своим,

Готов воскликнуть: «Вот я вас!»

Мой папа тоже служил на Балтийском флоте, и он рассказывал, что балтийское море холодное, серое, там часто идёт дождь, а на небе весят низкие, тяжёлые тучи.

Я больше люблю юг. Чёрное и Азовское море гораздо веселее Балтики. Но на Балтике очень интересно, там со времён Петра первого сохранились форты. Это такие крепости прямо в море, которые своим пушками защищали вход в Санкт-Петербург. А сейчас там строится самый большой порт в России, в городе Усть-Луге. Он уже сейчас один из крупнейших портов всей Европы. И охраняют его уже не кавалерийские полки, как 170 лет назад, а ракетные батареи и подводные лодки. Интересно, есть ли среди офицеров служащих сегодня на Балтике, кто мог бы написать:

Уснуло озеро; безмолвен лес;

Русалка белая небрежно выплывает;

Как лебедь молодой, луна среди небес

Скользит и свой двойник на влаге созерцает.

Уснули рыбаки у сонных огоньков;

Ветрило бледное не шевельнет ни складкой;

Порой тяжелый карп плеснет у тростников,

Пустив широкий круг бежать по влаге гладкой.

Как тихо… Каждый звук и шорох слышу я;

Но звуки тишины ночной не прерывают, —

Пускай живая трель ярка у соловья,

Пусть травы на воде русалки колыхают…

Эти стихи написаны, когда Фет служил в Херсонской губернии у Черного моря. Мне кажется, что характер моря влиял на характер стихов Афанасия Фета. На севере он писал про бурю, а на юге про тихою ночь.

36. Дарья Ильина, 14 лет, гимназия № 18. Краснодар

Афанасий Фет

Жизнь русского лирика Афанасия Фета была наполнена противоречиями, а его творчество подобно песням о любви и природе. Что в моём эссе не понравилось бы великому поэту? Как мы, вот уже двести лет, влюбляемся под его стихи? И почему чтение его стихов заменяет нам прогулку по улице?

«Если спросить: как называются все страдания, все горести моей жизни, я отвечу: имя им — Фет.»- писал лирик. Будучи сыном Шарлотты-Елизаветы Беккер, уехавшей из Германии в 1820 году, Афанасий был усыновлен дворянином Шеншиным. Ошибка в записи рождения лишила четырнадцатилетнего мальчика дворянского титула. Всю свою жизнь Фет старается вернуть фамилию и статус, и вернув его, стал ли он счастливым? Удивительно, что после возвращения долгожданной «Шеншин» лирик продолжал подписывать свои произведения как «Фет», хотя просил не упоминать при нём этой ненавистной фамилии.

Не увлекаясь семейной жизнью и любовью, Фет воспевает романтику. Его стихи говорят за душу влюблённого, дают фору «Сплин» и поются без музыки. Они лёгкие как одуванчик и невероятно просты, в них не нужно искать смысл, слова откровенны и чисты. Самое известное из них- это «Я пришёл к тебе с приветом». Новизна, дерзость, открытость- всё говорит о творчестве Фета. Лирическая пьеса «Шёпот, робкое дыхание…» написана без одного глагола! Мы чувствуем только предметы, которых кажется, вовсе не существует. Сильное, новое, невыразимое ощущение открывает поэт для своих слушателей.

Эти и другие романтические стихи были посвящены его возлюбленной Марии Лазич, с которой расстался Фет, объясняя это нехваткой средств на свадьбу и содержание семьи. осенью 1850 года Фет был шокирован страшным известием: Мария погибла. До конца своих дней поэт винил себя в её гибели и прочно закрепил в своей лирике образ пылающего камина, костра( девушка сгорела от случайно упавшей лампады).

Фет — это своеобразный экскурсовод по миру русской природы. То мрачный зимний пейзаж в «Сияла ночь, Луной был полон сад» , то майская ночь «в лунном сиянии». Тесная взаимосвязь человеческих чувств с природой приобщает нас к гармонии и миру с окружающим миром, а проникновенное «Учись у них – у дуба, у березы» призывает читателя к подражанию этим стойким деревьям. Лирик доказал единство человека с окружающим миром, взаимосвязь чувств и погоды, а также, во всей красе описал нашу родную русскую землю.

В пейзажах, которые рисует перед нами Фет частно встречается романтический наклон. Может, любовь — это природа, а природа — это и есть любовь?

35. Рената Каман, писатель. Анталия

Потерянные точки

Если спросить: как называются все страдания, все горести моей жизни, я отвечу: имя им – Фет.

А. А. Фет

До десяти лет я преспокойно и без каких-либо сомнений гордо носила свои фамилию, имя и отчество, как делают это многие из нас. Однако не всем выпадает «шанс потерянных точек», как решила я называть подобные случаи отныне.

В десять лет я вдруг узнала, что в моём отчестве допущена возмутительная ошибка. Одна из букв странным образом превратилась в совершенно иную. Выскочка и непоседа «и» вдруг стала спокойной и вальяжной «е». Магия? Нет, обычная опечатка паспортисток. Какая мелочь, подумаете вы ухмыльнувшись. Однако позвольте мне не согласиться.

Отчество есть имя моего отца, что не столь уж маловажно. Все мы гордо носим свои имя, фамилию и отчество, которые, к слову, не выбираем. Они могут многое о нас рассказать. Безусловно, сейчас можно изменить имя и даже фамилию лишь по желанию своей души или мимолётному капризу, но речь пойдёт не об этом. Напротив, опустим подобные случаи.

В биографии Фета я вдруг наткнулась на интересный факт его жизни, который и стал причиной данного эссе о потерянных точках.

Порой имя или фамилия становятся причиной бед и даже преследований. А Афанасий Фет так вообще считал свою фамилию причиной собственных страданий и горестей. Но отчего же она была ему столь ненавистна? Чтобы ответить на этот вопрос, придётся начать с самого его рождения.

Родился Афанасий Фет в семье богатого орловского помещика Шеншина – ротмистра в отставке. Матерью Афанасия была немка Шарлотта Фёт. Правда, на момент рождения мальчика его родители не были связаны узами брака, что в дальнейшем и потянуло за собой цепочку неприятных и даже трагичных для ребёнка событий.

Подкупив священника, фрау Фёт, носившая фамилию своего первого, но ещё законного супруга, смогла, однако, записать сына под именем его родного отца – Афанасия Шеншина, скрыв также и факт незаконного рождения ребёнка. Не стоит говорить, что в те времена к детям, рождённым вне брака, относились не столь лояльно как сейчас. Установления отцовства тогда ещё не было.

Шеншиным мальчик пробыл до четырнадцати лет, а после превратился в сына неизвестного иностранца – Афанасия Фёта. «Одним толчком согнать ладью живую
с наглаженных отливами песков…» – писал Фет о предназначении поэта многими годами позднее. А ведь тогда, в 1834 году, именно это и случилось с ним, обычным подростком. Одним движением его сладкая, полная комфорта, жизнь превратилась в настоящую трагедию. Одним толчком. Правда, согнали его не с песков – в величественное и бескрайнее море, а, скорее, с прохладного моря на сухие пески.

У мальчика отобрали не только фамилию его родного отца, но и дворянские привилегии и русское гражданство. Для подростка это был сильный удар – позор, который тяжким грузом лёг на его ещё не окрепшие плечи.

Вернуть потерянный дворянский титул, а, главное, восстановить доброе имя матери, стало для него делом чести, делом жизни. Если в наше время мы можем обратиться в паспортный стол, потратив немного времени и нервов на заполнение бланков, документов, прозябания в потных очередях, то Афанасию Фету подобное было просто недоступно. Поэтому он решил поступить на военную службу – в те времена офицерский чин давал право на потомственное дворянство.

Итак, борьба за восстановление справедливости началась. Упорству Фета, всей душой ненавидевшего собственную фамилию, стоило бы позавидовать. Он медленно и верно продвигался в службе, сменяя одно звание, необходимое для достижения заветной цели, на другое. Не стану уточнять подробности, но путь ему предстоял не из коротких, так как законы то принимали, то отменяли, придумывая новые условия для получения русского дворянства.

Фет изливал свои горести и страдания на бумагу. Он не только уверенно ступал по служебной лестнице, но и покорял винтовые. Начинающий поэт Афанасий Фёт добрался к вершине за считанные годы.

В 1840 году был издан первый сборник стихотворений Фета — «Лирический пантеон». Волею случая или же ухмылкой судьбы, этот сборник вновь внёс поправки в инициалы поэта. Фёт подписал его одними «А. Ф.». Но при наборе книги была допущена ошибка. Отнюдь не волшебным образом вместо буквы «ё» в его фамилии появилась – «е». Так потерянные точки превратили Афанасия Фёта в известного нам А.Фета. Или же узника?

Густая крапива

Шумит под окном,

Зеленая ива

Повисла шатром;

Веселые лодки

В дали голубой;

Железо решетки

Визжит под пилой.

Бывалое горе

Уснуло в груди,

Свобода и море

Горят впереди.

Прибавилось духа,

Затихла тоска,

И слушает ухо,

И пилит рука.

А.Фет, «Узник».

Темы свободы, одиночества и победы над различными жизненными обстоятельствами были ключевыми в ранней лирике Фета. Он, заключённый в оковы ненавистной фамилии, лишённый беспечного детства, клеймённый позором, мечтал о свободе. О справедливости.

И лишь в 1873 году благодаря заслугам перед отечеством и накопленному состоянию ему это удалось. Удалось восстановить утраченное, получить то, что полагалось ему по праву. Тогда поэт написал своей жене, чтобы отныне ненавистная фамилия Фет никогда более при нём не упоминалась. Теперь он стал Шеншиным. Отныне и навеки. Однако свои произведения писатель продолжил подписывать известной всем – «А.Фет».

Член Академии больной,

Всё порываюсь к прежней цели

И, благодарен всей душой,

Шлю за обещанным мне Paley.

За каждым есть свои грехи;

В одном лишь твердо я уверен:

Хоть и мараю я стихи,

Но книг марать я не намерен.

Итак, склонившись головой,

Прошу прислать мне вашу книжку.

Простите, что Меркурий мой

Заменит тут мою одышку.

Смущаюсь я не раз один:

Как мне писать в делах текущих?

Я между плачущих Шеншин,

И Фет я только средь поющих.

Ф.Е. Коршу («Член академии больной…»)

А.Фет, 11 января 1887.

Смелый и упрямый узник вырвался из тяжёлых оков. Потерянные точки подарили миру поэзии великого А.Фета. Афанасий Шеншин добился справедливости и обрёл покой. До конца жизни он продолжал писать стихи, заниматься переводами текстов и благотворительностью.

Сердце трепещет отрадно и больно,

Подняты очи, и руки воздеты.

Здесь на коленях я снова невольно,

Как и бывало, пред вами, поэты.

В ваших чертогах мой дух окрылился,

Правду провидит он с высей творенья;

Этот листок, что иссох и свалился,

Золотом вечным горит в песнопеньи.

Только у вас мимолетные грезы

Старыми в душу глядятся друзьями,

Только у вас благовонные розы

Вечно восторга блистают слезами.

С торжищ житейских, бесцветных и душных,

Видеть так радостно тонкие краски,

В радугах ваших, прозрачно-воздушных,

Неба родного мне чудятся ласки.

34. Василий Супрун, филолог, профессор Волгоградского государственного социально-педагогического университета. Волгоград

Две фамилии – две этимологические загадки

В любой биографии прекрасного русского поэта Афанасия Афанасьевича Фета с бóльшими или меньшими подробностями рассказывается о перипетиях с его фамилией. Он родился 23 ноября 1820 года в семье орловского помещика Шеншина в его родовом имении в Новосёлках Мценского уезда и был крещён в близлежащей церкви с записью в метрической книге: сын потомственного дворянина ротмистра Афанасия Неофитовича Шеншина. Имя ему было выбрано, видимо, в честь отца, поскольку ни на день рождения, ни на день крещения 30 ноября именин Афанасия не приходилось.

Как и было положено у добропорядочных российских дворянских родов, Шеншины вели своё происхождение от некоего Самойлы Шеншина, выходца из Швеции, прибывшего в Псков в XIV веке. Почти всё русское дворянство заявляло о своём иноземном происхождении, однако эти легендарные истории редко подтверждаются этимологическими разысканиями.

Фамилия Шеншин могла произойти от прозвища Шенша, которое не истолковывается на базе шведского языка. Но и на основе русского языка убедительной этимологии нет. В «Словаре древнерусских личных собственных имён» Николая Михайловича Тупикова (1869-1901) имеется намёк на связь этой фамилии с антропонимом Шамшин, который возник от прозвища Шамша; по В.И. Далю, так именовали болтуна, лгуна, лентяя. Но с фонетикой не всё столь ясно: между словами Шенша и Шамша имеются существенные отличия. Вообще-то [а] может редуцироваться в [э], а согласные [н] и [м] чередуются в народной речи (бомба > бонба, трамвай > транвай), но ни в одном из русских говоров не зафиксировано слово шенша как фонетический вариант шамша. Да и переход [м] в [н] перед [ш] не встречается в народной речи.

Некоторые краеведы связывают фамилию Шеншиных с названием села Шеньша (Тушак, Шеньша тож; в настоящее время село Шиньша в Мари Эл). Село было названо по протекающей рядом речке, по-марийски глагол шенше обозначает ‘раздвигать, растолкать, продвинуться’, что вполне вписывается в гидронимические этимологии. Однако возникают проблемы с генеалогией: никто из Шеншиных не связан с Поволжьем, с марийцами. Беляй Шеншин в 1585 году числится посадским человеком во Пскове, Умай Шеншин в 1627 году владел сельцом Комарево близ Белёва. Позже представители этой фамилии значатся Москве, Верхотурье на Урале, но прежде всего в Орловской губернии.
Орловская исследовательница Елена Николаевна Ашихмина относит фамилию Шеншин к татарским. Если упомянутые в её статье антропонимы Мансуровы, Талышмановы, Бурнашевы, Тахтамышевы, Ашихмины, Сагалаевы, Сабаевы, Торсуковы имеют несомненное татарское происхождение, то этимологию фамилии Шеншин установить на тюркской почве сложно. Известный татарский этимолог Рифкат Газизянович Ахметьянов (1933-2018) приводит в своём словаре лексему шыншы-у ‘хныкать, скулить, тихо визжать’, которая могла бы стать основой для антропонима (ср. русские фамилии Плаксин, Урюпин, Рюмин, Визгалин), но остаются неясными место возникновения фамилии и её фонетические преобразования.

До 14 лет Афанасий, ничего не подозревая, носил фамилию Шеншин. В конце 1834 года отец неожиданно увёз его в Москву, затем в Петербург, а оттуда в небольшой лифляндский город Верро (ныне Выру в Эстонии), где определил сына на учебу в частное педагогическое заведение Крюммера. Позже поэт писал в своих воспоминаниях: «Однажды отец без дальнейших объяснений написал мне, что отныне я должен носить фамилию Фёт».

Фамилия Фёт (Foeth) достаточно известна в разных европейских странах и в Америке. Гнездо этой фамилии (45 семей) отмечается в районе нидерландского города Зандама (Саардама, как его называли по-русски во время пребывания там Петра I в 1697 году), антропоним встречается также в Германии, Австрии, Франции, Великобритании, США и в других странах.

В IX-X веках на Западе Европы существовала Каролингская империя, названная в честь короля франков и императора Запада Карла Великого (742/7-814), от имени которого славяне образовали титул король / král. Важную роль в этой империи играли церковные власти. Для осуществления судебных, полицейских, фискальных и прочих функций епископы или аббаты назначали светское должностное лицо, которое называлось Vogt – фогт. Это слово было образовано от средневекового латинского vocatus, оно было сокращением лексемы advocatus «призванный на помощь, защитник, доверенный», от которого происходит и русское слово адвокат. Позже появились наместники императора (Reichsvogt), земские (Landvogt) и городские (Stadtvogt) фогты. Фогтов в Германии, Австрии, Швейцарии, Нидерландах было много, у них было немало детей, которые получили название должности отца в качестве фамилии.

Немецкие и нидерландские диалекты весьма разнообразны, порой в них отличий больше, чем между разными, например, славянскими языками. Название должности в различных местах произносилось и записывалось по-разному: Voigt, Voogt, Voegd, Vagt, Fauth, Veth, Woigt, Vodel, Foeth, Voeth. Эти слова и стали немецкими и нидерландскими фамилиями. Фамилию Foeth носили жители Дармштадта. О том, почему Афанасий из Шеншина вдруг стал Фётом, а потом вернул себе прежнюю фамилию, написано немало в его научных и фантастических биографиях, не будем здесь на этом останавливаться.

Обычно немецкая литера ö и её вариант ое передаются русской буквой ё: Гёте, Фёрстер, Бёмке, Зёдербаум, Хён, Кёблер, Рёкк (фамилия венгерская, но пришла через немецкий язык). Однако уже со времени создания этой буквы в ноябре 1783 года в кружке директора Петербургской академии наук княгини Екатерины Романовны Дашковой она считалась факультативной, предполагалось, что носители языка сами знают, где произносить ё [’o, jo], а где е [’э, jэ]: елка, ель, лед, плывет: книга сестры – пришли сестры, два гнезда – большие гнезда, все пришли, все сделано. Но в иностранных фамилиях это не срабатывало: из-за того, что буква ё не использовалась в них, немецкие фамилии с ö стали иногда произноситься с е: Рентген (Röntgen), Геринг (Göring), Геббельс (Goebbels).

33. Полина Быкова, писатель. Санкт-Петербург

Афанасий Фет

Как сложно бывает найти необходимый в жизни баланс между практической стороной и духовными обязательствами перед данным природой талантом. Сложно, но возможно. И пусть придётся миновать множество препятствий на пути к любимому делу, но путь великих чаще всего выстлан горящими углями надежд и битым стеклом быта. Так и великому русскому поэту Афанасию Афанасьевичу Фету в жизни довелось столкнуться со множеством рубежей от пыли до самых звёзд, раз за разом меняя курс от земных трудов до работы над вкладом в интеллектуальное наследие страны. Наше наследие.

Совсем юным Фет столкнулся с моральными истязаниями, когда его мать была запятнана раскрывшейся тайной прошлого. Скелет в семейном шкафу появился вместе с рождением юного поэта, когда факт его незаконного происхождения был скрыт и «подправлен» подкупленным священником. С раскрытием секрета четырнадцатилетний Афанасий лишился своей фамилии и титула дворянина, а восстановление светлого имени матери стало одним из основных стремлений его жизни.

Интересно, что из-за ошибки в печати первого сборника стихов поэта в 1840 году, Афанасий Афанасьевич Фёт стал Фетом, с какой фамилией и известен доныне.

После окончания Московского университета молодой литератор не стал надеяться на свои поэтические способности и избрал иной ход своей дальнейшей жизни, а именно поступление на военную службу.
Выходит так, что в жизни великих людей всегда присутствуют трагические события. Так, однажды, между Фетом и помещичьей дочерью Марией Лазич вспыхнули яркие и взаимные чувства, но брак был невозможен. Фет был убеждён, что с его стороны подло будет «обрекать» на брак с простым офицером прелестную дворянскую девушку, которая желала лишь быть рядом с возлюбленным. Случайность или судьба, но миновав испепеляющее пламя бедности и бесперспективности потенциального замужества, девушка сгорела от упавшей на платье спички. Всю жизнь Фет будет винить себя в гибели возлюбленной.

И вновь убийственная приземленность и изворотливость жизни не дают поэтическому гению расправить перья и омыть их в чернилах. Поэтическое творчество Фета не приносят особой прибыли и, как принято говорить, не соответствуют времени, ведь в цене польза и практичность, а не лиричность и чувственность. Денег и титула нет, а вместо сердца дымятся лишь осколки. Что же делать? А вот что. В жизни редко всё так лирично и сладко, как в стихах влюблённых поэтов. Частенько приходится гнать чувства взашей или хотя бы временно отсрочивать их бури до каких-то «лучших» времён. Так поступил и Фет, когда понял, что заплатки на его жизни должны отныне иметь материальную основу. Поэт женится на Марии Петровне Боткиной – не слишком юной девушке, но с хорошим приданным и связями. Несмотря на меркантильную основу брака, союз вырос в нечто несравнимо большее, чем расчет – взаимоуважение и крепкую дружбу супругов.
В 1873 году данное матери юным поэтом обещание, наконец, было выполнено – титул и отцовская фамилия Шеншин были возвращены, а сам, уже немолодой поэт, плотно занялся благотворительностью.
В последние годы стихи поэта публикуются в сборниках «Вечерние огни», где гранитной основой лежат любовь к природе и природа любви.

Любил он песням дев задумчиво внимать,

Когда на звуки их березник отзовется,

Любил о них поплакать, помечтать,

Под этой липою лениво отдыхать;

Теперь он спит — и не проснется.

32. Татьяна Пекичева, сотрудница издательства. Подмосковье

Фетовская прививка

…Чтобы увидели, и познали, и рассмотрели, и уразумели…

Пророк Исайя

Всем детям делают прививки, если, конечно, родители не против. Каждого младенца, например, еще в роддоме прививают от туберкулеза – это так называемая вакцина БЦЖ. У моего сына она не привилась. Или ампула была некачественной, или сделали неудачно, или вообще забыли сделать – не знаю, но корочка от прививки, как обещали, не образовалась – ручка была чистой, без следа инъекции. Я переживала по этому поводу (привет антипрививочникам!). Потом ему сделали повторную, уже в семь лет, и я успокоилась.

О фетовской прививке родители и слыхом не слыхивали, хотя прививать ее начинают если не в детсадовском возрасте, то в крайнем случае – в начальной школе. Но вот не на каждого действует и далеко не каждому впрок. Хотя обычно малышу и без прививки становится грустно оттого, что «ласточки пропали», и «лист сухой валится», и «ветер злится», грустно — «хоть плачь». Умение сопереживать заложено в человеке изначально, только потом куда-то улетучивается, если его не поддерживать на плаву, не подпитывать, не прививать. И умение радоваться – тоже. Оттого, что «солнце встало», «лес проснулся», от предчувствия счастья.

Как считали критики, Фет был «второстепенным» поэтом. Может, по этой причине он не написал свою отповедь «клеветникам России» и даже отдаленно не затрагивал социальных тем. И кто знает, не потому ли фетовская лирика, теплая, душистая, настоянная на травах, запахах леса, шуме дождя, шорохе ветра, смешанная с легкой грустью и тихой радостью, может тронуть даже неискушенного в поэтических изысках читателя. В ней совсем нет вирусной дисгармонии вражды, неприязни, желания разоблачить, что-то доказать или кого-то ниспровергнуть.

В его стихах при отсутствии четкости, конкретности, определенности блуждает чья-то неясная тень, едва различимый силуэт, на фоне трелей соловья и журчания ручья кто-то плачет, целуется, молчит, вздыхает. И в этом таинственном незнакомце читателю легко узнать самого себя, вне зависимости от гендерной принадлежности.

Я тебе ничего не скажу,

И тебя не встревожу ничуть,

И о том, что я молча твержу,

Не решусь ни за что намекнуть.

Объединение в единое целое всех и каждого в отдельности, умение передать своё личное чувство так, как если бы оно было моим (читателя) порывом – это ли не высший признак человечности и любви ко всему живому, того самого «муравейного братства», к которому стремился Л. Толстой?

Целый мир от красоты,

От велика и до мала,

И напрасно ищешь ты

Отыскать ее начало.

Красота в поэзии Фета – это высшая ценность. Он был ее певцов, жрецом, поклонником и восторженным почитателем. Его поэзия не учит и не воспитывает – она показывает красоту там, где невнимательный, равнодушный взгляд , проскользнув, ничего не заметит, и преподносит ее так, что привычный, сто раз виденный образ начинает играть новыми красками.

Выходи, красота, не робей!

Звуки есть, дорогие есть краски…

Поэзия Фета – связующая нить между человеком и красотой, мостик, который далеко не каждому дано перейти. А только тому, кто, привившись и вступив на него, и увидит, и услышит, и уразумеет. Красоте мы не нужны, это она нужна нам, чтобы раз за разом испытывать счастье и наслаждаться им, как птица полетом.

Только песне нужна красота,

Красоте же и песен не надо.

Красота – это картина, образ, природа, мгновения, которые мы запечатлеваем в копилке своей памяти, и они статичны и законченны. Бездеятельность, даже подсознательная отстраненность от какого-либо движения, кроме природного и сердечного, ненароком просматриваются почти в каждом стихотворении Фета.

Чудная картина,

Как ты мне родна:

Белая равнина,

Полная луна,

Свет небес высоких,

И блестящий снег,

И саней далеких

Одинокий бег.

Ни одного глагола – и полная картина! Бездействие, неторопливость и созерцательность! Но отнюдь не обломовское нахлебничество, уход в свою скорлупу от несовершенства мира. Нет!

«Чтобы дойти до цели, человеку нужно только одно – идти». Земля круглая, всё равно дойдешь, даже если пойдешь в противоположную сторону. А если цель – фикция, обманка, капкан? Что же всё-таки важнее — созерцательность или действие? Действовать легче, чем смотреть и видеть, проникнуть в суть вещей и «чужое вмиг почувствовать своим». И сколько несчастий принесли миру такие, казалось бы, разумные, постигшие тайну бытия действия!

В поэзии Фета нет наставлений и нравоучений, точно так же как и в музыке, в которой, на первый взгляд, отсутствует какое-либо содержание, но она воздействует на человека сильнее любых слов, и ценность ее заключается не в умозаключениях, основанных на размышлении и рассуждении, а в производимом впечатлении.

Замечено, что читатель, изначально далекий от музыки (никогда не обучавшийся игре на музыкальных инструментах и не приобщившийся к классике в детстве), но выработавший стойкий иммунитет под воздействием фетовской поэзии, никогда не будет слушать попсу, ходить на концерты дилетантских певцов, раскрученных умелыми, но такими же дешевыми в смысле качества продюсерами. Получив противоядие от пошлости и представление о первозданной красоте, сам, как по волшебству, придешь к Моцарту, Григу, Чайковскому… И как после этого не поверить в то,

Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,

А жизни нет конца и цели нет иной,

Как только веровать в рыдающие звуки,

Тебя любить, обнять и плакать над тобой!

Не случайно любимым композитором Фета был Шопен и его «всегда из определенной области слов тянуло в неопределенную область музыки». Нежный шопеновский мотив можно при желании уловить в стихах поэта. Он звучит и в легкости звучания, и в любовании красотой мира, и в грустной интонации, и в повторяющемся песенном рефрене, и во внутренней рифме.

Солнца луч промеж лип был и жгуч и высок…

Сочетание сонорной гласной Л («СоЛнца», «Луч», «Лип») с внутренней рифмой «луч – жгуч» ранит и врачует одновременно.

Как лилея глядится в нагорный лучей,

Ты стояла над первою песней моей,

И была ли при этом победа, и Чья, —

У руЧья Ль от цветка, у цветка Ль от руЧья?

И опять это удивительное сочетание мягкого звука Л и колючего Ч. Мягкого — потому что Фет пишет о любви, колючего – потому что о любви трагической.

«Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должны её касаться» (А. Куприн).

Любовь в жизни Фета и стала величайшей тайной и трагедией, источником стихов, исполненных мук раскаяния, чувства вины, боли от невозможности повернуть назад и всё изменить.

В юности у Фета были свои приоритеты, которые, наверно, мало чем отличались от надежд и устремлений современных честолюбивых юношей. Карьера, богатство, известность, независимость. Ко всему прочему, начинающий поэт был с самого начала уязвлен своим двусмысленным положением в обществе, так как не имел права по рождению носить фамилию своего отца – дворянина Шеншина.

Уже будучи немолодым, отвечая на вопрос анкеты, что бы он больше хотел – желать и не получить или иметь и потерять, — он выбрал первое.

Всё, о чем мечтал Фет в жизни, сбылось: он стал знаменит и богат, купил имение и успешно занимался благоустройством помещичьего быта и хозяйства. Но вот то, что он имел изначально (когда был беден и лишен всяких надежд на будущность), потерял навсегда – любовь девушки, которая была добра и преданна, умна и чутка и, как никто другой, могла составить его счастье. Он сам отказался от него.

А я доверился предательскому звуку, —

Как будто вне любви есть в мире что-нибудь!

Многие считают трагическую гибель Марии Лазич, с которой Фет решил расстаться из материальных соображений, самоубийством, но, думаю, они ошибаются. Всё произошло случайно и в то же время как будто для того, чтобы Фет обогатил русскую поэзию стихами, посвященными ей и обессмертившими ее имя.

У любви есть слова, те слова не умрут.

Нас с тобой ожидает особенный суд;

Он сумеет нас сразу в толпе различить,

И мы вместе придем, нас нельзя разлучить!

Эти строки он написал спустя годы после ее смерти, когда ему было уже 58 лет, а между строк как будто слышится:

«Не предавайте любви в надежде, что впереди много жизни и если не эта любовь, так другая обязательно станет подарком на вашем жизненном пути и привнесет в нее гармонию и смысл. Не спугните своё счастье меркантильными соображениями».

Предать самого себя – что может быть страшнее? Конечно, каждый обречен на свои ошибки, без этого не обойтись. Но предательство – это не ошибка, это глухота, слепота и трусость. От этого невольно, сам того не ведая, и предостерегает Фет в своих стихах, полных раскаяния, тоски и сожаления.

Хоть память и твердит, что между нас могила,

Хоть каждый день бреду томительно к другой,

Не в силах верить я, что ты меня забыла,

Когда ты здесь, передо мной.

Так что фетовская прививка наполнена не только эстетическим эликсиром, спасающим от пошлости и прозы жизни, но и этическим, без которого невозможно чувствовать себя в полной мере гармоничным человеком, живущим в согласии с самим собой и со всем миром.

И к финалу жизни, когда воспоминания, нахлынув волной, начнут «развивать» перед вашим мысленным взором «свой длинный… свиток», вы вдруг поймете (возможно, сидя у камина), что это уже было и еще будет много-много раз, потому что жизнь бесконечна и вы являетесь ее частью, как и всё сущее вокруг.

У камина

Тускнеют угли. В полумраке

Прозрачный вьется огонек.

Так плещет на багряном маке

Крылом лазурным мотылек.

Видений пестрых вереница

Влечет, усталый теша взгляд.

И неразгаданные лица

Из пепла серого глядят.

Встает ласкательно и дружно

Былое счастье и печаль,

И лжет душа, что ей не нужно

Всего, чего глубоко жаль.

«Ласкательно и дружно» воспоминания о былом приходят далеко не к каждому человеку. А только к тому, кто, «выходя из мягких юношеских лет» сможет забрать «с собою все человеческие движения» и не растерять их по дороге.

Прививайтесь, господа, прививайтесь! И увидите, и услышите, и обрящете, тем более что источник открытый и к нему не стоит очередь. Очереди не бывает над входом туда, где вас встречает надпись Procul este, profani (Прочь, непосвященные!). Надеюсь, эта воображаемая вывеска вас не отпугнет. Сделайте шаг — и ваша жизнь станет несоизмеримо богаче, полноценнее и спокойнее, потому что у вас есть спасательный круг – поэзия Афанасия Фета.

31. Надежда Лысанова, прозаик, поэт, литературовед, краевед, журналист. Челябинск

Воробьёвка: возвращение в поэзию – последняя мечта Фета

В 1877 году Фет продал имение в Степановке, приобретенное благодаря состоянию жены, и купил в Курской губернии имение Воробьёвку у наследников Ртищева. Сохранилась фотография гостиной: на камине бюст Ртищева, бывшего владельца имения. Бюст поэт отметил в стихотворении, написанном в первый же год жизни в Воробьевке:

Прости меня, почтенный лик,

Здесь дней минувших властелина,

Что медной головой поник,

Взирая на меня с камина…

Увлеченное хозяйствование в Степановке (17 лет) принесло Афанасию Афанасьевичу доход, но в обществе забыли его поэтическое имя. На шестом десятке он стал богат, перестал рьяно заниматься хозяйством, дела передал управляющему в Воробьевке, но оставался хлебосолом: фрукты из имения и яблочную пастилу посылал друзьям и императору Александру III. Здесь поэт прожил 15 лет. На зиму перебирался в Москву, в особняк на Плющихе, купленный в 1881 году. Воробьевка смогла вернуть Фета к поэтической жизни. Увеличилось количество стихотворений, и он напишет: «Во всю мою бытность мировым судьею и сельским тружеником, я не написал и трех стихотворений, а когда освободился от того и другого в Воробьевке, то Муза пробудилась от долголетнего сна и стала посещать меня так же часто, как на заре моей жизни».

Политика массово перестала интересовать общество, притихли народники, все обратились к «чистому искусству». И Фета вместе с Майковым и Полонским возвели в патриархи поэтического мастерства. Полонский часто приезжал в Воробьевку. Он был еще и хорошим художником: не раз рисовал окрестности, усадебный дом. При восстановительных работах в имении в 1982 году его рисунки оказали реставраторам неоценимую помощь. В имении имелась не только прекрасная старая усадьба, а и роскошный парк. Афанасий Фет любил Воробьевку, любовался природой, сочинял, в доме звучала музыка.

Он долго переживал по поводу отобранной фамилии Шеншин, дворянства, наследства, терпел унижения, не мог осуществить желания, перенес несчастную любовь… Но всего достиг. Не чувствуя усталости, окунулся в поэзию, взялся за осуществление последней мечты: вернуть поэтическое имя, сделать еще звучнее.

Конечно, Фет был неординарным, неровным. Такого человека «не причешешь» по всем правилам. Подумаешь, демократы набрасывались на него с критикой. Фет утверждал: «Мне было бы оскорбительно, если б большинство понимало и любило мои стихотворения: это было бы только доказательством, что они низменны и плохи» (из письма В. И. Штейну, 1887). И он теперь строчил статьи с критикой на либералов. Настоящих друзей у него в этот период было немного: помимо Полонского, – В. Соловьев, Н. Страхов, Л. Толстой. С Толстым дружил 50 лет. Татьяна Львовна Сухотина-Толстая сообщала: «Было время, когда папа находил его самым умным изо всех его знакомых и говаривал, что кроме Фета, у него нет никого, кто бы так понимал его…»

Афанасий Афанасьевич был увлечен Шопенгауэром. С конца 70-х занимался переводами, перевел книгу «Мир как воля и представление» и другие сочинения философа, «Фауста» Гете. Тургенев писал ему 30.12.1881 года: «Вчера утром получил я ваше письмо, а к вечеру пришел и «Фауст». …Вы не можете сомневаться в том великом интересе, с которым я прочту ваш перевод». Особенно Фет был увлечен переводами произведений римских поэтов – Ювенала, Овидия, Вергилия, Персия, Плавта, Марциала… Был сторонником правильных переводов, передавал точно мысли авторов, не гнался безоглядно за художественностью. Его за это критики ругали, но за правдивые переводы он был избран членом-корреспондентом Академии наук.

Поэт объединил новые стихи с давно написанными и выпустил книгу («Вечерние огни. Собрание неизвестных стихотворений А. Фета». Москва: 1883 г.). Затем вышли «Вечерние огни» в 1885, 1886, 1887. Многие из стихов, написанные им в старости, по-юношески свежи и очаровательны. В них все та же красота, наполненная весной, цветением. Он сочинял о любви, вспоминая чувства к Марии Лазич, которая умерла 30 лет назад. Одно из печальных и известных его стихотворений – «Ты отстрадала, я еще страдаю» (1978):

Очей тех нет – и мне не страшны гробы,

Завидно мне безмолвие твое,

И, не судя ни тупости, ни злобы,

Скорей, скорей в твое небытие!

Первые чувства любви сохранились нерастраченными. Впрочем, едва ли написанное можно соотносить с его личной жизнью. Я.П. Полонский сетовал в письме ему: «По твоим стихам невозможно написать твоей биографии даже намекать на события из твоей жизни». Да, поэзия выходит за рамки личного – это философия чувств.

В 1886 году у Фета завязалась дружба с великим князем Константином Константиновичем, который сочинял стихи и подписывал их К.Р. Князь пытался стать учеником Фета, но тот стоял на твердой позиции верноподданного. А вскоре поэт «выходил» себе камергерство, как и дворянство Да, в нем уживалось много желаний… П.И. Чайковский, напишет К.Р. в 1888 году: «Фет есть явление совершенно исключительное; нет никакой возможности сравнивать его с другими первоклассными или иностранными поэтами… Скорее можно сказать, что Фет в лучшие свои минуты выходит из пределов, указанных поэзии, и смело делает шаг в нашу область. Поэтому часто Фет напоминает мне Бетховена, но никогда Пушкина». Получается, «Россия… прозевала Фета», – так было написано в одном малоизвестном издании (Л. Аннинский. «Огни Афанасия Фета»).

Многие отмечали, что в стихах, воспевающих природу, Фет близок к Тютчеву. Но Тютчев томился и страдал, пытаясь разгадать тайну бытия, а Фет спокоен. Стихи у него тихие, тишайшие, шептуны, особенно воробьевские. Выбиваются из тишины его высказывания: «Кто не в состоянии с седьмого этажа вниз головой… тот не лирик». Или: «Поэт есть сумасшедший, .. лепечущий божественный вздор».

Фет был атеистом, об этом сообщали жена, биограф Б.А. Садовский, старший сын Льва Толстого, и обладал ясновидением. Однажды он сказал жене: «Ты никогда не увидишь, как я буду умирать». Летом 1892 года в Воробьевке пышно расцвели розы, он знал, что по народному поверью это к смерти. Приехав в Москву, тяжело заболел. Однажды у Марии Петровны (жены) попросил шампанское, она отправилась к доктору за разрешением. А он, измученный болезнями, продиктует секретарше: «Не понимаю сознательного приумножения страданий. Добровольно иду к неизбежному» (21.11.1982). Схватил стилет, секретарша отняла, он бросился в другую комнату и умер от разрыва сердца. Получилось по Шопенгауэру: победил волю к жизни. О жизни он все-таки оставил след: в 1890 и 1893 годах появились два тома его мемуаров, третий вышел после его смерти.

30. Геннадий Литвинцев, поэт, писатель. Воронеж

Ностальгия по Фету

Заезжий двор. Ночная темнота.

В усадьбе Фета наступает осень.

Ну почему меня туда уносит?

Моя ли родина орловские места?

Мысль посетить усадьбу Фета возникла без предварительного обдумывания, в виде внезапного порыва, уже в Орле, куда на исходе лета довелось попасть по служебной надобности.

«Да что же? Зачем бы не ехать?»

От областного центра до Клеймёново, родового села Шеншиных, всего-то километров сорок. Погода стояла сухая и теплая. В Клеймёнове малолюдно, тихо, слышны лишь редкие петухи да собаки. Опрятная сельская улочка с общим металлическим штакетником привела к кирпичной пятиглавой церкви. По сторонам вековые деревья, свидетели того, что место это заветное, усадебное, насиженное. Пологий склон ведет от церкви к лощине с плотиной и прудом, дальше волнистая даль с полями, проселками и лесами…

А за церковной оградой притулился к апсиде храма незапертый склеп. Семь ступенек вниз – и в полумраке, под гулким сводом видны две серые плиты с надписями без «ятей» и «еров» (признак советского новодела). Да, здесь покоятся поэт Афанасий Афанасьевич Фет-Шеншин и его жена Мария Петровна, урожденная Боткина. Не об этом ли склепе написано Фетом одно из самых странных и загадочных его стихотворений – о собственном воскресении без Страшного Суда, с мрачной картиной будущего? Вспомним: поэт просыпается в гробнице, срывает истлевшую домовину и спешит через старый сад к своим родным. «Бегу домой. Вот дома удивятся!» Но нет ни дома, ни людей, солнце остыло, остыла и земля, которой суждено теперь миллионы лет бессмысленно лететь в космосе, неся в себе прах поэта…

Не жизни жаль с томительным дыханьем,

Что жизнь и смерть? А жаль того огня,

Что просиял над целым мирозданьем

И в ночь идет, и плачет уходя.

Сама усадьба Шеншиных – а этот старинный русский род владел селом (когда-то оно называлось Скородное) по крайней мере на протяжении трех веков – не сохранилась. Говорят, барский дом сожгли то ли в 1917, то ли в 1918 году. И церковь Покрова, построенная еще при жизни Фета в 1890 году, многие десятилетия стояла полуразрушенной. Оскверненным, в грязи и запустении, пребывал склеп с могилой поэта…

Вечером я вернулся в Орел, в свой гостиничный номер. Не сразу, спустя месяц после той поездки, написалось стихотворение «Ностальгия». Вот оно полностью:

Заезжий двор. Ночная темнота.

В усадьбе Фета наступает осень.

Ну почему меня туда уносит?

Моя ли родина орловские места?

Открыли номер. Могут быть клопы.

А за стеною льются разговоры —

О видах на зерно, о земстве, о соборах.

Дьяк, прасол и студент сомкнули лбы.

Чай принесли. Зовут сразиться в карты.

“- Я не играю”. “- Виноват”. “- Ничуть”.

Немного рома. С книжкой Энгельгардта

Общинных дел откроется мне суть.

А завтра б лошадей пораньше — и в дорогу.

Наверно, шлях размыт, да это не беда.

Задую свечку, помолюся Богу.

Покой и сон. Так было бы всегда!

29. Наталия Лозовская, врач. Санкт-Петербург

Качели

Стареющий мужчина в домашнем сюртуке сидит у камина и читает бумаги. По выражению его лица понятно, что он чрезвычайно взволнован и недоволен.

— Ну как так можно все опошлить! — возмущенно восклицает он – этот Буренин, каков подлец, а казался приличным человеком! Что за пакостный фельетон! Почему, если мне уже семьдесят лет, то я должен писать только про семидесятилетних?!

Хитрый Буренин написал фельетон на новое стихотворение Афанасия Афанасиевича и включил в него рассуждение якобы «прозаического читателя»: » Представьте себе семидесятилетнего старца и его «дорогую» «бросающих друг друга» на шаткой доске. Представьте, что «дорогая» соответствует по годам «дорогому», как тут не рассмеяться на стариковскую игру новых Филимона и Бавкиды, как не обеспокоиться, что их игра может действительно оказаться роковой и окончиться неблагополучно для разыгравшихся старичков?»

— Что за мерзкие люди, эти критики, — качает головой Афанасий Афанасьевич, — что они могут знать про меня?

Он тяжело вздыхает. На улице — весна. Фет всегда любил весну, в любом возрасте. Она давала надежду, надежду на прощение. Весной стихи приходили к нему легко. «Но верь весне. Ее промчится гений» …

Афанасий Афанасьевич задумчиво смотрит в окно, но видит не привычный пейзаж Воробьевки, а прекрасный тихий майский вечер и чудную девушку на качелях, ее платье легко развивается на ветру, она улыбается. Улыбается ему, такой счастливой и доверчивой улыбкой, какой могут улыбаться только юные влюбленные девушки. И они летят, летят вдвоем над этим лесом и ничего важнее не было и нет на всем белом свете.

Меньше, чем через тридцать лет один художник из Витебска напишет картину «Пролетая над городом» и над ним тоже многие будут смеяться, но Афанасий Афанасьевич, к сожалению, ее уже не увидит. И не сможет сказать тихо самому себе: «Я там был. Я это знаю».

И опять в полусвете ночном

Средь веревок, натянутых туго,

На доске этой шаткой вдвоем,

Мы стоим и бросаем друг друга.

И, чем ближе к вершине лесной,

Чем страшнее стоять и держаться,

Тем отрадней взлетать над землей

И одним к небесам приближаться.

Правда, это игра, и притом

Может выйти игра роковая,

Но и жизнью играть нам вдвоем. —

Это счастье, моя дорогая.

«Но и жизнью играть нам вдвоем» … Не так уж долго получилось у них «играть жизнью». Два года счастья. Мария. Прекрасная Мария подарила ему целых два года. Ему казалось, что у них вся жизнь впереди, но у судьбы свои планы. Ведь его возлюбленной так и останется навсегда двадцать четыре года. Время не испортит ее черт, и с каждым днем в его памяти она будет становится все прекраснее. «На заре без туч нельзя такою молодой и лучезарной быть!»

Но его лицо время не пощадит. Удивленные читатели будут спрашивать: «И этот упитанный старик все еще пишет о любви?»

Есть ли в этом его вина? Он отказался от любви. Не хотел, чтобы нищета погубила их. Родители Марии уже считали его женихом и дольше поддерживать связь было попросту неприлично. Она могла выйти замуж более удачно.

Но мог ли Фет быть хоть чуточку безрассуднее? Ох, не ему ли не знать об обратной стороне безрассудства? Ведь, если его родители были бы благоразумнее, ему наверняка бы не пришлось столько страдать? Хотя, возможно, тогда бы и жил он в другой стране и был бы уже совсем другим человеком и, кто знает, писал ли бы стихи вообще?

Жила бы она счастливо дальше, если б он был смелее и не испугался безденежья? Если бы не терзался мечтой вернуть свое дворянство? Были бы они счастливы в браке? Или возненавидели бы друг друга?

Но мысль упрямо возвращается к ее смерти. Ведь не было и дня, чтобы он не вспоминал об этом. Что же случилось в тот злополучный вечер? Почему именно после их окончательного разговора? Как начался пожар? Как загорелось ее платье? Что за ужасная смерть! Почему? Отчаяние ли ее к этому привело? Или эта судьба и пожар был лишь злой случайностью?

Никто ему не ответит. Никто и никогда. Люди могут легко ославить и осудить, но ответить не сможет никто.

Точно Фет знал только одно: все его стихи – это бесконечная песнь, песнь о любви, песнь для нее.

С собой самим мне сладко лицемерить,

Хоть я давно забыл о всем ином,

И верится, и не хочу я верить,

Что нет преград, что мы одни вдвоем.»

28. Екатерина Стрельникова, МБОУ СОШ №35. Поселок Малороссийский, Краснодарский край

Афанасий Фет

27. Мария Шевцова. Москва

И звезды люблю я с тех пор…

Фет и пути русского стихосложения

Афанасий Фет заявляет о себе как поэт в 1840-ые годы – время, когда русская критика жадно ищет новую фигуру на место первого поэта. Гибель Пушкина еще не пережита, величие поэта только усиливает горе. Русская литература чувствует себя осиротевшей. Хочется, чтоб новый Пушкин был «таким же»: гениальным и ясным. Примеряют на это место плодовитого Фета и видят: не то. Во-первых, с кем он, с правыми или левыми? Фет печатается как в «Москвитянине» ретрограда Михаила Погодина, так и в «Отечественных записках» неистового Виссариона. Допустим, Пушкина тоже не запишешь в декабристы, но у него хотя бы были друзья. Во-вторых, в середине сороковых Фет теряет наследство и ради восстановления дворянского статуса идет служить в армию, что тоже вызывает недоумение. Как же можно не развивать свой поэтический талант? В-третьих, и сама поэзия – «недозрелая», «неясная».

Известна история несостоявшейся любви Фета к Марии Лазич. Поэт познакомился с ней в 1848 году, в непростой армейский период, и нашел умную, чуткую родственную душу. До самой смерти он посвящает ей стихи, называет ее alter ego: ни разлука, ни смерть Марии не имеют власти над его чувством.

Но чего нам нельзя запретить,

Что с запретом всего несовместней —

Это песня с крылатою песней

Будем вечно и явно любить.

В песне любовь продолжается, а жизнь идет своим чередом. В стихах Фет пишет:

Нет, я не изменил. До старости глубокой

Я тот же преданный, я раб твоей любви

А в жизни находит богатую невесту и благополучно женится (Мария, несмотря на ее совершенства, была бесприданницей). Напрашивается сравнение с другой «невозможной» любовью в русской литературе: Василия Жуковского к Марии Протасовой. Обстоятельства так же не благоволили Жуковскому, но меньше всего в его поведении можно увидеть поиск собственной выгоды. Он и в жизни поэт, недаром он говорит:

И для меня в то время было

Жизнь и Поэзия одно.

Установка Фета прямо противоположна, для него жизнь и поэзия – разные сферы. Поэзия существует ради красоты, не имеет никакого влияния на реальную жизнь: то, что в жизни хорошо (разум, логика) то для поэзии смерть, она должна быть безумна. «Насколько в деле свободных искусств я мало ценю разум в сравнении с бессознательным инстинктом (вдохновением), (…) настолько в практической жизни требую разумных оснований», — пишет Фет в мемуарах. И насколько Жуковский (так же, как и, хороший друг Фета Аполлон Григорьев) не обращал внимания на собственное происхождение (все трое – незаконнорожденные), ведь поэт – это само по себе положение в обществе, настолько это было важно для Фета, который всю жизнь отчаянно пытался вернуть и дворянство, и статус.

Критики пеняли Фету на «туманность» его поэзии. Тургенев безжалостно правил стихотворения перед публикацией: выкидывал строфы, давал новые названия. Фет пытается объяснить свой поэтический метод. В статье «О стихотворениях Ф. Тютчева» он упоминает стихотворения Пушкина «Сожженное письмо» и «Туча» как примеры произведений, где мысль и чувство скрыты, на первом месте – впечатление и ощущение.

Фет и оправдывается, и нет: он ищет аргументы. От своего пути он не отказывается, и это тоже, кажется, плоды его житейской независимости от мнения литературного круга. Но Пушкин, конечно, более близок к Жуковскому: высказывание «Слова поэта суть уже его дела» стирает грань между поэтическим и жизненным.

В любовной лирике Фета, помимо пресловутой «неясности», есть еще одна особенность. Фет часто употребляет местоимение «мы», говорит не о индивидуальных, а о совместных переживаниях:

И, разлучась навеки, мы поймем,

Что счастья взрыв мы промолчали оба (…)

Мы встретились вновь после долгой разлуки,

Очнувшись от тяжкой зимы;

Мы жали друг другу холодные руки

И плакали, плакали мы.

Поэт приписывает свои чувства возлюбленной: может быть, она вовсе и не плакала или никогда не поймет, что «промолчала счастья взрыв». Фет уходит от личных переживаний в отличие от Пушкина, в поэзии которого присутствует «я» и лингвистически («Я вас любил», «Я помню чудное мгновенье» и т.д.) и по смыслу: любовная лирика Пушкина описывает боль, страдания, надежду конкретного человека. У Фета за «мы» прячется любование внешним, поэтому часто в его стихах, описывающих свидание, присутствует кто-то третий: соловей, звезды, море или ночь:

Лишь вдвоем мы в тени здесь прохладной,

Третья с нами лазурная ночь.

Фет предпочитает говорить описательно о свиданиях: «Знаю я, что ты, малютка// Этой ночью не робка» или о девушке – например, в знаменитом «На заре ты ее не буди».

Истоки такого отстранения от собственных переживаний можно увидеть в увлечении Фета стихотворениями латинских поэтов. Фет хорошо знал латынь, переводил Овидия, Катулла, очень любил Горация. Некоторые его ранние стихотворения явно подражательны:

Право, от полной души я благодарен соседу:

Славная вещь — под окном в клетке держать соловья
(…)

И в расцветающий сад за высоким, ревнивым забором

Вечера свежесть вдыхать выйдет соседка одна, —

Тени ночные в певце пробудят желание воли,

И под окном соловей громко засвищет любовь. (…) 

Но вечер давно уж настал…

Что ж не поет соловей или что ж не выходит соседка?…

Может, сегодня мы все трое друг друга поймем.

Здесь опять нужен кто-то третий, кто поможет, хотя и туманно, изобразить индивидуальные чувства.

Латинские поэты только осваивали любовную лирику в ее современном понимании. Катулл переводит на латынь стихотворение Сапфо «Богу равным кажется мне по счастью», в котором превалирует физическое, внешнее описание любовных страданий: героиня не может говорить, чувствует под кожей «легкий жар», становится «зеленее травы». Но в последней строфе Катулл, живший на 500 лет позже Сапфо, добавляет кое-что: упрекает себя в лени. Оказывается, он страдает потому, что ему нечего делать. Появляется ироничное переосмысление чувств. В другом известном стихотворении Катулл разделяет благоволение к женщине и страсть, анализирует тонко и точно. Хотя и «мы», и кто-то третий, и описание свидания со стороны также присутствуют в стихотворениях Катулла.

Рим учился лирике, как младенец учится говорить. Фет воспринял поэтическую наивность такой поэзии и перенес ее в свое творчество. После гениально выраженной индивидуальности Пушкиным такой стиль сбивал с толку. Но идти дорогой Пушкина после него невозможно, это путь эпигонства в стиле Бенедиктова. Фет, предчувствуя силу невыраженной мысли и неясного слова, отступил на шаг назад. Установка на разделение личного и поэтического помогла ему в этом. Этот «регрессивный» путь оказался путем символистов и принес свои плоды.

26. Ольга Харитонова, сценарист анимации. Омск

Блоха. Дыханье. Самовар

Идёшь по блошиному рынку, рассматриваешь вещи, вдруг понимаешь, «блоха» — это Фет.

Рынок подержанных вещей устроен и живёт так, что его можно срифмовать с жизнью известного поэта. Во всём своём многообразии и частностях блошиный рынок созвучен Фету больше, чем можно себе представить. И понять, и запомнить Фета можно, осознав его через «малеванный хлам, на затхлой площади».

Рынок, словно двойственная фетовская личность, распадается надвое. Практичный, хозяйственный Шеншин – это инструменты, детали, приборы, а безрассудный, поэтичный Фет – это фарфоровые балерины, люстры с подвесками и рюмочки-сапожки.
Как всё сочетается в единое – уму непостижимо. (Как беден наш язык! Не передать того ни другу, ни врагу!)

Фета называют поэтом без явного развития: он ставил в сборники стихи значительного временного разрыва (сороковых годов рядом со стихами восьмидесятых), не датировал их, как правило, а циклы сборников озаглавливал общими словами тем, вроде «Снег», «Мелодии», «Гадания», «Весна», «Море».

Барахолка также смешивает времена и стили, и здесь одеяло прилавка сшито из широких лоскутов «Посуда», «Часы», «Игрушки», где каждая нитка лоскута своего роду и племени не знает.

Где что ещё живое, блестит, ходит, вроде «Востока» с календарём 1969 года, а где не предмет – пародия (вроде пупса Куклачёва с выпученными глазами), или вовсе – подделка.

Фета тоже много пародировали, как пародируют всё вызывающе новое, то, что дразнит и эпатирует. Вот пародия Д. Д. Минаева (1863) на стихотворение Фета «Шепот, робкое дыханье…»:

Холод, грязные селенья,

Лужи и туман,

Крепостное разрушенье,

Говор поселян.

От дворовых нет поклона,

Шапки набекрень,

И работника Семена

Плутовство и лень.

На полях чужие гуси,

Дерзость гусенят, —

Посрамленье, гибель Руси.

И разврат, разврат!..

Пойман, разве что, основной момент – безглагольность, ритмическое перечисление образов. Вот еще некоторые безглагольные тексты Фета:

Чудная картина,

Как ты мне родна:

Белая равнина,

Полная луна

Свет небес высоких

И блестящий снег

И саней далеких

Одинокий бег.

***

Только в мире и есть, что тенистый

Дремлющих кленов шатер.

Только в мире и есть, что лучистый

Детски задумчивый взор.

Только в мире и есть, что душистый

Милой головки убор.

Только в мире и есть этот чистый

Влево бегущий пробор.

И мне снова видится здесь суть блошиного рынка – всё бессвязно, отдельно, а в целом – общее. Вот бобина «Б8-120» с надписью на коробке «Ялта 1980», вот рефлектор Минина, вот фотоувеличитель «Юность» — всё уникальное, разное, но объединено одним подносом-покрывалом и одним хозяином.

Иногда хозяева объединяют своё богатство в малые циклы «Всё по 20 р.», «Всё по 50 р.», но для этих коробок только два глагола – обнять и плакать.

Ходишь между рядами и отмечаешь звукопись товаров: синие керосинки, чёрные чемоданы, кудрявые куклы… Звуковые повторы в текстах Фета встречаются часто, они – снова медитативности его лирики:

Зреет рожь над жаркой нивой,

И от нивы и до нивы

Гонит ветер прихотливый

Золотые переливы.

***

И меняется звуков отдельный удар;

Так ласкательно шепчут струи,

Словно робкие струны воркуют гитар,

Напевая призывы любви.

Следующая ниточка ассоциаций — лексические повторы, которые привлекают внимание к слову, усиливают, «освещают» его:

Звонким роем налетели,

Налетели и запели

В светлой вышине.

Как ребенок им внимаю,

Что? сказалось в них — не знаю,

И не нужно мне.

Поздним летом в окна спальной

Тихо шепчет лист печальный,

Шепчет не слова;

Но под легкий шум березы

К изголовью, в царство грезы

Никнет голова.

«Блоха» на лексические повторы богата. Слово одно, а предметов тьма – ложка, ложка, ложка, ложка, вилка, вилка, вилка, вилка… Чайная, кофейная, серебряная, сервировочная, для рыбы…

Вот стоит три самовара, слева и справа — красавцы, а серединный – гадкий утёнок, то ли хранился под открытым небом, то ли активно эксплуатировался. А сбоку от троицы – керамический чайник «под самовар», гжелевская роспись. Четырежды у прилавка повторишь слово «самовар», с ним и пойдёшь дальше.

Блошиный рынок – чистый импрессионизм. Современники часто говорили об импрессионизме Фета, о том, что он не изображает, не рассказывает прямо, но передает впечатление, старается его навеять. Впечатление в его тексте было важнее описываемого предмета.

Всё названное в стихе было окрашено чувствами героя, визуальная картинка не складывалась – всё было отрывочно и фрагментарно, так человек переполненный эмоциями не может воспринять и запомнить всё последовательно, его мысль скачет:

А там, вдали, сверкает воздух жгучий,

Колебляся, как будто дремлет он.

Так резко-сух снотворный и трескучий

Кузнечиков неугомонный звон.

Поэзия и ясность для Фета были несовместимы. Облако вокруг стиха – вот что было важнее самого текста.

Так на блошином рынке важнее самого предмета история, спрятанная за ним, – год, семья, завод и страна. Все предметы «блохи» имеют это таинственное облако, именно благодаря ему ступаешь на тропинку между рядами с прилавками.

Ступаешь и теряешься в разветвлениях. Сложность рынка подержанных вещей – и есть большое искусство.

Фет был большим поэтом. Но эпоха требовала от него ясности, определенности и, главное, актуальной пользы. Фет был не ясен, не определен и бесполезен, принципиально бесполезен.

Разве легко найти на барахолке действительно полезную вещь? Многое интересно, что-то изящно и красиво, но домой почти ничего не понесешь – ничего неприменимо к современной реальности.

«В нашем деле истинная чепуха и есть истинная правда» — сказал однажды Фет и был прав, раз уж в любом городе, в любом месте можно найти отголоски поэзии.

25. Елена Кладова, инженер-экономист.

Читая Афанасия Фета

Вы никогда не задумывались, что создавать картины можно не только, используя кисти и краски, но и с помощью слов? Прилагательные – это изумительные пейзажи, страстные чувства, а глаголы – движение струн, воды, животных, огня…

Шепот, робкое дыханье,

Трели соловья,

Серебро и колыханье

Сонного ручья,

Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца,

Ряд волшебных изменений

Милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря,

И лобзания, и слезы,

И заря, заря!..

Когда я слушаю эти стихи Афанасия Афанасьевича Фета, то перед глазами возникает играющий багряными, красными, оранжевыми красками закат солнца, блестящий ручей, маленький соловушка и любимый человек рядом. Нет, это не фото в воображении! Я вижу изысканную работу художника-импрессиониста, которая поражает. Смотрю на такой ошеломляющий виртуальный холст и создается впечатление, что попала в рай. Значит, можно оказаться в художественной галерее, слушая и читая. Обратите внимание, а ведь глаголов в стихотворении нет, зато много прилагательных.

А здесь другая картина:

Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,

Как и сердца у нас за песнию твоей.

Таким образом, Фет, досконально владея словом, рисует полотна, как поэт-художник.

Про музыкальность поэзии Афанасия Афанасьевича написано много. Романсы на его стихи создавали П. Чайковский, С.Рахманинов, Н.Римский-Корсаков, М.Балакирев, С.Танеев. Чайковский писал, что «Фет в лучшие свои минуты выходит из пределов, указанных поэзией, и делает смелый шаг в нашу область, (то есть музыку)». Композитор называл его поэтом-музыкантом. Закрываю глаза и слышу чудесный романс композитора Варламова:

На заре ты ее не буди,

На заре она сладко так спит;

Утро дышит у ней на груди,

Ярко пышет на ямках ланит.

Какая гармония слов и музыки! Чтобы она возникла, музыка должна звучать в душе поэта.

Певучесть, мелодичность стихов Фета позволили современникам сравнивать их с ноктюрнами Шопена. Игра на музыкальных инструментах, пение присутствуют как в стихах, так и в прозе Афанасия Афанасьевича. Достаточно вспомнить описание цыганского пения в его биографическом рассказе «Кактус». Сам Фет в одной из своих статей об искусстве писал, что поэзия и музыка не только родственны, но нераздельны и все вековечные поэтические произведения от пророков до Гете и Пушкина включительно – в сущности – музыкальные произведения – песни.

Так, кто же он – Афанасий Фет – поэт-музыкант или поэт-художник?

Мне бы не хотелось спешить с выводами, не прочитав публицистические статьи Афанасия Афанасьевича.

«Всякая законность потому только и законность, что необходима, что без неё не пойдёт самое дело», «Со вступлением России в новый период деятельности заветные слова авось, да небось, да как-нибудь должны совершенно выйти из употребления» – это цитаты из очерков Фета, которые он писал, налаживая поместное хозяйство на хуторе Степановка Мценского уезда. Читая циклы очерков «Заметки о вольнонаёмном труде» и «Из деревни», ты уже видишь не поэта, а хозяйственника, который имел опыт работы мирового судьи. Не менее интересны судейские записки Афанасия Афанасьевича, где на документальных примерах показывается опыт правового просвещения населения, судейской практики. К сожалению, Фет не успел их закончить.

Помимо прочего, он много занимался переводами Гете, Канта, Шопенгауэра, латинских поэтов: Горация, Ювенала, Вергилия и других, а также мемуарами.

Афанасий Афанасьевич, как человек высокой эрудиции и гармоничная личность, ко всему, за что брался, относился творчески, с самоотдачей.

Ученые работают над созданием вечного двигателя. Но ведь среди людей тоже существуют первопроходцы, которых можно отнести к вечным двигателям. Один из них – Афанасий Фет. Музыкальность и живописность творца поэзии достигается рядом новаторских приемов: пристальное внимание к мгновению, его насыщенность; параллель человека и природы; безглагольность; разная длина строк, создающая особый ритм, который подобен биению сердца. В экономической деятельности на своем хуторе: использование им молотильной машины и штрафов, а в судейской практике: собственная методика подсчета голосов при выборах судей и составление трудовых договоров крестьянами. На мой взгляд, все наследие Афанасия Афанасьевича, как поэтическое, так и публицистическое, научное требует изучения, осмысления.

Полностью согласна с мнением поэта и эссеиста Александра Кушнера: «Подражать Фету невозможно – надо носить этот огонь в своём сердце…»

24. Святослав Скирдачев, 12 лет, лицей № 5 им. Ю. А. Гагарина. Волгоград

Афанасий Афанасьевич Фет

Афанасий Афанасьевич Фет (1820-1892) – русский поэт, переводчик, лирик, автор мемуаров. Член-корреспондент Петербургской Академии наук.

Великий писатель появился на свет 23 ноября 1820 года (по новому стилю 5 декабря) в селе Новоселки Орловской губернии. Интересно отметить, что существует несколько вариантов тайны рождения Афанасия Афанасьевича. По одним данным отцом является Афанасий Шеншинин, который женился на вдове фрау Фет. Свадьба состоялась в Германии по лютеранскому обряду, что не признавалось русской православной церковь. И Афанасий родился, по мнению русской православной церковью вне брака.

По другим данным, будущий поэт был сыном немца, беременная супруга которого бросила его и ушла к русскому дворянину Шеншину. Отчим подкупил священнослужителя, чтобы скрыть истинное происхождения пасынка.

В любом случае, когда писателю было 14 лет, неожиданно вскрылся факт подлога. Началось следствие. И молодого Афанасия лишили фамилии и титула дворянина. Вернуть фамилию отца и восстановить доброе имя матери стало делом всей его жизни.

В 1873 году благодаря заслугам перед отечеством и накопленному состоянию поэту удалось вернуть себе фамилию отца и дворянское звание.
После окончания Московского университета Афанасий поступил на военную службу, где прослужил 8 лет. Афанасий Фет очень хотел быть писателем, но это не приносило ему доход. В течение 11 лет он был мировым судьей по Мценскому уезду.

Фет встретил свою любовь в поместье Крылово. Ее звали Мария Лазич. Девушка была образованной и очень талантливой. Их чувства были взаимны, но пожениться они не смогли. Девушка умерла от бесчисленных ожогов, когда на ее платье попала непотушенная спичка. Фет винил себя всю жизнь в ее гибели. Именно ей он посвятил поэму «Талисман», стихотворения «Старые письма», «Ты отстрадала, я еще страдаю…», «Нет, я не изменил. До старости глубокой…» и другие стихотворения.

Женился поэт впоследствии на Марии Боткиной. Это был брак по расчету, а не по любви.

С творчеством у Фета не складывалось, за 20 лет не было продано и 1000 его книг. Он был глубоким лириком, бесконечно восторгающимся окружающей природой и красотой. В своих стихах и произведениях Фет описывает настоящие пейзажи, образы реальных людей, и даже любовь у Фета – такое же сложное чувство, но земное и доступное.

23. Анна Чиранова, МОУ «Гимназия 23». Саранск

Лирический пантеон (рассуждения о капители)

…К чему этот дух разрушенья!

А. Фет

Ре-минор. Ступеньки давно заледеневшей и прозрачной лестницы поминутно совершали вынужденные колебания за счёт вынуждающей силы; из-под ступеней вырывался хруст – раз, два, один. Пять – ещё валенок – шесть, семь… Колебания ступеней доходят до немого резонанса, потому что чистота вынужденных колебаний совпадает уже с частотой вынуждающей силы и колебательной системы, лестница – в конвульсии – в озноб. Стучанье этого навязано-стройного «раз, два, три» – как скрежет замерзающих дворцов Сенатской. Застывание ритма, наверное, привело к неожиданному, нестройному и болезненному «Пять!», после вялого «один». И что же вышло? …озноб. Но вот последняя ступенька.

О, наконец! Коринфский. Какими круглыми рыжими глазами смотрит на него город бегущий, весь в оцепенелых плясках (смерти?); с мигающими, вопрошающими глазами: «Зачем ты здесь?». Ордер молчит. Тонкий, будто бы даже лёгкий, всё вьёт, вьёт свои листья – в темноту – в шелест:

И, безмолвные, мы слышим

Что струёй своей колышим,

Напевает нам фонтан…

Рыжий город изумляется этому фонтану. Город не видит, не верит. Город мерцает и дрожит, но не признаётся. Фонтан здесь, кажется, ради себя одного.

Резные колонны с каннелюрами – гулки. Стоят крепко, как Атласы, держат этот симметричный фонтан. Начинает казаться, что всё – под властью воздушно-шелестящей, но самой сложной в ордерной системе капители. Как будто уже не колонны, a она держит весь антаблемент:

Он вечен, вездесущ, как ты,

Ни времени не знает,

Ни пространства.

Действительно – в софитовое небо уходят заострённые закостенелые крылья акротерия. Город раздражается постоянством, но «мгле мерцаньем не помочь».

Что-то успокаивающее шепчут, перебирая струны арф, ангелочки с тимпана, обвитые бесчисленной зеленью, невероятно живой и звенящей:

«Что ж ты, пленник, так бледнеешь?

Вольный мир перед тобой!

Иль нет крыльев? — Знать, сотлеешь

За удушливой стеной».

Ждём, ждём мы чего-то от этого безумно лёгкого пантеона. Но всё молчит. Рыже-шелестящий куст всё время оборачивается туда; да зачем ему теперь это нужно?

Человек решил поджечь потом этих сонных ангелов. Потому что надоели, потому что бесполезны. «Он поочерёдно глядел на бесстрастные изваяния башни, повисшие как он над пропастью, но без страха для себя…» (Виктор Гюго. «Собор Парижской богоматери».)

…Виноват ли я, что долго месяц

Простоял вчера над рощей темной,

Что под ним река дрожала долго

Там, где крылья пучил белый лебедь?

Ведь не я зажег огни рыбачьи

Над водой, у самых лодок черных.

Чёрных…Какой же страшный грохот: ангелочки без крыльев. Как воет ветер в небе. Вы видите?.. Видите! Обломки каменной высоты, трещины по мраморным шеям – переломанные, поваленные идолы. У наших ног.

…Дул север. Плакала трава.

И ветви о недавнем зное,

И роз, проснувшихся едва,

Сжималось сердце молодое.

Над этими обломанными шеями так ревёт скрипка. Концерт для скрипки с оркестром. Ми-минор. Это Мендельсон. Лирический пантеон оказался не нужен, он слишком высок оказался. Городу некуда глядеть.

…Но потухшими очами

Ты не смотришь в синю даль;

Знать, что куплено слезами,

Знать, чего так больно жаль, —

Не вдали. Сухие руки

Не протягивай к земле,

И в жару безумной муки

Не зови ее к себе!

22. Аркадий Рукинглаз, инженер-железнодорожник, Москва

У каждого свой Фет… Мой — путешественник!

У каждого свой Фет. У кого-то он самый романтичный поэт, тонкий и нежный любовник. У другого-самый непредсказуемый певец сплина и хандры (которая сейчас овладела всем человечеством, находящимся на Самоизоляции). Для третьего он поэт действия и отваги, динамичный и бесшабашный офицер.

А для меня Афанасий Афанасиевич ещё и путешественник, успешно, лихо, словно верхом на коне, преодолевающий не только географические но и бюрократически границы. Как всё же приятно прочесть у него про города и страны, куда не скоро ещё можно будет съездить и сравнить свои впечатления с теми, что записал русский поэт в середине 19-го века (в 1856 году, если указывать точно). Вот что пишет Фет в удивительно интересных путевых заметках-письмах «Из-за границы» (читать их советую все и неторопливо, вслушиваясь (!) в каждую строку; и здесь чувствуется поэт):

«…Через полчаса мы были в Марсели. Не буду никому, ни даже самому себе, досаждать воспоминаниями о Марсели как городе. Это грустный провинциал, несмотря на свои площади, жалкие фонтаны, четырех- и пятиэтажные дома, старинные аллеи и сто пятьдесят тысяч жителей. Вы чувствуете себя в провинции. Отели плохи, черномазые люди лишены парижской ловкости, хотя в суровых чертах гораздо более энергии. Толпы еще разнороднее и пестрее, чем в Париже. Турки, греки и английские матросы на каждом шагу, но толпа снует без шума и без лихорадочной суеты. Непривлекательные магазины наполнены мануфактурными товарами низкого качества.

— Где контора Императорского пароходства? — спросил я первого прохожего.

— А вот сейчас направо на площади, большая красная вывеска.

— Когда отходит пароход в Рим, то есть в Чивита-Векию? — крикнул я в окошко чиновника, выдающего билеты.

— Завтра, в десять часов, отходит «Капитолий».

— Он прямо пойдет в Рим?

— Нет, зайдет в Геную, в Ливорно, а уже оттуда пойдет в Чивита-Векию.

— Этого мне и нужно. Вот мой паспорт. Он в порядке: осмотрен в Париже у нашего посольства, и в римском взяли деньги за право въезда в Церковную область.

— А здешний консул видел?

— Нет.

— В таком случае мы не можем выдать билета.

— Где живет консул?

— Да сегодня воскресенье, вам ничего не сделают, а завтра до десяти часов не отпирают канцелярию; да вам еще нужно свидетельство генуэзцев, а то еще в Геную не пустят.

— Следовательно, я упущу пароход.

— Да, если не будете на нем в половине десятого, то опоздаете. В десять он уходит.

На другой день, после долгих и бесплодных попыток засвидетельствовать паспорт, я в десять часов прилетел вскачь, на извозчике, к темному лесу мачт, заслоняющих на марсельском рейде морскую даль.

— Где «Капитолий»?

— Вот, вот, дымится. Уже прозвонили во второй раз. Пожалуйте чемоданы, а то трап сейчас подымут.

Я рванулся вперед и чрез минуту стоял уже на палубе, окруженный своими пожитками. Лейтенант рассмотрел мои бумаги и окончательно меня успокоил, объявив, что все в надлежащем порядке.

— Скоро ли мы пойдем?

— Через пять минут.

Итак, я почти в Италии. Еще надежда, еще пленительный образ впереди. Каким-то предстанет он наяву? — Прозвонили в третий раз, ревущий пар замолк, и мачтовый лес начал тихо двигаться, уходя за корму «Капитолия». Вот и синяя бухта, и синее, совершенно безоблачное небо. Впереди в море желтые, пустынные, но тем не менее живописные скалы. Корабль все шибче и шибче подается вперед, он вышел уже из голубой бухты, которую здания Марселя, окруженные высокими береговыми уступами, обстали как целое стадо, сошедшее с гор напиться из лазурного озера. Направляясь к Генуе, «Капитолий» не отдалялся от южных берегов Франции, и мы вполне могли на них насмотреться. Каково на них жить? — другой вопрос, но дикою красой эти берега могут поспорить с какими хотите скалами. Формы красных, с вершин до подножия обнаженных утесов, причудливы и могучи. Яркое полуденное солнце, преломляясь по излучистым граням, вызывает самую разнообразную игру цветов. Редко-редко над обнаженной каменной стремниной зазеленеет бедный, приземистый кустарник, засереет развалина или забелеет уединенный домик. Волны моря, прозрачно лазурные в заливе, все более и более принимают блеск зеленоватого стекла, и массы их, двигаясь все тяжелее и тяжелее, дружными грядами бегут разбиваться у подножия скал. Прощай, Франция. Завтра буду в Италии!…»

Обсуждаемые здесь письма Фета посвящены Германии и Франции. Как было принято тогда, Афанасий Афанасиевич пишет об отдельных Немецких Землях. Объединение Германии произошло в 1871. Сначала из Кронштадта Фет отправился в свой 11-месячный вояж на пароходе «Прусский орел». Прусский, не Германский!

Не знаю, как это вышло, но после прочтения Путевых Заметок поэта я почувствовал необходимость сделать его (в каком-то смысле) прототипом главного героя моего следующего рассказа-триллера. Ведь не был Фет таким уж сделанным из гранита и бронзы » неприкосновенной важной персоной»:

Старший Лейтенант (по-нашему, по-современному) Афанасий Афанасиевич Теф сидел на узкой кровати в своей минималистской каюте парохода «Прусский Орёл»

За иллюминатором неспокойное серое Балтийское море, казалось, размышляло «Заштормить или Подождать поближе к Штеттину?»

Теф заботливо, привычными движениями чистил свой табельный наплечный пулемёт «Барсук»

С притороченным к нему Кавалерийским Ятаганом «Негаданная Встреча»

Жаль, если скоро эту надёжную, проверенную в войсках и горячо любимую военными машину заменят на раскручиваемую (не нашим отечественным, а английским) производителем «Кассандру»

Более опытные кирасиры, служившие в полку «Русский Тюбинген», рассказывали, что новая пулялка

(С Искусственным Интеллектом (самого высокого!) Девятого Поколения) слишком умная

Вот, например, обслуживал «Русский Тюбинген» неприятный случай

Непонимания населением ряда сравнительно недавно присоединённых батюшкой нынешнего Императора территорий (не называем здесь специально)

Непониманием того, как им повезло «неподетцки»…

[Теф задумался, откуда он взял это слово «неподетцки»

Лексикон небольшого бортового компьютера «Барсука» Старший Лейтенант знал

Афанасий был уверен, что нет в процессоре «Барсука» «неподетцки» или «падсталом», ни даже «апстену»

Возможно, это «Кассандра», англичанка эта ферросплавная гадит?]

Вернёмся к рассказу опытных бойцов из «Русского Тюбингена»

Тогда хитрая «Кассандра» просканировала будущее и приняла решение не стрелять

Поняла она, что все неизбежные жертвы спишут на её стрелков, и их вместе с ней накажут тоже «неподетцки»

«Кассандра» — железяка умная такая

Поэтому «Тюбингенцы» молотили поверх голов восставшего населения только из трёх Барсуков, что не успели сдать на склад

Или не захотели сдавать

Теф мечтал быть зачисленным в «Русский Тюбинген», но не был уверен, что готов к тем психологическим нагрузкам, что придут с новым назначением

21. Женя Фаюршина, 13 лет, МАОУ «Лингвистический лицей № 25». Ижевск

Судьбоносная встреча в жизни А. А. Фета

На мой взгляд, одним из ярких событий в жизни А.А. Фета, оказавшим влияние на его творчество, является знакомством с Марией Лазич в конце лета 1848 года. В то время молодому поэту было 28 лет, а юной девушке — 24 года. Кем же была героиня лирики Фета? Кому он до самой смерти посвящал свои прекрасные стихи?

А. А. Фет познакомился с Марией во время службы в кирасирском полку. Однообразие служебных будней скрашивалось лишь знакомством с местными помещиками. Фета приглашали на балы и любительские спектакли. Однажды на балу в доме бывшего офицера Орденского полка М. И. Петковича он заметил стройную девушку, которая выделялась среди других своим высоким ростом и природной грацией. Говорят, она не была ослепительной красавицей, но Фет заметил в ней родственную душу. «Я ждал женщины, которая поймет меня, — и дождался ее», — признавался он в письме своему другу детства Ивану Борисову. Чем больше он узнавал Марию, тем больше в нее влюблялся. Она была прекрасно образована, разбиралась в музыке и литературе. Более того, она знала наизусть стихи Фета, написанные в ранней юности! Любовь оказалась взаимной, но в 1850 году случилась страшная трагедия: по воле злого рока молодая девушка погибла при страшных обстоятельствах — на ней загорелось платье. Она скончалась от ожогов, и последней ее просьбой было сохранить ее переписку с Фетом.

До конца своей жизни поэт пронес чувство к Марии Лазич, посвятив ей десятки стихов. Может быть, поэт чувствовал свою вину, когда незадолго до ее смерти разорвал с ней отношения и написал ей прощальное письмо? Может быть, эта любовь к Марии и была его единственным сильным чувством, которое не удалось заглушить женитьбой на богатой купеческой дочери Марии Петровне Боткиной? Как бы то ни было, возможно, смерть любимой девушки раскрыла талант великолепного поэта, который написал такие замечательные стихи о любви, полные грусти и тоски:

…И много лет прошло, томительных и скучных,

И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,

И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,

Что ты одна – вся жизнь, что ты одна – любовь.

Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,

А жизни нет конца, и цели нет иной,

Как только веровать в рыдающие звуки,

Тебя любить, обнять и плакать над тобой!

(из стихотворения «Сияла ночь….», 1877)

Даже друзья Фета удивлялись тому, что со временем любовь поэта только крепла. «Сорок лет тому назад я качался на качелях с девушкой, стоя на доске, а платье ее трепетало от ветра», — пишет Фет в письме к Полонскому. Как можно написать стихотворение «На качелях» по прошествии сорока лет? Насколько же память о любимой девушке может рождать такие воспоминания, которые не дают покоя в течение всей жизни!

И опять в полусвете ночном

Средь веревок, натянутых туго,

На доске этой шаткой вдвоем

Мы стоим и бросаем друг друга.

(из стихотворения «На качелях», 1890)

Фету хотелось ощущать себя рядом с любимым человеком всегда, хотя бы в другом мире, выдуманном им, но все равно вместе:

…Ты душою младенческой все поняла,

Что мне высказать тайная сила дана,

И хоть жизнь без тебя суждено мне влачить,

Но мы вместе с тобой, нас нельзя разлучить…

20. Татьяна Зверева, доктор филологических наук, профессор Удмуртского государственного университета. Ижевск

Зеркала Фета

Фет входит в жизнь русского человека незаметно, без имени, чарующей фразой, продиктованной Буратино Мальвиной: «А роза упала на лапу Азора». Включенный в толстовскую повесть палиндром («отраженный», «бегущий назад») и есть тот «золотой ключик», который открывает тайны фетовской поэтики (впрочем, еще одним ключом является «роза», которую Фет очень любил, без иронии употребляя рифму «розы/морозы», над которой подшучивал когда-то А. С. Пушкин: «За вздохом утренним мороза, // Румянец уст приотворя, // Как странно улыбнулась роза // В день быстролетней сентября!»). На протяжении всего творчества Фет тяготел к поэтическим экспериментам, в первую очередь – к зеркальным структурам. Даже полное имя поэта – Афанасий Афанасьевич – отражается в самом себе. Зеркальные конструкции хорошо известны литературе, на русской почве любовь к ним привил еще Г. Р. Державин, затем культивировал В. А. Жуковский. Зеркальность стала неотъемлемым свойством пушкинской поэзии, ее «магическим кристаллом». Но в случае с Фетом – поэтом, стоящим на границе «золотого» и «серебряного» веков, – читатель имеет дело с иными смысловыми структурами.

Безусловно, в лирике Фета есть вполне традиционное понимание, например, знаменитое стихотворение «Зеркало», напрямую восходящее к балладе Жуковского «Светлана»:

Зеркало в зеркало, с трепетным лепетом,

Я при свечах навела;

В два ряда свет – и таинственным трепетом

Чудно горят зеркала.

Хотя и здесь выстраивается особая, отличная от «Светланы» оптика. Два зеркала, наведенные друг на друга, формируют бесконечное пространство. Это ощущение усиливается благодаря тому, что слова эхом удваиваются друг в друге: «зеркало в зеркало» «трепетным»/«трепетом», «лепетом/трепетом»… Возникает не только визуальный, но и акустический образ бесконечности. Так напряженно в звук и его вибрации будут впоследствии вслушиваться только символисты, в частности, многое перенявший у Фета К. Бальмонт.

Традиционным, на первый взгляд, может показаться и строение фетовского стиха с его излюбленной кольцевой композицией – взаимоотражением начала и конца стихотворения. Однако почти всегда зеркальность смещена Фетом, в результате чего мертвая симметрия разрушена, и в этом сдвиге оси видится проблеск живого бытия, никогда не равного самому себе (может быть, по этой причине не чествовавший поэзию Л. Толстой исключение делал для Фета).

Первая строфа:

Ярким солнцем в лесу пламенеет костер,

И, сжимаясь, трещит можжевельник,

Точно пьяных гигантов столпившийся хор,

Раскрасневшись, шатается ельник.

Заключительная строфа:

Но нахмурится ночь, разгорится костер,

И, виясь, затрещит можжевельник,

И, как пьяных гигантов столпившийся хор,

Покраснев, зашатается ельник

«Сталь озера», «гладь воды» – излюбленные поэтические метафоры Фета. Привычному романтическому сюжету «корабля в буре» поэт предпочитает идиллический сюжет «плавания в лодке». При этом сонные воды Фета на мгновение забывают о своей главной функции – свидетельствовать о текучести времени, поэтому лодка чаще всего никуда не плывет, а весла брошены:

Ты скажешь, брося взор по голубой равнине:

«И небо, и вода».

Здесь остановим челн, по самой середине

Широкого пруда.

В стихотворении «На лодке» рождается формула фетовского мироздания – ладья в кругу отраженных звезд:

Осыпана кругом звездами золотыми,

Покоится ладья.

Это мир, где пойманное в зеркальную ловушку плотное историческое время лишается прав на свое существование, уступая место разряженной Вечности. Не эти ли «золотые звезды» отразятся впоследствии в раннем стихотворении А. Блока «Мы встречались с тобой на закате…», где возникнет образ «золотого весла».

Собственно водная гладь является подтверждением подлинных таинств мира, а человек в мире оказывается лишь невольным соглядатаем зеркальных мистерий:

Над озером лебедь в тростник протянул,

В воде опрокинулся лес,

Зубцами вершин он в заре потонул,

Меж двух изгибаясь небес.

Видимые и скрытые симметрические структуры – столпы фетовской поэзии, базирующейся на чувстве соразмерности и музыкальности бытия. Быть может, именно здесь развернуты все возможные формы композиционной симметрии: убегающие в бесконечность анафорические ряды («это… эта… эта… этот…»; «только… только…. только…»), простые и усложненные строфические кольца, наконец, столь чтимые поэтом симметрично-разностопные построения, графически напоминающие ступени в Иное:

        Сны и тени,

        Сновиденья,

В сумрак трепетно манящие,

        Все ступени

        Усыпленья

Легким роем преходящие…

Эта же зеркальность наблюдается в одном из самых чарующих текстов русской поэзии «Месяц зеркальный плывет по лазурной пустыне…», которое может быть прочитано снизу вверх. В стихотворении воссоздана уникальная форма, созвучная палиндрому, но не в точном его понимании, поскольку зеркален здесь лирический сюжет, отраженный в себе самом. Фет очарован «обратным движением», его стих «бежит назад» – к той единственной, которую можно словом Орфея вырвать из мира теней. Не отсюда ли излюбленная инструментовка зеркального стиха на «Л» и «З», в которой анаграммно отражается имя Марии ЛаЗич.

Месяц зеркальный плывет по лазурной пустыне,

Травы степные унизаны влагой вечерней,

Речи отрывистей, сердце опять суеверней,

Длинные тени вдали потонули в ложбине.

В этой ночи, как в желаниях, все беспредельно,

Крылья растут у каких-то воздушных стремлений,

Взял бы тебя и помчался бы так же бесцельно,

Свет унося, покидая неверные тени.

Можно ли, друг мой, томиться в тяжелой кручине?

Как не забыть, хоть на время, язвительных терний?

Травы степные сверкают росою вечерней,

Месяц зеркальный бежит по лазурной пустыне.

Обратное (зеркальное) прочтение:

Месяц зеркальный бежит по лазурной пустыне,

Травы степные сверкают росою вечерней,

Как не забыть, хоть на время, язвительных терний?

Можно ли, друг мой, томиться в тяжелой кручине?

Свет унося, покидая неверные тени,

Взял бы тебя и помчался бы так же бесцельно,

Крылья растут у каких-то воздушных стремлений,

В этой ночи, как в желаниях, все беспредельно.

Длинные тени вдали потонули в ложбине,

Речи отрывистей, сердце опять суеверней,

Травы степные унизаны влагой вечерней,

Месяц зеркальный плывет по лазурной пустыне.

Не задаваясь вопросом о случайности или преднамеренности авторского намерения, укажем на то, что подобная стихотворная конструкция не только разрушает классическую линейность текста, но и обнажает разнонаправленный характер времени, которое одновременно и убыстряет свой бег («плывущий месяц» в заключительной строке «бежит»), и, если следовать обратному прочтению, замедляет его («бежит – плывет»). Зеркальность, таким образом, становится способом преодоления необратимости временного потока.

Ускользающее бытие и мимолетность – те сокровенные темы, которые не отпускали поэта на протяжении всего творческого пути. Имелся только один действенный способ удержать молниеносное время – навести поэтические зеркала друг на друга…

19. Лариса Сидякина, библиограф, член Российского союза писателей. Мценск, Орловская область

Встреча с Фетом

Целый мир от красоты,

От велика и до мала,

И напрасно ищешь ты

Отыскать ее начало.

Что такое день иль век

Перед тем, что бесконечно?

Хоть не вечен человек,

То, что вечно,— человечно.

                             А.А.Фет

Мистика, загадка, недоговорённость, тайна во всём, начиная от тайны рождения, появления на свет в русском поместье потомственного дворянина Афанасия Шеншина.

Злой рок или добрая судьба свели пути — дороги так, что этому малышу суждено было родиться на Руси и воспеть потом её неповторимую красоту, щемящую душу, как « шёпот и робкое дыханье».

Пожалуй, и рок, и судьба.

Его назвали Афанасий – такое исконно русское имя…Хотелось бы услышать, как называла его в детстве мама, немка Шарлотта ,сбежавшая из Германии, уже нося под сердцем будущего звонкого русского поэта.

Может быть Афоня? Таким звучным и сильным, но по – русски нежным, летало оно над цветистыми полянами Новосёлок – земли его короткого детства…

В четырнадцать лет мальчик узнал, что по решению духовной консистории он признан незаконнорожденным, лишён прав дворянства и состояния, и отныне будет носить фамилию своей матери – Фет.

Наш Фет, наш поэт, наш земляк. И не хочется останавливать внимание лишь на пересечениях дорог и переплетениях судеб, которые порой являют чудо.

А ведь явление Афанасия Фета и есть чудо. Мы привыкаем к чудесам, не вдумываемся, не замечаем .И тогда они яростно напоминают о себе.
Вы спросите – как? Чудеса…явления, которые трудно подвергать анализу, их нужно принять, доверить им, что бы ни обидеть силы, которые нам их преподносят.

… Летний безоблачный июльский день. Поездка на место упокоения поэта и его супруги в село Клеймёново – родовое имение Шеншиных. Спуск по крутым ступеням в склеп к их могилам в Храме Покрова Пресвятой Богородицы.Тишина и покой.

И в этой застывшей тишине лучиком тепла, касанием чего — то нематериального, но такого, против чего невозможно устоять – просьба — принести немного свежих полевых цветов. Немного совсем. И ещё – травинок и веточку берёзы.

Стою, не двигаясь, а просьба звучит всё настойчивее, заполняя собой всё льдом сковавшее дыхание, низкое, давящее холодной печалью место.

Непонятной силой ведомая, вдруг , как окрылённая, взлетаю по ступеням усыпальницы в залитый до бесконечности солнцем, жаркий полдень – душистый, звенящий пчелами, порхающий мотыльками, живой и ослепительно яркий мир.

Никогда не срываю полевые цветы, в руках их нежная прелесть сразу меркнет и умирает. Вот только лекарственные травы наши, самые добрые и сильные позволяю себе собирать, благоговейно благодаря матушку — природу за её неиссякаемую щедрость к нам, земным её поселянам. А здесь…сиреневый колокольчик, пара тоненьких, заглянувших прямо в глаза, ромашек, несколько нагретых солнцем травинок – срываю со смешанным чувством удивления и радости. Бегу — тороплюсь к берёзе, стоящей на краю поляны, и она сама протягивает мне свою хрупкую веточку…

Так же, торопливо, почти бегом возвращаюсь.

— Афанасий Афанасьевич, я принесла Вам эти цветы, а ещё я прочитаю стихи…

«Целый мир от красоты…» — звучат в холодной тишине его строки…но, эта тишина уже не так холодна, тихий свет проникает в душу. Кланяюсь и выхожу.
Ветерок, что вот только недавно склонял ко мне ветви берёзы, покачивал травы и цветы, неожиданно стих. И снова – звенящая тишина, но уже иная, прокалённая высоким солнцем среднерусского июльского полдня.

Выхожу из ограды Храма и поднимаю голову , чтобы осенить себя крестным знамением…и вот тут- то становиться мне и жутко и весело – оказывается, так бывает — над Храмом и всей округой уже стоит тёмно синяя, тяжёлая и неподвижная туча. Охватываю её поражённым от неожиданности сознанием, а она стремительно посылает мне в подарок две молнии: одну нежную, серебристую и тонкую, почти беззвучно сошедшую , искристую, как поэзия Фета. И, почти одновременно яркую, мощную, красновато – оранжевую, гигантским мечом раскроившую пространство от неба, до земли, с грохотом, треском и искрами ,ударившую в землю недалеко от меня. И сразу же ливень. Ливень, мгновенно смешавший небо с землёй, смывший границы реальности происходящего.

Нужно ехать, а дороги уже нет, ничего уже нет в этой чистой и грозной, яростной и отчаянно – шальной стихии. Жутко и весело.
Когда вновь на свет появился обычный мир, дорога, очертания придорожных деревьев , вереница машин, как и мы пережидающих буйство стихии, в душе продолжало жить чувство удивления и восторга.

Выезжаем не торопко на трассу Орёл – Мценск: ни капли дождя, сушь и жаркое дорожное марево. Да и в прогнозах погоды того дня не намечалось дождей, ливней и иных природных катаклизмов.

Я пришел к тебе с приветом,

Рассказать, что солнце встало,

Что оно горячим светом

По листам затрепетало…

18. Сергей Киселев, юрист. Ростов-на-Дону

Наблюдатель жизни

Мысль материальна. Как в случае ее рационального соотнесения с законами естественного бытия, так и в опыте чувственно-интеллектуального познания человеком взаимосвязей его самости и окружения. Воплощающий их творец создает вещи, до того не проявлявшиеся в зримом мире.

Как же он проникает за пределы внешних форм, обнажая сущности вещей, сокрытыми прежде от их непосредственного восприятия? Какая магическая сила ему подвластна для материализации чувственного опыта познания и предъявления обыденному сознанию?

Неужели он способен отделятся от бренного тела и, воспаряя над реальностью отражения пяти чувств, откликаться на предчувствие сверхсознания, следуя полету мысли и интуиции в улавливании отражений предметных сущностей?

И тогда он, наедине ночного прощания с упокоенной любимой в опустевшем доме, воспаряет над печалью неизбывного расставания вместе с единственным спутником, созерцающим холодный излом вечной разлуки. «Я спал… над постелью моею / Стояла луна мертвецом/ Под чудные звуки мы с нею/Носились по зале вдвоем»[1].

Именно такое тончайшее проникновение в таинство душевной организации человеческой и естественной природы и ее отражения в художественном творчестве характерно для великого русского поэта-лирика Афанасия Афанасьевича Фета (1820-1892 гг.).

Он не сомневался, что душа может мгновенно соединиться с возлюбленным на улицах Вечного города в многолюдии толпы, несущей «и радость жизни беззаботной/ и свет безоблачного дня». Однако стоит лишь напомнить чувствам о невосполнимой утрате, как они возвращаются. «Но ты запел – и злые звуки / Смущают кроткий мир души / О, не зови тоскливой муки / И слезный трепет утеши!»[2].

Любящий выходит за рамки обыденного контакта с любимым. Достаточно лишь ощутить (почувствовать, представить), как «вдалеке замирает твой голос, горя/словно за морем ночью заря» и тут же он его вовлекает актуальность происходящего слияния с утраченным и вновь воссоздаваемым. «Уноси ж мое сердце в звенящую даль, / Где кротка, как улыбка, печаль, / И все выше помчусь серебристым путем / Я, как шаткая тень за крылом»[3].

Творец сливается с вихрем образов, исходящих из него самого и окружения с отпечатками чувств, желаний и осмысляемого бытия. Как чуткий камертон или многоголосная лира, разливающая эхо касаний вибраций, порождает он звуки, сливающиеся в гармонию благозвучной мелодии, когда: «Ожившая память несется/К прошедшей тоске и веселью;/То сердце замрет, то проснется/За каждой безумною трелью»[4].

С легкой непосредственностью он проскальзывает сквозь рубежи пограничья материально-субъективного. «Поздним летом в окна спальной / Тихо шепчет лист печальный, / Шепчет не слова; / Но под легкий шум березы / К изголовью, в царство грезы / Никнет голова»[5].

Или же, всматриваясь в морозные узоры на окне, он зрит контуры прекрасной девы мечты, влекущей в дали лесных зимних царств с «жемчужными фонтанами», «хрустальными гротами», томящей зов ищущего любви сердца. Внезапно соединяется миг грез и яви и перед мечтателем предстает та, которую он жаждал, стирая все границы представляемого и ощущаемого. «Вдруг ты вошла – я все узнал – / Смех на устах, в глазах угроза. / О, как все верно подсказал / Мне на стекле узор морозный»[6].

Подобная материализация возможна даже глядя на пламя камина, из которого возникают образы дорогого прошлого. «Видений пестрых верениц / Влечет, усталый теша взгляд, / И неразгаданные лица / Из пепла серого глядят»[7].

Сочинитель творческой реальности, объединяющий предметы и их образы многообразными художественно-эмоциональными откликами на запросы взыскующей души, впитывает словно губка, чувственные знания. Будто проносящаяся на прудом ласточка, зачерпывающая крылом воду, творец жаждет припасть к источнику постижения вещей: «И снова то же дерзновенье / И та же темная струя, – / Не таково ли вдохновенье / И человеческого я? / Не так ли я, сосуд скудельный, / Дерзаю на запретный путь / Стихии чуждой, запредельной, / Стремясь хоть каплю зачерпнуть?»[8].

И сам сочинитель понимает ограниченную доступность самовозникающего мыслительно-чувственного языка общения с миром, исход из которого не разлучает с дорогими сердцу спутниками, чувствами, образами. «Только у вас мимолетные грезы / Старыми с душу глядятся друзьями, / Только у вас благовонные розы / Вечно восторга блистают слезами»[9].

Да и обычные люди испытывают радость волнительных чувств, как и страдания личных утрат. Но лишь творцам, преломляющим пики экстатических переживаний во внутреннем усмотрении и преображении, под силу обнажение скрытой сути всех ощущений. О звездах ли говорит поэт, или же взволновавших его визави – внимающий творцу решает сам. «Может быть, нет вас под теми огнями: / Давняя вас погасила эпоха, – /Так и по смерти лететь к вам стихами, / К призракам звезд, буду призраком вздоха!»[10].

Акт творения свободен от простого копирования действительности. Он неизбежно волнителен и экстатичен в улавливании гармонии вечных сущностей. Встреча пиита с его музой разрывает рутину обыденного сознания, порождая поток «невысказанных мук и непонятных слез», когда он на пределе самоконтроля свидетельствует: «Я слушал, как слова встречались поцелуем / И долго без нее душа была больна / И несказанного стремления полна»[11].

Блаженны поэты, мудрецы и простецы, принимающие жизнь таковою, ка она есть, но с чистым взглядом ребенка, удивляющегося миру в постижении обретаемых истин, передаваемых людям как живительный источник непосредственного знания. Таким же большим удивляющимся ребенком, мудрым наблюдателем живой натуры и великим поэтическим творцом был Афанасий Фет, обнаживший хрупкую красоту внешнего и внутреннего мира человека в гармонии единения с природой и бытием чувственного сознания.

Подытоживая разделение темного и светлого миросозерцания и отдаляясь от пут, с коими «тяжело в ночной тиши / выносить тоску души», А. Фет считал естественным для себя противоположную ипостась наблюдателя великолепия жизни и веры в самоутверждение человека. Эти слова, пожалуй, мог бы вслед за ним повторить и вдумчивый читатель, полагающий, что вопреки всем невзгодам красота спасет мир, стоящий того, чтобы наслаждаться и делиться его открываемым совершенством. «…Но зато люблю я днем, / Как замолкнет все кругом, / Различать, раздумья полн / Тихий плеск житейских волн. / Не меня гнетет волна, / Мысль свежа, душа вольна; / Каждый миг сказать хочу: / «Это я!» Но я молчу»[12]

17. Елена Айзенштейн, писатель, переводчик, учитель русского языка и литературы. Ленинградская область

«И Фет я только средь поющих»

Кушнер поставил Фета в один ряд с древнегреческим Архилохом и с Державиным, утверждая, что все настоящие стихи в мире написаны одним и тем же лицом: «Кажется, душа, одна на всех, Им была дана, певцам и пленникам. И не важно, кто имел успех, Кто прошел, не нужен современникам». И правда, Фета не слишком любили читатели конца XIX века, что объяснялось политизированностью общества. И символична популярность Фета у поэтов Серебряного века, поскольку «язык любви, цветов, ночных лучей» был для Фета своим. Мне представляется, Фет предвосхитил природную тему Пастернака, а «Ева» Пастернака кажется вариацией «Купальщицы» Фета. И Пастернак преданно любил природу, как любил ее Фет, ощущая «роднёй» человеку и учителем его: «Учись у них — у дуба, у берёзы…». Как и Пастернак в «Зазимках» использовал фразеологизм «чудеса в решете» для изображения осенней природы, Фет тоже умел играть с актуализацией фразеологизмов, любил дать им новую жизнь в необычном контексте. Например, всем известные фразеологизмы «Сидеть у моря и ждать погоды» и «Под лежачий камень вода не течет» у Фета организуют целое стихотворение. Фет поступает вопреки народной мудрости, с помощью фразеологизмов он спорит с ней, излагая свою, поэтическую. Нынешнему читателю стоило бы поучиться у Фета неунынию и оптимизму. Фет прожил долгую жизнь, и только в самом конце, кажется, ему стало труднее «у моря ждать погоды», и все-таки большинство стихотворений Фета свидетельствует об оптимистическом жизнелюбии. Гений природы помогал Фету перебарывать собственное «я». Среди возвращавшихся переживаний было чувство к Марии Лазич, с любовью к которой Фет связывал свое поэтическое рождение в стихах «Alter ego»: «Как лилея глядится в нагорный ручей, Ты стояла над первою песней моей». Победы было две. Любовная и творческая. Творчество — отражение прелести возлюбленной, именно с этой любви началась для Фета жизнь стиха. Здесь — соединение природного и человеческого, ворожащая музыка трехсложного стиха с риторическими вопросами. И в стихах «Желтеет древесная зелень…» Фет гениально изобразил не только осеннее увядание природы, но и неизбежность трагического расставания с возлюбленной: «Я был — уходящее лето, А ты — умирающий лес». Поэт гениально способен схватить нужное слово и пронести в своих поэтических «лапах». Что самому Фету поймать нужное слова труда не составляло, только кажется наивному читателю.

У Тютчева стихи о природе — философское размышление, а природа — повод к разгадке души. Фет редко оказывается в положении поэта-мыслителя. Чтобы увидеть различие, сравним два «Фонтана» Фета и Тютчева. Колоссальная разница! «Фонтан» Тютчева — символ человеческой малости, зависящей от Божьей руки. Именно длань Бога запрещает человеку, с его неистощимым полетом мысли, подниматься к вершинам знания и бытия, куда он страстно стремится на протяжении всей жизни. У Тютчева — «смертной мысли водомет», душа сияющая, пламенеющая, влажная, туманная, жадная, упорная и не перестающая алкать нового духовного поиска. У Фета ночь — возлюбленная (мы оба дышим), поскольку дальше мысль о пьяном воздухе от цветения липы. В начале стихотворения ночь и поэт едины, а фонтан находится вне лирического героя. Но затем во второй строфе возникает намек на другой союз: мы Фета относится уже к троице духа, мысли и тела, уподобленной возносящейся струе «поющего» фонтана. Тема у Фета разработана похоже: фонтан — символ жизни; человек, подобно фонтану, возносится «под давлением судьбы». Здесь не длань Бога, а длань судьбы. Кроме того, лирический герой Фета — кровь, мысль и тело, а люди — послушные рабы судьбы. Троица мысли, духа и тела созвучна поющему фонтану и противопоставлена церковной «Троице». Есть ли предел в стихотворении Тютчева? Нет. Пределом оказывается длань Господа. Но если Бог не подставит руку, предела нет. У Фета более «земное» представление о человеческом познании. Человек смел, пока судьба позволяет фонтану мысли нестись вверх. И тогда человек превращается в поэта, сам становится поющим фонтаном: «В водоем мой луч прольется» — когда луч мысли запоет, наступит заря, а человек превратится в поэта. Возвращение обратно прежних вод у Фета дано как творческое кровообращение: в финале нет прежней границы между фонтаном и лирическим героем; ночь не соучастница, лирический герой отрекается от ночной мглы, как от подружки; вслушивание в голос ручья пробуждает мысль поэта. Утренняя заря связывается с состоянием творчества («заря потушит ночь»); свидание с ночью отступает на второй план; поэт изменяет ночи с фонтаном. Таким образом, фонтан Тютчева — это стихи о мыслящем человечестве, а стихи Фета — стихи о конкретном человеке Фете и о его превращении в поэта. «Фонтан» Тютчева — стихи о встрече с Богом. «Фонтан» Фета — стихи о встрече Поэта с Песней. И эти два «Фонтана» разделяет огромный временной промежуток в пятьдесят пять лет. Тютчев в момент создания «Фонтана» находился в возрасте Христа. Фет написал свои стихи в семьдесят один год. Тютчев был старше Фета на семнадцать лет, но они родились в один и тот же день 23 ноября (5 декабря), что не могло не влиять на их отношения и на их родство друг с другом, при всей их разности. «Мой обожаемый поэт» — Фет — Тютчеву в стихах 62 года. В ответ Тютчевым было написано двухчастное стихотворение «А. А. Фету», в котором Тютчев выразил свое умиление от стихотворного посвящения собрата и высоко оценил его как личность, способную к духовному видению: по его мнению, Фет узрел самую суть Матери Природы. Но у каждого из них своя лексика, свой поэтический «строй».

Фет объезжал свои владения на осле по кличке Некрасов. Подобно Некрасову, Фет оставил русской поэзии свой образ Музы. Своей «Музе» Фет предпослал эпиграф из Пушкина «Мы рождены для вдохновенья, для звуков сладких и молитв», — эти же строки использованы Некрасовым в «Поэте и гражданине» в качестве манифеста чистого искусства, где Некрасов спорит с Фетом, и, конечно, Муза Фета пушкинского толка: «Своей божественною властью Я к наслаждению высокому зову И к человеческому счастью». Вероятно, творчество несло Фету исцеление от муки, от всего, что не сбывалось в жизни и сбывалось в творчестве. Муза велит поэту обратиться к Тизифоне, к фурии из «Фауста» Гете, потому что поэт жаждет проклинать, рыдать и жаловаться. Муза, по Фету, источник счастья и наслаждения, поэтому в творчестве человек должен уметь подняться над страданием, его назначение — нести в творчестве «исцеление от муки». В этом самое существенное отличие Фета от Некрасова. Муза наслаждения и счастья Фета: «В венце из звезд, нетленная богиня, С задумчивой улыбкой на челе» — не могла понять Музу Некрасова. Фет служил Музе ревностно на протяжении всей жизни. Она оставалась для него святыней, которой он нес свои песни. Если Тютчев научил русского читателя мыслить, то Фет — радоваться и любоваться красотой.

16. Валерий Ганский. Саратов

Поэт Фет

«Фет, как соловей, пел только на заре — в молодости и в старости»

Будущий русский поэт Афанасий Фет был зачат на германской земле Гессен, в городе Дармштадт, где родились две русские императрицы: Мария Александровна — супруга Александра II (урождённая принцесса Максимилиана Вильгельмина Мария Гессенская), и Александра Фёдоровна — жена Николая II (урождённая принцесса Алиса Гессен-Дармштадтская). В этом городе жил выдающийся немецкий поэт Иоганн Вольфганг фон Гёте, легендарный «Фауст» которого был переведен Афанасием Фетом. Настоящая его фамилия Фёт. Родным отцом был Иоганн-Питер-Карл-Вильгельм Фёт, асессор городского суда Дармштадта. Мать — Шарлотта-Елизавета Беккер, дочь дармштадского обер-кригкомиссара Карла Беккера. «Мать моя была замужем за отцом моим дармштадским ученым и адвокатом, родила дочь Каролину и была беременна мною. В то время приехал жить в Дармштадт отчим мой Шеншин, который увёз мать мою от Фета, и когда Шеншин приехал в деревню, то через несколько месяцев мать родила меня», — писал о себе поэт. Там, в имении орловского помещика Афанасия Шеншина Новоселки («родное гнездо») Мценского уезда Орловской губернии, 23 ноября (5 декабря) 1820 года рождается мальчик, 30 ноября крещённый по православному обряду и наречённый в честь отчима Афанасием.

Брак матери с отчимом признали незаконным, и Афанасий в юношеском возрасте лишился фамилии Шеншин, дворянства и всех привилегий. Отчим начал хлопотать перед немецкими родственниками Фета о признании мальчика «сыном умершего асессора Фёта». 14-летнего Афанасия Афанасий Неофитович Шеншин определил на обучение в немецкий частный пансион Крюммера в лифляндский городок Верро (ныне эстонский Виру). Ранее в этом пансионе обучался лицейский друг Александра Пушкина Вильгельм Кюхельбеккер и закончил его с серебряной медалью. В пансионе Афанасий получил прозвание «медведь-плясун».

В библиотеке Эстонского исторического архива хранится книга одного из учителей пансиона Хейнриха Эйзеншмидта (1810 — 1864), которого в «Ранних годах…» поэт назвал «одним из ученейших преподавателей заведения». Среди самых талантливых и удивительных учеников Эйзеншмидт вспоминает Фета. Мемуарист описывает характер Фета, поразивший его: «Он был единственным русским в классе и на фоне немецкого окружения выделялся своим духом и энергией. Многих восхищали его способности к механике. Я находился с ним в очень доверительных отношениях, и как-то он похвастал мне, что если бы вдруг обеднел, то мог бы зарабатывать на хлеб пятью профессиями. И это не было преувеличением. Например, он чинил часы без всяких инструментов, с помощью лишь штопальной иглы и испорченного рейсфедера. Но самое удивительное его достижение, на пару с другим учеником, также расположенным к механике, состояло вот в чем: за печью третьей комнаты они установили токарный станок, который был врезан в стену и тщательно утаивался от Крюммера. Оттачивали на этом станке коньки и затупленные перочинные ножи. И даже вытачивали на нем шахматы».

Готовясь к поступлению в Московский университет, Фет провел в московском пансионе Михаила Петровича Погодина. Некоторое время он жил у Погодина в одном флигеле с саратовцем Иринархом Введенским. Позже Фет вспоминал: «Однажды вошёл, прихрамывая, человек высокого роста, лет под 30, со стальными очками на носу, и сказал: «Господа, честь имею рекомендоваться, ваш будущий товарищ Иринарх Иванович Введенский». Фет писал тогда свои первые стихи:

Православья где примеры,

Не у Спасских ли ворот?

Где во славу русской веры

Мужики крестят народ.

«Вы несомненный поэт, и вам надо писать стихи», сказал Введенский и предложил написать сатирические стихи на офицера, ухаживающего за предметом страсти Введенского. Отец А. Фета называл Введенского «соловьём-разбойником». В доме Фетов несколько лишних рюмок водки или хересу было достаточно, чтобы Введенский признавался в любви, которую питал к дочери Троицкого полицмейстера Засицкого. Афанасий Фет признавался, что Введенский «генеалогию и хронологию всемирной и русской истории помнил в изумительных подробностях». Любопытный документ был найден в бумагах Введенского после его смерти. «Контракт. Я нижеподписавшийся, утверждаю, что г. Рейхенбах (имя вымышленное), который теперь отвергает бытие бога и бессмертие души человеческой, спустя 20 лет от настоящего времени совершенно изменится, утверждаю, что он с полным убеждением сердца, будет верить в бытие бога и в бессмертие души. Если же это действительно случится так, то он Рейхенбах, обязан пешком идти в Париж. Если же нет, то сам я обязан пешком идти в Париж. Контракт сей заключён 1838 года, декабря 1-го дня». Подписи Введенский и Рейхенбах. Вымышленным именем подписался Афанасий Фет.

В 1838 году Фет поступил в Московский университет, сначала на юридический факультет, затем — на историко-филологическое (словесное) отделение философского факультета. В университете Фет учился у саратовца — профессора Степана Шевырева, который способствовал становлению поэтического дарования молодого поэта, помогал публикации его стихотворений начала 1840-х годов. Сборник Фета прошел цензуру в 1847 г., а издать его из-за безденежья и удаленности от столиц Фету удалось лишь в 1850 г. «Я удивляюсь одному, — пишет Фет С. П. Шевыреву, — как при всех затруднениях, которые представляет мне литературный мир, я до сих пор не отказался от низкопоклонничества перед музами и Аполлоном».

Писарев утверждал, что произведения Фета ни на что не годны, кроме как оклеивания комнат под обои и для завертывания сальных свечей, сыра и рыбы”, только тогда они будут приносить долго пользы”.

В одном из писем Петр Ильич Чайковский писал: «Фет часто напоминает мне Бетховена… Подобно Бетховену, ему дана власть затрагивать и такие струны нашей души, которые недоступны художникам, хотя бы и сильным, но ограниченным пределом слова. Это — не просто поэт, скорее — поэт-музыкант…» Неслучайно многие его стихи положены на музыку.

Стихотворение “На заре ты ее не буди…” овеяно чистой, искренней, нежной любовью к возлюбленной. Самой большой любовью всей жизни Фета была Мария Лазич. Но их судьба сложилась несчастливо. Они расстались, и Мария покончила жизнь самоубийством, обронив зажженную спичку, от которой загорелось ее платье.

В январе 1889 года в московском ресторане «Эрмитаж» состоялось торжественное чествование Афанасия Афанасьевича Фета с большим «подписным обедом» в украшенной «лаврами и другими деревьями», а также живыми цветами зале. Поэт с явным удовольствием принимал дифирамбы в свой адрес, но в душе отчетливо понимал, что его «отпевают».

Афанасий Фет прожил 72 года. После смерти его слава безмерно возросла. Блок считал Фета своим «великим учителем». Немыслим без Фета и Есенин. Именно от Фета идет «рыдающей строфы сырая горечь» Пастернака.

15. Сергей Баталов, поэт, эссеист, критик. Ярославль

Неизвестный классик

Да-да, название настоящего эссе – это именно о нем. Действительно, мне кажется вполне очевидным, что именно Афанасий Фет является самым неизвестным из наших классиков. Попробую объяснить, почему.

Нет, конечно, две-три классические цитаты из Фета в нашей стране знает каждый. Но много ли вы знаете людей, которые читают стихи Фета просто так, в силу душевной потребности? Среди читателей «Нового мира» таких, наверное, больше, но вообще даже для большинства ценителей поэзии стихи Фета – это нечто из области пейзажной лирики, что-то такое, что они мельком прошли в старших классах и к чему больше не возвращались никогда в жизни.

Более того, даже образ поэта в массовом сознании – это не портрет живого человека, а некая квинтэссенция «поэта вообще», воплощение надмирного, далекого от земных забот интеллигента. Показательно великолепное стихотворении Константина Рубинского «Вот так заговоришься с Сашкой…», лирический герой которого, такой же абсолютный поэт-интеллигент, будучи оскорбленным встречным гопником, уже сам готов бежать и извиняться перед последним «за Сашку, за себя, за Фета».

Мне вот всегда было очень интересно, а как бы повел себя сам офицер гвардии Афанасий Фет, если бы оказался в такой ситуации? Но оставим риторические вопросы. Почему сложился именно такой образ, в общем, понятно. Ещё современников поражало несоответствие между утонченными, далекими от социальной проблематики стихами, и их автором, отличным офицером и предприимчивым помещиком. «Солдат, конезаводчик, поэт и переводчик», – как шутливо, но вполне реалистично характеризовал он себя в письме к великому князю Константину.

Конечно, стихи не обязаны, да и не могут быть точным портретом их создателя. Но и совсем уж оторванными от его личности они тоже не бывают. А это значит только одно: чего-то в стихах Афанасия Афанасьевича мы не понимаем. Возможно, именно потому, что слишком привыкли воспринимать их как воплощение чистого искусства.

Когда я начал перечитать стихи Фета свежим взглядом, первое, что мне бросилось в глаза, было то, что лирика эта не вполне пейзажная. Точнее, она, конечно, пейзажная, но в ней явно присутствует и человек. Более того, стихи Фета отражают сразу три уровня человеческого существования.

Первый уровень – социальный. Силы природы явно вмешиваются в дела людей. Вот в стихотворении «Заревая вьюга…» в отношения двух влюбленных вмешивается ревнивый месяц. Вот в стихотворении «Весенние мысли» зимнее солнце оказывается свидетелем встреч влюбленных. Примеров много. Но зачем этот прием понадобился поэту? Неужели Фет настолько очеловечивал природу?

Конечно же, нет! Причины могут быть разными. Как вариант, перенося на силы природы человеческие черты, он мог говорить о тех аспектах человеческих взаимоотношений, о которых в его время было не принято говорить. О чем и в наше-то время не особо принято.

Ведь то же знаменитое «Шепот, робкое дыхание…», начинающаяся с колыханья сонного ручья и заканчивающееся слезами и пожаром зари – это явно любовная история в самом житейском и земном её аспекте. Естественно, о подобном он не мог написать прямо. Фет был подлинным аристократом, причем не по праву рождения – этого права его несправедливо лишили, а по собственному выбору, честно выслужив свой дворянский чин. И как истинный аристократ, он очень четко понимал, что можно произносить вслух, а что нет. И знал, как можно говорить об отношениях с дамой, не скомпрометировав ее. «У дыханья цветов есть понятный язык…».

Но не только любовные похождения зашифрованы в этих стихах. И тут мы переходим ко второму уровню – духовному, к уровню, на котором человек разбирается со своей смертностью и со своими отношениями с Богом. Опять же – слишком важные материи, чтобы говорить о них прямо. Нет даже прямых метафор, только тонкие сопоставления внутреннего и внешнего. Так, в стихотворении «Теплый ветер тихо веет…» курганы вдали воплощают мысли о смерти, а птичье пенье – грядущий рай. И то, и другое принимается спокойно и с мужеством, и это спокойствие, как мы знаем, не оставило Фета и в страшный час его кончины.

Опять же, примеры можно найти и другие, но размер эссе ограничен, поэтому перейдем непосредственно к выводам. Если мы посмотрим на пейзажи Фета такими глазами, мы увидим лирического героя, очень нетипичного для русской литературы: деятельного, целеустремленного, иногда печального, но не подвластного сомнениям и страхам. И этот портрет уже ближе к облику настоящего Фета, Фета, упорным трудом преодолевшего невзгоды судьбы. Фета, переводившего Канта и Шопенгауэра и явно воплотившего их философские взгляды на практике.

Самое же привлекательное в этом герое то, что в нем очень ярко проступает любовь к жизни, та самая знаменитая «весенняя жажда», и эта «жажда» невольно разделяется и его читателем. Эта жизненная энергия пронизывает все существование лирического героя, воедино связывая человека и мироздание. И тут мы переходим к третьему уровню – метафизическому.

Да, наверное, это единственное слово, объясняющее тайну Фета: он – метафизик. Только тогда получают объяснения все его природные сопоставления: природа для него действительно отражает весь внутренний человеческий космос. Но может быть и наоборот. В стихотворении «Если зимнее небо звездами горит…» именно человек оказывается частью окружающего космоса, воплощением его энергий и вот уже сами звезды кажутся пылинками по сравнению с ним.

Да, конечно, Фета не поняли. Ни в его время, когда от поэзии ожидали прямого высказывания на злобу дня, ни впоследствии, когда народившийся символизм обратил свой взгляд на необъяснимую природу мира, но не человека.

14. Ольга Шевцова, ученица 11 «Б», МКОУ «Кореневская средняя общеобразовательная школа №1 им. В. Крохина». Поселок Коренево, Курская область

Лирик Фет

Афанасий Афанасьевич Фет – известный поэт-лирик и переводчик. С творчеством этого автора мы знакомимся в раннем детстве. «Чудная картина» всплывает перед глазами при виде удивительных пейзажей. «Целый мир красоты» заставляет нас задуматься, когда нужно сделать выбор, ответить на философский вопрос. Поэт жил и наслаждался жизнью: любил природу, видел красоту, делал то, что ему нравится, но в один из дней ему пришлось лишиться всего.

Как жить дальше? Как вернуть свое место в обществе? Поэт принимает решение: служить и добиться справедливости. В этот сложный период своей молодости на поэта нахлынула другая «напасть» — любовь к Марии Лазич – девушке красивой и образованной, но не очень богатой. Это взаимное чувство было чистым, искренним, таинственным, но глубоко трагичным. Поэт отказывает ей в «союзе», девушка погибает от огня. Свое внутреннее душевное состояние Фет выливает в произведения «Талисман», «Старые письма», «Ты отстрадала, я еще страдаю»… Здесь звучит все: любовь, тоска, печаль, вечная разлука.

Но, как у любого человека, черная полоса заканчивается и наступает белая – счастливая и долгожданная. В это время поэту возвращают титул дворянина. На «личном фронте» – создание семьи, брак с Марией Боткиной. Жизнь налаживается, хочется об этом кричать, делиться радостью. Поэт обретает семейный уют и покой. Он много пишет, издает сборники. Фет занимается переводом, полностью готов «Фауст» Гете.

Дружба со Львом Николаевичем Толстым оказывает положительное влияние на желание творить добро и нести его людям. Афанасий Афанасьевич строит конный завод, а также больницу для бедных и крестьян.

13. Евгений Миронов. Санкт-Петербург

Афанасий Афанасьевич Фет

Афанасий Афанасьевич Фет появился на свет 23 ноября 1820 года в усадьбе Новосёлки Мценский уезд Орловской губернии.

Фет — русский поэт-лирик и переводчик, мемуарист.

Афанасий Афанасьевич Фет первые 14 и последние 19 лет жизни официально носил фамилию Шеншин.

Его отец — Афанасий Неофитович Шеншин, уездный предводитель дворянства, ротмистр в отставке (1775-1855), принадлежал к старинному роду Шеншиных и владел тремя сотнями крепостных крестьян. Представители семейства владели половиной земли Мценского уезда, являлись зажиточными помещиками, благодаря чему Афанасий Афанасьевич Фет вырос под влиянием помещичьего быта.

А. Н. Шеншин находился на водах в Германии, где в 1819 году женился в Дармштадте на Шарлотте Фёт (1798-1844). Сын до 14 лет являлся А. А. Шеншиным, но потом носил фамилию матери. — По причине того, что лютеранское благословение на брак не имело в России законной силы, а православное венчание совершено после рождения Афанасия Афанасьевича.

По праздничным дням в дом А. Н. Шеншина в городе Мценске приходили музыканты со своими инструментами, и маленький Афанасий наслаждался военными мелодиями и маршами.

Афанасий тяжело переживал смерть брата Васи и сестры Анюты, которые происходили почти у него на глазах в детском возрасте.

Крепостная Прасковья рассказывала Афанасию множество народных сказок, подобно Шехерезаде, при этом создавались красочные образы и ассоциации, которые навсегда остались в памяти будущего поэта.

С маленьким Афанасием играла соседка Александра Николаевна Зыбина.

В 8 лет он испытывал добрые чувства к крепостной служанке матери – Аннушке и в будущим посвящал ей поэтические строки.

Ошибку в документах обнаружили в 1834 году и отменили запись крещения А. А. Шеншина, как законного сына А. Н. Шеншина. При этом ему в отцы определили первого мужа Шарлотты — Иоганна Фёта. Вместе с исключением из рода Шеншиных Афанасий Афанасьевич лишился дворянства. — Он стал не русский дворянин, а «иностранец Афанасий Фёт».

Потрясение стало огромным для мечтательного юноши.

Тогда военнослужащий, получив чин низшего класса, получал и потомственное дворянство. Фету приходилось выслужить себе дворянские права, в которых он не утверждён по случайности и из-за запустившего дело отца.

Афанасий Афанасьевич начал сочинять стихи в 1835-1837 годах, когда учился в немецком частном пансионе Г. Крюммера.

Сборник стихов Фета «Лирический пантеон» при участии Аполлона Григорьева, друга Фета по университету, вышел в 1840 году. Ёмкость его стиха ясно выражена в стихотворении «ДЕРЕВНЯ»:

В журналах «Москвитянин» и «Отечественные записки» Фет публиковался в 1842 году.

Фет окончил историко-филологическое отделение философского факультета Московского университета (1838-1844).

После окончании университета Фет в 1845 году поступил унтер-офицером в кирасирский Военного ордена полк.

Второй сборник Фета, который получил положительные отзывы критиков в журналах «Современник», «Москвитянин» и «Отечественные записки» вышел в 1850 году . — Три основные темы его творчества, объединяемые темой красоты: природа, любовь, искусство.

Фет в 1853 году прикомандирован к лейб-гвардии Уланскому полку. – Он переведён в расквартированный под Санкт-Петербургом полк. Поэт посещал столицу и у него произошли встречи с Иваном Сергеевичем Тургеневым, Николаем Александровичем Некрасовым, Иваном Александровичем Гончаровым и другими. Образы наполняют его стихотворения.

Афанасий Афанасьевич Фет сблизился с сотрудниками редакции журнала «Современник». Чудесно стихотворение «У КАМИНА»:

Третий сборник Фета под редакцией И. С. Тургенева вышел в 1856 году.

Фет в 1857 году сочетался браком в Париже с Марией Петровной Боткиной (1828-1894), сестрой критика Василия Петровича Боткина (1812-1869).

Фет подал в отставку в чине гвардейского штабc-ротмистра и в 1858 году поселился в Москве. Ассоциативный ряд выстраивается исходя из деталей:

Фет считался утончённым лириком, и это не мешало ему одновременно быть чрезвычайно деловитым, предприимчивым и успешным помещиком.

Двухтомное собрание стихотворений Фета вышло в 1863 году.

26 декабря 1873 года по высочайшему императорскому указу утверждена за Афанасием Афанасьевичем отцовская фамилия Шеншин. — Ему возвратили родовую фамилию, дворянство и наследование.

Литературные произведения и переводы поэт и в дальнейшем подписывал фамилией Фет. – Слово «Фет» — стало псевдонимом.

4 выпуска сборника «Вечерние огни» опубликованы в 1883-1891 годах. Понимание Фетом прекрасного: прекрасно то, что бесполезно.

В 1884 году за книгу «Гораций Флакк К. В переводе и с объяснениями А. Фета» он награждён полной Пушкинской премией, став первым из её лауреатов. Переводы и подражания А. А. Фета (из Байрона, Беранже, Гейне, Мицкевича, Шиллера и др.), собраны в III томе ПСС (1901).

Книгу «Мои воспоминания», в которой рассказывает о себе как о помещике, он издал В 1890 году. Природа у Фета одухотворённая.

Книга с воспоминаниями «Ранние годы моей жизни» вышла после смерти автора в 1893 году.

Скончался Афанасий Афанасьевич Фет-Шеншин 21 ноября 1892 года в Москве. Похоронен в селе Клейменово, родовом имении Шеншиных.

12. Евгений Миронов. Санкт-Петербург

Афанасий Афанасьевич Шеншин (Фет)

23 ноября 1820 года в усадьбе Новосёлки Мценский уезд Орловской губернии родился Афанасий Афанасьевич Шеншин (Фет) — русский поэт-лирик и переводчик, мемуарист, член-корреспондент Императорской Санкт-Петербургской Академии Наук с 1886 года.

30 ноября 1820 года крещён по православному обряду и наречён Афанасием.

Первые 14 и последние 19 лет жизни официально носил фамилию Шеншин.

Происхождение

Линия отца

Отец — Афанасий Неофитович Шеншин, Мценский уездный судья и уездный предводитель дворянства, ротмистр в отставке (1775-1855), принадлежал к старинному роду Шеншиных, прапрадед по отцу – воевода Афанасий Семёнович Шеншин.

Представители семейства владели половиной земли Мценского уезда, являлись зажиточными помещиком, благодаря чему поэт вырос под влиянием помещичьего крепостнического быта.

Мать отца — N Макаровна Протасова также из старинного дворянского рода.

Линия матери

Мать — Шарлотта-Елизавета Беккер-Фет (1798-1844). Её отец – обер-кригс-комиссар Карл Вильгельм Беккер (1766-1826), её мать – Генриетта Гагерн.

Её первый супруг — асессор городского суда Дармштадта Иоганн-Петер-Карл-Вильгельм Фёт (1789-1826) обвенчался с ней 18.05.1818 года в городе Дортмунде.

Их дочь — Каролина-Шарлота-Георгина- Эрнестина Фёт (1819 -1877).

Мать Шарлотта-Елизавета носила фамилию Фёт своего первого мужа, с которым находилась в разводе.

А. Н. Шеншин, находясь на водах в Германии, где в 1819 году женился в Дармштадте на Шарлотте Фёт. Сын до 14 лет являлся А. А. Шеншиным, но потом носил фамилию матери. Причина в том, что лютеранское благословение на брак не имело в России законной силы, а православное венчание совершено после рождения Афанасия.

Детство

В детстве за Афанасием приглядывала крещёная немка Елизавета Николаевна.

По праздничным дням в дом в Мценске приходили музыканты, и Афанасий наслаждался военными мелодиями.

Афанасию пришлось пережить сметь брата Васи и сестры Анюты.

Крепостная Прасковья рассказывала ему сказки.

Отец владел тремя сотнями крепостных и не порицал игры и беготню детей, но плохо смотрел на игрушки от посторонних лиц.

С маленьким Афанасием играла соседка Александра Николаевна Зыбина.

Отец никогда не проверял успехи школьника Афанасия.

В 8 лет он испытывал добрые чувства к крепостной служанке матери – Аннушке.

Ошибка

В 1834 году ошибку в документах обнаружили и отменили запись крещения А. А. Шеншина, как законного сына А. Н. Шеншина. При этом ему в отцы определили первого мужа Шарлотты — Иоганна Фёта. Вместе с исключением из рода Шеншиных Афанасий Афанасьевич лишился дворянства. — Он стал не русский дворянин, а «иностранец Афанасий Фёт».

Потрясение стало огромным для мечтательного юноши.

Затем прояснилось, что необходимо университетское образование, чтобы в дальнейшем поступить на службу в армию.

Ему приходилось выслужить себе дворянские права, в которых он не утверждён по случайности и из-за запустившего дело отца. — Он постарался кончить курс в университете и потом принялся ревностно служить.

Служба

Тогда военнослужащий, получив чин низшего класса, получал и потомственное дворянство.

В 1835-1837 годах Афанасий учился в немецком частном пансионе Г. Крюммера. Тогда он начал сочинять стихи и проявлять интерес к классической филологии.

В 1837-1838 годах он проживал в пансионе М. П. Погодина, где готовился к поступлению в университет.

В 1838 году он поступил в Московский университет. Вначале поступил на юридический факультет, затем перевёлся.

В 1840 году вышел сборник стихов Фета «Лирический пантеон» при участии Аполлона Григорьева, друга Фета по университету.

В 1842 году — публикации в журналах «Москвитянин» и «Отечественные записки».

В 1844 году Фет окончил историко-филологическое отделение философского факультета.

В 1845 году после окончании университета Фет поступил унтер-офицером в кирасирский Военного ордена полк, командиром которого являлся генерал-майор Александр Богданович Энгельгардт, а штаб полка находился в городе Новогеоргиевске (ныне затоплен) Херсонской губернии.

14 августа 1846 года Афанасий Афанасьевич произведён в корнеты.

Однако по манифесту 11 июня 1845 года право на потомственное дворянство приобреталось с производством в штаб-офицерский чин. Служить предстояло 10–12 лет. Но служить необходимо, и Фет служит.

6 декабря 1851 года Фет произведён в штабс-ротмистры.

В 1850 году вышел второй сборник Фета, который получил положительные отзывы критиков в журналах «Современник», «Москвитянин» и «Отечественные записки».

В 1852 году за службу награждён орденом Св. Анны 3-й степени.

В 1853 году прикомандирован к лейб-гвардии Уланскому Его Императорского Высочества наследника цесаревича полку. — Фет в чине поручика переведён в этот расквартированный под Санкт-Петербургом полк. Поэт посещал столицу и у него произошли встречи с Иваном Сергеевичем Тургеневым, Николаем Александровичем Некрасовым, Иваном Александровичем Гончаровым и другими.

Во время Крымской войны (октябрь 1853 – февраль 1856 гг.) он находился в составе войск, которые охраняли эстонское побережье.

В 1856 году вышел третий сборник Фета под редакцией И. С. Тургенева.

В 1857 году Фет сочетался браком в Париже с Марией Петровной Боткиной (1828-1894), сестрой критика Василия Петровича Боткина (1812-1869). Супруг не привлекательная внешне обладала внушительным состоянием и лёгким характером. Брак не строился на романтической основе, однако, чета жила в мире и согласии.

В 1858 году Фет подал в отставку в чине гвардейского штабc-ротмистра и поселился в Москве.

Помещик

Фет считался утончённым лириком, и это не мешало ему одновременно быть чрезвычайно деловитым, предприимчивым и успешным помещиком.

В 1860 году Фет купил имение Степановка в Мценском уезде Орловской губернии. Через несколько лет текущая чистая прибыль от Степановки составляла 5-6 тыс. рублей в год. Выручка от имения являлась основным доходом семьи Афанасия Фета.

В 1863 году вышло двухтомное собрание стихотворений Фета.

В 1867 году Фет избран мировым судьёй по Мценскому уезду на 11 лет.

26 декабря 1873 года по высочайшему императорскому указу утверждена за Афанасием Афанасьевичем отцовская фамилия Шеншин. — Ему возвратили родовую фамилию, дворянство и наследование.

Но литературные произведения и переводы поэт и в дальнейшем подписывал фамилией Фет.

В 1877 году А. А. Шеншин купил имение Воробьёвку в Курской губернии. Занимался хозяйством и объезжал владения на запряжённом в повозку осле по кличке Некрасов.

В 1883-1891 годах опубликованы четыре выпуска сборника «Вечерние огни».

В 1885 году за службу награждён орденом Св. Анны 2-й степени.

В 1890 году он издал книгу «Мои воспоминания», в которой рассказывает о себе как о помещике.

В 1893 году после смерти автора вышла ещё одна книга с воспоминаниями — «Ранние годы моей жизни».

Скончался Афанасий Афанасьевич Шеншин 21 ноября 1892 года в Москве.

11. Лизавета Турьева. Республика Коми

Афанасий Фет

«Я пришел к тебе с приветом,

Рассказать, что солнце встало…»

Эти строчки известны буквально всем ещё со школьной скамьи, и сотворены они были всемирно известным поэтом – Афанасием Фетом, со дня рождения которого в этом году исполняется 200 лет. Стоит закрыть глаза, и видишь этот самый восход солнца, чувствуешь те эмоции, что пытался передать поэт. Вот солнце нежно касается тёплым лучом каждой веточки, каждого кустика, а где-то неподалёку сидит 23-летний Афанасий и впитывает в себя каждую минуту этого чудесного утра, восторгается им, подобно ребёнку.

Душа человека какие выносит мученья!

А часто на них намекнуть лишь достаточно звука.

Стою как безумный, еще не постиг выраженья:

Разлука.

А это стихотворение явно было написано в минуту грусти; что растревожило душу его? Я не знаю. Теперь уж, верно, об этом и не узнает никто, но, читая, ты невольно проникаешься той же печалью. Если бы можно было, я бы слетала на машине времени в тот период, когда оно было сотворено и спросила: «Что вас тревожит?» – или просто обняла бы поэта, а потом – айда, в своё время. Пусть потом думает, что это было…

Фет и Некрасов. Лицемерные маски народной песни

Двух поэтов — мастеров-гениев — литературоведение нередко ставит вместе. Для обозначения творческих, социально-общественных тенденций середины—конца XIX в. В чём-то одинаковых, в чём-то разных. Въяве предъявивших нигилистической, разночинско-демократической эпохе драматическую расстановку фигур, фиоритур и положений в мизансценах столетия. Лирический её — эпохи — дневник.

Мятежник-Некрасов, проклиная вечные слякоть чувств и несправедливость деяний, воспевает прекраснодушие младых беспечных лет: лубочно-сказочного балагана. Традиционалист-Фет — по-пушкински также отталкиваясь от лицейских, школьных дум и впечатлений — больше обращается к высоте благодушия небес. Более смотрит в радужное далёкое будущее, — чем в прошлое.

В атмосфере довлеющего провокативного реализма оба вместе они создают новое русское слово в стихосложении. Философски обращённое внутрь сознания индивида. В неизведанные глубины духа. Великолепно лицезря, живописуя грязно-потную изнанку рваного тулупчика. В который одет неприкаянный кургузый народ. Вывесив сей тулупчик в шумной замызганной людской знатного дома страстей, — крайне похожего на казино Баден-Бадена.

Публицистически позавтракав с Чернышевским-Добролюбовым. Прозаически отобедав с Толстым и Достоевским, — они пригласили на званый ужин Чехова, не абы кого. Силком втащившего стонущую под прессом цензуры, полицейских оговорок и репрессий литературу — в XX век. По-гоголевски над всеми насмехаясь. По-тургеневски восславляя стоицизм и — затаённое с детства бунтарство. Оба — по-тютчевски оставаясь внешне барами. По-щедрински — жадными, скупыми, охочими до сомнительных утех мещанами.

Так же и в жизни. Одинаково-разные.

*

Шопенгауэрианец Фет сильно хитрил — «крутил», тогда говорили. Весьма перебарщивая в яром поношении всего того, — без чего не было бы житейского благополучия. Не было обожаемого до физических колик… — вожделенного дворянского статуса. Барство! — как много в этом звуке…

В быту — невыносимый служака. С виду бравый. В условной казарме — беспощадный монстр с нагайкой на изготовке. На подворье — скаредный помещик Гарпагон. Удачливый делец — «пострел везде поспел». В свете — чрезвычайно одиозный реакционер.

Создавалось впечатление, что, не отрицая за собой эту экзистенциальную дихотомию с «тёмным бредом души», Фет ещё больше становился в одиночестве — на бумаге — тончайшим «ласковым» психологом: «…былинки не найдёшь и не найдёшь листа». В тайне от ближних декламирующим приоритет лирического экстаза. Поэтического безумства. Феерию цвета! — что столь приветствуют учебники литературы.

*

То же и Некрасов. Громогласный рупор радикалов, он — прижимистый алчный кулак-барышник. Сквалыга, корыстолюбивый до непорядочности, жульничества. Подлый, двуличный. Герцен называл его не иначе как «гадкий негодяй», «сукин сын» и «шулер».

Так, до краёв вливая за воротник хвалебные оды министру госимущества Михаилу Муравьёву-Виленскому, «Вешателю», — истинному «зверю» по отношению к народу: — Некрасов одномоментно звал (с журнальных страниц) революционную молодёжь в бой. [Фет за это объявил Некрасова продажным рабом, отлучённым от храма поэзии.]

Развратник, чревоугодник и картёжник — Некрасов публицистически беспринципно бичевал и первое, и второе и третье.

Не прочь поживиться за счёт сирого, убогого и нищего крестьянина — проникновенно сих убогих-сирых воспевал в стихах.

*

Безобразничания Фета, разумеется, трудно было скрыть от общества. Просачивались потихоньку.

Многие ненавидели в первую очередь его бытовые непотребства: «Я знавал Фета. Он положительный идиот. Идиот, каких мало на свете. Но — с поэтическим талантом», — писал вышеупомянутый Чернышевский сыновьям в 1878 г.

Одновременно в романе Чернышевского «Повести в повести» героиня заявляет, дескать, Афанасий Фет — даровитейший из лирических поэтов. Правда, после Некрасова, присовокупляет. К тому же роман прямо-таки изобилует цитатами из Фета.

*

Эта фатальная лермонтовская разбалансировка привела обоих к постижению бессмысленности существования. Пониманию ненужности жизни, — в основу коей положено страдание. И только страдание.

Фет пытался покончить с собой в ноябре 1882 г. В состоянии жесточайшей депрессии. В тяжелейшей оттого нездоровой одышке.

Некрасов тоже жаждал смерти.

С радостью принимая вызовы на дуэль, ставил жёсткие условия секундантам — с немалой вероятностью летального исхода. Рвался в Севастополь на войну.

По двое суток лежал у себя в кабинете в страшной беспричинной хандре. Твердя в нетрезвом нервном раздражении, что ему всё опротивело в жизни. А главное — он сам себе противен!

*

Разная мнемоника философских дум. Разные жизни, судьбы…

Разные, но блестящие романсы на стихи обоих поэтов. Прочно закрепившиеся в анналах русской классической музыки.

Фет, несомненно, догадывался о «жоржсандистском» — ménage à trois — семейном «либерализме» Некрасова с четой Панаевых. В доме Краевского, где стряпался «Современник».

Он посвятил А. Панаевой стихотворение «На Днепре в половодье». Чрезвычайно близкое по смысловому наполнению желаниям-стремлениям в произведениях Некрасова. Что тот, бесспорно, отметил. И, невзирая на неодинаковое, — с прищуром, — отношение к нему собратьев по цеху, тепло похвалил ровесника-Фета. Обнял его и расцеловал.

Наверняка провидчески зная наперёд, мол, память о гнусной кухонной бытовухе и стыдных безобразиях постепенно сойдут на нет в бескрайнем течении реки времени.

Останется — лишь поэзия. Лишь чистые, светлые ноты великой (пусть неспокойной) партитуры дионисийских судеб.

9. Никита Тимофеев, кандидат филологических наук. Москва

Осень на Девичьем поле

Поступать на филологический – это был не просто выбор стези, это был и в немалой степени риск, ведь на карту я ставил многое. Главное, что беспокоило: всё, что я любил легко и беззаботно, без обязательств, теперь превращалось для меня в испытание. Вот не справишься на экзамене с вопросом о Пушкине – и будет жечь досада: из-за Пушкина обдёрнулся… Шутка ли сказать!

В детстве каждое время года я мысленно встречал стихами: осенью приходили на память Фет и А. К. Толстой. «Ласточки пропали, а вчера зарёй…», «Осень. Обсыпается весь наш бедный сад…»

Та осень, когда я был учеником 11 класса, казалась мне зловещей, тревожной. Воистину, как у Фета: «Тяжело – хоть плачь!» Школьная пора двигалась к концу, я был точно на пороге, и за ним начиналось что-то неизвестное, где исчезали забота и опека, к которым привык в школе. На горизонте поднималось в полный рост то, что принято называть «взрослой жизнью».

Я записался на курсы для абитуриентов и по вечерам, после уроков, заставлял себя покидать район, где в пространстве нескольких дворов и улиц прошло детство, и долго ехать куда-то на автобусе, а потом идти вдоль длинного забора в огромное, как ангар, здание вуза. Запомнились мрачноватые коридоры, гулкие аудитории, гудение ламп под потолком. В ту осень я чувствовал неясное, тревожное ожидание. Будто стоишь в метро, из темноты тоннеля в лицо повевает холодный ветерок, что-то надвигается, ветерок дует сильнее, ты жмуришься – но стоишь и ждёшь.

Когда начинались наши занятия, в здании уже всё затихало, в коридорах было пусто и темно, и мы сидели, быть может, в единственной освещённой аудитории. Скамейки поднимались амфитеатром, но я любил места в нижнем ряду. Лекции читала пожилая дама, сухая, нервная. Она любила стоять, обхватив себя за плечи, точно мёрзла; иногда вскидывала очки и глядела нам за спины, куда-то наверх, на вход, и говорила странное: «Надо двери закрывать, а то мне всё мерещится, что там кто-то мельтешит».

Она хорошо рассказывала о Тютчеве, Фете, Соловьёве, Блоке… Однажды посмотрела на часы и вдруг объявила: «А теперь – пробное задание». Все всполошились, начался шёпот, переглядывания. Задание было такое: охарактеризовать символизм как направление и дать краткий анализ одного-двух стихотворений Блока. Аудиторию объял страх: казалось, задача неисполнимая. Но вот все неуверенно склонились к тетрадям, ручки поползли по бумаге.

Быстро покончив с теорией, я приготовился перейти к анализу, но Блок меня отпугивал: я мало понимал его. Лекторша, скрестив руки, стояла как изваяние, и сонливо смотрела на нас. Лицо её ничего не выражало. Время шло. Мне не удавалось подобрать в памяти нужное стихотворение, в голову лезли отрывки, мало меня вдохновлявшие, неудобные для анализа, я не знал, как подступиться.

Есть простой закон: работа удаётся, когда в том, о чем пишешь, умеешь отыскать хоть одну волнующую тебя деталь. Без увлечения материалом хорошего текста не получится.

Вдруг я вспомнил, что Блок высоко ценил Фета и не раз брал его строчки для эпиграфов. Фет был мне ближе Блока. В памяти колыхнулось: «Чу, там вдали неожиданно слышится тонко взывающий рог…» – и проч. Мысль заработала: «Фет – предтеча Блока. Образы, близкие к символам. Мотив тревожного ожидания. Близость тайны. Томление оттого, что разгадка неуловима, недоступна…»

Очертя голову я бросился писать, захлёбываясь идеями, словно отодвигая сам эту пахучую смолистую лапу ели, что заслонила тропинку, и ощущая этот внезапный вихрь, поднявший листву. Я упивался, отыскивал отголоски Фета в «Стихах о Прекрасной Даме», отмечал сходства и различия, приводил цитаты, комментировал их. Блок перестал быть неприступной стеной, точно стихи Фета подсказали, где в этой стене дверь.

Дописывая последний абзац, я, будто поднимаясь с глубины, услыхал гул, очнулся и увидел на краю парты пальцы в кольцах, строго постукивавшие. Надо мной стояла лекторша. Я поднял глаза; угадав моё смятение, она быстро улыбнулась: «Время! Сдаём».

За сентябрь я успел сблизиться кое с кем из абитуриентов, и обратно мы шли небольшой компанией, делясь тревогами, пугая друг друга мнимыми ужасами поступления в вуз и строя всякие планы. Мы насквозь проходили тёмный влажный сквер, откуда остро пахло осенью и где у природы даже в городе текла своя тихая жизнь, а впереди сквозь деревья дрожали вечерние огни проспекта, сверкали над троллейбусами синие искры и гудели автомобили.

Сочинение лекторша оценила высоко, Фет меня выручил. Летом я поступил в вуз, тревоги мои временно поутихли. В суете я забыл про стихи Фета, пока через два года, снова осенью, не вернулся к ним. Был семинар по поэзии Фета. Вела его застенчивая, милая аспирантка, вела неумело, неуверенно, то и дело заглядывала в конспект, нервно отбрасывала щекотавшую щёчку прядь и краснела при каждой затянувшейся паузе. Наша группа сидела на верхних скамьях большой старой аудитории, где в плохую погоду всегда что-то шуршало над потолком. Дни были сумрачные, и свет держали зажжённым с самого утра. Стёкла вздрагивали от ветра и дождя, во дворе потоки воды густо несли палую листву. «Только ты, моя милая птичка, в тёплом гнёздышке еле видна…» – крутилось у меня в голове. Семинар шёл через пень колоду, у бедной аспирантки всё валилось из рук, студенты скучали.

Я смотрел в книгу на малоизвестный портрет молодого Фета и думал, сколь странен для многих его образ. Фету часто бросали обвинения, говорили про рьяное хозяйство, про грубые потуги барствовать… Удивлялись: как в одном человеке уживались прагматизм и безупречный вкус, пушкинская точность? А я вспоминаю, что сказал о Фете Толстой: «Он из тех, у которых передаточный ремень снят. Есть два разряда людей: у одних мысль руководит жизнью, а у других мысль сама по себе, а жизнь сама по себе…»

Говорят: тема Фета – трепет и красота жизни. Будто другие поэты об этом не писали. Но ведь нередко над этой красотой, как часовой, стоит тайная тревога: в летний вечер за человеком следит «огнедышащее око», а осенью из-за сосен «будто пожар восстаёт»… Не менее важна у Фета другая тема – обречённость на одиночество. Это шло из детства и началось с пансиона в Лифляндии, куда мальчик был отослан, лишившись фамилии Шеншин. А вспомнить увлечение Фета Шопенгауэром… Итак, две темы, две силы, и лишь при их столкновении высекается искра фетовского огня. Так я размышлял.

Семинар закончился… Ухватившись розовыми пальчиками за томик Фета, белевший закладками, аспирантка расстроенно продиктовала вопросы к следующему занятию и, словно спасаясь, скорее порхнула за дверь.

К вечеру дождь утих, природа будто вздыхала. Уже стемнело, когда, отходя от университета, я вдруг сообразил, что совсем рядом – фетовские места. Я вышел к пустому скверу Девичьего поля и остановился. Здесь недалеко, у профессора Погодина, Фет гостил в юности, а через много лет купил дом на Плющихе.

8. Полина Михалкова, ученица МБОУ школа №13. Саров

Афанасий Афанасьевич Фет

Афанасий Афанасьевич Фет – великий русский писатель поэт-лирик – был сыном орловского помещика Афанасия Неофитовича Шеншина и его жены Шарлотты-Елизаветы Фет.

Тайное становится явным

Шарлотта была замужем за Иоганном Фетом. Красивый офицер из приличной семьи вскружил ей голову, и на седьмом месяце беременности она ушла к Афанасию Шеншину.

Будущей поэт родился в Орловской губернии. Через два года Шарлотта-Елизавета обвенчалась с Афанасиям Шеншиным.

Только в возрасте 14 лет мальчик узнал правду своего рождения. В итоге мальчик стал по закону иностранцем, ему возвращают фамилию Фет, и он остался без дворянского титула и наследства.

Образование

В 1837 году Фет окончил частный пансион Крюммера в городе Верро (сегодня Эстония). В 1838 году поступил в Московский университет на философский факультет, продолжая увлекаться литературой. Окончил университет в 1844 году.

Творчество и жизнь.

Кто не знает великих стихов Афанасия Афанасьевича Фет. Афанасия Афанасьевича можно сравнить с Пушкины. Памяти не стирает только одна вещь, и эта вещь зовется стихи. Их не сотрешь из памяти за год они живучи вечно. И правда стихи Фета мы помним наизусть.

Чудная картина,

Как ты мне родна:

Белая равнина,

Полная луна,

Свет небес высоких,

И блестящий снег,

И саней далеких

Одинокий бег.

Мы встречаем столкновение ностальгии и не забываемого чувства любви. Тоненький проводок искры с воспоминанием, которое не забыть никогда.

А вот еще:

Еще светло перед окном,

В разрывы облак солнце блещет,

И воробей своим крылом,

В песке купаяся, трепещет.

А уж от неба до земли,

Качаясь, движется завеса,

И будто в золотой пыли

Стоит за ней опушка леса.

Две капли брызнули в стекло,

От лип душистым медом тянет,

И что-то к саду подошло,

По свежим листьям барабанит.

Природа у каждого поэта уникальна, но природу Фета не забыть никогда Мы представляем, как этот воробей двигается. Тут много метафор, что предает живой, крикливый звук весны.

Кроме сочинения стихотворений Фет до самой старости занимался переводами. Ему принадлежат переводы обеих частей «Фауста» Гёте. Он даже планировал перевести книгу Иммануила Канта «Критика чистого разума», но оставил эту идею и взялся за перевод произведений Артура Шопенгауэра.

Поэт пережил трагическую любовь к Марии Лазич – поклоннице его творчества. Эта девушка была образованной и очень талантливой. Их чувства были взаимны, но паре не удалось связать свои судьбы. Мария погибла, а поэт всю жизнь помнил свою несчастную любовь, которая повлияла на его творчество. Именно ей он посвятил поэму «Талисман», стихотворения «Старые письма», «Ты отстрадала, я ещё страдаю…», «Нет, я не изменил. До старости глубокой…» и другие стихотворения.

Некоторые исследователи жизни Фета полагают, что смерти поэта от сердечного приступа предшествовала попытка суицида.

Именно Фет автор известной фразы, которая вошла в «Приключения Буратино» А. Н. Толстого — «А роза упала на лапу Азора».

Последние годы жизни

В 1873 году Афанасию Фету было возвращено звание, а также фамилия Шеншин. После этого поэт занимается благотворительностью. На этом этапе стихи Афанасия Фета публикуются в сборниках «Вечерние огни», которых с 1883 по 1891 выходит четыре выпуска. Поэзия Фета содержит в основном две темы: природу, любовь.

7. Александр Ралот, прозаик, публицист и краевед. Краснодар

Русский иностранец

У модератора виртуального творческого вечера, Катерины, созерцание цветущей вишни и невозможность добежать до угла, надышаться её ароматом (Коронавирус! Будь он неладен! Полная самоизоляция, до особого распоряжения!) вызвала приступ любви к музыке. Проявился он в том, что юное создание спорхнуло с подоконника и бросилось в бой с пылью, осевшей на стареньком пианино.

— Похвально. Есть таки польза от безвылазного пребывания в замкнутом помещении.- Молвила дама, с «ником» Elena_Vitalievna_Krasnodar, «материализовавшись» в верхнем углу монитора. — Может сыграешь нам, пока народ подтягивается. Заведующая как-то обмолвилась, что ты, в добавок ко всеобщему среднему, ещё и музыкальную школу окончила. Чай не всё, чему учили, позабыла.

Минуту спустя читальный зал, погрузился в чарующие звуки вальса из балета «Щелкунчик». Закончив играть девушка взяла, микрофон, и выпалила.

— Дамы, господа и товарищи. Начинаем. Сегодня у нас в гостях. Впрочем, на мониторах видно, кто к нам пожаловал. Александр Викторович, расскажите о ком, или о чём вы сейчас пишите?

— Об Афанасии Шеншине. Между прочим, он был лично знаком с Петром Ильичом, музыку которого, ты только что так вдохновенно исполнила. В 1891 году, он подарил Чайковскому посвящённое тому стихотворение. И в библиотеке композитора имелся не один том с сочинениями поэта.

— Ну, хоть убей, я что-то такого литератора не припомню.- Елена Викторовна наморщила лоб, но это не помогло.

Беспристрастный экран компьютера показывал застывшее лицо Екатерины, с полуоткрытым ртом. Девушка тоже пыталась вспомнить кто это такой, и какой след в истории сей поэт оставил.

В правой части монитора побежали небольшие текстовые сообщения, смайлики и вопросы.- Имейте совесть. Не томите. Прочитайте хотя бы одно его стихотворение. Совсем заинтриговали. Как он жил? Чем зарабатывал на существование?

Я оторопел. Готовясь, к необычному формату общения с читателями, и представить себе не мог, что придётся отвечать на подобные просьбы. Однако для приглашённого «удалённого» гостя «длинные актёрские паузы» регламентом не предусмотрены. А по сему, не мешкая, произнёс: — Дорогие читатели. Рад вашей реакции. По мере сил отвечу на всё, о чём спрашиваете. Но для начала послушайте, вот это.

Не избегай; я не молю

Ни слез, ни сердца тайной боли,

Своей тоске хочу я воли

И повторять тебе: «люблю».

Хочу нестись к тебе, лететь,

Как волны по равнине водной,

Поцеловать гранит холодный,

Поцеловать — и умереть!

— Так это же Фет. Афанасий Афанасьевич, личной персоной. Точно. Его стихи, в нашей библиотеке, целую полку занимают. Те, что потоньше, прочла.- Выпалила Катюша на одном дыхании.

— Конечно. Дело в том, что мама, будущего гения, родившаяся и жившая в Германии, вышла замуж за местного чиновника, по фамилии Фет. Но однажды взяла да и со страшной силой влюбилась русского дворянина, отставного ротмистра и помещика Орловской губернии Афанасия Шеншина. Тот квартировал в их доме. С ним и бежала прочь из страны. Оставив скупердяя-супруга. И произошло это событие за два месяца до рождения второго ребёнка. Коим и был мальчик, наречённый Афанасием.

— А вот с этого момента попрошу поподробнее. В деталях. -Еlena_Vitalievna_Krasnodar, достала блокнот и ручку. Уподобившись прилежной студентке, решительно желала что-то законспектировать.

— Со времени тайного бегства влюблённой парочки минуло целых четырнадцать лет. И вот однажды духовные власти города Орла обнаружили следующее. Ребёнок мужского пола появился на свет божий, в имении отца, ещё до венчания родителей! А по сему не имеет законного права носить фамилию родителя! Стало быть, лишается и дворянского звания! А за одно и подданства российского и всех наследственных прав! Вот и стал подросток, всю жизнь проживший в России, разночинцем «гессендармштадтским подданным» Афанасием Фетом.

— Но ведь, это не справедливо! Парнишка то причём? Если его родители..- Бесцеремонно оборвала мой монолог Екатерина.

— Модератор. И в твоих руках сейчас главная кнопка. Но всё же, сделай милость, не перебивай больше. А то я потеряю нить Ариадны и не отвечу на вопросы заочных, присутствующих. Договорились?

Девушка кивнула и прикрыла рот ладошками, показывая, что отныне будет нема, аки рыба.

— Если звёзды на небе сложатся соответствующим образом, то мать поэта станет прототипом одной из героинь моего будущего романа. Я попрошу в комментариях написать, кто из присутствующих помнит биографию Фета? Стоит ли на ней останавливаться или перейдём непосредственно к творчеству классика?

Экран откликнулся мгновенно. Стихи сами почитаем. Нет проблем. Хотелось бы истории, биографии и всего такого, интересненького.

— Тогда, с вашего позволения, продолжим. Поэзией юноша увлёкся ещё будучи студентом философского факультета Московского университета. Учился долго. Целых шесть лет вместо, положенных четырёх. Объяснял это тем, что, ежедневно писал стихи пренебрегая походом на лекции. В сборнике “Лирический пантеон”, появились его произведения. Затем началось регулярное сотрудничество с журналами «Московитянин» и «Отечественные записки». Белинский писал, что молодой человек даровитее многих московских поэтов и его стихи сравни с лермонтовским! Несмотря на это, поэт вместо литературного поприща вдруг записался в армию. Не без основания считал, что только карьера офицера, позволит ему вернуть право на потомственное дворянство. -Я замолчал. Взглянул на экран. Там Катюша, как прилежная ученица, тянула руку и трясла ею от нетерпения.

— А можно про любовь! Любил кого-нибудь? Был счастлив?

— Фет служил в кирасирском полку. Однажды в гостеприимном доме бывшего офицера давали бал. Барышни охотно вальсировали с офицерами. Порхали словно бабочки. Но лучше всех была одна. С чёрными волосами, смуглой кожей и нежным румянцем. И всё. Сердце поэта более не знало покоя. Её звали Мария Лазич. Оказалось, что влечение взаимное. С венчанием не спешили. Материальное благосостояние обоих оставляло желать лучшего. А потом случилось несчастье. Девушка умерла. Погибла в огне пожара. Судачили о самоубийстве. Но вскорости сплетни и слухи смолкли.

Я пронесу твой свет чрез жизнь земную;

Он мой, — и с ним двойное бытие

Вручила ты, и я, я торжествую

Хотя на миг бессмертие твоё.

— Жаль. Так хотелось хеппи-энда. -Мол, поженились. Детей вырастили. Внуков нянчили. — Елена Витальевна обратилась к Екатерине.- Сыграй что-нибудь. Этакое. Для души.

Спустя секунду руки девушки побежали по клавишам и из динамиков доносилась грустная мелодия. Катюша извлекала из старенького инструмента аккорды вечной музыки гениального композитора.

По экрану компьютера догоняя друг друга бежали вопросы.- А правда, что он так и не получил дворянскую грамоту? Всем же известно, что Фет был женат на Марии Боткиной. Расскажите о ней. Позже он писал работы по землеустройству. А друзья считали, что это измена литературе. Почему вы не говорите о том, что поэту в конце концов возвратили дворянскую фамилию – Шеншин и все причитающиеся привилегии.

***

6. Мария Гершберг, окончила музыкальный колледж. Москва

Афанасий Фет

Бесконечный романтик, трогательный лирик, тонкий философ. По жизни-наблюдатель, Афанасий Афанасьевич Фет- пришёл к каждому благодарному читателю со своим личным приветом, рассказывая и о солнце, и о ветре, и любви, и о жизни, и о себе. Ведь всё творчество писателя — это он. Это его жизнь, его чувства и ощущения. Природа для Фета — это что-то сказочное, необычное, абсолютно одушевлённое, сочетающее в себе одновременно, почти всё человеческое-красивое и грустное, но, при этом, без подлости и лжи, без цинизма и страстей. Возможно, таким образом, Фет пытался увидеть в этом мире только прекрасных людей, которых он отождествлял с «чистой», душевной природой.

В мире Афанасия Афанасиевича, глубокая философия жизни сочетается с детской непосредственностью и лёгкостью. Он старается увидеть в этом мире только хорошее, красоту, радость, и свободу.

Хотя сам Афанасий, имеет, изначально, достаточно стандартную для современного мира и жизни, и, достаточно сложную ситуацию на момент собственного появления на свет. Будучи дворянином по рождению своему, Фет, настоящая фамилия которого Шеншин, вынужден был, впоследствии, можно сказать, доказывать своё родство с собственным отцом, и право на дворянский титул.

Ведь, пути любви тоже-неисповедимы. И, если бы Шарлотта Беккер (Фёт по первому мужу), не полюбила Афанасия Неофитовича Шеншина — не было бы нашего замечательного поэта, писателя, переводчика…

У Фета было много добрых друзей, включая Льва Николаевича Толстого, с которым они вели переписку на протяжении 20-ти лет, а также, он хорошо дружил с Иваном Тургеневым. В своём биографическом произведении «Мои Воспоминания», он писал- «Находясь, можно сказать, в природной вражде с хронологией, я буду выставлять годы событий только для соблюдения известной последовательности, нимало не отвечая за точность указаний, в которых руководствуюсь более соображением, чем памятью. Так, например, я знаю, что ранее 1840 г., т. е. до издания «Лирического Пантеона», я не мог быть своим человеком у московского профессора словесности С. П. Шевырева.

Во время одной из наших с ним бесед в его гостиной слуга доложил о приезде посетителя, на имя которого я не обратил внимания.

В комнату вошел высокого роста молодой человек, темно-русый, в модной тогда «листовской» прическе и в черном, до верху застегнутом, сюртуке. Так как появление его нисколько меня не интересовало, то в памяти моей не удержалось ни одного слова из их непродолжительной беседы; помню только, что молодой человек о чем-то просил профессора, и самое воспоминание об этой встрече, вероятно, совершенно изгладилось бы у меня из памяти, если бы по его уходе Степан Петрович не сказал: «какой странный этот Тургенев: на днях он явился с своей поэмой «Параша», а сегодня хлопочет о получении кафедры философии при Московском университете». Никогда в позднейшее время мне не случалось спросить Тургенева, помнит ли он эту нашу первую встречу.»

Кстати, «Лирический Пантеон» — это первое издание, которое начало печатать 19-ти летнего, подающего большие надежды, молодого писателя и поэта-Афанасия Афанасьевича Фета.

Я тебе ничего не скажу,

И тебя не встревожу ничуть,

И о том, что я молча твержу,

Не решусь ни за что намекнуть.

А ведь так всё и было. Поступивши на военную службу, вскоре, молодой писатель оказался в гарнизоне под Херсонской губернией. Там он встретил свою любовь и музу, дочь обедневшего помещика, Марию Лазич.

«Я ждал женщину, которая поймёт меня, и дождался её» — писал Фет своему другу. Дождался, но, к сожалению, расстался, посчитав, что «рай в шалаше», хоть и с милой, но противоречит его жизненным установкам, так как финансовыми трудностями были обременены они-оба. Несмотря на то, что чувства были горячи и взаимны-отношения пришлось прервать по решению Афанасия. Вскоре, с Лазич случился несчастный случай, и она сгорела заживо.

Фет до конца своих дней не оправился от мыслей о Марии, и винил себя в её смерти.

Тем не менее, через какое-то время, жизнь писателя начала налаживаться, он познал финансовое благополучие, и женился на Марии Боткиной, с которой, быть может, не испытал сильных чувств, но жил в согласии и взаимном уважении.

Жене он писал, что фамилию Фет — ненавидит, хоть и печатался всегда под нею. «Если спросить: как называются все страдания, все горести моей жизни, я отвечу: имя им-Фет.». Незадолго до своей смерти, Афанасий, всё же, добился возвращения себе дворянского титула, и родной фамилии, чему был бесконечно рад. Можно ли сказать, что Афанасий был счастливым человеком? Как и все мы, где-то да, а где-то, увы, нет. Но, счастье можно ощутить в течении нескольких мгновений, и этого, может быть, вполне достаточно для того, чтобы жить, любить, и-писать!

* * *

Я пришёл к тебе с приветом,

Рассказать, что солнце встало,

Что оно горячим светом

По листам затрепетало;

Рассказать, что лес проснулся,

Весь проснулся, веткой каждой,

Каждой птицей встрепенулся

И весенней полон жаждой;

Рассказать, что с той же страстью,

Как вчера, пришёл я снова,

Что душа всё так же счастью

И тебе служить готова;

Рассказать, что отовсюду

На меня весельем веет,

Что не знаю сам, что? буду

Петь — но только песня зреет.

5. Владислава Сычева, студентка Литературного института имени А. М. Горького. Москва

Поэзия А. Фета как канон «чистого» искусства

Эстетическая концепция «Искусство ради искусства» была сформулирована в середине XIX века как реакция на тенденцию к материализму в литературе. Она составила оппозицию натуральной школе Белинского, провозглашавшей критическое отношение к окружающему миру и внимание к общественно-значимой тематике. Пока приверженцы критического реализма боролись против приукрашивания реальности, А. А. Фет, родоначальник и апологет «чистого» искусства, утверждал самоценность художественного творчества и проповедовал независимость искусства от политики, идеологии и других злободневных проблем.

Однако такая позиция вовсе не означала, что его не затрагивали насущные проблемы, даже наоборот: отмена крепостного права, противостояние дворянства и революционной демократии не только меняли уклад жизни людей, но и влияли на тенденции в литературе. Тем не менее, Фет, всю жизнь прослужив среди провинциальных офицеров ради дворянского титула и став наконец помещиком, не отражал в творчестве своей практической деятельности, чтобы не осквернить красоту и гармонию, а выносил все прозаические элементы жизни в публицистику и мемуары.

И. С. Тургенев в одном из писем назвал Фета «жрецом чистого искусства». И действительно, его поэзия определила канон этого литературного направления. Притом она не ограничивается слепому следованию принципам, а отражает суть целой философско-эстетической концепции. Фет жил установкой, что истинное предназначение поэта — «исцеление от муки». Недаром единственное спасение от тоски и уныния поэт, в котором современники отмечали депрессивность и склонность хандрить, находил в искусстве. Аполлон Григорьев писал, что «с способностью творения в нем росло равнодушие. Равнодушие ко всему, кроме способности творить».

В воспоминаниях Фет писал: «Я никогда не мог понять, чтобы искусство интересовалось чем-либо помимо красоты». В творчестве он твёрдо придерживался этого убеждения и с воинствующим эстетизмом отстаивал свою истину. Хотя если в ранние годы разногласия между писателями мало занимали его, то позже высказывания стали категоричней: «произведение, имеющее какую бы то ни было дидактическую тенденцию» он называл «дрянью».

И такая точка зрения имела вес в обществе: даже Тургенев, принадлежавший к литераторам натуральной школы, соглашался с ним в отношении творчества: «Видите ли: мне предоставляет утилитарность, политику, а сам берет бесполезность, пену, искусство, т. е. высочайшее la part du lion, ибо не бесполезное искусство есть дрянь, бесполезность есть именно алмаз его венца!»

Но нужно заметить, что при этом поэзия Фета не бесполезна, а созерцательна. Он был настоящим импрессионистом русской лирики, чувствовавшим и запечатлевавшим красоту природы в её самых жизнерадостных и чистых красках. Сам он называл это качество поэтической зоркостью и ставил на первое место в литературном таланте.

Образность «чистой» поэзии ассоциативна: она отражает художественное сознание, а не работу разума. Человек здесь фигурирует как часть могучего целого, и картины, рисуемые поэтом, строятся на параллелизме природы и душевных колебаний автора. Притом повторяемость центральных образов –– весна, ночь, звёзды, сердце и пр. — не вызывает ощущения однообразности за счёт того, что в каждом стихотворении окаймляется другими деталями, уже знакомые фигуры вписываются в совершенно новый пейзаж. Так, в основное собрание Фета вошло 24 стихотворения о весне, а всего это слово употреблено у него около 100 раз (не считая однокоренных типа «весенний», «вешний»). Однако во всех случаях образ весны обыгран по-разному. Так же и постоянные рифмы «кровь –– любовь –– вновь», «прочь –– ночь», «грёзы –– слёзы –– розы» чередуются с небанальными «скромно ты –– комнаты», «вешний –– черешней».

В связи с заданной установкой круг тем «чистой» поэзии ограничен, и почти всегда они плотно переплетены между собой, так что стихотворения невозможно с уверенностью отнести к какой-либо одной теме. Любование природой, ядро так называемой пейзажной лирики, –– здесь не только внешний смысловой пласт, необходимый либо для обрамления сюжета, но эталон, по которому оцениваются и сопоставляются духовный и материальный миры. За этим слоем чаще всего скрывается эстетико-философская концепция, а иногда и религиозное мировоззрение автора, проповедующего в первую очередь красоту и гармонию. Так детали описания природы сливаются с палитрой чувств поэта, к которым зачастую добавляется третья сторона замысла –– любовная, многократно расширяющая пространство для творчества. Огромный потенциал этой глубоко личной, а потому всегда уникальной темы обостряет эмоциональность поэзии, вводя в неё страдание, сожаление, ностальгию, нежность, словом, весь спектр человеческих переживаний.

Примечателен способ фиксирования этих состояний: уже упомянутая нелогичность отражается и в выборе средств –– заметное преобладание существительных и прилагательных над глаголами, постоянное перечисление, обращения в пустоту:

Сновиденье,

Пробужденье,

Тает мгла.

Как весною

Надо мною

Высь светла.

В стихотворениях Фета эти приёмы отражают пойманное, замершее в движении мгновение. Так создаётся ощущение, что мир поставили «на паузу», которая снимется тотчас же после прочтения стихотворения.

Кстати, музыкальность — ещё одна характерная черта «чистой» поэзии. Смысловая ненагруженность, единое возвышенное настроение и определённые приёмы придают стихотворениям певучесть, благодаря которой многие из них кладут на романсы.

4. Татьяна Бокова, ученица средней школы. Село Студеное, Воронежская область, Аннинский район

Афанасий Афанасьевич Фет

Два мира властвуют от века,

Два равноправных бытия:

Один объемлет человека,

Другой-душа и мысль моя…

Афанасий Афанасьевич Фет (Шеншин)родился 5 декабря 1820 года в селе Новоселки Орловской губернии, в имении своего отца помещика А.Н. Шеншина. А.А. Фет — известный русский поэт. Сын самостоятельного богатого помещика. Детство провел в поместье Орловской губернии. Когда будущему поэту исполнилось 14 лет, церковные власти лишили его права носить отцовскую фамилию. После многолетних хлопот Афанасий Афанасиевич получил право называться Шеншиным, а фамилию Фет оставил как литературное имя. Писать стихотворения Афанасий Фет начал очень рано. В 1837-ом году он закончил обучении в эстонском пансионе и поступил в Московский университет на философский факультет. Все эти годы Фет очень сильно увлекался литературой, много читал и писал. Первый сборник стихов «Лирический пантеон»(1840). С этого момента во многих сборниках, альманахах и журналах стали постоянно печататься его произведения. Три основные темы его творчества — природа, любовь, искусство.

Я пришел к тебе с приветом

Рассказать,что солнце встало…»

Долгие годы поэт старался вернуть себе титул дворянина. Для этого он несколько лет прослужил унтер-офицером, а в 1853-ьем году отправился на службу в полк гвардейцев. Второй сборник стихотворений Фета увидел свет в 1850-ом году, и уже через шесть лет был напечатан и третий. В 1858-ом году Афанасий Фет ушёл в отставку. Титул дворянина ему так и не вернули, и он решает стать помещиков. Для этого он покупает землю и начинает заниматься хозяйством. Появляется цикл стихотворений поэта под названием «Из деревни». Кроме того Фет пишет новеллы, очерки. При этом его поэзия и проза сильно отличаются: в прозе Фет – реалист ,а в поэзии-романтик. Фет известен как переводчик Овидия, Гете и других древних ему поэтов. Многие стихи А. А. Фета положены на музыку. В 1873-м году Фет наконец-то удостаивается дворянского титула. Он занимается благотворительностью. В возрасте 37 лет Афанасий Фет женился на Марии Боткиной, дочери богатого чаеторговца. Его жена была молодой и красивой. Его семейная жизнь была довольно благополучной. Детей у них не было. 21-ого ноября 1892-ого года Афанасий Афанасьевич Фет умирает в Москве.

3. Тадеуш Каппаза, сотрудник инвестиционной компании

От Сержанта до Капитана

Недавно моё внимание привлекла статья известного в Дармштадте журналиста Фрица Депперта «Афанасий А. Фет как представитель немецкой воинской культуры» (23.09.2018, Darmstadter Echo). В ней внимательный читатель найдёт подробный анализ того как на служба гессен-дармштадского юноши (а затем и зрелого мужчины) Афанасия Фета (Foeth) в Российской Кавалерии отразилась в его стихах. Слово «воинская» в названии вышеупомянутой привлекло моё внимание и даже несколько насторожило.

В этом эссе мы не будем обсуждать, кто же был биологическим отцом великого русского поэта — богатый помещик Афанасий Шеншин или оценщик из Дармштадта Иоганн Питер Фет (Darmstiidter Amtsassessor Johann Peter Foeth). Оставим это не интересную нам тему другим. Заметим лишь, что 39 лет из отведённых ему судьбой 71 года (с 14-летнего возраста до своего 53-летия) Афанасий Афанасиевич Шеншин звался Афанасием Фетом, числился не русским, а гессендармштадцем и при этом даже отслужил в качестве иностранца на Российской Службе почти четырнадцать лет в Российской Армии, в Кавалерии. Он начал военную карьеру унтер-офицером (сержантом по-нашему современному табелю о рангах) в 1845 году в Кирасирском Военного Ордена полку. Закончил же её в 1858 году, выйдя в отставку в чине штабс-ротмистра (капитана по-нашему современному табелю о рангах), имея ордена Святой Анны 3-й и 2-й степени.

До этой вышеупомянутой статьи Фриц Депперт (1932 г., Дармштадт) не был известен никакими литературоведческими публикациями. Навскидку можно назвать его детективные книги и краеведческие исследования по воинской геральдике Гессена-Дармштадта. Последний из «коньков» этого немецкого литератора, по-видимому, и привёл его к изучению биографии и творчества Афанасия Фета.

Приведём здесь (как-бы) таблицу из статьи Ф.Деппера, где год и воинское звание кавалериста Фета иллюстрируется соответствующими им стихами.

1845 Унтер-офицер

Целовал бы, да не смею,

Прошептал бы, да робею,

Этим всё гублю…

А давно сказать умею:

«Я люблю! люблю!»

1846 Корнет

Прости, — я помню то мгновенье,

Когда влюбленною душой

Благодарил я провиденье

За встречу первую с тобой.

Как птичка вешнею зарею,

Как ангел отроческих снов,

Ты уносила за собою

Мою безумную любовь.

1852 орден Св. Анны 3-й степени

Приветствую тебя, мой добрый, старый сад,

Цветущих лет цветущее наследство!

С улыбкой горькою я пью твой аромат,

Которым некогда дышало детство.

Густые липы те ж, но заросли слова,

Которые в тени я вырезал искусно,

Хватает за ноги заглохшая трава,

1853 Поручик

Казалось бы, что ж? Отзвучала

Последняя нежная ласка,

По улице пыль пробежала,

Почтовая скрылась коляска…

1857 Штабс-ротмистр

Когда ты спишь, и полог твой кисейный

Раздвинется в лучах,

И сон тебя прозрачный, тиховейный

Уносит на крылах,

А ты, летя в эфир неизмеримый,

Лепечешь: «Я люблю», —

Я — этот сон, — и я рукой незримой

Твой полог шевелю.

Ф.Деппер замечает, что в приведённых им отрывках легко увидеть, как от наивного юноши, впервые столкнувшегося с трудностями военной службы, с её жестокой правдой жизни, Афанасий Фет идёт к умудрённому военным и жизненным опытом офицеру.

При этом поэт-воин не теряет ни крупинки романтизма ни капли веры в светлые чувства. Да! Чуть больше в стихах зрелого кавалериста грустинки, некоторой меланхолии. Но в них осталась и светлая радость и (это утверждает Фриц Деппер, не мне судить) типичные, неотъемлемые для гесседармштадских военных оптимизм, вера в свои силы, бодрый дух, смекалка и доблесть.

2. Александр Мелихов, прозаик, эссеист. Санкт-Петербург

Хотя бы на мгновение…

В юности Маяковский ввергал меня в экстаз, Пушкин вводил в немое благоговение, а Фет как-то не доходил — какая-то чистенькая дудочка после оркестра. И вдруг однажды средь шумного и затоптанного скверика воссияло:

Но ива, длинными листами

Упав на лоно ясных вод,

Дружней с мучительными снами

И дольше в памяти живет.

Так и пошло — Фет почему-то ненадолго приоткрывался мне только среди обыденности, затрапезной, а иногда и жестокой.

Когда у моей однокурсницы, с которой я много лет дружил, умерла мать и она осталась совершенно одна на всем белом свете, я каждый день пытался разговорить ее по телефону на самые разные темы, на которые мы прежде время от времени с удовольствием болтали, но она отвечала монотонно и односложно и однажды обронила, что ее теперь ничего не интересует и она хочет умереть, только не знает, как это сделать. Это было произнесено настолько скучно и без надрыва, что все утешительные пошлости замерли у меня на губах.

Но тут моими устами заговорил Фет:

Учись у них — у дуба, у березы.

Кругом зима. Жестокая пора!

Напрасные на них застыли слезы,

И треснула, сжимаяся, кора.

Всё злей метель и с каждою минутой

Сердито рвет последние листы,

И за сердце хватает холод лютый;

Они стоят, молчат; молчи и ты!

Но верь весне. Ее промчится гений,

Опять теплом и жизнию дыша.

Для ясных дней, для новых откровений

Переболит скорбящая душа.

Я каждый миг ждал, что она меня прервет, но она дослушала до конца, и после этого мы заговорили о каких-то пустяках. А интерес к пустякам и есть первый признак душевного здоровья.

Так почему-то всегда и получалось, что я никогда не мог читать Фета подряд, подолгу, но он слетал ко мне только для того, чтобы приподнять над какой-то обыденностью. Поэтому, когда меня попросили рассказать о Фете старшеклассникам вполне средней школы, я для контраста и начал с малопоэтической обыденности.

С того общеизвестного обстоятельства, что его отец, богатый помещик Афанасий Шеншин, пребывая в Германии «на водах», увел у судейского чиновника Фёта беременную жену, благородно прикрыл грех венцом и воспитал сына как родного. Но когда через четырнадцать лет выяснилось, что лютеранский брак в России законной силы не имеет, будущий поэт был лишен и фамилии, и дворянства, и, чтобы вернуть его, Фету пришлось много лет отдать армейской службе. Еще того хуже, когда его полк стоял в Херсонской губернии, из-за бедности, как собственной, так и его избранницы, он не решился жениться на обаятельной Марии Лазич, вскоре погибшей из-за вспыхнувшего на ней легкого платья. Вот именно из-за оскорбительной жестокости обыденной жизни Фет, скорее всего, и перекрыл ей доступ в мир поэзии: «Питаться поневоле приходится действительностью, но задаваться идеалами тоже значит жить», «пробивать будничный лед, чтобы хотя бы на мгновение вздохнуть чистым и свободным воздухом поэзии».

А под будничным льдом даже его армейские воспоминания наполовину посвящены хозяйственным заботам: «Как ни осмотрителен я был в моих расходах, но и при небольшой поддержке жалованья средства мои сильно истощались. О продовольствии в ресторане не могло быть и речи, и поэтому в продолжение целого месяца я, под предлогом докторского предписания, питался тремя булками и тремя кринками молока в день».

Хозяйственные заботы не оставляли высокого поэта и перед свадьбой, совершенной, возможно, тоже по расчету: «До сих пор не могу понять, каким образом могли уступить такую прелестную квартиру за два франка в день»; «А я, не желая тратить денег на ненужный мне фрак, оделся в полную уланскую форму»; «Невольно припоминаешь разницу между тогдашними и нынешними ценами. Теперь за такой обед надо заплатить не менее трехсот рублей, а тогда я заплатил Филиппу триста франков».

Зато в царство поэзии он не позволял проникнуть никакой житейской дребедени, даже политической, тоже претендующей на роль чего-то высокого: вопросы «о правах гражданства поэзии», «о ее нравственном значении, о современности в данную эпоху и т. п. считаю кошмарами, от которых давно и навсегда отделался», — цель поэзии — красота.

Вопреки своему принципу не задираться без необходимости, Фет как будто нарочно бесил радикалов, открыто провозглашая презрение к их гражданским лозунгам, — и как только его не клеймил «нигилист» Писарев! «Козявка, роющаяся в цветочной пыли»… И как же этот несчастный заблудший юноша сам жалок перед этой высотой и красотой:

Не жизни жаль с томительным дыханьем,

Что жизнь и смерть? А жаль того огня,

Что просиял над целым мирозданьем,

И в ночь идет, и плачет, уходя.

Почему-то у меня не получается читать Фета подолгу. Зато короткие инъекции сразу дают взлет. Хотя бы на мгновение.

Признаюсь, что именно эти строки про жизнь с томительным дыханьем я включил в роман «Горбатые атланты», чтобы завершить ими дневник погибшего при пожаре старика, — самому мне было до такой печали и красоты не возвыситься.

1. Александр Марков, филолог, профессор РГГУ и ВлГУ. Москва

Бармы Фета

Валерий Брюсов писал в 1923 году, думая о послевоенной разрухе, которую может быть уже начали преодолевать, и колониализме, не думавшем отступать:

Сны вершин в бармах Фета и Тютчева,

В кружевах Гете иль Малларме…

Но их вязь ? план чьей драмы? этюд чего?

Их распев ? ах, лишь в нашем уме!

Вроде бы да, книжное письмо выглядит как вязь, в сравнении с молниями телеграфа, как тщательное оформление текста. Сразу понятно, почему кружева не только Малларме, с его “кружево упраздняется”, но и Гёте — великий германец первым ввел выражение “красная нить”, которая вроде бы выдает содержание многих текстов, но на самом деле сплетает из них кружево. Кружево Малларме показывает, что бытовая тайна страсти, бытовая скрытность — ничто в сравнении с собственными эффектами текста, которые таятся за отдельными буквами, но и Гёте доказал, что наша готовность быстро понять сказанное во многих сюжетах — ничто в сравнении со сказанным в самих сюжетах, на первый взгляд плоских и известных. Но что такое “бармы” Фета?

Про Тютчева понятно: его пейзаж невозможен без бездн и вершин, без снов о безднах на вершинах и о вершинах — в безднах, и потому бармы, круглый ворот с разрывом, хорошо символизирует цикличное проживание сна и провал в него. Но у Фета вершины иные, это не эхо сновидений, но мучительное, хотя казалось бы в пышных словах, возвращение к реальности:

Осыпал лес свои вершины,

Сад обнажил свое чело,

Дохнул сентябрь, и георгины

Дыханьем ночи обожгло.

Но в дуновении мороза

Между погибшими одна,

Лишь ты одна, царица-роза,

Благоуханна и пышна.

Назло жестоким испытаньям

И злобе гаснущего дня

Ты очертаньем и дыханьем

Весною веешь на меня.

Вершины у Фета — часто деревья, корабельные сосны, их пьяных гигантов столпившийся хор, “и чем ближе к вершине лесной”, макушки, в духе немецкого языка, навсегда связавшего точнейшей рифмой Gipfel — горную вершину и Wipfel — верхушку ели, дуба или сосны. В русском языке вершина дискриминирует верхушку, в немецком и у Фета “вершина” леса, маковка дерева и есть настоящая вершина; и осыпавшаяся вершина — это катастрофа, какой была бы облезшая маковка церкви или остывшая земля. Напрасно видеть в прославленном стихотворении Фета “Никогда” продолжение романтических страхов перед новым ледниковым периодом — на самом деле в нем говорится то же, о чем предсмертное стихотворение Вячеслава Иванова, тем же размером, что и фетовские вершины:

Сползая, медленно ль истают

Иль мир оденут ледники,

О том Природу не пытают

Платоновы ученики.

Умрем, — как от земли далеким

Себя почувствуем, когда

Взойдет над глетчером глубоким

Меня позвавшая звезда.

Гул сфер наполнит слух бесплотный…

Из гармонических пучин

Расслышу ль гор язык немотный —

Глухие рокоты лавин?

Иванов говорил о природных катастрофах как слушатель музыки сфер, а на самом деле как слушатель радио, настраивающий прибор на нужную волну, чтобы принять быстрое и единственно верное решение. Так и Фет как хозяйственный садовник проверяет, где еще может остаться роза, и как дальше распланировать посадки во всей точной чуткости. В стихотворении “Никогда” он пел не столько о погибшей природе, сколько о погибшем хозяйстве — нет птиц, нет мошек, птицы не съедят мошек, не совьют гнезда, не возвестят нужные приметы. И дело здесь не столько в личном пристрастии Фета к хозяйству, сколько в опыте чтения, не менее важном, чем тайны Малларме и философия Гёте — если неправильно читаешь птичий щебет или роение мошек, то тогда и смыслы твоего существования, заброшенного во вселенную, просто не выйдут перед всеми, не зазвучат, не станут осмысленной музыкой.

Только если Иванов мог доверять своей учености, создавая незадолго до кончины комментарий на Псалмы и и послания Павла, то Фет всякий раз, в каждом своем стихотворении, начинал сначала, вдумываясь в бытовые и при этом воспетые прежней лирикой, античной или персидской, ситуации. Поздняя или зимняя роза, конечно, напомнит Rosa moretur, оду Горация, которую Фет перевел так:

Персидской роскоши я, мальчик, не терплю,

Плетеного венка завязок не люблю.

Когда приблизиться грозят зимы морозы,

Ты не ищи нигде мне запоздалой розы.

Побеги нежные свивая, мирт простой

Ни с чем не смешивай заботливой рукой;

Не нужно ни тебе красивее наряда,

Ни мне за чашею под сенью винограда.

Сам поэт реконструировал сцену в примечаниях примерно так: слуга со страхом говорит хозяину, что поздней осенью нигде не может найти роз, а великодушный поэт отвечает, что лучше уже украсить себя скромным миртом, а не составными венками.

Трудно сказать, боится ли слуга, или просто суетится, когда лирик хочет уже расслабиться под тенистой лозой. Для Фета важно не желание Горация-лирика, а его речь — что он должен и успокоить слугу, и наставить на путь истинный, и объяснить, что не в роскоши дело, а в гармонии с природой. Начать сначала — и значит правильно создать эмоциональное стихотворение, выверившее все эти “и”. Для Иванова, как и для Горация царственное достоинство — приподнятость над землей, всегда умение хотя бы мысленно оторваться от текущих ситуаций, не пытать природу, обойтись без роскоши впечатлений ради точного чувства.

Слуга Горация царствен сразу, как только перестал искать розу, но слуга фетовского Горация царствен потому, что хозяин научил его как заботливой рукой вить венки, вести хозяйство, и обретать чувственность после катастрофы, по ту сторону любого выживания.
Георгины Фета, цветок, названный в честь короля Георга, сожгло морозами. Так монархическая роскошь отступает перед злобой гаснущего дня, и только роза, уход за которой столь же масштабен, как опыт горациева досуга, будет цвести и принесет весну. Высаженные в красную линию георгины погибли, и кружева снега тоже растают, а роза оказалась выше всех зол.

Как на закате, когда солнце опускается ниже всего, освещенная солнцем природа оказывается выше всего, выше вершин, верхушки выше вершин, Фет думал много:

Заря прощается с землею,

Ложится пар на дне долин,

Смотрю на лес, покрытый мглою,

И на огни его вершин.

Как незаметно потухают

Лучи и гаснут под конец!

С какою негой в них купают

Деревья пышный свой венец!

И все таинственней, безмерней

Их тень растет, растет, как сон;

Как тонко по заре вечерней

Их легкий очерк вознесен!

Как будто, чуя жизнь двойную

И ей овеяны вдвойне, —

И землю чувствуют родную,

И в небо просятся оне.

Вершины (оне) просятся в небо, образуя пышный венец, возносясь легким очерком выше любых высот, хотя вроде бы просто тень бежит по земле. Нега, о которой думал Гораций как слиянии с природой, обретена отныне самой природой. Поэтому Фету и нужно было, чтобы слуга Горация был царственным в простом венке, и при этом страшился говорить, что не может найти розу — ведь кто может сказать, что знает все тайны природы, а не страшится их?

­Биография Фета — 1 вариант

Афанасий Фет — переводчик и поэт-лирик. Его стихи уже несколько поколений являются частью школьной программы.

Он родился в 1820 году в селе Новосёлки, что неподалеку от Мценска — уездного города Орловской губернии. В селе находилось имение его отца, отставного военного Афанасия Неофитовича Шеншина. Он обвенчался заграницей в 1820 году с его будущей матерью, Шарлоттой Фет, которая носила фамилию бывшего мужа. Именно эта фамилия и досталась её сыну: когда мальчику исполнилось 14 лет выяснилось, что православное венчание было совершено после того, как Афанасий появился на свет. Духовная консистория лишила мальчика фамилии отца, а вслед за этим — дворянских привилегий.

Фет получил хорошее домашнее образование. В 14 лет его отправили в немецкий пансион города Верро, что ныне в Эстонии.

В 18 лет поступил в Московский университет на юридический факультет, но скоро перешел на факультет словестности. Обучался 6 лет: с 1838 по 1844 годы.

Именно во время обучения в университете Фет публикует первые стихи. Его дебют состоялся в 1840 году: сборник стихов «Лирический пантеон» появился в печати. Он начинает сотрудничать с «Отечественными записками» и «Москвитянином».

После окончания университета поэт решил попытаться вернуть себе дворянское звание, поступив на службу кавалеристом в армию в 1845 году. Уже через год ему присвоили офицерское звание. Но, к сожалению, он так и не получил дворянскую грамоту, её давали только со звания майора.

Это был тяжелый период в жизни Афанасия Фета. Он сильно переживал из-за смерти его возлюбленной — Марии Лазич. Она погибла при пожаре. В это время он посвятил её множество стихов.

В 1853 году он был переведен в гвардейский полк, который находился в Санкт-Петербурге. Там он сблизился с кружком журнала «Современник». В него входили: Тургенев, Дружинин, Некрасов. Особую роль занимала дружба с Тургеневым, который помог составить и опубликовать новое издание стихов Фета в 1856 году.

В 1857 году Фет женился. Его избранницей была Мария Боткина — сестра литературного критика Василия Боткина. Мария не отличалась особенной красотой, но зато имела за собой большое приданное. Именно эти средства позволили поэту купить имение Степановка. Он решил выйти в отставку и заняться обустройством имения, которое было немаленькое: 200 десятин земли. Его друзья расценивали этот поступок, как измена литературе. Действительно, из его пера стали выходить только заметки о сельском хозяйстве и небольшие литературные очерки. Фет объяснял это тем, что его творчество никому не интересно.

К творчеству писатель вернулся только спустя 17 лет, когда продал улучшенное имение и купил дом в Москве. Теперь он был не бедняком, а известным орловским помещиком. Писатель снова примыкает к своим друзьям.

Он усиленно занимается переводом классической немецкой литературы.

К 1892 году состояние поэта стало резко ухудшаться: он стал задыхаться, испытывая ужасные боли, у него почти пропало зрение. В последние месяцы жизни он часто думал о самоубийстве. Умер 21 ноября 1892 года.

---

Биография Фета — 2 вариант

Ранние годы

Родился будущий поэт 23 ноября (5 декабря по новому стилю) 1820 года в с. Новосёлки Мценского уезда Орловской губернии (Российская империя).

Будучи сыном Шарлотты-Елизаветы Беккер, уехавшей из Германии в 1820 году, Афанасий был усыновлен дворянином Шеншиным. Через 14 лет в биографии Афанасия Фета произошло неприятное событие: обнаружилась ошибка в записи о рождении, что лишило его титула.

Образование
В 1837 году Фет окончил частный пансион Крюммера в городе Верро (сейчас Эстония). В 1838 году поступил в Московский университет на философский факультет, продолжая увлекаться литературой. Окончил университет в 1844 году.

Творчество поэта

В краткой биографии Фета стоит отметить, что первые стихи были написаны им еще в юности. Поэзия Фета впервые публикуется в сборнике «Лирический пантеон» в 1840 году. С тех пор стихотворения Фета постоянно печатаются в журналах.

Стремясь всеми возможными способами вернуть себе дворянский титул, Афанасий Фет пошел служить унтер-офицером. Затем в 1853 году в жизни Фета происходит переход в гвардейский полк. Творчество Фета даже в те времена не стоит на месте. В 1850 году выходит его второй сборник, в 1856 – третий.

В 1857 году поэт женится на Марии Боткиной. Уйдя в отставку в 1858 году, так и не добившись возвращения титула, приобретает землю, посвящает себя ведению хозяйства.

Новые произведения Фета, опубликованные с 1862 до 1871 года, составляют циклы «Из деревни», «Записки о вольнонаемном труде». Они включают новеллы, рассказы, очерки. Афанасий Афанасиевич Фет строго разграничивает свою прозу и поэзию. Поэзия для него романтична, а проза – реалистична.

Николай Некрасов писал о Фете: «Человек, понимающий поэзию и охотно открывающий душу свою ее ощущениям, ни в одном русском авторе, после Пушкина, не почерпнёт столько поэтического наслаждения, сколько доставит ему г.Фет».

А. А. Фет является автором замечательных стихов для детей. Их популярность у юных читателей вызвана тем, что стихотворения поэта добры и удивительно понятны даже самым маленьким.

Последние годы жизни

В 1873 году Афанасию Фету было возвращено звание, а также фамилия Шеншин. После этого поэт занимается благотворительностью. На этом этапе стихи Афанасия Фета публикуются в сборниках «Вечерние огни», которых с 1883 по 1891 выходит четыре выпуска. Поэзия Фета содержит в основном две темы: природу, любовь.

Смерть настигла поэта 21 ноября 1892 года в Москве в своем доме на Плющихе. Фет скончался от сердечного приступа. Афанасий Афанасьевич был похоронен в родовом имении Шеншиных в с. Клейменово Орловской губении.

---

Биография Фета — 3 вариант

Фет Афанасий Афанасьевич (1820 ‑1892). Фету принадлежит одно из самых почетных мест в ряду литераторов воспевших русскую природу. Его стихотворения передают тонкие образы, напевную лирику отчих просторов и пронзительную романтику чувств.

Фет родился в семье небогатого помещика с немецкими корнями, в усадьбе Новосёлки. К пятнадцати годам был отдан в частный пансионат и через три года поступил в Московский университет. Учась на словесном факультете, стал пробовать себя на литературном поприще. В 1840 году был издан его сборник «Лирический пантеон», порадовавший читателей искренностью и чистотой.

Вторая книга поэта вышла лишь через десять лет, и была омрачена смертью его любимой – Марии Лазич. В это время Афанасий Афанасиевич находился на военной службе. Ему необходимо было вернуть себе дворянство, которого он был лишен из-за особенностей российской юриспруденции. Будучи переведен в Лейб-гвардию, поэт имеет возможность общаться с Тургеневым, Некрасовым, Гончаровым.

Иван Тургенев редактирует третий стихотворный сборник Фета, вышедший в 1856 году. В него было включено около ста произведений; как старых, так и новых. Это издание было высоко оценено и читателями, и критиками.

В 1856 году Афанасий Фет женился и на следующий год вышел в отставку. Он приобретает обширное поместье, где становится успешным землевладельцем. Его стихи, из ранее изданных отдельными книгами и напечатанные в ведущих отечественных журналах, выходят в двухтомнике 1863 года.

После отставки Фет успешно ведет помещичье хозяйство, ревностно оберегая старый уклад. Ему возвращают дворянскую фамилию – Шеншин и привилегии. Публикуются выпуски его сборника «Вечерние огни» и книга воспоминаний. Но здоровье точит смертельный недуг.

Во время одного из приступов поэт решается на самоубийство, однако падает замертво, едва открыв шкаф со столовыми ножами.