Тема сна егэ литература

Пояснение.

Для выполнения задания части 3 выберите только ОДНУ из предложенных тем сочинений (С5.1, С5.2, С5.3).

В бланке ответов М2 укажите номер выбранной Вами темы, а затем напишите сочинение на эту тему в объёме не менее 200 слов (если объём сочинения менее 150 слов, то оно оценивается 0 баллов).

Опирайтесь на авторскую позицию и формулируйте свою точку зрения. Аргументируйте свои тезисы, опираясь на литературные произведения (в сочинении по лирике необходимо проанализировать не менее трёх стихотворений).

Используйте теоретико-литературные понятия для анализа произведения.

Продумывайте композицию сочинения.

Сочинение пишите чётко и разборчиво, соблюдая нормы речи.

Комментарий к темам сочинений.

12.1. Каково значение образа Савельича в романе А. С. Пушкина «Капитанская дочка»?

Народная масса показана в повести Пушкина не одноликой. Среди крестьян были и активные участники пугачёвского движения (например, караульные крестьяне, захватившие Гринёва возле Бердской слободы), но были и такие, как Савельич. Образ Савельича, преданного своим господам дворового, был необходим Пушкину для правдивого изображения жизни того времени.

В образе Савельича Пушкин нарисовал хорошего русского человека, трагизм положения которого в том, что он живёт в эпоху крепостного права, обезличивающего крестьянина, и прежде всего и сильнее всего дворового. «Савельич  — чудо. Это лицо самое трагическое, т. е. которое больше всего жаль в повести»,— сказал один из писателей  — современников Пушкина.

12.2. Сатиру М. Е. Салтыкова-Щедрина его современники называли «горькой». Чем можно объяснить такую оценку? (По произведениям М. Е. Салтыкова-Щедрина.)

Главной задачей сатиры сам писатель считал исследование явлений общественной жизни, социальных язв и пороков. Зачастую Салтыков−Щедрин прибегал к гротеску  — изображению действительности в преувеличенном, уродливо−комическом виде, сочетавшем реальное и фантастическое, страшное и смешное. Щедринская сатира проникнута тоской по правде, по свободе и пониманием того, что окружающая действительность безобразна и сней трудно, но необходимо бороться.

12.3. Как в лирике А. А. Ахматовой раскрывается тема поэтического творчества?

Тема творческого процесса отражалась в произведениях многих поэтов. Для А. А. Ахматовой писать было так же естественно, как дышать. В цикле «Тайны ремесла» поэтесса попыталась раскрыть свое понимание творчества, которое продолжает традицию восприятия процесса написания стихотворений как осуществление посреднической связи между Творцом и миром людей (стихотворение «Творчество»), Объяснить это таинство невозможно, в нем «все быть должно некстати». И естественность, и простота, с которой порой рождается поэзия, роднит ее с живым существом, способным «расти»:

Когда б вы знали, из какого сора

Растут стихи, не ведая стыда,

Как желтый одуванчик у забора.

Как лопухи и лебеда.

Продолжая традиционную для русской поэзии тему о назначении поэта, о цели его творчества, А. А. Ахматова развивает ее в новом ключе, вносит в нее новые мотивы. Прежде всего поэтессе удается раскрыть своеобразие женского внутреннего мира. Трагичность судьбы поэтессы, по мнению А. А. Ахматовой, заключается в том, что женское счастье нельзя совместить с полной отдачей творчеству. В духовном облике героини ее любовной лирики угадывается “крылатость” творческой личности. Трагическое соперничество Любви и Музы отразилось во многих произведениях, начиная с раннего, 1911 года, стихотворения «Музе», где Муза-сестра отнимает «Золотое кольцо»  — символ земных радостей  — и обрекает лирическую героиню на «любовную пытку». Однако Ахматова предвидит, что поэтическая слава не может заменить любви и счастья земного. Интимная лирика А. Ахматовой не ограничена лишь изображением отношений любящих. В ней всегда  — неиссякаемый интерес поэта к внутреннему миру человека.

12.4. В каких произведениях русской литературы образ будущего создается с помощью сна одного из героев.

Сон героя, введенный в повествование,  — излюбленный композиционный прием А. С. Пушкина. Знаменательный, «пророческий» сон видит Гринев в «Капитанской дочке». Сон, предвосхищающий будущие события, посещает и Татьяну Ларину в романе «Евгений Онегин».

Содержание сна необычно. В этом сне героиня видит «большого, взъерошенного медведя», который переводит ее через поток, а затем начинает преследовать ее в лесу. Татьяна пытается убежать от него, но на пути ее встает множество препятствий:

Снег рыхлый по колено ей;

То длинный сук ее за шею

Зацепит вдруг, то из ушей

Златые серьги вырвет силой;

То в хрупком снеге с ножки милой

Увязнет мокрый башмачок…

Сон Татьяны является «вещим». Он предвещает ей будущее замужество (видеть во сне медведя, согласно народным верованиям, предвещает женитьбу или замужество).

Сны в романе «Преступление и наказание» наряду с символическим смыслом, помогающим понять психологию героя и самого автора, играют еще одну немаловажную роль: показывают изменения в теории Раскольникова, предсказывая его заблуждения и раскаяние. Герой Достоевского видит пять снов, два из которых преставляют мир по теории героя. В первом сне Раскольникову грезился тот идеальный мир, который будет создан им, гением, Наполеоном, спасителем человечества, богом. Родион мечтал о создании на земле Нового Иерусалима, и описание этого мира очень напоминает Эдем.

Но второй сон показал Родиону плоды его теории, которые он мог пожать уже в ближайшем будущем. Мир преобразился по сравнению с первым сном: он был «осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве». Раскольников, наверное, даже и не подозревал, насколько страшна, насколько соблазнительна его теория.

Этот сон составляет полную противоположность первому сну. Первый сон наполнен нежными, красивыми эпитетами, а во втором сне образ мира создают действия населяющих его людей: «мучился», «бил себя в грудь, плакал и ломал себе руки», «кололись и резались», «кусали и ели друг друга», «начинали обвинять друг друга, дрались и снова резались». Вот такова истинная картина будущего мира. Эти два сна показывают разницу между задуманным Раскольниковым миром и миром, который мог реально появиться. Именно после этого сна Родион Раскольников понял, наконец, сущность своей теории и отказался от нее.

12.5. Проблема поиска собственного пути на страницах художественного произведения (На примере произведения отечественной или зарубежной литературы.)

Тема может быть раскрыта на примере романа Стендаля «Красное и чёрное».

Жульен Сорель, главный герой романа,  — сын плотника, отлично знающий латынь, сообразительный, целеустремленный и симпатичный молодой человек. Это юноша, который знает, чего хочет. Он готов идти на любые жертвы, чтобы достичь своих целей. Сорель честолюбив и сообразителен, он жаждет славы, успеха, мечтая сначала о военном поприще, а затем о карьере священника. Многие поступки Жюльена продиктованы низменными мотивами, жаждой мести, жаждой признания и поклонения, но он является не отрицательным персонажем, а скорее противоречивым и сложным характером, поставленным в непростые жизненные условия. Его кумиром становится Наполеон  — выходец из народа, сумевший подчинить себе сановников и вельмож. Сорель твердо верит только в свою звезду. Он пренебрегает верой в Бога, в любовь, в людей. Его беспринципность приводит к трагедии: попирая устои общества, он, как и его кумир, оказывается отторгнутым и изгнанным им.

Сон во многих произведениях русской литературы играет ключевую роль. Потому что, благодаря ему, читатели могут многое узнать о главном герое того или иного произведения. Рассмотрим эту тему поподробней.

Вспомним роман Гончарова «Обломов». «Сон Обломова» занял важное место в этом произведении, так как он помогает раскрыть характер героя. Илье Обломову снилось его счастливое детство, в котором он жил в мире, роскоши и любви. О нем заботилась и ухаживала его мама, все любили и баловали его. В этой главе сон главного героя – это его воспоминания о родном крае. Благодаря этому эпизоду, становится читателям понятно, что нежелание трудиться – это результат воспитания Обломова. А сон – это его объективная реальность. Илья Ильич живет во сне, это ценная для него вещь, потому что жизнь в Обломовке ему напоминало чудесную сказку, а реальный мир не кажется таким, каким его представлял маленький мальчик. Поэтому, сон Обломова помог создать образ будущего и дальнейшей судьбы главного героя.

Также необходимо вспомнить роман Достоевског

Доступ будет предоставлен навсегда, откроется сразу после оплаты.

Мотив сна

сочинение-рассуждение

   Кроме А.С. Пушкина, к мотиву сна в русской литературе обращались И.А. Гончаров и Ф.М. Достоевский. Во всех этих произведениях сон – это композиционная вставка, помогающая глубже понять характер героя.
   Так, «Сон Обломова» в романе Гончарова «Обломов» позволяет понять причины бесхарактерности героя, представить нравы, быт, среду, сформировавшие Илью Обломова. С детства он был окружен мамками и няньками, ему не разрешали даже самому одеваться. Следили лишь за тем, чтобы ребёнок хорошо поел и не перетрудился на обучении у Штольца. Всё это автор и называет «обломовщиной».
   В романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» Родион Раскольников видит сон в пору мучительных размышлений, ещё до преступления. Ему снится, что он, ещё ребенок, с отцом проходит мимо кабака и видит, как пьяные мужики избивают лошадь. Мальчик пытается заступиться, но на глазах у толпы несчастную клячу добивают железным ломом. Родион хочет кричать, плачет. Тут можно провести параллель «лошадь – старуха-процентщица, которую герой собирается убить» и «лошадь – душа Раскольника, которую герой «убивает» своей кощунственной теорией о «тварях дрожащих» и «право имеющих»».
   Сон видит и Татьяна Ларина. Надо отметить, что сон героини является вещим, но он не просто предваряет грядущие события. Этот эпизод как будто смещает сюжетные акценты: с отношений Онегина и Татьяны внимание читателя переключается на отношения Онегина и Ленского. Миросозерцание Татьяны поэтично и исполнено народного духа. Она верит в приметы, любит слушать рассказы няни, в романе её сопровождают фольклорные мотивы. Поэтому неудивительно, что во сне героиня видит образы русских народных сказок: медведя, лес, избушку, чудовищ. Таким образом, можно говорить, что сон Татьяны выступает как средство её характеристики, как «пророчество», как отражение потаённых желаний героини и потоков её душевной жизни, как отражение её взглядов на мир.
  Таким образом, введение в произведение сна даёт писателю возможность проникнуть в самые скрытые свойства души героя, в его подсознание.

Исходный текст Г.Рогова о снах.

(1)«Сон мне снится, вот те на!..» (2)Кто из нас не помнит слова
этой знаменитой песни Владимира Высоцкого?

(3)Впрочем, если уж вспоминать, то на «сонную» тему память
наверняка подскажет нам немало известных строк и поэтов, и философов, и учёных,
напомнит об удивительных и реальных историях, связанных со снами и
сновидениями…

(4)Одна из таких необычных историй, к примеру, случилась с
человеком, жизнь которого была посвящена точным цифрам и расчётам, весьма
далёкому от всяческой рефлексии и мистики, — известным авиаконструктором Игорем
Сикорским. (5)В детстве, в 1900 году, он увидел и хорошо запомнил странный сон:
будто идёт он по узкому коридору, освещённому голубоватым светом, на стенах
которого расположены иллюминаторы. (6)Пол под ногами слегка подрагивает от
быстрого движения. (7)Но мальчик отчётливо понимает — это не поезд и не корабль
— он… в воздухе, на каком-то необычном воздушном судне! (8)По прошествии
многих лет, уже став знаменитым изобретателем самолётов и вертолётов,
Сикорский, находясь в очередном испытательном полёте, в один из моментов
внезапно с пронзительной ясностью увидел и осознал, что он переживает «тот
самый» момент из своего детского сна! (9)Тот же голубоватый свет, коридор,
иллюминаторы…

(10)Что это было? (11)Кто и зачем послал эту «картинку»
Сикорскому в детстве из взрослой жизни и в зрелой из детства?

(12)Несмотря на потрясающие достижения современной науки, сны
человека до сих пор — неразгаданная загадка…

(13)Одним из выдающихся исследователей сновидений был Зигмунд
Фрейд. (14)Великий австриец обращал особое внимание на сложные, запутанные,
бессвязные сны. (15)Эти сны, их метафоры и символы, этот «внутренний театр», по
его мнению, скрывают и содержат нечто очень важное для людей…

(16)Заслуга Фрейда в области научных изысканий и открытий в
таком явлении, как человеческий сон, замечательна и значительна именно в наши
дни, «наполненные» несметным количеством всевозможных доморощенных толкователей
и чародеев, зазывающих публику: с экранов телевизоров и страниц жёлтой прессы,
всех этих «потомственных колдунов» и «матушек». (17)Ибо действительно
фундаментально, по-научному подходит к этой тайне человечества, а потому
подтверждает, сколь сложен человек, а также его внутренний мир… (По Г. Рогову)

Во-вторых, моё согласие с авторской позицией можно обосновать ещё
одним аргументом.    
Сон может стать предсказанием, предопределением будущего героев. Именно так
воспринимается сон Татьяны из романа А.С.Пушкина  «Евгений Онегин». Сон Татьяны
органический сплав сказочных и песенных образов с представлениями, проникшими
из святочного и свадебного обрядов. мистический сон главной героини баллады
В.А.Жуковского «Светлана». В произведении нам представлена антитеза —
противопоставление добрых сил злым, сна — действительности. Причём грань между
этими явлениями так слабо очерчена, что мы не сразу догадываемся о том, что
происходит. Примером тому является предложение подружек, которые просят героиню
Светлану загадать « в чистом зеркале стекла». Грань между явью и сном стёрта. И
этот факт усиливает таинственное, мистическое восприятие произведения. А
появление мертвого жениха приводит в ужас не только героиню.  Конец баллады
жизнерадостен.  92 сл.

Сны предупреждали
об опасностях, служили знамениями, оказывали помощь, наставляли, давали отдых и
одновременно искушали, испытывали, ставили перед выбором.

Обращаясь к снам, поэты и писатели стремились выразить свои сокровенные
мысли и чувства, сон помогал им в такие моменты, когда обычные выразительные
средства не давали желаемого эффекта. И нет никаких сомнений в том, что тема
снов и сновидений получит дальнейшее развитие в произведениях современных
писателей. Сон — это всегда попытка заглянуть в будущее, или, как сказал
философ: “В сновидениях человек готовится к грядущей жизни”. Этим, на наш
взгляд, обусловлена востребованность темы сна в художественной литературе.
Источник: http://snopedia.ru/znachenie-snov-v-russkoj-literature/Сам Пётр
Гринёв называет увиденный им сон «пророческим». Множество мелких деталей
связывает сон с реальным будущим: это, например, «чёрная борода» вожатого, о
которой впервые будет упомянуто сразу после описания сна, и слова бродяги,
обращённые к хозяину постоялого двора («а теперь заткни топор за спину:
лесничий ходит»), и требование «поцеловать ручку» государя-мужика в качестве
присяги. И так же, как во сне, – множество мёртвых тел близких герою людей. Сон
Гринёва – аллегория будущих событий, их пророческая схема.

      Сновидения издавна
использовались в художественной литературе для создания таинственной атмосферы,
мотивировки поступков персонажей, передачи их эмоционального состояния
(психологизма). Со времён древнерусской литературы сны предупреждали об
опасностях, служили знамениями, оказывали помощь, наставляли, давали отдых и
одновременно искушали, испытывали, ставили перед выбором. Сновидения выполняют
ретроспективную и прогностическую функции, участвуют в создании хронотопа
произведения. Они вбирают в себя все три времени: показывают картины прошлого,
настоящего и будущего, раздвигая тем самым пространственно-временные границы
текста. Сны могут выполнять функцию памяти. Таким образом, сновидения в
произведениях художественной литературы полифункциональны.

         1.Мотивы вещего сна неоднократно встречаются в
творчестве русских писателей. Сон Татьяны в романе «Евгений Онегин» А. С.
Пушкина, как выясняется в дальнейшем, был вещим — Ленский погибает от руки
Онегина. Мотив преследования, бегства от чудовища (во сне Татьяны — от медведя)
— один из распространенных образов сновидений. Путь через лес, переход через
реку по шаткому мосту можно интерпретировать как блуждание души в мире эмоций и
преодоление границы между двумя жизненными этапами. Интересно, что своего
любимого Евгения Татьяна видит предводителем, пиршества нечисти — это можно
понять и как гротескное изображение светского общества, и как намек на духовную
опустошенность Евгения, его скептицизм и холодность, которые являются
характеристиками «духа отрицанья».

           2.Вещий сон видит и Петр Гринев, главный герой
повести «Капитанская дочка». В этом сновидении на месте родного отца Петр видит
«мужика с черной бородой», мать Петра велит сыну принять благословение от этого
человека, называя его посаженым отцом Петруши. Посаженый отец и мать, заменяя
родителей, по старинному обычаю, благословляют юношу или девушку перед
свадьбой. Дальнейший ход сюжета позволяет легко интерпретировать образы этого
сна: «мужик с черной бородой» конечно же Пугачев. Топор, которым он машет, и
мертвые тела, которыми неожиданно наполняется комната — символические образы
крестьянской войны. Не случайно и то, что Пугачев оказывается на месте отца
Петруши: помиловав молодого офицера благодаря заступничеству Савельича, Пугачев
тем самым как бы дал ему второе рождение. Понятно и то, почему Пугачев назван
посаженым отцом, ведь он вручил Петру его невесту, Машу Миронову.

            3.Во сне князя Руслана в поэме А.С. Пушкина
«Руслан и Людмила» смешиваются прошлое и будущее: Руслан видит, как исчезает в
бездне его жена, пир в тереме князя Владимира, где присутствуют убитый Рогдай и
удалившийся от подвигов Ратмир, слышит песню Баяна — все это образы прошлого.
Фарлаф, ведущий за руку Людмилу, — это предвестие будущих событий:
действительно Фарлаф, который уже близко, убьет Руслана и отвезет спящую
Людмилу к ее отцу.

             4.Одно из стихотворений М. Ю. Лермонтова так и
называется — «Сон». Фантастическое смешение сна и яви, когда трудно становится
разобрать, что же реальнее — оно оказывается пророческим видением участи,
ожидающей самого поэта:

В полдневный жар в долине Дагестана//С свинцом в груди лежал
недвижимя;

Глубокая еще дымилась рана,//По капле кровь точилася моя.

В этом стихотворении переплетаются образы двух снов — сна,
который видит убитый лирический герой, и сна, который видит его любимая. Его
сон — это образы веселого пира. Пророческим оказывается сон наяву любимой
лирического героя — она видит «долину Дагестана» и «знакомый труп».

     5. Смешение прошлого, настоящего и будущего происходит и
в снах Веры Павловны, главной героини романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?».
Однако нужно отметить, что Чернышевский, вводя в свое повествование Верочкины
сны, преследовал цель не просто раскрыть переживания героини и показать, что
ждет ее в будущем — в сновидениях героини автор в аллегорической форме изложил
свои взгляды на жизнь и предназначение человека. «Помни же, что еще много
невыпущенных, много невылеченнных. Выпускай, лечи», — говорит Верочке красавица
из сна, называющая себя «любовью к людям».Не только будущее самой героини, но и
будущее всех людей предстает во сне Верочки: «…Злые увидят, что им нельзя
быть злыми… они были злыми только потому, что им вредно было быть добрыми, а
ведь они знают, что добро лучше зла, они полюбят его, когда можно будет любить
его без вреда».

  6.Мотив предвестия перемен к лучшему звучит и в
стихотворении Н. А. Некрасова «Сон», где лирический герой видит во сне ангела,
останавливающего его на краю пропасти:

                 И вновь блаженные часы

                 Ты обретешь, сбирая колос

                  С своей несжатой полосы.

   7.Образы в снах героев литературных
произведений относятся к будущему, однако сон главного героя в романе И. А.
Гончарова «Обломов» целиком принадлежит прошлому. Детские впечатления, жизнь в
родительском доме, сказки няни — эти образы прошлого в подсознании героя встают
зримо и реально, они гораздо живее его настоящего, в котором Обломов влачит
сонное, однообразное существование. Мотив сна, в который опрокинута явь,
повторяется в романе Гончарова, когда Обломов живет с Агафьей Матвеевной, на
которой он женился — во сне герой романа видит няню, которая указывает на его
жену и называет ее именем сказочной царевны, Милитрисы Кирбитьевны. Можно
сказать, что сновидения Обломова явились отражением его идеала человеческого
существования. В каком-то смысле они все же относятся не только к прошлому, но
и к будущему, ведь в доме Агафьи Матвеевны воссоздана практически та же
атмосфера, что и в родительском доме Обломова.

    8.Мотив смешения сна и яви звучит в творчестве таких
русских поэтов, как, например А. А. Блок и С. А. Есенин. Так, рассказывая о
реальных событиях — расставании с любимой, поэт усиливает ощущение горечи
разлуки тем, что вводит мотив отражения яви во сне: Я крепко сплю, мне снится
плащ твой синий,//В котором ты в сырую ночь ушла…(«О доблестях, о подвигах, о
славе…»). «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» — восклицает Есенин. С чем же
связано подобное смешение яви и сна в поэтических произведениях? Вероятно, с
особым мироощущением поэтов, которые и живут словно на грани двух миров —
повседневной реальности и волшебных грез.

       Сновидения
издавна использовались в художественной литературе для создания таинственной
атмосферы, мотивировки поступков персонажей, передачи их эмоционального
состояния (психологизма). Со времён древнерусской литературы сны предупреждали
об опасностях, служили знамениями, оказывали помощь, наставляли, давали отдых и
одновременно искушали, испытывали, ставили перед выбором. Сновидения выполняют
ретроспективную и прогностическую функции, участвуют в создании хронотопа
произведения. Они вбирают в себя все три времени: показывают картины прошлого,
настоящего и будущего, раздвигая тем самым пространственно-временные границы
текста. Сны могут выполнять функцию памяти. Таким образом, сновидения в
произведениях художественной литературы полифункциональны.

Своеобразие Достоевского как художника в том,
что он принес с собою новые формы художественного видения и поэтому сумел
открыть и увидеть новые стороны человека и его жизни. Одной из таких форм
является сон.
Слова «сон» и «сновидение» попадают в название трех произведений Достоевского
(«Дядюшкин сон», «Петербургские сновидения в стихах и прозе», «Сон смешного
человека»), но герои многих его романов и повестей видят особенные сны, которые
подробно описывает автор.
Сон для Достоевского — не какой-то эффективный прием предсказания события, заранее известного
писателю, или условное изображение уже происшедшего события. Сон у этого
писателя —
незаменимый способ художественного познания, основанный на законах самой
человеческой натуры. Через сон он ищет «в человеке человека». В снах у него и
«невысказанное, будущее слово». Таким образом, сон для писателя—это не уход от
действительности, а напротив, стремление постигнуть ее в ее собственных
своеобразных формах, осмыслить ее художественно.
Анализ идейно-художественного содержания и художественных функций мною подробно
изложены в главах «Сон как одна из форм художественного видения у
Достоевского», « Иллюстративно— психологические и сюжетные сновидения в произведениях Ф. М.
Достоевского», «Сон как способ отражения и постижения действительности в романе
«Преступление и наказание», «Типы сна в романе «Преступление и наказание», их
литературные источники»
Для Достоевского-художника характерно представить развернутую,
фантастически-реальную, связную картину сновидения с опорой на сюжет, детали и
подробности. сновидения в произведениях писателя можно разделить на
«иллюстративно-психологические и сюжетные».
Конечно, сны героев Достоевского запечатлеваются в нашей читательской памяти не
менее сильно, чем явь его романов. Они подробно описаны в главе « Иллюстративно— психологические и
сюжетные сновидения в произведениях Ф. М. Достоевского».
«Преступление и наказание» — самый насыщенный сновидениями роман Ф.М. Достоевского. Можно говорить
не только о снах-новеллах, но и о цикле снов в контексте романа.
Эти сны неравномерно распределены по тексту романа. Первый и второй включены в
первую часть романа. Это сны, которые Раскольников видит до убийства. Третий и
четвертый сны соответственно включены во вторую и третью части романа. Рассказ
о последних снах возникает в Эпилоге. Первый сон сам герой называет «страшным
сном», «безобразным сном».
Он видит себя ребенком, ему семь лет. Он гуляет с отцом за городом. Душно,
серо. На краю города «большой кабак». Странно, что рядом «церковь с зеленым
куполом» и кладбище. Хохот, крики, драка. Пьяная толпа усаживается в телегу, и
Миколка бьет лошадь. Наконец, кто-то кричит: «Топором ее, чего! Покончить с ней
разом…» Мальчик бросается ее защищать, плачет, «обхватывает ее мертвую,
окровавленную морду и целует ее, целует ее в глаза, в губы».
Раскольников просыпается «весь в поту» и решает отказаться от убийства:
«Неужели ж я в самом деле возьму топор, стану бить по голове, размозжу ей
череп… Я ведь не вытерплю, не вытерплю!»
С точки зрения литературоведа Р.Г. Назирова, недопустимо прямое прочтение
образов сна: «Ошибочными являются все попытки буквального прочтения этого
сновидения («лошадь — процентщица»). Вызванное внешними причинами, сновидение
раскрывает внутреннюю борьбу». Нельзя не согласиться с критиком. Образы этого
сна соотнесены не только с предшествующей сну действительностью, но и с будущим
временем жизни героя. В этом сказывается закон обратного течения времени в
сновидении (не только из прошлого в настоящее, но и из будущего в настоящее.
После убийства перед третьим сном Достоевский так передаст состояние
Раскольникова: «Раздевшись и весь дрожа, как загнанная лошадь, он лег на
диван…» «Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку!» Если соотнести
этот сон со всей романной реальностью, то можно понять, что «страшный сон»
Раскольникова содержит в себе образный аналог парадоксальных умозаключений
героя. В разных образах этого сна перед нами как бы четыре роли, которые играет
Раскольников в жизни: роль жертвы (кляча), роль убийцы (Миколка), роль
свидетеля страданий (толпа), роль борца за униженных (мальчик). Все эти четыре
роли живут и спорят в душе Раскольникова, но роль убийцы временно берет верх.
Второй сон — это сон-греза, который привиделся ему накануне преступления. Он
видит себя в Египте, в оазисе, пальмы, голубая и холодная вода, «чистый, с
золотыми блестками песок», он пьет воду прямо из ручья, но туту бьют часы, он
просыпается и идет убивать. Пейзаж этого сновидения явно противопоставлен
душному Петербургу, а холодная вода, голубой и золотой цвета сна позволяют
представить, чего жаждет душа Раскольникова. К стихотворениям Пушкина и
Лермонтова, которые указываются критиками как литературные источники этого сна,
можно присоединить и Библию как первоисточник образов сновидения.
Место действия сна — Египет, страна, в которой на долю ветхозаветных персонажей
выпадали всевозможные испытания. Испытания ожидают и героя романа. Красота
образов этого сновидения на мгновение успокаивает Раскольникова.
Это сон — обман, который посылает судьба душе преступника накануне испытаний.
Не только мотив жажды, но и мотив недопитой воды свяжет этот сон — грезу с
последующими событиями романа. Только перед развязкой Раскольников подумает:
«Если уж надо выпить эту чашу… Пить, так пить все разом …». А в момент
признания он, как бы отвергая материальную сущность воды, отводит рукой воду:
«Принесли воды. — Это я… — начал было Раскольников. — Выпейте воды. —
Раскольников отвел рукой воду…» и внятно произносит роковые слова.
Третий сон — это бредовый сон, сон — кошмар, который снится Раскольникову на
следующий день после убийства. Он помещен во второй главе второй части романа.
Это сон во сне — он спал и проснулся. Ему мерещится, что на лестнице
квартальный надзиратель страшно избивает его квартирную хозяйку. Много
свидетелей, разговоры, стоны, жалобы. Потом все затихает. Раскольников
испытывает «безграничный ужас», его мучает страх разоблачения. Это самый
жизнеподобный из всех снов, принадлежащий к виду необъявленных снов. В этом сне
в преображенном виде проступают события вчерашнего дня убийства. Страх,
испытываемый Раскольниковым в комнате («Он хотел было запереться на крючок, но
рука не поднялась…»), заставляет вспомнить пережитый ужас после убийства, когда
он обнаружил, что дверь была не заперта на крючок, а потом притаился за дверью и
слушает, как снаружи стучат, зовут старуху, разговаривают о том, что дверь «не
на замке, а на запоре, на крючке то есть» — «значит, кто-нибудь из них дома».
Когда он стоял тогда за дверью, ему казалось, что «он точно окостенел, что это
точно во сне, когда снится что догоняют, близко, убить хотят, а сам точно
прирос к месту и руками пошевелить нельзя».
И в этом сне после убийства Раскольников не может руки поднять и чувствует:
«страх, как лед, обложил его душу, замучил его, окоченил его». Сон приснился
Раскольникову после визита в контору, куда его вызвали по жалобе хозяйки. Сон
рожден и агрессией Раскольникова против хозяйки, которая в самый неожиданный
момент завела тяжбу о взыскании платы за комнату. В этом сне явно присутствует
остаточная энергия убийства, нет мотивов раскаяния, но максимально нарастает
мотив даже не страха, а нестерпимого ощущения безграничного ужаса».
В третьем сне Раскольников в отчаянии произносит фразу: «Что это, свет
перевернулся что ли?». Эта фраза роковым образом предопределит особенности
четвертого сновидения, события которого разыгрываются, как считает М.М. Бахтин,
по законам карнавального действа. «В сне Раскольникова, — пишет М. Бахтин в
книге «Проблемы поэтики Достоевского», — смеется не только убитая старуха (во
сне, правда, ее убить оказывается невозможно), но смеются люди… смеются все
сильнее и слышнее. Далее появляется толпа, множество людей и на лестнице и
внизу… Действия сна Раскольникова происходит поздним вечером. Герой видит
«полную луну», которая «светлела все ярче и ярче»; чуть позже он попадает в
гостиную: «вся комната была ярко облита лунным светом», огромный круглый,
медно-красный месяц глядел прямо в окна». По народным представлениям, видеть
полную луну во сне для людей, совершивших преступление, — это плохой знак, и
Достоевского, прошедшему каторгу, вероятно, была известна эта примета. Глядя на
месяц в окне, Раскольников думает: «это от месяца такая тишина, он, верно,
теперь загадку загадывает».
Кроваво-красный месяц этого сна ритмически перекликается и с «ярким закатом
яркого красного солнца», которое Раскольников увидел накануне убийства, проходя
через мост.
Четвертый сон — это сон о повторном убийстве старухи. Действие как бы
возвращается вспять, но теперь трагедия убийства оборачивается комедией.
Сон становится как бы ответом судьбы на реплику Раскольникова: «О, как я
ненавижу теперь старушонку! Кажется, бы другой раз убил, если б очнулась!».
Композиционно сон расположен прямо в центре романа. Он помещен в конце третьей
части и делит роман на две триады. По своей композиционной и сюжетной
значимости он соотносим только со сном Татьяны в романе «Евгений Онегин» и с
видением Германа в повести «Пиковая дама».
Это сон-катастрофа, который ставит героя перед выбором: покаяние или безумие и
самоубийство.
Проведя героя через осмеяние и признание в убийстве, Достоевский заставляет
Раскольникова пережить период отчуждения и долгой болезни.
Последнее, пятое сновидение Эпилога существенно отличается от предыдущих. Это
не один сон, а сжатый пересказ тех снов, которые снились Раскольникову во время
болезни в острожной больнице. Он называет их «бессмысленным бредом»,
«горячешными грезами». В этих снах нет самого Раскольникова как действующего
лица. Это сны о какой-то страшной болезни, пришедшей из глубины Азии в Европу.
Ее разносят «микроскопические существа», «трихины», которые обладают умом и
волей и вселяются в тела людей. Мир гибнет, но спасаются несколько, которые
должны «начать новый род людей и новую жизнь, обновить и очистить землю, но
никто и нигде не видал этих людей».
Это сон о мировой катастрофе, конце света, сон-апокалипсис и пророческий сон, в
котором, как утверждают исследователи, представлено пророчество Достоевского о
мировой войне и революции.
Одновременно — это и сон-предупреждение, после которого Раскольников окончательно
разочаровывается в своей теории о праве сильного на убийство пусть даже ради
благородной цели. Я исследовала и хронотоп сна.
Это один из хронотопов в его романе, а тип построения этого хронотопа чаще
всего ассоциативный и часто связан с хронотопом реальной действительности,
окружающей героя.
Например: скромное кладбище, дорога, захолустный кабак — типичное для старой
России место людского притяжения, своеобразный «клуб».
Кабак, который привиделся во сне Раскольникову, и похож на другие, и не похож.
Да, поначалу он, вызывает обычное впечатление пестроты, угарной удали, но к
нему примешивается сразу оттенок чего-то зловещего. «Это «кабак», всегда
производивший на него (Раскольникова) неприятнейшее впечатление и даже страх,
когда он проходил мимо его, гуляя с отцом.
Предощущение чего-то трагического, вызванное этим пространственным образом,
усиливается еще и хронотопом дороги: «Возле кабака дорога, проселок, всегда
пыльная, и пыль на ней всегда черная».
Образы пути, дороги имеют мифологические корни; они противостоят внешней
стихии, хаосу. Нов контексте сна Раскольникова образ дороги представляет собой
островок первозданного хаоса в мире, где царят жесткие законы повседневности.
Он носит открыто зловещий характер, что поддержано еще и эпитетом «черная»,
является предвестником трагедии, которая вот-вот разыграется на глазах героя и
читателей.
Художественная роль этого сновидения весьма значительна: оно не только
психологическим мотивирует состояние взрослого Раскольникова, но и раскрывает
антиномическую природу хронотопа души героя.
Ассоциативный тип построения художественного пространства помогает автору
приоткрыть нам, читателям, смутное, неосознанное до конца душевное состояние
героя.
Исследование хронотопа других снов описано в главе «Хронотоп сна и пространство
реальной действительности в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и
наказание».
Особо хочется остановиться на моем самостоятельном исследовании роли концепта
«толпа» в снах Раскольникова. Так, концепт — один из наиболее интересных
объектов исследования, так как является основой для адекватного отражения
индивидуальной картины мира.
Толпа людей забивает «маленькую, тощую саврасую крестьянскую клячонку». Вся эта
«толпа разодетых мещанок, баб, их мужей и всякого сброду», толпа, которой
хозяин клячонки кричит: «Садись, все садись!.. Всех довезу, садись!», — толпа, которая
выходит из кабака «с криками, с песнями, с балалайками, пьяные — препьяные,
большие такие мужики в красных и синих рубашках, с армяками внакидку» — это обобщенная
символическая картина болезненного, бездуховного, преступного по отношению к
человеку мира, мира — ада, против которого человек — песчинка бессилен. Не
случайно сцена, в которой Раскольников — ребенок «бросается с своими
кулачонками» защитить бедную лошадку, как бы обнажает бессмыслицу борьбы с
жестокостью целого мира. Не случайно и толпа в этом сне хохочет.
Концепт «толпа» формируется целой серией новых значений, которые я исследовала
и подробно описала в главе «Концепт «толпа» в сновидениях Родиона
Раскольникова».
Хочу еще обратить внимание что, Ассоциативные связи лексемы толпа, выявляемые в
контексте последнего сна Раскольникова, утверждают закрепленную за этим
концептом как в русской, так и в универсальной языковой картине мира
отрицательную оценку.
В художественном универсуме Достоевского концепт «толпа» содержит в себе
трагическое начало, тесно связываясь с представлениями о бренности бытия и
беззащитности человека перед лицом метафизических сил.
Я исследовала и особенности поэтики снов и пришла к выводу, что в романе
встречаются сцены, в которых нет зрительных описаний и повествование создается
исключительно изображением звуков, обычно голосов участников, доносящихся
словно из-за закрытого занавеса.
В снах Раскольникова мы встречаем одну из особенностей поэтики Достоевского —
внеобразную, бессюжетную полифонию. Такова сцена в третьем, бредовом сне
Раскольникова, сне-кошмаре, который он видит на следующий день после убийства.
Перед нами поразительная сцена скандала, описанная чисто звуковыми средствами.
Не видны люди, не слышны слова, не ясен смысл (известно только одно — хозяйку
бьют), но с оглушающей силой на слух обрушиваются: крики(3),вопли(2),
скрежет(1), вой(2), визг(1), хрип(1), стоны(2), оханье(2), плач(1) хлопанье
дверью(1), разные голоса(2), ругательства(2) причитанье(1), гам(1), наконец —
шепот.
В этом коротком фрагменте — ни одного образа, ни одного зрительного штриха, но
24 столкновения многообразнейших звуков!
Перед нами звуковой ансамбль необычайной напряженности и силы. Здесь мы,
читатели, вместе с автором погружаемся в первичные глубинные пласты
чувствований и переживаний, где еще не ясен смысл, не подключено сознание, не
определено слово, но звук, один лишь уплотненный звук выражает неистовство
несдерживаемых страстей.
Своеобразную особенность изобразительности Достоевского
составляет напряженный звук. В мире персонажей этого автора мы словно попадаем
в особую звуковую сферу, где прежде всего поражает звуковая интенсивность,
уплотненность, напряженность звука.
Другой особенностью поэтики Достоевского является своеобразие и сила его
цветового письма, заключающаяся преимущественно в психологической сложности и
направленности в использовании красок.
Я об этом подробно изложила в главе «Особенности поэтики снов в романе Ф. М.
Достоевского «Преступление и наказание».Самостоятельно исследовав
художественные функции, поэтику, хронотоп, концепт «толпа», я пришла к выводу,
что Достоевский действительно мастерски владеет одним из внесюжетных элементов
текста (сном), что позволяет ему, проникнув в самые глубины человеческого
сознания, взглянуть на человека под другим углом художественного зрения.
Несомненно, что я не исчерпала еще исследования поэтики снов в романе
Достоевского хочется продолжить исследование концептов снов, архитектонику снов
и т. д.
я пришла к следующим выводам.
Во-первых, Достоевский как художник интересен прежде всего тем, что он принес с
собой новые формы художественного видения, и сумел открыть и увидеть новые
стороны человека и его жизни.
Во-вторых, сон у него — сложный художественный прием, позволяющий проникнуть в
самые глубины человеческого сознания, расширить горизонт художественного
видения и взглянуть на человека под другим углом художественного зрения. В
романе реальная действительность и сновиденческая тесно взаимосвязаны, и через
сны происходит болезненный, мучительный, сложный процесс познания героем мира,
осознания его непреходящих ценностей.
В-третьих, Достоевский — писатель глубокой мысли. Главная художественная задача
его — философское осмысление жизни, судьбы человеческой.
В-четвертых, Достоевский переносит нас в особый пространственно-временной мир ,
соответствующий «всечеловеческому» смыслу романа.
Наконец, эстетика Достоевского — это эстетика спасения жизни, спасения бытия
человечества. Это эстетика спасения на путях красоты, любви, добра и правды.
Это писатель, который учит нас понимать жизнь в ее непрерывном развитии,
обновлении и гармонии.

Введение

Тема моего проекта – «сон как метод отражения и постижения действительности в
творчестве Ф.М. Достоевского. (На материале романа «Преступление и наказание»).
Меня привлекает филологический анализ художественного текста, который дает
возможность постичь глубинный смысл произведения. Особый интерес вызвала у меня
роль сна как одного из внесюжетных элементов художественного текста.
Сон – одно из самых загадочных физиологических состояний человека, когда он
остается наедине с самим собой, глядится в судьбинское зеркало и видит в нем
собственную сущность.
Разгадать сон – значит много узнать о себе, о том, как должен жить человек,
чего просить у судьбы, чтобы наступило удовлетворение желаний.
Проблема сна и сновидений интересовала писателей всегда. Но сегодня, в начале
21 века, чувствуется особо пристальное внимание и ученых, и писателей к такому
уникальному явлению, как сон человеческий.
Мне захотелось исследовать роль сна в романе Ф.М. Достоевского, чтобы выявить,
как через этот внесюжетный элемент текста автор постигает и художественно
отражает действительность.
Моя работа имеет практическую направленность и представляет интерес, как для учителей
литературы, так и для учащихся, интересующихся творчеством Достоевского.
Материалы моего исследования можно использовать при подготовке к урокам
литературы, к семинарским занятиям по творчеству этого писателя, к занятиям на
элективных курсах. Так, на материалах моего исследования вместе с научным
руководителем мы разработали одно из занятий элективного курса «Слово – образ –
смысл: филологический анализ литературного произведения» по теме, созвучной
моей. Материалы проекта можно использовать и на занятиях элективного курса по
психологии (Достоевский как тонкий психолог через сон исследует движение души
человека), и на уроках по МХК(эстетика Достоевского – одна из составляющих
мировой эстетики второй половины 19 века).
Проблема – место и роль сна в системе других внесюжетных элементов текста для
постижения и художественного отражения действительности.
Предмет исследования – сны в романе Достоевского.
Цель проекта – выявить, исследуя сны в романе Достоевского, как через них автор
художественно постигает и отражает действительность.
Задачи исследования:
• Изучить научную литературу о роли сна для постижения и отражения
действительности;
• Изучить исследования ученых-литературоведов о роли сна в творчестве
Достоевского;
• Самостоятельно исследовать текст романа в направлении темы;
• Выявить особенности творческой деятельности манеры Достоевского через
собственное исследование.
Методы исследования:
• Изучение научной литературы по предмету исследования и литературоведческих
работ по творчеству Достоевского:
• Самостоятельное исследование художественного текста в направлении темы;
• Наблюдение за художественными функциями сна в романе;
• Классификация снов, их описание;
• Обобщение наблюдений.
Гипотеза – предположим, что Достоевский мастерски владеет одним из внесюжетных
элементов текста (сном), что позволяет ему, проникнув в самые глубины
человеческого сознания, взглянуть на человека под другим углом художественного
зрения.

1. Сон как один из внесюжетных элементов художественного текста

Поэтическую ткань произведения организуют различные художественные элементы. Не
только сюжет или конфликт способствуют постижению основной мысли текста. Для
раскрытия характера героев, определения перспектив развития сюжета писатели
включают в текст внесюжетные элементы: предисловия к произведениям, эпиграфам,
лирические отступления, вставные эпизоды, легенды, истории, письма героев, сны
героев.
Сон как внесюжетный элемент относится к важным элементам композиции, является
одним из способов комментирования и оценки изображенных событий.
Сон часто используется в качестве психологической характеристики персонала и в
плане осмысления идейного содержания произведения. Ю. М. Лотман замечает, что
«сон – знак в чистом виде, так как человек знает, что есть сон, ведение, что
оно имеет значение, но не знает – какое. Это значение нужно расшифровать».
Чрезвычайно важную функцию выполняет сон в качестве композиционного элемента.
Это отрывок текста, который смыслово выделен из общей ткани произведения и
имеет следующие отличительные особенности: максимальная сжатость,
схематичность, обилие символики (вследствие этого – концентрация на небольшом
участке текста основных смысловых нитей и мотивов), стилевое несоответствие ко
всему произведению (дискретность повествования объясняется потоком сознания,
отсюда и «бессвязность» ассоциаций).
На начальных этапах проникновения этого внесюжетного элемента в литературу
воспринимался как сообщение души. Затем через отождествление сна с «чужим
пророческим голосом обнаружилась его диалогическая природа: сон переходит в
сферу общения с божественным. В современной литературе сон становится
пространством, открытой для самой широкой интерпретации, которая зависит от
«типа истолкования культуры», а также от восприятия читателя, поскольку «сон –
это семиотическое зеркало, и каждый видит отражение своего языка», — утверждает
Ю. М. Лотман.
В культуру 20 века сон становится одним из ведущих образов интеллектуальных игр
наряду с лабиринтом, маской, зеркалом, садом, библиотекой, книгой.
По Х.Л. Борхесу, сновидение – это присутствие универсального в единичном, знак,
меняющий стратегию чтения и «психологическое время» текста и читателя.
Постмодернисты трактуют сон как опыт ирреальности, цитату, напоминающую об
архетипах культуры.
Знаковая природа сна проявляется в различных художественных эстетиках
по–разному. В поэзии барокко, активно обыгрывающей тождество иллюзии и
реальности, жизнь уподобляется сну, что в кульминационном пределе литературного
эксперимента обычно обозначено метафорой Кальдерона «жизнь есть сон».
В романтической эстетике уподобления действительности сновидению – один из
способов преодоления границы между реальностью и мечтой. По этой причине в
романтических текстах редко утончается начало сновиденияy4; загадкой для
читателя остается переход от реальности к иллюзии. Цельность и единство,
подобного приема, выражена в записях С. Кальриджа: «если человек был во сне в
Раю и получил в доказательство своего пребывания там цветок, а проснувшись,
сжимает этот цветок в руке – что тогда?»
Не менее распространено в литературе и указание на момент пробуждения
персонажей. Неслучайность данного решения, к приёму в «Щелкунчике» Э. Т. А.
Гофмана, объясняется стремлением ввести в произведение прием романтической
иронии, который позволяет подвергнуть сомнению любую точку зрения на мир,
кажущуюся в иных эстетических построения очевидной.
Сон с его символическим контекстом, мистикой и ирреальностью содержания
позволяет романтикам отождествлять воображаемый и провиденциальный космос с
таинственным миром души.
Так, в творчестве Лермонтова сон становится одним из способов извлечения
«бесплотного текста исполненного миража». Стихотворение «Демон» состоит из двух
сновидений, структура произведения представляет, таким образом, «сон во сне».
Данный прием делается ведущим в творчестве поэта, и каждое обращение к этому
приему расширяет его семантическую нагруженность. В поэме «Демон», в
стихотворениях «Сон», «На севере диком…», даже в романе «Герой нашего времени»
сон предстает выражением времени, которое изнашивает идеи, меняет ценности,
отвращает человека от повседневности и погружает в вечность.
Метафорика сна становится ключом к пониманию авторской позиции. Подобный прием
положен в основу многих петербургских повестей Гоголя, особенно «Носа»
Палиндромическая очевидность названия повести, отмеченная многими
исследователями, позволяет отметить и укрупнить фантасмагорию обыденности.
В этой системе отношений сон может рифмоваться с частью человеческого тела,
мечта – оборачиваться гримасой безумия. Перевернутый мир столицы изобилует
парадоксами, которые приводят к сумасшествию, именно поэтому в заключительной
повести «Записки сумасшедшего» читатель уже не может различить той грани, за
которой перестают действовать законы повседневности и начинает торжествовать
изнаночная сторона сознания, погружая мысль и душу Поприщина в бред отчаяния.
В произведениях русской литературы 19 века обнаруживается задействованность
широкого спектра функций сна как композиционного элемента. В романах Гончарова
поэтика сна выступает либо в метафорическом плане, «расшифровывая» внутренний
мир персонажа, либо предопределяет дальнейшие события. Татьяне Марковне
Бережковой снится поле, покрытое белым чистым снегом, и на нем – одинокая
щепка. Мифологема зимы представляется символом непорочности, а щепка – тот
грех, который всю жизнь мучает героиню.
В романе «Обломов» сон явился композиционным центром произведения.
Одна из обычных функций литературного сна — возможность для героя увидеть себя
со стороны: во сне происходит материализация внутреннего мира, душевного опыта
героя, и сам герой одновременно оказывается субъектом и объектом сновидения.
Ю.В. Манн в книге «Поэтика Гоголя» замечает, что с этой целью связано введение
в повествование субъективного плана того персонажа, которому снится сон. Данный
прием используется писателем для «устранения» позиции повествователя.
Описанные аспекты сна можно обозначить как конструктивную и органическую
составляющую текста. Назначение данного художественного приема в произведении
полифункционально. Сон выступает в качестве артефакта (целостный и завершенный
результат конструктивной деятельности), структуры, обладающей своей
метафорической и композиционной целостностью, инициирующей эффект смыслового
резонанса между всеми составляющими текста. «Преступление и наказание»

— самый насыщенный
сновидениями роман Ф.М. Достоевского. Можно говорить не только о снах-новеллах,
но и о цикле снов в контексте романа. Рассмотрим цикл снов Раскольникова. Эти
сны неравномерно распределены по тексту романа. Первый и второй включены в
первую часть романа. Это сны, которые Раскольников видит до убийства. Третий и
четвертый сны соответственно включены во вторую и третью части романа. Рассказ
о последних снах возникает в Эпилоге.
Первый сон сам герой называет «страшным сном», «безобразным сном».
Он видит себя ребенком, ему семь лет. Он гуляет с отцом за городом. Душно,
серо. На краю города «большой кабак». Странно, что рядом «церковь с зеленым
куполом» и кладбище. Хохот, крики, драка. Пьяная толпа усаживается в телегу, и
Миколка бьет лошадь. Наконец, кто-то кричит: «Топором ее, чего! Покончить с ней
разом…» Мальчик бросается ее защищать, плачет, «обхватывает ее мертвую,
окровавленную морду и целует ее, целует ее в глаза, в губы».
Раскольников просыпается «весь в поту» и решает отказаться от убийства:
«Неужели ж я в самом деле возьму топор, стану бить по голове, размозжу ей
череп… Я ведь не вытерплю, не вытерплю!»
С точки зрения литературоведа Р.Г. Назирова, недопустимо прямое прочтение
образов сна: «Ошибочными являются все попытки буквального прочтения этого
сновидения («лошадь — процентщица»). Вызванное внешними причинами, сновидение
раскрывает внутреннюю борьбу». Нельзя не согласиться с критиком. Образы этого
сна соотнесены не только с предшествующей сну действительностью, но и с будущим
временем жизни героя. В этом сказывается закон обратного течения времени в
сновидении (не только из прошлого в настоящее, но и из будущего в настоящее),
закон, который открыл П.А. Флоренский и сформулировал его в работе «Обратная
перспектива».
После убийства перед третьим сном Достоевский так передаст состояние
Раскольникова: «Раздевшись и весь дрожа, как загнанная лошадь, он лег на
диван…» «Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку!» Если соотнести
этот сон со всей романной реальностью, то можно понять, что «страшный сон»
Раскольникова содержит в себе образный аналог парадоксальных умозаключений
героя. В разных образах этого сна перед нами как бы четыре роли, которые играет
Раскольников в жизни: роль жертвы (кляча), роль убийцы (Миколка), роль
свидетеля страданий (толпа), роль борца за униженных (мальчик). Все эти четыре
роли живут и спорят в душе Раскольникова, но роль убийцы временно берет верх.
Второй сон — это сон-греза, который привиделся ему накануне преступления. Он
видит себя в Египте, в оазисе, пальмы, голубая и холодная вода, «чистый, с
золотыми блестками песок», он пьет воду прямо из ручья, но туту бьют часы, он
просыпается и идет убивать. Пейзаж этого сновидения явно противопоставлен
душному Петербургу, а холодная вода, голубой и золотой цвета сна позволяют
представить, чего жаждет душа Раскольникова. К стихотворениям Пушкина и
Лермонтова, которые указываются критиками как литературные источники этого сна,
можно присоединить и Библию как первоисточник образов сновидения.
Место действия сна — Египет, страна, в которой на долю ветхозаветных персонажей
выпадали всевозможные испытания. Испытания ожидают и героя романа. Красота
образов этого сновидения на мгновение успокаивает Раскольникова.
Это сон — обман, который посылает судьба душе преступника накануне испытаний.
Не только мотив жажды, но и мотив недопитой воды свяжет этот сон — грезу с
последующими событиями романа. Только перед развязкой Раскольников подумает:
«Если уж надо выпить эту чашу… Пить, так пить все разом …». А в момент
признания он, как бы отвергая материальную сущность воды, отводит рукой воду:
«Принесли воды. — Это я… — начал было Раскольников. — Выпейте воды. —
Раскольников отвел рукой воду…» и внятно произносит роковые слова.
Третий сон — это бредовый сон, сон — кошмар, который снится Раскольникову на
следующий день после убийства. Он помещен во второй главе второй части романа.
Это сон во сне — он спал и проснулся. Ему мерещится, что на лестнице
квартальный надзиратель страшно избивает его квартирную хозяйку. Много
свидетелей, разговоры, стоны, жалобы. Потом все затихает. Раскольников
испытывает «безграничный ужас», его мучает страх разоблачения. Это самый
жизнеподобный из всех снов, принадлежащий к виду необъявленных снов. В этом сне
в преображенном виде проступают события вчерашнего дня убийства. Страх,
испытываемый Раскольниковым в комнате («Он хотел было запереться на крючок, но
рука не поднялась…»), заставляет вспомнить пережитый ужас после убийства, когда
он обнаружил, что дверь была не заперта на крючок, а потом притаился за дверью
и слушает, как снаружи стучат, зовут старуху, разговаривают о том, что дверь
«не на замке, а на запоре, на крючке то есть» — «значит, кто-нибудь из них
дома». Когда он стоял тогда за дверью, ему казалось, что «он точно окостенел,
что это точно во сне, когда снится что догоняют, близко, убить хотят, а сам
точно прирос к месту и руками пошевелить нельзя».
И в этом сне после убийства Раскольников не может руки поднять и чувствует:
«страх, как лед, обложил его душу, замучил его, окоченил его». Сон приснился
Раскольникову после визита в контору, куда его вызвали по жалобе хозяйки. Сон
рожден и агрессией Раскольникова против хозяйки, которая в самый неожиданный
момент завела тяжбу о взыскании платы за комнату. В этом сне явно присутствует
остаточная энергия убийства, нет мотивов раскаяния, но максимально нарастает
мотив даже не страха, а нестерпимого ощущения безграничного ужаса».
В этом сне тоже есть деталь, которая соотносит Раскольникова с жертвой: услышав
во сне голос поручика Пороха, «он затрепетал как лист», а в сцене убийства
Лизавета «задрожала как лист».
Но еще ранее, после первого сна, авторы замечают: «Он дрожал как лист». Страх
перед поручиком возродится в финале романа, в момент признания в конторе
(услышав «знакомый голос»), Раскольников, пишет Достоевский, «задрожал».
Ощущения жертвы, таким образом, переадресованы убийце, который сам позже
попадает в положение жертвы.
В третьем сне Раскольников в отчаянии произносит фразу: «Что это, свет
перевернулся что ли?». Эта фраза роковым образом предопределит особенности
четвертого сновидения, события которого разыгрываются, как считает М.М. Бахтин,
по законам карнавального действа. «В сне Раскольникова, — пишет М. Бахтин в
книге «Проблемы поэтики Достоевского», — смеется не только убитая старуха (во
сне, правда, ее убить оказывается невозможно), но смеются люди… смеются все
сильнее и слышнее. Далее появляется толпа, множество людей и на лестнице и
внизу… Перед нами образ развенчивающего всенародного осмеяния на площади
карнавального короля — самозванца». Помимо «Пиковой дамы», М. Бахтин называет и
другой источник этого сна — троекратный пророческий сон самозванца в трагедии
А.С. Пушкина «Борис Годунов». Некоторые исследователи творчества Достоевского,
в частности В.В. Савельева, указывают и еще один возможные литературный
источник. Действия сна Раскольникова происходит поздним вечером. Герой видит
«полную луну», которая «светлела все ярче и ярче»; чуть позже он попадает в
гостиную: «вся комната была ярко облита лунным светом», огромный круглый,
медно-красный месяц глядел прямо в окна». По народным представлениям, видеть
полную луну во сне для людей, совершивших преступление, — это плохой знак, и
Достоевского, прошедшему каторгу, вероятно, была известна эта примета. Но образ
месяца-луну явно перекликается, как считает В.В. Савельева, с образом яркого
месяца луны в балладе П. Катенина «Убийца». Природное светило оказалось
единственным свидетелем убийства, и преступник не может вынести его грозного
ока:
Все сияет; но он один садится
К косящему окну.
То засмеется, то смутится.
И смотрит на луну…
Взглянул, а месяц тут проклятый
И смотрит на меня,
И не устанет, а десятый
Уж год с того ведь дня.
Убийца в балладе не выдерживает и признается в своем преступлении. Глядя на
месяц в окне, Раскольников думает: «это от месяца такая тишина, он, верно,
теперь загадку загадывает».
Кроваво-красный месяц этого сна ритмически перекликается и с «ярким закатом
яркого красного солнца», которое Раскольников увидел накануне убийства, проходя
через мост.
Четвертый сон — это сон о повторном убийстве старухи. Действие как бы
возвращается вспять, но теперь трагедия убийства оборачивается комедией.
Сон становится как бы ответом судьбы на реплику Раскольникова: «О, как я
ненавижу теперь старушонку! Кажется, бы другой раз убил, если б очнулась!».
Композиционно сон расположен прямо в центре романа. Он помещен в конце третьей
части и делит роман на две триады. По своей композиционной и сюжетной
значимости он соотносим только со сном Татьяны в романе «Евгений Онегин» и с
видением Германа в повести «Пиковая дама».
Это сон-катастрофа, который ставит героя перед выбором: покаяние или безумие и
самоубийство.
Проведя героя через осмеяние и признание в убийстве, Достоевский заставляет
Раскольникова пережить период отчуждения и долгой болезни.
Последнее, пятое сновидение Эпилога существенно отличается от предыдущих. Это
не один сон, а сжатый пересказ тех снов, которые снились Раскольникову во время
болезни в острожной больнице. Он называет их «бессмысленным бредом»,
«горячешными грезами». В этих снах нет самого Раскольникова как действующего
лица. Это сны о какой-то страшной болезни, пришедшей из глубины Азии в Европу.
Ее разносят «микроскопические существа», «трихины», которые обладают умом и
волей и вселяются в тела людей. Мир гибнет, но спасаются несколько, которые
должны «начать новый род людей и новую жизнь, обновить и очистить землю, но
никто и нигде не видал этих людей».
Это сон о мировой катастрофе, конце света, сон апокалипсис и пророческий сон, в
котором, как утверждают исследователи, представлено творчество Достоевского о
мировой войне и революции.
Одновременно — это и сон-предупреждение, после которого Раскольников
окончательно разочаровывается в своей теории о праве сильного на убийство пусть
даже ради благородной цели.
Итак, создавая в своем романе «Преступление и наказание» разные типы снов,
Достоевский через них раскрывает внутреннюю драму героя. Писатель глубоко
проникает во внутренний мир своего героя, обнажая его состояние на уровне
подсознательного, через разные сны: «страшный сон», «безобразный сон»;
сон-греза, сон-обман; бредовый сон, сон-кошмар, сон-катастрофа, сон-апокалипсис
и пророческий сон. Действительно, сон у Достоевского — это сложный
художественный прием, позволяющий проникнуть в самые глубины человеческого
сознания, исследовать, как психоаналитику, малейшие движения души человеческой
и показать процесс духовного, нравственного перерождения этой души во всей его
сложности и мучительности. Сновидения Раскольникова опираются на интимный опыт переживания
и переосмысления прочитанных литературных текстов. Так, литературными
источниками его снов (в преображенном виде) являются стихи и проза А.С.
Пушкина, М.Ю. Лермонтова, П. Катенина и другие произведения русской классики.
Опора на фольклорно-мифологические, библейские и литературные источники
является одной их характерных особенностей художественной типологии
Достоевского. 4.3 Сны Свидригайлова— двойники снов Раскольникова

Символично, что в романе Свидригайлов появляется как бы из четвертого сна Раскольникова:
«… Но странно, сон как будто все еще продолжается: дверь его была отворена
настежь, и на пороге стоял совсем незнакомый ему человек… ««Аркадий
Иванович Свидригайлов, позвольте отрекомендоваться…»
Это увязывает цикл сновидений Раскольникова и сны Свидригайлова.
Свидригайлов действительно как сон, точно густой, грязно-желтый петербургский
туман. «Мы с вами одного поля ягоды»,- говорит он Раскольникову, и, несмотря на
все омерзение к нему, тот чувствует, что это правда, что у них есть какие-то
«общие точки». Свидригайлов только далее ушел по тому же пути, на который едва
ступил Раскольников, и он показывает убийце «по совести» неизбежные выводы его
псевдонаучной теории, служит ему вещим зеркалом. Именно поэтому Раскольников и
боится Свидригайлова, боится как тени своего пророка.
Первый сон Свидригайлова, так же как и первый сон Раскольникова, предвещает
дальнейшую судьбу героя, являясь пророческим.
Сны Свидригайлова

— двойники снов Раскольникова. Не случайно, что связаны они образами
детей.
Первый сон Свидригайлова заставляет нас, читателей, вспомнить семилетнего
мальчика и «идею-гроб» Раскольникова.
В обвитом цветами гробу лежит девочка-самоубийца:
« Ей было только четырнадцать лет, но это было уже разбитое сердце, и оно
погубило себя, оскорбленное обидой, ужаснувшею и удивившую это молодое детское
сознание, залившею незаслуженным стыдом ее ангельски чистую душу и вырвавшею
последний крик отчаяние, не услышанный, а поруганный в темную ночь, во мраке, в
ходе, в сырую оттепель, когда выл ветер…»
Эмоционально — смысловое наполнение этого сна идентично второму сну, в котором
Свидригайлов видит спящую пятилетнюю девочку:
«Девочка эта спала крепким и блаженным сном… краска уже разлилась по ее бледным
щекам. Но странно6 эта краска обозначалась как бы ярче и сильнее, чем мог быть
обыкновенный детский румянец… Алые губки точно горят, пышут, но что это?.. ее
губки раздвигаются в улыбку… это уже… явный смех… но вот она уже совсем
поворачивается к нему всем пылающим личиком, простирает руки… «А, проклятая!» — вскричал в ужасе
Свидригайлов, занося над ней руку…» Образ девочки чистой и невинной
превращается в образ сладострастный и порочный.
Ангельски чистая душа утопленницы и смеющееся лицо пятилетней девочки с
«огненным и бесстыдным взглядом»— это перевернутый, страшный и «поруганный» мир чистого, светлого
семилетнего мальчика:
«Что-то бесконечно безобразное и оскорбительное было в этом смехе, в этих
глазах, во всей этой мерзости, в лице ребенка».
Первый сон Раскольникова предвещал роковые последствия его губительной идеи,
сны Свидригайлова ставят финальную точку, показывая весь цинизм этой
«идеи-страсти», когда даже дети становятся заложниками преступных действий «по
совести».
«Боже! Да неужели ж, неужели ж я в самом деле возьму топор…»— восклицает
Раскольников, пробудившись ото сна.
Возьмет!.. Еще как возьмет! И будет размахивать им, доказывая правоту своей
теории.
Свидригайлов же возьмет другое смертоносное оружие и выстрелит себе в висок,
тем самым похоронит «идею-гроб», приняв на себя страшный грех самоубийцы.
«Покаяние» тени Раскольникова свершилось. Свидригайлов «вышел из сна» и
«вернулся в сон»— «жизнь есть сон». Раскольникову же придется долго и мучительно
пробуждается от сна, в который ввергла его безумная идея, и стать одним из тех,
кому предназначено «начать новый род людей и новую жизнь, обновить и очистить
землю».
Концепт «толпа» в сновидениях Родиона Раскольникова.
Концепт —
один из наиболее интересных объектов исследования, так как является основой для
адекватного отражения индивидуальной картины мира.
Анализ концептов дает возможность восстановления основных мировоззренческих
координат существования личности. Термин «концепт» в современной лингвистике не
разработан детально, но многие исследователи считают, что концепт — это «термин, служащий
объяснению единиц ментальных или психических ресурсов нашего сознания и той
информационной структуры, которая отражает знание и опыт человека». Такое
определение концепта мы находим в «кратком словаре когнитивных терминов» под
редакцией Е.С. Кубряковой.
Концепт облегчает общение, поскольку он, с одной стороны, «отменяет» различия в
понимании значения слова, с другой — в известной степени расширяет это значение,
оставляя возможность для сотворчества адресата.
Концепт представляет собой сродненность проявленности и непроявленности
значений отчетливо видимого и ожидаемого. Так, Беличенко А.В. в статье «Концепт
как условие диалогичности текста» пишет о том, что «концепт… есть то, что
связывает проявленные знаки в цельный текст нитью внеположенного образа», что
«если текст категориален по природе, то концепт надкатегориален», а «всякой
текстовой реальности отвечает соответствующая кон-реальность концепта». Поэтому
исследование концепта ведет к пониманию фундаментальных мировоззренческих и
творческих установок художника.
Иерархия мировоззренческих концептов восстанавливается по двум критериям:
частотности употребления ключевых слов — тем и развертыванию семантических
полей. Система концептов и семантических полей обладает потенциальной
возможностью выразить индивидуальную картину мира личности.
Исследование ключевых слов — тем (концептов) позволяет не только понять
авторскую концепцию мира и человека и ее художественное воплощение в
произведении, но и глубже проникнуть во внутренний мир его героев, который
моделируется в языке по образцу внешнего, материального мира, составляя одну из
основных тем и целей художественного творчества.
Так, концепт «толпа» маркирует в романе Ф.М. Достоевского одну из важнейших для
него сфер — сферу эмоционально-психологическую, являющуюся основой внутреннего
мира личности.
Закономерно, что концепт «толпа» прочно связывается в авторском мироощущении с
главным героем его романа «Преступление и наказание» — Родионом Раскольниковым.
Это одно из ключевых слов — тем, которое сквозной нитью проходит через
сновиденческое пространство романа: «толпа разодетых мещанок, баб, их мужей и
всякого сброду» (первый сон), «слышались голоса, восклицания, входили стучали,
хлопали дверями, сбегались», «по всей лестнице собиралась толпа» (третий сон),
«вся прихожая уже полна людей, двери на лестнице отворены настежь, и на
площадке, на лестнице и туда вниз — всё люди, голова с головой, все смотрят, — но все притаились и ждут,
молчат!..» (четвертый сон), «люди убивали друг друга в какой — то бессмысленной
злобе» (пятый сон).
Такая перегруженность сновиденческих эпизодов своеобразно ориентированной
лексикой ( «толпа», «голоса», «все», «люди», «голова к голове») свидетельствует
о намеренном введении автором опознавательных знаков, слов — сигналов, иначе
говоря, слов — концептов, которые провоцируют специфическое восприятие
изображенных сновиденческих реалий.
Уже в первом сне Раскольникова слово — тема (концепт) «толпа» приобретает
символическое значение. Этот сон Раскольников видит накануне преступления.
Толпа людей забивает «маленькую, тощую саврасую крестьянскую клячонку». Вся эта
«толпа разодетых мещанок, баб, их мужей и всякого сброду», толпа, которой
хозяин клячонки кричит: «Садись, все садись!.. Всех довезу, садись!», — толпа, которая
выходит из кабака «с криками, с песнями, с балалайками, пьяные — препьяные,
большие такие мужики в красных и синих рубашках, с армяками внакидку» — это обобщенная
символическая картина болезненного, бездуховного, преступного по отношению к
человеку мира, мира — ада, против которого человек — песчинка бессилен. Не
случайно сцена, в которой Раскольников — ребенок «бросается с своими
кулачонками» защитить бедную лошадку, как бы обнажает бессмыслицу борьбы с
жестокостью целого мира. Не случайно и толпа в этом сне хохочет: «Вдруг хохот
раздается залпом и покрывает все: кобыленка не вынесла учащенных ударов и в
бессилии начала лягаться. Даже старик не выдержал и усмехнулся. И впрямь: этака
лядащая кобыленка, а еще лягается!»
Так, объем атрибуций концепта «толпа» расширяется за счет включения в него
лексем «хохот», «усмешка». В этом понимание авторское, да и его героя тоже,
невозможности противостоять этому страшному миру зла и насилия.
Концепт «толпа» формируется в романе Достоевского целой серией новых значений.
После первого свидания с Порфирием Петровичем и появления таинственного
мещанина со словом «убивец!» Раскольников видит сон о повторном убийстве
старухи. В этом сне тоже одним из ключевых слов — тем является «толпа». Этот
концепт приобретает в данном эпизоде новую семантическую трактовку.
«Вся прихожая уже полна людей, двери на лестнице отворены настежь, и на
площадке, на лестнице, и туда вниз — всё люди, голова с головой, все смотрят — но все притаились и
ждут, молчат!..» — читаем мы. Толпа здесь — множество людей и на лестнице, и внизу, которые «как будто засмеялись
и шепчутся», а потом их «смех и шепот … раздавались все слышнее и слышнее…»
В контексте этого сна концепт «толпа» приобретает карнавальную символику. По
отношению к этой толпе, идущей снизу, Раскольников, находится на верху лестницы.
Объем атрибуций концепта «толпа» расширяется за счет включения в него лексем
«смех», «шепот», «лестница», «площадка», «вниз» до образа «развенчивающего
всенародного осмеяния на площади карнавального короля — самозванца».
Это слово — тема имеет в контексте этого эпизода пророческий смысл: площадь — символ всенародности,
и в конце романа Раскольников перед тем как идти с повинною в полицейскую
контору, приходит на площадь и отдает земной поклон народу.
Таким образом, концепт «толпа», совмещая в себе звукообразы (смех, шепот),
«развертывая» вокруг себя новое семантическое поле, (карнавальное осмеяние
короля — самозванца), помогает выразить индивидуальную картину мира личности
героя —
Родиона Раскольникова.
Его эмоционально — психологическое состояние в данной сновиденческой ситуации
(«Сердце его стеснилось, ноги не движутся, приросли… Он хотел вскрикнуть… ») — это лишь отраженное,
вынесенное автором вовне проявление его изломанной души. А именно в ней
смысловой центр концепта «толпа» и философское ядро романа. Через него проходит
линия, связывая сновиденческий и реальный планы действия.
Герой проснулся, а «сон как будто все еще продолжался: дверь его была отворена
настежь, и на пороге стоял совсем незнакомый ему человек и пристально его
разглядывал».
Во сне его пристально разглядывала толпа, как бы обнажая своими взглядами
сущность совершенного им. Наяву же этот взгляд — развенчание Раскольников вновь
ощущает на себе — карнавальное осмеяние продолжается и достигает кульминации. Не
случайно «Раскольников не успел ещё совсем раскрыть глаза и мигом закрыл их
опять… лежал навзничь и не шевелился».
Писатель — психолог, Достоевский разрабатывает экзистенциональную, по сути,
ситуацию нездоровья человека, лишенного поддержки Бога, оставленного наедине с
хаосом мира.
Достоевский фиксирует разрыв связей героя с миром людей, изображает
отчужденного человека («мрачное ощущение мучительного, бесконечного уединения и
отчуждения вдруг сознательно сказались душе его…»), испытывая его
ответственность за содеянное.
Специфическое пространство значений охватывают эмоции, характеризующие
болезненное состояние души Раскольникова, это — страх, новое для него
мучительное чувство разъединенности с людьми, отчужденности от них, тоска по
человеку, желание найти контакт с людьми и — осознание подлинного итога своего
чудовищного эксперимента, мучительный путь к покаянию, путь постоянных
колебаний и сомнений.
В эпилоге Раскольников, больной, видит кошмарный сон, сон — предупреждение.
Ассоциативные связи лексемы толпа, выявляемые в контексте последнего сна
Раскольникова, утверждают закрепленную за этим концептом как в русской, так и в
универсальной языковой картине мира отрицательную оценку.
В художественном универсуме Достоевского концепт «толпа» содержит в себе
трагическое начало, тесно связываясь с представлениями о бренности бытия и
беззащитности человека перед лицом метафизических сил.
В последнем сне Раскольникова лексема «толпа» маркирует не только личностную
сферу героя (Раскольникова), но и характеризует целостный образ человечества,
страдающего и запутавшегося. Таким образом, семантическое поле,
развертывающееся вокруг этого концепта, расширяется до сложной, трагической
картины гибнущего мира, напоминающей об апокалипсисе — библейском предсказании
неизбежного конца света, обрыва человеческой истории.
Этот концепт поддержан здесь эмоциональной лексемой «страх»: «Ему грезилось в
болезни, будто весь мир осужден в жертву какой — то страшной, неслыханной и
невиданной моровой язве ».
Страх, который испытывает Раскольников, видя первый сон («Страшный сон
приснился Раскольникову», «кругом кабака… страшные рожи», «он прижимался к отцу
и весь дрожал»), здесь, в последнем сне, достигает своего апогея.
Этот эмоциональный концепт разработан Достоевским как своеобразный «ментальный
сценарий» (термин А. Вежбицкой, «Толкование эмоциональных концептов», М.,1996).
Этот «ментальный сценарий» автор помещает между двумя полярными состояниями
героя — сложившейся формулой о верности своей теории («Довольно! Прочь миражи,
прочь напускные страхи… померяемся теперь! А ведь я уже соглашался жить на
аршине пространства!») и прямо противоположным — открытием в горячечном сне на
тюремной койке, что всякое утверждение его наполеоновской идеи ведет к
разговору и самоисправлению.
Толпа в финальном сне «мучается в бессмысленной злобе», противостоять которой
может только любовь и не к всеобщему благу, а к конкретному человеку, той же
старухе-процентщице, к Лизавете, к Мармеладову, который крадет последние гроши
у голодных детей.
Так, концепт «толпа», поддержанный не менее важным эмоциональным концептом
«страх», помогает выразить магистральную идею о том, что поле битвы Добра и Зла
— душа человека, а исход ее зависит от нравственного выбора человека, что этот
Вечный Бой «длится до последнего часа» его жизни, что страдания, переживаемые
им, служат уроками любви, добра и правды и способствуют совершенствованию его
духовной природы, что и может спасти мир от страшных «трихин».
Можно было рассмотреть и другие составляющие концепта «толпа», например,
безусловно значимый мотив «смерти», но, мне кажется, и этого достаточно, чтобы
понять смысловое богатство и образную разветвленность исследуемого концепта в
общеэстетической концепции романа Достоевского.
Один из самых трагических выводов, проявленных автором с помощью названного
концепта, заключается в констатации абсурдности, фантастичности мира, в котором
социально спровоцированные болезни губят духовную и нравственную природу
человека, губят творческое начало личности, ниспосланное ей свыше.