Этот рассказ стал последним, который написал Юрий Казаков за несколько лет до своей смерти. Поэтому это произведение сделано в духе элегии с меланхолическим рассуждением о том, для чего живет человек, и как он умирает. Также в рассказе прослеживается тема одиночества, которое неизменно сопровождает каждого человека. Далее можно прочитать краткое содержание Во сне ты горько плакал.
Персонажи рассказа
Рассказ ведется от имени мужчины, который старается показать своему маленькому сыну красоту окружающего мира. Он говорит о том, что у него был друг Митя, который казался веселым и добрым, но все же закончил жизнь самоубийством. В течение всего произведения рассказчик задумывается о смысле жизни, о близости с другими людьми и о том, что в этой жизни на самом деле важно.
Краткий пересказ «Во сне ты горько плакал»
Рассказ начинается с приятного летнего дня. Рассказчик, молодой отец, вышел во двор своего дома для того, чтобы побеседовать со своим другом. В этом время его сын и собака гуляют неподалеку, и это зрелище очень умиляет главного героя. Он наслаждается всем, что происходит вокруг: приятной погодой, солнцем, любимыми людьми рядом, покоем на душе.
Далее действие переносится к поздней осени, когда все круг уже замерзает, и начинает падать мелкий снег. Отец и сын снова выходят на прогулку, и весь их путь наполнен воспоминаниями о совсем еще недавних, но одновременно таких далеких днях… Счастливых днях, когда друг рассказчика был еще рядом с ним. Этой осенью он застрелился. В последнюю их встречу Митя рассуждал о том, каким большим и прекрасным мир оказался ему в детстве, и как уродливо он уменьшался по мере взросления…
Казалось бы, человек строил планы на будущее и думал о том, чтобы заняться написанием больших романов, но ничему этому не суждено было сбыться, ведь в душе он уже готов был прощаться с жизнью. Главный герой думает о том, что самоубийство Мити – не проявление слабости, а, напротив, высшее проявление силы.
Продолжая читать кратко «Во сне ты горько плакал» Казакова мы видим, как рассказчик проводит параллель между своим умершим другом и маленьким сыном. Он думает о том, что и для его сына мир сейчас большой и прекрасный, однако почему-то малыш все равно плачет по ночам. А ведь друг его в последний их разговор тоже заплакал…
Сыну главного героя всего полтора года. Однако он будет взрослеть с каждым днем, и от этого никуда не деться. Рассказчик думает о том, что со временем его главное сокровище, самый близкий человек, тоже войдет в большую жизнь и будет постепенно отдаляться от него. Главного героя пугает эта перспектива, но от нее тоже не удастся убежать. В конечном итоге, каждый человек остается наедине со своими мыслями… И те, кто не может с ними справиться, стреляют себе в голову.
В финале произведения рассказчик замечает, что на какое-то мгновение у его сына меняется взгляд. В нем есть какое-то тайное понимание это мира, недоступное другим… Именно в этот момент главный герой осознает, что душа сына постепенно отделяется от его собственной и уходит в самостоятельную жизнь – полное их разделение становится только вопросом времени.
Основная идея произведения
Главная тема этого рассказа – это одиночество. Даже если у человека есть друзья и семья, свой путь он все равно проходит один. Есть вещи, которыми нельзя поделиться с другими, и они толкают на самоубийства, и в этом виновато как раз одиночество. Но можно ли что-то с ним сделать? Едва ли. Можно только убедить себя, что ты сделал в жизни что-то важное и что ты кому-то нужен. Но одиночество всегда будет поджидать тебя за порогом.
Источник
Во сне ты горько плакал
Трагический текст о расставании с тайной детства — и в то же время одно из главных в русской литературе приближений к этой тайне. Последний завершённый рассказ Юрия Казакова.
комментарии: Иван Чувиляев
Монолог автора, обращённый к маленькому сыну Алёше. Почти бессюжетная череда зарисовок о природе и потерях, чувстве вины и детских травмах. Большие трагедии тут соседствуют с простыми радостями, прогулка по лесу наводит на воспоминание о прощании с арестованным отцом, плач ребёнка во время дневного сна становится расставанием с младенчеством. Течение мысли, чередование образов превращает рассказ в попытку то ли реконструировать, то ли построить мир детского счастья и понять, почему и в какой момент каждый из нас теряет этот маленький рай.
Фото Ирины Стин и Анатолия Фирсова
Когда она написана?
Первый снег так умиротворяющ, так меланхоличен, так повергает нас в тягучие мирные думы…
Первое, что бросается в глаза, — нелинейность и мозаичность повествования. Это не столько история, рассказанная автором, сколько множество маленьких эпизодов и набросков, сцепленных между собой. Рассказчик мысленно переносится из подмосковного Абрамцева на южный курорт, из семидесятых годов в тридцатые и в будущее. Переключается между этими составными частями повествования Казаков, как правило, путём ассоциаций. Глядя на бегущего ребёнка, он вспоминает, как сам бегал так же в детстве. Вид спящего Алёши «монтируется» с воспоминанием о том, как отец впервые увидел сына, принесённого из роддома. Даже сам ребёнок, главный герой повествования, возникает в нём как будто случайно — как свидетель диалога рассказчика с соседом по даче.
Казаков — один из самых музыкальных русских прозаиков XX века. В молодости он занимался музыкой, поступил в училище Гнесиных, играл на контрабасе в театральном оркестре и в литературу пришёл, уже будучи вполне состоявшимся исполнителем. Ритм, течение текста для его прозы всегда исключительно важны — в том числе и в этом рассказе. Здесь есть и специфические повторы, чередующиеся предложения, начинающиеся с «А» и «И» («А небо было так сине, так золотисто-густо светились под солнцем кленовые листья! И простились мы с ним особенно дружески, особенно нежно… А три недели спустя, в Гагре, — будто гром грянул для меня!»); длинноты, сменяющиеся дробными, короткими предложениями, — всё это вполне можно считать характерными чертами казаковской прозы.
Что на неё повлияло?
В молодости Казаков испытал огромное влияние Константина Паустовского, которого можно назвать его учителем, литературным «крёстным отцом». С одной стороны, Паустовский много сделал для молодого литератора и всегда выделял его среди начинающих писателей. С другой, в советской литературе Паустовский — гимназический приятель Булгакова, космополит — играл роль связующего звена с русской литературой начала XX века, традиция которой была для Казакова определяющей.
Если говорить об источниках влияния именно на «Во сне…», то в попытке реконструировать, воссоздать и описать мир, увиденный ребёнком, Казаков опирается на множество образцов. Ту же задачу ставили перед собой и Толстой в автобиографической трилогии, и Аксаков в «Детских годах Багрова-внука», и ещё в большей степени Чехов в целом ряде рассказов. С другой стороны, Казаков решает эту задачу иначе: не через биографию или автобиографию, а в почти эссеистической форме. Биограф Казакова Игорь Кузьмичёв указывает, что важнейшим произведением для писателя была «Исповедь» Льва Толстого, где те же вопросы — загадка смерти и младенчества, поиск ответов на сложные вопросы через быт, детали и нюансы — решались вне плоскости традиционного художественного повествования.
Как она была опубликована?
При этом первая публикация «Во сне…» почти не привлекла внимания критики. Характерно, что в статье про Казакова Юрий Трифонов рассказ даже не упоминает (хотя он был уже к тому моменту опубликован). Пусть по форме текст Трифонова напоминает тост («Радуюсь тому, что ты трудишься, что ты рядом, пускай не в Москве, а в Абрамцеве, это недалеко, когда-нибудь можно и повидаться, плачу и рыдаю, когда встречаю вдруг твою прозу, светящуюся, фосфоресцирующую» 3 Трифонов Ю. В. Пронзительность таланта // Трифонов Ю. В. Как слово наше отзовётся… М.: Советская Россия, 1985. ), по сути это уже почти некролог, подведение итогов состоявшейся и завершённой литературной карьеры.
После смерти Казакова стали появляться его биографии, сборники воспоминаний коллег, в которых «Во сне…» оценивался как opus magnum, произведение, в котором отразились все особенности авторской манеры и стиля. Одновременно за рассказом прочно закрепилось определение творческого завещания писателя.
Ещё 3 книги позднесоветского времени
Почему рассказ адресован ребёнку?
Почему рассказ так называется?
Смысл названия раскрывается лишь в финале рассказа, когда маленький Алёша начинает рыдать во сне, а отец, разбудив его, понимает: «…Душа твоя, слитая до сих пор с моей, — теперь далеко и с каждым годом будет всё отдаляться, отдаляться, что ты уже не я, не моё продолжение и моей душе никогда не догнать тебя, ты уйдёшь навсегда». Такое завершение мозаичного рассказа делает все прочие его составляющие — прогулки, воспоминания, рассуждения о самоубийстве — элементами общей картины потери, расставания, утраты. А ребёнок выступает хранителем тайны («Уж не знаешь ли ты нечто такое, что гораздо важнее всех моих знаний и всего моего опыта?»), которую теряет и забывает, взрослея и сам того не замечая.
Ничего нам с тобой не досталось от прошлого, сама земля переменилась, деревни и леса, и Радонеж пропал, будто его и не было
Насколько автобиографичен рассказ Казакова?
Документально точно описан и главный адресат авторского монолога, Алёша. Биографы Казакова эту тему практически не затрагивают, о ней приходится судить лишь по газетным публикациям и некоторым воспоминаниям, но, видимо, как раз в момент работы над «Во сне…» в семейной жизни Казакова начались проблемы, он стал реже общаться с сыном, и это, видимо, наложило свой отпечаток на рассказ. Предположительно, Алексей Казаков сейчас живёт в Москве, работает звонарём в одном из храмов — хотя, повторимся, судить об этом можно только по не самым надёжным источникам.
Зачем в рассказ введена история самоубийцы?
Когда я был такой, как твой Алёша. мне небо казалось таким высоким, таким синим! Потом оно для меня поблёкло, но ведь это от возраста? Ведь оно прежнее?
Подразумевается, что причина суицида — не бытовая ссора, не творческий кризис, а именно невозможность вернуть счастье первых ярких впечатлений, потерянный рай детской безмятежности.
Наконец, история самоубийства дополняет и даже формирует композицию рассказа: заключает его между тайной смерти и тайной младенчества, о которой идёт речь в финале.
Зачем в рассказе воспоминания об аресте отца Казакова?
В «Во сне…» есть автобиографический отрывок, где рассказчик вспоминает о своём детстве и о прощании с отцом. С одной стороны, он выглядит логично: в монолог, обращённый к ребёнку, органично вплетаются собственные детские воспоминания. На первый взгляд эта сцена может показаться военным эпизодом: женщины и дети пришли проводить мужчин, очевидно, на фронт.
Я увидел большое поле где-то под Москвой, которое разделяло, разъединяло собравшихся на этом поле людей. В одной кучке, стоявшей на опушке жиденького берёзового леска, были почему-то только женщины и дети. Многие женщины плакали, вытирая глаза красными косынками. А на другой стороне поля стояли мужчины, выстроенные в шеренгу. За шеренгой возвышалась насыпь, на которой стояли буро-красные теплушки, чухающий далеко впереди и выпускающий высокий чёрный дым паровоз. А перед шеренгой расхаживали люди в гимнастёрках.
Источник
Во по рассказу Ю. П.Казакова «Во сне ты горько плакал»
1. Как писатель раскрывает тему трагического одиночества человека?
2. Почему герой рассказа оказался один на один с проблемами бытия?
3. Можно ли найти выход из создавшейся ситуации?
4. Какие чувства вы испытали при прочтении рассказа?
Ответы 2
» яснозеленій одежі, з розпущеними чорними з зеленим полиском косами,розправляє руки і проводить долонею по очах.»
«не руш! не руш! не ріж! не точи! се кров її. не пий же крові з сестроньки моєї.»
» часом заздрила на їх: так ніжно вони я не знаю нічого ніжного, окрім берези, за те ж її й сестрицею взиваю; «
«ірка в серце впала»
як мавка думає про лукаша
» сам для мене світ, миліший, кращий, ніж той, що досі знала я, а й той покращав. відколи ми поє»
турботлива до природи
» руш, коханий,воно ж сире, ти ж бачиш.»
мавка про їхнє кохання
ревнує лукаша до килини
«,нехай ся жінка більше не приходить,- я не люблю її: вона лукава як видра.»
мавка отримує душу
» душу дав мені, як гострий ніж дає вербовій тихій гілці голос.»
Источник
Обновлено: 09.03.2023
Это рассказ – воспоминание о моментах жизни автора, которые оставили в его душе глубокий след, рассуждения о смысле существования человека, попытка ответить на вопросы, которые ставит жизнь.
Поздняя осень, первый снег и…не стало друга, он застрелился. Почему, что произошло в его душе? Он всегда был деятельным, тормошил и подбадривал меня, заставлял браться за романы, приводил в пример себя: купается до поздней осени, не сидит на месте.
Когда такая мысль возникла в его голове? Наверное, давно, потому что не раз он говорил, что кто-то пытается влезть в дом, и просил патроны. Патроны, шесть штук, ему были даны.
Середина октября, последняя их встреча, странный разговор о буддизме, о том, что радость только в работе, что Абрамцево манит его необъяснимо; воспоминания друга о детских впечатлениях: в детстве все ярче, насыщеннее и небо выше.
Все произошло на даче, в Гаграх. Вечером друг уже там, обычные дела: переодеться, дрова для печки принести. А еще он ел яблоки, вкусные, из сада. Печку, почему-то не затопил, помылся, надел чистое белье, взял ружье и патрон, один из тех шести… Что изменило ход событий, что было в его голове?
Для него, видимо, это было твердое решение, а для живых оставило вопрос, на который не будет дан ответ никогда.
А в тот день, в тот летний день, друзья простились, и он ушел, а сын и отец пошли в поход, далеко, на целый километр! Собака, Чиф, носилась по лесу, лаяла на ежа, а они рассматривали колючего лесного жителя, смотрели на воду, на рыбок. Потом было яблоко из кармана, большое, вытертое до блеска о траву. Запомнились следы от детских зубок на яблоке.
Как сладки эти воспоминания о детстве!
После прогулки был сон. Сын уснул быстро, устал, а отец, сидел у окна, вспоминал события и впечатления дня, когда услышал плач сына. Он плакал во сне и плакал так горько, что подушка промокла от слез. Что так взволновало ребенка, что происходило в его детской душе, которая еще и не страдала? Или, еще не полностью расставшись с природой, душа его предчувствовала будущие невзгоды и переживания?
Отец разбудил сына, умыл, сын успокоился. Тут отец поймал его взгляд — это был уже не взгляд ребенка, это был взгляд человека, который что-то понял, что-то знает, чего не знают взрослые. Стало понятно, что с этого момента душа его отдаляется и уходит, уходит далеко. Сын начал взрослеть. Что он понял в свои полтора года?
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Популярные сегодня пересказы
Во сне ты горько плакал
Был один из летних тёплых дней…
Продолжение после рекламы:
Брифли существует благодаря рекламе:
Но почему, почему? — ищу я и не нахожу ответа. Неужели на каждом из нас стоит неведомая нам печать, определяя весь ход нашей дальнейшей жизни. Душа моя бродит в потёмках…
Продолжение после рекламы:
Алиб.ру — Главная Последние поступления | Форум | Продавцы книг | Как купить книгу | Как продать книги | Ищу книгу | Доставка | О сайте
BS-9732719 подборки книг в подарки!
Все книги в продаже (4046361) Загрузка книг проводится ежедневно в 9 и 23ч.
Казаков Ю. Во сне ты горько плакал.
Юрий Павлович Казаков (1927-1982) — классик русской литературы ХХ века. Его рассказы, появившиеся в середине пятидесятых, имели ошеломительный успех — в авторе увидели преемника И.Бунина; с официальной критикой сразу возникли эстетические разногласия. Впрочем, сам автор гениальных новелл `Манька`, `Трали-вали`, `Во сне ты горько плакал`, `Арктур — гончий пес` жил всегда сам по себе, не оглядываясь ни на авторитеты, ни на хулителей. Не приспосабливался. Не суетился. Именно поэтому его проза осталась не только памятником времени, но и живым понятным разговором и через двадцать, и через тридцать лет. Писатель на все времена. Содержание: На полустанке. Некрасивая. Странник. Тэдди. Никишкины тайны. Арктур — гончий пес. Манька. Трали-вали. В город. Ни стуку, ни грюку. Кабиасы. Нестор и Кир. Осень в дубовых лесах. Адам и Ева. Двое в декабре. Легкая жизнь. Ночлег. Проклятый Север. Долгие крики. Белуха. Свечечка. Во сне ты горько плакал.
В продаже:
КАРТА сайта ·
Алиб.ру — Главная
·
Авторам и правообладателям
·
Указатель серий
·
Alib в Українi
·
Пластинки
·
Марки
·
Добавить в Избранное
Этот рассказ стал последним, который написал Юрий Казаков за несколько лет до своей смерти. Поэтому это произведение сделано в духе элегии с меланхолическим рассуждением о том, для чего живет человек, и как он умирает. Также в рассказе прослеживается тема одиночества, которое неизменно сопровождает каждого человека. Далее можно прочитать краткое содержание Во сне ты горько плакал.
Персонажи рассказа
Рассказ ведется от имени мужчины, который старается показать своему маленькому сыну красоту окружающего мира. Он говорит о том, что у него был друг Митя, который казался веселым и добрым, но все же закончил жизнь самоубийством. В течение всего произведения рассказчик задумывается о смысле жизни, о близости с другими людьми и о том, что в этой жизни на самом деле важно.
Рассказ начинается с приятного летнего дня. Рассказчик, молодой отец, вышел во двор своего дома для того, чтобы побеседовать со своим другом. В этом время его сын и собака гуляют неподалеку, и это зрелище очень умиляет главного героя. Он наслаждается всем, что происходит вокруг: приятной погодой, солнцем, любимыми людьми рядом, покоем на душе.
Далее действие переносится к поздней осени, когда все круг уже замерзает, и начинает падать мелкий снег. Отец и сын снова выходят на прогулку, и весь их путь наполнен воспоминаниями о совсем еще недавних, но одновременно таких далеких днях… Счастливых днях, когда друг рассказчика был еще рядом с ним. Этой осенью он застрелился. В последнюю их встречу Митя рассуждал о том, каким большим и прекрасным мир оказался ему в детстве, и как уродливо он уменьшался по мере взросления…
Казалось бы, человек строил планы на будущее и думал о том, чтобы заняться написанием больших романов, но ничему этому не суждено было сбыться, ведь в душе он уже готов был прощаться с жизнью. Главный герой думает о том, что самоубийство Мити – не проявление слабости, а, напротив, высшее проявление силы.
В финале произведения рассказчик замечает, что на какое-то мгновение у его сына меняется взгляд. В нем есть какое-то тайное понимание это мира, недоступное другим… Именно в этот момент главный герой осознает, что душа сына постепенно отделяется от его собственной и уходит в самостоятельную жизнь – полное их разделение становится только вопросом времени.
Основная идея произведения
Главная тема этого рассказа – это одиночество. Даже если у человека есть друзья и семья, свой путь он все равно проходит один. Есть вещи, которыми нельзя поделиться с другими, и они толкают на самоубийства, и в этом виновато как раз одиночество. Но можно ли что-то с ним сделать? Едва ли. Можно только убедить себя, что ты сделал в жизни что-то важное и что ты кому-то нужен. Но одиночество всегда будет поджидать тебя за порогом.
- Для учеников 1-11 классов и дошкольников
- Бесплатные сертификаты учителям и участникам
Описание презентации по отдельным слайдам:
ЦЕЛЬ: познакомить с творчеством писателя,
анализировать произведение, воспроизводить его фабулу,
размышлять об особенностях авторского видения и
разрешения проблем;
РАССКАЗЫ ЕГО ОБЛАДАЮТ РЕДКОЙ СПОСОБНОСТЬЮ
РАСКРЫВАТЬСЯ ВСЯКИЙ РАЗ НОВОЙ,
ЕЩЁ НЕИЗВЕДАННОЙ СТОРОНЫ.
И.Кузьмичёв
ЮРИЙ ПАВЛОВИЧ КАЗАКОВ
Москвич, музыкант, писатель-прозаик.
ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ ПИСАТЕЛЯ- ПРОЗАИКА
Юрий Павлович Казаков родился в Москве, на Арбате.
В 1933 г. его отец, Павел Гаврилович, был арестован, а в 1942 г. мать, Устинья Андреевна, работавшая медсестрой, стала инвалидом.
Детство и юность Юрия Казакова прошли на Арбатских улицах.
Дом Казакова на Арбате
1944-1946 гг. — учеба в Московском архитектурно-строительном техникуме.
1946-1949 гг. — учеба в музыкальном училище им. Гнесиных по классу контрабаса.
В пятнадцать лет Казаков начал учиться музыке – сначала на виолончели, потом на контрабасе. В 1946 поступил в музыкальное училище им. Гнесиных, которое окончил в 1951. Найти постоянное место в оркестре оказалось трудно, профессиональная музыкальная деятельность Казакова была эпизодической: он играл в неизвестных джазовых и симфонических оркестрах, подрабатывал музыкантом на танцплощадках. Сложные отношения между родителями, тяжелое материальное положение семьи также не способствовали творческому росту Казакова-музыканта.
КАЗАКОВ-МУЗЫКАНТ
При жизни Казакова было издано около 10 сборников его рассказов: По дороге (1961), Голубое и зеленое (1963), Двое в декабре (1966), Осень в дубовых лесах (1969) и др. Казаков писал очерки и эссе, в том числе о русских прозаиках – Лермонтове, Аксакове, поморском сказочнике Писахове и др. Особое место в этом ряду занимают воспоминания об учителе и друге К.Паустовском Поедемте в Лопшеньгу (1977). В переводе на русский язык, выполненном Казаковым по подстрочнику, был издан роман казахского писателя А.Нурпеисова. В последние годы жизни Казаков писал мало, большинство его замыслов осталось в набросках. Некоторые из них после смерти писателя были изданы в книге Две ночи (1986).
ЗАСЛУГИ ПИСАТЕЛЯ
Творчество Ю.П.Казакова отмечено рядом международных премий, в том числе Дантевской премией 1971 года, за выдающийся вклад в развитие современной литературы.
В произведениях Ю. Казакова природа является отголоском души человека. Автор ярко и образно рисует картины природы, подмечает то, на что порой мы не обращаем внимания…
Писатель показывает утро тихое, совсем без звуков, словно рисует кистью…
И когда начинаешь читать рассказ, его название и неторопливое, спокойное повествование настраивают на умиротворённый лад.
ВО СНЕ ТЫ ГОРЬКО ПЛАКАЛ
Монолог автора, обращённый к маленькому сыну Алёше. Почти бессюжетная череда зарисовок о природе и потерях, чувстве вины и детских травмах. Большие трагедии тут соседствуют с простыми радостями, прогулка по лесу наводит на воспоминание о прощании с арестованным отцом, плач ребёнка во время дневного сна становится расставанием с младенчеством. Течение мысли, чередование образов превращает рассказ в попытку то ли реконструировать, то ли построить мир детского счастья и понять, почему и в какой момент каждый из нас теряет этот маленький рай.
О чём эта книга?
1. Прочитайте рассказ.
2.Определите тему рассказа.
3.Определите проблему рассказа.
4.Составьте план.
Краткое описание документа:
Презентация по родной литературе для 11 класса. Блок «Личность: Человек и его внутренний мир» по теме «Детство, отрочество, личность и мир в рассказе Ю.П.Казакова «Во сне ты горько плакал». Представленный материал даёт возможность приобщить к литературному наследию своего народа в контексте единого исторического и культурного пространства Российской Федерации. Познакомиться с писателем, раскрыть его внутренний мир, сопоставить с произведением. Осуществлять анализ рассказа произведения, познавать мир и себя в этом мире через чтение.
Священник Андрей Спиридонов (выпускник Литературного института им. Горького) рассказывает о писателе Юрии Казакове.
Москвич, музыкант, с молодых лет связанный с литературным опытом (окончил Литературный институт), Юрий Казаков имел одну привязанность, которая и стала (порой явно, порой – подспудно) главной темой его творчества. Это – русский север, Беломорье, словно бы на глазах погружающийся в прошлое град Китеж. Рискну предполагать, что таким образом Казаков прикоснулся к Православию как исчезающей цивилизации: в чистой красоте тех мест, в остаточной цельности тех людей. Правда, о какой-либо воцерковленности писателя говорить вряд ли возможно, да и в той советской духовно удушливой атмосфере придти в Церковь как таковую, не имея с детства такого опыта, было для многих очень не просто.
Еще одним центральным «нервом» творчества Юрия Казакова является подспудно осознаваемая им связь с былой классической традицией русской литературы. В этом отношении Юрий Казаков прямой наследник Чехова и Бунина, но с одной серьезной поправкой: в отличие от своих предшественников-классиков творческая свобода писателя все же была значительно скована.
Писатель Юрий Казаков умер 29 ноября 1982 году – в возрасте 55 лет. Наверное, живи он в другую эпоху, он написал бы гораздо больше, но «бы», как известно, прошлое изменить не может. Для своего времени творчество Юрия Казакова явилось неким глотком свежего воздуха, настоящей литературой, примером мастерства и вкуса в малом лирическом жанре (да таковым, собственно, и осталось), но именно тогда – для заставших те поздние советские времена – всякое живое «незашоренное» творчество имело особенное значение для элементарного нравственного выживания. Я и сам как читатель отношусь к памяти Юрия Казакова с большой благодарностью: в мои собственные юные и молодые годы его рассказы были той доброкачественной нравственной и художественной пищей, без которой нельзя выжить в мире идеологических или культурных суррогатов.
Вот только могилу его на Ваганьковском кладбище я так и не нашел.
Автор: iereys Священник Андрей Спиридонов
Источник: Правкнига
Читайте также:
- Батыр егет ил курке сочинение
- Пожар в лесу сочинение миниатюра
- Развалины церкви в никольском многое объясняют в поэзии рубцова сочинение
- Я стал читать учиться науки также надоели сочинение
- Сочинение на тему как дела
Экзаменационные сочинения по ЕГЭ
Во сне ты горько плакал — Юрий Казаков
Был один из летних теплых дней…
Мы с товарищем стояли и разговаривали возле нашего дома. Ты же прохаживался возле нас, среди цветов и травы, которые были тебе по плечи, и с лица твоего не сходила неопределенная полуулыбка, которую я тщетно пытался разгадать. Набегавшись по кустам, подходил к нам иногда спаниель Чиф.
Но ты почему-то боялся Чифа, обнимал меня за колено, закидывал назад голову, заглядывал мне в лицо синими, отражающими небо глазами и произносил радостно, нежно, будто вернувшись издалека: «Папа!» И я испытывал какое-то
даже болезненное наслаждение от прикосновения твоих маленьких рук. Случайные твои объятия трогали, наверно, и моего товарища, потому что он замолкал вдруг, ершил пушистые твои волосы и долго задумчиво созерцал тебя…
Друг застрелился поздней осенью, когда выпал первый снег… Как, когда вошла в него эта страшная неотступная мысль? Давно, наверно…
Ведь говорил же он мне не раз, какие приступы тоски испытывает ранней весной или поздней осенью. И были у него страшные ночи, когда мерещилось, что кто-то лезет в дом к нему, ходит кто-то рядом. «Ради Бога, дай мне патронов», — просил он меня. И я отсчитал ему
шесть патронов: «Этого хватит, чтобы отстреляться».
И каким работником он был — всегда бодрым, деятельным. А мне говорил: «Что ты распускаешься! Бери пример с меня. Я до глубокой осени купаюсь в Яснушке! Что ты все лежишь или сидишь!
Встань, займись гимнастикой». Последний раз я видел его в середине октября. Мы говорили о буддизме почему-то, о том, что пора браться за большие романы, что только в ежедневной работе и есть единственная радость.
А когда прощались, он вдруг заплакал: «Когда я был такой, как Алеша, небо мне казалось таким большим, таким синим. Почему оно поблекло?.. И чем больше я здесь живу, тем сильнее тянет меня сюда, в Абрамцево. Ведь это грешно — так предаваться одному месту?» А три недели спустя в Гагре — будто гром с неба грянул!
И пропало для меня море, пропали ночные юры… Когда же все это случилось? Вечером?
Ночью? Я знаю, что на дачу он добрался поздним вечером. Что он делал? Прежде всего переоделся и по привычке повесил в шкаф свой городской костюм.
Потом принес дров для печки. Ел яблоки. Потом он вдруг раздумал топить печь и лег. Вот тут-то, скорее всего, и пришло это! О чем вспоминал он на прощание?
Плакал ли? Потом он вымылся и надел чистое исподнее… Ружье висело на стене.
Он снял его, почувствовав холодную тяжесть, стылость стальных стволов. В один из стволов легко вошел патрон. Мой патрон.
Сел на стул, снял с ноги башмак, вложил в рот стволы… Нет, не слабость — великая жизненная сила и твердость нужна для того, чтобы оборвать свою жизнь так, как он оборвал!
Но почему, почему? — ищу я и не нахожу ответа. Неужели на каждом из нас стоит неведомая нам печать, определяя весь ход нашей дальнейшей жизни?.. Душа моя бродит в потемках…
А тогда все мы еще были живы, и был один из тех летних дней, о которых мы вспоминаем через годы и которые кажутся нам бесконечными. Простившись со мной и еще раз взъерошив твои волосы, друг мой пошел к себе домой. А мы с тобой взяли большое яблоко и отправились в поход. О, какой долгий путь нам предстоял — почти километр! — и сколько разнообразнейшей жизни ожидало нас на этом пути: катила мимо свои воды маленькая речка Яснушка; на ветках прыгала белка; Чиф лаял, найдя ежа, и мы рассматривали ежа, и ты хотел тронуть его рукой, но ежик фукнул, и ты, потеряв равновесие, сел на мох; потом мы вышли к ротонде, и ты сказал: «Какая ба-ашня!»; у речки ты лег грудью на корень и принялся смотреть в воду: «Павают ыбки», — сообщил ты мне через минуту; на плечо к тебе сел комар: «Комаик кусил…» — сказал ты, морщась.
Я вспомнил о яблоке, достал его из кармана, до блеска вытер о траву и дал тебе. Ты взял обеими руками и сразу откусил, и след от укуса был подобен беличьему… Нет, благословен, прекрасен был наш мир.
Наступало время твоего дневного сна, и мы пошли домой. Пока я раздевал тебя и натягивал пижамку, ты успел вспомнить обо всем, что видел в этот день. В конце разговора ты два раза откровенно зевнул. По-моему, ты успел уснуть прежде, чем я вышел из комнаты.
Я же сел у окна и задумался: вспомнишь ли ты когда этот бесконечный день и наше путешествие? Неужели все, что пережили мы с тобой, куда-то безвозвратно канет? И услышал, как ты заплакал. Я пошел к тебе, думая, что ты проснулся и тебе что-то нужно.
Но ты спал, подобрав коленки. Слезы твои текли так обильно, что подушка быстро намокала. Ты всхлипывал с горькой, с отчаянной безнадежностью.
Будто оплакивал что-то, навсегда ушедшее. Что же ты успел узнать в жизни, чтобы так горько плакать во сне? Или у нас уже в младенчестве скорбит душа, страшась предстоящих страданий? «Сынок, проснись, милый», — теребил я тебя за руку.
Ты проснулся, быстро сел и протянул ко мне руки. Постепенно ты стал успокаиваться. Умыв тебя и посадив за стол, я вдруг понял, что с тобой что-то произошло, — ты смотрел на меня серьезно, пристально и молчал! И я почувствовал, как уходишь ты от меня. Душа твоя, слитая до сих пор с моей, теперь далеко и с каждым годом будет все дальше.
Она смотрела на меня с состраданием, она прощалась со мной навеки. А было тебе в то лето полтора года.
Сочинение на тем свободное время.
Во сне ты горько плакал — Юрий Казаков
Categories: Краткие изложения
Краткое изложение «Во сне ты горько плакал»
Казаков Юрии Павлович (1927-1982)
— Рассказ (1977)
Был один из летних теплых дней…
Мы с товарищем стояли и разговаривали возле нашего дома. Ты же прохаживался возле нас, среди цветов и травы, которые были тебе по плечи, и с лица твоего не сходила неопределенная полуулыбка, которую я тщетно пытался разгадать. Набегавшись по кустам, подходил к нам иногда спаниель Чиф. Но ты почему-то боялся Чифа, обнимал меня за колено, закидывал назад голову, заглядывал мне в лицо синими, отражающими небо глазами и произносил радостно, нежно, будто вернувшись издалека: «Папа!» И я испытывал какое-то даже болезненное наслаждение от прикосновения твоих маленьких рук. Случайные твои объятия трогали, наверно, и моего товарища, потому что он замолкал вдруг, ершил пушистые твои волосы и долго задумчиво созерцал тебя…
Друг застрелился поздней осенью, когда выпал первый снег… Как, когда вошла в него эта страшная неотступная мысль? Давно, наверно… Ведь говорил же он мне не раз, какие приступы тоски испытывает ранней весной или поздней осенью. И были у него страшные ночи, когда мерещилось, что кто-то лезет в дом к нему, ходит кто-то рядом. «Ради Бога, дай мне патронов», — просил он меня. И я отсчитал ему шесть патронов: «Этого хватит, чтобы отстреляться». И каким работником он был — всегда бодрым, деятельным. А мне говорил: «Что ты распускаешься! Бери пример с меня. Я до глубокой осени купаюсь в Яснушке! Что ты все лежишь или сидишь! Встань, займись гимнастикой». Последний раз я видел его в середине октября. Мы говорили о буддизме почему-то, о том, что пора браться за большие романы, что только в ежедневной работе и есть единственная радость. А когда прощались, он вдруг заплакал: «Когда я был такой, как Алеша, небо мне казалось таким большим, таким синим. Почему оно поблекло?.. И чем больше я здесь живу, тем сильнее тянет меня сюда, в Абрамцево. Ведь это грешно — так предаваться одному месту?» А три недели спустя в Гагре — будто гром с неба грянул! И пропало для меня море, пропали ночные юры… Когда же все это случилось? Вечером? Ночью? Я знаю, что на дачу он добрался поздним вечером. Что он делал? Прежде всего переоделся и по привычке повесил в шкаф свой городской костюм. Потом принес дров для печки. Ел яблоки. Потом он вдруг раздумал топить печь и лег. Вот тут-то, скорее всего, и пришло э т о! О чем вспоминал он на прощание? Плакал ли? Потом он вымылся и надел чистое исподнее… Ружье висело на стене. Он снял его, почувствовав холодную тяжесть, стылость стальных стволов. В один из стволов легко вошел патрон. М о й патрон. Сел на стул, снял с ноги башмак, вложил в рот стволы… Нет, не слабость — великая жизненная сила и твердость нужна для того, чтобы оборвать свою жизнь так, как он оборвал!
Но почему, почему? — ищу я и не нахожу ответа. Неужели на каждом из нас стоит неведомая нам печать, определяя весь ход нашей дальнейшей жизни?.. Душа моя бродит в потемках…
А тогда все мы еще были живы, и был один из тех летних дней, о которых мы вспоминаем через годы и которые кажутся нам бесконечными. Простившись со мной и еще раз взъерошив твои волосы, друг мой пошел к себе домой. А мы с тобой взяли большое яблоко и отправились в поход. О, какой долгий путь нам предстоял — почти километр! — и сколько разнообразнейшей жизни ожидало нас на этом пути: катила мимо свои воды маленькая речка Яснушка; на ветках прыгала белка; Чиф лаял, найдя ежа, и мы рассматривали ежа, и ты хотел тронуть его рукой, но ежик фукнул, и ты, потеряв равновесие, сел на мох; потом мы вышли к ротонде, и ты сказал: «Какая ба-ашня!»; у речки ты лег грудью на корень и принялся смотреть в воду: «П’авают ‘ыбки», — сообщил ты мне через минуту; на плечо к тебе сел комар: «Комаик кусил…» — сказал ты, морщась. Я вспомнил о яблоке, достал его из кармана, до блеска вытер о траву и дал тебе. Ты взял обеими руками и сразу откусил, и след от укуса был подобен беличьему… Нет, благословен, прекрасен был наш мир.
Наступало время твоего дневного сна, и мы пошли домой. Пока я раздевал тебя и натягивал пижамку, ты успел вспомнить обо всем, что видел в этот день. В конце разговора ты два раза откровенно зевнул. По-моему, ты успел уснуть прежде, чем я вышел из комнаты. Я же сел у окна и задумался: вспомнишь ли ты когда этот бесконечный день и наше путешествие? Неужели все, что пережили мы с тобой, куда-то безвозвратно канет? И услышал, как ты заплакал. Я пошел к тебе, думая, что ты проснулся и тебе что-то нужно. Но ты спал, подобрав коленки. Слезы твои текли так обильно, что подушка быстро намокала. Ты всхлипывал с горькой, с отчаянной безнадежностью. Будто оплакивал что-то, навсегда ушедшее. Что же ты успел узнать в жизни, чтобы так горько плакать во сне? Или у нас уже в младенчестве скорбит душа, страшась предстоящих страданий? «Сынок, проснись, милый», — теребил я тебя за руку. Ты проснулся, быстро сел и протянул ко мне руки. Постепенно ты стал успокаиваться. умыв тебя и посадив за стол, я вдруг понял, что с тобой что-то произошло, — ты смотрел на меня серьезно, пристально и молчал! И я почувствовал, как уходишь ты от меня. Душа твоя, слитая до сих пор с моей, теперь далеко и с каждым годом будет все дальше. Она смотрела на меня с состраданием, она прощалась со мной навеки. А было тебе в то лето полтора года.
С. П. Костырко
Источники:
- Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Русская литература XX века: Энциклопедическое издание. – М.: «Олимп»; ООО «Издательство ACT», 1997. – 896 с.
Did you find apk for android? You can find new Free Android Games and apps.
Выходной контроль
Сочинение
(ЕГЭ по русскому языку)
Майковой Я.А., учителя русского языка и литературы МОБУ СОШ №4
МР Мелеузовский район РБ
(1)Тогда у нас ещё был только один ребёнок – старший сын. (2)Мы были замечательно бедны. (3)Питались жареной капустой и гречкой. (4)Новогодние подарки ребёнку начинали покупать за полгода, не позже, так как точно знали, что накануне Нового года денег на все заказанные им у Деда Мороза сюрпризы точно не хватит. (5)Так вот и жили, приобретая один подарок в месяц: на него иногда уходила треть моей нехитрой зарплаты.
(6)Старший очень долго верил в Деда Мороза, чуть ли не до восьми лет. (7)По крайней мере, я точно помню, что в первом классе он реагировал на одноклассников, которые кричали, что никакого Деда Мороза нет, как на глупцов.
(8)Каждый год он составлял списки: что он желает заполучить к празднику. (9)Мы по списку всё исполняли, иногда добавляя что-либо от себя.
(10)И вот, помню, случился очередной Новый год. (11)Мы с женою глубоко за полночь выложили огромный мешок подарков под ёлку. (12)Легли спать в предвкушении – нет же большей радости, как увидеть счастье своего ребёнка.
(13)Утром, часов в 9, смотрим – он выползает из своей комнатки. (14)Вид сосредоточенный, лоб нахмурен: может, Дед Мороз забыл зайти. (15)Заприметил мешок, уселся рядом с ним и давай выкладывать всё. (16)Там был аэроплан на верёвочке. (17)Там был пароход на подставочке. (18)Солдаты трёх армий в ужасающей врага амуниции. (19)Книга с роскошными картинками. (20)Щит и меч. (21)Первый, ещё игрушечный мобильник.
(22)Когда он всё это выгрузил, нам с кровати стало не видно нашего ребёнка. (23)Мы даже дыхание затаили в ожидании его реакции. (24)И тут раздался оглушительный плач! (25)Сын рыдал безутешно.
(26)Жена вскочила с кровати: что, мол, что такое, мой ангел?
(27)Вы знаете, я врать не буду – я не помню точно, чего именно ему не хватило в числе подарков. (28)Но, поверьте, это была сущая ерунда. (29)Допустим, он хотел чёрный танк, а мы купили ему зелёный броневик. (30)Что-то вроде того.
(31)Но обида и некоторый даже ужас были огромны.
– (32)Он забыл танк! – рыдал ребёнок. – (33)Он забыл! (34)Он забыл!
(35)Сидит, понимаете, этот наш маленький гномик под горой игрушек, купленных на последние деньги родителями, отказывающими себе во всём, невидимый за ними, – и рыдает.
(36)Реакция наша была совершенно нормальная. (37)Мы захохотали. (38)Ну, правда, это было очень смешно.
(39)Он от обиды зарыдал ещё больше – мы кое-как его утешили, пообещав написать Деду Морозу срочную телеграмму, пока он не уехал
к себе в Лапландию… (40)Я до сих пор уверен, что мы себя вели правильно.
(41)Может, у кого-то поведение моего ребёнка вызовет желание воскликнуть: «(42)Набаловок! (43)Кого вы воспитываете! (44)Он вам ещё покажет!»
(45)Как хотите, я не спорю. (46)Я ж знаю, что он не набаловок. (47)Он отреагировал как ребёнок, которому ещё неведомы несчастье и обман. (48)Этого всего ему вдосталь достанется потом. (49)Уже достаётся.
(50)Но дитя, у которого было по-настоящему счастливое детство, когда сбывалось всё, что должно сбыться, всю жизнь обладает огромным иммунитетом. (51)Я в этом убеждён.
(52)Мой отец говорил мне эту любимую мою фразу: «(53)Как скажешь – так и будет». (54)Я всё жду, кто мне ещё в жизни может такие слова сказать. (55)Больше никто не говорит. (56)Так как никто не может мне повторить эти слова, я сам часто их говорю своим близким.
(57)Мой старший подрос, и теперь у нас детей уже четверо. (58)Старший свято блюдёт тайну Деда Мороза. (59)Дед Мороз есть, факт. (60)Каждый год наши младшие пишут ему свои письма.
(61)Старший самым внимательным образом отслеживает, чтобы броневик был зелёный, чтобы вместо мушкетёров в мешок не попали пираты, чтобы вместо Гарри Поттера не была куплена Таня Гроттер (или наоборот) и чтобы воздушные шарики были правильной воздушно-шариковой формы.
(62)Насколько я вижу (а я вижу), опыт детства научил моего старшего сына не безответственности и наглости, а желанию самолично доводить чудеса до конца для тех, кто ждёт этих чудес и верит в них.
(По З. Прилепину*)
* Захар Прилепин (Евгений Николаевич Прилепин; род. в 1975 г.) – современный российский писатель, лауреат литературных премий.
Детство… Это время, с которым связаны самые сокровенные воспоминания. Для одних – это память о теплых семейных вечерах в родительском доме, поездках на дачу, веселых праздниках в кругу родных. Для других – бесконечные ссоры, крики родителей, ощущение одиночества. То, какая семейная обстановка была у нас в детстве, как нас воспитывали родители, – все это влияет на нашу будущую взрослую жизнь, формирует наши личности.
Действительно ли роль родителей в воспитании детей настолько велика? Как своей любовью не навредить ребенку? Как вырастить из него достойного человека? Именно над этими вопросами размышляет в своем тексте современный российский писатель Захар Прилепин.
Анализируя данную проблему, автор обращается к жизненной истории своего героя. Писатель говорит о том, как в семье рассказчика относятся к воспитанию детей. З. Прилепин акцентирует внимание читателя на том, что, несмотря на «замечательную бедность», родители делают все, чтобы доставить радость своему ребенку, поддержать его веру в чудеса и Деда Мороза. Автору важно показать две точки зрения на поставленную проблему. Так, если одни считают, что желание утешить ребёнка, «пообещав написать Деду Морозу срочную телеграмму», воспитает в нем избалованного эгоиста, то другие (и автор на их стороне) уверены, что дитя, у которого было счастливое детство, «всю жизнь обладает огромным иммунитетом» от всех жизненных невзгод. В финальной части писатель на примере семьи рассказчика показывает положительные результаты такого воспитания. Действительно, уже взрослым, старший сын не стал безответственным и наглым, а, напротив, теперь он сам творит чудеса для своих младших братьев и сестер, которые верят в сказку.
З. Прилепин убежден, что у ребенка должно быть «по-настоящему счастливое детство». Только в этом случае у него найдутся силы, чтобы бороться с трудностями, которые ждут его во взрослой жизни.
Я, безусловно, разделяю точку зрения автора и считаю, что будущее человека во многом зависит от того, что привили родители ребенку в детстве.
На память сразу приходит роман И.А. Гончарова «Обломов». Автор рассказывает о привычно текущей жизни молодого Ильи Ильича, о лени и скуке, которые преследуют его изо дня в день. Мы видим человека, который уже несколько лет подряд размышляет над планом устройства имения и управления крестьянами и больше всего в жизни радуется возможности не ходить на службу, не посещать приемы и лежать беззаботно, как новорожденный младенец. Что явилось началом этой пожизненной апатии? Ответ на этот вопрос мы находим в главе «Сон Обломова», благодаря которой мы погружаемся в детство героя. Мы видим, как живому от природы ребенку, желающему познать окружающий его мир, взрослые не дают бежать «к горе, посмотреть, куда делась лошадь», не позволяют ходить к оврагу, контролируют каждый его шаг. Так жажда деятельности и знаний Обломова была пресечена еще в родном доме. А к чему это привело, мы узнаем из финала романа.
О том, как важно трепетно относиться к душе «маленького человечка» повествует Юрий Казаков в рассказе «Во сне ты горько плакал». Рассказчик делится своими размышлениями о том, что ребенок, будучи еще совсем маленьким, уже знает, какие испытания ему предстоят в жизни, от того-то так горько плачет во сне. Отцу хочется защитить своего мальчика, сделать все возможное, чтобы ребенок в будущем не отдалялся от него, мечтает сохранить ту тонкую нить, что тянется сейчас между ними. И понимает, что это будет возможным только при условии бережного отношения к детской, только еще формирующейся душе своего сына. Читая рассказ Ю. Казакова, мы понимаем, что для рассказчика, как и для семьи героя З. Прилепина, самое страшное – это когда твое дитя горько плачет, и нет большей радости, чем «увидеть счастье своего ребенка».
«Родительский дом – начало начал» – этими словами когда-то очень популярной песни я бы хотела закончить свое рассуждение о роли времени, проведенного в отчем доме, о важности родительского воспитания. Неизмеримо значение тех основ нравственности, духовности, которые закладываются в нас в детстве.
Вы здесь: Главная / Литература / Мнение / Традиции / Пространственная и временная организация сюжета с пунктуационными особенностями его построения в рассказе Юрия Казакова «Во сне ты горько плакал»
Пространственная и временная организация сюжета с пунктуационными особенностями его построения в рассказе Юрия Казакова «Во сне ты горько плакал»
18.05.2022
/
Рассказ «Во сне ты горько плакал» под авторством Юрия Казакова стал последним для писателя опубликованным произведением. Можно предположить, что такая излишняя рефлексия по поводу рождения и смерти в тексте является автобиографичной и именно в своем последнем рассказе Юрий Казаков решил через художественную призму решить для себя важнейшие вопросы, касаемо горести смерти и ее свойством связывать поколения единым началом и финалом.
Отметим, что в названии рассказа сразу же задается мотив того, что повествования будет построено на воспоминаниях, а значит с максимально разомкнутым временным пространством. Теперь ненадолго обратимся к лексическому уровню произведения. Подавляющее большинство глаголов в рассказе стоят в прошедшем времени и только наращивают свое количество с каждым новым абзацем: «прохаживался», «обнимал», «испытывал». Глаголы прошедшего времени становятся только яснее, только разрастаются в своем эмоциональном окрасе и своим смысловым действием все больше отдаляются от счастливых мгновений прогулки с сыном и приносят рассказчику боль.
В истоках рассказа нет предельной ясности зачем писатель предлагает читателю рассмотреть разрозненные образы смерти друга и образ малыша с собакой Чифом на прогулке. Но рассказчик зашифровал послание собственному сыну, которое позже раскроется в размышлениях в этом эссе, через одну фразу в первых абзацах произведения:
«А ты, конечно же, не вспомнишь его, как не вспомнишь и многого другого…»
Далее рассказчик делает временное пространство разомкнутым и заполненным косвенной речью самоубиенного:
«Ведь говорил же он мне не раз, какие приступы тоски испытывает он ранней весной или поздней осенью, когда живет на даче один, и как ему тогда хочется разом все кончить, застрелиться».
Для дальнейшего повествования это станет отправной словесной точкой, обладающей к тому же границей времен года:
«Он застрелился поздней осенью, когда выпал первый снег».
Эта временная граница представляет собой образ перехода мертвого в другой мир, где его ожидает что — то долгожданное и новое, словно первый снег после поздней осени.
Потом автор рассказа выстраивает контраст между реальностью с ее меланхолией от потери друга с помощью постоянного повтора троеточия: «Ведь первый снег так умиротворяющ, так меланхоличен, так повергает нас в тягучие мирные думы…» и теми яркими воспоминаниями о жизни ныне мертвого друга в прошлом, где радость передается через повторы восклицательных знаков: «Я сейчас!», «Да что ты распускаешься»! Подобная оригинальная связь временных промежутков в существовании рассказчика стала возможной только при помощи пунктуационных знаков с противоположными значениями эмоциональной окраски. Именно они определяют переменчивый «внутренний мир» содержания рассказа.
Становится заметно, что рефлексия главного героя заходит все дальше и напряжение повествования становится только сильнее, когда в воспоминаниях выражений мертвого друга географическое пространство сужается до одного населенного пункта — Абрамцево, где и сам проживает рассказчик. Его охватывает страх от того, что единое пространство проживания, которое не меняется на протяжении всей жизни человека, может довести человека до самоубийства. Однако следующим cюжетным ходом в рассказе стало введение параллельного географического пространства — Гагры, где рассказчик по телефону услышал о смерти друга. Таким образом, писатель как бы оберегает главного героя от пагубного влияния его друга и отводит рассказчика в сторону, чтобы он попробовал воспринять неизбежность смерти по — другому. И теперь писатель наполняет содержание страхом перед одной географической точкой, в котором рассказчику теперь нужно уберечь сына: «Знаешь, я боюсь Абрамцева! Боюсь, боюсь…».
Затем автор рассказа применяет метод слияния пространства и времени в одном здании — дача мертвого друга, которая переносит мысли рассказчика из воспоминаний прогулки в то самое «мертвое» прошлое: «Вот я подхожу к его дому, отворяю калитку, поднимаюсь по ступеням веранды и вижу… «Слушай, – спросил он как-то меня, – а дробовой заряд – это сильный заряд?» Стоит также отметить, что в рассказе проявляется важное предназначение и вопросительных знаков, роль которых в том, чтобы относить мысли рассказчика в визуальные представления о последних минутах жизни друга и увеличивать чувство собственной вины: «И когда, в какую минуту вошла в него эта страшная, как жало, неотступная мысль? А давно, наверное…»
В определенный момент протекания действия фокус внимания рассказчика был переключен на природные красоты и собственного сына. Природа в этой ситуации играет сразу несколько ролей: с одной стороны она заполняет пространство действия рассказа множеством фауны, во взаимодействии с которыми в полной мере и раскрывается чистота сына в воспоминаниях рассказчика, с другой стороны показывается крепкая связь малыша с природой, так как он еще не вошел в социальный мир и пока очень близок с природой. Писатель также отделил с помощью гиперболизации времен года детство от взрослого возраста: смерть друга — зима, прогулка с сыном — цветущее лето.
Далее сын рассказчика становится тем объектом слияния времени и пространства. В нем рассказчик видит отражение своего детства и мест его проведения. Подобное единство отца и сына показывают схожие ласковые детские напевы:
– Але-ши-ны но-жки…– нараспев, машинально сказал я.
– Бегут по до-ожке…– тотчас послушно откликнулся ты.
Также рассказчик делает упоминание военного времени своих младенческих лет: «Я увидел большое поле где-то под Москвой…А перед шеренгой расхаживали люди в гимнастерках». В условной второй части текста отношение к воспоминаниям полностью переворачиваются и теперь уже далекие картины собственного детства он воспринимает как горесть по утрате отца на войне: «И вдруг увидел, что лицо его стало несчастным, и чем ближе я к нему подбегал, тем беспокойней становилось в шеренге, где стоял отец…». Троеточие теперь выступает в роли несчастного далекого прошлого. Событие же детства уже своего сына автор выделяет восклицанием: «Наш Чиф что-то нашел и зовет нас!»
Автор выстроил одну сюжетную линию, где на одном пространственном и временном полотне воспоминаний находиться контрастный оттенок в словах рассказчика. Например, село Абрамцево в первой части выступало как мрачное место его лучшего друга, а во второй — счастливым местом рождения его сына. Теми же полярными воспоминаниями навеяно место прогулки отца и сына по лесу, где природа трепетала, но после этого писатель делает вставку, говорящую о будущем этих земель, и наполняет одно пространство различными событиями:
«Не рвались бомбы, не горели города и деревни, трупные мухи не вились над валяющимися на дорогах детьми…».
Это явное указание на историческое время еще раз подтверждает автобиографичность текста, потому что Юрий Казаков провел свое раннее детство в Смоленской губернии в полыхающее время Великой Отечественной войны.{2} В завершающей части рассказа выражена вся боль рассказчика отца о будущем взрослении своего сына. Делает он это в эпистолярной форме и таким образом одновременно повышает откровенность повествования и размыкает время действия текста, заглядывая в возможное будущее.
Главный герой уже отказывается описывать личные душевные терзания, ища повод обсудить их то в контексте смерти друга, то в осколках своих воспоминаний. Теперь он остался наедине с собой, понимающий, что младенчество уже его собственного сына закончилось и теперь он локомотивом движется к неизбежной смерти, как и любой человек. Еще больший страх рассказчику придает загадочное поведение сына, который, казалось, во сне уже наперед видит смерть, которая рано или поздно придет за ним: «Или у нас уже в младенчестве скорбит душа, страшась предстоящих страданий?». В этот же момент идет заполнение пространство комнаты чистотой младенца, которые сопротивляется мрачным видениям смерти: «Комната озарилась светом».
Как отмечают обозреватели портала «Arzamas»: «Рассказчик чувствует необъяснимый трагизм существования»{3}. Герой кажется окончательно утопает в самокопании и размыкает время размышлений о смертности бытия. Несмотря на это ему хочется, чтобы эта жизненная горестная череда временных потерь (смерть друга, взросление сына) когда-нибудь смогла разомкнуться в виде собственной смерти и тогда уже он снова сможет всегда видеться с самыми близкими людьми. Эту гипотезу подтверждает мнение Л.П. Кременцовой: «Тем не менее автор, превозмогая эту трагическую замкнутость в пространстве собственной жизни и своего времени, всё-таки заканчивает рассказ «Во сне ты горько плакал» на утверждающей ноте: «…звучала во мне и надежда, что души наши когда-нибудь опять сольются, чтобы уже никогда не разлучаться»{4}.
Заметим, что четко — очерченное хронологическое время в рассказе проявляется в последнем предложении, где рассказчик говорит, что его сыну в ту летнюю прогулку было полтора года, хотя в начале было сказано, что сыну на прогулке с его тогда еще живым другом Митей было пять лет. Значит, чем больше времени проходит от начала рождения, тем больше страха у рассказчика вызывало будущее взросление ребенка, которое в его пятилетнем возрасте уже было подкреплено смертью друга.
Таким образом Юрий Казаков построил весь сюжет своего рассказа как сумбурный временной цикл, будто бы сон, в котором все началось со смерти, продолжилось счастливым и беззаботным рождением, а закончилось — выходом из младенчества и дебютным осознанием сначала скорого взросления, затем — неизбежной смерти. Писатель филигранно выстроил на одной текстовой линии множество типов восприятия различных этапов человеческой жизни, в первую очередь раннего детства.
Похожее видение предлагает издание «Полка»: «Трагический текст о расставании с тайной детства»{5}. В конце концов воспоминания о лесе, по которому рассказчик бродил вместе со своим сыном, стали метафорой всего людского существования, которое наслаждается нахождением в природе, иногда заходит в дом как метафора социальных отношений), но в итоге остается во временных рамках (годы жизни) и пространственных (мир как вся планета). Единственным спасением в такой ситуации станет следование постоянной и самой простой цикличности людских событий: от начала к жизни бесстрашно двигаться к смерти.
Даниил Даниленко
На фото к статье: Юрий Павлович Казаков — прозаик, русский писатель, драматург, сценарист. Является представителем советской малой повествовательной прозы.
Фото с сайта Biographe.ru
Юрий Павлович Казаков
Во сне ты горько плакал
Рассказ (1977)
Был один из летних теплых дней…
Мы с товарищем стояли и разговаривали возле нашего дома. Ты же прохаживался возле нас, среди цветов и травы, которые были тебе по плечи, и с лица твоего не сходила неопределенная полуулыбка, которую я тщетно пытался разгадать. Набегавшись по кустам, подходил к нам иногда спаниель Чиф. Но ты почему-то боялся Чифа, обнимал меня за колено, закидывал назад голову, заглядывал мне в лицо синими, отражающими небо глазами и произносил радостно, нежно,
будто вернувшись издалека: “Папа!” И я испытывал какое-то даже болезненное наслаждение от прикосновения твоих маленьких рук.
Случайные твои объятия трогали, наверно, и моего товарища, потому что он замолкал вдруг, ершил пушистые твои волосы и долго задумчиво созерцал тебя…
Друг застрелился поздней осенью, когда выпал первый снег… Как, когда вошла в него эта страшная неотступная мысль? Давно, наверно… Ведь говорил же он мне не раз, какие приступы тоски испытывает ранней весной или поздней осенью.
И были у него страшные ночи, когда мерещилось, что кто-то лезет в дом к нему, ходит кто-то
рядом. “Ради Бога, дай мне патронов”, – просил он меня. И я отсчитал ему шесть патронов: “Этого хватит, чтобы отстреляться”. И каким работником он был – всегда бодрым, деятельным.
А мне говорил: “Что ты распускаешься! Бери пример с меня. Я до глубокой осени купаюсь в Яснушке! Что ты все лежишь или сидишь!
Встань, займись гимнастикой”. Последний раз я видел его в середине октября. Мы говорили о буддизме почему-то, о том, что пора браться за большие романы, что только в ежедневной работе и есть единственная радость.
А когда прощались, он вдруг заплакал: “Когда я был такой, как Алеша, небо мне казалось таким большим, таким синим. Почему оно поблекло?.. И чем больше я здесь живу, тем сильнее тянет меня сюда, в Абрамцево.
Ведь это грешно – так предаваться одному месту?” А три недели спустя в Гагре – будто гром с неба грянул! И пропало для меня море, пропали ночные юры… Когда же все это случилось? Вечером?
Ночью? Я знаю, что на дачу он добрался поздним вечером. Что он делал?
Прежде всего переоделся и по привычке повесил в шкаф свой городской костюм. Потом принес дров для печки. Ел яблоки. Потом он вдруг раздумал топить печь и лег.
Вот тут-то, скорее всего, и пришло э т о! О чем вспоминал он на прощание? Плакал ли? Потом он вымылся и надел чистое исподнее… Ружье висело на стене.
Он снял его, почувствовав холодную тяжесть, стылость стальных стволов. В один из стволов легко вошел патрон. М о й патрон.
Сел на стул, снял с ноги башмак, вложил в рот стволы… Нет, не слабость – великая жизненная сила и твердость нужна для того, чтобы оборвать свою жизнь так, как он оборвал!
Но почему, почему? – ищу я и не нахожу ответа. Неужели на каждом из нас стоит неведомая нам печать, определяя весь ход нашей дальнейшей жизни?.. Душа моя бродит в потемках…
А тогда все мы еще были живы, и был один из тех летних дней, о которых мы вспоминаем через годы и которые кажутся нам бесконечными. Простившись со мной и еще раз взъерошив твои волосы, друг мой пошел к себе домой. А мы с тобой взяли большое яблоко и отправились в поход.
О, какой долгий путь нам предстоял – почти километр! – и сколько разнообразнейшей жизни ожидало нас на этом пути: катила мимо свои воды маленькая речка Яснушка; на ветках прыгала белка; Чиф лаял, найдя ежа, и мы рассматривали ежа, и ты хотел тронуть его рукой, но ежик фукнул, и ты, потеряв равновесие, сел на мох; потом мы вышли к ротонде, и ты сказал: “Какая ба-ашня!”; у речки ты лег грудью на корень и принялся смотреть в воду: “П’авают ‘ыбки”, – сообщил ты мне через минуту; на плечо к тебе сел комар: “Комаик кусил…” – сказал ты, морщась. Я вспомнил о яблоке, достал его из кармана, до блеска вытер о траву и дал тебе. Ты взял обеими руками и сразу откусил, и след от укуса был подобен беличьему…
Нет, благословен, прекрасен был наш мир.
Наступало время твоего дневного сна, и мы пошли домой. Пока я раздевал тебя и натягивал пижамку, ты успел вспомнить обо всем, что видел в этот день. В конце разговора ты два раза откровенно зевнул.
По-моему, ты успел уснуть прежде, чем я вышел из комнаты. Я же сел у окна и задумался: вспомнишь ли ты когда этот бесконечный день и наше путешествие? Неужели все, что пережили мы с тобой, куда-то безвозвратно канет?
И услышал, как ты заплакал. Я пошел к тебе, думая, что ты проснулся и тебе что-то нужно. Но ты спал, подобрав коленки.
Слезы твои текли так обильно, что подушка быстро намокала. Ты всхлипывал с горькой, с отчаянной безнадежностью. Будто оплакивал что-то, навсегда ушедшее. Что же ты успел узнать в жизни, чтобы так горько плакать во сне?
Или у нас уже в младенчестве скорбит душа, страшась предстоящих страданий? “Сынок, проснись, милый”, – теребил я тебя за руку. Ты проснулся, быстро сел и протянул ко мне руки. Постепенно ты стал успокаиваться. умыв тебя и посадив за стол, я вдруг понял, что с тобой что-то произошло, – ты смотрел на меня серьезно, пристально и молчал!
И я почувствовал, как уходишь ты от меня. Душа твоя, слитая до сих пор с моей, теперь далеко и с каждым годом будет все дальше. Она смотрела на меня с состраданием, она прощалась со мной навеки.
А было тебе в то лето полтора года.
С. П. Костырко
Loading…