Сочинение по рассказу дракон замятина

Рассказ написан в 1918 году, когда к власти пришли большевики и разгорелась Гражданская война. Этот суровый период и показывает Замятин в «Драконе». Главный герой – Дракон. Противоречив, необыкновенно жесток с себе подобным и мягок, даже добр, к животному миру.

«Дракон» знакомит с философскими размышлениями Евгения Львовича. В качестве основы для сюжета он использовал миф, который встречался во многих странах. Драматург использовал разные сказочные образы — они отражали распространенные типы людей.

Автор пишет о революционном времени. В стране была сложная ситуация, простых людей могли убивать безнаказанно, так же, как и герой рассказа – Дракон – убил человека. Военные свято верили, что настанут лучшие времена, и тогда все люди будут одинаково счастливы, но для этого старый мир нужно уничтожить. Эта вера, внушаемая правительством, заменила им бога и стала смыслом жизни.

Жанр рассказа Замятина: сказка.

Тема: тема является отражением новой действительности и «нового» человека.

Центральная тема не борьба с чудовищем, а с тем, что порой с согласия большинства совершаются страшные преступления.

Стилистика произведения Е. Замятина отчасти соотносится с «орнаментальной прозой».

Композиция пьесы имеет интересную структуру — главный герой убил злодея, казалось, настал хороший период, но снова все повторяется и возвращается к началу. Люди находятся под властью злого чудовища, но сражаться они не хотят, только надеются, что хуже не станет.

Главная мысль пьесы — борьбу нужно начинать с себя. Пока каждый человек не уничтожит Дракона внутри, он так и будет находиться под его властью. Ланцелот убил злодея, но быстро появился новый, который ничем не отличался от предшественника.

Пьеса заставляет задуматься над тем, что является источником жестокости. Эти истоки есть в каждом человеке. Только один подавляет их, а другой вскармливает.

Оценка: 5

(134 слова)

В рассказе Замятина можно выделить 5 частей.

1 – пейзаж, рисующий образ больного
бредового Петербурга. В этом туманном холодном мире временно
существуют драконо-люди, изрыгающие в туманный мир туман. Было ясно: из этого
ясного туманного бредового мира бредут вон колонны шпили и решетки. Над
горячечным Петербургом ледяное солнце, как голубь над загоревшимся домом.

Люди
выныривали из туманного больного мира в земной мир лишь когда произносили
слова, но здесь, в туманном мире, слова-дымки тонули в тумане. Т.е. земной мир почти исчез: несущийся вон из земного мира
трамвай.

2 – портрет, рисующий дракона
с винтовкой. Дракон
странный, из частей тела названы только уши и рот – дыра в тумане,
нос. Дракон, несмотря на огненное слово, пассивен, пуст. Зато катруз налезал,
проглотил бы, засел. Щинель болталась, рукава свисали, сапоги загибались. Таким
образом, получается, что дракон с винтовкой здесь пуст и пассивен, его драконья
одежда ему не по росту. На трогательных оттопыренных ушах агрессивно-глагольная
одежда дракона.

3 – фабульный событийный эпизод 1.
Это рассказ дракона об убийстве, две его
реплики, из которых мы узнаем четыре факта: факт 1: сопровождал арестованного,
факт 2: с ненавистью и презрением относится к арестованному, факт 3: убил
арестованного, факт 4: не сомневается в правоте своих действий. Причем
уверенность в правоте действий и причина, и результат: Дракон, возмущенный,
кроме интеллигентной морды, именно речью арестованного, заколол его. В описании
внешности персонажа ничего нового: после диалога дыра в тумане заросла, зато нарочито
повторено, что был только пустой картуз, пустые сапоги, пустая шинель.
Подчеркивается признак пустоты. Пустота и ничтожность физическая (уши, одежда
не по росту) становится пустотой, ничтожностью душевной. В противопоставлении «туманный,
бредовый мир» / «земной мир» побеждает бредовый. Замятин констатирует: Новый мир — соскочивший, несущийся мир, соскочившее, сошедшее
с нормальной колеи общество, не поддающееся управлению, не имеющее ясной цели. Завершающая
фраза Скрежетал и несся вон из мира трамвай дает оценку этому бредовому миру и
его представителю – дракону с ружьем. Этот новый герой ничтожный духовно и
физически человечишка в драконьей одежде не по росту в бредовом мире
оказывается проводником в Царствие небесное. Убил штыком за то, что
разговаривает.

4 – второй событийный эпизод 2 начитается
с союза И. И вдруг… дракон оживает (т.е.
на миг проявляет человечность): выросли лапы, сбил картуз, появились глаза –
щелочки из бредового в человечий мир. Но, как видно, оживает дракон – не человек.
Интересно, что шинель присела, т.е. повиновалась, хоть и пустая, и сдалась –
тогда уже сбил картуз, тогда уже глаза, тогда уже изо всех сил дул, и это были
человечьи слова воробьенышу, но их не было слышно в туманном
бредовом мире. Человек с винтовкой, безусловно, не человек, — дракон, чудовище.
Но что-то человеческое все же осталось. Может, это последнее человеческое
проявление дракона.

В эпизоде-1 идет
речь о лишении жизни, в эпизоде-2 о возвращении жизни.

В эпизоде-1
собственно действием является рассказ (две реплики) о лишении жизни, убийстве:
что произошло и как к происшедшему относится рассказывающий. Дракон
рассказывает о том, как он убил. И наиболее важным здесь является именно отношение,
поскольку собственно лишение жизни «объективно» здесь не представлено. Таким
образом, об
убийстве рассказано, оживление показано. В эпизоде 2 дракон оживил
воробьеныша, но никак к этому не отнесся, лишь оскалил пасть (может, даже не заметил, скоро забудет). Затем
глаза-щелочки в человечий мир захлопнулись. Картуз осел на ушах. Дракон, т.е.
Проводник в Царствие Небесное, взял винтовку.

5 –
финальный пейзаж про несущийся вон
из человеческого мира трамвай. Это третий уже повтор. Скрежетал зубами и несся
в неизвестное, вон из человеческого мира, трамвай.

Анализ рассказа показывает, что Евгений Замятин
констатирует расчеловечивание мира холодной зимой 1918 год: дракон походя
рассказывает, как лишил жизни человека, затем воскрешает к жизни воробья и несется
вместе со всем свихнувшимся миром в неизвестное. Думаю, Замятину жутко.

Обзорная тема

XII Региональная научная и инженерная выставка

молодых исследователей «Будущее Севера»

направление: «Социально-гуманитарные

и экономические науки»

секция: «Литературоведение»

«Соскочивший, несущийся мир».

Изображение Эпохи в рассказах

Е.И. Замятина

«Пещера» и «Дракон».

                                                 Автор: Миронова Олеся,

МОУ гимназия №2 ,10 «Б» класс                                                  

                                                 Руководитель: Страшнова                            

                                                 Ирина Викторовна, учитель литературы

МОУ гимназии №2

г. Мурманск,  2009г.

Оглавление:

1. Введение, цели и задачи работы. ……………………………………………..3-4
2. Изображение эпохи в рассказе Замятина «Пещера». ……………………… 5

1.   2.1. О природе фантастического у Замятина………………………………………5
2.   2.2.«Пещерные» метафоры…………………………………………………………..6
3.   2.3. Фантастический эффект………………………………………………………..7
4.   2.4. Синтаксические особенности………………………………………………….8

        2.5. Фонетические особенности повествования……………………………………9

1.  «Звериное» и «Человеческое» в рассказе «Дракон». ……………………….10

    3.1 Расколотый надвое мир…………………………………………………………10

        3.2 Средства художественной выразительности………………………………….11

    4. Средства создания образа эпохи на разных уровнях текста……………………….12

    5. Заключение.………………………………………………………………………. …13

    6. Приложения. …………………………………………………………………………14

            Приложение №1…………………………………………………………………….14

            Приложение №2…………………………………………………………………….15

    7. Список используемых источников. ……………………………………………….16

1. Введение,  цели и задачи работы.

            Имя Евгения Ивановича Замятина  было забыто в России, вычеркнуто из русской литературы. В течение нескольких десятилетий Замятин находился на положении изгоя в русской культуре. Его имя часто мелькало на страницах различных изданий и всегда в негативном контексте: «Творчество Замятина проникнуто враждебным отношением к революции», «события эпохи он изображал с антисоветских позиций», «Замятиным ничего значительного не создано». [3; с.98]

          На самом деле революцию он воспринял как призыв к свободе, к отказу от устаревших форм жизни, которые он как инженер по образованию ощущал механистическими, мертвыми, как писатель – уродливо-гротескными. Об этой романтической поре своей жизни сам Замятин скажет позднее: «Революция была юной, огнеглазой любовницей, — и я был влюблён в Революцию…» [4; с.5.]. Но оказалось, что его восприятие не совпадает с генеральной линией партии. Сам он объяснил в автобиографии 1928 года, что для него значило быть в те годы большевиком: “идти по линии наибольшего сопротивления”. Эта поведенческая “стратегия” скажется и на всей последующей его жизни и творчестве: он так и останется “еретиком”, постоянно отступающим от генеральной линии, творя в согласии с собственным пониманием ситуации и художественным видением. В 1905 году это обернулось для него арестом и несколькими месяцами заключения в одиночной камере, высылкой в родную Лебедянь под особый надзор полиции, а с её отменой — запрещением жить в Петербурге. Неудивительно, что творчество писателя в эти годы было связано с изображением революции и эпохи после нее, которая «как мамонт» прошлась по жизням людей и их судьбам.

Объектом настоящего исследования стало творчество Замятина, отражающее события современного ему мира.

Предмет данной работы — два ярких рассказа Замятина – «Пещера» и «Дракон», в полной мере отображающие художественный мир писателя и принципы строения его образной системы.

Методы:

• комплексный анализ рассказов «Дракон» и «Пещера»,
• лингвостилистический анализ,
• сопоставительно-количественный анализ средств художественной выразительности.

          Цель настоящей работы: показать, как Замятин изображает эпоху в  рассказах «Пещера» и «Дракон», выявить доминирующие изобразительно-выразительные средства, определить их значимость для создания образа эпохи.

          Задачи: проанализировать тематические ряды метафор, сопоставить ключевые образы, составить количественную характеристику средств художественной выразительности.

         Методологическая основа: статьи  И. Роготнева «Петербург Замятина»,  В. Лидина «Писатели», Фриче В. «Заметки о современной литературе», статья Вольфа Шмида «Орнаментальный текст и мифическое мышление в рассказе Е. Замятина «Наводнение», статья И. А. Ивановой «Функция символа в прозе Евгения Замятина».

2.Изображение эпохи в рассказе Замятина «Пещера»

2.1 О природе фантастического у Замятина.

              «В наши дни единственная фантастика — это вчерашняя жизнь на трех китах. Сегодня Апокалипсис можно издавать в виде ежедневной газеты; завтра – мы совершенно спокойно купим билет в спальном вагоне на Марс. Эйнштейном сорваны с якорей пространство и время. И искусство, выросшее из этой сегодняшней реальности, — разве может не быть фантастическим, похожим на сон?

Но все-таки есть еще дома, сапоги, папиросы. Отсюда в сегодняшнем искусстве  — синтез фантастики с бытом. Каждую деталь – можно ощупать: все имеет меру и вес, запах; из всего – сок, как из спелой вишни. И все же из камней, сапог, папирос и колбас – фантазм, сон». [2; с.382]

Анализируя собственное творчество, Замятин утверждает: «Для сегодняшней литературы плоскость быта – все равно что земля для аэроплана: только путь к разбегу – чтобы подняться вверх – от быта к бытию, от физики  — к философии, от анализа – к синтезу… Если искать какого-нибудь слова для определения точки, к которой движется современная литература, я бы выбрал слово синтетизм. Идеальная формула жанра получается многочленной: современный «послеэйнштейновский»  быт, изображение человека как «социального животного», логическая фантастика – авантюра, робинзонада, философское обобщение» [2; с.382].

Ю.Тынянов в известной статье «Литературное сегодня»  исток замятинской фантастики увидел в его стиле, принцип которого — “экономный образ вместо вещи”, “вместо трёх измерений – два” [5; с.156]. Образ вместо вещи – это последовательное развитие традиций Гоголя и Салтыкова-Щедрина, и в этом смысле Замятина можно с уверенностью назвать продолжателем идей русской классической литературы. Но преобразует, преломляет он эти образы-вещи по-особому, как диктует век двадцатый.

Евгений Замятин — мастер «орнаментальной» прозы. К «орнаментализму» обычно относят разнородные стилистические особенности, явления, общим признаком которых является повышенная ощутимость повествовательного текста.  За этим словом кроется явление гораздо более фундаментальное, имеющее свои корни в миропонимании модернизма и авангарда, т. е. в таком мышлении, которое можно назвать мифическим. Повествовательный текст и изображаемый мир подвергаются воздействию поэтических структур, которые отображают строй мифического мышления.

Сам Замятин писал, что в своих рассказах он употребляет «интегральный образ», который «неминуемо родит целую систему производных образов, он прорастет корнями через абзацы, страницы…, распространится на всю вещь от начала до конца». [9;с.57]

Эти интегральные образы пронизывают замятинский текст, делая его чрезвычайно «ощутимым», наполненным внутренним движением. Один из способов сотворения емкого символа — создание словесной метафоры. Как только достигается эта цель средствами изобразительности и символ создан, мы стоим на границе между поэтическим творчеством и творчеством мифическим…  

2.1. «Пещерные» метафоры   

           Весь рассказ Замятина выстроен на тематическом ряде метафор, создающих миф о первобытном мире.  Ледники, мамонты, пустыни, скалы, снежная пыль, серохоботый мамонт, звериные шкуры, чистые и нечистые твари, пещерный бог, секунда, насквозь пронизанная ясным, голым, жестоким электрическим светом, тёмные, багрово-освещённые дыры, полярный кабинет…    Эти метафоры пронизывают весь рассказ, они словно очерчивают пространство пещерной страны, затерянной среди скал, наполняют его холодом и смертью.  (см. Приложение). Своеобразие замятинских метафор заключается в том, что в тексте эти слова  звучат применимо именно к современной жизни, а не к доисторической, и получается своеобразный смысловой перевертыш. Метафоризируется само время, и весь рассказ читается как большая метафора: жизнь, любовь, сострадание, нежность показаны через боль, страдание, муки, смерть. Символизм, метафоризм, лейтмотивность и ритмизация становятся у Замятина новыми образными доминантами. Поэтому основным художественным приёмом является последовательная символизации всех уровней образности прозы: художественной детали, эстетически значимого слова, всех связей и соответствий бытия, внутренних переживаний автора, образов-пейзажей, интерьеров, персонажей.

                  Метафоры  становятся главной характеристикой предмета, вытесняя его реальное значение: «Ледники, мамонты, пустыни». Замятин не объясняет, что пещерные люди – это петербуржцы, а мамонт –  эпоха, он предлагает своё видение, восприятие мира как данное изначально, именно оно составляет портрет эпохи. А если Замятин и объясняет смысл сравнения, то затем он уже не возвращается к первичному значению предмета. Например, он только однажды, в начале произведения называет слово «печка», в дальнейшем это «чугунный бог». Также Замятин применяет интересный приём отстранения, например,  «похожие на дома скалы» – в этих домах не осталось ничего тёплого, живого, и дома превратились в скалы, то же можно сказать и о «пещерах», которые некогда ранее были квартирами.

Весь образ жизни людей подчинён первичным инстинктам выживания, отсюда следует весь тематический ряд дикости. Петербург становится символом ушедшей цивилизации, той где «шарманщик, пианино в чехле, деревянный конёк, открытое окно, зелёной небо», а сейчас всё это разрушено, и люди кутаются не только в пальто и одеяла, но и в шкуры. «Пещерные люди отступали из пещеры в пещеру»: автор изображает отступление человечества от всего живого, человеческого, поклонение «бытовым богам».  Люди изменили своей сущности. Наступила эпоха отчужденности, дикости, невежества, отсутствия цивилизованных человеческих отношений.

В тексте выявляется множество  символов, создаваемых  словесными метафорами:

Обёртышев – символ звериного начала;

книги, деревянный конёк, фортепьяно – символ ушедшей цивилизации;

мамонт – новая послереволюционная эпоха

 пещера – разрушенный  мир

печка – преклонение перед кровожадными пещерными богами.

Можно сделать вывод: символы как «интегральные образы» в орнаментальной прозе Замятина играют первостепенную роль, раскрывают глубинный замысел писателя — сотворение нового мифа о безжалостной эпохе. Сюжетно-повествовательный уровень отступает на второй план.

2.3. Фантастический эффект

          Фантастически, нереально выглядит Петербург, похожий на пустыню. Подобный эффект создаётся в рассказе  с помощью приёма преувеличения и речевой избыточности. Например,  суффикс превосходной степени  «ейш»: «мамонтейший мамонт» изображает нечто запредельно огромное, и эта  огромность чудовища повторена тавтологией. Преувеличено преклонение людей перед «чугунным богом»: «А другой половиной Мартин Мартиныч – пунктирно дыша – пересчитывал вместе с Обертышевым поленья дров». Здесь пунктирное дыхание – метафора животного страха на грани отчаяния. Преувеличена злоба людей: «Я бы этого Обертышева, как гниду, ей-богу…» Описываются нереальные, непредставимые, дикие картины. Это мир, в котором люди не могут жить, — говорит этим Замятин. Но тем не менее живут.

Также одним из приёмов усиления контраста  является антитеза. Писатель противопоставляет дореволюционный Петербург и Петербург послереволюционный, эпоху цивилизованную и эпоху первобытности, Мартина Мартиныча таким, каким он был, и теперешним. Его сущность как бы раскалывается на две половины: «Кусок Мартина Мартиныча глиняно улыбался Маше и молол на кофейной мельнице сушёную картофельную шелуху для лепёшек – и кусок Мартина Мартиныча, как с воли залетевшая птица, бестолково, слепо тукался а потолок, в стёкла, в стены: «где бы дров – где бы дров – где бы дров»; «и вот схватились насмерть два Мартина Мартиныча: тот, давний, со Скрябиным, который знал: нельзя – и новый, пещерный, который знал: нужно. Пещерный,  скрипя зубами, подмял, придушил – и Мартин Мартиныч, ломая ногти, открыл дверь, запустил руку в дрова…». Две половины – это образ страшного перелома в душе героя, по которой прошелся «мамонтейший мамонт»…

 В квартире Мартина Мартиныча и Маши есть давние вещи и пещерные. Среди давних письма, книги, письменный стол. Они уже не рассматриваются пещерными людьми как культурная ценность, это уже давно топливо, пища для «чугунного бога»: «Книги отлично горят, отлично, отлично…». Среди пещерных, первобытных — топор, дрова, косматые шкуры. Все это орнаментальные знаки, совместно подчиняющие себе все уровни восприятия текста.

Символом может быть каждый элемент художественной системы: метафора, сравнение, пейзаж, художественная деталь, заголовок, персонаж.

Например, образы Маши и Мартина Мартиныча – это, пожалуй, единственные образы-символы людей среди пещерных «зверей». Пещерный Мартин Мартиныч пошёл на преступление, а давний не выдержал и достал яд. Но и смертью, оставшимся выходом, он жертвует, отдаёт яд любимой женщине. И в этом заключается противоречие: пещерный герой идёт на преступление ради любви, оставшейся с давних времён.

Символичен образ Обертышева: «Желтые каменные зубы сквозь бурьян, жёлтые зубы – из глаз, весь Обертышев обрастал зубами, всё длиннее зубы». Его жена и дети – это «обертышевская самка и трое обертышат».  Это люди нового мифа о Петербурге, люди пещерные, звериные. Они выбрали закон выживания за счёт уничтожения слабейших и  подчиняются  только первичным инстинктам и потребностям. Они и есть — суть новой эпохи, они явление того же порядка, что и «мамонтейшие мамонты».

2.4. Синтаксические особенности рассказа.

           Ещё одно средство создания образов в рассказах Евгения Замятина – особое строение предложений, особый синтаксис. Писатель использует авторские знаки препинания – тире: «Мартин Мартиныч, ломая ногти, открыл дверь, запустил руку в дрова… Полено. Четвёртое. Пятое под пальто, за пояс, в ведро – хлопнул дверью и вверх – огромными звериными скачками. По середине лестницы, на какой-то обледенелой ступеньке – вдруг пристыл, вжался в стену: внизу снова щелкнула дверь – и пропыленный обертышевский голос». Эти авторские знаки препинания создают особую интонацию, особый ритм. События сменяют друг друга с бешеной скоростью, а потом вдруг – тире, и пауза, как будто давая читателю обдумать прочитанное, и снова мелькают события, и вновь пауза. Создаётся динамика произведения, а ритм  чем-то напоминает биение сердца Мартина Мартиныча, вырастает масштаб деяния главного героя.

           Также автор широко использует парцелляцию и назывные предложения: «Ледники. Мамонты. Пустыни», «Нет, там луны не было. Низкие, тёмные глухие облака – своды, и всё одна тихая пещера». Всё это изображает и явственней показывает читателю разорванность, неоднородность современного мира.

Параллельные синтаксические конструкции: «И  надо  покрепче стиснуть зубы,  чтобы не стучали; и  надо щепать дерево  каменным топором; и надо  всякую  ночь переносить свой костер из пещеры в пещеру, все  глубже, и надо все больше навертывать на себя косматых звериных шкур». «Туже узел! Туже — еще туже! Закрутил себя Мартин Мартиныч, поднял ведро —  и через  кухню, через темный коридор, через столовую». Этот способ также становится  выражением образа переживаний в различного рода пластической, ритмической форме. Это приводит к построению из того или иного материала схем, выражающих соединение образа видимости с образом переживания; такие материальные схемы суть тоже художественные символы, описывающие эпоху.

            Обстановку нагнетает ритм, заданный в начале произведения: «Ночные, чёрные. чем-то похожие на дома, скалы; в скалах пещеры. Ритм жесткий, четкий, дробный, похожий на шаги патруля, совершающего обход.

2.5. Фонетические особенности повествования.

К фонетическим особенностям рассказа следует отнести также звуковые лейтмотивы:  

«И неизвестно, кто трубит ночью  на каменной тропинке между  скал и, вынюхивая тропинку,  раздувает  белую  снежную  пыль;  может, серохоботый мамонт; может быть,  ветер; а может быть — ветер  и есть ледяной рев  какого-то  мамонтейшего  мамонта». «Пещерный бог затихал,  съеживался,  затих,  чуть потрескивает», «Чугунный бог милостиво загудел, пожирая пергаментно-желтую, голубоватую, белую  бумагу  писем.» Звуки-символы пронизывают художественную ткань произведения и насыщают его эмоционально. Здесь и рев, и скрежет, и писк, и урчание — все образы-символы пещерной эпохи.

 Еще одна фонетическая особенность рассказа — инструментовка паронимических рядов.

«Легкий ледяной  сквознячок сдувает из-под ног белую пыль, и  никому не слышная – по белой пыли, по глыбам, по  пещерам, по людям на корточках — огромная, ровная

поступь какого—то мамонтейшего мамонта». Инструментовка паронимических рядов сопровождает тематическую обреченность людей эпохе. Мамонт идет по людям ровной поступью (как не вспомнить блоковский «державный шаг»!)

            Е.И. Замятин изображает послереволюционный Петербург и петербуржцев, жизнь которых в корне изменилась. События разделили мир и людей на две половины. В новом, апокалипсическом мире выживают люди сильнейшие, наглые, первобытные, гнилозубые,  приспособленные, потерявшие духовные ценности и нравственные ориентиры. В мире после катастрофы нет ничего человеческого, и  люди, такие как Маша и Мартин Мартиныч, увы, обречены на смерть. Смерть героев остается за пределами рассказа. Умирает время, умирает эпоха с ее нравственными понятиями: не убий, не укради. Замятин изображает трагедию в душе одного человека, но для него это трагедия истории, трагедия эпохи, эпохи крушения гуманизма.

   В рассказах Е.И. Замятина главные изобразительно-выразительные средства – это метафоры. В процентном соотношении их 70%, что свидетельствует о большой смысловой ёмкости слова в тексте Замятина. Основной смысловой доминантой становятся многоуровневые символы, организующие «интегральные образы» людей, вещей, событий и в конечном итоге — времени.

3. «Звериное» и «человеческое» в рассказе «Дракон»

3.1. Расколотый надвое мир.

             Изображение послереволюционного Петербурга, Петербурга 1918 года предстаёт перед нами и в рассказе «Дракон». Это еще один миф об эпохе и людях, точнее, нелюдях, ее обживающих. «Люто замороженный Петербург горел и бредил». Петербуржцы в этом рассказе ещё не совсем превратились в животных, в них осталось ещё что-то человеческое. Когда красноармеец, которого Замятин называет драконом, рассказывает об убийстве интеллигента, он чудовище, дракон, а когда жалеет замёрзшего воробьёныша — он становится на несколько мгновений человеком: «Дракон сбил назад картуз – и в тумане два глаза – две щелочки из бредового в человеческий мир». Но «картузом захлопнулись щёлочки в человеческий мир», и перед нами снова дракон. Вся жизнь петербуржцев в рассказе Замятина состоит в метании между двумя мирами: «миром земным» и «миром бредовым».  

             Главный герой – Дракон – хищное и сильное существо, которому нетрудно отправить на тот свет человека. И в то же время он отогревает птичку в лапах, отбросив за ненадобностью винтовку. Его образ неоднозначен, он состоит из двух граней. В первой отражается «мир бредовый», и здесь вся его злоба, темнота, жестокость, бред: » — … Веду его: морда интеллигентная, смотреть противно. И еще разговаривает стервь, а?», в другой грани отражается мир человеческий, тёплый, светлый, добрый. Герой не только способен на жалость, для него ещё не закрыты простые человеческие чувства, он ещё и верит в Бога: «Довёл без пересадки в царствие Небесное», что делает его духовно выше других «драконо-людей». Значит, не всё потеряно. Но даже если что-то человеческое проснётся в душах «драконо-людей», то их добро не сможет существовать, оно обречено, как и воробьёныш, который «спорхнул с красных драконьих лап», но «улетел в неизвестное». Весь рассказ, таким образом, организуется двумя основными интегральными символами: Дракон и Бог.  

3.2. Средства художественной выразительности в рассказе «Дракон».

         Символы, как и в «Пещере», рождают емкие смысловые словесные группы. Несколько мотивов переплетаются и звучат в продолжении рассказа: наиболее яркие из них —  мотив бреда, безумия, от непонимания происходящего – абсурдность : «Петербург горел и бредил», «ледяное солнце». Эти образы, как и в предыдущем рассказе, создают метафоры. Еще один важный мотив — непрерывное движение «вон из человеческого мира». Оно может происходить подчеркнуто стремительно:  «со скрежетом неслись вон из земного мира трамваи», а может быть незаметным, медленным, но неуклонным и все равно направленным туда же – «вон»: «поскрипывая, пошаркивая, на цыпочках бредут вон желтые и красные колонны, шпили и седые решетки». Здесь важную роль играют глаголы настоящего и прошедшего времени, продлевая или, наоборот, ускоряя это движение. Звуковые лейтмотивы скрежета и скрипа создают особый фоновый рисунок  страшного, извращенного мира.

Метафора- лейтмотив «Трамвай несся в неизвестное, вон из человеческого мира» встречается в рассказе четыре раза.  Она органически связана с с дуалистичесим противостоянием «Дракон-Бог» и изображает разорванность, расколотость мира, в котором человек потерян и раздавлен. Как и в «Пещере», создается ассоциативный ряд смерти, страха, холода. Трамвай словно символизирует Россию: она мчится по рельсам, и ее невозможно ни остановить, ни повернуть. Уходит старый Петербург с его жизненным укладом, а вместе с ним уходит многое – наша культура, наш язык, нравственность, тепло и доброта человеческих отношений,  даже понимание ценности человеческой жизни…

1. Способы создания образа эпохи в рассказах Замятина на разных уровнях текста

5. Заключение.

                               Рассказы «Пещера» и «Дракон» написанные в начале ХХ века, изображают «новый» Петербург после революции. Эти два произведения сближает содержащиеся в них неприятие современной России, вопросы и размышления о пути нашей страны, о том, что её ждёт. Они пронизаны горечью и грустью Замятина о потере людьми духовных ценностей, жизненных ориентиров.  Ключевым средством создания образа в замятинских рассказах является метафора.  Тематические ряды метафор «холод», «дикость», «бесчеловечность» создают миф о  новой большевистской России. Кроме метафор, Замятин использует особый синтаксис, текстуальные антитезы, преувеличения, тавтологии, приемы остранения. Все это помогает раскрыть авторскую точку зрения на время: Замятин считает, что новое преобладает над старым, побеждает его, но вместе с новым политическим строем приходит время первобытных инстинктов. Люди перестают быть людьми, теряют веру в добро. У такого общества, по Замятину, нет и не может быть будущего.

Приложение 1.

Символы-мифологемы рассказа «Пещера»

1. Холод, дикость, первобытность: ледники, мамонты, пустыни, скалы, снежная пыль, серохоботый мамонт, звериные шкуры, чистые и нечистые твари, пещерный бог, секунда, насквозь пронизанная ясным, голым, жестоким электрическим светом, тёмные, багрово-освещённые дыры, полярный кабинет, двадцать девятое октября состарилось, двадцать девятое октября умерло, и это было, как последний, болтающийся на голом дереве жухлый лист, синяя Людина, похожая на гроб,  голый, жестокий, простой – как пещерная жизнь и смерть – электрический свет.

2. К пещерным людям: обледеневшая мозговая корка, скомканное, глиняное лицо, каменнозубо улыбался, ящерично-юркая рука, пунктирное дыхание, звериные скачки, пропыленный голос, механический, далёкий Мартин Мартиныч, плоская, бумажная Маша, глиняно улыбаясь, мамонтоподобный Селихов, диванный далёкий берег, механические руки, ноги, ноющие вмятины на глине, сникшие губы, пещёрный бог затихал, съеживался, кусок Мартина Мартиныча, как с воли залетевшая птица, Селихов болтался в пиджачной скорлупе, как орех в погремушке, рука-стрела,

3. Что было раньше: зелёное небо, бессмертный деревянный конёк, бессмертный шарманщик, синеглазые дни, мудрая морда луны, румяная вода, румяный, как вода на закате отблеск.

На данной диаграмме наглядно показано, что в произведении «Пещера» основным средством изображения является метафора. Она помогает создать образы Петербурга как «пустыни», людей как первобытных существ, и тем самым объясняет авторскую позицию относительно революции..

Приложение 2

Символы-мифологемы рассказа «Дракон».

1. Мир человеческий:  серенькое, холодное, материализованное из лютого тумана, два глаза – две щёлочки из бредового в  человеческий мир, дракон дунул, и это были явно слова воробьёнышу. предписанный судьбою момент, туманно — полыхающая пасть.

2. Мир бредовый: Петербург горел и бредил, невидимые за туманной занавесью, поскрипывая, пошаркивая, на цыпочках бредут вон жёлтые и красные колонны, шпили и соседние решётки, горячечное, ледяное солнце, бредовый, туманный мир, слова, как белые круглые дымки, неслись вон из земного мира, несясь в неизвестное, картуз проглотил бы голову дракона, на оттопыренных ушах картуз засел, соскочивший, несущийся мир, пустые сапоги, пустая шинель присела, скрежетал и несся вон из мира трамвай.

В произведении «Дракон» также основным изобразительно-выразительным средством является

метафора. Лейтмотив – трамвай, летящий в никуда,- точно передает ощущения автора о происходящем.

Список используемых источников:

1. Замятин Е.И. «Пещера», «Дракон»//«Избранное». М., –  ПРАВДА, 1989.

2. Замятин Е.И. О синтетизме// Избранные произведения. В 2 т. – М., 1990.  

     Т.2.

3. Краткая Литературная Энциклопедия  М., – Советская Энциклопедия, –

    1962. т.1

4. Михайлов О. / вступ. статья «Гроссмейстер Литературы»// Сб.: «Е.И. Замятин». –  изд-во Правда, –  М,1989.

5. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. – М., 1977. – С. 150-

   166.  

6. Роготнев И. «Петербург Замятина»/ И. Роготнев// Культура. —  2001

7. Автобиографические сведения сб. В. Лидина «Писатели», М., 1926

8. Фриче В., Заметки о современной литературе, М., 1928 («Нечестивые

  рассказы»)

9. Шмид Вольф. Орнаментальный текст и мифическое мышление в рассказе Е. Замятина «Наводнение».

10. Иванова И. А. Функция символа в прозе Евгения Замятина.

Ответ:

Люто замороженный, Петербург горел и бредил. Было ясно: невидимые за туманной занавесью, поскрипывая, пошаркивая, на цыпочках бредут вон желтые и красные колонны, шпили и седые решетки. Горячечное, небывалое, ледяное солнце в тумане — слева, справа, вверху, внизу — голубь над загоревшимся домом. Из бредового, туманного мира выныривали в земной мир драконо-люди, изрыгали туман, слышимый в туманном мире как слова, но здесь — белые, круглые дымки; выныривали и тонули в тумане. И со скрежетом неслись в неизвестное вон из земного мира трамваи.

На трамвайной площадке временно существовал дракон с винтовкой, несясь в неизвестное. Картуз налезал на нос и, конечно, проглотил бы голову дракона, если б не уши: на оттопыренных ушах картуз засел. Шинель болталась до полу; рукава свисали; носки сапог загибались кверху — пустые. И дыра в тумане: рот.

Это было уже в соскочившем, несущемся мире, и здесь изрыгаемый драконом лютый туман был видим и слышим:

— …Веду его: морда интилигентная — просто глядеть противно. И еще разговаривает, стервь, а? Разговаривает!

— Ну, и что же — довел?

— Довел: без пересадки — в царствие небесное. Штычком.

Дыра в тумане заросла: был только пустой картуз, пустые сапоги, пустая шинель. Скрежетал и несся вон из мира трамвай.

И вдруг — из пустых рукавов — из глубины — выросли красные, драконьи, лапы. Пустая шинель присела к полу — и в лапах серенькое, холодное, материализованное из лютого тумана.

— Мать ты моя! Воробьеныш замерз, а? Ну скажи ты на милость!

Дракон сбил назад картуз — и в тумане два глаза — две щелочки из бредового в человечий мир.

Дракон изо всех сил дул ртом в красные лапы, и это были явно слова воробьенышу, но их — в бредовом мире — не было слышно. Скрежетал трамвай.

— Стервь этакая: будто трепыхнулся, а? Нет еще? А ведь отойдет, ей-бо… Ну скажи ты!

Изо всех сил дул. Винтовка валялась на полу. И в предписанный судьбою момент, в предписанной точке пространства серый воробьеныш дрыгнул, еще дрыгнул — и спорхнул с красных драконьих лап в неизвестное.

Дракон оскалил до ушей тумано-пыхающую пасть. Медленно картузом захлопнулись щелочки в человечий мир. Картуз осел на оттопыренных ушах. Проводник в царствие небесное поднял винтовку.

Скрежетал зубами и несся в неизвестное, вон из человеческого мира, трамвай.

Объяснение:

Обновлено: 10.03.2023

Урок-мастерская по рассказу Евгения Замятина “Дракон” — рассуждения, анализ, аргументы и характеристики. Русский язык и литература для школьника

Чтение с остановками

Несколько слов о важном

Когда говорят о необходимости внедрения в школьную практику современных технологий, речь идет не только об использовании компьютеров. Современные технологии – это прежде всего новые пути “добывания” информации и работы с ней, новые взаимоотношения “учитель – ученик”, деятельностный характер обучения.

Технологии развития критического мышления (ТРКМ) вызывают сегодня большой интерес учителей. Среди приемов использования ТРКМ есть такой, как “чтение с остановками”. Главная цель урока литературы – воспитание настоящего читателя, развитие читательского вкуса, умения видеть текст и осмыслять его, и здесь важность этого приема переоценить трудно.

Возможно, использование ТРКМ – это путь к избавлению школьника от малополезного, механического чтения огромных томов. Чего стоят многие сотни страниц “Тихого Дона”! Положа руку на сердце – кто из детей – да и учителей! – внимательно прочел его полностью?

Может быть, использование ТРКМ – это путь к настоящему чтению, к чтению со стремлением многое замечать, делать читательские открытия, осмыслять, путь к умению видеть мастерство писателя.

Неприятно признавать, но новые технологии на уроках сейчас часто используются… ради самих технологий. Как часто они используются на открытых уроках, явно “выламывающихся” из программы по литературе, то есть никакого отношения к ее прохождению не имеющих! При существующей перегруженности программы отдать два-три урока “под мастерскую” можно только при условии, что в школе “гости”, которым надо показать “парадный урок”.

Предлагаемая вашему вниманию мастерская по рассказу Замятина “Дракон”, рассчитанная на два учебных часа, легко вписывается в программу как 10-го, так и 11-го класса. Ее можно (и даже целесообразно) провести при обучении написанию рецензии – как практическую работу по ее подготовке. Можно дать в 11-м классе – вместо рекомендованного для анализа в учебнике под ред.

В. В. Агеносова рассказа “Пещера”, трудного даже для сильных учащихся.

Рассказ “Дракон” необыкновенно ценен тем, что доносит до учащихся “воздух эпохи”, позволяет поднять важные нравственные проблемы и при малом объеме (следовательно, при минимальных временных затратах) служит прекрасным материалом для исследования писательского мастерства.

Текст рассказа вполне помещается на листе формата А4. Мы делим его на пять частей, разрезаем и предлагаем учащимся читать “по частям”, каждый раз закрепляя свою рефлексию путем записей в таблице и прогнозируя дальнейшее содержание рассказа.

Уроки по “Дракону” проведены в лагере “Зеркальный” для санкт-петербургских школьников – победителей олимпиады по литературе, а также для учащихся 10-го класса Международного лицея Санкт-Петербурга. Десятиклассники отметили этот урок как один из самых интересных за год.

Ход урока

– Дракон… Запишите ассоциативный ряд к этому слову. При чтении подчеркивайте слова, которые записали и вы, и ваши коллеги по классу.

Можно также дописывать те слова, которые вы считаете “вашими”, но которые не сразу пришли в голову.

Как обычно выглядит дракон? Каково его “цветовое решение”?

Где встречается этот образ?

Это начало урока нравится учащимся. Ассоциативный ряд выстраивается легко, цветовое восприятие слова, как правило, одинаковое (обычно зеленый и красный цвета). Важно подчеркнуть, что это существо мифическое, сказочное.

(Ряд наиболее часто встречающихся слов записывается на доске.)

– Считаете ли вы слово “Дракон” удачным для названия рассказа? Почему?

Кратко запишите ожидаемое содержание (время, место, сюжет) рассказа с таким названием.

(Записи, чтение, дополнение записей.)

Название рассказа ребята считают удачным – короткое, емкое, звучное слово, сразу привлекающее внимание. Они легко фантазируют, предвосхищая сюжет, и чем дальше их версия будет от замятинского рассказа, тем будет интереснее.

Вступительное слово учителя может быть примерно таким.

…Читая, смотря фильм, следя за развитием каких-то событий, мы иногда говорим: “Этого я не ожидал!” Человек так уж устроен, что всегда стремится заглянуть вперед, предугадать дальнейшее – словом, прогнозировать. Существует такое понятие, как читательский прогноз.

Какие книги вам больше нравится читать: те, в которых вы легко угадываете, что будет с героями, или те, в которых сюжет имеет совершенно неожиданные повороты? Интересно ли “отгадывать” продолжение?

Сегодня у нас на уроке интереснейшая вещь – рассказ Евгения Замятина “Дракон”. И мы постоянно будем “отгадывать” – что же там будет дальше в рассказе?

Кроме того, мы будем читать по частям, “с остановками”. Этот рассказ только так и можно читать…

Почему? Что дает такое “неправильное” чтение? А может, как раз такое чтение – самое правильное?

Об этом – в конце урока.

Чтобы закрепить наши впечатления и “ожидания”, начертим небольшую таблицу и будем заполнять ее по мере чтения.

Первую графу таблицы тоже лучше заполнять по мере чтения, чтобы урок не выглядел как жесткая “заготовка”. Названия в этой графе могут выглядеть так: “Начало рассказа: описание места действия (экспозиция)”, “Главный герой (портрет)”, “Развитие действия (диалог в трамвае)”, “Кульминация (“воробьеныш”)”, “Завершение рассказа (развязка)”.

Художественное время, пространство и личность в рассказах Е. Замятина «Дракон», «Пещера» и др.

Под небом в круге
измученный человек одичал и вымер.
В. Маяковский
Е. Замятин всегда принадлежал к той категории людей искусства, которые стремились к максимальной честности и открытости — и перед собой, и перед читателями. Именно поэтому мы познакомились с его литературным наследием только в середине 80-х годов, хотя еще в начале века он был признан талантливым и самобытным писателем.
Своей литературной изоляцией Замятин был обязан тому, что никогда не скрывал своего истинного отношения к событиям, ознаменовавшим рождение новой страны — Страны все права защищены 2001-2005 Советов. Писатель видел, что революция принесла людям не только надежды на новую жизнь, но и боль, горе, трагедии, разруху, поломала и искалечила многие человеческие судьбы. Поэтому Замятин не смог сразу и без сомнений принять переворот.
Изначально добрая сущность человека и его драматическая судьба в окружающем мире — этот конфликт является основным мотивом творчества Замятина в
первые годы после революции. Современную ему действительность писатель рассматривает сквозь призму вечных ценностей существования, но не видит для них места в исторических процессах своего времени. Исторические и общечеловеческие начала не находят примирения в сознании писателя, но Замятин также и не стремится к возвращению в «старый мир». Именно поэтому в его рассказах зачастую нет ни правых, ни виноватых, а лишь щемящее ощущение драматической фатальности происходящего.
Реальность преображается под взглядом писателя. Петербург, знакомый и близкий многим, предстает перед нами неузнаваемым, фантастическим. Это что угодно, но только не обычный человеческий город. Он то превращается в «разбунтовавшийся каменный океан улиц», по которым плавают «шестиэтажные каменные корабли» — дома, то делается похожим на доисторическую ледяную пустыню с-заснеженными домами-скалами, между которыми бродит лохматый одинокий мамонт.
Время в таком городе не может течь размеренно, спокойно, оно словно дезориентировано в необычном пространстве. Создается впечатление, что ослабленные люди иногда проваливаются сквозь время и начинают бродить между застывших минут, часов («Пещера»). В обстановке холода, голода, разрухи нет сил продолжать жизнь в прежнем темпе, и люди учатся приспосабливаться к новым условиям. Но иногда, особенно перед обысками, время словно срывается с цепи, и ничто не может удержать его стремительного бега («Дракон», «Мамонт»).
Заново учась жить в таком Петербурге, люди тоже неузнаваемо меняются — и внешне и внутренне. Их облик продиктован странными законами времени-пространства, поэтому ничего удивительного нет, если на улицах «бредового, туманного мира» вам встретятся люди-драконы с красными от мороза лапами и дырой в тумане вместо рта («Дракон»). На первый взгляд, они кажутся ужасными и жестокими, им ничего не стоит проводить другого человека (не дракона) в Царствие Небесное. Но они не могут пройти мимо замерзающего «воробьёныша»,
и мы понимаем, что драконья шкура — лишь оболочка, такая же, как шкуры, когти и клыки у многих в пещерах Петербурга («Пещера»).
И только от внутренней силы и стойкости каждого человека зависит, превратится ли он окончательно в первобытного охотника или любого дракона или сохранит человеческий облик, душу, мысли под неузнаваемой маской, надетой новым временем.

Е. Замятин всегда принадлежал к той категории людей искусства, которые стремились к максимальной честности и открытости – и перед собой, и перед читателями. Именно поэтому мы познакомились с его литературным наследием только в середине 80-х годов, хотя еще в начале века он был признан талантливым и самобытным писателем.

Своей литературной изоляцией Замятин был обязан тому, что никогда не скрывал своего истинного отношения к событиям, ознаменовавшим рождение

новой страны – Страны Советов. Писатель видел, что революция принесла людям не только надежды на новую жизнь, но и боль, горе, трагедии, разруху, поломала и искалечила многие человеческие судьбы. Поэтому Замятин не смог сразу и без сомнений принять переворот.

Изначально добрая сущность человека и ее драматическая судьба в окружающем мире – этот конфликт является основным мотивом творчества Замятина в первые годы после революции.

Современную ему действительность писатель рассматривает сквозь призму вечных ценностей существования, но не видит для них места в исторических процессах своего времени.

Исторические и общечеловеческие начала не находят примирения в сознании писателя, но Замятин также и не стремится к возвращению в “старый мир”. Именно поэтому в его рассказах зачастую нет ни правых, ни виноватых, а лишь щемящее ощущение драматической фатальности происходящего.

Реальность преображается под взглядом писателя. Петербург, знакомый и близкий многим, предстает перед нами неузнаваемым, фантастическим. Это что угодно, но только не обычный человеческий город.

Он то превращается в “разбунтовавшийся каменный океан улиц”, по которым плавают “шестиэтажные каменные корабли” – дома, то делается похожим на доисторическую ледяную пустыню с заснеженными домами-скалами, между которыми бродит лохматый одинокий мамонт.

Время в таком городе не может течь размеренно, спокойно, оно словно дезориентировано в необычном пространстве. Создается впечатление, что ослабленные люди иногда проваливаются сквозь время и начинают бродить между застывших минут, часов (“Пещера”)… В обстановке холода, голода, разрухи нет сил продолжать жизнь в прежнем темпе, и люди учатся приспосабливаться к новым условиям.

Но иногда, особенно перед обысками, время словно срывается с цепи, и ничто не может удержать его стремительного бега (“Дракон”, “Мамонт”).

Заново учась жить в таком Петербурге, люди тоже неузнаваемо меняются – и внешне и внутренне. Их облик продиктован странными законами времени-пространства, поэтому ничего удивительного нет, если на улицах “бредового, туманного мира” вам встретятся люди-драконы с красными от мороза лапами и дырой в тумане вместо рта (“Дракон”). На первый взгляд, они кажутся ужасными и жестокими, им ничего не стоит проводить другого человека (не дракона) в Царствие Небесное.

Но они не могут пройти мимо замерзающего “воробьеныша”, и мы понимаем, что драконья шкура – лишь оболочка, такая же, как шкуры, когти и клыки у многих в пещерах Петербурга (“Пещера”).

И только от внутренней силы и стойкости каждого человека зависит, превратится ли он окончательно в первобытного охотника или любого дракона или сохранит человеческий облик, душу, мысли под неузнаваемой маской, надетой новым временем…

Предварительный просмотр:

XII Региональная научная и инженерная выставка

Изображение Эпохи в рассказах

Автор: Миронова Олеся,

Ирина Викторовна, учитель литературы

г. Мурманск, 2009г.

2.5. Фонетические особенности повествования……………………………………9

3.2 Средства художественной выразительности………………………………….11

4. Средства создания образа эпохи на разных уровнях текста . 12

7. Список используемых источников. ……………………………………………….16

1. Введение, цели и задачи работы.

Объектом настоящего исследования стало творчество Замятина, отражающее события современного ему мира.

Задачи: проанализировать тематические ряды метафор, сопоставить ключевые образы, составить количественную характеристику средств художественной выразительности.

2.1 О природе фантастического у Замятина.

«В наши дни единственная фантастика — это вчерашняя жизнь на трех китах. Сегодня Апокалипсис можно издавать в виде ежедневной газеты; завтра – мы совершенно спокойно купим билет в спальном вагоне на Марс. Эйнштейном сорваны с якорей пространство и время. И искусство, выросшее из этой сегодняшней реальности, — разве может не быть фантастическим, похожим на сон?

Весь рассказ Замятина выстроен на тематическом ряде метафор, создающих миф о первобытном мире. Ледники, мамонты, пустыни, скалы, снежная пыль, серохоботый мамонт, звериные шкуры, чистые и нечистые твари, пещерный бог, секунда, насквозь пронизанная ясным, голым, жестоким электрическим светом, тёмные, багрово-освещённые дыры, полярный кабинет… Эти метафоры пронизывают весь рассказ, они словно очерчивают пространство пещерной страны, затерянной среди скал, наполняют его холодом и смертью. (см. Приложение). Своеобразие замятинских метафор заключается в том, что в тексте эти слова звучат применимо именно к современной жизни, а не к доисторической, и получается своеобразный смысловой перевертыш. Метафоризируется само время, и весь рассказ читается как большая метафора: жизнь, любовь, сострадание, нежность показаны через боль, страдание, муки, смерть. Символизм, метафоризм, лейтмотивность и ритмизация становятся у Замятина новыми образными доминантами. Поэтому основным художественным приёмом является последовательная символизации всех уровней образности прозы: художественной детали, эстетически значимого слова, всех связей и соответствий бытия, внутренних переживаний автора, образов-пейзажей, интерьеров, персонажей.

В тексте выявляется множество символов, создаваемых словесными метафорами:

Обёртышев – символ звериного начала;

книги, деревянный конёк, фортепьяно – символ ушедшей цивилизации;

мамонт – новая послереволюционная эпоха

пещера – разрушенный мир

печка – преклонение перед кровожадными пещерными богами.

2.3. Фантастический эффект

Символом может быть каждый элемент художественной системы: метафора, сравнение, пейзаж, художественная деталь, заголовок, персонаж.

2.4. Синтаксические особенности рассказа.

Обстановку нагнетает ритм , заданный в начале произведения: «Ночные, чёрные. чем-то похожие на дома, скалы; в скалах пещеры. Ритм жесткий, четкий, дробный, похожий на шаги патруля, совершающего обход.

2.5. Фонетические особенности повествования.

К фонетическим особенностям рассказа следует отнести также з вуковые лейтмотивы :

Еще одна фонетическая особенность рассказа — и нструментовка паронимических рядов.

« Ле гкий ле дяной с квознячок с дувает из-п о д н о г белую пыль, и никому не слышная – по белой пыли, по глыбам, по пещерам, по людям на корто чках — огромная, ровная

Е.И. Замятин изображает послереволюционный Петербург и петербуржцев, жизнь которых в корне изменилась. События разделили мир и людей на две половины. В новом, апокалипсическом мире выживают люди сильнейшие, наглые, первобытные, гнилозубые, приспособленные, потерявшие духовные ценности и нравственные ориентиры. В мире после катастрофы нет ничего человеческого, и люди, такие как Маша и Мартин Мартиныч, увы, обречены на смерть. Смерть героев остается за пределами рассказа. Умирает время, умирает эпоха с ее нравственными понятиями: не убий, не укради. Замятин изображает трагедию в душе одного человека, но для него это трагедия истории, трагедия эпохи, эпохи крушения гуманизма.

3.1. Расколотый надвое мир.

Читайте также:

• Должна ли молодежь участвовать в социальной и политической жизни страны сочинение
• Сочинение про калле блюмквиста
• По настоящему привлекало русского читателя сочинение
• Сочинение о учителе физики
• Никого сейчас не любил он больше володи ничто на свете не было ему милее сочинение