Сочинение про поморов

Беломорский район, который расположен на северо-востоке Республики Карелия, имеет многовековую историю, о которой практически никто даже не догадывается. Более 5 тысяч лет назад после схода ледников первыми, кто заселил Поморье, были саамы (по-шведски – финны). Предполагается, что именно их предки много тысяч лет назад оставили множество наскальных рисунков, описывающих историю их народа и бытовую жизнь каменного века на восточном берегу Онежского озера, на западном берегу Белого моря, на берегах реки Выг и на Кий-острове. На островах, расположенных вблизи Белого моря, сохранились даже их ритуальные каменные лабиринты.

Первые славяне, которые проживали в Новгороде, а также в других северо-восточных княжествах, впервые появились на беломорских островах в IX веке. Уже начиная с XIV века в различных письменных источниках начинают упоминаться первые постоянные русские поселения у Белого моря, после чего край прозвали «Поморье».

Со временем на Поморье начала формироваться особая группа русскоязычного населения, и в отличие от своих соотечественников, которые населяли территории центральной России, они фактически не промышляли земледелием, а основным их занятием становилось морское промысловое хозяйство. Помор – так называли жителей Поморья с XVI века, и они обитали не только около Белого моря, но и возле Баренцева моря. Современные же поморцы населяют территорию прибрежных районов современных Мурманской и Архангельской областей.

Продвигаясь с каждым годом на новые незнакомые земли, поморцы устанавливали погосты – небольшие города с гарнизоном. Погост, как правило, становился административным городом, а вокруг него возникали множество мелких деревень, приходные церкви и даже кладбища. Находясь под защитой укрепленного поселения, поморы, в силу своей приближенности к морю, также строили ладейный флот.

Кто такие Поморы?

В различных журнальных статьях или даже в научных работах очень подробно описаны практически все народы Древней Руси – казахи, великороссы, малороссы, русины, белорусы… Но о таком древнем и даже героическом этносе, как поморы, почему-то мало кто говорит, хотя этот народ делал и до сих пор делает очень многое для русского государства.

Какова роль поморов в Русском государстве? Среди великих исторических личностей, поморами были М. Ломоносов (ученый), Ф. Шубин (скульптор), Хабаров, Ермак, А.А. Баранов (бессменный управитель Аляски), Атласов, Стадухин, Дежнёв и многие другие землепроходцы, которые за много лет до казаков прошли весь Урал и освоили никем не виденные Сибирские земли, а чуть позже Дальний Восток и Аляску.

Знаменитый ряд важных исторических русских личностей из поморов пополняют также такие люди, как Стефан Пермский (один из ближайших сподвижников Сергия Радонежского, который предлагал объединить Русь) и Иоанн Кронштадский.

Интересный факт: современный город Ситка, который находится в штате Аляска, ранее носил название Новоархангельск.

Какую территорию охватывали поморы?

Чтобы не удаваться в подробный отчет обо всех городах, реках и озерах, которые населяли поморы, лучше обозначить ряд территориально-административных образований. Вся территория Поморья – это бывшие Архангелогодская, Вологодская и Олонецкая губернии, а также Пермь и Вятка. Если взглянуть на современную карту Российской Федерации, то на том месте сейчас находятся современный Архангельск, Мурманск, Пермь, Вятка, Вологодск и часть Ленинградовской области, а также часть Коми и Карелии.

Почему появились поморы?

Причина возникновения нового этноса – принятие христианства на Руси в 988 году. На Поморье в то время отправлялись русичи, которые отказывались принимать новую веру. Вплоть до начала XIX века на Поморье исповедовали дохристианскую веру, а после раскола Православной церкви в XVII веке сюда также начали прибывать те, кто не принимал нововведений Никона.

В Поморье также существовало мощное старообрядческое движение. В связи длительного сопротивления Соловецкой обители и царскими войсками, была создана Древнерусская Поморская Православная церковь. Также, благодаря своему территориальному расположению, поморы никогда не знали татарского ига и крепостного права, поэтому были весьма свободолюбивы и самостоятельны. Об этих двух чертах говорили многие факты: царские чиновники всегда обращались к поморам лишь по имени и отчеству, а в остальных русских краях к простолюдинам обращались лишь по прозвищу.

В этническом плане поморы появились в результате сформированных местных угро-финских племен и новгородцев (в прошлом словен ильменцев). В итоге образовался новый язык – язык поморов, поморский, который очень отличался от обычного в те времена русского языка. Большую часть слов поморцы взяли из норвежского языка, так как в то время они частично проживали в северной Норвегии, после чего их язык стал называться Русьнорг (70% языка составляли поморские слова, а остальные 30% были позаимствованы из норвежского). В 1917 году большевики запретили употреблять Русьнорг.

Культура поморов

Поморы были известны всему миру как «покорители морей», искусные судостроители, удачливые промысловики. Даже сами поморы всегда повторяли: «Наше поле – море». В погоне за отличным уловом они отправлялись на собственных суднах к берегам Нормегии, достигали Мурман, Новую землю и постоянно останавливались на островах в Белом, Карском и Баренцевом морях. Благодаря своему делу они на много шагов вперед развили судостроение и сыграли не последнюю роль в освоении северных морских путей.

Все свои уловы и товары поморы продавали на рынках Москвы, Новгорода, а также в торговых городах Норвегии и Швеции. Самые популярные поморские товары – это рыба, соль, ценные моржовые клыки, слюд и многое другое.

То, что поморы жили вблизи морей, и и то, что вся их жизнь зависела именно от моря и от их мастерства справляться с её «непослушным характером», отложило свой огромный след в их быту и традициях. Одежда, календарь, постройки, работа, промышленность, обычаи, обряды, речь – все имело свои особенности. В этих краях даже сложился особый психологический тип человека, который привык к суровым климатическим условиям, и к изменчивому нраву моря. Многие путешественники и исследователи отмечали смелость, креативность мышления, предприимчивость и свободолюбие поморов.

Жизнь поморов и их дома

У обыкновенного крестьянина-помора был обычный дом-двор. В таком доме его жилая часть обычно была довольно маленькой (одна большая просторная комната, в которой находилась печка и проход на кухню). Ели, спали и принимали гостей именно в этой комнате. Спальное место поморов – это широкая скамейка, которая располагалась по всему периметру стены комнаты. Очень редко спали на печке, когда не было отопительного сезона. Изба называлась курная или же черная потому, что когда топили печь, то дым поднимался под высокий потолок, а после опускался на полки-вороницы, которые шли по периметру всего дома, и лишь после он вытягивался сквозь резной дымарь, который был на крыше. Окна дома были очень узкими для того, чтобы не проникал внутрь лишний холодный воздух и влага. Вместо стекла в окно вставляли куски прозрачного льда, и когда он подтаивал, то образовывал очень крепкое соединение с бревнами дома.

Вторая часть дома, как правило, принадлежала скоту и имела два этажа. На первом этаже был хлев, а на втором хранили сено, хозяйственный инвентарь, иногда пряли пряжу, мололи зерно или же шили одежду. Во входной двери всегда был прорез для кошки, чтобы та могла беспрепятственно выходить и ловить мышей.

Быт поморов. Промыслы

Основные промыслы, которыми занимались поморы, было звериная и рыболовная промышленность. Благодаря рыбе и морским продуктам кормилось практически все Приморье. Основной документ, который защищал права собственников и владельцев зверобойных и рыболовных промыслов был «Судебник», который был написан в 1589 году «морскими» судьями двинских волостей Поморья. В отличие от Российского Судебника 1550 года, этот документ не содержал в себе норм крепостного права и был ориентирован на простых промышленников и крестьян. Особенность промысла Приморья позволяла её жителям использовать местный ландшафт фактически без изменений.

Поморье, Россия. Самобытный Север.

Обновлено: 11.03.2023

В древности весь север Европы от Ботнического залива до Уральских гор был густо заселён финно-угорскими племенами. В сагах викингов, совершавших набеги на своих дракарах в устье Северной Двины, этот край ассоциировался с несметными богатствами (читай: серебряными слитками и монетами) и назывался Бьярмией. Под этим же названием он, например, обозначен на Carta Marina, древнейшей карте Северной Европы, выпущенной в Венеции под началом шведского географа Магнуса Олафа в 1539 году.

В X веке в поисках пушнины — куницы, соболя и прочих бобров — на эту землю пришли новгородцы. С тех пор началась тысячелетняя история освоения этого сурового края славянами, которая продолжается и в наши дни.

В то далёкое время дорог не было, а транспортными артериями выступали реки. Чтобы попасть из одной речной системы в другую суда приходилось волочить по земле. Такие сухопутные перемычки назывались перетасками или волоками. Проложенные через водоразделы речных систем кратчайшим маршрутом они имели среднюю протяжённость около 5-6 километров. А благодаря новгородским писцовым книгам мы даже знаем их древние названия: Гостин Немецкий — ведший из Вытегры в Ковжу и ныне переродившийся в Волго-Балт, Кенский и Ухтомский (известный так же как Красный) — позволявшие попасть соответственно из Онежского и Белого озёр в реку Онегу, и, конечно, знаменитый Славенский волок — много веков связывавший Шексну с бассейном Северной Двины, известный в наши дни как Северо-Двинский водный путь.

Традиционным транспортом новгородцев тогда были ушкуи — лёгкие и быстроходные сосновые лодки, адаптированные как для преодоления мелководных верховьев рек, так и для волочения по суше. Управляли ими ушкуйники, по сути — те же дружины викингов только русского разлива, в задачи которых входило изучение новых земель, сбор дани с уже известных и прочие опасные предприятия.

Въ Афетовi же части сѣдить русь, чюдь и вси языцѣ: меря, мурома, всь, мордва, заволочьская чюдь, пермь, печера, ямь, югра, литва, зимигола, корсь, cѣтьгола, либь.

И изъбрашася трие брата с роды своими, и пояша по собѣ всю Русь, и придоша къ словѣномъ пѣрвѣе. И срубиша город Ладогу. И сѣде старѣйший в Ладозѣ Рюрикъ, а другий, Синеусъ на Бѣлѣ озерѣ, а третѣй Труворъ въ Изборьсцѣ.

И хотя историчность Синеуса — вопрос дискуссионный, а появление Белозерска согласно археологическим исследованиям датируется лишь серединой X века, сути это не меняет: именно Белое озеро стало плацдармом, с которого в XI-XII веках продолжилась экспансия русских в Заволочье.

В 1703 году уже упомянутый выше Пётр I основал Санкт-Петербург, ставший по сути Новым Архангельском, после чего царским указом вся торговля была принудительно перенесена в младшую столицу. Так Заволочье, бывшее до этого одним из важнейших экономикообразующих регионов, в одночасье оказалось на периферии российской истории. Молниеносно превратившись в медвежий угол, оно словно впало в спячку: все стороны жизни местного населения будто законсервировались. В немалой степени этому способствовали старообрядцы, не принявшие нововведений патриарха Никона и с начала XVIII века активно устремившиеся именно в Заволочье. Так очень скоро Русский Север превратился в живой заповедник исчезнувшей к тому времени в остальных регионах Российской империи старорусской допетровской культуры, вплоть до революции оставаясь примером свободного общества, основой жизни которого была крестьянская волость.

Много веков местные крестьяне считали Русский Север центром своего мироустройства. Согласно поморским сказаниям, Земля, окружённая небом, покоится на семи больших и семи маленьких китах, которые когда шевелят хвостом или хребтом, вызывают землетрясения. На восточной её стороне находится тёплый край, населённый православными христианами. Их ближайшие соседи — язычники: финно-угры и ненцы. На периферии живут нехристи и иноверцы: на западе — англичане и немцы (так поморы называли всех жителей континентальной Европы), на юге — арабы. Край поморской ойкумены был заселён всякими сказочными существами — карликами и одноногими чудищами.

С трудом отвоёванный православными миссионерами у финно-угорских колдунов этот край однако до наших дней сохраняет свою языческую сущность. С одной стороны жители Русского Севера испокон веков боялись вепсских, карельских, саамских и коми ведунов. С другой — всегда относились к ним с большим уважением, чтили их иноверную силу и даже пытались использовать её в своей жизни, приглашая тех на свои обряды — свадьбы и похороны.

Лингвистическое наполнение Русского Севера не менее интересно, чем все остальные: так и не стёршиеся за века финно-угорские слова и выражения, где-то сохранившиеся в оригинале, где-то изменённые до неузнаваемости, также до сих пор используются в речи, превращая последнюю в какой-то таинственный шифр, смысл которого недоступен для непосвящённых.

Но, конечно, главная характерная черта Русского Севера — деревянное зодчество. Каждая постройка северной деревни, будь то изба или амбар, мельница или колодец, храм или кладбищенская ограда, каждая её деталь, изящная, сугубо функциональная и оттого аскетичная, хранит в себе саму суть пусть непритязательной внешне, однако духовно богатой крестьянской жизни, полной с одной стороны тяжёлого осознанного труда, с другой — радости самого земного существования, с третьей — гармонии с окружавшей природой.

Возможно, вы скажете, что для этого не надо ехать в глушь, всё это можно увидеть в музеях — в Кижах, в Малых Корелах, в Семёнково. Да, но нет. Деревянную архитектуру Русского Севера — будь то устремлённый к небу храм либо приземистая поморская изба — всегда нужно рассматривать исключительно в связке с опоясывающим её ландшафтом. Любой северный зодчий, создавая своё творение, всегда старался максимально гармонично вписать его в окружающий мир, поэтому ценность каждого отдельно взятого строения на севере — не только в его архитектурных решениях, но и в их гармонии с природой. И как раз эта гармония превращает зодчество Русского Севера в уникальный феномен, выделяя его на фон многочисленных сохранившихся деревянных памятников других регионов России и мира.

В то же время если эту едва уловимую связь нарушить, перенеся какое-нибудь здание в музей, единая композиционная ценность, заложенная при его строительстве мастером и включающая в себя в равной степени и архитектурную и ландшафтную составляющие, сразу окажется утеряна. Именно поэтому здания в музеях деревянного зодчества часто выглядят искусственно: пусть они и оригинальны, и им много-много лет, но построенные изначально в совершенно других местах и в окружении иных ландшафтов эти памятники деревянного зодчества без исходного природного дополнения теряют значительную часть своего смысла и значения, оставляя лишь архитектуру, пусть и гениальную, но без первозданного окружения будто осиротевшую.

Как раз поэтому я вот уже несколько лет подряд организовываю экспедиции по отдалённым уголкам Русского Севера: ведь только там, в затерянных среди бездорожья деревнях, где все эти почерневшие от времени избы, амбары, мельницы и церкви до сих пор стоят на своих исконных местах, можно отыскать то, чего не встретить ни в одном из современных музеев, — уникальную сформированную веками связь между северным зодчеством и северной же природой.

Прямо сейчас древнее Заволочье вымирает. Этот процесс начался не сегодня и даже не вчера, он тянется вот уже сто пятьдесят лет. Однако именно в последние годы его движение происходит такими семимильными шагами, что буквально через несколько десятилетий знакомиться с Русским Севером придётся либо в музеях, либо по книгам.

Каждый год с карты исчезает по несколько деревень. Старики — последние хранители древних традиций — умирают, молодёжь устремляется кто в областные центры — Архангельск, Вологду, Петрозаводск, кто — сразу в Санкт-Петербург и Москву, за тем, чтобы никогда больше не вернуться.

И их можно понять: в той же Архангельской области, крупнейшем лесозаготовительном регионе Европы, местные жители банально не могут достать себе на зиму дров. Весь лес идёт на экспорт, причём масштабы вырубок шокируют — они тянутся вглубь тайги на сотни километров. Взгляните на спутниковые снимки на картах в Яндексе или Гугле — и вы ужаснётесь: вся Карелия, значительная часть Вологодчины, Коми, Архангельская область — лес вырубается везде, иногда — заповедный, как, например, на Онежском полуострове или в Кенозерском национальном парке. А ведь та же Архангельская область — ещё и алмазная столица Европы: в Мезенском районе находятся крупнейшие в этой части света месторождения, и на них ведётся активная добыча алмазов карьерным способом.

И вот с одной стороны — лес, драгоценные камни, дары моря. Кажется — регион должен процветать. Но нет. Нет дорог: многие деревни Русского Севера большую часть года отрезаны от Большой земли, и добраться до них можно либо авиацией, либо по воде, либо в феврале-марте, когда накатываются зимники. Нет работы: чтобы прокормить свои семьи, мужчины из деревень вынуждены уезжать на вахты — кто поближе, на лесозаготовки, кто подальше — на нефтяные заработки в Харьягу. Люди здесь буквально выживают, и в этой ситуации, очевидно, что до сохранения культурного и архитектурного наследия дело доходит крайне редко. Одни мрази воруют из церквей каким-то чудом пережившие советскую власть старинные иконостасы, другие — эти самые церкви поджигают, третьим — вообще на всё наплевать. Многие из древних зданий, которым по 100–150 лет, — даже охранного статуса не имеют, хотя, если начистоту, толку от него всё равно никакого, скорее вред. Пока здание не признано памятником — его могут восстанавливать неравнодушные местные жители, или же волонтёры из Санкт-Петербурга, Москвы и других городов. А вот если вдруг какое-нибудь строение признаётся объектом культурного наследия, или, что обычно ещё хуже, передаётся в собственность РПЦ — пиши пропало, шансов на сохранение у него в большинстве случаев не остаётся.

Не переключайтесь, будет интересно!

Было интересно? Есть что дополнить? Можете рассказать свою историю и поделиться своими фотографиями? Оставьте комментарий внизу этой страницы!

В начале каждого месяца я рассказываю своим подписчикам о новых удивительных местах, о которых сам раньше не знал, делюсь ссылками на интересные статьи и блоги, формирую свежую подборку своих актуальных статей — новых и архивных. Всего 12 писем в год, написанных лично мной. Не пропустите!

Царские врата Троицкого собора Троице-Гледенского монастыря (1776-1784 гг). Его иконостас — настоящий шедевр искусства резьбы по дереву. В Устюге, вообще, сохранилось немало оригинальных иконостасов XVIII века, но для осмотра доступны только 3-4 из них.

Устюжское барокко. Никольская церковь в Великом Устюге (1682 — 1720 гг, колокольня 1720 г).

Великий Устюг поражает количеством промыслов. Чего здесь только ни делали (кстати, и сейчас тоже делают немало). Евангелие с чернеными серебряными пластинами (1685 г). Промысел жив до сих пор — вот ювелирный набор, который я купила в фирменном магазине предприятия «Северная чернь».

Иконопись — икона из иконостаса церкви Вознесения (XVIII в). Как мне представляется, это строгановское письмо (неудивительно, учитывая, что Сольвычегодск совсем рядом). Каменный крест 1625 г с клеймами страстей господних (нач. XVIII в).

Деревянная скульптура. Богоматерь и Мария Магдалина (сер. XVIII в). Изразцовая печь из купеческого дома — экспонат фондохранилища устюжского музея.

Изразцы украшают также многие устюжские храмы XVIII в.

Высокие глиняные берега Сухоны.

Памятник устюжанину Семену Дежневу — первопроходцу Чукотки.

Дорога из Лальска в Архангельскую область через поселок лесозаготовителей Верхнелалье оказалась одним из самых серьезных испытаний всей поездки: разбитые плиты и расквашенный грейдер местами были труднопроходимы даже для Дастера. К счастью, в Архангельской области ситуация сильно улучшилась – и мы быстро доехали до Сольвычегодска, древней соляной столицы и вотчины бояр Строгановых, стоящей на берегах еще одной большой северной реки Вычегда. Слава Богу, перед самой нашей поездкой в Архангельской области, наконец, отменили карантин для музеев – и в Сольвычегодске мы смогли все-таки попасть в функционирующий нынче как музей древний Благовещенский собор, который облазили с экскурсоводом вдоль и поперек.

Боры-беломошники, покрытые ягелем и богатые ягодой и грибами.

А вот морошку так просто не соберешь — ее искать нужно. Потому и цена на нее в несколько раз выше, чем на все другие ягоды. Впрочем, в августе уже все равно не сезон — мы покупали морошку в сиропе на рынке в Вельске.

Дороги севера Кировской области — безусловные лидеры антирейдинга дорог всей экспедиции.

С мостами на северных реках напряженка. Зимой часто обходятся ледовыми переправами, летом налаживают понтонные мосты, ну а в межсезонье — да сколько там того межсезонья.

Паромы здесь тоже не редкость — паромов в этой поездке у нас было с десяток (гораздо больше, чем мостов). На заднем плане — один из старейших храмов Русского Севера — Благовещенский собор (1560-1584 гг) Сольвычегодска.

Собор уникален не только возрастом: здесь сохранился иконостас XVII в с удивительными царскими вратами, украшенными слюдой и эмалью. А вот его росписи XVI в были переписаны заново после пожара в XIX в.

Музейные экспозиции при соборе не менее поразительны: икона Троица XVI века и золотое шитье из мастерской Анны Строгановой (пелена «Юродивые и святые» 1660 г).

Сокровищница музея также удивляет уникальными экспонатами: напрестольное Евангелие кон. XVII в. А в ходе экскурсии по внутристенным ходам собора есть даже возможность попасть в алтарную часть и увидеть росписи и расписную сень XVIII в.

Соляной фонтан у Введенского собора в Сольвычегодске. Именно местные соляные растворы стали основой богатства династии Строгановых.

Северная Двина – главная водная артерия и дорога Русского Севера – начинается в Великом Устюге, где сливаются Сухона и Юг. В ее верховьях в окрестностях Красноборска мы провели следующие пару дней, активно осматривая достопримечательности района. Настолько активно, что за один день умудрились сбегать на расстояние 4 км в одну сторону в нежилую деревню Сидорова Едома, а потом еще съездить на пароме на другой берег Северной Двины (на берега реки Уфтюги), все там осмотреть — и успеть на обратный паром!

Из мрачноватого и запущенного поселка Холмогоры лежал наш путь в глухие края по берегам Пинеги и Мезени. Здесь безусловным открытием стала для нас невозможно аутентичная поморская деревня Кимжа, куда еще 15 лет назад не было никакой сухопутной дороги, представляющая из себя абсолютный портал в прошлое. А вот Пинежье, к сожалению, пришлось при этом проскочить транзитом – для обстоятельного знакомства с ним нужен был еще хотя бы один день. Еще один лишний день позволил бы нам проехаться вдоль Мезени — ну что ж, значит, с Мезенью мы не прощаемся.

Архангельск тоже в этот раз, к сожалению, прошел мимо меня – на него элементарно не хватило времени. Мы сознательно решили больше сосредоточиться на окрестностях города, куда добраться без машины сложно, а музеи (в том числе, и один из богатейших в России музеев деревянного зодчества Малые Карелы) оставить на тот случай, если все-таки когда-нибудь отправимся сюда без авто. Нижнее и Среднее Подвинье осматривали уже из Архангельска и по пути в Вельск, который стал нашей базой на три следующих дня.

Расписных изб в Подвинья сохранилось довольно мало. К счастью, эта — дом Малетина, что в селе Чащевица, еще стоит.

Георгиевская церковь в Пермогорье (1665 г) — один из самых совершенных деревянных храмов всего Русского севера.

Николаевская церковь у Гагарок (Комарица) сохранила почти нестеровские росписи нач. ХХ в.

Двинские прялки особенно нарядны и красочны. Но расписывали здесь все — даже детские санки.

Именно в Подвинье на смену каменным устюжским храма приходит зодчество деревянное. Впрочем, в урочище Шеломя под Красноборском деревянная (1642 г) и каменная (1842 г) Никольские церкви стоят рядом.

Церковь Дмитрия Солунского в Верхней Уфтюге (1784 г) не очень изящна, но запоминается основательностью и монументальностью.

Просторы Северной Двины.

Церковь Василия Блаженого (1825 г) на погосте Чухчерьма на высоком берегу Северной Двины.

Сретенская церковь в поселке Рикасово не закрывалась в советское время, потому сохранила иконостас 1820-х годов. Церковь Николая Чудотворца, что в селе Зачачье, была возобновлена в формах XVII в в 1914 году.

Воскресенская церковь (1686-1694), что в поселке Верхние Матигоры, больше напоминает среднерусское зодчество. Сейчас она хорошо отреставрирована и видна издалека.

В Холмогорском музее представлены, в основном, мезенские прялки, сочетающие традиции русской росписи и ненецких орнаментов.

Холмогоры. Типичная изба Нижнего Подвинья, увенчанная трехоконным мезонином.

В райцентре Пинега, что на берегу одноименной реки, до сих пор существует бревенчатая набережная.

Поморская Кимжа за истекшие 100 лет прктически не изменилась (ну разве что свет провели). Дорога по суше сюда была проложена лишь в 2008 году! После прошедшего накануне дождя ходить по селу мы смогли лишь в резиновых сапогах.

В Кимже почти на каждом доме сохранился конек. Великолепную Одигитриевскую церковь (1700-1709 г) недавно образцово отреставрировали.

Традиция ставить кресты по обету сохранялась в этих краях вплоть до середины ХХ века. Как и обычай хоронить покойников сразу за околицей села или еще в каком неустановленном месте. В Кимже до сих пор этих крестов за селом очень много — как старых, так и новых. Справа — обетный крест кон. XIX в на берегу Мезени.

Мезень — вторая по величине река Архангельской области.

Один из феноменов Кимжи — самые северные в мире ветряные мельницы. Даже в этом климате люди умудрялись выращивать зерно!

Понятно, что столь длительная и насыщенная объектами поездка не может обойтись без накладок и изменений. Потому, когда выяснилось, что запланированную экскурсию на Бесов Нос нам не подтверждают, мы почти не удивились. Обидно было только, что не узнали об этом раньше еще в Архангельске, где высвободившееся время нам бы очень пригодилось. В итоге выкроили себе еще один лишний день в Вельске, так как Поважье (а особенно, долина реки Вель) также оказалось интереснейшим регионом, полным ярких памятников деревянного зодчества.

Пейзажи юга Архангельской области подверглись сильному антропогенному влиянию. После глухих мезенских лесов и болот выглядит непривычно и отторжения не вызывает.

Церковь Ильи Пророка (1756 г), что в селе Возгрецовская — типичный поважский деревянный храм, увенчанный грушевидным куполом.

Росписи фронтона дома Мартынова (1898 г) из села Большое Заволжье, куда нет дороги и надо идти пешком — впрочем, недолго.

На избах, кстати, иногда изображали портреты хозяев. Вот фрагмент обшивни дома Горбунова, выставленный сейчас в Вельском музее. Работа семьи живописцев Петровских (1886 г).

Пару лет назад в Вельский музей была перенесена одна из расписных изб Поважья (сохранившая внутри также росписи Петровских). Теперь любой может посмотреть, как такое жилище выглядело изнутри и снаружи. В интерьере — выставка домовой росписи Поважья.

Село Березник сохранило пожарный сарай и усадьбу кон. XIX в.

Дивный лев с фронтона избы Осипа Буракова, что в селе Рогово.

Кроме Бесова Носа не подтвердилась у нас также экскурсия на остров Липня, что в окрестностях Великого Новгорода, куда мы планировали сплавать в последний день путешествия: новгородский музей-заповедник никак не запустит туда катер, купленный ими еще несколько месяцев назад! В итоге наш обратный маршрут был полностью переделан: взамен Пудожа, из Вельска мы отправились в Вологду, где, в принципе, всегда есть чем заняться. Например, посетить открытый несколько лет назад для посещения Софийский собор, сохранивший комплекс фресок XVII в и иконостас нач. XVIIIв, а также съездить в музей деревянного зодчества Вологодской области Семёнково и в усадьбу Брянчаниновых в селе Покровское.
Последний день поездки посвятили Ярославской области, где нас опять подвели дороги: в хлам разбитый асфальт по пути в Спасо-Преображенский Геннадьев монастырь поразил наше воображение даже после бетонных плит Верхнелалья и раскисшего под проливным дождем грейдера в Мезень. Еще один в этом сезоне незачет ярославским дорожным службам за ушатанные дороги. Из-за них мы снова вынуждены были сократить программу дня – времени осталось лишь на прогулку по селу Вятское, входящему в список самых красивых деревень России на нас при этом не слишком поразившему.

Несмотря на накладки последних дней поездки, в целом, я ее результатом довольна. В этом году, в силу известных обстоятельств, вообще трудно было ожидать 100%-ного исполнения планов. И мы были морально готовы к тому, что придется все менять на ходу. Хотя карантин нам как раз почти не помешал: музеи везде уже открылись, гостиницы работали, разве что в Красноборске из-за отсутствия нормально функционирующих кафе пришлось питаться из магазина, да в Семёнково доступны для посещения оказались почему-то не все избы. Зато в этот раз нам как-то особенно везло на попадание внутрь действующих церквей – и именно тех, где сохранились вполне аутентичные интерьеры. А это дорогого стоит – кто сталкивался, тот поймет.
Ну и конечно, как всегда бывает в таких случаях, многое осталось за пределами нашей программы. Что-то пришлось отменить по погодным условиям, что-то из-за неясного состояния дороги, на какие-то объекты элементарно не хватило времени, о чем-то мы просто не знали до поездки. Так выпьем же за то будем надеяться, что в следующем сезоне у нас будут силы, возможности и желание досмотреть недосмотренное в этом, а также ознакомиться с новыми уголками бесконечной вселенной, называемой Русским Севером.

«Про наш Архангельский край столько всякой неправды да напраслины говорят, что придумал я сказать все, как есть у нас. Всю сущу правду, что ни скажу — все правда. Кругом земляки, соврать не дадут. К примеру, река наша Двина в узком месте тридцать пять верст, а в широком — шире моря. А ездили по ней на льдинах вечных. У нас и ледяники есть. Таки люди, которы ледяным промыслом живут. Льдины с моря гонят да дают в прокат, кому желательно»- говорит нам дед Арсений

«Омывается северная часть Российского государства Белым морем, где и расположен удивительный Архангельский край. Народ здесь известен своим пением, по воде ходят льдины круглый год, а медведи приторговывают на рынке»

Это твоя родина, сынок.

НЕИЗВЕСТНАЯ РУСЬ. ПОМОРЫ

В публикациях газет и журналов ты найдешь сведения о различных русских этносах — о казаках, о великороссах, малороссах, белорусах и русинах.

Но очень мало рассказывается о древнем русском народе — поморах.

Народе живущем на окраинных землях легендарной Гипербореи и на территории исчезнувшей страны Биармии.

А ведь поморы немало сделали и делают для русского государства.

Какого самого-самого-самого-самого известного помора на белом свете вы знаете?

А еще из поморов вышли такие знаменитые люди, как Адмирал Флота Советского Союза Николай Кузнецов, скульптор Федор Шубин, а также Ермак Тимофеевич (правда некоторые области России оспаривают поморское происхождение Ермака), Семен Дежнев, Ерофей Хабаров,Атласов и многие другие землепроходцы, которые ещё задолго до казаков проникали за Урал и осваивали Сибирские земли, а позже вели освоение Дальнего Востока и Аляски .

Бессменный управитель Аляски Александр Баранов тоже был родом из поморов. Для сведения — нынешний город Ситка (штат Аляска) раньше назывался Новоархангельск.

Поморы были изолированы от основной массы русского народа — так, что некоторые исследователи считают их отдельным субэтносом и даже этносом.

Поморы могут считаться одними из самым древних по времени возникновения субэтносом России.

Большие расстояния, религиозные отличия (большинство поморов были староверами, причем формировали отдельную ветвь среди прочих бесчисленных староверских течений — поморское согласие), иной жизненный уклад (поморы не знали ни крепостного права, ни разорительных набегов и войн, от которых веками страдали южные регионы страны) и соседство с теми народностями, с которыми не сталкивались жители других русских областей — все это наложило значительный отпечаток на поморскую культуру.

Антропологически поморы отличаются ростом выше среднего, светлыми волосами и цветом глаз.

Столкновения русских с норманнами в основном происходили из-за рыбных промыслов в северных морях.

Нужно отметить, что начиная с X века походы викингов в Белое море с целью грабежа и разбоя были обыденным делом. Норвежские саги подробно повествуют о “подвигах” на беломорском побережье и в устье Северной Двины многих морских разбойников, носивших характерные имена, такие, как Эйрик Красная Секира, Харальд Серый Плащ, Торер Собака и другие. Не брезговали набегами на богатый край и дружинники норвежских королей, а впоследствии и шведы, благо серьёзного отпора от неорганизованного коренного чудского населения они не получали.

Но дело совсем изменилось, когда в крае появились руссичи. Они не только успешно отражали нападения заморских пришельцев, но нередко сами переходили в наступление, совершая походы на Норвегию. Для защиты своей территории норвежцы были вынуждены построить на севере страны в 1307 году крепость Вардехус, в старину называвшуюся поморами Варгаевым (теперешний город Варде)…

Об одном из эпизодов этой длительной борьбы в Двинской летописи говорится так: “Николаевский Корельский монастырь Мурмане (норвежцы,) пришедши в числе 600 войною с моря в бусах и шнеках (небольшие парусно-гребные скандинавские суда,) в 1419 году пожгли и чернцов посекли”.

Жители Заволочья иногда платили Норвегии дань, а иногда и сами совершали набеги на норвежские земли (1349, 1411, 1419 и 1425 гг.).

Грабили норвежские поселения, захватывали девушек и замужних женщин (иногда с детьми) и вывозили в Поморье.

Вот откуда у поморов скандинавские гены.

После раскола Православной церкви в XVII веке сюда уходили люди, не принявшие нововведений Никона. Более того, в Поморье развернулось мощное старообрядческое движение. Соловецкая обитель сопротивлялась царским войскам более 7.5 лет.

Со временем все эти факторы сформировали Древнерусскую Поморскую Православную церковь.

Следующим условием, которое повлияло на формирование поморского этноса, было то, что поморы не знали крепостного права и Ордынского ига.

О свободолюбии и самостоятельности поморов говорит следующее: царские чиновники обращались к поморам только по имени и отчеству, а в остальной России людей называли по уменьшительным прозвищам.

Поморы – народ арктических мореплавателей, зверобоев и рыбаков – единственный (!) коренной морской народ в Западно-сибирской части Арктики. Ни один другой коренной народ Северо-запада России – ни саамы, ни ненцы, ни карелы, ни коми не ходили в море и не занимались дальними морскими промыслами.

Как и норвежцы, поморы – морской народ. Но, в отличие от длинных и узких кораблей норвежцев (которые плавали в узких фьордах и по открытой воде), корабли поморов были приспособлены к плаваниям среди льдов.

Поэтому норвежцы долгое время не имели представления о пространствах и землях, которые лежат за арктическими льдами восточнее Белого моря.

С глубокой древности единственными хозяевами этих арктических пространств были поморы.

Тем самым поморы сыграли особую роль в освоении северных морских путей и развитии судостроения. «Вечными мореходами» метко окрестил их известный русский адмирал Литке.

Писатель Михаил Пришвин во время своего путешествия на Север с удивлением узнал, что «до сих пор еще русские моряки не считаются с научным описанием Северного Ледовитого океана. У них есть собственные лоции… описание лоции поморами почти художественное произведение. На одной стороне — рассудок, на другой — вера. Пока видны приметы на берегу, помор читает одну сторону книги; когда приметы исчезают, и шторм вот-вот разобьет судно, помор перевертывает страницы и обращается к Николаю Угоднику.»

Никола — Морской бог. Так называли и называют поморы св. Николая Чудотворца, которого во всем мире признают покровителем мореплавателей.

Поморские кочи преодолевали в сутки 150-200 километров в то время, как английские купеческие суда – около 120 километров, а голландские фрегаты – лишь до 80-90 километров.

Волей судьбы они стали ему достойным памятником.

Кстати, у поморов большую роль играет тональность речи, которая заметно повышается к концу предложения. Но не надо повышать голос: поморы – люди тихие и говорят громко только в крайне раздраженном состоянии.

Между тем, надо отметить, что у каждого русского человека есть базовый запас поморских слов, которые попали к нам из говори: сёмга, тундра, треска, бахилы, морж, тюлень и т.д.

А некоторые привычные нам сейчас слова в поморьской говоре имеют совсем другое значение.

БУРЛАК – выходец из другой области

ДОЛИНА – высокий человек

БЕСЕДА – собрание молодёжи для работы или увеселения

ОБРЯД – работа по дому

Знай свою историю!

Гордись своими предками!

И пересмотри мульт «Смех и горе»:)

— А зимой другой раз в избе жарко, душно — не продохнуть, носом не проворотить, а дверь открывать нельзя: на улице мороз щелкат. Возьмем северно сияние, теплой водичкой смочим и зажжем. И светло так горит, и воздух очищат, и пахнет хорошо. (Морожены Песни)

-По обычаю надобно было оставить извещение в письменной форме: кто они, погибшие, и откуда они, и по какой причине померли. Если не разыщет родня, то приведется, случайный мореходец даст знать на родину. (Поморская быль)

-Апельсинов множество, видать, крупны, сочны, да от воды высоко — ни рукой, ни веслом не достанешь, на воду лестницу не поставишь. (Апельсин)

-Перепилиха со всего голосу взвизгнула! И столь пронзительно, что медведя насквозь проткнула и наповал убила голосом. (Перепилиха)

-Бедну маму так в обморок и бросат: конешно, этот случай всех злее! (Волшебное кольцо)

-Вот — змея запускаем! Купи — мамочку позабавить? За пинжачок отдам. С карманами, конечно! (Волшебное кольцо)

-Ну, леденик ничего, для виду согласен. Подсунет дохлу льдину – стару, иглисту, чуть живу (льдины хошь и вечны, да и им век приходит). (Вечны льдины) —

-Вычистил апельсин и бросил в воду, в руках только корка осталась. При солнешной тиши да яркости я и не огорчился. На гладкой воде место заприметил. Потом, как семгу ловить выеду, спутье не спутье, а приверну к апельсиновому месту поглядеть, что мой апельсин делат? Апельсин)

-Наш край летом богат светом. Солнце круглосутошно. Апельсины незамедлительно поспели. На длинных ветвях, на зеленых листах — как фонарики золоты поблескивают. (Апельсин)

-Девки у нас модницы, выдумщицы, северно сияние в косах носят — как месяц светит! Да еще из сияния звезд наплетут, на лоб налепят. Страсть сколь красиво! Просто андели! Про наших девок в песнях пели: У зари, у зореньки. Много ясных звезд, а в деревне Уйме им и счету нет! Девки по деревне пойдут — вся деревня вызвездит. (Морожены Песни)

-Мужичок, вы пошто опять животину тираните. (Волшебное кольцо)

-Житьишко было само последно: дома век не топлено-не готовлено… (Волшебное кольцо)

-Мамка этой Скарапеи не залюбила: к обеду не зовёт, по отчеству не величат. Вот история-то. (Волшебное кольцо)

-И така ли эта была распрекрасность, как кругом — вода, одна вода, сверху — небо, посередке — апельсиново дерево цветет! (Апельсин)

-Король и королева ночь не спали, спозаранку задним ходом, в театр забрались, чтобы хороши места захватить. Их знакома сторожиха пропустила. (Морожены Песни)

-Ишь, как выводют, шельмы! (Волшебное кольцо)

-Кабы в сторону на вершок – и сердце прошибла бы. (Перепилиха)

-Конец апреля льдина уйдет, а вода желтее теста, мутновата; потом и мутница и пенница сойдет, и река опадет, лето пойдет. (Вечны льдины)

-Иноземцы и обрадели. Пароходы нагрузили, флагами обтянули, в музыку заиграли. Поехали. Домой приехали, сейчас афиши и объявления в газетах крупно отпечатали, что от архангельского народу особенно уважение заморской королеве: песни с весом! (Морожены Песни)

-Летом у нас круглы сутки светло, мы и не спим: день работам, а ночь гулям да с оленями вперегонки бегам. А с осени к зиме готовимся. Северно сияние сушим. Спервоначалу-то оно не сколь высоко светит. (Морожены Песни)

-И решил Ванька единствену шапку продать — маме на аменины пряников купить. (Волшебное кольцо)

-Муж Перепилихи и рта открыть не успел. Перепилиха его перепилила. В мужике сквозна дыра засветилась. (Перепилиха)

-Жалко мне, Маха, пинжака с карманами — Ванька в нём такой красивый! (Волшебное кольцо)

-Мужичок, что это вы всё с животными балуете, а?! Эвон! (Волшебное кольцо)

-Да вот на прежной ширине реки ехал я вечером на маленьком пароходишке. Река спокойнехонька, воду прогладила, с небом в гляделки играт — кто кого переглядит. И я на них загляделся. Еду, гляжу, а сам апельсин чишшу и делаю это дело мимодумно.(Апельсин)

-Ну что тут поделашь-то. Решил Ванька продать пинжак — с карманами. (Волшебное кольцо)

-Вот ящики поставили и все разом раскупорили. Ждут. Все вперед подались, чтобы ни одного слова не пропустить. Песни порастаяли и начали звенеть. На что заморски хозяева нашему языку не обучены, а поняли! (Морожены Песни) —

-Взяла медведя за лапу и уволокла домой. И всю дорогу голосом верещала. И от того самого места, где медведя убила, и до самой Уймы просека стала. Больши и малы дерёва и кусты порубленными пали от перепилихиного голосу. Дома за мужа взялась! (Перепилиха)

-Оригинальная собачка Жужа, белой масти. (Волшебное кольцо)

-Бабы да девки с бани дергают, а робята с заборов. Надергают эки охапки! Оно что — дернешь, вниз головой опрокинешь — потухнет, мы пучками свяжем, на подволоку повесим, и висит на подволоке, не сохнет, не дохнет. Только летом свет терят. Да летом и не под нужду, а к темному времени опять отживается. (Морожены Песни)

-Пингвины у нас хоть не водятся, но приезжают на заработки, с шарманкой ходят да с бубном, а ины облизьяной одеваются, всяки штуки представляют, им не пристало облизьяной одеваться — ноги коротки, ну, да мы не привередливы, нам хоть и не всамделишна облизьяна, лишь бы смешно было.

Обновлено 21/01/18 12:58:

Вижу мульт «Про поморов. Гора самоцветов » в посте не отразился.

Попробую добавить эту поморскую сказку из серии «Гора самоцветов»

«Про собаку Розку»

В публикациях газет и журналов можно найти сведения о русских этносах — о казаках, о великороссах, малороссах, белорусах и русинах. Но очень мало рассказывается о древнем русском народе — поморах. Народе живущем на окраинных землях легендарной Гипербореи и на территории исчезнувшей страны Биармии. А ведь поморы немало сделали и делают для русского государства. Из поморов вышли такие знаменитые люди, как ученый Михаил Ломоносов, Адмирал Флота Советского Союза Николай Кузнецов, скульптор Федор Шубин, а также Ермак Тимофеевич (некоторые области России оспаривают поморское происхождение Ермака), Семен Дежнев, Ерофей Хабаров,Атласов и многие другие землепроходцы, которые ещё задолго до казаков проникали за Урал и осваивали Сибирские земли, а позже вели освоение Дальнего Востока и Аляски . Бессменный управитель Аляски Александр Баранов тоже был родом из поморов. Для сведения — нынешний город Ситка (штат Аляска) раньше назывался Новоархангельск.

Поморы были в значительной степени изолированы от основной массы русского народа — так, что многие исследователи считают их отдельным субэтносом и даже этносом.

Не будем вдаваться в эти споры, просто констатируем факт: большие расстояния, религиозные отличия (большинство поморов были староверами, причем формировали отдельную ветвь среди прочих бесчисленных староверских течений — поморское согласие), иной жизненный уклад (поморы не знали ни крепостного права, ни разорительных набегов и войн, от которых веками страдали южные регионы страны) и соседство с теми народностями, с которыми не сталкивались жители других русских областей — все это наложило значительный отпечаток на поморскую культуру.

БИАРМИЯ И ЗАВОЛОЧЬЕ

Север Европейской части России в IX – XIII веках скандинавские мореплаватели называли Биармией(1222 г. — последний год упоминания Biarmia в скандинавских летописях). Словене – ильменские (новгородцы) называли эти земли Заволочьем, или Двинской землёй. Заволочье лежало к востоку от системы волоков, соединяющих бассейны рек Невы, Волги, Северной Двины и Онеги в районе Белого и Кубенского озёр.

Специфика жизни человека в условиях Севера формировала и особый тип населения. Поморы – отличительное самоназвание (этноним) коренной этнической общности европейского Севера России (Поморья), восточные соседи норвежцев, живущие по берегам северорусских рек и морей. Это самый северный восточнославянский народ в мире, антропологически относящийся к северо-европейскому типу.

Что же повлияло на формирование поморского этноса?

Этногенез поморов был обусловлен слиянием культур протопоморских, преимущественно угро-финских (чудских) племен Беломорья и первых древнерусских колонистов, словен ильменцев, активно заселявших территории Заволочья. О совместном проживании чуди и первых словенских переселенцев свидетельствуют письменные источники, археологические находки, топонимика, фольклорные предания.

Словене-ильменцы, выходцы из Великого Новгорода, которые, придя на земли заселённые чудью, угро-финскими и другими племенами, перемешались с ними и ассимилировали последних.

Коренные жители Биармии окончательно покорены Новгородцами в XI веке, повествует двинский летописец, но ещё в IX веке купцы Великого Новгорода усеяли своими факториями все главнейшие реки Биармии, а упорные язычники из других мест тогдашней России, бежав на север со своими богами, еще более усилили здесь славянский элемент. После крещения Руси в 988 году сюда уходили русичи, которые не приняли христианство. Вплоть до XIX века в Поморье существовали поселения, где исповедовали дохристианскую веру.

Ввиду тесной связи поморов с Норвегией и того, что поморы жили в северной Норвегии и на островах Грумант (Шпицберген), образовался язык Русьнорг (70% поморские слова, остальное — норвежские). Русьнорг был запрещён для использования большевиками в 1917 году.

Антропологически поморы отличаются ростом выше среднего, светлыми волосами и цветом глаз.

Нужно отметить, что начиная с X века походы викингов в Белое море с целью грабежа и разбоя были обыденным делом. Норвежские саги подробно повествуют о “подвигах” на беломорском побережье и в устье Северной Двины многих морских разбойников, носивших характерные имена, такие, как Эйрик Красная Секира, Харальд Серый Плащ, Торер Собака и другие. Не брезговали набегами на богатый край и дружинники норвежских королей, а впоследствии и шведы, благо серьёзного отпора от неорганизованного коренного чудского населения они не получали.

Но дело совсем изменилось, когда в крае появились руссичи. Они не только успешно отражали нападения заморских пришельцев, но нередко сами переходили в наступление, совершая походы на Норвегию. Для защиты своей территории норвежцы были вынуждены построить на севере страны в 1307 году крепость Вардехус, в старину называвшуюся поморами Варгаевым (теперешний город Варде)…

Об одном из эпизодов этой длительной борьбы в Двинской летописи говорится так: “Николаевский Корельский монастырь Мурмане (норвежцы,) пришедши в числе 600 войною с моря в бусах и шнеках (небольшие парусно-гребные скандинавские суда,) в 1419 году пожгли и чернцов посекли”.

Жители Заволочья даже платили Норвегии дань, а иногда и сами совершали набеги на норвежские земли (1349, 1411, 1419 и 1425 гг.) грабили норвежские поселения, захватывали девушек и замужних женщин (иногда с детьми) и вывозили в Поморье. Вот откуда у поморов скандинавские гены.

Поморы – народ арктических мореплавателей, зверобоев и рыбаков – единственный (!) коренной морской народ в Западно-сибирской части Арктики. Ни один другой коренной народ Северо-запада России – ни саамы, ни ненцы, ни карелы, ни коми не ходили в море и не занимались дальними морскими промыслами.

Многие морские термины поморов не относятся ни к славянскому, ни к угро-финским языкам.

Как и норвежцы, поморы – морской народ. Но, в отличие от длинных и узких кораблей норвежцев (которые плавали в узких фьордах и по открытой воде), корабли поморов были приспособлены к плаваниям среди льдов. Поэтому норвежцы долгое время не имели представления о пространствах и землях, которые лежат за арктическими льдами восточнее Белого моря.

С глубокой древности единственными хозяевами этих арктических пространств были поморы.

Тем самым поморы сыграли особую роль в освоении северных морских путей и развитии судостроения. «Вечными мореходами» метко окрестил их известный русский адмирал Литке.

Писатель Михаил Пришвин во время своего путешествия на Север с удивлением узнал, что «до сих пор еще русские моряки не считаются с научным описанием Северного Ледовитого океана. У них есть собственные лоции… описание лоции поморами почти художественное произведение. На одной стороне — рассудок, на другой — вера. Пока видны приметы на берегу, помор читает одну сторону книги; когда приметы исчезают, и шторм вот-вот разобьет судно, помор перевертывает страницы и обращается к Николаю Угоднику.

Никола — Морской бог. Так называли и называют поморы св. Николая Чудотворца, которого во всем мире признают покровителем мореплавателей.

Однако хоть святой исцелитель и освободитель, однако в поморском представлении он мстителен и обидчив будто языческий бог.

Поморские кочи преодолевали в сутки 150-200 километров в то время, как английские купеческие суда – около 120 километров, а голландские фрегаты – лишь до 80-90 километров.

Волей судьбы они стали ему достойным памятником.

К сожалению Поморье постепенно пустеет,Высокая смертность и отток населения вызван тем ,что центр варварскими методами выкачивая из края нефть, газ,алмазы и лес, ничего не хочет давать взамен.

Читайте также:

  

• Милее книги в мире друга нет сочинение

  

• Сочинение на политическую тему

  

• Сочинение мое любимое число 9

  

• Проступок и преступление сочинение

  

• Ромео и джульетта от ненависти до любви сочинение

Сочинение: Поморская семья

Оглавление

Введение. 3

Роль женщин в поморской семье. 5

Об уважении в семье. 8

Поморское воспитание. 9

Распределение обязанностей в поморской семье. 11

Труд в семье. 15

Заключение. 17

Список литературы… 18

Введение

Беломорье — раздольный, но суровый край. Трудно определить границы Беломорья и содержание этого понятия. Это и Белое море, и его жизнь, и его берега, и человек, заселивший их, и труд его, и быт, и радость творчества. И на всём — глубокий отпечаток того же моря, с которым были связаны и жизнь, и труд, и радость, а часто и смерть помора. Во всём неповторимое своеобразие Севера.[[1] ]

Во все времена поморскую семью отличали высокая нравственность, уважительные отношения между родителями и детьми, стремление научить своих чад грамоте, воспитать в них способность к независимым суждениям. Очевидно, поэтому поморская земля на протяжении столетий рождала свободомыслящих, крепких духом, неустрашимых людей, способных сохранять свои личностные качества в любых жизненных обстоятельствах.

Традиционная поморская семья была основой социального устройства на российском севере на протяжении столетий. Главные ее отличительные особенности от традиционной русской семьи заключались в полном равноправии между поморскими мужчинами и женщинами, отлаженной системе воспитания детей (включая обязательное обучение грамоте) и в высоком уровне морали.

Равенство мужчин и женщин в Поморье было обусловлено тем обстоятельством, что поморские мужчины столетиями ежегодно уходили на промыслы, оставляя домашнее хозяйство на своих жен. Поморские «жонки», подолгу заменявшие хозяев, называлась «большухами», и им беспрекословно подчинялись все члены больших поморских семей. Именно эти уверенные в себе, умные и грамотные северные женщины, были примером независимого поведения для подрастающих поморов.[[2] ]

Цель данной работы: сделать литературный обзор по теме «Поморская семья», охарактеризовать внутрисемейный отношения между родственниками в поморской семье, описать быт: хозяйство, обязанности и права в семье, особенности характера воспитания в поморской семье в отличии от семей центральной России.

Роль женщин в поморской семье

Поморская семья – явление особенное. Роль женщины-матери в семье у поморов несколько иная, более значимая, чем у женщин Центральной России. Женщины и девушка Беломорья в решении хозяйственных и бытовых дел были самостоятельнее, чем женщины в других районах дореволюционной России. Они много помогали мужьям в подготовке к опасному труду на море, а в периоды длительных отлучек мужчин на промыслы – на Мурманскую страду, на Кедовский путь, в плавания в Норвегию – они оставались правительницами всего хозяйства и главой семьи. Поморки знали, испытали, «что хозяйкой дом держится». Хозяин – он добытчик на всю семью, не легок его труд, а в повседневных хозяйственных и семейных делах он полагался на хозяйку. Девушки-невесты уже с малолетства усваивают, что «без хозяйки — дом сирота», а, подрастая, убеждаются, что «без семьи у мужика не жизнь, а одно баловство». К тому же неизбежный в условиях Беломорья распорядок труда и быта, еще более суровый, чем у крестьянок северных междуречий, приучал ее к самостоятельности, а многие виды работ, подчас наравне с мужчиной, — к значительной независимости.

«Помор на море хозяин, ему не перечь, а поморка во дому в детях на равных, а иной раз она над верх берет, больше эти дела знает, слова каждого, мужа и жены, — слово хозяйское. Она в дому большуха, так у нас хозяйка зовется»[[3] ]

Самостоятельность поморок была обусловлена особенностями трудового ритма поморской семьи. Муж и старшие сыновья ежегодно уходят на промысел. С мая по сентябрь на 5 месяцев, а если придется остаться на зимовку, то и на полтора года. Вернулись с промысла мужчины – наступает для них считающееся «праздным время», когда нужно безотлагательно уладить накопившиеся за время плавания дела: распределить часть добычи между участниками промыслового похода, выделить долю поморским старикам, вдовам и сиротам, заплатить налоги, предложить часть добычи для продажи, выяснить, как прошел промысел в других артелях, подготовить судно к зимней консервации и ремонту и т.д.

При таком трудовом ритме надеяться на помощь мужа-промышленника значительную часть года поморке не приходилось. Она вынуждена была брать на себя всю полноту ответственности за ведение хозяйства и воспитание младших детей в его отсутствии. В ее обязанности с начала мая по сентябрь-октябрь входило: вспахать поле (муж уходит в плавание, когда земля еще не оттаяла), посадить рожь, вскопать огород, заготовить сено для лошади или коровы, вырастить, сохранить и убрать урожай, запасти на зиму ягод и грибов на всю семью, приготовить запас веников для бани, лучины на зиму, лекарственных трав, обиходить дом, детей, престарелых родителей и домашних животных. Перед уходом мужа на промысел обеспечить его одеждой и продуктами, собрать все необходимое.

Кроме того, на ней лежали типично «женские» обязанности по обработке пряжи, воспитанию малолетних детей, уходу за престарелыми родителями.[4]

Вернувшийся из многомесячного плавания муж продолжая находиться в плену своих «мужских», промысловых забот. Нужно было отремонтировать каркас, подготовить снасти. Пройдет 3-4 месяца, и помор уходит на зверобойку в северо-западную часть Белого моря.

Опять «большуха» на месяц остается на хозяйстве старшей. А после мартовской зверобойки не за горами и май, когда снова ждет мужчину океанская страда.

Само понятие «большуха» очень емкое. Это как показатель особого социального статуса женщины. «Большуха» независимо от возраста женщины значит «главная, уполномоченная, ответственная». Именно к «большухе»в отсутствие мужа должен обратиться чиновник, купец, староста, священник, так как она реально принимает решение за всю семью. Купить, продать, заказать, изготовить, оплатить – все это в ее компетенции. Как бы сейчас сказали, она распорядитель кредита, хранитель семейного очага, ревнитель семейных морально-этнических норм.

Мужа месяцами не бывает дома, значит, нужно вести себя в его отсутствии так, чтобы не возникало никаких кривотолков и поводов для подозрения в супружеской неверности. Вот почему выезд в город – женщины вместе с «большухами» собираются, в лавку к купцу заходят по несколько человек, в гости в соседнюю деревню планируют съездить к родным – обязательно с кем-то из домашних. Даже сейчас этот отголосок существует, когда бабушки-поморки приглашают «товарок» вместе пройти до магазина или почты, «чтобы скучно не было». Мы воспринимаем такое поведение как желание пообщаться, поговорить с друг с другом, узнать новости. Но ведь на самом деле это воспитанный многими поколениями негласный запрет появляться одной в тех местах, где могут быть посторонние мужчины.[[5] ]

Об уважении в семье

«Поморская семья – своеобразный мир, отличала его взаимная уважительность всех ее членов. Раньше Дашек да Палашек здесь не встретишь, малыши Дарьюшки да Полюшки, девушки Дашеньки да Пелагеюшки, а вышли замуж – уже и по батюшке величают»[[6] ]. Отца величали батюшкой, мать – мамушкой, а крестную – матушкой. У всех членов семьи был ярко выражен общий семейный интерес к делу. Работаем на строительстве дома, судна, на промысле – все семьей. До тех пор пока не разлетались из гнезда дочери и сыновья, всем заправляли отец и мать на равных. Только мать не касалась корабельных дел. Все подчинялись отцу-матери без прекословия, уважительно относились ко всем старшим родичам, особенно к крестным.

Поморское воспитание

Мальчики с детства видели, что женщина справляется с обязанностями главы семейства наравне с мужчинами, что ее уважают и слушаются все родственники. Поэтому, становясь мужчинами, молодые поморы относились к своим собственным женам с уважением. Девочки также понимали, что от женщины зависит очень многое, и молодые поморки вели себя с большим достоинством. В поморской среде даже не употреблялось русское слово «баба», которое считалось унизительным. Женщин поморы называли и называют «жонками».

Матерные слова среди поморов были запрещены, и даже на дальних промыслах, в чисто мужской компании матерная брань считалась большим оскорблением для общества. Материться среди детей или женщин мог позволить себе только сумасшедший.

Воровство среди поморов полностью отсутствовало, и совсем еще недавно дома в Поморье не закрывались на замок. Хозяину достаточно было приставить к дверям палку, которая означала, что посторонним вход воспрещен.

Все эти особенности поведения воспитывались с детства, в семьях, а традиции общественного устройства в Поморье передавались из поколения в поколение.

Морская деятельность рано вызвала к жизни потребности в грамотных людях, а постоянные контакты поморов с официальными представителями власти и с иностранцами способствовали развитию грамотности среди значительной части мужского и даже женского населения, наблюдавшейся в XVIII веке.

Повсеместно в Поморье было распространено «почитание книжное», которому детей начинали учить с наступлением отрочества — пятилетнего возраста. В поморском народном календаре для начала обучения грамоте даже была выделена особая дата — Наумов день (14 декабря), когда пятилетнему ребенку родители впервые давали азбуку. По достижении юношеского возраста многие молодые поморы отправлялись на двух — трехлетнее обучение в местные старообрядческие скиты. Все эти особенности воспитания детей возникли не случайно и не за одно столетие. Увы, российским исследователям всегда не хватало знаний о поморах, об истории Поморья и о поморской культуре.[[7] ]

Среди ярких представителей поморского народа особо выделяется фигура ученого Михайлы Ломоносова, появление которой нередко истолковывают, как неоспоримое доказательство того, что гений может возникнуть в любом климате, в самой неподходящей для развития личности социальной среде.

Но феномен Ломоносова нельзя понять, не имея представления о его родине, о поморской социальной среде, об особенностях поморской культуры, которые в совокупности были абсолютно не похожи на феодально-крепостнические социальные отношения в России того времени.[[8] ]

Таким образом, основой воспитания детей в поморской среде были традиционные социальные и культурные условия, которые формировали и поморскую семью, и поморский национальный характер.

Распределение обязанностей в поморской семье

Большая семья в Поморье носила в целом патриархальный характер, то есть по нормам семейного права, мужская половина семьи имела преимущество при решении всех основных вопросов, связанных с хозяйственной деятельностью и многими бытовыми сторонами жизни: например, распределение работ, выбор места промысла, брак детей и т.д.[[9] ] Главой семьи считался отец женатых братьев – страшой, после одряхления или смерти главой становился старший брат. В некоторых местностях старшой приобретал действительно большую власть, распоряжаясь даже специфически женскими домашними делами и регулируя поведение взрослых детей: приготовление пищи, распорядок дня, гуляния сыновей и дочерей.[[10] ]

В поморской семье у каждого свои обязанности. Отец полностью отвечает за корабельные дела. Мать до этих дел не касается. За то время, что отец остается на берегу, кроме корабельных дел он обязан выполнить «мужскую работу» — отремонтировать дом, подсобные помещения, загоны для скота, огородить выпасы, запасти дров на целый год, отремонтировать снасти, закупить необходимые для семьи товары. Дел очень много. Даже когда перед Рождеством к берегу подходят огромные косяки наваги, на подледный лов выходят в основном подростки, поморские «жонки», старики.[[11] ]

Очень четко, даже жесткое распределение обязанностей позволяло избегать возникновение в семье двоевластия и неизбежных при этом раздоров. Корабельное дело – это обязанность, домашние заботы – это обязанность, никто мим не должен особо гордиться, попрекать друг друга тем, что он делает что-то, что недоступно другому члену семьи. Муж и жена, две половинки единого целого, органично дополняющие одна другую и в полном объеме отвечающие за свою часть семейной работы.

«По праву величают хозяйку» — большуха. Прежде всего, она природная семьянинка: гордиться большой семьей, заботится о ней, поучает ее, она хозяйственна, уверена в себе знает себе цену, смелая, держится и в молодые годы с достоинством, а станет старше – это уже степенная, знающая цену труду, умудренная жизнью женщина. Она «не жалится» при всех свих многочисленных трудах, делах и заботах, тревогах и печалях.

В поморских семьях не принято было выносить сор из избы. Жена не должна была рассказывать соседкам и подругам о том, как складываются ее отношения с мужем. Не полагалось и жаловаться на него. Если женщина начинала жаловаться на своего мужа, ее начинали высмеивать соседки как несамостоятельную хозяйку или «поднимали на глум». «Большуха» не должна была делиться своими проблемами и с детьми. Это тоже осуждалось в поморской среде. Очевидно, что это правило было связано с тем, что масть в случае возникновения внутрисемейных конфликтов не настраивала младших детей против отца.

Девушки-поморочки, родом своим гордящиеся, смелые, защищенные многочисленной родней, уверенные в себе, хозяйственные, были желанными невестами.[[12] ]

В Устьянском правильнике относительно поморочек есть указание: «Гораздных девок «в господу» не пихать»[[13] ]. То есть здоровых, «гораздых» поморочек в монастырь не отдавать. По существу, речь идет о довольно своеобразном внутриродовом отборе – кривых, хромых, физически и умственно неполноценны дочерей отправляли в монастыри, чтобы детей не рожали и поморский род не портили. «Возьми, Боже, что нам не гоже» — отсюда пошло это выражение.[[14] ]

Получается, что у поморов существовала скрытая система отбора по генетическим и этическим критериям.[[15] ]

Недостойных людей, замеченных в неблаговидных поступках, не брали на промысел, они оставались на берегу и со временем теряли статус помора, а больных, неполноценных девушек отправляли в монастыри. Таким образом, поморские рода проходили своеобразную генетическую и морально-этическую селекцию, что повышало их шансы на выживание в суровых условиях Севера.

Большинство поморских семей были многодетными. Поморские дети были здоровыми и сильными. Возможно, это было связано с особенностями трудового ритма промышленников. Современные медики советуют, чтобы с большей степенью вероятности зачать здорового и сильного ребенка, мужчине рекомендуется полное воздержание в течение 3-4 месяцев, нахождения, по возможности, подальше от городов и населенных пунктов, в экологически чистой местности, проводя время где-нибудь в горах или в тайге (в экспедиции, походе, на охоте). Можно утверждать, что за время промысла организм помора был хорошо подготовлен к зачатию здорового ребенка, ведь на промысле помор питался в основном свежей морской рыбой и мясом. В то время, когда крестьянин центральной России все лето работал на барщине, на покосах, на уборке хлебов, на самых тяжелых работах, получая в качестве дополнительного приварка пожелтевшее прошлогоднее сало. Затем осенью – пора деревенских свадеб.

Поморки нередко владели не только женскими ремеслами (уход за скотиной, ткачеством, стряпней и т.д.), но, как правило, занимались и традиционно мужскими работами. Многие «жонки» не хуже мужчин управлялись с парусами, владели основами навигации, занимались рыбной ловлей на тонях, знали грамоту и даже самостоятельно вели торговые дела. Всему этому поморские девочки учились у своих родителей.

В свою очередь поморские мужчины не хуже женщин справлялись с традиционными женскими обязанностями. Например, все поморы умели печь хлеб и шаньги, жарить мясо и, конечно же, варить, солить, коптить и вялить рыбу. Без этих навыков на промыслах было бы не обойтись. Кроме того, каждый помор мог сшить непромокаемые кожаные сапоги-бахилы, совик или непромокаемые морские штаны – «буксы».

До середины прошлого века любой поморский промышленник мог связать шерстяную рубаху – «бузурунку» и рукавицы – «вареги». Причем мужчины, в отличие от женщин, вязали не двумя спицами, а а одной длинной и плоской иглой «грянкой» (сегодня это искусство вязания полностью утрачено, и даже специалисты не могут воспроизвести способ такого вязания).[[16] ]

Труд в семье

Поморская семья свое благосостояние обеспечивала непрерывным тяжелым трудом. «С малолетства приучены, шесть лет исполнилось – помогай отцу, он учил конопляное прядено екать, сеть вязать». Не шутя каждодневный урок отец дает, сполнил, там на улку бежать забавляться можно. Сестер мать и бабка учили перво-наперво вязать, шерсть трепать на цапахах, заплатки разные класть, это одёжу чинить. Девки с пяти лет маленьких нянчили. У всех поморов порядок такой. А не так – это у непутевого какого».][17] ]

Тяжел был труд у поморской семьи. С 5-6 лет девочки шили и ухаживали за младшими детьми, мальчики вязали сети, ловили на удочку рыбу, помогали родителям. С 10-12 лет мальчиков брали на промысел, и начиналась для них сложная и опасная морская страда. Семья все время жила как бы в экстремальных условиях. Трудно представить себе как справлялась со сложным хозяйством хозяйка – «большуха», одновременно вынашивающая или вскармливающая грудного ребенка. Отец, глава семьи, ежегодно вынужден был рисковать жизнью. Вот как описывал выход на «ближнюю» беломорскую зверобойку М.В. Ломоносов: «море так замерзает, что по нему можно ходить и на нартах ездить можно. В Поморье называется оное ночемержа, затем что в марте месяце ночными морозами в тихую погоду Белое море на несколько верст гибким льдом покрывается, так что по нему за тюленями ходят и лодки торосовые за собой волочат, и хотя он под людьми гнется, однако не скоро прорывается, около полудни от солнца пропадает и от ветру в чепуху разбивается».

А выход в океан весной на промысловой лодке, поход на Мурманскую страду, в Мезенский залив, в Горло, на Кедовский путь, на Матку. Иногда до места промысла добираться приходилось больше месяца. Шторма, арктические льды, полярные ветра, океанский прибой, стремящийся разбить лодку о камни, — море постоянно бросает поморам вызов за вызовом. Надо преодолеть себя и победить стихию, иначе – смерть. Любая ошибка, даже самая незначительная, может привести к гибели всей промысловой артели.

Во время промысла нельзя отвлекаться, нельзя думать о постороннем. «Собери умы свои и направи в путь. Горе, когда для домашних печалей ум морехода вспять зрит».

Изменилось время, изменились обстоятельства, изменились люди. Сейчас даже шлюпочный поход из Архангельска на Соловки становится достойным описанием, а ведь еще сто лет назад промысел велся за тысячи километров от поморских сел – на огромной территории от Шпицбергена до островов Карского моря и этот героический труд считался обычным для Поморья явлением.[[18] ]

Заключение

Образ жизни поморской семьи был образовательным и воспитательным пространством, в котором из поколения в поколение формировались, передавались, сохранялись и развивались традиции и обычаи. Эта микросреда способствовала как стихийному и целенаправленному формированию личности помора.[[19] ] Особая сила влияния этих традиций и норм состояла в том, что ребенок с самого раннего детства осваивал их незаметно для самого себя, естественно и просто, намного раньше, чем начинал понимать их содержание и смысл. Одной из главных особенностей Поморья было то, что вплоть до начала XX века здесь традиционно сохранялась «большая» семья.

Большая семья состояла из нескольких семей женатых братьев, живших с родителями и их холостыми детьми под одной крышей. Широкое распространение большой семьи в Поморье было обусловлено как сохранением пережиточных патриархально-родовых форм общежития русского сельского населения, так и спецификой северного промыслового хозяйства, которое несравнимо удобнее было вести большим, спаянным сознанием своего единства коллективом. Это обеспечивало сравнительно высокий уровень производительности труда, достигаемый за счет централизации средств производства и многочисленности людей. [[20] ]

Список литературы

1. Белов В. Жизненный круг / В. Белов // Белов В. Повседневная жизнь Русского Севера. – М.: Молодая гвардия, 2000. – 122 – 156с.

2. Белов В. И. Лад. Очерки о народной эстетике. — Ленинград: ЛЕНИЗДАТ, 1984. – 349с.

3. Бернштам Т. А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины / Т. А. Бернштам. – Л.: «Наука», Ленинградское отделение, 1988.- 278 с.

4. Бернштам Т. А. Русская народная культура Поморья в XIX — начале XX в.: этнографические очерки / Т. А. Бернштам. – Л.: Наука, 1983. – 232 с.

5. Бернштам Т.А. Русская народная культура Поморья в XIX – начале XX веков. — Ленинград: Наука, 1983, — 231с.

6. Буторина Т. С. Поморская семья – основа народной педагогики / Т. С. Буторина, С. С. Щекина. – Архангельск: АО ИППК, 1999. – 101с.

7. Буторина Т. С. Поморская семья: (Цикл бесед с для работы с родителями с учетом региональных особенностей воспитательной среды) / Т. С. Буторина, С. С. Щекина. – Архангельск: 1998. – 96 с.

8. Власова И. В. Брак и семья у северорусского сельского населения / И. В. Власова // Русский Север: этническая история и народная культура. XII – XX века. – М.: Наука, 2001. – 575с.

9. Гемп К.П.Сказ о Беломорье. Словарь поморских речений. М.: Наука, — 2004. – 637с.

10. Дронова Т.И. Мир детства в традиционной культуре «Устьцилемов». – Сыктывкар: Ромпоштан, 1999, — 37с.

11. Лисниченко В.В. Экология помора / В.В.Лисниченко, Н.Б.Лисниченко. – Архангельск: Правда Севера, 2007, — 96с.

12. Личутин В.В. Душа неизъяснимая: Размышления о русском народе / Худож. А. Никулин. – М.: Современник, 1989. – 495с.

13. Щекина С. С. Образ жизни поморской семьи XVIII – XIX веков как воспитательная среда / С. С. Щекина // Педагогическая культура Европейского севера: сб. науч. тр. – Архангельск: Изд. ПГУ, 1998. – 16с.

14. Щекина С. С. Этикетные качества личности помора / С. С. Щекина // Педагогическая культура Европейского Севера: общее и профессиональное образование: сб. ст.: вып. 2. – Архангельск, 2000. – 22 – 33с.

[1] Гемп К.П.Сказ о Беломорье. Словарь поморских речений. М.: Наука, — 2004. – 637с.

[2] Бернштам Т.А. Русская народная культура Поморья в XIX – начале XX веков. — Ленинград: Наука, 1983, — 231с.

[3] Лисниченко В.В. Экология помора / В.В.Лисниченко, Н.Б.Лисниченко. – Архангельск: Правда Севера, 2007, — 96с.

[4] Власова И. В. Брак и семья у северорусского сельского населения / И. В. Власова // Русский Север: этническая история и народная культура. XII – XX века. – М.: Наука, 2001. – 575с.

[5] Буторина Т. С. Поморская семья: (Цикл бесед с для работы с родителями с учетом региональных особенностей воспитательной среды) / Т. С. Буторина, С. С. Щекина. – Архангельск: 1998. – 96 с.

[6] Гемп К.П.Сказ о Беломорье. Словарь поморских речений. М.: Наука, — 2004. – 637с.

[7] Буторина Т. С. Поморская семья – основа народной педагогики / Т. С. Буторина, С. С. Щекина. – Архангельск: АО ИППК, 1999. – 101с.

[8] Лисниченко В.В. Экология помора / В.В.Лисниченко, Н.Б.Лисниченко. – Архангельск: Правда Севера, 2007, — 96с.

[9] Бернштам Т.А. Русская народная культура Поморья в XIX – начале XX веков. — Ленинград: Наука, 1983, — 231с.

[10] Бернштам Т. А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины / Т. А. Бернштам. – Л.: «Наука», Ленинградское отделение, 1988.- 278 с.

[11] Лисниченко В.В. Экология помора / В.В.Лисниченко, Н.Б.Лисниченко. – Архангельск: Правда Севера, 2007, — 96с

[12] Дронова Т.И. Мир детства в традиционной культуре «Устьцилемов». – Сыктывкар: Ромпоштан, 1999, — 37с.

[13] Гемп К.П.Сказ о Беломорье. Словарь поморских речений. М.: Наука, — 2004. – 637с.

[14] Лисниченко В.В. Экология помора / В.В.Лисниченко, Н.Б.Лисниченко. – Архангельск: Правда Севера, 2007, — 96с.

[15] Лисниченко В.В. Экология помора / В.В.Лисниченко, Н.Б.Лисниченко. – Архангельск: Правда Севера, 2007, — 96с.

[16] Лисниченко В.В. Экология помора / В.В.Лисниченко, Н.Б.Лисниченко. – Архангельск: Правда Севера, 2007, — 96с.

[17] Бернштам Т.А. Русская народная культура Поморья в XIX – начале XX веков. — Ленинград: Наука, 1983, — 231с.

[18] Лисниченко В.В. Экология помора / В.В.Лисниченко, Н.Б.Лисниченко. – Архангельск: Правда Севера, 2007, — 96с.

[19] Щекина С. С. Этикетные качества личности помора / С. С. Щекина // Педагогическая культура Европейского Севера: общее и профессиональное образование: сб. ст.: вып. 2. – Архангельск, 2000. – 22 – 33с.

[20] Лисниченко В.В. Экология помора / В.В.Лисниченко, Н.Б.Лисниченко. – Архангельск: Правда Севера, 2007, — 96с.

СОЧИНЕНИЕ «ПОМОРСКАЯ БЫЛЬ БОРИСА ШЕРГИНА»

• Авторы
• Руководители
• Файлы работы
• Наградные документы

Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке «Файлы работы» в формате PDF

 Лежащий в печали человек

всегда хочет встать да развеселиться.

И чтобы сердце твоё развеселилось, совсем не надобно, чтоб вдруг изменились

житейские обстоятельства.

Развеселить может светлое слово доброго человека

Борис Шергин.

С творчеством Бориса Шергина я познакомилась ещё в раннем детстве, когда впервые посмотрела забавный мультфильм «Волшебное кольцо», снятый по мотивам сказки северного писателя. Мне понравилось в этом мультфильме всё: сюжет, персонажи, милый северный говор и конечно незабываемый голос рассказчика за кадром, в исполнении Евгения Леонова. Впоследствии я посмотрела другие мультфильмы по сюжетам Шергина, прочитала его книги, из них узнала много интересного и поучительного об истории моей родины – Архангельской области, выполнила скульптуры и картины по сказам и былям любимого писателя.

История Русского Севера древняя и славная. С давних времен из Новгорода к Белому морю, переселились предки нынешних поморов. Они стали ходить за рыбой сначала по Двине и у морских берегов, а потом– все дальше в море на промысел за тюленями и моржами. Все шире расселялись новые пришельцы по морскому берегу; их так и назвали поморами.

Родители Шергина Виктор Васильевич и Анна Ивановна были хорошими рассказчиками, мама любила поэзию. По словам Бориса: «Маменька мастерица была сказывать… как жемчуг, у нее слово катилося из уст». Он любил слушать увлекательные рассказы друзей отца – именитых корабельных плотников, капитанов, лоцманов и зверобоев. Еще учась в школе, стал собирать и записывать северные народные сказки, былины и песни. Вот как вспоминает о годах учёбы сам Шергин: «Больше всего успевал я, учась, в языках, совсем недавалась математика: из-за нее не любил я школы, бился зиму, как муха в паутине. Жизнь была сама по себе, а наша школа сама по себе. Город наш стоял у моря, а ни о Севере, ни о родном крае, ни о море никогда мы в школе не слыхали. А для меня; это всегда было самое интересное…»

Север завораживал маленького Борю своей таинственной красотой: «Родную мою страну обходит с полуночи великое Студеное море – седой океан. От Студеного океана на полдень развеличилось Белое море, наш светлый Гандвик. В Белое море пала Архангельская Двина. Широка и державна, тихославная та река идет с юга на полночь и под архангельской горой встречается с морем. Тут островами обильно: пески лежат и леса стоят. Где берег возвыше, там люди наставились хоромами. А кругом вода. Куда сдумал ехать, везде лодку, а то и кораблик надо. В летнюю пору, когда солнце светит в полночь и в полдень, жить у моря светло и любо. На островах расцветают прекрасные цветы, веет тонкий и душистый ветерок и как бы дымок серебристый реет над травами и лугами.». С детства проявлял Борис большие способности к рисованию. Срисовывал орнаменты и заставки старинных книг, учился писать иконы в поморском стиле, расписывал утварь. Первые три книги Шергина оформлены автором собственноручно в «поморском стиле». Борис Викторович с теплотой вспоминал годы учёбы в Москве в старейшем Строгановском центральном художественно-промышленном училище. Этот период жизни Шергина стал, вероятно, главным временем становления его творческой личности. Он по-настоящему глубоко и полно осознал значение народной культуры и ощутил настоятельную потребность сделать все, что в его силах, чтобы не дать погибнуть «отходящей красоте».

В годы учебы в Москве Шергин сам выступал в качестве исполнителя баллад Двинской земли, иллюстрировал своим пением лекции по народной поэзии в Московском университете. В рассказах Шергина и в переданных им старинных сказаниях с большой поэтической силой показана глубокая, крепкая связь поморов со своим «отеческим морем». Особенно ярко, своеобразно эта связь показана в сказаниях «Братанна» и «Гнев». Борьба с суровой природой выковала у поморов крепкий характер, уменье не теряться в трудных обстоятельствах, решительность и твердость духа.

Помор, ушедший в море на промысел, любит вдали от берега послушать и сам рассказать о виденном – он тонкий ценитель искусства слова. Испокон веку у поморов были свои талантливые певцы, сказители. В бурном, изменчивом море одному человеку несдобровать, и поморы шли на промысел артелью, дружиной. Крепкая дружба, взаимная помощь связывали дружину. Помор всегда был готов выручить в беде товарищей: на промысел выйдешь– опирайся на товарища, но и сам помогай ему, береги, как себя, – это закон для помора.

С одним из законов морского устава знакомит читателей рассказ «Круговая помощь»: «На веках в Мурманское становище, близ Танькиной губы, укрылось датское судно, битое непогодой. Русские поморы кряду принялись шить и ладить судно. Переправку и шитье сделали прочно и, за светлостью ночей, скоро. Датский шкипер спрашивает старосту, какова цена работе. Староста удивился: Какая цена! Разве ты, господин шкипер, купил что? Или рядился с кем? Шкипер говорит: Никакой ряды не было. Едва мое бедное судно показалось в виду берега, русские поморы кинулись ко мне на карбасах с канатами, с баграми. Затем началась усердная починка моего судна.Староста говорит: Так и быть должно. У нас всегда такое поведение. Так требует устав морской.» Но не всегда даже крепкое морское братство могло спасти поморов от неминуемой гибели в ледяном океане. В рассказе «Поморская быль» описан случай трагической гибели на пустынном островке двух братьев-поморов Ивана и Андрияна. Оставшись без лодки, унесённой штормом, братья не впали в отчаянье, а решили оставить людям весточку о себе. Из обломка лодки вырезали искусно памятную доску, где записали каждый день своего заточения на острове. С философским спокойствием относятся братья к неминуемой гибели: «Оттого, что ещё двух промышленников не станет на свете, белому свету переменения не будет…Смерть не всё возьмёт – только своё возьмёт…»

В 1922 году Шергин переехал в Москву, где жил бедно. В подвале в Сверчковом переулке он писал сказки, легенды, поучительные истории о своем русском Севере. При жизни писателя опубликовано 9 книг. Шергин как рассказчик и сказочник стал известен раньше, чем Шергин-писатель.

Уникальность писателя, неповторимость его творчества состоит в том, что он сумел соединить две художественные системы– литературу и фольклор. Книги Бориса Шергина в наши дни как никогда актуальны и современны, даже злободневны, в пору утраты представлений о духовных и культурных ценностях, оставленных нам в наследство прадедами, они возвращают нас к этим ценностям, вразумляют, радуют, обогащают. Он показывает читателю жизнь, наполненную высоким смыслом, жизнь, основанную на безукоризненных нравственных принципах. В 1979 году Виктор Калугин писал: «Чем больше вчитываешься в эту своеобразную поморскую летопись, составленную нашим современником, тем больше убеждаешься: не прошлому, а настоящему и будущему принадлежит она».

На всем протяжении своей творческой жизни и четыре десятилетия, прошедших со дня его смерти, Шергин тихо и ровно светит нам, как негасимая лампада, и ждет, когда мы за ослепительными вспышками фейерверков и назойливыми неоновыми огнями разглядим этот ясный свет и придем к нему.

Просмотров работы: 2401

ТРАДИЦИИ И БЫТ ПОМОРОВ 
Поморы — коренной народ российского севера. Они издавна занимались рыболовством, торговым мореплаванием и судостроением. На парусных судах (кочах) они посещали полярные земли и острова (Колгуев, Новая Земля), впервые достигли архипелага Шпицберген (его поморское название Грумант, возможно, произошло от искажённого «Гренландия»), на восток доходили до северной Сибири, где основали город Мангазея.Жизненный уклад поморов напрямую соприкасался с их промысловой деятельностью. Они занимались зверобойным промыслом, рыболовством, смолокурением, пивоварением, добычей соли. Поморы также владели и гончарным делом, осваивали декоративно-прикладное искусство (глиняные игрушки, резьба по кости, роспись по дереву и многое другое).Культурная жизнь поморов была очень насыщенной. На Севере испокон веков соблюдалось множество праздников: православных, аграрных, семейных. Все они сопровождались разнообразными обрядами, традициями, поверьями. В музыкальной культуре поморов сохранилась архаичная манера пения, которая сложилась в церковном песнопении с введением на Руси христианства: в один голос (вне зависимости от количества поющих) и без музыкального сопровождения. Под влиянием жизненного уклада сложился особый национальный поморский характер. Поморы устойчивы в симпатиях и антипатиях, что нередко воспринимается как упрямство и злопамятность. Громкая речь среди поморов — явление редкое, признак крайнего раздражения. Один из самых древних обычаев поморов — не запирать двери дома, коренные жители Севера никогда не знали, что такое запоры.Многие иностранцы, посетившие Поморье, дали следующую характеристику местному населению: поморы — это немногословные, сдержанные люди, всегда готовые прийти на помощь; они доброжелательны, доверчивы и гостеприимны.

Атлас Архангельской губернии 1797 года.

В историографическом обзоре поморской истории примечательна тема проникновения «знания о поморах» на высокий уровень русской истории и культуры. До середины ХIХ века о поморах практически ничего не знали, в главных центрах культурной жизни Российской империи — Санкт-Петербурге и Москве — поморы были практически не известны.

Начальная русская историография ХVIII века совершенно не знает поморов. Ее самодеятельный начинатель В.Н. Татищев (1686-1750) в своей «Истории» писал о «большом» Поморье от Олонца до Урала, заместившем, в его версии, якобы древнюю Биармию, но ни слова — о поморах. О поморах молчит в своих историях и князь М.М. Щербатов (1733-1790). Не знает поморов и Герхард Миллер (1705-1783) в своей «Истории Сибири», хотя в современном поморском мифе и утверждается, что в первую очередь именно «поморы» освоили Сибирь.

Н.М. Карамзин (1766-1826) в своей «Истории Российской» в соответствующем периоде аккуратно переписал известие из Новгородской 4-ой летописи по списку Дубровского под летом 7034 (1526 годом) о «поморцах» из Кандалакши, обратившихся к великому князю Василию III об освящении приходского храма — и только. Этим поморская тема у Карамзина исчерпывается.

«Двиняне» и «поморцы»: Крестинин и Фомин о жителях Беломорья 

Молчание в центральной историографии на счёт поморской темы побуждает обратиться к началам региональной истории Архангелогородской губернии — как к известным изданиям, поднявшимся до столичного культурного центра, так и к неопубликованным тогда описаниям губернии. Среди них первостепенное значение имеют исторические сочинения архангелогородца В.В. Крестинина (1729-1795) [1]. По Крестинину, Двинскую землю населяют двиняне — «двинской народ», а «поморцы обитают на берегах Белого моря. Они нашли в тресковом промысле надёжный источник своего пропитания» [2]. Таким образом, «двиняне» — иначе «холмогорцы», и «поморцы» — это две группы населения в Двинском уезде Архангелогородской губернии. «Поморские места», по В.В. Крестинину, находятся где-то в районе Сумского острога, то есть в «историческом» Поморье на Поморском берегу. О разделении местного населения на «крестьян двинских» и «крестьян поморских» Крестинин сообщал и Санкт-Петербург в письме академику И.И. Лепехину [3].

В.В. Крестинин указывал на особую экономическую связь между Двиной, с её Архангельском и Холмогорами, и «поморскими местами», где проживают «поморцы». Именно «поморцы», полагает Крестинин, начали рыболовство в «Мурманском море» (совр. Баренцевом), по его версии, предположительно, ранее ХVI века. «Заволочане» на Двине, «из числа которых холмогорцы суть первые», производили торги мурманскою рыбою. Через Архангельский порт «поморцы» приобретают устюжский и вятский хлеб, «который в нынешнем веке сделался для поморских селений необходимым», поскольку «Поморская страна» — не хлебородная [4]. В этом её главное отличие. По Крестинину, из документов эпохи Петра I известно и такое понятие, как «поморские города» [5].

Аналогично на «поморцев» смотрит и ближайший сотоварищ Крестинина по разработке местной истории — А.И. Фомин (1733-1804) [6]. В своём описании Белого моря Фомин сообщает о «поморцах» и «больших поморских судах» [7]. В связи с описанием паломничества в Соловецкий монастырь А.И. Фомин упоминал два «поморских карбаса» из Лопшеньги и Яренги. Оба поселения расположены на Летнем берегу, то есть в восточном Беломорье [8]. По тексту Фомин употребляет ещё и такие понятия, как «беломорцы», «беломорские жители», «беломорские прибрежные жители», «беломорские крестьяне» и «приморские жители». При этом «поморцы» и «беломорцы» в тексте у Фомина — это тождественные понятия. Об этом мы можем судить по следующему фрагменту из его «Описания Белого моря»: 

Таким образом, по А.И. Фомину, «поморцы» или «беломорцы» конца ХVIII века — это прибрежные жители Белого моря.

Губернаторские записки

Помимо опубликованных в Санкт-Петербурге трудов Крестинина и Фомина, в нашем распоряжении есть ещё пять неопубликованных тогда описаний Архангелогородской губернии второй половины ХVIII, сообщающих о «поморцах» и «поморских жителях» этого периода. Перечислим эти описания:

— «Записка об Архангельске» архангелогородского губернатора С. М. Козмина, датируемая 1765 годом [10];

— Магистратское описание города Архангельска, 1779 года [11]. Предположительно, в составлении этого текста участвовал В.В. Крестинин;

— Записка генерал-губернатора А. П. Мельгунова «О Двинской провинции Архангелогородской губернии», 1779 года [12];

— Топографическое и историческое описание губернского города Архангельского, 1786 года [13];

— Исторические примечания о Архангельской губернии и топографическое оной описание с присовокуплением такового ж о рыбных и звериных морских промыслах, включенное в качестве комментария в рукописный штучный Атлас Архангельской губернии 1797 года. Атлас издан в 2017 году дорогим изданием издательством «Книжная Капелла».

В «Записке» архангелогородского губернатора С.М. Козмина сообщается, что в Архангельск из «поморских волостей» и Колы приходят «тамошних обитателей» «промышленные суда» и «бывает оных в каждое лето до трёх сот. И привозят своего промысла рыбу: сёмгу, треску и палтасину солёную и вяленую, рыбье и звериное сала, а отсюда отвозят на своё пропитание хлебные припасы и некоторые для крестьянских надобностей мелкие товары» [14]. 

В Двинском уезде есть «поморские разные места». Из контекста — упоминание добычи руд — становится понятным, что «поморские места» расположены в районе Поморского берега где-то у Керети [15]. «Поморским местам» в тексте тождественно понятие «приморские места» [16]. Крестьяне Двинского уезда нанимаются на суда «как от Санкт-Петербурга, так и от города Архангельского» «кормщиками, матросами и работниками для морских звериных промыслов… А некоторые крестьяне и собственные свои суды имеют, на которых отъезжают из жилищ своих и от города Архангельского по океану морю на Новую Землю и на разные острова, где, зимуя, промышляют моржев, тюленей, лысунов, серку, белугу, белых медведей и заицов, а на островах стреляют оленей, из коих и на пищу употребляют, тож стреляют голубых и белых песцов, а летом отъезжая ж по оному жь океану морю в разные становища, некоторые промышляют же рыбу, треску и палтасину. С которыми товарами и рыбою и возвращаются, как выше значит, к городу Архангельскому. А и в приморских местах оставшие при домех своих крестьяне, выезжая близ жилищ своих в малых судах, бьют таких же зверей и ловят рыбу: наваги, селди и тому подобные» [17]. 

Таким образом, «промышленники» в Записке С. М. Козмина не тождественны «поморским жителям».

В «Магистратском описании города Архангельска» 1779 года упоминаются «поморские лодьи» и «поморские крестьяне, питающиеся от морских промыслов в Белом море и на Северном океане».(18) В тексте упоминается и «Поморье», определенно локализуемое в районе Поморского берега «до устья Онежского».(19)

В записке генерал-губернатора А.П. Мельгунова сообщается о торговле крестьян Двинского уезда с продажами излишков хлеба в «Город» — то есть в Архангельск, и в «поморские места» [20]. В Двинском уезде есть «поморские селения», которые, по смыслу текста, располагаются на морском побережье Белого моря [21].

В «Топографическом и историческом описании губернского города Архангельского» 1786 года сообщается о снабжении через Архангельск хлебом «поморских городов и селений» [22]. В Двинской провинции имеются и «поморские волости» [23]. Относительно мурманских промыслов в «Топографическом описании» сообщается следующее: 

Очевидно, что «поморские селения» расположены в Поморье — на Поморском берегу. Дальше сообщается: на промыслы на Шпицберген (Грумант) отправляются «не только из поморских селений, но и из городов Архангельска, Мезени, Онеги и протчих на больших гукорах и лодьях» [25].

В «Исторических примечаниях об Архангельской губернии» к рукописному Атласу Архангельской губернии 1797 года определённо утверждается, что поморы — это население Поморья (Поморского берега): 

Путешествие Лепехина и трактовка Озерецковского

Особое место в нашей теме занимает сочинение академика Ивана Ивановича Лепехина (1740-1802), совершившего учёные путешествия по России в 1768-1772 годах. Описание путешествия по Архангелогородской губернии в основной своей части содержится в 4-ой части «Путешествий», изданной посмертно, дописанной и опубликованной ближайшим сотрудником Лепехина — Н.Я. Озерецковским (1750-1827).

В предшествовавшей 3-ей части путешествия, опубликованной в 1780 году самим И.И. Лепехиным, путешествие по Архангелогородской губернии начиналось описанием Архангельска. В связи с чем Лепехин сообщал в общем описании Архангелогородской губернии о том, что Двинской уезд можно разделить на две части: «Подвинскую» и «Поморскую». «Поморская часть распространяется около всего Белого моря по берегам на расстояние более 1000 верст, на коем пространстве не более 5000 человек поселено» [27]. В этой третьей части у Лепехина мы встречаем первый нам известный случай использования формы «поморы» [28].

Четвёртая часть примечательна тем, что в описании Архангелогородской губернии используется понятие «Поморская страна» (Поморье), которая получает широкий территориальный охват: 

«Поморская страна» (вариант: «поморская сторона») населена «поморянами». Архангельск и Холмогоры находятся в «поморской стране»: «Привозимый хлеб из Мезенскаго, Кеврольского, Важескаго и Двинскаго уездов назначается для употребления поморской безхлебной стороне, то есть для самого города Архангельского, для всех по берегам Белого моря обитающих и для Колы с её уездом» [30]. Архангельск относится к «Поморской стороне».

Пригоняемый в Петербург «поморский рогатый скот» известен там «под именем холмогорского скота». Его выращивают в «поморских селениях» [31]. «Поморки» в этих селениях искусны в тканье и «прядут столь тонкие нитки» [32].

Отметим такой важный факт. В 4-й части «Путешествия» используются как равнозначные по смыслу понятия: «поморы», «поморяне» и «поморцы»: «Промыслы поморян бывают или звериные промыслы, или рыбные, или сальные. Сии последнее разделяются на промыслы домашние и отдалённые… Между поморами и промышленниками почти никогда не случается, чтобы кто похитил промысел из ямы» [33]. Понятия «промышленник» и «поморянин», таким образом, как бы не равнозначны по смыслу. «Поморянин» в «Путешествии» определённо означает не занятие промыслами, а происхождение из «поморского селения» или «уезда»:

В Мезени, по сообщению «Путешествия», тоже живут «поморцы»: 

В трактовке «Путешествия» отметим известное противоречие, когда речь заходит об истории края с использованием текста открытой В.В. Крестининым «Двинской летописи». Тогда «поморяне» и «Поморье» локализуются в районе Поморского берега: «1611 нашествие шведов на поморье и многие поморяне имели безопасное себе убежище в Соловецком монастыре и Сумском остроге» [36].

«Большое Поморье» Татищева

Итак, в «Путешествии академика Лепехина» «поморы» (вариант: поморяне, поморцы) — это не только население Поморского берега или прибрежных территорий Белого моря, а гораздо более широкого пространства — некой «Поморской страны». При этом не понятно, как эта «Поморская страна» соотносится с территорией Архангелогородской губернии и каковы её пределы. Определённо, что она «бесхлебна» и её население занимается в основном морскими промыслами. Причина подобной широкой трактовки «Поморской страны» связана с тем, что автор текста «Путешествия» (непонятно, был ли им сам Лепехин или же его помощник и издатель Озерецковский) использовал географические построения первого российского историка и географа В.Н. Татищева — его концепцию «большого Поморья» из опубликованного в 1769 году первого тома «Истории Российской» — части 2-й, главы 39. Вот текст из «Путешествия» буквально дословно, переписанный из «Истории» В.Н. Татищева: 

Автор «Путешествия» дословно заимствует текст из В.Н. Татищева, при этом там же указывает и на источник своего заимствования.

«Поморская сторона» «Путешествия» — это «Поморье» Татищева. Следовательно, в «Путешествии академика Ивана Лепехина» идея Татищева о «большом» Поморье получила развитие в отношении его населения — поморов (поморян, поморцев). Татищев придумал большое «Поморье», а в «Путешествии» это «большое» Поморье населили «поморами». Здесь особо отметим ключевое значение «Путешествия академика Ивана Лепехина» для последующего развития поморского исторического мифа. В частности, именно к тексту «Путешествия» восходят утверждение о заселении «поморами» не только побережий Белого моря, но и берегов рек, впадающих в это море и Ледовитый океан. При этом утверждение о заселении «поморами» берегов рек современные интерпретаторы воспроизводят автоматически, как общеизвестную истину. Источник подобной трактовки — IV часть «Путешествия» И.И. Лепехина — совершенно забыт.

Однако подобная трактовка «поморов», как населения некоего обширного региона без определённых границ — «Поморья» из сочинения И.И. Лепехина и Н.Я. Озерецковского — оставалась незамеченной целых полвека, пока её не использовал В.И. Ламанский в своей биографии «помора» М.В. Ломоносова. В первую половину ХIХ века в описаниях Архангелогородской губернии полностью преобладали трактовки поморов, связанные с их действительной идентичностью в историческом Поморье в районе Поморского берега и других прибрежных территорий. В продолжении мы конкретно рассмотрим эти тексты авторов ХIХ века.

Автор: Дмитрий Леонидович Семушин, архангельский историк, кандидат исторических наук, специалист по исторической географии Русского Севера, Ph. D. Венгерской академии наук.

(1) Основные сочинения В. В. Крестинина:

— Исторические начатки о двинском народе древних, средних, новых и новейших времен. Ч. 1. СПб., 1784;

— Исторический опыт о сельском старинном домостроительстве двинского народа в севере. СПб., 1785.

— Начертание истории города Холмогор. СПб., 1790.

— Краткая история о городе Архангельском. СПб., 1792.

См совр. издание: Крестинин В. В. Труды. Творческая биография. Библиография: Сост.: Е. И. Тропичева. Архангельск, 2007.

(2) Крестинин В. В. Труды. С. 155.

(3) Письмо г. Крестинина // Путешествия академика Ивана Лепехина. Ч. 4. СПб., 1805. С. 422-423.

(4) Крестинин В. В. Труды. С. 156, 159.

(5) Там же. С. 314.

(6) Фомин А. И. Описание Белого моря с его берегами и островами вообще; так же частное описание островной каменной гряды, к коей принадлежат Соловки, и топография Соловецкого монастыря с его островами. СПб., 1797.

(7) Фомин А. И. Там же. С. 53, 165, 166, 172, 183

(8) Там же. С. 166

(9) Там же. С. 183-184.

(10) Архангельский край в 1760—1770-х годах. Публикацию подготовили З.В. Дмитриева и А.Н. Чистиков // Архангельск в XVIII веке. Под ред. Ю. Н. Беспятых. СПб, 1997. С. 274-284.

(11) Там же. С. 285-302.

(12) Там же. С. 303-312.

(13) Топографическое и историческое описание губернского города Архангельского // Труды архангельского центра Русского географического общества. Вып. 4. Архангельск, 2016. С. 40-109.

(14) Архангельский край в 1760—1770-х годах. С. 278.

(15) Там же. С. 280.

(16) Там же. С. 282.

(17) Там же.

(18) Там же. С. 285, 297.

(19) Там же. С. 285.

(20) Там же С. 304.

(21) Там же.

(22) Топографическое и историческое описание губернского города Архангельского. С. 47.

(23) Там же. С. 48.

(24) Там же. С. 100.

(25) Там же. С. 101.

(26) Исторические примечания о Архангельской губернии и топографическое оной описание с присовокуплением такового ж о рыбных и звериных морских промыслах // Атлас Архангельской губернии с топографическими, историческими, экономическими и камеральными описаниями. СПб, 1797. С. 75.

(27) Продолжение дневных записок путешествия доктора и Академии наук адъюнкта Ивана Лепехина по разным провинциям Российского государства в 1771 году. Ч. 3. СПб., 1780. С. 367.

(28) «Под именем морской губы поморы наши из норвежских же заливов привозят шаровидные тела». — Там же. Прибавление. С. 26.

(29) Путешествия академика Ивана Лепехина. Ч. 4. СПб., 1805. С. 2-3.

(30) Там же. С. 6.

(31) Там же. С. 3.

(32) Там же. С. 4, 5.

(33) Там же. С. 8, 12.

(34) Там же. С. 141.

(35) Там же. С. 148.

(36) Там же. С. 70.

(37) Там же. С. 391-393. Сравни: Татищев В. Н. История Российская. Кн. 1. Ч. 2. М., 1769. Гл. 29. О древней Руси. С. 374.

В Архангельск из Москвы ходит фирменный поезд «Поморье». Если вы приедете на нем, то, еще не догуляв до Поморской улицы, окончательно убедитесь по вывескам и афишам, что прибыли в поморский край. «Поморочка» — это и хор ветеранов, и детский сад, и салон красоты, и незаметная подвальная парикмахерская. «Поморский» — звездный отель и скромный хостел, а в ресторане «Трескоед» вам объяснят, что трескоедами издавна зовут поморов.

Остается понять, кто же это такие — поморы?

1

Загадка поморов

Так кто же такие поморы? С 90-х годов прошлого века возникли две противоположные точки зрения, постоянно рождающие жаркие споры. Согласно первой, поморы — древний народ, потомки свободных новгородцев, издавна живущий на берегах Белого моря. Свое государство этот народ создать не успел, потому что Москва сначала покорила Великий Новгород, а затем и Поморье. Несмотря на это, поморы все равно сохранили свой свободолюбивый характер и бытовые обычаи, делающие их непохожими на жителей других регионов России. Поморье, в отличие от остальной страны, не знало монголо-татарского ига и крепостного права, поэтому менталитет его жителей всегда отличался гордостью и независимостью.

По мнению сторонников теории «поморы — отдельный народ», обитатели беломорского побережья были грамотны поголовно. Язык, на котором они общались, называется «помóрьска говóря». Существуют поморско-русские словари и даже литература на «говóри», правда, не дошедшая из глубины веков, а появившаяся за последние двадцать лет. Кроме своего языка, поморы всегда отличались особой честностью: на Севере дома не запирали, никто ни у кого не воровал. Также поморы — уникальные мореходы, их ладьи-кочи, по мнению сторонников теории, предназначены для плавания среди полярных льдов лучше, чем современные ледоколы. Поморы ходили по Ледовитому океану задолго до европейских первооткрывателей, а поморские рукописные лоции заменяли им карты.

Но, согласно этой теории, вольный поморский народ испытывал притеснения. Петр I запретил кочи и заставил поморов строить шняки по голландскому образцу. Несмотря на это, поморы и на кочах, и на шняках плавали в Европу, доходя до Англии, а с Норвегией торговали, как с заречной слободой. Благодаря этим контактам, по своему менталитету поморы ближе к жителям Скандинавии, чем к остальной России. И их следует считать отдельным этносом, а вовсе не частью русского народа.

Понятно, что эти представления сильно гиперболизированы, остро полемичны, их носители практикуют избирательный подход к огромному массиву исторических данных, то есть обращают внимание лишь на то, что говорит в пользу их концепции. К тому же не отделяют твердо установленные факты от гипотез и догадок, тем самым превращая поморское прошлое в подобие фэнтези. Впрочем, не стоит стричь всех под одну гребенку: сторонники «поморского возрождения» бывают разными, не все они мыслят столь прямолинейно и категорично.

Существует и противоположная точка зрения, тоже пристрастная и упрощенная. Согласно ей, поморами, а на самом деле — поморцами, назывались только жители берега Белого моря, от города Кеми до города Онеги. В древних летописях поморы не упоминаются. Поморье никто не завоевывал, оно мирно вошло в состав большой России. Архангельск был изначально государевым городом, а не столицей самостоятельного княжества и не имел никаких вечевых прав.

Когда заходит речь об отсутствии крепостного права, сторонники критического взгляда просят уточнить терминологию. На Севере отсутствовали помещичьи вотчины, но местные жители являлись государевыми или монастырскими тяглецами, а не вольными гражданами, которые могли гулять, где хотят. Например, Ломоносову, чтобы отправиться в Москву, пришлось получить паспорт, а когда он истек, будущий великий ученый некоторое время числился «беглым», как обычный крестьянин, сбежавший от барина.

Также критике подвергаются и, к примеру, сведения о всеобщей грамотности: ведь жители Русского Севера старались запоминать наизусть былины и сказы, потому что не могли их записать. Преувеличены, по мнению сторонников критической теории, и уникальные свойства поморских кораблей. Кочи и шняки, согласно их доводам, были тяжелы, неуклюжи, под парусом могли ходить только при попутном ветре. Нельзя и утверждать, будто поморы были замечательными рыбаками: они не могли обеспечить выловленной рыбой свое побережье и выменивали треску у норвежцев за ржаную муку.

Понятно, что и к этим аргументам следует отнестись с осторожностью. Ведь каждый заостренный полемический взгляд — заведомо неполон и несправедлив. Действительно, никакого «поморского государства» или «покорения поморов» летописи не упоминают. Но и сказать, будто жители берегов Белого моря в своей повседневной жизни ничем не отличались от остальной России, невозможно.

2

Поморские промыслы

Главной особенностью поморов был не диалект или семейные обычаи, а их хозяйственные занятия. Разнообразие поморских промыслов поражает. От солеварения, рыболовства, охоты на морского зверя — до добычи жемчуга!

3

Куда плавали поморы

История поморского мореходства содержит немало славных достижений и мифов. Определенно можно сказать одно: поморы ходили в полярных морях и посещали острова задолго до голландских и английских мореплавателей. Но отсутствие в допетровской России картографии европейского образца и связей с европейским научным миром привело к тому, что море, которое поморы называли Студеным, носит имя Виллема Баренца, а острова, которые поморы называли Грумантом, являются архипелагом Шпицберген. Хотя Баренц дал название Шпицбергену в 1596 году, а поморы высадились там за несколько веков до этого.

Переход на Грумант по открытому морю требовал от поморов немало мужества. В остальном, подобно другим мореплавателям древности, они предпочитали ходить вблизи берегов. Огибали Кольский полуостров по пути в норвежские города. Ходили за мыс Воронов, в Карское море, достигали Новой Земли.

В эпоху паруса и весел морской путь не всегда был оптимален. Например, в город Мангазею на реке Таз — центр меховой торговли Западной Сибири  вели два пути, или, как их называли «хода». Один огибал полуостров Ямал и был известен европейским мореплавателям. Второй, тайных ход — волок через основание полуострова, основанный на системе рек и озер, отличался надежностью и безопасностью. Рациональные поморы предпочитали несколько дней тащить корабли и товары по суше, чем играть в опасную игру с плавучими льдами.

4

Как поморы говорят?

Энтузиасты поморского возрождения считают, что поморы использовали особый язык — поморскую говóрю. Это утверждение трудно и подтвердить, и опровергнуть. Не существует ни летописей, ни литературных текстов, созданных на говóре.

Сейчас написаны несколько поморских словарей. Частично они содержат слова, встречающиеся и в других регионах России, но вышедшие из употребления в современном русском языке. В основном же это термины, связанные с морскими промыслами.

Вот несколько интересных поморских слов:

• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 
• 

5

Поморы не у моря

В дореволюционной России поморцами называли не только жителей беломорских берегов, но и одно из основных направлений у староверов. «Раскольники поморцы, толку беспоповщины, или выговцы и выгорецкие, даниловцы. Поморщина ж. собират. раскольничий толк поморцев», — пишет Даль в «Толковом словаре».

Поморцы-староверы, в отличие от других отрицателей реформ Патриарха Никона, не принимали беглых священников. Церковные обряды — крещение, венчание, отпевание проводили грамотные миряне. Старообрядцы поморского толка могли жить и в Москве, и Санкт-Петербурге, и в Риге или Вильно, но безопасней всего чувствовали себя на Русском Севере.

Из этого не следует, что жители Поморья поголовно были староверами. На Русском Севере существовали священнические династии, на берегах Пинеги родился будущий святой Иоанн Кронштадтский. Писатель Борис Шергин вспоминает, как долго выбирал между древней верой и современным Православием и в итоге предпочел Русскую Православную Церковь.

Сейчас в России и остальном мире церковное общество христиан-поморцев насчитывает около 500 приходов и 400 тысяч прихожан.

6

Как поморы воевали

Найти в истории какие-то доказательства завоевания поморов, в отличие от покорения Московским княжеством Великого Новгорода или Вятки, невозможно. Зато архивы сохранили немало свидетельств, как крестьяне Русского Севера при нападении врагов не только защищали свои селения, но и проявляли дипломатическую смекалку.

В знаменитой комедии «Иван Васильевич меняет профессию» шведы безуспешно домогались Кемской волости. В реальной истории они тоже не смогли ее завоевать, поэтому периодически грабили.

В 1590 году крупный шведский отряд разорил Кемскую волость: были сожжены посадские дома, промысловые суда, питейный и гостиный двор. Чтобы отстоять острог, староста Вешняк Кузьмин одолжил восемь пушек у датчан, чьи корабли стояли возле Колы. Как писал в своей «грамате» к жителям Колы царь Федор Иоаннович, «А для осаднаго времени взяли они у Дацких Немец у торговых в долг четыре пушки, две пушки полковыя, ядра у них по три фунта, да две пушки скоростельныя, да четыре пищали больших и с зельем». Битва была удачной, шведы бежали, а их воевода Кавпий был взят в плен и отослан в Москву.

Вместе со знатным пленником было послано не победное донесение, а челобитная с просьбой о льготах. Царь Федор Иоаннович освободил кольских крестьян на три года от всех оброков и податей, на будущее же велел брать с них торговых пошлин только по три деньги с рубля (то есть 1,5%).

7

Куда ушел поморский быт

Среди определений, кто такие поморы, есть очень точная формулировка из Малой советской энциклопедии (1931 год): «Поморы, поморцы (от “поморье” — страна на берегу моря). Особый бытовой тип великороссов, живущих на берегах Северного, Полярного и Белого морей (большей частью потомки новгородских колонизаторов). Смелые мореходы, рыбаки, охотники».

Обратим внимание на слова «особый бытовой тип». Что это значит и что с этим бытовым типом случилось в прошлом веке?

1917 год стал бедой для зажиточного крестьянства и городского среднего класса во всей России. Новый формат государственного устройства оказался несовместим с привычным укладом жизни поморов. Первой драмой стал итог Гражданской войны на Русском Севере, когда многие жители Архангельска и губернии, не желавшие жить под властью большевиков, эвакуировались вслед за интервентами.

На первый взгляд с победой большевиков социальные отношения стали справедливыми: вместо «покрута» — работы на хозяина, добыча рыбы и зверя велась по принципу артели. Но уже скоро выяснилось, что монополия на торговлю в руках государства, а рыболовецкий колхоз сдает добычу по госцене. Альтернативы не существовало.

Одновременно граница оказалась на замке. В начале XX века поморы, как при императорах и царях, ходили по морю куда хотели, в том числе, и за рубежи Российского государства, посещали Норвегию, общались на руссенорске (торговый язык) или изучали норвежский.

Теперь не просто частная торговля с заграницей, но и визиты с любой целью по вековым маршрутам оказались преступлением. По наблюдениям современников, последний раз суда поморов пришли в Северную Норвегию в 1929 году, и это было символично. Началась коллективизация и уничтожение частного предпринимательства в городах. Совместить поморский быт с новой тоталитарной экономикой оказалось невозможным. Жители прибрежных деревень по-прежнему ходили в море, ловили рыбу, добывали морского зверя — будучи уже государственными работниками, а не вольными мореходами.

* * *

Сейчас земля поморов изменилась, но некоторые традиции остались. Архангельская область добывает около 20% рыбы Северного бассейна. Вместо кочей и шняк в новом городе — Северодвинске строят подводные атомные крейсера. Речной жемчуг ушел в историю, но в области находится единственная разработка алмазов в Европейской части России. Символично то, что первые мелкие алмазы были найдены у поселка Поморье. Регион перестал быть основными воротами в Европу, но стал воротами в космос после открытия космодрома Плесецк.

Столица Поморья изменилась до неузнаваемости. Вместо бесконечных пристаней, амбаров, открытого рыбного торга на берегу Северной Двины протянулась бетонная набережная с пляжем, современными сидениями и арт-объектами, напоминающими о старине. Гуляющая по ней молодежь гордится поморскими корнями, но скорее будет защищать тюленей и особенно бельков, чем выйдет в море охотиться на них.