Примеры сочинений ЕГЭ по тексту в былые годы когда я был помоложе я имел автор Ф. И. Шаляпин для выполнения задания №27 по русскому языку 11 класс, текст с реального экзамена ЕГЭ. Исходный текст и список проблем текста опубликованы в конце сайта.
Сочинение ЕГЭ по тексту
В предложенном для анализа тексте автор поднимает проблему особого проявления русской души — странничества.
Рассуждения Ф. Шаляпина представлены на примере нескольких фрагментов текста. Сначала он вспоминает о своём знакомстве с этим ,,загадочным явлением нашей жизни». Молодой человек провел ночь под одной крышей с бродягой, но так и не успел с ним поговорить: ранним утром странник проснулся, умылся, ,,поклонился на три стороны» и ушёл. ,,Очень пожалел я об этом, и захотелось мне хотя бы взглянуть на него ещё один раз,»- писал Фёдор Иванович. Чем же старик сумел так заинтересовать рассказчика? Своей окутанной тайнами судьбой или чем-то гораздо большим, но недоступным для понимания простому человеку?
Продолжая свою мысль, автор рассуждает о самой сути странничества, ведь ,,в России испокон веков были такие люди, у которых не было ни дома, ни крова, ни семьи, ни дела». Кто они? Чего ищут? Несомненно, некоторые странствуют ,,по святым местам», но ради чего? ,,Вернее будет сказать, что они бегут от тоски — этой совсем особенной, непонятной, невыразимой, иногда беспричинной русской тоски». Русский народ всегда отличался невероятной глубиной души, которая, переполняясь горечью и болью, заставляла бросать всё в попытке уйти от прошлого. Странничество -,,одна из замечательнейших, хотя, может быть, и печальных красок русской жизни» — стало для некоторых людей последним шансом на очищение, просветление и обретение покоя.
Сопоставляя эти примеры, мы можем понять, что бродяги существовали на Руси всегда, и, пока они существуют, живёт и вера в возможность обретения в странствиях нового смысла бытия.
Позиция автора текста по поднятой проблеме выражена в следующем высказывании: ,,Если бы не было таких бродяг-странников, «калик перехожих», жить всем нам было бы труднее… Сами они не праведники, но каким-то чудесным образом делают нас чище и лучше».
Позиция автора ясна и понятна. Бродяги-странники — это русские люди, которые без определённой цели скитаются по всей русской земле, живя подаянием и нигде долго не останавливаясь. Странничество — проявление особых, загадочных сторон русской души.
Я полностью согласен с позицией автора. Я считаю, что странничество как явление не осталось в прошлом, а, пройдя сквозь века, изменилось вместе с обществом. Ведь и сейчас есть люди, которые отправляются в путь, чтобы познать самих себя. Они могут идти пешком, ехать на попутном транспорте, но цель их одна — понять мир и помочь сделать это другим. Богатый жизненный опыт странников даёт многим возможность посмотреть на свою жизнь под другим углом, вспомнить жизненные ценности, позабытые в повседневной рутине.
Подтверждение этой точки зрения можно найти как в жизни, так и в художественной литературе. Так, в пьесе Максима Горького ,,На дне» странник Лука помогает жителям ночлежки поверить в себя, обрести смысл жизни. Он не только лечит израненную душу человека, жалеет его, но и даёт конкретные ориентиры, способные изменить его судьбу. К сердцу каждого старец находит свой ключик, помогая поверить, что каждый из них сможет обрести счастье и покой. Тот опыт, который он приобрёл и которым готов делиться с обитателями ночлежки, позволяет людям обрести надежду на лучшую жизнь. А ведь именно надежда так нужна человеку в трудные моменты. Как писал философ Сенека: ,,Пока жив человек, он должен надеяться на всё «.
Таким образом, на Руси всегда были люди, стремящиеся уйти от душераздирающей тоски. Бродяги-странники — совершенно особое проявление русской жизни, они не только помогают обрести гармонию души, но и направляют слабых людей на путь безнравственности, прививая окружающим ложные ценности.
2 пример сочинения
В чём заключается цель странствований человека, который в определенный момент своей жизни решил бросить всё и начать скитаться по миру? Чем он руководит в этот момент, чего он хочет получить или найти? Именно этой проблеме и посвящен текст Федора Ивановича Шаляпина.
В качестве примера автор рассматривает эпизод, который произошел с ним на мельнице. Герой произведения, пытаясь заночевать в избе, заметил в углу человека, который спал прямо на полу. Его внешний вид был небрежен, что можно пронаблюдать в предложении 6. Проснувшись рано утром, бродяга встал, умылся, перекрестился, поклонился на три стороны и пошел (предложение 17). Рассказчик хотел было с ним поговорить, но не успел. Долго он смотрел ему вслед и думал о том, с какой же целью этот бродяга странствует. Герой пришел к выводу, что смысл этих странствований очень расплывчат: “ко святым местам”, “пострадать”, “ грехи искупить”, найти место, “где дышать легче”(предложение 33). Но в особенности он считал, что ни один из бродяг сам не может ответить на этот вопрос и что по большому счету они бегут.
Бегут от тоски, которая непонятна, невыразима, беспричинной русской тоски. Этот пример убедительно доказывает нам, что нет какой-то определенной цели в странствованиях, что для каждого человека цель эта разная. Кто-то бежит от тоски, кто-то желает искупить свои грехи, а кто-то желает найти место, где ему будет легче.
Автор обращает внимание читателя и на героя произведения Мусоргского “Борис Годунов” — Варлаама. Этот бедный бродяга не может найти себе места, ибо куда бы он не пошёл везде он осознает всю обширность своей абсолютной ненужности. И потому ходит он из монастыря и монастырь, шатается из города в город (предложение 44). Этот пример показывает нам, что в данном случае человек просто не может найти себе место и он вынужден бродить, ищя место, где смог бы почувствовать себя нужным кому-то. Это лишь одна из немногих целей странствований, которая затрагивается Мусоргским.
Оба примера, дополняя друг друга, позволяют нам понять, что смысл бродяжничества куда более обширный, чем нам может показаться. У каждого человека своя цель.
В произведении доказана мысль о том, что цель странствований поистине неопределённа и что невозможно дать ответ объективный ответ данной проблеме.
Безусловно, автор прав. Более того, Н. А. Бердяев называл Русь “бродячей”. Он считал: “Странник ищет правды, ищет Царства Божьего, он устремлен вдаль. Странник не имеет на земле своего пребывающего града, он устремлен к граду Грядущему”.
Не зря Фёдор Иванович Шаляпин поднимает тему бродяжничества, ведь вопрос этот является открытым и по сей день. Проблема, которую он поднял в своем произведении, не имеет конкретного ответа. Цель эта сугубо индивидуальна и позволяет нам порассуждать не только о чьей-то цели, но и в первую очередь о своей.
3 пример сочинения
«Умом Россию не понять…», — писал Тютчев в своём стихотворении. И это действительно так. На Руси всегда были люди, которые несли на себе «особенную стать», люди, чьи поступки порой казались окружающим необъяснимыми, странными. Каждый человек – загадка. Проблема загадочной русской души интересует и автора данного текста, Ф. И. Шаляпина.
На первый взгляд, эта важная философская проблема довольно избитая, традиционная. Многие русские писатели пытались разгадать тайну «беспричинной русской тоски». Об этом мы читаем в произведениях Н. В. Гоголя, А. С. Пушкина, Н. С. Лескова, М. Ю. Лермонтова и многих других. Но звучание проблемы в тексте Ф. И. Шаляпина удивляет нас сокровенностью высказанных мыслей. Автор раскрывает проблему на примере странников, представителях бродяжной России.
Куда идут странники- праведники? Ради чего? Что их гонит? Что нужно сделать, чтобы эти люди изменились? Автор не даёт ответов на вопросы, но в одном он убеждён: «эти люди — одна из замечательнейших, хотя, может быть, и печальных, красок русской жизни». Невозможно не согласиться с мнением автора. Странники на Руси – это праведники, мудрецы, подвижники, люди, стремящиеся обрести счастье.
Гонимый «русской хандрой», желанием найти смысл жизни, Онегин, герой романа А. С. Пушкина, отправляется в путешествие. В постоянных поисках настоящей любви, счастья и лермонтовский Печорин.
Странник Лука из пьесы М. Горького «На дне» стремится понять «дела человеческие», открывает светлые стороны в каждом из ночлежников и вселяет веру в лучшее, способен просто пожалеть человека.
Иван Флягин, герой повести Н. С. Лескова «Очарованный странник», не имеет конкретной цели путешествия. Его бесконечное странствие – целая жизнь. Это человек широкой души, преданный, верный, мудрый, честный, одарённый, ему «за народ очень помереть хочется».
Таким образом, текст Ф. И. Шаляпина заставляет нас, читателей, в очередной раз задуматься о смысле жизни, об истинном предназначении искренних, честных, талантливых, хотя и странных людей из народа.
4 пример сочинения
Почему в России испокон веков существовали бродяги? Именно над этой проблемой размышляет Ф.И. Шаляпин, автор предложенного для анализа текста.
Рассуждая над этой проблемой, автор вспоминает о том, что в России всегда были люди, которые «ходили по просторной русской земле с места на место, из края в край». Однозначно понять цель таких «странствований» достаточно сложно. Ф.И.Шаляпин убежден, что если любого бродягу спросить о том, «куда и с какой целью он идет», то он не даст ответа — «зачем им об этом думать?». Так, автор подчеркивает, что цели странствований бродяг могут быть разными: они идут то «ко святым местам», то «пострадать», то «грехи искупить».
Продолжая осмысление проблемы, автор акцентирует внимание на мастерстве композитора Мусоргского, который в музыкальном произведении «Борис Годунов» с точностью передал образ Варлаама — «своеобразного представителя этой бродяжной России». Автор отмечает: «Тоска в Варлааме бездонная как океан», поэтому он чувствует свою «абсолютную ненужность». Несмотря на это, он, словно протодиакон, выступает с громкими призывами: «сокрушите змия лютого со два на десятью крылами хоботы». Из этого следует, что бродяга не боится доносить до народа собственную истину. Таким образом, люди становятся бродягами для того, чтобы быть услышанными и чтобы иметь возможность призвать русский народ к сражению со злом.
Приведенные мною эпизоды дополняют друг друга. Они раскрывают сложный образ многострадальных русских бродяг, показывая, что они не задумываются о целях странствований. Часто такие люди лишь хотят быть услышанными.
Авторская позиция ясна. По мнению Ф.И.Шаляпина, на Руси всегда существовали бродяги, потому что бродяжничество помогает сбежать от «особенной, непонятной, невыразимой, иногда беспричинной русской тоски».
Я согласен с позицией автора. Жизнь человека, у которого нет ни семьи, ни дома, сложна, поэтому его охватывает тоска. Лучший способ побороть ее — не думать ни о чем, бродить, куда глаза глядят. Это и объясняет, почему в России всегда были бродяги-странники. В доказательство своих мыслей приведу пример из жизненного опыта. Евгений Петрович — человек, о котором я знаю из рассказов родителей. В 1901 году в жизни этого человека случилась трагедия: при пожаре погибла его жена, а их дом сгорел полностью. Евгений Петрович остался без любимого человека. Он не знал, ради чего ему жить. Евгений Петрович был настолько потрясен, что у него не было сил на то, чтобы строить жизнь заново. Так, он принял решение стать бродягой, чтобы намеренно испытывать страдания, постараться залечить душу. Как итог, скитания помогли ему преодолеть жизненные испытания.
Итак, судьба русского человека всегда была нелегкой, поэтому люди издавна искали способ для облегчения душевных страданий. Это и сподвигло некоторых людей стать свободными бродягами. Таким образом, бродяжничество — это спасение для чувствительной русской души.
5 пример сочинения
В чём же заключается смысл странствований человека, который решил отречься от всех, не имея нигде крова? Именно этой проблеме и посвящен текст Фёдора Ивановича Шаляпина.
В центре внимания автора находится случай, произошедший с ним на мельнице. Придя как-то раз ночевать туда, он увидел человека, который был в одежде не соответствующей погоде. Сам он лежал на полу, в то время как автор улегся на сене. Фёдор Иванович не мог уснуть всю ночь, ожидая рассвета, потому что хотел поскорей порыбачить. С первыми лучами солнца встал отшельник, который покрестился и пошёл умываться. В то время как автор наблюдал за ним и размышлял о смысле странствований, бродяга уже ушёл. Если у Фёдора Шаляпина была цель жизни — рыбалка, то сказать что-то насчет странника невозможно, поскольку цель эта очень расплывчата и не имеет конкретного ответа.
Это дает нам возможность поразмышлять о собственном смысле жизни и его воздействии на нас.
Для понимания позиции автора, можно обратить внимание на его размышления. Фёдор Иванович считает, что такие люди — бродяги-отшельники в первую очередь странствуют не потому, что у них есть какие-то свои цели в жизни, а потому, что они бегут. И бегут они от тоски, русской тоски, которая беспричинно заставляет их грустить. Они думают, что где-то есть жизнь лучше и краше, что её необходимо просто найти, побродить и тогда они заживут. Автор позволяет нам задуматься о том, что смысл жизни заключается не в его поисках, а в самой жизни. Твоей работе, возможности делать что-либо и наслаждаться простыми мелочами судьбы.
Авторская позиция заключается в том, что цель странствований русского человека очень трудно определить. Ведь странник не всегда точно знает сам почему он путешествует. Нам необходимо самим определиться в своей жизни и узнать зачем мы живем, чтобы не быть бродягой и искать чего-то извне.
Я полностью согласна с автором и считаю, что вечно путешествовать и находиться в поисках смысла жизни — цель странников, которые всегда находятся рядом с нами и дают нам возможность благодаря этому поразмышлять о своей судьбе. Такие люди отмечаются и в произведениях Максима Горького, где автор показывает их “ тягу к переменам мест”. При этом цель этих перемен не объясняется, так как нет точной формулировки, которая могла бы объяснить это.
Подводя итоги, я могу сказать, что Фёдор Иванович Шаляпин не зря поднимает тему бродяжничества. Ведь вопрос о смысле хождений странников остается открытым и по сей день, не имея точного ответа и позволяя нам порассуждать не только о чьей-то цели, но и о своей.
6 пример сочинения
В чем состоит цель странствований русского человека? На этот вопрос в своем тексте отвечает Федор Иванович Шаляпин.
Размышляя над этой проблемой, автор приводит в пример бродягу, с которым ему довелось ночевать на мельнице, с которым он хотел, но не успел заговорить. По внешнему виду старика Шаляпин понял, что тот вечный странник. Автор справедливо отмечает, что этот незнакомец не первый, не последний и не единственный: «В России испокон веков были такие люди, у которых не было ни дома, ни крова, ни семьи, ни дела». Такие бродяги вечно находятся в пути, потому что у них нет определенной цели.
Всё, что ими движет, — это желание убежать от тяжелой жизни к жизни праведной. Так, можно сказать, что целью странствований русского человека является хорошая жизнь. Он желает скрыться от тоски, что охватывает его. Но не только стремление найти правду, счастье и спокойствие заставляет русского человека отправиться в продолжительное странствие.
Следующий пример, расширяя границы данной проблемы, показывает, что религия для бродяги — тоже повод отправиться в путь. Варлаам — не то монах-расстрига, не то просто какой-то бывший церковный служитель, что «шатается из города в город за чудотворной иконой по церковным приходам». Шаляпин обращает внимание на то, что куда бы ни шел бродяга, он идет с готовым сознанием своей абсолютной ненужности. Лишь вера в Бога помогает Варлааму жить, бороться с тоской. Лишь она заставляет его странствовать. Таким образом, целью путешествий русских бродяг являются посещения святых мест, монастырей, чудотворных икон. Вера в Бога может стать стимулом странствий. И оба эти примера, дополняя друг друга, доказывают, что цели у бродяг разные, но чаще всего они вызваны духовными стремлениями.
Позиция автора по заявленной проблеме предельно ясна. Цель странствований человека состоит и в желании убежать от тоски, и в стремлении найти праведную землю и хорошую жизнь, и в намерении посетить святые места и помолиться чудотворным иконам. Но ясно одно — цель эта благая.
Я абсолютно согласна с мнением автора. Причинами, целями странствий русских людей. Могут быть различны, но они всегда свидетельствуют о том, что человек несчастлив, что ему чего-то в жизни не хватает. Вспомним роман-эпопею Л. Н. Толстого «Война и мир». Пьер Безухов, один из главных героев произведения, тоже отправляется в своеобразные странствия: сначала к масонам, потом на поле боя. Его цели не были материальными или высокими. Он лишь хотел убежать от тоски, найти себя. Этот пример ещё раз доказывает, что счастливые, довольные жизнью люди странниками не становятся.
Подводя итог, можно сказать, что все бродяги похожи тем, что находятся в вечных странствиях, хотя и имеют разные цели и причины своих исканий.
Текст ЕГЭ
В былые годы, когда я был моложе, я имел некоторое пристрастие к рыбной ловле. (2) Я оставлял мой городской дом, запасался удочками и червяками и уходил в деревню на реку. (3) Целые дни до позднего вечера я проводил на воде, а спать заходил куда попало, к крестьянам. (4) В один из таких отлетов я устроился в избе мельника. (5) Однажды, придя к мельнику ночевать, я в углу избы заметил какого-то человека в потасканной серой одежде и в дырявых валяных сапогах, хотя это было летом. (6) Он лежал на полу с котомкой под головой и с длинным посохом под мышкой. (7) Так он и спал. (8) С первым светом серый комок в валенках зашевелился, как-то крякнул, потянулся, сел, зевнул, перекрестился, встал и пошел прямо в дверь. (9) На крыльце он подошел к рукомойнику — к незатейливой посудине с двумя отверстиями, висевшей на веревочке на краю крыльца.
(10) Я было собрался со стариком заговорить, да не успел — ушел. (II) Очень пожалел я об этом, и захотелось мне хотя бы взглянуть на него еще один раз. (12) Я привстал на колени, облокотился на подоконник и открыл окошко. (13) Старик уходил вдаль. (14) Долго смотрел я ему вслед. (15) Фигура его, по мере того как он удалялся, делалась меньше и меньше и наконец исчезла вся. (16) Но в глазах моих она осталась навсегда, живая.
(17) Это был странник. (18) В России испокон веков были такие люди, которые куда-то шли. (19) У них не было ни дома, ни крова, ни семьи, ни дела. (20) Ходили по просторной русской земле с места на место, из края в край. (21) Отдыхали и спали где попало. (22) Я убежден, что, если каждого из них в отдельности спросить, куда и зачем он идет, он не ответит. (23) Он над этим не думал. (24) Казалось, что в их душах жило смутное представление о неведомом каком-то крае, где жизнь праведнее и лучше. (25) Может быть, они от чего-нибудь бегут. (26) Но если бегут, то, конечно, от тоски — этой совсем особенной, непонятной, невыразимой, иногда беспричинной русской тоски.
(27) В «Борисе Годунове» Мусоргским с потрясающей силой нарисован своеобразный представитель этой бродяжной России — Варлаам. (28) У него спутана и всклокочена седая борода, на конце расходящаяся двумя штопорами. (29) Одутловатый, малокровный, однако с сизо-красным носом, он непременный посетитель толкучего рынка. (30) Это он ходит там темно-серый, весь поношенный и помятый, в своей стеганой на вате шапке.
(31) Когда Варлаам крестится, он крестит в сердце своем пятно тоски, пятно жизни. (32) Но ничем не стирается оно: ни пляской, ни песней. (34) Не знаю, конечно, нужны ли такие люди, надо ли устроить так, чтобы они стали иными. (34) Не знаю. (35) Одно только я скажу: эти люди — одна из замечательнейших, хотя, может быть, и печальных, красок русской жизни.
Проблемы текста
1. Сущность особого явления русской жизни и особого проявления русской души — странничества. (Кто такие бродяги-странники и что такое странничество?)
2. Проблема цели странствований, проблема смысла «бродячей жизни» странников. (В чём состоит цель странствований русского человека? В чём заключается смысл жизни бродяг-странников?)
3. Проблема русской тоски. (Что представляет собой тоска русского человека?)
4. Проблема значимости странников для общества, проблема отношения общества к бродягам-странникам. (Какое значение для общества имеют бродяги-странники? Как нам следует относиться к людям, которые бродят по земле без дела и без ясной цели?)
5. Проблема связи странничества и церкви. (Связаны ли между собой русское странничество и церковь?)
[свернуть]
Проблемы текста
1. Бродяги-странники — это русские люди, которые без определённой цели скитаются по всей русской земле, живя подаянием, нигде надолго не останавливаясь. Странничество — это проявление особых, загадочных сторон русской души.
2. Цель странствований русского человека точно определить трудно: это и путешествие по святым местам, и стремление трудной дорогой искупить грехи, и поиск лучшей жизни, но чаще всего — бегство от тоски. Бродяги-странники сами точно не знают, в чем заключается смысл той жизни, которую они ведут.
3. Тоска русского человека — это невыразимая, иногда беспричинная печаль, чувство собственной ненужности и неприкаянности. Бродяги и странники как особый социальный тип значимы для общества: их существование делает нас каким-то образом чище и лучше, без них нам было бы труднее жить.
4. Русское странничество традиционно связано с монастырями и церковными приходами, хотя как явление гораздо шире традиционного паломничества по святым местам.
[свернуть]
Тренировочные варианты ЕГЭ 2023 по русскому языку с ответами
ПОДЕЛИТЬСЯ МАТЕРИАЛОМ
Подборка по базе: 12,15,5, сочинение.docx, Зима сочинение.docx, 34 вариант сочинение.docx, экономика сочинение.docx, Весна сочинение.docx, я помню я горжусь сочинение.doc, Задание 27 сочинение.doc, дача сочинение.docx, краеведческое сочинение.docx, Современное общество выдвигает новые требования к воспитательно.
Сочинение по тексту Ф.И. Шаляпина
- (1)В былые годы, когда я был помоложе, я имел некоторое пристрастие к рыбной ловле. (2)Тогда я нередко оставлял мой городской дом, запасался удочками и червяками и уходил в деревню на рыбалку. (3)Целые дни до позднего вечера я проводил на реке, а спать заходил к крестьянам или на мельницу. (4)Именно в то время я впервые познакомился с одним из загадочных явлений нашей жизни, которое приоткрыло мне некоторые тайны русской души, — бродяжничеством по-русски, или странничеством.
- (5)Однажды, придя к мельнику ночевать, я в углу избы заметил какого-то человека. (6)В потасканной серой одежде и в дырявых валяных сапогах, хотя было это летом, он лежал прямо на голом полу. (7)Он спал с котомкой под головой и с длинным посохом под мышкой. (8)Я лёг против двери на разостланном для меня сене. (9)Не спалось. (10)Волновала будущая заря. (11)Хотелось зари. (12)Утром рыба хорошо клюёт. (13)Но в летнюю пору зари долго ждать не приходится. (14)Скоро начало светать. (15)И с первым светом серый комок в валенках зашевелился, как-то крякнул, потянулся, сел, зевнул, перекрестился, встал и пошёл прямо в дверь. (16)На крыльце он подошел к рукомойнику, висевшему на верёвочке. (17)С моего ложа я с любопытством наблюдал за тем, как он полил воды на руки, как он смочил ею свою седую бороду, растёр её, вытерся рукавом своей хламиды, взял в руки посох, перекрестился, поклонился на три стороны и пошёл.
- (18)Я было собирался со стариком заговорить, да не успел — он ушёл. (19)Очень пожалел я об этом, и захотелось мне хотя бы взглянуть на него ещё один раз. (20)Чем-то старик меня к себе привлёк. (21)Я привстал на колени, облокотился на подоконник и открыл окошко. (22)Старик уходил вдаль. (23)Долго смотрел я ему вслед. (24)Фигура старика, по мере того как он удалялся, делалась всё меньше и наконец вовсе растворилась в утреннем тумане. (25)Но в глазах и в мозгу моём его образ остался навсегда, живой.
- (26)Это и был бродяга-странник. (27)В России испокон веков были такие люди, у которых не было ни дома, ни крова, ни семьи, ни дела. (28)Не будучи цыганами, они вели цыганский образ жизни. (29)Ходили по просторной русской земле с места на место, из края в край. (30)Блуждали по подворьям, заглядывали в кабаки, тянулись на ярмарки. (31)Жили подаянием. (32)Отдыхали и спали где попало. (33)Цель их странствований всегда определялась по-разному и весьма расплывчато — «ко святым местам», «пострадать», «грехи искупить», найти место, «где дышать легче». (34)Я, честно говоря, убеждён, что если каждого из них в отдельности спросить, куда и с какой целью он идёт, то он не ответит. (35)3ачем ему об этом думать?
- (36)Кажется, они чего-то ищут. (37)Кажется, в их душах живёт смутное представление о каком-то неведомом крае, где жизнь праведнее и лучше. (38)Но ещё вернее будет сказать, что они от чего-то бегут. (39)А бегут, конечно, от тоски — этой совсем особенной, непонятной, невыразимой, иногда беспричинной русской тоски.
- (40)В «Борисе Годунове» Мусоргским с потрясающей силой нарисован своеобразный представитель этой бродяжной России — Варлаам. (41)Мусоргский с несравненным искусством и мощью передал мироощущение этого бродяги — не то монаха-расстриги, не то просто какого-то бывшего церковного служителя. (42)Тоска в Варлааме бездонная, как океан. (43)Куда бы этот бродяга ни пошёл, он идёт с готовым сознанием своей абсолютной ненужности. (44)Вот и ходит Варлаам из монастыря в монастырь, шатается из города в город за чудотворной иконой по церковным приходам. (45)В горсточке держит свечку восковую, чтобы её не задуло, и орёт сиплым басом, подражая протодиаконам: (46)«Сокрушите змия лютого со два на десятью крылами хоботы».
- (47)У него спутана и всклокочена седая борода, расходящаяся на конце надвое наподобие штопора. (48)Одутловатый, малокровный, однако с сизо-красным носом, он ходит по городам, весь поношенный и помятый, в своей стёганной на вате шапке, схожей с камилавкой. (49)Таких, как он, сторонятся, не желая встречаться взглядом с влажными, просящими глазами, которые видят человека насквозь.
- (50)…Не знаю, конечно, нужны ли такие люди. (51)Надо ли устроить так, чтобы они стали иными, или не надо? (52)Одно только я скажу: эти люди — одна из замечательнейших, хотя, может быть, и печальных красок русской жизни. (53)Нет, сами они не праведники, но каким-то чудесным образом делают нас чище и лучше. (54)Если бы не было таких бродяг-странников, «калик перехожих», жить всем нам было бы труднее…
- (*По Ф. И. Шаляпину)
- *Фёдор Иванович Шаляпин (1873 — 1938) — знаменитый русский оперный и камерный певец
1 абзац – формулировка проблемы
Кто такие странники, нужны ли они? Именно проблему странничества исследует автор предложенного текста Ф.И. Шаляпин, знаменитый русский оперный и камерный певец. Конечно, в современном мире эта проблема потеряла свою актуальность, но до сих пор она вызывает у нас несомненный интерес.
2 абзац – 1 часть комментария Пример + пояснение
Рассуждая над этим вопросом, автор вспоминает случай, произошедший с ним, «когда он был помоложе», именно тогда певец «познакомился с одним из загадочных явлений нашей жизни, которое приоткрыло ему некоторые тайны русской души». Ф.И. Шаляпин даёт детальное описание бродяги-странника: «потасканная серая одежда», «дырявые валяные сапоги», «котомка под головой», «посох под мышкой» — всё это привлекло певца, а образ странника «остался навсегда, живой». Я думаю, этим примером автор обращает наше внимание на интересное явление в русской жизни.
3 абзац – 2 часть комментария Пример + пояснение
Продолжая рассуждение, Ф.И. Шаляпин, обращается к герою оперы Мусоргского «Борис Годунов» — Варлааму. Певцу интересно «мироощущение этого бродяги», автор подчёркивает в образе Варлаама «тоску бездонную, как океан». «Таких, как он, сторонятся, их глаза видят человека насквозь», — пишет Ф.И. Шаляпин. Этот пример показывает, насколько необыкновенными людьми являлись странники.
4 абзац – взаимосвязь примеров
Оба примера, дополняя друг друга, помогают понять позицию автора по данному вопросу: странничество – интересное явление русской жизни.
5 абзац – позиция автора
Ф.И. Шаляпин убежден, что такие люди – «одна из замечательнейших и печальных красок русской жизни» – делают людей чище и лучше.
6 абзац – согласие/несогласие с автором Моя позиция = тезис
С позицией автора нельзя не согласиться. Я тоже считаю, что такие бродяги-странники делали окружающих чище и лучше, потому что своей необыкновенной жизнью и особым мироощущением они заставляли людей задумываться о важных вещах.
7 абзац – аргументация собственной позиции
В русской литературе находим множество примеров, подтверждающих данную мысль. Вспомним пьесу М.Горького «На дне», одним из главных героев которой является странник Лука. Именно он открывает ночлежникам глаза на их жизнь, будучи человеком мудрым, пытается им помочь, но герои не способны на изменения собственной жизни, поэтому их мечты не превращаются в реальность.
8 абзац — вывод
Безусловно, проблема странничества вызывает интерес и у нас: это загадочное явление русской жизни.
Сочинение–рассуждение по тексту Ф. Шаляпина
Исходный текст:
(1) В былые годы, когда я был моложе, я имел некоторое пристрастие к рыбной ловле. (2) Я оставлял мой городской дом, запасался удочками и червяками и уходил в деревню на реку. (3) Целые дни до позднего вечера я проводил на воде, а спать заходил куда попало, к крестьянам. (4) В один из таких отлетов я устроился в избе мельника. (5) Однажды, придя к мельнику ночевать, я в углу избы заметил какого-то человека в потасканной серой одежде и в дырявых валяных сапогах, хотя это было летом. (6) Он лежал на полу с котомкой под головой и с длинным посохом под мышкой. (7) Так он и спал. (8) С первым светом серый комок в валенках зашевелился, как-то крякнул, потянулся, сел, зевнул, перекрестился, встал и пошел прямо в дверь. (9) На крыльце он подошел к рукомойнику — к незатейливой посудине с двумя отверстиями, висевшей на веревочке на краю крыльца.
(10) Я было собрался со стариком заговорить, да не успел — ушел. (II) Очень пожалел я об этом, и захотелось мне хотя бы взглянуть на него еще один раз. (12) Я привстал на колени, облокотился на подоконник и открыл окошко. (13) Старик уходил вдаль. (14) Долго смотрел я ему вслед. (15) Фигура его, по мере того как он удалялся, делалась меньше и меньше и наконец исчезла вся. (16) Но в глазах моих она осталась навсегда, живая.
(17) Это был странник. (18) В России испокон веков были такие люди, которые куда-то шли. (19) У них не было ни дома, ни крова, ни семьи, ни дела. (20) Ходили по просторной русской земле с места на место, из края в край. (21) Отдыхали и спали где попало. (22) Я убежден, что, если каждого из них в отдельности спросить, куда и зачем он идет, он не ответит. (23) Он над этим не думал. (24) Казалось, что в их душах жило смутное представление о неведомом каком-то крае, где жизнь праведнее и лучше. (25) Может быть, они от чего-нибудь бегут. (26) Но если бегут, то, конечно, от тоски — этой совсем особенной, непонятной, невыразимой, иногда беспричинной русской тоски.
(27) В «Борисе Годунове» Мусоргским с потрясающей силой нарисован своеобразный представитель этой бродяжной России — Варлаам. (28) У него спутана и всклокочена седая борода, на конце расходящаяся двумя штопорами. (29) Одутловатый, малокровный, однако с сизо-красным носом, он непременный посетитель толкучего рынка. (30) Это он ходит там темно-серый, весь поношенный и помятый, в своей стеганой на вате шапке.
(31) Когда Варлаам крестится, он крестит в сердце своем пятно тоски, пятно жизни. (32) Но ничем не стирается оно: ни пляской, ни песней. (34) Не знаю, конечно, нужны ли такие люди, надо ли устроить так, чтобы они стали иными. (34) Не знаю. (35) Одно только я скажу: эти люди — одна из замечательнейших, хотя, может быть, и печальных, красок русской жизни.
Сочинение – рассуждение:
«Умом Россию не понять…», — писал Тютчев в своём стихотворении. И это действительно так. На Руси всегда были люди, которые несли на себе «особенную стать», люди, чьи поступки порой казались окружающим необъяснимыми, странными. Каждый человек – загадка. Проблема загадочной русской души интересует и автора данного текста, Ф. И. Шаляпина
На первый взгляд, эта важная философская проблема довольно избитая, традиционная. Многие русские писатели пытались разгадать тайну «беспричинной русской тоски». Об этом мы читаем в произведениях Н. В. Гоголя, А. С. Пушкина, Н. С. Лескова, М. Ю. Лермонтова и многих других. Но звучание проблемы в тексте Ф. И. Шаляпина удивляет нас сокровенностью высказанных мыслей. Автор раскрывает проблему на примере странников, представителях бродяжной России.
Куда идут странники- праведники? Ради чего? Что их гонит? Что нужно сделать, чтобы эти люди изменились? Автор не даёт ответов на вопросы, но в одном он убеждён: «эти люди — одна из замечательнейших, хотя, может быть, и печальных, красок русской жизни».
Невозможно не согласиться с мнением автора. Странники на Руси – это праведники, мудрецы, подвижники, люди, стремящиеся обрести счастье.
Гонимый «русской хандрой», желанием найти смысл жизни, Онегин, герой романа А. С. Пушкина, отправляется в путешествие. В постоянных поисках настоящей любви, счастья и лермонтовский Печорин.
Странник Лука из пьесы М. Горького «На дне» стремится понять «дела человеческие», открывает светлые стороны в каждом из ночлежников и вселяет веру в лучшее, способен просто пожалеть человека.
Иван Флягин, герой повести Н. С. Лескова «Очарованный странник», не имеет конкретной цели путешествия. Его бесконечное странствие – целая жизнь. Это человек широкой души, преданный, верный, мудрый, честный, одарённый, ему «за народ очень помереть хочется».
Таким образом, текст Ф. И. Шаляпина заставляет нас, читателей, в очередной раз задуматься о смысле жизни, об истинном предназначении искренних, честных, талантливых, хотя и странных людей из народа.
Пермякова Д., 2008 г.
(1)В былые годы, когда я был помоложе, я имел
некоторое пристрастие к рыбной ловле. (2)Тогда я нередко оставлял мой
городской дом, запасался удочками и червяками и уходил в деревню на
рыбалку. (3)Целые дни до позднего вечера я проводил на реке, а спать
заходил к крестьянам или на мельницу. (4)Именно в то время я впервые
познакомился с одним из загадочных явлений нашей жизни, которое
приоткрыло мне некоторые тайны русской души, — бродяжничеством
по-русски, или странничеством.
(5)Однажды,
придя к мельнику ночевать, я в углу избы заметил какого-то человека.
(6)В потасканной серой одежде и в дырявых валяных сапогах, хотя было это
летом, он лежал прямо на голом полу. (7)Он спал с котомкой под головой и
с длинным посохом под мышкой. (8)Я лёг против двери на разостланном для
меня сене. (9)Не спалось. (10)Волновала будущая заря. (11)Хотелось
зари. (12)Утром рыба хорошо клюёт. (13)Но в летнюю пору зари долго ждать
не приходится. (14)Скоро начало светать. (15)И с первым светом серый
комок в валенках зашевелился, как-то крякнул, потянулся, сел, зевнул,
перекрестился, встал и пошёл прямо в дверь. (16)На крыльце он подошел к
рукомойнику, висевшему на верёвочке. (17)С моего ложа я с любопытством
наблюдал за тем, как он полил воды на руки, как он смочил ею свою седую
бороду, растёр её, вытерся рукавом своей хламиды, взял в руки посох,
перекрестился, поклонился на три стороны и пошёл.
(18)Я
было собирался со стариком заговорить, да не успел — он ушёл. (19)Очень
пожалел я об этом, и захотелось мне хотя бы взглянуть на него ещё один
раз. (20)Чем-то старик меня к себе привлёк. (21)Я привстал на колени,
облокотился на подоконник и открыл окошко. (22)Старик уходил вдаль.
(23)Долго смотрел я ему вслед. (24)Фигура старика, по мере того как он
удалялся, делалась всё меньше и наконец вовсе растворилась в утреннем
тумане. (25)Но в глазах и в мозгу моём его образ остался навсегда,
живой.
(26)Это и был бродяга-странник. (27)В
России испокон веков были такие люди, у которых не было ни дома, ни
крова, ни семьи, ни дела. (28)Не будучи цыганами, они вели цыганский
образ жизни. (29)Ходили по просторной русской земле с места на место, из
края в край. (30)Блуждали по подворьям, заглядывали в кабаки, тянулись
на ярмарки. (31)Жили подаянием. (32)Отдыхали и спали где попало.
(33)Цель их странствований всегда определялась по-разному и весьма
расплывчато — «ко святым местам», «пострадать», «грехи искупить», найти
место, «где дышать легче». (34)Я, честно говоря, убеждён, что если
каждого из них в отдельности спросить, куда и с какой целью он идёт, то
он не ответит. (35)3ачем ему об этом думать?
(36)Кажется,
они чего-то ищут. (37)Кажется, в их душах живёт смутное представление о
каком-то неведомом крае, где жизнь праведнее и лучше. (38)Но ещё вернее
будет сказать, что они от чего-то бегут. (39)А бегут, конечно, от тоски
— этой совсем особенной, непонятной, невыразимой, иногда беспричинной
русской тоски.
(40)В «Борисе Годунове»
Мусоргским с потрясающей силой нарисован своеобразный представитель этой
бродяжной России — Варлаам. (41)Мусоргский с несравненным искусством и
мощью передал мироощущение этого бродяги — не то монаха-расстриги, не то
просто какого-то бывшего церковного служителя. (42)Тоска в Варлааме
бездонная, как океан. (43)Куда бы этот бродяга ни пошёл, он идёт с
готовым сознанием своей абсолютной ненужности. (44)Вот и ходит Варлаам
из монастыря в монастырь, шатается из города в город за чудотворной
иконой по церковным приходам. (45)В горсточке держит свечку восковую,
чтобы её не задуло, и орёт сиплым басом, подражая протодиаконам:
(46)«Сокрушите змия лютого со два на десятью крылами хоботы».
(47)У
него спутана и всклокочена седая борода, расходящаяся на конце надвое
наподобие штопора. (48)Одутловатый, малокровный, однако с сизо-красным
носом, он ходит по городам, весь поношенный и помятый, в своей стёганной
на вате шапке, схожей с камилавкой. (49)Таких, как он, сторонятся, не
желая встречаться взглядом с влажными, просящими глазами, которые видят
человека насквозь.
(50)…Не знаю, конечно,
нужны ли такие люди. (51)Надо ли устроить так, чтобы они стали иными,
или не надо? (52)Одно только я скажу: эти люди — одна из
замечательнейших, хотя, может быть, и печальных красок русской жизни.
(53)Нет, сами они не праведники, но каким-то чудесным образом делают нас
чище и лучше. (54)Если бы не было таких бродяг-странников, «калик
перехожих», жить всем нам было бы труднее…
(*По Ф. И. Шаляпину)
Почему в России испокон веков существовали бродяги? Именно над этой проблемой размышляет Ф.И.Шаляпин, автор предложенного для анализа текста.
Рассуждая над этой проблемой, автор вспоминает о том, что в России всегда были люди, которые «ходили по просторной русской земле с места на место, из края в край». Однозначно понять цель таких «странствований» достаточно сложно. Ф.И.Шаляпин убежден, что если любого бродягу спросить о том, «куда и с какой целью он идет», то он не даст ответа — «зачем им об этом думать?». Так, автор подчеркивает, что цели странствований бродяг могут быть разными: они идут то «ко святым местам», то «пострадать», то «грехи искупить».
Продолжая осмысление проблемы, автор акцентирует внимание на мастерстве композитора Мусоргского, который в музыкальном произведении «Борис Годунов» с точностью передал образ Варлаама — «своеобразного представителя этой бродяжной России». Автор отмечает: «Тоска в Варлааме бездонная как океан«, поэтому он чувствует свою «абсолютную ненужность». Несмотря на это, он, словно протодиакон, выступает с громкими призывами: «сокрушите змия лютого со два на десятью крылами хоботы». Из этого следует, что бродяга не боится доносить до народа собственную истину. Таким образом, люди становятся бродягами для того, чтобы быть услышанными и чтобы иметь возможность призвать русский народ к сражению со злом.
Приведенные мною эпизоды до
В былые годы когда я был моложе. Сочинение по тексту Ф. Пример сочинения по тексту Ф.И. Шаляпина
Исходный текст:
(1) В былые годы, когда я был моложе, я имел некоторое пристрастие к рыбной ловле. (2) Я оставлял мой городской дом, запасался удочками и червяками и уходил в деревню на реку. (3) Целые дни до позднего вечера я проводил на воде, а спать заходил куда попало, к крестьянам. (4) В один из таких отлетов я устроился в избе мельника. (5) Однажды, придя к мельнику ночевать, я в углу избы заметил какого-то человека в потасканной серой одежде и в дырявых валяных сапогах, хотя это было летом. (6) Он лежал на полу с котомкой под головой и с длинным посохом под мышкой. (7) Так он и спал. (8) С первым светом серый комок в валенках зашевелился, как-то крякнул, потянулся, сел, зевнул, перекрестился, встал и пошел прямо в дверь. (9) На крыльце он подошел к рукомойнику — к незатейливой посудине с двумя отверстиями, висевшей на веревочке на краю крыльца.
(10) Я было собрался со стариком заговорить, да не успел — ушел. (II) Очень пожалел я об этом, и захотелось мне хотя бы взглянуть на него еще один раз. (12) Я привстал на колени, облокотился на подоконник и открыл окошко. (13) Старик уходил вдаль. (14) Долго смотрел я ему вслед. (15) Фигура его, по мере того как он удалялся, делалась меньше и меньше и наконец исчезла вся. (16) Но в глазах моих она осталась навсегда, живая.
(17) Это был странник. (18) В России испокон веков были такие люди, которые куда-то шли. (19) У них не было ни дома, ни крова, ни семьи, ни дела. (20) Ходили по просторной русской земле с места на место, из края в край. (21) Отдыхали и спали где попало. (22) Я убежден, что, если каждого из них в отдельности спросить, куда и зачем он идет, он не ответит. (23) Он над этим не думал. (24) Казалось, что в их душах жило смутное представление о неведомом каком-то крае, где жизнь праведнее и лучше. (25) Может быть, они от чего-нибудь бегут. (26) Но если бегут, то, конечно, от тоски — этой совсем особенной, непонятной, невыразимой, иногда беспричинной русской тоски.
(27) В «Борисе Годунове» Мусоргским с потрясающей силой нарисован своеобразный представитель этой бродяжной России — Варлаам. (28) У него спутана и всклокочена седая борода, на конце расходящаяся двумя штопорами. (29) Одутловатый, малокровный, однако с сизо-красным носом, он непременный посетитель толкучего рынка. (30) Это он ходит там темно-серый, весь поношенный и помятый, в своей стеганой на вате шапке.
(31) Когда Варлаам крестится, он крестит в сердце своем пятно тоски, пятно жизни. (32) Но ничем не стирается оно: ни пляской, ни песней. (34) Не знаю, конечно, нужны ли такие люди, надо ли устроить так, чтобы они стали иными. (34) Не знаю. (35) Одно только я скажу: эти люди — одна из замечательнейших, хотя, может быть, и печальных, красок русской жизни. (По Ф. И. Шаляпину)
Сочинение – рассуждение:
«Умом Россию не понять…», — писал Тютчев в своём стихотворении. И это действительно так. На Руси всегда были люди, которые несли на себе «особенную стать», люди, чьи поступки порой казались окружающим необъяснимыми, странными. Каждый человек – загадка. Проблема загадочной русской души интересует и автора данного текста, Ф. И. Шаляпина
На первый взгляд, эта важная философская проблема довольно избитая, традиционная. Многие русские писатели пытались разгадать тайну «беспричинной русской тоски». Об этом мы читаем в произведениях Н. В. Гоголя, А. С. Пушкина, Н. С. Лескова, М. Ю. Лермонтова и многих других. Но звучание проблемы в тексте Ф. И. Шаляпина удивляет нас сокровенностью высказанных мыслей. Автор раскрывает проблему на примере странников, представителях бродяжной России.
Куда идут странники- праведники? Ради чего? Что их гонит? Что нужно сделать, чтобы эти люди изменились? Автор не даёт ответов на вопросы, но в одном он убеждён: «эти люди — одна из замечательнейших, хотя, может быть, и печальных, красок русской жизни».
Гонимый «русской хандрой», желанием найти смысл жизни, Онегин, герой романа А. С. Пушкина, отправляется в путешествие. В постоянных поисках настоящей любви, счастья и лермонтовский Печорин.
Странник Лука из пьесы М. Горького «На дне» стремится понять «дела человеческие», открывает светлые стороны в каждом из ночлежников и вселяет веру в лучшее, способен просто пожалеть человека.
Иван Флягин, герой повести Н. С. Лескова «Очарованный странник», не имеет конкретной цели путешествия. Его бесконечное странствие – целая жизнь. Это человек широкой души, преданный, верный, мудрый, честный, одарённый, ему «за народ очень помереть хочется».
Таким образом, текст Ф. И. Шаляпина заставляет нас, читателей, в очередной раз задуматься о смысле жизни, об истинном предназначении искренних, честных, талантливых, хотя и странных людей из народа.
Пермякова Д., 2008 г.
«Маска и душа: Мои сорок лет на театрах» — автобиографическое произведение знаменитого певца и артиста (1873 — 1938). Свою книгу Шаляпин написал в эмиграции, в Париже, в 1932 году, когда имя его на родине оказалось под запретом. «Маска и душа» до 1989 года она ни разу не публиковалась в России.
В своем произведении Шаляпин делится воспоминаниями о своих близких, людях эпохи. Знаменитый певец раскрывает секреты своего искусства.
I. МОЯ РОДИНА (Часть первая)
В былые годы, когда я был моложе, я имел некоторое пристрастие к рыбной ловле. Я оставлял мой городской дом, запасался удочками и червяками и уходил в деревню на реку. Целые дни до позднего вечера я проводил на воде, а спать заходил куда попало, к крестьянам. В один из таких отлетов я устроился в избе мельника. Однажды, придя к мельнику ночевать, я в углу избы заметил какого-то человека в потасканной серой одежде и в дырявых валяных сапогах, хотя было это летом. Он лежал на полу с котомкой под головой и с длинным посохом под мышкой. Так он и спал. Я лег против двери на разостланном для меня сене. Не спалось. Волновала будущая заря. Хотелось зари. Утром рыба хорошо клюет. Но в летнюю пору зари долго ждать не приходится. Скоро начало светать. И с первым светом серый комок в валенках зашевелился, как-то крякнул, потянулся, сел, зевнул, перекрестился, встал и пошел прямо в дверь. На крыльце он подошел к рукомойнику — к незатейливой посудине с двумя отверстиями, висевшей на веревочке на краю крыльца. С моего ложа я с любопытством наблюдал за тем, как он полил воды на руки, как он смочил ею свою седую бороду, растер ее, вытерся рукавом своей хламиды, взял в руки посох, перекрестился, поклонился на три стороны и пошел.
Я было собирался со стариком заговорить, да не успел — он ушел. Очень пожалел я об этом, и захотелось мне хотя бы взглянуть на него еще один раз. Чем-то старик меня к себе привлек. Я привстал на колени, облокотился на подоконник и открыл окошко. Старик уходил вдаль. Долго смотрел я ему вслед. Фигура его, по мере того, как он удалялся, делалась меньше, меньше и наконец исчезла вся. Но в глазах и в мозгу моем она осталась навсегда, живая.
Это был странник. В России испокон веков были такие люди, которые куда-то шли. У них не было ни дома, ни крова, ни семьи, ни дела. Но они всегда чем-то озабочены. Не будучи цыганами, вели цыганский образ жизни. Ходили по просторной русской земле с места на место, из края в край. Блуждали по подворьям, заходили в монастыри, заглядывали в кабаки, тянулись на ярмарки. Отдыхали и спали где попало. Цель их странствований угадать было невозможно. Я убежден, что если каждого из них в отдельности спросить, куда и зачем он идет, — он не ответит. Не знает. Он над этим не думал. Казалось, что они чего-то ищут. Казалось, что в их душах жило смутное представление о неведомом каком-то крае, где жизнь праведнее и лучше. Может быть, они от чего-нибудь бегут. Но если бегут, то, конечно, от тоски — этой совсем особенной, непонятной, невыразимой, иногда беспричинной русской тоски.
В «Борисе Годунове» Мусоргским с потрясающей силой нарисован своеобразный представитель этой бродяжной России — Варлаам. На русской сцене я не видел ни одного удовлетворительного Варлаама, и сам я не в совершенстве воплощал этот образ, но настроение персонажа я чувствую сильно и объяснить его я могу. Мусоргский с несравненным искусством и густотой передал бездонную тоску этого бродяги — не то монаха-расстриги, не то просто какого-то бывшего церковного служителя. Тоска в Варлааме такая, что хоть удавись, а если удавиться не хочется, то надо смеяться, выдумать что-нибудь этакое разгульно-пьяное, будто бы смешное. Удивительно изображен Мусоргским горький юмор Варлаама — юмор, в котором чувствуется глубокая драма. Когда Варлаам предлагает Гришке Отрепьеву с ним выпить и повеселиться и когда он на это получает от мальчишки грубое: «Пей, да про себя разумей!» — какая глубокая горечь звучит в его реплике: «Про себя! Да что мне про себя разуметь? Э-эх!..» Грузно привалившись к столу, он запевает веселые слова — в миноре:
Как едет ён, да погоняет ён,
Шапка на ём торчит, как рожон…
Это не песня, а тайное рыдание.
Русские актеры обыкновенно изображают Варлаама каким-то отвратительным алкоголиком, жрущим водку. В его страхе перед полицейским приставом актерам обыкновенно мерещится преступность Варлаама: темное за ним, дескать, дело — он боится, как бы его не арестовали. Едва ли это так. Боится ареста? Да он уже арестован, всей своей жизнью арестован. Может быть, он в самом деле уголовный. Зарезал. Плут-то он во всяком случае. Но не в этом суть Варлаама. «Что мне про себя разуметь?» — значит, что я и кто я такой? Отлично про себя разумею, что я мразь. Душа Варлаама изранена сознанием своего ничтожества. Куда бы ни ступил он, непременно провалится — в сугроб или в лужу.
Литва ли, Русь ли,
Что гудок, что гусли…
Куда бы он ни пошел, он идет с готовым сознанием, что никому он не нужен. Кому нужна мразь?.. Вот и ходит Варлаам из монастыря в монастырь, занимается ловлей рыбы, может быть, в соловецкой обители, шатается из города в город вприскок за чудотворной иконой по церковным городским приходам. В горсточке держит свечку восковую, чтобы ее не задуло, и орет сиплым басом, подражая протодиаконам: «Сокрушите змия лютого со два на десятью крылами хоботы». От него пахнет потом, и постным маслом, и ладаном. У него спутана и всклокочена седая борода, на конце расходящаяся двумя штопорами. Одутловатый, малокровный, однако с сизо-красным носом, он непременный посетитель толкучего рынка. Это он ходит там темно-серый, весь поношенный и помятый, в своей стеганной на вате шапке, схожей с камилавкой. Это он зимою «жрет» в обжорном ряду толчка, если есть на что жрать, требуху из корчаги, на которой обыкновенно сидит толстая, одетая в несколько кофт, юбок и штанов торговка: бережет тепло требухи. Это он рассказывает своим трактирным надоедателям, как и за что выгнали его из последнего монастыря:
Заиокал, заиокал, заиокал и заплясал в коридоре обители божьей. Прыгал пьяный, в голом виде, на одной ноге… А архиерей по этому коридору к заутрене!
Выгнали…
Когда Варлаам крестится, он крестит в сердце своем пятно тоски, пятно жизни. Но ничем не стирается оно: ни пляской, ни иоканием, ни песней… И всего только у него утешения, что читать или петь: «Приидите ко мне все труждающиеся и обремененнии, и аз успокою вы». Он знает, что он не труждающийся, но он искренно думает, что он обремененный… Да еще подкрепляет он себя опиумом собственного изобретения: есть, дескать, какой-то пуп земли, где живут праведники и откуда его, горемычного, не прогонят. …Не знаю, конечно, нужны ли такие люди, надо ли устроить так, чтобы они стали иными, или не надо. Не знаю. Одно только я скажу: эти люди — одна из замечательнейших, хотя, может быть, и печальных красок русской жизни. Если бы не было таких монахов, было бы труднее жить Мусоргскому, а вместе с ним — и нам всем…
Бездонна русская тоска. Но вдумываясь в образы, которые мне приходилось создавать на русской сцене, я вижу безмерность русского чувства вообще — какое бы оно ни было. Вот в «Хованщине» я вижу религиозный фанатизм. Какой же этот фанатизм сильный и глубокий! Холодному уму непостижимо то каменное спокойствие, с каким люди идут на смерть во имя своей веры. Стоят у стенки таким образом, что и не думают, повернуть ли им назад. Они головой прошибут стену и не заметят, что им больно… В «Псковитянке» Римского-Корсакова я изображаю Ивана Грозного. Какое беспредельное чувство владычества над другими людьми и какая невообразимая уверенность в своей правоте. Нисколько не стесняется Царь Иван Васильевич, если река потечет не водой, а кровью человеческой.
«И яко да злодеяния бесовския испраздниши. И учеником своим власть давай, еже наступити на змия и скорпия, и на всю силу вражию».
И наступал…
Великая сила в Борисе Годунове, этой наиболее симпатичной мне личности во всем моем репертуаре. Но этот бедняга, хоть и властный Царь, как огромный слон окружен дикими шакалами и гиенами, низкая сила которых его в конце концов одолеет. Инстинктивно чувствуя слоновую силу Бориса и боясь этой силы, бояре ходят вокруг да около с поджатыми хвостами, щелкая зубами. Но они смирны только до поры до времени. В удобную минуту трусливая, но хитрая, анархическая и хищная свора растерзает слона. И опять-таки с необузданной широтой развернется русский нрав в крамольном своеволии боярства, как и в деспотии Грозного.
Размахнется он за все пределы и в разгульном бражничестве Галицкого в великолепном произведении Бородина «Князь Игорь». Распутство Галицкого будет таким же беспросветно крайним, как и его цинизм, Не знает как будто никакой середины русский темперамент.
Игра в разбойники привлекательна, вероятно, для всех детей повсюду, во всем мире. В ней много романтического — враг, опасность, приключения. Но особенно любима эта игра российскими детьми. Едва ли где-нибудь в другой стране разбойники занимают такое большое место в воображении и играх детей, как у нас. Может быть, это потому так, что в России всегда было много разбойников и что в народной фантазии они срослись с величественной декорацией дремучих лесов России и великих российских рек. С образом разбойника у русского мальчишки связано представление о малиновом кушаке на красной рубахе, о вольной песне, о вольной, широкой, размашистой жизни. Быть может, это еще так и потому, что в старые времена, когда народ чувствовал себя угнетенным барами и чиновниками, он часто видел в разбойнике-бунтаре своего защитника против господского засилья. Кто же из разбойников особенно полюбился России? Царь-разбойник, Стенька Разин. Великодушный и жестокий, бурный и властный, Стенька восстал против властей и звал под свой бунтарский стяг недовольных и обиженных. И вот замечательно, что больше всего в Разине легенда облюбовала его дикий романтический порыв, когда он, «веселый и хмельной», поднял над бортом челна любимую персидскую княжну и бросил ее в Волгу-реку — «подарок от донского казака», как поется о нем в песне. Вырвал, несомненно, из груди кусок горячего сердца и бросил за борт, в волны… Вот какой он, этот популярный русский разбойник!
Я, конечно, далек от мысли видеть в Степане Тимофеевиче Разине символический образ России. Но правда и то, что думать о характере русского человека, о судьбах России и не вспомнить о Разине — просто невозможно. Пусть он не воплощает России, но не случайный он в ней человек, очень сродни он русской Волге… Находит иногда на русского человека разинская стихия, и чудные он тогда творит дела! Так это для меня достоверно, что часто мне кажется, что мы все — и красные, и белые, и зеленые, и синие — в одно из таких Стенькиных наваждений взяли да и сыграли в разбойники, и еще как сыграли — до самозабвения! Подняли над бортом великого русского корабля прекрасную княжну, размахнулись по-разински и бросили в волны… Но не персидскую княжну на этот раз, а нашу родную мать — Россию… «Подарок от донского казака».
Развелись теперь люди, которые готовы любоваться этим необыкновенно романтическим жестом, находя его трагически-прекрасным. Трагическую красоту я вообще чувствую и люблю, но что-то не очень радуется душа моя русскому спектаклю. Не одну романтику вижу я в нашей игре в разбойники. Вижу я в ней многое другое, от романтизма очень далекое. Рядом с поэзией и красотой в русской душе живут тяжкие, удручающие грехи. Грехи, положим, общечеловеческие — нетерпимость, зависть, злоба, жестокость, но такова уже наша странная русская натура, что в ней все, дурное и хорошее, принимает безмерные формы, сгущается до густоты необычной. Не только наши страсти и наши порывы напоминают русскую метель, когда человека закружит до темноты; не только тоска наша особенная — вязкая и непролазная; но и апатия русская какая-то, я бы сказал, пронзительная. Сквозная пустота в нашей апатии, ни на какой европейский сплин не похожая. К ночи такой пустоты, пожалуй, страшно делается.
Не знает как будто середины русский темперамент. До крайности интенсивны его душевные состояния, его чувствования. Оттого русская жизнь кажется такой противоречивой, полной всяких контрастов. Противоречия есть во всякой человеческой душе. Это ее естественная светотень. Во всякой душе живут несходные чувства, но в серединных своих состояниях они мирно уживаются рядом в отличном соседстве. Малые, мягкие холмы не нарушают гармонии пейзажа. Они придают ему только больше жизни. Не то цепь высоких и острых гор — они образуют промежуточные бездны. Бездны эти, положим, только кажущиеся — это ведь просто уровень почвы, подошвы гор, но впечатление все-таки такое, что земля подверглась конвульсиям.
Быть может, это от некоторой примитивности русского народа, оттого, что он еще «молод», но в русском характере и в русском быту противоречия действительно выступают с большей, чем у других, резкостью и остротой. Широка русская натура, спору нет, а сколько же в русском быту мелочной, придирчивой, сварливой узости. Предельной нежностью, предельной жалостью одарено русское сердце, а сколько в то же время в русской жизни грубой жестокости, мучительного озорства, иногда просто бесцельного, как бы совершенно бескорыстного. Утончен удивительно русский дух, а сколько порою в русских взаимоотношениях топорной нечуткости, и оскорбительной подозрительности, и хамства… Да, действительно ни в чем, ни в хорошем, ни в дурном, не знает середины русский человек.
Стремится до утраты сил,
Как беззаконная комета
В кругу расчисленном светил…
И когда, волнуясь, стоишь на сцене перед публикой, освещенный рампой, и изображаешь это сам или видишь это вокруг себя, то болезненно чувствуешь каждое малейшее такое прикосновение к своей коже, как лошадь чувствует муху, севшую на живот.
И все-таки звенит звездным звоном в веках удивительный, глубокий русский гений. Я терпеть не могу национального бахвальства. Всякий раз, когда я восхищаюсь чем-нибудь русским, мне кажется, что я похож на того самого генерала от инфантерии, который по всякому поводу и без всякого повода говорит;
Если я дам турке съесть горшок гречневой каши с маслом, то через три часа этот турка на тротуаре, на глазах у публики, погибнет в страшных судорогах.
А вы, Ваше Превосходительство, хорошо переносите гречневую кашу?
Я?! С семилетнего возраста, милостивый государь, перевариваю гвозди!..
Не люблю бахвальства. Но есть моменты, когда ничего другого сказать нельзя и вообразить ничем иным нельзя, как именно звездным звоном, дрожащим в небесах, этот глубокий, широкий и вместе с тем легчайший русский гений…
Только подумайте, как выражены свет и тень у российского гения Александра Сергеевича Пушкина. В «Каменном госте» мадридская красавица говорит:
Приди! Открой балкон. Как небо тихо.
Недвижим теплый воздух, ночь лимоном
И лавром пахнет, яркая луна
Блестит на синеве густой и темной,
И сторожа кричат протяжно, ясно!..
А далеко, на севере — в Париже,
Быть может, небо тучами покрыто,
Холодный дождь идет и ветер дует…
Далеко, на севере — в Париже. А написано это в России, в Михайловском Новгородской губернии, в морозный, может быть, день, среди сугробов снега. Оттуда Пушкин, вообразив себя в Мадриде, почувствовал Париж далеким, северным!..
Не знаю, играл ли Александр Сергеевич на каком-нибудь инструменте. Думаю, что нет. Ни в его лирике, ни в его переписке нет на это, кажется, никаких указаний. Значит, музыкантом он не был, а как глубоко он почувствовал самую душу музыки. Все, что он в «Моцарте и Сальери» говорит о музыке, в высочайшей степени совершенно. Как глубоко он почувствовал Моцарта — не только в его конструкции музыкальной, не только в его контрапунктах или отдельных мелодиях и гармонических модуляциях. Нет, он почувствовал Моцарта во всей его глубокой сущности, в его субстанции. Вспомните слова Моцарта к Сальери:
Когда бы все так чувствовали силу
Гармонии! Но нет: тогда б не мог
И мир существовать, никто б не стал
Заботиться о нуждах низкой жизни.
Так именно, а не иначе мог говорить Моцарт. Пушкин не сказал: «силу мелодии», это было бы для Моцарта мелко. Он сказал: «силу гармонии». Потому что как ни поют звезды в небесах, какие бы от них ни текли мелодии, суть этих мелодий, песен и самых звезд — гармония.
Все противоречия русской жизни, русского быта и русского характера, образцы которых читатель не раз встретит в моих рассказах, находят в конце концов высшее примирение в русском художественном творчестве, в гармонических и глубоких созданиях русского гения.
Часть первая
I. МОЯ РОДИНА
В былые годы, когда я был моложе, я имел некоторое пристрастие к рыбной ловле. Я оставлял мой городской дом, запасался удочками и червяками и уходил в деревню на реку. Целые дни до позднего вечера я проводил на воде, а спать заходил куда попало, к крестьянам. В один из таких отлетов я устроился в избе мельника. Однажды, придя к мельнику ночевать, я в углу избы заметил какого-то человека в потасканной серой одежде и в дырявых валяных сапогах, хотя было это летом. Он лежал на полу с котомкой под головой и с длинным посохом под мышкой. Так он и спал. Я лег против двери на разостланном для меня сене. Не спалось. Волновала будущая заря. Хотелось зари. Утром рыба хорошо клюет. Но в летнюю пору зари долго ждать не приходится. Скоро начало светать. И с первым светом серый комок в валенках зашевелился, как-то крякнул, потянулся, сел, зевнул, перекрестился, встал и пошел прямо в дверь. На крыльце он подошел к рукомойнику — к незатейливой посудине с двумя отверстиями, висевшей на веревочке на краю крыльца. С моего ложа я с любопытством наблюдал за тем, как он полил воды на руки, как он смочил ею свою седую бороду, растер ее, вытерся рукавом своей хламиды, взял в руки посох, перекрестился, поклонился на три стороны и пошел.
Я было собирался со стариком заговорить, да не успел — он ушел. Очень пожалел я об этом, и захотелось мне хотя бы взглянуть на него еще один раз. Чем-то старик меня к себе привлек. Я привстал на колени, облокотился на подоконник и открыл окошко. Старик уходил вдаль. Долго смотрел я ему вслед. Фигура его, по мере того, как он удалялся, делалась меньше, меньше и наконец исчезла вся. Но в глазах и в мозгу моем она осталась навсегда, живая.
Это был странник. В России испокон веков были такие люди, которые куда-то шли. У них не было ни дома, ни крова, ни семьи, ни дела. Но они всегда чем-то озабочены. Не будучи цыганами, вели цыганский образ жизни. Ходили по просторной русской земле с места на место, из края в край. Блуждали по подворьям, заходили в монастыри, заглядывали в кабаки, тянулись на ярмарки. Отдыхали и спали где попало. Цель их странствований угадать было невозможно. Я убежден, что если каждого из них в отдельности спросить, куда и зачем он идет, — он не ответит. Не знает. Он над этим не думал. Казалось, что они чего-то ищут. Казалось, что в их душах жило смутное представление о неведомом каком-то крае, где жизнь праведнее и лучше. Может быть, они от чего-нибудь бегут. Но если бегут, то, конечно, от тоски — этой совсем особенной, непонятной, невыразимой, иногда беспричинной русской тоски.
В Борисе Годунове Мусоргским с потрясающей силой нарисован своеобразный представитель этой бродяжной России — Варлаам. На русской сцене я не видел ни одного удовлетворительного Варлаама, и сам я не в совершенстве воплощал этот образ, но настроение персонажа я чувствую сильно и объяснить его я могу. Мусоргский с несравненным искусством и густотой передал бездонную тоску этого бродяги — не то монаха-расстриги, не то просто какого-то бывшего церковного служителя. Тоска в Варлааме такая, что хоть удавись, а если удавиться не хочется, то надо смеяться, выдумать что-нибудь этакое разгульно-пьяное, будто бы смешное. Удивительно изображен Мусоргским горький юмор Варлаама — юмор, в котором чувствуется глубокая драма. Когда Варлаам предлагает Гришке Отрепьеву с ним выпить и повеселиться и когда он на это получает от мальчишки грубое: Пей, да про себя разумей! — какая глубокая горечь звучит в его реплике: Про себя! Да что мне про себя разуметь? Э-эх!.. Грузно привалившись к столу, он запевает веселые слова — в миноре:
Как едет ён, да погоняет
Текущая страница: 20 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]
Часть первая
I. Моя родина
1
В былые годы, когда я был моложе, я имел некоторое пристрастие к рыбной ловле. Я оставлял мой городской дом, запасался удочками и червяками и уходил в деревню на реку. Целые дни до позднего вечера я проводил на воде, а спать заходил куда попало, к крестьянам. В один из таких отлетов я устроился в избе мельника. Однажды, придя к мельнику ночевать, я в углу избы заметил какого-то человека в потасканной серой одежде и в дырявых валяных сапогах, хотя было это летом. Он лежал на полу с котомкой под головой и с длинным посохом под мышкой. Так он и спал. Я лег против двери на разостланном для меня сене. Не спалось. Волновала будущая заря. Хотелось зари. Утром рыба хорошо клюет. Но в летнюю пору зари долго ждать не приходится. Скоро начало светать. И с первым светом серый комок в валенках зашевелился, как-то крякнул, потянулся, сел, зевнул, перекрестился, встал и пошел прямо в дверь. На крыльце он подошел к рукомойнику – к незатейливой посудине с двумя отверстиями, висевшей на веревочке на краю крыльца. С моего ложа я с любопытством наблюдал за тем, как он полил воды на руки, как он смочил ею свою седую бороду, растер ее, вытерся рукавом своей хламиды, взял в руки посох, перекрестился, поклонился на три стороны и пошел.
Я было собирался со стариком заговорить, да не успел – он ушел. Очень пожалел я об этом, и захотелось мне хотя бы взглянуть на него еще один раз. Чем-то старик меня к себе привлек. Я привстал на колени, облокотился на подоконник и открыл окошко. Старик уходил вдаль. Долго смотрел я ему вслед. Фигура его, по мере того, как он удалялся, делалась меньше, меньше и наконец исчезла вся. Но в глазах и в мозгу моем она осталась навсегда, живая.
Это был странник. В России испокон веков были такие люди, которые куда-то шли. У них не было ни дома, ни крова, ни семьи, ни дела. Но они всегда чем-то озабочены. Не будучи цыганами, вели цыганский образ жизни. Ходили по просторной русской земле с места на место, из края в край. Блуждали по подворьям, заходили в монастыри, заглядывали в кабаки, тянулись на ярмарки. Отдыхали и спали где попало. Цель их странствований угадать было невозможно. Я убежден, что если каждого из них в отдельности спросить, куда и зачем он идет, – он не ответит. Не знает. Он над этим не думал. Казалось, что они чего-то ищут. Казалось, что в их душах жило смутное представление о неведомом каком-то крае, где жизнь праведнее и лучше. Может быть, они от чего-нибудь бегут. Но если бегут, то, конечно, от тоски – этой совсем особенной, непонятной, невыразимой, иногда беспричинной русской тоски.
В «Борисе Годунове» Мусоргским с потрясающей силой нарисован своеобразный представитель этой бродяжной России – Варлаам. На русской сцене я не видел ни одного удовлетворительного Варлаама, и сам я не в совершенстве воплощал этот образ, но настроение персонажа я чувствую сильно и объяснить его я могу. Мусоргский с несравненным искусством и густотой передал бездонную тоску этого бродяги – не то монаха-расстриги, не то просто какого-то бывшего церковного служителя. Тоска в Варлааме такая, что хоть удавись, а если удавиться не хочется, то надо смеяться, выдумать что-нибудь этакое разгульно-пьяное, будто бы смешное. Удивительно изображен Мусоргским горький юмор Варлаама – юмор, в котором чувствуется глубокая драма. Когда Варлаам предлагает Гришке Отрепьеву с ним выпить и повеселиться и когда он на это получает от мальчишки грубое: «Пей, да про себя разумей!» – какая глубокая горечь звучит в его реплике: «Про себя! Да что мне про себя разуметь? Э-эх!..» Грузно привалившись к столу, он запевает веселые слова – в миноре:
Как едет ён, да погоняет ён,
Шапка на ём торчит, как рожон…
Это не песня, а тайное рыдание.
Русские актеры обыкновенно изображают Варлаама каким-то отвратительным алкоголиком, жрущим водку. В его страхе перед полицейским приставом актерам обыкновенно мерещится преступность Варлаама: темное за ним, дескать, дело – он боится, как бы его не арестовали. Едва ли это так. Боится ареста? Да он уже арестован, всей своей жизнью арестован. Может быть, он в самом деле уголовный. Зарезал. Плут-то он во всяком случае. Но не в этом суть Варлаама. «Что мне про себя разуметь?» – значит, что
я и кто
я такой? Отлично про себя разумею, что я мразь. Душа Варлаама изранена сознанием своего ничтожества. Куда бы ни ступил он, непременно провалится – в сугроб или в лужу.
Литва ли, Русь ли,
Что гудок, что гусли…
Куда бы он ни пошел, он идет с готовым сознанием, что никому он не нужен. Кому нужна мразь?.. Вот и ходит Варлаам из монастыря в монастырь, занимается ловлей рыбы, может быть, в соловецкой обители, шатается из города в город вприскок за чудотворной иконой по церковным городским приходам. В горсточке держит свечку восковую, чтобы ее не задуло, и орет сиплым басом, подражая протодиаконам: «Сокрушите змия лютого со два на десятью крылами хоботы». От него пахнет потом, и постным маслом, и ладаном. У него спутана и всклокочена седая борода, на конце расходящаяся двумя штопорами. Одутловатый, малокровный, однако с сизо-красным носом, он непременный посетитель толкучего рынка. Это он ходит там темно-серый, весь поношенный и помятый, в своей стеганной на вате шапке, схожей с камилавкой. Это он зимою «жрет» в обжорном ряду толчка, если есть на что жрать, требуху из корчаги, на которой обыкновенно сидит толстая, одетая в несколько кофт, юбок и штанов торговка: бережет тепло требухи. Это он рассказывает своим трактирным надоедателям, как и за что выгнали его из последнего монастыря:
– Заиокал, заиокал, заиокал и заплясал в коридоре обители божьей. Прыгал пьяный, в голом виде, на одной ноге… А архиерей по этому коридору к заутрене!
Выгнали…
Когда Варлаам крестится, он крестит в сердце своем пятно тоски, пятно жизни. Но ничем не стирается оно: ни пляской, ни иоканием, ни песней… И всего только у него утешения, что читать или петь: «Приидите ко мне все труждающиеся и обремененнии, и аз успокою вы». Он знает, что он не труждающийся, но он искренно думает, что он обремененный… Да еще подкрепляет он себя опиумом собственного изобретения: есть, дескать, какой-то пуп земли, где живут праведники и откуда его, горемычного, не прогонят…Не знаю, конечно, нужны ли такие люди, надо ли устроить так, чтобы они стали иными, или не надо. Не знаю. Одно только я скажу: эти люди – одна из замечательнейших, хотя, может быть, и печальных красок русской жизни. Если бы не было таких монахов, было бы труднее жить Мусоргскому, а вместе с ним – и нам всем…
Бездонна русская тоска. Но вдумываясь в образы, которые мне приходилось создавать на русской сцене, я вижу безмерность русского чувства вообще – какое бы оно ни было. Вот в «Хованщине» я вижу религиозный фанатизм. Какой же этот фанатизм сильный и глубокий! Холодному уму непостижимо то каменное спокойствие, с каким люди идут на смерть во имя своей веры. Стоят у стенки таким образом, что и не думают, повернуть ли им назад. Они головой прошибут стену и не заметят, что им больно… В «Псковитянке» Римского-Корсакова я изображаю Ивана Грозного. Какое беспредельное чувство владычества над другими людьми и какая невообразимая уверенность в своей правоте. Нисколько не стесняется Царь Иван Васильевич, если река потечет не водой, а кровью человеческой.
«И яко да злодеяния бесовския испраздниши. И учеником своим власть давай, еже наступити на змия и скорпия, и на всю силу вражию».
И наступал…
Великая сила в Борисе Годунове, этой наиболее симпатичной мне личности во всем моем репертуаре. Но этот бедняга, хоть и властный Царь, как огромный слон окружен дикими шакалами и гиенами, низкая сила которых его в конце концов одолеет. Инстинктивно чувствуя слоновую силу Бориса и боясь этой силы, бояре ходят вокруг да около с поджатыми хвостами, щелкая зубами. Но они смирны только до поры до времени. В удобную минуту трусливая, но хитрая, анархическая и хищная свора растерзает слона. И опять-таки с необузданной широтой развернется русский нрав в крамольном своеволии боярства, как и в деспотии Грозного.
Размахнется он за все пределы и в разгульном бражничестве Галицкого в великолепном произведении Бородина «Князь Игорь». Распутство Галицкого будет таким же беспросветно крайним, как и его цинизм, Не знает как будто никакой середины русский темперамент.
2
Игра в разбойники привлекательна, вероятно, для всех детей повсюду, во всем мире. В ней много романтического – враг, опасность, приключения. Но особенно любима эта игра российскими детьми. Едва ли где-нибудь в другой стране разбойники занимают такое большое место в воображении и играх детей, как у нас. Может быть, это потому так, что в России всегда было много разбойников и что в народной фантазии они срослись с величественной декорацией дремучих лесов России и великих российских рек. С образом разбойника у русского мальчишки связано представление о малиновом кушаке на красной рубахе, о вольной песне, о вольной, широкой, размашистой жизни. Быть может, это еще так и потому, что в старые времена, когда народ чувствовал себя угнетенным барами и чиновниками, он часто видел в разбойнике-бунтаре своего защитника против господского засилья. Кто же из разбойников особенно полюбился России? Царь-разбойник, Стенька Разин. Великодушный и жестокий, бурный и властный, Стенька восстал против властей и звал под свой бунтарский стяг недовольных и обиженных. И вот замечательно, что больше всего в Разине легенда облюбовала его дикий романтический порыв, когда он, «веселый и хмельной», поднял над бортом челна любимую персидскую княжну и бросил ее в Волгу-реку – «подарок от донского казака», как поется о нем в песне. Вырвал, несомненно, из груди кусок горячего сердца и бросил за борт, в волны… Вот какой он, этот популярный русский разбойник!
Я, конечно, далек от мысли видеть в Степане Тимофеевиче Разине символический образ России. Но правда и то, что думать о характере русского человека, о судьбах России и не вспомнить о Разине – просто невозможно. Пусть он не воплощает России, но не случайный он в ней человек, очень сродни он русской Волге… Находит иногда на русского человека разинская стихия, и чудные он тогда творит дела! Так это для меня достоверно, что часто мне кажется, что мы все – и красные, и белые, и зеленые, и синие – в одно из таких Стенькиных наваждений взяли да и сыграли в разбойники, и еще как сыграли – до самозабвения! Подняли над бортом великого русского корабля прекрасную княжну, размахнулись по-разински и бросили в волны… Но не персидскую княжну на этот раз, а нашу родную мать – Россию… «Подарок от донского казака».
Развелись теперь люди, которые готовы любоваться этим необыкновенно романтическим жестом, находя его трагически-прекрасным. Трагическую красоту я вообще чувствую и люблю, но что-то не очень радуется душа моя русскому спектаклю. Не одну романтику вижу я в нашей игре в разбойники. Вижу я в ней многое другое, от романтизма очень далекое. Рядом с поэзией и красотой в русской душе живут тяжкие, удручающие грехи. Грехи, положим, общечеловеческие – нетерпимость, зависть, злоба, жестокость, но такова уже наша странная русская натура, что в ней все, дурное и хорошее, принимает безмерные формы, сгущается до густоты необычной. Не только наши страсти и наши порывы напоминают русскую метель, когда человека закружит до темноты; не только тоска наша особенная – вязкая и непролазная; но и апатия русская какая-то, я бы сказал, пронзительная. Сквозная пустота в нашей апатии, ни на какой европейский сплин не похожая. К ночи такой пустоты, пожалуй, страшно делается.
Не знает как будто середины русский темперамент. До крайности интенсивны его душевные состояния, его чувствования. Оттого русская жизнь кажется такой противоречивой, полной всяких контрастов. Противоречия есть во всякой человеческой душе. Это ее естественная светотень. Во всякой душе живут несходные чувства, но в серединных своих состояниях они мирно уживаются рядом в отличном соседстве. Малые, мягкие холмы не нарушают гармонии пейзажа. Они придают ему только больше жизни. Не то цепь высоких и острых гор – они образуют промежуточные бездны. Бездны эти, положим, только кажущиеся – это ведь просто уровень почвы, подошвы гор, но впечатление все-таки такое, что земля подверглась конвульсиям.
Быть может, это от некоторой примитивности русского народа, оттого, что он еще «молод», но в русском характере и в русском быту противоречия действительно выступают с большей, чем у других, резкостью и остротой. Широка русская натура, спору нет, а сколько же в русском быту мелочной, придирчивой, сварливой узости. Предельной нежностью, предельной жалостью одарено русское сердце, а сколько в то же время в русской жизни грубой жестокости, мучительного озорства, иногда просто бесцельного, как бы совершенно бескорыстного. Утончен удивительно русский дух, а сколько порою в русских взаимоотношениях топорной нечуткости, и оскорбительной подозрительности, и хамства… Да, действительно ни в чем, ни в хорошем, ни в дурном, не знает середины русский человек.
Стремится до утраты сил,
Как беззаконная комета
В кругу расчисленном светил…
И когда, волнуясь, стоишь на сцене перед публикой, освещенный рампой, и изображаешь это сам или видишь это вокруг себя, то болезненно чувствуешь каждое малейшее такое прикосновение к своей коже, как лошадь чувствует муху, севшую на живот.
3
И все-таки звенит звездным звоном в веках удивительный, глубокий русский гений. Я терпеть не могу национального бахвальства. Всякий раз, когда я восхищаюсь чем-нибудь русским, мне кажется, что я похож на того самого генерала от инфантерии, который по всякому поводу и без всякого повода говорит;
– Если я дам турке съесть горшок гречневой каши с маслом, то через три часа этот турка на тротуаре, на глазах у публики, погибнет в страшных судорогах.
– А вы, Ваше Превосходительство, хорошо переносите гречневую кашу?
– Я?! С семилетнего возраста, милостивый государь, перевариваю гвозди!..
Не люблю бахвальства. Но есть моменты, когда ничего другого сказать нельзя и вообразить ничем иным нельзя, как именно звездным звоном, дрожащим в небесах, этот глубокий, широкий и вместе с тем легчайший русский гений…
Только подумайте, как выражены свет и тень у российского гения Александра Сергеевича Пушкина. В «Каменном госте» мадридская красавица говорит:
Приди! Открой балкон. Как небо тихо.
Недвижим теплый воздух, ночь лимоном
И лавром пахнет, яркая луна
Блестит на синеве густой и темной,
И сторожа кричат протяжно, ясно!..
А далеко, на севере – в Париже,
Быть может, небо тучами покрыто,
Холодный дождь идет и ветер дует…
Далеко, на севере – в Париже. А написано это в России, в Михайловском Новгородской губернии, в морозный, может быть, день, среди сугробов снега. Оттуда Пушкин, вообразив себя в Мадриде, почувствовал Париж далеким, северным
!..
Не знаю, играл ли Александр Сергеевич на каком-нибудь инструменте. Думаю, что нет. Ни в его лирике, ни в его переписке нет на это, кажется, никаких указаний. Значит, музыкантом он не был, а как глубоко он почувствовал самую душу музыки. Все, что он в «Моцарте и Сальери» говорит о музыке, в высочайшей степени совершенно. Как глубоко он почувствовал Моцарта – не только в его конструкции музыкальной, не только в его контрапунктах или отдельных мелодиях и гармонических модуляциях. Нет, он почувствовал Моцарта во всей его глубокой сущности, в его субстанции. Вспомните слова Моцарта к Сальери:
Когда бы все так чувствовали силу
Гармонии! Но нет: тогда б не мог
И мир существовать, никто б не стал
Заботиться о нуждах низкой жизни.
Так именно, а не иначе мог говорить Моцарт. Пушкин не сказал: «силу мелодии
», это было бы для Моцарта мелко. Он сказал: «силу гармонии
». Потому что как ни поют звезды в небесах, какие бы от них ни текли мелодии, суть этих мелодий, песен и самых звезд – гармония.
Все противоречия русской жизни, русского быта и русского характера, образцы которых читатель не раз встретит в моих рассказах, находят в конце концов высшее примирение в русском художественном творчестве, в гармонических и глубоких созданиях русского гения.
II. У Лукоморья дуб зеленый…
4
Я иногда спрашиваю себя, почему театр не только приковал к себе мое внимание, но заполнил целиком все мое существо? Объяснение этому простое. Действительность, меня окружавшая, заключала в себе очень мало положительного. В реальности моей жизни я видел грубые поступки, слышал грубые слова. Все это натурально смешано с жизнью всякого человека, но среда казанской Суконной слободы, в которой судьбе было угодно поместить меня, была особенно грубой. Я, может быть, и не понимал этого умом, не отдавал себе в этом ясного отчета, но, несомненно, как-то это чувствовал всем сердцем. Глубоко в моей душе что-то необъяснимое говорило мне, что та жизнь, которую я вижу кругом, чего-то лишена. Мое первое посещение театра ударило по всему моему существу именно потому, что очевидным образом подтвердило мое смутное предчувствие, что жизнь может быть иною – более прекрасной, более благородной.
Я не знал, кто были эти люди, которые разыгрывали на сцене «Медею» или «Русскую свадьбу», но это были для меня существа высшего порядка. Они были так прекрасно одеты! (Одеты они были, вероятно, очень плохо.) В каких-то замечательных кафтанах старинных русских бояр, в красных сафьяновых сапогах, в атласных, изумрудного цвета сарафанах. Но в особенности прельстили меня слова, которые они произносили. И не самые слова – в отдельности я все их знал, это были те обыкновенные слова, которые я слышал в жизни; прельщали меня волнующие, необыкновенные фразы, которые эти люди из слов слагали. Во фразах отражалась какая-то человеческая мысль, удивительные в них звучали ноты новых человеческих чувств. То главным образом было чудесно, что знакомые слова издавали незнакомый аромат.
Я с некоторой настойчивостью отмечаю эту черту моего раннего очарования театром потому, что мои позднейшие услады искусством и жизнью ничем, в сущности, не отличались от этого первого моего и неопытного восторга. Менялись годы, города, страны, климаты, условия и формы – сущность оставалась та же. Всегда это было умилением перед той волшебной новизной, которую искусство придает самым простым словам, самым будничным вещам, самым привычным чувствам.
Помню, как я был глубоко взволнован, когда однажды, уже будучи артистом Мариинского театра, услышал это самое суждение, в простой, но яркой форме выраженное одной необразованной женщиной. Мне приходит на память один из прекрасных грехов моей молодости. Красивая, великолепная Елизавета! Жизнь ее была скучна и сера, как только может быть сера и скучна жизнь в доме какого-нибудь младшего помощника старшего начальника запасной станции железной дороги в русской провинции. Она была прекрасна, как Венера, и, как Венера же, безграмотна. Но главным достоинством Елизаветы было то, что это была добрая, простая и хорошая русская женщина. Полевой цветок.
Когда я в часы наших свиданий при керосиновой лампе, вместо абажура закрытой обертком газеты, читал ей:
Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана, —
то она слушала меня с расширенными зрачками и, горя восторгом, говорила:
– Какие вы удивительные люди, вы – ученые, актеры, циркачи! Вы говорите слова, которые я каждый день могу услышать, но никто их мне так никогда не составлял. Тучка – утес – грудь – великан, а что, кажется, проще, чем «ночевала», а вот – как это вместе красиво! Просто плакать хочется! Как вы хорошо выдумываете!..
Это были мои собственные мысли в устах Елизаветы. Так именно я чувствовал и думал маленьким мальчиком. Живу я в моей Суконной слободе, слышу слова, сказанные так или иначе, но никак на них не откликается душа. А в театре, кем-то собранные, они приобретают величественность, красоту и смысл…
А тут еще свет, декорации, таинственный занавес и священная ограда, отделяющая нас, суконных слобожан, от «них», героев в красных сафьяновых сапогах… Это превосходило все, что можно было мне вообразить. Это не только удивляло. Откровенно скажу – это подавляло.
Я не знал, не мог определить, действительность ли это или обман. Я, вероятно, и не задавался этим вопросом, но если бы это был самый злокачественный обман, душа моя все равно поверила бы обману свято. Не могла бы не поверить, потому что на занавесе было нарисовано:
У лукоморья дуб зеленый,
Златая цепь на дубе том…
Вот с этого момента, хотя я был еще очень молод, я в глубине души, без слов и решений, решил раз навсегда – принять именно это причастие…
И часто мне с тех пор казалось, что не только слова обыденные могут быть преображены в поэзию, но и поступки наши, необходимые, повседневные, реальные поступки нашей Суконной слободы могут быть претворены в прекрасные действия. Но для этого в жизни, как в искусстве, нужны творческая фантазия и художественная воля. Надо уметь видеть сны.
И снится ей все, что в пустыне далекой —
В том крае, где солнца восход,
Одна и грустна на утесе горючем
Прекрасная пальма растет…
5
«Медея» и «Русская свадьба», впрочем, не самое первое мое театральное впечатление. Может быть, и не самое решающее в моей судьбе. Первые театральные ожоги я получил в крепкие рождественские морозы, когда мне было лет восемь. В рождественском балагане я в первый раз увидел тогда ярмарочного актера Якова Ивановича Мамонова – известного в то время на Волге под именем Яшки как ярмарочный куплетист и клоун119
Мамонов Яков Иванович (1851–1907) – ярмарочный «дед», известный на ярмарках Поволжья гимнаст и акробат, хозяин балагана, называвшегося «Театр спиритизма и магии».
Яшка имел замечательную внешность, идеально гармонировавшую с его амплуа. Он был хотя и не стар, но по-стариковски мешковат и толст – это ему и придавало внушительность. Густые черные усы, жесткие, как стальная дратва, и до смешного сердитые глаза дополняли образ, созданный для того, чтобы внушать малышам суеверную жуть. Но страх перед Яшкой был особенный – сладкий. Яшка пугал, но и привлекал к себе неотразимо. Все в нем было чудно: громоподобный, грубый хриплый голос, лихой жест и веселая развязность его насмешек и издевательств над разинувшей рты публикой.
– Эй вы, сестрички, собирайте тряпички, и вы, пустые головы, пожалте сюды! – кричал он толпе с дощатого балкона его тоже дощатого и крытого холстом балагана.
Публике очень приходились по вкусу эти его клоунады, дурачества и тяжелые шутки. Каждый выпад Яшки вызывал громкий раскатистый смех. Казались Яшкины экспромты и смелыми.
Подталкивая вперед к публике, напоказ, своих актеров – жену, сына и товарищей, Яшка подымал в воздух смешное чучело и орал:
Эй, сторонись, назём —
Губернатора везём…
Целыми часами без устали на морозе Яшка смешил нетребовательную толпу и оживлял площадь взрывами хохота. Я как завороженный следил за Яшкиным лицедейством. Часами простаивал я перед балаганом, до костей дрожал от холода, но не мог оторваться от упоительного зрелища. На морозе от Яшки порою валил пар, и тогда он казался мне существом совсем уже чудесным, кудесником и колдуном.
С каким нетерпением и жаждой ждал я каждое утро открытия балагана! С каким обожанием смотрел я на моего кумира. Но как же я и удивлялся, когда после всех его затейливых выходок я видал его в трактире «Палермо» серьезным, очень серьезным и даже грустным за парою пива и за солеными сухарями из черного хлеба. Странно было видеть печальным этого неистощимого весельчака и балагура. Не знал я еще тогда, что скрывается иногда за сценическим весельем…
Яшка первый в моей жизни поразил меня удивительным присутствием духа. Он не стеснялся кривляться перед толпой, ломать дурака, наряжаясь в колпак. Я думал:
– Как это можно без всякого затруднения, не запинаясь, говорить так складно, как будто стихами?
Я был уверен к тому же, что Яшку все очень боятся – даже полицейские! Ведь вот, самого губернатора продергивает.
И я вместе с ним мерз на площади, и мне становилось грустно, когда день клонился к концу и представление кончалось.
Уходя домой, я думал:
– Вот это
человек!.. Вот бы мне этак-то.
Но сейчас же у меня замирало сердце:
– Куда это мне? Запнусь на первом слове. И выкинут меня к чертям. – И все же я мечтал быть таким, как Яшка. И все же я с моими сверстниками, мальчишками нашей улицы, на дворе или в палисаднике сам старался устроить балаган или нечто в этом роде. Мне казалось, что выходило более или менее хорошо. Но как только к нашему палисаднику подходил серьезный человек с улицы или какая-нибудь баба посторонняя и начинали интересоваться представлением, то при виде этих внеабонементных зрителей я быстро начинал теряться, и вдохновение покидало меня моментально. Я сразу проваливался к удивлению моих товарищей.
Под влиянием Яшки в меня настойчиво вселилась мысль: хорошо вдруг на некоторое время не быть самим собою
!.. И вот в школе, когда учитель спрашивает, а я не знаю, я делаю идиотскую рожу… Дома является у меня желание стащить у матери юбку, напялить ее на себя, устроить из этого как будто костюм клоуна, сделать бумажный колпак и немного разрисовать рожу свою жженой пробкой и сажей. Либретто всегда бывало мною заимствовано из разных виденных мною представлений – от Яшки, и казалось мне, что это уже все, что может быть достигнуто человеческим гением. Ничего другого уже существовать не может. Я играл Яшку и чувствовал на минуту, что я – не я. И это было сладко.
Яшкино искусство мне казалось пределом. Теперь, через полвека, я уже думаю несколько иначе. Самое понятие о пределе в искусстве мне кажется абсурдным. В минуты величайшего торжества в такой даже роли, как Борис Годунов, я чувствую себя только на пороге каких-то таинственных и недостижимых покоев. Какой длинный, какой долгий путь! Этапы этого пройденного пути я хочу теперь наметить. Может быть, мой рассказ о них окажется для кого-нибудь поучительным и полезным.
6
Я считаю знаменательным и для русской жизни в высокой степени типичным, что к пению меня поощряли простые мастеровые русские люди и что первое мое приобщение к песне произошло в русской церкви, в церковном хоре. Между этими двумя фактами есть глубокая внутренняя связь. Ведь вот русские люди поют песню с самого рождения. От колыбели, от пеленок. Поют всегда. По крайней мере, так это было в дни моего отрочества. Народ, который страдал в темных глубинах жизни, пел страдальческие и до отчаяния веселые песни. Что случилось с ним, что он песни эти забыл и запел частушку, эту удручающую, эту невыносимую и бездарную пошлость? Стало ли ему лучше жить на белом свете или же, наоборот, он потерял всякую надежду на лучшее и застрял в промежутке между надеждой и отчаянием на этом проклятом чертовом мосту? Уже не фабрика ли тут виновата, не резиновые ли блестящие калоши, не шерстяной ли шарф, ни с того ни с сего окутывающий шею в яркий летний день, когда так хорошо поют птицы? Не корсет ли, надеваемый поверх платья сельскими модницами? Или это проклятая немецкая гармоника, которую с такой любовью держит под мышкой человек какого-нибудь цеха в день отдыха? Этого объяснить не берусь. Знаю только, что эта частушка – не песня, а сорока, и даже не натуральная, а похабно озорником раскрашенная. А как хорошо пели! Пели в поле, пели на сеновалах, на речках, у ручьев, в лесах и за лучиной. Одержим был песней русский народ, и великая в нем бродила песенная хмель…
Сидят сапожнички какие-нибудь и дуют водку. Сквернословят, лаются. И вдруг вот заходят, заходят сапожнички мои, забудут брань и драку, забудут тяжесть лютой жизни, к которой они пришиты, как дратвой… Перекидывая с плеча на плечо фуляровый платок, за отсутствием в зимнюю пору цветов заменяющий вьюн-венок, заходят и поют:
Со вьюном я хожу,
С золотым я хожу.
Положу я вьюн на правое плечо.
А со правого на левое плечо.
Через вьюн взгляну зазнобушке в лицо.
Приходи-ка ты, зазноба, на крыльцо,
На крылечушко тесовенькое,
Для тебя строено новенькое…
И поется это с таким сердцем и душой, что и не замечается, что зазнобушка-то нечаянно – горбатенькая… Горбатого могила исправит; а я скажу – и песня…
А кто не помнит, как в простой народной школе мы все, мальчишки, незатейливо затягивали хором каким-нибудь учителем на песню переведенные чудесные слова Пушкина:
Сквозь волнистые туманы
Пробирается луна,
На печальные поляны
Льет печальный свет она…
Безмолвными кажутся наши дорогие печальные поляны, особенно в зимнюю пору, но неслышно поют эти поляны, и подпевает им печальная луна. Чем же согреться человеку в волнистых туманах печальных полян в зимнюю пору? Вот тут, кажется мне, и родилась народная песня, которая согревала и сердце, и душу. А разве тусклая даль этих равнин не будила воображения, без которого никакая песня и не родится, не плела легенд и не обвивала ими русскую песню?
На ельничке да на березнячке,
Да на чистом горьком осинничке
Ходит ворон-конь,
Три дня не поенный,
А как на травушке да на муравушке
Лежит молодец, сквозь простреленный…
Но не все грустно на бесконечных российских полянах. Много там и птиц прилетает, и ярче, кажется мне, светит солнышко весною, когда растаяли снега, и сильнее чувствуется радость весны, чем в самых теплых странах. А если это так, то как же не зарядиться на тройке и не запеть:
Эх, вдоль по Питерской!..
И как же не улыбнуться до ушей над кумом, который куме своей от сердца притащит судака:
Чтобы юшка была,
А чтобы с юшечкой
И петрушечка,
Целовала чтоб покрепче
Мила душечка.
От природы, от быта русская песня и от любви. Ведь любовь – песня. У Пушкина:
…Из наслаждений жизни
Одной любви музыка уступает.
Но и любовь – мелодия.
Русская любовь поет и на заре, и в темные пасмурные ночи. И в эти пасмурные ночи, вечера и дни, когда стоит туман, и окна, крыши, тумбочки и деревья покрыты инеем, вдруг огромным, нескладным голосом рявкает в ответ песне большой колокол. Дрогнет сумрак, и прольется к сердцу действительно какой-то благовест.
Конечно, многие люди, вероятно, несметно умные, говорят, что религия опиум для народа и что церковь развращает человека. Судить об этом я не хочу и не берусь потому, что на это я смотрю не как политик или философ, а как актер. Кажется мне, однако, что если и есть в церкви опиум, то это именно – песня. Священная песня, а может быть, и не священная, потому что она, церковная песня, живет неразрывно и нераздельно с той простой равнинной песней, которая подобно колоколу также сотрясает сумрак жизни, но лично я, хотя и не человек религиозный в том смысле, как принято это понимать, всегда, приходя в церковь и слыша «Христос воскресе из мертвых», чувствую, как я вознесен. Я хочу сказать, что короткое время я не чувствую земли, стою как бы в воздухе…
А единственная в мире русская панихида с ее возвышенной одухотворенной скорбью?
Напишите сочинение по прочитанному тексту.
Сформулируйте одну из проблем, поставленных автором текста.
Прокомментируйте сформулированную проблему. Включите в комментарий два примера-иллюстрации из прочитанного текста, которые важны для понимания проблемы исходного текста (избегайте чрезмерного цитирования). Дайте пояснение к каждому примеру-иллюстрации. Проанализируйте смысловую связь между примерами-иллюстрациями.
Сформулируйте позицию автора (рассказчика). Сформулируйте и обоснуйте своё отношение к позиции автора (рассказчика) по проблеме исходного текста.
Объём сочинения — не менее 150 слов.
Работа, написанная без опоры на прочитанный текст (не по данному тексту), не оценивается. Если сочинение представляет собой пересказанный или полностью переписанный исходный текст без каких бы то ни было комментариев, то такая работа оценивается 0 баллов.
Сочинение пишите аккуратно, разборчивым почерком.
(1)В былые годы, когда я был помоложе, я имел некоторое пристрастие к рыбной ловле. (2)Тогда я нередко оставлял мой городской дом, запасался удочками и червяками и уходил в деревню на рыбалку. (3)Целые дни до позднего вечера я проводил на реке, а спать заходил к крестьянам или на мельницу. (4)Именно в то время я впервые познакомился с одним из загадочных явлений нашей жизни, которое приоткрыло мне некоторые тайны русской души, — бродяжничеством по-русски, или странничеством.
(5)Однажды, придя к мельнику ночевать, я в углу избы заметил какого-то человека. (6)В потасканной серой одежде и в дырявых валяных сапогах, хотя было это летом, он лежал прямо на голом полу. (7)Он спал с котомкой под головой и с длинным посохом под мышкой. (8)Я лёг против двери на разостланном для меня сене. (9)Не спалось. (10)Волновала будущая заря. (11)Хотелось зари. (12)Утром рыба хорошо клюёт. (13)Но в летнюю пору зари долго ждать не приходится. (14)Скоро начало светать. (15)И с первым светом серый комок в валенках зашевелился, как-то крякнул, потянулся, сел, зевнул, перекрестился, встал и пошёл прямо в дверь. (16)На крыльце он подошел к рукомойнику, висевшему на верёвочке. (17)С моего ложа я с любопытством наблюдал за тем, как он полил воды на руки, как он смочил ею свою седую бороду, растёр её, вытерся рукавом своей хламиды, взял в руки посох, перекрестился, поклонился на три стороны и пошёл.
(18)Я было собирался со стариком заговорить, да не успел — он ушёл. (19)Очень пожалел я об этом, и захотелось мне хотя бы взглянуть на него ещё один раз. (20)Чем-то старик меня к себе привлёк. (21)Я привстал на колени, облокотился на подоконник и открыл окошко. (22)Старик уходил вдаль. (23)Долго смотрел я ему вслед. (24)Фигура старика, по мере того как он удалялся, делалась всё меньше и наконец вовсе растворилась в утреннем тумане. (25)Но в глазах и в мозгу моём его образ остался навсегда, живой.
(26)Это и был бродяга-странник. (27)В России испокон веков были такие люди, у которых не было ни дома, ни крова, ни семьи, ни дела. (28)Не будучи цыганами, они вели цыганский образ жизни. (29)Ходили по просторной русской земле с места на место, из края в край. (30)Блуждали по подворьям, заглядывали в кабаки, тянулись на ярмарки. (31)Жили подаянием. (32)Отдыхали и спали где попало. (33)Цель их странствований всегда определялась по-разному и весьма расплывчато — «ко святым местам», «пострадать», «грехи искупить», найти место, «где дышать легче». (34)Я, честно говоря, убеждён, что если каждого из них в отдельности спросить, куда и с какой целью он идёт, то он не ответит. (35)3ачем ему об этом думать?
(36)Кажется, они чего-то ищут. (37)Кажется, в их душах живёт смутное представление о каком-то неведомом крае, где жизнь праведнее и лучше. (38)Но ещё вернее будет сказать, что они от чего-то бегут. (39)А бегут, конечно, от тоски — этой совсем особенной, непонятной, невыразимой, иногда беспричинной русской тоски.
(40)В «Борисе Годунове» Мусоргским с потрясающей силой нарисован своеобразный представитель этой бродяжной России — Варлаам. (41)Мусоргский с несравненным искусством и мощью передал мироощущение этого бродяги — не то монаха-расстриги, не то просто какого-то бывшего церковного служителя. (42)Тоска в Варлааме бездонная, как океан. (43)Куда бы этот бродяга ни пошёл, он идёт с готовым сознанием своей абсолютной ненужности. (44)Вот и ходит Варлаам из монастыря в монастырь, шатается из города в город за чудотворной иконой по церковным приходам. (45)В горсточке держит свечку восковую, чтобы её не задуло, и орёт сиплым басом, подражая протодиаконам: (46)«Сокрушите змия лютого со два на десятью крылами хоботы».
(47)У него спутана и всклокочена седая борода, расходящаяся на конце надвое наподобие штопора. (48)Одутловатый, малокровный, однако с сизо-красным носом, он ходит по городам, весь поношенный и помятый, в своей стёганной на вате шапке, схожей с камилавкой. (49)Таких, как он, сторонятся, не желая встречаться взглядом с влажными, просящими глазами, которые видят человека насквозь.
(50)…Не знаю, конечно, нужны ли такие люди. (51)Надо ли устроить так, чтобы они стали иными, или не надо? (52)Одно только я скажу: эти люди — одна из замечательнейших, хотя, может быть, и печальных красок русской жизни. (53)Нет, сами они не праведники, но каким-то чудесным образом делают нас чище и лучше. (54)Если бы не было таких бродяг-странников, «калик перехожих», жить всем нам было бы труднее…
(*По Ф. И. Шаляпину)
*Фёдор Иванович Шаляпин (1873 — 1938) — знаменитый русский оперный и камерный певец.
Источник текста: МИОО: Тренировочная работа 13.11.2012 вариант 1.