Уже с раннего утра по городу звеня колоколами разъезжали тройки в вербах шумели грачи егэ - Помощь в подготовке к экзаменам и поступлению

Задание 15

Укажите все цифры, на месте которых пишется одна буква Н.

Деревя(1)ый дом, купле(2)ый ещё отцом, за эти годы не единожды поменял хозяев, и его многочисле(3)ые обитатели постоя(4)о что-то перестраивали. Так, под лома(5)ой крышей появилась мансарда, находясь в которой можно было слушать соловьи(6)ые трели.

Задание 16

Расставьте знаки препинания. Укажите два предложения, в которых нужно поставить ОДНУ запятую. Запишите номера этих предложений.

1) В раннем детстве у него проявился красивый голос дискант и он часто пел вместе с матерью.
2) Прекрасный голос начинающего артиста и в особенности выразительная декламация вместе с правдивой игрой обратили на него внимание критики и публики.
3) Ф.И. Шаляпин — целая эпоха русского искусства и с 1899 года ведущий солист двух главных театров страны — Большого и Мариинского.
4) Восторженный приём публики вызывали и оперные арии и камерные произведения в исполнении Ф.И. Шаляпина.
5) Свою популярность Ф.И. Шаляпин снискал не столько как певец сколько как выдающийся артист.

Задание 17 — практика

Расставьте знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Уже с раннего утра по городу (1) звеня колоколами (2) разъезжали тройки; в вербах шумели грачи (3) потревоженные ездой (4) и (5) наслаждаясь солнцем (6) пели скворцы (7) радуясь свадьбе Сергеевых.

Задание 18

Расставьте все недостающие знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте кото-рой(-ых) должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Одним словом (1) Белый гусь (2) был самой важной птицей во всей округе. Очевидно (3) он считал, что всё в этом мире существует только для него одного, и (4) наверное (5) очень бы удивился, если бы узнал, что сам-то он принадлежит деревенскому мальчишке Стёпке.

(По Е.И. Носову )

Задание 19

Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Дом (1) окна (2) которого (3) выходили в сад (4) был построен в готическом стиле.

Задание 20

Расставьте знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Тысячу раз я клялся (1) что (2) если останусь жив (3) если нога моя снова вступит на твёрдую землю (4) я тотчас же вернусь домой к отцу (5) и никогда за всю жизнь не взойду на палубу корабля.

Задание 21 — практика

Найдите предложения, в которых тире ставится в соответствии с одним и тем же практическим правилом пунктуации. Запишите номера этих предложений.

(1)Хотите перенестись в будущее — мы ждём вас на межпланетном корабле. (2)Он успешно садится на космодроме Марсианска, и вот мы ступаем на Марс. (З)Такси — зелёная с чёрными шашечками по бокам ракета, предназначенная для местных сообщений, — за несколько минут доставляет нас к городу. (4)Дома, улицы, транспорт — здесь всё необычно. (5)Жилые дома по форме напоминают срезанный шар, а общественные здания расположены буквой «П*. (б)Внутри города — огромная площадь, способная вместить тысячи человек. (7)Познакомитесь с городом поближе — убедитесь, что он весь утопает в зелени. (8)При этом Марсианск — крупнейший в Солнечной системе центр по добыче ценнейших минералов, запасы которых на Земле ничтожно малы.

(По Н.Д. Золотницкому )

Ответы

Источник

ПРОХЛА́ДНЫЙ, —ая, —ое; —ден, —дна, —дно. 1. Умеренно холодный, освежающий.

Все значения слова «прохладный»

У́ТРО, у́тра (с утра́, до утра́), у́тру (к утру́, по утру́), мн. у́тра, утр, у́трам (по утра́м), ср. 1. Часть суток, начало дня, первые часы дня. Работать с утра до вечера. Пять часов утра.

Все значения слова «утро»

Наверное, это будет лимонно-желтый цвет и лазорево-синий, и свет прохладного утра, и всё обнимающая тишина.
Дни уже были по-настоящему летние, но прохладным утром приходилось брать с собой плащ.
После завтрака солнце неторопливо вышло из-за туч, и прохладное утро превратилось в жаркий весенний день.
(все предложения)

свежий
прохлада
холодный
ветерок
холодок
(ещё ассоциации…)

солнце
завтрак
день
работа
петушок
(ещё ассоциации…)

Разбор по составу слова «прохладный»
Разбор по составу слова «утро»

Как правильно пишется слово «прохладный»
Как правильно пишется слово «утро»

«Грачи прилетели»: 30 стихов о картине

17 марта по новому стилю (4 марта по старому) отмечается народный праздник Герасим-грачевник, совпадающий обычно с прилетом грачей. «Грач зиму расклевывает», — говорят в народе. Про грачей были сложены поговорки: «Герасим грача на Русь ведет — скоро снег сойдет», «Грач на горе — так и весна на дворе». В этот день хочется вспомнить картину, знакомую всем с детства, с иллюстрации в учебнике. Не одно поколение школьников писало по ней сочинения. Это «Грачи прилетели» Саврасова.

Исаак Левитан так отзывался о ней: «Окраина захолустного городка, старая церковь, покосившийся забор, тающий снег и на первом плане несколько березок, на которых уселись прилетевшие грачи, — и только… Какая простота! Но за этой простотой вы чувствуете мягкую, хорошую душу художника, которому все это дорого и близко его сердцу». Почему же именно эту «картинку» выбрали как живописное обобщённое представление всей нашей обширной Родины? Саврасовские «Грачи» тем глубоки и национальны, что отразили это присущее народу светлое чувство преображения с наступлением весны не только природы, но и внутреннего мира человека, живущего с природой единым трепетным дыханием.

П.М.Третьяков говорил: «Этот мартовский снег, этот прозрачный воздух, эти березки и эти грачи…. Весной пахнет от вашей картины! Истинной весной!». «Одушевленный» пейзаж Саврасова звучит в русском искусстве, как народная песня, исторгнутая из самого сердца нежной и проникновенной любовью к родине, как тихий гимн русской природе, весне, которая еще только начинается, весеннему настроению, которое только пробуждается в нас. Первоначальные этюды к картине «Грачи прилетели» А. Саврасов писал в селе Молвитино, находившемся близ Костромы (ныне это поселок Сусанино Костромской области), со старинной церковью на окраине, построенной в конце XVIII века. Колокольня с кокошниками у основания остроконечного шатра, белый храм с пятью небольшими куполами. Сколько было таких сел в России! Из этих мест происходил родом Иван Сусанин. Саврасов приехал в Молвитино в марте 1871 года, много и плодотворно работал над этюдами с натуры. Все оживало с наступлением весны — любимой поры художника. Уже в первых этюдах тонкие, трепетные стволы берез потянулись к солнцу, просыпалась от зимней спячки земля. Однажды он пришел на окраину села, чтобы посмотреть вблизи на старинную церковь, да так и остался до вечера. То ощущение весны, которым он жил последние дни, вдыхая пьянящий мартовский воздух, здесь — у околицы обычного русского села — приобрело особую силу и очарование. Художник раскрыл этюдник и начал рисовать быстро, вдохновенно, забыв обо всем на свете. А. Соломонов, биограф художника, утверждал, что картина была исполнена в один день: «Начав картину рано утром, художник кончил ее к вечеру. Писал он ее не отрываясь, как бы в экстазе… пораженный с утра ярким впечатлением весны, вчера словно еще не наступившей, а сегодня уже спустившейся на землю и охватившей своими оживляющими объятиями всю природу». Доработка картины происходила в Москве, в мастерской художника. Картину сразу купил Павел Третьяков, заплатив за неё 600 рублей — сумму, равную годовому окладу Саврасова в училище. В конце 1871 года картина «Грачи прилетели» впервые предстала перед публикой на первой выставке Товарищества передвижных художественных выставок. «Грачи» стали открытием в живописи. Крамской писал: «Пейзаж Саврасова «Грачи прилетели» есть лучший и он действительно прекрасный, хотя тут же и Боголюбов, и барон Клодт, и Шишкин. Но все это деревья, вода, и даже воздух, а душа есть только в «Грачах». Одновременно с Крамским Стасов опубликовал обзор выставки, в котором выделил, как «особо примечательный», пейзаж Саврасова: ««Грачи прилетели» — наверное, лучшая и оригинальнейшая картина г. Саврасова. Весь перед картины загорожен, словно решеткой, тоненькими, жиденькими, кривенькими, длинненькими деревцами, кажется, гнущимися под тяжким для них грузом Грачевых растрепанных гнезд, повсюду приткнутых на их вершинах; тут же, наверху, и внизу на земле, копошатся и прыгают грачи. Сквозь сетку деревьев расстилается вдали загородный зимний пейзаж, замерзлые колокольни, горы и снега, гдето домики вдали, молчание повсюду, ни одной живой души, мутный белый блеск и свет, глушь, холод. Как все это чудесно, как тут зиму слышишь, свежее ее дыхание!» Сейчас картина занимает скромное место в одном из залов Третьяковки. Казалось бы, ничего примечательного, никакой феерии красок, необычного сюжета. Да и размеры картины небольшие, 62 на 48,5 см. Но это небольшое пространство вместило всю Россию, её душу вместило, как выразился Крамской. Что не удавалось другим художникам на куда более обширных полотнах. Алексей Кондратьевич Саврасов писал пасмурные, слякотные деньки, раскисшие дороги, слабые огни глухих деревень. Эстеты еще в ХIХ веке сетовали на то, что в саврасовских картинах нет ничего привлекательного. Но вот уже больше ста лет люди приходят в Третьяковскую галерею, чтобы увидеть грачей, что расселись на старых березах. Эта картина вошла в нашу жизнь наравне со стихами Пушкина и музыкой Чайковского. И поэты из всех выдающихся полотен почему-то выбирают именно саврасовских грачей. Нет в русской живописи другой картины, которая бы так часто являлась в поэзии. Очевидно, нашу привязанность к Саврасову можно высказать только стихами, как только в стихах можно выразить первую любовь, нахлынувшую вместе с сырым мартовским ветром. Замечательно сказал о картине «Грачи прилетели» журналист и поэт Ким Смирнов: «Тут кончается живопись и начинается великая русская поэзия…» Предлагаем почитать стихи о картине: Ещё не приспела для рощи твоей Пора новоселий. Сугробы буквально за несколько дней Заметно осели. Синицы дадут нам почувствовать вновь, С рассвета оттенькав, Как много у серого разных тонов И разных оттенков. И вдруг различишь ты как будто во сне Да это не тот ли подтаявший снег, Церквушка не та ли? Да это не та ли вода вдоль дорог, Деревья не те ли? И радостный возглас, похожий на вздох: Грачи прилетели! Замшелая сырость ветшающих стен, Какая-то малость. Но рад я, что в мире средь всех перемен Хоть это осталось. Уже полыньями чернеет река, Весь луг опоясав. И вновь совершается чудо, пока Рисует Саврасов. М. Матусовский Как в гостиницах Шишкинские канители Этих сосен и елей Развес и наклон, Так сегодня — Саврасов, «Грачи прилетели» Наштампован в апреле И в жизнь проведен. Он бросает готовое, Птиц не осилив. Ветки долго пустуют Под небом нагим. Но приходит на помощь Художник Васильев И рисует грачей Одного за другим. То слетаются, то Разлетаются тучей, Обживая вне рамы И в раме жилье. И бросается гвалт, Этот гомон летучий, То ль в окно мастерской, То ль из окон ее. Белый храм, над которым Грачиная давка, То к глазам подплывает, То, как по ветру, — вспять. То, что надпись над ним «Керосинная лавка» То является, то Исчезает опять. Тают черные сучья Но, Творец, а художники? Беспорядок, беспамятство… Благословенны Эти первые ночи Грачи прилетели Стояли они у картины: Саврасов. «Грачи прилетели». Там было простое, родное. Никак уходить не хотели. Случайно разговорились, Поскольку случилась причина. — Саврасов. «Грачи прилетели» — Хорошая это картина. Мужчина был плохо одетый. Видать, одинокий. Из пьющих. Она — из не больно красивых И личного счастья не ждущих. Ее проводил он до дома. На улице было морозно. Она бы его пригласила, Но в комнате хаос, и поздно. Он сам напросился к ней в гости Во вторник на чашечку чаю. — У нас с вами общие вкусы В картинах, как я замечаю… Два дня она драила, терла Свой угол для скромного пира. Пошла, на последние деньги Сиреневый тортик купила. Под вечер осталось одеться, А также открытку повесить — «Грачи прилетели». Оделась. Семь, восемь. И девять. И десять. Семь, восемь. И девять. И десять. Поглядывала из-за шторки. Всплакнула. И полюбовалась Коричневой розой на торте. Себя она не пожалела. А про неудавшийся ужин Подумала: «Бедненький тортик, Ведь вот никому ты не нужен!..» «Наверно, забыл. Или занят. Известное дело — мужчина…» А все же «Грачи прилетели» — Хорошая очень картина. В гостинице, в номере «люкс», Сижу, завываю, как люпус, И на передвижников злюсь: Зачем увеличивать скуку? Как славно написана рожь, Как вольно она колосится! Как жаль, что сюда не войдешь В обнимку с молоденькой жницей. Ты только что встал на постой, Прилег на казенной постели — Приходит Саврасов седой, Грачи, говорит, прилетели. Грачи прилетели Еще не утихли метели. Еще не проснулись ручьи. Но в город грачи прилетели. – Грачи прилетели! Грачи! Расселись они на берёзах: Шумят, суетятся, кричат… Спешат обустраивать гнёзда, Чтоб высидеть к маю грачат. Какое повсюду веселье! Едва опустившись с высот, Как будто букетик весенний, Грач веточку в клюве несёт. И с новой надеждой и верой Посмотрит вокруг человек: На мутное небо и серый, Слежавшийся мартовский снег. Растает на Вербной неделе, А может быть, и на Страстной. Но в город грачи прилетели, И в воздухе пахнет весной. Весенние пейзажи Саврасова Весенний пейзаж, где одна-две избушки, Ещё с колоколенкой рядом церквушка, Дорога и лужа, подобие моста, – Всё трогает душу, хоть скромно и просто. Такое случается ранней весною — Наполнен тогда окоём тишиною, Цвет неба уже по-весеннему розов, Готовы принять грачей в гнёзда берёзы. И в дымке туманной видны вереницы – Вернулись домой перелётные птицы… Не в яркой фактуре, не в кипени красок Весну воспевает художник Саврасов. Он вид выбирает невзрачный, обычный, Но пишет всё с чувством, с душой, поэтично – И вид на картине его оживает И лёгкую, светлую грусть навевает… К. Саврасов Грачи прилетели 1871 Примелькалась картина ещё с детских лет, И иной, повзрослев, о «Грачах» позабудет… А ведь лучше пейзажа, наверное, нет, И навряд ли когда-нибудь, в будущем, будет!.. Пробудилась природа от зимнего сна, И сугробы под солнцем заметно осели. Побеждает зиму молодая весна! Вот грачи уже с юга домой прилетели, Над гнездовьями вьются, хлопочут, шумят – Им на старых берёзах живётся раздольно, А весенние соки деревья томят… Поднялась в небеса, как свеча, колокольня. Рядом с нею церквушка на солнце блестит. Из трубы над избой дым задумчиво вьётся. А вдали потемневшее поле лежит И крестьянина-пахаря ждёт-не дождётся! Замерзает за ночь в каждой луже вода, Но снега постепенно, хоть медленно, тают. Наступила весна — потому-то сюда Возвратилась грачиная, шумная стая!.. На душе засветилась, затеплилась грусть, Сердце сжалось в груди от глубокого чувства: Это наша родная, любимая Русь! Это с детства знакомое нам захолустье! Неприхотливо и неброско: Забор, церквушка и берёзки, Но через это нам видна – С «Грачами» — ранняя весна! А. К. Саврасов. Весна. Грачи прилетели. 1872 Во многом на шедевр похоже: Берёзы те же, церковь та же! Но гнёзд грачиных меньше всё же На замечательном пейзаже. Уже стоят деревья в поле Средь набухающего снега… Родное русское раздолье, И в облаках весенних небо! Снег быстро тает под лучами. Набухли почки у берёзок, Стоящих прямо перед нами, Ещё озябших от морозов. Вдали видны заборы, крыши И с колокольнею церквушка. Грачиный грай повсюду слышен – Им на холсте совсем не скучно! Они из дальних стран обратно, В края родные, возвратились, Хотя весна пока невнятно И не на всю мощь проявилась!.. Саврасова весна Сберегла берёза от зимы седой Гнёзда птичьей стаи, что спешит домой. Сквозь прорехи тучи, голубая высь Шепчется с берёзой: «Вот и дождались». Птицы, нарушая дней привычный ход, Гвалтом объявляют всем Весны приход. Им из труб на крышах, словно джин из снов, С хлебным ароматом стелет дым покров. Над рождённым в марте новым утром года К нам лучом сошедшим раннего восхода, Будто над младенцем таинство крещения, Свой обряд проводит церковь Воскресения. Сколько же таланта и духовных сил Надо, чтобы мастер в холст свой воплотил, Где, устав от стужи, ветреных ночей, Столько поколений ждут прилёт грачей. Грачи прилетели Эмигранты-грачи прилетели, Возвратились в Россию домой, И Саврасов, как истинный гений, Кистью вывел их гомон родной. Хорошо за границей, но дома Ждут вороны, почти что родня, И любимого дерева крона, И под снегом, осевшим, стерня. А сейчас в городах и посёлках После зимних холодных ночей Вся воронья семья на помойках Приглашает на завтрак грачей. Месяц март, надо снова гнездиться, Уравняла природа в правах, Грач, увы, перелетная птица… Здесь гнездо, но теплей на югах. Ах, Отчизна, твоё ли заклятье? Как грачей за твоею спиной, Только нашей страны эмигрантов Тянет всё же в Россию, домой… Грачи прилетели (на картину А. Саврасова) Зимы холодное объятье крепко — Природа как в молитве замерла. И только лишь воскресным звоном редко Колеблют тишину колокола… Здесь жизнь не спит, а только тихо дремлет, Забывшись в неизбывной тишине. Душа, смиряясь, тихой жизни внемлет, Тоскуя о приснившейся весне. Но всё неспешно движется к исходу. Пусть снежный наст стал твёрдой коркой льда, Очнувшуюся не сковать природу! В местах открытых талая вода То тут, то там уже блестит задорно И множит синь оттаявших небес. День ото дня всё более проворно Журчат ручьи. Светлеет дальний лес. И взору кажутся чуть-чуть просторней Всё те ж поля за церковью вдали. Свод звуков разливается мажорней, И песней оживающей земли Шумит, шумит, над головой летая, И снова душу теребит до слёз, Не утихающая птичья стая Над гнёздами в ветвях родных берёз. А. К. Саврасов. Грачи прилетели. 1871 Мотив знакомый и родной: Всё то, что чувствуешь весной — Особый запах, цвет, кураж — Вложил художник в свой пейзаж! Не стаял снег, но ноздреват, Видны следы когтей и лап. Позолотил сугробы луч, Лазурь в просветах между туч. И к свету тянутся стволы — Берёзы, хрупки и голЫ, В них суетятся возле гнёзд Грачи, берёзы — их форпост! Грачи почуяли весну, Природе их не обмануть! Картина радостна, светла — Весна пришла! Весна пришла! Пейзаж привычный, костромской. Церквушка, атрибут мирской, А в горизонт — поля, поля, Ждёт пахотных работ земля… …На выставке — ажиотаж, Всех привлекает сей пейзаж, И зрители удивлены Картиной их, родной весны. Здесь всё знакомо с малых лет — Берёзы, церковь, чей-то след… Но кисть художника смогла, Их чувства в трепет привела! Картина — признанный шедевр. Что манит в ней? Тогда, теперь? На многих птицы есть, весна, А вот душа — лишь здесь она. Грачи прилетели — по Саврасову Тает снег, везде журчат ручьи, Там где раньше пела песни вьюга. Черные, крикливые грачи, Первыми из птиц вернулись с юга. Разместились на ветвях берез, Рядом с монастырскою оградой. Там еще видны остатки гнезд, Часть пруда с водою и прохладой. За оградой храма купола, Впился в небо шпиль у колокольни. Кажется, звонят колокола, Через все распахнутые бойни. За монастырем – простор полей, Перелесков чернь среди равнины. Нет для сердца русского милей, Этой не придуманной картины. Небеса все в тучах, неясны, Но я слышу звонкий звук капели, Чувствую дыхание весны, Ведь грачи недаром прилетели. Картина Алексея Саврасова «Грачи прилетели» Полнится криком птиц Тихий Руси уголок, Видно сиянье зарниц — Времени вешнему срок. Тают неспешно снега, Громко берёзы шумят, ВспЕненные облака Быстро по небу летят. Этот скромный пейзаж Русскому сердцу так мил, Чёрный весенний страж Нашу любовь заслужил. Жизни прекрасна краса, Полная трепетных грёз, Тянутся вверх в небеса Ветви кривые берез. Краски ранней весны Душу пронзают насквозь, Кончились долгие сны — Нет больше зимних угроз! Церковь, берёзы и снег — Это нехитрый сюжет, Хоть пролетел уже век — Ты этим светом согрет. И, наслаждаясь красой, Молча стоишь ты в тиши, Ведь опьянённый весной, Радость обрёл для души. Размышления над картиной А. Саврасова «Грачи прилетели» Плывут лениво тучи, Берёзки держат небо… Невольно солнца лучик Остатки топит снега… А старая церквушка, Как будто ловит ветер… Простая деревушка… В деталях быт приметен… Уж пруд без капюшона… Мир так необычаен… Грачи… с дороги… дома… Птиц март теплом встречает Грачи прилетели Радостно, светло, немного грустно, Наст землисто — серо- голубой. Продолжая сеть теней искусно Заглянув в проталинки с водой, Беззащитно тянутся берёзы К небесам, уткнувшись в облака. Позади суровые морозы, Снег уже подтаял, но пока Не бежит прозрачными ручьями. Ждёт команды…скоро уж…вот-вот Над унылой церкви куполами Солнце переливчато взойдёт, Сладив песню дружную с весною, Разошлёт во все концы лучи, Возрождая к жизни всё земное… Вот они предвестники — ГРАЧИ! До весны лишь шаг, один лишь шаг… Полнится желаньями душа… Грачи прилетели От птичьего грая оглохла округа: Грачи прилетели в родные края. И, строя гнездовья, кричат друг на друга, Гоняют ворон от родного жилья. Гуляют грачи под звенящей капелью Во фраках и бабочках – вот красота! И дышит земля предвесеннею прелью, А в небе – ни облачка: синь, чистота… И пусть еще снег кое-где не растаял, И лед на реке еще крепок вполне, Но, пар поднимая от черных проталин, Грачи нам кричат о грядущей весне. Саврасов «Грачи прилетели» Жалко всхлипнув под ногами, Треснул наст, мешаясь с грязью. Посеревшими снегами Поле крыто-рваной бязью… Колокольне старой снится Хор пасхальных перезвонов, И светлеющие лица На пылящихся иконах. От грачей крикливых пенья Воздух градусом теплее. Ожиданье, нетерпенье: Пусть весна идёт скорее! По картине А. Саврасова «Грачи прилетели» Была весна, март подгорелый, Снег, как тетрадный лист в огне. Весна грачам в глаза глядела — Грачи вещали о весне. Осев на крученых березах, Закончив путь издалека, Без отдыха трудились в гнездах В дому без стен и потолка. Над ними небо расступилось — У непогоды выходной. Росли церквушки, им на вырост Простора русского с лихвой. Был воздух радостью напоен Что скоро сбудется, уже? Под звук далеких колоколен Весны бесхитростный сюжет. К картине Саврасова «Грачи прилетели» Юн, порывист, отчаян, Раззадорившись слишком, — Шарф ветров за плечами — Март по лужам вприпрыжку! Чуткий гений сноровки, Он являет нам снова Мастерство лессировки — Вот шедевра основа! Тронул снег перламутром, Даль лиловым окрасил… На подрамнике утра — Вдохновенный Саврасов! В прошлом — боль и потери, Злой зимы наважденье, Ведь грачи прилетели: Верный знак пробужденья, В счастье — зыбкая дверца, Провозвестье надежды… И в проталинах сердца — Долгожданный подснежник! Грачи прилетели Грачи — крикливые посланники весны, Рисуют на снегу следы-узоры. Алмазным блеском разогнало солнце сны, Чаруя на берёзках наши взоры. Из куполов волшебный льётся свет, Пронзая высь Божественным сияньем. Рисует время призрачный портрет, Истёртый лист послав в воспоминанья. Ласкает речка рябью берега, Ещё холмы белеют снежными плащами. Темнеют травы, плешью, на лугах — Едва прогретые весенними лучами. Летят грачи, с времён ушедших и поныне! И сей пейзаж Саврасова, мы видим на картине. Грачи прилетели Всюду лезет прель, Льют сосульки слёзы, Жжёт снега апрель. Вторится в округе Эхом от звонниц Хриплый, как в недуге, Крик сварливых птиц. Споря меж собою День весь до ночи’, Истовой гурьбою Гнёзда вьют грачи. Грачи прилетели (Акростих) Г рай грачиный разносит окрест, Р ежет мартовский воздух гортанно. А в селе прозвучал благовест… Ч астный, постный — сигнал прихожанам)… И звенит славный хор в небесах П есней мартовской, радуясь свету… Р учейки разбежались в снегах И под звон, и под птичьи куплеты… Л ьётся свет, но прозрачны лучи… Е ле «теплится» наст…. Бездорожье… Т олько — чудо: вернулись грачи. Е сли веришь, то чудо — возможно! Л ёд «осел», на берёзах гнездовье — И скушенье крылатых любовью…

Грачи прилетели (акростих к картине Алексея Саврасова «Грачи прилетели») Грачи летят, летят грачи, рассыпав строй, Ракитник голый, берёзняк, им дом родной. Артелью нужно вновь чинить кварталы гнёзд, Чай набуянила зима, прошлась всерьёз! И слава Богу, живы все, мы рады вам! Предтеча скорого тепла ваш ор и гам! Ручьями скоро станет снег, весна окрест, И будет шумно средь ветвей – парад невест! Легонько тронет утром снег монаший скит, Его церквушка всем маяк, погост – родник, Толпой паломники придут, здесь благодать! Его святые образа – лишь увидать… Летят грачи, грачи летят – весенний грай, И это Родина моя: мой ад и рай! У картины Саврасова «Грачи прилетели» Картина — березка с грачами, проталины, солнце — весна.. Встречали ее мы, встречали, а улица снегом полна. Белы прибережные кручи, и северный ветер силен, тяжелые серые тучи как прежде, ворочает он. Но верю я, верю, что завтра я из дому вырвусь с утра, и первая капелька марта мне капнет на кончик пера! И будут мечты и заботы, и шумом наполнится дом, и будет лучей позолота за каждым открытым окном. К картине А. Саврасова «Грачи прилетели» Встаём на крыло! Улетаем домой! Наступил этот миг долгожданный, Голос Сердца зовёт нас за Весной, И не греют заморские страны. На просторах родных белеют снега, А леса в Тишине полудрёмы, Но кольчугу Зимы пробила Весна Золотистым лучом невесомым. Так скорее, друзья! Встаём на крыло! Пусть в дороге сопутствует ветер, Мы с собою несём в край родимый тепло, О Весне станем первою вестью. И пускай небо пасмурно, и облака Прикрывают весеннее Солнце, Ветви наги, черны, льдом покрыта река, Но пульс жизни по-новому бьётся. И Надежда как Свет, в Сердце Радость несёт, БЛАГОвестом звучит над простором, А Весна Воскрешает, поёт и зовёт, И Душа повинуется зову! И как прежде, строительство жизни начнём, Прославляя Весеннюю Радость, Мы на Родине новые гнёзда совьём, Чтобы жизнь на Земле продолжалась! Грачи прилетели Ну, вот и небо посветлело, Голубизной своей маня, И сразу как-то потеплело, И песнь запел ручей, звеня! А снег проталиной оттаял, В ложбинке светлая вода… И грач совсем уже не чаял: Он ходит важно среди льда! Его товарищи довольны: Нашли приют в ветвях берез! Они любуются невольно Тем, что сегодня день принес! Сквозь серый плен лучи пробьются, Березки тянут руки к ним! И слезы у зимы прольются: Ее уход непоправим! Уже проснулась деревенька, Спросонья трет свои глаза, Осталось ждать совсем маленько, Когда оденутся леса! Притихла ветхая церквушка, Прижалась к старенькой избе! Готовится к обедне служка, Он с вечера уже в мольбе! Пусть день еще совсем не весел, Пусть снег лежит еще пока, Но скоро гомон птичьих песен Придет сюда издалека! И серости такой не будет: Растают рыхлые снега, Весна дыханием разбудит, Зазеленеют здесь луга! Она придет в поля работой: Крестьянину не привыкать! Живет в нужде одной заботой, Он знает слово «выживать»! А завтра новый день наступит И все опять увидят свет! Весна к своим делам приступит, А от зимы простынет след! Грачи прилетели Недавно берёзу трепали метели, Теперь у ствола долговязого Чернеют снега. И грачи прилетели. Живая картина Саврасова! Лесок дремал. Приход ничей Его покуда не тревожил. Но я пришел, и сонм грачей Взлетел, крича, и весь он ожил. Они, к полудню прилетев С прогулок утренних по нивам, Качались на верхах дерев В расположении сонливом. Я помешал; я их спугнул. Над рощей долго в шумной свалке Стоял грачей басистый гул, И звонко вторили им галки. Иным грачей несносен крик; А я его люблю, напротив. Я с детских лет к грачам привык, Себя их слушать приохотив. Друзья родной земли моей, Они, как я, здесь летом — дома. Непостижима без грачей Страна дубов и чернозема. А.Жемчужников На этой неделе Грачи прилетели. Хоть трудна была дорога, Старший грач прикрикнул строго: Да по-настоящему: Наши черные грачи Птицы работящие!»

А. Прокофьев

vokrugknig.blogspot.com

Грачи улетели, автор Kurazh. Артклуб Gallerix

КОММЕНТАРИИ: 42

Восхищена Вашей работой, так и хочется уйти по этой дороге, она манит своей надеждой и болью.

Спасибо, Евгения

Настроение передано просто СУПЕР!

Замечательно!

Kyrazh! Очень с настроением!

Прекрасно! Отличная работа!

Отлично! И юмор отличный!

Спасибо, Garegin и Виталий за ваши добрые слова о моей работе.

Очень нравится! Покой и тишина…

Класс!! Улетели не только грачи… Зима идёт,- зиме дорогу!

Хорошая работа!

чувствуется холод и грусть осени! )))

Осень прошла и грачи улетели…
Снова зима, снова снег и метели…

Очень красиво!!!

Дорога в непогоду

Kyrazh, здорово!!!

Спасибо, Иван за добрые слова.

Великолепные у Вас работы! Чувствуется громадный опыт пленэра!!!

Спасибо, Александр за добрые слова

Прекрасная Работа! Люблю зиму! ))

Спасибо, Сергей за отзыв. Всегда рад Вашему визиту на мою страничку.

пасмурно, но передано состояние пейзажа

Нравится….С Наступающим Вас…….

Спасибо, Елена

Работы писаны с вдохновением

Григорий, Рад Вашему визиту и добрым словам

Зима во всей своей красе! С наступающим Новым Годом Вас!

Красиво по цвету, интересное настроение! С Новым Годом! с Рождеством!!!

Хмуро, снежно, живописно, очень нравится.
А название просто порадовало)

Александр, спасибо за отзыв

Есть роман с таким названием. Но картина мне нравится больше.

Вячеслав, благодарю за высокую оценку

Полная гармония! Очень красивая работа!!!

Сергей,

Замечательно по настроению,по композиции и тону!

Ольга, благодарю

kurazh.in.gallerix.ru

Ярцев: грачи прилетели, грачи улетели — Культура

Работали по специальности?

Три года в НИИ горного дела. Но ни дня сверх того, что требовалось отработать по распределению. Так что с 14 ноября 1985 года веду богемный образ жизни свободного художника.

Как вы думаете, если бы вы окончили Академию художеств, ваши пейзажи выглядели бы иначе?

История не знает сослагательного наклонения. Может, спился бы где-нибудь в Питере. Тут еще дело в том, что в нашей профессии очень важна бумажка. Есть у тебя диплом, пусть хоть заочного института искусств — ты свой. Нет — извини. Поэтому раньше я старался всегда замять вопрос об образовании, а теперь наплевать.

Значит, Шишкин — герой не вашего романа. А кто вообще ваши герои?

На первом месте в этом ряду, безусловно, Алексей Кондратьевич Саврасов. Пусть надо мной смеются, но я считаю, что его «Грачи прилетели» — картина, которая положила начало пейзажу в русской живописи. С той минуты, как я увидел эту картину, грач — моя любимая птица.

Пейзажи пишете с натуры или с фотографии?

Фото очень помогает. А если еще и на компьютере обработать… Правда, этого я не умею. Да у меня и фотоаппарата нет. Я уж по старинке, на природе. Езжу в Печорский край, откуда родом мама, в детстве там по два-три месяца проводил, в Принаровье, здесь, по округе мотаюсь.

На машине?

Машины у меня никогда не было и не будет. Я даже мобильный телефон только три года назад приобрел, а первую СМС послал в конце прошлого года. Нет, езжу на велосипеде. Смотрю по сторонам, если цепляет какой-то уголок — останавливаюсь, раскладываю свое хозяйство.

Удивительно уютные, солнечные места вас «цепляют».

Если судить по последней выставке, то мажора в ней много только по просьбе организатора. Вообще-то для моего творчества более характерен минор. Одна из самых близких мне самому моих картин такая: низкие мрачные тучи, пара забытых стогов сена, грязь, осень. Грачи улетели…

Картины полностью отражают то, что вы видите?

Кусок правды из этих поездок я, конечно, привожу. Но часто что-то убираю, что-то добавляю. Некоторые разочаровываются, узнав об этом. Но князя Болконского тоже в жизни не было, никто же не упрекает в этом Толстого.

Что еще вас интересует, кроме живописи?

Во время учебы в ТПИ я посещал киноклуб, и с тех пор кино меня захватило. В моей коллекции около 900 фильмов, от немых до современных.

Дело не в количестве, это строго систематизированное собрание. Думаю, о кино я знаю больше, чем некоторые профессионалы.

Ваш день рождения совпал с известными событиями два года назад…

Да уж, угораздило. То Чернобыль, то «бронзовая ночь»… Я узнал о том, что происходит, включив телевизор.

Вам не чужда общественно-политическая жизнь?

По крови я наполовину эстонец. И хотя ощущаю себя русским человеком, чаяния эстонцев мне близки. Голосовал за независимость. Но политика властей меня удручает. Все озабочены какой-то ерундой — выборы, евро. А о действительно глобальных проблемах никто не говорит.

Например?

Я еще занимаюсь лепидоптерологией, то есть бабочками. В Эстонии известно около 1000 видов бабочек. Из тех, что обитают на Северо-Востоке, в моей коллекции собрано примерно 70 процентов видов. Теперь их не найти.

Исчезновение целых видов бабочек — вот глобальная проблема. Это очень нехороший знак. Это значит, что у нас творится что-то неладное.

Аркадий Ярцев

• Родился 26 апреля 1959

года в Кохтла-Ярве.

• Окончил Кохтла-Ярвескую 13-ю среднюю школу.

• Окончил ТПИ в 1982 году.

• Работал в НИИ горного дела (Кохтла-Ярве) в 1982–1985 годах.

• С 14 ноября 1985 года — свободный художник.

rus.postimees.ee

Грачи улетели. Что стало со знаменитым пейзажем в деревне Сусанино?

Одна из настоящих весенних примет — это возращение с зимовки первых перелетных птиц — грачей. И наш корреспондент Александр Казакевич отправился встречать этих вестников тепла в деревню Сусанино, где 135 лет назад художник Алексей Саврасов написал знаменитую на весь мир картину «Грачи прилетели».

Два имени прославили эти места: знаменитый Иван Сусанин совершил здесь свой подвиг, а художник Алексей Саврасов прервал свое путешествие по костромским землям, чтобы увековечить самый весенний в нашем живописном искусстве сюжет — «Грачи прилетели».

Многое в этих местах осталось таким, как было при Саврасове, кроме одной, но существенной детали: грачи свои гнезда у церкви Воскресения в Сусанине больше не строят.

Все эти годы в Сусанине так гордились, что здесь знаменитый художник начал писать свою самую известную картину — и не доглядели за грачами. Почему-то считалось, что их присутствие как-то само собой разумеется. Вот грачи на оригинальной картине в Третьяковке. В этом году полотну исполняется 135 лет и ввиду его исключительной ценности шедевр Саврасова никогда не покидает стен галереи.

Галина Чурак, искусствовед Третьяковской галереи: «Рядом с названием стояла не точка, а восклицательный знак! Таким образом, в самом названии уже было видно приподнятое настроение художника».

А это копия картины из местного музея, сделанная в начале двадцатого века. Вроде все так же, как у Саврасова, только грачей изображено значительно меньше. К концу двадцатого века эти птицы и вовсе перестали строить здесь гнезда.

Вячеслав Смирнов, краевед: «Они улетели, потому что здесь очень шумно: центр поселка. Поэтому они невзлюбили это место, а сейчас они в березовых рощах».

Но причина не только в шуме: местные жители недоглядели за березами, в ветвях которых грачи обычно строят свои гнезда. И когда век саврасовских березок закончился, никто не догадался посадить здесь новые. Вот и пришлось птице, которая первой сигнализирует о приходе весны, искать другие места обитания. Хорошо еще, что в границах села, а то ведь могли и совсем улететь в рощи по соседству.

Михаил Клиндуков, житель села Сусанино: «Мы грача уважаем, потому что именно благодаря грачам известно наше село».

И только художники — как юные, так и опытные — изображая этот уголок Сусанина, все равно упорно рисуют уже переселившихся отсюда грачей, чтоб хотя бы на рисунках все было так же, как при Саврасове.

www.1tv.ru

ХОТЯ У НАС И НЕ АФРИКА, ОДНАКО… ГРАЧИ УЛЕТЕЛИ!

1 апреля во всем мире отмечают День птиц. Это они первыми приносят нам весть о переходе на новый жизненный виток. В этот день, который проходит в рамках программы ЮНЕСКО «Человек и биосфера», в 1906 году была подписана Международная конвенция по охране птиц.

Кто же такие птицы? «Birds of a feather flock together” -птицу узнают по перьям, масть к масти подбирается…» — эта английская поговорка точно выделяет птиц из всего остального мира животных. Они в перьях. А человек, как говаривал Платон, та же птица, но только без перьев…Сейчас известно около 8600 видов птиц, и всего птиц проживает на нашей планете (пишут, что подсчитали, хотя сомневаюсь я…) около 100 млд особей, это где-то 20 клювов на человека. У нас на Украине известно около 416 видов ( я нашла еще несколько цифр 344, 300, 400, и 270 – кто больше?)

мои любимые — уточки-мандаринки, которых можно увидеть и покормить в Лондоне.

Птицы не похожи друг на друга, однако большие и маленькие, хищные и беззащитные — они все, безусловно, красивы… Мир птиц — особый мир: стоит приглядеться, и уже невозможно оторваться от бесконечной приключенческой повести, написанной самой природой, где главные роли исполняют птицы.

Но птицы для нас еще и символ весны с древнейших времен.Особенно перелетные. Хотя тут есть некоторые особенности, национальные, так сказать.

Летят перелетные птицы В осенней дали голубой, — Летят они в жаркие страны, А я остаюся с тобой.

А я остаюся с тобою, Родная навеки страна! Не нужен мне берег турецкий И Африка мне не нужна. …

Делаю ударение и рекомендую всем хорошенько вдуматься в ключевые слова — те места, та сторона, куда летят перелетные птицы — чужая, и она не нужна идейным российцам. Не русское все это, неродное. У них свое солнце, они и без всякого-якого обойдутся. А уж насчет братского, то тут вообще не о чем говорить — полное марабу. Не нужен берег турецкий. Тут желательно вставить в текст этой чудной песенки 1949 г слова «край украинский».

грач родился…

…Летят перелетные птицы Ушедшее лето искать. Летят они в жаркие страны, А я не хочу улетать.

А я остаюся с тобою, Родная моя сторона! Не нужно мне солнце чужое, Чужая земля не нужна.

Все знают знаменитую картину Алексея Саврасова «Грачи прилетели» (о художнике см. ниже). Вот интересно, откуда именно они прилетели в российскую сторонку, вызывая слезы умиления у любителей бедной «русской» природы? (Между прочим, в этом я опираюсь исключительно на классиков российской литературы — никто не осмелился назвать эту природу «роскошной».) А прилетели они из Украины. Потому как грачи зимуют у нас. Наша страна для них — теплые края, куда «летят перелетные птицы…». Так что, может к кому они и прилетели, и на крыльях весну принесли — однако от нас они улетели. Вот как только грачи улетели, частично, (те, которые примазывались к местным сообществам) — так и наступает весна. В Украине.

И после этого неоспоримого комбинированного биологического и художественного факта полагаю, ни у одного «историка» не повернется язык утверждать, что мы, т.е. Украина и РФ, этакая уникальная одна страна, которую разорвали ненавистные помаранчевые. Еще в 1991…

В подтверждение тезиса: вопрос и ответ…„Стала замечать, что в последнее время по вечерам небо закрывают целые тучи черных птиц. Выглядят они как черные вороны, но на этот счет я могу и ошибаться. Они объединяются в гигантские стаи и перелетают с одной стороны Черкасс на другую. Особенно много их у нас, в центре. Почему их стало так много и почему они так беспокойно кружат?“Марина П., Черкассы

За разъяснением мы обратились к кандидату биологических наук, орнитологу Максиму Гаврилюку (Черкасский национальный университет им. Б. Хмельницкого), от которого узнали, что привлекают внимание вовсе не вороны (черных ворон на Украине нет), а самые что ни на есть весенние птицы — грачи.

К нам грачи не прилетают, поскольку живут здесь постоянно. Впрочем, зимой численность местных грачей увеличивается: к ним присоединяются их пернатые „коллеги“ из центрально-европейской части России, которые на зиму летят в более теплые края.

„Скопление в городе по вечерам грачей — это вполне нормальное явление. Так называемые суточные кочевья птиц были всегда. Просто люди не всегда обращают на это внимание. Дело в том, что грачи зимуют у нас в достаточно большом количестве — до 10 тыс. особей. А для них характерны ежедневные суточные кочевья. Грачи собираются вместе на ночь, а с утра с места ночевки разлетаются на кормление. Скорее всего, читательница наблюдала сбор птиц на ночевку. Кстати, сейчас грачей в Черкассах могло стать еще больше потому, что началась весенняя миграция и птицы, которые зимовали южнее, мигрировали через Черкассы, застали здесь холода и задержались на некоторое время по пути домой. Летом у нас гнездится небольшое количество грачей. И численность их в последнее время сокращается“.

Однако, о птичках далее.

Говорит научный сотрудник Института зоологии имени Шмальгаузена Геннадием Фесенко.

Для некоторых из перелетных птиц теплые края — это Украина. Многие наши птицы — те, что гнездятся и выводят потомство здесь, — на зиму улетают в более теплые края, потому что в холода не могут найти привычной еды. Это те, что питаются насекомыми, — ласточки например. Но еще же есть и такие, кто никуда не улетает — вороны, голубеобразные и т.п.

На территории Украины гнездится около 270 видов птиц, 135 из них зимуют здесь (вообще в Украине насчитывается около 340 вида птиц). А к нам прилетают на зиму — около двадцати видов. Например, родственник наших хищных птиц зимняк. Он гнездится в тундровой зоне, а зимует у нас, держится на полях, возле скирд соломы, там находит еду — мышеподобных грызунов, которые зимой не спят.

Зимой грачи к нам прилетают аж из Сибири! И их кольцуют. Я сам, как был помоложе, по деревьям лазил, грачат кольцевал, — улыбается Фесенко. — А кто откуда? Зимняк, пуночка, лапландский подорожник, чечетки, мелкие воробьиные — с севера европейской части России. Другие — с востока: белолобый гусь, краснозобая казарка — кстати, краснокнижний вид.

Они гнездятся в тундровой зоне Западной Сибири. Есть также гости из Скандинавии, преимущественно водоплавающие, и среди них самый редкий вид гусей на Земле —гусь малый. Водоплавающие птицы у нас очень широко представлены, потому что есть пригодные для зимовки условия в прибрежных зонах обоих морей и на берегах днепровских водохранилищ. В мягкие зимы белолобых гусей у нас на юге скапливается свыше 100 тысяч, представляете?Еще прилетает хорошая птичка омелюх, летом ее в Украине нет.

А еще есть одна интересная группа. Эти птицы принадлежат к гнездящимся, но на территории Украины гнездятся только в горах. Это беркут и сапсан. Оба вида занесены к Красную книгу Украины. Так вот: зимой их можно увидеть в любом из регионов Украины. Правда, это нелегко. Недавно мой коллега видел сапсана на левом берегу под Киевом. Говорит, несколько дней там держался — по-видимому, охотился.

Некоторые виды, например, лапландский подорожник или пуночка могут прилетать не каждый год. Если мягкая зима и есть корм ближе к местам гнездования, они остаются там. Это так называемые инвазийные птицы — то есть такие, что появляются нерегулярно.

пуночка

У птиц очень бурная жизнь в зимой. Кроме пропитания, они еще должны заботиться о продолжении рода. Гуси, утки образуют брачные пары.Они должны заблаговременно готовиться к серьезным отношениям, потому что период гнездования для птиц очень ответственен.

гусь белолобый

Правда, у разных видов свои законы. Гуси или лебеди образуют очень стабильные пары, они изменяют партнеру, разве что когда прежний погиб. А вот у уток странные брачные отношения, особенно этим отличаются самцы. Они могут каждую зиму изменять место, причем резко: скажем, в этом году зимуют в Азово-Черноморском регионе, в следующем — в Англии. Зимует селезень с одной уткой, а гнездится и потомство выводит с другой. Следующей зимой находит третью. Вот такие взаимоотношения.

С местными птицами у чужаков никаких отношений нет. Все держатся своими компаниями — одновидовыми или многовидовыми возле мест, где есть еда. Вы знаете, даже наши птицы, которые зимуют дома, изменяют тип питания и становятся непритязательными. Такая эластичность в питании дает возможность пережить зиму и быть толерантными друг к другу. Есть ли конкуренция? Только не зимой. Серьезная борьба за первенство начинается в пределах вида тогда, когда речь идет о продолжении рода, то есть в гнездовой период. Это уже очень серьезно.Так что никакой вражды по расово-национально-территориальному признаку. Птицам ксенофобия не свойственна.http://gazeta.ua/index.php?id=104225eid=70&lang=ru статья

http://www.day.kiev.ua/294825/ обстановка с птицами, в частности в Киеве

Продолжают улетать в южные страны ласточки и аисты.

— Ласточки зимуют лишь около Индийского океана. Для этого им приходится перелетать через всю Сахару и экватор. Большинство наших птиц зимуют в Африке. Кукушки летят дальше всех — на край юга. С каждым годом их маршрут увеличивается, потому что растут пустыни. Чем дальше летят, тем позже возвращаются в Украину.

кряквы на Днепре

Есть еда? Никуда не летим!

Многие украинцы с недоумением наблюдали в трескучие морозы толпившихся в крошечных полыньях уток и лебедей. Почему они не улетели? У ученых есть на это такой ответ:

– Птицы могут остаться в местах обитания на зимовку, если сохраняются хорошие условия: много корма, есть где плавать. Перелет отнимает у птиц много сил, многие погибают в пути, поэтому пернатые предпочитают оставаться на месте. Кроме того, молодые птицы могут и заблудиться. В этом году были сообщения, что в Крыму зимуют фламинго. Видимо, они сбились с пути и остановились там, где нашли еду.

Художник и птицы.

«Грачи прилетели». 180 лет со дня рождения Саврасова

В этом году будет отмечаться 180-летие со дня рождения великого русского художника Алексея Саврасова. Практически всем вам он знаком по картине из школьного учебника «Грачи прилетели» (на картинке). Однако мало кто знает, что именно изображено на картине, кроме птиц и дерева. А это — церковь Воскресения, которая находится в Костромской области, в поселке Сусанино. Кроме того, есть множество вариантов этюдов этой картины. Художник долго искал характерный мотив, который стал бы основой для шедевра.

Еще в московском училище живописи Саврасов уже был признан лучшим пейзажистом. Его картины наполнены лирическим романтизмом, любовью к родной земле и потрясающей реалистичностью. Именно живопись Саврасова считается основоположной в направлении символистского «пейзажа настроения».

Как обычно это бывает с талантливыми людьми, умер художник в нищете, а свое первое официально признание получил аж в 1869 году, когда его картина-пейзаж «Лосиный остров» завоевала сердца Общества любителей художеств в Москве. Тогда Саврасову было уже почти 40 лет.

Художник много путешествовал. Он побывал на Украине, в Англии, в Швейцарии. Если Украина покорила его великолепными степными пейзажами, то Альпы Швейцарии познакомили его с уникальными горными ландшафтами.

Живопись Саврасова известна не только в России и СНГ, но и за рубежом. Вот перечень самых известных его произведений:«В Кунцеве», Вид в Ораниенбауме», «Лосиный остров в Сокольниках», «Лесная дорога в Сокольниках», «Печерский монастырь в Нижнем Новгороде», «К концу лета, на Волге», «Жатва», «Вечер», «Близ Сухаревой башни».

В 2005 году, в Инженерном корпусе Третьяковской галереи открылась выставка к 175-летию Алексея Саврасова. Надеемся, что в 2010 он также не будет забыт и выставка картин знаменитого русского художника еще не раз состоится и не только в Третьяковке, но и других известных галереях.

http://alexeysavrasov.ru/creation/ творчество

http://alexeysavrasov.ru/biografy/ биография

Служение высокому искусству может быть не только подлинным счастьем и божьим даром. Подчас оно оборачивается жестоким наказанием, глубочайшей жизненной трагедией. Именно такой роковой поворот произошел в судьбе одного из замечательных мастеров кисти XIX века Алексея Кондратьевича. Долгое время его имя упоминалось в обществе с оттенками малоприязненной жалости и даже презрения. Многие десятилетия в общественном сознании он оставался, причем совершенно незаслуженно, автором лишь одной гениальной картины…

Начало творческой карьеры Алексея Кондратьевича было стремительным и блестящим. Завершив обучение в Московском училище живописи, он довольно быстро проявил свой большой и яркий талант. Молодого художника вскоре начали называть «надеждой русского искусства». Его способности привлекли внимание августейших особ. Алексей Саврасов получил предложение отправиться для написания видов с натуры в загородную резиденцию великой княгини Марии Николаевны, бывшей президентом Академии художеств. Написанные живописцем картины оказались столь удачными, что вскоре ему в возрасте лишь двадцати четырех лет было присвоено звание академика. Еще несколько лет спустя Алексей Кондратьевич стал руководителем пейзажного класса в московском Училище, заменив на этом посту своего недавнего учителя Карла Рабуса. Известные критики говорили о его полотнах с восхищением.

Саврасов творил в жанре пейзажа, что в самом деле разительно отличалось от произведений его предшественников. Он наполнил это направление удивительной поэтичностью авторского мировосприятия, живой гармонией подлинного бытия. До него пейзаж изображался либо академически суховатым, либо идиллически отвлеченным от реальности. А на полотнах Алексея Кондратьевича природа выглядела абсолютно реальной, естественной, дышала подлинной свежестью. В то же время его картины были глубоко лиричны, невольно вызывая ассоциации с застывшими в красках прекрасными стихами или музыкой. Мастерская передача света и цвета, объемной пространственности, особое умение Алексея Кондратьевича выразить простыми, казалось бы, средствами радостное и пронзительное ощущение трепетания весеннего воздуха ярко проявились в его знаменитой картине «Грачи прилетели».

К большому сожалению, именно это полотно, ставшее одной из главных вершин творчества художника, вызвавшее целую бурю хвалебных откликов, заслонило в глазах публики другие талантливые произведения мастера. Доходило до того, что отдельные критики высказывали удивление, как, мол, этакому «неумехе» удалось написать одну такую «порядочную картину». Подобные отзывы больно задевали чуткую и ранимую душу художника.

С течением времени изменения во внутриполитической обстановке в стране привлекли внимание любителей живописи к другим, остросоциальным направлениям в искусстве. А в творчестве Алексея Кондратьевича наметился серьезный спад. Он стал реже выставляться, часто болел, у него ухудшилось зрение. В результате возникшего душевного надлома художник пристрастился к алкоголю, разладилась его семейная жизнь. Алексей Саврасов был выгнан из училища и из казенной квартиры. Ему еще удавалось порой создавать замечательные картины, но чаще это были поверхностные произведения «на скорую руку» ради заработка. В последние годы художник Саврасов влачил полунищенское существование, скитался по ночлежкам. Он умер в больнице для бедных. На похоронах великого живописца провожали только Павел Третьяков, да швейцар из училища.http://alexey-savrasov.ru/kartina.php

http://www.alexeysavrasov.ru/otziv/ воспоминания

Как сообщил «Комсомолке» орнитолог Игорь Шидловский, дневная погода сейчас благоприятна для того, чтобы птицы возвращались из теплых краев. Да вот только ночью все время подмерзает, и вся птичья еда оказывается под снегом и ледяной коркой.

— Но зато мы уже видели жаворонков. Уже месяц тому назад, когда была оттепель, к нам прилетели полевые жаворонки, а на прошлой неделе мы видели и лесных. Также были у нас уже чайки. Но, думаю, они полетели дальше, — говорит орнитолог.

А вот 19 марта, когда обычно в Украине ожидают аистов, они не прилетят. По словам Игоря Шидловского, аисты уже давно не прилетают в этот день.

— Обычно март у нас холодный и даже снежный. Поэтому ожидать аистов стоит где-то в апреле, — считает орнитолог

В Мариуполь уже прилетают птицы

Несмотря на долгую морозную зиму, в этом году перелетные птицы прилетели в Мариуполь вовремя. Уже сейчас можно видеть птиц семейства вороньих, чуть позже прилетят скворцы, дрозды и водоплавающие птицы. Места остановки перелетных птиц в этом регионе — ландшафтный парк «Меотида» и Белосарайская Коса, сообщает Мариуполь-Экспресс.

«Миграция перелетных птиц зависит от погодных условий. Если сейчас ударит мороз, то птицы могут улететь в более теплое место», — пояснил специалист областного управления обеспечения противоэпизоотической работы, профилактики и болезней животных, организации ветеринарного дела Александр Кедик.

Из водоплавающих птиц, для этого региона характерна миграция семейства утиных, которые гнездятся и обитают в «Меотиде» и на Белосарайской Косе. Чем суровее зима, тем позже начинается процесс миграции перелетных птиц. Однако, несмотря на довольно морозную зиму, в этом году птицы прилетели своевременно.

1.02.2010 года на телефон «Горячей линии» Государственной экологической инспекции в Житомирской области поступило сообщение, что на реке Тетерев находятся белые лебеди в количестве 9 особей.

Об этом Житомир.info сообщила пресс-служба Государственной экологической инспекции в Житомирской области.

Работниками Государственной экологической инспекции в Житомирской области выехали на реку с целью визуального обследования птиц и их дальнейшего зимовки на реке Тетерев.

При проведении обследования птиц было обнаружено, что два лебедя окольцованы и имеют надписи и номерные числа (LATVIA RIGA EK 94, EK 95).

Судя из надписей, лебеди прилетели в Житомир из Латвии.

Работники экологической инспекции установили, что при нынешней температуре птицы смогут зимовать на реке Тетерев, но в случае увеличение морозов придется осуществить отлов птиц для дальнейшего пребывания в помещении, как это практиковалось в Барановском районе Житомирской области, где вследствие сильных морозов замерзали 5 лебедей.

Тогда государственным инспектором по охране окружающей природной среды при участии общественности был проведен отлов лебедей, которые успешно перезимовали у госинспектора и с наступлением тепла были выпущены на волю. Поэтому работниками ГЭИ и общественности пребывание птиц и в этот раз взят под дальнейший контроль.

http://www.manphoto.org.ua/publ/2-1-0-7 — о лебедях в житомире

http://ru.wikipedia.org/wiki/Birds_of_a_Feather_(информатика) — группы ВоF — по пословице…

</span>

сперто у http://zalizyaka.livejournal.com/141064.html — КОТ САВРАСОВА

jaga-lux.livejournal.com

Картина Саврасова «Грачи прилетели»

Очень раннее утро… рассветало. Легкая дымка ночной темноты еще не успела убежать от первых солнечных лучиков. Тишина… Покой… «Чуден Днепр при тихой погоде…». Взлаивает Каштак. Не зло, но и не игриво. Понимаю, что это не приглашение для Айки поиграть. Опять лай… Теперь уже под окном комнаты, где живет вся рассада. Я тоже в этой комнате, поливаю свои росточки. Опять лай… Снова смена дислокации… «Да, что же это он никак не успокоится? Еще людей нет на улице… На кого же он серчает?». Пошла по дому, выглядываю в каждое окно.

О, боже! Грачи! Я за всю весну столько этих огромных птиц не видела! Были в нашей деревне, ходили по обочинам дорог. Пока в поля не улетели. Что за нужда пригнала их опять в село?
Может, это вороны? Не должно, они такими стаями (коллективами) не собираются. И ведь ничего не боятся! Каштак носится с места на место вдоль забора, за которым важно расхаживают, гордо держа голову и не менее гордо поглядывая на пса, грачи. Или вороны?
Из окна кочерки увидела на газовой трубе, которая идет к летней кухне, штук двадцать гостей. Сидели рядочком, молчали… Вот тут я побежала за фотоаппаратом. Не успела… Снялись и улетели. Не далеко, присели на траву. Что-то ищут. Что? Что можно так внимательно разглядывать?

Каштак все-таки им мешает… Они ходят по цветнику, вокруг него по дорожкам. И обследуют кучу травы на газоне. Эта куча лежит с вечера, не успела убрать. Ночью был дождь, который вымочил все. Сильный дождь. Грачи ходят по мокрой траве…

В объектив попали шесть птиц. Шестой в полете…

Все. Пазл сложился. После дождя дождевые черви выползли из своих норок. А под кучей травы и корней (разрабатываю участок под новый цветник) точно есть много червей. Не могли не выползти там, где влажно и корма много.

Что смогла, то сфотографировала, и пошла проверять свою догадку. Точно. Под кучей травы полно жирных червей. Мои мальчишки в детстве их называли салазанами. Вот, что привлекло грачей в мой огород! Охотники за червями!
Я не для вас их холю и лелею!
Интересно, сколько животинок смогли найти и сожрать 20 птиц? Какой урон (ущерб) они нанесли моим угодьям? Как быстро восстановится популяция червей?

7dach.ru

Задание 15

Укажите все цифры, на месте которых пишется одна буква Н.

Задание 16

Задание 17 — практика

Расставьте знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Задание 18

(По Е.И. Носову )

Задание 19

Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Дом (1) окна (2) которого (3) выходили в сад (4) был построен в готическом стиле.

Задание 20

Расставьте знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Задание 21 — практика

(По Н.Д. Золотницкому )

Ответы

В предвери весны

Скоро вспыхнет хрусталь
Под солнцем на слёзной капели.
Снег осядет в полях, лёд речной
Рассечёт полынья.
Вдаль умчится февраль
На спине белогривой метели-
В вековое безмолвие
голубого полярного льда.

А пока спят поляны
В зачарованном зимнем покое,
И смола янтарём
Не блестит на стволе у сосны.
Но всё чаще утрами
Будит лес вороньё за рекою,
Громким гвалтом вещая
Нам о скором приходе весны.

От весны молодеет душа

От весны молодеет душа,
Сердце мается в царствии грез.
Ветер мая торопит меня
На пригорок в объятья берез.

Как хочу я средь трав молодых
Пробежать, обнимая простор,
И купаясь в цветах полевых
Целовать губы алые зорь.

Где небес акварельный разлив
Навевает на сладостный сон,
Полежать бы средь вспаханных нив,
Лебединым укрывшись крылом.

Поле в неге сверкающих рос,
Умывается чистой слезой.
Как хочу я под шелест берез
Окунуться в него с головой.

Живи есенинская Русь

Земля родимая, желанная,
С тоскою в голосе душевном!
Погожим утром зорька алая
Играет золотом осенним.

Сухой камыш ласкает воду,
Пушком упавшим гладя пойму.
Несёт свой груз родная Волга
По-русски плавно и привольно.

В стихах и песнях мелодичных
Краса твоя, о Русь, воспета
Певцом с копной волос пшеничных-
Рязанским истинным поэтом.

В страду на полюшке раздольном
Зерном налитым колос встретит.
Берёз российских белоствольных
Нет краше ничего на свете.

Трезвон колоколов хрустальный
Растает в поднебесной сини.
Ты для меня святая тайна
Моя земля, моя Россия!

Я пришел к вам, милые березы

Я пришел к вам, милые березы,
В край родимой северной земли.
Чтоб припасть губами к чистым росам
И послушать, как звенят ручьи.

Наглядеться, как на нивах тонут
В мареве созревшие хлеба.
Посмотреть как вороные кони
Топчут водопоя берега.

Насладиться запахом покоса,
Посидеть под ивой у пруда…
И увидел — ивушки исссохли,
Знать, и их затронули года.

Заросли с годами тропки-стёжки,
Обмельчала речка, высох пруд.
И уж в доме с низеньким окошком
Не зажжется лампа поутру.

Заблудился апрель

Заблудился апрель,
растранжирил тепло по дороге.
На дворе по-февральски
лежат голубые снега,
Воровато грачи
подбирают зерно у порога,
Не целует река
половодьем свои берега.

На окраине поля,
в зябкой наледи старые ивы.
Нудно галки кричат
над крестами убогих церквей.
Жаждет сердце тепла,
вопрошает душа сиротливо-
Где,в какой стороне
заплутал ты, гуляка апрель?

Весна

Весна — весна, твои ручьи
Чисты, как слезы юной девы.
Пора цветения и любви
Под птиц задорные напевы .

Рек полноводных круговерть,
По пояс залитые ивы,
Черёмух белая метель,
Крик журавлей, летящих мимо.

Чудная милая пора!
Пора любви,всего прекрасного.
Цвети земля, ликуй душа
От теплых дней, от солнца ясного.

Ода лету

Девы — вербы клонят ветви
У дороженьки просёлочной,
Cоловьём примчалось лето
Накормило разносолами.

Сизой дымкой голубиною
Затянуло плёс осоковый,
Расплескалось над равниною
Красно солнце волоокое.

Земляничным цветом пенится
Косогор в краю берёзовом.
Сколько ласки,сколько нежности
Дарит мир молочно-розовый.

Летняя ночь

Замерли равнины, замерли леса,
Тусклой позолотой тлеют небеса.
Ночь легла на плечи ёлок и берёз,
Светится, искрится мириадам звёзд.

На реке туманы водят хоровод,
Всласть напившись влаги из гнилых болот.
Выпь на поле плачет, коростель кричит,
Сном обвиты ветви молодых ракит.

За рекой в деревне гаснут огоньки,
От росы обильной сникли васильки.
Тихо песня льётся, душу жжёт баян,
Воздух чистый, летний по-кабацки пьян.

Здравствуй, лето

Отгорает сирень,
Нежным пухом опала черёмуха,
До осенней прохлады
не вспугнут небеса журавли.
В малахитовый плащ
нарядилась ракита у омута,
К нам спешит летний день
на закрылках румяной зари.

Окунулись луга
первоцветами в талые росы,
Уплывает туман
В ближний лог с тихоструйной реки.
Наклонившись с пригорка
Нежным листиком манят берёзы
В мир цветов и тепла-
Царство чудной июньской поры.

Лето

Звезда последняя остыла,
Целует зорька берега.
И скоро красное ярило
Тепло уронит на луга.

Ещё туман лежит в заливе,
Нет плеска уток в камыше.
За полем жалко и тоскливо
Выпь плачет в сером ивняке.

Звенит коса на логе ближнем,
Торопит утро, день не ждёт.
Ведь скоро в небе летнем, чистом
Ярило жаркое взойдёт.

Отбелело ромашками лето

Отбелело ромашками лето,
Пышет зорями дальняя даль.
Будто осень сентябрьское небо
Нарядила в пурпурную шаль.

Желтизной отороченный листик,
Тянет прелью с лугов и полей.
А с сосны подкормиться в брусничник
Опустилась чета глухарей.

Кроют проседью землю туманы,
Лижут тело студёной реки.
Здравствуй, слёзное время прощаний-
Время милой осенней тоски!

Перед рассветом

Cпят туманы за порогом,
Летний воздух свеж и чист.
Жёлтый месяц вострым рогом
Дразнит дранку серых крыш.

Вдалеке за полем росным
Тлеют в избах огоньки,
Кормит небо крошкой звёздной
Заводь сонную реки.

Будит рыба омут плеском,
Ветерок гоняет зыбь.
В ивняке за перелеском
Нудно стонет, плачет выпь.

Серебрятся росы в травах,
Час рассветный не далёк.
И уж скоро цветом алым
Зорька выкрасит восток.

Край родной — златое поле

Край родной — златое поле,
Косарей напевы слышны.
Деревеньки с частоколом
На простор бескрайний вышли.

Льется синь с небес густая,
Солнце дышит жаром печи.
Жаворонка трель лихая
Долетает издалече.

А под вечер росы сладки
Лягут бисером на травы,
Запоет вдали трехрядка-
Сердцу милая забава.

Выйдут девушки румяны
Погулять в сады под вишни,
Над рекой туман сметаной,
Звезды пляшут в темной выси.

Разнотравья запах пьяный
Пьет хрусталь речушки быстрой.
И по-русски голос плавный
Песнь выводит в поле чистом.

Заалели небесные кущи

Заалели небесные кущи,
Ночка звёзды собрала в подол,
С поля сонно туманная гуща
Уплывает в березовый дол.

Далеко в непролазных болотах,
Где лишь кочки да черные пни,
О каких-то житейских заботах
Говорят меж собой журавли.

Красит утро лесные озера
Синевою бездонных небес,
А на глади зеркальных просторов
Отражается сказочный лес.

Дышат мхи росяною прохладой,
Скоро в кровь их окрасит заря.
А с сосны будто утру в награду
Льется звонкая песнь глухаря.

За лугами, за сонною пашней

За лугами, за сонною пашней
Гром бормочет в раскатном бреду.
Ветер посвистом пьяным, кабацким
Раскачал на полях лебеду.

Там за сенью еловых просторов,
Обомшелых бескрайних болот,
Да крутых земляничных угоров
Дом родимый тоскует и ждёт.

Почему мы туда не торопимся,
Не летим на попутных ветрах,
Чтоб, как в детстве,от ягод черёмухи
Ощутить терпкий вкус на губах.

Окунуться в звенящую речку,
Поваляться в прохладе осин.
Вспомнить, как для девчонки соседской
Рвал в полях васильковую синь…

Плачет проседью крышная дранка,
Обветшал у берёз сарафан.
И никто с деревенской гулянки
Не бредёт, растянувши баян.

Мы как будто смирились с потерей,
Позабыв о начале начал,
Только дом с приоткрытою дверью
Вновь зовёт на родимый причал.

Пришла весна

Задышали поля,
распрощавшись со снежным покровом.
Ночи стали короче,
заметно прибавился день.
И уж скоро в садочке
за стареньким,ветхим забором
Полыхнёт нежным цветом-
ароматом пьянящим сирень.

Воздух утренний чист,
отцветают у пастбища вербы.
Стан колхозный звенит,
и готовы к страде мужики.
Под крутым бережком
со своею подружкою верной
Гладит лебедь крылом
полноводное тело реки.

Крепко пахнет смолой
из соснового старого бора,
Зорьку алую будит
любовная песнь глухаря.
В сизой дымке плывут
за деревней лесные просторы,
Млеет в неге весенней
родная сторонка моя.

Под горою речка дремлет

Под горою речка дремлет,
Вдалеке осенний лес.
Крыши старые деревни
Синью моются небес.

Холодны на поле росы,
Ночью звезды лижет мгла.
У берез златые косы
В паутине серебра.

По утрам в тумане — студне
Дремлют ягоды рябин.
Ветерок — щенок приблудный,
Растрепал листву осин.

Журавли летят прощаясь,
В дальний путь зовут с собой.
За забором вслед качает
Клен кудрявой головой.

Упал закат на озеро лесное

Упал закат на озеро лесное,
Пылая всеми красками зари.
А чуть подальше в соснах за рекою
О чём-то тайном шепчут глухари.

Нет ветерка, как тихо и безмолвно,
Лишь стая уток вспугивает гладь.
А деревцо,к воде нагнувшись сонно,
Целует нежно розовую падь.

Здесь сказочно, красиво, безмятежно,
Тут дышит всё прохладой, тишиной.
И даже от осинки листик нежный
В траву улёгся на ночной покой.

Уходит ночь

Уходит ночь,рассвет забрезжил,
По рощам прячутся туманы.
И скоро зорька цветом нежным
Раскрасит неба океаны.

Блестит роса в полях притихших,
С реки прохлада студит плечи.
Дымок костра с землёй простившись
Зовёт в немую бесконечность.

Сторона неприметная, милая

Сторона неприметная, милая —
Край родимый сердечной тоски,
У речушки затянутой тиною
Обнимают поля ивняки.

Дынной коркою месяц полощется
В мутных заводях плачущих звёзд,
Спит туман за деревнею в рощице
Под ветвями забытых берёз.

И кругом гробовое молчание,
На сто вёрст ни единой души.
Лишь о чём-то далёком печальном
С ивняком говорят камыши…

В деревне

Потемнел уголёк в печи,
Скрыта топка, не выпущен жар.
За окошком в немой тиши
Виден зорь золотой пожар.

Из сеней утра холодок
От бадьи с ключевой водой.
Птиц проснувшихся говорок
Под резной деревянной стрехой.

За рекою тоскует выпь,
Знать наскучило быть одной.
Как изгнаннику худо жить
Одному в стороне чужой.

На плечо накину халат,
На сырое ступлю крыльцо.
На ступеньке увижу мать,
Поцелую родное лицо.

Пой, рябинка, ветвями-струнами

Пой, рябинка, ветвями-струнами,
Возвратился твой блудный сын.
За деревней серой, за гумнами
Догнивает еловый тын .

Нет мычанья и лая собачьего,
Не стрельнёт пастушок кнутом,
Не подаст пирога горячего
Мать с вечерним парным молоком.

Не зажжётся в ночи лучина,
И не скрипнет сверчок в углу.
Под окном наклонившись осина,
Обнимает ветвями мглу.

Сохнут-вянут прибрежные ивы,
Смотрят в омут немой тоской.
Никогда уж мальцы крикливые
Не разбудят речной покой.

Плачь, рябинка, тоскою осенней,
Скинь, черёмуха, с ветки брошь.
Опустели дворы и сени,
Полегла одичалая рожь.

Утро в деревне

Подмигнув заре прощально,
Утонули звёзды в росах.
Ветер струйкою прохладной
У берёзок гладит косы.

Плеск колодезной водицы,
Знать хозяйка встала рано.
Рыбу для дневной ушицы
Кошки дёргают с кукана.

Сладок дух дымка печного,
Аромат молочной пенки.
Как же много здесь родного,
В милой сердцу деревеньке

Утро рыбака

Пахнет мёдом простор,
дремлет в дымке лесная опушка.
Над рекою притихшей
пролился туман молоком.
Греет ноги костёр,
на раките судачит кукушка.
Кормит утро уха
окунёвым душистым парком.

Чуть трепещет тростник
от проснувшихся в заводи уток.
Гаснет в выси бездонной
нагостившись у ночки звезда.
Капли чистой росы
умывают луга перламутром.
Нежным маковым цветом
полыхают вдали небеса.

Здравствуй, лес мой

Здравствуй, лес мой,- и поле с лугом,
Зорьки тающей окаём.
Бороздит месяц острым плугом
Неба тёмного водоём.

Бережочек с травою примятой,
Шелест нежных плакучих ив.
Тянет с ближнего поля мятой,
Пахнет запахом хлебных нив.

Спят в деревне плетни и гумна,
Окунувшись в ночную тишь.
Над костром мотыльком бесшумно
Плавно кружит летучая мышь…

Сон прервали глухие раскаты,
Мечут молнии в землю клинки.
Ветер сильною, цепкою лапой
Раскидал у цветов лепестки.

Летний дождь озорной да быстрый
Отдаёт влагу жизни мне.
Тело ровно и чисто дышит
Только здесь на родной земле.

Хороша ты, осенняя, грусть

Хороша ты, осенняя, грусть,
В сарафане из дивной листвы.
Так и хочется сладко заснуть
Под покровом лесной тишины.

Плавно падает листьев медь
На поблёкшие травы и мхи,
Льётся с сосен в небесную ледь
Песнь земной глухариной тоски.

Нежат ивы озёрную гладь
Ветвью тонкой целуясь с водой.
Так и хочется нежно обнять
Сиротливый простор полевой

Припозднился октябрь

Припозднился октябрь,
разбросал первый снег на равнину-
Видно, осень устала
дождь промозглый просить у небес.
Красным клёном сентябрь
отпылал под тоской журавлиной,
Улетел с птичьей стаей
в незнакомую, чуждую весь.

С каждым днём холодней,
лёд крепчает на сонной речушке.
К ночи зори костром,
знать-под утро ударит мороз.
А за сонмом полей
на обдутой ветрами опушке
Под пушистым снежком
зиму встретили ветви берёз.

Ах,как красиво и свежо

Ах,как красиво и свежо
В лесу метелями оснеженном.
С берёз струится серебро
На белый снег куделью нежною.

Безмолвие и тишина
Не кажутся мне сиротливыми,
Небес бездонных глубина
Голубизной ласкает ивы.

Смотрю на милый,чудный рай
С открытым сердцем и душою.
О,Русский лес — родимый край,
Страна и боли, и покоя.

Тройка

Зорька лоскутом атласным,
Жемчугами снег блестит,
С колокольцем звонкогласым
Тройка резвая летит.

Сторонись-ка, путник пеший,
Прочь с дороги кувырком.
Догони , попробуй , ветер,
Тройку с пьяным ямщиком.

Иней в гривах от мороза,
Мчат, не чувствуя саней.
Улетает прочь дорога
Под копытами коней.

Пролетает поле с лесом,
Снег от полоза шатром.
Ну, а кони, кони-бесы
Мчат сквозь вьюгу напролом!

Прости, зима

Прости, зима, меня за то,
Что разлюбил твои морозы.
С годами летнее тепло
Мне стало ближе и дороже.

Твоих ветров свирепый свист
Под песни вьюги оголтелой,
Лесной берёзки клейкий лист
Весной мне всё-таки милее.

По нраву мне простор полей,
Не занесённых белым снегом,
Где я встречаю журавлей
Обнявшись нежно с белой вербой.

Прошу — прости и мне поверь,
Любил тебя когда был молод.
А к старости чужда метель,
Да леденящий тело холод.

* * *

Еще дуют холодные ветры
И наносят утренни морозы,
Только что на проталинах весенних
Показались ранние цветочки,

Как из чудного царства воскового,
Из душистой келейки медовой
Вылетала первая пчелка,
Полетела по ранним цветочкам

О красной весне поразведать,
Скоро ль будет гостья дорогая,
Скоро ль луга позеленеют,
Скоро ль у кудрявой у березы
Распустятся клейкие листочки,
Зацветет черемуха душиста.

А.Пушкин

* * *

Уходи, Зима седая!
Уж красавицы Весны
Колесница золотая
Мчится с горней вышины!

Старой спорить ли, тщедушной,
С ней — царицею цветов,
С целой армией воздушной
Благовонных ветерков!

А что шума, что гуденья,
Теплых ливней и лучей,
И чиликанья, и пенья!..
Уходи себе скорей!

У нее не лук, не стрелы,
Улыбнулась лишь — и ты,
Подобрав свой саван белый,
Поползла в овраг, в кусты!..

Да найдут и по оврагам!
Вон — уж пчел рои шумят,
И летит победным флагом
Пестрых бабочек отряд!

А.Майков

ВЕСЕННЯЯ ПЕСЕНКА

Выпал вешний денек,
На бугре солнцепек.
Собирайся, сбирайся, народ,
В хоровод!
Станем кругом ходить
Да весну веселить,
Хоровод заведем,
Запоем:
Здравствуй, здравствуй, весна!
Прилетела весна
Впопыхах.
Разносила красу,
Зеленила в лесу,
На полях.
Ах ты, елочка-ель,
Ах, сосна, ты сосна,
Не одни вы теперь зелены
У весны!
Вешний воздух, как хмель,
И пьянит, веселит,
И зовет
В хоровод.
Будем кругом идти,
Ты, весна, залети
В тесный круг.
Улыбнись, озари
И цветами весь луг
Убери!

С.Городецкий

* * *

Сыплет черемуха снегом,
Зелень в цвету и росе.
В поле, склоняясь к побегам,
Ходят грачи в полосе.

Никнут шелковые травы,
Пахнет смолистой сосной.
Ой вы, луга и дубравы,-
Я одурманен весной.

Радугой тайные вести
Светятся в душу мою.
Думаю я о невесте,
Только о ней лишь пою.

Сыпь ты, черемуха, снегом,
Пойте вы, птахи, в лесу.
По полю зыбистым бегом
Пеной я цвет разнесу.

С.Есенин

ЗДРАВСТВУЙ, ВЕСНА!

Вешний цветик в травке новой
Щурит ласковый глазок.
Сел щегленок на кленовый
Зеленеющий сучок.

Любо птичке желтогрудой:
В ясном блеске вышина,
Светит солнце, радость всюду,—
Здравствуй, милая весна!

С.Городецкий

ВЕТЕР

Ветры по небу гуляют,
Ветры щеки надувают;
Дуют, дуют, листья рвут,
Злятся, злятся, травки мнут.
Над рекою ивы гнутся,
На реке валы мятутся.
Жучка по полю бежит,
Шерсть на ней колом стоит.
Брат с сестрицей схоронились.
У сестрицы косы взбились.
Ветер, ветер, не замай,
Перестань! Ведь нынче май!

П.Потемкин

ПОСЛЕ ПОЛОВОДЬЯ

Прошли дожди, апрель теплеет,
Всю ночь — туман, а поутру
Весенний воздух точно млеет
И мягкой дымкою синеет
В далёких просеках в бору.
И тихо дремлет бор зелёный,
И в серебре лесных озёр
Ещё стройней его колонны,
Ещё свежее сосен кроны
И нежных лиственниц узор!

И.Бунин

Я ЖДУ…

Я жду, когда растает снег,
И залетают всюду мушки,
И огласят заросший брег
Нестройным кваканьем лягушки,
Когда распустится сирень,
Проглянет ландыш ароматный
И освежится жаркий день
Грозой нежданной, благодатной.
Я жду, когда в полях свирель
Вдруг запоет неприхотливо
И ей угрюмый коростель
Ответит дерганьем пугливо.
Я жду, а снег идет сильней,
Трещат суровые морозы…
О лето, где ты? Где стрекозы?
Где голосистый соловей?

М.Чехов

ПОСЛЕДНИЙ СНЕГ

Плакал, плакал снег последний:
«Таю, таю, весь растаю,
Стрункой тонкою прольюсь.
Вот пролился. Убегаю.
Вместе с льдинкой, вместе с тонкой
В море дальнее умчусь
И волной морскою звонкой
К старым скалам понесусь.
И что будет здесь весною,
Не узнаю, не узнаю!»
Плакал, плакал снег последний:
«Таю, таю, уплываю,
Не вернусь!»

С.Северный

ПОЗДНЯЯ ВЕСНА

Осветив черепицу на крыше
И согрев древесину сосны,
Поднимается выше и выше
Запоздалое солнце весны.
В розовато-коричневом дыме
Не покрытых листами ветвей,
Весь пронизан лучами косыми,
Бьет крылом и поет соловей.
Как естественно здесь повторены;
Л а конически-медленных фраз,
Точно малое это творенье
Их поет специально для нас!
О любимые сердцем обманы,
Заблужденья младенческих лет!
В день, когда зеленеют поляны,
Мне от вас избавления нет.
Я, как древний Коперник, разрушил
Пифагорово пенье светил
И в основе его обнаружил
Только лепет и музыку крыл.

Н.Заболоцкий

ПРИХОД ВЕСНЫ

Зелень нивы, рощи лепет,
В небе жаворонка трепет,
Теплый дождь, сверканье вод,-
Вас назвавши, что прибавить?
Чем иным тебя прославить,
Жизнь души, весны приход?

В.Жуковский

ВЕСНА

Всё подсохло. И почки уж есть.
Зацветут скоро ландыши, кашки.
Вот плывут облачка, как барашки.
Громче, громче весенняя весть.

Я встревожен назойливым писком:
Подоткнувшись, ворчливая Фекла,
нависая над улицей с риском,
протирает оконные стекла.

Тут известку счищают ножом…
Тут стаканчики с ядом… Тут вата…
Грудь апрельским восторгом объята.
Ветер пылью крутит за окном.

Окна настежь — и крик, разговоры,
и цветочный качается стебель,
и выходят на двор полотеры
босиком выколачивать мебель.

Выполз кот и сидит у корытца,
умывается бархатной лапкой.

Вот мальчишка в рубашке из ситца,
пробежав, запустил в него бабкой.

В небе свет предвечерних огней.
Чувства снова, как прежде, огнисты.
Небеса всё синей и синей,
Облачка, как барашки, волнисты.

В синих далях блуждает мой взор.
Все земные стремленья так жалки…
Мужичонка в опорках на двор
с громом ввозит тяжелые балки.

А.Белый

ВЕСНА

Опять весной в окно мое пахнуло,
И дышится отрадней и вольней…
В груди тоска гнетущая заснула,
Рой светлых дум идет на смену ей.

Сошли снега… Оковы ледяные
Не тяготят сверкающей волны…
И плуга ждут далекие, немые
Поля моей родимой стороны.

О, как бы мне из этих комнат душных
Скорей туда хотелось — на простор,
Где нету фраз трескучих и бездушных,
Где не гремит витий продажных хор.

В поля! в поля! знакомая природа
К себе красой стыдливою манит…
В поля! там песнь воскресшего народа
Свободная и мощная звучит.

А.Плещеев

* * *

Тепло на солнышке. Весна
Берет свои права.
В реке местами глубь ясна,
На дне видна трава.

А.Фет

БУШУЕТ ПОЛАЯ ВОДА

Бушует полая вода,
Шумит и глухо, и протяжно.
Грачей пролётные стада
Кричат и весело, и важно.

Дымятся чёрные бугры,
И утром в воздухе нагретом…
Густые белые пары
Напоены теплом и светом.

А в полдень лужи под окном
Так разливаются и блещут…
Что ярким солнечном теплом
По залу зайчики трепещут.

И.Бунин

ВЕСНА В ЛЕСУ

Отчаянные холода
Задерживают таянье.
Весна позднее, чем всегда,
Но и зато нечаянней.

С утра амурится петух,
И нет прохода курице.
Лицом поворотясь на юг,
Сосна на солнце жмурится.

Хотя и парит и печет,
Еще недели целые
Дороги сковывает лед
Корою почернелою.

В лесу еловый мусор, хлам,
И снегом всё завалено.
Водою с солнцем пополам
Затоплены проталины.

И небо в тучах как в пуху
Над грязной вешней жижицей
Застряло в сучьях наверху
И от жары не движется.

Б.Пастернак

НА ИВЕ РАСПУСТИЛИСЬ ПОЧКИ

На иве распустились почки,
Берёза слабые листочки
Раскрыла — больше снег не враг.
Трава взошла на каждой кочке,
Заизумрудился овраг.

К.Бальмонт

ВЕСЕННЯЯ ГРОЗА

Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний, первый гром,
Как бы резвяся и играя,
Грохочет в небе голубом.

Гремят раскаты молодые,
Вот дождик брызнул, пыль летит,
Повисли перлы дождевые,
И солнце нити золотит.

С горы бежит поток проворный,
В лесу не молкнет птичий гам,
И гам лесной, и шум нагорный-
Все вторит весело громам.

Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила.

Ф.Тютчев

ВСЕ ТЕМНЕЙ И КУДРЯВЕЙ
БЕРЕЗОВЫЙ ЛЕС…

Все темней и кудрявей березовый лес зеленеет;
Колокольчики ландышей в чаще зеленой цветут;
На рассвете в долинах теплом и черемухой веет,
Соловьи до рассвета поют.

Скоро Троицын день, скоро песни, венки и покосы…
Все цветет и поет, молодые надежды тая…
О весенние зори и теплые майские росы!
О далекая юность моя!

И.Бунин

* * *

Зима недаром злится,
Прошла ее пора —
Весна в окно стучится
И гонит со двора.

И все засуетилось,
Все нудит Зиму вон —
И жаворонки в небе
Уж подняли трезвон.

Зима еще хлопочет
И на Весну ворчит.
Та ей в глаза хохочет
И пуще лишь шумит…

Взбесилась ведьма злая
И, снегу захватя,
Пустила, убегая,
В прекрасное дитя.

Весне и горя мало:
Умылася в снегу,
И лишь румяней стала,
Наперекор врагу.

Ф.Тютчев

ЗЕЛЁНЫЙ ШУМ

Идёт-гудёт Зелёный Шум,
Зелёный Шум, весенний шум!
Играючи расходится
Вдруг ветер верховой:
Качнет кусты ольховые,
Подымет пыль цветочную,
Как облако: все зелено —
И воздух, и вода!
Идёт-гудёт Зелёный Шум,
Зелёный Шум, весенний шум!
Как молоком облитые,
Стоят сады вишнёвые,
Тихохонько шумят;
Пригреты тёплым солнышком,
Шумят повеселелые
Сосновые леса,
А рядом новой зеленью
Лепечут песню новую
И липа бледнолистая,
И белая берёзонька
С зелёною косой!
Шумит тростинка малая,
Шумит весёлый клён…
Шумят они по-новому,
По-новому, весеннему…
Идёт-гудёт, Зелёный Шум,
Зелёный Шум, весенний шум!

Н.Некрасов

* * *

Весна, весна! Как воздух чист!
Как ясен небосклон!
Своей лазурию живой
Слепит мне очи он.

Весна, весна! Как высоко,
На крыльях ветерка,
Ласкаясь к солнечным лучам,
Летают облака!

Шумят ручьи! Блестят ручьи!
Взревев, река несет
На торжествующем хребте
Поднятый ею лед!

Еще древа обнажены,
Но в роще ветхий лист,
Как прежде под моей ногой
И шумен, и душист.

Под солнце самое взвился
И в яркой вышине
Незримый жавронок поет
Заздравный гимн весне.

Что с нею? Что с моей душой?
С ручьем она ручей
И с птичкой птичка!
С ним журчит,
Летает в небе с ней!

Е.Баратынский

* * *

Это утро, радость эта,
Это мощь и дня и света,
Этот синий свод,
Это крик и вереницы,
Эти стаи, эти птицы,
Этот говор вод,

Эти ивы и берёзы,
Эти капли-эти слёзы,
Этот пух — не лист,
Эти горы, эти долы,
Эти мошки, эти пчёлы,
Этот зык и свист,

Эти зори без затменья,
Этот вздох ночной селенья,
Эта ночь без сна,
Эта мгла и жар постели,
Эта дробь и эти трели,
Это всё весна.

А.Фет

* * *

Травка зеленеет,
Солнышко блестит;
Ласточка с весною
В сени к нам летит.

С нею солнце краше
И весна милей…
Прощебечь с дороги
Нам привет скорей!

Дам тебе я зерен,
А ты песню спой,
Что из стран далеких
Принесла с собой…

А.Плещеев

* * *

Здравствуй, весенняя первая травка!
Как распустилась? Ты рада теплу?
Знаю, y вас там веселье и давка,
Дружно работают в каждом yглy.

Высyнyть листик иль синий цветочек
Каждый спешит молодой корешок
Раньше, чем ива из ласковых почек
Первый покажет зеленый листок.

С.Городецкий

УЖ ТАЕТ СНЕГ…

Уж тает снег, бегут ручьи,
В окно повеяло весною…
Засвищут скоро соловьи,
И лес оденется листвою!

Чиста небесная лазурь,
Теплей и ярче солнце стало,
Пора метелей злых и бурь
Опять надолго миновала.

И сердце сильно так в груди
Стучит, как будто ждет чего-то,
Как будто счастье впереди
И унесла зима заботы!

Все лица весело глядят.
«Весна!»- читаешь в каждом взоре;
И тот, как празднику, ей рад,
Чья жизнь — лишь тяжкий труд и горе.

Но резвых деток звонкий смех
И беззаботных птичек пенье
Мне говорят — кто больше всех
Природы любит обновленье!

А.Плещеев

* * *

Уж верба вся пушистая
Раскинулась кругом;
Опять весна душистая
Повеяла крылом.

Станицей тучки носятся,
Тепло озарены,
И в душу снова просятся
Пленительные сны.

Везде разнообразною
Картиной занят взгляд,
Шумит толпою праздною
Народ, чему-то рад…

Какой-то тайной жаждою

Мечта распалена —
И над душою каждою
Проносится весна.

А.Фет

ЧЕРЁМУХА

Черёмуха душистая
С весною расцвела
И ветки золотистые,
Что кудри, завила.

Кругом роса медвяная
Сползает по коре,
Под нею зелень пряная
Сияет в серебре.

А рядом, у проталинки,
В траве, между корней,
Бежит, струится маленький
Серебряный ручей.

Черёмуха душистая,
Развесившись, стоит,
А зелень золотистая
На солнышке горит.

Ручей волной гремучею
Все ветки обдает
И вкрадчиво под кручею
Ей песенки поет.

С.Есенин

ВЕСНА

На тоненьких липках
Разбухли толстые почки.
На березках гибких
Зашевелились клейкие листочки.
Кудрявятся рыжие кочки,
И мох завивается
Тонко в лесочке.
Дни прибавляются,
Первою травка росой
Умывается.
Синей, синей красой
Полосой
Небо глядит,
Проясняется.
На льдинах Зима унеслась,
Река разлилась,
Прошумела, сбывает —
Тихо плескает
Старой привязанной лодкой.
Звон колокольный гудит,
Разливается,
Зовет и шумит,
Расплывается
Над сонной слободкой.
Весна спешит,
Возвращается.
А Год — старый дед —
На красный повышел свет,
Спину греет, стоит
Улыбается:
Рад домосед, что весна начинается,
Что весна начинается.

С.Северный

МАРТ

Теплый ветер вихревой,
Непутевый, вестовой,
Про весну смутьянит, шалый,
Топит, топчет снег отталый,
Куролесит, колесит,
Запевалой голосит…
Кто-то с полночи нагреб
На проталину сугроб,
Над землею разомлелой
Пронесясь зимою белой.
Старый снег на убыль шел,—
Внук за дедушкой пришел.
Солнце весело печет,
С крыш завеянных течет.
С вешней песней ветер пляшет,
Черными ветвями машет,
Понагнал издалека
Золотые облака.

Вяч.Иванов

ЛАСТОЧКА

Ласточка примчалась
Из-за синя моря,
Села и запела:
«Как февраль ни злися,
Как ты, март, ни хмурься,
Будь хоть снег, хоть дождик —
Все весною пахнет!»

А.Майков

ВЕСЕННИЕ ВОДЫ

Еще в полях белеет снег,
А воды уж весной шумят —
Бегут и будят сонный брег,
Бегут и блещут и гласят…

Они гласят во все концы:
«Весна идет, весна идет!
Мы молодой Весны гонцы,
Она нас выслала вперед!»

Весна идет, весна идет,
И тихих, теплых майских дней
Румяный, светлый хоровод
Толпится весело за ней!..

Ф.Тютчев

В ЛЕСУ

Тихо шел тенистой тропкой
Я, задумчивый и робкий;
Вкруг меня, седой и топкий,
Таял, таял снег.
В тонкой сети палых игол
Таял, таял снег.
Ветер ветви елок двигал,
Ветер лесом бегал, прыгал,
В спину хвоей сек.
Там вверху, где в гибкой ели
Переливчатые щели
Пробивал он, вниз глядели
Сонные лучи.
А вокруг, от ветра зыбкий,
Таял снег седой и липкий,
И отрывисто и хрипло
Каркали грачи.

В.Пяст (В.Пестовский)

* * *

Еще весны душистой нега
К нам не успела низойти,
Еще овраги полны снега,
Еще зарей гремит телега
На замороженном пути.

Едва лишь в полдень солнце греет,
Краснеет липа в высоте,
Сквозя, березник чуть желтеет,
И соловей еще не смеет
Запеть в смородинном кусте.

Но возрожденья весть живая
Уж есть в пролетных журавлях,
И, их глазами провожая,
Стоит красавица степная
С румянцем сизым на щеках.

А.Фет

* * *

Вот уж снег последний в поле тает,
Теплый пар восходит от земли,
И кувшинчик чистый расцветает,
И зовут друг друга журавли.

Юный лес, в зеленый дым одетый,
Теплых гроз нетерпеливо ждет,
Все весны дыханием согрето,
Все кругом и любит и поет…

Утром небо ясно и прозрачно,
Ночью звезды светят так светло;
Отчего ж в душе твоей так мрачно
И зачем на сердце тяжело?

Грустно жить тебе, о друг, я знаю,
И понятна мне твоя печаль:
Отлетела б ты к родному краю
И земной весны тебе не жаль…

А.Толстой

* * *

Апрель! Апрель!
На дворе звенит капель.
По полям бегут ручьи,
На дорогах лужи.

Скоро выйдут муравьи
После зимней стужи.
Пробирается медведь
Сквозь густой валежник.
Стали птицы песни петь
И расцвел подснежник.

С.Маршак

МАРТУ ДРЕМЛЕТСЯ ЛЕГКО

Вскрылись
Чёрные дороги-
Солнце греет горячо,
Но в сугробе,
Как в берлоге,
Марту
Дремлется легко.

По нему ещё
На лыжах
Пробегают смельчаки.
Спит он сладко
И не слышит,
Что смеются ручейки.

Г.Новицкая

ЛАСТОЧКА

Улетела Ласточка
За тридевять земель…
Возвращайся, Ласточка!
На дворе апрель.

Возвращайся, Ласточка!
Только не одна:
Пусть с тобою, Ласточка,
Прилетит Весна!

Б.Заходер

ВОЗВРАЩАЮТСЯ ПЕВЦЫ

От полуденных лучей
Побежал с горы ручей,
И подснежник маленький
Вырос на проталинке.
Возвращаются скворцы-
Работяги и певцы,
Воробьи у лужицы
Шумной стайкой кружатся.
И малиновка и дрозд
Занялись устройством гнёзд:
Носят, носят в домики
Птицы по соломинке.

Г.Ладонщиков

УЗЕЛКИ

После зимней
Глубокой дремоты
Дел немало
На шаре земном.
Перед праздником
Столько работы!
Нужно помнить весне
Обо всём.
И весна в изумрудном
Платочке
Ходит, бродит
В лесах и в садах.
И на память себе
Узелочки
Оставляет на голых
Ветвях.

Днём и ночью
Ей нужно трудиться —
Перекрасить леса и поля.
Нужно к маю земле
Нарядиться,
Чтобы стала красивой
Земля.
Нужно солнце почистить
До блеска —
На ветру потускнело оно.
Нужно зимнюю снять
Занавеску
И промыть
Голубое окно,
Проводить холода
За ворота,
Не спеша отворить
Ручейки…

А закончится
Эта работа —
И развяжутся все узелки.

В.Орлов

* * *

В тени ещё лежит снежок,
Но скоро, очень скоро
Он превратится в ручеёк
У нашего забора.
И будет весело журчать,
И вдоль дороги виться,
И станет рядышком скакать
Весёлая синица!

Е.Долгих

ПРИГОТОВИЛАСЬ ВЕСНА

Приготовилась весна
Быть.
Приготовилась листва
Жить.
Приготовился цвести
Сад.
А звезда…
Звезда всегда –
Над.

Л.Фадеева

ЧАСОВОЙ

Поставленный на пост
Самой весной,
По стойке «смирно»,
Опустив ладошки,
В перчатках белых,
Словно часовой,
Стоит подснежник
На озябшей ножке.

В.Орлов

***

Всё зазеленело…
Солнышко блестит,
Жаворонка песня
Льется и звенит.

Бродят дождевые
В небе облака,
И о берег тихо
Плещется река.

Весело с лошадкой
Пахарь молодой
Выезжает в поле,
Ходит бороздой.

А над ним всё выше
Солнышко встает,
Жаворонок песню
Веселей поет.

С.Дрожжин

* * *

Деньки стоят погожие,
На праздники похожие,
А в небе — солнце теплое,
Веселое и доброе.

Все реки разливаются,
Все почки раскрываются,
Ушла зима со стужами,
Сугробы стали лужами.

Покинув страны южные,
Вернулись птицы дружные.
На каждой ветке скворушки
Сидят и чистят перышки.

Пришла пора весенняя,
Пришла пора цветения.
И, значит, настроение
У всех людей — весеннее!

М.Пляцковский

ИДЁТ ВЕСНА ПО ГОРОДУ!

Динь! Дон!
Динь! Дон!
Это что за нежный звон?
Это пролесок-подснежник
Улыбается сквозь сон!

Это чей пушистый луч
Так щекочет из-за туч,
Заставляя малышей
Улыбаться до ушей?

Это чья же теплота,
Чья такая доброта
Заставляет улыбаться
Зайца, кyрицy, кота?
И по какому поводу?
Идёт Весна
По городу!

И y пyделя- yлыбка!
И в аквариyме рыбка
Улыбнyлась из водицы
Улыбающейся птице!

Вот и полyчается,
Что не помещается
На одной странице
Улыбка необъятная, —
До чего приятная!
Вот такой длины,
Вот такой ширины!
А по какомy поводy?
Идёт Весна
По городy!

Весна Мартовна Подснежникова,
Весна Апрелевна Скворешникова
Весна Маевна Черешникова!

Ю.Мориц

ШЕПЧЕТ СОЛНЫШКО

Шепчет солнышко листочку:
— Не робей, голубчик!
И берёт его из почки
За зелёный чубчик.

В.Орлов

ПОСЛЕДНИЙ СНЕГ

Тюленем белым с крыши снег
Сползал и охал.
Весна взглянула из-под век
Набухших окон,
И снег, меняя облик свой,
Преобразился —
То змейкой лёгкой и живой
Светло катился,
То птицей белою летел,
Cкользнув по краю,
За тот невидимый предел,
Где он растает.

Г.Ильина

КОГДА В ОКНО СТУЧИТ АПРЕЛЬ

Когда в окно
стучит апрель
Я, бросив город,
Еду в поле —
Послушать
Жаворонка трель,
Весной полюбоваться
Вволю!
Люблю глядеть,
Как не спеша
В ней просыпается душа!

И солнце — красный стригунок-
Летит,
Едва земли касаясь,
И радость прыгает,
Как заяц,
И под собой
Не чует ног!

Г.Новицкая

В АПРЕЛЕ

Первый солнечный денёк.
Дует вешний ветерок.
Воробьи развеселились
В эти тёплые часы.
А сосульки прослезились
И повесили носы.
Конница весны
Не капель весенняя
Пробивает лёд —
Это в наступление
Конница идёт.

Встреченная птицами
В ранние часы,
Цокает копытцами
Конница весны.

И совсем не капельки
Капают кругом —
Маленькие сабельки
Блещут серебром.

По снегам проворная
Конница летит,
Оставляя чёрные
Ямки от копыт.

В.Орлов

МАРТ

Прилетели сойки под окошко
Из своей обители лесной.
Запестрела узкая дорожка,
Где зима встречается с весной.

Повернулась к солнышку планета,
Чтоб лицо озябшее согреть.
И в потоках хлынувшего света
Стала песней вешнею звенеть.

На ветвях пеликают синицы,
Барабанит дятел по сосне.
И сосулек длинные ресницы.
Вниз свисая, тают в сладком сне.

Под весёлый перезвон капели
И под воркованье ручейка
Снег с ветвей отряхивают ели,
Лёд сломать готовится река.

Почему-то сердце чаще бьётся,
Запахи волнуют нашу кровь.
Несомненно, к нам ещё вернётся
Вера и надежда, и любовь.

Н.Цветков

ВЕСНА

Ещё в домах пылают печки
И поздно солнышко встаёт
Ещё у нас по нашей речке
Спокойно ходят через лёд;

Ещё к сараю за дровами
Не проберёшься напрямик
И в садике под деревами
С метлою дремлет снеговик;

Ещё мы все тепло одеты —
В фуфайки, в ватные штаны…
А всё-таки весны приметы
Во всём, во всём уже видны.

И в том, как крыши потеплели
И как у солнца на виду
Капели, падая, запели,
Захлопотали, как в бреду.

И вдруг дорога стала влажной,
А валенки водой полны…
И ветер нежный и протяжный
Повеял с южной стороны.

А воробьи кричат друг дружке
Про солнце, про его красу.
И все весёлые веснушки
Уселись на одном носу…

Е.Благинина

* * *

На полянке, у тропинки
Пробиваются травинки.
С бугорка ручей бежит.
А под ёлкой снег лежит.

Б.Заходер

ВОРОБЕЙ

Воробей взъерошил
Пёрышки-
Жив, здоров
И невредим.
Ловит мартовское
Солнышко
Каждым пёрышком
Своим.

В.Орлов

ЛИЦОМ К ВЕСНЕ

Потихоньку
Снег сошёл,
Почернел
И стаял,
Всем на свете
Хорошо:
В роще —
Птичьим стаям,
На деревьях —
Лепесткам,
Клейким
И пахучим,
В синем небе —
Облакам,
Лёгким
И летучим,
Лучше всех
На свете — мне:
По сырой тропинке
Я бегу,
Лицом к весне,
Промочив
Ботинки.

Р.Сэф

ВОТ И КОНЧИЛИСЬ МЕТЕЛИ

Вот и кончились метели.
С крыши снег
Под вечер спрыгнул.
На вершине чёрной ели
Жёлтый месяц
Спину выгнул.

Что он ищет
Там в низине?
Что рассматривает, зоркий?
Может быть,
Подснежник синий
Появился
На пригорке?

Ветер
Пробует свистульки.
В тёмных избах
Спят огни.
И длиннее,
Чем сосульки,
Стали мартовские дни.

Г.Новицкая

ХОЛОДНАЯ ВЕСНА

Уже весна в календаре,
Но всюду лужи во дворе,
И сад пустой и голый.

Везде вода течет рекой,
Давно пора сажать левкой
На клумбах перед школой.

Давно купили семена,
И вдруг — холодная весна.

А.Барто

МАРТ

То мороз,
То лужи голубые,
То метель,
То солнечные дни.
На пригорках
Пятна снеговые
Прячутся от солнышка
В тени.
Над землёй-
Гусиная цепочка,
На земле —
Проснулся ручеёк,
И зиме показывает
Почка
Озорной, зелёный
Язычок.

В.Орлов

ВЕСНА

Опять весна пришла на дачу.
Ликует солнце. День подрос.
И лишь одни сосульки плачут,
Жалея зиму и мороз.

Г.Новицкая

САЛЮТ ВЕСНЕ

Ударил гром двенадцать раз
И замер в стороне.
Природа отдала приказ
Салютовать весне.

Приказ — черемухе цвести,
Крапиве быть не злой,
Дождю дорожки подмести
Серебряной метлой.

Чтоб каждый кустик был певуч,
Всем птицам звонче петь,
А солнцу — выйти из-за туч
И веселее греть!

З.Александрова

СКВОРЦЫ ПРИЛЕТЕЛИ

Опять свой наряд обновили
В зеленых побегах леса,
И нас на заре разбудили
Весёлых скворцов голоса.

Знакомые звонкие трели –
Мы сразу узнать их смогли.
Ребята, ребята,
Скворцы прилетели, скворцы прилетели,
На крыльях весну принесли!

Скворечню во дворике школы
Приладил с товарищем я.
Летите к нам стайкой весёлой,
Крылатые наши друзья!

И мы эту песню запели,
И вторят нам птицы вдали,
Ребята, ребята,
Скворцы прилетели, скворцы прилетели,
На крыльях весну принесли!

М.Матусовский

ВЕСНАЯ ИДЁТ

Утром было солнечно
И совсем тепло.
Озеро широкое
По двору текло.

В полдень подморозило,
Вновь зима пришла,
Затянулось озеро
Корочкой стекла.

Расколол я тонкое
Звонкое стекло,
Озеро широкое
Снова потекло.

Говорят прохожие:
-Вот весна идёт!-
А это я работаю,
Разбиваю лёд.

А.Барто

ПОЗЫВНЫЕ

Лютуют ночные морозы,
Холодные ветры свистят.
Осины, дубы и берёзы
Под зябкими звёздами спят.
Но в воздухе есть перемены,
Они разбудили сосну:
Иголочки, словно антенны,
Уже уловили весну.

В.Орлов

РУЧЕЕК

Солнцем над Москвою
Блещет небосклон,
Капают сосульки
С крыши на балкон.

На балконе — ветер,
Воробей и я!
Мне видны с балкона
Вешние края:

Ботанический сад,
Где синички свистят
И проснулся ручей
От весенних лучей!

Он проснулся,
Потянулся,
С боку на бок
Повернулся

И с весенним ветерком
Вдаль помчался
К
у
в
ы
р
к
о
м,
Приговаривая:

— Я б не стал
На вашем месте
Прозябать
В такой денёк!
Я бы раз, наверно,
Двести
Перепрыгнул ручеёк!

Ю.Мориц

ВЕСНУШКИ

Проходила весна
По опушке
Сквозь весенние
Синие сны,
И тихонько светились
Веснушки
На лице у девчонки
Весны.
Шла девчонка
В зелёной юбчонке,
Голубою росою звеня.
И, завидуя
Рыжей девчонке,
Незаметно
Вздохнула земля.
И не зря
В это вешнее утро
Там, где лёгкие ножки
Прошли,
Расцвели одуванчики,
Будто
Золотые веснушки
Земли.

В.Орлов

ВСКРЫВАЮТСЯ ПОЧКИ

Вскрываются почки,
Как реки!
Такая стоит трескотня!
Тяжёлые сонные веки
Весна
Наконец подняла!

Заждались
Прекрасную соню
Давно и луга, и поля.
Не зря её громом будили
Разгневанные небеса!

И вот поднялась лежебока,
Взглянула с улыбкой
Вокруг.
И сразу
Жужжаньем, как соком,
Оживший
Наполнился луг.

И пробует каждая почка
Зелёным своим языком
Парную,
Апрельскую ночку,
Залитую всю молоком!

Г.Новицкая

В АПРЕЛЬСКОМ ЛЕСУ

Хорошо в лесу в апреле:
Пахнет лиственною прелью,
Птицы разные поют,
На деревьях гнёзда вьют;
На полянах медуница
Выйти к солнышку стремится,
Между травами сморчки
Поднимают колпачки;
Набухают веток почки,
Пробиваются листочки,
Начинают муравью
Поправлять дворцы свои.

Г.Ладонщиков

ВЕСЕННИЙ ЛЕС

Ах, как прекрасен лес весенний
И свежий аромат листвы,
А на стволе сосны как слёзы
Сверкают капельки смолы.

Нас тополиные серёжки

Смолистым запахом пьянят.
Лесные первые цветочки
Повсюду наш ласкают взгляд.

И вот уж дятлов в чаще леса

Весёлый слышен перестук,
А над деревьями взлетая,
Спешит куда-то майский жук.

Косматый шмель жужжит снимая

С цветов весенние дары.
Деревья кроны распускают
Как будто дивные шатры.

Туман растаял над поляной,
Играя искорками рос.
Идёт весна, оповещая
Весь мир раскатом вешних гроз.

И.Бутримова

ВЕСЕЛЫЙ РУЧЕЙ

С неба дождь
Осенний льется
От зари и до зари.
А ручей бежит, смеется
И пускает пузыри.

В.Орлов

* * *

Весна тихонько постучалась,
Сначала робко, а затем
Грозой сильнейшей разыгралась,
Смывая след Зимы совсем.

Умыла все дома, дороги,
На речке льдины прогнала.
Деревьям красочный и строгий
Наряд зелёный раздала.

Всё ароматом напоила,
Даря сюрпризы без конца.
И людям радость подарила,
Собою отогрев сердца.

Т.Лаврова

* * *

Весело аукнула
Из лесу весна,
Ей медведь откликнулся
Проурчав со сна.
Поскакали зайки к ней,
Прилетел к ней грач;
Покатился ёжик вслед,
Как колючий мяч.
Всполошилась белочка,
Глянув из дупла, —
Дождалась пушистая
Света и тепла!
Гордо приосанился
Посветлевший бор;
На ветвях коричневых
Грянул птичий хор.

Л.Аграчёва

ВЕСЕННИЙ ЛЕС

Прекрасны белые берёзы
И свежий аромат листвы,
А на стволе сосны как слёзы
Сверкают капельки смолы.

Нас тополиные серёжки
Смолистым запахом пьянят.
Лесные первые цветочки
Повсюду наш ласкают взгляд.

И вот уж дятлов в чаще леса
Весёлый слышен перестук,
А над деревьями взлетая,
Спешит куда-то майский жук.

Косматый шмель жужжит снимая
С цветов весенние дары.
Деревья кроны распускают
Как будто дивные шатры.

Туман растаял над поляной,
Играя искорками рос.
Идёт весна, оповещая
Весь мир раскатом вешних гроз.

И.Бутримова

МАЙСКИЕ ЭТЮДЫ

Вот и акация цветет,
Не за горами лето.
Еще соловушка поет
С заката до рассвета.
И по ночам еще свежо,
К утру на травах росы.
Это нам знак, что подошло
Время для сенокоса.
А терпкий аромат травы
Бодрит и пробуждает
Движенье бурное в кровИ.
То сила-мощь играет.
Если с добром к родной земле,
Если беречь природу,
Она воздаст тебе и мне,
Всему людскому роду.
Чистой водой и буйством трав,
Веселым пеньем птиц.
Росой, рожденной по утрам,
Дыханием земли…
Как щедро в воздухе разлит
И над землей плывет,
Слегка дурманит и пьянит
Акациевый мед…

К НАМ ПРИШЛА ВЕСНА

Весна пришла и вешними водАми
Омыла землю, свежесть принесла.
Расстаял снег, над нашими краями

Звон в поднебесьи: К нам пришла Весна!

А солнце в небе вдруг засуетилось,
Помыв чрез тучку-дождь свои лучи,
Хрусталь рассыпало, сверкая мило

Цветами радуги, на все ручьи.

Земля в подарок расцвела цветами,
Щебечут птицы и проснулся зверь,
И облака не виснут над горами,
Ушла зима, за ней закрыли дверь.

Инесса

***

Весна тихонько постучалась,
Сначала робко, а затем
Грозой сильнейшей разыгралась,
Смывая след Зимы совсем.

Умыла все дома, дороги,
На речке льдины прогнала.
Деревьям красочный и строгий
Наряд зелёный раздала.

Всё ароматом напоила,
Даря сюрпризы без конца.
И людям радость подарила,
Собою отогрев сердца.

Т.Лаврова

НА КРЫЛЬЯХ ВЕСНЫ

Запели птицы про весну,
Про блеск проталин в поле чистом,
Про бархат вербы, про сосну
В боярском платье золотистом.

Про то, что снег, сбегая вниз,
Во льду окошечко прогрыз,
И смотрит светлый стебелёк,
Расправив слипшийся пушок.

Нам не понять восторг грачонка,
Что не видал ещё весны,
Когда на крыльях песни звонкой
Слетают праздничные сны.

Т.Маслова-Шервуд

* * *

Если щётками пригорки
стали вдруг от травки колки
И цветным мелком на классы
Вся расчерчена страна,
А по классам скачут бойко
Кати, Насти и Алёнки,
Всё равно девчонки эти
Называются ВЕСНА.

Э.Булгакова

РЕКВИЕМ ПО СОСУЛЬКЕ

Весна пришла. Бегут ручьи.
Журчат, смеются, вЕеселы…
И острые носы свои
Сосульки с крыши свесили.

Но вот висят они и очень
Мучаются, маются.
У них лишь вечером и ночью
Насморк прекращается.

А днём опять носам беда.
Сливаясь с шумом уличным,
Не просто капает вода-
Уходит жизнь сосулечья.

Т.Гусарова

ВЕСЕННИЕ ВЕСТИ

Мне воробьи сегодня рассказали —
Не знаю, правда ли,— что уж весна идет.
Не верится: вчера еще в снежки играли
И на пруду прозрачный крепок лед.
Чивик-чик-чик! Откуда вы узнали?
Кто о весне, пичужки, вам сказал?
«Полдневный луч нам крылышки ласкал,
Капели первые сегодня прозвучали».

О.Беляевская

ВЫШЕЛ ДОЖДИК ПОГУЛЯТЬ

Раз, два, три, четыре , пять —
Вышел дождик погулять.
И, случайно, съел сугробы
Чтобы без дела не стоять.
Через месяц на газонах
Закурчавилась трава,
А потом, на темных кронах
Робко — липкая листва.
А потом настало лето.
Чудеса, ни дать ни взять…
Начиналось-то так просто —
Вышел дождик погулять…

А.Парунов

НОЧЬ И ДЕНЬ

Ночь зимой — как чёрный кот,
День- как серенькая мышь,
Но весна, весна идёт,
Ярко, Звонко каплет с крыш.
Уж морозу не сдержать
Шумной радости ручьёв,
Стали птицы прилетать,
Звонче щебет воробьёв.
Исчезают тьма и тишь,
И теперь наоборот:
Ночь- как серенькая мышь,
День- большой , блестящий кот.

П.Соловьёва

ВЕСЕННЯЯ АРИФМЕТИКА

Вычитаем!
Начинаем
Изо всех ручьев и рек
Вычитать и лед и снег.
Если вычесть снег и лед,
Будет птичий перелет!
Сложим солнышко с дождем…
И немного подождем…
И получим травы.
Разве мы не правы?

Э.Мошковская

ВЕСНА

Весна – прекрасная пора.
Земля, стряхнув остатки сна,
Деревья-руки к солнцу тянет,
Боится: вдруг зима обманет,
Вновь возвратится, и тогда
Настанут снова холода.

В холодный саван все укроет
И снегом все запорошит.
Поэтому она спешит,
Заслышав щебет вдалеке,
Сорвать оковы на реке,
Раскрыть для птиц дубрав объятья
И в белой кипени сады.
А среди них глаза – цветы.

Л.Пономарева

ВЕСЕННИЙ СНЕГ

Он был зимой прекрасен, а весною
Лишился он величья своего.
И небо занялось голубизною
Над серыми просторами его.

Сползает снег в глубокие овраги,
Под солнцем ослепительным спеша.
Так сходит вдруг ненужный слой бумаги
С переводной картинки малыша…

К.Ваншенкин

ВЕСНА

Пришла весна-красна и вот
Свои подарки раздает:
Лесным деревьям и зверям,
Пушисто-белым облакам.
Кому-то листья и траву,
Кому-то неба синеву,
Кому-то звонкую капель,
Кому-то птиц веселых трель,
Кому-то шубки поменяет,
Кого-то ветром приласкает
И теплым солнечным лучом
И первым ласковым цветком.

М.Пиудунен

СОСУЛЬКА

На солнце сосулька заплакала,
Роняя слезинки на снег;
И тая, всё капала, капала,
Прощаясь с природой навек.

Стекала в сугроб, безутешная,
Не в силах продлить бытиё.
А солнце смотрело насмешливо
На тихое горе её.

Н.Седова-Шмелева

ДЫХАНИЕ ВЕСНЫ

Спешит в свои права вступить весна:
Среди сугробов лужи заблестели,
Кругом капели музыка слышна,
Уходят прочь морозы и метели.

На улице повеяло теплом,
Снег очень скоро в воду превратится,
И, позабыв о холоде былом,
Щебечут песни радостные птицы.

Пришла в наш город тёплая волна,
Дыханием весенним веет снова;
Однако, и зима ещё сильна,
С весной вступить в борьбу она готова.

Вернуться могут вновь к нам холода,
Но не сдержать зиме весны напора —
Сугробы все растают без следа,
И расцветёт природа очень скоро!

М.Крюков

* * *

Да не злись же ты, зима!
Не грози нам стужей!
Погляди-ка, ты сама
Утопаешь в лужах…

Ошалели воробьи
От тепла и света,
И длиннее стали дни,
И всё ближе лето…

На проталинках уже
Травка зеленеет,
Оттого и на душе
С каждым днём светлее!

Н.Железнякова

ОЖИДАНИЕ ВЕСНЫ

Леса оживают, стихают метели,
И солнечный луч прогоняет мороз.
Уже через месяц, а может в апреле,
Распустятся почки у наших берез.

На талой земле расцветет одуванчик,
Скворцы прилетят и, конечно, грачи.
В берлоге медведь пробудится от спячки,
И голос природы сильней зазвучит.

Журчанье ручьев и дождей переливы,
И ветер, играющий с первой листвой.
Родные места необычно красивы,
В любую погоду, конечно весной.

Ю.Шмидт

* * *

Кошка мордочку не прячет.
Март разводит акварель.
Снег на крышах серый плачет…
Молча слушая капель,
Солнце тонкой нитью вяжет
Под деревьями ажур.
Кот разлегся, как на пляже,
Распевает: МУР-МУР-МУР.

А.Калинина

МАЙ

Нам Арктики завистливой дыхание,
Вновь в мае принесло прохладу и дожди.
Туман черемух, их благоухание,
Укрыли кружевом изгиб земной груди.

Земля-невеста, как в цветочном кринолине,
В венке тюльпановом пред небом расцвела.
Глаза-озера улыбаются в долине.
Кокетка взглядом солнце в небе разожгла!

С.Московский

ВЕСНА

Пробудившись ото сна,
Кистью мягкою весна
На ветвях рисует почки
На полях — грачей цепочки,
Над ожившею листвой
— Первый росчерк грозовой,
А в тени прозрачной сада
— Куст сирени у ограды.

В.Лунин

ВЕСНА

Пришла весна- красна и вот
Свои подарки раздает:
Лесным деревьям и зверям,
Пушисто-белым облакам.
Кому-то листья и траву,
Кому-то неба синеву,
Кому-то звонкую капель,
Кому-то птиц веселых трель,
Кому-то шубки поменяет,
Кого-то ветром приласкает
И теплым солнечным лучом
И первым ласковым цветком.

М.Пиудунен

ВЕСЕННЯЯ БИТВА

Взошел Апрель на трон весенний,
Надев корону из мимоз.
И зазвенели птичьи трели
В макушках заспанных берез…

Все больше солнце разрывает
Перину облаков седых
И ласково нас согревает
В своих объятьях золотых.

Смотрите! Март еще хлопочет,
В атаку ветер напустив,
Но отступать Апрель не хочет,
Ручьями брата обольстив.

Не могут юноши смириться
И каждый жжаждет власти трон,
Но мудрая Весна-девица
Распорядится меж сторон…

Возьмет она Апрель за руку,
Сильней прижмет к себе плечом —
Запахнет праздником пасхальным
И ароматным куличом.

Проклюнется подснежник робкий,
Прорвав холодный белый плед,
И верба веточкой помашет
Братишке Марту, глядя вслед.

Л.Шишкина

ВЕСНА

Весна! И в мире столько света,
Хоть в «жмурки» с солнышком играй…
С утра – зима, к обеду – лето, —
Сезон по сердцу выбирай!

Как детский мячик под ладошкой,
Барометр прыгает легко…
Март дарит по кофейной ложке
Тепла парное молоко.

Весна – смешливая девица,
И календарь ей не указ,
Морозцем щиплет, баловница,
Прищурив Солнца яркий глаз!

Носта

НАКАНУНЕ ВЕСНЫ

Зима вот-вот испустит дух,
Мороз поставив на ворота.
Вовсю швыряет снега пух,
Накрыв весеннюю пехоту.

Но переждав еще чуть-чуть,
Дождавшись в марте подкрепленья.
Пехота снова двинет в путь,
Ломая лед теплом весенним.

А пулемет дождливых струй
Пробьет броню из льда и снега,
Подарит первый поцелуй
Травы проснувшимся побегам.

Ю.Шмидт

МОРОЗНЫМ УТРОМ

Морозным утром снег искрится,
Деревья словно в серебре
И нежным инеем ложатся
Узоры на моем окне.
Снежинки в бурном карулесье
Меня с собою позовут,
Они, как пепел поднебесья
На землю лягут и уснут.
Сияет все в лазурном блеске,
Надули холку снегири
Они, как капельки надежды
На белом саване земли.
Пройдут морозы и метели,
Согреет землю солнца луч,
И птиц волнующие трели
С души прогонят стаи туч.
Все зацветет, заблещет жизнью,
Проснется прежняя любовь,
Капель звенящей, звонкой трелью
Вольется в сердце мое вновь.
И будет жизнь сиять от счастья,
И будут песни на душе,
И растворятся все ненастья
В цветущей, радостной весне.

***

Февральские сугробы чуть осели,
Давно в них нет декабрьской белизны…
Зима уже навряд ли перестелет
Свои снега, в преддверии весны…

Наступит март, под яркими лучами
Растает снег, деревья оживут…
Сугробы станут звонкими ручьями
И гимн весне, ликуя, пропоют…

Н.Онищенко

ЗИМА УХОДИТ

Зима уходит, прочь печали.
Весны посланец, солнца луч,
Бледнеет, белый снег встречая,
Что в преломлении могуч.

Лучей пока слабы объятья.
Несмело март посыльных шлёт,
Сосновый бор в колючем платье,
А с веток кружево течёт.

К чему спешить. Соседки белки
Обшарив лес, бегут к жилью.
Гоняет их собака Стрелка
За территорию свою.
Снимают шапки снега ели,
Но голодно ещё зверью.

Л.Волынец

ЗАПАХЛО В ВОЗДУХЕ ВЕСНОЙ

За горою, у лесной опушки,
Где растаял прошлогодний снег,
Солнце вышло, подарив веснушки,
Звон капели и весенний смех.

Радостью сверкнул проказник лучик
И скакнул к проталинам лесным,
Покатился ручейком певучим
К речке, дав ей сок самой Весны.

Встрепенулась речка, рассмеялась,
Разлилась широкою водой,
И к полям проснувшимся помчалась,
Чтобы радость принести с собой.

Всё вокруг мгновенно изменилось,
Заиграло радугой цветной.
Жизнь на землю снова возвратилась,
И запахло в воздухе весной.

Т.Лаврова

ПАУТИНКИ

Цвет акации душистый,
Трели птиц, весенний зной,
Паутинок серебристый
Нотный стан густой, живой.

Ветер ласково играет
Серебром нежнейших струн,
То вспарит, то тихо встанет,
То зашепчет, как колдун.

И летит табун крылатый
Нот звенящих над землёй,
Над травой ещё несжатой,
Над чарующей весной!

К.Жосан

ВЕСЕННЕЕ СОЛНЦЕ

Как приятно
Солнцу литься
По апрелю!
Благодать!
Видеть
Радостные лица
И веснушки раздавать!
Искупаться
В речке полной,
Птицам в небе
Подмигнуть
И сыграть
Свой номер сольный —
На закате полыхнуть!

Г.Ильина

СВЕТЛЫЙ МАЙ

Майский дождь стучит по мокрой крыше,
Барабанит звонко по стеклу.
Воробьи резвятся в грязной луже,
Радуясь весеннему теплу.

Небо в хмурых тучах тёмно-серых,
А дождинки чище, чем слеза.
И грохочет, путается в вербах,
Первая весенняя гроза.

Всё вокруг зелёное, цветное.
Воздух ароматный и хмельной.
Дождь пройдёт и небо голубое
Солнца луч прорежет золотой.

Как алмазы заблестят на ветках
Капельки прошедшего дождя.
Светлый май раскрасит все рассветы,
Радость в наши души принеся

Т.Лаврова

ЧИК-ЧИРИК!

Теплом уж веет. И порой
Из сада слышен шумный крик.
То там воробушки толпой
Кричат на ветках: чик-чирик!
Довольны птички, что из туч
Им солнце выглянет на миг;
Они встречают этот луч
Веселым криком: чик-чирик!
Тот луч им шепчет, что земля
Вся скоро станет как цветник,
Утонут в зелени поля…
И громче слышно: чик-чирик!

И.Косяков

ПОДСНЕЖНИК

В лесу, где берёзки столпились гурьбой,
Подснежника глянул глазок голубой.
Сперва понемножку
Зелёную выставил ножку,
Потом потянулся из всех своих аленьких сил
И тихо спросил :
«Я вижу, погода тепла и ясна,
Скажите, ведь правда, что это весна?»

П.Соловьёва

ПРО ЖУЧКА И ПАУЧКА

Грел на солнышке бочок,
Вскоре вылез червячок,
А за ним и паучок.

Солнце скрылось за горой,
И отправились домой
И жучок, и червячок,
И, конечно, паучок.

На проталинке опять
Завтра будут загорать
Жук, червяк и паучок…
Будут греть другой бочок.

Т.Гусарова

ВИНОВАТЫЙ СНЕГ

— Не летят
Из-за меня
С юга
Птичьи стаи,
Не растёт
Из-за меня
Травка
молодая, —
Плачет Снег,
Себя виня,
И тихонько
Тает.

Г.Ильина

ПОЯВЛЕНИЕ ВЕСНЫ

Весна с улыбкой шлет привет
Проснувшейся природе;
Всё после зимних бурь и бед
Вздохнуло на свободе.
Бессильно зляся и ворча,
Зима, старуха злая,
Бежит, от жаркого луча
Под солнышком сгорая.

Л.Модзалевский

ЦВЕТ ВЕСНЫ

На дворе стоит весна!
После зимней лютой стужи
Просыпается от сна
Вся природа. Даже лужи
Не покроет лед за ночь,
Гонит солнце зиму прочь!
Набухают соком почки,
И зеленые листочки
Скоро в струях ветерка
Заиграют! А пока
Цвета солнца у реки
Появились огоньки!
Все! Закончились морозы!
Распускаются мимозы!

В.Косовицкий

МАЙ

Белым облаком чудесным
Вишня под окном цветёт.
Вся в цветах благоухая,
По Москве весна идёт.

Белой яблони цветущей
Тонкий нежный аромат,
Одуванчиков весенних
Желтый праздничный наряд.

Соком налились бутоны
И в погожий ясный день,
Будто королева мая,
Распускается сирень.

Птиц в садах весёлый гомон,
Первых бабочек полёт,
Скоро вслед за ясным маем
Лето красное придёт.

И.Бутримова

ВЕСНА

С каждым днем больше сил у весны,
Все труднее зиме с ней бороться,
И все чаще в февральские сны
Золотое вплетается солнце,

Эхом звонким летят по дворам
Разудалые птичьи трели,
А на смену снегам и ветрам
Потихоньку приходят капели.

Пробуждается мир ото сна,
Подымая тяжелые вежды…
Возвращается к людям весна —
Возвращаются в сердце надежды…

М.Винтер

ВЕСНА

Снег промок и лед заплакал —
Скоро кончится зима.
От рассвета до заката
Тают чудо-терема.

Просыпается природа —
Как березка расцвела.
Лишь у дедушки Мороза
Не идут весной дела

Б.Эльшанский

* * *

Уже сугробы потемнели…
Не за горами ледоход…
На солнышке, под звук капели
Лениво дремлет старый кот,
Поглядывая желтым глазом
На то, как ловко воробей
Творит неслыханно проказы —
Ворует хлеб у голубей!
А рядом маленький мальчонка
Впервые делает шаги,
Упрямо дёргает ручонку
Из крепкой маминой руки…
Идёт весна, и всё ликует!
Небес манит голубизна!
И солнце жарким поцелуем
Природу будит ото сна…

Н.Железнякова

ФЕВРАЛЬ ЗАТИХ…

Февраль затих. Куда пропали вьюги,
Которым, как казалось, нет конца?
Лишь ветерка несмелые потуги
Сметают снег, с уставшего крыльца.

Смотрю в окно: природа отдыхает!
Куда ни глянь, лишь снега белизна…
Февраль затих. Собакой, уж не лает –
Знать, уступила вновь ему Весна!

Н.Тарасов

ВЕСЕННЕЕ УТРО

Прекрасно весеннее утро,
Прохладою дышит листва,
Восход розовеет над лесом
И даль небосвода чиста.

Растаяли звёзды на небе,
Рассеялась дымка в дали,
Украсили кроны деревьев
Волшебные краски зари.

Раскрылись цветы на лужайке
И птицы запели в лесу,
Приветствуя ясное утро
И в зелени первой весну.

И.Бутримова

СНЕГ В НАЧАЛЕ МАЯ

Зима потеряла дорогу,
Не знает, где север, где юг.
Вся стража забила тревогу,-
Темно и безлюдно вокруг.
Она уходить не спешила
В убежище долгого сна.
Слегка задержаться решила,
Но ей помешала Весна.
Искать среди ночи ночлега
Зима попросила пургу.
Сломалась в дороге телега,
И кони увязли в снегу.
А сани ещё не готовы,
Подвёл и умелец кузнец.
Не выковал коням подковы —
Мороз — удалой молодец.
Зима за кустом притаилась, —
Не может обиду простить.
И так на Весну разозлилась,
Что стала ей холодом мстить.
Запасы лебяжьего пуха
Швырнула она с высоты.
И хлопьями снега старуха
Засыпала в мае цветы.
Весна чуть дождями всплакнула,
Не ждавщая снега и туч.
Потом рукавами взмахнула
И вызвала солнечный луч.
Природа опять торжествкет, —
Растаяли зимние сны…
И солнце веснущки целует
На розовых щёчках Весны.

Н.Цветкова

* * *

Е.Долгих

ЦАРЕВНА ВЕСНА

За окном барабанит капель,
Тает снег и сосульки на крышах,
И на цыпочках ходит апрель,
Чтоб никто его ночью не слышал.

По асфальту бегут ручейки,
Фонари отражаются в луже,
А весенние сны так легки
И забыта январская стужа.

После долгого зимнего сна
Не спеша оживает природа
И приходит Царевна Весна,
Открывая собой утро года.

И.Бутримова

Источник

Задание 17 егэ по русскому языку практика расставьте

За это задание ты можешь получить 1 балл. Уровень сложности: Базовый.
Средний процент выполнения: 69.3%
Ответом к заданию 17 по русскому языку может быть Последовательность цифр, чисел или слов. Порядок записи НЕ имеет значения.

Задачи для практики

Задача 1

Расставьте знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Принаряженные к празднику (1) казачки выходили на углы улиц и (2) пощёлкивая семечками (3) усаживались (4) на пригретых солнцем (5) завалинках.

Решение

2-3 — деепричастный оборот
1 — причастный оборот перед определяемым словом не обособляется
4-5 — причастный оборот перед определяемым словом не обособляется

Задача 2

Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Сад (1) всё больше редея (2) переходя в настоящий луг (3) спускался к реке (4) поросшей зелёным камышом и ивняком (5) и обещающей прохладу и покой.

Решение

1-2 — деепричастный оборот 3 — деепричастный оборот 4 — причастный оборот 5 — нет запятой, однородные причастные обороты

Задача 3

Они остановились на краю (1) заполненного серым туманом (2) гигантского провала. Где-то вдали мерещился другой берег (3) напоминающий прильнувшие к земле тяжёлые облака.

Решение

1-2 — причастный оборот перед главным словом «провала» не обособляется

3 — причастный оборот после определяемого слова «берег» обособляется

Задача 4

Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Пароход уходит вниз по реке (1) догоняя дождевую тучу (2) закрывшую полнеба (3) и (4) потерявшись из виду (5) даёт длинный гудок.

Решение

1-2 — деепричастный оборот при определяемом слове УХОДИТ 2-3- причастный оборот при определяемом ТУЧУ 4-5 — деепричастный оборот при определяемом ДАЁТ

Задача 5

Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Он заставлял меня смотреть и на море (1) сизой тучей лежавшее внизу (2) и на последний жёлтый цветок (3) выросший на каменистой дороге (4) и на далёкий водопад (5) казавшийся издали прядью (6) брошенных на отвесные скалы нитей.

Решение

1-2 — причастный оборот при определяемом слове МОРЕ 3-4 причастный оборот при определяемом слове ЦВЕТОК 5 — причастный оборот при определяемом слове ВОДОПАД 6 — прядью (какой? чего?) нитей (причастный оборот перед определяемым, поэтому запятой нет)

Задача 6

Расставьте недостающие знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Это была (1) недавно расчищенная и неосвещённая (2) поляна, и на ней (3) смутно белея во мраке (4) стоял новый большой дом управляющего.

Решение

3-4 — деепричастный оборот при определяемом слове СТОЯЛ 1-2- причастный оборот и одиночное причастие стоят перед определяемым словом (ПОЛЯНА), поэтому нет запятой

Задача 7

Роса (1) выпадающая вечером (2) бывает такой обильной, что даже блестит ночью (3) отражая свет звёзд (4) и предсказывая тем самым жаркий день на завтра.

Решение

1-2 — причастный оборот при определяемом слове РОСА 3 — деепричастные обороты, соединенные союзом И, поэтому запятой (4) нет

Задача 8

Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Дешёвые фарфоровые безделушки на полочках и старинные литографии (1) симметрично развешанные по стенам (2) рассказывали (3) о новом увлечении хозяина дома.

Решение

1-2 — причастный оборот при определяемом слове ЛИТОГРАФИИ 3- рассказывали (о чем?) — о новом увлечении — дополнение, обособления нет

Задача 9

Увидев свой отряд (1) измученный (2) и поредевший втрое (3) уныло растянувшийся вдоль дороги (4) он понял, как он (5) сам смертельно уставший (6) бессилен теперь сделать что-либо для этих людей.

Решение

1 — деепричастный оборот, 3 — однородные причастия, 4 — причастный оборот, 5 и 6 — распространенное определение после личного местоименя ОН обособляется с двух сторон

Задача 10

На хату налетел (1) кружась (2) смерч, и зазвенели (3) плохо замазанные (4) стёкла.

Решение

1-2 — одиночное деепричастие

3-4- причастный оборот стоит перед определяемым словом (СТЁКЛА), поэтому нет запятой

Задача 11

Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Вера (1) отпрянув от (2) озарённого ярким светом (3) окна (4) испуганно смотрела по сторонам.

Решение

1-4 — деепричастный оборот при определяемом слове СМОТРЕЛА 2-3- причастный оборот стоит перед определяемым словом (ОКНА), поэтому нет запятой

Задача 12

Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Он (1) глядя на рассвет (2) вдыхал пряный утренний воздух и вглядывался (3) в сиявшую ему с неба (4) лазурь.

Решение

1-2 — деепричастный оборот 3-4 — причастный оборот стоит перед определяемым словом ЛАЗУРЬ, поэтому не обособляется

Задача 13

Расставьте знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Мелодия замерла на головокружительной высоте (1) будто в последний раз озирая небесную округу (2) сорвалась и помчалась (3) ускоряя и ускоряя темп (4) вздрогнула освобождённо и затихла (5) в изнеможении повиснув где-то на задворках небес.

Решение

1-2 — деепричастный оборот при определяемом слове ЗАМЕРЛА 3-4- 6-7 — деепричастный оборот при определяемом слове ПОМЧАЛАСЬ 5 — деепричастный оборот при определяемом слове ЗАТИХЛА

Задача 14

Вдруг над прибрежными зарослями осоки (1) часто-часто махая крылышками (2) промелькнула крупная бабочка (3) вся словно сотканная из золотистых нитей.

Решение

1-2 — деепричастный оборот при определяемом слове ПРОМЕЛЬКНУЛА 3 — причастный оборот при определяемом слове БАБОЧКА

Задача 15

Связанные в своём творчестве (1) с заказами католической церкви и знатных дворян (2) фламандские живописцы часто писали картины на религиозные и мифологические сюжеты (3) наполняя их (4) дыханием жизни.

Решение

2 — причастный оборот стоит перед определяемым словом, но имеет значение причины, поэтому обособляется 3 — деепричастный оборот 1 — связанные (с чем?) с заказами — нет запятой наполняя их (чем?) дыханием — нет запятой

Задача 16

Большие мельничные колёса (1) разбуженные шумливыми толчками воды (2) нехотя подавались (3) ленясь проснуться (4) и через несколько секунд уже кружились (5) брызгая пеной и купаясь в холодных струях.

Решение

1-2 — причастный оборот 3-4 — деепричастный оборот 5 — деепричастный оборот

Задача 17

Глядя на неизвестные цветы (1) похожие на огромные крокусы с картин Ван-Гога (2) глядя на плотный свет (3) напоминающий прозрачный сок каких-то заморских плодов (4) неожиданно ощущаешь сладковатый запах этих плодов и свежее дыхание сырого морского песка.

Решение

1- деепричастный оборот 2- обособленное распространенное определение главного слова ЦВЕТЫ 3-4 — причастный оборот (главное слово — СВЕТ)

Задача 18

Деревянный мост (1) перекинутый через узкую речушку (2) кряхтит (3) вздрагивая под колёсами (4) и шатается (5) напоминая дряхлого старика.

Решение

1-2 — причастный оборот после определяемого слова «мост» 3-4 — деепричастный оборот 5 — деепричастный оборот

Задача 19

Свежий морской ветер (1) вобрав запахи (2) отцветающих лип и степных трав (3) гуляет по широким улицам (4) обшаривая балконы домов (5) увешанные вязками лука и вяленой рыбой.

Решение

1-3 — границы деепричастного оборота 4 — дееприччастный оборот 5 — причастный оборот после определяемого слова балконы 2 — запахи (чего? какие?) — второстепенный член, нет обособления

Задача 20

Расставьте знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Вода падала на землю (1) и (2) прозрачная (3) весёлая (4) сверкающая на солнце (5) быстро бежала куда-то влево (6) тихо ворча (7) и точно воображая себя сильным и бурным потоком.

Решение

2-3-4-5 — однородные определения и причастный оборот, которые обособляются, так как отделены от определяемого слова ВОДА 6 -7 деепричастные обороты при определяемом слове БЕЖАЛА, соединены союзом И, поэтому 7 — нет запятой 1 — нет запятой, потому что однородные сказуемые: падала и бежала

Необходимо зарегистрироваться

Для доступа к решениям необходимо включить уведомления от группы Турбо в вк — это займет буквально 10 секунд. Никакого спама, только самое важное и полезное для тебя. Ты всегда можешь запретить уведомления.

Задание 17. Знаки препинания при обособленных членах предложения. ЕГЭ 2022 по русскому языку

Решение

— второстепенный член, нет обособления.

Egeturbo. ru

23.07.2020 5:45:29

2020-07-23 05:45:29

Источники:

Https://egeturbo. ru/ege/rus/tasks/17

Практика задания 17 ЕГЭ по русскому языку » /> » /> .keyword { color: red; } Задание 17 егэ по русскому языку практика расставьте

Задание 17 егэ по русскому языку практика расставьте

Задание 17 ЕГЭ по русскому языку. Практика

1. Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Пестрая шкура леопарда (1) перехваченная золотой стрелою (2) легко повисла с округлого плеча на выгнутое бедро (3) и (4) переливаясь на солнце (5) казалась живым существом.

2. Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Обаяние (1) овладевшее слушателями (2) и уносившее их далеко за эти скромные стены (3) разрушалось, пока (4) собравшись с силами (5) музыкант не ударял вновь по клавишам.

3. Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Рисуя свой идеальный мир (1) А. И. Куинджи воспринимает жизнь (2) как благо (3) дарующее человеку красоту и радость впечатлений (4) позволяющих творить неустанно.

4. Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Горбоносый красавец (1) принарядившийся для великого праздника (2) шёл бодро (3) обгоняя прохожих (4) спешащих домой к праздничной трапезе (5) и оживлённо беседующих.

5. Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Человек (1) по-доброму относящийся к другому (2) может быть настроен на его благодарность (3) и (4) не дождавшись её (5) начать сердиться.

6. Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Степан (1) желая быть незамеченным (2) нырнул на базарную площадь (3) и (4) затерявшись в крестьянской толпе (5) прошёл к шумной пристани.

7. Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Родившись в семье известного книгоиздателя (1) будущий композитор Глазунов с детства воспитывался в атмосфере увлечённого музицирования (2) поражая родных (3) необыкновенной способностью мгновенно запоминать музыку (4) однажды услышанную.

8. Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

И вот я (1) немножко испуганный грозящим нашествием буйного дяди (2) но гордый поручением (3) возложенным на меня (4) торчу в окне (5) осматривая улицу.

9. Расставьте знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Завершив первый этап приготовления (1) в блюдо можно добавить (2) мелко нарубленные трюфели (3) или (4) заранее сваренные шампиньоны.

10. Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Лениво поворачивалось мельничное колесо (1) почернелое от времени (2) набирая (3) в медленно подставляющиеся коробки (4) сонно журчащую воду (5) боясь уронить лишнюю каплю драгоценной влаги.

11. Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Однажды вечером (1) сидел я дома один (2) слушая вой осеннего ветра (3) и (4) смотря в окно (5) на тучи (6) бегущие (7) мимо луны.

12. Расставьте все знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Тезкин (1) храня в душе и теле верность (2) канувшей в лето художнице (3) с большим сочувствием относился к попыткам друга (4) встретить за каким-нибудь столиком прекрасную даму.

13. Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Все подходившие (1) из приличия (2) не выказывая (3) поспешности (4) с чувством облегчения (5) исполненной (6) тяжелой обязанности (7) отходили от старушки.

14. Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Больше всего на свете (1) боявшийся и всюду (2) чувствующий дыхание Танатоса (3) Тезкин терпеливо выгуливал друга по аллейкам Автозаводского сквера (4) утешая его.

15. Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Анна Павловна (1) вздохнула с облегчением (2) отделавшись от молодого человека (3) не умеющего жить (4) возвратилась к своим занятиям хозяйки дома (5) и продолжала прислушиваться (6) и приглядываться (7) готовая подать помощь.

16. Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Во тьме (1) пронизанной редким сырым туманом (2) еле-еле было видно дорогу (3) извивающуюся среди голых холмов.

17. Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Дед зажёг серную спичку (1) осветив синим огнём своё лицо хорька (2) измазанное сажей (3) и (4) высмотрев свечу на столе (5) присел рядом с бабушкой.

18. Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Для читателя (1) не утратившего ещё живой связи с дуэльной традицией (2) и (3) способного понять смысловые оттенки (4) нарисованной Пушкиным в «Евгении Онегине» картины (5) было очевидным, что Онегин любил Ленского и (6) целясь в него (7) не хотел ранить.

Расставьте знаки препинания укажите цифру — ы, на месте которой — ых в предложении должна — ы стоять запятая — ые.

Rustutors. ru

02.01.2019 13:34:35

2019-01-02 13:34:35

Источники:

Https://rustutors. ru/egeteoriya/egepraktika/1683-zadanie-17-egje-po-russkomu-jazyku-praktika. html

Практика заданий 15-21 ЕГЭ по русскому языку » /> » /> .keyword { color: red; } Задание 17 егэ по русскому языку практика расставьте

Задания 15-21 практика ЕГЭ русский язык Вариант 2 ОТВЕТЫ в конце страницы

Задания 15-21 практика ЕГЭ русский язык Вариант 2
ОТВЕТЫ в конце страницы

Укажите все цифры, на месте которых пишется одна буква Н.

Задание 16

1) В раннем детстве у него проявился красивый голос дискант и он часто пел вместе с матерью.
2) Прекрасный голос начинающего артиста и в особенности выразительная декламация вместе с правдивой игрой обратили на него внимание критики и публики.
3) Ф. И. Шаляпин — целая эпоха русского искусства и с 1899 года ведущий солист двух главных театров страны — Большого и Мариинского.
4) Восторженный приём публики вызывали и оперные арии и камерные произведения в исполнении Ф. И. Шаляпина.
5) Свою популярность Ф. И. Шаляпин снискал не столько как певец сколько как выдающийся артист.

Задание 17 — практика

Расставьте знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Задание 18

Задание 19

Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Дом (1) окна (2) которого (3) выходили в сад (4) был построен в готическом стиле.

Задание 20

Расставьте знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Задание 21 — практика

Расставьте знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Расставьте знаки препинания укажите цифру — ы, на месте которой — ых должна — ы стоять запятая — ые.

Izi-ege. ru

14.10.2018 7:57:40

2018-10-14 07:57:40

Источники:

Https://izi-ege. ru/index. php? r=egerus%2Fview&id=12

Источник

теперь праздно висели, как две большие клешни.

– Нет приданого – и мы без внимания, – говорил старик тетке, – для сына нашего Степана мы взяли тоже из бедного семейства, а теперь не нахвалимся. Что в доме, что в деле – золотые руки.

Липа стояла у двери и как будто хотела сказать: «Делайте со мной, что хотите: я вам верю», а ее мать Прасковья, поденщица, пряталась в кухне и замирала от робости. Когда‑то, еще в молодости, один купец, у которого она мыла полы, рассердившись, затопал на нее ногами, она сильно испугалась, обомлела, и на всю жизнь у нее в душе остался страх. А от страха всегда дрожали руки и ноги, дрожали щеки. Сидя в кухне, она старалась подслушать, о чем говорят гости, и всё крестилась, прижимая пальцы ко лбу и поглядывая на образ. Анисим, слегка пьяный, отворял дверь в кухню и говорил развязно:

– Что же это вы тут сидите, мамаша драгоценная? Нам без вас скучно.

А Прасковья, оробев, прижимая руки к своей тощей, исхудалой груди, отвечала:

– Что вы, помилуйте‑с… Много вами довольны‑с.

После смотрин назначили день свадьбы. Потом у себя дома Анисим всё ходил по комнатам и посвистывал или же, вдруг вспомнив о чем‑то, задумывался и глядел в пол неподвижно, пронзительно, точно взглядом хотел проникнуть глубоко в землю. Он не выражал ни удовольствия от того, что женится, женится скоро, на Красной Горке, ни желания повидаться с невестой, а только посвистывал. И было очевидно, что женится он только потому, что этого хотят отец и мачеха, и потому, что в деревне такой уж обычай: сын женится, чтобы дома была помощница. Уезжая, он не торопился и держал себя вообще не так, как в прошлые свои приезды, – был как‑то особенно развязен и говорил не то, что нужно.

III

В деревне Шикаловой жили портнихи, две сестры‑хлыстовки. Им были заказаны к свадьбе обновы, и они часто приходили примеривать и подолгу пили чай. Варваре сшили коричневое платье с черными кружевами и со стеклярусом, а Аксинье – светло‑зеленое, с желтой грудью и со шлейфом. Когда портнихи кончили, то Цыбукин заплатил им не деньгами, а товаром из своей лавки, и они ушли от него грустные, держа в руках узелки со стеариновыми свечами и сардинами, которые были им совсем не нужны, и, выйдя из села в поле, сели на бугорок и стали плакать.

Анисим приехал за три дня до свадьбы, во всем новом. На нем были блестящие резиновые калоши и вместо галстука красный шнурок с шариками, и на плечах висело пальто, не надетое в рукава, тоже новое.

Степенно помолившись богу, он поздоровался с отцом и дал ему десять серебряных рублей и десять полтинников; и Варваре дал столько же, Аксинье – двадцать четвертаков. Главная прелесть этого подарка была именно в том, что все монеты, как на подбор, были новенькие и сверкали на солнце. Стараясь казаться степенным и серьезным, Анисим напрягал лицо и надувал щеки, и от него пахло вином; вероятно, на каждой станции выбегал к буфету. И опять была какая‑то развязность, что‑то лишнее в человеке. Потом Анисим и старик пили чай и закусывали, а Варвара перебирала в руках новенькие рубли и расспрашивала про земляков, живших в городе.

– Ничего, благодарить бога, живут хорошо, – говорил Анисим. – Только вот у Ивана Егорова происшествие в семейной жизни: померла его старуха Софья Никифоровна. От чахотки. Поминальный обед за упокой души заказывали у кондитера, по два с полтиной с персоны. И виноградное вино было. Которые мужики, наши земляки – и за них тоже по два с полтиной. Ничего не ели. Нешто мужик понимает соус!

– Два с полтиной! – сказал старик и покачал головой.

– А что же? Там не деревня. Зайдешь в ресторан подзакусить, спросишь того‑другого, компания соберется, выпьешь – ан глядишь, уже рассвет, и пожалуйте по три или по четыре рубля с каждого. А когда с Самородовым, так тот любит, чтоб после всего кофий с коньяком, а коньяк по шести гривен рюмочка‑с.

– И всё врет, – проговорил старик в восхищении. – И всё врет!

– Я теперь всегда с Самородовым. Это тот самый Самородов, что вам мои письма пишет. Великолепно пишет. И если б рассказать, мамаша, – весело продолжал Анисим, обращаясь к Варваре, – какой человек есть этот самый Самородов, то вы не поверите. Мы его все Мухтаром зовем, так как он вроде армяшки – весь черный. Я его насквозь вижу, все дела его знаю вот как свои пять пальцев, мамаша, и он это чувствует и всё за мной ходит, не отстает, и нас теперь водой не разольешь. Ему как будто жутковато, но и без меня жить не может. Куда я, туда и он. У меня, мамаша, верный, правильный глаз. Глядишь на толкучке: мужик рубаху продает. – Стой, рубаха краденая! – И верно, так и выходит: рубаха краденая.

– Откуда же ты знаешь? – спросила Варвара.

– Ниоткуда, глаз у меня такой. Я не знаю, какая там рубаха, а только почему‑то так меня и тянет к ней: краденая и всё тут. У нас в сыскном так уж и говорят: «Ну, Анисим пошел вальдшнепов стрелять!» Это значит – искать краденое. Да… Украсть всякий может, да вот как сберечь! Велика земля, а спрятать краденое негде.

– А в нашем селе у Гунторевых на прошлой неделе угнали барана и двух ярок, – сказала Варвара и вздохнула. – И поискать некому… Ох‑тех‑те…

– Что ж? Поискать можно. Это ничего, можно.

Подошел день свадьбы. Это был прохладный, но ясный, веселый апрельский день. Уже с раннего утра по Уклееву разъезжали, звеня колоколами, тройки и пары с разноцветными лентами на дугах и в гривах. В вербах шумели грачи, потревоженные этой ездой, и, надсаживаясь, не умолкая, пели скворцы, как будто радуясь, что у Цыбукиных свадьба.

Источник

Отрывок из произведения «В овраге» Чехов А. П. 1899 г.

Варвару то и дело окликали, чего-нибудь требовали, и она с растерянным видом, тяжело дыша, бегала в кухню, где с рассвета работал повар от Костюкова и «белая» кухарка от Хрыминых Младших.

Аксинья, завитая, без платья, в корсете, в новых скрипучих ботинках, носилась по двору как вихрь, и только мелькали ее голые колени и грудь. Было шумно, слышалась брань, божба; прохожие останавливались у настежь открытых ворот, и чувствовалось во всем, что готовится что-то необыкновенное.

Когда возвращались из церкви, то бежал вслед народ; около лавки, около ворот и во дворе под окнами тоже была толпа. Пришли бабы величать. Едва молодые переступили порог, как громко, изо всей силы, вскрикнули певчие, которые уже стояли в сенях со своими нотами; заиграла музыка, нарочно выписанная из города. Уже подносили донское шипучее в высоких бокалах.

После шипучего все стали садиться за стол. Гости говорили, двигая стульями. Пели и сенях певчие, играла музыка, и в это же время на дворе бабы величали, все в один голос, — и была какая-то ужасная, дикая смесь звуков, от которой кружилась голова.

Тут было духовенство, приказчики с фабрик с женами, торговцы и трактирщики из других деревень. Волостной старшина и волостной писарь, служившие вместе уже четырнадцать лет и за всё это время не подписавшие ни одной бумаги, не отпустившие из волостного правления ни одного человека без того, чтобы не обмануть и не обидеть, сидели теперь рядом, оба толстые, сытые, и казалось, что они уже до такой степени пропитались неправдой, что даже кожа на лице у них была какая-то особенная, мошенническая. Жена писаря, женщина исхудалая, косая, привела с собой всех своих детей, и, точно хищная птица, косилась на тарелки, и хватала всё, что попадалось под руку, и прятала себе и детям в карманы.

Варвара ходила вокруг стола, угощая гостей, утомленная, растерянная, и, видимо, была довольна, что так много кушаний и всё так богато, — никто не осудит теперь.

Зашло солнце, а обед продолжался; уже не понимали, что ели, что пили, нельзя было расслышать, что говорят, и только изредка, когда затихала музыка, ясно было слышно, как на дворе кричала какая-то баба:

— Насосались нашей крови, ироды, нет на вас погибели!

Ad 3

Вечером были танцы под музыку. Приехали Хрымины Младшие со своим вином, и один из них, когда танцевали кадриль, держал в обеих руках по бутылке, а во рту рюмку, и это всех смешило. Среди кадрили пускались вдруг вприсядку; зеленая Аксинья только мелькала, и от шлейфа ее дуло ветром. Кто-то оттоптал ей внизу оборку, и Костыль крикнул:

— Эй, внизу плинтус оторвали! Деточки!

Но вот и сам старик Цыбукин вышел на средину и взмахнул платком, подавая знак, что и он тоже хочет плясать русскую, и по всему дому и во дворе в толпе пронесся гул одобрения:

— Сам вышел! Сам!

Плясала Варвара, а старик только помахивал платком и перебирал каблучками, но те, которые там, во дворе, нависая друг на друге, заглядывали в окна, были в восторге и на минуту простили ему всё — и его богатство, и обиды.

— Молодчина, Григорий Петров! — слышалось в толпе. — Так, старайся! Значит, еще можешь заниматься! Ха-ха!

Всё это кончилось поздно, во втором часу ночи. Анисим, пошатываясь, обходил на прощанье певчих и музыкантов и дарил каждому по новому полтиннику. И старик, не качаясь, а всё как-то ступая на одну ногу, провожал гостей и говорил каждому:

— Свадьба две тысячи стоила.

Источник

А. П. Чехов

В овраге[править]

А. П. Чехов. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах

Сочинения в восемнадцати томах. Том десятый

МОСКВА — 1986

ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»

OCR: sad369 (09.06.2006)

I[править]

Село Уклеево лежало в овраге, так что с шоссе и со станции железной дороги видны были только колокольня и трубы ситценабивных фабрик. Когда прохожие спрашивали, какое это село, то им говорили:

— Это то самое, где дьячок на похоронах всю икру съел.

Как-то на поминках у фабриканта Костюкова старик-дьячок увидел среди закусок зернистую икру и стал есть ее с жадностью; его толкали, дергали за рукав, но он словно окоченел от наслаждения: ничего не чувствовал и только ел. Съел всю икру, а в банке было фунта четыре. И прошло уж много времени с тех пор, дьячок давно умер, а про икру всё помнили. Жизнь ли была так бедна здесь, или люди не умели подметить ничего, кроме этого неважного события, происшедшего десять лет назад, а только про село Уклеево ничего другого не рассказывали.

В нем не переводилась лихорадка и была топкая грязь даже летом, особенно под заборами, над которыми сгибались старые вербы, дававшие широкую тень. Здесь всегда пахло фабричными отбросами и уксусной кислотой, которую употребляли при выделке ситцев. Фабрики — три ситцевых и одна кожевенная — находились не в самом селе, а на краю и поодаль. Это были небольшие фабрики, и на всех их было занято около четырехсот рабочих, не больше. От кожевенной фабрики вода в речке часто становилась вонючей; отбросы заражали луг, крестьянский скот страдал от сибирской язвы, и фабрику приказано было закрыть. Она считалась закрытой, но работала тайно с ведома станового пристава и уездного врача, которым владелец платил по десяти рублей в месяц. Во всем селе было только два порядочных дома, каменных, крытых железом; в одном помещалось волостное правление, другом, двухэтажном, как раз против церкви, жил Цыбукин, Григорий Петров, епифанский мещанин.

Григорий держал бакалейную лавочку, но это только для вида, на самом же деле торговал водкой, скотом, кожами, хлебом в зерне, свиньями, торговал чем придется, и когда, например, за границу требовались для дамских шляп сороки, то он наживал на каждой паре по тридцати копеек; он скупал лес на сруб, давал деньги в рост, вообще был старик оборотливый.

У него было два сына. Старший, Анисим, служил в полиции, в сыскном отделении, и редко бывал дома. Младший, Степан, пошел по торговой части и помогал отцу, но настоящей помощи от него не ждали, так как он был слаб здоровьем и глух; его жена Аксинья, красивая, стройная женщина, ходившая в праздники в шляпке и с зонтиком, рано вставала, поздно ложилась и весь день бегала, подобрав свои юбки и гремя ключами, то в амбар, то в погреб, то в лавку, и старик Цыбукин глядел на нее весело, глаза у него загорались, и в это время он жалел, что на ней женат не старший сын, а младший, глухой, который, очевидно, мало смыслил в женской красоте.

У старика всегда была склонность к семейной жизни, и он любил свое семейство больше всего на свете, особенно старшего сына-сыщика и невестку. Аксинья, едва вышла за глухого, как обнаружила необыкновенную деловитость и уже знала, кому можно отпустить в долг, кому нельзя, держала при себе ключи, не доверяя их даже мужу, щелкала на счетах, заглядывала лошадям в зубы, как мужик, и всё смеялась или покрикивала; и, что бы она ни делала, ни говорила, старик только умилялся и бормотал:

— Ай да невестушка! Ай да красавица, матушка…

Он был вдов, но через год после свадьбы сына не выдержал и сам женился. Ему нашли за тридцать верст от Уклеева девушку Варвару Николаевну из хорошего семейства, уже пожилую, но красивую, видную. Едва она поселилась в комнатке в верхнем этаже, как всё просветлело в доме, точно во все окна были вставлены новые стекла. Засветились лампадки, столы покрылись белыми как снег скатертями, на окнах и в палисаднике показались цветы с красными глазками, и уж за обедом ели не из одной миски, а перед каждым ставилась тарелка. Варвара Николаевна улыбалась приятно и ласково, и казалось, что в доме всё улыбается. И во двор, чего раньше никогда не было, стали заходить нищие, странники, богомолки; послышались под окнами жалобные, певучие голоса уклеевских баб и виноватый кашель слабых, испитых мужиков, уволенных с фабрики за пьянство. Варвара помогала деньгами, хлебом, старой одеждой, а потом, обжившись, стала потаскивать и из лавки. Раз глухой видел, как она унесла две осьмушки чаю, и это его смутило.

— Тут мамаша взяли две осьмушки чаю, — сообщил он потом отцу. — Куда это записать?

Старик ничего не ответил, а постоял, подумал, шевеля бровями, и пошел наверх к жене.

— Варварушка, ежели тебе, матушка, — сказал он ласково, — понадобится что в лавке, то ты бери. Бери себе на здоровье, не сомневайся.

И на другой день глухой, пробегая через двор, крикнул ей:

— Вы, мамаша, ежели что нужно, — берите!

В том, что она подавала милостыню, было что-то новое, что-то веселое и легкое, как в лампадках и красных цветочках. Когда в заговенье или в престольный праздник, который продолжался три дня, сбывали мужикам протухлую солонину с таким тяжким запахом, что трудно было стоять около бочки, и принимали от пьяных в заклад косы, шапки, женины платки, когда в грязи валялись фабричные, одурманенные плохой водкой, и грех, казалось, сгустившись, уже туманом стоял в воздухе, тогда становилось как-то легче при мысли, что там, в доме, есть тихая, опрятная женщина, которой нет дела ни до солонины, ни до водки; милостыня ее действовала в эти тягостные, туманные дни, как предохранительный клапан в машине.

Дни в доме Цыбукина проходили в заботах. Еще солнце не всходило, а Аксинья уже фыркала, умываясь в сенях, самовар кипел в кухне и гудел, предсказывая что-то недоброе. Старик Григорий Петров, одетый в длинный черный сюртук и ситцевые брюки, в высоких ярких сапогах, такой чистенький, маленький, похаживал по комнатам и постукивал каблучками, как свекор-батюшка в известной песне. Отпирали лавку. Когда становилось светло, подавали к крыльцу беговые дрожки и старик молодцевато садился на них, надвигая свой большой картуз до ушей, и, глядя на него, никто не сказал бы, что ему уже 56 лет. Его провожали жена и невестка, и в это время, когда на нем был хороший, чистый сюртук и в дрожки был запряжен громадный вороной жеребец, стоивший триста рублей, старик не любил, чтобы к нему подходили мужики со своими просьбами и жалобами; он ненавидел мужиков и брезговал ими, и если видел, что какой-нибудь мужик дожидается у ворот, то кричал гневно:

— Что стал там? Проходи дальше!

Или кричал, если то был нищий:

— Бог дасьть!

Он уезжал по делам; жена его, одетая в темное, в черном фартуке, убирала комнаты или помогала в кухне. Аксинья торговала в лавке, и слышно было во дворе, как звенели бутылки и деньги, как она смеялась или кричала и как сердились покупатели, которых она обижала; и в то же время было заметно, что там в лавке тайная торговля водкой уже идет. Глухой тоже сидел в лавке или, без шапки, заложив руки в карманы, ходил по улице и рассеянно поглядывал то на избы, то вверх на небо. Раз шесть в день в доме пили чай; раза четыре садились за стол есть. А вечером считали выручку и записывали, потом спали крепко.

В Уклееве все три ситцевые фабрики и квартиры фабрикантов Хрыминых Старших, Хрыминых Младших и Костюкова были соединены телефоном. Провели телефон и в волостное правление, но там он скоро перестал действовать, так как в нем завелись клопы и прусаки. Волостной старшина был малограмотен и в бумагах каждое слово писал с большой буквы, но когда испортился телефон, то он сказал:

— Да, теперь нам без телефона будет трудновато.

Хрымины Старшие постоянно судились с Младшими, иногда и Младшие ссорились между собою и начинали судиться, и тогда их фабрика не работала месяц, два, пока они опять не мирились, и это развлекало жителей Уклеева, так как по поводу каждой ссоры было много разговоров и сплетен. В праздники Костюков и Хрымины Младшие устраивали катанье, носились по Уклееву и давили телят. Аксинья, шурша накрахмаленными юбками, разодетая, прогуливалась на улице, около своей лавки; Младшие подхватывали ее и увозили как будто насильно. Тогда выезжал и старик Цыбукин, чтобы показать свою новую лошадь, и брал с собой Варвару.

Вечером, после катанья, когда ложились спать, во дворе у Младших играли на дорогой гармонике, и если была луна, то от звуков этих становилось на душе тревожно и радостно, и Уклеево уже не казалось ямой.

II[править]

Старший сын Анисим приезжал домой очень редко, только в большие праздники, но зато часто присылал с земляками гостинцы и письма, написанные чьим-то чужим почерком, очень красивым, всякий раз на листе писчей бумаги в виде прошения. Письма были полны выражений, каких Анисим никогда не употреблял в разговоре: «Любезные папаша и мамаша, посылаю вам фунт цветочного чаю для удовлетворения вашей физической потребности».

Внизу каждого письма было нацарапано, точно испорченным пером: «Анисим Цыбукин», и под этим опять тем же превосходным почерком: «Агент».

Письма читались вслух по нескольку раз, и старик, растроганный, красный от волнения, говорил:

— Вот, не захотел дома жить, пошел по ученой части. Что ж, пускай! Кто к чему приставлен.

Как-то перед масленицей пошел сильный дождь с крупой; старик и Варвара подошли к окну, чтобы посмотреть, а глядь — Анисим едет в санях со станции. Его совсем не ждали. Он вошел в комнату беспокойный и чем-то встревоженный и таким оставался потом всё время; и держал себя как-то развязно. Не спешил уезжать, и похоже было, как будто его уволили со службы. Варвара была рада его приезду; она поглядывала на него как-то лукаво, вздыхала и покачивала головой.

— Как же это такое, батюшки? — говорила она. — Этих-тех, парню уже двадцать восьмой годочек пошел, а он всё холостой разгуливает, ох-тех-те…

Из другой комнаты ее тихая, ровная речь слышалась так: «Ох-тех-те». Она стала шептаться со стариком и с Аксиньей, и их лица тоже приняли лукавое и таинственное выражение, как у заговорщиков.

Решили женить Анисима.

— Ох-тех-те!.. Младшего брата давно оженили, — говорила Варвара, — а ты всё без пары, словно петух на базаре. По-каковски это? Этих-тех, оженишься, бог даст, там как хочешь, поедешь на службу, а жена останется дома помощницей-те. Без порядку-те живешь, парень, и все порядки, вижу, забыл. Ох-тех-те, грех один с вами, с городскими.

Когда Цыбукины женились, то для них, как для богатых, выбирали самых красивых невест. И для Анисима отыскали тоже красивую. Сам он имел неинтересную, незаметную наружность; при слабом, нездоровом сложении и при небольшом росте у него были полные, пухлые щеки, точно он надувал их; глаза не мигали, и взгляд был острый, бородка рыжая, жидкая, и, задумавшись, он всё совал ее в рот и кусал; и к тому же он часто выпивал, и это было заметно по его лицу и походке. Но когда ему сообщили, что для него уже есть невеста, очень красивая, то он сказал:

— Ну, да ведь и я тоже не кривой. Наше семейство Цыбукины, надо сказать, все красивые.

Под самым городом было село Торгуево. Одна половина его была недавно присоединена к городу, другая оставалась селом. В первой, в своем домике, проживала одна вдова; у нее была сестра, совсем бедная, ходившая на поденную работу, а у этой сестры была дочь Липа, девушка, ходившая тоже на поденку. О красоте Липы уже говорили в Торгуеве, и только смущала всех ее ужасная бедность; рассуждали так, что какой-нибудь пожилой или вдовец женится, не глядя на бедность, или возьмет ее к себе «так», а при ней и мать сыта будет. Варвара узнала о Липе от свах и съездила в Торгуево.

Потом в доме тетки были устроены смотрины, как следует, с закуской и вином, и Липа была в новом розовом платье, сшитом нарочно для смотрин, и пунцовая ленточка, точно пламень, светилась в ее волосах. Оно была худенькая, слабая, бледная, с тонкими, нежными чертами, смуглая от работы на воздухе; грустная, робкая улыбка не сходила у нее с лица, и глаза смотрели по-детски — доверчиво и с любопытством.

Она была молода, еще девочка, с едва заметной грудью, но венчать было уже можно, так как года вышли, В самом деле она была красива, и одно только могло в ней не нравиться — это ее большие, мужские руки, которые теперь праздно висели, как две большие клешни.

— Нет приданого — и мы без внимания, — говорил старик тетке, — для сына нашего Степана мы взяли тоже из бедного семейства, а теперь не нахвалимся. Что в доме, что в деле — золотые руки.

Липа стояла у двери и как будто хотела сказать: «Делайте со мной, что хотите: я вам верю», а ее мать, Прасковья, поденщица, пряталась в кухне и замирала от робости. Когда-то, еще в молодости, один купец, у которого она мыла полы, рассердившись, затопал на нее ногами, она сильно испугалась, обомлела, и на всю жизнь у нее в душе остался страх. А от страха всегда дрожали руки и ноги, дрожали щеки. Сидя в кухне, она старалась подслушать, о чем говорят гости, и всё крестилась, прижимая пальцы ко лбу и поглядывая на образ. Анисим, слегка пьяный, отворял дверь в кухню и говорил развязно:

— Что же это вы тут сидите, мамаша драгоценная? Нам без вас скучно.

А Прасковья, оробев, прижимая руки к своей тощей, исхудалой груди, отвечала:

— Что вы, помилуйте-с… Много вами довольны-с.

После смотрин назначили день свадьбы. Потом у себя дома Анисим всё ходил по комнатам и посвистывал или же, вдруг вспомнив о чем-то, задумывался и глядел в пол неподвижно, пронзительно, точно взглядом хотел проникнуть глубоко в землю. Он не выражал ни удовольствия от того, что женится, женится скоро, на Красной Горке, ни желания повидаться с невестой, а только посвистывал. И было очевидно, что женится он только потому, что этого хотят отец и мачеха, и потому, что в деревне такой уж обычай: сын женится, чтобы дома была помощница. Уезжая, он не торопился и держал себя вообще не так, как в прошлые свои приезды, — был как-то особенно развязен и говорил не то, что нужно.

III[править]

В деревне Шикаловой жили портнихи, две сестры-хлыстовки. Им были заказаны к свадьбе обновы, и они часто приходили примеривать и подолгу пили чай. Варваре сшили коричневое платье с черными кружевами и со стеклярусом, а Аксинье — светло-зеленое, с желтой грудью и со шлейфом. Когда портнихи кончили, то Цыбукин заплатил им не деньгами, а товаром из своей лавки, и они ушли от него грустные, держа в руках узелки со стеариновыми свечами и сардинами, которые были им совсем не нужны, и, выйдя из села в поле, сели на бугорок и стали плакать.

Степенно помолившись богу, он поздоровался с отцом и дал ему десять серебряных рублей и десять полтинников; и Варваре дал столько же, Аксинье — двадцать четвертаков. Главная прелесть этого подарка была именно в том, что все монеты, как на подбор, были новенькие и сверкали на солнце. Стараясь казаться степенным и серьезным, Анисим напрягал лицо и надувал щеки, и от него пахло вином; вероятно, на каждой станции выбегал к буфету. И опять была какая-то развязность, что-то лишнее в человеке. Потом Анисим и старик пили чай и закусывали, а Варвара перебирала в руках новенькие рубли и расспрашивала про земляков, живших в городе.

— Ничего, благодарить бога, живут хорошо, — говорил Анисим. — Только вот у Ивана Егорова происшествие в семейной жизни: померла его старуха Софья Никифоровна. От чахотки. Поминальный обед за упокой души заказывали у кондитера, по два с полтиной с персоны. И виноградное вино было. Которые мужики, наши земляки — и за них тоже по два с полтиной. Ничего не ели. Нешто мужик понимает соус!

— Два с полтиной! — сказал старик и покачал головой.

— А что же? Там не деревня. Зайдешь в ресторан подзакусить, спросишь того-другого, компания соберется, выпьешь — ан глядишь, уже рассвет, и пожалуйте по три или по четыре рубля с каждого. А когда с Самородовым, так тот любит, чтоб после всего кофий с коньяком, а коньяк по шести гривен рюмочка-с.

— И всё врет, — проговорил старик в восхищении. — И всё врет!

— Я теперь всегда с Самородовым. Это тот самый Самородов, что вам мои письма пишет. Великолепно пишет. И если б рассказать, мамаша, — весело продолжал Анисим, обращаясь к Варваре, — какой человек есть этот самый Самородов, то вы не поверите. Мы его все Мухтаром зовем, так как он вроде армяшки — весь черный. Я его насквозь вижу, все дела его знаю вот как свои пять пальцев, мамаша, и он это чувствует и всё за мной ходит, не отстает, и нас теперь водой не разольешь. Ему как будто жутковато, но и без меня жить не может. Куда я, туда и он. У меня, мамаша, верный, правильный глаз. Глядишь на толкучке: мужик рубаху продает. — Стой, рубаха краденая! — И верно, так и выходит: рубаха краденая.

— Откуда же ты знаешь? — спросила Варвара.

— Ниоткуда, глаз у меня такой. Я не знаю, какая там рубаха, а только почему-то так меня и тянет к ней: краденая и всё тут. У нас в сыскном так уж и говорят: «Ну, Анисим пошел вальдшнепов стрелять!» Это значит — искать краденое. Да… Украсть всякий может, да вот как сберечь! Велика земля, а спрятать краденое негде.

— А в нашем селе у Гунторевых на прошлой неделе угнали барана и двух ярок, — сказала Варвара и вздохнула. — И поискать некому… Ох-тех-те…

— Что ж? Поискать можно. Это ничего, можно.

В доме на столах уже были длинные рыбы, окорока и птицы с начинкой, коробки со шпротами, разные соленья и маринады и множество бутылок с водкой и винами, пахло копченой колбасой и прокисшими омарами. И около столов, постукивая каблучкамп и точа нож о нож, ходил старик. Варвару то и дело окликали, чего-нибудь требовали, и она с растерянным видом, тяжело дыша, бегала в кухню, где с рассвета работал повар от Костюкова и белая кухарка от Хрыминых Младших. Аксинья, завитая, без платья, в корсете, в новых скрипучих ботинках, носилась по двору как вихрь, и только мелькали ее голые колени и грудь. Было шумно, слышались брань, божба; прохожие останавливались у настежь открытых ворот, и чувствовалось во всем, что готовится что-то необыкновенное.

— За невестой поехали!

Звонки заливались и замирали далеко за деревней… В третьем часу побежал народ: опять послышались звонки, везут невесту! Церковь была полна, горело паникадило, певчие, как пожелал того старик Цыбукин, пели по нотам. Блеск огней и яркие платья ослепили Липу, ей казалось, что певчие своими громкими голосами стучат по ее голове, как молотками; корсет, который она надела первый раз в жизни, и ботинки давили ее, и выражение у нее было такое, как будто она только что очнулась от обморока, — глядит и не понимает. Анисим, в черном сюртуке, с красным шнурком вместо галстука, задумался, глядя в одну точку, и когда певчие громко вскрикивали, быстро крестился. На душе у него было умиление, хотелось плакать. Эта церковь была знакома ему с раннего детства; когда-то покойная мать приносила его сюда приобщать, когда-то он пел на клиросе с мальчиками; ему так памятны каждый уголок, каждая икона. Его вот венчают, его нужно женить для порядка, но он уж не думал об этом, как-то не помнил, забыл совсем о свадьбе. Слезы мешали глядеть на иконы, давило под сердцем; он молился и просил у бога, чтобы несчастья, неминуемые, которые готовы уже разразиться над ним не сегодня-завтра, обошли бы его как-нибудь, как грозовые тучи в засуху обходят деревню, не дав ни одной капли дождя. И столько грехов уже наворочено в прошлом, столько грехов, так всё невылазно, непоправимо, что как-то даже несообразно просить о прощении. Но он просил и о прощении и даже всхлипнул громко, но никто не обратил на это внимания, так как подумали, что он выпивши.

Послышался тревожный детский плач:

— Милая мамка, унеси меня отсюда, касатка!

— Тише там! — крикнул священник.

— Анисим и ты, деточка, любите друг дружку, живите по-божески, деточки, и царица небесная вас не оставит. — Он припал к плечу старика и всхлипнул, — Григорий Петров, восплачем, восплачем от радости! — проговорил он тонким голоском и тотчас же вдруг захохотал и продолжал громко, басом: — Хо-хо-хо! И эта хороша у тебя невестка! Всё, значит, в ней на месте, всё гладенько, не громыхнет, вся механизма в исправности, винтов много.

Он был родом из Егорьевского уезда, но с молодых лет работал в Уклееве на фабриках и в уезде и прижился тут. Его давно уже знали старым, таким же вот тощим и длинным, и давно уже его звали Костылем. Быть может, оттого, что больше сорока лет ему приходилось заниматься на фабриках только ремонтом, — он о каждом человеке или вещи судил только со стороны прочности: не нужен ли ремонт. И прежде чем сесть за стол он попробовал несколько стульев, прочны ли, и сига тоже потрогал.

После шипучего все стали садиться за стол. Гости говорили, двигая стульями. Пели в сенях певчие, играла музыка, и в это же время на дворе бабы величали, все в один голос, — и была какая-то ужасная, дикая смесь звуков, от которой кружилась голова.

Костыль вертелся на стуле и толкал соседей локтями, мешал говорить, и то плакал, то хохотал.

— Деточки, деточки, деточки… — бормотал он быстро. — Аксиньюшка-матушка, Варварушка, будем жить все в мире и согласии, топорики мои любезные…

Он пил мало и теперь опьянел от одной рюмки английской горькой. Эта отвратительная горькая, сделанная неизвестно из чего, одурманила всех, кто пил ее, точно ушибла. Стали заплетаться языки.

Тут было духовенство, приказчики с фабрик с женами, торговцы и трактирщики из других деревень. Волостной старшина и волостной писарь, служившие вместе уже четырнадцать лет и за всё это время не подвивавшие ни одной бумаги, не отпустившие из волостного правления ни одного человека без того, чтобы не обмануть и не обидеть, сидели теперь рядом, оба толстые, сытые, и казалось, что они уже до такой степени пропитались неправдой, что даже кожа на лице у них была какая-то особенная, мошенническая. Жена писаря, женщина исхудалая, косая, привела с собой всех своих детей и, точно хищная птица, косилась на тарелки, и хватала всё, что попадалось под руку, и прятала себе и детям в карманы.

Липа сидела окаменелая, всё с тем же выражением, как в церкви. Анисим, с тех пор как познакомился с ней, не проговорил с ней ни одного слова, так что до сих пор не знал, какой у нее голос; и теперь, сидя рядом, он всё молчал и пил английскую горькую, а когда охмелел, то заговорил, обращаясь к тетке, сидевшей напротив:

— У меня есть друг, по фамилии Самородов. Человек специальный. Личный почетный гражданин и может разговаривать. Но я его, тетенька, насквозь вижу, и он это чувствует. Позвольте с вами выпить за здоровье Самородова, тетенька!

Варвара ходила вокруг стола, угощая гостей, утомленная, растерянная, и, видимо, была довольна, что так много кушаний и всё так богато, — никто не осудит теперь. Зашло солнце, а обед продолжался; уже не понимали, что ели, что пили, нельзя было расслышать, что говорят, и только изредка, когда затихала музыка, ясно было слышно, как на дворе кричала какая-то баба:

— Насосались нашей крови, ироды, нет на вас погибели!

— Эй, внизу плинтус оторвали! Деточки!

У Аксиньи были серые наивные глаза, которые редко мигали, и на лице постоянно играла наивная улыбка. И в этих немигающих глазах, и в маленькой голове на длинной шее, и в ее стройности было что-то змеиное; зеленая, с желтой грудью, с улыбкой, она глядела, как весной из молодой ржи глядит на прохожего гадюка, вытянувшись и подняв голову. Хрымины держались с ней вольно, и заметно было очень, что со старшим из них она давно уже находилась в близких отношениях. А глухой ничего не понимал, не глядел па нее; он сидел, положив ногу на ногу, и ел орехи и раскусывал их так громко, что, казалось, стрелял из пистолета.

— Сам вышел! Сам!

— Молодчина, Григорий Петров! — слышалось в толпе. — Так, старайся! Значит, еще можешь заниматься! Ха-ха!

— Свадьба две тысячи стоила.

Когда расходились, у Шикаловского трактирщика кто-то обменил хорошую поддевку на старую, и Анисим вдруг вспыхнул и стал кричать:

— Стой! Я сыщу сейчас! Я знаю, кто это украл! Стой!

Он выбежал на улицу, погнался за кем-то; его поймали, повели под руки домой и пихнули его, пьяного, красного от гнева, мокрого, в комнату, где тетка ужо раздевала Липу, и заперли.

IV[править]

Прошло пять дней. Анисим, собравшийся уезжать, пришел наверх к Варваре, чтобы проститься. У нее горели все лампадки, пахло ладаном, а сама она сидела у окна и вязала чулок из красной шерсти.

— Мало с нами пожил, — сказала она. — Заскучал небось? Ох-тех-те… Живем мы хорошо, всего у нас много, и свадьбу твою сыграли порядком, правильно; старик сказывал: две тысячи пошло. Одно слово, живем, как купцы, только вот скучно у нас. Уж очень народ обижаем. Сердце мое болит, дружок, обижаем как — и боже мой! Лошадь ли меняем, покупаем ли что, работника ли нанимаем — на всем обман. Обман и обман. Постное масло в лавке горькое, тухлое, у людей деготь лучше. Да нешто, скажи на милость, нельзя хорошим маслом торговать?

— Кто к чему приставлен, мамаша.

— Да ведь умирать надо? Ой-ой, право, поговорил бы ты с отцом!..

— А вы бы сами поговорили.

— Н-ну! Я ему свое, а он мне, как ты, в одно слово: кто к чему приставлен. На том свете так тебе и станут разбирать, кто к чему приставлен. У бога суд праведный.

— Конечно, никто не станет разбирать, — сказал Анисим и вздохнул. — Бога-то ведь, всё равно, нет, мамаша. Чего уж там разбирать!

Варвара посмотрела на него с удивлением, и засмеялась, и всплеснула руками. Оттого, что она так искренно удивилась его словам и смотрела на него как на чудака, он смутился.

— Бог, может, и есть, а только веры нет, — сказал он. — Когда меня венчали, мне было не по себе. Как вот возьмешь из-под курицы яйцо, а в нем цыпленок пищит, так во мне совесть вдруг запищала, и, пока меня венчали, я всё думал: есть бог! А как вышел из церкви — и ничего. Да и откуда мне знать, есть бог или нет? Нас с малолетства не тому учили, и младенец еще мать сосет, а его только одному и учат: кто к чему приставлен. Папаша ведь тоже в бога не верует. Вы как-то сказывали, что у Гунторева баранов угнали… Я нашел: это шикаловскпй мужик украл; он украл, а шкурки-то у папаши… Вот вам и вера!

Анисим подмигнул глазом и покачал головой.

— И старшина тоже не верит в бога, — продолжил он, — и писарь тоже, и дьячок тоже. А ежели они ходят в церковь и посты соблюдают, так это для того, чтобы люди про них худо не говорили, и на тот случай, что, может, и в самом деле страшный суд будет. Теперь так говорят, будто конец света пришел оттого, что народ ослабел, родителей не почитают и прочее. Это пустяки. Я так, мамаша, понимаю, что всё горе оттого, что совести мало в людях. Я вижу насквозь, мамаша, и понимаю. Ежели у человека рубаха краденая, я вижу. Человек сидит в трактире, и вам так кажется, будто он чай пьет и больше ничего, а я, чай-то чаем, вижу еще, что в нем совести нет. Так целый день ходишь — и ни одного человека с совестью. И вся причина, потому что не знают, есть бог или нет… Ну-с, мамаша, прощайте. Оставайтесь живы и здоровы, не поминайте лихом.

Анисим поклонился Варваре в ноги.

— Благодарим вас за всё, мамаша, — сказал он. — Нашему семейству от вас большая польза. Вы очень приличная женщина, и я вами много доволен.

Растроганный Анисим вышел, но опять вернулся и сказал:

— Меня Самородов впутал в одно дело: богат буду или пропаду. Ежели что случится, уж вы тогда, мамаша, утешьте моего родителя.

— Ну вот, что там! Ох-тех-те… Бог милостив. А ты бы, Анисим, этих-тех, жену бы свою приласкал, а то глядите друг на дружку надутые оба; хоть бы усмехнулись, право.

— Да какая-то она чудная… — сказал Анисим и вздохнул. — Не понимает ничего, молчит всё. Молода очень, пускай подрастет…

У крыльца уже стоял высокий, сытый, белый жеребец, запряженный в шарабан.

Старик Цыбукин разбежался, и сел молодцевато, и взял вожжи. Анисим поцеловался с Варварой, с Аксиньей и с братом. На крыльце стояла также Липа, стояла неподвижно и смотрела в сторону, как будто вышла не провожать, а так, неизвестно зачем. Анисим подошел к ней и прикоснулся губами к ее щеке слегка, чуть-чуть.

— Прощай, — сказал он.

И она, не поглядев на него, улыбнулась как-то странно; лицо у нее задрожало, и всем почему-то стало жаль ее. Анисим тоже сел с подскоком и подбоченился, так как считал себя красивым.

Когда выезжали из оврага наверх, то Анисим всё оглядывался назад, на село. Был теплый, ясный день. В первый раз выгнали скотину, и около стада ходили девушки и бабы, одетые по-праздничному. Бурый бык ревел, радуясь свободе, и рыл передними ногами землю. Всюду, и вверху, и внизу, пели жаворонки. Анисим оглядывался на церковь, стройную, беленькую — ее недавно побелили, — и вспомнил, как пять дней назад молился в ней; оглянулся на школу с зеленой крышей, на речку, в которой когда-то купался и удил рыбу, и радость колыхнулась в груди, и захотелось, чтобы вдруг из земли выросла стена и не пустила бы его дальше и он остался бы только с одним прошлым.

На станции подошли к буфету и выпили по рюмке хересу. Старик полез в карман за кошельком, чтобы заплатить.

— Я угощаю! — сказал Анисим.

Старик в умилении похлопал его по плечу и подмигнул буфетчику: вот-де какой у меня сын.

— Остался бы ты, Анисим, дома, при деле, — сказал он, — цены бы тебе не было! Я бы тебя, сынок, озолотил с головы до ног.

— Никак нельзя, папаша.

Херес был кисловатый, пахло от него сургучом, но выпили еще по рюмке.

Когда старик вернулся со станции, то в первую минуту не узнал своей младшей невестки. Как только муж выехал со двора, Липа изменилась, вдруг повеселела. Босая, в старой, поношенной юбке, засучив рукава до плеч, она мыла в сенях лестницу и пела тонким серебристым голоском, а когда выносила большую лохань с помоями и глядела на солнце со своей детской улыбкой, то было похоже, что это тоже жаворонок.

Старый работник, который проходил мимо крыльца, покачал головой и крякнул.

— Да и невестки же у тебя, Григорий Петров, бог тебе послал! — сказал он. — Не бабы, а чистый клад!

V[править]

8 июля, в пятницу, Елизаров, по прозванию Костыль, и Липа возвращались из села Казанского, куда они ходили на богомолье, по случаю храмового праздника — Казанской божией матери. Далеко позади шла мать Липы Прасковья, которая всё отставала, так как была больна и задыхалась. Время было близко к вечеру.

— А-аа!.. — удивлялся Костыль, слушая Липу. — А-а!.. Ну-у?

— Я, Илья Макарыч, до варенья очень охотница, — говорила Липа. — Сяду себе в уголочке и всё чай пью с вареньем. Или с Варварой Николавной вместе пьем, а оне что-нибудь рассказывают чувствительное. У них варенья много — четыре банки. «Кушай, говорят, Липа, не сомневайся».

— А-аа!… Четыре банки!

— Богато живут. Чай с белой булкой; и говядины тоже сколько хочешь. Богато живут, только страшно у них, Илья Макарыч. И-и, как страшно!

— Чего ж тебе страшно, деточка? — спросил Костыль и оглянулся, чтобы посмотреть, далеко ли отстала Прасковья.

— Первое, как свадьбу сыграли, Анисима Григорьича боялась. Они ничего, не обижали, а только, как подойдут ко мне близко, так по всей по мне мороз, по всем косточкам. И ни одной ноченьки я не спала, всё тряслась и бога молила. А теперь Аксиньи боюсь, Илья Макарыч. Она ничего, всё усмехается, а только часом взглянет в окошко, а глазы у ней такие сердитые и горят зеленые, словно в хлеву у овцы. Хрымины Младшие ее сбивают: «У вашего старика, говорят, есть землица Бутёкино, десятин сорок, землица, говорят, с песочком и вода есть, так ты, говорят, Аксюша, построй от себе кирпичный завод, и мы в долю войдем». Кирпич теперь двадцать рублей тысяча. Дело спорое. Вчерась за обедом Аксинья и говорит старику: «Я, говорит, хочу в Бутёкине кирпичный завод ставить, буду сама себе купчиха». Говорит и усмехается. А Григорий Петрович с лица потемнели; видно, не понравилось. «Пока, говорят, я жив, нельзя врозь, надо всем вместе». А она глазами метнула, зубами заскриготела… Подали оладьи — не ест!

— А-аа!.. — удивился Костыль. — Не ест!

— И скажи, сделай милость, когда она спит! — продолжала Липа. — С полчасика поспит, а там вскочит, ходит, всё ходит, заглядывает: не сожгли б чего мужики, не украли б чего… Страшно с ней, Илья Макарыч! А Хрымины Младшие после свадьбы и спать не ложились, а поехали в город судиться; и народ болтает, будто через Аксинью всё. Два брата пообещались ей завод построить, а третий обижается, а фабрика с месяц стояла, и мой дяденька Прохор без работы по дворам корочки сбирал. Ты бы, говорю, дяденька, пока что, пахать пошел или дрова пилить, что срамиться! «Отбился, говорит, я от хрестианской работы, ничего, говорит, не умею, Липынька!..»

Около молодой осиновой рощицы остановились, чтобы отдохнуть, подождать Прасковью. Елизаров давно уже был подрядчиком, но не держал лошади, а ходил по всему уезду пешком, с одним мешочком, в котором были хлеб и лук, и шагал широко, размахивая руками. И идти с ним рядом было трудно.

У входа в рощу стоял межевой столб. Елизаров потрогал его: прочен ли. Подошла Прасковья, задыхаясь. Ее сморщенное, всегда испуганное лицо сияло счастьем: она была сегодня в церкви, как люди, потом ходила по ярмарке, пила там грушевый квас! С ней это бывало редко, и даже ей казалось теперь, будто она жила в свое удовольствие сегодня первый раз в жизни. Отдохнувши, все трое пошли рядом. Солнце уже заходило, и его лучи проникали сквозь рощу, светились на стволах. Впереди гулко раздавались голоса. Уклеевские девушки давно ушли вперед, но задержались тут в роще: вероятно, подбирали грибы.

— Эй, девки-и! — кричал Елизаров. — Эй, красотки!

В ответ слышался смех.

— Костыль идет! Костыль! Старый хрен!

И эхо тоже смеялось. Вот и роща осталась позади. Видны уже были верхушки фабричных труб, сверкнул крест на колокольне: это было село, «то самое, где дьячок на похоронах всю икру съел». Вот почти уже и дома; оставалось только спуститься в этот большой овраг. Липа и Прасковья, которые шли босиком, сели на траву, чтобы обуться; с ними сел и подрядчик. Если взглянуть сверху, то Уклеево со своими вербами, белой церковью и речкой казалось красивым, тихим, и мешали только крыши фабричные, выкрашенные из экономии в мрачный, дикий цвет. Видна была на той стороне по скату рожь — и копны, и снопы там, сям, точно раскиданные бурей, и только что скошенная, в рядах; и овес уже поспел и теперь на солнце отсвечивал, как перламутр. Была страда. Сегодня праздник, завтра, в субботу, убирать рожь, возить сено, а потом воскресенье, опять праздник; каждый день погромыхивал дальний гром; парило, похоже было на дождь, и, глядя теперь на поле, каждый думал о том, дал бы бог вовремя убраться с хлебом, и было весело и радостно, и непокойно на душе.

— Косари нынче дороги, — сказала Прасковья. — Рубль сорок в день!

А с ярмарки из Казанского народ всё шел и шел; бабы, фабричные в новых картузах, нищие, ребята… То проезжала телега, поднимая пыль, и позади бежала непроданная лошадь, и точно была рада, что ее не продали, то вели за рога корову, которая упрямилась, то опять телега, а в ней пьяные мужики, свесив ноги. Одна старуха вела мальчика в большой шапке и в больших сапогах; мальчик изнемог от жары и тяжелых сапог, которые не давали его ногам сгибаться в коленях, но всё же изо всей силы, не переставая, дул в игрушечную трубу; уже спустились вниз и повернули в улицу, а трубу всё еще было слышно.

— А наши фабриканты что-то не в себе… — сказал Елизаров. — Беда! Костюков осерчал на меня. «Много, говорит, тесу пошло на карнизы». Как много? Сколько надо было, Василий Данилыч, столько, говорю, и пошло. Я его не с кашей ем, тес-то. «Как, говорит, ты можешь мне такие слова? Болван, такой-сякой! Не забывайся! Я, кричит, тебя подрядчиком сделал!» Эка, говорю, невидаль! Когда, говорю, не был в подрядчиках, всё равно каждый день чай пил. «Все, говорит, вы жулики…» Я смолчал. Мы на этом свете жулики, думаю, а вы на том свете будете жулики. Хо-хо-хо! На другой день отмяк. «Ты, говорит, на меня не гневайся, Макарыч, за мои слова. Ежели, говорит, я что лишнее, так ведь и то сказать, я купец первой гильдии, старше тебя, — ты смолчать должен». Вы, говорю, купец первой гильдии, а я плотник, это правильно. И святой Иосиф, говорю, был плотник. Дело наше праведное, богоугодное, а ежели, говорю, вам угодно быть старше, то сделайте милость, Василий Данилыч. А потом этого, после, значит, разговору, я и думаю: кто же старше? Купец первой гильдии или плотник? Стало быть, плотник, деточки!

Костыль подумал и добавил:

— Оно так, деточки. Кто трудится, кто терпит, тот и старше.

Солнце уже зашло, и над рекой, в церковной ограде я на полянах около фабрик поднимался густой туман, белый, как молоко. Теперь, когда быстро наступала темнота, мелькали внизу огни и когда казалось, что туман скрывает под собой бездонную пропасть, Липе и ее матери, которые родились нищими и готовы были прожить так до конца, отдавая другим всё, кроме своих испуганных, кротких душ, — быть может, им примерещилось на минуту, что в этом громадном, таинственном мире, в числе бесконечного ряда жизней и они сила, и они старше кого-то; им было хорошо сидеть здесь наверху, они счастливо улыбались и забыли о том, что возвращаться вниз все-таки надо.

Наконец вернулись домой. У ворот и около лавки сидели на земле косари. Обыкновенно свои уклеевские не шли к Цыбукину работать, и приходилось нанимать чужих, и теперь казалось в потемках, что сидят люди с длинными черными бородами. Лавка была отперта, и видно было в дверь, как глухой играл с мальчиком в шашки. Косари пели тихо, чуть слышно, или громко просили отдать им за вчерашний день, но им не платили, чтобы они не ушли до завтра. Старик Цыбукин, без сюртука, в жилетке, и Аксинья у крыльца под березой пили чай; и горела на столе лампа.

— Дедушка-а! — говорил за воротами косарь, как бы дразня. — Заплати хоть половину! Дедушка-а!

И тотчас же слышался смех, а потом опять пели чуть слышно… Костыль сел тоже чай пить.

— Были мы, значит, на ярмарке, — начал он рассказывать. — Гуляли, деточки, очень хорошо гуляли, слава тебе господи. И случай такой вышел, нехороший: кузнец Сашка купил табаку и дает полтинник, значит, купцу. А полтинник фальшивый, — продолжал Костыль и оглянулся; ему хотелось говорить шёпотом, но говорил он придушенным, сиплым голосом, и всем было слышно. — А полтинник, выходит, фальшивый. Спрашивают: где взял? А это, говорит, мне Анисим Цыбукин дал. Когда, говорит, я у него на свадьбе гулял… Кликнули урядника, повели… Гляди, Петрович, как бы чего не вышло, какого разговору…

— Дедушка-а! — дразнил всё тот же голос за воротами. — Дедушка-а!

Наступило молчание.

— Ах, деточки, деточки, деточки… — быстро забормотал Костыль и встал; его одолевала дремота. — Ну, спасибо за чай, за сахар, деточки. Пора и спать. Стал уж я трухлявый, балки во мне все подгнили. Хо-хо-хо!

И, уходя, он сказал:

— Умирать, должно, пора!

И всхлипнул. Старик Цыбукин не допил своего чаю, но еще посидел, подумал; и выражение у него было такое, будто он прислушивался к шагам Костыля, бывшего уже далеко на улице.

— А Сашка-кузнец, чай, наврал, — сказала Аксинья, угадав его мысли.

Он пошел в дом и немного погодя вернулся со свертком; развернул — и блеснули рубли, совершенно новые. Он взял один, попробовал на зуб, бросил на поднос; потом бросил другой…

— Рубли-то взаправду фальшивые… — проговорил он, глядя на Аксинью и точно недоумевая. — Это те… Анисим тогда привез, его подарок, Ты, дочка, возьми, — зашептал он и сунул ей в руки сверток, — возьми, брось в колодец… Ну их! И гляди, чтоб разговору не было. Чего бы не вышло… Убирай самовар, туши огонь…

Липа и Прасковья, сидевшие в сарае, видели, как один за другим погасли огни; только наверху у Варвары светились синие и красные лампадки, и оттуда веяло покоем, довольством и неведением. Прасковья никак не могла привыкнуть к тому, что ее дочь выдана за богатого, и когда приходила, то робко жалась в сенях, улыбалась просительно, и ей высылали чаю и сахару. И Липа тоже не могла привыкнуть, и после того, как уехал муж, спала не на своей кровати, а где придется — в кухне или сарае, и каждый день мыла полы или стирала, и ей казалось, что она на поденке. И теперь, вернувшись с богомолья, они пили чай в кухне с кухаркой, потом пошли в сарай и легли на полу между санями и стенкой. Было тут темно, пахло хомутами. Около дома погасли огни, потом слышно было, как глухой запирал лавку, как косари располагались на дворе спать. Далеко, у Хрыминых Младших, играли на дорогой гармонике… Прасковья и Липа стали засыпать.

И когда их разбудили чьи-то шаги, было уже светло от луны; у входа в сарай стояла Аксинья, держа в руках постель.

— Тут, пожалуй, прохладней… — проговорила она, потом вошла и легла почти у самого порога, и луна освещала ее всю.

Она не спала и тяжко вздыхала, разметавшись от жары, сбросив с себя почти всё — и при волшебном свете луны какое это было красивое, какое гордое животное! Прошло немного времени, и послышались опять шаги: в дверях показался старик, весь белый.

— Аксинья! — позвал он. — Ты здесь, что ли?

— Ну! — отозвалась она сердито.

— Я тебе давеча сказал, чтоб бросила деньги в колодец. Ты бросила?

— Вот еще, добро в воду бросать! Я косарям отдала…

— Ах, боже мой! — проговорил старик в изумлении и в испуге. — Озорная ты баба… Ах, боже мой!

Он всплеснул руками и ушел и, пока шел, всё что-то приговаривал. А немного погодя Аксинья села и вздохнула тяжело, с досадой, потом встала и, забрав в охапку свою постель, вышла.

— И зачем ты отдала меня сюда, маменька! — проговорила Липа.

— Замуж идти нужно, дочка. Так уж не нами положено.

И чувство безутешной скорби готово было овладеть ими. Но казалось им, кто-то смотрит с высоты неба, из синевы, оттуда, где звезды, видит всё, что происходит в Уклееве, сторожит. И как ни велико зло, всё же ночь тиха и прекрасна, и всё же в божьем мире правда есть и будет, такая же тихая и прекрасная, и всё на земле только ждет, чтобы слиться с правдой, как лунный свет сливается с ночью.

И обе, успокоенные, прижавшись друг к другу, уснули.

VI[править]

Давно уже пришло известие, что Анисима посадили в тюрьму за подделку и сбыт фальшивых денег. Прошли месяцы, прошло больше полугода, минула длинная зима, наступила весна, и к тому, что Анисим сидит в тюрьме, привыкли и в доме и в селе. И когда кто-нибудь проходил ночью мимо дома или лавки, то вспоминал, что Анисим сидит в тюрьме; и когда звонили на погосте, то почему-то тоже вспоминалось, что он сидит в тюрьме и ждет суда.

Казалось, будто тень легла на двор. Дом потемнел, крыша поржавела, дверь в лавке, обитая железом, тяжелая, выкрашенная в зеленый цвет, пожухла, или, как говорил глухой, «зашкорубла»; и сам старик Цыбукин потемнел как будто. Он давно уже не подстригал волос и бороды, оброс, уже садился в тарантас без подскока и не кричал нищим: «Бог дасьть!» Сила у него пошла на убыль, и это было заметно по всему. Уже и люди меньше боялись, и урядник составил в лавке протокол, хотя получал по-прежнему что следует; и три раза вызывали в город, чтобы судить за тайную торговлю вином, и дело всё откладывалось за неявкой свидетелей, и старик замучился.

Он часто ездил к сыну, нанимал кого-то, подавал кому-то прошения, пожертвовал куда-то хоругвь. Смотрителю тюрьмы, в которой сидел Анисим, он поднес серебряный подстаканник с надписью по эмали «душа меру знает» и с длинной ложечкой.

— Похлопотать-те, похлопотать-те путем некому, — говорила Варвара. — Ох-тех-те… Попросить бы кого из господ, написали бы главным начальникам… До суда бы хоть выпустили бы! Что парня томить-то!

Она тоже была огорчена, но пополнела, побелела, по-прежнему зажигала у себя лампадки и смотрела, чтобы в доме всё было чисто, и угощала гостей вареньем и яблочной пастилой. Глухой и Аксинья торговали в лавке. Затеяли новое дело — кирпичный завод в Бутёкине, и Аксинья ездила туда почти каждый день, в тарантасе; она сама правила и при встрече со знакомыми вытягивала шею, как змея из молодой ржи, и улыбалась наивно и загадочно. А Липа всё играла со своим ребенком, который родился у нее перед постом. Это был маленький ребеночек, тощенький, жалкенький, и было странно, что он кричит, смотрит и что его считают человеком и даже называют Никифором. Он лежал в люльке, а Липа отходила к двери и говорила кланяясь:

— Здравствуйте, Никифор Анисимыч!

И бежала к нему опрометью, и целовала. Потом отходила к двери, кланялась и опять:

— Здравствуйте, Никифор Анисимыч!

А он задирал свои красные ножки, и плач у него мешался со смехом, как у плотника Елизарова.

Наконец был назначен суд. Старик выехал дней за пять. Потом, слышно было, из села погнали мужиков, вызванных свидетелями; выехал и старый работник, получивший тоже повестку.

Суд был в четверг. Но прошло уже воскресенье, а старик всё не возвращался, и не было никаких известий. Во вторник перед вечером Варвара сидела у открытого окна и прислушивалась: не приедет ли старик. В соседней комнате Липа играла со своим ребенком. Она подбрасывала его на руках и говорила в восхищении:

— Ты вырастешь большо-ой, большой! Будешь ты мужи-ик, вместе на поденку пойдем! На поденку пойдем!

— Ну-у! — обиделась Варвара. — Какую там еще поденку выдумала, глупенькая? Он у нас купец будет!..

Липа запела тихо, но немного погодя забылась и опять:

— Вырастешь большой-ой, большой, мужи-ик будешь вместе на поденку пойдем!

— Ну-у! Заладила!

Липа с Никифором на руках остановилась в дверях и спросила:

— Маменька, отчего я его так люблю? Отчего я его жалею так? — продолжала она дрогнувшим голосом, и глаза у нее заблестели от слез. — Кто он? Какой он из себе? Легкий, как перышко, как крошечка, а люблю его, люблю, как настоящего человека. Вот он ничего не может, не говорит, а я всё понимаю, чего он своими глазочками желает.

Варвара прислушалась: донесся шум вечернего поезда, подходившего к станции. Не приехал ли старик? Она уж не слышала и не понимала, о чем говорит Липа, не помнила, как шло время, а только дрожала вся, и это не от страха, а от сильного любопытства. Она видела, как прокатила телега быстро, с грохотом, полная мужиков. Это ехали со станции возвратившиеся свидетели. С телеги, когда она катила мимо лавки, спрыгнул старый работник и пошел во двор. Слышно было, как с ним во дворе поздоровались, спросили его о чем-то…

— Решение прав и всего состояния, — громко сказал он, — и в Сибирь, в каторжную работу на шесть лет.

Видно было, как из лавочки черным ходом вышла Аксинья; она только что отпускала керосин и в одной руке держала бутылку, в другой — лейку, и во рту у нее были серебряные деньги.

— А папаша где? — спросила она, шепелявя.

— На станции, — ответил работник. — «Ужо, говорит, будет потемней, тогда приеду».

И когда во дворе стало известно, что Анисим осужден в каторжные работы, кухарка в кухне вдруг заголосила, как по покойнике, думая, что этого требует приличие:

— И на кого ты нас покинул, Анисим Григорьич, соколик ясный…

Залаяли встревоженные собаки. Варвара подбежала к окошку и, заметавшись в тоске, стала кричать кухарке, изо всей силы напрягая голос:

— Бу-удет тебе, Степанида, бу-удет! Не томи, Христа ради!

Забыли поставить самовар, уже не соображали ни о чем. Только одна Липа никак не могла понять, в чем дело, и продолжала носиться с ребенком.

Когда приехал старик со станции, то его уж ни о чем не спрашивали. Он поздоровался, потом прошелся по всем комнатам молча; не ужинал.

— Похлопотать-те некому… — начала Варвара, когда они остались вдвоем. — Говорила я, чтоб господ попросить, — не послушали тогда… Прошение бы…

— Хлопотал я! — сказал старик и махнул рукой. — Как Анисима осудили, я к тому барину, что его защищал. «Ничего, говорит, теперь нельзя, поздно». И сам Анисим так говорит: поздно. А всё ж я, как вышел из суда, одного адвоката договорил; задаток ему дал… Погожу еще недельку, а там опять поеду. Что бог даст.

Старик опять молча прошелся по всем комнатам, и когда вернулся к Варваре, то сказал:

— Должно, нездоров я. В голове того… туманится. Мысли мутятся.

Он затворил дверь, чтобы не услышала Липа, и продолжал тихо:

— С деньгами у меня нехорошо. Помнишь, Анисим перед свадьбой на Фоминой привез мне новых рублей и полтинников? Сверточек-то один я тогда спрятал, а прочие какие я смешал со своими… И когда-то, царствие небесное, жив был дядя мой, Дмитрий Филатыч, всё, бывало, за товаром ездил то в Москву, то в Крым. Была у него жена, и эта самая жена, пока он, значит, за товаром ездил, с другими гуляла. Шестеро детей было. И вот, бывало, дяденька, как выпьет, то смеется: «Никак, говорит, я не разберу, где тут мои дети, а где чужие». Легкий характер, значит. Так и я теперь не разберу, какие у меня деньги настоящие и какие фальшивые. И кажется, что они все фальшивые.

— Ну вот, бог с тобой!

— Покупаю на вокзале билет, даю три рубля, и думается мне, будто они фальшивые. И страшно мне. Должно, нездоров.

— Что говорить, все под богом ходим… Ох-тех-те… — проговорила Варвара и покачала головой, — Надо б об этом подумать бы, Петрович… Неровен час, что случится, человек ты немолодой. Помрешь, и гляди, без тебя б внучка не обидели. Ой, боюсь, обидят они Никифора, обидят! Отца, считай так, уже нет, мать молодая, глупая… Записал бы ты на него, на мальчишку-то, хоть землю, Бутёкино-то это, Петрович, право! Подумай! — продолжала убеждать Варвара. — Мальчик-то хорошенький, жалко! Вот завтра поезжай и напиши бумагу. Чего ждать?

— А я забыл про внучка-то… — сказал Цыбукин. — Надо поздороваться. Так ты говоришь: мальчик ничего? Ну, что ж, пускай растет. Дай бог!

Он отворил дверь и согнутым пальцем поманил к себе Липу. Она подошла к нему с ребенком на руках.

— Ты, Липынька, если что нужно, спрашивай, — сказал он. — И что захочешь, кушай, мы не жалеем, была бы здорова… — Он перекрестил ребенка. — И внучка береги. Сына пет, так внучек остался.

Слезы потекли у него по щекам; он всхлипнул и отошел. Немного погодя он лег спать и уснул крепко, после семи бессонных ночей.

VII[править]

Старик уезжал ненадолго в город. Кто-то рассказал Аксинье, что он ездил к нотариусу, чтобы писать завещание, и что Бутёкино, то самое, на котором она жгла кирпич, он завещал внуку Никифору. Об этом ей сообщили утром, когда старик и Варвара сидели около крыльца под березой и пили чай. Она заперла лавку с улицы и со двора, собрала все ключи, какие у нее были, и швырнула их к ногам старика.

— Не стану я больше работать на вас! — крикнула она громко и вдруг зарыдала. — Выходит, я у вас не невестка, а работница! Весь народ смеется: «Гляди, говорят, Цыбукины какую себе работницу нашли!» Я у вас не нанималась! Я не нищая, не хамка какая, есть у меня отец и мать.

Она, не утирая слез, устремила на старика глаза, залитые слезами, злобные, косые от гнева; лицо и шея у нее были красны и напряжены, так как кричала она изо всей силы.

— Не желаю я больше служить! — продолжала она. — Замучилась! Как работа, как в лавке сидеть день-деньской, по ночам шмыгать за водкой — так это мне, а как землю дарить — так это каторжанке с ее чертенком! Она тут хозяйка, барыня, а я у ней прислуга! Всё отдайте ей, арестантке, пусть подавится, я уйду домой! Найдите себе другую дуру, ироды окаянные!

Старик ни разу в жизни не бранил и не наказывал детей и не допускал даже мысли, чтобы кто-нибудь из семейства мог говорить ему грубые слова или держать себя непочтительно; и теперь он очень испугался, побежал в дом и спрятался там за шкафом. А Варвара так оторопела, что не могла подняться с места, а только отмахивалась обеими руками, точно оборонялась от пчелы.

— Ой, что ж это, батюшки? — бормотала она в ужасе. — Что ж это она кричит? Ох-тех-те… Народ-то услышит! Потише бы… Ой, потише бы!

— Отдали каторжанке Бутёкино, — продолжала Аксинья кричать, — отдайте ей теперь всё, — мне от вас ничего не надо! Провались вы! Все вы тут одна шайка! Нагляделась я, будет с меня! Грабили и прохожих, и проезжих, разбойники, грабили старого и малого! А кто водку продавал без патента? А фальшивые деньги? Понабили себе сундуки фальшивыми деньгами — и теперь уж я не нужна стала!

Около настежь открытых ворот уже собралась толпа и смотрела во двор.

— Пускай народ глядит! — кричала Аксинья. — Я вас осрамлю! Вы у меня сгорите со срама! Вы у меня в ногах наваляетесь! Эй, Степан! — позвала она глухого. — Поедем в одну минуту домой! К моему отцу, к матери поедем, с арестантами я не хочу жить! Собирайся!

Во дворе на протянутых веревках висело белье; она срывала свои юбки и кофточки, еще мокрые, и бросала их на руки глухому. Потом, разъяренная, она металась по двору около белья, срывала всё, и то, что было не ее, бросала на землю и топтала.

— Ой, батюшки, уймите ее! — стонала Варвара. — Что же она такое? Отдайте ей Бутёкино, отдайте ради Христа небесного!

— Ну, ба-а-ба! — говорили у ворот. — Вот так ба-а-ба! Расходилась — страсть!

Аксинья вбежала в кухню, где в это время была стирка. Стирала одна Липа, а кухарка пошла на реку полоскать белье. От корыта и котла около плиты шел пар, и в кухне было душно и тускло от тумана. На полу была еще куча немытого белья, и около него на скамье, задирая свои красные ножки, лежал Никифор, так что если бы он упал, то не ушибся бы. Как раз, когда Аксинья вошла, Липа вынула из кучи ее сорочку и положила в корыто, и уже протянула руку к большому ковшу с кипятком, который стоял на столе…

— Отдай сюда! — проговорила Аксинья, глядя на нее с ненавистью, и выхватила из корыта сорочку. — Не твое это дело мое белье трогать! Ты арестантка и должна знать свое место, кто ты есть!

Липа глядела на нее, оторопев, и не понимала, но вдруг уловила взгляд, какой та бросила на ребенка, и вдруг поняла, и вся помертвела…

— Взяла мою землю, так вот же тебе!

Сказавши это, Аксинья схватила ковш с кипятком и плеснула на Никифора.

После этого послышался крик, какого еще никогда не слыхали в Уклееве, и не верилось, что небольшое, слабое существо, как Липа, может кричать так. И на дворе вдруг стало тихо. Аксинья прошла в дом, молча, со своей прежней наивной улыбкой… Глухой всё ходил по двору, держа в охапке белье, потом стал развешивать его опять, молча, не спеша. И пока не вернулась кухарка с реки, никто не решался войти в кухню и взглянуть, что там.

VIII[править]

Никифора свезли в земскую больницу, и к вечеру он умер там. Липа не стала дожидаться, когда за ней приедут, а завернула покойника в одеяльце и понесла домой.

Больница, новая, недавно построенная, с большими окнами, стояла высоко на горе; она вся светилась от заходившего солнца и, казалось, горела внутри. Внизу был поселок. Липа спустилась по дороге и, не доходя до поселка, села у маленького пруда. Какая-то женщина привела лошадь поить, и лошадь не пила.

— Чего же тебе еще? — говорила женщина тихо, в недоумении. — Чего же тебе?

Мальчик в красной рубахе, сидя у самой воды, мыл отцовские сапоги. И больше ни души не было видно ни в поселке, ни на горе.

— Не пьет… — сказала Липа, глядя на лошадь.

Но вот женщина и мальчик с сапогами ушли, и уже никого не было видно. Солнце легло спать и укрылось багряной золотой парчой, и длинные облака, красные и лиловые, сторожили его покой, протянувшись по небу. Где-то далеко, неизвестно где, кричала выпь, точно корова, запертая в сарае, заунывно и глухо. Крик этой таинственной птицы слышали каждую весну, но не знали, какая она и где живет. Наверху в больнице, у самого пруда в кустах, за поселком и кругом в поле заливались соловьи. Чьи-то года считала кукушка и всё сбивалась со счета, и опять начинала. В пруде сердито, надрываясь, перекликались лягушки, и даже можно было разобрать слова: «И ты такова! И ты такова!» Какой был шум! Казалось, что все эти твари кричали и пели нарочно, чтобы никто не спал в этот весенний вечер, чтобы все, даже сердитые лягушки, дорожили и наслаждались каждой минутой: ведь жизнь дается только один раз!

На небе светил серебряный полумесяц, было много звезд. Липа не помнила, как долго она сидела у пруда, но когда встала и пошла, то в поселке все уже спали и не было ни одного огня. До дома было, вероятно, верст двенадцать, но сил не хватало, не было соображения, как идти; месяц блестел то спереди, то справа, и кричала всё та же кукушка, уже осипшим голосом, со смехом, точно дразнила: ой, гляди, собьешься с дороги! Липа шла быстро, потеряла с головы платок… Она глядела на небо и думала о том, где теперь душа ее мальчика: идет ли следом за ней или носится там вверху, около звезд, и уже не думает о своей матери? О, как одиноко в поле ночью, среди этого пения, когда сам не можешь петь, среди непрерывных криков радости, когда сам не можешь радоваться, когда с неба смотрит месяц, тоже одинокий, которому всё равно — весна теперь или зима, живы люди или мертвы… Когда на душе горе, то тяжело без людей. Если бы с ней была мать, Прасковья, или Костыль, или кухарка, или какой-нибудь мужик!

— Бу-у! — кричала выпь. — Бу-у!

И вдруг ясно послышалась человеческая речь!

— Запрягай, Вавила!

Впереди, у самой дороги, горел костер; пламени уже не было, светились одни красные уголья. Слышно было, как жевали лошади. В потемках обозначились две подводы — одна с бочкой, другая пониже, с мешками, и два человека: один вел лошадь, чтобы запрягать, другой стоял около костра неподвижно, заложив назад руки. Заворчала около подводы собака, Тот, который вел лошадь, остановился и сказал:

— Словно кто идет по дороге.

— Шарик, молчи! — крикнул другой на собаку.

И по голосу можно было понять, что этот другой был старик, Липа остановилась и сказала:

— Бог в помощь!

Старик подошел к ней и ответил не сразу:

— Здравствуй!

— Ваша собачка не порвет, дедушка?

— Ничего, иди. Не тронет.

— Я в больнице была, — сказала Липа, помолчав. — Сыночек у меня там помер. Вот домой несу.

Должно быть, старику было неприятно слышать это, потому что он отошел и проговорил торопливо:

— Это ничего, милая. Божья воля. Копаешься, парень! — сказал он, обернувшись к спутнику. — Ты бы поживей.

— Твоей дуги нету, — сказал парень. — Не видать.

— Прямой ты Вавила.

Старик поднял уголек, раздул — осветились только его глаза и нос, потом, когда отыскали дугу, подошел с огнем к Липе и взглянул на нее; и взгляд его выражал сострадание и нежность.

— Ты мать, — сказал он. — Всякой матери свое дитё жалко.

И при этом вздохнул и покачал головой. Вавила бросил что-то на огонь, притоптал — и тотчас же стало очень темно; видение исчезло, и по-прежнему было только поле, небо со звездами, да шумели птицы, мешая друг другу спать. И коростель кричал, казалось, на том самом месте, где был костер.

Но прошла минута, и опять были видны и подводы, и старик, и длинный Вавила. Телеги скрипели, выезжая на дорогу.

— Вы святые? — спросила Липа у старика.

— Нет. Мы из Фирсанова.

— Ты давеча взглянул на меня, а сердце мое помягчило. И парень тихий. Я и подумала: это, должно, святые.

— Тебе далече ли?

— В Уклеево.

— Садись, подвезем до Кузьменок. Тебе там прямо, нам влево.

Вавила сел на подводу с бочкой, старик и Липа сели на другую. Поехали шагом, Вавила впереди.

— Мой сыночек весь день мучился, — сказала Липа. — Глядит своими глазочками и молчит, и хочет сказать и не может. Господи батюшка, царица небесная! Я с горя так всё и падала на пол. Стою и упаду возле кровати. И скажи мне, дедушка, зачем маленькому перед смертью мучиться? Когда мучается большой человек, мужик или женщина, то грехи прощаются, а зачем маленькому, когда у него нет грехов? Зачем?

— А кто ж его знает! — ответил старик.

Проехали с полчаса молча.

— Всего знать нельзя, зачем да как, — сказал старик. — Птице положено не четыре крыла, а два, потому что и на двух лететь способно; так и человеку положено знать не всё, а только половину или четверть. Сколько надо ему знать, чтоб прожить, столько и знает.

— Мне, дедушка, идти пешком легче. А теперь сердце трясется.

— Ничего. Сиди.

Старик зевнул и перекрестил рот.

— Ничего… — повторил он. — Твое горе с полгоря. Жизнь долгая — будет еще и хорошего, и дурного, всего будет. Велика матушка Россия! — сказал он и поглядел в обе стороны. — Я во всей России был и всё в ней видел, и ты моему слову верь, милая. Будет и хорошее, будет и дурное. Я ходоком в Сибирь ходил, и на Амуре был, и на Алтае, и в Сибирь переселился, землю там пахал, соскучился потом по матушке России и назад вернулся в родную деревню. Назад в Россию пешком шли; и помню, плывем мы на пароме, а я худой-худой, рваный весь, босой, озяб, сосу корку, а проезжий господин тут какой-то на пароме, — если помер, то царство ему небесное, — глядит на меня жалостно, слезы текут. «Эх, говорит, хлеб твой черный, дни твои черные…» А домой приехал, как говорится, ни кола, ни двора; баба была, да в Сибири осталась, закопали. Так, в батраках живу. А что ж? Скажу тебе: потом было и дурное, было и хорошее. Вот и помирать не хочется, милая, еще бы годочков двадцать пожил; значит, хорошего было больше. А велика матушка Россия! — сказал он и опять посмотрел в стороны и оглянулся.

— Дедушка, — спросила Липа, — когда человек помрет, то сколько дней его душа потом по земле ходит?

— А кто ж его знает! Вот спросим Вавилу — он в школу ходил. Теперь всему учат. Вавила! — позвал старик.

— А!

— Вавила, как человек помрет, сколько дней его душа по земле ходит?

Вавила остановил лошадь и тогда уж ответил:

— Девять дён. Мой дядя Кирилла помер, так его душа в избе нашей жила потом тринадцать дён.

— Почему ты знаешь?

— Тринадцать дён в печке стучало.

— Ну, ладно. Трогай, — сказал старик, и видно было, что ничему этому он не верил.

Около Кузьменок подводы свернули на шоссе, а Липа пошла дальше. Уже светало. Когда она спускалась в овраг, то уклеевские избы и церковь прятались в тумане. Было холодно, и казалось ей, что кричит всё та же кукушка.

Когда Липа вернулась домой, то скотины еще не выгоняли; все спали. Она сидела на крыльце и ждала. Первый вышел старик; он сразу, с первого взгляда понял, что произошло, и долго не мог выговорить ни слова и только чмокал губами.

— Эх, Липа, — проговорил он, — не уберегла ты внучка…

Разбудили Варвару. Она всплеснула руками и зарыдала и тотчас же стала убирать ребенка.

— И мальчик-то был хорошенечкий… — приговаривала она, — Ох-тех-те… Один был мальчик, и того не уберегла, глупенькая…

Служили панихиду утром и вечером. На другой день хоронили, и после похорон гости и духовенство ели много и с такою жадностью, как будто давно не ели. Липа прислуживала за столом, и батюшка, подняв вилку, на которой был соленый рыжик, сказал ей:

— Не горюйте о младенце. Таковых есть царствие небесное.

И только когда все разошлись, Липа поняла, как следует, что Никифора уже нет и не будет, поняла и зарыдала. И она не знала, в какую комнату идти ей, чтобы рыдать, так как чувствовала, что в этом доме после смерти мальчика ей уже нет места, что она тут ни при чем, лишняя; и другие это тоже чувствовали.

— Ну, что голосишь там? — крикнула вдруг Аксинья, показываясь в дверях; по случаю похорон она была одета во всё новое и напудрилась. — Замолчи!

Липа хотела перестать, но не могла, и зарыдала еще громче.

— Слышишь? — крикнула Аксинья и в сильном гневе топнула ногой. — Кому говорю? Пошла вон со двора, и чтоб ноги твоей тут не было, каторжанка! Вон!

— Ну, ну, ну!.. — засуетился старик. — Аксюта, угомонись, матушка… Плачет, понятное дело… дитё померло…

— Понятное дело… — передразнила его Аксинья. — Пускай переночует, а завтра чтобы и духу ее тут не было! Понятное дело!.. — передразнила она еще раз и, засмеявшись, направилась в лавку.

На другой день рано утром Липа ушла в Торгуево к матери.

IX[править]

В настоящее время крыша на лавке и дверь выкрашены и блестят как новые, на окнах по-прежнему цветет веселенькая герань, и то, что происходило три года назад в доме и во дворе Цыбукина, уже почти забыто.

Хозяином считается, как и тогда, старик Григорий Петрович, на самом же деле всё перешло в руки Аксиньи; она и продает, и покупает, и без ее согласия ничего нельзя сделать. Кирпичный завод работает хорошо; оттого, что требуют кирпич на железную дорогу, цена его дошла до двадцати четырех рублей за тысячу; бабы и девки возят на станцию кирпич и нагружают вагоны и получают за это по четвертаку в день.

Аксинья вошла в долю с Хрымиными, и их фабрика теперь называется так: «Хрымины Младшие и К?». Открыли около станции трактир, и уже играют на дорогой гармонике не на фабрике, а в этом трактире, и сюда часто ходит начальник почтового отделения, который тоже завел какую-то торговлю, и начальник станции тоже. Глухому Степану Хрымины Младшие подарили золотые часы, и он то и дело вынимает их из кармана и подносит к уху.

В селе говорят про Аксинью, что она забрала большую силу; и правда, когда она утром едет к себе на завод, с наивной улыбкой, красивая, счастливая, и когда потом распоряжается на заводе, то чувствуется в ней большая сила, Ее все боятся и дома, и в селе, и на заводе. Когда она приходит на почту, то начальник почтового отделения вскакивает и говорит ей:

— Покорнейше прошу садиться, Ксения Абрамовна!

Один помещик, щеголь, в поддевке из тонкого сукна и в высоких лакированных сапогах, уже пожилой, как-то, продавая ей лошадь, так увлекся разговором с ней, что уступил ей, сколько она пожелала. Он долго держал ее за руку и, глядя ей в ее веселые, лукавые, наивные глаза, говорил:

— Для такой женщины, как вы, Ксения Абрамовна, я готов сделать всякое удовольствие. Только скажите, когда мы можем увидеться, чтобы нам никто не помешал?

— Да когда вам угодно!

И после этого пожилой щеголь заезжает в лавочку почти каждый день, чтобы выпить пива. А пиво ужасное, горькое, как полынь. Помещик мотает головой, но пьет.

Старик Цыбукин уже не вмешивается в дела. Он не держит при себе денег, потому что никак не может отличить настоящих от фальшивых, но молчит, никому не говорит об этой своей слабости. Он стал как-то забывчив, и если не дать ему поесть, то сам он не спросит; уже привыкли обедать без него, и Варвара часто говорит:

— А наш вчерась опять лег не евши.

И говорит равнодушно, потому что привыкла. Почему-то и летом и зимой одинаково он ходит в шубе и только в очень жаркие дни не выходит, сидит дома. Обыкновенно, надевши шубу и подняв воротник, запахнувшись, он гуляет по деревне, по дороге на станцию, или сидит с утра до вечера на лавочке около церковных ворот. Сидит и не пошевельнется. Прохожие кланяются ему, но он не отвечает, так как по-прежнему не любит мужиков. Когда его спрашивают о чем-нибудь, то он отвечает вполне разумно и вежливо, но кратко.

В селе идут разговоры, будто невестка выгнала его из собственного дома и не дает ему есть и будто он кормится подаяниями; одни рады, другие жалеют.

Варвара еще больше пополнела и побелела, и по-прежнему творит добрые дела, и Аксинья не мешает ей. Варенья теперь так много, что его не успевают съедать до новых ягод; оно засахаривается, и Варвара чуть не плачет, не зная, что с ним делать.

Об Анисиме стали забывать. Как-то пришло от него письмо, написанное в стихах, на большом листе бумаги в виде прошения, всё тем же великолепным почерком. Очевидно, и его друг Самородов отбывал с ним вместе наказание. Под стихами была написана некрасивым, едва разборчивым почерком одна строчка: «Я всё болею тут, мне тяжко, помогите ради Христа».

Однажды — это было в ясный осенний день, перед вечером — старик Цыбукин сидел около церковных ворот, подняв воротник своей шубы, и виден был только его нос и козырек от фуражки. На другом конце длинной лавки сидел подрядчик Елизаров и рядом с ним школьный сторож Яков, старик лет семидесяти, без зубов. Костыль и сторож разговаривали.

— Дети должны кормить стариков, поить… чти отца твоего и мать, — говорил Яков с раздражением, — а она, невестка-то, выгнала свекра из цобственного дома. Старику ни поесть, ни попить — куда пойдет? Третий день не евши.

— Третий день! — удивился Костыль.

— Вот так сидит, всё молчит. Ослаб. А чего молчать? Подать в суд, — ее б в суде не похвалили.

— Кого в суде хвалили? — спросил Костыль, не расслышав.

— Чего?

— Баба ничего, старательная. В ихнем деле без этого нельзя… без греха то есть…

— Из цобственного дома, — продолжал Яков с раздражением. — Наживи свой дом, тогда и гони. Эка, нашлась какая, подумаешь! Я-аз-ва!

Цыбукин слушал и не шевелился.

— Собственный дом или чужой, всё равно, лишь бы тепло было да бабы не ругались… — сказал Костыль и засмеялся. — Когда в молодых летах был, я очень свою Настасью жалел. Бабочка была тихая. И, бывало, всё: «Купи, Макарыч, дом! Купи, Макарыч, дом! Купи, Макарыч, лошадь!» Умирала, а всё говорила: «Купи, Макарыч, себе дрожки-бегунцы, чтоб пеши не ходить». А я только пряники ей покупал, больше ничего.

— Муж-то глухой, глупый, — продолжал Яков, не слушая Костыля, — так, дурак-дураком, всё равно, что гусь. Нешто он может понимать? Ударь гуся по голове палкой — и то не поймет.

Костыль встал, чтобы идти домой на фабрику. Яков тоже встал, и оба пошли вместе, продолжая разговаривать. Когда они отошли шагов на пятьдесят, старик Цыбукин тоже встал и поплелся за ними, ступая нерешительно, точно по скользкому льду.

Село уже тонуло в вечерних сумерках, и солнце блестело только вверху на дороге, которая змеей бежала по скату снизу вверх. Возвращались старухи из леса и с ними ребята; несли корзины с волнушками и груздями. Шли бабы и девки толпой со станции, где они нагружали вагоны кирпичом, и носы и щеки под глазами у них были покрыты красной кирпичной пылью. Они пели. Впереди всех шла Липа и пела тонким голосом, и заливалась, глядя вверх на небо, точно торжествуя и восхищаясь, что день, слава богу, кончился и можно отдохнуть. В толпе была ее мать, поденщица Прасковья, которая шла с узелком в руке и, как всегда, тяжело дышала.

— Здравствуй, Макарыч! — сказала Липа, увидев Костыля. — Здравствуй, голубчик!

— Здравствуй, Липынька! — обрадовался Костыль. — Бабочки, девочки, полюбите богатого плотника! Хо-хо! Деточки мои, деточки (Костыль всхлипнул). Топорики мои любезные.

Костыль и Яков прошли дальше, и было слышно, как они разговаривали. Вот после них встретился толпе старик Цыбукин, и стало вдруг тихо-тихо. Липа и Прасковья немножко отстали, и, когда старик поравнялся с ними, Липа поклонилась низко и сказала:

— Здравствуйте, Григорий Петрович!

И мать тоже поклонилась. Старик остановился и, ничего не говоря, смотрел на обеих; губы у него дрожали и глаза были полны слез. Липа достала из узелка у матери кусок пирога с кашей и подала ему. Он взял и стал есть.

Солнце уже совсем зашло; блеск его погас и вверху на дороге. Становилось темно и прохладно. Липа и Прасковья пошли дальше и долго потом крестились.

ПРИМЕЧАНИЯ[править]

Впервые — «Жизнь», 1900, № 1 (ценз. разр. 24 января 1900 г.), стр. 201—234. Подпись: Антон Чехов.

Включено во второе издание А. Ф. Маркса («Приложение к журналу „Нива“ на 1903 г.»), т. XII.

Печатается по тексту: Чехов, 2, т. XII, стр. 78-115, с исправлениями но журналу «Жизнь»:

Стр. 158, строка 33: Да какая-то она чудная — вместо: Да, какая-то она чудная

Стр. 160, строка 13: Нпколавной — вместо: Николаевной

Стр. 167, строки 27 и 32: мужи-ик — вместо: мужик

Работая над повестью (Ялта, ноябрь-декабрь 1899 г.), Чехов использовал в первоначальном или измененном виде 14 разрозненных заметок, занесенных в Первую записную книжку без определенной последовательности и в разное время: четыре — в 1895, 1897, 1898 гг., десять — в 1899 г. Видимо, в конце 1899 г., отбирая материалы для новости, писатель помечал их «галочкой», проставленной красным карандашом в центре текста девяти заметок. По мере использования заметки зачеркивались черным карандашом, а затем, когда Чехов переносил неиспользованные записи в свою Четвертую книжку, — и чернилами.

Первая из этих заметок, сделанная в мелиховский период (примерно в начале 1895 г.), указывает на родственность предыстории двух крупнейших произведений Чехова о народной жизни — «Мужики» и «В овраге»: «Лакей Василий, приехав из Петербурга домой в Верейский уезд, рассказывает жене и детям разные разности, а они не верят, думают, что он хвастает, и хохочут. Он наедается баранины» (Зап. кн. I, стр. 42). Лакей, вернувшийся из столицы на родину, стал в 1897 г. героем «Мужиков», а не вошедшие сюда детали были частично реализованы в 1899 г. в повести «В овраге»: домой в село возвращается сыщик Анисим, удивляющий домочадцев рассказами о городской жизни.

Из записей 1897 г. отобрана заметка, запечатлевшая характерные черты деревенского быта: «Девочка моет в пруде отцовские сапоги» (Зап. кн. I, стр. 74). В повести за этим занятием Липа застает у пруда мальчика (гл. VIII).

В той же главе VIII для обрисовки судьбы старика-возчика использована одна из двух заметок, относящихся к лету 1898 г.: «Хлеб твой черный, дни твои черные» (Зап. кн. I, стр. 87).

А запись, идущая чуть ниже, была превращена в выразительную характеристику «овражного» существования в начале главы I: «На похоронах фабриканта дьячок съел всю зернистую икру. Его толкал поп, но он окоченел от наслаждения, ничего не замечал и только ел. Потом на обратном пути батюшка не отвечал на его вопросы, сердился. Вечером дьячок поклонился ему в ноги: Простите меня, Христа ради! И про икру не забыли. Когда спрашивали: какой дьячок? А тот самый, что на похоронах у Хрымова съел всю икру. — Это какое (деревня) село? — А то самое, где живет дьячок, к<ото>рый съел всю икру. — Кто это? — А тот дьячок, к<ото>рый съел всю икру» (Зап. кн. I, стр. 87-88).

С той же целью использована в главе I с некоторыми изменениями и заметка, занесенная в книжку вероятнее всего уже в конце 1898 — начале 1899 г.: «В волостном правлении поставили телефон, но скоро он перестал действовать, так как в нем завелись тараканы и клопы» (Зап. кн. I, стр. 95). В продолжение абзаца I главы, начатого сообщением о судьбе уклеевского телефона, частично вошла более поздняя заметка 1899 г.: «Мужик пишет про трактирщика (?): Они — и каждое слово начинает с большой буквы» (Зап. кн. I, стр. 103). В повести речь идет о малограмотном волостном старшине, который «в бумагах каждое слово писал с большой буквы».

Заметка, занесенная в книжку почти одновременно с записью о телефоне, переработана для главы II: «Писарь посылает жене из города фунт икры с запиской: „Посылаю Вам фунт икры для удовлетворения Вашей физической потребности“» (Зап. кн. I, стр. 95). Таким же образом поясняет в письме к «любезным папаше и мамаше» назначение «фунта цветочного чаю» Анисим. В главах II и III были развиты черты этого героя, кратко намеченные в следующем наброске: «Служащий в сыскном отделений приезжает домой в деревню; он в калошах, штаны навыпуск, родне его приятно, что он вышел в хорошие люди. Глядит на одного мужика и всё беспокоится: „У него рубаха краденая!“ Оказалось, верно» (Зап. кн. I, стр. 100). В главе III отразилась еще одна заметка, поначалу не относившаяся к Анисиму: «Мужик, желая похвалить: „господин хороший, специальный“» (Зап. кн. I, стр. 106). Анисим говорит о своем приятеле Самородове: (Человек специальный. Личный почетный гражданин…»

Три записи 1899 г. использованы в работе над образом плотника-подрядчика, прозванного Костылем. В главе II герой наделен некоторыми приметами мастерового человека, первоначально запечатленными в заметке: «X., бывший подрядчик, на всё смотрит с точки зрения ремонта и жену себе ищет здоровую, чтобы не потребовалось ремонта; N. прельщает его тем, что при всей своей громаде идет тихо, плавно, не громыхает; всё, значит, в ней на месте, весь механизм в исправности, всё привинчено» (Зап. кн. I, стр. 98), Далее следует такая запись: «Зять Андреева стал богатым подрядчиком, но по старой привычке всё еще ходит пешком» (Зап. кн. I, стр. 102). В повести нет «зятя Андреева», а «богатым» Костыль называет себя только в шутку (гл. IX), Но в главе V есть фраза, близкая к цитированной: Костыль «давно уже был подрядчиком, но не держал лошади, а ходил по всему уезду пешком». Этому герою дана взятая на заметку фамилия: «Елизаров» (Зап. кн. I, стр. 105).

Школьному сторожу Якову (гл. IX) передано характерное выражение, принадлежавшее в авторских заготовках купцу: «Купец: цобственный дом» (Зап. кн. I, стр. 102).

Последняя заметка « — фамилия, ставшая центральной в произведении: «Цыбукин» (Зап. кн. I, стр. 107).

Кроме того, в главе VIII использована деталь (описание крика выпи), не перешедшая в пьесу «Иванов» из ее вариантов 1889 г. (см. наст. изд., Соч., т. 12, стр. 251, 334, 364).

Рукопись и авторские корректуры повести «В овраге» не сохранились. Как явствует из письма Чехова к В, М. Соболевскому от 19 января 1900 г., первоначально замышлялся рассказ не более чем в один печатный лист. В ноябре 1899 г. Чехов писал его для газеты «Русские ведомости», «но рассказ растянулся <…>, и пришлось отправить его в другое место».

Работа над рукописью началась, по-видимому, с первых чисел ноября: до 30 октября Чехов заканчивал «Даму с собачкой». Впервые «большая повесть», близкая к окончанию, упомянута автором в письме к М. П. Чеховой от 14 ноября.

17 ноября редактор журнала «Жизнь» В. А. Поссе телеграфировал Чехову из Петербурга: «Редакция „Жизни“ убедительно просит вас поддержать журнал присылкой рассказа декабрю или январю» (ГБЛ). Просьбу предваряла долгая переписка.

Редакцию «Жизни» Поссе возглавил в конце 1898 г. Под его руководством журнал становится одним из самых значительных печатных органов в подцензурной марксистской прессе. Его беллетристический отдел, возглавленный Горьким, в 1899 г. высоко оценил В. И. Ленин: «…недурной журнал! Беллетристика прямо хороша и даже лучше всех!..» (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 46, стр. 25).

Горький, проявивший горячую заинтересованность в сотрудничестве Чехова, писал ему в начале декабря (после 6-го) 1898 г.: «А что, получили Вы приглашение писать в „Жизнь“? Вот славно было бы, если б Вы согласились на их условия!» (Горький, т. 28, стр. 52). Почти одновременно, 8 декабря, к Чехову обратился Поссе: «…решаюсь просить Вас поддержать журнал своим талантливым пером». Разъясняя ситуацию в редакции, он писал, что «Жизнь» «будет стремиться не разъединять, а, по возможности, соединять врагов русского бюрократизма. <…> Струя марксистского „Нового слова“ будет, конечно, чувствоваться уже хотя бы потому, что я сам состоял одним из редакторов „Н. С.“…» (ГБЛ; см.: И. А. Бутская. А. П. Чехов и журнал «Жизнь». — «Вiсник Киiвського ун-ту», 1960, № 3. Сер. Филолога та журналистики. Вип. 1, стр. 40; В. К. Гайдук. Из отношений А. П. Чехова с журналами «Жизнь» и «Начало». — В кн.: Сборник статей и материалов. Вып. 5, Ростов н/Д., 1969, стр. 51 (Лит. музей А. П. Чехова).

Чехов в письме к Поссе (оно утрачено) ответил согласием. Адресат 20 декабря отозвался так: «…несказанно обрадовали Вашим письмом. В „Жизнь“ я верю и верю, что у Вас явится охота поскорее написать для нее что-нибудь». Редактор был озабочен тем, понравится ли Чехову готовившийся первый номер «Жизни» (ГБЛ). Одновременно Поссе сообщал Горькому: «Сейчас <…> получил от Чехова милое письмо с согласием сотрудничать. Рад бесконечно» (АГ). Горький писал Чехову в канун Нового года: «…для „Жизни“ Вы туз козырей, а для меня Ваше согласие — всем праздникам праздник! Рад я — дьявольски!» (Горький, т. 28, стр. 53).

3 января 1899 г. Чехов в письме к Горькому оценивал беллетристику первого номера «Жизни». Горький же, согласившийся с большинством замечаний, просил (между 6 и 15 января) помочь Поссе: «Нужно поддержать его на первых порах <…> Помимо этого, — для меня главного, — „Жизнь“ имеет тенденцию слить народничество и марксизм в одно гармоничное целое. Такова, по крайней мере вначале, была ее задача. Теперь марксисты, которые обещали участвовать в ней, провели Поссе за нос и основали свой журнал „Начало“». (Издавался в Петербурге с января по май 1899 г. легальными марксистами под редакцией П. Струве и М. Туган-Барановского.) «Я, — писал Горький, — всех этих дел не понимаю. Скажу откровенно, что нелестно думаю я о питерских журналистах <…> Но — дайте теперь же в „Жизнь“ что-нибудь Ваше, она принимает какие угодно условия от Вас. Подумайте — вдруг по толчку Вашему и дружным усилиям других возникнет журнал, на самом деле интересный и серьезный? Это будет славно!..» (Горький, т. 28, стр. 56). Поссе (письма к Горькому от 8 и 13 января — АГ), возлагавший на Чехова такие же надежды, просил его 10 января поддержать журнал «рассказом для февральской книжки», тоже сообщив об уходе марксистов в «Начало» (ГБЛ),

18 января Чехов писал Горькому: «Ваше письмо насчет „Жизни“ и письмо Поссе пришло, когда уж я дал согласие, чтобы в „Начале“ выставили мою фамилию. Была у меня М. И. Водовозова, пришло письмо от Струве — и я дал свое согласие, не колеблясь ни одной минуты. Готового у меня нет ничего…»

Сотрудники «Начала» не раз просили о рассказе из народной жизни (письма к Чехову П. Б. Струве от 12 января, М. И. Водовозовой от 13 февраля, 8 и 26 мая 1899 г. — Г Б Л), но в мае журнал был запрещен. По поводу же участия Чехова в «Жизни» переписка продолжалась. 23 апреля ему писал об этом Горький, 12 августа — Поссе: «…продолжаю с прежним нетерпением ожидать от Вас рассказа…» (ГБЛ). Горький, узнав от Поссе (из его письма от 17 августа — АГ), что Чехов работает над романом, сразу же (август, до 23) написал ему: «…если Вы никому еще не обещали романа — пожалуйста, отдайте его „Жизни“» (Горький, т. 28, стр. 91). Поссе 21 августа вновь просил Горького: «Чехова, Чехова и еще раз Чехова!» (АГ). 24 августа Чехов ответил Горькому, что о романе он даже не помышлял.

К концу года настоятельные просьбы участились. Посев хотел видеть Чехова рядом с Горьким в числе руководителей «Жизни», взять вместе с ним журнал в «аренду, в полное распоряжение» и спрашивал Горького: «Но что <…> Чехов? Он нам необходим» (письма Поссе к Горькому от 1 и 21 сентября — АГ). 10 октября редактор писал Чехову: «…жду, что Вы примкнете к .Жизни» и своим сотрудничеством, а также товарищескими указаниями поможете ей держаться правильного пути» (ГБЛ; Записки ГБЛ, вып. 8, стр. 53-54). Горький убеждал (около 19 октября): «Дайте „Жизни“ рассказ! Очень прошу вас об этом» (Горький, т. 28, стр. 97). Поссе спрашивал у него 16 ноября: «Отчего Чехов молчит?» (АГ), а 17-го телеграфировал Чехову, что просит рассказ к «декабрю или январю» (ГБЛ). 19-го Чехов написал Поссе: «Дело в том, что я пишу повесть для „Жизни“ <…> В ней всего листа три, но тьма действующих лиц, толкотня, тесно очень — и приходится много возиться, чтобы эта толкотня не чувствовалась резко. Как бы ни было, около 10 дек<абря> она уже сформуется совсем, можно будет набирать. Но вот беда: разбирает страх, что ее пощиплет цензура. Цензурных помарок я не перенесу, или кажется, что не перенесу. И вот потому, что повесть местами выходила не совсем цензурной, я не решался писать Вам определенно и отвечать наверное. Теперь, конечно, отвечаю наверное, но с условием, что Вы возвратите мне мою повесть, если она и Вам покажется местами не цензурной, т. е. если Вы также будете предвидеть опасность, что ее почиркает цензор». Поссе отвечал 22-го ноября: «…спасибо за то, что Вы окончательно решили вдохнуть новую жизнь в наш журнал своей совестью <…> Относительно цензуры не беспокойтесь. Я дам цензору прочитать Вашу повесть в рукописи и без Вашего <…> согласия не допущу печатания с цензурными выкидками».

Сердечно благодарил Чехова и Горький (29 или 30-го): «Это так хорошо! Думаю я, что журнал сей выправится и будет славшим» (Горький, т. 28, стр. 104).

Б. А. Лазаревский, побывавший в ноябре 1899 г. в ялтинском доме Чехова, рассказывал о рукописи «В овраге»: «Обыкновенный лист писчей бумаги был унизан ровными, мелкими, широко стоящими одна от другой строчками. Слов десять было зачеркнуто очень твердыми, правильными линиями, так что под ними уже ничего нельзя было прочесть. Мне бросилась в глаза фраза (из гл. IV): „Херес был кисловатый, пахло от него сургучом, но выпили еще по рюмке…“» (Бор. Лазаревский, А. П. Чехов. Личные впечатления. — «Журнал для всех», 1905, № 7, стр. 423),

25 ноября Чехов уведомил Горького: «Ну-с, пишу для „Жизни“ повесть, для январ<ской> книжки». 3 декабря он о том же известил Вл. И. Немировича-Данченко, а 6-го в письмо к Е. С. Миролюбову сообщил: «…уже кончаю».

Однако текст дорабатывался еще в течение двух недель. В письме к О. Л. Книппер от 8 декабря есть такие слова: «…усадил себя за работу и не даю себе развлекаться». 13 декабря Чехова спрашивал Горький: «Что Вы пишете и скоро ли кончите?» (Горький, т. 28, стр. 108). Поссе 15-го, а затем 20-го с тревогой сообщал Горькому: «Чехов повести не шлет» (АГ), а 17-го телеграфировал Чехову: «Волнуемся не получая рукопись» (ГБЛ). Чехов срочно ответил: «Посылаю двадцатого» (телеграмма затерялась, как сообщает Чехов 23-го) и 20 декабря написал: «…простите <…> посылаю рукопись в безобразном виде. Я не стал переписывать из боязни, как бы <…> не начать опять переделывать <…> отдайте в набор и пришлите мне корректуру, я в корректуре сделаю то, что обыкновенно делаю, переписывая, т. е. безобразное сделаю благообразным. Корректуру я продержу у себя два дня. Вот если бы Вы отложили до феврал<ьской> книжки, то было бы хорошо. <…>. Заглавие „В овраге“, быть может, изменю, если придумаю что-нибудь более выразительное и глазастое». 26-го в письме к М. О. Меньшикову Чехов обронил замечание: «Послал повесть в „Жизнь“. В этой повести я живописую фабричную жизнь, трактую о том, какая она поганая, — и только вчера случайно узнал, чтр „Жизнь“ — орган марксистский, фабричный. Как же теперь быть?» В ноябре же Чехов, по свидетельству Б. А. Лазаревского, сказав о подготовке рассказа для «Жизни», «улыбнулся и добавил»: «А рассказ-то совсем не в духе марксистов. Пожалуй, и не напечатают» («Журнал для всех», 1905, № 7, стр. 423).

Те и другие слова Чехова следует отнести к известной тенденции легально-марксистских журналов, выразившейся в апологетическом отношении к проникновению буржуазных начал в деревню и явно противостоявшей духу его повести о «фабричном» селе. Эту тенденцию Чехов не только мог чувствовать по ряду выступлений «Жизни», за которой следил, судя по переписке, но определенно знал, например, по статье Струве о «Мужиках» («Новое слово», 1897, № 8), приславшего ее Чехову, предлагая 12 января 1899 г. сотрудничать в «Начале» (ГБЛ). Эта осведомленность не отменяла готовности Чехова участвовать в марксистских журналах (см. И. Н. Альтшуллер. Еще о Чехове. — ЛН, т. 68, стр. 688). О марксистской ориентации «Жизни» Чехов знал давно от Поссе. Полученную же к 26 декабря весть о том, что «Жизнь» считается официальным марксистским «органом», Чехов мог воспринять как новость на фоне неоднократных известий (см. письма к нему Поссе и Горького) о расколе в редакции и уходе группы марксистов в свой, особый журнал «Начало».

23 и 26 декабря автор и редактор обменялись корреспонденциями по поводу отправленной рукописи, а 28-го Поссе сообщил: «…вчера получил и проглотил Вашу повесть. <…> Вы хотите, чтобы повесть пошла в феврале. Вы хотите спокойно исправить ее в корректуре. Ваш голос в данном случае должен быть решающим. Поместим „В овраге“ (название, по-моему, очень хорошо!) в февральской книжке. Корректуру вышлю через несколько дней, (Рукопись в наборе.) Нецензурного в повести, по-моему, ничего нет» (ГБЛ; Записки ГБЛ, вып. 8, стр. 54). 29 декабря Поссе делился с Горьким: «Чехов прислал превосходную вещь: в духе „Мужиков“, но глубже. <…> Чехов — главный успех журнала» (АГ).

2 января 1900 г. Чехов извещал Горького о том, что повесть уже отослал, и одновременно писал О. Л. Книппер: «В февр<альской> книжке „Жизни“ будет моя повесть — очень страшная. Много действующих лиц, есть и пейзаж. Есть полумесяц, есть птица выпь, которая кричит где-то далеко-далеко: бу-у! бу-у! — как корова, запертая в сарае. Всё есть».

Поссе 7 января телеграфировал Чехову: «Корректура вам послана просим позволения печатать январе крайне важно успеха журнала без вашей корректуры печатать не будем сохраняете ли название» (ГБЛ). В тот же день в письме к Горькому он выражал надежду, что первый номер «Жизни» «выйдет на славу. Что за вещь написал Чехов!» (АГ).

11 января Чехов уведомил Поссе: «…возвращаю корректуру. Читать ее было очень трудно, так как типография почему-то не прислала оригинала. Есть пропуски, которые я возобновлял по памяти кое-как; промежутки между полосами тесны, писать негде, пришлось разрезывать, подклеивать <…>. Скажите корректору, чтобы он уже не исправлял, по возможности не ставил бы запятых и кавычек. Пусть в типографии обратят внимание на соединительный знак ~ в тех местах, где абзацы обрывают разговорную речь. Корректуру держал я недолго, только одни сутки». 12 января Чехов писал в тот же адрес: «Итак, название повести осталось прежнее. Повесть делить никак нельзя, она пойдет вся в январ<скую> книжку».

Поссе ответил 16 января: «…корректура <…> получена. Ужасно неприятно, что Вам пришлось поправлять без оригинала. Напутала новая типография <…> послали оригинал не Вам, а корректору. <…> Окончательную корректуру я просмотрю сам. Повесть Ваша пропущена цензором без помарок» (ГБЛ).

Получив номер, 5 февраля Чехов жаловался Поссе: «…корректуру <…> в типографии не исправили. Как были „табельные“ вместо „заговенье“ (стр. 203), так и осталось. В деревне никаких табельных дней не знают и не празднуют — и это „табельные“ покажется людям, знающим нелепостью. После „сига“ (стр. 110) (в письме описка Чехова — надо: стр. 210) запятая для чего-то, после „певчих“ (ibid) нет запятой, после „Бог милостив“ (стр. 214) запятая. „Глазы“ корректор исправил, показалось ему неправильно (216), а Гантаревы вместо Гунторевы так и осталось. И кавычек ненужных понаставил, и двоеточий. Где у меня точка с запятой, там он поставил двоеточие. На странице 219, строка 9 снизу, после „возьми“ нет тире (—) и т. д. и т. д. Все эти опечатки, особенно „табельные“ и „Цыбулякин“ (231 внизу), „Цыбулькин“ (233, 8-я строка сверху), так аффраппировали меня, что я теперь видеть не могу своего рассказа. Такое обилие опечаток для меня небывалая вещь и представляется мне целой оргией типографской неряшливости — простите мне это раздражение. Оттисков до сих пор я не получил».

Поссе в письме от 10 февраля просил извинения, жалел, что не держал корректуру сам, винил типографию, которая не учла исправлений, обещал приложить список опечаток к февральскому номеру. «…Не огорчайтесь и не сердитесь! — писал он. — Повесть Ваша так захватывает своим настроением всякого чуткого читателя, что ему не до опечаток. Помню, я Вашу неразборчивую рукопись читал с необычайною быстротою, скорее угадывал, чем разбирал слова, и впечатление всё же получилось громадное. Я запомнил почти каждую фразу <…> Вы дали нам такую первоклассную, такую глубоко-философскую и удивительно художественную вещь…» (ГБЛ). Ради сохранения связей Чехова с журналом Поссе просил Горького в письме от 10 февраля поехать в Ялту и сам готов был сделать то же (АГ). 15 февраля Чехов, написав Горькому об огорчительных опечатках, послал редактору «Жизни» примирительное письмо, на которое Поссе с благодарностью ответил 23-го, сообщив 26-го Горькому: «Чехов прислал славное письмо. Спасибо ему!» (АГ). В этом письме Чехов, извещая об успехе вышедшего номера «Жизни», просил прислать оттиски «В овраге»: «Мне это нужно, <…> прежде всего для Маркса, потом заграничным переводчикам».

Прежде чем повесть появилась в 1903 г. в собрании сочинений, изданном А. Ф. Марксом, Чехов правил журнальный текст не менее четырех раз. О первой правке свидетельствует цитированное письмо к Поссе от 5 февраля 1900 г. с подробным перечнем ошибок в только что полученном первом номере «Жизни». Вторая правка была осуществлена в период между получением оттисков, которые Чехов просил у Поссе 15 февраля (получил не позднее 22-го: см. дарственную надпись Л. В. Средину. — Письма, т. XII, с. 190), и передачей повести в собственность издателя Маркса, извещенного Чеховым в письме от 14 ноября 1901 г. о том, что повесть выслана ему бандеролью. Затем текст дважды корректировался автором в 1903 г. уже непосредственно для XII тома сочинений, изданных приложением к «Ниве», что устанавливается по переписке Чехова и Маркса за 1903 г.

Сам Чехов предназначал «В овраге» для будущего продолжения своего десятитомника, изданного Марксом в 1899—1902 годах, но вынужден был согласиться с требованием издателя (письма Маркса от 19 марта 1903 г. — ГБЛ) включить девять новых произведений в приложение к «Ниве». 28 марта (письма Маркса — ГБЛ) Чехову была выслана их корректура. Выправленные гранки, в том числе «В овраге», писатель отослал Марксу 14 апреля (письмо Чехова). При этом он сообщал о своем отъезде в Москву и просил туда направить повторную корректуру. Издатель сделал это 26 апреля (письмо Маркса — ГБЛ). Гранки ему были возвращены Чеховым, по-видимому, при личной встрече в Петербурге 14 мая.

Отличия текста «В овраге», вошедшего в том XII приложения к «Ниве», от журнального многочисленны и разнотипны. Всего их свыше 120. Подавляющая часть — в расстановке знаков препинания (около 80) и написании отдельных слов (более 30). В основном Чехов исправлял погрешности типографского набора и работы корректора. Смысл фраз не менялся. В пяти случаях добавлены отдельные слова, сокращены союз и предлог. В речи героев восстанавливалось разговорное произношение слов и присловий, устраненное корректором. В процессе пунктуационной правки уточнялся ритм авторского повествования (см. варианты).

В XI, посмертный том марксовского издания (1906 г.), как показало сличение текстов, повесть вошла без изменений, но с небольшой корректорской правкой пунктуации и типографскими огрехами (в написании четырех слов и пунктуации).

Ряд мемуаров, писем и документов указывает на реальные источники повести.

Открывающая ее история с дьячком, съевшим два фунта икры, была рассказана Чехову И. А. Буниным (ЛН, т. 68, стр. 672; И. А. Бунин. Собр. соч. в 9-ти т. Т. IX. М., 1967, стр. 224).

В обрисовке характеров и жизненного уклада фабричного села Уклеева исключительную роль сыграли мелиховские впечатления. Об этом писал П. И. Куркин в воспоминаниях о врачебной деятельности Чехова в Мелихове (подпись: К. Антон Павлович Чехов как земский врач. Материалы для биографии (1892—1894 гг.). — «Общественный врач», 1911, № 4, стр. 68). М. П. Чехов, отмечая наряду с этим и значение участия Чехова в народной переписи 1897 г., позволившей изучить мужицкую жизнь, писал в мемуарах: «…семь лет „мелиховского сидения“ не прошли для него даром. Они наложили на его произведения этого периода свой особый отпечаток, особый колорит. Это влияние Мелихова признавал он и сам. Достаточно вспомнить о его „Мужиках“ и „В овраге“, где на каждой странице сквозят мелиховские картины и персонажи» (Вокруг Чехова, стр. 280. Ср.: Антон Чехов и его сюжеты, стр. 128). Как явствует из мемуаров, например М. П. Чеховой (Из далекого прошлого), хорошо узнал писатель и запечатленную в повести жизнь купцов и фабрикантов окрестных сел. С некоторыми из них Чехов состоял в деловом знакомстве и переписке (см., напр., его письмо от 10 октября 1893 г. к С. Е. Кочеткову; письма С. Е. Кочеткова к Чехову — ГБЛ), характеризовал их поведение в письмах к другим лицам (к Л. С. Мизиновой от 23 июля 1893 г. и др.).

Происхождение множества реалий повести (описание фабрик, жизненного уклада села, положения трудового люда, быта и нравов уклеевских хозяев и блюстителей порядка и т. д.) выясняется при обращении к документам, зафиксировавшим факты, известные Чехову по его общественно-медицинской деятельности в период холерной эпидемии 1892—1893 гг., а также в связи с его избранием в 1894—1895 гг. в комиссию уездного санитарного совета по осмотру фабрик. Среди документов — два служебных медицинских отчета по временному мелиховскому участку за 1892 и 1893 гг., представленные в совет Чеховым, возглавлявшим участок, и такие официальные материалы, как «Дело Серпуховской земской управы о сафьяно-лаично-кожевенном заведении кр<естья>н Шелагуровых в с. Крюкове» (ГБЛ), «Доклад Серпуховского уездного земского санитарного совета уездному собранию. Октябрь 1892» (М., 1892) и почти ежегодно издававшиеся уездным земством в 1890-х годах «Обзоры Серпуховской земской санитарно-врачебной организации». (Обзор за 1892—1893 гг. М., 1894, хранится в Доме-музее А. П. Чехова в Ялте. См.: Чехов и его среда, стр. 362).

М. П. Чехов указывал, что изображенное место — «близ Мелихова» (Антон Чехов и его сюжеты, стр. 146). С. М. Чехов уточнял: «…прототипом села Уклеева <…> послужило соло Угрюмово, что в 3 километрах от Мелихова» {Вокруг Чехова, стр. 323). П. И. Куркин же узнавал в повести «местный колорит с. Крюкова» (письмо к Чехову от 23 февраля 1900 г. — ГБЛ).

Как можно судить по мемуарам С. Н. Щукина, сам Чехов признавал, что в повести отразились реальные факты, лица, события, и в то же время подчеркивал ее художественно обобщающий смысл. Он говорил: «Я описываю тут жизнь, какая встречается в средних губерниях, я ее больше знаю. И купцы Хрымины есть в действительности. Только на самом деле они еще хуже. Их дети с восьми лет начинают пить водку и с детских же лет развратничают; они заразили сифилисом всю округу. Я не говорю об этом в повести, <…> потому что говорить об этом считаю нехудожественным. <…> А знаете, <…> вот то, что мальчика Липы обварили кипятком, это не исключительный случай; земские врачи нередко встречают такие случаи. Впрочем, я решил больше ничего не писать из жизни крестьян» (подпись: С. Щ. Из воспоминаний об А. П. Чехове. — «Русская мысль», 1911, № 10, стр. 46-47; Чехов в воспоминаниях, стр. 464—465).

М. П. Чехов видел в повести отражение и сахалинских впечатлений — «один из сахалинских случаев» (Антон Чехов и его сюжеты, стр. 146). Мемуарист, надо полагать, имел в виду историю Анисима. В книге «Остров Сахалин» Чехов неоднократно рассказывает о встречах с фальшивомонетчиками, приводит образчики писем, подобных тем, какие сочиняет на каторге за Анисима Самородов, говорит о судьбе оставшихся в России, как и Липа, жен ссыльных, рисует типы преступных женщин, вроде Аксиньи.

Сомнения Чехова относительно приема повести в «Жизни» были рассеяны первым же восторженным отзывом Поссе (от 28 декабря), прочитавшего рукопись: «Какая беспощадная, какая зловещая правдивость! Ни одного намека на эффект, а впечатление огромное…» В этой «глубокой» вещи, написанной «гениально просто», редактор видел главный залог успеха журнала (ГБЛ; Записки ГБЛ, вып. 8, стр. 54). 16 января 1900 г. он извещал Чехова: «Горький <…> ждет с нетерпением появления „В овраге“; не позволил мне рассказывать содержания» (ГБЛ).

После публикации повести Горький сообщал Чехову (11 или 12 февраля): «Согрешил <…> я заметкой по поводу „Оврага“, но ее у меня испортил сначала редактор, а потом цензор. Знаете — „В овраге“ — удивительно хорошо вышло. Это будет одна из лучших Ваших вещей. И Вы всё лучше пишете, всё сильнее, всё красивее». День спустя (12 или 13 февраля) Горький спешил передать Чехову одобрительный отзыв Л. Толстого и добавлял: «Знаете, эта чрезвычайная радость, вызванная рассказом Вашим, ужасно мне нравится. Я так и представляю старика — тычет он пальцем в колыбельную песню Липы, и, может быть, со слезами на глазах <…> говорит что-нибудь эдакое глубокое и милое». Тут же Горький горячо благодарил Чехова за поддержку «Жизни» (Горький, т. 28, стр. 119, 120). Еще не получив последнего письма, Чехов 15 февраля ответил Горькому на предшествующее, с которым был прислан текст упоминавшейся статьи: «Ваш фельетон в „Нижегор<одском> листке“ был бальзамом для моей души. Какой Вы талантливый! Я не умею писать ничего, кроме беллетристики, Вы же вполне владеете и пером журнального человека. Я думал сначала, что фельетон мне очень нравится, потому что Вы меня хвалите, потом же оказалось, что и Средин, и его семья, и Ярцев — все от него в восторге». (Врач Л. В. Средин и художник Г. Ф. Ярцев — жившие в Ялте близкие знакомые Горького и Чехова.)

Летом 1900 г. Чехов получил еще один отзыв Горького, который писал (июль, до 15-го) из с. Мануйловка Полтавской губернии: «Читал я мужикам „В овраге“. Если б вы видели, как это хорошо вышло! Заплакали хохлы, и я заплакал с ними. Костыль понравился им — чёрт знает до чего! Так что один мужик, Петро Дерид, даже выразил сожаление, что мало про того Костыля написано. Липа понравилась, старик, который говорит „велика матушка Россия“. Да, славно всё это вышло, должен я сказать. Всех простили мужики — и старого Цыбукина и Аксинью, всех! Чудесный Вы человек, Ан<тон> Пав<лович>, и огромный Вы талантише» (Горький и Чехов, стр. 75. См. также об этом в письмах: Горького к Л. В. Средину От 26 августа 1900 г. — АГ; О. Л. Книппер к Чехову от 4 сентября 1900 г, — Переписка с Книппер, т. 1, стр. 179—180). Поссе в мемуарах, назвав «В овраге» «лучшим беллетристическим произведением из всех напечатанных в „Жизни“», привел и сказанные в ту пору слова Горького о Чехове: «…есть у него что-то новое; что-то бодрое и обнадеживающее пробивается сквозь кромешный ужас жизни» (В. А. Поссе. Мой жизненный путь. М.-Л., 1929, стр. 155),

Глубокое впечатление произвела повесть на Л. Н, Толстого. 9 февраля 1900 г. он писал Горькому: «Как хорош рассказ Чехова в „Жизни“. Я был очень рад ему» (Толстой, т. 72, стр. 303). А. Б. Гольденвейзер же вспоминает, что повесть «В овраге» Толстой «читал <…> в Хамовниках вслух и, как всегда, восхищался чеховским мастерством» (А. Б. Гольденвейзер. Вблизи Толстого. М., 1959, стр. 392, а также 377; ср. его же: Встречи с Чеховым. — «Театральная жизнь», 1960, № 2, стр. 18). П. А. Сергеенко рассказывает, как при встрече с Чеховым в Гаспре 12 сентября 1901 г. Толстой, заявив, что «ждет от Антона Павловича не пьесы, а того, в чем он наиболее силен <…> процитировал на память несколько строчек из чеховского рассказа „В овраге“» (П. Сергеенко. Чехов и Толстой, — «Рампа и жизнь», 1914, № 26, стр. 5).

Меньшиков сообщал Чехову 1 февраля 1900 г., прочтя «В овраге»: «Весь день сегодня хожу под глубоким впечатлением Вашей превосходной работы. Она должна вызвать большой шум, не меньше „Мужиков“». 21 марта он добавлял, что покорен образом Липы: «Что за прелесть!» (ГБЛ).

6 февраля Лазаревский писал: «Сегодня получил «Жизнь». Ваше «В овраге» вещь страшная. Такая, как «Власть тьмы» Толстого <…> Когда я прочел, как на маленького Никифора брызнули кипятком, я взволновался так, что читать оставил и дочитал уже потом. Эта вещь еще выше «Мужиков» (ГБЛ; там же: Дневник Б. А. Лазаревского, тетрадь 1-я, запись от 6 февраля 1900 г.).

В. С. Миролюбов 9 февраля признавался: «Спасибо за „Овраг“. Раза 3 от сильного чувства прекращал чтение. Знаете, как это бывает, — застелет глаза слезами, что-то в груди подымется, разрастется, как будто летишь куда…» (ГБЛ).

20 февраля Чехову писала О. Л. Книппер: «Ночью прочла „В овраге“ и в восторге. Как просто и потому как сильно и красиво! У меня из головы не выходят бедная Липа с мертвым младенцем, сидящая у прудика с своей тоской, и тихая звездная ночь, выпь, поля, Вавила, старик… Я пока только проглотила рассказ, а читать еще буду» (Переписка с Книппер, т. 1, стр. 137).

23 февраля делилась своими впечатлениями М. П. Чехова: «Прочла я твой рассказ „В овраге“. Он так удивительно хорош, что я даже прослезилась от умиления <…>. Особенно тронуло меня то место, когда Липа подала старику пирог, и он стал есть его, в конце рассказа. По-моему, ты еще никогда так хорошо не писал, положительно не к чему придраться. Все ходят с большими глазами и говорят — вы читали?..» (Письма к брату, стр. 152).

В тот же день сообщал П. И. Куркин, бывший в Москве на съезде санитарных статистиков и врачей: «Не могу и не считаю нужным скрыть от Вас <…> того очарования, к<ото>рое испытывают все при ознакомлении с Вашим последним очерком „В овраге“. <…> это одно из прекрасных творений Ваших» (ГБЛ).

31 марта земский деятель С. И. Шаховской, живший неподалеку от Мелихова, писал Чехову: «…спасибо Вам, миленький, за Хмыриных старших и младших (в повести — Хрымины). Чудно, хорошо. Так сильно, что и сказать не могу» (ГБЛ). В марте же отозвался И. И. Горбунов-Посадов: «С глубоко любовным чувством к Вам читал я Ваше „В овраге“. Я в первый раз ближе, больше, сильнее почувствовал не талант только Ваш, а сердце Ваше, любовь к человеку <…> ко всему страдающему и ко всему умирающему душою в этой жизни <…> А про мастерство — что уж говорить! — Эта ночь, когда она идет с ребенком, костер, этот старик, — я мало в жизни читал такого художества» (ГБЛ), А. Ф. Кони признавался Чехову 24 ноября: «Нужно ли говорить Вам, что я читал и перечитывал «В овраг: « с восхищением. Мне кажется, что это лучше всего, что Вы напасали, — что это — одно из глубочайших произведений русской литературы» (ГБЛ). 16 июня 1901 г. В. М. Соболевский сообщал Чехову: «В Климском имении Ермолов читал вслух Вам „В овраге“. <…> Это произведение относится еще к области „сирого“, понятного нам искусства» (ГБЛ).

Писали автору и незнакомые лица. Учительница Ф. И. Корнева, пространно делясь наблюдениями над жизнью окружающие ее фабричных рабочих и интеллигентов (письмо от 12 февраля 1900 г. со ст. Бараново, Ярославской ж. д.), заключала, что действительность в целом мрачна, беспросветна, и спрашивала, как жить дальше (ГБЛ).

Иначе прозвучало письмо читательницы Е. И. Кристи от 16 марта 1900 г. из Кишинева. Говоря, что давно следит за творчеством Чехова, она отдавала на суд писателя свой разбор повести «В овраге» (статья утрачена) и добавляла: «…в повести „В овраге“ я усматриваю еще две вещи: отвращение к идеализации деревни и закрепощению к земле, даже добровольному, и еще — отраженно Вашего общего стройного, цельного мировоззрения, к<ото>рое я всегда чую в Ваших последних произведениях, но не сумею Вам определить каким-нибудь одним метким словом. Мне кажется, что главным элементом этого мировоззрения входит свобода, — свобода в самом лучшем, глубоком смысле этого слова, — не пошлая свобода какой-нибудь швейцарской республики, а та свобода, о к<ото>рой, напр<имер>, мечтает Герцен в своем последнем томе „Былое и думы“ (по поводу Р. Оуэна)» (ГБЛ), 6 апреля 1900 г. Кристи благодарила за «ответ» и «добрые слова», доставившие ей «большое удовольствие» (ГБЛ; письмо Чехова неизвестно). Хотел слышать «беспристрастное мнение» о своем «первом сколько-нибудь большом критическом опыте» и М. К. Лемке, редактор газеты «Орловский вестник», в которой публиковались его статьи по поводу появления повести «В овраге», присланные автором с письмом к Чехову от 8 сентября 1900 г, (ГБЛ).

Повесть «В овраге» вызвала обилие откликов в печати. Критики самой различной ориентации почти единодушно признали «В овраге» выдающимся явлением современной беллетристики. Но смысл повести, особенности идейной позиции и художественного метода Чехова истолковывались по-разному, подчас — прямо противоположным образом.

Принципиально новую для тех лет и наиболее верную концепцию всего творчества Чехова создал Горький, первым отозвавшийся на выход «В овраге» (М.Горький. Литературные заметки. По поводу нового рассказа А. П. Чехова «В овраге». — «Нижегородский листок», 1900, № 29, 30 января). Он беспощадно иронизировал над теми, кто, признавая художественное дарование Чехова, считал его или беспечным юмористом, или равнодушно-холодным созерцателем жизни, общественно-индифферентным пессимистом, безыдейным литератором и предрекал скорую гибель и забвение его таланта. Указав на творческую связь Чехова с традициями русских классиков, в чем ему нередко отказывали, Горький особо настаивал на реалистической природе чеховского метода, устремленного к постижению трезвой правды каждодневной жизни: «Страшная сила его таланта именно в том, что он никогда ничего не выдумывает от себя, не изображает того, „чего нет на свете“, но что, быть может, и хорошо, может быть, и желательно». В статье опровергалось распространенное мнение о том, что у Чехова нет определенной позиции: «Его упрекали в отсутствии миросозерцания. Нелепый упрек!.. У Чехова есть нечто большее, чем миросозерцание, — он овладел своим представлением о жизни и таким образом стал выше ее». Горький подчеркивал связь творчества Чехова с существеннейшими тенденциями предреволюционной русской действительности: «…каждый новый рассказ Чехова всё усиливает одну глубоко ценную и нужную для нас ноту — ноту бодрости и любви к жизни».

Принципиальная новизна концепции Горького явственно проступает в сравнении с почти одновременными выступлениями других критиков. Так, двумя днями позже появилась рецензия Н. Геккера (Н. Г. «В овраге». Новая повесть Антона Чехова. — «Одесские новости», 1900, № 4864, 1 февраля). С похвалой отзываясь о произведении, признав правдивость описания с. Уклеева, рецензент считал, что «центр тяжести повести» — в изображении жизни мужиков, однако тут же писал: «Но главный повествовательный и психологический интерес заключается в грустной истории замужества бедной крестьянской девушки Липы…» Критик отказывался искать в повести общественную тенденцию: «…не будем гоняться за фикциями <…> Какое нам дело до того, что хотел сказать автор и хотел ли он выразить что-нибудь особенное…» В статье говорилось, что от повести веет «чем-то безнадежным и безысходным».

Либерально-умеренный критик В. А. Гольцев («Литературные отголоски». — «Курьер», 1900, № 45, 14 февраля) по многим положениям полемизировал с Горьким. В том числе, сводя ею оценку миросозерцания Чехова всего к двум положениям: «понять, значит простить», «помогите жить людям, помогайте друг другу», автор оспаривал ее. В целом он заключал, что Чехов «никогда <…> не скажет и не подумает того, что навязывает ему г. Горький».

Не замедлила отозваться на выход новой повести и реакционная критика. В. П. Буренин признал «В овраге» «…наиболее удачным, наиболее художественно обработанным и наиболее глубоким по замыслу» произведением Чехова и значительную часть статьи посвятил анализу характеров Анисима и Аксиньи. В этих рассуждениях сказалась его ничем не маскируемая тенденциозность. Дав уничтожающую характеристику старшего сына Цыбукина, Буренин язвительно писал, что Анис им «является героем нашего времени, руководимым современными заветами в своем роде „марксистского“ пошиба». Аксинья в представлении критика — тоже «героиня нового порядка», вытеснившего из литературы образы идеальных героинь из парода. Он призывал полюбоваться этой «доморощенной марксисткой» — «бабой <…> деятельной энергии, здоровой и бодрой», «покладливой и трудолюбивой» лишь ради наживы, обуреваемой «хищными инстинктами», приводящими к «варварскому эгоизму и жестокосердию». «Надо думать, что нынешние приверженцы великого и благотворного принципа — торжества капитализма признают в Аксинье одну из самых типичных последовательниц их милого учения» (В. Буренин. Критические очерки. — «Новое время», 1900, № 8619, 25 февраля).

Примером истолкования повести в консервативно-охранительном духе явилась статья М. Меньшикова «Три стихии. („В овраге“, повесть А. П. Чехова)» в «Книжках Недели». Восторгаясь художественным талантом Чехова, который поражал еще читателей «Мужиков», публицист обе повести прежде всего рекомендовал для изучения «государственным людям»: «Чеховские деревенские повести — это, помимо обаятельной красоты их, — в сущности научные диссертации, очень строгие народно-бытовые исследования. Если хотите, это периодически появляющиеся, глубоко обдуманные доклады, русскому обществу о современном состоянии деревни, о том, что всего важнее и интереснее в ее жизни». Обходя вопросы социальных противоречий, рецензент в анализе и явлений действительности, и повести «В овраге» оперировал абстрактно-моральными категориями добра и зла. Главным он счел у Чехова отражение «из века в век» стихийно действующих «в мире <…> трех начал: силы творческой, силы сохраняющей, силы разрушительной». «Всего резче выделяется, как бы господствует в жизни сила хищная, разрушительная». «В Аксинье она вылилась в махровый экземпляр». К «среднему, промежуточному типу между добром и злом» отнесена «скорбящая о грехах» Варвара, освящающая «своим благочестием <…> зло жизни» и тем сохраняющая его. Подлинным же выражением «первобытной стихии души народной» представлена «кроткая красавица Липа», «превозмогающая зло» терпением. Вернувшись к «глубокой бедности и вечному труду на других», она вновь становится «свободной», «поет радостно и совершает безустанную творческую работу, пополняя беспрерывно разрушение, производимое хищниками». Трактуя содержание повести с позиций примирения с действительностью, автор статьи воспевал «ясную и благодатную кроткую энергию народа», «смиренного сердцем» («Книжки Недели», 1900, № 3, стр. 205, 234, 209, 211, 213, 215, 219, 220, 222).

Либерально-буржуазная критика самых различных оттенков выступила с многочисленными, в большинстве своем хвалебными отзывами о повести, как правило, разделяя привычное в ту пору представление о Чехове-пессимисте, рисующем правдиво, но без определенной общественной направленности мрак, ужасы и бестолковщину русской жизни.

Так, И. Игнатов («Новости литературы и журналистики». — «Русские ведомости», 1900, № 42, 11 февраля) видел основное свойство чеховского таланта в «способности подавлять унылым настроением», связанным с «идеей, которая проходит красной питью через многие его произведения», и заключается в «констатировании бессмысленности человеческих действий, ведущих к несчастиям, несправедливостям, страданию…».

Констатацию бессмысленности жизни и только одни «безотрадно-мрачные краски» увидел в повести и А. М. Скабический («Текущая литература». — «Сын отечества», 1900, № 49, 18 февраля). В целом положительно отозвавшись о ней, критик писал, что в последней повести Чехова «тоскующие ноты доходят до крайнего кресчендо». Для Скабичевского повесть — некая иллюстрация к народническим представлениям о самобытности исторического пути России и регрессивном характере искусственно насаждаемого в ней капитализма: Чехов, отразив «отвратительный процесс» «несчастной <…> ужасной жизни» фабричного села, рисовал «порядки», «совершенно своеобразные, чисто российские, очень мало подходящие к тому капиталистическому строю, о котором у нас ныне столь многие мечтают».

А. А. Измайлов («Литературное обозрение». — «Биржевые ведомости», 1900, № 77, 19 марта), вспоминая «Мужиков», говорил о Чехове: «…автор обратился почти к той же задаче, — изображению мрачного существования русской деревни и ее обывателя…» В повести «В овраге» рецензент находил «подробности, начертанные рукою настоящего, самобытного мастера», но упрекал Чехова за то, что он «игнорировал требование единства, не заботился о фабуле <…>, занятый исключительно заботою о воспроизведении реальной правды жизни и своего настроения…» Не поняв повести в ее идейно-художественной цельности, критик утверждал, что в ней «ярко сказывается мировоззрение художника, почти растерянно смотрящего на темное, тусклое и беспросветное существование своих героев…».

Р. И. Сементковский («Что нового в литературе?» — «Ежемесячные литературные приложения к журналу „Нива“ на 1900 г.», 1900, № 3), передав суть событий, развернувшихся в доме Цыбукиных, писал: «В характеристике этой семьи и заключается сила повести г. Чехова <…> Почти единственная светлая личность в этой коллекции нравственных уродов <…> это — Липа. В ней нравственные понятия очень сильны, но в жизни она сама совершенно бессильна». Крестьянская «среда, которая дает старику Григорию возможность богатеть на ее счет», «всё терпеливо сносит, а нравственные понятия ее чрезвычайно сбивчивы и неясны». «Чем-то безотрадным, беспросветным веет от повести г. Чехова» (стлб. 630—631).

Некоторые критики использовали повесть лишь как исходный материал для построения собственной концепции действительности и программы действий. Так поступил Н. Каспийский в своей скорее социологической, чем литературно-критической статье «Журнальное обозрение» («Образование», 1900, № 3). Оперируя внеклассовыми понятиями о разнородных «ячейках) общества и выделяемой ими «мыслящей социальной субстанции» — интеллигенции, автор в основном и вел речь о ее ответственности перед народной массой — «низменной, страдающей и чувствующей субстанцией». Повесть «В овраге», отнесенная к числу произведений, «окрашенных в самые мрачные, безнадежные тона», была им сближена в изображении бедствий русской деревни с романом Толстого «Воскресение» (стр. 85, 86, 94).

П. О. Морозов (Северов. Русская литература, — «Новости и биржевая газета», 1900, № 82, 23 марта) не находил в повести личного отношения автора к описываемому. Чехов и его представлении не реалист, а скорее натуралист-эмпирик, художественная система которого будто бы и не предполагает выражения авторской обобщающей мысли и ничем не предопределяет читательских выводов.

Многие рецензенты сходились на том, что дарование Чехова направлено лишь на фиксацию мрачных сторон действительности. Именно это подчеркивалось, например, в обзоре периодических изданий, данном без подписи в «Русской мысли» (1900. № 4, стр. 145—148). В ряду подобных оценок прозвучал и отзыв И. И. Ясинского (М. Белинский. Литературное обозрение. — «В овраге». — «Ежемесячные сочинения», 1900, № 2 и 3, апрель): «На вид простая и тусклая жизнь изображена <…> в страшных красках <…> Прекрасного нет в этой жизни» (стр. 233).

Д. П. Шестаков («„В овраге“ А. П. Чехова». — Литературное приложение к «Торгово-промышленной газете», 1900, № 17, 23 апреля) тоже считал, что «деревня Чехова — мрачная, больная деревня». Ему, правда, казалось, что писатель намекает в повести на возможность какой-то иной жизни, но это лишь «призрак <…> недостижимого счастья».

О том, что повесть «В овраге» существенно поколебала долго бытовавшее представление о Чехове как художнике, не способном к созданию обобщенных картин действительности, убедительнее всего свидетельствует отзыв Н. К. Михайловского («Литература и жизнь. Кое-что о г. Чехове». — «Русское богатство», 1900, № 4). Прослеживая эволюцию писателе, вдумываясь в его произведения последних лет, Михайловский отмечал, что отношение Чехова к действительности расширилось и усложнилось — он «вырос почти до неузнаваемости», «За рассказами „О любви“, „Крыжовник“, „Человек в футляре“, „Случай из практики“ он дал широко задуманными превосходно выполненный рассказ „В овраге“, И это новый шаг вперед» (стр. 135, 140).

В ряде работ, трактовавших новое произведение, продолжала развиваться легенда о Чехове-пессимисте, обогащенная лишь новыми вариациями («„В овраге“. Повесть Антона Чехова», — «Русский вестник», 1900, № 4, стр. 614—617; И, И. П-ский. Трагедия чувства. Критический этюд (по поводу последних произведений Чехова). СПб., 1900).

Некоторые поправки в общее представление о Чехове-пессимисте вносил М. К. Лемке (Lemus. Из дневника публициста. Наш народ у Чехова. — «Орловский вестник», 1900, № 179, 193, 199 и 206 от 7, 21, 28 июля и 4 августа): это «пессимизм не обычный, разрушающий, расслабляющий, а созидающий, стимулирующий. Прочтя любое из произведений Чехова, вы не выносите впечатления безнадежности и как бы поощрения всякой пассивности, а наоборот, самая тяжесть и неотвратимость нарисованных бед стимулируют вас на активное вмешательство в жизнь, на желание делать и работать больше, чем вы делали до тех пор» (№ 179).

Ведущий представитель психологической школы в критике Д. Н. Овсянико-Куликовский («Литературные беседы». — «Северный курьер», 1900, № 180 и 181, 4 и 5 мая) назвал повесть «явлением <…> замечательным», ибо в сравнении с предшествующей литературой она внесла «свой вклад в изучение психологии» возникавшей в России «самобытной „буржуазии“» — «заводчиков и торговцев из мещан и крестьян». Считая, что Чехов «мастерски» выписал «потрясающую картину зла и греха», автор статьи изучал по ней и классифицировал психологические типы. Он находил, что «деятели зла» в новом «темном царстве» поступают «непроизвольно», «не ведают, что творят», а «натурам добрым» свойственно «фаталистическое непротивление злу». Оттого удушливый овраг вызывал у критика «унылое чувство безысходности». Он не был удовлетворен тем, что на возможность иной жизни России Чехов указал лишь «мимоходом», «намеком или символом», присутствие которого было сочтено недостатком произведения, в целом «замечательнейшего».

Этот разбор вызвал решительное несогласие М, С. Ольминского (Степаныч. Об Овсянико-Куликовском и А. Чехове. — «Восточное обозрение», 1900, № 216, 218 и 219, 29 сентября, 1 и 3 октября). Его статья — один из первых отзывов марксистской критики о Чехове. Несколько ранее в той же газете (1900, № 106, 14 мая), в «Журнальном обозрении», за подписью М. Павлович, Ольминский уже дал краткую оценку повести «В овраге», в целом положительную. Вторая статья содержала развернутый анализ произведения. В полемике Ольминский раскрыл неверность ряда суждений Овсянико-Куликовского, однако сам не смог по достоинству оценить повесть. Он не увидел в ней типов, дотоле неизвестных в литературе. «Нет ничего нового» и «в картине нарисованного Чеховым зла». В повести «зло очевидно», но «причины зла» неясны. Она написана так, что «будит мысль», но не «предопределяет тот ряд представлений, который будет вызван в уме читателя», позволяя последнему сделать из нее разнообразные выводы в зависимости от своего мировоззрения. Критик-марксист хотел бы у Чехова — писателя «талантливого» — видеть «идеалы определенного содержания». Не обнаружив их в повести, Ольминский счел необоснованными восторги, вызванные ее появлением.

При подведении итогов литературного года критика высоко оценивала повесть. «Самым видным» произведением назвал ее А. И. Богданович (А. Б. Критические заметки. — «Мир божий», 1901, № 1, стр. 2). В. Гольцев («Русская литература в 1900 г.». — «Курьер», 1901, № 1) отмечал, что повесть оказалась в числе двух произведений (рядом он ставил «Трое» Горького), пользовавшихся «особенным вниманием читателей». В годовом редакционном обзоре «Литература в 1900 году» газета «Русские ведомости» (1900, № 1, 1 января) тоже указала, что «особенно обратили на себя внимание произведения гг. Чехова и Горького».

Е. А. Соловьев (Андреевич. Очерки текущей литературы. О хищниках и одиноких людях. — «Жизнь», 1901, № 2) свойствами общественной ситуации объяснил возникновение в литературе вообще и в творчестве Чехова в особенности — двух тем. Они были обозначены в подзаголовке статьи. Примечательной чертой развития литературы Андреевич считал всё большее усиление «мотива одиночества среди миллионов». «В мутном тумане серенькой жизни <…> стал уже орудовать хищник», обездоливший массу людей и превративший всё вокруг в «голое место». «…Это-то „разорение“ и есть та социологическая почва, на которой Чехов рисует свои жизненные драмы». Андреевичу, несмотря на ошибочность ряда суждений о Чехове, удалось раскрыть социально-обличительный смысл повести (стр. 354, 355, 356).

Иная концепция повести выражена в работе Волжского (А. С. Глинки) «Очерки о Чехове» (СПб., 1903). Доказывая, что идеал Чехова «безнадежно и навсегда разобщен с миром», критик заявлял: «Чехов изображает деревенскую жизнь в <…> повести, по своему основному колориту очень напоминающей „Мужиков“, почти с тем же холодным бесстрастием». «Художнику при свете его недосягаемо высокого нравственного идеала страшна вообще жизнь человеческая во всех ее проявлениях, страшна и мужичья жизнь». Его герои — Липа, Анисим, Аксинья полны «бессознательного равнодушия <…> примирения с миром», «наивно полагая, что иначе и быть не может». Чехов же, утверждая свою «общую идею» — «власть действительности» над людьми, бесстрастно холоден к ним (стр. 27, 161, 160, 79, 77).

В. Альбов («Два момента в развитии творчества Антона Павловича Чехова». — «Мир божий», 1903, № 1) писал: «В последние годы в творчестве г. Чехова намечается новый и очень важный перелом. Временами прорывается еще прежнее настроение, но нет уж и следа прежнего уныния, подавленности, отчаяния. Напротив, всё сильнее слышится что-то новое, бодрое, жизнерадостное, глубоко волнующее читателя и порой необыкновенно смелое». Выше всего в этом отношении критик ставил «В овраге» (стр. 103).

Близок к такому пониманию повести и И. Джонсов (И. В. Иванов) («В поисках за правдой и смыслом жизни. (А. П. Чехов)». — «Образование», 1903, № 12). Он отмечал: Чехов приходит «к вере, что жизнь на самом деле <…> будет перестроена по идеалам разума и правды. И эта вера стала, по-видимому, настолько укрепляться в душе Чехова, что <…> даже созерцание <…> картин неразумия и неправды <…> не подрывало ее» (стр. 30-31).

И. И. Замотин же («Предрассветные тени. К характеристике общественных мотивов в произведениях А. П. Чехова». Казань, 1904) новые мотивы находил лишь в пьесах Чехова, а «В овраге» причислял к произведениям, рисовавшим «теневые картины» (стр. 15).

Е. А. Ляцкий («А. П. Чехов и его рассказы. Этюд». — «Вестник Европы», 1904, № 1) оценил мастерство бытописания в повести, но утверждал, что писатель «почти не коснулся тех мучительных вопросов общественной совести, которыми болели его могучие духом предшественники». Творчество Чехова — лишь «фокус, вобравший в себя косые лучи разочарования, сомнения, утомления русской прогрессивной мысли». Оно не задержит долго внимания общества. «Чеховским» настроениям не устоять перед «порывом жизненных сил, окрыленных надеждой, озаренных бледными лучами занимающейся зари» (стр. 161—162).

А. В. Луначарский («О художнике вообще и некоторых художниках в частности». — «Русская мысль», 1903, № 2) во многом полемизировал с Чеховым, ожидая, «когда же покажет он <…> семена новой жизни» и «человека, который может прорвать тину и вынырнуть из омута на свежий воздух». Но вместе с тем, видя в творчестве писателя неподдельную правдивость изображения «тусклой жизни», «глубину понимания человеческой души, огромный кругозор от героев „Оврага“ до изящных „Трех сестер“», критик-марксист ставил Чехова в разряд первейших величин не только русской, но и европейской литературы (стр. 59, 58).

При жизни Чехова повесть переводилась на немецкий и французский языки.

Стр. 146. …как свекор-батюшка в известной песне. — В распространенной народной песне:

Спится мне, младешенькой, дремлется,

Клонит мою головушку на подушечку;

Свекор-батюшка по сеничкам похаживает,

Сердитый по новым погуливает.

Стучит — гремит… и т. д.

(см. «Русские народные песни, собр. П. В. Шейном». М., 1870, стр. 336—337).

Стр. 150. …женится скоро, на Красной Горке… — Послепасхальная неделя или первое воскресенье после пасхи. На Красную Горку устраивались свадьбы.

Стр. 160. …по случаю храмового праздника — Казанской божией матери. — Праздник этот отмечался дважды в году: 8 июля и 22 октября по старому стилю.

Стр. 169. …на Фоминой… — Неделя после пасхи.

Источник