Сочинение по картине бориса кустодиева московский трактир

Художник Борис Кустодиев. Биография, картины Кустодиева

Написал статью: Opanasenko

Русский живописец Борис Кустодиев

Борис Михайлович Кустодиев [23.2(7.3).1878, Астрахань, — 26.5.1927, Ленинград], — известный русский живописец, график и театральный художник. Учился в петербургской АХ (1896—1903) у Ильи Репина.

Борис Кустодиев — член Союза русских художников (с 1907года ), «Мира искусства» (с 1911года ), АХРР (с 1923 года).

С 1906 Борис Кустодиев выступал с сериями картин на темы праздничного крестьянского и провинциального мещанско-купеческого быта («Ярмарки», «Масленицы», «Балаганы», «Деревенские праздники» ); для этих работ характерны развёрнутая повествовательность, яркая многоцветность, жизненная достоверность в деталях и сближающие Кустодиева с практикой «модерна» линейно-плоскостное, декоративное решение композиции, игра разномасштабными фигурами и планами. В дальнейшем, идя по пути большей стилизации, Кустодиев превращает свои бытовые сцены в театрализованные картины-зрелища, а своих персонажей — в собирательные образы-типы, олицетворение сытой купеческой России. Откровенно любуясь материально-телесным изобилием, пёстрым узорочьем изображаемого мира, иногда идеализируя его, Кустодиев в то же время относится к нему иронически («Купчихи», темпера, 1912, Музей русского искусства, Киев; «Красавица», 1915, Третьяковская галерея; «Купчиха за чаем», 1918, Русский музей).

С начала 1900-х гг. Кустодиев разрабатывал жанр портрета-картины, связывая модель с интерьером или пейзажем.

Наряду с внешне эффектными, часто салонными портретами он создавал портреты интимно-лирического склада («Утро», 1904, Русский музей), а также сходные по общей концепции и манере исполнения с его бытовым жанром, в которых портретируемый, сохраняя свою индивидуальность, приобретает обобщённые национальные черты (автопортрет, 1912, Галерея Уффици, Флоренция; портреты А. И. Анисимова, 1915, Ф. И. Шаляпина, 1922, оба — Русский музей). Много работая для театра, Кустодиев переносил на сцену свои тематические и стилистические увлечения.

Биография Кустодиева

Яркое и самобытное творчество Кустодиева — увлекательная страница в истории русской живописи. Художник глубоко национальный, чье искусство неразрывно связано с жизнью русского народа, с традициями народного творчества, Борис Кустодиев начал свой путь живописца еще на рубеже 19 и 20 веков.

Родившись в Астрахани, будущий живописец рос в условиях патриархального быта провинциального русского города. Первые профессиональные навыки Борис Кустодиев получил у местного художника П. А. Власова. Учителем Бориса Кустодиева в Петербургской Академии художеств (1896—1903) был Илья Репин, оказавший большое влияние на формирование его творчества. Вместе с другим молодым живописцем — И. С.

Куликовым Борис Кустодиев был привлечен Репиным к работе над картиной «Заседание Государственного Совета» (1901—1903). В Академии художеств Борис Кустодиев работал над картинами из исторического прошлого России («Бунт против бояр на старой Руси», 1897 и «У кружала стрельцы гуляют», 1901). Но в дальнейшем он отошел от этих тем.

Начало творческого пути Бориса Кустодиева связано, прежде всего, с портретной живописью (портрет художника И. Я. Билибина, 1901; портрет художника-гравера В. В. Матэ, 1902 и др.). Работы над портретом художник не прерывает на протяжении всего творчества, с годами все более отчетливой становится связь его образов с народными характерами, портретам придается особая национально-бытовая окраска (Ф.

И. Шаляпин, 1922). В 1906 году намечается поворот в живописи Бориса Кустодиева, приведший его к определенному кругу тем и манере исполнения, характерный для его зрелого творчества. В этом году была написана картина «Ярмарка», в которой сказалось увлечение живописца локальным цветом, яркостью и декоративностью в живописи.

Масленицы, ярмарки, деревенские праздники отныне становятся его излюбленными сюжетами. Другой круг тем, увлекающий Бориса Кустодиева, — изображение провинциального купечества. Его многочисленные купцы и купчихи («Купчихи», 1912; «Красавица», 1915) не просто любование этой стороной русской жизни. Здесь и угадывается некоторая ирония художника по отношению к быту и укладу жизни купеческой среды.

Борис Кустодиев: «последний певец купеческо-кулацкой среды»

Каждый живет в своей Руси. Кто-то проживает в Российской Федерации, созданной официальными СМИ, кто-то мается в Роиссе оппозиционных политневротиков, а кто-то – самые счастливые – обитают в России, увиденной однажды русскими живописцами – Левитаном, Нестеровым, Кустодиевым…

Последняя есть скрытая Родина, земля обетованная русского народа. Увидеть ее – высший дар. Русский художник Борис Кустодиев несомненно обладал им. Его Россия кому-то может показаться надуманной, стереотипной, невзаправдашной, бесконечно наивной. Это от отсутствия зрения. Истинного зрения. От отсутствия чувства Родины. В картинах Кустодиева невидимая для глазного нерва обратная перспектива – не мы праздно, критично лицезреем «нехитрые» сюжеты Бориса Михайловича, а, напротив, Кустодиевская Русь, скрытая Родина, взирает на нас, как на «объективную реальность» — суматошных, горделивых обладателей «собственного мнения».

Ряд исследователей предполагают, что фамилия Кустодиев происходит от старославянского «кустод» — так называли сторожа, церковного привратника. Неизвестно, были ли дальние предки Бориса Михайловича церковными служителями, но его ближайшие родственники связали свои жизни именно с церковью. Дед служил дьяком в одном из сел Самарской губернии, по его стопам пошли и сыновья – Степан, Константин и Михаил. Учился в духовной семинарии и Борис Михайлович, но поступил он в нее, скорее, в силу обстоятельств. После смерти отца в семье сложилось отчаянное материальное положение, а в духовной семинарии мальчик мог получить образование за казенный счет. Правда, семинарист Кустодиев не продемонстрирует выдающихся способностей, сделав успехи разве что в иконописи. Большую часть времени мальчик будет посвящать своему новому увлечению – скульптуре, вырезая из мягкого камня фигурки забавных животных.

Любимой темой Кустодиева на долгие годы стала провинциальная Россия с ее народными гуляниями и цветастыми ярмарками и главными действующими лицами – жителями маленьких уютных городков.

Кустодиевские полотна узнаваемы сразу: яркие, красочные, с бьющей через край жизнью и множеством узнаваемых деталей. Когда он впервые увидел субботнюю ярмарку, он записал: «…это было умопомраченье по краскам – такое разнообразие и игра. Никакие эскизы, никакие фантазии не дадут ничего подобного – все так просто и красиво».

Художник Александр Бенуа был убежден, что «настоящий Кустодиев – это русская ярмарка, «глазастые» ситцы, варварская «драка красок», русский посад и русское село, с их гармониками, пряниками, расфуфыренными девками и лихими парнями».

В 1920 году Кустодиев по заказу И. Бродского создает серию «Русь»: 26 акварелей, каждая из которых до мельчайших подробностей рассказывает о жизни простых русских людей. Извозчик, пьющий чай в трактире, прогуливающийся по городу представительный купец в богатой шубе, спешащий исполнить поручение половой, читающий газету сундучник, расхваливающий товар веселый булочник – каждый становится неповторимой частью картинки, которая собирается в один огромный пазл под названием «Русь».

Борис Кустодиев по праву считается непревзойденным мастером портрета – этот жанр занял центральное место в его творчестве еще со времен учебы в Академии художеств. После появления первых работ на выставках публика оценила мастерство портретиста – посыпались частные заказы. Сам Кустодиев признавался, что эти заказы отвлекают его от неустанного поиска языка и стиля. Книжный иллюстратор Иван Билибин, историк и реставратор Александр Анисимов, поэт и художник Максимилиан Волошин – в каждом портрете Кустодиеву удавалось уловить и донести до зрителя непростую суть человека. Но, пожалуй, самой знаменитой работой Кустодиева в этом жанре стал парадный портрет Шаляпина.

Правда, ряд исследователей (в том числе Валериан Богданов-Березовский) считают, что художник создал, скорее, сюжетную композицию, «в которой сам портрет, вынесенный на передний план, играет роль главного, но все же составного компонента». Интересно, что в нижнем левом углу Кустодиев изобразил дочерей Шаляпина, Марию и Марфу, прогуливающихся в сопровождении секретаря артиста Исайи Дворищина. У ног Федора Ивановича – написанный с натуры любимый французский бульдог Ройка, которого заставляли «замирать» в нужной позе, сажая на шкаф кошку. Шаляпин восхищался «великим духом» Кустодиева и часто навещал его в петроградской квартире. Они вспоминали родную Волгу и пели душевные песни: серьезно и сосредоточенно, словно погружаясь в некий священный ритуал.

В 1915 году, в самый разгар Первой мировой войны, Кустодиева приглашают написать портрет царя. В то время был небывалый подъем национального духа в России, и царедворцы-политтехнологи, видимо, решили воспользоваться патриотической волной и придать дополнительной русскости образу самодержца. Не случайно, что выбор пал именно на Кустодиева – «самого русского художника».

Борис Михайлович вспоминал: «Ездил в Царское 12 раз; был чрезвычайно милостиво принят, даже до удивления – может быть, у них теперь это в моде “обласкивать», как раньше «облаивали». Много беседовали – конечно, не о политике (чего очень боялись мои заказчики), а так, по искусству больше – но просветить мне его не удалось – безнадежен, увы… Враг новшества, и импрессионизм смешивает с революцией. “Импрессионизм и я – это две вещи несовместимые,» – его фраза. И все в таком роде». В этих словах чувствуется недоверие и осторожность живописца к государю.

Николай II кисти Кустодиева создает очень странное впечатление. Не покидает ощущение неестественности, «ряженности» образа царя в «русском ипостаси». Все это усугубляет несколько отрешенный взгляд императора, направленный сквозь созерцателя полотна.

Позади государя Кремль, а не «родной» Санкт-Петербург. Вероятно, так «имиджмейкеры» Николая хотели придать дополнительной «исконности» императору. Однако московский «интерьер» выглядит слишком искусственно, как макет. Как известно, Кустодиев очень любил обогощать портреты «живым» фоном. Мы видим праздник жизни, балаган, гуляния на его автопортрете на фоне Троице-Сергиевой лавры и на знаменитом портрете Федора Шаляпина. Возможно, художник предлагал живой фон и заказчикам портрета самодержца, но те по какой-то причине остановились на «пустом», безлюдном Кремле.

Потрет сложно назвать удачным, несмотря на безупречную технику художника. Царь получился “ненастоящим”, потому что Кустодиев не смог обнаружить в личности государя той народной искры, русской харизмы, которую он воспевал в своей живописи.

Берлинский светила нейрохирургии Оппенгейм не подтвердил поставленный в Швейцарии диагноз, сочтя, что у Кустодиева опухоль спинного мозга. Несмотря на успешную операцию, в 1915 году боли вернулись – болезнь атаковала с такой жестокостью, что мастер не мог самостоятельно передвигаться. Он перенесет еще одну операцию, но до самой смерти так и останется прикованным к инвалидной коляске. Тем не менее, именно в этот период Кустодиев создаст самые яркие свои работы, наполненные бесконечным жизнелюбием и вихрем эмоций. На многих из них будет присутствовать неудержимая тройка, символизирующая движение – то, чего был лишен художник в жизни.

Не сломили Кустодиева и непрекращающиеся нападки коллег: футуристы ругали за нерешительность и нежелание «перерезать пуповину», которая связывала его с Репиным, декаденты определяли его работы как «безнадежно ортографические», критики часто вспоминали «лубочность» полотен мастера, а в 20-е годы назвали «последним певцом купеческо-кулацкой среды». Но он до последних дней продолжал воспевать то, что было дорого его сердцу — красоту и щедрость русской земли.

Добавить комментарий

Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться

Борис Кустодиев. Вербный торг у Спасских ворот. 1917

Диалог картин, музеев и городов через столетие

Ровно 100 лет назад Борис Михайлович Кустодиев написал самую разухабистую и праздничную картину, посвященную вербному воскресенью. До него в традиции русской живописи (как, впрочем, и русской поэзии) было за неделю до Пасхи грустить, думать о жизни и смерти, в лучшем случае – тихо радоваться пробуждению природы и предвосхищению скорого православного праздника.

В 1916 году Константин Юон сделал на Красной площади зарисовку вербного базара – акварелью на картоне, общим планом и небольшого размера, передавая скорее вид площади, а не настроение людей.

Но Кустодиев поступил совершенно иначе. 8 апреля 1917 года (Пасха в этом драматичном для России году пришлась на 15 апреля) он вышел на Красную площадь с мольбертом и написал картину, на которой запечатлен яркий народный праздник. После нескольких долгих недель Великого поста наступил день, когда положено радоваться, поскольку Господь въехал в Иерусалим.

Впереди самая строгая неделя Поста – Страстная. Но вербное воскресенье – это праздничная отдушина, можно сказать, еще одна встреча поста с карнавалом, хотя и с соблюдением строгих ограничений в пище. Не случайно на этом полотне Кустодиева, как на картинах Брейгеля, много действующих лиц и эпизодов.

Здесь и птичий рынок, и торговля плетеной мебелью, и воздушные шары, и ряды с пряниками и горячими коврижками – они на заднем плане, а на переднем пирожник торгует вразнос. Разумеется, и пироги, и пряники – постные, секреты вкусного приготовления которых хорошо знали московские пекари.

Самое удивительное и в этой картине, и в том празднике, который запечатлел Кустодиев, – это время действия. На дворе 1917 год. Россия ведет тяжелую войну и проигрывает эту войну. Царь отрекся от престола, в стране фактически безвластие, и впереди еще более страшные дни: скоро не станет ни пирогов, ни гуляний на церковные праздников.

Поэтому происходящее на картине можно считать не только короткой передышкой перед Страстной неделей, но и последней короткой передышкой перед иными страстями, которые скоро выпадут на долю русских людей.

Любопытно, что Кустодиев придавал такое значение этой своей работе, что успел написать не одну, а две версии картины. Одна, практически квадратная, сегодня представлена в Русском музее в Санкт-Петербурге. Другая, вытянутая вертикально, хранится в Художественном музее в Нижнем Новгороде.

О времени создания двух версий идут споры. Стрелки часов на курантах вряд ли могут дать подсказку: в обеих версиях на главных часах страны примерно 26 минут четвертого, хотя часовая стрелка несколько ближе к 4 часам, чем должно быть при таком положении минутной стрелки.

Единственным серьезным аргументом в пользу более позднего (в течение одного и того же дня) написания вертикальной «нижегородской» версии служит появление на ней газетчика в вечерним выпуском в руках, и некоего господина буржуазного вида, который единственный из гуляющих заинтересованно смотрит на предлагаемую ему газету (оба персонажа на переднем плане справа).

Источник: https://eaculture.ru/picture/4190

Московские слова, словечки и крылатые выражения (36 стр.)

Чаепитие в заведении

Чаепитие в заведении, то есть в трактире или харчевне, совсем особая статья, и в нем свой смысл, своя философия и свое удовольствие.

Заведений, в которых подавали чай, в Москве было великое множество. В середине XIX века с нескольких десятков они увеличились до трех-четырех сотен, и с тех пор их количество неизменно росло. Причем заведения в Москве были самого разного ранга и разбора. «Начиная от трактира, — пишет Кокорев, — где прислуга щеголяет в шелковых рубашках, где двадцатитысячные машины (дорогие музыкальные автоматы. — В.М.) услаждают слух меломанов, где можно найти кипу журналов, до тех заведений, по краям Москвы, в которых деревянные лавки заменяют красные диваны, а половые ходят в опорках, — везде, если найдете какой недостаток, то уж наверно не в чае…»

Чаепитие в заведении не заключалось только в том, чтобы попить чаю и удовлетворить жажду и голод, оно имело общественное значение.

«Ни одно тяжебное дело, ссора или мировая, — рассказывает Поляков, — дела по коммерческим оборотам и т. п. никогда не обойдутся без чая.

Чай у москвича есть благовидный предмет для всех случаев, например: имеете ли вы какое-нибудь дело с кем-нибудь, вам нужно посоветоваться об этом деле.

— Как бы нам уладить это дело? — спрашиваете вы.

— Да так, — отвечают вам, — пригласите его на чай.

Или:

— Сходите с ним попить чайку — вот дело и кончено.

Если вы занимаетесь коммерческими делами, продаете или покупаете что-нибудь и к вам приходит купец (так же точно, как, может быть, и вы к нему), вам или ему нужен товар, вы торгуетесь с ним и, если сладилось, или, как говорится, спелись с ним в цене, то неминуемо идете с ним пить чай, т. е. запивать магарыч. А если же и не сошлись в цене, то он или вы говорите: «Ну, пойдем чайку попьем; авось, сойдемся как-нибудь». И действительно: пошли, попили чайку — и дело кончено.

Точно так же, если вы желаете познакомиться с кем, пригласите на чай, и вы познакомились».

Простой же люд — крестьяне, дворовые, мастеровые — любил ходить пить чай в заведение по другой причине — это было актом самоутверждения: в трактире его принимали с уважением и чай подавали, как он требовал, чаистый.

Обычно в каждом трактире были свои постоянные посетители, посещавшие его регулярно, изо дня в день, и трактирщик, и половые уже знали их привычки и запросы и угождали им — оказывали уважение.

Одна из самых известных картин Бориса Михайловича Кустодиева, наряду с его ярмарками и пышнотелыми красавицами, это — «Московский трактир», написанная в 1916 году. Сам художник любил и саму картину, и ее персонажей: в знаменитой серии «Русские типы», над которой Кустодиев работал уже после революции, в 1920-е годы, он повторил персонажи, изображенные на картине.

Кустодиев жил в Петербурге, но в 1914 году Московский художественный театр пригласил его оформить спектакль по пьесе М. Е. Салтыкова-Щедрина «Смерть Пазухина», и художник приехал в Москву.

В Москве Кустодиев остановился у своего давнего друга, артиста МХАТа, В. В. Лужского. Этой поездкой он был очень доволен и, вернувшись в Петербург, писал Лужскому: «Я все еще живу впечатлениями милой Москвы… После Москвы я приехал сюда бодрый и с огромной жаждой работать…»

В Москве Кустодиев много бродил по городу, иногда с Лужским, иногда один. Он посещал Сухаревку, в Вербное воскресенье пошел на Красную площадь на праздничный торг, заглядывал в трактиры, вмешивался в толпу — пестрая, яркая жизнь уличной Москвы пленила его.

Художник на московских улицах сделал много набросков с натуры в альбоме, который всегда носил с собой. Переполненный впечатлениями, по возвращении в Петербург он сразу начал писать картину «Московский трактир» по наброскам, сделанным в извозчичьем трактире возле Сухаревского рынка.

В выборе сюжета, конечно, сыграли большую роль чисто живописные впечатления, но также Кустодиев уловил сугубо московскую черту — живую древность ее быта и понял, какую важную и особенную роль играют в московской жизни трактиры.

В воспоминаниях В. А. Гиляровского десятки страниц отведены описаниям различных трактиров, отличающихся своими нравами, кухней, посетителями. Рассказывает он и про извозчичьи трактиры.

«Особенно трудна была служба (Гиляровский здесь говорит про половых. — В.М.) в «простонародных» трактирах, где подавался чай — пять копеек пара, то есть чай и два куска сахару на одного, да и то заказчики экономили.

Садятся трое, распоясываются и заказывают: «Два и три!» И несет половой за гривенник две пары и три прибора. Третий прибор бесплатно. Да раз десять с чайником за водой сбегает.

— Чай-то жиденек, попроси подбавить! — просит гость.

Подбавят — и еще бегай за кипятком.

Особенно трудно было служить в извозчичьих трактирах. Их было очень много в Москве…

Извозчик в трактире и питается, и согревается. Другого отдыха, другой еды у него нет. Жизнь всухомятку. Чай да требуха с огурцами. Изредка стакан водки, но никогда — пьянства. Раза два в день, а в мороз и три, питается и погреется зимой или высушит на себе мокрое платье осенью, и все это удовольствие стоит ему шестнадцать копеек: пять копеек чай, на гривенник снеди до отвала, а копейку дворнику за то, что лошадь напоит да у колоды приглядит».

Кустодиев по-своему увидел извозчиков в трактире, по-своему отметил он их трезвость и вообще видную в человеке несклонность к пьянству и потому посчитал их старообрядцами.

Художник писал «Московский трактир» по наброскам, но для отдельных фигур просил позировать сына. Во время работы он рассказывал сыну о Москве, о своих замыслах. О том, как родилась картина «Московский трактир» и что хотел выразить ею художник, мы знаем из воспоминаний его сына Кирилла Борисовича Кустодиева.

«На торгу был трактир, где извозчики пили чай, отдыхали. Отец сделал с них набросок карандашом. Чаепитие извозчиков остановило его внимание — он решил написать картину маслом. И вскоре уже приступил к выполнению своего замысла. Сначала эскизы в альбоме. Решив композицию, перешел на холст; наметил жидкой охрой рисунок. Сперва написал фон, затем приступил к фигурам. При этом он рассказывал, как истово пили чай извозчики, одетые в синие кафтаны. Все они были старообрядцами. Держались чинно, спокойно, подзывали, не торопясь, полового, а тот бегом «летел» с чайником. Пили горячий чай помногу — на дворе сильный мороз, блюдечко держали на вытянутых пальцах. Пили, обжигаясь, дуя на блюдечко с чаем. Разговор вели так же чинно, не торопясь. Кто-то из них читает газету, он напился, согрелся, теперь отдыхает.

Отец говорил: «Вот и хочется мне все это передать. Веяло от них чем-то новгородским — иконой, фреской. Все на новгородский лад — красный фон, лица красные, почти одного цвета с красными стенами — так их и надо писать, как на Николе Чудотворце — бликовать.

А вот самовар четырехведерный сиять должен. Главная закуска — раки. Там и водки можно выпить «с устатку»…

Он остался очень доволен своей работой: «А ведь, по-моему, картина вышла! Цвет есть, иконность и характеристика извозчиков получилась. А и да молодец твой отец!» — заразительно смеясь, он шутя хвалил себя, и я невольно присоединился к его веселью»».

Иным, чем извозчичий, был на Ярославском шоссе, у Крестовской заставы, трактир для богомольцев, идущих в Троице-Сергиеву лавру.

И. С. Шмелев в эмиграции в 1935 году написал повесть-воспоминание «Богомолье» о том, как он в детстве, в 1880-е годы, ходил к Троице. Память его высвечивала многие мельчайшие подробности, и повесть написана так, что читатель словно сам идет с мальчиком и видит то, что видел он.

Вот Шмелев описывает трактир неподалеку от Крестовской заставы, в который привел его дедушка Горкин по пути на богомолье.

Ему запомнилась синяя вывеска: «Отрада с Мытищинской водой Брехунова и Сад», хозяин — расторопный ростовец по фамилии Брехунов, сад, в котором они пили чай и который паломники между собой называли «богомольный садик».

«Садик без травки, вытоптано, наставлены беседки из бузины, как кущи, и богомольцы пьют в них чаек… — описывает Шмелев. — И все спрашивают друг друга ласково: «Не к Преподобному ли изволите?» — и сами радостно говорят, что они к Преподобному, если Господь сподобит. Будто тут все родные. Ходят разнощики со святым товаром — с крестиками, образками, со святыми картинками и книжечками про «жития»… Бегают половые с чайниками, похожими на большие яйца: один с кипятком, другой — меньше — с заварочкой».

Кроме благолепия достоинством своего трактира хозяин считал и то, что в его самоварах (про них он говорил загадкой: «Поет монашек, а в нем сто чашек») мытищинская вода, и время от времени он декламировал посетителям «стишок»:

Брехунов зовет в «Отраду» Всех — хошь стар, хошь молодой. Получайте все в награду Чай с мытищинской водой!

На эту же тему в трактире были расписаны стены: лебеди на воде, на бережку реки господа пьют чай, им прислуживают половые с салфетками, среди елочек идет дорога, а по ней бредут богомольцы в лапоточках, за дорогой зеленая гора, поросшая елками, на пеньках сидят медведи, а в гору ввернуты медные краны, и из них в подставленный самовар льется синей дугой — мытищинская вода…

По всей дороге до Мытищ трактирщики всегда специально оговаривали, что их чай не на колодезной воде, а на мытищинской. Слава мытищинской воды и сейчас сохранилась среди старых москвичей, хотя у жителей тех районов, которые раньше снабжались этой водой, сейчас нет никакой уверенности, что они пьют именно ее, все же нет-нет да и похвалятся: а у нас — мытищинская…

с. 159. Поход в “Музейный дом”. Б. Кустодиев. Вербный торг у Спасских ворот

Борис Кустодиев. Вербный торг у Спасских ворот

? с. 159— Как называется площадь, на которой в Вербное воскресенье устроен праздничный базар?

Это Красная площадь в Москве.

Рассмотри, чем торгуют на площади. Как ты думаешь, это начало или самый разгар торга? А теперь посмотри, какое время показывают часы.

Торгуют тканями, коврами, цветными лубочными картинками. Судя по вывескам, торгуют также продуктами: птицей, рыбой, пряниками, коврижками и ещё продают мебель.

Разглядите в лупу изображения клеток и птиц рядом с вывеской «Птицы. Рыбы», а также обратите внимание на рекламу плетёных кресел на вывеске «Мебель» в центре композиции.

На площади много народу, значит, торг в самом разгаре, что подтверждают стрелки часов: на них 15 часов 25 минут.

Выдели рамкой вертикальные фрагменты, которые можно было бы назвать: «Пряники. Каврижки»; «Мебель»; «Птицы. Рыбы». Какая композиция самая удачная? — Только в этой композиции есть прорыв в глубь пространства! — сказала Таня Перова.

Таня имеет в виду композицию «Пряники. Каврижки», поскольку её можно выделить таким образом, что в рамку войдёт большой кусок неба с воздушными шарами и та часть толпы, которая находится вдали площади, что зрительно углубляет пространство.