В 1726 году издатель получил от неизвестного лица рукопись егэ

Иванов Г. В., Калюжная Л. С

Подобный материал:

• Книга памяти. Йошкар-Ола: Map кн изд-во, 1995. 528 с, К53 ил.,, 1691.88kb.
• Сказка » Вмире трения Сидя на уроке физики, Иванов не слушал учителя., 129.93kb.
• Н. А. Леонид Михайлович Иванов и его детище // Иванов Леонид Михайлович: Личность, 452.47kb.
• Бюллетень новых поступлений Техническая литература за май – август 2011 автоматика, 270.15kb.
• Индивидуальное задание выполнено, материал собран полностью. Во время практики Иванов, 11.11kb.
• Монография Издание второе, исправленное, 2072.88kb.
• С мест, скандалили, увлекаемые на расправу. Ваши билеты, сказал контролер, останавливаясь, 3695.72kb.
• Новые поступления 2 Сельское хозяйство 2 Общие вопросы сельского хозяйства, 139.02kb.
• Файла должно состоять из фамилии автора и его места работы, например, «Иванов ГрГУ., 46.06kb.
• Наркоконтроль иванов: от афганского героина гибнет больше людей, чем от терактов, 595.29kb.

Свифту Примчавшись к «дерзкой» Ванессе, он испепелил ее взглядом (которого она

всегда боялась — «Это так ужасно, что я лишаюсь дара речи») и, не проронив ни

слова, ушел Через две недели, без всяких видимых причин, бедная Ванесса

скончалась Невероятная история1

Много лет спустя Вальтер Скотт, работая над книгой о Свифте, Послал в аббатство

Марли, где последние годы жила Ванесса, своего

1зо

100 ВЕЛИКИХ ПИСАТЕЛЕ*

ДЖОНАТАН СВИФТ

131

помощника. Тот успел застать там девяностолетнего свидетеля тех co-j бытии. По

его словам, Ванесса «избегала людей и всегда была печаль-j на, кроме гех

случаев, когда приезжал настоятель Свифт, — тогда она становилась веселой»

Посланец обратил внимание на необычайно раз-] росшиеся лавры в саду, Старец

объяснил: их разводила Ванесса, чтоб! венчать лавровыми венками своего

«триумфатора» во время его визи-| тов.

Ценил ли такое трогательное поклонение молодой женщины сад «триумфатор»,

разменявший уже шестой десяток? В той же поэме Сви4 признавался: «Он увлекался в

передышке, / Любовь ценил, но понас-i лышке». То есть «в передышке» между

главными делами, которых Свифта было несколько — его творчество, призванное

совершенствовать человеческий род, и борьба за независимость Ирландии («Не

верь,] не верь поэту, дева, / Его своим ты не зови», — писал со знанием дела

русский поэт.)

С 1702 года Англия вела многолетнюю войну с Францией. Английский

главнокомандующий герцог Мальборо затягивал ее окончание,] поскольку на военных

поставках наживали целые состояния он сам, также предприниматели и банкиры,

сторонники партии вигов. К том} времени острое перо Свифта выдвинуло его в центр

политической жизни.] Лидеры партий и министры оказывали ему особые почести,

заручались его поддержкой, опасаясь стать мишенью ядовитых сатирических стрел.|

Свифт, разочаровавшись в вигах, примкнул к тори, которые вели борьбу за

прекращение войны.

Десятки гневных Памфлетов Свифта были направлены против злоупотреблений герцога

Мальборо и близких ему вельмож. В итоге власти пришли тори, и в 1713 году, в

немалой степени благодаря Свифту, с Францией был заключен мирный договор. В 1715

году Джонатан) Свифту предоставили место декана Дублинского собора. В сущности

это была почетная ссылка — новая власть опасалась его возрастающего влияния, а

Церковь не могла простить критики в «Сказке бочки».

В 1724 году Свифт обрушился на английское правительство в анонимных памфлетах

«Письма Суконщика» (всего их семь), написанных от лица дублинского торговца.

Причиной послужила выдача англичанину Вуду королевского патента на чеканку

разменной монеты для Ирландии. Вуд наводнил страну неполновесной монетой. На

этом «законном грабеже» Нажились и он, и английское правительство. Свифт устами

Суконщика предлагал ирландцам бойкотировать монету Вуда настолько faneKCH, что

кончил призывами к восстанию против английского владычества вообще.

Автора «Писем Суконщика» вычислить было нетрудно — сатирический слог Свифта

давно стал знаменитым. Премьер-министр Англии распорядился арестовать писателя,

на что английский наместник в Ир-

ландии ответил: «Чтобы арестовать Свифта, нужен экспедиционный корпус в десять

тысяч солдат».

Суровый декан Дублинского собора сделался кумиром ирландцев. Специальный отряд

круглосуточно охранял дом Свифта, на улицах Дублина выставлялись его портреты, в

честь писателя был основан «Клуб Суконщика», а в народе ходила легенда, будто

Свифт — потомок древних и справедливых ирландских королей… Англия была

вынуждена «дело Свифта» замять.

В эти же годы Джонатан Свифт писал свою главную книгу «Путешествия в некоторые

отдаленные страны света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана

нескольких кораблей». В 1726 году издатель получил от «неизвестного лица»

рукопись «Путешествий Гулливера» и опубликовал без имени автора, хотя ни

издатель, ни читатель не сомневались в авторстве Свифта.

За год книга выдержала пять изданий. В необычайных и фантастических приключениях

Гулливера среди лилипутов и великанов, лапу-тян и гуигнгнмов читатели находили

(каждый в меру своих возможностей) и веселую фантастическую сказку, и

философскую притчу, и беспощадную сатиру на английские порядки и притязания

англичан на мировое господство… Так, лилипуты считали своего крохотного короля

самым могущественным монархом в мире. Враждующие партии лилипутов —

высококаблучники и низкокаблучники — напоминали английских тори и вигов, а секты

остроконечников и тупоконечников, ведущих бесконечные споры о том, с какого

конца следует разбивать яйцо, воспринимались как сатирическое изображение

религиозного раскола между католиками и протестантами…

Всевозможные иносказания и намеки привели к тому, что со временем книга обросла

комментариями, превышающими объем самого произведения. К примеру, нам могут

показаться не вполне понятными выпады Свифта против создателя теории всемирного

тяготения Ньютона, если не знать, что именно Ньютон, будучи директором Монетного

двора, разрешил чеканку неполновесной монеты для Ирландии, чего Свифт не мог ему

простить.

С другой стороны, многие фрагменты этой неисчерпаемой книги сегодня читаются,

как фельетоны на злобу нашего дня: «Словом, нельзя перечесть всех их проектов

осчастливить человечество. Жаль только, что ни один из этих проектов еще не

доведен до конца, а пока что страна в ожидании будущих благ приведена в

запустение, дома разваливаются и население голодает и ходит в лохмотьях», —

намекал Свифт на спекулятивную горячку в Англии 1720-х годов, когда созданные

авантюристами многочисленные акционерные компании и коммерческие общества

увлекали легковерную публику самыми фантастическими прожектами быстрого

обогащения. Чем это не про нас?

132

100 ВЕЛИКИХ ПИСАТЕЛЕЙ

Под конец жизни Свифт начал страдать мучительными головными болями и

головокружениями, потерял слух, сделался еще более угрюмым, никого к себе не

допускал, проводя дни в полном одиночестве Память его настолько ослабела, что он

не мог даже читать

Когда-то во время прогулки, глядя на вершину засыхающего вяза, Свифт сказал

своему спутнику «Так же вот и я начну умирать — с головы» Видимо, он знал

разрушительную силу язвительной мысли Джонатан Свифт ушел из жизни в 1745 году и

завещал похоронить его в Дублинском соборе

В России со Свифтом познакомились в 1773 году, когда вышли «Путешествия

Гулливеровы», переведенные Ерофеем Коржавиным с французского языка Русским

последователем «злой сатиры» Свифта стал Салтыков-Щедрин

Любовь Калюжная

ВОЛЬТЕР

(1694-1778)

«Ах1 окаянный вольтерьянец1» — вскричала старая графиня о Чацком, который

«переменил закон» Слово «вольтерьянец» в грибоедовские времена, да и позже

было весьма обиходным для определения безбожников, вольнодумцев и скептиков, что

i свидетельствует о стойкой популярности Вольтера в России И не только в ней По-

мефистофельски он искушал и отрезвлял сильные и губил слабые европейские умы

«Нет такого зла, — говорит ангел вольтеровскому герою Задигу, — которое не

порождало бы добра» Сравним со словами Мефистофеля Гете «Я -; часть той

силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо» Сомерсет ] Моэм, к примеру,

перед тем как! браться за перо, освежал себя вольте-

ВОЛЬТЕР

133

ровским «Кандидом» «Читая его, я как бы подставлял голову под душ блеска,

остроумия, изящества»

Чтобы представить полноту понятия «вольтерьянец», а оно стало определением

человеческого типа, стоит вспомнить то, с чем сражался французский Мефистофель

своим язвительным пером «Вольтеру нравилось выводить на сцену

священнослужителей, которых он называл магами, судей, именуемых муфтиями,

банкиров, инквизиторов, простаков и философов», — пишет Андре Моруа

Что касается женщин, их Вольтер тоже не очень жаловал «Увидев, таким образом,

решительно все, что на свете было доброго, хорошего и достойного внимания, я

решил не покидать больше моих пенатов никогда, — саркастически говорит его

герой-путешественник Сакрмен-тадо — Оставалось только жениться, что я вскоре

исполнил, и затем, став как следует рогат, доживаю теперь на покое свой век в

убеждении, что лучшей жизни нельзя было придумать»

Словом, «ничего во всей природе благословить он не хотел», — как писал Пушкин о

великосветском последователе Вольтера Александре Раевском Да и сам поэт пережил

отроческое увлечение Вольтером, в шестнадцать лет провозгласив

Соперник Еврипида, Эраты нежный друг, Арьоста, Тасса внук — Скажу ль 9 отец

Кандида — Он все, везде велик, Единственный старик’

Настоящее имя Вольтера — Мари Франсуа Аруэ Он родился 21 ноября 1694 года в

Париже Отец его служил нотариусом и настаивал на том, чтобы сын также избрал

профессию юриста Однако Вольтер, окончив иезуитский колледж и вырвавшись на

свободу из иезуитских тисков, сблизился с аристократическими вольнодумцами (так

называемое общество Тампля) и начал упражняться в жанре «легкой поэзии»

Сардонический нрав поэта взял свое, и вскоре эпикурейские мотивы в его стихах

сменили язвительные выпады по адресу регента и его двора Вольтер был заключен в

Бастилию (1717), где, надо сказать, с пользой провел время, написав свою первую

трагедию «Эдип»

После успешной ее постановки на парижской сцене в 1718 году Двор увидел в нем

преемника Корнеля и Расина, все простил и приблизил к себе Вольтер стал модным

поэтом великосветских салонов, но после громкого скандала с неким дворянином

Роганом снова оказался 8 Бастилии, а затем, в 1726 году, был выслан из Франции

134

100 ВЕЛИКИХ ПИСАТЕЛЕЙ

С 1726 по 1729 год он жил в Англии, после чего вернулся в Париж. Его философские

«Письма об английской нации», изданные в Лондоне в 1733 году, противопоставляли

«свободное английское общество» аб-‘, солютистской Франции: «Я не знаю, кто

полезнее для государства, хорошо напудренные господа, точно знающие, когда

встает король и когда он отходит ко сну, или же торговцы, обогащающие страну».

По мнению Вольтера, торговля сделала англичан свободными, а Англию — великой. В

следующем году «Письма» вышли во Франции и как еретические были осуждены

парламентом на сожжение. Вольтер бежал в имение маркизы дю Шатле (на границе

Лотарингии), с которой его связывала нежная дружба, и прожил там одиннадцать

лет.

Эти годы можно назвать самыми благополучными для «одержимого» Вольтера. Мадам дю

Шатле умиротворила его чувства и своей заботой обеспечила ему независимость, что

позволило сосредоточиться на литературном труде. За это время были написаны

философские и исторические работы: «Век Людовика XIV» (изд. 1751), «Опыт о

нравах и духе народов» (изд. 1756) и др.; дидактические поэмы «Светский человек»

(1736) и «Рассуждение в стихах о человеке» (1738); трагедии «Аль- ! зира, или

Американцы» (1736), «Фанатизм, или Пророк Магомет» (1742), i «Меропа» (1743) и

др.

В этот же период Вольтер создает сколь ироническую, столь и ! кощунственную

поэму «Орлеанская девственница» (1735). Народная героиня Франции Жанна д’Арк —

Орлеанская дева, — возглавившая ; борьбу своего народа против английских

захватчиков в ходе Столет- ! ней войны (1337-1453), становится в поэме

комическим персона- i жем, а вся война сводится к скабрезным «битвам» короля и

свиты за обладание Жанной. (В 1920 году Жанна д’Арк канонизирована като- ]

лической церковью.) Пафос поэмы обнаружил, что главный против- j ник Вольтера не

монархия, которая может стать «просвещенной», а Церковь, по его мнению, с

просвещением несовместимая. Поэма была опубликована анонимно в 1755 году. Но

вернемся к Вольтеру, который пока не разгибает спины за письменным столом в

замке маркизы дю Шатле.

К 1745 году Вольтер благодаря острому перу становится настолько известен и

популярен как «просвещенный ум», что едва ли не все короли Европы приглашают

философа к себе, французский двор начинает заигрывать с ним, его поддерживает

фаворитка Людовика XV всесильная мадам де Помпадур, и он снова обживается в

Париже.

Королевский двор обласкивал Вольтера всевозможными знаками внимания. Людовик XV

пожаловал ему титул камергера и назначил придворным историографом, Французская

академия избрала его своим членом. Однако Вольтер не стал бы тем Вольтером,

которого мы знаем, если бы позволил себя приручить. Его боевой запал по отноше-

ВОЛЬТЕР

135

нию ко всем государственным установлениям неустанно срабатывал, что вынуждало

Вольтера скитаться по Европе.

Сторонник просвещенного абсолютизма, Вольтер хотел влиять на королей и попытался

превратить Людовика XV в образцового монарха. Одно из главных условий

«просвещенной монархии» по Вольтеру — выход короля из-под влияния Церкви. Из

этого ничего не вышло, и пребывание в Париже для Вольтера стало невозможным. Он

покинул Версаль, приняв приглашение прусского короля Фридриха II, который

увлекался в ту пору ролью «просвещенного монарха». Наставник королей провел при

его дворе три года (1750-1753), но потерпел ту же версальскую неудачу, насмерть

рассорившись и с Фридрихом.

Наконец в 1758 году Вольтер навсегда поселился в своем имении ферне в Швейцарии,

на границе с Францией, и оттуда бомбардировал весь мир письмами, памфлетами,

трактатами со своим знаменитым призывом «Раздавите гадину!» — в сторону Церкви.

Там же он создал свою самую известную книгу — «Кандид, или Оптимизм». Вольтер

приступил к работе над ней в 1758 году. К тому времени все обольщения отлетели

от него. Маркиза дю Шатле обманула его с лучшим другом и умерла в родах,

творческие муки над композицией трагедий и эпопей не сделали его знаменитым

поэтом, короли не желали становиться просвещенными монархами по предлагаемому им

образцу, и от их гнева приходилось ударяться в бега… «Увидев, таким образом,

решительно все» и, подобно своему герою Сакрмента-до, «став как следует рогат»,

Вольтер окончательно разочаровался в мироустройстве, что еще более обострило его

язвительное перо. Музой его сделался гнев (к слову, довольно сильный и не такой

уж редкий род вдохновения). «Кандид, или Оптимизм», где Вольтер сводил счеты со

всем миром, был написан в жанре философско-сатирической повести, начало которому

положил почитаемый им Монтескье в «Персидских письмах» (1721).

Вольтер называл себя служителем всех девяти муз, но более всего преуспел именно

в жанре философской повести И, надо сказать, обратился он к этому жанру в

философском возрасте — наиболее известные произведения написаны им после

шестидесяти лет. «В восемнадцать лет Вольтер верил, что он оставит по себе

память как большой трагический актер; в тридцать — как крупный историк; в сорок

— как эпический поэт, — пишет Андре Моруа. — Он и не думал, создавая в 1748 году

«Задига», что в 1958 году люди с удовольствием будут читать эту маленькую

повесть, тогда как «Генриада», «Заира», «Меропа», «Тан-кред» будут покоиться

вечным сном на полках библиотек».

Первая повесть Вольтера «Мир, как он есть», которую можно назвать философской,

была написана еще в 1747 году, когда он вместе с мадам дю Шатле, после очередной

неприятности при королевском дворе,

136

100 ВЕЛИКИХ ПИСАТЕЛЕЙ

ВОЛЬТЕР

137

вынужден был искать убежища у герцогини де Мен. Там же, чтобы развлечь

герцогиню, он написал «Видения Бабука», «Мемнон, или Человеческая мудрость»,

«Путешествие Сакрментадо», «Задиг, или Судьба». Ежедневно Вольтер писал по одной

главе, а вечером давал читать герцогине. Эти остроумные повести настолько

нравились ей, что она заставляла Вольтера читать их гостям. На все просьбы

издать их писатель отмахивался, говоря, что эти повестушки, написанные для

увеселения публики, не заслуживают внимания.

В «Кандиде» писатель сатирически обыгрывает популярную в то время теорию

немецкого философа Лейбница (1646-1716), в соответствии с которой существует

некая свыше «предустановленная гармония», а значит, мир создан Богом как

«наилучший из всех возможных миров». Вольтер вложил эту идею в уста одного из

главных героев — философа-оптимиста Панглоса, пытающегося убедить своего

молодого ученика Кандида, что все к лучшему в этом лучшем из миров.

По существу вольтеровский спор с Лейбницем вылился в пасквиль на христианские

представления вообще. Вольтер, «в науке искушенный», хотел логикой язвительного

ума «поверить гармонию», которая постигается чувством.

Автор отправляет Кандида бродить по свету, сталкивает его с инквизицией, делает

свидетелем убийств, краж, насилий, происков парагвайских иезуитов, посылает на

войну, которая в свете теории Лейбница представлена так: «Что может быть

прекраснее, подвижнее, великолепнее и слаженнее, чем две армии! Трубы, дудки,

гобои, барабаны, пушки создавали музыку столь гармоничную, какой не бывает и в

аду. Пушки уложили сначала около шести тысяч человек с каждой стороны; потом

ружейная перестрелка избавила лучший из миров не то от девяти, не то от десяти

тысяч бездельников, осквернявших его поверхность. Штык также был достаточной

причиной смерти нескольких тысяч человек. Общее число достигало тридцати тысяч

душ Кандид, дрожа от страха, как истый философ, усердно прятался во время этой

героической бойни».

Простодушному Кандиду недостает фанатичности Панглоса, чтобы по его примеру

оставаться оптимистом и воспринимать все «к лучшему», даже когда высечен

инквизицией. «Что такое оптимизм9» — спросил Какамбо. — «Увы, — сказал Кандид, —

это страсть утверждать, что все хорошо, когда в действительности все плохо»

Когда Кандид снова встречается с Панглосом, который за время их разлуки тоже

прошел свои мытарства, потеряв нос, ухо и глаз, между ними происходит такой

диалог: «…Мой дорогой Панглос, — сказал ему Кандид, — когда вас вешали,

резали, нещадно били, когда вы гребли на галерах, неужели вы продолжали думать,

что все в мире идет к лучшему?» — «Я всегда оставался при своем убеждении, —

отвечал Пан-

rJ]0C) _ потому что я философ. Мне непристойно отрекаться от своих мнений:

Лейбниц не мог ошибиться, и предустановленная гармония есть самое прекрасное в

мире, так же как полнота вселенной и невесомая материя».

Каждый эпизод книги, сюжет которой охватывает весь мир, содержит сатирический

намек. Перед читателем проносятся разные страны: Германия с пошлыми

геральдическими притязаниями баронов, Франция, где «обезьяны поступают как

тигры», Венеция, где «хорошо только одним нобелям»…

Женевские издатели братья Крамеры отважились напечатать «Кандида», и в феврале

1759 года повесть появилась во Франции, чтобы тут же попасть в список

запрещенных книг. Однако в марте разошлось еще пять тайных изданий. Вольтер

открещивался от своего создания как мог: «Что за бездельники приписывают мне

какого-то Кандида, забавы школьника. Право, у меня есть другие дела», — писал он

аббату Верну.

В 1767 году выходит философская повесть «Простодушный», полемизирующая со

взглядами Жан Жака Руссо. Вольтер сталкивает руссоистского «естественного

человека» с нравами абсолютистской Франции, и из этого столкновения его пылающий

ум высекает множество сатирических искр.

Продолжающая линию философских повестей «Вавилонская принцесса» содержала

кощунственные выпады против Священного писания и религиозных ритуалов, что стало

последним камнем в стене между Вольтером и Церковью. Век спустя критик Эмиль

Фаге, упрекая Вольтера в том, что тот все изучил и рассмотрел, но ничего не

углубил, задавался вопросом: «Кто он — оптимист или пессимист7 Верит ли он в

свободу воли или в судьбу? Верит ли в бессмертие души? Верит ли в Бога?» И эти

вопросы возникают у каждого человека над страницами вольтеровских произведений.

Вольтер, нападая на Церковь, тем не менее нигде прямо не декларировал своего

атеизма. О нем ходил такой анекдот: «Господин Вольтер, вы помирились с Богом?» —

«Мы с ним кланяемся, но не разговариваем».

Думается, что ближе всех к разгадке вольтеровского феномена подошел Василий

Розанов. В одной из своих записей он приводит слова Ивана Карамазова: «Один

старый грешник (имеется в виду Вольтер. — Л.К.) сказал в прошлом веке, что если

бы не было Бога, то следовало бы его выдумать», и далее так комментирует

вольтеровскую фразу: «И не то странно, не то было бы дивно, что Бог в самом деле

существует; но то дивно, что такая мысль — мысль о необходимости Бога — могла

залезть в голову такому дикому и злому животному, как человек: до того она

свята, до того премудра и до того она делает честь человеку» (курсив Розанова).

138

100 ВЕЛИКИХ ПИСАТЕЛЕЙ

Фигура Вольтера по влиянию была самой значительной в XVIII веке (этот век

называют «вольтерьянским») и ознаменовала то состояние человечества, когда его

интеллектуальная гордыня начала соперничать с религиозным чувством. К концу XIX

века бурное развитие техники и научные открытия приведут к обожествлению науки —

ей отведут место Бога, и XX век станет веком атеизма Лишь к исходу столетия

человек, с главным подарком нового божества в руках — атомной бомбой, ощутит

свою беззащитность, свое сиротство и начнет поглядывать на небеса — «Господи,

воззвах к Тебе…», что, по словам Розанова, действительно «делает честь

человеку».

Вольтер оставил огромное литературное, философское и эпистолярное наследие.

«Только Вольтер, — по словам Гете, — привел в движение такие умы, как Дидро,

д’Аламбер, Бомарше» Он сотрудничал с этими просветителями в Энциклопедии, для

которой писал статьи на темы истории, философии, морали.

Россия познакомилась с Вольтером в конце 20-х годов XVIII века, первыми

переводчиками его были Кантемир и Ломоносов. Переписка Екатерины Великой с

Вольтером способствовала популярности идей французского писателя и философа

среди дворян После смерти Вольтера Екатерина купила его библиотеку — 6902 тома

книг и 20 томов рукописей. Издатель И.Г. Рахманинов в 1785-1789 годах выпустил

«Полное собрание всех переведенных на российский язык сочинений Вольтера».

Однако Французская буржуазная революция конца XVIII века, в которой идеи

Вольтера сыграли роль пороха, отрезвила русскую императрицу, и специальным

указом она запретила издание «крамольных» сочинений своего прежнего кумира.

Вольтер умер 30 мая 1778 года. Перед смертью «старый грешник» высказал просьбу,

чтобы его погребли по церковному обряду. Найти священника, который согласился бы

совершить этот ритуал, не удалось, а без этого предать тело земле в аббатстве,

где находилось Ферне, было невозможно. Племянник писателя аббат Миньо в ночь на

31 мая усадил мертвого Вольтера в карету, имитируя живого «пассажира», и через

двенадцать часов бешеной езды доставил в аббатство Сельер в Шампани, где тайно

совершил обряд и захоронил. Во время Французской революции 1791-1794 годов по

решению Конвента останки Вольтера были перенесены в Пантеон.

Вольтер был великим искусителем Европы, ее злым гением, но, думается, у него все

же была миссия — он поставил человека перед выбором, который каждый должен был

совершить для себя и совершает до сих пор.

И чтобы завершить такую сложную тему, как Вольтер, предоставим слово двум не

менее авторитетным мыслителям, нежели он.

ГАВРИИЛ РОМАНОВИЧ ДЕРЖАВИН

139

«Вы… не можете себе представить значения, какое имел Вольтер и его великие

современники в годы моей юности, — говорил Гёте незадолго до своего ухода

Эккерману, — и в какой мере властвовали они над всем нравственным миром. В своей

автобиографии я недостаточно ясно сказал о влиянии, какое эти мужи оказывали на

меня в молодости, и о том, чего мне стоило от него оборониться, встать на

собственные ноги и обрести правильное отношение к природе».

«Скажите сразу, не думав, что сказал Вольтер дорогого человеку на все дни жизни

и истории его? — спрашивал в 1912 году Василий Розанов, переживший в прошлом не

одно искушение и сам искушавший. — Не придумаете, не бросится на ум. А Христос:

«Блаженны изгнанные правды ради». Не просто «они хорошо делают» или «нужно

любить правду», «нужно за правду и потерпеть», — а иначе- «БЛАЖЕННЫ ИЗГНАННЫЕ ЗА

ПРАВДУ, ИБО ИХ ЕСТЬ ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ» Как изваянно. И стоит 1900 лет. И простоит

еще 1900 лет…» (Выделено Розановым.)

Любовь Калюжная

ГАВРИИЛ РОМАНОВИЧ ДЕРЖАВИН

(1743-1816)

Пушкинскую эпоху называют золотым веком русской поэзии не только благодаря

Александру Сергеевичу. В это же время творили прекрасные поэты — Державин,

Батюшков, Жуковский, Баратынский, баснописец Крылов, начинали Лермонтов и

Тютчев.

Гавриил Романович Державин был непосредственным предшественником Пушкина. Он был

славой XVIII века, его боготворили, им восхищались. Можно сказать, что слава

Державина перешла к Пушкину.

Сам Александр Сергеевич вспоминает, как он относился к Державину в юности:

«Державина видел я только однажды в жизни, но никогда того не позабуду Это было

в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее. Как узнали мы, что Державин будет к

нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтоб дождаться его и

поцеловать ему РУКУ» руку, написавшую «Водопад»… Державин был очень стар Он

был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел,

подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мУгны, губы отвислы:

портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до

тех пор, пока не начался экзамен в

pi!» П*

140

100 ВЕЛИКИХ ПИСАТЕЛЕЙ

русской словесности. Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь.

Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его

стихи. Он слушал с живостию необыкновенной. Наконец вызвали меня. Я прочел

«Воспоминания в Царском Селе», стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах

описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина,

голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом… Не

помню, как я кончил свое чтение, не помню, куда убежал. Державин был в

восхищении; он меня требовал, хотел меня обнять… Меня искали, но не нашли…»

Это Пушкин написал в 1835 году, к этому времени отношение его к поэзии Державина

по существу не изменилось. Он считал его великим поэтом.

Некоторые мыслители считали, что великая русская литература началась с оды

Державина «Бог». Именно этой одой он открыл свое собрание сочинений:

О Ты, пространством бесконечный, Живый в движеньи вещества, Теченьем времени

превечный, Без лиц, в трех лицах божества! Дух всюду сущий и единый, Кому нет

места и причины, Кого никто постичь не мог. Кто все собою наполняет, Объемлет,

зиждет, сохраняет, Кого мы называем: Бог.

ГАВРИИЛ РОМАНОВИЧ ДЕРЖАВИН

141

Ты есть! — природы чин вещает, Гласит мое мне сердце то, Меня мой разум уверяет,

Ты есть — и я уж не ничто!

Частица целой я вселенной,

Поставлен, мнится мне, в почтенной

Средине естества я той,

Где кончил тварей Ты телесных,

Где начал Ты духов небесных

И цепь существ связал всех мной.

Я связь миров, повсюду сущих, Я крайня степень вещества; Я средоточие живущих; Я

телом в прахе истлеваю, Умом громам повелеваю, Я царь — я раб — я червь — я Бог!

Но, будучи я столь чудесен, Отколе происшел ? — безвестен; А сам собой я быть не

мог.

Державин — поэт классицизма. Но он внес в классицизм «сердечную простоту»,

поэтому его оды, его лирические стихи как бы шагнули из условностей классицизма

в живую жизнь. В творчестве поэта отразилось много конкретных черт русской

жизни, русского быта, живых русских раздумий того времени. В них появилось

немало злободневного.

Современному читателю порой читать Державина трудновато. Но таков поэтический

язык допушкинской эпохи. Это русский язык еще неустоявшийся и пестрый, еще не

приведенный в гармонию. Он насыщен формами и оборотами, которые шли из старины.

Родился Державин близ Казани в семье мелкопоместного дворянина. Систематического

образования не получил. Десять лет прослужил солдатом в Преображенском полку. В

1772 году был произведен в офицеры. В 1977 году перешел на штатскую службу:

служил в сенате, был губернатором в Петрозаводске и Тамбове, затем секретарем

Екатерины II, министром юстиции при Александре I. Отличаясь независимостью

характера и прямотой («Горяч и в правде черт!» — говорил он о себе), Державин

нередко ссорился с начальством, побывал даже под судом. С 1803 года жил на