Текст лескова человек на часах егэ

Зимою, около Крещения, в 1839 году в Петербурге была сильная оттепель. Так размокропогодило, что совсем как будто весне быть: снег таял, с крыш па­дали днём капели, а лёд на реках посинел и взялся водой. На Неве перед самым Зимним дворцом стояли глубокие полыньи.

Караул во дворце занимала рота Измайловского полка, от дворцового карау­ла не требовалось ничего, кроме точного стояния на постах. Сначала в карауле всё шло хорошо: посты распределены, люди расставлены, и всё обстояло в со­вершенном порядке.

Но вот часовой, солдат Измайловского полка, по фамилии Постников, стоя на часах снаружи у нынешнего Иорданского подъезда, услыхал, что в полынье, которою против этого места покрылась Нева, заливается человек и отчаянно мо­лит о помощи.

Солдат Постников, из дворовых господских людей, был человек очень нерв­ный и очень чувствительный. Он долго слушал отдалённые крики и стоны уто­пающего и приходил от них в оцепенение. В ужасе он оглядывался туда и сюда на всё видимое ему пространство набережной и ни здесь, ни на Неве, как назло, не усматривал ни одной живой души.

Подать помощь утопающему никто не может, и он непременно зальётся…

Солдат Постников стал соображать, что спасти этого человека чрезвычай­но легко. Если теперь сбежать на лёд, то тонущий непременно тут же и есть. Бросить ему верёвку, или протянуть шестик, или подать ружьё, и он спасён. Он так близко, что может схватиться рукою и выскочить. Но Постников помнит и службу и присягу; он знает, что он часовой, а часовой ни за что и ни под каким предлогом не смеет покинуть своей будки.

С другой же стороны, сердце у Постникова очень непокорное: так и ноет, так и стучит, так и замирает… Хоть вырви его да сам себе под ноги брось, — так

беспокойно с ним делается от этих стонов и воплей… Страшно ведь слышать, как другой человек погибает, и не подать этому погибающему помощи, когда, собственно говоря, к тому есть полная возможность, потому что будка с места не убежит и ничто иное вредное не случится. «Иль сбежать, а?.. Не увидят?.. Ах, господи, один бы конец! Опять стонет…»

А солдат он был умный и исправный, с рассудком ясным, и отлично пони­мал, что оставить свой пост есть такая вина со стороны часового, за которою сейчас же последует военный суд, а потом гонка сквозь строй шпицрутенами и каторжная работа, а может быть, даже и «расстрел»; но со стороны вздувшейся реки опять наплывают всё ближе и ближе стоны, и уже слышно бурканье и от­чаянное барахтанье.

Постников ещё раз-два оглянулся во все стороны. Нигде ни души нет, толь­ко фонари трясутся от ветра и мерцают, да по ветру, прерываясь, долетает этот крик… может быть, последний крик…

Вот ещё всплеск, ещё однозвучный вопль, и в воде забулькотало.

Часовой не выдержал и покинул свой пост.

Постников бросился к сходням, сбежал с сильно бьющимся сердцем на лёд, потом в наплывшую воду полыньи и, скоро рассмотрев, где бьётся заливающий­ся утопленник, протянул ему ложу своего ружья.

Утопающий схватился за приклад, а Постников потянул его за штык и вы­тащил на берег.

Спасённый и спаситель были совершенно мокры, и как из них спасённый был в сильной усталости и дрожал и падал, то спаситель его, солдат Постников, не решился его бросить на льду, а вывел его на набережную и стал осматривать­ся, кому бы его передать. А меж тем, пока всё это делалось, на набережной по­казались сани, в которых сидел офицер существовавшей тогда придворной ин­валидной команды (впоследствии упразднённой).

Этот столь не вовремя для Постникова подоспевший господин был, надо по­лагать, человек очень легкомысленного характера, и притом немножко бестол­ковый, и изрядный наглец. Он соскочил с саней и начал спрашивать:

—     Что за человек… что за люди?

—     Тонул, заливался, — начал было Постников.

Смекнул или нет офицер, в чём дело, но он больше не стал исследовать, а тотчас же подхватил к себе в сани спасённого человека и покатил с ним на Мор­скую, в съезжий дом Адмиралтейской части.

Тут офицер сделал приставу заявление, что привезённый им мокрый человек тонул в полынье против дворца и спасён им, господином офицером, с опасно­стью для его собственной жизни.

Тот, которого спасли, был и теперь весь мокрый, иззябший и изнемогший. От испуга и от страшных усилий он впал в беспамятство, и для него было без­различно, кто спасал его.

Рядовой Постников опять вполне чистосердечно подтвердил своему батальон­ному командиру всё то же самое, что произошло на его часах. Подполковник Свиньин был в отчаянии; он дал себе единственное возможное удовлетворение, сорвав свой гнев на Постникове, которого тотчас же прямо отсюда послал под арест в казарменный карцер, а потом задумался: есть ли возможность скрыть такое происшествие?

Обер-полицеймейстера Кокошкина разбудили и доложили ему о Свиньине, при­ехавшем по важному и не терпящему отлагательств делу. Был вызван спасённый.

Генерал обратился с громким и твёрдым вопросом к спасённому:

—     Как ты, братец, попал в полынью против дворца?

—     Виноват, — отвечал спасённый. — Хотел перейти поближе через лёд, сбился и попал в воду.

—     Значит, в глазах было темно?

—     Темно, кругом темно было, ваше превосходительство!

—     И ты не мог рассмотреть, кто тебя вытащил?

—      Виноват, ничего не рассмотрел. Вот они, кажется. — Он указал на офицера и добавил: — Я не мог рассмотреть, был испужамшись.

—       То-то и есть, шляетесь, когда надо спать! Всмотрись же теперь и помни навсегда, кто твой благодетель. Благородный человек жертвовал за тебя своею жизнью!

—     Век буду помнить.

—     Молись Богу за него и ступай вон: ты больше не нужен.

Тот поклонился в ноги и выкатился, без меры довольный тем, что его отпу­стили.

Свиньин стоял и недоумевал, как это такой оборот всё принимает милостию Божиею!

Кокошкин обратился к инвалидному офицеру:

—     Вы спасли этого человека, рискуя собственною жизнью?

—     Точно так, ваше превосходительство.

—      Свидетелей этого происшествия не было, да по позднему времени и не мог­ло быть?

—      Да, ваше превосходительство, было темно, и на набережной никого не бы­ло, кроме часовых.

—      О часовых незачем поминать: часовой охраняет свой пост и не должен от­влекаться ничем посторонним. Я верю тому, что написано в протоколе. Ведь это с ваших слов?

Слова эти Кокошкин произнёс с особенным ударением, точно как будто при­грозил или прикрикнул.

Но офицер не сробел, а вылупив глаза и выпучив грудь, ответил:

—     С моих слов и совершенно верно, ваше превосходительство.

—     Ваш поступок достоин награды.

Тот начал благодарно кланяться.

В час пополудни Кокошкин собственноручно вручил герою медаль, и тот по­шёл щеголять ею. Постникова же было приказано наказать перед строем двумя стами розог.

Рота была выстроена на дворе Измайловских казарм, розги принесены из запаса в довольном количестве, и выведенный из карцера рядовой Постников «был сделан» при усердном содействии новоприбывших из армии молодых това­рищей. Затем наказанный Постников был поднят и непосредственно отсюда на той же шинели, на которой его секли, перенесён в полковой лазарет.

Батальонный командир Свиньин, по получении донесения об исполнении эк­зекуции, тотчас же сам отечески навестил Постникова в лазарете и, к удоволь­ствию своему, самым наглядным образом убедился, что приказание его исполне­но в совершенстве. Сердобольный и нервный Постников был «сделан как следу­ет». Свиньин остался доволен и приказал дать от себя наказанному Постникову фунт сахару и четверть фунта чаю, чтоб он мог услаждаться, пока будет на по­правке. Постников, лежа на койке, слышал это распоряжение о чае и отвечал:

— Много доволен, ваше высокородие, благодарю за отеческую милость.

И он в самом деле был «доволен», потому что, сидя три дня в карцере, он ожидал гораздо худшего. Двести розог, по тогдашнему сильному времени, очень мало значили в сравнении с теми наказаниями, какие люди переносили по при­говорам военного суда; а такое именно наказание и досталось бы Постникову, если бы, к счастию его, не произошло всех тех смелых и тактических эволюций, о которых выше рассказано.

(По рассказу Н.С. Лескова «Человек на часах»)

Николай Семёнович Лесков (1831-1895) — русский писатель, которого на­зывали национальным из писателей России, автор таких замечательных произ­ведений, как «Левша», «Запёчатлённый ангел», «Очарованный странник», «Ле­ди Макбет Мценского уезда» и др.

< Предыдущая   Следующая >

           (1)Часовой Постников, солдат Измайловского полка, стоя на часах снаружи у нынешнего Иорданского подъезда, услышал, что в полынье, которой напротив этого места покрылась Нева, заливается человек и отчаянно молит о помощи.

            (2)Солдат Постников, из дворовых господских людей, был человек очень нервный и очень чувствительный. (3)Он долго слушал отдалённые крики и стоны утопающего и приходил от них в оцепенение. (4)В ужасе он оглядывался туда и сюда на всё видимое ему пространство набережной и ни здесь, ни на Неве, как назло не увидел ни одной живой души.

            (5)Подать помощь утопающему никто не может, и он непременно утонет!

            (6)А между тем тонущий ужасно долго и упорно борется.

            (7)Уж одно бы ему, кажется, – не тратя сил, спускаться на дно, так ведь нет! (8)Его измождённые стоны и призывные крики то оборвутся и замолкнут, то опять начинают раздаваться, и притом всё ближе и ближе к дворцовой набережной. (9)Видно, что человек ещё не потерялся и держит путь верно, прямо на свет фонарей, но только он, разумеется, всё-таки не спасётся, потому что именно тут он попадёт в иорданскую прорубь. (10)Вот опять затих, а через минуту снова барахтается и стонет: «Спасите, спасите!» (11)И теперь уже так близко, что даже слышны всплески воды, как он полощется…

            (12)Солдат Постников стал соображать, что спасти этого человека чрезвычайно легко. (13)Если теперь выбежать на лёд, то тонущий непременно окажется рядом. (14)Бросить ему верёвку, или протянуть шестик, или подать ружьё, и он спасён. (15)Он так близко, что может схватиться рукой и выскочить. (16)Но Постников помнит службу и присягу: он знает, что он часовой, а часовой ни под каким предлогом не смеет покинуть своей будки.

            (17)Только сердце у Постникова очень непокорное: так и ноет, так и стучит, так и замирает…(18)Хоть вырви его да сам себе под ноги брось, – так беспокойно с ним делается от этих стонов и воплей…(19)Страшно ведь слышать, как другой человек погибает, и не подать этому погибающему помощи, когда, собственно говоря, к тому есть полная возможность, потому что будка с места не убежит и ничто иное вредное не случится. (20) «Иль сбежать, а?.. (21)Не увидят?.. (22)Ах, господи, один конец! (23)Опять стонет…»

            (24)За эти полчаса, пока это длилось, солдат Постников совсем истерзался сердцем и стал ощущать «сомнения рассудка». (25)А солдат он был умный и исправный, с рассудком ясным, и отлично понимал, что оставить свой пост есть такая вина со стороны часового, за которую сейчас же последует военный суд, а потом прогон сквозь строй шпицрутенами и каторжная работа, а может быть, даже и расстрел. (26)Но со стороны вздувшейся реки опять наплывают всё ближе и ближе стоны, и уже слышно бурканье и отчаянное барахтанье.

            (27) – То-о-ну!.. (28)Спасите, тону!

            (29)Постников ещё раз-два оглянулся во все стороны. (30)Нигде ни души нет, только фонари трясутся от ветра и мерцают да по ветру, прерываясь, долетает этот крик… может быть, последний крик…

            (31)Вот ещё всплеск, ещё однозвучный вопль, и в воде забулькало…

            (32)Часовой не выдержал и покинул свой пост.

                                                                                   (По Н.С. Лескову*)

*Николай Семёнович Лесков (1831 – 1895) – русский писатель.

21. Какие из утверждений соответствуют содержанию текста? Напишите номера ответов.

  1. Спасение жизни человека важнее всего.
  2. Солдату, ушедшему с поста, грозил военный суд.
  3. Часовой протянул утопающему шест.
  4. Часовой не знал о последствиях своего поступка.
  5. У солдата был сердечный приступ.

Ответ: __________________________

22. Какие из перечисленных утверждений являются верными? Укажите номера ответов.

  1. Предложение 1 содержит элемент рассуждения.
  2. В предложении 2 представлено описание.
  3. В предложении 18 представлено рассуждение.
  4. В предложениях 31, 32 перечислены происходящие друг за другом события.
  5. В предложении 16 представлено описание.

Ответ: ___________________

23. Из предложений выпишите слово со значением «длинные гибкие палки или прутья для телесных наказаний в европейских армиях».

Ответ: ________________________________________

24. Среди предложений 3 – 10 найдите такое, которое соединяется с предыдущим при помощи притяжательного местоимения. Напишите номер этого предложения.

Ответ: ________________________________

25. «Убедительность и эмоциональность эпизоду спасения утопающего из рассказа Н.С.Лескова «На часах» придают такие синтаксические средства выразительности, как (А) ______ (предложения 17, 25), (Б) _____ (предложения 20 – 22) и (В) ______ (предложения 5, 7), а также лексическое средство – (Г) ______ («будка…не убежит», «фонари трясутся»)».

Список терминов:

  1. восклицательные предложения
  2. ряды однородных членов
  3. оксюморон
  4. гипербола
  5. эпитеты
  6. олицетворение
  7. вопросно-ответная форма изложения
  8. противопоставление
  9. инверсия

  • Полный текст
  • <Предисловие>. «Без трех праведных несть граду стояния»
  • Однодум
  • Глава первая
  • Глава вторая
  • Глава третья
  • Глава четвертая
  • Глава пятая
  • Глава шестая
  • Глава седьмая
  • Глава восьмая
  • Глава девятая
  • Глава десятая
  • Глава одиннадцатая
  • Глава двенадцатая
  • Глава тринадцатая
  • Пигмей
  • Глава первая
  • Глава вторая
  • Глава третья
  • Глава четвертая
  • Глава пятая
  • Глава шестая
  • Глава седьмая
  • Кадетский монастырь
  • Глава первая
  • Глава вторая
  • Глава третья
  • Глава четвертая
  • Глава пятая
  • Глава шестая
  • Глава седьмая
  • Глава восьмая
  • Глава девятая
  • Глава десятая
  • Глава одиннадцатая
  • Глава двенадцатая
  • Глава тринадцатая
  • Глава четырнадцатая
  • Глава пятнадцатая
  • Глава шестнадцатая
  • Глава семнадцатая
  • Глава восемнадцатая
  • Глава девятнадцатая
  • Глава двадцатая
  • Глава двадцать первая
  • Глава двадцать вторая
  • Русский демократ в Польше
  • Глава первая
  • Глава вторая
  • Глава третья
  • Глава четвертая
  • Глава пятая
  • Глава шестая
  • Глава седьмая
  • Глава восьмая
  • Несмертельный Голован. (Из рассказов о трех праведниках)
  • Глава первая
  • Глава вторая
  • Глава третья
  • Глава четвертая
  • Глава пятая
  • Глава шестая
  • Глава седьмая
  • Глава восьмая
  • Глава девятая
  • Глава десятая
  • Глава одиннадцатая
  • Глава двенадцатая
  • Инженеры бессребреники
  • Глава первая
  • Глава вторая
  • Глава третья
  • Глава четвертая
  • Глава пятая
  • Глава шестая
  • Глава седьмая
  • Глава восьмая
  • Глава девятая
  • Глава десятая
  • Глава одиннадцатая
  • Глава двенадцатая
  • Глава тринадцатая
  • Глава четырнадцатая
  • Глава пятнадцатая
  • Глава шестнадцатая
  • Глава семнадцатая
  • Глава восемнадцатая
  • Глава девятнадцатая
  • Глава двадцатая
  • Глава двадцать первая
  • Глава двадцать вторая
  • Глава двадцать третья
  • Глава двадцать четвертая
  • Глава двадцать пятая
  • Глава двадцать шестая
  • Глава двадцать седьмая
  • Глава двадцать восьмая
  • Глава двадцать девятая
  • Глава тридцатая
  • Левша. (Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе)
  • Глава первая
  • Глава вторая
  • Глава третья
  • Глава четвертая
  • Глава пятая
  • Глава шестая
  • Глава седьмая
  • Глава восьмая
  • Глава девятая
  • Глава десятая
  • Глава одиннадцатая
  • Глава двенадцатая
  • Глава тринадцатая
  • Глава четырнадцатая
  • Глава пятнадцатая
  • Глава шестнадцатая
  • Глава семнадцатая
  • Глава восемнадцатая
  • Глава девятнадцатая
  • Глава двадцатая
  • Очарованный странник
  • Глава первая
  • Глава вторая
  • Глава третья
  • Глава четвертая
  • Глава пятая
  • Глава шестая
  • Глава седьмая
  • Глава восьмая
  • Глава девятая
  • Глава десятая
  • Глава одиннадцатая
  • Глава двенадцатая
  • Глава тринадцатая
  • Глава четырнадцатая
  • Глава пятнадцатая
  • Глава шестнадцатая
  • Глава семнадцатая
  • Глава восемнадцатая
  • Глава девятнадцатая
  • Глава двадцатая
  • Человек на часах. (1839 г.)
  • Глава первая
  • Глава вторая
  • Глава третья
  • Глава четвертая
  • Глава пятая
  • Глава шестая
  • Глава седьмая
  • Глава восьмая
  • Глава девятая
  • Глава десятая
  • Глава одиннадцатая
  • Глава двенадцатая
  • Глава тринадцатая
  • Глава четырнадцатая
  • Глава пятнадцатая
  • Глава шестнадцатая
  • Глава семнадцатая
  • Глава восемнадцатая
  • Шерамур. (Чрева-ради юродивый)
  • Глава первая
  • Глава вторая
  • Глава третья
  • Глава четвертая
  • Глава пятая
  • Глава шестая
  • Глава седьмая
  • Глава восьмая
  • Глава девятая
  • Глава десятая
  • Глава одиннадцатая
  • Глава двенадцатая
  • Глава тринадцатая
  • Глава четырнадцатая
  • Глава пятнадцатая
  • Глава шестнадцатая
  • Глава семнадцатая
  • Глава восемнадцатая
  • Глава девятнадцатая
  • Глава двадцатая
  • Глава двадцать первая
  • Глава двадцать вторая
  • Глава двадцать третья
  • Глава двадцать четвертая

Человек на часах. (1839 г.)

Глава первая

Собы­тие, рас­сказ о кото­ром ниже сего пред­ла­га­ется вни­ма­нию чита­те­лей, тро­га­тельно и ужасно по сво­ему зна­че­нию для глав­ного геро­и­че­ского лица пьесы, а раз­вязка дела так ори­ги­нальна, что подоб­ное ей даже едва ли воз­можно где-нибудь, кроме России.

Это состав­ляет отча­сти при­двор­ный, отча­сти исто­ри­че­ский анек­дот, недурно харак­те­ри­зу­ю­щий нравы и направ­ле­ние очень любо­пыт­ной, но крайне бедно отме­чен­ной эпохи трид­ца­тых годов совер­ша­ю­ще­гося девят­на­дца­того столетия.

Вымысла в насту­па­ю­щем рас­сказе нет нисколько.

Глава вторая

Зимою, около Кре­ще­ния, в 1839 году в Петер­бурге была силь­ная отте­пель. Так раз­мо­кро­по­го­дило, что совсем как будто весне быть: снег таял, с крыш падали днем капели, а лед на реках поси­нел и взялся водой. На Неве перед самым Зим­ним двор­цом сто­яли глу­бо­кие полы­ньи. Ветер дул теп­лый, запад­ный, но очень силь­ный: со взмо­рья наго­няло воду, и стре­ляли пушки.

Караул во дворце зани­мала рота Измай­лов­ского полка, кото­рою коман­до­вал бле­стяще обра­зо­ван­ный и очень хорошо постав­лен­ный в обще­стве моло­дой офи­цер, Нико­лай Ива­но­вич Мил­лер (впо­след­ствии пол­ный гене­рал и дирек­тор лицея). Это был чело­век с так назы­ва­е­мым «гуман­ным» направ­ле­нием, кото­рое за ним было давно заме­чено и немножко вре­дило ему по службе во вни­ма­нии выс­шего начальства.

На самом же деле Мил­лер был офи­цер исправ­ный и надеж­ный, а двор­цо­вый караул в тогдаш­нее время и не пред­став­лял ничего опас­ного. Пора была самая тихая и без­мя­теж­ная. От двор­цо­вого кара­ула не тре­бо­ва­лось ничего, кроме точ­ного сто­я­ния на постах, а между тем как раз тут, на кара­уль­ной оче­реди капи­тана Мил­лера при дворце, про­изо­шел весьма чрез­вы­чай­ный и тре­вож­ный слу­чай, о кото­ром теперь едва вспо­ми­нают немно­гие из дожи­ва­ю­щих свой век тогдаш­них современников.

Глава третья

Сна­чала в карауле все шло хорошо: посты рас­пре­де­лены, люди рас­став­лены, и все обсто­яло в совер­шен­ном порядке. Госу­дарь Нико­лай Пав­ло­вич был здо­ров, ездил вече­ром кататься, воз­вра­тился домой и лег в постель. Уснул и дво­рец. Насту­пила самая спо­кой­ная ночь. В кор­де­гар­дии тишина. Капи­тан Мил­лер при­ко­лол булав­ками свой белый носо­вой пла­ток к высо­кой и все­гда тра­ди­ци­онно заса­лен­ной сафьян­ной спинке офи­цер­ского кресла и сел коро­тать время за книгой.

Н. И. Мил­лер все­гда был страст­ный чита­тель, и потому он не ску­чал, а читал и не заме­чал, как уплы­вала ночь; но вдруг, в исходе вто­рого часа ночи, его встре­во­жило ужас­ное бес­по­кой­ство: пред ним явля­ется раз­вод­ный унтер-офи­цер и, весь блед­ный, объ­ятый стра­хом, лепе­чет скороговоркой:

– Беда, ваше бла­го­ро­дие, беда!

– Что такое?!

– Страш­ное несча­стие постигло!

Н. И. Мил­лер вско­чил в неопи­сан­ной тре­воге и едва мог тол­ком дознаться, в чем именно заклю­ча­лись «беда» и «страш­ное несчастие».

Глава четвертая

Дело заклю­ча­лось в сле­ду­ю­щем: часо­вой, сол­дат Измай­лов­ского полка, по фами­лии Пост­ни­ков, стоя на часах сна­ружи у нынеш­него Иор­дан­ского подъ­езда, услы­хал, что в полы­нье, кото­рою про­тив этого места покры­лась Нева, зали­ва­ется чело­век и отча­янно молит о помощи.

Сол­дат Пост­ни­ков, из дво­ро­вых гос­под­ских людей, был чело­век очень нерв­ный и очень чув­стви­тель­ный. Он долго слу­шал отда­лен­ные крики и стоны уто­па­ю­щего и при­хо­дил от них в оце­пе­не­ние. В ужасе он огля­ды­вался туда и сюда на все види­мое ему про­стран­ство набе­реж­ной и ни здесь, ни на Неве, как назло, не усмат­ри­вал ни одной живой души.

Подать помощь уто­па­ю­щему никто не может, и он непре­менно зальется…

А между тем тону­щий ужасно долго и упорно борется.

Уж одно бы ему, кажется, – не тратя сил, спус­каться на дно, так ведь нет! Его изне­мож­ден­ные стоны и при­зыв­ные крики то обо­рвутся и замолк­нут, то опять начи­нают раз­да­ваться, и при­том все ближе и ближе к двор­цо­вой набе­реж­ной. Видно, что чело­век еще не поте­рялся и дер­жит путь верно, прямо на свет фона­рей, но только он, разу­ме­ется, все-таки не спа­сется, потому что именно тут на этом пути он попа­дет в иор­дан­скую про­рубь. Там ему нырок под лед и конец… Вот и опять стих, а через минуту снова поло­щется и сто­нет: «Спа­сите, спа­сите!» И теперь уже так близко, что даже слышны всплески воды, как он полощется…

Сол­дат Пост­ни­ков стал сооб­ра­жать, что спа­сти этого чело­века чрез­вы­чайно легко. Если теперь сбе­жать на лед, то тону­щий непре­менно тут же и есть. Бро­сить ему веревку, или про­тя­нуть шестик, или подать ружье, и он спа­сен. Он так близко, что может схва­титься рукою и выско­чить. Но Пост­ни­ков пом­нит и службу и при­сягу; он знает, что он часо­вой, а часо­вой ни за что и ни под каким пред­ло­гом не смеет поки­нуть своей будки.

С дру­гой же сто­роны, сердце у Пост­ни­кова очень непо­кор­ное: так и ноет, так и сту­чит, так и зами­рает… Хоть вырви его да сам себе под ноги брось, – так бес­по­койно с ним дела­ется от этих сто­нов и воплей… Страшно ведь слы­шать, как дру­гой чело­век поги­бает, и не подать этому поги­ба­ю­щему помощи, когда, соб­ственно говоря, к тому есть пол­ная воз­мож­ность, потому что будка с места не убе­жит и ничто иное вред­ное не слу­чится. «Иль сбе­жать, а?.. Не уви­дят?.. Ах, гос­поди, один бы конец! Опять стонет…»

За один полу­час, пока это дли­лось, сол­дат Пост­ни­ков совсем истер­зался серд­цем и стал ощу­щать «сомне­ния рас­судка». А сол­дат он был умный и исправ­ный, с рас­суд­ком ясным, и отлично пони­мал, что оста­вить свой пост есть такая вина со сто­роны часо­вого, за кото­рою сей­час же после­дует воен­ный суд, а потом гонка сквозь строй шпиц­ру­те­нами и каторж­ная работа, а может быть даже и «рас­стрел»; но со сто­роны вздув­шейся реки опять наплы­вают все ближе и ближе стоны, и уже слышно бур­ка­нье и отча­ян­ное барахтанье.

– Т‑о-о-ну!.. Спа­сите, тону!

Тут вот сей­час и есть иор­дан­ская про­рубь… Конец!

Пост­ни­ков еще раз-два огля­нулся во все сто­роны. Нигде ни души нет, только фонари тря­сутся от ветра и мер­цают, да по ветру, пре­ры­ва­ясь, доле­тает этот крик… может быть, послед­ний крик…

Вот еще всплеск, еще одно­звуч­ный вопль, и в воде забулькотало.

Часо­вой не выдер­жал и поки­нул свой пост.

Глава пятая

Пост­ни­ков бро­сился к сход­ням, сбе­жал с сильно бью­щимся серд­цем на лед, потом в наплыв­шую воду полы­ньи и, скоро рас­смот­рев, где бьется зали­ва­ю­щийся утоп­лен­ник, про­тя­нул ему ложу сво­его ружья.

Уто­пав­ший схва­тился за при­клад, а Пост­ни­ков потя­нул его за штык и выта­щил на берег.

Спа­сен­ный и спа­си­тель были совер­шенно мокры, и как из них спа­сен­ный был в силь­ной уста­ло­сти и дро­жал и падал, то спа­си­тель его, сол­дат Пост­ни­ков, не решился его бро­сить на льду, а вывел его на набе­реж­ную и стал осмат­ри­ваться, кому бы его пере­дать, А меж тем, пока все это дела­лась, на набе­реж­ной пока­за­лись сани, в кото­рых сидел офи­цер суще­ство­вав­шей тогда при­двор­ной инва­лид­ной команды (впо­след­ствии упраздненной).

Этот столь не вовремя для Пост­ни­кова подо­спев­ший гос­по­дин был, надо пола­гать, чело­век очень лег­ко­мыс­лен­ного харак­тера, и при­том немножко бес­тол­ко­вый, и изряд­ный наг­лец. Он соско­чил с саней и начал спрашивать:

– Что за чело­век… что за люди?

– Тонул, зали­вался, – начал было Постников.

– Как тонул? Кто, ты тонул? Зачем в таком месте?

А тот только отпыр­хи­ва­ется, а Пост­ни­кова уже нет: он взял ружье на плечо и опять стал в будку.

Смек­нул или нет офи­цер, в чем дело, но он больше не стал иссле­до­вать, а тот­час же под­хва­тил к себе в сани спа­сен­ного чело­века и пока­тил с ним на Мор­скую в съез­жий дом Адми­рал­тей­ской части.

Тут офи­цер сде­лал при­ставу заяв­ле­ние, что при­ве­зен­ный им мок­рый чело­век тонул в полы­нье про­тив дворца и спа­сен им, гос­по­ди­ном офи­це­ром, с опас­но­стью для его соб­ствен­ной жизни.

Тот, кото­рого спасли, был и теперь весь мок­рый, иззяб­ший и изне­мог­ший. От испуга и от страш­ных уси­лий он впал в бес­па­мят­ство, и для него было без­раз­лично, кто спа­сал его.

Около него хло­по­тал заспан­ный поли­цей­ский фельд­шер, а в кан­це­ля­рии писали про­то­кол по сло­вес­ному заяв­ле­нию инва­лид­ного офи­цера и, с свой­ствен­ною поли­цей­ским людям подо­зри­тель­но­стью, недо­уме­вали, как он сам весь сух из воды вышел? А офи­цер, кото­рый имел жела­ние полу­чить себе уста­нов­лен­ную медаль «за спа­се­ние поги­бав­ших», объ­яс­нял это счаст­ли­вым сте­че­нием обсто­я­тельств, но объ­яс­нял нескладно и неве­ро­ятно. Пошли будить при­става, послали наво­дить справки.

А между тем во дворце по этому делу обра­зо­ва­лись уже дру­гие, быст­рые течения.

Глава шестая

В двор­цо­вой кара­ульне все сей­час упо­мя­ну­тые обо­роты после при­ня­тия офи­це­ром спа­сен­ного утоп­лен­ника в свои сани были неиз­вестны. Там Измай­лов­ский офи­цер и сол­даты знали только то, что их сол­дат, Пост­ни­ков, оста­вив будку, кинулся спа­сать чело­века, и как это есть боль­шое нару­ше­ние воин­ских обя­зан­но­стей, то рядо­вой Пост­ни­ков теперь непре­менно пой­дет под суд и под палки, а всем началь­ству­ю­щим лицам, начи­ная от рот­ного до коман­дира полка, доста­нутся страш­ные непри­ят­но­сти, про­тив кото­рых ничего нельзя ни воз­ра­жать, ни оправдываться.

Мок­рый и дро­жав­ший сол­дат Пост­ни­ков, разу­ме­ется, сей­час же был сме­нен с поста и, будучи при­ве­ден в кор­де­гар­дию, чисто­сер­дечно рас­ска­зал Н. И. Мил­леру все, что нам известно, и со всеми подроб­но­стями, дохо­див­шими до того, как инва­лид­ный офи­цер поса­дил к себе спа­сен­ного утоп­лен­ника и велел сво­ему кучеру ска­кать в Адми­рал­тей­скую часть.

Опас­ность ста­но­ви­лась все больше и неиз­беж­нее. Разу­ме­ется, инва­лид­ный офи­цер все рас­ска­жет при­ставу, а при­став тот­час же дове­дет об этом до све­де­ния обер-поли­цей­мей­стера Кокош­кина, а тот доло­жит утром госу­дарю, и пой­дет «горячка».

Долго рас­суж­дать было неко­гда, надо было при­зы­вать к делу старших.

Нико­лай Ива­но­вич Мил­лер тот­час же послал тре­вож­ную записку сво­ему бата­льон­ному коман­диру под­пол­ков­нику Сви­ньину, в кото­рой про­сил его как можно ско­рее при­е­хать в двор­цо­вую кара­ульню и всеми мерами посо­бить совер­шив­шейся страш­ной беде.

Это было уже около трех часов, а Кокош­кин являлся с докла­дом к госу­дарю довольно рано утром, так что на все думы и на все дей­ствия оста­ва­лось очень мало времени.

Глава седьмая

Под­пол­ков­ник Сви­ньин не имел той жалост­ли­во­сти и того мяг­ко­сер­де­чия, кото­рые все­гда отли­чали Нико­лая Ива­но­вича Мил­лера: Сви­ньин был чело­век не бес­сер­деч­ный, но прежде всего и больше всего «служ­бист» (тип, о кото­ром нынче опять вспо­ми­нают с сожа­ле­нием). Сви­ньин отли­чался стро­го­стью и даже любил щего­лять тре­бо­ва­тель­но­стью дис­ци­плины. Он не имел вкуса ко злу и никому не искал при­чи­нить напрас­ное стра­да­ние; но если чело­век нару­шал какую бы то ни было обя­зан­ность службы, то Сви­ньин был неумо­лим. Он счи­тал неумест­ным вхо­дить в обсуж­де­ние побуж­де­ний, какие руко­во­дили в дан­ном слу­чае дви­же­нием винов­ного, а дер­жался того пра­вила, что на службе вся­кая вина вино­вата. А потому в кара­уль­ной роте все знали, что при­дется пре­тер­петь рядо­вому Пост­ни­кову за остав­ле­ние сво­его поста, то он и оттер­пит, и Сви­ньин об этом скор­беть не станет.

Таким этот штаб-офи­цер был изве­стен началь­ству и това­ри­щам, между кото­рыми были люди, не сим­па­ти­зи­ро­вав­шие Сви­ньину, потому что тогда еще не совсем вывелся «гума­низм» и дру­гие ему подоб­ные заблуж­де­ния. Сви­ньин был рав­но­ду­шен к тому, пори­цают или хва­лят его «гума­ни­сты». Про­сить и умо­лять Сви­ньина или даже пытаться его раз­жа­ло­бить – было дело совер­шенно бес­по­лез­ное. От всего этого он был зака­лен креп­ким зака­лом карьер­ных людей того вре­мени, но и у него, как у Ахил­леса, было сла­бое место.

Сви­ньин тоже имел хорошо нача­тую слу­жеб­ную карьеру, кото­рую он, конечно, тща­тельно обе­ре­гал и доро­жил тем, чтобы на нее, как на парад­ный мун­дир, ни одна пылинка не села; а между тем несчаст­ная выходка чело­века из вве­рен­ного ему бата­льона непре­менно должна была бро­сить дур­ную тень на дис­ци­плину всей его части. Вино­ват или не вино­ват бата­льон­ный коман­дир в том, что один из его сол­дат сде­лал под вли­я­нием увле­че­ния бла­го­род­ней­шим состра­да­нием, – этого не ста­нут раз­би­рать те, от кого зави­сит хорошо нача­тая и тща­тельно под­дер­жи­ва­е­мая слу­жеб­ная карьера Сви­ньина, а мно­гие даже охотно под­ка­тят ему бревно под ноги, чтобы дать путь сво­ему ближ­нему или подви­нуть молодца, про­те­жи­ру­е­мого людьми в слу­чае. Госу­дарь, конечно, рас­сер­дится и непре­менно ска­жет пол­ко­вому коман­диру, что у него «сла­бые офи­церы», что у них «люди рас­пу­щены». А кто это наде­лал? – Сви­ньин. Вот так это и пой­дет повто­ряться, что «Сви­ньин слаб», и так, может, покор сла­бо­стью и оста­нется несмы­ва­е­мым пят­ном на его, Сви­ньина, репу­та­ции. Не быть ему тогда ничем досто­при­ме­ча­тель­ным в ряду совре­мен­ни­ков и не оста­вить сво­его порт­рета в гале­рее исто­ри­че­ских лиц госу­дар­ства Российского.

Изу­че­нием исто­рии тогда хотя мало зани­ма­лись, но, однако, в нее верили, и осо­бенно охотно сами стре­ми­лись участ­во­вать в ее сочинении.

Глава восьмая

Как только Сви­ньин полу­чил около трех часов ночи тре­вож­ную записку от капи­тана Мил­лера, он тот­час же вско­чил с постели, оделся по форме и, под вли­я­нием страха и гнева, при­был в кара­ульню Зим­него дворца. Здесь он немед­ленно же про­из­вел допрос рядо­вому Пост­ни­кову и убе­дился, что неве­ро­ят­ный слу­чай совер­шился. Рядо­вой Пост­ни­ков опять вполне чисто­сер­дечно под­твер­дил сво­ему бата­льон­ному коман­диру все то же самое, что про­изо­шло на его часах и что он, Пост­ни­ков, уже раньше пока­зал сво­ему рот­ному капи­тану Мил­леру. Сол­дат гово­рил, что он «богу и госу­дарю вино­ват без мило­сер­дия», что он стоял на часах и, заслы­шав стоны чело­века, тонув­шего в полы­нье, долго мучился, долго был в борьбе между слу­жеб­ным дол­гом и состра­да­нием, и, нако­нец, на него напало иску­ше­ние, и он не выдер­жал этой борьбы: поки­нул будку, соско­чил на лед и выта­щил тонув­шего на берег, а здесь, как на грех, попался про­ез­жав­шему офи­церу двор­цо­вой инва­лид­ной команды.

Под­пол­ков­ник Сви­ньин был в отча­я­нии; он дал себе един­ствен­ное воз­мож­ное удо­вле­тво­ре­ние, сорвав свой гнев на Пост­ни­кове, кото­рого тот­час же прямо отсюда послал под арест в казар­мен­ный кар­цер, а потом ска­зал несколько кол­ко­стей Мил­леру, попрек­нув его «гума­не­рией», кото­рая ни на что не при­годна в воен­ной службе; но все это было недо­ста­точно для того, чтобы попра­вить дело. Подыс­кать если не оправ­да­ние, то хотя изви­не­ние такому поступку, как остав­ле­ние часо­вым сво­его поста, было невоз­можно, и оста­вался один исход – скрыть все дело от государя…

Но есть ли воз­мож­ность скрыть такое происшествие?

По-види­мому, это пред­став­ля­лось невоз­мож­ным, так как о спа­се­нии поги­бав­шего знали не только все кара­уль­ные, но знал и тот нена­вист­ный инва­лид­ный офи­цер, кото­рый до сих пор, конечно, успел дове­сти обо всем этом до ведома гене­рала Кокошкина.

Куда теперь ска­кать? К кому бро­саться? У кого искать помощи и защиты?

Сви­ньин хотел ска­кать к вели­кому князю Миха­илу Пав­ло­вичу и рас­ска­зать ему все чисто­сер­дечно. Такие маневры тогда были в ходу. Пусть вели­кий князь, по сво­ему пыл­кому харак­теру, рас­сер­дится и накри­чит, но его нрав и обы­чай были таковы, что чем он силь­нее ока­жет на пер­вый раз рез­ко­сти и даже тяжко оби­дит, тем он потом ско­рее сми­лу­ется и сам же засту­пится. Подоб­ных слу­чаев бывало немало, и их ино­гда нарочно искали. «Брань на вороту не висла», и Сви­ньин очень хотел бы све­сти дело к этому бла­го­при­ят­ному поло­же­нию, но разве можно ночью досту­пить во дво­рец и тре­во­жить вели­кого князя? А дожи­даться утра и явиться к Миха­илу Пав­ло­вичу после того, когда Кокош­кин побы­вает с докла­дом у госу­даря, будет уже поздно. И пока Сви­ньин вол­но­вался среди таких затруд­не­ний, он обмяк, и ум его начал про­зре­вать еще один выход, до сей поры скры­вав­шийся в тумане.

Глава девятая

В ряду извест­ных воен­ных при­е­мов есть один такой, чтобы в минуту наи­выс­шей опас­но­сти, угро­жа­ю­щей со стен оса­жда­е­мой кре­по­сти, не уда­ляться от нее, а прямо идти под ее сте­нами. Сви­ньин решился не делать ничего того, что ему при­хо­дило в голову сна­чала, а немед­ленно ехать прямо к Кокошкину.

Об обер-поли­цей­мей­стере Кокош­кине в Петер­бурге гово­рили тогда много ужа­са­ю­щего и неле­пого, но, между про­чим, утвер­ждали, что он обла­дает уди­ви­тель­ным мно­го­сто­рон­ним так­том и при содей­ствии этого такта не только «умеет сде­лать из мухи слона, но так же легко умеет сде­лать из слона муху».

Кокош­кин в самом деле был очень суров и очень гро­зен и вну­шал всем боль­шой страх к себе, но он ино­гда мир­во­лил шалу­нам и доб­рым весель­ча­кам из воен­ных, а таких шалу­нов тогда было много, и им не раз слу­ча­лось нахо­дить себе в его лице могу­ще­ствен­ного и усерд­ного защит­ника. Вообще он много мог и много умел сде­лать, если только захо­чет. Таким его знали и Сви­ньин и капи­тан Мил­лер. Мил­лер тоже укре­пил сво­его бата­льон­ного коман­дира отва­житься на то, чтобы ехать немед­ленно к Кокош­кину и дове­риться его вели­ко­ду­шию и его «мно­го­сто­рон­нему такту», кото­рый, веро­ятно, про­дик­тует гене­ралу, как вывер­нуться из этого досад­ного слу­чая, чтобы не вве­сти в гнев госу­даря, чего Кокош­кин, к чести его, все­гда избе­гал с боль­шим старанием.

Сви­ньин надел шинель, устре­мил глаза вверх и, вос­клик­нув несколько раз: «Гос­поди, гос­поди!» – поехал к Кокошкину.

Это был уже в начале пятый час утра.

Глава десятая

Обер-поли­цей­мей­стера Кокош­кина раз­бу­дили и доло­жили ему о Сви­ньине, при­е­хав­шем по важ­ному и не тер­пя­щему отла­га­тельств делу.

Гене­рал немед­ленно встал и вышел к Сви­ньину в арха­лучке, поти­рая лоб, зевая и ежась. Все, что рас­ска­зы­вал Сви­ньин, Кокош­кин выслу­ши­вал с боль­шим вни­ма­нием, но спо­койно. Он во все время этих объ­яс­не­ний и просьб о снис­хож­де­нии про­из­нес только одно:

– Сол­дат бро­сил будку и спас человека?

– Точно так, – отве­чал Свиньин.

– А будка?

– Оста­ва­лась в это время пустою.

– Гм… Я это знал, что она оста­ва­лась пустою. Очень рад, что ее не украли.

Сви­ньин из этого еще более уве­рился, что ему уже все известно и что он, конечно, уже решил себе, в каком виде он пред­ста­вит об этом при утрен­нем докладе госу­дарю, и реше­ния этого изме­нять не ста­нет. Иначе такое собы­тие, как остав­ле­ние часо­вым сво­его поста в двор­цо­вом карауле, без сомне­ния должно было бы гораздо силь­нее встре­во­жить энер­ги­че­ского обер-полицеймейстера.

Но Кокош­кин не знал ничего. При­став, к кото­рому явился инва­лид­ный офи­цер со спа­сен­ным утоп­лен­ни­ком, не видал в этом деле ника­кой осо­бен­ной важ­но­сти. В его гла­зах это вовсе даже не было таким делом, чтобы ночью тре­во­жить уста­лого обер-поли­цей­мей­стера, да и при­том самое собы­тие пред­став­ля­лось при­ставу довольно подо­зри­тель­ным, потому что инва­лид­ный офи­цер был совсем сух, чего никак не могло быть, если он спа­сал утоп­лен­ника с опас­но­стью для соб­ствен­ной жизни. При­став видел в этом офи­цере только често­любца и лгуна, жела­ю­щего иметь одну новую медаль на грудь, и потому, пока его дежур­ный писал про­то­кол, при­став при­дер­жи­вал у себя офи­цера и ста­рался выпы­тать у него истину через рас­спрос мел­ких подробностей.

При­ставу тоже не было при­ятно, что такое про­ис­ше­ствие слу­чи­лось в его части и что уто­пав­шего выта­щил не поли­цей­ский, а двор­цо­вый офицер.

Спо­кой­ствие же Кокош­кина объ­яс­ня­лось про­сто, во-пер­вых, страш­ною уста­ло­стью, кото­рую он в это время испы­ты­вал после цело­днев­ной суеты и ноч­ного уча­стия при туше­нии двух пожа­ров, а во-вто­рых, тем, что дело, сде­лан­ное часо­вым Пост­ни­ко­вым, его, г‑на обер-поли­цей­мей­стера, прямо не касалось.

Впро­чем, Кокош­кин тот­час же сде­лал соот­вет­ствен­ное распоряжение.

Он послал за при­ста­вом Адми­рал­тей­ской части и при­ка­зал ему немед­ленно явиться вме­сте с инва­лид­ным офи­це­ром и со спа­сен­ным утоп­лен­ни­ком, а Сви­ньина про­сил подо­ждать в малень­кой при­ем­ной перед каби­не­том. Затем Кокош­кин уда­лился в каби­нет и, не затво­ряя за собою две­рей, сел за стол и начал было под­пи­сы­вать бумаги; но сей­час же скло­нил голову на руки и заснул за сто­лом в кресле.

Глава одиннадцатая

Тогда еще не было ни город­ских теле­гра­фов, ни теле­фо­нов, а для спеш­ной пере­дачи при­ка­за­ний началь­ства ска­кали по всем направ­ле­ниям «сорок тысяч курье­ров», о кото­рых сохра­нится дол­го­веч­ное вос­по­ми­на­ние в коме­дии Гоголя.

Это, разу­ме­ется, не было так скоро, как теле­граф или теле­фон, но зато сооб­щало городу зна­чи­тель­ное ожив­ле­ние и сви­де­тель­ство­вало о неусып­ном бде­нии начальства.

Пока из Адми­рал­тей­ской части яви­лись запы­хав­шийся при­став и офи­цер-спа­си­тель, а также и спа­сен­ный утоп­лен­ник, нерв­ный и энер­ги­че­ский гене­рал Кокош­кин вздрем­нул и осве­жился. Это было заметно в выра­же­нии его лица и в про­яв­ле­нии его душев­ных способностей.

Кокош­кин потре­бо­вал всех явив­шихся в каби­нет и вме­сте с ними при­гла­сил и Свиньина.

– Про­то­кол? – одно­сложно спро­сил осве­жен­ным голо­сом у при­става Кокошкин.

Тот молча подал ему сло­жен­ный лист бумаги и тихо прошептал:

– Дол­жен про­сить доз­во­лить мне доло­жить вашему пре­вос­хо­ди­тель­ству несколько слов по секрету…

– Хорошо.

Кокош­кин ото­шел в амбра­зуру окна, а за ним пристав.

– Что такое?

Послы­шался неяс­ный шепот при­става и ясные покря­ки­ва­нья генерала…

– Гм… Да!.. Ну что ж такое?.. Это могло быть… Они на том стоят, чтобы сухими выска­ки­вать… Ничего больше?

– Ничего‑с.

Гене­рал вышел из амбра­зуры, при­сел к столу и начал читать. Он читал про­то­кол про себя, не обна­ру­жи­вая ни страха, ни сомне­ний, и затем непо­сред­ственно обра­тился с гром­ким и твер­дым вопро­сом к спасенному:

– Как ты, бра­тец, попал в полы­нью про­тив дворца?

– Вино­ват, – отве­чал спасенный.

– То-то! Был пьян?

– Вино­ват, пьян не был, а был выпимши.

– Зачем в воду попал?

– Хотел перейти поближе через лед, сбился и попал в воду.

– Зна­чит, в гла­зах было темно?

– Темно, кру­гом темно было, ваше превосходительство!

– И ты не мог рас­смот­реть, кто тебя вытащил?

– Вино­ват, ничего не рас­смот­рел. Вот они, кажется. – Он ука­зал на офи­цера и доба­вил: —Я не мог рас­смот­реть, был испужамшись.

– То-то и есть, шля­е­тесь, когда надо спать! Всмот­рись же теперь и помни навсе­гда, кто твой бла­го­де­тель. Бла­го­род­ный чело­век жерт­во­вал за тебя своею жизнью!

– Век буду помнить.

– Имя ваше, гос­по­дин офи­цер? Офи­цер назвал себя по имени.

– Слы­шишь?

– Слу­шаю, ваше превосходительство.

– Ты православный?

– Пра­во­слав­ный, ваше превосходительство.

– В поми­на­нье за здра­вие это имя запиши.

– Запишу, ваше превосходительство.

– Молись Богу за него и сту­пай вон: ты больше не нужен.

Тот покло­нился в ноги и выка­тился, без меры доволь­ный тем, что его отпустили.

Сви­ньин стоял и недо­уме­вал, как это такой обо­рот все при­ни­мает мило­стию божиею!

Глава двенадцатая

Кокош­кин обра­тился к инва­лид­ному офицеру:

– Вы спасли этого чело­века, рискуя соб­ствен­ною жизнью?

– Точно так, ваше превосходительство.

– Сви­де­те­лей этого про­ис­ше­ствия не было, да по позд­нему вре­мени и не могло быть?

– Да, ваше пре­вос­хо­ди­тель­ство, было темно, и на набе­реж­ной никого не было, кроме часовых.

– О часо­вых неза­чем поми­нать: часо­вой охра­няет свой пост и не дол­жен отвле­каться ничем посто­рон­ним, Я верю тому, что напи­сано в про­то­коле. Ведь это с ваших слов?

Слова эти Кокош­кин про­из­нес с осо­бен­ным уда­ре­нием, точно как будто при­гро­зил или прикрикнул.

Но офи­цер не сро­бел, а, вылу­пив глаза и выпу­чив грудь, ответил:

– С моих слов и совер­шенно верно, ваше превосходительство.

– Ваш посту­пок достоин награды.

Тот начал бла­го­дарно кланяться.

– Не за что бла­го­да­рить, – про­дол­жал Кокош­кин. – Я доложу о вашем само­от­вер­жен­ном поступке госу­дарю импе­ра­тору, и грудь ваша, может быть, сего­дня же будет укра­шена меда­лью. А теперь можете идти домой, напей­тесь теп­лого и никуда не выхо­дите, потому что, может быть, вы понадобитесь.

Инва­лид­ный офи­цер совсем засиял, откла­нялся и вышел.

Кокош­кин погля­дел ему вслед и проговорил:

– Воз­мож­ная вещь, что госу­дарь поже­лает сам его видеть.

– Слушаю‑с, – отве­чал понят­ливо пристав.

– Вы мне больше не нужны.

При­став вышел и, затво­рив за собою дверь, тот­час, по набож­ной при­вычке, перекрестился.

Инва­лид­ный офи­цер ожи­дал при­става внизу, и они отпра­ви­лись вме­сте в гораздо более теп­лых отно­ше­ниях, чем когда сюда вступали.

В каби­нете у обер-поли­цей­мей­стера остался один Сви­ньин, на кото­рого Кокош­кин сна­чала посмот­рел дол­гим, при­сталь­ным взгля­дом и потом спросил:

– Вы не были у вели­кого князя?

В то время, когда упо­ми­нали о вели­ком князе, то все знали, что это отно­сится к вели­кому князю Миха­илу Павловичу.

– Я прямо явился к вам, – отве­чал Свиньин.

– Кто кара­уль­ный офицер?

– Капи­тан Миллер.

Кокош­кин опять оки­нул Сви­ньина взгля­дом и потом сказал:

– Вы мне, кажется, что-то прежде иначе говорили.

Сви­ньин даже не понял, к чему это отно­сится, и про­мол­чал, а Кокош­кин добавил:

– Ну все равно: спо­койно почивайте.

Ауди­ен­ция кончилась.

Глава тринадцатая

В час попо­лу­дни инва­лид­ный офи­цер дей­стви­тельно был потре­бо­ван к Кокош­кину, кото­рый очень лас­ково объ­явил ему, что госу­дарь весьма дово­лен, что среди офи­це­ров инва­лид­ной команды его дворца есть такие бди­тель­ные и само­от­вер­жен­ные люди, и жалует ему медаль «за спа­се­ние поги­бав­ших». При сем Кокош­кин соб­ствен­но­ручно вру­чил герою медаль, и тот пошел щего­лять ею. Дело, стало быть, можно было счи­тать совсем сде­лан­ным, но под­пол­ков­ник Сви­ньин чув­ство­вал в нем какую-то неза­кон­чен­ность и почи­тал себя при­зван­ным поста­вить point sur les i [25].

Он был так встре­во­жен, что три дня про­бо­лел, а на чет­вер­тый встал, съез­дил в Пет­ров­ский домик, отслу­жил бла­го­дар­ствен­ный моле­бен перед ико­ною спа­си­теля и, воз­вра­тясь домой с успо­ко­ен­ною душой, послал попро­сить к себе капи­тана Миллера.

– Ну, слава Богу, Нико­лай Ива­но­вич, – ска­зал он Мил­леру, – теперь гроза, над нами тяго­тев­шая, совсем про­шла, и наше несчаст­ное дело с часо­вым совер­шенно ула­ди­лось. Теперь, кажется, мы можем вздох­нуть спо­койно. Всем этим мы, без сомне­ния, обя­заны сна­чала мило­сер­дию божию, а потом гене­ралу Кокош­кину. Пусть о нем гово­рят, что он и недоб­рый и бес­сер­деч­ный, но я испол­нен бла­го­дар­но­сти к его вели­ко­ду­шию и почте­ния к его наход­чи­во­сти и такту. Он уди­ви­тельно мастер­ски вос­поль­зо­вался хва­стов­ством этого инва­лид­ного прой­дохи, кото­рого, по правде, сто­ило бы за его наг­лость не меда­лью награж­дать, а на обе корки выдрать на конюшне, но ничего иного не оста­ва­лось: им нужно было вос­поль­зо­ваться для спа­се­ния мно­гих, и Кокош­кин повер­нул все дело так умно, что никому не вышло ни малей­шей непри­ят­но­сти, – напро­тив, все очень рады и довольны. Между нами ска­зать, мне пере­дано через досто­вер­ное лицо, что и сам Кокош­кин мною очень дово­лен. Ему было при­ятно, что я не поехал никуда, а прямо явился к нему и не спо­рил с этим про­хо­дим­цем, кото­рый полу­чил медаль. Сло­вом, никто не постра­дал, и все сде­лано с таким так­том, что и впе­ред опа­саться нечего, но малень­кий недо­чет есть за нами. Мы тоже должны с так­том после­до­вать при­меру Кокош­кина и закон­чить дело с своей сто­роны так, чтоб огра­дить себя на вся­кий слу­чай впо­след­ствии. Есть еще одно лицо, кото­рого поло­же­ние не оформ­лено. Я говорю про рядо­вого Пост­ни­кова. Он до сих пор в кар­цере под аре­стом, и его, без сомне­ния, томит ожи­да­ние, что с ним будет. Надо пре­кра­тить и его мучи­тель­ное томление.

– Да, пора! – под­ска­зал обра­до­ван­ный Миллер.

– Ну, конечно, и вам это всех лучше испол­нить: отправь­тесь, пожа­луй­ста, сей­час же в казармы, собе­рите вашу роту, выве­дите рядо­вого Пост­ни­кова из-под аре­ста и нака­жите его перед строем двумя стами розог.

Глава четырнадцатая

Мил­лер изу­мился и сде­лал попытку скло­нить Сви­ньина к тому, чтобы на общей радо­сти совсем поща­дить и про­стить рядо­вого Пост­ни­кова, кото­рый к без того уже много пере­стра­дал, ожи­дая в кар­цере реше­ния того, что ему будет; но Сви­ньин вспых­нул и даже не дал Мил­леру продолжать.

– Нет, – пере­бил он, – это оставьте: я вам только что гово­рил о такте, а вы сей­час же начи­на­ете бес­такт­ность! Оставьте это!

Сви­ньин пере­ме­нил тон на более сухой и офи­ци­аль­ный и доба­вил с твердостью:

– А как в этом деле вы сами тоже не совсем правы и даже очень вино­ваты, потому что у вас есть не иду­щая воен­ному чело­веку мяг­кость, и этот недо­ста­ток вашего харак­тера отра­жа­ется на суб­ор­ди­на­ции в ваших под­чи­нен­ных, то я при­ка­зы­ваю вам лично при­сут­ство­вать при экзе­ку­ции и насто­ять, чтобы сече­ние было про­из­ве­дено серьезно… как можно строже. Для этого извольте рас­по­ря­диться, чтобы роз­гами секли моло­дые сол­даты из ново­при­быв­ших из армии, потому что наши ста­рики все зара­жены на этот счет гвар­дей­ским либе­ра­лиз­мом: они това­рища не секут как должно, а только блох у него за спи­ною пугают. Я заеду сам и сам посмотрю, как вино­ва­тый будет сделан.

Укло­не­ния от каких бы то ни было слу­жеб­ных при­ка­за­ний началь­ству­ю­щего лица, конечно, не имели места, и мяг­ко­сер­деч­ный Н. И. Мил­лер дол­жен был в точ­но­сти испол­нить при­каз, полу­чен­ный им от сво­его бата­льон­ного командира.

Рота была выстро­ена на дворе Измай­лов­ских казарм, розги при­не­сены из запаса в доволь­ном коли­че­стве, и выве­ден­ный из кар­цера рядо­вой Пост­ни­ков «был сде­лан» при усерд­ном содей­ствии ново­при­быв­ших из армии моло­дых това­ри­щей. Эти неис­пор­чен­ные гвар­дей­ским либе­ра­лиз­мом люди в совер­шен­стве выста­вили на нем все point sur les i, в пол­ной мере опре­де­лен­ные ему его бата­льон­ным коман­ди­ром. Затем нака­зан­ный Пост­ни­ков был под­нят и непо­сред­ственно отсюда на той же шинели, на кото­рой его секли, пере­не­сен в пол­ко­вой лазарет.

Глава пятнадцатая

Бата­льон­ный коман­дир Сви­ньин, по полу­че­нии доне­се­ния об испол­не­нии экзе­ку­ции, тот­час же сам оте­че­ски наве­стил Пост­ни­кова в лаза­рете и, к удо­воль­ствию сво­ему, самым нагляд­ным обра­зом убе­дился, что при­ка­за­ние его испол­нено в совер­шен­стве. Сер­до­боль­ный и нерв­ный Пост­ни­ков был «сде­лан как сле­дует». Сви­ньин остался дово­лен и при­ка­зал дать от себя нака­зан­ному Пост­ни­кову фунт сахару и чет­верть фунта чаю, чтоб он мог услаж­даться, пока будет на поправке. Пост­ни­ков, лежа на койке, слы­шал это рас­по­ря­же­ние о чае и отвечал:

– Много дово­лен, ваше высо­ко­ро­дие, бла­го­дарю за оте­че­скую милость.

И он в самом деле был «дово­лен», потому что, сидя три дня в кар­цере, он ожи­дал гораздо худ­шего. Две­сти розог, по тогдаш­нему силь­ному вре­мени, очень мало зна­чили в срав­не­нии с теми нака­за­ни­ями, какие люди пере­но­сили по при­го­во­рам воен­ного суда; а такое именно нака­за­ние и доста­лось бы Пост­ни­кову, если бы, к сча­стию его, не про­изо­шло всех тех сме­лых и так­ти­че­ских эво­лю­ций, о кото­рых выше рассказано.

Но число всех доволь­ных рас­ска­зан­ным про­ис­ше­ствием этим не ограничилось.

Глава шестнадцатая

Под сур­дин­кою подвиг рядо­вого Пост­ни­кова рас­ползся по раз­ным круж­кам сто­лицы, кото­рая в то время печат­ной без­го­ло­сицы жила в атмо­сфере бес­ко­неч­ных спле­тен. В уст­ных пере­да­чах имя насто­я­щего героя – сол­дата Пост­ни­кова утра­ти­лось, но зато сама эпо­пея раз­ду­лась и при­няла очень инте­рес­ный, роман­ти­че­ский характер.

Гово­рили, будто ко дворцу со сто­роны Пет­ро­пав­лов­ской кре­по­сти плыл какой-то необык­но­вен­ный пло­вец, в кото­рого один из сто­яв­ших у дворца часо­вых выстре­лил и пловца ранил, а про­хо­див­ший инва­лид­ный офи­цер бро­сился в воду и спас его, за что и полу­чили: один – долж­ную награду, а дру­гой – заслу­жен­ное нака­за­ние. Неле­пый слух этот дошел и до подво­рья, где в ту пору жил осто­рож­ный и нерав­но­душ­ный к «свет­ским собы­тиям» вла­дыко, бла­го­склонно бла­го­во­лив­ший к набож­ному мос­ков­скому семей­ству Свиньиных.

Про­ни­ца­тель­ному вла­дыке каза­лось неяс­ным ска­за­ние о выстреле. Что же это за ноч­ной пло­вец? Если он был бег­лый узник, то за что же нака­зан часо­вой, кото­рый испол­нил свой долг, выстре­лив в него, когда тот плыл через Неву из кре­по­сти? Если же это не узник, а иной зага­доч­ный чело­век, кото­рого надо было спа­сать из волн Невы, то почему о нем мог знать часо­вой? И тогда опять не может быть, чтоб это было так, как о том в мире суе­сло­вят. В мире мно­гое берут крайне лег­ко­мыс­ленно и «суе­сло­вят», но живу­щие в оби­те­лях и на подво­рьях ко всему отно­сятся гораздо серьез­нее и знают о свет­ских делах самое настоящее.

Глава семнадцатая

Одна­жды, когда Сви­ньин слу­чился у вла­дыки, чтобы при­нять от него бла­го­сло­ве­ние, высо­ко­чти­мый хозяин заго­во­рил с ним «кстати о выстреле». Сви­ньин рас­ска­зал всю правду, в кото­рой, как мы знаем, не было ничего похо­жего на то, о чем повест­во­вали «кстати о выстреле».

Вла­дыко выслу­шал насто­я­щий рас­сказ в мол­ча­нии, слегка шевеля сво­ими белень­кими чет­ками и не сводя своих глаз с рас­сказ­чика. Когда же Сви­ньин кон­чил, вла­дыко тихо жур­ча­щею речью произнес:

– Почему над­ле­жит заклю­чить, что в сем деле не все и не везде изла­га­лось согласно с пол­ною истиной?

Сви­ньин замялся и потом отве­чал с укло­ном, что докла­ды­вал не он, а гене­рал Кокошкин.

Вла­дыко в мол­ча­нии пере­пу­стил несколько раз четки сквозь свои вос­ко­вые пер­сты и потом молвил:

– Должно раз­ли­чать, что есть ложь и что непол­ная истина.

Опять четки, опять мол­ча­ние и, нако­нец, тихо­струй­ная речь:

– Непол­ная истина не есть ложь. Но о сем наименьше.

– Это дей­стви­тельно так, – заго­во­рил поощ­рен­ный Сви­ньин. – Меня, конечно, больше всего сму­щает, что я дол­жен был под­верг­нуть нака­за­нию этого сол­дата, кото­рый хотя нару­шил свой долг…

Четки и тихо­струй­ный перебив:

– Долг службы нико­гда не дол­жен быть нарушен.

– Да, но это им было сде­лано по вели­ко­ду­шию, по состра­да­нию, и при­том с такой борь­бой и с опас­но­стью: он пони­мал, что, спа­сая жизнь дру­гому чело­веку, он губит самого себя… Это высо­кое, свя­тое чувство!

– Свя­тое известно Богу, нака­за­ние же на теле про­сто­лю­дину не бывает губи­тельно и не про­ти­во­ре­чит ни обы­чаю наро­дов, ни духу Писа­ния. Лозу гораздо легче пере­несть на гру­бом теле, чем тон­кое стра­да­ние в духе. В сем спра­вед­ли­вость от вас нимало не пострадала.

– Но он лишен и награды за спа­се­ние погибавших.

– Спа­се­ние поги­ба­ю­щих не есть заслуга, но паче долг. Кто мог спа­сти и не спас – под­ле­жит каре зако­нов, а кто спас, тот испол­нил свой долг.

Пауза, четки и тихоструй:

– Воину пре­тер­петь за свой подвиг уни­же­ние и раны может быть гораздо полез­нее, чем пре­воз­но­ситься зна­ком. Но что во всем сем наи­боль­шее – это то, чтобы хра­нить о всем деле сем осто­рож­ность и отнюдь нигде не упо­ми­нать о том, кому по какому-нибудь слу­чаю о сем было сказывано.

Оче­видно, и вла­дыко был доволен.

Глава восемнадцатая

Если бы я имел дерз­но­ве­ние счаст­ли­вых избран­ни­ков неба, кото­рым, по вели­кой их вере, дано про­ни­цать тайны божия смот­ре­ния, то я, может быть, дерз­нул бы доз­во­лить себе пред­по­ло­же­ние, что, веро­ятно, и сам Бог был дово­лен пове­де­нием создан­ной им смир­ной души Пост­ни­кова. Но вера моя мала; она не дает уму моему силы зреть столь высо­кого: я дер­жусь зем­ного и перст­ного. Я думаю о тех смерт­ных, кото­рые любят добро про­сто для самого добра и не ожи­дают ника­ких наград за него где бы то ни было. Эти пря­мые и надеж­ные люди тоже, мне кажется, должны быть вполне довольны свя­тым поры­вом любви и не менее свя­тым тер­пе­нием сми­рен­ного героя моего точ­ного и безыс­кус­ствен­ного рассказа.

Впер­вые опуб­ли­ко­вано – «Рус­ская мысль», 1887.


[25] Точку над i – франц.

(1)Мой отец и исправник были поражены тем, что нам пришлось переночевать в доме Селивана, которого все в округе считали колдуном и разбойником и который, как мы думали, хотел нас убить и воспользоваться нашими вещами и деньгами…

(2)Кстати, о деньгах. (3)При упоминании о них тётушка сейчас же воскликнула:
– Ах, боже мой!
(4)Да где же моя шкатулка?

(5)В самом деле, где же эта шкатулка и лежащие в ней тысячи? (6)Её, представьте себе, не было! (7)Да, да, её-то одной только и не было ни в комнатах между внесёнными вещами, ни в повозке — словом, нигде… (8)Шкатулка, очевидно, осталась там, на постоялом дворе, и теперь — в руках Селивана…

– (9)Я сейчас скачу, скачу туда… (10)Он, верно, уже скрылся куда-нибудь, но он от меня не уйдёт! — говорил исправник. – (11)Наше счастье, что все знают, что он вор, и все его не любят: его никто не станет скрывать…

(12)Но только исправник опоясался своей саблей, как вдруг в передней послышалось между бывшими там людьми необыкновенное движение, и через порог в залу, где все мы находились, тяжело дыша, вошёл Селиван с тётушкиной шкатулкой в руках.

(13)Все вскочили с мест и остановились как вкопанные.

– (14)Забыли, возьмите, — глухо произнёс Селиван.

(15)Более он ничего сказать не смог, потому что задыхался от непомерно скорой ходьбы и, должно быть, от сильного внутреннего волнения.

(16)Он поставил шкатулку на стол, а сам, никем не прошенный, сел на стул и опустил голову и руки.

(17)Шкатулка была в полной целости. (18)Тётушка сняла с шеи ключик, отперла её и воскликнула:
– Всё, всё как было!

– (19)Сохранно… — тихо молвил Селиван. – (20)Я всё бёг за вами… (21)Хотел догнать… (22)Простите, что сижу перед вами… (23)Задохнулся.

(24)Отец первый подошёл к нему, обнял его и поцеловал в голову.

(25)Селиван не трогался.

(26)Тётушка вынула из шкатулки две сотенные бумажки и стала давать их ему в руки.

(27)Селиван продолжал сидеть и смотреть, словно ничего не понимал.

– (28)Возьми то, что тебе дают, – сказал исправник.

– (29)За что? (30)Не надо!

– (31)За то, что ты честно сберёг и принёс забытые у тебя деньги.

– (32)А то как же? (33)Разве надо нечестно?

– (34)Ну, ты хороший человек… (35)Ты не подумал утаить чужое.

– (36)Утаить чужое!.. – (37)Селиван покачал головою. – (38)Мне не надо чужого.

(39)И он встал с места, чтобы идти назад к своему опороченному дворишку, но отец его не пустил. (40)Он взял его к себе в кабинет и заперся там с ним на ключ, а потом через час велел запрячь сани и отвезти его домой.

(41)Через день об этом происшествии знали в городе и в округе, а через два дня отец с тётушкою поехали в Кромы и, остановившись у Селивана, пили в его избе чай и оставили его жене тёплую шубу. (42)На обратном пути они опять заехали к нему и ещё привезли ему подарков: чаю, сахару и муки.

(43)Он брал всё вежливо, но неохотно и говорил:
– На что?
(44)Ко мне теперь, вот уже три дня, всё стали люди заезжать… (45)Пошёл доход… (46)Щи варили… (47)Нас не боятся, как прежде боялись.

(48)Когда меня повезли после праздников в пансион, со мною опять была к Селивану посылка. (49)Я пил у него чай и всё смотрел ему в лицо и думал: «Какое у него прекрасное, доброе лицо! (50)Отчего же он мне и другим так долго казался пугалом?»

(51)Эта мысль преследовала меня и не оставляла в покое… (52)Ведь это тот же самый человек, который всем представлялся таким страшным, которого все считали колдуном и злодеем. (53)Отчего же он вдруг стал так хорош и приятен?

(54)В дальнейшие годы моей жизни я сблизился с Селиваном и имел счастье видеть, как он для всех сделался человеком любимым и почитаемым.

(По Н.С. Лескову*)
* Николай Семёнович Лесков
(1831–1895) — русский писатель,
драматург, автор известных романов, повестей и рассказов.


1

Событие, рассказ о котором ниже сего предлагается вниманию читателей, трогательно и ужасно по своему значению для главного героического лица пьесы, а развязка дела так оригинальна, что подобное ей даже едва ли возможно где-нибудь, кроме России.

Это составляет отчасти придворный, отчасти исторический анекдот, недурно характеризующий нравы и направление очень любопытной, но крайне бедно отмеченной эпохи тридцатых годов совершающегося девятнадцатого столетия.

Вымысла в наступающем рассказе нет нисколько.

2

Зимою, около Крещения, в 1839 году в Петербурге была сильная оттепель. Так размокропогодило, что совсем как будто весне быть: снег таял, с крыш падали днем капели, а лед на реках посинел и взялся водой. На Неве перед самым Зимним дворцом стояли глубокие полыньи. Ветер дул теплый, западный, но очень сильный: со взморья нагоняло воду, и стреляли пушки.

Караул во дворце занимала рота Измайловского полка, которою командовал блестяще образованный и очень хорошо поставленный в обществе молодой офицер, Николай Иванович Миллер [Миллер Николай Иванович (ум. в 1889 г.) — генерал-лейтенант, инспектор, затем директор Александровского лицея. По воспоминаниям современников, был гуманным человеком] (впоследствии полный генерал и директор лицея). Это был человек с так называемым «гуманным» направлением, которое за ним было давно замечено и немножко вредило ему по службе во внимании высшего начальства.

— На самом же деле Миллер был офицер исправный и надежный, а дворцовый караул в тогдашнее время и не представлял ничего опасного. Пора была самая тихая и безмятежная. От дворцового караула не требовалось ничего, кроме точного стояния на постах, а между тем как раз тут, на караульной очереди капитана Миллера при дворце, произошел весьма чрезвычайный и тревожный случай, о котором теперь едва вспоминают немногие из доживающих свой век тогдашних современников.

3

Сначала в карауле все шло хорошо: посты распределены, люди расставлены, и все обстояло в совершенном порядке. Государь Николай Павлович был здоров, ездил вечером кататься, возвратился домой и лег в постель. Уснул и дворец. Наступила самая спокойная ночь. В кордегардии [Кордегардия — гауптвахта] тишина. Капитан Миллер приколол булавками свой белый носовой платок к высокой и всегда традиционно засаленной сафьянной спинке офицерского кресла и сел коротать время за книгой.

Н. И. Миллер всегда был страстный читатель, и потому он не скучал, а читал и не замечал, как уплывала ночь; но вдруг, в исходе второго часа ночи, его встревожило ужасное беспокойство: пред ним является разводный унтер-офицер и, весь бледный, объятый страхом, лепечет скороговоркой:

— Беда, ваше благородие, беда!

— Что такое?!

— Страшное несчастие постигло!

Н. И. Миллер вскочил в неописанной тревоге и едва мог толком дознаться, в чем именно заключались «беда» и «страшное несчастие».

4

Дело заключалось в следующем: часовой, солдат Измайловского полка, по фамилии Постников, стоя на часах снаружи у нынешнего Иорданского подъезда, услыхал, что в полынье, которою против этого места покрылась Нева, заливается человек и отчаянно молит о помощи.

Солдат Постников, из дворовых господских людей, был человек очень нервный и очень чувствительный. Он долго слушал отдаленные крики и стоны утопающего и приходил от них в оцепенение. В ужасе он оглядывался туда и сюда на все видимое ему пространство набережной и ни здесь, ни на Неве, как назло, не усматривал ни одной живой души.

Подать помощь утопающему никто не может, и он непременно зальется…

А между тем тонущий ужасно долго и упорно борется.

Уж одно бы ему, кажется, — не тратя сил, спускаться на дно, так ведь нет! Его изнеможденные стоны и призывные крики то оборвутся и замолкнут, то опять начинают раздаваться, и притом все ближе и ближе к дворцовой набережной. Видно, что человек еще не потерялся и держит путь верно, прямо на свет фонарей, но только он, разумеется, все-таки не спасется, потому что именно тут, на этом пути, он попадет в иорданскую прорубь. Там ему нырок под лед, и конец… Вот и опять стих, а через минуту снова полощется и стонет: «Спасите, спасите!» И теперь уже так близко, что даже слышны всплески воды, как он полощется…

Солдат Постников стал соображать, что спасти этого человека чрезвычайно легко. Если теперь сбежать на лед, то тонущий непременно тут же и есть. Бросить ему веревку, или протянуть шестик, или подать ружье, и он спасен. Он так близко, что может схватиться рукою и выскочить. Но Постников помнит и службу и присягу; он знает, что он часовой, а часовой ни за что и ни под каким предлогом не смеет покинуть своей будки.

С другой же стороны, сердце у Постникова очень непокорное: так и ноет, так и стучит, так и замирает… Хоть вырви его да сам себе под ноги брось, — так беспокойно с ним делается от этих стонов и воплей… Страшно ведь слышать, как другой человек погибает, и не подать этому погибающему помощи, когда, собственно говоря, к тому есть полная возможность, потому что будка с места не убежит и ничто иное вредное не случится. «Иль сбежать, а?.. Не увидят?.. Ах, господи, один бы конец! Опять стонет…»

За один получас, пока это длилось, солдат Постников совсем истерзался сердцем и стал ощущать «сомнения рассудка». А солдат он был умный и исправный, с рассудком ясным, и отлично понимал, что оставить свой пост есть такая вина со стороны часового, за которою сейчас же последует военный суд, а потом гонка сквозь строй шпицрутенами и каторжная работа, а может быть, даже и «расстрел»; но со стороны вздувшейся реки опять наплывают все ближе и ближе стоны, и уже слышно бурканье и отчаянное барахтанье.

— Т-о-о-ну!.. Спасите, тону!

Тут вот сейчас и есть иорданская прорубь… Конец!

Постников еще раз-два оглянулся во все стороны. Нигде ни души нет, только фонари трясутся от ветра и мерцают, да по ветру, прерываясь, долетает этот крик… может быть, последний крик…

Вот еще всплеск, еще однозвучный вопль, и в воде забулькотало.

Часовой не выдержал и покинул свой пост.

5

Постников бросился к сходням, сбежал с сильно бьющимся сердцем на лед, потом в наплывшую воду полыньи и, скоро рассмотрев, где бьется заливающийся утопленник, протянул ему ложу своего ружья.

Утопающий схватился за приклад, а Постников потянул его за штык и вытащил на берег.

Спасенный и спаситель были совершенно мокры, и как из них спасенный был в сильной усталости и дрожал и падал, то спаситель его, солдат Постников, не решился его бросить на льду, а вывел его на набережную и стал осматриваться, кому бы его передать. А меж тем, пока все это делалось, на набережной показались сани, в которых сидел офицер существовавшей тогда придворной инвалидной команды (впоследствии упраздненной).

Этот столь не вовремя для Постникова подоспевший господин был, надо полагать, человек очень легкомысленного характера, и притом немножко бестолковый, и изрядный наглец. Он соскочил с саней и начал спрашивать:

— Что за человек… что за люди?

— Тонул, заливался, — начал было Постников.

— Как тонул? Кто, ты тонул? Зачем в таком месте?

А тот только отпырхивается, а Постникова уже нет: он взял ружье на плечо и опять стал в будку.

Смекнул или нет офицер, в чем дело, но он больше не стал исследовать, а тотчас же подхватил к себе в сани спасенного человека и покатил с ним на Морскую, в съезжий дом Адмиралтейской части.

Тут офицер сделал приставу заявление, что привезенный им мокрый человек тонул в полынье против дворца и спасен им, господином офицером, с опасностью для его собственной жизни.

Тот, которого спасли, был и теперь весь мокрый, иззябший и изнемогший. От испуга и от страшных усилий он впал в беспамятство, и для него было безразлично, кто спасал его.

Около него хлопотал заспанный полицейский фельдшер, а в канцелярии писали протокол по словесному заявлению инвалидного офицера и, с свойственною полицейским людям подозрительностью, недоумевали, как он сам весь сух из воды вышел? А офицер, который имел желание получить себе установленную медаль «за спасение погибавших», объяснял это счастливым стечением обстоятельств, но объяснял нескладно и невероятно. Пошли будить пристава, послали наводить справки.

А между тем во дворце по этому делу образовались уже другие, быстрые течения.

6

В дворцовой караульне все сейчас упомянутые обороты после принятия офицером спасенного утопленника в свои сани были неизвестны. Там Измайловский офицер и солдаты знали только то, что их солдат Постников, оставив будку, кинулся спасать человека, и как это есть большое нарушение воинских обязанностей, то рядовой Постников теперь непременно пойдет под суд и под палки, а всем начальствующим лицам, начиная от ротного до командира полка, достанутся страшные неприятности, против которых ничего нельзя ни возражать, ни оправдываться.

Мокрый и дрожащий солдат Постников, разумеется, сейчас же был сменен с поста и, будучи приведен в кордегардию, чистосердечно рассказал Н. И. Миллеру все, что нам известно, и со всеми подробностями, доходившими до того, как инвалидный офицер посадил к себе спасенного утопленника и велел своему кучеру скакать в Адмиралтейскую часть.

Опасность становилась все больше и неизбежнее. Разумеется, инвалидный офицер все расскажет приставу, а пристав тотчас же доведет об этом до сведения обер-полицеймейстера Кокошкина, а тот доложит утром государю, и пойдет «горячка».

Долго рассуждать было некогда, надо было призывать к делу старших.

Николай Иванович Миллер тотчас же послал тревожную записку своему батальонному командиру подполковнику Свиньину, в которой просил его как можно скорее приехать в дворцовую караульню и всеми мерами пособить совершившейся страшной беде.

Это было уже около трех часов, а Кокошкин являлся с докладом к государю довольно рано утром, так что на все думы и на все действия оставалось очень мало времени.

7

Подполковник Свиньин не имел той жалостливости и того мягкосердечия, которые всегда отличали Николая Ивановича Миллера: Свиньин был человек не бессердечный, но прежде всего и больше всего «службист» (тип, о котором нынче опять вспоминают с сожалением). Свиньин отличался строгостью и даже любил щеголять требовательностью дисциплины. Он не имел вкуса ко злу и никому не искал причинить напрасное страдание; но если человек нарушал какую бы то ни было обязанность службы, то Свиньин был неумолим. Он считал неуместным входить в обсуждение побуждений, какие руководили в данном случае движением виновного, а держался того правила, что на службе всякая вина виновата. А потому в караульной роте все знали, что придется претерпеть рядовому Постникову за оставление своего поста, то он и оттерпит, и Свиньин об этом скорбеть не станет.

Таким этот штаб-офицер был известен начальству и товарищам, между которыми были люди, не симпатизировавшие Свиньину, потому что тогда еще не совсем вывелся «гуманизм» и другие ему подобные заблуждения. Свиньин был равнодушен к тому, порицают или хвалят его «гуманисты». Просить и умолять Свиньина или даже пытаться его разжалобить — было дело совершенно бесполезное. От всего этого он был закален крепким закалом карьерных людей того времени, но и у него, как у Ахиллеса, было слабое место.

Свиньин тоже имел хорошо начатую служебную карьеру, которую он, конечно, тщательно оберегал и дорожил тем, чтобы на нее, как на парадный мундир, ни одна пылинка не села: а между тем несчастная выходка человека из вверенного ему батальона непременно должна была бросить дурную тень на дисциплину всей его части. Виноват или не виноват батальонный командир в том, что один из его солдат сделал под влиянием увлечения благороднейшим состраданием, — этого не станут разбирать те, от кого зависит хорошо начатая и тщательно поддерживаемая служебная карьера Свиньина, а многие даже охотно подкатят ему бревно под ноги, чтобы дать путь своему ближнему или подвинуть молодца, протежируемого людьми в случае. Государь, конечно, рассердится и непременно скажет полковому командиру, что у него «слабые офицеры», что у них «люди распущены». А кто это наделал? — Свиньин. Вот так это и пойдет повторяться что «Свиньин слаб», и так, может, покор слабостью и останется несмываемым пятном на его, Свиньина, репутации. Не быть ему тогда ничем достопримечательным в ряду современников и не оставить своего портрета в галерее исторических лиц государства Российского.

Изучением истории тогда хотя мало занимались, но, однако, в нее верили и особенно охотно сами стремились участвовать в ее сочинении.

8

Как только Свиньин получил около трех часов ночи тревожную записку от капитана Миллера, он тотчас же вскочил с постели, оделся по форме и, под влиянием страха и гнева, прибыл в караульню Зимнего дворца. Здесь он немедленно же произвел допрос рядовому Постникову и убедился, что невероятный случай совершился. Рядовой Постников опять вполне чистосердечно подтвердил своему батальонному командиру все то же самое, что произошло на его часах и что он, Постников, уже раньше показал своему ротному капитану Миллеру. Солдат говорил, что он «богу и государю виноват без милосердия», что он стоял на часах и, заслышав стоны человека, тонувшего в полынье, долго мучился, долго был в борьбе между служебным долгом и состраданием, и наконец на него напало искушение, и он не выдержал этой борьбы: покинул будку, соскочил на лед и вытащил тонувшего на берег, а здесь, как на грех, попался проезжавшему офицеру дворцовой инвалидной команды.

Подполковник Свиньин был в отчаянии; он дал себе единственное возможное удовлетворение, сорвав свой гнев на Постникове, которого тотчас же прямо отсюда послал под арест в казарменный карцер, а потом сказал несколько колкостей Миллеру, попрекнув его «гуманерией», которая ни на что не пригодна в военной службе; но все это было недостаточно для того, чтобы поправить дело. Подыскать если не оправдание, то хотя извинение такому поступку, как оставление часовым своего поста, было невозможно, и оставался один исход — скрыть все дело от государя…

Но есть ли возможность скрыть такое происшествие?

По-видимому, это представлялось невозможным, так как о спасении погибавшего знали не только все караульные, но знал и тот ненавистный инвалидный офицер, который до сих пор, конечно, успел довести обо всем этом до ведома генерала Кокошкина.

Куда теперь скакать? К кому бросаться? У кого искать помощи и защиты?

Свиньин хотел скакать к великому князю Михаилу Павловичу [Романов Михаил Павлович (1798-1848), младший брат Николая I] и рассказать ему все чистосердечно. Такие маневры тогда были в ходу. Пусть великий князь, по своему пылкому характеру, рассердится и накричит, но его нрав и обычай были таковы, что чем он сильнее окажет на первый раз резкости и даже тяжко обидит, тем он потом скорее смилуется и сам же заступится. Подобных случаев бывало немало, и их иногда нарочно искали. «Брань на вороту не висла», и Свиньин очень хотел бы свести дело к этому благоприятному положению, но разве можно ночью доступить во дворец и тревожить великого князя? А дожидаться утра и явиться к Михаилу Павловичу после того, когда Кокошкин побывает с докладом у государя, будет уже поздно. И пока Свиньин волновался среди таких затруднений, он обмяк, и ум его начал прозревать еще один выход, до сей поры скрывавшийся в тумане.

9

В ряду известных военных приемов есть один такой, чтобы в минуту наивысшей опасности, угрожающей со стен осаждаемой крепости, не удаляться от нее, а прямо идти под ее стенами. Свиньин решился не делать ничего того, что ему приходило в голову сначала, а немедленно ехать прямо к Кокошкину.

Об обер-полицеймейстере Кокошкине в Петербурге говорили тогда много ужасающего и нелепого, но, между прочим, утверждали, что он обладает удивительным многосторонним тактом и при содействии этого такта не только «умеет сделать из мухи слона, но так же легко умеет сделать из слона муху».

Кокошкин в самом деле был очень суров и очень грозен и внушал всем большой страх к себе, но он иногда мирволил шалунам и добрым весельчакам из военных, а таких шалунов тогда было много, и им не раз случалось находить себе в его лице могущественного и усердного защитника. Вообще он много мог и много умел сделать, если только захочет. Таким его знали и Свиньин, и капитан Миллер. Миллер тоже укрепил своего батальонного командира отважиться на то, чтобы ехать немедленно к Кокошкину и довериться его великодушию и его «многостороннему такту», который, вероятно, продиктует генералу, как вывернуться из этого досадного случая, чтобы не ввести в гнев государя, чего Кокошкин, к чести его, всегда избегал с большим старанием.

Свиньин надел шинель, устремил глаза вверх и, воскликнув несколько раз: «Господи, господи!» — поехал к Кокошкину.

Это был уже в начале пятый час утра.

10

Обер-полицеймейстера Кокошкина разбудили и доложили ему о Свиньине, приехавшем по важному и не терпящему отлагательств делу.

Генерал немедленно встал и вышел к Свиньину в архалучке, потирая лоб, зевая и ежась. Все, что рассказывал Свиньин, Кокошкин выслушивал с большим вниманием, но спокойно. Он во все время этих объяснений и просьб о снисхождении произнес только одно:

— Солдат бросил будку и спас человека?

— Точно так, — отвечал Свиньин.

— А будка?

— Оставалась в это время пустою.

— Гм… Я это знал, что она оставалась пустою. Очень рад, что ее не украли.

Свиньин из этого еще более уверился, что ему уже все известно и что он, конечно, уже решил себе, в каком виде он представит об этом при утреннем докладе государю, и решения этого изменять не станет. Иначе такое событие, как оставление часовым своего поста в дворцовом карауле, без сомнения должно было бы гораздо сильнее встревожить энергического обер-полицеймейстера.

Но Кокошкин не знал ничего. Пристав, к которому явился инвалидный офицер со спасенным утопленником, не видал в этом деле никакой особенной важности. В его глазах это вовсе даже не было таким делом, чтобы ночью тревожить усталого обер-полицеймейстера, да и притом самое событие представлялось приставу довольно подозрительным, потому что инвалидный офицер был совсем сух, чего никак не могло быть, если он спасал утопленника с опасностью для собственной жизни. Пристав видел в этом офицере только честолюбца и лгуна, желающего иметь одну новую медаль на грудь, и потому, пока его дежурный писал протокол, пристав придерживал у себя офицера и старался выпытать у него истину через расспрос мелких подробностей.

Приставу тоже не было приятно, что такое происшествие случилось в его части и что утопавшего вытащил не полицейский, а дворцовый офицер.

Спокойствие же Кокошкина объяснялось просто, во-первых, страшною усталостью, которую он в это время испытывал после целодневной суеты и ночного участия при тушении двух пожаров, а во-вторых, тем, что дело, сделанное часовым Постниковым, его, г-на обер-полицеймейстера, прямо не касалось.

Впрочем, Кокошкин тотчас же сделал соответственное распоряжение.

Он послал за приставом Адмиралтейской части и приказал ему немедленно явиться вместе с инвалидным офицером и со спасенным утопленником, а Свиньина просил подождать в маленькой приемной перед кабинетом. Затем Кокошкин удалился в кабинет и, не затворяя за собою дверей, сел за стол и начал было подписывать бумаги; но сейчас же склонил голову на руки и заснул за столом в кресле.

11

Тогда еще не было ни городских телеграфов, ни телефонов, а для спешной передачи приказаний начальства скакали по всем направлениям «сорок тысяч курьеров» [Неточная цитата из «Ревизора» Н.В.Гоголя. У Гоголя (III д., явл. VI): «Тридцать пять тысяч одних курьеров!»], о которых сохранится долговечное воспоминание в комедии Гоголя.

Это, разумеется, не было так скоро, как телеграф или телефон, но зато сообщало городу значительное оживление и свидетельствовало о неусыпном бдении начальства.

Пока из Адмиралтейской части явились запыхавшийся пристав и офицер-спаситель, а также и спасенный утопленник, нервный и энергический генерал Кокошкин вздремнул и освежился. Это было заметно в выражении его лица и в проявлении его душевных способностей.

Кокошкин потребовал всех явившихся в кабинет и вместе с ними пригласил и Свиньина.

— Протокол? — односложно спросил освеженным голосом у пристава Кокошкин.

Тот молча подал ему сложенный лист бумаги и тихо прошептал:

— Должен просить дозволить мне доложить вашему превосходительству несколько слов по секрету…

— Хорошо.

Кокошкин отошел в амбразуру окна, а за ним пристав.

— Что такое?

Послышался неясный шепот пристава и ясные покрякиванья генерала…

— Гм… Да!.. Ну что ж такое?.. Это могло быть… Оли на том стоят, чтобы сухими выскакивать… Ничего больше?

— Ничего-с.

Генерал вышел из амбразуры, присел к столу и начал читать. Он читал протокол про себя, не обнаруживая ни страха, ни сомнений, и затем непосредственно обратился с громким и твердым вопросом к спасенному:

— Как ты, братец, попал в полынью против дворца?

— Виноват, — отвечал спасенный.

— То-то! Был пьян?

— Виноват, пьян не был, а был выпимши.

— Зачем в воду попал?

— Хотел перейти поближе через лед, сбился и попал в воду.

— Значит, в глазах было темно?

— Темно, кругом темно было, ваше превосходительство!

— И ты не мог рассмотреть, кто тебя вытащил?

— Виноват, ничего не рассмотрел. Вот они, кажется. — Он указал на офицера и добавил: — Я не мог рассмотреть, был испужамшись.

— То-то и есть, шляетесь, когда надо спать! Всмотрись же теперь и помни навсегда, кто твой благодетель. Благородный человек жертвовал за тебя своею жизнью!

— Век буду помнить.

— Имя ваше, господин офицер?

Офицер назвал себя по имени.

— Слышишь?

— Слушаю, ваше превосходительство.

— Ты православный?

— Православный, ваше превосходительство.

— В поминанье за здравие это имя запиши.

— Запишу, ваше превосходительство.

— Молись богу за него и ступай вон: ты больше не нужен.

Тот поклонился в ноги и выкатился, без меры довольный тем, что его отпустили.

Свиньин стоял и недоумевал, как это такой оборот все принимает милостию божиею!

12

Кокошкин обратился к инвалидному офицеру:

— Вы спасли этого человека, рискуя собственною жизнью?

— Точно так, ваше превосходительство.

— Свидетелей этого происшествия не было, да по позднему времени и не могло быть?

— Да, ваше превосходительство, было темно, и на набережной никого не было, кроме часовых.

— О часовых незачем поминать: часовой охраняет свой пост в не должен отвлекаться ничем посторонним. Я верю тому, что написано в протоколе. Ведь это с ваших слов?

Слова эти Кокошкин произнес с особенным ударением, точно как будто пригрозил или прикрикнул.

Но офицер не сробел, а вылупив глаза и выпучив грудь, ответил:

— С моих слов и совершенно верно, ваше превосходительство.

— Ваш поступок достоин награды.

Тот начал благодарно кланяться.

— Не за что благодарить, — продолжал Кокошкин. — Я доложу о вашем самоотверженном поступке государю императору, и грудь ваша, может быть, сегодня же будет украшена медалью. А теперь можете идти домой, напейтесь теплого и никуда не выходите, потому что, может быть, вы понадобитесь.

Инвалидный офицер совсем засиял, откланялся и вышел.

Кокошкин поглядел ему вслед и проговорил:

— Возможная вещь, что государь пожелает сам его видеть.

— Слушаю-с, — отвечал понятливо пристав.

— Вы мне больше не нужны.

Пристав вышел и, затворив за собою дверь, тотчас, по набожной привычке, перекрестился.

Инвалидный офицер ожидал пристава внизу, и они отправились вместе в гораздо более теплых отношениях, чем когда сюда вступали.

В кабинете у обер-полицеймейстера остался один Свиньин, на которого Кокошкин сначала посмотрел долгим, пристальным взглядом и потом спросил:

— Вы не были у великого князя?

В то время, когда упоминали о великом князе, то все знали, что это относится к великому князю Михаилу Павловичу.

— Я прямо явился к вам, — отвечал Свиньин.

— Кто караульный офицер?

— Капитан Миллер.

Кокошкин опять окинул Свиньина взглядом и потом сказал:

— Вы мне, кажется, что-то прежде иначе говорили.

Свиньин даже не понял, к чему это относится, и промолчал, а Кокошкин добавил:

— Ну все равно: спокойно почивайте.

Аудиенция кончилась.

13

В час пополудни инвалидный офицер действительно был опять потребован к Кокошкину, который очень ласково объявил ему, что государь весьма доволен, что среди офицеров инвалидной команды его дворца есть такие бдительные и самоотверженные люди, и жалует ему медаль «за спасение погибавших». При сем Кокошкин собственноручно вручил герою медаль, и тот пошел щеголять ею. Дело, стало быть, можно было считать совсем сделанным, но подполковник Свиньин чувствовал в нем какую-то незаконченность и почитал себя призванным поставить point sur les i [точку над i (франц.)].

Он был так встревожен, что три дня проболел, а на четвертый встал, съездил в Петровский домик, отслужил благодарственный молебен перед иконою Спасителя и, возвратись домой с успокоенною душой, послал попросить к себе капитана Миллера.

— Ну, слава богу, Николай Иванович, — сказал он Миллеру, — теперь гроза, над нами тяготевшая, совсем прошла, и наше несчастное дело с часовым совершенно уладилось. Теперь, кажется, мы можем вздохнуть спокойно. Всем этим мы, без сомнения, обязаны сначала милосердию божию, а потом генералу Кокошкину. Пусть о нем говорят, что он и недобрый и бессердечный, но я исполнен благодарности к его великодушию и почтения к его находчивости и такту. Он удивительно мастерски воспользовался хвастовством этого инвалидного пройдохи, которого, по правде, стоило бы за его наглость не медалью награждать, а на обе корки выдрать на конюшне, но ничего иного не оставалось: им нужно было воспользоваться для спасения многих, и Кокошкин повернул все дело так умно, что никому не вышло ни малейшей неприятности, — напротив, все очень рады и довольны. Между нами сказать, мне передано через достоверное лицо, что и сам Кокошкин мною _очень доволен_. Ему было приятно, что я не поехал никуда, а прямо явился к нему и не спорил с этим проходимцем, который получил медаль. Словом, никто не пострадал, и все сделано с таким тактом, что и вперед опасаться нечего, но маленький недочет есть за нами. Мы тоже должны с тактом последовать примеру Кокошкина и закончить дело с своей стороны так, чтоб оградить себя на всякий случай впоследствии. Есть еще одно лицо, которого положение не оформлено. Я говорю про рядового Постникова. Он до сих пор в карцере под арестом, и его, без сомнения, томит ожидание, что с ним будет. Надо прекратить и его мучительное томление.

— Да, пора! — подсказал обрадованный Миллер.

— Ну, конечно, и вам это всех лучше исполнить: отправьтесь, пожалуйста, сейчас же в казармы, соберите вашу роту, выведите рядового Постникова из-под ареста и накажите его перед строем двумя стами розог.

14

Миллер изумился и сделал попытку склонить Свиньина к тому, чтобы на общей радости совсем пощадить и простить рядового Постникова, который и без того уже много перестрадал, ожидая в карцере решения того, что ему будет; но Свиньин вспыхнул и даже не дал Миллеру продолжать.

— Нет, — перебил он, — это оставьте: я вам только что говорил о такте, а вы сейчас же начинаете бестактность! Оставьте это!

Свиньин переменил тон на более сухой и официальный и добавил с твердостью:

— А как в этом деле вы сами тоже не совсем правы и даже очень виноваты, потому что у вас есть не идущая военному человеку мягкость, и этот недостаток вашего характера отражается на субординации в ваших подчиненных, то я приказываю вам лично присутствовать при экзекуции и настоять, чтобы сечение было произведено серьезно… как можно строже. Для этого извольте распорядиться, чтобы розгами секли молодые солдаты из новоприбывших из армии, потому что наши старики все заражены на этот счет гвардейским либерализмом: они товарища не секут как должно, а только блох у него за спиною пугают. Я заеду сам и сам посмотрю, как виноватый будет сделан.

Уклонения от каких бы то ни было служебных приказаний начальствующего лица, конечно, не имели места, и мягкосердечный Н. И. Миллер должен был в точности исполнить приказ, полученный им от своего батальонного командира.

Рота была выстроена на дворе Измайловских казарм, розги принесены из запаса в довольном количестве, и выведенный из карцера рядовой Постников «был сделан» при усердном содействии новоприбывших из армии молодых товарищей. Эти неиспорченные гвардейским либерализмом люди в совершенстве выставили на нем все point sur les i, в полной мере определенные ему его батальонным командиром. Затем наказанный Постников был поднят и непосредственно отсюда на той же шинели, на которой его секли, перенесен в полковой лазарет.

15

Батальонный командир Свиньин, по получении донесения об исполнении экзекуции, тотчас же сам отечески навестил Постникова в лазарете и, к удовольствию своему, самым наглядным образом убедился, что приказание его исполнено в совершенстве. Сердобольный и нервный Постников был «сделан как следует». Свиньин остался доволен и приказал дать от себя наказанному Постникову фунт сахару и четверть фунта чаю, чтоб он мог услаждаться, пока будет на поправке. Постников, лежа на койке, слышал это распоряжение о чае и отвечал:

— Много доволен, ваше высокородие, благодарю за отеческую милость.

И он в самом деле был «доволен», потому что, сидя три дня в карцере, он ожидал гораздо худшего. Двести розог, по тогдашнему сильному времени, очень мало значили в сравнении с теми наказаниями, какие люди переносили по приговорам военного суда; а такое именно наказание и досталось бы Постникову, если бы, к счастию его, не произошло всех тех смелых и тактических эволюции, о которых выше рассказано.

Но число всех довольных рассказанным происшествием этим не ограничилось.

16

Под сурдинкою подвиг рядового Постникова располозся по разным кружкам столицы, которая в то время печатной безголосицы жила в атмосфере бесконечных сплетен. В устных передачах имя настоящего героя — солдата Постникова — утратилось, но зато сама эпопея раздулась и приняла очень интересный, романтический характер.

Говорили, будто ко дворцу со стороны Петропавловской крепости плыл какой-то необыкновенный пловец, в которого один из стоявших у дворца часовых выстрелил и пловца ранил, а проходивший инвалидный офицер бросился в воду и спас его, за что и получили: один — должную награду, а другой — заслуженное наказание. Нелепый слух этот дошел и до подворья, где в ту пору жил осторожный и неравнодушный к «светским событиям» владыко, благосклонно благоволивший к набожному московскому семейству Свиньиных.

Проницательному владыке казалось неясным сказание о выстреле. Что же это за ночной пловец? Если он был беглый узник, то за что же наказан часовой, который исполнил свой долг, выстрелив в него, когда тот плыл через Неву из крепости? Если же это не узник, а иной загадочный человек, которого надо было спасать из волн Невы, то почему о нем мог знать часовой? И тогда опять не может быть, чтоб это было так, как о том в мире суесловят. В мире многое берут крайне легкомысленно и суесловят, но живущие в обителях и на подворьях ко всему относятся гораздо серьезнее и знают о светских делах самое настоящее.

17

Однажды, когда Свиньин случился у владыки, чтобы принять от него благословение, высокочтимый хозяин заговорил с ним «кстати о выстреле». Свиньин рассказал всю правду, в которой, как мы знаем, не было ничего похожего на то, о чем повествовали «кстати о выстреле».

Владыко выслушал настоящий рассказ в молчании, слегка шевеля своими беленькими четками и не сводя своих глаз с рассказчика. Когда же Свиньин кончил, владыко тихо журчащею речью произнес:

— Посему надлежит заключить, что в сем деле не все и не везде излагалось согласно с полною истиной?

Свиньин замялся и потом отвечал с уклоном, что докладывал не он, а генерал Кокошкин.

Владыко в молчании перепустил несколько раз четки сквозь свои восковые персты и потом молвил:

— Должно различать, что есть ложь и что неполная истина.

Опять четки, опять молчание, и наконец тихоструйная речь:

— Неполная истина не есть ложь. Но о сем наименьше.

— Это действительно так, — заговорил поощренный Свиньин. — Меня, конечно, больше всего смущает, что я должен был подвергнуть наказанию этого солдата, который хотя нарушил свой долг…

Четки и тихоструйный перебив:

— Долг службы никогда не должен быть нарушен.

— Да, но это им было сделано по великодушию, по состраданию, и притом с такой борьбой и с опасностью: он понимал, что, спасая жизнь другому человеку, он губит самого себя… Это высокое, святое чувство!

— Святое известно богу, наказание же на теле простолюдину не бывает губительно и не противоречит ни обычаю народов, ни духу Писания. Лозу гораздо легче перенесть на грубом теле, чем тонкое страдание в духе. В сем справедливость от вас нимало не пострадала.

— Но он лишен и награды за спасение погибавших.

— Спасение погибающих не есть заслуга, но паче долг. Кто мог спасти и не спас — подлежит каре законов, а кто спас, тот исполнил свой долг.

Пауза, четки и тихоструй:

— Воину претерпеть за свой подвиг унижение и раны может быть гораздо полезнее, чем превозноситься знаком. Но что во всем сем наибольшее — это то, чтобы хранить о всем деле сем осторожность и отнюдь нигде не упоминать о том, кому по какому-нибудь случаю о сем было сказывано.

Очевидно, и владыко был доволен.

18

Если бы я имел дерзновение счастливых избранников неба, которым, по великой их вере, дано проницать тайны божия смотрения, то я, может быть, дерзнул бы дозволить себе предположение, что, вероятно, и сам бог был доволен поведением созданной им смирной души Постникова. Но вера моя мала; она не дает уму моему силы зреть столь высокого: я держусь земного и перстного. Я думаю о тех смертных, которые любят добро просто для самого добра и не ожидают никаких наград за него где бы то ни было. Эти прямые и надежные люди тоже, мне кажется, должны быть вполне довольны святым порывом любви и не менее святым терпением смиренного героя моего точного и безыскусственного рассказа.

Главная>Сочинения по произведениям

Темы сочинений:

Главная мысль произведения

Рассказ Николая Лескова «Человек на часах» (1887) основан на реальных событиях. Это история о том, как часовой, вопреки уставу покинув свой пост, зимней ночью спас утопающего на Неве, за что был жестоко наказан своим начальством. Какова же главная мысль произведения? На мой взгляд, она заключена автором уже в названии. Недаром Лесков на первый план выводит именно человека. Полное сочинение>>>

­ Доброта и жестокость

Рассказ Николая Лескова «Человек на часах» (1887) первоначально имел название «Спасение погибавшего», но в дальнейшем автор изменил его, посчитав, что конечный вариант наилучшим образом отражает суть произведения. И на мой взгляд, это действительно так. Реальная история, рассказанная Лесковым в своём произведении, повествует прежде всего о душевной драме человека, несущего свой служебный долг на посту перед Зимним дворцом и вынужденного делать сложный нравственный выбор. Полное сочинение>>>

Нравственный выбор

Рассказ Николая Лескова «Человек на часах» (1887) — это произведение, повествующее в первую очередь о сложностях нравственного выбора. Главный герой книги рядовой Постников, будучи часовым у Зимнего дворца, оказался в очень непростой ситуации, из которой он вышел, сохранив человеческое достоинство, но нарушив служебные обязанности. Полное сочинение>>>

­ Совесть

Рассказ Николая Лескова «Человек на часах» (1887) — это произведение, повествующее о сложности нравственного выбора. В своей книге автор рассуждает о том, как порой совесть человека влияет на принятие им решений, идущих вопреки здравому смыслу, но столь необходимых для совершения благородного поступка. Полное сочинение>>>

см. также:
Характеристики главных героев произведения Человек на часах, Лесков

Краткое содержание Человек на часах, Лесков

Краткая биография Николая Лескова

Сочинение ЕГЭ по рассказу Н.С. Лескова «Человек на часах». №1

Сочинение

Рассказ Лескова «Человек на часах» был написан в 1887 году. Автор ставит пе­ред нами проблему нравственного выбора.

Лесков раскрывает эту проблему в сцене, когда главный герой Постников нахо­дится на посту и слышит крики умирающего о помощи. Постникова долго мучают сомнения.

С одной стороны, если он покинет пост, то он нарушит военный устав, и его будет ждать наказание. С другой стороны, если он не спасёт утопающего, его будет мучить совесть, а это страшнее военного наказания.

Обратите внимание

Всё же Постников делает свой выбор и спасает тонущего, после чего попадает к военному начальству.

Автор заставляет нас задуматься, что важнее – человеческая жизнь или сол­датский долг. И показывает нам, что человеческая жизнь важнее.

С этим нельзя не согласиться, ведь Постников нарушил присягу ради благого дела, однако, во­енное руководство не оценило этого поступка и наказало Постникова.

Армейское начальство показано нам как «Мёртвые люди» – для них слова на бумаге важнее, чем человеческая жизнь. Исключением является офицер Миллер, но таких людей не любят «за гуманизм».

В доказательство всего вышесказанного, приведу пример. Вспомним рассказ Мак­сима Горького «Старуха Изергиль», а именно легенду о Данко: Данко так же, как и Постников, оказывается перед выбором и совершает подвиг самопожертвования. Он вырывает своё сердце, и оно освещает путь племени. Однако, подвиг Данко остался незамеченным. Более того, нашёлся человек, который наступил на сердце ногой.

Данко сделал свой выбор и спас племя. Постников и Данко возможность спасе­ния чужой жизни ставили выше, чем стремление к сохранению своей собственной жизни.

И в наше время есть место подвигу. Не так давно, погибший при теракте в Вол­гограде полицейский Дмитрий Маковкин, остановил террариста при входе в здание вокзала.

Благодаря его действиям, удалось избежать большого количества челове­ческих жертв.

Важно

Дмитрий, так же, как Постников и Данко, оказался перед выбором: он мог не решиться и не остановить террориста, но, благодаря своему мужеству, он спас большое количество людей, и, к сожалению, поплатился своей жизнью.

Всех названных выше героев объединяет мужество, храбрость, способность при­нимать смелые решения и умение ставить жизнь окружающей выше своей.

Обратите внимание

Всё вышесказанное позволяет сделать вывод: рассказ Лескова учит, что челове­ческий долг важнее всего. Он не всегда может быть оценен по достоинству, но ведь это не главное. Главное – всегда поступать так, как велят тебе совесть и честь.

Текст для сочинения здесь

Экспертная оценка сочинения № 1

Рассказ Лескова (уместно было бы привести инициалы автора) «Человек на часах» был написан в 1887 году. Автор ставит перед нами проблему нравственного выбора.

(Второе предложение должно в данном контексте иметь местоименную связь с первым – грамматическая ошибка, к тому же словосочетание «ставит перед нами проблему» лучше заменить на «поднимает проблему» – речевой недо­чёт, начало могло бы выглядеть так: В рассказе Н.

С. Лескова «Человек на часах», написанном в 1887 году, поднимается проблема нравственного выбора.)

Лесков (нет инициалов) раскрывает эту проблему в сцене, когда главный герой Постников находится на посту и слышит крики умирающего о помощи. Постни­кова долго мучают сомнения.

С одной стороны, если он покинет пост, то он (рече­вая ошибка: повтор слова) нарушит военный устав, и его будет ждать наказание. С другой стороны, если он не спасёт утопающего, его будет мучить совесть, а это страшнее военного наказания.

Всё же Постников делает свой выбор и спасает тону­щего, после чего попадает к военному начальству.

Совет

Автор заставляет нас задуматься, что важнее – человеческая жизнь или солдат­ский долг. И показывает нам, что человеческая жизнь важнее.

С этим нельзя не согласиться (это предложение нужно было начать с нового абзаца), ведь Постни­ков нарушил присягу ради благого дела, однако, (пунктуационная ошибка: после слова «однако» не нужна запятая) военное руководство не оценило этого поступка и наказало Постникова.

Армейское начальство показано нам как «Мёртвые люди» (грамматическая ошибка) – для них слова на бумаге важнее, чем человеческая жизнь. Исключением является офицер Миллер, но таких людей не любят «за гу­манизм» (логическая ошибка в продолжении предложения, которое не связано с предыдущим текстом и предлагает новую тему для рассуждений).

В доказательство всего вышесказанного (выше было сказано, что таких лю­дей, как Миллер, не любят за гуманизм…

, автор сочинения, видимо, отсылает нас к началу третьего абзаца, но мы не должны догадываться об этом, логическая связь не должна нарушаться), (пунктуационная ошибка: запятая не нужна) приведу пример (а надо не приводить пример, а создавать доказательную базу к выдвигаемому тезису). Вспомним рассказ Максима Горького «Старуха Изергиль», а именно легенду о Данко: Данко так же, как и Постников, оказывается перед вы­бором и совершает подвиг самопожертвования. Он вырывает своё сердце, и оно освещает путь племени. Однако, (пунктуационная ошибка: после слова «однако» не нужна запятая) подвиг Данко остался незамеченным. Более того, нашёлся че­ловек, который наступил на сердце ногой.

Данко сделал свой выбор и спас племя. Постников и Данко возможность спасе­ния чужой жизни ставили выше, чем стремление к сохранению своей собственной жизни (речевая ошибка – плеоназм: достаточно было употребить слово «своей» или «собственной» ).

И в наше время есть место подвигу. Не так давно, (пунктуационная ошибка: запятая не нужна) погибший при теракте в Волгограде полицейский Дмитрий Маковкин, (пунктуационная ошибка: запятая не нужна) остановил террариста (орфографическая ошибка: террориста) при входе в здание вокзала.

Благодаря его действиям, удалось избежать большого количества человеческих жертв.

Дмитрий, (пунктуационная ошибка: запятая не нужна) так жбу как Постников и Данко, оказался перед выбором: он мог не решиться и не остановить террориста, но, благо­даря своему мужеству, он спас большое количество людей, и, к сожалению, попла­тился своей жизнью.

Всех названных выше героев объединяет мужество, храбрость, способность при­нимать смелые решения и умение ставить жизнь окружающей (грамматическая ошибка: правильно – «жизнь окружающих» ) выше своей.

Обратите внимание

Всё вышесказанное позволяет сделать вывод: рассказ Лескова учит, что челове­ческий долг важнее всего. Он не всегда может быть оценен по достоинству, но ведь это не главное. Главное – всегда поступать так, как велят тебе совесть и честь.

Источник: https://referat.hhos.ru/2017-06-22-12-16-17/6756–l-r-1.html

Сочинения по рассказу Лескова «Человек на часах»

Сочинение по рассказу Лескова «Человек на часах»

Рассказ Николая Семеновича Лескова «Человек на часах» это не просто передача информации о некотором стародавнем происшествии, это вдумчивое рассмотрение морально – нравственных типажей в человеческом обществе. Похожая ситуация могла произойти в любое историческое время, при любом политическом строе.

Часовой, разрываясь между моральными законами и воинским долгом, все-таки выбирает первое – спасает человека, зная, что губит себя. Приведенная в действие русская поговорка – сам погибай, а товарища выручай.

Вышестоящие командиры, которые по всем правилам обязаны были жестоко наказать часового, относятся к нему с пониманием. Поступок Постникова им понятен, оказавшись на его месте, они поступили бы так же.

Даже Свиньин, переживающий, прежде всего, о себе и своей карьере, беседуя с владыкой, одобряет действия подчиненного.

Рассказ, изначально названный «Спасение погибающего», был переименован в «Человек на часах».

Мне кажется, смена названия рассказа очень верна – в нужное время, в нужном месте на посту оказался не просто покорный винтик государственной машины, а сильная личность.
В.И.

Даль в своем словаре дает таким людям, как постников емкое и точное определение: «Человек – высшее из земных созданий, одаренное разумом, свободной волей, речью, совестью, сердцем».

Во время чтения рассказа, я очень переживал за судьбу главного героя. И я рад, что сердечность возобладала над бездушностью государственных законов и правил.

Сочинение «Человек на часах» по рассказу Н. Лескова

Важно

Когда я читал произведение Николая Лескова «Человек на часах», то размышлял о правилах. Правила ведь придумали для того, чтобы облегчить людям жизнь. Но иногда начинается перебор. Тогда правило становится важнее человека. Все стараются любой ценой его соблюдать, забыв про смысл, про других людей.

Такой же абсурд происходит и в рассказе Лескова. Герой рассказа, часовой дворцового караула Постников, бросает свою караульную будку и спасает человека, тонущего в ледяной воде Невы.

Хотя покидать пост часовому ни в коем случае нельзя. Спеша на помощь, часовой знал, что за это нарушение его ждут трибунал, каторга, вплоть до расстрела.

Во времена царя Николая I России в войсках были приняты такие правила.

Лесков иронично пишет, как воспринимает начальство солдата известие о спасении им человека: «Беда! Страшное несчастие постигло!». После этого подполковник Свиньин и полицмейстер Кокошкин стараются скрыть то, что часовой ушел с поста. Поэтому медаль о спасении дают вообще постороннему человеку, а Постникова сажают в карцер.

Идея рассказа Н. Лескова «Человек на часах» – нелепость и бесчеловечность системы, которая построена на страхе и «показухе». В этом произведении раскрыты тема совести, тема человечности, тема свободы выбора, тема бездушного формализма.

Подполковник Свиньин погряз в формальностях, как в грязи. Не зря он носит такую фамилию. Свиньина интересуют только собственная карьера и мнение о нем начальства, чтоб не сказали: «Свиньин слаб». В итоге солдат, совершивший подвиг, получает двести палок, и еще «доволен», что наказание такое «мягкое».

Начальство после наказания присылает Постникову в лазарет чай и сахар: «отдыхай, мол». Хоть это хорошо. Но это и показывает лицемерие: военные делают не то, что думают про себя. «Картинка для виду» для них важнее настоящей жизни.

Над чем меня заставляет задуматься рассказ Н.С. Лескова «Человек на часах»

Рассказ Лескова «Человек на часах» был написан в 1887 году. Это произведение повествует об одном случае, которое писатель называет «отчасти придворным, отчасти историческим анекдотом». Но, я думаю, в своем рассказе Лесков затрагивает много важных проблем. Все они заставляют меня о многом задуматься. Что же произошло? Ночью часовой Постников стоял на своем посту.

Совет

И вдруг он услышал, что человек попал в полынью и тонет. Перед часовым встает проблема. Он думает, спасти ли ему утопающего или же остаться на посту. Ведь Постников – солдат. Это значит, что ему нельзя нарушать присягу. Он клялся императору в своей верности, клялся перед российским флагом на Библии.

Лесков заставляет задуматься, что же важнее: жизнь человека или верность присяге. Но Постников знал, что если о его нарушении узнают, то ему грозит много бед. Этого героя могли сослать на каторгу и даже расстрелять. Все же Постников принял решение спасти утопающего. Я думаю, что он сделал очень правильно. Мне кажется, что жизнь людей важнее всего.

А военное начальство должно ценить тех солдат, кто жертвует собой ради спасения других людей. Этот поступок Постникова показывает, что герой умеет принимать решения, умеет действовать по ситуации. Но военное руководство не оценило героического поступка часового. Оно не только посадило Постникова в карцер, но и назначило ему наказание за нарушение устава.

Герою «всыпали» двести ударов розгами. Сам подполковник Свиньин (очень говорящая фамилия!) пришел убедиться, что «нервный Постников был «сделан как следует». После порки герой лежал в лазарете. Но самое удивительное, что он был благодарен судьбе и начальству, что легко отделался.

Каким же нужно было быть запуганным человеком, чтобы подумать такое! В забитости солдат во многом виновато их начальство. И Лесков ясно нам это показывает. Узнав о подвиге Постникова, все военное начальство всполошилось. Но по какой же причине? Чтобы не дошло до государя императора, что один солдат нарушил присягу.

Подполковник Свиньин волнуется, что это отразится на его карьере. Генералу Кокошкину просто все равно, потому что это происшествие его не касается. Генерал улаживает «дельце». Лжеспаситель получит медаль за спасение утопающего, а спаситель – двести розог. Лесков показывает, что армейское начальство – это «мертвые» люди. Вся их жизнь подчинена присяге.

Для них она дороже живых людей. Редкое исключение составляют такие офицеры, как Миллер. Но их не любят и ругают за «гуманизм». Но не только армейская жизнь пронизана несправедливостью, черствостью и злом. Жизнь в сете подчинена тем же законам. В конце рассказа писатель показывает нам это.

Священник, до которого дошла история с Постниковым, подробно расспросил обо всем у Свиньина. Но и он не осудил никого из служак, не пожалел Постникова. Этот владыка отделался «мудреными» фразами. Мне кажется, он просто утолил свое любопытство, послушав о «мирских делах».

Рассказ Лескова «Человек на часах» заставил меня о многом задуматься.

Обратите внимание

Я решил, что человеческая жизнь дороже слов, пусть даже произнесенных и самому царю. Нужно делать то, что ты считаешь нужным и не жалеть об этом. Нужно нести ответственность за свои поступки. Еще я считаю, что нельзя терпеть несправедливость и жестокость. Нельзя превращаться в «мертвых» людей. Всегда нужно помогать другим, быть к ним внимательным и чутким.

Русский народный характер в рассказе Лескова «Человек на часах»

Произведения Николая Семеновича Лескова посвящены народу. Он писал о судьбе талантливых инеобычных представителей народа, но писал и об обычных. Эти люди воплощают в себе все лучшие черты русского характера. Лесков очень любил народ и хорошо его знал. В его произведениях люди как будто сами рассказывают о себе.

В небольших рассказах писатель показывает благородство, мужество и силу духа русского человека. В произведении «Человек на часах» мы видим солдата Постникова, который стоит на посту в Петербурге. Он слышит крики о помощи – кто-то провалился под лед. В нем борются разные чувства – желание помочь и чувство долга.

Он должен стоять на часах, потому что нельзя бросать пост, но ведь человек погибнет Несмотря ни на что, Постников спасает утопающего и возвращается на свое место. Лесков подчеркивает, что этот поступок очень важен. Почему? Потому что, если узнают, то солдата будут судить и могут сослать на каторгу. Так и получается: Постникова наказывают.

Но он не жалеет о своем поступке, ведь он спас человека. Писатель обращает наше внимание на терпение и безропотность русского человека. Солдат переносит все испытания: и розги, и боль, и унижения. А когда подполковник Свиньин дарит ему фунт сахару и четверть фунта чаю, то он сильно радуется, что так легко отделался.

Таков русский человек: он терпит и не жалуется. А еще русский человек мужественный, сильный, честный, он сочувствует слабым и готов помочь в беде. Рассказ «Человек на часах» показал нам также порядки, которые были тогда в армии. Рядовые не имели никаких прав, а офицеры могли сделать все что угодно. Ведь офицеры были все из дворян.

Лесков показывает, что они были слабые, лживые и выслуживались перед начальством. Конечно, нам больше нравится Постников, который рисковал своей жизнью, чтобы спасти человека.

Источник: https://kraidruzei.ru/sochineniya/svobodnaja-tema/sochinenija-po-rasskazu-leskova-chelovek.html

Отзыв о рассказе Н.С.Лескова «Человек на часах»

Главные герои рассказа «Человек на часах» — простой солдат по фамилии Постников и батальонный командир, подполковник Свиньин. Действие рассказа происходит зимой 1839 года в Петербурге.

В тот год случилась сильная оттепель и на Неве образовались обширные полыньи. Стоящий на ночном посту у Зимнего дворца солдат Постников услышал крики тонущего человека.

Покидать свой пост солдат не имел права, а позвать еще кого-нибудь на помощь тонущему человеку не было никакой возможности.

Важно

Отличаясь душевной чувствительностью, Постников не смог равнодушно слушать крики о помощи и принял решение покинуть свой пост. Он спустился на лед и вытащил тонущего из воды. Мимо проезжали сани, в которых сидел офицер инвалидной команды, которому солдат и передал спасенного. После чего солдат вернулся на свой пост.

Позже он честно доложил своему командиру о нарушении. А командир доложил о происшествии подполковнику Свиньину. Свиньин по натуре был службистом и всегда требовал от подчиненных неуклонного выполнения обязанностей.

За любые нарушения он спрашивал очень строго с провинившихся.

В сложившейся ситуации главный вопрос, который беспокоил подполковника, состоял в том, что поступок Постникова, оставившего свой пост, может бросить тень на безупречную репутацию Свиньина.

Свиньин решил действовать и отправился к обер-полицмейстеру Кокошкину, в ведении которого находились все городские происшествия, в том числе и спасение утопающих.

Кокошкин вызвал к себе дежурного пристава, вместе с которым приехали офицер инвалидной команды и спасенный из Невы человек. И тут выяснилось, что офицер инвалидной команды решил присвоить себе лавры спасителя, в расчете на медаль за спасение утопающего.

Хотя Кокошкин и Свиньин знали, что офицер говорит неправду, они решили не изобличать офицера во лжи, чтобы репутация Свиньина не пострадала.

Несмотря на благополучное для него разрешение проблемы, Свиньин по прибытии в часть распорядился наказать солдата Постникова за оставление поста. Постников получил двести ударов розгами и был отправлен в лазарет на излечение. Свиньин лично посетил его в лазарете и вручил наказанному солдату фунт сахару и четверть фунта чаю на поправку.

Таково краткое содержание рассказа.

Главная мысль рассказа «Человек на часах» состоит в том, что в жизни случаются такие ситуации, когда приходится выбирать между исполнением служебного долга и велением совести. Солдат Постников поступил по совести, спасая человека, но при этом нарушил воинский устав, покинув свой пост.

Совет

Прав ли он был, идя на это нарушение? С точки зрения общечеловеческой морали, Постников, безусловно, прав. Но у армейской жизни свои суровые законы, которые категорически запрещают делать то, что совершил Постников.

И солдат с покорностью принял наказание, наложенное батальонным командиром, зная, что по армейским меркам подобное наказание в те времена считалось довольно мягким. Подполковник Свиньин не мог поступить по-другому, в офицерской среде его бы просто не поняли.

Свиньин лишь максимально смягчил наказание и после него проявил определенную заботу о простом солдате.

Рассказ «Человек на часах» учит поступать по совести, невзирая ни на какие обстоятельства, даже на необходимость понести суровое наказание за нарушение своих служебных обязанностей.

В рассказе «Человек на часах» мне понравился простой солдат Постников, который не остался равнодушным к тонущему человеку, хотя имел право не оказывать ему помощь, будучи при исполнении обязанностей часового. Постников прекрасно знал, что ему грозит не только телесное наказание, но и суд, и отправка на каторгу. Тем не менее, он все-таки спас жизнь совершенно незнакомому человеку.

Какие пословицы подходят к рассказу «Человек на часах»?

Хороша та помощь, что оказана вовремя.
Долг блюсти — отлично службу нести.

Лучше хорошо поступить, чем говорить.

Источник: http://MadameLaVie.ru/otzyvy/otzyv_chelovek_na_chasah/

Николай Лесков “Человек на часах” (1887)

Быль времён царя Николая Павловича. Всем известно, какое важное значение тогда отдавалось муштре. За любой проступок следовало суровое наказание в виде прохождения сквозь строй с нанесением определённого количества ударов шпицрутенами. И неважно, имел оправдание проступок или нет. Лесков решил рассказать историю, преподнеся её под видом песни о человеческой несправедливости.

Случилось как-то пьяному провалиться под лёд, то увидел часовой. Борясь с чувством необходимости помочь, часовой не мог не выполнить положенное ему по уставу. Вполне понятно, пьяный будет извлечён из воды. Но какая кара ожидает за то спасителя? Не всё так просто – слава найдёт своего героя. К сожалению, как и в жизни, низким по положению будет воздано шпицрутенами, а высоким – орденами.

Николай показал действительность без прикрас. Часовому не полагается покидать пост: ни при каких условиях. И ладно бы он прошёл сквозь строй, был сослан или по воле государя казнён. Спаситель был готов к такому исходу. Он всё понимал, протягивая руку помощи утопающему.

Обратите внимание

Не стал для него неожиданностью и карцер, где он пробыл всё то время, за которое решалась его судьба. Но вот факт спасения требовал разрешения. Почему бы за благодетеля не выставить другого человека, какого-нибудь офицера? Молва разнесёт весть, и будет всем от того хорошо.

Тем более важно и то обстоятельство, что тонувший был сильно пьян – не сумел запомнить лица часового.

Какое чувство у читателя пытался пробудить Лесков? Сомнительно, чтобы царь снизошёл до часового и отблагодарил его за поступок.

Разве стоила жизнь пьяницы жизни его Императорского Величества? Может это враг придумал подобное представление, дабы через брешь в цепи часовых проникнуть внутрь царских палат. Вспоминая сюжет “Левши”, снисхождение Николая Павловича было вполне возможным.

Да Лесков рассказывал быль, услышанную от знакомого. Настоящий царь не мог поощрять отхождение от правил, особенно причастными к его личной охране.

Основное недовольство должна вызвать выдуманная история о спасении утопающего офицером. Не имея на то право, ничего не совершив, посторонний человек оказался обласкан милостью Николая Павловича, удостоился внимания высшего света и стал пользоваться уважением. Именно этим требовалось возмущаться.

Какая честь в том, чтобы идти против истины? Можно отказаться от высокой чести, рассказав правду. Была бы правда кому-то нужна. Узнай царь о проступке часового, наказанными могли оказаться многие, нисколько того не желая.

Лучшим способом избавления от проблем стала выдумка, позволившая избежать справедливой кары.

Важно

Как не смотри на ситуацию, часовой всё равно был бы наказан. Он не мог избежать прохождения сквозь строй: ни при каких условиях. Эту истину допустимо повторять бесконечное количество раз.

Сумев спасти пьяного, не ценившего себя человека, часовой подставил под удар непосредственно себя, начальника караула и всех остальных, кто стоял выше.

Вот как раз вокруг этого и следовало строить рассказ, о чём Николай предпочёл умолчать.

На всё нужно смотреть, сравнивая имеющееся с другими возможными вариантами. Как не оставит хирург умирать пациента, когда стало дурно от вида крови его ассистенту, так и часовой не бросит пост, поддавшись чьей-то слабости.

Порученное дело нужно исполнять по требуемой для того форме, ни на шаг не отступая. На первом месте устав, после – всё остальное. На самом деле, двести ударов шпицрутенами – спасение для оступившегося.

Будь известны все обстоятельства – не отделался бы и тысячью, равносильной смертной казни.

Тут нет призыва отказывать людям в помощи, тут есть призыв не вредить прежде всего себе, стараясь не причинять беспокойства ответственным за твои действия людям.

Дополнительные метки: лесков человек на часах критика, анализ, отзывы, рецензия, книга, лесков спасение погибавшего критика, Nikolai Leskov, analysis, review, book, content

Данное произведение вы можете приобрести в следующих интернет-магазинах:
Ozon

Это тоже может вас заинтересовать:
– Перечень критических статей на тему творчества Николая Лескова

Источник: http://trounin.ru/leskov1887/

Анализ рассказа Н – Лескова «Человек на часах»

Анализ рассказа Н. Лескова «Человек на часах»

В основе сюжета рассказа Николая Лескова «Человек на часах» лежит нравственная проблема. Это проблема человеческого долга. Герой рассказа, часовой дворцового караула Постников, оказывается перед сложнейшим выбором. Стоя на часах у будки, он видит тонущего в ледяной воде Невы человека. Кругом ночь. Долг человечности и людской совести зовут солдата спасти тонущего.

«Непослушное сердце» — так ощущает его Постников.

Но покидать пост часовому ни в коем случае нельзя. Его ждут суровое наказание, трибунал, каторга, вплоть до расстрела. Во времена царя Николая I России в войсках были приняты такие правила. Долг службы и страх держат солдата на месте. В итоге солдат не выдерживает, вытаскивает тонущего из воды, и, разумеется, попадается начальству.

Композиция рассказа Н. Лескова «Человек на часах» построена хронологически. Сначала это ощущения самого Постникова, стоящего перед выбором. Затем описываются дальнейшие действия его начальства. Автор иронично пишет, как воспринимают известие о спасении человека: «Беда! Страшное несчастие постигло!».

Совет

И начинается возня карьеристов, для которых главное – не наградить спасителя, а скрыть сам случай того, что солдат покинул пост.

Художественными приемами Лескова преимущественно являются ирония, иногда сарказм.

Идея рассказа Н. Лескова «Человек на часах» — нелепость и бесчеловечность системы, которая построена на страхе и «показухе».

В такой системе живое, человеческое отступают на задний план, а главное – формальности, «вид».

Бессовестным образом полицмейстер и подполковник, Кокошкин и Свиньин «заметают следы» подвига часового. Медаль о спасении присваивается другому человеку. Это офицер, который «засек» Постникова «на месте преступления».

Они обманывают даже самого спасенного, который хочет помолиться за спасителя в храме.

Тема рассказа Н. Лескова «человек на часах» — тема совести, тема человечности, тема свободы, тема бездушного формализма.

Центральные образы рассказа «Человек на часах»: это образ самого Постникова, человека, верного как долгу, так и человечности.

Он по-христиански смирен и терпелив, видимо, даже его фамилия выбрана автором не случайно. Постников способен жертвовать собой ради другого. Это простой и забитый человек, он искренне считает, что «Богу и государю виноват», отойдя от никому не нужной караульной будки и спасши человеческую жизнь.

Также интересен образ Свиньина. Это тип человека, погрязшего в формализме.

Обратите внимание

Его фамилия тоже из разряда «говорящих». Больше всего Свиньина интересуют карьера и мнение о нем начальства. Он сначала сажает Постникова в карцер, а потом приказывает наказать палками: мол, и так легко отделался. Спасение человека он презрительно называет «гуманерией». Свой абсурдный приказ подполковник покрывает пустословием: «нечего разводить либеральные идеи!».

Вынужден повиноваться ему и капитан Миллер. Этот умный человек, один из окружающих его военных туполобов, уважает подвиг Постникова, может быть, больше, чем сам солдат. Но формальный долг опять-таки велит ему слушаться старших по званию, и он наказывает Постникова. Уважение к формализму власти в конце рассказа проявляет и епископ, духовное лицо.

Сочинение на тему | Октябрь 2015 источник

Источник: http://sochinenie-o.ru/analiz-rasskaza-n-leskova-chelovek-na-chasax.html

Добро без наград

Святочный рассказ Н.С. Лескова «Человек на часах» …

                                                          “Сей есть Сын Мой 

 возлюбленный, в котором

 Мое благоволение”

                                                                                              (Мф.3:17)

Рассказ Николая Семёновича Лескова “Человек на часах” впервые был опубликован в № 4 журнала “Русская мысль” за 1887 год под названием “Спасение погибавшего”. В подзаголовке автор указал точную дату описываемых событий – 1839 год. Писатель обратился к событиям 50-летней  давности – периоду царствования Николая I.

Однако здесь легко читается актуальный смысл изображаемого, несмотря на заверения писателя о том, что «теперь всё это уже “дела минувших дней”» [1].

Писатель на протяжении всей своей творческой жизни искал и изображал героя-праведника – деятеля, бескорыстно творящего добро, –  сознательно, а чаще бессознательно, по душевному порыву.

В лесковском художественном мире создан целый «иконостас» святых и праведников земли русской, которой нельзя было бы устоять «с одною дрянью», с «изолгавшимися христопродавцами» (VI, 535).

Только праведные спасают свою страну от окончательного упадка и гибели: «Господь сказал: если я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу всё место сие. не истреблю и ради десяти» (Быт. 18: 26, 32).  В предисловии к циклу рассказов о праведниках Лесков указал на древнерусское убеждение в том, что «без трёх праведных несть граду стояния», то есть ни один русский город не уцелел бы, не будь в нём хотя бы трёх праведников.

Праведники воплощают идеал, заданный Самим Христом: «Если вы знаете, что Он праведник, знайте и то, что всякий, делающий правду, рождён от Него»  (1-е Ин. 2: 29). «Дети! Да не обольщает вас никто, – взывает святой Апостол Иоанн Богослов. – Кто делает правду, тот праведен, подобно как Он праведен»  (1-е Ин. 3: 7).

Герой рассказа «Человек на часах» – солдат-часовой Постников – тип истинно лесковского “героя-праведника”. В мучительной нравственной борьбе он сумел сделать правильный – праведный – выбор, “не солгав, не обманув, не слукавив, не огорчив ближнего и не осудив пристрастно врага”[2].

Важно

В центре  – тема самоотверженного спасения утопающего. Почти евангельский сюжет – чудо спасения на водах – очень подходит для святочного повествования. Святочный рассказ, события которого разворачиваются на святки – от Рождества до Крещения – был излюбленным жанром Лескова.

Он создал  целый цикл «Святочных рассказов». И хотя рассказ «Человек на часах» писатель не обозначил как «святочный», важнейшие элементы сакрального святочного повествования: чудо, спасение, дар –  здесь налицо.

Очевидна также и святочная приуроченность: дело происходит “зимою, около Крещения”, а “событие”, рассказ о котором “предлагается вниманию читателей, трогательно и ужасно по своему значению для главного героического лица пьесы” (VIII, 154).

“Человека на часах” можно определить именно как крещенский рассказ. Спасённый и спаситель в крещенскую ночь погружаются в “иорданскую прорубь”(VIII, 156) .

Постников – фамилия героя – солдата-часового – представляет собой многозначную смысловую контаминацию: во-первых, указывает на военный пост у охраняемого объекта; на то, что это солдат на посту; во-вторых – пост как церковное установление и производное от него: постник.

Солдат по-своему  проявляет постничество – аскетизм, самоотвержение ради заповеданной Христом любви к ближнему.

Пост у солдата более чем ответственный – он охраняет Зимний дворец. Но неожиданно со стороны темнеющей Невы доносятся крики о помощи.

Герой, по словам Лескова, совсем “истерзался сердцем”(VIII, 157): «Солдат Постников стал соображать, что спасти этого человека чрезвычайно легко. Если теперь сбежать на лед, то тонущий непременно тут же и есть. Бросить ему веревку, или протянуть шестик, или подать ружье, и он спасён. Он так близко, что может схватиться рукою и выскочить.

Но Постников помнит и службу, и присягу; он знает, что он часовой, а часовой ни за что и ни под каким предлогом не смеет покинуть своей будки. С другой же стороны, сердце у Постникова очень непокорное; так и ноет, так и стучит, так и замирает… Хоть вырви его да сам себе под ноги брось, – так беспокойно с ним делается от этих стонов и воплей…

Совет

Страшно ведь слышать, как другой человек погибает, и не подать этому погибающему помощи, когда, собственно говоря, к тому есть полная возможность, потому что будка с места не убежит и ничто иное вредное не случится» (VIII, 156 – 157).

Часовому пришлось пережить сложную внутреннюю борьбу между официальным долгом службы, животным ощущением самосохранения и истинно человеческим чувством сострадания к ближнему. Христианское милосердие берёт верх, и, слыша стоны утопающего, солдат оставляет свой пост и бросается на помощь человеку в ледяной воде.

При этом Постников отчётливо сознаёт своё положение: «солдат он был умный и исправный, с рассудком ясным, и отлично понимал, что оставить свой пост есть такая вина со стороны часового, за которою сейчас же последует военный суд, а потом гонка сквозь строй шпицрутенами и каторжная работа, а может быть даже и “расстрел”» (VIII, 157) .

Совершив свой подвижнический выбор, солдат как бы вновь “окрестился Духом святым”, стал истинно сыном Божиим. Этот самоотверженный “святой порыв любви и не менее святое терпение смиренного героя” (VIII, 173) –  мученика, претерпевшего за свой христианский подвиг тяжкие страдания, соотносится с подвигом Спасителя человечества.

Скромный герой в рассказе Лескова также стал спасителем, погрузившись в ледяную купель –  “окрестившись во Иордане” в ночь Богоявления. 

“Во Иордане крещающуся Тебе, Господи, Троическое явися поклонение: Родителев бо глас свидетельствоваше тебе, возлюбленнаго Тя Сына именуя, и Дух в виде голубине, извествоваше словесе утвержденне.

Явлейся, Христе Боже, и мир просвещей, слава Тебе”, – воспевается в богоявленском тропаре. Крещенская вода смывает всю нечистоту, очищает тело, освящает душу новокрещённого: “Во Христа креститеся, во Христа облекотеся”…

Человек (это слово акцентировано в названии лесковского рассказа) не только принял “образ-подобие” Божие, но свершил именно божеское  дело жертвенной любви, исполнил своё высшее предназначение, выполнил Божий завет.

Это недвусмысленно  заявлено в авторской позиции и в общей христианской концепции произведения: “я, может быть, дерзнул бы дозволить себе предположение, что, вероятно, и Сам Бог был доволен поведением созданной Им смирной души”(VIII, 173).

Обратите внимание

И об этом неприметном сыне Своём  Господь мог бы изречь слова, сошедшие с небес при крещении Иисуса Христа: “Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение” (Мф. 3: 17).

В рассказе “Человек на часах”, как и во многих произведениях Лескова, мы видим единение нравственного человеческого усилия и Божественной воли, синергийное богочеловеческое сотрудничество. О слиянии божественного и человеческого, воплощаемом при Крещении, вдохновенно говорит св.

Иоанн Златоуст: “О новое чудо! О неизреченная благодать! Христос совершает подвиг, а я получаю почесть Он крестится, а с меня снимается скверна; на Него сходит Святой Дух, а мне подаётся оставление грехов; о Нём Отец свидетельствует как о Своём Сыне, а я становлюсь Сыном Божиим ради Него; Ему отверзлись небеса, а я вхожу в них”[3].

     Казалось бы, герою, оставившему пост ради спасения человеческой жизни, обеспечена “презумпция невиновности”.  Однако размягчающие сердце привычные святочные мотивы всеобщего благоволения, милости и благодати в этом рассказе Лескова получили нетрадиционное воплощение.

Развитие реалистического сюжета не подчиняется сказочной формуле, согласно которой добрые дела всегда вознаграждаются.

Писатель  постоянно искал ответ на “русскую загадку” и не уставал подчёркивать алогизм, парадоксальность, непредсказуемость российской действительности, её “метаморфозы”, “сюрпризы и внезапности” (“Язвительный”, “Смех и горе”, “Железная воля”, “Левша” и др.

) Так и здесь – “развязка дела так оригинальна, что подобное ей даже едва ли возможно где-нибудь, кроме России”(VIII, 154). В этой развязке главную роль сыграли казённо-бездушные отношения на воинской службе и марионеточная «социабельность» «чёртовых кукол» – как именовал Лесков бездуховных чиновников и администраторов высшего эшелона власти.

Важно заметить, что в крещенских главах Евангелия о том, как следует жить, вопрошали Иоанна Крестителя люди разного рода занятий, в том числе и “воины”: “Спрашивали его также и воины: а нам что делать? И сказал им: никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованьем” (Мф. 3: 14).

Офицеры в рассказе Лескова не последовали евангельскому правилу. Чтобы скрыть “служебное преступление” Постникова, который поступил именно как человек на часах, а не как солдат-часовой, офицеры и чиновники, и даже “тихоструйный” владыка объединились на лицемерно-иезуитской основе.

Важно

Это сплочение – в отличие привычного для святочного рассказа христианского единения духовно  близких людей – оказалось анти-рождественским. Выстраивается целая пирамида лжи и административных уловок, только бы не вышла наружу правда о нарушении устава. Происшествие сумели скрыть и от государя.

Посторонний человек получил медаль за спасение утопающего, а “сердобольный” солдат Постников во “избежание мягкости, не идущей военному человеку”, получил двести розог, чем остался “доволен”, потому что ожидал наказания гораздо более сурового.

Это античеловеческий, механистический подход «чёртовых кукол» к живой жизни. Отсюда ещё более углубляется смысловая оппозиция, заложенная в заглавии лесковского рассказа. Вместо марионеточной фигурки солдатика, вовремя отдающего честь в заведённом часовом механизме, на часах в крещенскую ночь оказался именно человек.

 “Героическое лицо” “человека на часах” противопоставлено и “казённым” лицам-маскам военных и статских службистов,  и “личине” церковного иерарха.

Если  Постников являет истинный аскетизм, высокое самопожертвование, то постничество владыки, о котором отзывался Лесков: “одну просфору в день ел, да целым попом закусывал”(VIII, 577), –  иного рода.

По свидетельству сына писателя – Андрея Лескова – «в лице архиерея, оправдывающего жестокое телесное наказание благородного рядового Постникова в рассказе “Человек на часах”» [4],  выведен митрополит Филарет Дроздов. Современник С.

Уманец вспоминал о Филарете: “Говорил он очень тихо, почти шептал (этот шёпот очень удачно назвал Лесков “тихоструй”), но не от слабости голоса, а нарочно, с расчётом, желая произвести впечатление вконец изнурённого постом и молитвой.

Говорю так потому, что при мне он довольно-таки покрикивал на келейника и забывал о своём тихоструе»[5].

Речь архиерея – “тихоструй” – явно не из святого источника, поскольку утверждает несправедливость, фарисейски опираясь на букву, но не на дух Священного Писания:

«- Святое известно Богу, наказание же на теле простолюдину не бывает губительно и не противоречит ни обычаю народов, ни духу Писания. Лозу гораздо легче перенесть на грубом теле, чем тонкое страдание в духе. В сем справедливость от вас нимало не пострадала.

– Но он лишён и награды за спасение погибавших.

– Спасение погибающих не есть заслуга, но паче долг. Кто мог спасти и не спас – подлежит каре законов, а кто спас, тот исполнил свой долг.

Пауза, чётки и тихоструй:

– Воину претерпеть за свой подвиг унижение и раны может быть гораздо полезнее, чем превозноситься знаком. Но что во всём сем наибольшее – это то, чтобы хранить о всём деле сем осторожность и отнюдь нигде не упоминать»   (VIII, 173).

Отрицая антиидиллию, псевдосплочение на ханжески-иезуитской основе, Лесков утверждает высокий евангельский идеал.

Совет

Финал рассказа “Человек на часах” сходен с концовками  многих сочинений писателя, содержит недвусмысленную “мораль” и по своему тону, христианскому пафосу напоминает  святочную проповедь – прямое авторское обращение к читателю: “Я думаю о тех смертных, которые любят добро просто для самого добра и не ожидают никаких наград за него где бы то ни было” (VIII, 173).

Алла Анатольевна Новикова-Строганова, доктор филологических наук, профессор

г. Орёл

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Лесков Н.С. Собр. соч.: В 11 т. – М.: ГИХЛ, 1956 – 1958. – Т. 7. – С. 58. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте с обозначением тома римской цифрой, страницы – арабской.

[2] Лесков Н.С. О героях и праведниках // Церковно-общественный вестник. – 1881. – № 129. –    С. 5.

[3] Цит. по: Праздники. Жития святых. Молитвы. Апостольские и Евангельские чтения. Толкования святых Отцов Церкви. – М.: Онега, 1998. – С. 16.

[4] Лесков А.Н. Жизнь Николая Лескова: По его личным семейным и несемейным записям и памятям: В 2-х. т. – М.: Худож. лит., 1984. – Т. 2. – С. 186.

[5] Уманец С. Мозаика (из старых записных книжек) //Исторический вестник. – 1912. – Декабрь. – С. 1056.

Источник: http://ruskline.ru/analitika/2013/01/09/dobro_bez_nagrad

О рассказе н. с. лескова «человек на часах»

П. Я. Павлинов. Обложка книги Н. С. Лескова «Человек на часах» (издана в 1926)

Рассказ Николая Семёновича Лескова «Человек на часах» впервые был опубликован в № 4 журнала «Русская мысль» за 1887 год под названием «Спасение погибавшего».

Писатель на протяжении всей своей творческой жизни искал и изображал героя-праведника – деятеля, бескорыстно творящего добро, – сознательно, а чаще бессознательно, по душевному порыву.

В лесковском художественном мире создан целый «иконостас» святых и праведников Русской земли, которой нельзя было бы устоять «с одною дрянью», с «изолгавшимися христопродавцами».

Только праведные спасают свою страну от окончательного упадка и гибели: «Господь сказал: если Я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу всё место сие. не истреблю и ради десяти» (Быт. 18:26, 32). В предисловии к циклу рассказов о праведниках Н. С.

Лесков указал на древнерусское убеждение в том, что «без трёх праведных несть граду стояния».

Праведники воплощают идеал, заданный Самим Христом: «Если вы знаете, что Он праведник, знайте и то, что всякий, делающий правду, рождён от Него» (1-е Ин. 2:29).

Герой рассказа «Человек на часах» – солдат-часовой Постников – тип истинно лесковского героя-праведника.

Обратите внимание

В мучительной нравственной борьбе он сумел сделать правильный – праведный – выбор, «не солгав, не обманув, не слукавив, не огорчив ближнего и не осудив пристрастно врага».

В центре рассказа – тема самоотверженного спасения утопающего. Почти евангельский сюжет – чудо спасения на водах – очень подходит для святочного повествования. Святочный рассказ, события которого разворачиваются на Святки – от Рождества до Крещения, – был излюбленным жанром Н. С. Лескова.

Он создал цикл «Святочные рассказы». И хотя рассказ «Человек на часах» писатель не обозначил как «святочный», важнейшие элементы сакрального святочного повествования – чудо, спасение, дар – здесь налицо. Очевидна также и святочная приуроченность: дело происходит «зимою, около Крещения».

«Человека на часах» можно определить именно как крещенский рассказ. Спасённый и спаситель в Крещенскую ночь погружаются в «иорданскую прорубь».

Постников – фамилия героя, солдата-часового, – представляет собой многозначную смысловую контаминацию: во-первых, указывает на военный пост у охраняемого объекта, на то, что это солдат на посту; во-вторых – пост как церковное установление и производное от него: постник. Солдат по-своему проявляет постничество – аскетизм, самоотвержение ради заповеданной Христом любви к ближнему.

Пост у солдата более чем ответственный – он охраняет Зимний дворец. Но неожиданно со стороны темнеющей Невы доносятся крики о помощи. Герой, по словам Лескова, совсем «истерзался сердцем»: «Солдат Постников стал соображать, что спасти этого человека чрезвычайно легко. Если теперь сбежать на лёд, то тонущий непременно тут же и есть.

Бросить ему верёвку, или протянуть шестик, или подать ружье, и он спасён. Он так близко, что может схватиться рукою и выскочить. Но Постников помнит и службу, и присягу; он знает, что он часовой, а часовой ни за что и ни под каким предлогом не смеет покинуть своей будки.

С другой же стороны, сердце у Постникова очень непокорное; так и ноет, так и стучит, так и замирает… Хоть вырви его да сам себе под ноги брось – так беспокойно с ним делается от этих стонов и воплей… Страшно ведь слышать, как другой человек погибает, и не подать этому погибающему помощи, когда, собственно говоря, к тому есть полная возможность, потому что будка с места не убежит и ничто иное вредное не случится».

Часовому пришлось пережить сложную внутреннюю борьбу между официальным долгом службы, животным ощущением самосохранения и истинно человеческим чувством сострадания к ближнему. Христианское милосердие берёт верх, и, слыша стоны утопающего, солдат оставляет свой пост и бросается на помощь человеку в ледяной воде.

Важно

При этом Постников отчётливо сознаёт своё положение: «Солдат он был умный и исправный, с рассудком ясным, и отлично понимал, что оставить свой пост есть такая вина со стороны часового, за которою сейчас же последует военный суд, а потом гонка сквозь строй шпицрутенами и каторжная работа, а может быть, даже и расстрел».

Совершив свой подвижнический выбор, солдат как бы вновь «окрестился Духом святым», стал истинно сыном Божиим.

Этот самоотверженный «святой порыв любви и не менее святое терпение смиренного героя» – мученика, претерпевшего за свой христианский подвиг тяжкие страдания, – соотносится с подвигом Спасителя человечества.

Скромный герой в рассказе Николая Семёновича Лескова также стал спасителем, погрузившись в ледяную купель – «окрестившись во Иордане» в ночь Богоявления. Крещенская вода смывает всю нечистоту, очищает тело, освящает душу новокрещённого: «Во Христа креститеся, во Христа облекотеся…»

Человек (это слово акцентировано в названии лесковского рассказа) не только принял «образ-подобие» Божие, но свершил именно божеское дело жертвенной любви, исполнил своё высшее предназначение, выполнил Божий завет.

Это недвусмысленно заявлено в авторской позиции и в общей христианской концепции произведения: «Я, может быть, дерзнул бы дозволить себе предположение, что, вероятно, и Сам Бог был доволен поведением созданной Им смирной души».

В рассказе «Человек на часах», как и во многих произведениях Н. С. Лескова, мы видим единение нравственного человеческого усилия и Божественной воли.

Казалось бы, герою, оставившему пост ради спасения человеческой жизни, обеспечена «презумпция невиновности». Однако размягчающие сердце привычные святочные мотивы всеобщего благоволения, милости и благодати в этом рассказе Лескова получили нетрадиционное воплощение.

Совет

Развитие реалистического сюжета не подчиняется сказочной формуле, согласно которой добрые дела всегда вознаграждаются. «Развязка дела так оригинальна, что подобное ей даже едва ли возможно где-нибудь, кроме России».

В этой развязке главную роль сыграли казённо-бездушные отношения на воинской службе и марионеточная «социабельность» «чёртовых кукол» – как именовал Н. С. Лесков бездуховных чиновников и администраторов высшего эшелона власти.

Офицеры в рассказе Н. С. Лескова не последовали евангельскому правилу.

Чтобы скрыть «служебное преступление» Постникова, который поступил именно как человек на часах, а не как солдат-часовой, офицеры и чиновники, и даже «тихоструйный» владыка объединились на лицемерно-иезуитской основе.

Это сплочение – в отличие от привычного для святочного рассказа христианского единения духовно близких людей – оказалось антирождественским. Выстраивается целая пирамида лжи и административных уловок, только бы не вышла наружу правда о нарушении устава.

Происшествие сумели скрыть и от государя. Посторонний человек получил медаль за спасение утопающего, а «сердобольный» солдат Постников «во избежание мягкости, не идущей военному человеку» получил двести розог, чем остался «доволен», потому что ожидал наказания гораздо более сурового.

«Героическое лицо» человека на часах противопоставлено и «казённым» лицам-маскам военных и статских службистов, и «личине» церковного иерарха.

Н. С. Лесков утверждает высокий евангельский идеал.

Финал рассказа «Человек на часах» сходен с концовками многих сочинений писателя, содержит недвусмысленную «мораль» и по своему тону, христианскому пафосу напоминает святочную проповедь – прямое авторское обращение к читателю: «Я думаю о тех смертных, которые любят добро просто для самого добра и не ожидают никаких наград за него где бы то ни было».

По статье: Алла Новикова-Строганова. Рождественское спасение // Орловская правда. 13 января 2016 года. – С. 6

Источник: https://multiurok.ru/blog/o-rasskazie-n-s-lieskova-chieloviek-na-chasakh.html

Понравилась статья? Поделить с друзьями:
  • Текст лескова про старушку егэ
  • Текст лермонтова про москву егэ сочинение
  • Текст леонова егэ про цивилизацию
  • Текст леонова егэ про прогресс сочинение
  • Текст леонова егэ про прогресс проблема