Я был репетитором у маруси казанской сочинение егэ 2019

Сочинение (ЕГЭ) по тексту К.Г. Паустовского

Воспитание – воздействие на развитие человека. Оно играет важнейшую роль в жизни каждого, ведь именно воспитание закладывает фундамент для формирования характера и мировоззрения личности. В тексте Константин Георгиевич Паустовский (биография) раскрывает такую важную проблему воспитания человека в семье.

Рекомендуем: Сочинение по рассказу Паустовского «Тёплый хлеб»

Рассуждая над выбранной проблемой, писатель обращается к воспоминаниям о том, каким образом двойки Маруси превращались в тройки. Автор хочет показать читателю, насколько сильно родители девочки любили своё чадо. Так они не могли поверить в то, что у Маруси могут быть неудовлетворительные оценки, они просто не могли принять этого: «Генерал бегал из угла в угол и кричал, что завтра же поедет к губернатору и разгонит всю эту «лавочку». Также Казанских старших пугала голодовка, которую объявляла девочка каждый раз, как получит плохую оценку: «Мадам Казанская плакала, сотрясаясь».

В качестве примера Константин Георгиевич Паустовский рассматривает тот случай, когда Маруся самостоятельно получила тройку с плюсом. Писатель показывает читателю: родители девочки были безгранично рады этому событию, что устроили самый настоящий праздник: генерал открыл дверь рассказчику в безудержном танце, Маруся красовалась в новом платье, мадам Казанская по такому случаю тоже нарядилась в своё лучшее платье.

Семья Казанских – яркий пример тех семей, где ребёнка берегут как зеницу ока от любых невзгод и расстройств, а достоинства чада возносятся до небес.

Автор стремится донести до читателя мысль о том, что родителям важно уделять внимание воспитанию своих детей. Если родители будут только лишь показывать свою безграничную любовь (сочинение), то ребёнок будет расти бесхарактерным, капризным, эгоистичным и избалованным человеком.

С Константином Георгиевичем невозможно не согласиться. Невоспитанного человека сразу видно – он не умеет исключительно своими силами добиваться чего-либо, но при этом имеет много капризов и считает, что окружающие люди должны удовлетворять в первую очередь их потребности и желания.

Кажется, в жизни каждого встречался тот самый эгоистичный, капризный, не имеющий внутренний стержень – невоспитанный человек. И его можно лишь пожалеть, ведь у него никогда не будет близких, он, вероятнее всего, ничего не добьётся в жизни.

Источник

Если бы я был учителем

Чтобы стать совершенным учителем, мне кажется, нужны два обязательных фактора: это любовь к детям и доскональное знание своей профессии. Жизнь — очень сложный процесс, когда перед каждым из нас встает вопрос кем быть? Бывает, что очень трудно предугадать свою профессию, особенно если хочешь стать учителем. Работа с детьми состоит из постоянного поиска и довольно беспокойного каждодневного труда. Профессия учитель не предполагает никаких повторений. Дети, как правило, всегда очень разные, но в то же время и одинаковые.

Это касается не их внешнего вида, а характеров. Для спокойных, серьезных и вдумчивых — подход один, для неугомонных непосед и пытливых почемучек — другой. Если подобрать ключик к каждому, то тогда можно быть уверенным, что душа ребенка откроется, и он будет доверять учителю полностью, ведь учителя — это вторые родители.

Вот если бы я стала учителем, то наверное, начинала бы свой урок шуткой, рассказом о чем-нибудь смешном. Это помогало бы детям расслабиться, таким образом, был бы задан тон, необходимый для начала урока и плодотворной дальнейшей работы. Детям должно быть интересно на моих уроках, я скорее всего, попробую совмещение учебного процесса и игр. Для развития уверенности и развития самостоятельности каждому из учеников будет предложено проведение урока в качестве преподавателя (пусть не всех 45 минут, а только небольшой его части). Если я стану преподавателем, то очень надеюсь, что мои будущие ученики будут любить природу, ценить красоту всего окружающего их мира. Я постараюсь развить в них пытливость и трудолюбие, любовь к литературе и уважение к человеку. Мне кажется, что обучая детей, учитель и сам у них чему-нибудь учится. Вся работа с учениками у меня будет построена только на уважении, доверии и любви. К любой личности, пусть это маленький школьник, и она еще не сформирована полностью, нужно найти свой индивидуальный подход. В школах не только учат детей по разным предметам, но и воспитывают. Мне очень хочется, чтобы ученики моего класса были дружным коллективом, где нет детей особенных (лишних и ненужных). Я буду стараться вырастить их честными, смелыми и гордыми. Хочется, чтобы они заботились с самого раннего детства о своих родителях, помогали старшим. Если постоянно вкладывать всю свою душу в работу, не только любить, но и уважать детей, то тогда можно смело идти по этой стезе — то есть быть учителем.

Для тех, кто стоит перед выбором профессии, нужно твердо знать, что не существует неинтересных и скучных, нужно просто правильно определиться с этим сложным выбором в жизни.

Интересный день.
Сочинение на тему: Если бы я был учителем

Categories: Сочинения на определенные темы

Вопросы по другим предметам:

Русский язык, 03.08.2019 16:50

География, 03.08.2019 16:50

Английский язык, 03.08.2019 16:50

Алгебра, 03.08.2019 16:50

История, 03.08.2019 16:50

Математика, 03.08.2019 16:50

Українська мова, 03.08.2019 16:50

Биология, 03.08.2019 16:50

Русский язык, 03.08.2019 16:50

Математика, 03.08.2019 16:50

Из пустого в порожнее

До сих пор я подозрительно отношусь к людям с черными, как маслины, круглыми глазками. Такие глазки были у моей ученицы Маруси Казанской.

Они бессмысленно озирали мир и вспыхивали любопытством только при виде бравого юнкера или лицеиста в шинели с бобровым воротником. Стоило за окном прошагать юнкеру, и все вызубренное наизусть – хронология, география и правила синтаксиса – мгновенно вылетало из Марусиной головы.

Я был репетитором у Маруси Казанской. Она мне дорого обошлась, щебечущая и остроносая Маруся с булавочными глазками! Урок этот мне устроил Субоч. «Семейство почтенное, – сказал мне Субоч, – но предупреждаю, что девица не блещет талантом».

Почтенное семейство Маруси состояло из Маруси, ее отца – отставного генерала и матери – тощей француженки.

Генерал был ростом с карлика, но носил окладистую бороду. Он был так мал, что не мог дотянуться до вешалки, чтобы повесить шинель.

Это был очень чистенький, вымытый генерал с пухлыми ручками и водянистыми глазами. Но глаза эти загорались яростью, когда он вспоминал своих врагов – генералов, обогнавших его по службе: Сухомлинова, Драгомирова, Куропаткина и Ренненкампфа.

Казанский дослужился до чина генерал-адъютанта, командовал разными военными округами и обучал Николая Второго стратегии.

– В стратегии сей молодой человек был форменным дубиной, – говаривал Казанский о Николае Втором.

Он считал, что последним настоящим царем был Александр Третий.

У Казанского была богатая военная библиотека. Но я ни разу не видел, чтобы он достал из запертых шкафов хотя бы одну книгу. Весь день он проводил за чтением «Нового времени»[106] и раскладыванием пасьянсов. На коленях у генерала лежал, свернувшись, маленький шпиц с такими же черными глазками, как у Маруси. Шпиц был глупый и злой.

После каждого урока Казанский провожал меня до Галицкого базара. Он любил эти ежедневные прогулки. На улице генерал начинал тотчас резвиться – хихикать и рассказывать армейские анекдоты.

Он толкал тростью в живот солдат и юнкеров, становившихся перед ним во фронт, и говорил:

– Очертело, братец! Только и видишь, что ваши животы.

Мадам Казанская звала мужа «дусиком», а он называл ее «муфточкой».

Я видел много скучных людей. Но более скучного существа, чем мадам Казанская, я не встречал.

Весь день она, моргая заплаканными, как у болонки, глазками, шила фартучки для Маруси или рисовала масляными красками на атласных лентах лиловые ирисы.

Эти розовые ленты она дарила знакомым в дни семейных праздников. Назначение этих лент было непонятно. Их нельзя было ни к чему пристроить. Иные знакомые вешали их на стены или клали на столики в гостиной. Другие пытались использовать их как закладки для книг. Но ленты были широкие и в книги не лезли. Наиболее взыскательные прятали эти ленты подальше от глаз.

Но мадам Казанская с идиотическим упорством рисовала все новые ленты и дарила их одним и тем же знакомым во второй и третий раз.

Вся квартира Казанских была в этих лентах. Они цеплялись за пальцы, скрипели и могли довести нервного человека до крапивницы.

Квартира у Казанских была очень высокая и светлая, но свет этот казался холодным и серым. Солнечные лучи, попав в эту квартиру, теряли яркость и жар и лежали на полах, как листы выцветшей бумаги.

Я не мог сразу разгадать, чем жили Казанские. Они верили в Бога и в то, что мир устроен Богом именно так, как выгодно для семьи Казанских. Бог, в их представлении, был вроде генерал-губернатора, но только во всемирном масштабе. Он наводил порядок во вселенной и покровительствовал добропорядочным семьям.

Кроме Бога, у Казанских была Маруся. Они ее любили болезненной любовью стариков, родивших ребенка в старости.

Капризы Маруси считались не только милыми, но даже священными. Стоило ей надуть губы, и папа-генерал тотчас отстегивал шпоры, ходил на цыпочках и вздыхал, а мама судорожно готовила на кухне любимое Марусино лакомство – воздушный пирог.

Главной темой бесед между стариками было замужество Маруси. Выискивание женихов шло исподволь. Оно превратилось в манию, страсть. Память мадам Казанской походила на пухлую бухгалтерскую книгу, где были пронумерованы и подшиты к делу все достойные женихи Киева и Юго-Западного края.

Маруся училась в частной гимназии Дучинской. Это была буржуазная гимназия, где отметки ставились в зависимости от богатства и чина родителей.

Но Маруся была так глупа, что даже высокий чин папы Казанского не спасал ее от двоек. Когда Марусю вызывали к доске, она злобно молчала, крепко стиснув губы, и теребила край черного передника.

Каждая двойка вызывала переполох в генеральской семье. Маруся запиралась у себя в комнате и объявляла голодовку. Мадам Казанская плакала, сотрясаясь. Генерал бегал из угла в угол и кричал, что завтра же поедет к губернатору и разгонит всю эту «еврейскую лавочку».

На следующий день генерал надевал парадный сюртук и все ордена и ехал объясняться к начальнице гимназии Дучинской, величественной даме, хорошо знавшей толк в служебном положении родителей своих учениц.

Дело кончалось тем, что Марусе переправляли двойку на тройку с минусом. Дучинская не хотела терять ученицу из сановной семьи. Это могло бы бросить тень на ее безупречное заведение. А семейство Казанских успокаивалось до новой двойки.

После первого же урока я убедился, что объяснять Марусе что бы то ни было совершенно бессмысленно. Она ничего не могла понять. Тогда я пошел на рискованный шаг. Я заставлял ее вызубривать учебники наизусть. С этим она кое-как справлялась. Она выучивала страницу за страницей, как дети запоминают абракадабру вроде считалки: «Эна, бена, реc, квинтер, мунтер, жес!»

С таким же успехом, как Марусю, я мог бы обучать истории, географии и русскому языку попугая. Это была адская работа. Я очень от нее уставал.

Но вскоре я был вознагражден: Маруся получила первую тройку с плюсом.

Когда вечером я позвонил у дверей Казанских, мне открыл сам генерал. Он приплясывал и потирал руки. На шее у него подпрыгивал орден Святого Владимира. Он помог мне снять мою старенькую гимназическую шинель.

Маруся в новом платье и с огромными бантами вальсировала со стулом под звуки пианино среди гостиной. На пианино играла мадемуазель Мартен, учительница французского языка. Она тоже давала Марусе уроки. Шпиц носился по комнатам и беспорядочно лаял.

Распахнулась дверь из столовой, и вошла мадам Казанская в платье со шлейфом. За ее спиной я заметил празднично сервированный стол.

По случаю первой тройки с плюсом был дан изысканный ужин.

В конце ужина генерал ловко откупорил бутылку шампанского. Мадам Казанская пристально следила, чтобы генерал не пролил шампанское на скатерть.

Генерал начал пить шампанское, как воду. Он мгновенно покраснел, взмахнул руками, и из рукавов его тужурки вылетели круглые блестящие манжеты.

– Да‑с! – сказал генерал и горестно покачал головой. – Каждый мужчина должен нести свой крест в этой чертовой жизни. И мы несем его, не гуляем! Женщины, господин гимназист, нас не поймут. У них цыплячьи мозги.

– Дусик, – испуганно воскликнула мадам Казанская, – что это ты такое говоришь! Я совсем не понимаю.

– Наплевать! – сказал решительно генерал. – Трижды наплевать! Выпьем, господин гимназист. Как сказал наш гениальный поэт: «Что за штуковина, создатель, быть взрослой дочери отцом!»[107]

– Дусик! – вскричала мадам Казанская, и у нее под глазами задрожали сизые мешки.

– Муфточка, – произнес генерал слащаво, но грозно, – ты не забыла, что я генерал-адъютант русской армии?

Он стукнул кулаком по столу и закричал надтреснутым голосом:

– Попрошу слушать, когда вам говорят! Я обучал государя императора и не желаю, чтобы мне делали замечания безмозглые дуры! Встать!

Кончилось все это тем, что генерал вскочил, схватил со стола салфетку, притопнул и начал плясать русскую. Потом он упал в кресло, и его отпаивали валерьянкой. Он стонал и отбрыкивался короткими ножками.

Мы вышли с этого пиршества вместе с мадемуазель Мартен. Едва светили фонари. Был туманный мартовский вечер.

– Ох! – сказала мадемуазель Мартен. – Как я утомилась! И больше не могу заниматься с этой дурой. И бывать в этом глупом доме. Я откажусь.

Я позавидовал мадемуазель Мартен – она могла отказаться от уроков с Марусей, но я не мог этого сделать: Казанские платили мне тридцать рублей в месяц. Это была неслыханно высокая плата для репетитора.

К тому времени отец неожиданно бросил службу на Брянском заводе и уехал из Бежицы в Городище, в дедовскую усадьбу. Он больше не мог мне помогать. А маме я соврал. Я написал ей, что зарабатываю пятьдесят рублей в месяц и мне присылать ничего не надо. Да и что она могла мне прислать!

Мадемуазель Мартен попрощалась со мной на углу Безаковской улицы. Повалил густой снег. Калильный фонарь жужжал над входом в аптекарский магазин.

Мадемуазель Мартен быстро пошла к Бибиковскому бульвару своей скользящей походкой, будто она бежала короткими шагами на роликах. Она наклонила голову и прикрыла ее муфтой от снега.

Я стоял и смотрел ей вслед. После шампанского я испытывал странное состояние. Голова то затуманивалась – и все казалось мне полным чудесного смысла, то туманная волна исчезала – и я с полной ясностью понимал, что ничего особенного в моей жизни не произошло. Завтра, так же как и сегодня, я буду идти по этим же изученным до последней вывески улицам мимо палисадников, извозчиков, афишных тумб и городовых к дому Казанских, подымусь по лестнице, облицованной желтым кафелем, позвоню у выкрашенных под дуб дверей, в ответ на звонок залает шпиц, и я войду все в ту же переднюю с зеркалом и вешалкой, и на ней все на том же самом крючке будет висеть застегнутая на все пуговицы генеральская шинель с красными отворотами.

Но когда набегала туманная волна, я думал о родстве одиноких людей, таких, как мадемуазель Мартен, Фицовский и я. Мне казалось, что мы должны сдружиться и оберегать друг друга, чтобы сообща преодолевать эту тугую жизнь.

Но откуда я взял, что мадемуазель Мартен одинока? Я ее совсем не знал. Я слышал только, что она родом из города Гренобля, и видел, что у нее темные, немного хмурые глаза. Вот и все.

Я постоял на углу и пошел к Фицовскому. Его не было дома. Я достал в условленном месте ключ и отпер дверь.

В комнате было холодно. Я зажег лампу, растопил чугунную печурку, взял со стола книгу, лег на клеенчатый диван, укрылся шинелью и открыл книгу. Это были стихи.

Снова нахлынула туманная волна. «Медлительной чредой нисходит день осенний»[108], – читал я. Между строчками стихов появился теплый свет. Он разрастался и согревал мне лицо. «Медлительно кружится желтый лист, и день прозрачно свеж, и воздух дивно чист – душа не избежит невидимого тленья».

Я отложил книгу. Я лежал и думал, что впереди меня ждет жизнь, полная очарований, то радостных, то печальных.

Жизнь была, как эта ночь с ее слабым светом сугробов, молчанием садов, заревом фонарей. Ночь скрывала в своей темноте тех милых людей, что когда-нибудь будут мне близки, тот тихий рассвет, что непременно забрезжит над этой землей. Ночь скрывала все тайны, все встречи, все радости будущего. Как хорошо!

Нет, мы, молодые, не были несчастны. Мы верили и любили. Мы не зарывали талант свой в землю. Наша душа, конечно, избежит «невидимого тленья». Нет и нет! Мы будем до самой смерти пробиваться к удивительным временам.

Так я думал, лежа на клеенчатом диване. Будь же прокляты все эти тошнотворные Казанские, весь этот злой и добропорядочный муравейник.

Когда я пришел от Фицовского к себе в Дикий переулок, пани Козловская подала мне телеграмму. В ней было сказано, что в усадьбе Городище, около Белой Церкви, умирает мой отец.

На следующее утро я уехал из Киева в Белую Церковь.

Смерть отца порвала первую нить, которая связывала меня с семьей. А потом начали рваться и все остальные нити.

Источник

Из пустого в порожнее

Они бессмысленно озирали мир и вспыхивали любопытством только при виде бравого юнкера или лицеиста в шинели с бобровым воротником. Стоило за окном прошагать юнкеру, и все вызубренное наизусть — хронология, география и правила синтаксиса — мгновенно вылетало из Марусиной головы.

Я был репетитором у Маруси Казанской. Она мне дорого обошлась, щебечущая и остроносая Маруся с булавочными глазками! Урок этот мне устроил Субоч. «Семейство почтенное, — сказал мне Субоч, — но предупреждаю, что девица не блещет талантом».

Почтенное семейство Маруси состояло из Маруси, ее отца — отставного генерала и матери — тощей француженки.

Это был очень чистенький, вымытый генерал с пухлыми ручками и водянистыми глазами. Но глаза эти загорались яростью, когда он вспоминал своих врагов — генералов, обогнавших его по службе: Сухомлинова, Драгомирова, Куропаткина и Ренненкампфа.

— В стратегии сей молодой человек был форменным дубиной, — говаривал Казанский о Николае Втором.

Он считал, что последним настоящим царем был Александр Третий.

У Казанского была богатая военная библиотека. Но я ни разу не видел, чтобы он достал из запертых шкафов хотя бы одну книгу. Весь день он проводил за чтением «Нового времени» и раскладыванием пасьянсов. На коленях у генерала лежал, свернувшись, маленький шпиц с такими же черными глазками, как у Маруси. Шпиц был глупый и злой.

После каждого урока Казанский провожал меня до Галицкого базара. Он любил эти ежедневные прогулки. На улице генерал начинал тотчас резвиться — хихикать и рассказывать армейские анекдоты.

Он толкал тростью в живот солдат и юнкеров, становившихся перед ним во фронт, и говорил:

— Очертело, братец! Только и видишь, что ваши животы.

Мадам Казанская звала мужа «дусиком», а он называл ее «муфточкой».

Я видел много скучных людей. Но более скучного существа, чем мадам Казанская, я не встречал.

Кроме Бога, у Казанских была Маруся. Они ее любили болезненной любовью стариков, родивших ребенка в старости.

Но вскоре я был вознагражден: Маруся получила первую тройку с плюсом.

По случаю первой тройки с плюсом был дан изысканный ужин.

— Да-с! — сказал генерал и горестно покачал головой. — Каждый мужчина должен нести свой крест в этой чертовой жизни. И мы несем его, не гуляем! Женщины, господин гимназист, нас не поймут. У них цыплячьи мозги.

— Дусик, — испуганно воскликнула мадам Казанская, — что это ты такое говоришь! Я совсем не понимаю.

— Наплевать! — сказал решительно генерал. — Трижды наплевать! Выпьем, господин гимназист. Как сказал наш гениальный поэт: «Что за штуковина, создатель, быть взрослой дочери отцом!»

— Дусик! — вскричала мадам Казанская, и у нее под глазами задрожали сизые мешки.

— Муфточка, — произнес генерал слащаво, но грозно, — ты не забыла, что я генерал-адъютант русской армии?

Он стукнул кулаком по столу и закричал надтреснутым голосом:

— Попрошу слушать, когда вам говорят! Я обучал государя императора и не желаю, чтобы мне делали замечания безмозглые дуры! Встать!

Мы вышли с этого пиршества вместе с мадемуазель Мартен. Едва светили фонари. Был туманный мартовский вечер.

— Ох! — сказала мадемуазель Мартен. — Как я утомилась! И больше не могу заниматься с этой дурой. И бывать в этом глупом доме. Я откажусь.

Я позавидовал мадемуазель Мартен — она могла отказаться от уроков с Марусей, но я не мог этого сделать: Казанские платили мне тридцать рублей в месяц. Это была неслыханно высокая плата для репетитора.

Я стоял и смотрел ей вслед. После шампанского я испытывал странное состояние. Голова то затуманивалась — и все казалось мне полным чудесного смысла, то туманная волна исчезала — и я с полной ясностью понимал, что ничего особенного в моей жизни не произошло. Завтра, так же как и сегодня, я буду идти по этим же изученным до последней вывески улицам мимо палисадников, извозчиков, афишных тумб и городовых к дому Казанских, подымусь по лестнице, облицованной желтым кафелем, позвоню у выкрашенных под дуб дверей, в ответ на звонок залает шпиц, и я войду все в ту же переднюю с зеркалом и вешалкой, и на ней все на том же самом крючке будет висеть застегнутая на все пуговицы генеральская шинель с красными отворотами.

Я постоял на углу и пошел к Фицовскому. Его не было дома. Я достал в условленном месте ключ и отпер дверь.

Снова нахлынула туманная волна. «Медлительной чредой нисходит день осенний», — читал я. Между строчками стихов появился теплый свет. Он разрастался и согревал мне лицо. «Медлительно кружится желтый лист, и день прозрачно свеж, и воздух дивно чист — душа не избежит невидимого тленья».

Я отложил книгу. Я лежал и думал, что впереди меня ждет жизнь, полная очарований, то радостных, то печальных.

На следующее утро я уехал из Киева в Белую Церковь.

Смерть отца порвала первую нить, которая связывала меня с семьей. А потом начали рваться и все остальные нити.

Источник

Пример сочинения ЕГЭ 2019. По тексту К.Г. Паустовского: «На столе в классе стояли залитые сургучом бутылки с желтоватой водой». Проблема: Как учитель может влиять на формирование личности ученика, его интересов и увлечений?

Исходный текст

Большая часть жизни каждого человека отдана учебе. Мы постоянно развиваемся как личности, приобретаем новые навыки в детском саду, школе, институте, на профессиональных курсах. Но именно школьные годы оставляют самый глубокий след в человеческой душе, и это заслуга принадлежит учителям. Как учитель может влиять на формирование личности ученика, его интересов и увлечений? Именно этот вопрос заинтересовал К.Г. Паустовского.

Раскрывая данную проблему, автор знакомит читателей с героем рассказа – учеником школы. Мальчик, благодаря изобретательности своего учителя, начинает проявлять интерес к географии. Под впечатлением от рассказов про музей дома у учителя герой решается собирать свой: «Он был, конечно, небогатый, но расцветал в моём воображении как царство удивительных вещей.» Но не только маленьким музеем ограничивается эта связь между учителем и учеником. Черпунов, узнав об интересе своего ученика, приглашает его к себе в гости, хоть и из текста мы узнаем, что он никогда не звал к себе домой. Мальчик действительно находится под впечатлением от чудных и удивительных экспонатов учителя: звездного глобуса, карты с розой ветров», чучел колибри. Черпунов, видя заинтересованность ребенка, повествует о Миклухо-Маклае, великом ученом и путешественнике, а также зовет мальчика приходить каждое воскресенье. Писатель не случайно обращает внимание читателя на эти две ситуации. Оба эпизода показывают, как именно учитель может влиять на детей.

Константин Паустовский убежден, что учитель способен оказать влияние на детей с помощью развития его воображения, а также через заинтересованность в ученике, оказание внимания к ребенку.

С позицией автора трудно не согласиться. Действительно, через процесс заинтересованного общения педагог может формировать личности учеников, влиять на их интересы. Так, например, в произведении Л. Улицкой «Зеленый шатер» изображены судьбы трех мальчиков и их учителя литературы. Ребята вступают в кружок словесности, организованный этим учителем. Мужчина водит детей по историческим местам Москвы, обсуждает с ними философские вопросы, и своим примером и заинтересованностью воспитывает в мальчишках любовь к литературе.

Проанализировав текст, я могу с уверенностью сказать, что учитель – это тот человек, который вкладывает в наше воспитание и формирование личности не меньше, чем родители. Важно, чтобы учителем был такой человек, который действительно мог быть стоящим примером для подражания.

Автор сочинения: Виктория Важова